Ну, похоже, мы здесь начинаем конгресс. Я нисколько не удивлюсь, если мы его начнем.

Как я уже говорил, мы, вероятно, познакомим вас кое с кем на этом конгрессе, да? Была такая вероятность. Так что я хочу представить вам самых лучших людей, которые есть сейчас на Британских островах. Встаньте, пожалуйста.

Вот что примечательно: на этом конгрессе мы не будем обсуждать почти ничего из того, о чем говорилось в его рекламе. Знаете, это так скучно. Это повторение, это неоригинально, и все хотят услышать что-то о делении ядра, о радиации... вероятно, огромное множество людей не приехали на конгресс просто из страха, что их забросают атомными частицами. Все эти атомные частицы – замечательная штука; они не дают физикам-ядерщикам скучать. Они не дают правительству экстравертироваться, так что мы можем продолжать заниматься своим делом.

Встаньте. Встаньте. Встаньте. И теперь я представляю вас вам. Спасибо.

Но все это мы обсудим по ходу конгресса. А прямо сейчас я хочу поблагодарить вас всех за то, что вы сюда пришли. Спасибо.

Не каждый день вам удается встретить столько замечательных людей, сколько бывает на любом собрании саентологов.

Я вижу здесь, в Лондоне, всех моих добрых друзей, и со временем мы представим большинство из вас друг другу... как если бы вы друг друга не знали. В действительности... в действительности у нас была замечательная программа, просто великолепная программа. Знаете, у меня были заметки для каждой лекции, у меня все было продумано до последней... ну, до последней точки с запятой – не до последней запятой, но уж точно до последней точки с запятой. У меня были огромные пачки бумаги, и я собирался вынести их вот сюда. Я заставил организаторов конгресса установить здесь кафедру как раз для того, чтобы мне было куда складывать все мои заметки к лекциям. Но прошлой ночью мы были в ресторане и потеряли всю пачку. Шампанское было слишком хорошим, так что на этом все и... понимаете?

Ну что, пора нам заняться делом, а? Пора заняться делом.

Так что на самом деле от моей программы почти ничего не осталось. У кого-нибудь есть программа конгресса? Мне нужно узнать, что в нее входит.

Мне необходимо дать вам в ближайшие четыре дня... сегодня и в следующие три дня... достаточно информации, достаточно всякой всячины, достаточно данных и сведений, чтобы, когда вы встретите какого-нибудь саентолога где-нибудь в Англии... Он спросит вас:

Это конгресс по ядерному излучению и здоровью. Теперь я знаю! Название тоже было в моих заметках.

• Ну как конгресс?

Хорошо. Сейчас я задам вам вопрос. У нас здесь идет конгресс?

А вы зададите встречный вопрос:

Очень хорошо. Спасибо. Я задам вам этот вопрос несколько раз. Этот конгресс уже начался?

• А почему тебя на нем не было? Он скажет:

Отлично, мы согласны с этим. Хорошо, конгресс идет полным ходом? Замечательно. Так что мне пора приняться за работу.

Весьма интересно, что мы сумели выделить в человеке три фактора, которые превосходят по важности и ценности все остальные. И теперь некоторые из наших ветеранов думают, что я собираюсь говорить об АРО. И хотя Р важна, и хотя А важно в этом треугольнике «аффинити, реальность, общение», на самом деле их важность несравненно меньше, чем важность третьего фактора – О, то есть общения.

И вы ответите:

Общение – это первый из этих трех факторов. И нам известно очень многое об общении. Однако будет уместно начать этот конгресс с некоторого общения на темуобщения. И когда человек начинает общаться на тему общения, он делает самое странное из всего, что когда-либо делал, – он не разговаривает о разговоре, а общается об общении.

• О, я не могу. Это будет слишком долго.

Это необыкновенная странность: мы потомки своих предков, которые... я думаю, некоторые из них могли хрюкать. На самом деле я думаю, что на генетической линии встречались люди, которым удавалось хрюкнуть раз-другой. Я знаю: не так давно я слушал речь одного политика, и ее единственными выразительными элементами были хрюканья, которые показывали, что этот парень хорошо поужинал. Я имею в виду...

И вот теперь я должен сделать так, чтобы эти слова были чистой правдой.

Но способность общаться, способность добиться, чтобы другой человек вас услышал, – об этом в прошлом почти и не мечтали... так было много, много лет назад. Чтобы одно племя услышало другое племя... нет, это было невозможно. То, другое племя не хрюкало, а глюкало. И они говорили «глинг» – другой язык, совершенно другой язык. Рассматривая весь мир, мы видели почти бесконечное количество племен; но в конце концов благодаря общению количество этих племен значительно сократилось. Есть племя французов, и племя американцев, и племя англичан. Племя итальянцев значительно поредело, но оно еще существует. И все эти племена преобразовали свое хрюканье в членораздельные звуки, которые они называют языком. А потом они объяснили друг другу, что им необходимо воевать между собой, поскольку они говорят на разных языках.

Вы хотели бы услышать кое-что о новом факторе, который появился в Саентологии?

Вы не могли понять другого парня, потому что вы не могли с ним говорить. Вот и все, что человек знал об общении в 1950 году. А с 1950 года мы упорно трудились над тем, чтобы из данных, разбросанных повсюду, отобрать еще немного данных на эту тему, – если такие данные есть.

Так вот, этот новый фактор... этот новый фактор – контроль. Процедура сегодня называется КОО: контроль, общение и обладание. И фактор контроля выдвинулся вперед и встал в один ряд со всеми остальными важными факторами, а потом пошел еще дальше и встал в один ряд с общением и обладанием.

Какие данные важны? Любой из «старичков» в Дианетике и Саентологии знает это: он знает, что невозможно общаться без аффинити. Он знает, что нет настоящего общения без реальности. И у нас есть знаменитый треугольник: аффинити, реальность и общение. На самом деле это максимум того, что мы знали об общении в 1950 году. И даже мы сами тогда верили в то, что общение – это слова, слова, слова. Конечно, я изливаю на вас громаднейший поток слов. Но в действительности эти слова достигают вас и оказываются поняты только тогда, когда они говорятся с аффинити (это так) и когда они обращены к реальности того, что мы можем делать в Саентологии (сегодня вряд ли кто-то попытается это оспорить).

Как только мы направляем взгляд на эти три фактора, мы видим перед собой две стороны медали. Мы видим... общение (настоящее общение): верхняя, блестящая сторона. Прекрасно, замечательно. Настоящий контроль: верхняя сторона, блестящая, замечательная. Настоящее обладание: хорошо, верхняя сторона медали. А извращенное, испорченное обладание, обладание, в котором было отказано: это как раз тот фактор, который создал у людей аберрации. Это плохо... это темная сторона медали.

Таким образом, у нас есть общение. До 1950 года человек понимал под общением «усовершенствованное хрюканье». Вот высший уровень его технологии. Общение: усовершенствованное хрюканье. Мы говорили: «Мама, я голоден». Это общение. Мы говорили: «Ты, собака, вернись в свою конуру». Это общение. Оно состоит из слов, не так ли? Мы говорили: «Все, кто живет по ту сторону Дуная, – варвары». Это слова, так что, должно быть, это общение. Естественно, все люди, живущие по ту сторону Дуная, услышав эти слова, понимали, что от них требуется, и тут же становились варварами.

