[Start of Lecture]

Thank you.

There's a rumor going around that I'm supposed to talk to you about how to instruct people tonight.

Тут ходят слухи, что сегодня я должен поговорить с вами о том, как надо инструктировать. Кто-то мне сказал, что я сам сегодня это сказал, но со мной проводили процесс по незнательности, и процесс этот так и не сгладили. Мы вернулись на пять жизней назад, и я сбежал. Я сказал: “Достаточно. Достаточно. Если мне опять нужно все это “не знать”, то и черт с ним”.

Now, somebody tells me that that's what I said earlier today, but I have been run on not-knowingness, and the process was never flattened. We got back to five lives ago and I quit. I said, "That's that," I said, "That's that. If there's... If I've got all this to not-know all over again, to hell with it."

Я хочу поговорить с вами об инструктировании. Инструктирование — это интересный предмет, поскольку мы, похоже, именно этим здесь и занимаемся. Вы ведь одиторы. А техники одитинга — это методы приведения людей к знанию. Поразмыслите над этим.

I want to talk to you about instruction. Instruction is an interesting subject. It's a very interesting subject, because we seem to be in the business of instruction. Now, you think of yourselves as auditors. Auditing techniques are a method of bringing people to know. Think it over.

И великая странность здесь состоит в том, что общим знаменателем всей жизни является познание. В Дианетике общим знаменателем является “выживание”. В Саентологии мы, к собственному расстройству, открыли, что выживание неизбежно. Так что нам теперь надо отыскать другую причину, и наилучшая из них, которую мы только можем найти без необходимости залезать слишком далеко и ломать над этим голову — это познание.

A great oddity here is that the common denominator of living appears to be learning. In Dianetics we had survival as a common denominator. In Scientology we discover, much to our embarrassment, that that's inevitable. So we have to find another excuse, and the best excuse we can find without looking too far or weighing our brains down too much is learning.

Несомненно, предмет познания необычайно широк, и мы находим познание почти на любом уровне деятельности, жизни и управления.

Apparently learningness has great breadth, and we find learningness at almost any level of action, living or operation.

Познание будет включать в себя следующее:

Now, learning would encompass this operation: Fellow looks at the wall and learns it's a wall. You got that? So recognizingness is the lowest level of learningness and is still learningness.

Парень смотрит на стену и познает, что это стена. То есть распознавание — самый нижний уровень познания, но, тем не менее, это познание.

We meet Joe. If we're in good shape, we can learn that it's Joe by looking at him. Some of us who are not in very good shape meet Joe and talk to Father.

Мы встречаем Джо. Если мы в хорошей форме, то мы можем узнать Джо, посмотрев на него. Некоторые из нас, находящиеся не совсем в хорошей форме, встречают Джо, а разговаривают со своим папой.

Now, do you see how this fits? See how this could be pushed over into a learning category?

Понимаете, как это получается? Вам ясно, как это можно поместить в категорию познания?

Now, don't be fooled. The truth of the matter there is there's an awful lot more (this is between us Scientologists) to livingness than learningness. There's a lot more of it. There is creatingness. There is a number of other factors than learningness. We're not going to go into any of them. We're just going to talk about learningness, and we're going to show how everything could be pulled in and by some slight adjustment, and maybe going around a few fast curves, be common-denominatored into learning, which would make education our forte. Education.

Но не позволяйте себя дурачить. Истина состоит в том, что познание — это еще не вся жизненность, так как в последней содержится (между нами, саентологами, говоря) гораздо больше всякого разного. Там гораздо больше всякого другого. Там есть создавательность *Creatingness.. Масса других факторов, кроме познавательности *Learningness.. Мы не будем вдаваться в их обсуждение. Мы просто хотим поговорить о познании и показать, как это может повлиять на все области жизни, и как с помощью небольших, а иногда и явных, корректировок это все можно свести к познанию, и тогда образование станет нашей сильной стороной. Образование.

The odd part of it is that a Scientologist can educate people that no one else has ever been able to educate. How do they do it? By auditing them. One of the main things that rises in auditing is IQ, which tells you of course, secondarily, that learning rate goes up. What is IQ but relative cognitionability?

Необычно здесь то, что саентолог может давать людям образование, что никто никогда не был способен делать. Как ему это удается? Одитингом. Одна из основных вещей, которая повышается при одитинге — это КИ, что, конечно, в виде побочного следствия приводит и к повышению скорости обучения. Что такое КИ, как не показатель относительной способности познавать?

Now, what then are we doing, what are we doing in actuality (below the level, of course, of Solids and Effort and so forth), but pushing thought around one way or the other? See, we're pushing thought around.

Итак, что мы делаем? Мы в действительности занимаемся (разумеется, не рассматривая уровень твердых тел, усилий и тому подобного), управлением мыслью. Мы управляем мыслью.

Now, people who think there is only thinking of course buy at once the totality of cognitionness. See, they buy that as the totality of any action. If you can learn about it, you got it. They do this so well that they invent so many things to learn about that nobody is ever then able to get Clear by processes of education alone. They booby-trap the line.

Люди, которые считают, что существует только мысль, немедленно признают тотальность познавательности. Они принимают ее как тотальное содержание любого действия. “Если это познать, то достигнешь желанной цели”. Они настолько хорошо делают это, что изобретают массу вещей для собственного “познания”, и после этого никто уже не способен стать клиром только лишь на образовательных процессах. Они заминировали этот путь.

Some fellow has a body; he can't look at it so he looks at somebody else's. He can't look at that so he looks at a dead body on the dissection table. He finds an awful lot of spare parts as he begins to cut it up one way or the other. He looks over all these spare parts and he begins to realize that there is no way he can bring order into the chaos of blood and confusion from this cadaver except to apply new titles to everything that comes under his hand. So he writes a learned textbook on the subject. But actually he doesn't do anything. He doesn't even do a good job of cutting the corpse up, but he does do a splendid job of titling parts of the corpse. And he does a wonderful job of this, and he spends the rest of his life readjusting his titling.

У парня есть тело: он не может смотреть на него, так что смотрит на тела других. Но он не может и этого, и тогда он смотрит на мертвое тело, лежащее на столе для вскрытия. Он обнаруживает массу различных запчастей, кромсая это тело тем или иным способом. Он оглядывает все эти запчасти и начинает понимать, что никогда не сможет внести порядок в хаос крови и мешанины этого трупа, если не выдумает всякие названия для всего того, что попадается ему под руки. Затем он пишет ученую книгу по данной теме. Но в действительности он ничего не сделал. Он даже не смог как следует разрезать этот труп, но зато блестяще потрудился, снабжая названиями все части этого трупа. Это чудесная работа, и остаток своих дней он проводит, корректируя свой список названий.

This is about as close as anybody ever looked at a body – I mean directly – in the healing professions. They've even taken the titling and put it over into a dead language that nobody ever speaks anymore, you see?

Это самое большое, что достигалось в отношении непосредственного познания тела в медицине. Они даже взяли этот список названий и перевели его на мертвый язык, на котором больше никто не говорит.

A psychologist trying to occupy a brain that is to him only a series of titles will not get very much reality on the close proximity of brain cells. He has so many parts of the brain that he is living in the midst of a bunch of titles.

Психолог, пытающийся рассортировать мозг, который для него представляет собой всего-навсего кучу названий, не обретет большой реальности в отношении мозговых клеток. В его описании мозга столько различных частей, что он завален здоровенной горой названий.

Now, learning can very easily, then, be subjugated to learning some complexity which has been invented about something that one never looks at. And so learningness itself can get to some degree into disgrace.

Таким образом, познание может очень просто превратиться в познание некоей сложной структуры, которая была изобретена на месте того, чего никто в глаза не видел. Таким образом сама познавательность в большой степени впадает в неуважение.

There's an obsession about learningness which is quite interesting to handle: the technique of craving to know – "Put craving to know into the walls," and so on; makes people sick at their stomachs, and all sorts of interesting things.

Существует одна навязчивая идея о познании, с которой довольно интересно иметь дело. Есть даже техника исправления жажды знания: “Вложите жажду знания в стены”. От этого у людей появляется тошнота и происходят всевозможные интересные вещи.

Now, here's learningness, then, at its worst: learning large, long categories of invented knowingnesses disordered into some kind of a chaotic catalog, with another curve of another language being applied, and so on.

Это познавательность в своем худшем проявлении: изучение обширных, длинных классификаций надуманных знательностей, перемешаных в каком-нибудь хаотическом каталоге, усложненном применением другого языка.

Botany is one of these classification subjects. And I'll tell you the total thinkingness that went on concerning botany. It would interest you very much. It was done by Francis Bacon in a little essay, and he laid down a (quote) "science" called botany because he supposed that this would be a good way to lay down a science. So he just took something that hadn't been laid down and dashed it off in a paragraph or so, that this is the way you would put together a science about flowers, growing things. He dashed off this little paragraph, and that, since the sixteenth century, has been a science called botany.

