Привет! Добро пожаловать на конгресс.

Так вот, обычно мы начинаем эти конгрессы с чего-то очень приятного и волнующего. Но мы редко пытались заняться производством, таким масштабным, таким эпохальным и историческим, как сегодня.

Hi ya! Welcome to the congress.

Так вот, вы думаете, что вы на конгрессе, не так ли? Нет, ви ни на кангрессе. Ви есть на мыс Карниворос, унд ми, иностранний ученние, хотеть помочь дер американский правительства собираться запускать дер первий неудачний спутник. Так вот, мне нушин маленький помощь. Стыдно сказат, но мне нушин американиц помогать мне, федь кто-то... кто-то должен тут что-то делать. Так фот, наши умелый помощники – это есть дер фесь технический персонал мыса Карниворос, и фот полюбуйтесь! (Понижающийся свист. Грохот.)

Now, we usually start these congresses off with a bang. But we've seldom attempted a production as great, as earthshaking, as reaching into history, as today.

Что ж, воздух сейчас ничего не полететь. Ми, иностранний ученний, хотеть помочь Америка отрезать ее дер головы с плеч, ми очень огорчиться, но ми фсе равно уметь пустить спутник наверх. Так вот, это есть первий неудачний запуск американский спутник, и сморчки вроде Эйзенхауэра и эти другие американцы – фам они вовсе не нушин, потому что смотреть, что мы уметь делать! (Электронный звук. Бум! Бум! Бум! Бум!)

Now, you think you're at the congress, don't you? No, you isn't. You is at Cape Carnivorous und ve foreign scientists vat help der American government is going to launch der first unsuccessful saterilite. Now, I vill have to have a bit of assistance. I am ashamed to say I have to have an American to help me, but there's somebody – somebody has got to do something here. Now, ve – our able assistant here, who is de entire – der entire technical staff of Cape Carnivorous and 'ere she goes!

Что ж, фот так... фот так. Теперь ми знаим. Он у нас еще и упасть обратно. Это больше хорошо, чем у русские. Так вот, все шутки в сторона, это есть великий изобретение. То, что ничего не получиться, не иметь никаких отношений к американским ученним.

[Noises, laughter – see introduction]

Вот что забавно во всем этом ракетном параде, который вы только что видели... вот что очень забавно в связи с ракетами и американской наукой в целом... люди скажут вам, что она проигрывает. Но я скажу вам кое-что очень забавное: она не проигрывает; она находится далеко впереди, однако правительство пока еще не дало ей ни малейшей возможности показать себя. Я говорю это серьезно. Правительство пока еще не дало ей ни малейшей возможности показать себя.

Vell, now there ain't nothink goink around the air. Ve – ve foreign scientists vat help America get der heads cut off, ve – ve very disappointed, but ve can put up sputnik anyvay. Now, dis is the first unsuccessful launching of an American satellite, and punks like Eisenhower and these other Americans, you don't vant nothing to do with them, because look vat ve can do!

Я не знаю, почему так происходит, но, похоже, правительство пришло в несколько раздавленное состояние из-за того влияния, которое оказывается на него из-за границы. Возможно, в один прекрасный день оно посмотрит вокруг и заметит, что у него есть кое-какие ученые здесь, в Америке, которые могут кое-что сделать. Но если этот день никогда не наступит, мы все равно запустили спутник.

Vell, der ve is – der ve is. And now ve know. Ve got it down, too. That's better than de Russians. Now, all kidnik aside, this was a great invention. Dat it vent wrong had nuttin' to do with American scientists.

Что ж, я очень рад видеть вас здесь, на этом конгрессе. Нас тут на самом деле больше, чем было на прошлогоднем конгрессе, который состоялся в середине года. Спасибо вам всем за то, что приехали.

The funny part of all of this rocket parade that you see – the very amusing thing about rockets and American science in general – is that people tell you it's losing. And I'll tell you something very funny: It isn't losing; it's way ahead, but it hasn't yet had a chance with the government. I mean that seriously. It hasn't had a chance with the government yet.

На этом конгрессе нам нужно рассмотреть столько материала, что я очень... я чувствую себя странно, когда начинаю излагать вам этот материал. Я имею в виду:этого материала так много, что я начинаю думать, не стоит ли мне немного растянуть все это, понимаете?

I don't know why, but the government seems to be a little bit overwhelmed from abroad. And maybe one of these days they'll turn around and notice they have some scientists here in America that can do a few things. But if that day doesn't come, we have still launched a sputnik.

На самом деле здесь у нас есть три программы, которые мы должны выполнить в течение трех дней. Вы видели тут и четвертую программу, которая не была включена в расписание вплоть до того момента, пока конгресс почти не начался. Но у нас тут есть три программы, которые нам нужно выполнить, и первая из этих программ, сегодня, – это просто Саентология и проект «Клир»; тут у нас довольно много данных на эту тему. Завтра у нас будет другой проект, который представляет собой значительный интерес. А на следующий день у нас будет еще один проект, который, вероятно, вызовет у вас еще больший интерес и который представлен тут большим вопросительным знаком – вы можете видеть его на плакатах. Итак, нам следует приступить к делу.

Well, I'm very glad to see you here at this congress. We are actually bigger than our last year's mid-year congress. Thank you all for coming. We have so much material to cover at this congress that I am very – I get a funny thing when I start to cover material. I mean, I get the idea that there's so much of it that I better kind of drag it all out, you know?

Мы... если говорить об организациях в Саентологии, нам в действительности всего лишь около четырех лет. Дианетика и дианетические организации были столь же неконтролируемы, сколь и любой преклир, с которым вам когда-либо доводилось иметь дело. Все это само по себе было довольно интересным «спутником»; все это было интересной ракетой. Но на самом деле тут не было постоянного роста; тут был спонтанный энтузиазм.

The truth of the matter is, there are three programs here in three days. You've seen a fourth program that wasn't scheduled until almost before the congress began. But there are three programs here that we have to take up, and the first of those today is simply Scientology and Project Clear; there's quite a bit of data on this. And tomorrow there's another project which is of considerable interest. And the next day, there is another project which you will find probably of even greater interest and which is represented by the big question mark which you see up on the signs. So, we actually had better get on with it.

Я хочу дать вам некоторое представление о том, как далеко мы продвинулись. Первая организация, которую я контролировал, называлась «Офис Л. Рона

We are, organizationally in Scientology; we are only really about four years old. Dianetics and its organizations were as uncontrolled as any preclear you ever had your hands on. That was quite an interesting sputnik in itself; it was an interesting rocket. But the truth of the matter is that it did not represent solid growth; it represented spontaneous enthusiasm.

Хаббарда». Она находилась в Финиксе, штат Аризона, и она была создана в начале 1952 года; эта организация пыталась главным образом изменить существующую ситуацию. В то время она занималась в основном Дианетикой, но один парень решил тем или иным образом уничтожить организации и прилагал для этого все усилия.

I want to give you a little idea of how far we've come.

Мы начали переключаться на Саентологию поздней осенью того же года, и Саентология только-только начала развиваться. Мы все еще в какой-то мере занимались Дианетикой. Затем весь следующий год я был за границей; в течение этого времени было сделано очень мало. Начался 1954 год. Это был закат дианетической деятельности и начало саентологической деятельности. Это разные вещи, поверьте мне.

The first organization that I controlled was called the Office of L. Ron Hubbard. It was in Phoenix, Arizona and it was opened up in the early part of 1952, and it carried on mainly trying to reorient the situation. It had mainly Dianetic business and at that time a fellow had decided to wipe the organizations out one way or the other, and he was busily doing so.

Иначе говоря, с тех пор как мы действительно начали работать с Саентологией, нам сопутствовал успех, мы продолжали двигаться вперед и кривая нашего успеха круто шла вверх. И в данный момент по всему миру в Саентологии обучается столько студентов, работает столько одиторов, функционирует столько офисов и организаций, что это примерно в пять раз превосходит то, что когда-либо было в Дианетике.

We started to swing into Scientology in the late fall of that year, and Scientology started getting underway. We still had some Dianetic business. And then we get up to the next year: I was abroad for a whole year; there was very little done. We get up to 1954. There you see the decline of Dianetic business and the starting of Scientology business. They are different, believe me.

Однако это постепенный рост, этот рост происходит очень упорядоченно, очень стабильно, очень устойчиво. И эта кривая, которую мы тут видим, не имеет никакого отношения к тому, делаем ли мы деньги. Мы не делаем деньги. Каждое пенни, которое мы получаем, мы сразу же тратим на те или иные исследования и проекты или на покрытие текущих расходов организации. Это весьма интересно. Организация не занята получением прибыли. Каждый раз, когда организации удается заработать лишнее пении, она сразу же начинает какой-нибудь новый проект.

In other words, from the moment that we really began to work with Scientology, we were a success, and we have continued onward and the curve has been steep. And at this moment, across the world, there are more students in training in Scientology, there are more auditors in practice in Scientology, and there are more offices and actual businesses engaged upon in Scientology than there ever were in Dianetics by about a factor of five.