Контроль... плохой контроль, непозитивный контроль, контроль с помощью наказания, принуждения, угроз. Это темная сторона медали, которая создала у людейаберрации. А дальше мы смотрим на третий фактор, общение: неправильное общение, искаженное общение, извращенное общение, ложь, отсутствие подтверждений; общение с неправильным терминалом в неправильном направлении; это фактор, который создал у людей аберрации.

Вся человеческая технология оставалась в диапазоне символов. И человек даже опустился ниже этого диапазона. Вы знаете, что на самом деле сейчас есть люди, которые вообще не испускают символы? Что тут говорить о неправильном общении...

Мы обнаружили эти три фактора. Они дают нам плюс, из которого проистекают все остальные плюсы, и минус, из которого проистекает вся аберрация. Эти три минуса: плохое общение, плохой контроль, искажение обладания или отсутствие обладания, – они дают нам то аберрированное состояние, в котором мы находим человека. И его исцеление, его освобождение зависит от других трех вещей: от хорошего общения, хорошего контроля, хорошего обладания. Вот и вся история.

они не испускают даже символы. Вы подходите к какому-нибудь парню на улице и говорите:

И у нас есть новое трио, такое же важное, каким в свое время был треугольник АРО. Это потрясающее и очень ценное трио. Что это такое, что с этим делать, – это просто невероятно. Простота, с которой разрешаются проблемы человека при использовании этих трех факторов, не может быть преувеличена даже мной. И это впечатляет.

– Как дела?

У нас появилась интересная новая дефиниция. До сих пор, если кто-то спрашивал вас, кто такой саентолог, – ответить на этот вопрос было не так-то просто. Саентолог – это человек, который одитирует людей, который создает терапевтический эффект... который не такой-то... который такой-то. Не то чтобы было сложно или трудно быть саентологом; все дело в том, что это не было чем-то очень конкретным и четким.

Он даже не хрюкает. Он смотрит на вас с каменным лицом, понимаете? «Как ты смеешь говорить со мной?» – он думает примерно так. Интересно, не так ли? Вы не можете вытащить из этого парня даже символ.

Давайте посмотрим на действование саентолога. Действование саентолога. Опишите его. Что делает саентолог? Ну, он одитирует людей, у него есть группа... нет, прошу прощения, это не будет конкретным действованием, которое можно было бы выпалить на одном дыхании... так чтобы почтальон, кондуктор и кто угодно еще просто сказал бы: «Ха! Это верно, это верно» – понимаете? «О, вот что он делает! Боже!» Они нисколько не поражены!

Следовательно, способность человека общаться – это то, с чем мы имеем дело. Способность человека управлять своей жизнью, добиваться или не добиваться успеха, вообще его способности в разных областях, – все это определяется его способностью получать и отдавать общение.

Так вот, сейчас есть дефиниция, которую можно выпалить на одном дыхании. Между прочим, это важно иметь такую дефиницию. Вы с ней не согласитесь, по крайней мере не сейчас. Пока вы не проведете или не получите немного одитинга в отношении этого, вы не согласитесь. Вы будете избегать этого: помните, я сказал, что контроль – это аберрация, но это еще и выход.

Если у него хорошие способности в жизни, то он может получать и отдавать общение. Если у него плохие способности в жизни, он не может с легкостью получать и отдавать общение. Но только это не аристотелева логика. Нельзя сказать, что вот этот человек общается, а вот тот – не общается. Это не черное и белое. Это градиентная шкала. На ее вершине человек может очень хорошо общаться, а внизу он вообще не общается. Но между этими двумя противоположностями лежит огромный диапазон различных способностей к общению.

Понимаете, плохой контроль – это сама аберрация. Так что само слово «контроль» вызывает у людей некоторые сомнения. Так что, возможно, сегодня вы с этим не согласитесь целиком и полностью. Но я держу пари: после того как вы прослушаете записи 17-го ППК, после того как вы тщательно изучите этот предмет, – я держу пари, что вы наверняка будете использовать эту дефиницию.

Узнают человека по общению его. Когда мы это обнаружили, мы продвинулись далеко вперед. У нас есть шкала тонов, описанная в «Науке выживания»... у нас есть Таблица оценки человека, которая целиком и полностью основана на проявлениях аффинити, реальности и общения. И самым важным из этих трех компонентов является общение.

Саентолог – это тот, кто контролирует людей, окружение и ситуации с высоты Тона 40. О, вы хотите, чтобы ситуация была под контролем? Позовите саентолога. Вы хотите, чтобы окружение было под контролем? Позовите саентолога. О, ваша жена снова вышла из-под контроля? Позовите саентолога. Вот так просто.

Мы говорим с кем-нибудь... мы задаем вопрос:

Что делает саентолог? Ну для вас это становится фактом, когда вы осознаете, что это можно делать. Но пока у вас не будет четкой субъективной реальности на то, что это можно делать, вы будете относиться к этому данному с некоторым... «Ну, я не знаю. Рон так говорит, но, э-э, я слышал это раньше, и в последнее время все помешались на этом, и...»

• Как ваши дела? Он отвечает:

Так вот, что мы делаем с этой дефиницией? Нам нужно честно посмотреть на то, что нам нужно делать, чтобы помочь людям. Что такое контроль в Тоне 40? Это за пределами способностей хомо сапиенса. Он никогда не умел этого делать. Это техника, которой учат. Знание... требуется пять ступенек обучения, чтобы подняться на этот уровень. Это такое соблюдение дисциплины, которого, как вы думали, не существует. Однако саентолог сегодня может довольно легко обрести этот навык.

Что такое контроль? Контроль – это начало, изменение и остановка. Все просто, не так ли?

Что мы знаем об этом человеке? Он мало того что находится вне общения, он еще и не осознает, что вы присутствуете. Его реальность настолько низка. Он думает, что вы торговец рыбой. Существует такая штука, которая называется задержкой общения. Время, которое требуется человеку, чтобы ответить именно на тот вопрос, который был ему задан, – это задержка общения. Именно тот вопрос, который был задан, – ответ на этот вопрос. И количество секунд, или минут, или часов, или вечностей подсчитывается, начиная с момента, когда ему был задан вопрос, и до момента, когда он ответит именно на этот вопрос. Таким образом, вы видите, что он может говорить и создавать исходящий поток после того, как он «получил» смысл вопроса.

Кто такой гипнотизер? Это тот, кто останавливает и фиксирует внимание людей. Итак, гипнотизер контролирует людей? Нет, он их не контролирует, он их лишь останавливает. Так что он – отъявленный мошенник!

Вы спрашиваете:

Он «контролирует» контуры, машины, импланты, устанавливая дополнительные контуры, машины и импланты. И он никогда не делает ничего иного, кроме как уводит самого человека еще на шаг дальше от взятия ответственности за ситуацию.

• Как ваши дела?

Совершенно необходимо контролировать внимание человека, чтобы общаться с ним. А чтобы кто-то мог общаться с вами, вы должны в какой-то степени позволять ему контролировать ваше внимание, не так ли? Тут присутствует некоторая необходимость. Но предположим, вас столкнули на такой низкий уровень, что каждый раз, когда кто-то направляет на вас внимание или просит вас направить внимание, у вас происходит тррр, пток! Понимаете, фиксация. Гипнотическое состояние. О, должно быть, где-то на траке и так далее ваше внимание контролировали неправильно. М-гмм.