Ботаника — это один из таких “классификационных” предметов. Сейчас я расскажу вам о тотальной мыслительности *Thinkingness., которая привела к появлению ботаники. Вам это покажется очень интересным. Случилось это, когда Френсис Бэкон написал небольшое эссе, в котором он положил начало “науке”, называемой “ботаникой” — он предположил, что было бы неплохо основать такую науку. Он просто взял несколько вещей, которые пока еще болтались непристроенными, и набросал пару абзацев — таким образом и возникла наука о цветах и всяких растениях. Ну вот, он набросал этот небольшой абзац, и эта наука с шестнадцатого века и называется ботаникой.

Well, it's never moved in its actual technical activity from those few sentences. But, brother, has it got classification! Wow!

Со времени написания тех самых нескольких предложений в этой науке не произошло никаких технических сдвигов. Зато, братцы, какая там классификация! Ух!

Now, you didn't know that a skunk cabbage was actually intimately related to a wallaby rose, did you?

А вы вот не знали, что пахучая капуста на самом деле находится в близком родстве с австралийской розой. Ну, я тоже не знал, но какой-нибудь ботаник, несомненно, смог бы это обнаружить с помощью некоего странного метода ассоциаций.

Well I didn't either but the... some botanist would undoubtedly be able to accomplish this in some associative fashion.

А взять изучение ума? Как я уже сказал, психолог на самом деле живет в мире названий, а не в мире мозга. Его способность прикасаться к собственному мозгу или смотреть на него настолько низка, что он упускает тот факт, что классификация мозга была классификацией того, в чем большая часть мира психологии безнадежно и глубоко утонула. Этот факт они совершенно упустили из вида.

All right. Now, let's take learning about the mind. I said some psychologist would be in the middle of a bunch of named parts, he wouldn't be in the middle of a brain. Well, then his ability to contact or look at his own brain has been so low that it has escaped him that the classification of the brain was the classification of an item in which most of the psychology world has been totally, embeddedly resident. So this whole fact has escaped them.

Давайте взглянем более внимательно, почему они это упустили. Они не могут смотреть на мозг, поэтому они смотрят на его заменитель.

Now, let's look carefully why it has escaped them. They couldn't look at it, so they looked at a substitute for it. They couldn't look at the thing, so they looked at a substitute for the thing.

Если обратиться к основным терапиям, старинным терапиям того или иного толка, то одной из них окажется психоанализ. Психоанализ настолько зациклен на значимости переживаний, что на сами эти переживания взглянуть у них уже нет времени.

Now, let's go on into basic therapies, old-time therapies of one kind or another, and we find one of those was psychoanalysis. And psychoanalysis is so interested in the significance of the experience that they have never looked at the experience.

Так что образование или учеба, существовавшие в прошлом, представляли собой систему уклонения от наблюдений. А систематическое уклонение от наблюдений рано или поздно приводит к неприятностям, и в эти неприятности попало образование в целом.

So education has been in the past, or learning has been in the past, a system of avoiding observation. So a systematic avoidance of observation will sooner or later get something into trouble, and into trouble has come the whole of education itself.

Человека отправляют учиться — ну, я не знаю, сейчас оптимальный срок обучения колледжа — это что-то около 60 лет; и у него на самом деле вырабатывается стойкая привычка уклоняться от знаний. Понимаете? Он живет по системе, посредством которой можно избегать знания о чем-либо. Как ему это удается? Да он просто изучает это!

We send a man to school for – I don't know, I think it's gotten up to an optimum now of sixty years till he gets out of college; and this individual actually has been put in a groove of avoiding knowing. You see that? He's on a system whereby he can avoid knowing something. How does he do that? By studying it!

Значимости, основные связи, модели, а также полы, стены, механизмы, шестеренки и ботанические сады существуют на самом деле. Все это существует. Но тот, кого вы пытаетесь чему-то обучить, обыкновенно находится в любопытном состоянии избегания реального объекта посредством изучения придуманных знательностей.

Now, there are significances, and there are basic associations, and there are mock-ups, and there are floors and walls and machinery and cogwheels and botanical gardens. There are all these things. And anybody that you're trying to teach anything is normally into an interesting avoidance of the object by learning its invented knowingnesses.

Вот классная здоровенная машина: хромированные шестеренки, позолоченные рычаги и — о, да, впечатляющая громадина. Огромная, красивая — все дела. К ней подходят двое. Один говорит: “Что это такое?”

Here's a great big machine, has chromium-plated cogwheels and gold-plated levers and – oh, it's a gorgeous piece of stuff, you know? I mean it's huge, so on. Two men walk up to it. One of them says, "What's that?"

И другой отвечает: “Это быстроколка”.

And the other one says, "That's a Nash-Wheelsy."

“Да? Это она? Я и не знал!”. И уходят.

"Oh? Oh, is that right? I didn't know that." And they walk away.

Как легко насытить чью-нибудь жажду знания, просто дав ему название! Вам стоит изучить это. Некто подходит к вам и спрашивает: “Какие обстоятельства заставили человека после развода прыгнуть в воду с пирса с камнем на шее? Что происходит с такими людьми — они развелись, чтобы не жить вместе, и после этого ломают себе шеи? Но с чего это они?”.

How easy it is to satiate somebody's appetite for learning by giving them a name for something. You ought to make a study of this. Somebody comes around to you and asks you, "What kind of a circumstance is this whereby somebody goes off the end of the pier because of a divorce? What's wrong with such a person, they had a divorce and they want to bump themselves off, and so on? What is that all about?"

И вы начинаете объяснять: “То, что он сделал своему партнеру по браку, стало беспокоить его в виде мотиватора. Человек, который так расстроен по этому поводу, должно быть, совершил какой-то проступок”.

And then you start to explain to them, "Look. What this person did to the other marital partner is kicking back as a motivator, you see? The person who is so upset about it must have done something."

Ну, ваши объяснения, возможно, неплохо дойдут до него. Возможно. Вы просто выкладываете напрямик весь анализ семейных проблем. Парень после развода покончил с собой. Значит, он, должно быть, совершил что-то, чтобы заполучить мотиватор такой степени. Мы это кому-нибудь объясняем, мы даем ему какую-то информацию. Для чего нужна эта информация? Для использования в игре под названием “жизнь”.

Now, you explain this and you possibly would get it across very nicely. You see, possibly. You see, you would just take the actual straight-out anatomy of the marital difficulty. One person, after a divorce they want to kill themselves, and so forth. Well, they must have done something in order to inherit a motivator to this degree. Well, we explain this to somebody, we would give them some information. Why is it information? Because it can be used in the game of life.

А теперь давайте полностью откажемся от ответственности, которая у нас есть как у саентологов, просто отбросим это куда подальше, и скажем: “А-а-а-а!”.

But now let's just completely and utterly sidestep any responsibility we have as Scientologists, or just kick it over sideways and say, "Ahhhh!"

И они спросят: “Да? Зачем, с чего это он?”.

And they say, "Yes? What's the matter?"

“Ну, да у него э... э... псевдомания. Это очень серьезное недомогание. Это болезнь... это болезнь, которая часто появляется после разводов. Pseu­domania marititus *Псевдомания семейная (стилизация под латынь). ''”.

"Well, that person has a-a-a-a-pseudomania. I mean it's a very serious circumstance. It's an illness – it's an illness which often comes after a divorce. Pseumania – pseudomania marititus." And you would be fascinated how often this deep, profound piece of nothingness would turn somebody else around and send them away perfectly satisfied, evidently. You know? They "know" now. Well, what do they know? They know something to remember, that's what they know. And that's all they know.

И вы будете просто ошеломлены, заметив, насколько часто подобная “глубокая”, “основательная” чушь заставит человека радостно развернуться и поскакать прочь с чувством полного удовлетворения. Понимаете? Теперь он “знает”. А что он знает? Просто запомнил мудреное слово, вот и все его знание. Это все, что он знает.

All right. Let's look at this, and let's take a little closer view of this, and we discover then that that person is willing to avoid the situation. The person is willing to avoid the situation and you gave him an excuse to. You gave him a fancy name. He didn't have to invade the thing any further. That was that, he could just avoid it from there on out and he's all set.

Давайте внимательно посмотрим на это — и тогда мы заметим, что этот человек стремится уклониться от ситуации. Этот человек не желает участвовать в происшедшем и вы предоставили ему оправдание. Вы дали ему надуманное название. Теперь ему больше не надо на это смотреть. С этого момента он больше не лезет в это дело и чувствует себя превосходно.

Or you have given him a little thread off your cloak of authority. An authority has told him this, so now he is an authority. And he goes down and tells his fellow mechanic "You know – you know Pete?"

Вы подарили ему нитку от плаща своего авторитета. Он получил сведения от авторитетного источника, так что теперь он сам стал таковым. И после он идет и рассказывает своему дружку-механику: “Ты знаешь... ты знаешь Пита?”.

"Yeah, what about Pete?"

“Ага. А что с ним?”.

"Well, you know Pete – Pete's in a bad way."

“Ну, ты в курсе, что Пит... он ... с ним произошло несчастье”.

"What about Pete?"

“А что с Питом?”.