Но что мы наблюдаем? Мы наблюдаем не какой-то внезапный спонтанный взрыв, который затем сошел на нет... и который примерно через три-четыре года совершенно угас... мы наблюдаем устойчивый рост начиная с 1955 года. Понимаете, как идут дела? И вся организационная деятельность развивается по этой же кривой. Эта кривая идет круто вверх и на каждом этапе этот рост является подлинным, стойким и не несет в себе никаких по-настоящему отрицательных моментов. Так вот, именно это я и имею в виду, когда говорю о создании организации, о создании предмета.

But it's quiet growth, very orderly growth, very stable, very steady. And this curve which we see here has nothing to do with whether or not we're making money. We're not making money. Every penny we get is expended at once into research and projects of one kind or another, or into the running expenses of the organization. This is quite interesting. The organization is not busy making a profit. Every time it can get ahead a penny, it immediately starts something new.

Что же нам пришлось сделать, чтобы добиться такого успеха? Весьма интересно, что что-то новое в мире... это было бы просто чудом, если бы можно было дать начало чему-то новому в мире без какой бы то ни было энтурбуляции вообще. Понимаете, если бы вы просто дали начало чему-то, а все вокруг сказали: «Замечательно», все приняли бы это, это начало расти, и это было бы все. О-о, нет! Нет, нет. Все происходит совсем не так. Вот как это происходит: Бум! Хрясь! Бац... апатия, энтузиазм! безмятежность! апатия, апатия... 1,5... 1,1. Невероятно. Это просто «американские горки». Что ж, эти «американские горки» продолжались первые три года из тех семи лет, в течение которых мы существуем, и эти «американские горки» были суровыми. Любой присутствующий здесь ветеран знает это. Это было тяжело; и я хочу поблагодарить вас от всего сердца за то, что вы прошли через это.

But what do we see here? Not a sudden spontaneous explosion, which then tapered off – and which took about three or four years to damp out entirely – but we see beginning with 1955, this steady growth. You get the picture? And all organizational activities are going on that curve. It's a steep curve and every bit of that growth is honest and sturdy and has no real liability. Now, that's what I mean by building an organization; what I mean by building a subject.

Что же мы теперь должны показать? Что же мы теперь должны показать, спустя все это время? Мы можем показать множество вещей, о которых вы бы даже не подумали, как об активах. Я знаю, что вы пришли сюда не для того, чтобы слушать какие-то скучные лекции по экономике. Вы хотите узнать что-то о самих себе и так далее. Что ж, самое лучшее, что я могу сказать вам о вас самих, так это то, что вы добились успеха, и я прямо сейчас пытаюсь сказать вам это: вы добились успеха. Поскольку если организация процветает... если вы процветаете, то организация тоже процветает, а если процветает организация, то процветаете вы. Это просто-напросто показатель того, занимаемся ли мы распространением. Это просто-напросто показатель того, выходим ли мы вовне.

What have we had to do to get ahead with this? It's quite interesting that a new thing in the world, it would be a marvelous miracle if a new thing could be launched in the world without any enturbulance at all. You know, you just launched it and everybody said, "That's fine," took it and it grew, and that's all there was to it. Ooh, no! No, no. That isn't the way it goes. It goes Boom! Crash! Thud – apathy, enthusiasm! serenity! apathy, apathy – 1.5 – 1.1. Fascinating. It's just a rolly coaster. Well, that rolly coaster was in progress for the first three years of the seven we have been in existence, and that rolly coaster was a rough one. Any old-timers here know that. That's been rough; and I want to thank you from the bottom of my heart for staying with it.

Так вот, вы сидите в каком-то одном маленьком уголке, вы беседуете с каким-то человеком, и он говорит: «Что ж, все эти вещи, мой разум. Я знаю, что с моим разумом все в порядке. Я обычно держу его дома на пианино». Мы беседуем с этим парнем, мы беседуем с тем парнем, мы беседуем еще с каким-то парнем; и все они, один за другим, говорят нам: «Нья... нья». Ваши родители заявляют вам: «Ты что, сумасшедший? Занимаешься такими вещами. Да что с тобой? Оставь в покое всю эту ерунду с самосовершенствованием. Будь счастлив, как мы». Мы теряем всех своих друзей; мы наживаем множество врагов, и к счастью, у нас появляется множество новых друзей, но на этот раз это уже стоящие друзья.

What do we have to show now? What do we have to show for all this time? We have a lot of things to show that you wouldn't really suspect were assets. And I know you didn't come here to listen to some dull lectures on the subject of economics. You want to find out about you, and so forth. Well, the best thing I can tell you about you is that you're a success, and I'm trying to right here now: You are a success. Because if the organization prospers; if you prosper the organization prospers, and if the organization prospers you prosper. It is merely an indication of whether or not we're disseminating. It's merely an indication of whether or not we're getting out.

Я, кстати, вспомнил свои разговоры с несколькими людьми в организации, с девушками... очень забавно... их рассказы о походах «туда», далеко от организации, далеко от своей группы, от своих друзей-саентологов. Это всегда какая-нибудь печальная история. Это достойно пера Эдгара Аллана По. Очень забавно.

Now, you sit in one little place and you talk to this one and he says, "Well, that stuff, my mind. I know nothin's wrong with my mind. I generally keep it home on the piano." We talk to this fellow, we talk to that fellow, we talk to another fellow; one right after the other, and they all say, "Nyah-nyah." Our parents say to you, is "Are you crazy, fooling around with something like that? What's the matter with you? Why don't you leave all this betterment stuff alone? Be happy like us." We lose all our friends; we make a lot of enemies, and fortunately, we make a lot of new friends that were worthwhile this time.

Однажды я сделал это сам. Первый раз, когда я вообще уехал из центра или из организации... я был совершенно вовне, понимаете, не поддерживал никакой связи... я уехал всего лишь на несколько дней, это было в Калифорнии. Я просто уехал и вращался среди... среди тех, кого Рузвельт назвал «забытыми людьми». Вот только он не забыл их, он не забыл их в достаточной степени. Так что я вращался среди таких людей, а потом, когда я ехал назад в центр, под конец этого периода... под конец этой поездки... внезапно у меня начало улучшаться настроение. До этого я не осознавал, что я был несчастен. И дело было не в том, что люди в центре использовали ту же терминологию, что и я, а в том, что они были живыми; они отвечали, когда кто-то к ним обращался.

I'm reminded, by the way, of several conversations I've had with guys in the organization, gals – very amusing – their accounts of going "out there," away from the organization, away from their group and away from their Scientology friends. It's always a sad story. Only Edgar Allan Poe could have done it justice. Very amusing.

Когда они что-то говорили, то, как правило, их слова заслуживали внимания. Там имело место общение; там были люди; это место было живым. Я чувствовал себя так, словно вернулся с кладбища.

I did it myself once. First time I ever went away from the Foundation or the organization – totally outside, you see, and totally out of contact – was for a period of only a few days in California. And I just left and I was rubbing elbows with the – what Roosevelt called "the forgotten man." Only he didn't, and he didn't forget him enough. And I was busy doing that and I drove back toward the Foundation at the end of this period – this visit – and all of a sudden, all of a sudden I began to cheer up. Until that time, I hadn't realized that I was miserable. It wasn't – it wasn't that people were just talking the same vocabulary I was, but they were alive; they would answer when spoken to. When they said something, it was generally worth listening to. There was communication; there were people; the place was alive. I felt like somebody that'd walked out of a cemetery.

Так что я знаю, что делает человек, когда выходит из класса НСА, отправляется в Милуоки или куда-нибудь еще и остается там. У него было все это море общения, все эти новые друзья, но он ушел, он оставил их всех, и вот он в Милуоки или где-то еще.

So I know, I know what a person does when he goes out from an HCA class or something like that, and he goes out and sits down in the middle of Milwaukee or someplace. He's had all this tremendous communication, all these new friends, and he walked off and he left all of them, and there he is in the middle of Milwaukee or someplace.

Честь и хвала Саентологии за то, что такой человек не совершает самоубийства в первую же неделю. Некоторые из этих людей погибают. Некоторые из этих людей погибают; другие создают группу, и они по-прежнему с нами.

It's a great tribute to Scientology that he doesn't commit suicide in the first week. Some people succumb. Some people succumb; others organize a group and they're still with us.

Но это приводит к созданию нового мира; и это первое, что мы должны действительно осознать. Это не просто «сделать кого-то лучше и вылечить его ишиас и...» – совершить что-то в этом роде. К чему это приводит, так это к созданию нового мира! И это позволяет нам видеть мир. Мы видим группу тех, с кем мы объединяемся в нашей собственной области, мы видим их, мы говорим с ними, мы проводим им групповой процессинг, мы работаем с ними; и вдруг вы обнаруживаете, что все они говорят, и вы очень рады говорить с ними, и все идет замечательно. Если вы невезучий, что ж, вы не создаете группу или она распадается.