Парень, который находится в хорошем состоянии, отвечает:

У папы, вероятно, был настоящий талант к контролю. Вероятно, он был отличным парнем. Вероятно, он знал о контроле все на свете. «Если ты еще раз так сделаешь, я тебе голову оторву!» – понимаете? Почему вы никогда ему не подчинялись?

• О, неплохо.

Что ж, если его отношение к контролю было неизменным и если он был зафиксирован и расстраивался по поводу контроля, почему же он никогда никого не контролировал? Есть большая разница между попыткой делать что-то и деланием этого. И если человек чувствует, что он больше не может контролировать, он становится таким, как папа. «Если ты еще раз так сделаешь, я... р-р, р-р!»

Парень, который находится в ужасном состоянии... Мы спрашиваем:

Что происходит с государством, когда оно говорит: «Если ты еще кого-нибудь укокошишь, мы тебя повесим»? Оно тут же признается, что не может контролировать ваши действия по отношению к другим людям. Очень интересно, что каждый раз, когда государство устанавливает табличку «Штраф за...», оно признается в том, что оно больше не может контролировать.

• Как ваши дела?

Нельзя сказать, что теперь оно начинает контролировать с помощью силы, потому что с помощью силы невозможно ничего контролировать. Сила не может контролировать и никогда не контролирует. Это вам ясно?

Он говорит: «Э-э...» Он обдумывает ваш вопрос, переваривает его, и вы видите, как вопрос проходит через контуры, расплывается где-то здесь, переходит вот в ту сторону, поднимается на маленьком лифте, а прямо перед его носом едет небольшой поезд и на каждом вагончике нарисован какой-то знак. У него вот с этой стороны работает замысловатая машина, в ней крутятся колесики, и наконец машина останавливается.

Человека можно вогнать в апатию, чтобы его нельзя было контролировать или чтобы он не мог контролировать с помощью силы, и таким образом лишить его жизни или сделать неопасным; но это, опять-таки, не то же самое, что начинать, изменять и останавливать кого-нибудь. Начало, изменение и остановка – это что-то новое.

И он в конце концов отвечает:

Мы противимся составляющим контроля. Мы утверждаем, что мы противимся остановкам, мы противимся навязчивому контролю, мы противимся самым разнообразным факторам, связанным с этим, – нам так кажется! Но как ни удивительно, мы никогда не рассматривали сам контроль – никогда. Мы первыми увидели эту штуку, называемую контроль. К чему может вести контроль? Что это такое? Как что-то контролировать?

• Я думаю, я не буду это покупать.

В ответ на мои слова о том, что контроль важен для саентолога, вы сначала скажете: «О-ох, я не знаю, в свое время мне довелось видеть много всякого контроля. Когда у кого-то появляется такая огромная способность контролировать, я начинаю нервничать».

Мало того что он не получил заданный ему вопрос; ему понадобилось невообразимо долгое время, чтобы сообщить вам, что он понятия не имеет, о чем вы говорите. Это и есть задержка общения.

Послушайте, если вас можно контролировать, то ничто на свете не сможет вас аберрировать – если вы и правда можете вообще не сопротивляться контролю.

Задержка общения выглядит так:

Время от времени люди задают мне вопрос: «Как вам вообще это удается?» Меня одитирует какой-то человек, и он приводит в беспорядок мой кейс или что-то в этом роде... я имею в виду, он привел бы в беспорядок кейс.

• Как ваши дела?

Кто-то приходит и говорит: «Я проведу вам сессию». И я сижу, получаю сессию, а потом он уходит; и я либо чувствую себя лучше, либо чувствую себя так же, как и до этого. Я не чувствую себя намного хуже. Почему?

Я никогда раньше не осознавал, что в этом есть что-то хорошее, но в один прекрасный день я понял, что именно я делаю. Я делаю точно то, что мне говорит одитор. Иногда это слишком глупо, чтобы привести кого-то в хорошее состояние, понимаете? Но я всегда делаю точно то, что мне говорит одитор, если это вообще выполнимо, если это вообще в человеческих силах.

Это продолжительность времени между «Как ваши дела?» и «Неплохо». Но что если мы говорим:

Это очень озадачивает некоторых одиторов, особенно новичков. Такой одитор спрашивает:

• Как ваши дела?

• Вы можете увидеть стену?

Вы смотрите на него и отвечаете:

Вы понимаете, что эта задержка общения продолжается до бесконечности? Его задержка общения все еще продолжается. Он еще не ответил на ваш вопрос. И очень странно то, что... вот в чем состоит один из навыков саентолога: он задает вопрос снова, и снова, и снова, и снова, и снова, пока его собеседник в конце концов не ответит на этот вопрос. В конце концов собеседник ответит на заданный вопрос.

• Да.

Мы спрашиваем парня, который сказал: «Э-э, я думаю, я не буду это покупать»... мы снова задаем ему вопрос:

Он говорит:

• Как ваши дела?

• Нет, нет. Я хочу, чтобы вы посмотрели на стену. Вы говорите:

Вагончики, лифт, машина и все остальное. И он говорит:

• Вам действительно нужно выпускать воздух из спиц?

Одитор говорит:

Вы снова спрашиваете его... Понимаете, задержка общения все еще продолжается; она началась в тот момент, когда вы впервые задали ему вопрос, и она так и продолжается. Вы говорите, побуждая его:

• Вы можете получить идею, что ваш отец – зверь? И я отвечаю:

• Как ваши дела?

Ну на этот раз что-то произошло, и он говорит... он говорит:

Он говорит:

• Это не квадратный корень.

• Хорошо. Получите ее снова.

Вы снова побуждаете его... Поймите, что задержка общения так и продолжается с того момента, когда вы в первый раз задали вопрос... Вы снова спрашиваете:

• Получить что?

• Как ваши дела?

• О! – говорит он. – Это ты, Джо!

(Хм, задержка общения все еще продолжается.)

• Как ваши дела? – снова спрашиваете вы.

И одитор говорит: «Да, с ним трудно иметь дело».

И время, которое для этого понадобилось, – с того момента, когда вы в первый раз задали вопрос, до момента, когда на вопрос был дан ответ, – является задержкой общения. Она может длиться часами, она может длиться вечно. Вполне вероятно, большинство людей остаются живыми и выживают потому, что у них продолжается задержка общения и они так никогда ее и не стерли. Когда-то в начале трака кто-то задал им очень мощный вопрос... знаете, в начале вселенной кто-то спросил: «Слушай, ты и правда тэтан?»

И чего этот одитор хочет? Он хочет, чтобы я сидел и занимался самоодитингом? Как-то превращал происходящее в сессию? Как-то создавал даб-ин команды и как-то ее выполнял?..

И вот спустя все эти тысячелетия... миллиарды, триллионы лет спустя... этот тэтан все еще пытается ответить на вопрос, он еще не откликнулся. Конечно, это нелепый взгляд на выживание, однако легко поверить в то, что для большинства людей все так и есть; ведь, когда вы с ними разговариваете, очевидно, что они думают о чем-то еще. И я думаю, что, когда вы говорите с людьми, вы в большинстве случаев вклиниваетесь в эти задержки общения длиной в вечность.

• Вы можете посмотреть на стену?

Вероятно, в присутствии таких людей вам нужно вставать, снимать шляпу и принимать почтительный вид, потому что вы прерываете нечто священное.

Так вот, именно эта небольшая технология значительно меняет дело: она определяет, способны мы одитировать кейс или не способны. Мы задаем первый вопрос, и мы достаточно умны, чтобы не задавать новый вопрос, пока преклир не даст ответ на первый; иначе это просто создаст для него непрерывную сессию одитинга. Итак, мы получаем ответ на вопрос.

