And when an organization is sitting where a living being should sit, it's time to call a halt.

Now, I'm not talking now about anarchy. Anarchy is not even vaguely possible amongst aberrated peoples. An anarchy is predicated on the basis that it is possible amongst aberrated people. What I am talking about, however, is we need better men, not better signs.

Если там, где должно быть живое существо, находится организация, то этому пора положить конец.

We need a better social order, and not one or two better individuals, and a better organization. And when an organization gets into the fantastic levels of being above reproach, or when an individual sets himself up as so infinitely superior to his fellow man that he cannot be touched, chaos no matter at what distant date is bound to ensue. Do you see that?

Так вот, я сейчас не говорю об анархии. Среди аберрированных народов анархия совершенно невозможна. В основе анархии лежит идея о том, что она возможна среди аберрированных людей. Однако я говорю о том, что нам нужны более совершенные люди, а не более совершенные вывески.

The control and direction of man depends upon the goodwill and the good state of man, it does not depend upon iron bars and handcuffs. It doesn't depend upon cells or electric-shock machines.

Нам нужен более совершенный общественный строй, а не просто один-два более совершенных индивидуума, и нам нужна более совершенная организация. Но когда организация ставит себя в такое невероятное положение, при котором она оказывается вне критики, или когда индивидуум ставит себя в такое положение, при котором он оказывается настолько выше других людей, что к нему невозможно прикоснуться, это приведет к хаосу – неважно, в сколь отдаленном будущем это произойдет. Вы это понимаете?

A society is sick as it has sick people within it. The way to make it well, however, is not necessarily to work only upon the sick and make them well.

Возможность контролировать человека и направлять его деятельность зависит от доброй воли человека и от того, находится ли он в хорошем состоянии. Она не зависит от железных решеток и наручников. Она не зависит от тюремных камер или аппаратов для проведения электрошока.

If the members of that society were sufficiently well and able themselves, they would never apprehend the slightest difficulty in pulling out of the mud any fallen fellow. Pulling people up and back into the ranks is not a function of an organization; it is a function and responsibility of man himself. Pulling people back up into health and good fellowship and the game is not dependent upon a group of specialists. It's dependent on man.

Общество является больным, поскольку в нем есть больные люди. Однако, чтобы его исцелить, необязательно работать только с больными людьми и исцелять их. Если бы сами члены общества находились в достаточно хорошем состоянии и обладали достаточно высоким уровнем способностей, то для них не составило бы ни малейшего труда вытащить из грязи любого оступившегося человека. Вытаскивать людей наверх и возвращать их в строй не является функцией организации, это функция и ответственность самого человека. Вытаскивание людей наверх и возвращение им здоровья, восстановление хороших отношений между ними и другими людьми, возвращение их в игру – все это не зависит от группы специалистов. Это зависит от человека.

And when helping one's fellows becomes a specialized action to be performed only by the anointed, to be performed only by somebody who wears the right star, badge, or sign — man's dead! Because the best of man comes into being when he is willing to aid and assist any of his fellows and is permitted to do so.

А если помощь своим собратьям становится неким специализированным действием, которое могут выполнять только избранные, или только тот, кто носит соответствующую звезду, эмблему или соответствующий значок... то человек мертв! Поскольку все самое лучшее, что есть в человеке, проявляется тогда, когда у него есть желание и готовность оказывать помощь любому из своих собратьев и когда ему позволяют это делать.

We allow any dog to come around and sympathize with us when we're hurt, and even in a cave society they let a dog lick the wound to help it heal. But not in this society! And when men are made to feel that they do not have the right to aid and assist their fellows, but that Joe or Bill or somebody down the street is the only one who should be permitted to wave a magic wand or rattle a magic healing crystal, somebody had better look at the society real good because it's not a well society. Do you see that clearly?

Когда нам больно, мы позволяем любой собаке подойти и проявить сочувствие, и даже в том обществе, где люди живут в пещерах, человек позволяет собаке зализывать его раны, чтобы помочь ему исцелиться. Но только не в этом обществе! Когда людей ставят в такое положение, что они чувствуют, будто у них нет права оказывать помощь своим собратьям и только Джо или Биллу или кому-то еще с этой улицы позволено взмахивать волшебной палочкой или трясти магическим исцеляющим кристаллом, кто-то должен внимательно посмотреть на это общество, поскольку оно не является здоровым. Вы это хорошо понимаете?

Now, it does not immediately presuppose that because a person has a right to heal that he is able to heal. That doesn't immediately follow, does it?

Так вот, то, что у человека есть право исцелять, еще не означает, что он обладает способностью исцелять. Одно не следует из другого, не так ли? Но сегодня в Саентологии мы очень хорошо понимаем, что почти любому человеку можно дать достаточно наших данных, чтобы он смог улучшить состояние всех людей в своем окружении, в том числе и себя, и смог сделать их счастливее. И это та цель, которой мы стремимся достичь. И мы достигаем этой цели с помощью некоторых искусственных инструментов, уже существующих в этом обществе. И одним из таких инструментов является организация.

But today we are at a level of understanding in Scientology sufficiently good that almost any human being alive could be put into possession of enough of that data to make anyone around him better and happier, including himself. And that is the goal toward which we are trying to win. And we are winning, using some of the artificial supports of the society which already exist. And one of those supports is organization.

Но я был бы очень огорчен, если бы увидел, что после стольких лет работы мы дали человеку не большую свободу в обществе, а более сильную, более могущественную организацию, пришедшую на смену существующим. И как однажды сказал Хендрик ван Лон: «Чем больше все изменяется, тем больше все остается таким же». Он сказал это в книге, которая называется «Терпимость», и я вам рекомендую прочитать эту книгу... «Терпимость», Виллем Хендрик ван Лон, величайший писатель, недавно умер. Совершенно замечательный человек. Но он сказал это о революции.

But I would be a very sad man to realize, after years of work, that we had created not a greater freedom in the society but a stronger and more powerful organization in place of existing organizations. And as Hendrik Van Loon once said, "The more things seem to change, the more they remain the same." He says that in a book called Tolerance, which I recommend to you — Tolerance, by Willem Hendrik Van Loon, a very great writer, recently dead. Very fine man. But he says this in regard to revolution.

Огромные массы людей скапливаются у нас в кюветах и рвах, на проселочных дорогах, в переулках и сточных канавах, и они подминают под себя деспотическое правительство, действуя на основе лозунга: «Все будут свободны. У нас будет свобода, равенство и братство», – и мы получаем деспотство! Вместо того чтобы создать новый свободный строй, все, что они делают, так это используют уже существующие коммуникационные линии деспотического общества, чтобы править.

We have this enormous mass of people swelling up out of the ditches and byroads and gutters and alleys and overwhelming a despotic government on the motto that "Everybody is going to be free. We're going to have liberty, fraternity and equality" and we get despotity! Instead of setting up a new free regime, all they do is use the extant communication lines of despotism in order to rule and govern. Anyone who would recommend the overthrow of a nation by force is a fool. He doesn't understand the least semblance of politics or of people. Because no nation is ever overthrown, they are just substituted for.

Любой, кто рекомендует свержение какого-либо правительства при помощи силы, глупец. Он вообще ничего не понимает в политике и в людях. Поскольку ни одно правительство никогда не бывает свергнуто, просто на смену одному правительству приходит другое.

If you want to know what kind of a government you'd get after you revolted against a government, look at the government you revolted against. Things will be a little bit bullet-nicked, but that'll be about the only difference.

Если вы хотите узнать, какое правительство вы получите после того, как свергнете какое-нибудь существующее правительство, посмотрите на правительство, которое вы свергаете. Кое-где будут виднеться следы от пуль, но это, пожалуй, будет единственное отличие.

We could, at this time, put together an organization or a group in Scientology sufficiently strong, sufficiently powerful to run over everything it came to. This would be a fascinating thing to do. Be a game in itself. And then someday — me gone, other guys gone — all of a sudden there sits this thing, this organization. And somebody has to rise up and say, "Auditors of the world, unite; overthrow this monster!" And everybody would see it go down very plainly, you see. Down it'd go. Then they'd say, "Fine! Now we are free." And they would get another handful of letters cancelling their certificates. (audience laughter)

Сейчас мы в Саентологии могли бы создать организацию или группу, которая обладала бы достаточной силой, достаточной мощью, чтобы подмять под себя все, что встретится ей на пути. Это было бы потрясающе. Это само по себе было бы игрой. А затем кому-нибудь... меня уже не стало бы, не стало бы других людей... и вдруг вы видите перед собой эту штуку, эту организацию. И кому-нибудь пришлось бы встать и сказать: «Одиторы всех стран, объединяйтесь. Свергните этого монстра!» И все увидели бы, как эта штука рухнула бы, все ясно увидели бы это, понимаете? Она бы рухнула. И тогда люди сказали бы: «Замечательно! Теперь мы свободны». И они получили бы новую стопку писем, отменяющих их сертификаты.

