Ну, похоже, мы здесь начинаем конгресс. Я нисколько не удивлюсь, если мы его начнем.
Вот что примечательно: на этом конгрессе мы не будем обсуждать почти ничего из того, о чем говорилось в его рекламе. Знаете, это так скучно. Это повторение, это неоригинально, и все хотят услышать что-то о делении ядра, о радиации... вероятно, огромное множество людей не приехали на конгресс просто из страха, что их забросают атомными частицами. Все эти атомные частицы – замечательная штука; они не дают физикам-ядерщикам скучать. Они не дают правительству экстравертироваться, так что мы можем продолжать заниматься своим делом.
Но все это мы обсудим по ходу конгресса. А прямо сейчас я хочу поблагодарить вас всех за то, что вы сюда пришли. Спасибо.
Я вижу здесь, в Лондоне, всех моих добрых друзей, и со временем мы представим большинство из вас друг другу... как если бы вы друг друга не знали. В действительности... в действительности у нас была замечательная программа, просто великолепная программа. Знаете, у меня были заметки для каждой лекции, у меня все было продумано до последней... ну, до последней точки с запятой – не до последней запятой, но уж точно до последней точки с запятой. У меня были огромные пачки бумаги, и я собирался вынести их вот сюда. Я заставил организаторов конгресса установить здесь кафедру как раз для того, чтобы мне было куда складывать все мои заметки к лекциям. Но прошлой ночью мы были в ресторане и потеряли всю пачку. Шампанское было слишком хорошим, так что на этом все и... понимаете?
Так что на самом деле от моей программы почти ничего не осталось. У кого-нибудь есть программа конгресса? Мне нужно узнать, что в нее входит.
Это конгресс по ядерному излучению и здоровью. Теперь я знаю! Название тоже было в моих заметках.
Хорошо. Сейчас я задам вам вопрос. У нас здесь идет конгресс?
Очень хорошо. Спасибо. Я задам вам этот вопрос несколько раз. Этот конгресс уже начался?
Отлично, мы согласны с этим. Хорошо, конгресс идет полным ходом? Замечательно. Так что мне пора приняться за работу.
Весьма интересно, что мы сумели выделить в человеке три фактора, которые превосходят по важности и ценности все остальные. И теперь некоторые из наших ветеранов думают, что я собираюсь говорить об АРО. И хотя Р важна, и хотя А важно в этом треугольнике «аффинити, реальность, общение», на самом деле их важность несравненно меньше, чем важность третьего фактора – О, то есть общения.
Общение – это первый из этих трех факторов. И нам известно очень многое об общении. Однако будет уместно начать этот конгресс с некоторого общения на темуобщения. И когда человек начинает общаться на тему общения, он делает самое странное из всего, что когда-либо делал, – он не разговаривает о разговоре, а общается об общении.
Это необыкновенная странность: мы потомки своих предков, которые... я думаю, некоторые из них могли хрюкать. На самом деле я думаю, что на генетической линии встречались люди, которым удавалось хрюкнуть раз-другой. Я знаю: не так давно я слушал речь одного политика, и ее единственными выразительными элементами были хрюканья, которые показывали, что этот парень хорошо поужинал. Я имею в виду...
Но способность общаться, способность добиться, чтобы другой человек вас услышал, – об этом в прошлом почти и не мечтали... так было много, много лет назад. Чтобы одно племя услышало другое племя... нет, это было невозможно. То, другое племя не хрюкало, а глюкало. И они говорили «глинг» – другой язык, совершенно другой язык. Рассматривая весь мир, мы видели почти бесконечное количество племен; но в конце концов благодаря общению количество этих племен значительно сократилось. Есть племя французов, и племя американцев, и племя англичан. Племя итальянцев значительно поредело, но оно еще существует. И все эти племена преобразовали свое хрюканье в членораздельные звуки, которые они называют языком. А потом они объяснили друг другу, что им необходимо воевать между собой, поскольку они говорят на разных языках.
Вы не могли понять другого парня, потому что вы не могли с ним говорить. Вот и все, что человек знал об общении в 1950 году. А с 1950 года мы упорно трудились над тем, чтобы из данных, разбросанных повсюду, отобрать еще немного данных на эту тему, – если такие данные есть.