Совсем недавно, пробуя нашу старую технологию (конечно, для Саентологии она очень старая)... пробуя ее снова... Человек был не в себе, совершенно не в себе, у него ум заходил за разум. И я просто вытащил на свет божий эту проверенную временем вещь: продолжительную задержку общения. Вы понимаете, если человек по-настоящему отвечает вам на вопрос о том, как у него дела... по-настоящему отвечает вам, – как правило, у него возникает значительная задержка общения. Вы понимаете? Вы спрашиваете кого-нибудь:

• Как ваши дела? Большинство людей отвечают:

Это форма приветствия, принятая в обществе. Понимаете, вот он сидит, у него перелом ноги, у него бери-бери. А вы просто спрашиваете:

И за исключением, может быть, пары случаев, когда произошло что-то катастрофическое (кто-то отправил меня далеко-далеко назад по траку, затолкал меня в инцидент, в котором я застрял, а потом вышел за чашкой кофе и не вернулся), у меня не было никаких трудностей в одитинге.

• Как ваши дела?

Кто-то приходит и говорит: «Я не хочу, чтобы он меня одитировал, он отвратительный одитор, он ужасно обращается с преклирами»... Когда кто-то говорит мне, что он беспокоится об одиторах, я понимаю, что сам этот человек всегда пытается превращать происходящее в сессию. Он сам всегда беспокоится о направленном на него контроле. Однако позитивный контроль в Тоне 40 не аберрирует; наоборот, он оказывает значительное терапевтическое воздействие.

Вы не получили настоящий ответ на вопрос; это только видимость. В этом нет чего-то еще... Это ответ на ваш вопрос? Ну, ответ на ваш вопрос выражается его телом... это реальность... его тело находится не в очень хорошем состоянии, а следовательно, вы делаете вывод, что реальность его ответа очень мала. Следовательно, он не отвечает вам в настоящем времени. Поэтому мы начинаем использовать общение немного умнее. Мы сопоставляем его с реальностью ситуации.

Вы согласитесь с этим, как только я сообщу вам одно маленькое данное: у людей есть трудности с управлением жизнью. У людей есть трудности с управлением МЭСТ-объектами. Вы видите, как они наезжают машинами на гидранты, оборачивают автомобили вокруг фонарных столбов, сталкивают их с автобусами и так далее. У людей трудности в обращении с вещами. По их словам, вещи выходят из-под контроля.

Понимаете, вот разваливается целый город. Здания обваливаются, стены рушатся и так далее, а вы говорите кому-нибудь... вы говорите:

Но как что-то может выйти из-под контроля, если оно действительно находилось под контролем?

• Увлекательно, не так ли? А он смотрит и говорит:

Так что люди говорят:

• Эта штука вышла из-под контроля, и вот почему она намоталась на шею водителя.

Понимаете, в его окружении полным-полно движения и так далее; и если бы вы посмотрели на него пристальней, вы бы увидели, что его глаза как бы подернуты пеленой. Он не ответил на ваш вопрос, он ответил на какой-то другой вопрос – тот, который ему задали на прошлой войне или что-то в этом роде, понимаете?

И вы отвечаете:

Если вы зададите ему этот вопрос снова... Вы сказали: «Увлекательно, не так ли?» И вы повторяете: «Как ты считаешь, это увлекательно?»

• Хорошо. Замечательно. Есть ли в жизни что-то еще, что вы хотели бы контролировать?

В конце концов он скажет:

– Боже мой! По-моему, это ужасно!

Почему он не ответил вам так с самого начала? Он был оглушен, он был потрясен, он был без сознания. Он твердил: «Это не может повлиять на меня, это не может повлиять на меня, это не может повлиять на меня». Вот что он твердил все это время. Следовательно, он тем или иным образом говорил себе: «Это меня не беспокоит».

Отношение большинства людей к ядерному излучению, к атомным бомбам и мировой войне... Я не знаю, по-моему, у нас уже были третья, четвертая, пятая и шестая, не так ли? Двенадцатая мировая война? По крайней мере, следующую, вероятно, можно будет назвать девятой. Итак, назовем это двенадцатой мировой войной. Люди глазеют на это замечательное зрелище. Люди испытывают бомбы, которые загрязняют атмосферу, и все в таком роде. И что мы обнаруживаем? Они говорят: «О, я думаю, тут нет ничего особо интересного – все как обычно».

Вот весь город этого человека разваливается, а он говорит: «О, я думаю, тут нет ничего особо интересного». Почему он так говорит? Он оглушен, он онемел. Он в таком глубоком шоке, что он не реагирует. Поэтому, когда вы задаете ему вопрос, у него возникает задержка общения.

Другой человек, которому мы сказали, что город разваливается... Мы спросили его, находит ли он это увлекательным или каким-то еще... Тот человек в конце концов ответил:

– Ого! Боже, что здесь происходит? Понимаете, он проснулся и огляделся вокруг.

И наступит день, когда у мира кончится задержка общения, связанная с атомной бомбой и радиацией; он посмотрит на всех этих политиков и на всех остальных... они так радостно и деловито распределяют: «Немного гамма-лучей тебе, немного гамма-лучей тебе, немного гамма-лучей тебе и немного гамма-лучей тебе». И мир скажет:

Этот человек настолько деградировал, он так расстроен контролем – его собственным контролем над чем-то и чьим-то контролем над ним, – что он сопротивляется контролю. Он сопротивляется настолько сильно, что после каждой попытки контролировать он застревает, у него возникает расстройство и что-то вроде гипнотического состояния. Однако в общем и целом его усилия направлены на то, чтобы пытаться контролировать что-то... не аберрированно, он просто хотел бы непосредственно... но потом он теряет способность делать это и создает механизмы того или иного рода.

«Ого! Что это такое?» И люди во всем мире зададут вопрос: «Эй, ребята, что вы делаете?»

Несколько лет назад мы обсуждали такую штуку, как сервисное факсимиле. Это было факсимиле, ряд умственных образов-картинок, болезней и трудностей, которые использовались человеком для контроля над другими людьми. Так ведь, да?

И тут задержка общения возникнет уже с другой стороны, и эти ребята ответят:

Именно так. Ну хорошо. Если это правда, то что случилось со способностью человека контролировать вещи? Если ему приходится прибегать к болезням и аберрациям, если ему приходится рвать и метать, бесноваться – как делал Гитлер, чтобы заставить какого-нибудь генерала в конце концов сказать: «Ну хорошо, хорошо, хорошо. Я это сделаю!» – то, должно быть, со способностью к контролю у этого парня что-то ужасно не так.

«Ну, мы проводим испытания».

Как насчет сервисного факсимиле? Вы сразу же понимаете, что если бы ваш преклир терпимо относился к контролю, если бы его не выводила из себя сама идея контроля, если бы он сам мог контролировать, – то что случилось бы с его сервисным факсимиле? Оно бы испарилось. Пока человек верит, что для контроля ему необходим какой-то аберрированный механизм, вам не удастся устранить этот механизм с помощью одитинга.

• Вы делаете что?

Так что вам необходимо восстановить способность к контролю, прежде чем человек избавится от любой из этих штук; одитинг подтверждает это. Следовательно, многие из известных вам кейсов, которые довольно медленно поправлялись, сегодня (зная то, что мы теперь знаем о контроле) можно было бы превратить в замечательные кейсы: все хорошо, кейс движется вверх... быстро. Раньше они застревали из-за контроля.