I try to look far enough in the future to forecast and predict what might be, so as to not do too many things wrong. You must allow me some percentage. And as I look into the future, I see that we are handling here, material of a potential control and command over mankind which must not be permitted at any time to become the monopoly or the tool of the few to the danger and disaster of the many. And maybe in this I am simply being overly proud, conceited or optimistic. But I would never for a moment step back from the role of being conceited just to be approved of, or just to be wrong in a prediction. And I believe that prediction is right.

Я пытаюсь смотреть достаточно далеко в будущее, чтобы предсказать, предвидеть, что может произойти, и не допускать слишком много ошибок. Вы должны позволить мне допускать определенный процент ошибок. И когда я смотрю в будущее, я вижу, что здесь мы имеем дело с материалом, используя который кто-нибудь мог бы получить контроль и власть над человечеством, поэтому нельзя допустить, чтобы когда-нибудь этот материал стал монопольной собственностью или инструментом в руках горстки людей, что явилось бы угрозой и бедствием для всех остальных. Возможно, я просто слишком горд, тщеславен или оптимистичен. Но я никогда ни на секунду не откажусь от роли тщеславного человека, просто чтобы получить одобрение или просто чтобы ошибиться в своем предвидении. И я думаю, что это предвидение является верным.

And I believe that the freedom of the material which we know and understand is guaranteed only by a lightness of organization, a maximum of people, good training and good, reliable, sound relay of information. And if we can do these things, we will win. But if we can't do these things, sooner or later the information which we hold will become the property of an untrustworthy few. This I am sure, because it has always happened this way. But that's no reason it has to keep on happening this way. I am not of an inevitable frame of mind.

И я думаю, что свобода этого материала, который мы знаем и понимаем, может быть гарантирована только в том случае, если мы будем делать лишь небольшой упор на организации и максимальный акцент – на людях, на хорошем обучении и хорошей, надежной, безупречной передаче информации. И если мы сможем это сделать, мы победим. Но если мы не сможем этого сделать, то рано или поздно, та информация, которой мы владеем, станет собственностью кучки людей, не заслуживающих доверия. Я в этом уверен, поскольку это всегда происходит таким образом. Но это не означает, что так должно происходить и дальше. Я не придерживаюсь той точки зрения, что что-то является неизбежным.

I have no illusions about either the unimportance of Scientology or its importance. You see, it'd be very, very easy to get a swollen idea either way.

У меня нет никаких иллюзий ни в отношении неважности Саентологии, ни в отношении ее важности. Понимаете, можно было бы очень и очень легко получить преувеличенное представление как о первом, так и о втором. Это было бы очень просто, понимаете, посмотреть на все это, а затем составить об этом какое-то мнение, которое не было бы связано с действительностью. Саентология, если ее хорошо понимать, является очень мощной штукой. Если использовать ее как следует, то можно очень многое сделать для общественного строя и для индивидуума. Если же передавать эту информацию плохо, если не доносить ее как следует до понимания людей, если ее монополизировать или использовать исключительно ради выгоды, то это может привести к очень разрушительным последствиям.

It'd be a very simple thing, you know, to take a look at it and then take an opinion of it, independent of its actuality. Scientology, well understood, is a very powerful thing. Well used, it can do a great deal for the social order and for the individual. Poorly relayed, poorly communicated, monopolized or used exclusively for gain, it could be a very destructive thing.

Ко мне уже три раза обращались люди из структур, в которых сосредоточена власть, с предложением передать им большое количество информации и перестать говорить. Я был бы очень счастлив перестать говорить. Мне не важно, говорю я или нет. Я говорю, мне это нравится; я откидываюсь молча на спинку стула, мне это нравится – не имеет значения. Мне доставляет удовольствие и то и другое.

I have already had three offers by persons in places of power to hand over a great deal of information and stop talking. I'd be very happy to stop talking; doesn't matter to me one way or the other. I talk, I like that. I sit back silently, I like that — doesn't matter. Get a kick out of both of them. But I wonder why anybody would be interested in suddenly having a large mass of information they couldn't digest — my notebooks and things like this — and have me stop talking about it? Why would anybody be interested in this at all?

Но мне хотелось бы знать, почему это кто-то заинтересован в том, чтобы вдруг заполучить большое количество информации, которую он не сможет переварить... мои записные книжки и все такое... и заставить меня перестать говорить об этом? Почему вообще кто-то может быть в этом заинтересован?

Also received an offer once to work in a certain place in the world, to make men "more suggestible." It was at a dinner party. That was no less an official offer, because that's why I was at the dinner party — I didn't find out till I got there — to make men more suggestible! And I sat there, and the fellow evidently thought I was in a stunned silence. And I sat there with my dessert spoon halfway suspended, hoping against hope that I wouldn't break out in the hysterical laughter which I felt. I held it back, but I have never heard a better joke. That's carrying coals to Newcastle. Make him more suggestible! All you'd have to do is lean on him slightly and he'd go sound asleep!

Кроме того, однажды мне было сделано предложение заняться работой в определенном месте мира, чтобы «повысить внушаемость людей». Это было во время званого ужина. Это предложение было не менее официальным, поскольку именно ради этого я и был приглашен на тот званый ужин... я узнал об этом только тогда, когда попал туда... чтобы «повысить внушаемость людей»! И вот я сидел там, а этот парень, видимо, решил, что я потерял дар речи от изумления. Но я сидел там, не донеся до рта ложку с десертом, и надеялся, что каким-то чудом мне удастся сдержаться и не рассмеяться истерическим хохотом, который рвался наружу. Я сдержатся, но я никогда не слышал лучшей шутки. Это все равно, что возить песок в пустыню. «Повысить их внушаемость»! Достаточно лишь слегка нажать на человека, и он заснет крепким сном!

Now, many people have a feeling that I often talk rather wildly about the healing profession and so forth. Well, once in a while I get mad. I'm entitled to get mad. I reserve that as one of my human rights. When somebody comes in — they wheel in some kid, something of the sort, and they just got through cutting him all up, you know, and they say, "Well, that didn't do him any good, now you audit him." And I say out loud, "Why didn't you bring him around here first when he wasn't sick? He's sick now! He was just unhappy before. Now what do you expect me to do?" Well, I almost never turn anybody away, but I can get mad about it!

Так вот, многим людям кажется, что я часто говорю довольно дикие вещи о тех, кто по своей профессии занимается лечением. Что ж, время от времени я выхожу из себя. Я имею право выходить из себя. Я оставляю за собой это право как одно из моих прав человека. Когда кто-нибудь приходит... когда кто-нибудь ввозит на инвалидной коляске или на кровати ребенка, что-то в этом роде, он только что искромсал его всего на куски, понимаете, и говорит: «Что ж, это не принесло ему никакой пользы, теперь проодитируйте его». И я громко говорю: «Почему вы не привели его сюда сразу когда он еще не был болен? Сейчас он болен! До этого он был просто грустным. Что я по-вашему должен теперь делать?» Что ж, я почти никому не отказываю, но я могу выйти из себя из-за всего этого!

Now, there should not be any animosity particularly between a Scientologist and a member of a healing profession unless it's the animosity which one feels when he is certain that he's confronting stupidity of some kind or another. The only animosity I ever feel, really, is why in 1947 — why didn't they listen? Why in 1955 don't they read a book?

Так вот, не должно быть никакой враждебности между саентологом и кем-то, кто по своей профессии занимается лечением, если только это не одна из тех ситуаций, когда вы уверены, что имеете дело с глупостью того или иного рода. На самом деле единственный раз, когда я испытал враждебность, так это... почему в 1947 году... почему они не стали слушать? Почему в 1955 году они не хотят прочитать ни одной книги?

But I can tell you that we are worrying or thinking about such a small section of society that, as one of you said to me the other day, "Why can't we just overlook this entirely? Why do we have to mention it at all?" We don't! It's the most sensible thing I've heard in the whole congress — "Why mention it?" Why mention the healing professions or doctors or psychologists or anything else? Why not just forget it? All right. I said, "Gee, that's a good idea. Best idea I've heard in a long time." So I decided I would, so I thought I'd better tell you tonight that I've forgotten all about it.

Но я могу сказать вам, что мы беспокоимся и мы говорим об очень маленькой части общества, и как один из вас сказал мне недавно: «Почему мы не можем просто перестать обращать внимание на все это? Зачем нам вообще об этом говорить?» Нам незачем об этом говорить! Это самая разумная вещь, которую я услышал на протяжении всего конгресса... «Зачем об этом говорить?» Зачем говорить о людях, которые занимаются лечением, зачем говорить о врачах или о психологах или ком-то еще? Почему бы просто не забыть о них? Ладно. Я сказал: «Ух ты, это хорошая идея. Самая лучшая идея, которую я услышал за долгое время». Так что я решил, что я так и сделаю, и я подумал, что сегодня я должен сказать вам, что я забыл обо всем этом.