"Well, Pete has uh... pseuda... um... has... uh – he's got a dreadful disease!" That's the end of that datum.

“Ну, у него ... э... псевдо... ммм... короче, страшная болезнь!”. Вот и все данное.

All right. We find, then, if this is dominant as a method of conveying understanding, that people must be avoiding to a very marked degree the actual objects, actions or beingnesses of life. Must be! They must be running on "avoid," somehow or another. They must be going off this way when they, as far as we could see, could go right on that way.

Итак, если этот способ передачи понимания доминирует, то люди в значительной степени избегают реальных объектов, действий или жизненного бытия. Должно быть так! Так или иначе, они действуют по “принципу уклонения”. Вместо того, чтобы идти прямым путем, они идут огородами.

Some fellow wants to know how to build a small concrete dam. You teach him how to mix concrete, you teach him how to make a form, you teach him something about the pressures of water at certain depths and the need of side embankments. And it's quite a subject, but you could probably teach him all this in an evening. They don't do that in this society. They send them to college for four years. And when they come out, they don't even know what a dam is. And they don't give a damn either.

Парень хочет узнать, как выстроить небольшую бетонную плотину. Вы учите замешивать бетон, делать формы, рассказываете ему что-нибудь о давлении воды на определенных глубинах и о необходимости боковых укреплений. Это целая наука, а вы, скажем, обучаете его всему этому за один вечер. В нашем обществе так не делают. В нашем обществе его отправляют в колледж на четыре года. И когда он заканчивает колледж, то даже не знает, что такое плотина. Впрочем, ему на это наплевать *игра слов Dam — плотина, и Damn — ругательство: “When they come out, they don't even know what a dam is. They don't give a damn either.”.

All right. So, education could be one of several things, one of which could be the science of avoidance – how to avoid. And we could do all that up, and we could do a wonderful science. It'd be terrifically acceptable. We would write it up in such a way that never could anybody find out anything, anyhow, anywhere. We would teach them a system whereby, if they looked at a wall, it was then necessary to look it up in a book. And having looked it up in a book, they would then have to address a small slide rule which operated in phonetics. Then they could look at the name on the slide rule, one way or the other, and it would give them a combination of syllables somehow or another, and this, we would say, was it.

Итак, образование может быть разным — например, быть наукой уклонения - как уклониться. И мы могли бы построить такую науку, у нас бы получилась удивительная наука. Она была бы ужасно популярной. И составить ее можно было бы таким образом, чтобы никто никогда ничего никоим образом не смог бы выяснить. Мы бы обучали людей по такой системе, что если они посмотрели на стену, то им тогда необходимо отыскать ее в учебнике. А отыскав ее в книге, им потом надо было бы обратиться к логарифмической линеечке, которая работает с фонетикой. И после этого они могли бы посмотреть на обозначение на этой логарифмической линеечке, тем или иным способом, и это дало бы им комбинацию слогов, которую им и требовалось отыскать.

You would be very amazed, but a book on this subject written with a very sober, pompous style would probably be enormously successful. "The Science of Knowing How to Study," or something, you could call it, you know. You'd be all set.

Вы были бы весьма изумлены, но книга по этому предмету, написанная в очень серьезном и напыщенном стиле, имела бы просто громадный успех. “Наука познания того, как учиться” — так ее можно было бы назвать, и дело было бы в шляпе.

You would do this by catering to their avoidance mechanisms. You'd permit them to avoid, wouldn't you?

Вы бы смогли это сделать, просто используя их механизм уклонения. Просто позволили бы им уклониться.

Well, our systems of education are less merciful, much less merciful, because we operate on the very sound principle that it won't kill anybody to know anything. And they operate with the associative datum – you see, the datum instead of the thing, and so forth – they operate on the theory that a little bit of learning will kill you deader than a field mouse; that learning is dangerous.

Наша система образования менее сострадательна, гораздо менее сострадательна, так как мы основываемся на весьма здравом принципе — что от учебы не умирают. А они работают с ассоциативным данным — с данным, а не с реальным предметом, основываясь на теории о том, что капля учебы убивает слона, что познание — опасно.

There's even an old proverb, "A little bit of learning is dangerous," you know? How they would love to include into that "A little bit of learning or a whole lot of learning or any kind of learning about anything will kill you dead." That is the theory of avoidance in education.

Есть даже старая пословица: “Малое знание опасно”. Как бы им хотелось добавить к этому: “Малое знание, большое знание и вообще любое знание сведет вас в могилу!”. Это теория о необходимости уклонения в образовании.

Now, we come through and we don't subscribe to this. We don't subscribe to it at all because we know for a fact – we know for a fact that a person (that is, the person, not his body) could actually connect with or associate with anything with impunity. And the only things that are giving him any trouble are those things with which he dare not associate. The things that he's unwilling to learn something about are the things that are giving him trouble.

К нам это не относится, мы идем дальше. Мы точно знаем, что человек (сама личность, а не тело) может без последствий общаться или работать с чем угодно. И единственные вещи, приносящие ему какие-либо неприятности — это те, с которыми он не смеет связываться. Неприятности человеку доставляют те вещи, которые он не желает познавать. Итак, что для нас означает “познание”? Это просто означает “общение”. И не означает “данное-заменитель”.

And then, what does learning mean to us? It means, simply, communication. It doesn't mean a substitute datum. That's awfully, brutally, horribly simple. You want to learn about something, communicate with it, see?

Это ужасно, жутко и чудовищно просто. Вы хотите что-то познать — так общайтесь с этим.

Now, one of the ways of communicating with it is talking it over. Now, supposing it's just a datum. Supposing it isn't a solid object, supposing it's just some thetan's postulate. The only way it disappears is to talk it over, and in many cases, think it over.

Один из способов общения с чем-то — подробно это обсудить. Предположим, имеется некое данное. Допустим, это не реальный объект, а просто постулат тэтана. И он исчезает только после того, как его обсудят как следует, а во многих случаях — когда его тщательно обдумают.

Now, a person gets down to a point where he can't think it over anymore, then he has to talk it over. But most people do both: they think it over and talk it over, and it goes boom.

Человек доходит до состояния, где он уже не может обдумывать это, и тогда ему надо обсуждать это. Но многие делают оба действия сразу — они обдумывают, обсуждают — и постулат лопается.

Data consists of the postulates, or assignment of value, of thetans.

Данные состоят из постулатов или присвоенных тэтаном значимостей. Вот что такое данные. Это все, что они собой представляют.

That's data. That's all data is.

Присвоив чему-то определенную значимость и придя по этому поводу к единому согласию, тэтаны получают “факт”. Уловили? А теперь пусть кто-нибудь скажет мне, каким образом простое соединение или общение с этими соглашениями может само по себе кого-нибудь убить? В самом деле. Ну, так случилось, что здесь образовались такие вот стены. Тут просто вложен постулат, который говорит: “Я — нечто присутствующее здесь согласно соглашению, ратифицированому в Угвельде в 18 милях к югу от Седьмого Неба”. Вот что такое стена.

Now, when they have assigned a value on which they have rather uniformly agreed, they have a fact. You got that? Now, would anybody please tell me how the association only with these agreements, or the communication only with these agreements, would kill anybody? That's for sure.

Так что если при общении с соглашениями других людей существуют большие затруднения, то в таком случае, разумеется, больших затруднений не избежать. Так как эти большие затруднения — просто еще один постулат.

Well, it so happens that the walls got there that way. That's packing a postulate that says "I am a case of thereness, agreed upon and ratified by the Treaty of Ugveldt, eighteen miles south of cloud nine." That's the wall.

Так мы подходим к основе саентологического образования — то есть что общение с чем угодно, где угодно и когда угодно тэтану никак не повредит. И мы должны научить его только этому, если хотим дать ему образование. Он должен это знать. Он станет весьма сообразительным парнем, если субъективно, на собственном опыте познает — для этого может потребоваться некоторое количество процессинга, конечно — что знания о чем-то его не убьют. И если он это познает, то он научится учиться.

So if there's a vast difficulty in associating with other people's agreements, of course then we'll have vast difficulty. Because the vast difficulty is just another postulate.

Очень любопытно, что после такого понимания сделать из этой науки что-то жутко сложное практически невозможно. Человек может изучить то, с чем он в состоянии общаться. И это общение ему ничем не повредит.

So we get down to the fundamental of Scientology education, and that is that it doesn't hurt a thetan to communicate with anything, anywhere, at anytime. And to educate him, all we have to do is teach him that. He has to know that. He gets to be a mighty smart boy if he subjectively knows, knows by experience – may require some processing, you see – that it won't kill him to know about something. If he learns that, then he learns learning.

Конечно, тут есть кое-какие заморочки, которые портят дело. Если толкнуть тело под циркулярную пилу, то его разрежет на части, что, по всеобщему соглашению, считается болезненным. Однако это совершенно отличается от того, как тэтан общается с циркулярной пилой. Вы экстеризуете кого-нибудь, толкаете под циркулярную пилу, а он говорит: “Здорово!”.