И различие между хорошим одитором и плохим определяется их готовностью контролировать. Вот чем определяется различие в результатах, которые получают два одитора при использовании одной и той же техники. Дело не в общении. Дело в первую очередь в контроле. Если одитор способен или готов контролировать преклира, то одитор плюс преклир могут контролировать контуры и аберрации преклира. А одитор, который не готов и не способен контролировать преклира... в его руках любая техника, какой бы блестящей или продуманной она ни была, окажется перекрученной. Следовательно, одитор должен уметь контролировать людей.

Итак, мы немедленно... на «Ознакомительном курсе» в МАСХ мы приводим все в порядок, мы проводим специальный курс на эту тему и обучаем одиторов контролю. Это занимает не очень много времени. Сейчас это всего пять уровней обучения вместо одного. Чтобы научиться этому, нужно не слишком много времени; и пройдя это обучение, что вы можете делать? Вы можете контролировать людей. У нас есть ряд техник, которые позволяют это делать, так что у нас будет множество одиторов, которые могут это делать. Но происходит кое-что очень любопытное: вот одитор в сессии, он контролирует преклира. Состояние преклира улучшается, все идет просто замечательно и великолепно, все идет как по маслу. Одитор говорит: «Посмотрите на эту стену» – преклир смотрит. «И подойдите к ней» – преклир подходит. Одитор говорит: «Положите на нее свою руку» – преклир это делает. И одитор говорит:

«Спасибо».

И вот этот одитор сталкивается с каким-то психотиком, парнем в тоне 1,1, у которого едет крыша; он хомо алкоголик или что-то в этом роде, знаете? Я имею в виду, это просто совершенно... если бы у него крыша съехала еще немного, она перегородила бы всю улицу, понимаете? А он встречает этого парня в реальной жизни; он встречает его в реальной, живой, самой настоящей жизни. Он был его одноклассником или кем-то в этом роде, знаете?

И он говорит себе: «Ой. Скоро мне придется рвать на себе волосы, ведь я знаю этого парня – 1,1. Хе-хе. Ужасно. Хм-мм».

Он здоровается с этим парнем, и парень здоровается в ответ.

Одитор думает: «Это интересно. Он никогда не здоровался... никогда не здоровался раньше». Раньше он начинал рассказывать о своей любимой болезни, о вивисекции собаки, которую он наблюдал накануне вечером, или о еще каком-нибудь пикантном случае, который он любит всем описывать.

И вот одно из свойств общения: спустя некоторое время, если человек не дает вам ответ... я заметил, что некоторые из вас начали слегка нервничать, когда я тут создавал задержку общения... начали слегка беспокоиться. И вот почему. Вы подходите к человеку, вы смотрите на него, обращаетесь к нему и говорите:

Хм! Что-то изменилось. Так что он говорит ему: «Пойдем выпьем пива». И этот один-одинистый парень отвечает: «Ладно. Я плачу».

• Как ваши дела? Он говорит:

Они заходят в паб, пьют пиво, говорят о погоде, о спорте, о том и о сем. А потом прощаются.

Через несколько дней одитор встречается с женой того парня и говорит:

Сначала вы всем довольны, ведь общение состоялось – как вам показалось. Однако, когда вы начинаете все яснее и яснее видеть, что общение на самом деле не состоялось, ваше аффинити к этому человеку падает, падает, падает, падает, падает, падает, падает. Вы говорите: «С его реальностью что-то не так. Он человек, он зверь, он собака, – кто он такой?» Таким образом, ваше аффинити сходит на нет. И реальность этого человека, с вашей точки зрения, тоже в какой-то степени сходит на нет. Почему? Потому что он не ответил вам.

• Ради бога, твой муж так сильно изменился. Он что, получал одитинг?

И наступит день, когда весь мир скажет физикам-атомщикам, политикам и тем парням, которые изготавливают эти штуки за парочку шальных шиллингов, – мир скажет им всем:

• Что вы делаете?

И у всех них возникнет задержка общения, задержка общения, задержка общения, задержка общения, задержка общения.

До сих пор она стояла к нему боком, понимаете? Она поворачивается – у нее синяк под глазом. Она говорит:

Вероятно, люди будут стоять и говорить: «Ну, мы ждем вашего ответа, мы ждем ответа. Мы ждем, что кто-то даст нам ответ». А потом они скажут: «Подождите минуточку. Это не люди. Это не люди. Это кто-то другой. Может быть, это замаскированные марсиане, но это не люди. Они не такие, как мы».

• Огромные перемены?! Он ведет себя точно так же, как в последние шесть лет. Почему ты решил, что он изменился?

Они осознают, что, распыляя по всему миру продукты деления атомного ядра, используя оружие, которое не подходит для войны и никогда не будет подходить для войны, эти парни наносят ущерб своим женам, детям, родителям и всем друзьям, которые у них есть! И человек, который злоумышленно подвергает такой серьезной опасности всех своих друзей, свою жену, своих детей, свой дом, – он не может быть человеком. Вот что когда-нибудь скажут люди. И если к этому времени какие-то люди останутся в живых, они разорвут этих парней на мелкие части. Они раскопают могилу человека, который положил этому начало. Они развеют останки Эйнштейна по трем четвертям континента.

О, мы в Саентологии сталкиваемся с почти мистическими ситуациями, не так ли? Ха, ха, ха, ха, ха! Этот одитор впервые узнает, что благодаря одитингу его взаимоотношения меняются, но человечество – нет. Человечество нисколько не изменилось. Вероятно, оно даже еще немного деградировало. Однако у одитора изменились взаимоотношения с людьми, с его друзьями, и что мы получаем в результате? Контроль. Тот парень был совершенно не против вступить с ним в общение, потому что те несколько минут, что они провели вместе... это были единственные минуты, когда кто-то говорил с этим парнем. Весь остальной мир говорит с его контурами, а контуры не могут подчиняться.

Вот что ждет этих «исследователей» согласно законам общения, открытым в Саентологии. Почему? Потому что сейчас люди онемели от изумления, и у них задержка общения. Люди не знают, что происходит. Не знают, не так ли? Вы думаете, дело просто в отсутствии информации? Вы думаете, дело просто в каких-то небольших данных, которых у людей нет? Вы хотите сказать, что, по вашему мнению, этих людей необходимо просветить?

Так что мы получаем такую странность: мы по-иному видим человеческое поведение. С нашей точки зрения, поведение является совершенно иным. Однако с точки зрения других людей, поведение того парня нисколько не изменилось. Как странно. Почему?

О, я боюсь, они слишком хорошо знают о делении атомного ядра. Представьте себе, они знают, когда у них гастроэнтерит, и они знают, когда их синусит обостряется; они смотрят вокруг и спрашивают: «Почему я болею? Почему я все время болею?»

Что происходит? В чем разница? В чем изменение? Чем вызвано это преображение? Ведь, допустим, кейс самого саентолога не особенно изменился. Вот это и странно.

И кто-то им отвечает:

Я научил одного человека контролю в Тоне 40. Этот па... па... па... парень... па... парень... зз... зз... заик... Он не мог говорить. Он пытался одитировать. Мы взяли его... он уже прошел имитационный одитинг. Мы провели ему шаг, следующий за имитационным одитингом, а потом следующий шаг, а потом еще следующий шаг, а потом провели ему последний шаг. И мы велели ему осуществлять контроль в Тоне 40. Это заняло не очень много часов... относительно немного часов.