Of course, it's very easy for a victor to be charitable. When you've won enough knowledge to do a great many things, the chief of which is to permit your fellow man to know and do a great many things, you'd better stop thinking these small thoughts, you know. You better go off and sleep on cloud nine after this. And one of these days I'm going to fix it up so I can actually feel like that!

Конечно, победителю очень легко быть великодушным. Когда вы приобрели очень много знаний, позволяющих вам сделать очень много вещей, главная из которых – позволить своим собратьям многое знать и многое делать, вам следует отбросить эти мелкие мысли, понимаете? Теперь вам следует удалиться в какую-нибудь глушь и там поспать. И в один прекрасный день я устрою все так, чтобы я мог действительно испытать подобное чувство!

Now, we have had five years — five years of consistent, continual research, theory, technique, advance. Five consistent, continual years. The progress of this work has not been interrupted by anything for five years. And we have had five years of organizational chaos. That's interesting, isn't it? Now, when I say chaos, I mean a human organization — where everybody passes slips of paper back and forth.

Так вот, у нас было пять лет... пять лет, в течение которых мы постоянно и непрерывно занимались исследованиями, разрабатывали теорию, техники, продвигались вперед. Пять непрерывных лет. Ничто не прерывало эту работу в течение пяти лет. И у нас было пять лет организационного хаоса. Это интересно, не правда ли? Так вот, когда я говорю «хаос», я имею в виду организацию, характерную для человека... где все передают друг другу какие-то бумажки, туда-сюда.

No, I am afraid that freedom does not depend upon or thrive well within the iron channels of organizations. Let me tell you something very amusing that occurs — that did occur in Dianetic organizations and that does occur in Scientology organizations — and why executive personnel and clerical and office personnel gets terribly overworked. They do.

Нет, боюсь, что свобода не зависит от железных каналов организаций и не процветает в них. Позвольте мне рассказать вам кое о чем забавном, что происходит... что происходило в дианетических организациях и действительно происходит в саентологических организациях... и что объясняет, почему так ужасно перегружен руководящий и административный персонал, а также люди, занимающиеся канцелярской работой. И они действительно перегружены.

This happens whether you're in London or South Africa. It doesn't matter where you are, you can count on this happening. You hire this girl, you know, and she's supposed to sit there and she's supposed to type out some letters. She's supposed to get answers to all these people, you know. And she sits there and she types out letters and she's very happy about the whole thing, chewing gum, you know, and she — "Gee, you know, that's interesting." And the next thing you know she's in the HCA Course! She'll drop her work at the drop of a typewriter simply to talk to somebody about Scientology. The kids in the organization work hard, but it's the darnedest thing you ever saw. It's utterly impossible to put together a business organization and keep it as such. So I just gave up.

Это происходит. Это происходит независимо от того, находитесь вы в Лондоне или в Южной Африке. Неважно, где вы находитесь, вы можете не сомневаться, что это будет происходить. Вы нанимаете какую-нибудь девушку, и ее работа заключается в том, чтобы сидеть и печатать на машинке тексты писем. Она должна напечатать ответы всем этим людям, понимаете? Вот она сидит и печатает письма, она очень довольна всем этим, жует жевательную резинку, и она... «Ух ты, это интересно». И не успеваете вы глазом моргнуть, как она оказывается на курсе НСА! Чуть что – и она сразу же перестает работать просто для того, чтобы поговорить с кем-то о Саентологии. Ребята в организации работают упорно – это самое потрясающее, что вы когда-либо видели. Совершенно невозможно создать коммерческое предприятие и сохранить его в таком виде. Так что я просто сдался.

Now, this means we really, in Scientology organizations — that people do their very best to answer your mail, ship out your orders, give you tapes, copy them, do things — they do do their best this way. They're usually short-handed, they're usually working about fifteen hours a day and usually auditing somebody else another five. Everybody in the organization's an auditor. I mean, that's the way it goes. Sooner or later, why, they turn up there, and they're sitting there back there pounding the typewriter again. They don't leave, you know — pounding the typewriter again and all of a sudden they call in the young executive who wrote this letter and say, "Well now, you've made a mistake. I think there's a much better process for this case than the one you've just recommended." They got their certificate up right there, you know? They could actually leave the organization and probably go out someplace and make themselves a considerable amount of money but they don't; they stay in close to the organization and where things are going on.

Так вот, это означает, что на самом деле мы в саентологических организациях... что люди стараются изо всех сил ответить на вашу корреспонденцию, отправить ваши заказы, предоставить вам пленки, сделать их копии, сделать то да се... они действительно стараются изо всех сил сделать все это. Им обычно не хватает персонала, как правило они работают около пятнадцати часов в сутки, и обычно еще пять часов кого-нибудь одитируют. Каждый человек в организации является одитором. Я хочу сказать, что вот так обстоят дела. Рано или поздно человек приходит туда, и вот он снова сидит и стучит по клавишам печатной машинки. Он не уходит оттуда, понимаете... он снова стучит по клавишам печатной машинки и вдруг он зовет недавно назначенного руководителя, который написал это письмо, и говорит: «Вы допустили тут ошибку. По-моему, для этого кейса существует гораздо лучший процесс, чем тот, который вы тут рекомендуете». Его сертификат висит тут же на стене, понимаете? На самом деле этот человек мог бы уйти из организации и, вероятно, он мог бы куда-нибудь поехать и заработать значительную сумму денег, однако люди этого не делают; они остаются рядом с организацией, они остаются там. где происходят события.

Another odd thing occurs, is a Scientology organization becomes home for an awful lot of people. That's the darnedest thing. That's been going on for five years — that's home. You see somebody every day, he's sitting on the back porch and he's talking to somebody else and you wonder, "Where'd this guy come from?"

Происходит еще одна странная вещь: саентологическая организация становится домом для огромного количества людей. Это просто потрясающе. Это происходило в течение пяти лет... это дом. Вы видите какого-нибудь человека каждый день, он сидит на задней веранде и с кем-то разговаривает, и вы думаете: «Откуда взялся этот парень?»

Now, if you were running a laundry, or if you were running an industry that manufactured cars, you wouldn't find the place full of guys all the time that simply were just interested in the cars or interested in the wash coming out. You just wouldn't find this. Another thing, you wouldn't fire the fellow who was in charge of all of the inch-long parts or something like that and then find out he never leaves the premises. You fired him, but he's not gone anyplace. (audience laughter) It's horrible!

Так вот, если бы вы управляли прачечной или промышленным предприятием, которое производит автомобили, то там не было бы постоянно полно людей, которых просто интересуют машины или которых интересует выстиранное белье. Вы просто не увидели бы там такого. И еще одна вещь: если бы вы уволили парня, который отвечал за все детали длиной в три сантиметра или что-то в этом роде, то затем вы не увидели бы, что он так и не ушел с территории предприятия. Вы его уволили, но он никуда не ушел. [Смех в аудитории.] Это ужасно!

So Dianetics and Scientology organizations, I know after five years' experience, will never be a business — never be.

Так что дианетические и саентологические организации – и я это знаю, поскольку у меня есть пятилетний опыт – никогда не превратятся в бизнес... никогда.

Now, the efficient parts of the organization — the efficient parts today — are the processing center, auditor units, and training units. Now that we aren't changing techniques every twenty-five or thirty seconds (audience laughter) and now that an auditor today can talk to an auditor who graduated eight months ago, an odd thing is occurring: The auditor who's doing the processing is very certain of his tools and he converses very, very easily with the other auditors who are also processing; and the auditor who's training has the strangest frame of mind — I never heard of anybody teaching biology could possibly be as much a purist, as much a hound, as picayune and as ornery as some auditor teaching somebody Six Basic Steps. And then this person says, "Well, all right. Now, the way I do this is to — I say — I say ... What — what do I say now? Well, I — I say, I say, 'Remember something real' and then he remembers something real and then I say, 'Okay.' Is that right? All right, fine, now here we go. All right, now. 'Remember something real.' "

Так вот, те части организации, которые работают эффективно... которые сегодня работают эффективно... это центр процессинга, сектор одиторов и сектор обучения.

And the person says, "Mm-mmm-mmm, yes."

Теперь, когда мы не изменяем техники каждые двадцать пять – тридцать секунд [смех в аудитории] и когда один одитор может разговаривать с другим одитором, который завершил свое обучение восемь месяцев тому назад... происходит нечто странное: одитор, который занимается проведением процессинга, очень уверен в своих инструментах и он с большой легкостью общается с другими одиторами, которые также занимаются проведением процессинга. А у одитора, который занимается обучением, наблюдается очень странный взгляд на вещи... я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь, кто преподает биологию, был таким пуристом, таким энтузиастом своего дела, чтобы он был таким придирчивым и упрямым, как некоторые из тех одиторов, которые обучают «Шести базовым шагам». И затем этот человек говорит: «Что ж, хорошо. Итак, вот как я это делаю... я говорю... Что... что же я теперь говорю? Что я... я говорю... я говорю: “Вспомните что-нибудь реальное”, – а затем он вспоминает что-то реальное, и я говорю: “Хорошо”, – правильно? Ладно, хорошо, вот так. Ладно, так вот. “Вспомните что-нибудь реальное”».