But it makes a new world; and that's the first thing we should really realize. It doesn't just "make somebody better and cure his sciatica and...” and do something like that. What it does is make a new world! And we see a world that way. We, we see the group that we associate with in our own area, we see these people, we talk with them, we group process them, we work with them; and the next thing you know, why, they're all talking and you're very glad to talk to them and everything's going along well. If you're unlucky, why, you don't start a group and it doesn't hold together.

Но на самом деле вы в какой-то мере уже создали новый мир, – мир, который населен живыми люди, мир, в котором люди отвечают, когда кто-то к ним обращается; это совершенно определенно хороший мир.

But you have actually created, to some degree, a new world; a world that people are alive in, a world where people answer when spoken to, a world that is very very definitely a good world to be in. Now, maybe some of the people in that have faults; maybe we're catty and say, "Well, you know, confidentially, confidentially, she always talks to the preclear when she has him on the backtrack," you know? And we say, "Well, he's all right, but I sure can't stand the way he runs 8-C." A healthy, critical world, you could say.

Так вот, возможно, у некоторых людей в этом мире есть какие-то недостатки; возможно, нам свойственна язвительность и мы говорим: «Что ж, вы знаете, между нами говоря... между нами говоря, она всегда разговаривает с преклиром, когда тот находится на прошлом траке», понимаете? И мы говорим: «Что ж, он нормальный парень, но я просто не выношу то, как он проводит 8-К». Можно сказать, что это здоровый, критичный мир.

But pity the poor fellow who joins a group and goes down and works in the insurance company and comes to the group once a week, and goes down and works at the insurance company and comes back to the group once a week. I wonder if it doesn't drive him slightly mad; just the contrast, one way or the other.

Но можно только пожалеть парня, который присоединяется к группе, а потом идет работать в страховой компании; он приходит в группу раз в неделю, потом он снова идет в страховую компанию и работает там, и он снова приходит в группу – раз в неделю. Мне интересно, не сходит ли он немного с ума от всего этого, просто от этого контраста.

I heard somebody say recently, "If I could just find out what their level of communication is, if I could just find out what they would talk about, if I could just get down to their level somehow or another, I wouldn't mind being with 'em!"

Я слышал, как кто-то недавно сказал: «Если б я только мог выяснить, на каком уровне общения они находятся, если б я только мог выяснить, о чем они стали бы говорить, если б я только мог как-нибудь опуститься на их уровень общения, я бы не возражал против того, чтобы быть с ними!»

It would surprise that person to know there is no level. There is a slightness of effect. You could always say, in a whisper: "I think the weather's going to be all right tomorrow." The person would probably look at you and say, "Is somebody talking to me? This has never happened before!"

Он бы удивился, узнав, что эти люди не находятся ни на каком уровне общения. Они находятся на уровне незначительного следствия. Вы всегда можете сказать шепотом: «Я думаю, завтра будет нормальная погода». И этот человек вероятно посмотрит на вас и скажет: «Кто-то разговаривает со мной? Такого не случалось еще никогда!»

Now, very often, people get an odd idea of all this. They say, "Well, I was perfectly happy. There I was, back there in the 40s, I was perfectly happy. Nobody ever bothered me; I never bothered anybody. I just went along in my own way; I wasn't at all worried about the mind or anything about it. I was happy. And look at me now! Ruined! I used to be able to live with my family. Now, I wish I could kill 'em! I'm ruined; I've been in Scientology too long."

Так вот, очень часто у людей появляются странные идеи относительно всего этого. Кто-нибудь говорит: «Что ж, я был совершенно счастлив. Я жил себе в

But, fortunately, he stays right on in Scientology, when he finds out that earlier he was too apathetic to care what was going on around him. Like a log or a piece of wood drifting in the stream, he was living a life without feeling, without communication. Well, if you're going to live a life without sensation, feeling, communication, ARC, understanding and a few other minor quantities, why live?! Why live? Why not just be a – just take the cog out of the machinery that one is and just go out and lie down in a field someplace and expire, because there's no point in it; because the things I've named are the pay you get for living; and there's no other pay.

The pay is communication, sensation, ARC, understanding, cooperative endeavor, enthusiasm over goals, activity; the feeling one is going someplace and doing something. These are the only payments that can be made to anyone for living. There are some things that try to substitute for them: mink coats, Cadillacs, and big bank accounts. Person says, "Well, if I could just make a couple of million, then I would've been paid for it." Well, you and I know the answer to that. We see some of these fellows that slaved through it for 20-25-30 years, let everything go by the boards but that first couple of million, or something like that, and there they sit in the preclear's chair with ulcers. They were paid, apparently; they were apparently paid; paid in cash – but they weren't paid in communication, sensation, understanding, feeling of a job well done, ARC. These payments they didn't get, and it made them sick! So the – is something real about living, and that something real is life. Not MEST, although MEST is a good substitute for reality.

Now, the funny part of it is, that if you can get paid in the commodities which I have just mentioned, you usually get paid in cash, too; and there's certainly nothing wrong in having a few hogsheads full of cash.

Но к счастью, он продолжает заниматься Саентологией, когда узнает, что раньше он был слишком апатичен, чтобы беспокоиться о том, что происходит вокруг него. Подобно бревну, которое плывет по течению, этот человек жил ничего не чувствуя и не общаясь. Что ж, если вы собираетесь жить ничего не чувствуя, не ощущая, не общаясь, без АРО, понимания и еще нескольких незначительных количеств такого рода, то зачем тогда жить?! Зачем жить? Почему бы вам тогда не стать... просто вытащите шестеренку из машины, которой вы являетесь, а потом просто лягте где-нибудь посреди чистого поля и испустите дух, поскольку в такой жизни нет никакого смысла; ведь вещи, которые я перечислил, – это ваше вознаграждение за то, что вы живете; и другого вознаграждения нет.

A bunch of my friends in India when I was a kid used to tell me of the horrors of material possession. I would sit there stuffing ice cream in my face in a restaurant, you know, listening to them tell about the horrors of material possession and how bad it all was, see? And I used to say, "Slurp, slurp. This guy's nuts!"

Вознаграждением является общение, ощущения, АРО, понимание, совместные начинания, энтузиазм в отношении целей, деятельность; чувство, что вы чего-то добиваетесь и что-то делаете. Только это является вознаграждением кому бы то ни было за то, что он живет. Есть вещи, которыми это пытаются подменить: норковые манто, кадиллаки, большие счета в банке. Человек говорит: «Что ж, если только я смогу сколотить пару миллионов, то это будет мне вознаграждением за все это». Что ж, мы с вами знаем, чем это объясняется. Мы видим некоторых из этих парней, которые рабски трудились в течение 20-25-30 лет, затем позволили всему развалиться, сохранив у себя лишь ту первую пару миллионов или что-то в этом роде, и вот такой человек сидит в кресле преклира и у него язва. Этот человек получил свое вознаграждение, как кажется; он, как кажется, получил свое вознаграждение; он получил вознаграждение в виде наличных... но он не получил вознаграждения в виде общения, ощущений, понимания, в виде чувства того, что он хорошо сделал свою работу, в виде АРО. Он не получил этого и заболел! Так что есть кое-что реальное в жизни, и это кое-что реальное есть жизнь. Это не МЭСТ, хотя МЭСТ – это хорошая замена реальности.

But wherever we look in life; wherever we look, we see people who have kind of ceased to be people. They're a cogwheel or a thing. Most people are small islands of grief surrounded totally by subapathy. These men who lead lives of quiet desperation. It's said, you know, that most men – married men, lead lives of quiet desperation. Don't wake up because it would be too painful. Well, if they don't wake up let me ask you this question, "How are they going to get paid?" See, how they going to get in communication and how're they going to get any sensation and how're they going to get any understanding or cooperation or some goals up the line or a feeling of working together. How are they going to get any of these things if they cannot experience them? And if life makes you drop down to a point where you cannot experience so that you can bear it, then you have experienced the worst trick that life can play upon you. The worst trick life can play upon you is not getting shot, otherwise people wouldn't sit and watch these TV plays. I think the total plot is: Fellow walks on scene, somebody gets shot. Fellow walks on scene, somebody gets shot. It's an interesting plot.

И вот что странно: если вы можете получить вознаграждение в виде тех вещей, которые я только что перечислил, то как правило вы получаете вознаграждение и в виде наличных; и определенно нет ничего плохого в том, чтобы иметь несколько бочонков, заполненных до отказа наличностью.

But nobody would turn on TV if getting shot was so horrible that nobody could stand it. You get the idea?

Когда я был ребенком, многие мои друзья в Индии рассказывали мне об ужасах, связанных с обладанием материальными благами. Я сидел, запихивая в рот мороженое где-нибудь в ресторане, и слушал какого-нибудь парня, который рассказывал мне об ужасах, связанных с обладанием материальными благами, и о том, как все это плохо, понимаете? И я говорил: «Слерпс, слерпс. Этот парень сумасшедший!»

Now, here we have – here we have then a situation where an individual shrinks back from experience; he shrinks from experience of any kind, and after that he can't be paid anything. There's no way to draw his pay, no way at all. If you can't experience, you can't be paid. And if you can't be paid, you can't live. And that's about the way it is.