Какие данные важны? Любой из «старичков» в Дианетике и Саентологии знает это: он знает, что невозможно общаться без аффинити. Он знает, что нет настоящего общения без реальности. И у нас есть знаменитый треугольник: аффинити, реальность и общение. На самом деле это максимум того, что мы знали об общении в 1950 году. И даже мы сами тогда верили в то, что общение – это слова, слова, слова. Конечно, я изливаю на вас громаднейший поток слов. Но в действительности эти слова достигают вас и оказываются поняты только тогда, когда они говорятся с аффинити (это так) и когда они обращены к реальности того, что мы можем делать в Саентологии (сегодня вряд ли кто-то попытается это оспорить).
Таким образом, у нас есть общение. До 1950 года человек понимал под общением «усовершенствованное хрюканье». Вот высший уровень его технологии. Общение: усовершенствованное хрюканье. Мы говорили: «Мама, я голоден». Это общение. Мы говорили: «Ты, собака, вернись в свою конуру». Это общение. Оно состоит из слов, не так ли? Мы говорили: «Все, кто живет по ту сторону Дуная, – варвары». Это слова, так что, должно быть, это общение. Естественно, все люди, живущие по ту сторону Дуная, услышав эти слова, понимали, что от них требуется, и тут же становились варварами.
Вся человеческая технология оставалась в диапазоне символов. И человек даже опустился ниже этого диапазона. Вы знаете, что на самом деле сейчас есть люди, которые вообще не испускают символы? Что тут говорить о неправильном общении...
они не испускают даже символы. Вы подходите к какому-нибудь парню на улице и говорите:
– Как дела?
Он даже не хрюкает. Он смотрит на вас с каменным лицом, понимаете? «Как ты смеешь говорить со мной?» – он думает примерно так. Интересно, не так ли? Вы не можете вытащить из этого парня даже символ.
Следовательно, способность человека общаться – это то, с чем мы имеем дело. Способность человека управлять своей жизнью, добиваться или не добиваться успеха, вообще его способности в разных областях, – все это определяется его способностью получать и отдавать общение.
Если у него хорошие способности в жизни, то он может получать и отдавать общение. Если у него плохие способности в жизни, он не может с легкостью получать и отдавать общение. Но только это не аристотелева логика. Нельзя сказать, что вот этот человек общается, а вот тот – не общается. Это не черное и белое. Это градиентная шкала. На ее вершине человек может очень хорошо общаться, а внизу он вообще не общается. Но между этими двумя противоположностями лежит огромный диапазон различных способностей к общению.
Узнают человека по общению его. Когда мы это обнаружили, мы продвинулись далеко вперед. У нас есть шкала тонов, описанная в «Науке выживания»... у нас есть Таблица оценки человека, которая целиком и полностью основана на проявлениях аффинити, реальности и общения. И самым важным из этих трех компонентов является общение.
Мы говорим с кем-нибудь... мы задаем вопрос:
Что мы знаем об этом человеке? Он мало того что находится вне общения, он еще и не осознает, что вы присутствуете. Его реальность настолько низка. Он думает, что вы торговец рыбой. Существует такая штука, которая называется задержкой общения. Время, которое требуется человеку, чтобы ответить именно на тот вопрос, который был ему задан, – это задержка общения. Именно тот вопрос, который был задан, – ответ на этот вопрос. И количество секунд, или минут, или часов, или вечностей подсчитывается, начиная с момента, когда ему был задан вопрос, и до момента, когда он ответит именно на этот вопрос. Таким образом, вы видите, что он может говорить и создавать исходящий поток после того, как он «получил» смысл вопроса.
Вы спрашиваете:
Парень, который находится в хорошем состоянии, отвечает:
Парень, который находится в ужасном состоянии... Мы спрашиваем:
Он говорит: «Э-э...» Он обдумывает ваш вопрос, переваривает его, и вы видите, как вопрос проходит через контуры, расплывается где-то здесь, переходит вот в ту сторону, поднимается на маленьком лифте, а прямо перед его носом едет небольшой поезд и на каждом вагончике нарисован какой-то знак. У него вот с этой стороны работает замысловатая машина, в ней крутятся колесики, и наконец машина останавливается.
И он в конце концов отвечает:
Мало того что он не получил заданный ему вопрос; ему понадобилось невообразимо долгое время, чтобы сообщить вам, что он понятия не имеет, о чем вы говорите. Это и есть задержка общения.