And the auditor says, "Okay."

И человек отвечает: «Мм-ммм-ммм, да». Одитор говорит: «Хорошо».

Well, his Instructor's standing right there, you know. Instructor says, "(sigh) Show some interest!"

Что ж, его инструктор стоит рядом, понимаете? И инструктор говорит: «[вздох] Прояви интерес!»

But training, processing units today are coming up into a state of efficiency and interest which is quite interesting. The HASI auditor, for instance, used to start his staff auditor conference at five o'clock. See, he had nothing to eat since lunch, and he starts staff auditor conference at five o'clock and still be there and the conference still going on at eight with no dinner. So that noticing this and taking pity on this, I pushed it back to four. And have still had one going on at nine! Everybody real interested, comparing notes, squaring it all around and so forth.

Но сектора обучения и процессинга сегодня становятся эффективными и заинтересованными, что весьма интересно. Одиторы МАСХ, например, начинали свою конференцию штатных одиторов в пять часов. Понимаете, они ничего не ели с самого ленча, а в пять часов они начинали конференцию штатных одиторов, и в восемь часов эта конференция все еще продолжалась – никакого обеда. Я это заметил, мне стало жаль этих людей и я заставил их начинать свои конференции в четыре часа. Но одна из таких конференций все еще продолжалась в девять часов вечера! Всем очень интересно, они сравнивают свои заметки, приводят все в порядок и так далее.

Another thing is, of recent months, become increasingly apparent: that the people in Scientology were increasingly — in the West there — getting MEST-conscious, you know, a little bit. They are starting to dress up and wear ties and so forth. Darnedest thing — darnedest thing I ever saw was a Director of Processing who, up to that time, auditor comes in in shirt sleeves, you know, and so forth — Director of Processing all of a sudden went on a complete military martinet binge! She'd just got some auditing squared around and her tolerance level or her unwillingness to run other people's machinery had been run out. And she takes a look at this auditor — he walks into the auditor's conference, he's in a very neatly pressed, clean shirt and tie. And she says, "Well, I hope you didn't audit your preclear looking like a wreck like that!" She had everybody in coats. Fantastic. Yes, times change. I suppose some time in the future I'll probably develop a process that will make a business executive.

Еще одна вещь, которая в течение последних месяцев становится все более и более заметной: люди в Саентологии все больше и больше... там, на Западе... становятся в какой-то степени чувствительными к МЭСТ, понимаете? Они начинают лучше одеваться, начинают носить галстуки и так далее. Самая потрясающая вещь, которую я когда-либо видел, так это один начальник отдела процессинга... до этого одиторы приходили без пиджаков и так далее... и эта женщина – начальник отдела процессинга – вдруг начала вовсю вводить строгую военную дисциплину! Она только что исправила какую-то ситуацию с одитингом и ее уровень терпимости... или ее нежелание управлять умственными машинами других людей было устранено. И вот она смотрит на этого одитора... он пришел на конференцию одиторов, на нем аккуратнейшим образом выглаженная чистая рубашка и галстук. И эта женщина говорит: «Что ж, надеюсь вы не одитировали своего преклира в таком ужасном виде!» Она заставила всех ходить в пиджаках. Невероятно. Да, времена меняются. Думаю, что когда-нибудь в будущем я, вероятно, разработаю процесс, с помощью которого из человека можно будет сделать руководителя коммерческого предприятия.

Audience: No!

И я разработаю процесс, который будет посвящен тому, как управлять коммерческим предприятием. Что ж, я изучал это, но я не знаю, следует ли опускать этих людей по шкале или же поднимать их. [Смех в аудитории.] Мы делаем людей гораздо более сообразительными и компетентными руководителями, однако мы еще не довели их до такого состояния, когда они потеряли бы всякий интерес к своим собратьям, когда они просто сидели бы, уставившись на кипу бумаг и перекладывая их с места на место. Понимаете, именно в этом и заключается работа руководителя. Перекладывать бумажки с места на место. Кто-то кладет сюда какую-нибудь бумажку, а он должен положить ее в эту корзину. Это и есть работа руководителя. И количеством бумажек, которые вы можете переложить с места на место в течение часа, определяется ваша важность как руководителя.

And will make one devoted to a business executing. Well, I've studied this and I don't know whether you have to push them down scale or bring them up. (audience laughter) We've gotten people much more alert and much more competent on an executive line, but we haven't gotten them to a point where they lost all interest in their fellow human being and would just sit there and stare at that paper chain and shuffle it. You know, that's what an executive's supposed to do. You know, shuffle the pieces of paper. People put a piece of paper here and he's supposed to put it in that basket. That's an executive job.

Что ж, однако этим, к сожалению, не определяется ваш успех как бизнесмена. Это совсем другое дело. Это нечто другое. И чтобы добиться успеха в этом деле, вам нужен такой человек, который может посмотреть на ситуацию, оценить ее, найти решения, позволяющие исправить эту ситуацию, добиться, чтобы их использовали, и воплощать все это в жизнь, пока не будет достигнут желаемый результат. Что ж, мы можем делать таких людей, но они не будут сидеть за письменными столами.

It's the number of pieces of paper which you can handle in any given hour which determines your importance as an executive.

Что ж, перед нами стоит множество дилемм, у нас есть много трудностей. Так вот, по плану журнал Ability [«Способность»] в течение следующих многих и многих месяцев должен стать национальным изданием и продаваться в газетных киосках по всей стране. Как вы можете представить, это требует огромных затрат времени, усилий, это требует огромных расходов... для этого нужно встретиться с огромным количеством людей. Совершенно невозможно печатать на юго-западе США издание, которое должно продаваться по всей стране. Там не хватит бумаги на все это. Это правда.

Well, an unfortunate thing, however, with all this is that doesn't determine a successful businessman. That's another thing. That's something else. And the way you do that is you get a fellow that can look at the situation, estimate it, get the answers necessary to resolve it and put them into effect and carry them forward to a successful conclusion. Well, we can make people like that, but they won't sit at desks.

Просто бумага, похоже, не растет в пустыне. И пока там не научатся производить бумагу из кактусов, ее так и будет там не хватать. Более того, печать журнала Ability на Западе США обходится дороже в два раза, и всю работу нам приходится делать самим, а если печатать этот журнал на Востоке США, это будет стоить дешевле, журнал будет напечатан профессионально, и при этом нам самим не придется прилагать к этому усилий. И как только тираж этого журнала стал расти, я изменил лозунг Хораса Грили на противоположный и сказал: «Ронни, отправляйся на Восток».

Well, we have many quandaries, many difficulties. Now, Ability magazine is scheduled in the next many, many months to become a national newsstand publication. As you can realize, that takes a great deal of time, effort and expenditure — great many contacts. You couldn't possibly print a national newsstand publication from the Southwest; they don't have that much paper. That's the truth.

Так вот, слухи – это попытка восполнить нехватку информации. Слухи – это попытка восполнить отсутствующие данные. Это все, что представляют собой слухи.

It just doesn't seem that paper grows on the desert. Until they learn to make it out of cactus, they'll continue to have a shortage. Furthermore, it costs more to print in the West, Ability magazine — by a factor of two — and do all the work ourselves, than it would cost to have it printed professionally with no strain or pain to us in the East.

И когда вы пытаетесь предоставить достаточное количество данных, которые люди хотели бы получить, данных о том, что происходит, вы сталкиваетесь с немалыми трудностями. Вы сталкиваетесь с некоторыми трудностями, поскольку зачастую им неинтересно то, что вы говорите.

And the second it started to climb up on the circulation lists, I reversed the motto of Horace Greeley, and I said, "Ronnie, go East."

А сегодня мы в какой-то мере разрешили эту проблему. Я думаю, вам понравится журнал Ability, судя по тому, как идут дела... его тон и так далее. И количество страниц в этом журнале не должно быть ограничено просто из-за того, что на юго-западе не знают, что для печати журналов требуется бумага.

Now, rumor is an effort to supply an existing scarcity of information. A rumor is an effort to remedy lack of data. That's all rumor is. And an effort to get out enough data that people know about — or would like to know about — about what's going on is rather difficult. It's a little bit difficult because often they're not interested in what you're saying.

Так что мы попытаемся сделать этот журнал более объемным и мы попытаемся добиться, чтобы дело с этим журналом продвинулось еще дальше. Естественно, когда Ability станет распространяться по всей стране, он в значительной мере утратит что-то из своей индивидуальности или из своего тона... в нем будет меньше подробностей личного характера... поэтому в дополнение к нему нужно будет выпускать еще какой-нибудь бюллетень для членов ассоциации.