Но куда бы мы ни кинули взгляд в жизни, куда бы мы ни кинули взгляд, мы видим людей, которые как бы перестали быть людьми. Они шестеренки или какие-то вещи. Большинство людей представляют собой маленькие островки горя, окруженные со всех сторон чем-то, что находится ниже апатии. Это люди, которые живут в тихом отчаянии. Вы знаете, говорят, что большинство женатых мужчин живут в тихом отчаянии. Они не пробуждаются, поскольку это было бы слишком болезненно. Что ж, если они не пробудятся, то позвольте мне спросить вас: «Как же они получают свое вознаграждение?» Понимаете, как же они вступят в общение, как же они получат хоть какие-то ощущения, как же они достигнут хоть какого-то понимания или добьются хоть какого-то сотрудничества, как же у них появятся какие-то цели и чувство, что они работают сообща с кем-то... как же они получат что-то из этого, если они не могут ничего этого испытать?

How does an individual get into a state where he can't be paid? By not getting paid. Isn't that weird? I mean, I – you think I'm just making a joke here and saying, "Well, that's a cute epigram or something of the sort, the way not getting paid is not to get paid," but the funny part of it is, that's all there is to it. That is all there is to it.

И если жизнь заставила вас опуститься на такой уровень, где вы не можете это испытать, а потому не можете вынести такую жизнь, значит, жизнь сыграла с вами самую злую шутку, какую она только может с вами сыграть. Не думайте, что получить пулю – это самая злая шутка, какую с вами может сыграть жизнь, ведь иначе люди не сидели бы перед телевизорами и не смотрели бы эти пьесы. По-моему, весь сюжет этих пьес состоит в том, что парень выходит на сцену и кто-то получает пулю. Парень выходит на сцену и кто-то получает пулю. Интересный сюжет.

If you're not paid long enough, you can't draw your pay. That's the rule. It's funny, but that's the only rule there is. If you go for a long enough period of time without experiencing anything, the next time you experience something, you will find you can't experience it. It's a havingness on the subject of experience and that's all it is. Havingness and experience.

Но никто не включал бы телевизор, если бы получить пулю было настолько ужасно, что никто не мог бы вынести этого. Вы улавливаете идею?

One of the cute tricks to play upon a thetan who is saying, "Oh, isn't it dreadful because everything is so painful! Everything that happens to me is painful. I go out in an automobile, accident, goes over a cliff: I get hurt. I – every time I turn around, I look up in the – have to pass by the hospital, and I realize all those people are in there suffering and experiencing this terrible pain." And he talks about pain, "And my mother, the pain she suffered when I was born. I know; she told me every day."

Таким образом, здесь мы имеем ситуацию, когда индивидуум уклоняется от того, чтобы что-то испытывать; он уклоняется от того, чтобы испытывать что бы то ни было, и после этого он не может получить никакого вознаграждения. У него не остается способа получить свое вознаграждение, вообще никакого. Если вы не можете ничего испытать, вы не можете получить вознаграждение. А если вы не можете получить вознаграждение, вы не можете жить. Вот так примерно и обстоит дело.

It's very amusing to get this fellow and put him in a preclear chair and have him do old Expanded GITA on pain, SOP-8 1953. Very, very amusing. You have him waste pain. Just – it's a little trick you could pull on one of these guys that's protesting about hurt. You just ask him to invent a way to waste pain, or "Tell me a way to waste pain" – it doesn't much matter how you run it. You don't even have to audit this well.

Как же индивидуум попадает в такое состояние, что он не может получать вознаграждение? А вот так: не получая его. Разве это не странно? Вы думаете, что я просто шучу и говорю вам: «Что ж, это славный афоризм или что-то в этом роде: способ не получить вознаграждение заключается в том, чтобы не получать вознаграждение». Но вот что забавно: это все, что можно об этом сказать. Это все, что можно об этом сказать.

The individual says, "Well, waste pain. Give it to me; I don't want it. Yeah."

Если вы не получаете вознаграждение в течение достаточно долгого времени, то после этого вы уже не можете его получить. Это правило. Это забавно, но это единственное правило, которое тут есть. Если вы не будете ничего испытывать в течение достаточно долгого периода времени, то в следующий раз, когда вы попытаетесь испытать что-то, вы обнаружите, что не можете этого. Здесь мы имеем дело с обладанием в отношении такой вещи, как способность что-то испытать, и это все, с чем мы имеем здесь дело. Обладание и способность что-то испытать.

"Another way to waste pain."

Вы можете сыграть один замечательный трюк с тэтаном, который говорит: «О, разве это не ужасно, ведь все это причиняет такую боль! Все, что со мной происходит, причиняет боль. Я еду куда-то в машине, происходит авария, я лечу с обрыва: мне больно. Мне каждый раз приходится проезжать мимо больницы, и я понимаю, что все те люди, которые там находятся, страдают и испытывают эту ужасную боль». И он говорит о боли: «И моя мать... та боль, которую она испытывала, когда рожала меня. Я знаю: она говорила мне об этом каждый день».

"Well, you'd inflict it on all the dead bodies in the graveyard." That's quite a standard response. He'd go on and on telling you ways to waste pain, ways to waste pain. All of a sudden, a little thought's liable to occur to him. How do you waste pain? By not experiencing it! Dreadful thought.

Было бы очень забавно взять этого парня, посадить его в кресло преклира и заставить его проходить старый процесс «Расширенная GITA» в отношении боли, СРП 8 1953 года. Очень и очень забавно. Вы заставляете его растрачивать боль впустую. Это небольшой трюк, который вы можете сыграть с человеком, протестующим против боли. Вы просто просите его придумать способ растрачивать боль впустую: «Назовите мне способ растратить боль впустую»... не имеет особого значения, как именно вы это проводите. Вам даже необязательно так уж хорошо проводить это.

You have him waste pain a little bit further and you finally come up with a real 35-cent cognition, and he'll say, "You know, there's nothing very wrong about pain." And after a while, why, he comes through and he says, "Well, frankly, I know now why I have a bad kneecap. It's the only way I can hurt myself satisfactorily." And after a while he says, "Pain, pain slurp, slurp pain; oh, wonderful, wonderful; pain's wonderful; pain is just great; pain is the best. There sure isn't much of it in this society, is there?"

Этот человек говорит: «Что ж, растрачивать боль впустую. Дайте ее мне; я не хочу ее. Да».

Mother tells you not to get hurt; the schoolteacher tells you not to get hurt; the cop tells you not to get hurt; the Careful Driving Association tells you not to get hurt; not to get hurt, not to get hurt; nobody's getting hurt. Gee, the good old days when nobody ever warned you, that you could just fall down steps, and everybody didn't think anything wrong with it at all. He said, "Well, he fell down steps." Nobody was critical about a thetan furnishing himself with a nice, quiet little pain spree.

«Еще один способ растрачивать боль впустую».

Now, what I tell you here is true, and actually you – you should run it on somebody if you have any doubts about it, because it's one of the more fabulous mechanisms.

«Что ж, вы можете причинять ее всем этим мертвым телам на кладбище». Это стандартный ответ. Он все продолжает и продолжает называть вам способы растрачивать боль впустую, растрачивать боль впустую. И возможно, у него вдруг появится одна мыслишка. Как растратить боль впустую? Не испытывать ее! Ужасная мысль.

People don't experience pain for so long that pain becomes painful. They can't have it; they don't want it; they tell you it is very bad. The funny part of it is, if you let them waste pain for a long time, why, they come around to the point where they can have some pain. It's very fascinating. In other words, there's nothing wrong with pain; except not having any.

Вы добиваетесь, чтобы он продолжал растрачивать боль впустую еще некоторое время, и в конце концов он выдаст вам настоящее озарение на 35 центов, он говорит:

In other words, if the person doesn't have pain for a long enough period of time, then pain is something they can't have. If pain is there in abundance, they can have it.

«Вы знаете, в боли нет ничего такого уж неправильного». А спустя еще какое-то время он говорит: «Что ж, откровенно говоря, теперь я знаю, почему у меня болит коленная чашечка. Это единственный способ, при помощи которого я могу причинить себе достаточно сильную боль». А еще немного позже он говорит: «Боль, боль, слерп, слерп, боль; о, замечательно, замечательно; боль – это замечательно; боль – это просто великолепно; боль – это лучше всего. В обществе, определенно, не так уж много боли, не правда ли?»

Well, what's the score of this fellow who tells you that life is too ugly to be lived? What's the score? What about this fellow who says, "I cannot live because life is too painful." What's he telling you? He's telling you that he hasn't lived.

Мама говорит вам, чтобы вы не ушиблись; школьный учитель говорит вам, чтобы вы не ушиблись; полицейский говорит вам, чтобы вы не ушиблись; Ассоциация безопасного вождения говорит вам, чтобы вы не ушиблись; чтобы вы не ушиблись; чтобы вы не ушиблись; никто не ушибается. Ну и ну, в старые добрые времена, когда вас никто никогда не предостерегал, вы могли просто скатиться по ступенькам и никто не увидел бы в этом вообще ничего плохо. Люди сказали бы: «Что ж, он скатился по ступенькам». Никто не критиковал тэтана за то, что он устраивал славный, тихий, маленький разгул боли.