Задержка общения выглядит так:
Это продолжительность времени между «Как ваши дела?» и «Неплохо». Но что если мы говорим:
Вы понимаете, что эта задержка общения продолжается до бесконечности? Его задержка общения все еще продолжается. Он еще не ответил на ваш вопрос. И очень странно то, что... вот в чем состоит один из навыков саентолога: он задает вопрос снова, и снова, и снова, и снова, и снова, пока его собеседник в конце концов не ответит на этот вопрос. В конце концов собеседник ответит на заданный вопрос.
Мы спрашиваем парня, который сказал: «Э-э, я думаю, я не буду это покупать»... мы снова задаем ему вопрос:
Вагончики, лифт, машина и все остальное. И он говорит:
Вы снова спрашиваете его... Понимаете, задержка общения все еще продолжается; она началась в тот момент, когда вы впервые задали ему вопрос, и она так и продолжается. Вы говорите, побуждая его:
Ну на этот раз что-то произошло, и он говорит... он говорит:
Вы снова побуждаете его... Поймите, что задержка общения так и продолжается с того момента, когда вы в первый раз задали вопрос... Вы снова спрашиваете:
(Хм, задержка общения все еще продолжается.)
И время, которое для этого понадобилось, – с того момента, когда вы в первый раз задали вопрос, до момента, когда на вопрос был дан ответ, – является задержкой общения. Она может длиться часами, она может длиться вечно. Вполне вероятно, большинство людей остаются живыми и выживают потому, что у них продолжается задержка общения и они так никогда ее и не стерли. Когда-то в начале трака кто-то задал им очень мощный вопрос... знаете, в начале вселенной кто-то спросил: «Слушай, ты и правда тэтан?»
И вот спустя все эти тысячелетия... миллиарды, триллионы лет спустя... этот тэтан все еще пытается ответить на вопрос, он еще не откликнулся. Конечно, это нелепый взгляд на выживание, однако легко поверить в то, что для большинства людей все так и есть; ведь, когда вы с ними разговариваете, очевидно, что они думают о чем-то еще. И я думаю, что, когда вы говорите с людьми, вы в большинстве случаев вклиниваетесь в эти задержки общения длиной в вечность.
Вероятно, в присутствии таких людей вам нужно вставать, снимать шляпу и принимать почтительный вид, потому что вы прерываете нечто священное.
Так вот, именно эта небольшая технология значительно меняет дело: она определяет, способны мы одитировать кейс или не способны. Мы задаем первый вопрос, и мы достаточно умны, чтобы не задавать новый вопрос, пока преклир не даст ответ на первый; иначе это просто создаст для него непрерывную сессию одитинга. Итак, мы получаем ответ на вопрос.
Совсем недавно, пробуя нашу старую технологию (конечно, для Саентологии она очень старая)... пробуя ее снова... Человек был не в себе, совершенно не в себе, у него ум заходил за разум. И я просто вытащил на свет божий эту проверенную временем вещь: продолжительную задержку общения. Вы понимаете, если человек по-настоящему отвечает вам на вопрос о том, как у него дела... по-настоящему отвечает вам, – как правило, у него возникает значительная задержка общения. Вы понимаете? Вы спрашиваете кого-нибудь:
Это форма приветствия, принятая в обществе. Понимаете, вот он сидит, у него перелом ноги, у него бери-бери. А вы просто спрашиваете:
Вы не получили настоящий ответ на вопрос; это только видимость. В этом нет чего-то еще... Это ответ на ваш вопрос? Ну, ответ на ваш вопрос выражается его телом... это реальность... его тело находится не в очень хорошем состоянии, а следовательно, вы делаете вывод, что реальность его ответа очень мала. Следовательно, он не отвечает вам в настоящем времени. Поэтому мы начинаем использовать общение немного умнее. Мы сопоставляем его с реальностью ситуации.
Понимаете, вот разваливается целый город. Здания обваливаются, стены рушатся и так далее, а вы говорите кому-нибудь... вы говорите:
Понимаете, в его окружении полным-полно движения и так далее; и если бы вы посмотрели на него пристальней, вы бы увидели, что его глаза как бы подернуты пеленой. Он не ответил на ваш вопрос, он ответил на какой-то другой вопрос – тот, который ему задали на прошлой войне или что-то в этом роде, понимаете?
Если вы зададите ему этот вопрос снова... Вы сказали: «Увлекательно, не так ли?» И вы повторяете: «Как ты считаешь, это увлекательно?»
В конце концов он скажет:
– Боже мой! По-моему, это ужасно!