But we have these days solved this to some degree. I believe you'll like Ability magazine, the way it's going — more or less its tone and so on. And the number of pages it can have must not be limited and restricted simply because the Southwest doesn't know that you use paper to publish magazines.

Так вот, что касается МАСХ (я только что разговаривал с людьми из Финикса, некоторое время тому назад), все идет очень гладко: курс НСА курс «Бакалавр Саентологии» проходят хорошо, в секторе процессинга дела идут очень хорошо. Люди там пытаются привести все в порядок, поскольку, занимаясь организацией печати журнала Ability и так далее, мы перевезли на Восток часть производственного оборудования. Это то, что мы перевезли на Восток... некоторое производственное оборудование организации, ее аппаратуру, машины и механизмы.

So we'll try to make it bigger and try to make it go further. Naturally, when Ability goes national it will, to a large degree, lose some of its personality or tone — less intimate detail — so it will have to be supplemented by an additional bulletin to the membership.

Так вот, на самом деле это хорошо, когда деловой офис находится на некотором расстоянии от учебного центра и от центра процессинга. Так что я надеюсь, теперь мы сможем нанять стенографистку и она будет сидеть на своем рабочем месте, она будет выполнять свою работу и напечатает десятки писем прежде чем вдруг возьмет и отправится в Финикс. [Смех в аудитории.]

Now, as far as the HASI is concerned — I was just talking to Phoenix a little while ago — everything's going along very smoothly, HCA, BScn Course running well, the processing unit running very well. They're trying to get things squared away, because what we did was take some of the business facilities in an effort to print Ability and so forth, and move them East. Now, that is what has moved East — some of the business facilities of the organization and its equipment and machinery.

Планы дальнейшего развития Саентологии на самом деле осуществляются уже сейчас. Они материализуются. Работа над ними идет в настоящее время. Как говорят, жребий брошен. Модус операнди, на котором основаны эти планы, очень просто понять, если только вы дадите себе труд взглянуть на него. Он заключается вот в чем: минимум организации, максимум распространения, и в то же время нужно обеспечить, чтобы одиторы были обучены превосходно и чтобы те одиторы, которых обучают они сами, в свою очередь также обладали необходимым мастерством и знаниями. Вот чего мы пытаемся добиться.

Now, actually it's a good thing to have the business office at a distance from the school and the processing center. And I hope now we'll be able to hire a stenographer and she'll sit there and she'll go all the way through and write dozens of letters before all of a sudden she goes out to Phoenix. (audience laughter)

Так вот, недостаточное общение приводит к появлению слухов. О Дианетике и о Саентологии ходило больше ни на чем не основанных слухов, чем мог бы с легкостью напечатать журнал «Тайм». Я не говорю, что журнал «Тайм» печатает только слухи. Однажды я видел там заметку – кажется, это было в 1947 году, – в которой сообщалось о чем-то, что соответствовало действительности. Да, понимаете... это соответствовало действительности. Я это проверил. Все были весьма удивлены.

The plans for the future of Scientology are actually in the run right now. They are materializing. They are going forward at this time. The die, in other words, is cast. The modus operandi behind this planning is a very simple thing to understand if you'd only care to look at it. That is, with a minimum of organization, a maximum of dissemination, and still at the same time guarantee the training excellence of an auditor and guarantee the skill and knowledge of those auditors he trains. That's what we're trying to do.

Но вы должны понимать, что это море слухов о том и о сем... обычно это является следствием того, что кто-то просто пытается быть умным, но главным образом это попытка восполнить нехватку новостей. Попытка восполнить нехватку настоящих новостей. Что ж, порой мне хочется, чтобы произошло что-нибудь впечатляющее, тогда на линии попали бы настоящие новости и они вытеснили бы некоторую часть слухов. Человек испытывает сильную нехватку драматических событий, и порой он придумывает драматические события, что приводит к самым тревожным последствиям. И поэтому мы время от времени слышим самые разные вещи, понимаете? Мы слышим, что каждый... «Все одиторы на Востоке только что решили прыгнуть в Атлантический океан» – или что-то в этом роде. И мы слышим, что «МАСХ только что сожгла здание суда в Финиксе» или...

Now, lack of communication brings about rumor. There have been more rumors about less in Dianetics and Scientology than can easily be printed by Time magazine. I'm not saying that Time magazine prints only rumors. I saw a news notice in there, in I think 1947, which was a fact. Yeah, see — it was a fact. I checked up on it. Everybody was quite surprised.

Но некоторые из этих слухов весьма интересны, поскольку отличаются тем, что не изменяются и появляются вновь и вновь; и недавно мне сообщили один из таких слухов – о том, что я нахожусь в психиатрической больнице. Я посмотрел на этого парня – он был репортером из какой-то газеты, ха! действительно никудышным репортером. Я посмотрел на этого типа и спросил: «Откуда, черт возьми, вы это узнали? Где вы это услышали?» Что ж, он не смог ответить на этот вопрос. Но я был очень заинтригован, поскольку раз пять обнаруживалось, что источником этого слуха является клиника Меннингера.

But this flood of rumor, you should understand, that you hear about this and that, is normally simply an effort to be wise or smart, but principally an effort to fill in a lack of news. An effort to fill in a lack of actual news. Well, I very often wish sometimes that some spectacular occurrence had happened in order to put some real news on the line so as to knock a few rumors out. Man is very scarce on drama and sometimes dreams up drama with a most alarming result. So that we occasionally hear all sorts of things, see. Hear everybody — "all the auditors in the East have just decided to jump into the Atlantic" or something. And we hear that "the HASI has just burned down the courthouse in Phoenix," or .. .

Один раз мы тем не менее действительно опубликовали следующий факт: то, что Меннннгер тогда не находился в психиатрической клинике в Вичите. Но поскольку в этом отношении не ведется никакой войны, я не думаю, что следует ожидать каких-то серьезных ответных действий. Мы не пытаемся монополизировать сферу лечения в Соединенных Штатах. Мы не пытаемся монополизировать безумие.

But some of these rumors are quite interesting in that they are consistent and continual, and one of those was thrown at me the other day: that I was in an institution. And I looked at the fellow, who was a newspaper reporter heh! — a real bad one. I looked at this character, and I said, "Where the hell did you learn that? Now, where did you pick that up?" Well, he couldn't say. But I was very intrigued because this rumor has about five times been traced back to the Menninger Institute as having emanated from there.

И сейчас я хочу кое-что сказать о безумии просто в качестве публичного заявления: большой опыт и значительное количество наблюдений, проведенных в отношении такого предмета исследования, как безумие и душевнобольные люди, заставили меня прийти к следующему выводу: помощь душевнобольным людям обычно является попыткой обратить вспять тот селф-детерминизм, который у них еще остался. Человек, который является психотиком, в какой-то момент решил умереть. И с тех пор он так и не принял решения жить.

At one time we did publish this fact, however: that Menninger was not, at this time, in an institution in Wichita. But in view of the fact that there's no fight going on in this direction, I don't think there'd be much slapping back along this line. We are not trying to monopolize healing in the United States. We are not trying to monopolize insanity.

Так вот, почти каждый из нас когда-нибудь чувствовал себя так плохо или был так болен, что говорил: «Лучше бы я умер» – и говорил это совершенно серьезно. Но позже мы приходили к выводу: « Что ж, эта жизнь не так уж плоха... я буду продолжать жить», понимаете? Психотик этого не делает... именно поэтому он и является психотиком. Психотик произносит это настолько серьезно или же он настолько близок к смерти, что он бросает тело и затем болтается где-то на полпути, будучи не в состоянии полностью оставить тело, поскольку оно все еще живое, и не желая вновь брать на себя какой-либо контроль над ним. Вот так он и болтается там, пытаясь умереть.

And I'm going to say something here now about insanity that I wish to say as just a public statement: that a great deal of experience, observation, on the subject of insanity and insane people has finally forced me to the conclusion that helping the insane is usually an effort to reverse what self-determinism they have left.

А это общество говорит, что мы должны заботиться о том, чтобы каждый оставался живым, поскольку мы все машины, понимаете? И нет никакой другой жизни, это все, что у нас есть, так что каждый должен продолжать жить. И общество говорит это настойчиво, оно говорит это постоянно... они должны продолжать жить. На самом деле это было бы очень, очень и очень опасно, если бы кто-нибудь узаконил то, что называется «эвтаназией» – это убийство. Понимаете, это было бы очень опасно, поскольку потом обязательно нашелся бы кто-нибудь, кто мог бы воспользоваться этим законом в своих целях. И вот вы идете по улице, вы совершенно довольны жизнью, а кто-то говорит: «Вы знаете, у него могут быть щенята», – или что-то в этом роде, бац! Было бы очень опасно узаконивать это.