It's a great curiosity that to go on then from that point and make any great tremendous complexity out of it is really rather difficult. A person can learn about what he can communicate with. And it won't hurt him to communicate with it.

Ну, самое забавное здесь то, что если бы тело не было сотворено в соответствии с соглашением о том, что оно может разрушаться от собственного опыта — все уже согласны с тем, что тело может быть разрушено собственным опытом — то его можно было бы толкнуть на циркулярную пилу, затем вытянуть назад и все части тела просто заново собрались бы воедино. Если бы тело не имело фактора ощущения, то и боли бы тоже не было. Но как только к телу добавишь фактор ощущения, сразу обрекаешь людей на боль и разрушения.

Now, it does hurt – you understand, this is the cross-up that gets this all off. When you push a body into a buzz saw, parts come off, which by common agreement is painful. That's quite different though – it's quite different – than a thetan communicating with a buzz saw. You get somebody exteriorized and push him into a buzz saw and he says, "Whee!"

Прежнее образование, таким образом, можно было бы определить как (и это ужасно) “помещение данных в память людей”. По этой причине прежнее образование принимает гипноз, равнодушно по отношению к реальному применению информации, не анализирует деятельность и совершенно уклоняется от какой бы то ни было обладательности, что, разумеется, не дает никому ни единого шанса. Помещение данных в память заставляет полагаться на опыт, а не на восприятие. Это два разных подхода. Запомненный опыт — нечто совершенно не похожее на восприятие или суждение о ситуации.

Now, the funny part of it is, if the body wasn't rigged by agreement to be destructible by its own experience – a body has agreed already to be destroyed by its own experience, you see – you could push it into a buzz saw, and when you pulled it off the parts would simply reassemble. If there was no experience factor added to the body, that wouldn't be painful either. But if you add an experience factor to the body, then you let people in for pain and destruction.

Я вовсе не хочу принизить прежнюю систему образования — я хочу ее просто похоронить.

Old-time education could be defined in this wise – in this wise (it's horrible): placing data in the recalls of others. Therefore, old-time education accepts hypnotism, does not really allow for the usableness of the information, does not analyze doingness and completely avoids any havingness, which of course permits nobody to be anything. But putting data into the recalls of others causes others to rely on experience, not perception. These are two different things. Remembered experience is quite different than perception and estimation of the situation.

Саентология применяет совершенно иной подход. Пока он еще не полностью отработан и не выровнен по краям. Но действует он примерно так: вы предлагаете другим людям данные для усвоения и использования, и способствуете усвоению этих данных, с целью достижения ими лучшего управления жизнью. Это гораздо более длинное определение, но на самом деле близкое к фактическому.

Now, I'm not running down old-time education completely; I'm just burying it.

Если вы собираетесь работать в области образования, то у подобной игры должна быть цель. Должна быть какая-то причина. И пока вы не добавите ее к вашему определению, вы никуда не придете.

Scientology has an entirely different category of action. Now, this has not at this time been laid out perfectly, all squared up at the edges and so forth. But it goes something like this: You offer data for the assimilation and use of others and facilitate their absorption of it to the end of permitting them a better control of a better life. That would be a much longer definition, but it actually is more factual.

И когда мы предлагаем человеку какое-то данное, то это данное для него должно находиться под его самоопределением, а не храниться в его памяти. Поймите разницу. Человек должен уметь распоряжаться этим данным согласно собственному определению. А если этого не происходит, тогда его нельзя полностью использовать его в жизни.

If you're going to attempt education at all, then it has to be a game with a goal. There has to be some reason why. And unless you add that into your definition you're going to get nowhere.

Мы даем ему информацию таким образом, чтобы он распоряжался ею, использовал эту информацию, подбирал, оценивал и применял ее в жизни к определенным бытийностям и видам деятельности. И мы никогда не позволяем данному болтаться в воздухе безо всякой связи с чем-либо.

So when we offer a person a datum, that datum must be under the self-determinism of the other person, not in his recalls. Get the difference. It must be at the disposal of his own determinism. And if it is not, then it cannot be used thoroughly in living.

То, что я вам ранее описал как систему уклонения от образования, присуще каждому преклиру, которому вы когда-либо проводили одитинг. Вот он сидит тут в валенте своей матери. У него очень больное сердце, ужасно больное! Вы задаете вопрос: “Ты знал кого-нибудь с больным сердцем?”

So we give them data in such a wise as to give them control of the data, and then permit them to use that data, align and evaluate and apply that data to specific beingnesses and actions in life. And we never let a datum hang up in the air without anything with which to unite.

А он отвечает: “О”, — говорит, — “Да. Мать”.

Now, what I just said originally about the avoidance system of education happens to be any preclear you ever processed. He's sitting there in his mother's valence. He has a very bad heart, terrible! You say, "Anybody you ever know have a bad heart?"

Вы говорите: “Хорошо. Ты можешь вспомнить случай, когда у твоей матери болело сердце?”.

"Oh," he says, "yes. Mother."

“О, да. Да. Сколько угодно”.

And you say, "Well, all right. Do you ever remember a time when Mother's heart was bad?"

Вы говорите: “Хорошо, а что насчет твоего собственного сердца? Может ли это иметь какое-то отношение к матери?”.

"Oh, yes, yes. Lots of times," and so on.

“Да, я бы даже сказал, большое отношение!”.

You say, "Well now, what about your own heart? Do you suppose that could have anything to do with it?"

Он не дал вам никаких данных. Все осталось за черной базальтовой стеной.

"Yes, I dare say it has a great deal to do with it."

Мне приходилось встречать людей, которые садились и в точности описывали все, что с ними не так. Они хорошо изучили это. Однако неприятности остались на месте. Они не избавились от них ни на грамм. Как так? Вероятно, это просто не может исчезнуть?

No data would fall out. It's all in there in complete black basalt.

Это просто урок, который они получили. Все, что с человеком не так — это просто уроки, которые он получил. Людям это известно, и поэтому они уклоняются от уроков.

I've had people sit and tell me exactly what was wrong with them. They'd studied it all out. It was still wrong with them, still wrong with them. They hadn't gotten rid of a scrap of it. Well, how come? It was probably all the wrongness they had left. It was probably the only lesson they had ever learned.

Но первое, что было с ними не в порядке — это уклонение от урока, что заставило их затем уклоняться от еще большего числа уроков, и каждый пропущенный урок делал их все большими жертвами обстоятельств. И пошло-поехало...

Now, anything that is wrong with anybody is simply a lesson they've learned. Well, people know this so they avoid lessons.

Сколько разных способов можно придумать, чтобы просто хорошо обучить людей предмету образования? Сколько способов вы можете придумать? Ну, а сколько техник одитинга вам известно? Довольно много, достаточно много. Но ввиду того факта, что вы действуете в области образования, это, конечно, в большой степени зависит от общения. Так что существование общения должно быть продемонстрировано прежде, чем будет предпринято какое-либо образование, и только так оно может стать образованием в саентологическом смысле, а не еще одной инграммой.

But the first thing that got wrong with them was to avoid a lesson, and then this permitted them thereafter to avoid more lessons, and every lesson they avoided could then victimize them. So here we go, here we go.

Всегда можно треснуть кого-нибудь по голове и сказать: “Это послужит ему уроком!”. Ну да, это послужит ему уроком — на всю оставшуюся жизнь. Это будет учить его каждый день. Но чему? Бог знает! Трудно предугадать заранее.

How many ways could you devise to simply teach somebody a great deal about education? How many ways could you possibly do so? Well, how many auditing techniques do you know? There's quite a few, quite a few. But in view of the fact that you're doing an educational activity, it of course depends in a large measure upon communication. So communication must be demonstrated to exist before any education can be undertaken that will become education in the Scientology sense, not another engram.

Предположим, во время этого удара было сказано: “Да как таких земля носит!?”. У нас был один парень, он работал, по-моему, на “Северо-западных Авиалиниях”, и у него в банке была такая фраза; и у него на земле вообще ничего не получалось. Поэтому он стал пилотом, хотя и ненавидел эту профессию, но ведь “земля его не носила”! Другой парень с точно такой же фразой может стать священником.

You can always beat somebody's head in and say, "That'll teach him." It will, the rest of his life. It'll teach him every day. To what? Lord knows! Completely random, completely random.

Человек будет настаивать на том, чтобы действовать по собственному выбору и делать все самостоятельно. Но если его свобода выбора не будет ясно наблюдаема, если ее суть не будет очень хорошо видна, если человек не будет иметь управления над этим, зная, что он этим управляет… [то это не свобода!]. Это очень важно!

Supposing the phrase in that head-beating was "He is no earthly good." We actually got somebody from Northwest Airlines, I think it was, that had this phrase in the bank, and everything he had done on the ground had been a total failure. He'd taken to be a flyboy, and he hated being a flyboy; but he was no "earthly" good.

Если вы дрессируете львов — говорят, что если вы дрессируете львов, то должны действительно знать, что работаете именно со львами. М-да, я об этом слышал. Некоторые осмотрительные люди время от времени привлекают к этому внимание.