Почему он не ответил вам так с самого начала? Он был оглушен, он был потрясен, он был без сознания. Он твердил: «Это не может повлиять на меня, это не может повлиять на меня, это не может повлиять на меня». Вот что он твердил все это время. Следовательно, он тем или иным образом говорил себе: «Это меня не беспокоит».
Отношение большинства людей к ядерному излучению, к атомным бомбам и мировой войне... Я не знаю, по-моему, у нас уже были третья, четвертая, пятая и шестая, не так ли? Двенадцатая мировая война? По крайней мере, следующую, вероятно, можно будет назвать девятой. Итак, назовем это двенадцатой мировой войной. Люди глазеют на это замечательное зрелище. Люди испытывают бомбы, которые загрязняют атмосферу, и все в таком роде. И что мы обнаруживаем? Они говорят: «О, я думаю, тут нет ничего особо интересного – все как обычно».
Вот весь город этого человека разваливается, а он говорит: «О, я думаю, тут нет ничего особо интересного». Почему он так говорит? Он оглушен, он онемел. Он в таком глубоком шоке, что он не реагирует. Поэтому, когда вы задаете ему вопрос, у него возникает задержка общения.
Другой человек, которому мы сказали, что город разваливается... Мы спросили его, находит ли он это увлекательным или каким-то еще... Тот человек в конце концов ответил:
– Ого! Боже, что здесь происходит? Понимаете, он проснулся и огляделся вокруг.
И наступит день, когда у мира кончится задержка общения, связанная с атомной бомбой и радиацией; он посмотрит на всех этих политиков и на всех остальных... они так радостно и деловито распределяют: «Немного гамма-лучей тебе, немного гамма-лучей тебе, немного гамма-лучей тебе и немного гамма-лучей тебе». И мир скажет:
«Ого! Что это такое?» И люди во всем мире зададут вопрос: «Эй, ребята, что вы делаете?»
И тут задержка общения возникнет уже с другой стороны, и эти ребята ответят:
«Ну, мы проводим испытания».
И вот одно из свойств общения: спустя некоторое время, если человек не дает вам ответ... я заметил, что некоторые из вас начали слегка нервничать, когда я тут создавал задержку общения... начали слегка беспокоиться. И вот почему. Вы подходите к человеку, вы смотрите на него, обращаетесь к нему и говорите:
Сначала вы всем довольны, ведь общение состоялось – как вам показалось. Однако, когда вы начинаете все яснее и яснее видеть, что общение на самом деле не состоялось, ваше аффинити к этому человеку падает, падает, падает, падает, падает, падает, падает. Вы говорите: «С его реальностью что-то не так. Он человек, он зверь, он собака, – кто он такой?» Таким образом, ваше аффинити сходит на нет. И реальность этого человека, с вашей точки зрения, тоже в какой-то степени сходит на нет. Почему? Потому что он не ответил вам.
И наступит день, когда весь мир скажет физикам-атомщикам, политикам и тем парням, которые изготавливают эти штуки за парочку шальных шиллингов, – мир скажет им всем:
И у всех них возникнет задержка общения, задержка общения, задержка общения, задержка общения, задержка общения.
Вероятно, люди будут стоять и говорить: «Ну, мы ждем вашего ответа, мы ждем ответа. Мы ждем, что кто-то даст нам ответ». А потом они скажут: «Подождите минуточку. Это не люди. Это не люди. Это кто-то другой. Может быть, это замаскированные марсиане, но это не люди. Они не такие, как мы».
Они осознают, что, распыляя по всему миру продукты деления атомного ядра, используя оружие, которое не подходит для войны и никогда не будет подходить для войны, эти парни наносят ущерб своим женам, детям, родителям и всем друзьям, которые у них есть! И человек, который злоумышленно подвергает такой серьезной опасности всех своих друзей, свою жену, своих детей, свой дом, – он не может быть человеком. Вот что когда-нибудь скажут люди. И если к этому времени какие-то люди останутся в живых, они разорвут этих парней на мелкие части. Они раскопают могилу человека, который положил этому начало. Они развеют останки Эйнштейна по трем четвертям континента.
Вот что ждет этих «исследователей» согласно законам общения, открытым в Саентологии. Почему? Потому что сейчас люди онемели от изумления, и у них задержка общения. Люди не знают, что происходит. Не знают, не так ли? Вы думаете, дело просто в отсутствии информации? Вы думаете, дело просто в каких-то небольших данных, которых у людей нет? Вы хотите сказать, что, по вашему мнению, этих людей необходимо просветить?