A person who is psychotic has, at one time or another, decided to die. He has not now, or subsequently, decided to live.

Но, может, нам не нужно придавать такое большое значение идее, что если кто-то дышит, то уже одно это означает, что он хочет жить! Как насчет растения, у которого срезаны все листья и так далее? Оно пытается умереть. Почему? Чтобы оно могло стать другим растением. И чем дольше вы пытаетесь мешать ему быть другим растением, тем тяжелее ему приходится, тем больше трудностей вы создаете на его пути!

Now, almost any of us have at some time or another felt bad enough or been sick enough to say, "I wish I were dead," and really mean it at the time. But then we say afterwards, "Well, this life isn't so bad — go on living," you know? Psychosis doesn't do this — what makes it psychosis. They say this so hard or they come so close to death, that they abandon the body and then hang in the middle, unable to completely let go because it's still alive, and unwilling to take over any control of it again. And there they sit, trying to die.

Так вот, к сожалению, психотик попадает в эту категорию. Согласно моим наблюдениям, душевнобольной человек пытается умереть, и он настолько упорно пытается это сделать, что он уже практически ушел отсюда и отправился в область между жизнями. Понимаете, он просто... «Хватит. Я не хочу больше и близко к этому подходить». А затем приходите вы и пытаетесь вернуть ему здоровье, в то время как каждый вектор, каждое усилие этого существа направлены на то, чтобы умереть, он целиком и полностью сосредоточен на этом. Нельзя сказать, что безумие является неразрешимой проблемой. Но это является неразрешимой проблемой в этом обществе, которое сейчас так помешано на выживании.

And this society says that we must keep everyone alive, because we're all machines, you see? And there is no other life and this is all there is to it, so everyone has to live. And the society says this urgently and continually — they have to live. As a matter of fact, it would be a very, very, very dangerous thing if anybody were to legalize what they call euthanasia, which is murder. See, it would be a very dangerous thing because somebody could always figure-figure his way around this law. And you'd be walking down the street feeling perfectly happy about life, and they'd say, "You know, that person's liable to have pups," or something of the sort. Bang! Very dangerous to legalize this thing.

Так вот, это не означает, что вы не можете взять человека, с симптомами душевного расстройства и избавить его от всего этого. Вы можете развернуть этот вектор в противоположную сторону. Но люди, которые по-настоящему душевно больны, пытаются умереть. И если вы только не обладаете неограниченными возможностями, – такими возможностями, что вам ничто не помешает дать этим людям пространство, дать им солнечный свет, предоставить им какое-то общество, какую-то компанию, чтобы свести к минимуму ограничения того или иного рода, то пытаясь излечить безумие вы столкнетесь с огромными трудностями, поэтому ни один одитор, ни один священник не должен (если только он не считает, что у него есть какой-то незначительный шанс на успех) заниматься проблемой безумия. Почему? Да потому, что у нас недостаточно одиторов.

But maybe we shouldn't put all the stress in the world on the idea that just because something is breathing, it wants to keep on living! How about a plant with all of its leaves hacked off and so forth? It's trying to die. Why? So it can go be another plant. And the longer you stop it from going and being another plant, the harder off it is, the more difficulties you've put in its path!

Так вот, совершенно верно, что человек может поправиться. Таким образом, надежда на излечение безумия связана не столько с одитингом, сколько с тем, чтобы предоставить таким людям достаточно пространства, убрать из их окружения достаточное количество рестимулирующих факторов, чтобы обеспечить им достаточную тишину, предоставить им возможность достаточно отдыхать... поскольку измождение и безумие это почти синонимы... обеспечить им достаточную тишину, предоставить им возможность достаточно отдыхать, предоставить им пространство и пищу, чтобы у такого человека мог появиться шанс изменить свое мнение и вновь принять решение жить. Пока он не примет такого решения, вы мало что сможете с этим сделать.

Now it's an unfortunate thing that psychosis would fall into this category. But the person who is insane is, according to my observation, trying to die to the degree that he has practically moved out and gone into the between-lives state. See, he just — "No more. Don't want to come near it again." And then you're going to come along and make him well, when every single vector, stress and concentration in that being is to die.

В книге «Дианетика» было предложено решение проблемы безумия: предоставить таким людям пространство, обеспечить им тишину, позволить им отдохнуть и дать им шанс изменить свое мнение. Существует такое вот решение данной проблемы. Возможно, когда-нибудь в какой-нибудь части этого общества оно будет реализовано или же кто-нибудь попытается его реализовать.

And it is not that insanity is an unsolvable problem. But it is an unsolvable problem in this society, bent as it is upon survival at this time.

Если вы приведете душевнобольного человека в очень маленькое закрытое помещение и проодитируете его, то, возможно, вы добьетесь успеха, а возможно, и нет, просто потому, что существуют эти барьеры, эти ограничения... все в его окружении стиснуто в маленьком пространстве. Это не означает, что одитор, особенно дианетический одитор, не мог бы вызвать значительные изменения в состоянии душевнобольного человека, и одиторы это делали. Это не означает, что этого не может произойти. Это не означает, что если человек является душевнобольным, то нет никакой надежды. Я говорю вам о том, что, как я убежден, представляет собой безумие, и я думаю, что это наблюдение может показаться вам интересным.

Now, that doesn't mean now that you cannot take a person who is disturbed and make him undisturbed. You can reverse this vector. But the seriously insane are trying to die. And unless one had complete and utter, uninterfered-with freedom to give these people space, to give them sunlight, to give them some associations and company of one kind or another, to minimize these restraints of one kind or another, difficulties in the cure of insanity are imposed to such a degree that no auditor or no minister, unless he believes that there is some small chance, should concern himself with insanity. Why? Because we haven't got enough auditors.

Безумие, судя по всему, представляет собой желание смерти, которое является настолько сильным, настолько мощным, что человек готов убить практически все и вся вокруг себя в стремлении осуществить это желание. А когда человек вновь принимает решение жить, к нему возвращается душевное здоровье.

Now, it is perfectly true that a case could recover. The hope of insanity lies less, then, in auditing than in providing enough space, enough lack of restimulation, enough quietness and rest — since exhaustion and insanity are almost synonymous — to provide enough quiet and rest, space and food so that the person might have a chance to change his mind and decide to live again. Until he does so, there's very little you can do.

Я занимался изучением этого вопроса и проводил наблюдения в течение всех этих лет, и это на самом деле все, что я знаю о безумии. Мне доводилось видеть преклиров, которые находились в гораздо более серьезном состоянии, чем то, в котором, похоже, находится душевнобольной человек. Я видел преклиров, у которых были все проявления, какие бывают у душевнобольных людей, и тем не менее они не были душевнобольными. Я видел преклиров, у которых были рестимулированы такие инграммы, которые могли бы убить и слона, но они все равно были душевно здоровыми. Я видел преклиров, которые были настолько нервными и которые так сильно тряслись, что у них практически вылетали нитки из рукавов, и все же они были душевно здоровыми. Они хотели жить. И поэтому, самостоятельно или с помощью одитора, они избавлялись от призраков и всего того, что ухает по ночам. Эти люди, однако, хотели жить. И поэтому они были душевно здоровыми. Эти люди были готовы взять ответственность за какую-то часть своих трудностей. И поэтому они были душевно здоровыми, и поэтому они могли поправиться.

In Dianetics, there was therein proposed a solution to the problem of insanity: to provide space, to provide quietness, let somebody get a rest and let them change their minds. There is that solution. Perhaps someday some part of this society will see such a solution put into effect or will try to put such a solution into effect.

То, что мы называем душевнобольным... желание умереть. И возможно, то, что с ним не так, – это что-то незначительное, но он желает умереть. И именно в этом направлении он движется.

To take a person who is insane in a very closed, confined area and audit them may or may not succeed, simply because of the existence of the barriers and restraints — everything cooped up in their vicinity. This doesn't mean that an auditor has not, and that an auditor in Dianetics particularly could not, bring about a considerable change in the insane. It does not mean that this could not happen. It does not mean that because a person is insane, it is all hopeless. I'm telling you what I am satisfied insanity is, which I think you might find an interesting observation.

Что касается психосоматических заболеваний, то я думал, что психосоматические заболевания были переоценены. Я так и продолжал бы думать, что они были переоценены, но мне встретился один человек, у которого не было психосоматического заболевания. И я начал думать, что «психосоматическое заболевание» – это неправильное название, и это следует называть просто «нежелательные ощущения» или «нежелательное отсутствие ощущений». А если классифицировать их как заболевания, то они станут неразрешимыми. Поскольку название «заболевание» предполагает, что основной причиной того или иного состояния являются какие-нибудь микробы или что имеет место неправильное функционирование каких-нибудь органов или что-то еще.