Now, I don't say that you ought to go and smash yourself up three times a week and twice on Sundays, but if you do, at least be aware enough to experience it nicely. Don't just waste it.

Так вот, то, что я вам говорю, это правда, и на самом деле вы должны провести кому-нибудь этот процесс, если у вас есть какие-то сомнения на этот счет, поскольку здесь мы имеем дело с одним из наиболее потрясающих механизмов.

Of course, you can get so skillful that you don't hurt yourself anymore. I got into that horrible state one time. I was riding motorcycles cross-country out in Arizona; a little light, quiet sport I used to indulge in to shake the engrams – other people's engrams out of my head. And one day I said, "I think I'll run start, stop and change; start, change and stop, SCS, as a process on this motorcycle.”

Люди не испытывают боли в течение столь долгого времени, что боль становится болезненной. Они не могут ее иметь; они не хотят ее иметь; они говорят вам, что это очень плохо. Вот что забавно: если вы позволите человеку растрачивать боль впустую в течение долгого времени, он приходит к тому, что оказывается в состоянии иметь какую-то боль. Это просто потрясающе. Иначе говоря, в боли нет ничего неправильного, за исключением того, чтобы не иметь никакой боли.

It's lots of fun out there, you know; wide-open country and there's nothing in it to hurt you but the cactus and gullies and sharp rocks and snakes and scorpions and things. And anyhow, you would just start out across country and don't know if you ever heard of this sport or not, but it's – I'm sure you have. You open up the throttle – you used to play a game called straight line, and you start from here and go to top of that hill, way over there, in a straight line with no deviation. Of course you can't see what's in between (or you pretend you can't) and you just go straight to the other point with a minimum deviation. Makes an interesting game.

Другими словами, если у человека нет боли в течение достаточно долгого времени, то боль становится чем-то, что он не может иметь. Если боль имеется в избыточном количестве, то человек может ее иметь.

So I said, "Well, I could win this game every time if I would take this motorbike out here in this flat space and run SCS with this motorbike." So I did. I just ran the motorbike around. I had an auditor, and he was giving me the commands. All of a sudden, a terrible disappointment came over me; awful disappointed feeling. I realized that I had the motorbike under such excellent control that it was not only improbable but impossible to have an accident with it! No slightest chance of experiencing pain. It's very funny. I didn't ride for two or three weeks.

Что ж, как же обстоят дела с тем парнем, который говорит вам, что жизнь слишком ужасна, чтобы жить? Как же в действительности обстоят дела? Как насчет того парня, который говорит: «Я не могу жить, поскольку жизнь причиняет слишком много боли». Что он вам говорит? Он говорит вам, что он не жил.

After that, why, I'd got so that I could let the air half out of one tire, you know, and slip one of the chain sprockets there a little bit, you know, so it might chip off and took to riding a motorcycle again. I had audited a motorbike up to minus randomity, as we used to say.

Так вот, я не говорю вам, что вы должны разбиваться в лепешку три раза в неделю и два раза по воскресеньям, но если вы так поступаете, то, по крайней мере, находитесь в достаточной мере в сознании, чтобы замечательным образом испытать все это. Не нужно просто растрачивать это впустую.

Well, now you could audit your body up to minus randomity too. But the only reason you'd be upset about minus randomity would be if you were running down your ability to experience. And if you depend on a body utterly to give you experience, why, then of course you will always have randomity with the body. You will never bring a body up to skillful management and if you totally depend on one to give you all of your sensation and experience ...

Конечно, вы можете стать настолько умелым, что больше не будете причинять себе боль. Однажды я оказался в таком ужасном состоянии. Я ездил на мотоцикле по пересеченной местности в штате Аризона; это был такой небольшой, легкий и тихий спорт, которому я предавался, чтобы встряхнуть инграммы... чтобы вытрясти из своей головы инграммы других людей. И однажды я сказал: «Пожалуй, я проведу начать, остановить и изменить; «Начать – Изменить – Остановить», НИО, я проведу это как процесс на этом мотоцикле».

The "only one" is in a terrible situation. He has only his body. Get the idea? He's below experience, then, isn't he, because his own body is under control, very thoroughly under control perhaps. Other people's bodies however, are not under control. So a person who is in communication and who is living is surrounded with randomity. There's all kinds of bodies around him that are not under control. If he can experience them in any way, if he can communicate with them in any way, then there's lots of experience. And if he continues to have lots of experience – experience doesn't have to be of a smash variety. That's only when a thetan, you know, becomes so anxious about experience the only experience he thinks of is being able to shoot a cop or dump a car over a cliff. He thinks that is terrific experience. If he – you know, he's on his last legs.

Это очень весело, знаете; широкий простор и нет ничего, что могло бы причинить вам боль, кроме кактусов, оврагов, острых камней, змей, скорпионов и так далее. Как бы то ни было, вы просто начинаете ехать по пересеченной местности... я не знаю, доводилось ли вам когда-нибудь слышать об этом спорте, но я уверен, что доводилось. Вы даете полный газ... была такая игра, которая называлась «прямая линия», вы начинаете двигаться отсюда и едете до вершины вон того холма, который находится далеко-далеко, вы едете по прямой линии, не отклоняясь. Конечно, вы не видите, что находится между вами и этим холмом (или притворяетесь, что не видите), и вы просто едете по прямой линии к той точке, стараясь как можно меньше отклоняться от курса. Это интересная игра.

But the individual – the individual who is in communication with others of course has tremendous quantities of experience, and gradually his tolerance of experience rises and rises and rises; and eventually he can tolerate almost any kind of an experience.

Итак, я сказал: «Что ж, я могу выигрывать в этой игре каждый раз, если я выкачу этот мотоцикл вот сюда, на это ровное место, и проведу с ним НИО». Так я и сделал. Я просто ездил на этом мотоцикле туда-сюда. У меня был одитор, который давал мне команды. И вдруг я почувствовал ужасное разочарование; на меня нахлынуло чувство сильнейшего разочарования. Я осознал, что я настолько превосходно контролирую этот мотоцикл, что будет не просто невероятно, а совершенно невозможно попасть в аварию с ним! Ни малейшего шанса испытать боль. Весьма забавно. После этого я не ездил на нем две-три недели.

What is the first sign you see of a break-up of an individual? He ceases to be able to experience bad luck without breaking up.

И затем я дошел до того, что мог наполовину выпустить воздух из одного колеса, понимаете, слегка ослабить одну звездочку, понимаете, чтобы с нее могла соскочить цепь, и снова отправиться ездить на мотоцикле. Я проодитировал мотоцикл до минус- хаотичности, как мы это раньше называли.

I saw a fellow one time; he wasn't too old and some banker or other had grabbed this fellow's bank as part of a chain bank. And it was robbery; there was no doubt about it, the fellow had been robbed. Everything he had in the world had been grabbed. He went into a nervous breakdown shortly afterwards. He was a young man; he had a stroke; and he hung along in that state for about 20 years and then kicked the bucket – died, I think the people in this society call it. He banged out of his head and went elsewhere.

Что ж, вы также можете проодитировать свое тело до минус- хаотичности. Но вы были бы расстроены из-за минус- хаотичности лишь в том случае, если бы вы начали снижать свою способность что-то испытывать. И если вы целиком и полностью зависите от тела в том, чтобы что-то испытывать, то конечно же, вы всегда будете создавать для себя хаотичность при помощи своего тела. Вы никогда не поднимете свое тело на такой уровень, где вы могли бы умело им управлять, и если вы получаете все ощущения при помощи тела и целиком зависите от тела в том, чтобы что-то испытывать...

Well, this one experience of losing a possession had occurred in a zone of minus experience, you see. He didn't have enough experience, and all of a sudden he got this tremendous experience of loss and he went all to pieces. Just cracked up complete. I consider that very interesting. And at the time I was talking to him and first heard about this, I couldn't understand what he was protesting about! He was very skilled in handling people as a banker. It wasn't he who had failed; the bank had actually passed out of his control at the time it failed, and it was just his stock that suddenly became worthless. Broke him, but he could handle people. His friends and his personal life were all intact; he had lots of skill, he had lots of ability. I would've thought it would've been a wonderful time to go join the French Foreign Legion, or something. What a beautiful excuse to go have some experience.

Человек, который является «одним-единственным», находится в ужасном положении. У него есть только его тело. Вы понимаете? Следовательно, он находится ниже того уровня, на котором он может что-то испытывать, не так ли? Ведь его собственное тело находится под контролем, вероятно очень жестким контролем. Однако тела других людей не находятся под контролем. А потому человек, который находится в общении и который живет, окружен хаотичностью. Вокруг него имеются всевозможные тела, которые не находятся под контролем. Если он может тем или иным образом почувствовать их и что-то испытать, если он может тем или иным образом общаться с ними, то у него будет очень много того, что он может испытать. И если он будет продолжать испытывать очень многое... то, что человек испытывает, необязательно должно быть чем-то, от чего он превращается в лепешку. Так бывает только тогда, когда тэтан становится настолько обеспокоен тем, чтобы что-то испытать, что ему в голову не приходит ничего другого, кроме как застрелить полицейского или сбросить машину с обрыва. Он думает, что было бы просто потрясающе испытать такое. Знаете, когда он уже одной ногой в могиле.