Some other fellow with the same, identical phrase becomes a parson. Man will insist on using his power of choice and he'll insist on doing something about anything. But unless his power of choice is in plain sight, and unless his somethingness is in very good view, unless the individual has a command over something and knows what he has a command over of, you know – that's very important.

Если вы работаете с человеком... хм! Бог знает, с чем вы работаете. Может, вы дрессируете льва, а может — посмотрите на этих малышей. Они носятся взад и вперед по улице, стреляя друг в друга из игрушечных пистолетов. Уже через пару минут вы запутаетесь, определяя, кто они. А кто они? Ну, я не знаю. Кто угодно: Шерлок Холмс, Арнольд Шварценеггер, Робин Гуд *В этом месте на самом деле перечисляются другие персонажи, неизвестные в Росии. или — кого там повесили — кто-нибудь еще. Они представляют себя кем-то. Они представляют себя тем, кем на самом деле не являются.

I've heard it said that when you're training lions you really should know it's a lion you're training. See, I've heard of this. Some cautious souls have brought this up from time to time.

Человек начинает беспокоиться только тогда, когда он становится самим собой.

If you're handling a human being, why – huh! Lord knows what you're handling. You might be handling a lion, or you... Look at these little kids. They run up and down the street snapping cap pistols at each other, and so on. You can't tell from one minute to the next who they are. Who are they? Oh, I don't know. They're anybody: Davy Crockett or Buffalo Bill or Nathan Hale or – he got hanged – somebody. They're being somebody. They're being somebody they're not. It's only when somebody becomes somebody he is that he gets worried.

Системы образования, соответственно, должны принимать в расчет только безопасные аспекты общения, формул общения, фактов общения, и сортировать передаваемые данные так, чтобы у другого человека была возможность использовать это в его жизни.

All right. Systems of education, then, must only take into account the unharmful aspects of communication, and the formulas of communication, and the facts of communication, and an alignment of the data to be transmitted so that it may be employed in living by the other person.

Все это ужасно зависит от общения, точно? От общения и всех составляющих его формулы. И каждый раз, когда вы уклонялись от этого, с тех пор как вы учились в школе, вы чего-то не узнавали. Было что-то, чего вы не познали. Это точно. Никто не потрудился привлечь ваше внимание, никто не потрудился объяснить, где это применяется, и вы прошли мимо. И по сей день вы, возможно, думаете, что два плюс восемь будет двенадцать. (Разумеется, это ваш постулат. Если вы в достаточно хорошей форме, так оно и будет, но здесь не о том речь).

Terrific dependency, though, on communication, isn't it? Communication and its whole formula. Every time that was avoided when you were a little kid in school, you didn't learn something. There was something you didn't learn. That's for sure. They didn't bother to get your attention, they didn't bother to tell you where it applied; there you went. And to this day you probably think two and eight make twelve. Of course that's your postulate. If you were good enough they would, but that's beside the point.

Образование, как это ни странно, практически полностью содержится — кроме самого определения — в старинных логических основаниях Дианетики. Вот анатомия образования. Их можно назвать аксиомами образования. Но они совершенно отсутствуют в области образования.

Now, education oddly enough contains a nearly complete – outside of the definitions of it, itself – rendition in the old Logics of Dianetics. And those are the anatomy of education. They might be called the axioms of education. They were totally missing in the field of education.

Некоторые из них были почти известны еще в те времена, когда преподавался предмет “логика и искусство вести спор”. Удивительный предмет. Однажды у меня был учебник по нему — просто великолепный! Какая простота! “Как нанести поражение оппоненту в дискуссии”. Удивительный список. То есть они имели в виду именно это — действительно нанести поражение оппоненту в дискуссии; там излагался полный анализ того, как можно нанести поражение кому-нибудь в дискуссии, в споре, но к сути дискуссии это не имеет никакого отношения — так там и было сказано: как отвлечь внимание оппонента. Это доходило до таких технических приемов, как: “Пусть его время от времени окликают с задних рядов”. Так и делали. Прекрасный учебник. Главное — практический! Жаль, что я его не прочитал!

Some of those were almost known back in the days when they used to teach a subject called logic and argumentation. Wonderful subject. I had a textbook on it once. Just gorgeous. Such simplicity! How you defeat an opponent in a debate. Wonderful list. I mean, they took up the subject, they really meant to defeat an opponent in a debate; they had a complete anatomy of how you defeated somebody in a debate, which had nothing whatsoever to do with the debate and they said so; how you distracted his attention. It ran down to the most mechanical things you ever heard of: Have him called from the wings occasionally. It did. I mean, it was a wonderful textbook. Practical! Wish I'd studied it.

Во всяком случае, там было одно небольшое данное — самое волшебное данное, о котором вы только могли слышать: “Никогда не атакуйте действительную информацию вашего оппонента. Атакуйте только источники его информации”. Перечитайте это — дьявольская штука!

Anyhow, one of the little data in there – one of the data in there was the most marvelous thing you ever heard of. "Never engage the actual data of your opponent in a debate. Always engage his sources." How fiendish!

Парень говорит: “В прошлом году была использована двести одна тонна урана”.

The fellow says, "Two hundred and ninety-one tons of uranium were used last year." He's demonstrating the value of uranium, you see, and the expenditures on uranium, and so on.

Вы молчите. Он показывает ценность урана, расходы и так далее. Вы не говорите: “О!” — или: “Ну надо же”. Вы никогда с ним не соглашаетесь. Дискуссия — это спор. И в этой книжке это было очень ясно определено — а печатали ее приблизительно в 1866 или 1867 году — вы ни в коем случае с ним не соглашаетесь. Вы спрашиваете: “Кто это сказал? Откуда у вас эта информация?”.

You don't say "Ah," or "Well, what do you know." You never agree with him. A debate's an argument. It makes that very clear in this textbook – printed by the way, about 1866 or '67 – at no time do you agree with him. You find out "Who said that? Where did you get that datum?"

“А-а”, — отвечает он, — “это было у Боркса и Сноргельберса, в их отчетах по добыче руды, опубликованных в Ежемесячнике Шахтера”.

"Oh," he says, "that's Borks and Snorgelberg, their mining reports, published in the Miners Quarterly," and so forth.

А вы говорите: “А какая организация выпускает этот Ежемесячник Шахтера?”.

And you say, "The Miners Quarterly of what organization?"

“Ну, конечно же, это Объединенные Труженики Шахт”.

And he says, "Why, the United Mine Workers, of course."

И вы говорите: “А-а… Все ясно”.

And you say, "Ahhhh."

И даже если бы журнал был издан Национальным Комитетом Республиканцев*, вы бы точно также сказали: “А-а… Все ясно”.

It wouldn't have mattered if it was the Republican National Committee, you'd have still said "Ahhhh."

Полагаю, всех, кто знал этот предмет, уже поубивали. Именно за это их и уничтожили, так что теперь такого предмета больше не существует. А книга была просто превосходной. Жаль, что у меня она не сохранилась.

I think they killed everybody off that knew the subject. I think they all got annihilated for it, so we don't have the subject anymore. It was a gorgeous textbook. I don't even have a copy of it anymore.

Как бы то ни было, если мы хотим передать данное полностью, так, чтобы оно зафиксировалось навсегда и было вне какого-либо контроля, необходимо не скрыть его источник или солгать по поводу его источника: нужно этот источник убрать с глаз долой. Необходимо приписать это данное другому источнику. Затем немного его исказить. И потом снабдить его огромной значимостью: а если кто-нибудь скажет, что оно незначительно либо что оно вообще не имеет смысла, натравить на него всех собак. Выгнать его из учебного заведения, оставить на второй год, завалить его родителей жалобами. Звучит дико, не так ли? Просто ввалить ему по первое число только потому, что он не знает, что Сноргель и Фуггельбаум делали то-то и то-то. Если он не верит в это, то он попался.

But anyway, if we want to relay a datum completely so that it fixes forever and it's not under anybody's control, we have to lose or lie about the source; we have to get the source out of sight completely. We have to give it some other source. Then we have to alter it a little bit. And then we have to deliver it with enormous authority; and if anybody says that isn't the authority, or the authority is nothing... has nothing to do with the datum, then let's back up the whole artillery on them. Let's flunk them, let's put them back half a term, let's send letters home to their parents. Sounds kind of wild, doesn't it? Just because they said that Snorgel and Fuggelbaum did so-and-so, why, all these penalties get lined up. If you don't believe it, you've had it.

Вот такое оно — старое образование. Чего хорошего в самом данном? Да совершенно ничего. Это было сказано Сноргелем и Фугельбаумом — и тут все ясно!

Well now, that is old-time education. What good is the datum? It's no good at all. So Snorgel and Fuggelbaum said this – so what?

Приведу теперь обратный пример. Говорят, Эйнштейн имел довольно близкое отношение к изобретению атомной бомбы. Изобретена она была не без его авторитета. Ее приписали в ряд его заслуг. Но если хорошенько вдуматься, Эйнштейн не мог сказать: “Сегодня вечером атомная бомба не взорвется”. Он не мог ни сказать, ни предотвратить этого. И причем тут тогда его авторитет? Какая разница — был он авторитетом или нет?