• О, ну, это просто... ну да, ты просто стареешь... тебе уже девятнадцать лет. И какая-нибудь мама говорит:

Как ни странно, этот человек, который з... зз... зз... ззз... не мог говорить, пришел в комнату одитинга и начал говорить так: «Посмотрите на эту стену. Хорошо. Подойдите к ней. Хорошо. Положите на нее свою руку. Хорошо».

А вне комнаты одитинга он сказал: «З-з-з-з-з-з-з... У меня неплохо получается».

Матери задают, задают и задают этот вопрос; наступит день, когда они получат ответ: радиация. И если вы думаете, что можно безнаказанно сделать что-то ребенку, когда у того есть мать, возьмите и попытайтесь это сделать.

Невероятно. Как я понимаю, произошло нечто новое. Он обнаружил, что люди в обществе управляемы, так что он перестал заикаться и вне комнаты одитинга. Другими словами, когда мы сумели установить для этого человека область контроля, в которой он чувствовал себя в безопасности, его способность общаться возросла. И везде, где у этого человека был контроль, его общение было хорошим.

Когда вы устанете от жизни, когда вас перестанет волновать, что с вами происходит... когда вы почувствуете, что вам абсолютно на все наплевать, – подойдите к какой-нибудь женщине на улице, схватите ее ребенка и скажите, что вы сейчас вышибете ему мозги. До этого момента она была очень тихим и послушным человеком. Она была образцом покорности и кротости. Но если ваши глаза останутся целы в следующую пару минут...

В чем различие между хорошим оратором и плохим оратором? В действительности, хороший оратор может контролировать аудиторию, а плохой – не может. И где это проявляется? Скажем, на курсе «Эффективность личности» при работе с группой используют процесс, известный как «Согласие»: инструктору нужно вступать в общение с различными людьми в группе, и в результате создается впечатление, что группа выходит из-под контроля. Не очень хороший оратор смотрит на группу, она начинает выходить из-под контроля, и что происходит? Он... (хлюп) его общение застывает, и он пятится прочь от кафедры. Он не хочет контролировать.

Обычно мы не считаем, что люди жестоки или что они могут прибегать к жестоким методам или силовым приемам для выражения своего мнения. Однако если вы забираете у кого-то его детей, если вы делаете человеку что-то подобное и он это обнаруживает, то он начнет проявлять жестокость – даже если он сам находится при последнем издыхании. Так что миру предстоит довольно неспокойный период.

Так что вам нужно прибегнуть к помощи дубинки... Если человеку трудно говорить с группами, вам нужно прибегнуть к помощи дубинки, чтобы заставить его использовать этот процесс «Согласие», который позволяет различным людям в группе принимать участие в дискуссии. Понимаете, он не одитирует сразу всю группу целиком... группу как единое целое. Ему приходится говорить с отдельными людьми в группе. И это очень расстраивает одитора, которому трудно контролировать группу.

Был задан вопрос: «Почему я все время болею?» К врачам приходят люди с гастроэнтеритом, высыпаниями на коже, крапивницей, раком легких – очень высокая заболеваемость. И они говорят: «Откуда все это берется? Раньше у нас не было столько больных, вы знаете?»

Однако если мы повысим его способность контролировать группу, если мы тем или иным образом заставим его использовать процесс «Согласие», в котором он просит людей в группе давать дефиниции различным понятиям, просит их что-то делать и создавать какое-то замешательство, – то что мы обнаружим? Человек вдруг сможет расслабиться и начать говорить с группой.

Они задают этот вопрос. Другие люди задают этот вопрос. Они будут ожидать ответа, и, когда они не получат ответа или получат очень туманный ответ, они будут реагировать точно так же, как отреагировали бы вы: у них возникнет желание надвинуть котелок на уши тому человеку, который... дух товарищества... вы подходите и задаете вопрос: «Как ваши дела?» – знаете?

Другими словами, когда возможен контроль, возможно и общение. Но общение невозможно, пока нет внимания. А чтобы появилось внимание, требуется контроль. Вы это понимаете?

А он говорит: «Э-э...» (Можно подумать, что вы задали парламентский вопрос или открыли дискуссию, понимаете?) «Ну, я не знаю...»

Так вот, поскольку контроль так часто использовался неправильно, поскольку им столько злоупотребляли, поскольку существовал Торквемада и его аутодафе, поскольку местные полицейские полагают, что им необходимо сажать вас в железную клетку, чтобы заставить вас не пересекать белые линии в обратном направлении или что-то в этом роде... Поскольку во всем мире так много использовалось принуждения и наказания, которое ассоциируется с контролем, поскольку большинство родителей, у которых в семье есть трудности, не могут контролировать своих детей и поэтому навязчиво пытаются их контролировать, – слово «контроль» приобретает дополнительные оттенки значения, из-за которых мы считаем, что сам контроль и есть аберрация. Но единственный контроль, который аберрирует, – это плохой контроль.

И в конце концов вы просто думаете про себя: «Ну, я не знаю, как у тебя шли дела, но скоро тебе придется туго». Вы улавливаете?

А что такое плохой контроль? Наказание, принуждение, плохое обращение, общение в низком тоне; человеку отдают приказ, а потом, прежде чем он его выполнит, ему велят делать что-то другое, но не успеет он сделать это, как ему велят делать еще что-то; а потом ему заявляют, что все его действия абсолютно неправильны. Все это и есть «контроль» (в кавычках).

Гнев человека тем сильнее, чем дольше он не получает ответа. Небезопасно оставлять без ответа те вопросы, которые задает население страны.

Все эти злоупотребления вряд ли достойны даже названия «контроль», однако человечество ухитрилось приравнять эти понятия, и поэтому люди перестали контролировать и перестали даже считать контроль чем-то важным. Единственное, что не так с Соединенными Штатами Америки сегодня, так это их отношение к контролю: Америка считает контроль настолько неважным, что ее внутренние дела становятся неконтролируемыми. Поэтому она пытается установить контроль, и рано или поздно это вполне может привести ее к фашизму.

Так вот, в этой ситуации саентологический мир не поддерживает ни одну, ни другую сторону. Наука не может становиться на чью-то сторону. Это могут делать только отдельные люди. Однако если эта ситуация создаст неприятности для нас, то это будет важно, так ведь? Так вот, эта ситуация уже создает нам неприятности.

Вы это понимаете?

Как вы думаете, почему нам необходимо иметь все лучшие, и лучшие, и лучшие, и лучшие техники? Когда-то у нас была одна техника, и она работала. Почему наша задача усложнилась? Почему кейсы в 1950 году были труднее, чем кейсы в 1947? Почему кейсы в 1954 году были труднее, чем кейсы в 1950? Почему уровень кейсов в 1956 году гораздо ниже, чем у худших из тех кейсов, которые попадались нам в 1955 году? Что происходит?

Возьмите семью, где к детям применяется хороший контроль... не куча наказаний и так далее, а хороший, четкий контроль, – и вы увидите, что дела в семье идут довольно неплохо.

Радиация оказывает серьезное воздействие на деятельность разума. Необязательно верно, что крошечные радиоактивные частицы начинают шнырять туда-сюда в чьих-то нейронах. Дело просто в том, что люди, робея, начинают избегать окружающего их мира; а когда они начинают избегать, они все в большей и большей степени становятся «одними-единственными». Они опускаются по шкале. Пространство в гораздо меньшей степени принадлежит им. Так что их становится труднее одитировать и труднее лечить.