Instead of that, he had had so little experience in his life that he just sat there and went to pieces. That was about a quarter of a century ago, and I couldn't understand it when it happened. I just couldn't – I couldn't sit where I was sitting and understand thoroughly what had happened to this other fellow. Why did it affect him so much as to tear him to pieces?

Но если индивидуум находится в общении с другими, он, конечно же, может испытать огромное количество разных вещей, и его терпимость к тому, чтобы что-то испытать, постепенно повышается, повышается и повышается; и в конце концов он оказывается в состоянии терпимо относиться к тому, чтобы испытывать практически что угодно.

Take some admiral. You know what an admiral is, don't you? They still have them. They've gotten rid of all their ships, but they still had the admirals. And they have to have somebody to consume gold lace. And anyway, you take an admiral that's been sitting on shore base. See, shore base, shore base, shore base – years and years and years and years and years – and you all of a sudden send him to sea. He'll look at the little bit of randomity of a boat bobbing around and he'll start to get queasy at his stomach.

Что в первую очередь говорит о том, что у человека имеет место слом? Он не в состоянии испытать неудачу и не сломаться.

One admiral I suddenly took to sea one day – I think he'd been on the beach for the last 20 years or something like that – he was an admiral from the Spanish-American war, I think. Anyway, this old boy, this old boy kept sending me notes in the navigation shack, trying to find out whether or not the storm was getting worse. Well listen, he was on a corvette and a corvette feels like a storm if it's going through a millpond. The boys used to paint hinges on the deck and little signs "Don't stand here or your ankles'll get broken." The engineer – the engineer had been known to say, "There is no reason why we should punch holes in the hull to take cooling water into the engines. Why not just continue to dip it up with the funnel?"

Однажды я видел одного парня; он не был слишком старым, какой-то банкир или кто-то еще прибрал к рукам его банк, как часть всей банковской сети. Это был грабеж; тут нет никаких сомнений, этого парня ограбили. У него отобрали все, что у него было. Вскоре после этого у него произошло нервное расстройство. Это был молодой человек; с ним случился удар; он пробыл в этом состоянии около двадцати лет, а затем сыграл в ящик... умер – по-моему, именно так люди в этом обществе называют это. Он выскочил из своей головы и отправился куда-то еще.

The last years of service of this old admiral had been spent in a great big battleship. I'd swear, one battleship could hit another battleship and neither battleship would ever find out about it. Only time I ever saw a battleship really taking water over the bows was down off Cape Horn once. And then I only saw a picture of it, but she was taking water over the bows. This old boy, in other words, had had no experience of motion, so the little bit of motion we were making going through the Southern Sea was nothing, and he was worried about it; he thought it was a storm. It upset him. Didn't have experience, couldn't stand it.

Что ж, он испытал потерю собственности, когда находился в области слишком малой возможности что-то испытать, понимаете? У него было недостаточно чего-то, что можно было бы испытать, и вдруг он испытал нечто грандиозное – он потерял собственность, – и он просто рассыпался. Он совершенно развалился. Я считаю, что это очень интересно. И я с ним разговаривал в то время, я впервые услышал обо всем этом

I wonder if that isn't what's wrong today with the bulk of America. I wonder if they haven't got it all ironed out so. I won't say that the FBI is sitting so well on crime because I think the amount of crime is on the increase. But if you have to stoop to crime just to have experience, boy are you a poverty-stricken experiencer.

But I think they've got it all ironed out so that the per capita experience is very poor. Vicarious experience by television; about the best they ever get. Therefore, a little bit of something happens and it seems to be a mountain. This little bit of confusion occurs over here and it apparently is overwhelming. Somebody sneezes; major incident of the day. You get the idea? They're low on doingness because they haven't been doing.

Но он так мало испытал в своей жизни, что он не сделал ничего подобного, он просто сидел на месте и разваливался. Это было примерно четверть века тому назад, и когда все это произошло, я не мог этого понять. Я просто не мог... находясь в том положении, в котором находился я, я не мог как следует понять, что же произошло с этим человеком. Почему это оказало на него такое огромное воздействие, почему он просто разваливался из-за этого?

Now, you could expect a change of pace in any society to bring trouble, and it has been a change of pace. There has been a change of pace in America. Gee, for a while there we had Injuns and grizzly b'ar and we didn't even have rifles to shoot them with; that was the fun, you know. We used to have – you know, a grizzly bear has a reputation of being able to stop fifteen or sixteen bullets, two or three or seven straight through the heart or brainpan and still keep on charging. Nobody told you what kind of bullets. But a grizzly bear was nice and formidable. You didn't have a good sound roof over your head; even though you had a professional roof, you spent most of the time carrying pans up and down to the attic.

Возьмите какого-нибудь адмирала. Вы знаете, кто такой адмирал, не так ли? У военно-морских сил все еще есть адмиралы. Военно-морские силы избавились от своих кораблей, но у них все еще есть адмиралы. Военно-морским силам нужен кто-то, кто потреблял бы обшитые золотом галуны. Как бы то ни было, возьмите какого-нибудь адмирала, который сидит на какой-нибудь береговой базе. Понимаете, береговая база, береговая база, береговая база... год за годом, год за годом, год за годом... и вдруг вы отправляете его в море. Он смотрит на какую-нибудь незначительную хаотичность, на какую-нибудь шлюпку, которая покачивается на волнах, и его начинает тошнить.

I mean, there's – things were going on. You had Injuns and floods and epidemics and above all that, you didn't have enough communication so the government could keep any law and order. The government was helpless. Government sends a letter out to the Dakota Territory saying "Wild Bill Hickock will cease and desist," you know. They just didn't do it; they were just in apathy about it. They couldn't experience all the experiences in the country, so they didn't try to govern them.

Один адмирал, которого я однажды вдруг взял в море... я думаю, он провел на берегу лет двадцать или около того... по-моему, он был адмиралом еще со времен испано-американской войны. Как бы то ни было, этот старикан, этот старикан постоянно присылал мне послания в навигационную рубку, пытаясь выяснить, усиливается ли шторм. Что ж, послушайте, мы были на корвете, а когда вы идете на корвете даже по мельничной запруде, то ощущение такое, будто кругом бушует шторм. Ребята красили петли на палубе и маленькие таблички с надписью «Не стойте здесь, иначе переломаете себе лодыжки». А наш судовой механик говаривал:

And everywhere it was a near thing. Life was a near thing. You heard me say that the human body is geared up to barely miss death three times a day, and it is. It's over a long period of time. But life in America in the early days was a near thing, and now it isn't even a thing. What experience – what experience do you think that somebody has – oh, I don't know, doing something in an office? One week to the next, week after week after week, there're very few experiences, very little change of pace. What's the final result of this? A change of pace throws him.

«Незачем пробивать отверстия в корпусе, чтобы закачивать в двигатели охлаждающую воду. Почему бы нам просто не продолжать погружать его под воду со вставленной в люк воронкой?»

Now, it isn't really that we have to have tremendous quantities of experience, but we do have to have a bit of change of pace. Here was America living high and dangerously, then they got Roosevelt. You can't even starve to death in the country today! See, here was everybody on his own, free enterprise, get in there, do or die, millionaire today and a bum tomorrow, bum today and a millionaire tomorrow; office boy to president, president to office boy. Randomity.

Here we went. Game, lots of it, and all of a sudden and then, now it's in this nice low plane: sit and look at TV. That can be a deadly thing.

Интересно, не это ли сегодня не в порядке с большинством американцев? Интересно, может они сделали свою жизнь такой же спокойной? Я бы не сказал, что ФБР так уж хорошо сдерживает преступность, поскольку уровень преступности, по-моему, растет. Но если вам приходится опускаться до совершения преступлений, просто чтобы что-то испытать, то, бог ты мой, вы очень бедны в плане того, что можно было бы испытать.

But what if the reverse happens? We're going along here, looking at TV and all of a sudden something happens! It's too much change of pace – too much change of pace. And as a result, it is debilitating as plus to minus, minus to plus. Here over a long period of time, nothing happened. Then all of a sudden, something happens. Guy doesn't go up here, back onto that new emergency plane; he goes lower. Sort of dangerous not to let your population have any excitement. 'Tis. Sort of dangerous to prevent everything everywhere from happening.

Но я думаю, что американцы сделали свою жизнь очень спокойной, так что на душу населения приходится очень мало чего-то такого, что можно было бы испытать. Они испытывают что-то в своем воображении, когда смотрят телевизор, – это, пожалуй, самое большее, что им вообще удается. Поэтому, когда происходит какое-то незначительное событие, им это кажется чем-то невероятно значительным. Где-то здесь возникает какое-то незначительное замешательство, и они, судя по всему, чувствуют себя раздавленными. Кто-то чихает – это становится главным событием дня. Вы уловили идею? Они находятся на низком уровне действования, поскольку они ничего не делали.