Einstein – here, I'll give you the reverse, now. Einstein had a lot to do, they say, with inventing the A-bomb. Well, it was invented on his authority or something. It was appropriated for on his authority. And we get down the line after a while, and Einstein at no time can say, "The A-bomb will not explode tonight." He can't say that and have it happen. What the hell is this about authority? What difference does it make?

На самом деле авторитет не имеет никакого отношения к атомной реакции. Бомба либо взрывается, либо нет — вот и все. Это факт установлен и тверд. В большей степени по той причине, что сам Эйнштейн значительно слабее того огромного количества людей, которые на прошлом траке согласились с тем, что атомные бомбы взрываются. Его просто переголосовали! Так что вас втолкнули в то же ужасное состояние, которое я отношу к категории “мнения большинства”.

Actually, it has nothing to do, really, with the behavior of the bomb at all. The bomb explodes or it doesn't explode, and that's all. It's an open-and-closed fact. Mostly because Einstein himself is outweighed by a tremendous number of people who all agreed on the backtrack that atom bombs exploded. He's outvoted! So you get pushed into the horrible position that I'm pushed into of simply categorizing the majority decisions.

И эта армия авторитетных мнений и образования склонна вводить людей в зафиксированное состояние ума. Если то, чему их учат — истина, то люди сами смогут убедиться в ее истинности, так как невозможно кого-либо обучить тому, чего он уже в какой-то степени не знает. Неважно, насколько это знание призрачно и астрально — оно все равно присутствует в некоторой степени.

But the whole alliance of authority and education is apt to bring people into a fixed state of mind. If what is being taught is true then they themselves will recognize its truth, since nobody can be taught, thoroughly, anything that he himself does not already have some knowledge of No matter how ghostily, no matter how thinly, there's some knowledge of it.

Например, вас нельзя с пользой обучить — так чтобы вы могли этим пользоваться — какому-либо данному о человеческом уме, с которым вы уже не согласны. Вам можно, конечно, рассказать и о выдуманных вещах, о человеческом уме, если при этом упомянуть о том, что это — просто выдумки. В противном случае вас придется обучать под гипнозом — просто внедряя в вас новые убеждения, которые вы не сможете использовать или изменять. Это пришлось бы делать на гипнотическом уровне. Хорошо ли это? Ну, добавится новое данное. И если достаточное количество людей будет загипнотизировано и убеждено в том, что в каждом мозгу есть индукционные катушки* Форда, то, наверное, через несколько поколений в генетической линии появятся индукционные катушки Форда. Но пока этого еще не произошло — ни разу.

For instance, you can't be taught usefully – so that you can use it – any datum about the human mind that you have not already agreed to. You can be taught an invention concerning the human mind if you are taught that it is an invention. Otherwise, you would have to be taught hypnotically, merely given a new conviction which you could not use or alter. That would have to be done on an hypnotic level. What good would it be? Well, it'd add a new datum. And if enough people were hypnotized into believing this, that all brains had Ford coils in them or something, I imagine the genetic line would grow Ford coils. But it hasn't yet. Remember that; it hasn't yet.

Другими словами, нам легче всего изучить то, с чем мы согласны. Вот почему многие люди бросают заниматься наукой. Наука — это досаднейшая масса выдумок, какую только вам приходилось встречать. Но в отношении этих выдумок существует достаточно единое и согласованное намерение, которое зиждется на серии уже окаменевших выдумок и предпосылок, с которыми все согласны. Хотя, я вас уверяю, эта окаменевшая масса соглашений [т.е. физическая вселенная] вовсе не нуждается в дальнейших выдумках. Тем не менее, их выдумали, просто ради того, чтобы кого-нибудь чему-нибудь обучить.

In other words, we learn most easily that to which we have subscribed. This is why so many people flunk science. Science is the doggonedest mass of invention you ever cared to read, but it's a rather uniformly agreed-upon invention which is built on top of an already top-heavy series of inventions or postulates which are agreed upon. This already top-heavy mass of agreements, then, needs no further inventions, I assure you. And yet, just for the sake of teaching somebody something, these things get invented. You get the idea?

Есть хороший тест для преподавателя — для определения того, знает тот свой предмет или нет. Это количество данных, которые он заставляет студента усваивать, не задавая вопросов. Если преподаватель в какой-то форме настаивает на том, что без дальнейшего анализа или оспаривания, каким угодно образом, студент должен усвоить большое количество данных, то становится ясно, что парень не знает своего дела. Он боится. Он чувствует, что нельзя позволять кому-либо проверять эти данные. Так что он заставляет делать что-то другое. Он заставляет делать что-то другое.

Now, it's a sure test of a teacher whether he knows his stuff or not, the number of data which he insists on everyone assimilating without question. If he insists that a great number of data be assimilated without further analysis or question in any way, shape or form, we know this boy doesn't know his business. He's scared. Somehow or another he feels that nobody must be permitted to examine these data. So he's doing something else. He's doing something else.

В образовании, учителю совершенно необходимо оставлять за студентом право выбора в отношении тех данных, которые ему преподают. И если что-то не согласуется с опытом этого студента и не является истинным в окружающем его мире, то преподаватель должен позволить такому студенту самому проанализировать это, и поступать соответствующим образом. И только таким образом можно что-либо успешно использовать.

Now, educationally, it is absolutely necessary for the teacher to preserve the power of choice of the student over the data which he is taught. And if it is not in agreement with the experience of the student, and will not be found to be true in the environment of the student, he permits the student to examine this and say so, and operate accordingly. Only in this wise would you have anything used or useful.

Инженерное дело терпит неудачу в основном из-за того, что в области инженерии поумирали все инициативные люди. Последний из них давно уже не с нами.

Engineering fails mostly because all of the originators in the field of engineering have died off. They're way back on the track.

Ко мне недавно приезжал один малый… я даже удивился, я просто был слегка потрясен этим случаем. Он приехал ко мне в Лондон, оповестив меня телеграммой за два-три дня до своего прибытия. Еще за пару недель до его появления ко мне просочились какие-то слухи, но конкретный день был назначен телеграммой за три дня до встречи. И он пожелал приехать и увидеться со мной в моем лондонском офисе. Он сообщил, что хочет поговорить со мной. Он не настаивал на срочности.

A chap came to me recently – he rather surprised me; I was a little bit overwhelmed by this experience. He came to me in London, and the appointment was made by cable two or three days before the fact. The first whisper of it was about two weeks before the fact, and then the exact appointment was made about three days before the meeting. And he wanted to come by and see me at my office in London. He said he wanted to talk to me. He didn't say it was urgent.

Я сидел и недоумевал, о чем мы будем говорить — малый тот был из весьма высоких сфер. Наверное, это был ведущий разработчик в области аэродинамики при американских ВВС. И я подумал: “Чего это ради такой человек возжелал со мной разговаривать?”. Я даже представить не мог — вроде никаких проступков с моей стороны не водилось.

So I sat there wondering what this could be all about, as the chap has a rather famous name. He's probably the leading boy employed at this time by the U.S. Air Forces in the field of aerodynamic research.

И вот он вплыл в мой кабинет, присел, взял одну из моих “Kools” *марка сигарет. , не отказался от кока-колы, хотя на предложение выпить водки ответил отказом — сказал, что не привык к таким напиткам; и потом проболтал со мной около получаса, затрагивая некоторые последние разработки.

And I thought, "What on earth does this fellow want to see me for?" I haven't done anything, honest. You know?

Я соглашался с ним. Я подумал, что это было неплохо, даже что-то понял, кое в чем разобрался, выстроил несколько незрелых предположений и в завершение сказал, что это здорово. Он по секрету рассказал мне, что подыскивает себе на замену человека, который был бы значительно моложе его — ему был 71 год и он работал еще с братьями Райт, и что — довольно любопытно — однажды он может попросить меня поодитировать его. Но, видимо, не это было основной целью его визита.

And he sailed into the office, he sat down, he took one of my Kools, he accepted a Coca-Cola, rejected an offer of some vodka – said it was not national with him – and chitter-chatted with me for exactly one-half an hour, talking about some recent developments.

Ну, после он взглянул на часы, вышел, сел в машину посольства США, поехал в аэропорт, взобрался на самолет ВВС США и отправился по своим делам; он летел в Брюссель — там собиралась большая конференция, а после улетел домой. Это все, чего он сделал в Лондоне. А я сидел и чесал затылок — не мог понять, что, черт возьми, происходило? Я совершенно не мог понять. Ни малейшей идейки.

I agreed with him, I thought these were fine, understood them a little bit, got some kind of an inkling of where he was going, fumbled with it a bit, said that's fine. He intimated that he was looking for some much younger man than himself, since he was about seventy-one and was right in there with the Wright brothers, to replace him someday, and intimated – oh, how cursorily – that someday he might want me to process somebody for him. But this was quite obviously not the object of his visit.

Но после того, как прошло достаточно времени, я, в конце концов, понял, что было не так. Тот парень был одинок! Вот и все. С тех пор я о нем не слышал. Я просил его как-нибудь захаживать — он ответил, что непременно. Но он даже дома не появлялся. А все это очень интересно.