О, я боюсь, они слишком хорошо знают о делении атомного ядра. Представьте себе, они знают, когда у них гастроэнтерит, и они знают, когда их синусит обостряется; они смотрят вокруг и спрашивают: «Почему я болею? Почему я все время болею?»
И кто-то им отвечает:
Матери задают, задают и задают этот вопрос; наступит день, когда они получат ответ: радиация. И если вы думаете, что можно безнаказанно сделать что-то ребенку, когда у того есть мать, возьмите и попытайтесь это сделать.
Когда вы устанете от жизни, когда вас перестанет волновать, что с вами происходит... когда вы почувствуете, что вам абсолютно на все наплевать, – подойдите к какой-нибудь женщине на улице, схватите ее ребенка и скажите, что вы сейчас вышибете ему мозги. До этого момента она была очень тихим и послушным человеком. Она была образцом покорности и кротости. Но если ваши глаза останутся целы в следующую пару минут...
Обычно мы не считаем, что люди жестоки или что они могут прибегать к жестоким методам или силовым приемам для выражения своего мнения. Однако если вы забираете у кого-то его детей, если вы делаете человеку что-то подобное и он это обнаруживает, то он начнет проявлять жестокость – даже если он сам находится при последнем издыхании. Так что миру предстоит довольно неспокойный период.
Был задан вопрос: «Почему я все время болею?» К врачам приходят люди с гастроэнтеритом, высыпаниями на коже, крапивницей, раком легких – очень высокая заболеваемость. И они говорят: «Откуда все это берется? Раньше у нас не было столько больных, вы знаете?»
Они задают этот вопрос. Другие люди задают этот вопрос. Они будут ожидать ответа, и, когда они не получат ответа или получат очень туманный ответ, они будут реагировать точно так же, как отреагировали бы вы: у них возникнет желание надвинуть котелок на уши тому человеку, который... дух товарищества... вы подходите и задаете вопрос: «Как ваши дела?» – знаете?
А он говорит: «Э-э...» (Можно подумать, что вы задали парламентский вопрос или открыли дискуссию, понимаете?) «Ну, я не знаю...»
И в конце концов вы просто думаете про себя: «Ну, я не знаю, как у тебя шли дела, но скоро тебе придется туго». Вы улавливаете?
Гнев человека тем сильнее, чем дольше он не получает ответа. Небезопасно оставлять без ответа те вопросы, которые задает население страны.
Так вот, в этой ситуации саентологический мир не поддерживает ни одну, ни другую сторону. Наука не может становиться на чью-то сторону. Это могут делать только отдельные люди. Однако если эта ситуация создаст неприятности для нас, то это будет важно, так ведь? Так вот, эта ситуация уже создает нам неприятности.
Как вы думаете, почему нам необходимо иметь все лучшие, и лучшие, и лучшие, и лучшие техники? Когда-то у нас была одна техника, и она работала. Почему наша задача усложнилась? Почему кейсы в 1950 году были труднее, чем кейсы в 1947? Почему кейсы в 1954 году были труднее, чем кейсы в 1950? Почему уровень кейсов в 1956 году гораздо ниже, чем у худших из тех кейсов, которые попадались нам в 1955 году? Что происходит?
Радиация оказывает серьезное воздействие на деятельность разума. Необязательно верно, что крошечные радиоактивные частицы начинают шнырять туда-сюда в чьих-то нейронах. Дело просто в том, что люди, робея, начинают избегать окружающего их мира; а когда они начинают избегать, они все в большей и большей степени становятся «одними-единственными». Они опускаются по шкале. Пространство в гораздо меньшей степени принадлежит им. Так что их становится труднее одитировать и труднее лечить.
Я с огромным изумлением просматривал старые отчеты о прохождении инграмм. Они были сделаны в 1950 году Дианетическим исследовательским центром Хаббарда в Элизабет, штат Нью-Джерси, и не так давно все они вернулись ко мне. Это замечательно. Очень трудный кейс: алкоголик. Ужасно трудный кейс, алкоголик – провел три года в психбольнице, получал электрошок... Он пришел к нам, мы стерли одно, другое, третье, мы прошли инграмму и так далее и тому подобное. И все команды одитора, и все действия по прохождению инграмм и так далее – все есть в этом отчете. И к отчету прилагается письмо от его родственников, в котором говорится, что он был прощен на каком-то суде и суд не приговорил его к тюремному заключению. А потом еще одно письмо, в котором говорится, что он женился и живет нормальной жизнью. Понимаете, с ним просто прошли целую кучу инграмм и все.