In the old days, a Dianetic Auditor actually wiped out experience in the preclear. All right. It was very efficacious. But as far as the general morale of the preclear was concerned, he was looking for experience in his mind because he didn't have it in his environment. Therefore, the auditor was performing a service which was distinctly different from therapy. He was letting the guy dig up some old experience just so he'd have something like his idea of how much experience he ought to have. Do you get the idea?

Так вот, можно ожидать, что в любом обществе изменение темпа вызовет трудности, и у нас произошло изменение темпа. В Америке произошло изменение темпа. Ну и ну, в течение какого-то времени у нас были индейцы, у нас были медведи-

And there's many a person got audited just to have some experience. See that? Many a person got audited for that reason alone. Somebody came in London one day and – "I'm perfectly all right. I've had about 125 hours of auditing and I'm in very good shape and I don't have my illnesses anymore, but I keep hearing about this thing called an engram." She'd been audited by Scientology and she was in good shape, but she had never run an engram. And actually, made a big sales talk with the Director of Processing over there, just to be permitted to lie down on a couch and have an engram run. And she did for about nine or ten hours have this engram run, and she was happy as could be and went out and she was very cheerful about the whole thing. She didn't need it for her health; she just wanted this little additional experience, don't you see?

гризли, и у нас даже не было ружей, из которых их можно было бы застрелить; это было забавно, вы знаете? У нас были... говорили, что если в медведя-гризли выпустить пятнадцать или шестнадцать пуль, две-три из которых – или семь – пройдут насквозь через его сердце или через череп, то он все равно может продолжать идти на вас. Никто не говорил, что это были за пули. Но медведи-гризли были очень устрашающими. У людей не было хорошей, надежной крыши над головой; и даже если у них и была профессионально сделанная крыша, им большую часть времени приходилось таскать кастрюли на чердак и обратно.

Well, we look over our national life, we could see what would happen in the face of a sudden cataclysm, a sudden emergency descending upon the country at large. Those people who had been sitting around doing nothing (minus experience) to a point where they wanted no experience at all, would not be able to handle themselves or the cataclysm. They would go down, they would go under; and we would be left with some shattered, nervous wrecks. But other people, who had a different idea – and after all, everything is basically ideas – another person who had an idea that a few cataclysms he could use, he probably wouldn't go under; he'd probably start living. You get the idea? So some of the populace would go down and some of the populace would come up.

Я хочу сказать, что происходили всякие вещи. Были индейцы, случались потопы, эпидемии, но самое главное – не хватало общения, и поэтому правительство не могло поддерживать законность и порядок. Правительство было беспомощно. Оно отправляло письмо в территорию Дакота со словами: «Дикий Билл Хикок должен прекратить свои противоправные действия», понимаете? Этого просто не происходило; они были просто в апатии по поводу всего этого. Они не могли испытать все то, что можно было испытать в этой стране, так что они не пытались управлять ею.

We have it in our hands, in Scientology, to determine which part goes down and which part comes up. An interesting responsibility, let me assure you. Since if we don't take responsibility for it, probably get us, too. But let's take a – let's take a look at this, in terms of plus and minus experience in life. You say, "I can't understand why this – why this dear old lady went to pieces. After all, she led a very sheltered life, none of these criminal influences or insane influences ever came near her, and all she did was sit in her kitchen. And then later on, when she got lots of help, she did nothing but sit in her sitting room and knit, and so forth. And nothing happened, and all of a sudden she went crazy!" Yeah but remember, that nothing happened is somebody else's evaluation; somebody else's evaluation. Maybe according to her, something fantastic happened. Maybe her best china teacup got knocked off by the dog, see? And this appeared enormous to her in contrast with the life she'd been living. Her operating climate was so low and slow that she crashed when she hit a blade of grass, do you see?

И повсюду люди жили очень насыщенной жизнью. Жизнь человека висела на волоске. Вы слышали, как я говорил, что тело человека устроено так, чтобы в течении дня три раза едва-едва избегать смерти, это действительно так. И это в течение продолжительного периода времени.

Now, somebody else was just doing fine; he was flying low and slow in another fashion. He was flying dangerously indeed. He was skidding around economic corners the like of which nobody ever heard of It was always a question on Monday whether or not there would be any groceries by Saturday. He was operating on the – on the idea that the lower the income the higher the finance, and boy – his was high. He had about three girls on the string, including his wife. That kept him excited, too. There was nothing immoral about it; he just hadn't ever quite made up his mind. He had managed to infuriate his rich uncle, who was delaying for him at every corner and had made pals out of some bums that he didn't like.

В Америке на заре ее существования жизнь человека висела на волоске, а сегодня это и жизнью-то не назовешь. Как вы думаете, что доводится испытать человеку, который... о, ну не знаю, который делает что-то в офисе? Проходит неделя за неделей, неделя за неделей – ему очень мало чего доводится испытать, изменения темпа очень незначительные. И каков же конечный результат? Изменение темпа приводит его в замешательство.

And one fine day, we put him in the parlor and tell him to knit, and he goes nuts! Don't you see? Here he is, living a tremendously exciting, rah-rahrah life and all of a sudden, why, we say, "Sit there and knit, brother." He goes pshoooo! We say, "But nothing happened to him; we tried to make life easy for him. We tried to take care of him. I'm sure he was better off I'm sure that he was better off not having all those horrible worries that he had before." Who called them worries? They might not have been worries to him.

Так вот, на самом деле мы необязательно должны испытать невероятное количество всего, но нам действительно требуется некоторое изменение темпа. И вот вам пожалуйста: жизнь в Америке была очень опасной, а затем появился Рузвельт. И сегодня в этой стране невозможно даже умереть от голода! Понимаете, раньше каждый был предоставлен сам себе, свободное предпринимательство, люди во что-то ввязывались, им нужно было победить или умереть, сегодня ты – миллионер, а завтра

So as we look at life, it is very hard to determine what is a good life and what is a bad life. As far as I could say, a life is mostly determined by enough activity to suit the individual and not too much change of pace from that activity. Well, if the fellow's a trapeze artist in a circus or a test pilot or something like that – why, that's the amount of activity which he really should continue and maintain.

– бродяга, сегодня – бродяга, а завтра – миллионер; из курьера – в президенты, из президентов – в курьеры. Хаотичность.

We find in this that we have one tremendously destructive idea in the country today called "retirement." How we must hate our older people to want to kill them off; because that is the surest way to do it. This fellow's living a busy life and all of a sudden we say, "You should think about retirement. Someday you ought to retire; someday you ought to retire; someday you ought to retire." After this, he says, "Yes, someday I ought to retire; someday I ought to retire." He's groggy on the subject and one day he retires, and we get him – very much lower yearly level of average life expectancy of retired men, don't you see? Change of pace killed him.

Вот так мы и жили. Игра, много игры, а затем вдруг... фью-ю-ю-ю! – и мы оказались на этом славном низком уровне: вы сидите и смотрите телевизор. Это может оказаться смертельным.

So, I suppose the one thing that you would try to achieve in life would be enough activity to suit you and to maintain that change of pace; maintain that pace, because it itself is a change of pace.

Но что если произойдет нечто прямо противоположное? Мы тут живем себе, смотрим телевизор, и вдруг что-то происходит! Это слишком сильное изменение темпа... слишком сильное изменение темпа. И в результате это ослабляет человека: от минуса – к плюсу, от плюса – к минусу. В течение долгого периода времени ничего не происходит. А затем вдруг что-то происходит. Но при этом человек не поднимается вновь на тот уровень, на котором он мог бы справиться с какой-то чрезвычайной ситуацией; он опускается еще ниже. Это несколько опасно, когда вы лишаете население возможности испытывать какое-то возбуждение. Это опасно. Это несколько опасно, когда вы не допускаете, чтобы где-то что-то случалось.

But the funny part of it is, is we're living in a world today that is changing its pace at every turn. All of a sudden our old enemies of death in old age and starvation and so forth, they're gone and nothing else is particularly replacing that. And then we have inflation, deflation, economics and pretty soon we're all worrying about the government or something like that. But we ourselves are not as active as we were once, on our own economic fronts. We'd sort of fight the government partly at the same time, too.

В прошлом дианетический одитор на самом деле стирал в преклире то, что тот когда-то испытал. Ладно. Это было очень эффективно. Но если говорить о боевом духе преклира в целом, то он искал в своем разуме что-то, что можно было бы испытать, поскольку в его окружении не было ничего такого. Следовательно, одитор оказывал услугу, которая не имела ничего общего с терапией. Он позволял человеку откопать что-то из того, что тот когда-то испытывал, просто чтобы тот получил что-то, что соответствовало бы его представлению о том, как много он должен испытывать. Вы уловили идею?