Well, he looked at his watch, went outside, got in the U.S. embassy car, went back to the airport, climbed aboard a U.S. Army Air Forces airplane, and was flown on to his destination, which was Brussels – a large conference in Brussels – and then flown home. That was all he wanted to do in London. And I sat there and I scratched my head, I couldn't figure out what in the hell was going on here. Didn't have any idea at all. No idea at all.

В нашем с ним разговоре было достаточно легко определить тот факт, что в своей области он был единственным, кто действовал, самостоятельно выбирая данные и теорию. И он чувствовал это. Все остальные, кто занимались аэродинамикой: его коллеги, помощники — особенно его помощники — работали на основании фиксированных данных, по которым уже существовало общее согласие в этой сфере деятельности, и которые вовсе не обязательно являлись истинными. На самом деле, я никогда не мог понять — да и он тоже — как можно применить исчисление к аэродинамической поверхности, и создать профиль крыла на основании математических расчетов. Он сказал, что перед постройкой реальных самолетов всегда интересуется, отправили ли тестовую модель в лабораторию для замеров, и не успокаивается до тех пор, пока этого не сделают.

And finally – after a lot of time went by I finally figured out what was wrong. The guy was lonesome! That's all. Haven't heard from him since. Told him to drop by here, he said sure he would. He isn't home yet. But this is an interesting thing.

Да, этот человек был реалистом, ужасным реалистом. Если нельзя подумать о чем-то или посмотреть на это, то вы ничего об этом не узнаете — так что какая вам от этого польза? Именно этим принципом тот парень и руководствовался. Хороший принцип.

But in his conversation it was rather easy to detect the fact that in his field he alone, he felt, was running on choice of data and theory. Everybody else in his field, his own associates and assistants, particularly his assistants, were all running fixedly on data which had now become agreed-upon data in the field of aerodynamics, but which is not necessarily true at all. In fact, I never have been able to figure out – and neither could he – how anybody ever applied calculus to an airfoil, and managed to build the same airfoil off the same mathematical sheet. He said he always inquired whether or not they had sent the test model over for measurements in building the actual model, and never felt comfortable unless they did.

Боюсь, для меня в области образования нет никаких святынь, включая Саентологию. На самом деле я готов спорить и даже отстреливаться сколь угодно долго от того, кто стал бы меня убеждать, что какое-либо данное может быть неизменным и никогда не потребует пересмотра. Боюсь, меня было бы трудно убедить в этом. Разумеется, в принципе это возможно. Например, всех вас похитить и требовать выкупа до тех пор, пока я не признаю, что луна сделана из зеленого сыра — ну, тогда я бы, вероятно, согласился, что луна сделана из зеленого сыра, потому что передумать не менее просто.

But this man was a realist, terrific realist. If you couldn't think about it and look about it, you couldn't know anything about it, so what use was it? And that was the way he operated. That was it.

Я не пытаюсь поддерживать нерушимую целостность, жертвуя всем подряд.

I am afraid that in the field of knowledge, to me nothing, including Scientology, is sacred. In fact, I'd have to be argued with and shot at awfully long for anybody to convince me that a datum was an unalterable datum which must never again be reviewed. I'm afraid I would be very hard to convince this way. Of course there'd be ways to do this. You could kidnap all of you and hold you for ransom until I admitted that the moon was green cheese and – oh, I'd probably say the moon was made out of green cheese, because I'd go easy the other way too.

Единственная участь, которую я считаю хуже смерти — это “совершенно зациклиться на полном траке со всеми данными, которые когда-либо были выдуманы и по которым достигнуто общее согласие”. Это единственная участь, которая хуже, чем смерть. Но есть и еще одна, почти настолько же плохая — сторониться каждого данного только потому, что с ним согласны. Необходимо быть гибким в обоих отношениях. Иначе говоря, вы не обязаны принимать каждое данное за стабильное и неизменное, но при этом не стоит отбрасывать те, что выглядят стабильными и неизменными. Ни так, ни эдак лучше не поступать. Нет необходимости принимать их, нет необходимости отталкивать их. Плюньте на это. Не настолько это важно.

I am not trying to hold up an inviolable integrity at the expense of something or other, I know not what, don't you see?

Мы тут в Саентологии разработали массу данных, которые, несомненно, являются общими знаменателями соглашений на всем траке, которые большинство людей воспринимает именно так. Людей заставили перестать считать (или они сами перестали считать), что они участвуют в процессе создания, так что многие из них уклоняются и сторонятся этого, так как если они подумают еще раз о том, о чем когда-то уже думали, это, очевидно, убьет их. По мере исследования этого мы приходим к определенным четким методам и соглашениям, посредством которых мы можем достигнуть их, и изменить их тем или иным образом, либо закрепить их другим способом, либо отбросить, — что-нибудь с ними сделать. Другими словами, мы и в самом деле способны крутить и вертеть различными фиксированностями или расфиксированностями существования.

The only fate I'd know which was worse than death would be "totally fixed on the entire track with all data which had ever been invented and agreed upon." That's the only fate I'd know that'd be worse than death. But there's another fate which is almost as bad, and that is to shy off every datum simply because it's been agreed upon, see? You have to remain fluid in both quarters. In other words, you don't have to accept every datum as a fixed, unalterable datum, and you don't have to shy off anything that looks like a fixed, unalterable datum. You don't have to do either one. Don't have to accept them, don't have to reject them. Yawn once in a while. It's not that important.

Иногда у нас это получается хорошо, иногда плохо; но нам всегда легко удается расфиксировать что-то настолько же, насколько оно было расфиксировано изначально, либо зафиксировать что-то так, как оно было изначально зафиксировано. Мы всегда это сделаем. Мы можем опять расфиксировать то, что было ужасно расфиксировано.

So here, here we have, worked out in Scientology, a great many data which are apparently the common denominators of agreements on the whole track, arrived at evidently by the bulk of the people who perceive them now. And people have become disabused or have disabused themselves of their participation in their creation, and many of these people are shying off of them and avoiding them, because if they thought again what they had thought once it'd evidently kill them. And so as we inspect this we arrive at certain definite methods and agreements by which we can reach these and turn them around one way, or fix them better the other way, or do something with them. In other words, we are actually capable of twisting and turning the various fixednesses and unfixednesses of existence.

Например, парень идет по улице и у него вдруг проскакивает мысль, что, возможно, кое-что в его поведении выглядит не совсем мужским, возможно, даже несколько женоподобным. Иными словами, возникает данное: “Может быть, я женщина”. Ну, это очень смутное ощущение — возможно, он играет сам с собой, чтобы просто поволноваться. Мы подходим, шлепаем его по плечу, и он рассказывает, что его беспокоит. Даже не стоит говорить ему, что он — не женщина. Я имею в виду, он просто рассказывает нам, что его беспокоит, и — бум! Понимаете, это тут же улетучится.

Now, sometimes we do this well, sometimes we do this poorly; but we always unfix as easily as the thing was unfixed in the first place, and we always fix as easily as the thing was fixed in the first place. We always do those things, see? We can always unfix something that was awfully unfixed.

Вот другой случай — парень идет по улице с другим данным. Он идет и думает о том, что он — мужчина. Довольно зафиксированно, не так ли? Он идет по улице в мужской одежде, в мужской шляпе и с мужской стрижкой, и он действительно убежден, что он — мужчина. Ну, это мы можем расфиксировать, хотя придется повозиться чуть больше.

You know, a fellow's walking down the street and a thought flashes through his mind that maybe some of his behavior is not entirely masculine, maybe it is slightly effeminate. In other words, the datum is there "Maybe I'm a girl." Well, it's... You see, it's very nebulous. You know, maybe – he's just playing a game with himself of worry, something. We come along, we pat him on the shoulder, he tells us what he's worried about. We don't even have to tell him "You're not a girl," see? I mean, he just tells us what he was worried about, he – boom! See, it's gone that quick.

Разумеется, в Голливуде это проделывают легко, но мы пойдем другим путем.

He's walking down the street now with another datum – another occurrence. He's walking down the street with a datum that he's a man. That's pretty fixed, isn't it? He's walking down the street and he's wearing men's clothes and a man's head and he's got a man's haircut, and he's really convinced he's a man. Now, we would unfix that one with a little more difficulty.

Относительная зафиксированность данных имеет прямое отношение к нашей способности расфиксировать их. Уловили?

Of course, they do it easily in Hollywood, but we're not going that way.