Insanity appears to be that thing of a death wish of such strength and magnitude that the person will see almost everything die around him in an effort to carry it out. And sanity returns when the person decides again to live.

И мы обнаруживаем, что психосоматическое заболевание – это, судя по всему, просто нежелательное ощущение или же отсутствие ощущений. И мы обнаруживаем, что психосоматическое заболевание возникает тогда, когда человек должен что-то доказать, но терпит неудачу. И это настолько верно, что если бы вы начали проводить процессинг в отношении хронической соматики, вы могли бы сделать такую вот потрясающую вещь – вы могли бы спросить человека: «Что у вас есть, что могло бы доказать это?» Понимаете, вы не говорите о какой-то вещи. Вы просто говорите ему:

And out of all these years of study and observation, that's really all I know about insanity. Because I have seen preclears in much more serious condition than an insane person seemed to be in. I have seen them with all the manifestations that an insane person had and yet they were not insane. I have seen them with engrams in restimulation that would have killed an elephant, and they were still sane. I have seen them so nervous and shaking that they were practically shaking the threads out of their sleeves and they were still sane. But they wanted to live. And so, by themselves or with the help of an auditor, they overcame the ghosts and things that go boomp in the night. But that person wanted to live. And so that person was sane. That person was willing to take responsibility for some part of his difficulties. And so that person was sane and so that person could recover.

«Хорошо, что у вас есть, что могло бы доказать это?» И у него будет ответ на этот вопрос. Он осмотрит самого себя и он... «Моя голова это доказывает. У меня есть тело

What we call the insane — desire to die. And they might have some very minor thing wrong with them, but they desire to die. And that is the vector that they go.

– вот почему. Я в этом... поскольку люди плохо со мной поступали, вот почему у меня есть тело».

As far as psychosomatic illness is concerned, I have felt that psychosomatic illness was overrated. And I would continue to feel that it was overrated until I found a man who did not have one. And I have begun to believe that psychosomatic illness is a misnomer and it should simply be called "unwanted sensation" or "unwanted absence of sensation." And to classify it as illness was to make it unsolvable. Because illness infers that some bugs or some malfunction of organs or something else is basic causation.

Вы можете задать человеку этот вопрос и избавить человека от целого сервисного факсимиле, которое было описано в 1952 году; вы можете разрешить его, просто задав человеку такой вопрос: «Из чего бы это вас вытащило?», «Во что бы это вас втянуло?». Вы задаете человеку эти вопросы поочередно.

And we find that psychosomatic illness is apparently simply unwanted sensation or lack of sensation. And that psychosomatic illness comes about when an individual is called upon to prove something and fails. So much so that if you were going to process a chronic somatic you could do this fascinating thing: you could say to an individual, "What have you got that would prove it?" See, you're not talking about a thing. You just ask him, "All right, what have you got that'd prove it?" And he'll have an answer. And he'd look himself over and he — "My head, that proves it. I've got a body, that's the reason. Because people were mean to me; that's why I have a body."

«О да, у вас болит рука. Хорошо. Так вот, из чего бы это вас вытащило? Во что бы это вас втянуло? Хорошо, замечательно. Из чего бы это вас вытащило? Ладно. Замечательно. Во что бы это вас втянуло? Замечательно, замечательно». А затем – если бы вы сгладили все это – вы могли бы завершить используя следующую команду:

You can ask a person and solve the entire service facsimile that was described in 1952 simply by asking that person, "What would it get you out of? What would it get you into?" You ask him these questions alternately.

«Хорошо, что с помощью этого вы можете доказать?» – и вы обнаружили бы, что с помощью этого психосоматического заболевания он может доказать целую кучу вещей.

"Oh yes, you have a bad arm. All right. Now, what'll that get you out of? Now what'll it get you into? Okay, fine. What'll it get you out of? All right. Fine. What'll it get you into? Fine, that's fine." And then you could finish it up, if you had that flat, with "All right, what can you prove with it?" and you'd find out he had a whole category of things he could prove with this psychosomatic illness.

Таким образом, я думаю, что когда мы занимаемся психосоматическими заболеваниями, мы напрямую противодействуем расчету тэтана о том, что у него должно быть какое-то ощущение и что любое ощущение лучше, чем отсутствие каких бы то ни было ощущений. И что он должен иметь что-то, с помощью чего он мог бы вызвать к себе немного сочувствия и доказать, что он невиновен, поскольку когда мы затрагиваем эти кнопки, то все эти причудливые психосоматические заболевания, которые так замечательно описаны и занесены в нескончаемые каталоги, исчезают.

So I think that in treating psychosomatic illness, we are running straight up against the computation of a thetan that he ought to have some sensation, and that any sensation is better than no sensation. And that he should have something with which to gain a little sympathy and to prove his lack of guilt, because when we touch these buttons, all of these fancy psychosomatic illnesses that are so beautifully described and cataloged endlessly, fade away. "What'll it get you out of? What'll it get you into? What'll it get you out of? What'll it get you into? What'll it prove? What have you got that'll prove something?"

«Из чего бы это вас вытащило? Во что бы это вас втянуло? Из чего бы это вас вытащило? Во что бы это вас втянуло? Что это докажет? Что у вас есть, что что-то докажет?»

So we couldn't possibly be looking at an illness if we're looking at the human race, unless being human is an illness. So we have to immediately come out of the category of illness in order to treat a chronic somatic. And a chronic somatic is not a psychosomatic illness! I suppose some chronic somatics could be bad enough so that they would then be classified by one of the healing sciences as a psychosomatic illness. I'm just not throwing words around; I'm trying to give you a bigger breadth — a look at this.

Так что, когда мы имеем дело с человечеством, мы никак не можем иметь дела с заболеванием, если только быть человеком не является каким-то заболеванием. Поэтому, чтобы заниматься хронической соматикой, мы должны немедленно выйти за рамки такого понятия, как заболевание. Хроническая соматика не является психосоматическим заболеванием! Я полагаю, что какая-нибудь хроническая с соматика может быть настолько сильной, что в какой-нибудь науке, занимающейся лечением, ее могли бы классифицировать, как психосоматическое заболевание. Я не просто кидаюсь словами – я пытаюсь дать вам более широкий взгляд на все это.

One person is on crutches with his legs and another one's on crutches with his mind. Doing what? Trying to get out of things and get into things and prove it.

Один человек ходит на костылях из-за своих ног, а другой человек ходит на костылях из-за своего разума. Что он делает? Он пытается вытащить себя из чего-то, и втянуть себя во что-то, и доказать что-то.

And you take somebody whose parents never listened to him. He'd go in and he'd say, "Sniff, sniff!"

И вот вы берете человека, которого никогда не слушали его родители. Он входит и – «шмыг, шмыг!».

Mom would say, "Go away now, I'm busy."

Мама говорит: «Уйди, я занята». В следующий раз...

Next time ... (pause; audience laughter)

Мама говорит: «Уйди, я занята».

Mom would say, "Go away, I'm busy."

В следующий раз... вся рука, понимаете: «Смотри!»

Next time — whole arm, you know, "Look!"

«Уйди, я занята».

"Go away, I'm busy."

В конце концов он берет все тело, понимаете, и он говорит... А мама говорит: «Уйди, я занята».

Finally he takes the whole body, see, and he says .. .

И парень говорит: «У меня нет ничего, что что-то докажет. Я сдаюсь. Я мертв».

Mama says, "Go away, I'm busy."

И много-много лет спустя он видит одитора... он видит одитора, с которым он занимается взаимным одитингом, он видит свою жену, своего друга, кого-то, кто его одитирует. «Я чувствую довольно сильную апатию. Я...» Вот вам и пожалуйста – он все еще пытается доказать это своей матери. Вот только к этому времени у него есть множество вещей, которые заменяют собой его мать: столбы, на которых висят ворота, жены и всякие другие вещи, понимаете? Он пытается доказать это кому-то. Но если вы посмотрите на расчет, который стоит за всем этим (из чего это его вытащит, во что это его втянет, что это докажет?), все очень просто.

The fellow says, "I haven't got anything that'll prove anything. I give up. I'm dead."

Но тут есть еще один фактор, в силу которого психосоматическое заболевание является очень подозрительной штукой. И этот фактор заключается вот в чем: вы должны сделать так, чтобы тэтан оказался в состоянии изобрести целую новую категорию заболеваний, прежде чем он согласится расстаться с каким-нибудь заболеванием, которое у него есть.

And he sees an auditor years and years later — he sees his co-auditor, he sees his wife, friend, somebody auditing him. "I feel pretty apathetic. I ..."

Так вот, если говорить о заболеваниях, то я ни на секунду не допускаю, что какой бы то ни было одитор, работая с каким бы то ни было тэтаном, что-нибудь вылечит. Он изменит этого тэтана, он даст ему другой шаблон, но говорить, что он больше никогда не будет ничего чувствовать? Говорить, что он больше никогда не сможет заболеть? Что он никогда не сможет прийти на призывной пункт и сказать: «А?