That pace has changed. The world is facing probably one of the greatest cataclysms she will have known in the last few thousand years in the next – probably immediately upon us – war, which will change the lot of the survivors from a civilized state to barbarism. That probably will be the main effect; you'll probably go back to carrying water in a pail, if you're still there. A change of pace can occur here again. There's been changes of pace from savage America to civilized America. Now, there'll probably be a change to something, for a while at least, that'll have made it very well look like Stone Age America. And the final thing is that we aren't trying ourselves to arrange any pace in life. We're trying to increase the adaptability of individuals so they can meet what comes, and so, of all things, they can live more.

И многие люди получали одитинг просто ради того, чтобы что-то испытать. Вы это понимаете? Многие люди получали одитинг лишь ради этого. Однажды в Лондон приехала одна женщина и... «Я в полном порядке. Я получила около 125 часов одитинга и я нахожусь в очень хорошем состоянии, и у меня больше нет болезней, но я постоянно слышу об этой штуке, под называнием “инграмма”». Ей проводили саентологический одитинг, и она была в хорошем состоянии, но она никогда не проходила инграммы. Она привела массу доводов начальнику отдела процессинга просто ради того, чтобы ей разрешили лечь на кушетку и пройти инграмму. И она действительно добилась, чтобы с ней часов девять или десять проходили эту инграмму, и она была необыкновенно счастлива, уходя оттуда, она была довольна всем этим. Ее здоровье того не требовало; она просто хотела получить что-то, что можно было испытать в дополнение ко всему остальному, понимаете?

An individual who cannot live can't be paid. An individual who can't experience changes of pace successfully can't live. So our mission is to increase the livability of people, more than anything else. That we have been doing now for several years. In the next couple of lectures I'll be telling you how we are doing that successfully right now with Project Clear.

Что ж, мы смотрим на то, как живет эта страна, и понимаем, что здесь произойдет, если внезапно произойдет какой-то катаклизм, если возникнет какая-то чрезвычайная ситуация, которая окажет воздействие на всю страну. Эти люди, которые сидели, ничего не делая (слишком мала возможность что-то испытать), и дошли до того, что они вообще не хотят ничего испытывать, – эти люди будут не в состоянии справиться с самими собой или с этим катаклизмом. Они пойдут ко дну, они погибнут; и вокруг нас будут не люди, а какие-то ни на что не годные, нервные развалины. Но другие люди, которые придерживаются иных идей... и в конце концов, все, по сути, является идеей... другой человек, который придерживается той идеи, что он мог бы как-то использовать парочку катаклизмов, такой человек, вероятно, не пойдет ко дну; он, вероятно, начнет жить. Вы уловили идею? Так что, какая-то часть населения пойдет ко дну, а какая-то – вынырнет на поверхность.

Thank you.

Мы в Саентологии имеем возможность повлиять на то, какая именно часть населения пойдет ко дну, а какая – вынырнет на поверхность. Это интересная ответственность, позвольте мне вас уверить. Ведь если мы не возьмем на себя эту ответственность, нам, вероятно, придется поплатиться за это.

Но давайте посмотрим на все это с точки зрения слишком большой и слишком малой возможности испытывать что-то в жизни. Вы говорите: «Я не понимаю, почему эта милая старушка просто рассыпалась. В конце концов она прожила жизнь без тревог и забот, она ни в малейшей степени не подверглась влиянию криминального мира или безумия, и все, что она делала, так это просто сидела на своей кухне. А затем, когда она получила много помощи, она не делала ничего, кроме как сидела в своей гостиной и вязала, и так далее. И ничего не произошло, как вдруг она сошла с ума!» Да, но помните, что «ничего не произошло» – это то, как оценивает ситуацию кто-то другой, это то, как оценивает ситуацию кто-то другой. А с ее точки зрения, возможно, произошло нечто невероятное. Возможно, собачка разбила ее лучшую фарфоровую чашку, понимаете? И это показалось ей чем-то грандиозным в сравнении с той жизнью, которую она вела. Ее жизнь была очень тиха и бедна событиями, и от прикосновения к травинке эта старушка просто разваливается, понимаете?

Так вот, у кого-то другого дела шли просто замечательно; его жизнь была тиха и бедна событиями на другой манер. Его жизнь действительно была полна опасностей. Он попадал в такие экономические виражи, о которых никто никогда и не слышал. Он никогда не знал в понедельник, будет ли у него кусок хлеба в субботу. Он действовал, исходя из того, что чем ниже доход, тем выше финансирование, и бог ты мой... он был на высоте. Он морочил голову примерно трем женщинам, в том числе своей жене. Это тоже держало его в возбуждении. В этом не было ничего аморального; он просто так и не принял окончательного решения. Он умудрился привести в ярость своего богатого дядю, который постоянно давал ему отсрочку, и он подружился с какими-то бездельниками, которые ему не нравились.

И вот в один прекрасный день мы сажаем его в гостиную и говорим ему заняться вязанием – и он сходит с ума! Вы понимаете? Вот он ведет эту невероятно захватывающую ра-ра-ра-ра-ра жизнь, и вдруг мы говорим ему: «Сиди здесь и вяжи на спицах, приятель». И он пшуууу! Мы говорим: «Но с ним ничего не случилось; мы пытались сделать его жизнь более легкой. Мы пытались позаботиться о нем. Я уверен, что ему стало лучше. Я уверен, что ему стало лучше, поскольку мы избавили его от всех этих ужасных беспокойств, которые были у него раньше». Кто сказал, что это были беспокойства? Возможно, для него все это не было беспокойством.

Так что, когда мы смотрим на жизнь, очень трудно определить, что является хорошей жизнью, а что – плохой. Насколько я могу видеть, то, до какой степени хороша жизнь, определяется главным образом таким уровнем деятельности, который соответствует данному индивидууму, и отсутствием слишком сильного изменения темпа этой деятельности.

Что ж, если какой-то парень воздушный гимнаст в цирке или летчик-испытатель или кто-то в этом роде... что ж, это и есть тот уровень деятельности, который ему на самом деле следует поддерживать.

И тут мы видим, что в этой стране сегодня существует одна невероятно разрушительная идея: так называемый «уход на пенсию». До какой же степени мы должны ненавидеть наших пожилых людей, чтобы желать убить их всех, ведь это самый верный способ сделать это. Вот какой-то парень ведет активную жизнь, и вдруг мы говорим ему: «Тебе нужно подумать об уходе на пенсию. Когда-то тебе нужно будет уйти на пенсию; когда-то тебе нужно будет уйти на пенсию; когда-то тебе нужно будет уйти на пенсию». И тогда он говорит: «Да, когда-то мне нужно будет уйти на пенсию; когда-то мне нужно будет уйти на пенсию». Он чувствует себя вялым из-за всего этого и в один прекрасный день уходит на пенсию... и в результате средний уровень вероятной продолжительности жизни оказывается гораздо ниже среди людей, ушедших на пенсию, понимаете? Изменение темпа убивает этих людей.

Так что, я полагаю, вот одна из тех вещей, которых вы пытались бы добиться в жизни: такой уровень деятельности, который соответствовал бы вам и поддержание такого изменения темпа; поддержание такого темпа, поскольку это само по себе является изменением темпа.

Но вот что забавно: сегодня мы живем в мире, который постоянно изменяет свой темп. Неожиданно исчезли наши старые враги: смерть в преклонном возрасте, голод и так далее; однако, на смену им в общем-то ничего не пришло. Затем у нас появилась инфляция, дефляция, экономика и вскоре мы все начинаем беспокоиться о правительстве или что-то в этом роде. Но сами мы на наших экономических фронтах уже не так активны, как были когда-то. И в то же время мы отчасти как бы сражаемся с правительством.

Темп изменился. Миру угрожает, вероятно, один из величайших катаклизмов за последние несколько тысяч лет, который произойдет в ближайшем... вероятно уже при нашей жизни... война, в результате которой многие выжившие превратятся из цивилизованных людей в варваров. Это, вероятно, будет основным следствием этой войны; вы, вероятно, снова будете носить воду в ведрах, если вы все еще будете живы. Здесь снова может произойти изменение темпа. Изменение темпа имело место, когда дикая Америка превратилась в цивилизованную Америку. Так вот, в будущем, вероятно, будет иметь место какое-то изменение – это будет иметь место по крайней мере в течение какого-то времени, – в результате чего все это станет очень похоже на Америку каменного века. И решающее значение имеет то, что мы не пытаемся установить какой бы то ни было темп в жизни сами. Мы пытаемся повысить способность людей адаптироваться, чтобы они могли справиться с грядущим и чтобы – подумать только – они могли жить больше.

Если человек не может жить, он не может получить свое вознаграждение. Если человек не может испытать изменения темпа, то он не может жить. Так что наша миссия – более чем в чем бы то ни было еще – заключается в том, чтобы увеличить способность людей жить. Мы занимаемся этим уже в течение нескольких лет. В течение ряда следующих лекций я расскажу вам, каких успехов мы добиваемся в этом прямо сейчас, работая над проектом «Клир».

Спасибо.