Вот и все, что мы делали в 1950 году. А сейчас попробуйте, попробуйте найти мне хоть кого-нибудь, с кем вам нужно будет лишь пройти инграмму. Давайте, попробуйте найти такого человека. Ничего не получится.
Нам приходилось отыскивать все лучшие решения, и лучшие решения, и лучшие решения, и лучшие решения. Нас заставляли все глубже, глубже и глубже погружаться в изучение этой вселенной, в исследование черепов и всего на свете, с тем чтобы найти более подходящую кнопку, более эффективный способ делать релизов, более уверенную манеру держаться для одиторов. И надо отдать нам должное: мы это нашли. Но я считаю, что необходимость искать все это была нам навязана!
Каждый год вы говорите: «Этот процесс будет делать то-то и то-то с кейсами» – понимаете? «Все, что нужно, – это то-то и то-то, то-то и то-то» – вы меня видели, вы меня слышали. Это правда. «Все, что нам нужно, – это сделать с кейсом то-то и то-то, и он придет в порядок». Каждый из вас, кто слушал меня, а потом брал и одитировал кого-то, вы можете сказать... вы можете подтвердить, что это было правдой, не так ли? Мы делали с кейсом то-то и то-то, и мы получали такой-то результат. Почему этот процесс не работал годом позже?
Почему мы сейчас берем какую-нибудь старую технику... всю изъеденную молью... «Прямой провод АРО» – когда-то это был сногсшибательный процесс. Я видел, как у психотика крыша вернулась на место с такой легкостью, что вам никогда и не снилось.
Мы просто говорили: «Вспомните что-то, что действительно реально для вас. Вспомните момент, когда вы были в общении с кем-либо. Вспомните момент, когда вы чувствовали аффинити к кому-то». И человек тут же приходил в настоящее время.
Когда мы проводим этот процесс сегодня, человек, как правило, не приходит в настоящее время. Почему? Что-то будоражит умственный образ-картинку в евоной тыкве. Что-то гложет этого человека.
И наше отношение не совсем такое, как отношение одного парня... в низовьях Миссисипи. Он там обосновался, у него было множество детей, и... как-то раз там объявился путешественник. Этот путешественник увидел, как огромный-преогромный аллигатор пожирал ребенка, так что он отыскал ближайшее жилище и бросился туда. На веранде сидел парень... А под верандой, в доме и так далее бегали дети. Путешественник крикнул парню, который сидел на веранде: «Я только что видел, как аллигатор вон там пожирал ребенка!» А парень повернулся, заглянул в дом и сказал:
«Мэнди, говорил я тебе, что эти сорванцы куда-то деваются».
Я боюсь, мы относимся к этому не настолько беззаботно. Однако мы можем легко и весьма убедительно продемонстрировать, что радиация мешает высвобождению умственных образов-картинок и аберраций. Мы можем это легко продемонстрировать. Этот эксперимент может провести всякий, у кого есть доступ к рентгеновскому аппарату и кто-то, кого он не очень любит. Вот что вы делаете: изучаете умственные образы-картинки человека, устанавливаете, в каком он состоянии... оцениваете его задержку общения, получаете его график АРА или что-то в этом роде... а потом сажаете его перед рентгеновским аппаратом и облучаете его всего-навсего такой же дозой радиации, какой обычно облучают, когда делают снимок черепа.
И через короткое время... вы понимаете: он не получал травму, он не беспокоился, не испытывал никакого физического воздействия. И мы задаем ему те же самые вопросы, мы изучаем его умственные образы-картинки, – и мы обнаруживаем, что у него ухудшилась способность перемещаться по траку времени. У него ухудшилась способность находить эти картинки, смотреть на них и отбрасывать прочь. Его график АРА понизился и так далее.