Here he is, still trying to prove it to Mama. Only he's got a lot of substitutes for Mama by this time: gateposts and wives and all kinds of things, you know. He's trying to prove it to somebody.

Вы хотите меня? Ха-ха!» [Смех в аудитории.] Что за грязную шутку мы пытаемся сыграть с людьми?

But if you look into the computation behind it — what'll it get him out of? what'll it get him into? what'll it prove? — thing's rather simple.

Мы должны дать ему способность делать все это осознанно, чтобы ему не нужно было скрывать тот факт, что он это делает, и делать это навязчиво. Это, пожалуй, единственное, что мы можем изменить в этом.

But there's another factor involved which makes psychosomatic illness a very suspicious thing. And that is you have to make the thetan capable of inventing a whole new category of ills before he'll give up any he's got.

Следовательно, если мы будем в значительной степени фиксироваться на заболеваниях как таковых, то это не будет вознаграждено... никогда! Но если мы будем уделять огромное внимание тому, чтобы повысить способности человека до такого уровня, когда он будет в состоянии даже болеть, то это принесет нам большие дивиденды. Следовательно, Саентология вовсе не является наукой, занимающейся лечением, поскольку одна из функций Саентологии заключается в том, чтобы привести человека в такое состояние, когда он будет способен заболеть!

So, as far as illness is concerned, I do not for a moment believe that any auditor, treating any thetan, is going to heal anything. He'll change him, he'll give him another pattern, but to put him into a category where he'll never have any feeling anymore of any kind? Where he could never get ill again? Where he could never go into Selective Service headquarters and say, "Huh? You want me? Ha-ha!" (audience laughter) What kind of a dirty trick we trying to play on people?

Так вот, это те вещи, о которых мне нужно было в течение долгого времени думать и говорить с одиторами, с преклирами; и это те два вывода, к которым я совершенно определенно пришел. И это вот что: наше собственное здоровье, здоровье организации, а также реалии самого процессинга требуют, чтобы мы не рассматривали себя в качестве тех, кто занимается лечением душевно и физически больных людей.

We should put it into his command to be able to do these things knowingly and not have to hide the fact that he's doing it and do it obsessively. That's about the only thing we could change about this characteristic.

Если человек хочет умереть, если он считает, что жизнь совершенно невыносима, то кто мы такие, чтобы приходить и говорить: «Ты должен жить», особенно, когда такое нарушение его селф-детерминизма является невозможным. Душевнобольной остается душевнобольным лишь потому... он остается душевнобольным лишь потому, что он не хочет жить. Это уровень смерти, который является более глубоким, чем сама смерть. И на самом деле смерть – это замена безумия. Вы можете исследовать все это на полном траке. Вы обнаружите, что смерть была заменой... это был суррогат... хороший, быстрый способ. И единственный способ, который существовал до этого заключатся вот в чем: «Послушай, ты сделал меня таким сумасшедшим... ты должен перестать наказывать меня, поскольку ты сделал меня таким сумасшедшим, что теперь я не могу ничего сделать, я не могу ничего контролировать, я не несу никакой ответственности, и мои постулаты не работают. Так что ты можешь меня наказывать, если хочешь, но это не принесет тебе никакой пользы, поскольку я теперь даже не реагирую на это. Я даже не знаю, кто меня наказывает». И этот вид безумия был настолько невыносим, что спустя какое-то время кто-то изобрел смерть.

Therefore, any great fixation on our part on the subject of illness, as such, will not be rewarded — ever! But a great deal of attention on our part on increasing abilities to the point where he's even able to be ill would pay off heavy dividends. Therefore, in Scientology you couldn't possibly be dealing with a healing science, because one of its functions is to make the fellow capable of getting sick!

Тэтан ходил тут и там, нашел несколько парней и сказал им: «Эй, знаете что? Подумать только! Ха! Посмотрите-ка на это, я мертв! Смотрите!» Бум! Крупное изобретение. Колесо и лук со стрелами вообще ничто по сравнению с этим!

Now, these are the things which I have had to think about and talk about for a long time with auditors, with preclears, and these two conclusions I have reached very positively. That our own health, the health of the organization, and the trueness of processing itself, dictates that we do not consider ourselves to be healers of the insane or the sick.

Итак, насколько я могу видеть, жизнь может быть приятной игрой почти для каждого, если только человек не решил окончательно и бесповоротно, что это невозможно, и не собирается одуматься. Если вы можете с ним общаться, то вы всегда можете изменить его решение на этот счет, при условии, что вы говорите с ним, как с тэтаном... как с духом. Если же вы говорите с ним, как с телом... Кто-нибудь когда-нибудь находил ту часть тела, к которой нужно обратиться, чтобы заставить одуматься тело. Все это было бы почти невозможно, если бы мы ждали, пока тело не одумается, как это делают некоторые «черные пятерки». Такой человек сидит, получая одитинг, и ждет, пока тело одумается, понимаете? «Что ж, оно еще не одумалось. Пока еще не изменило своего решения. Нет, я прошел этот процесс... оно еще не изменило своего решения. Что ж, я думаю, в этой Саентологии нет ничего такого... она не смогла заставить мое тело изменить свое решение».

If a person wants to die, if he finds life completely unsupportable, who are we to come along and say, "You have to live," particularly when this overset of his self-determinism would not be possible. The insane only stay insane — they only stay insane — because they don't want to live. It's a level of death deeper than death itself. And as a matter of fact, death is the substitute for insanity. You can examine that on the whole track. You'll find out that death was the substitute — that's the quickie — that's a good, fast method. And the only one that was before that was "Look, you have made me so crazy — you'll have to stop punishing me because you've made me so crazy that now I can't do anything and I have no control of anything and I have no responsibility and my postulates won't work. So you can go ahead and punish me if you want to, but it won't do you any good, because I'm not even responding now. I don't even know who's punishing me." And this insanity was sufficiently insupportable that after a while somebody invented death.

Индивидуум, которому дали уверенность в том, что он является бессмертным существом, который понимает, что он бессмертен, – а он с величайшей легкостью понимает это, когда экстериоризируется, – такой индивидуум получает величайший дар, который ему только может преподнести его собрат... и это просто величайший дар, поверьте мне. Знаете ли вы, что человек сражался, истекал кровью, сквернословил на протяжении тысячелетий в призрачной надежде, что кто-то был прав, когда сказал, что он может попасть в рай? А вы, как одитор или как студент, изучающий Саентологию, можете предоставить человеку бессмертие, не когда он умрет, а прямо сейчас.

They went around and got a couple of guys and they said, "Hey, you know? What do you know? Huh! Look at this, I'm dead! Now watch!" Boom! Big invention. The wheel and the arch have nothing in it at all!

И поэтому я не думаю, что вы должны ударяться в науки, связанные с лечением, или рассматривать себя в качестве того, кто занимается излечением душевно или физически больных людей, в то время как вы располагаете даром, который настолько безмерно превосходит все это, что никакие сравнения просто невозможны. И поэтому я не хочу, чтобы вы не ставили в грош самих себя или те знания, которыми вы располагаете. И я хочу, чтобы вы овладели всем, что вы знаете, и я хочу, чтобы вы были в состоянии использовать это знание уверенно.

So, as far as I can see, life can be a pleasant game for almost anybody unless he has decided entirely and completely that this is impossible and he isn't going to change his mind about it. If you can communicate with him, you can always change his mind about it, if you are talking to him as a thetan — as a spirit. If you're talking to him as a body . . . Did anybody ever find that part of the body you addressed in order to get it to change its mind? Be almost impossible if we waited for the body to change its mind like some black Vs do. They sit there getting audited, waiting for the body to change its mind, you know. "Well, it hasn't changed its mind yet. Hasn't changed its mind yet. No, I ran that process — hasn't changed its mind yet. Well, guess there's nothing to Scientology — can't make my body change its mind."

И какая бы ни была у меня миссия на данный момент здесь, на этой планете, она будет успешно выполнена, когда будет сделано то, о чем я сейчас сказал.

An individual who is given a security of his immortality, who recognizes his own immortal character as he very easily does on exteriorization, has achieved the greatest gift he could be given by a fellow being — is a very great gift, believe me. Do you know that man has fought and bled and vituperated for thousands of years on the off chance that somebody was right when he said we could go to heaven? And you as an auditor or as a student of Scientology have it in your hands to hand out immortality, not at death, but right now.

Спасибо.

And therefore I do not think you have to go into the healing sciences or consider yourself a treater of the insane or a healer of the sick when you have at your disposal a gift of such infinitely greater magnitude that there is no possible comparison. And therefore, I do not want you to hold yourself, or what you know, too cheap. I want you to come into possession of all that you know and I want you to be able to use that knowledge with security.

And any mission I have here on this planet at this time will be successful at that time when what I have just said has been accomplished.

Thank you.