Тут есть и еще кое-что интересное: «селф-детерминизм» и «пан-детерминизм». Мы обнаружили барьер между способностью человека быть селф-детерминированным и тем состоянием, в котором он находится; этот барьер – готовность подвергаться контролю. Пока человек сопротивляется контролю, все, что грозит контролировать его, может его контролировать; так возникает аберрация. И пока человек не будет совершенно терпимо относиться к контролю, он не сможет быть селф-детерминированным или пан-детерминированным. Он не может что-то детерминировать или проявлять свободу выбора, поскольку, когда он принимает какое-то решение, появляется что-то, что стремится заставить его принять другое решение; а он сопротивляется контролю, поэтому ему необходимо принять еще какое-то решение. Где же его селф-детерминизм? Где же его решения? Где его свобода выбора?

Я с огромным изумлением просматривал старые отчеты о прохождении инграмм. Они были сделаны в 1950 году Дианетическим исследовательским центром Хаббарда в Элизабет, штат Нью-Джерси, и не так давно все они вернулись ко мне. Это замечательно. Очень трудный кейс: алкоголик. Ужасно трудный кейс, алкоголик – провел три года в психбольнице, получал электрошок... Он пришел к нам, мы стерли одно, другое, третье, мы прошли инграмму и так далее и тому подобное. И все команды одитора, и все действия по прохождению инграмм и так далее – все есть в этом отчете. И к отчету прилагается письмо от его родственников, в котором говорится, что он был прощен на каком-то суде и суд не приговорил его к тюремному заключению. А потом еще одно письмо, в котором говорится, что он женился и живет нормальной жизнью. Понимаете, с ним просто прошли целую кучу инграмм и все.

Мы были снисходительны... мы были очень снисходительны. Мы сказали, что тон человека складывается из тона тела и тона тэтана... если говорить техническим языком. Какого тэтана? Сколько тэтана? Сколько духа присутствовало? Сколько бытийности было на самом деле? Ну, я боюсь, что в большинстве случаев этого присутствия хватало лишь на то, чтобы питать энергией контуры. Глупо измерять дух в процентах, но это примерно как если бы мы думали, что у нас было 10 процентов, а на самом деле это была одна тысячная процента. Ведь мы впервые можем поднимать тэтана по отрицательной шкале тонов: пток-пток-пток-пток-пток-пток-пток – замечательным образом. Мы видели, как это происходило в МАСХ в последние несколько дней.

Вот и все, что мы делали в 1950 году. А сейчас попробуйте, попробуйте найти мне хоть кого-нибудь, с кем вам нужно будет лишь пройти инграмму. Давайте, попробуйте найти такого человека. Ничего не получится.

Я попросил парочку штатных одиторов, чтобы они сделали то-то и то-то с процессом по контролю, – и они тут же увидели явление, которое мы наблюдали в Вашингтоне.

Нам приходилось отыскивать все лучшие решения, и лучшие решения, и лучшие решения, и лучшие решения. Нас заставляли все глубже, глубже и глубже погружаться в изучение этой вселенной, в исследование черепов и всего на свете, с тем чтобы найти более подходящую кнопку, более эффективный способ делать релизов, более уверенную манеру держаться для одиторов. И надо отдать нам должное: мы это нашли. Но я считаю, что необходимость искать все это была нам навязана!

Оно впервые проявилось на 17-м ППК. Преклиры начинают подниматься по шкале тонов. Но вот что удивительно: у нас есть отрицательная шкала, по которой можно идти.

Каждый год вы говорите: «Этот процесс будет делать то-то и то-то с кейсами» – понимаете? «Все, что нужно, – это то-то и то-то, то-то и то-то» – вы меня видели, вы меня слышали. Это правда. «Все, что нам нужно, – это сделать с кейсом то-то и то-то, и он придет в порядок». Каждый из вас, кто слушал меня, а потом брал и одитировал кого-то, вы можете сказать... вы можете подтвердить, что это было правдой, не так ли? Мы делали с кейсом то-то и то-то, и мы получали такой-то результат. Почему этот процесс не работал годом позже?

Так вот, я не особенно ставлю себе в заслугу то, что я отыскал способ поднимать людей по этой шкале тонов... Понимаете, я не особенно этим горжусь, я знал, что рано или поздно это произойдет. Но то, что я совершенно точно предсказал отрицательную шкалу, – это было... Я все еще ошеломлен, вы знаете, я... Время от времени кто-то приходит и говорит: «Ну, вы знаете, Рон то и Рон се, он просто ужасный» – и так далее. И до меня долетает какое-то громкое бормотание: кто-то проходится на мой счет... А я откидываюсь на спинку стула и говорю: «Зато я совершенно точно предсказал отрицательную шкалу тонов». Ведь изначально это было совершенно бессмысленное предсказание. Я не думал, что мы найдем хоть какое-то применение этой шкале.

Почему мы сейчас берем какую-нибудь старую технику... всю изъеденную молью... «Прямой провод АРО» – когда-то это был сногсшибательный процесс. Я видел, как у психотика крыша вернулась на место с такой легкостью, что вам никогда и не снилось.

В конце концов я осознал, что все те люди, которые во время процессинга впадали в апатию, поднимались вверх по шкале. Я осознал это не так давно. А отрицательная шкала была создана много лет назад. И я сказал: «Подождите минуточку. Может ли такое быть, что отрицательная шкала тонов в “Саентологии 8-80” совершенно точна?» Для меня это непривычно – быть точным.

Мы просто говорили: «Вспомните что-то, что действительно реально для вас. Вспомните момент, когда вы были в общении с кем-либо. Вспомните момент, когда вы чувствовали аффинити к кому-то». И человек тут же приходил в настоящее время.

На самом деле согласно редактору одного журнала, основное, что со мной не так, – это то, что я всегда столь чертовски прав. Он никак не может мне это простить. Когда-то давно он был моим другом, но я все время оказывался прав. Он, бывало, писал мне в письме: «Пожалуйста, Рон, признай, что ты был неправ в том-то и том-то» – понимаете? А я просил секретаршу подтвердить получение письма или убрать его с глаз долой или что-то такое. И в конце концов он не выдержал и сказал: (вздох) «Он негодяй, он прав!» Он на самом деле так и написал в редакционной статье. По-моему, каждый третий саентолог прислал мне вырезку из этого журнала.

Когда мы проводим этот процесс сегодня, человек, как правило, не приходит в настоящее время. Почему? Что-то будоражит умственный образ-картинку в евоной тыкве. Что-то гложет этого человека.

Как бы то ни было, по крайней мере в тот единственный раз я оказался прав, и речь идет об отрицательной шкале тонов. Причина, по которой человек не помнит какую-то область прошлого... можно подумать, это важно... если человек не знает или не помнит чего-то, то это находится ниже нуля, а значит – ниже способности помнить. Человек, который находится ниже апатии, не способен помнить. И когда человек опускается ниже апатии, он теряет и память, и способность проявлять эмоции. А если он не способен вспоминать или проявлять эмоции, как, черт побери, вообще можно определить точные уровни отрицательной шкалы, раз на ней отсутствует память?