Что вы с ним сделали? Вы просто-напросто подвергли его воздействию лучей, подобных гамма-лучам. И, конечно, нет ничего противозаконного в том, чтобы проводить людям рентген; однако те, кому часто проводили рентген, очень сильно страдают, когда попадают под воздействие гамма-лучей. Рентгеновские лучи помогают создать это состояние. Другими словами, мы облучаем человека рентгеновскими лучами, проводим этот эксперимент... конечно, вы понимаете, что для этого нужен саентолог, а не «мозговед»... Тот, скорее всего, недостаточно знаком с тем, как изучать разум, чтобы увидеть хоть какие-то изменения. Но если бы вы сообщили ему составные части разума, то он смог бы... тогда даже он смог бы заметить разницу. Ведь одна из причин, по которым этот предмет вызывает у людей растерянность, состоит в том, что они не знают ничего о том, как изучать разум, как осматривать людей, как измерять настоящее воздействие или отсутствие воздействия радиации; так что все это большая тайна.
Однако, если бы саентолог решил провести такой эксперимент, для него не было бы никакой тайны. Если он знает кого-то, кому собираются сделать рентген спины, ему нужно провести этому человеку небольшой тест того или иного рода, изучить его умственные образы-картинки, узнать, насколько легко этому человеку проходить лок; а после того, как тому сделают рентген, ему нужно снова проверить те же самые умственные образы-картинки. Он обнаружит, что способности этого человека ухудшились. Чтобы получить совершенно несомненные результаты, вам пришлось бы сделать пятнадцать или двадцать рентгеновских снимков, и после этого вы увидели бы перед собой «черный кейс».
Таково воздействие радиации на человеческое существо. Вот что происходит с людьми на Земле сегодня, и вот что происходило с нами. Следовательно, это нас касается, не так ли? В наши сессии одитинга вмешивалась некая сила, о присутствии которой мы не подозревали. В 1947 году людей было легче одитировать, чем в 1950 году; и в 1954 году людей было легче одитировать, чем в 1956-м. В 1955-м году людей было легче одитировать, чем в настоящий момент. Однако мы потрудились изо всех сил. Мы вышли на такой уровень, что радиация больше не способна ставить палки в колеса Саентологии.
С тех пор, как я почти прикончил себя в Ирландии в прошлом... в феврале 56-го года, я провел множество экспериментов. Я очень тщательно все рассмотрел, было проведено громадное количество экспериментов, мы получили много опыта в этой области, и на самом деле мы сегодня можем проводить людям процессинг быстрее, чем они будут катиться под гору из-за радиационного заражения воздуха на Земле.
Вероятно, саентологи – единственные относительно здоровые люди на Земле сегодня. В последнее время вы не смотрели на людей, на широкую публику; я уверен, что не смотрели. В противном случае то, о чем я говорю, было бы для вас откровением. Это объяснило бы ваше наблюдение; однако вы этого не наблюдали, поэтому я прошу вас обратить на это внимание. Смотрите на людей на улице. Их щеки посерели, они, в большинстве своем, испытывают трудности, которых они не испытывали раньше.
Если вы спросите этих людей:
Вы спросили их: «Когда вы осознали, что с вами что-то происходит?»... Но вы просто сказали:
Этот ответ показался бы логичным, если бы мы задавали вопрос людям в возрасте сорока или пятидесяти лет; но когда мы спрашиваем человека, которому пятнадцать-шестнадцать лет или было пятнадцать-шестнадцать лет в 1945 году, и выясняем, что ему стало хуже в последние два или три года... или мы спрашиваем кого-нибудь, кому было пятнадцать или шестнадцать лет в 1945 году, и выясняем, что именно в том году он начал чувствовать себя плохо, – мы видим в этом что-то странное, потому что дети, подростки пятнадцати-шестнадцати лет, обычно не чувствуют себя хуже. Вы улавливаете? Здесь что-то происходит.
Так вот, я не служу панихиду раньше времени. Я не пытаюсь вас запугивать, потому что в мире сегодня и так хватает истерии в связи с этим. Хватает истерии. Никто не осознает это так четко, как саентолог. Если люди будут достаточно сильно беспокоиться и достаточно усиленно сопротивляться чему-то, то они потом от этого же и пострадают, правильно? Так что чем больше беспокойство, тем меньше прогресс.
В действительности мы в значительной степени разобрались с этим предметом. Независимо от того, подействует одитинг или нет, мне удалось разработать химический ассист, и он, по всей видимости, дает невероятные результаты. Он открывает также возможность дальнейших исследований; вполне вероятно, человек сможет решить эту проблему с помощью биохимии. Сейчас над этим трудится много людей. Просто случилось так, что... И я уверен, что в конце концов будут получены гораздо лучшие результаты. Просто случилось так, что я занялся этим раньше многих, и нам удалось создать ту штуку, которая позволяет добиваться желаемых результатов. Она чуть ли не убивает вас в процессе, но в конце концов вы начинаете чувствовать себя хорошо.