Мы легко можем зафиксировать в его голове мысль, что он — мужчина, не правда ли? Он уже сам так считает. И мы можем с некоторым успехом зафиксировать в его голове другое, более раннее данное, что он — женоподобен. Это фиксирование и расфиксирование данных. У него имеется некое призрачное соображение, что некоторые из его действий — женоподобны. Мы слышим это, не позволяем ему завершить это общение, перекрываем его, слегка изворачиваем, и со странным видом подозрительно его спрашиваем, не говорил ли этого кто-нибудь раньше? А после с ученым видом говорим: “Ты уверен… ты уверен, что такого случая не было?”, — и потом, — “так, тут у тебя какая-то закупорочка”. Он удивлен: “Что происходит?”. И тогда вы говорите: “Ну, я расскажу, как с этим справиться. Я расскажу тебе, как. Я считаю, самое лучшее, что можно сделать — преодолевать любое возникающее побуждение носить женскую одежду или пользоваться предметами женского туалета, просто покупая эти предметы и храня их на своем туалетном столике. Таким образом, тебе легко удастся осознать, что эти вещи тебе не принадлежат и что тебе совершенно ни к чему пользоваться ими. И каждый раз, когда ты будешь смотреть на них, думай о том, что ты никакого отношения к ним не имеешь”.

Do you see, though, that the relative fixation of the data has a direct bearing upon our ability to unfix it. You got it?

Другими словами, так или иначе, у нас есть шанс закрепить в его сознании мысль, что он — женщина.

Now, we can easily fix in his head that he's a man, can't we? He already thinks so. And we might have some success in fixing in his head this other earlier datum that he's effeminate. See, here's fixing and unfixing data, see? He's got the little ghosty notion that some of his actions are effeminate. We hear this, and we don't permit him to complete his communication, we shut it off in some fashion or another, we turn it around a little bit and we ask him very searchingly whether anybody has mentioned this lately to him or not. And then we look very learned and we say, "You're sure – you're sure you don't remember it? Oh," we say, "it's a bit occluded, eh?" He's wondering what's happening here, you know?

Проводя параллели к жизни, давайте взглянем на это с точки зрения ленивого человека. Вот парень идет по улице и думает о том, что он — мужчина, а мы шлепаем его по спине и говорим: “Да, ты — мужчина”. Так проще, точно? Он говорит: “Я беспокоюсь — не женщина ли я”, — его это волнует, подходит для дела. Поговорим с ним об этом — и данный вопрос его больше не беспокоит. Очень легко. Это очень просто.

And we say, "Well now, I'll tell you how you cure this. I'll tell you how you cure this. One of the best ways I know to cure this would be to overcome any impulse whatsoever to wear feminine clothes or to use feminine things, you see, by simply buying some and putting them on the dresser. Therefore it'd be very easy for you, you see, to realize that they're not yours and that you have nothing whatsoever to do with them. And every time you look at them, get the idea that they are not associated with you in any way."

Ну, а мы делаем гораздо больше. Мы обучаем людей тому, как зафиксировать и расфиксировать свои мнения. Мы делаем даже еще больше. Мы показываем, как можно зафиксировать или расфиксировать различные соглашения, вещи и постулаты. Вот чем мы занимаемся. И у нас это здорово получается.

In other words, by this way and that way we might have some chance of fixing the idea in his head that he's a girl.

Вот организация, деловая организация, в которой даже мы замечаем отсутствие порядка. Некоторые признаки этого доходят до ее руководителя — до него начинает доходить, что это господствующее состояние дел в его организации.

But by paralleling life we can take a lazy man's look at it, and a fellow walks down the street and he thinks he's a man, and we pat him on the back and you say, yes, he's a man. That's the easy look, you see? He says, "I'm worried about being a girl" – he's worried about it, that's good enough for us. Talk it over and he's no longer worried about being a girl. Don't you see? That's very easy. It's very simple.

Ну, мы можем привести в порядок его персонал и линии общения. Мы могли бы проанализировать ситуацию — и это у нас неплохо получилось бы. Но если мы не улучшим общение в этой организации, то она останется такой же запутанной, как была. Мы могли бы сделать с этим что-нибудь. Мы смогли бы изменить ситуацию в лучшую сторону.

Well, we do much better than that. We teach people how their minds get fixed and unfixed. We do better than that. Then we show them how they can fix and unfix these various agreements and things and postulates. That's the business we're in. We do this well.

А что мы имеем в виду, когда говорим: “В лучшую сторону”? Ну, можно сказать: “она станет лучше работать”. Звучит неплохо. Но лучше сказать так: “Она сможет лучше справляться с поставленными задачами”. Если мужчина пытается стать еще более мужественным, мы можем поспособствовать ему в этом — просто достигать цели; либо заставить его изменить свою цель.

Here's an organization, a business organization, that even we consider disorderly. Some inkling has come through to its boss – to its boss – some inkling has come through to the boss that this might possibly be a prevailing circumstance throughout the organization.

Бизнесмену, который считает, что он запутался, мы можем дать образование о том, что он полностью запутался. Могли бы. Мы могли бы просто шарить по углам и щелям, вытаскивать всю на свет божий старый мусор, обращая внимание управляющего на то, как тот и другой сотрудник филонит на работе, забывает о своих обязанностях и так далее. И не предлагать ему никакого решения! И осторожно каждый раз говорить ему о необходимости сдерживать свой гнев и не сходить с ума от всего этого, так как “общий тон организации полностью зависит от настроения управляющего”. Мы бы создали такой хаос, что это место приняло бы совершенно ужасный вид, мы бы и до конца не успели дойти. Это был бы настоящий хаос.

Well, we could straighten up his personnel and his comm lines. And we could look over this situation; we could do pretty well with this. Realize that if we didn't facilitate the communications in the organization that it would remain as confused as it was. We could do something about this. We could alter the situation more in the direction of a tolerable unit.

Вы можете сказать: “Никому не говорите, что это я вам сказал, потому что я не хочу неприятностей ни себе, ни кому-то еще, но на вашем складе хранится устаревший товар, и ваш отдел снабжения отказывается от новых поставок. Они никому не продают то, что там навалено — никому из других отделов. И с тамошним начальником надо поосторожнее, он, в общем, в плохом состоянии. Работайте с ним очень аккуратно, без резких движений, чтобы ничего не испортить, так как ваше внимание должно быть здесь, на гораздо более важных делах”. Понимаете, что бы вы наделали? Полный атас!

Now, what do we mean by a tolerable unit? Well, we could say "The unit works better." That's fine. "It better meets its goals" is a better statement. If a man is trying to be more a man, we can make him more a man, just achieving his goals; or we can get him to change his goals.

Вы можете усугубить любую данную ситуацию, или упростить любую данную ситуацию; либо, правильно работая с данными, вернуть любой организации собственное самоопределение в отношении того, чем она занимается.

Now, a business that thinks it's confused, we could come along and educate it that it is totally confused. We could. We could simply go into nooks and crannies and pull old junk out, and keep calling management's attention to how this person and that person in the organization had been stowing stuff away, and forgetting stuff, and so on; and offer him no solution to this, you see, and carefully tell him every time to refrain from boiling over about it and not to get mad concerning it, because the entire tone of the organization depends utterly upon his own mood. We'd produce chaos! I mean, the place would look horrible before you got through. I mean, you'd really have chaos.

Одним только процессом образования вы можете исправить семейные неурядицы в любой семье. Скажите: “Вот кое-какие данные о жизни. Платите ваши деньги и получайте шанс. Вот они. Не хотите — не надо. Если желаете — пожалуйста. Но дело обстоит именно так. Оглянитесь вокруг и посмотрите — соответствует ли это действительности”. Сориентируйте их немного, дайте им какое-нибудь стабильное данное, рестимулируйте какое-нибудь стабильное данное. И внезапно их жизненные обстоятельства исправятся и станут более приемлемыми. Это можно назвать консультированием. А, может, образованием?

You could say, "Now, don't say I told you, because I don't want to get in trouble, and don't mention it to anybody, but actually your stock department, you see, is keeping all of the out-of-date stock and refuses to order any of the up-to-date stock. And then it won't release any stock to anybody else in the rest of the shop. And the fellow there has to be treated very carefully, because he's in a kind of a bad condition. Now, you treat him very carefully, and so forth, and don't go in suddenly and mess all this up, because your attention really is needed over here on much more important things." Get what you'd do here. It'd be pretty wild, wouldn't it?

Вот громадная область в Саентологии, и оказывается, что то, что вы делаете, не просто повышение скорости обучения, но и увеличение свободы выбора человека в отношении того, чему его учат. И если вы умеете это делать, то это приведет человека к гораздо лучшей и более успешной жизни.

So, you could intensify any given situation, or simplify any given situation; or, by the correct handling of data, return to any given situation its own self-determinism over what it's doing.

Благодарю вас.

Just by the process of education alone, just by the process of educating the people immediately associated with living a marital life, on the subject of "These are some data about life. You pays your money and takes your chance. There they are. You want to look them over, okay. If you don't want to look them over, all right. Because this is kind of the way it seems to be. Let's look around and see if that's the way it seems to be." Orient them a little bit, give them some stable data, restimulate some stable data. All of a sudden, why, their environment is liable to straighten out and run much more smoothly. This you would call counseling. Or would you call it education?

Now, here then is a tremendous field in Scientology, and it does appear that all you're doing is not just increasing the learning rate of a person, but increasing his power of choice over what he has learned. And if you can do that, why, then he can lead a much better and more successful life.

Thank you.

Thank you.

[End of Lecture]