Эта штука называется «дианезин». Мы гораздо подробнее поговорим об этом завтра... я просто упоминаю его мимоходом. Просто небольшое упоминание: у нас есть этот биохимический ассист, очень ценный и многообещающий, плюс у нас есть навыки одитинга, плюс у нас есть техники одитинга... навыки одитинга, которым можно обучать... У нас есть три вещи: навыки одитинга, техники одитинга и навыки, необходимые для того, чтобы научить одитора одитировать. У вас есть эти три вещи сегодня, а значит, у вас в руках настоящее сокровище.
Другими словами, у вас есть четыре новых... относительно новых потрясающих открытия, и все они чрезвычайно полезны для устранения последствий радиации. И вы хотите знать, какой именно процесс надо использовать... Есть один процесс, эффективность которого в работе с последствиями радиации просто невероятна, однако на самом деле любой процессинг движется в том же направлении. Любой процессинг ведет к решению этой проблемы.
Ну хорошо. Саентология не ставит своей единственной целью устранить последствия радиации. Это очень далеко от ее основной цели. Однако использование ее в этих целях возможно, и она позволяет в значительной степени пролить свет на ситуацию. И поскольку она появилась на Земле почти одновременно с ядерной физикой, можно надеяться, что ядерным физикам не будет позволено завладеть всем миром: существует знание разума, достаточное для того, чтобы справляться даже с худшими проявлениями ядерной физики. И это очень приятно. Ведь никто не вкладывал денег в то, чтобы поставить крест на ядерной физике и ликвидировать последствия радиации. Абсолютно никто ни в правительстве, ни в благотворительных организациях не вложил в это ни пенни. Когда был выписан трехмиллиардный чек на создание атомной бомбы, когда господин Рузвельт сел за свой огромный стол, выписал чек на три миллиарда долларов и сказал: «Вот вам, ребята; сделайте атомную бомбу», он не выписал чека даже на пять центов, на котором бы говорилось: «Вот как нам защитить нацию, народ или отдельного человека от такой бомбы». Помните об этом.
Так что это пришлось делать нам. Мне и тем ребятам по всему миру, которые занимаются Дианетикой и Саентологией, на те деньги, которые нам удавалось добыть тем или иным образом. К нам не проявляли особого интереса. В некоторых случаях люди смеялись над нашей деятельностью. Но так или иначе мы должны были обуздать этого зверя, называемого делением атомного ядра. И эта работа была долгой, тяжелой, трудной. Но это было исключительно частное дело.
Люди платили деньги за одитинг, платили деньги за обучение, вносили вклад в виде членских взносов, сами проводили какую-то работу и писали свои предложения Рону; поддержание работы центрального офиса, согласование различных материалов
– все это было оплачено обычными людьми, частными лицами, большинство из которых привели бы своих банкиров в бешенство, если бы выписали чек на тысячу фунтов – все их состояние.
Другими словами, мы в этом мире маленькие люди: среди нас нет могущественных финансовых магнатов. Мы потихоньку шли вперед, и мы выполнили свою работу. Мы уже видим некоторые ее плоды: мы можем нейтрализовать последствия радиации. Сейчас мы достаточно хорошо понимаем человека, так что мы можем спасти его от некоторых последствий будущей войны. И не только у нас, но и у всего человечества есть небольшой шанс. Так что мы движемся вперед. Я не утверждаю, что мы уже полностью завершили эти исследования и узнали все, что только можно узнать.
Но я могу сказать вам, что мысль отдельных людей, тихая деятельность, финансы, которые были так или иначе собраны и осмотрительно расходовались, – благодаря всему этому мы в основном победили этих зверей – ядерную физику и радиацию. И немногие, такие, как мы... единственная небольшая группа... это единственная группа на Земле, которая добилась некоторого прогресса в данном направлении, это уж точно. По-настоящему обуздать и покорить тот разрушительный потенциал, который существовал и существует в воздухе сегодняшней Земли, имея лишь те финансы, какие у нас были, не имея правительственной поддержки и так далее, – с моей точки зрения, это было самым настоящим чудом. И поэтому, по крайней мере с моей точки зрения... я очень горжусь вами, я очень горжусь нами. И таким образом мы начинаем наш конгресс.
Спасибо.