И наше отношение не совсем такое, как отношение одного парня... в низовьях Миссисипи. Он там обосновался, у него было множество детей, и... как-то раз там объявился путешественник. Этот путешественник увидел, как огромный-преогромный аллигатор пожирал ребенка, так что он отыскал ближайшее жилище и бросился туда. На веранде сидел парень... А под верандой, в доме и так далее бегали дети. Путешественник крикнул парню, который сидел на веранде: «Я только что видел, как аллигатор вон там пожирал ребенка!» А парень повернулся, заглянул в дом и сказал:

Мне было смешно, потому что когда на ППК проводят процессы по контролю, люди двигаются прямо по шкале: от ожидания, прятания, знаете? Прямо вверх по шкале: защита, владение... прямо вверх. И внезапно они доходят до безответственности – осознанной безответственности... и теряют способность ходить! Они не могут даже дотащить тело до стены. Понимаете, раньше они ходили туда-сюда, но, должно быть, они просто действовали как заводные куклы, потому что в конце концов, когда они добираются до уровня, на котором они могут заставлять тело ходить, они выглядят как Раггеди Энн. Просто тряпичные куклы. Они говорят: «Так, давайте-ка... как тело должно... о, ладно! Хорошо, что мне не нужно заставлять его ходить!» И одитору ничего не остается, как таскать его по всей комнате, волоча его пятки по полу. А потом преклир поднимается еще на одну ступеньку и внезапно говорит: «Ого, как хорошо быть в апатии». Он на самом деле достиг уровня, на котором он может по достоинству оценить апатию. Это хоть какая-то эмоция. И он поднимается по всей остальной шкале тонов.

«Мэнди, говорил я тебе, что эти сорванцы куда-то деваются».

Если вы увидите, как человек проходит по всем этим уровням – быстро, – вы поймете, с чем он сталкивался в своей повседневной жизни. Он пытался контролировать вещи, они пытались контролировать его, и он просто им сопротивлялся. Со временем он падает так глубоко, опускается настолько ниже уровня эмоций, что... он находится даже ниже безразличия. Можно сказать, что у него негативное безразличие. Одно дело – просто испытывать безразличие, другое дело – не знать и даже не подозревать, к чему вы испытываете безразличие. И это куда ниже на шкале тонов, – я думаю, вы согласитесь.

Я боюсь, мы относимся к этому не настолько беззаботно. Однако мы можем легко и весьма убедительно продемонстрировать, что радиация мешает высвобождению умственных образов-картинок и аберраций. Мы можем это легко продемонстрировать. Этот эксперимент может провести всякий, у кого есть доступ к рентгеновскому аппарату и кто-то, кого он не очень любит. Вот что вы делаете: изучаете умственные образы-картинки человека, устанавливаете, в каком он состоянии... оцениваете его задержку общения, получаете его график АРА или что-то в этом роде... а потом сажаете его перед рентгеновским аппаратом и облучаете его всего-навсего такой же дозой радиации, какой обычно облучают, когда делают снимок черепа.

Итак, когда мы рассматриваем все эти факторы контроля, когда мы рассматриваем методы контроля, нам приходится сделать вывод, что общество находится в настолько плохом состоянии, насколько оно применяет плохой контроль. Я бы сказал, что если в обществе есть полиция, если для контроля над людьми... для того чтобы заставлять их парковаться в правильных местах и так далее, нужно угрожать наказанием, или штрафом, или выговором, – в этом обществе уже нет контроля.

И через короткое время... вы понимаете: он не получал травму, он не беспокоился, не испытывал никакого физического воздействия. И мы задаем ему те же самые вопросы, мы изучаем его умственные образы-картинки, – и мы обнаруживаем, что у него ухудшилась способность перемещаться по траку времени. У него ухудшилась способность находить эти картинки, смотреть на них и отбрасывать прочь. Его график АРА понизился и так далее.

Армия... если мы представим себе армию, у которой нет цели вывести из под контроля какую-то другую страну... Армия перестает быть эффективной в тот момент, когда солдату дают десять суток гауптвахты за то, что он что-то делает. Вы немедленно скажете: «Ну, генералы уже не держат войска в руках». Знаете, «отделение – напра-во, отделение – нале-во» – в армии этим часто занимаются... командуют отделениям шагать.

Что вы с ним сделали? Вы просто-напросто подвергли его воздействию лучей, подобных гамма-лучам. И, конечно, нет ничего противозаконного в том, чтобы проводить людям рентген; однако те, кому часто проводили рентген, очень сильно страдают, когда попадают под воздействие гамма-лучей. Рентгеновские лучи помогают создать это состояние. Другими словами, мы облучаем человека рентгеновскими лучами, проводим этот эксперимент... конечно, вы понимаете, что для этого нужен саентолог, а не «мозговед»... Тот, скорее всего, недостаточно знаком с тем, как изучать разум, чтобы увидеть хоть какие-то изменения. Но если бы вы сообщили ему составные части разума, то он смог бы... тогда даже он смог бы заметить разницу. Ведь одна из причин, по которым этот предмет вызывает у людей растерянность, состоит в том, что они не знают ничего о том, как изучать разум, как осматривать людей, как измерять настоящее воздействие или отсутствие воздействия радиации; так что все это большая тайна.

Ну, в армии командуют отделениям шагать направо и налево; и если вы увидите, как в какой-то армии отделения шагают направо и налево кое-как, держат ружья так и эдак... знаете, словно этих солдат недавно выпустили из современного тренировочного лагеря... и вы подходите и спрашиваете:

Однако, если бы саентолог решил провести такой эксперимент, для него не было бы никакой тайны. Если он знает кого-то, кому собираются сделать рентген спины, ему нужно провести этому человеку небольшой тест того или иного рода, изучить его умственные образы-картинки, узнать, насколько легко этому человеку проходить лок; а после того, как тому сделают рентген, ему нужно снова проверить те же самые умственные образы-картинки. Он обнаружит, что способности этого человека ухудшились. Чтобы получить совершенно несомненные результаты, вам пришлось бы сделать пятнадцать или двадцать рентгеновских снимков, и после этого вы увидели бы перед собой «черный кейс».

• Что это... кто тот сержант, который занимается их строевой подготовкой?

Таково воздействие радиации на человеческое существо. Вот что происходит с людьми на Земле сегодня, и вот что происходило с нами. Следовательно, это нас касается, не так ли? В наши сессии одитинга вмешивалась некая сила, о присутствии которой мы не подозревали. В 1947 году людей было легче одитировать, чем в 1950 году; и в 1954 году людей было легче одитировать, чем в 1956-м. В 1955-м году людей было легче одитировать, чем в настоящий момент. Однако мы потрудились изо всех сил. Мы вышли на такой уровень, что радиация больше не способна ставить палки в колеса Саентологии.

• О, этим занимается очень умелый сержант; это Дженкс. Дженкс-все-муки-ада, так они его называют. Солдат идет хоть чуть-чуть не в ногу – сразу на губу. Бац! Незачет. Дженкс – отличный инструктор. Побольше бы нам таких.

С тех пор, как я почти прикончил себя в Ирландии в прошлом... в феврале 56-го года, я провел множество экспериментов. Я очень тщательно все рассмотрел, было проведено громадное количество экспериментов, мы получили много опыта в этой области, и на самом деле мы сегодня можем проводить людям процессинг быстрее, чем они будут катиться под гору из-за радиационного заражения воздуха на Земле.

Да, чтобы они сражались на стороне врага. Да, вот там нам их нужно побольше.

Вероятно, саентологи – единственные относительно здоровые люди на Земле сегодня. В последнее время вы не смотрели на людей, на широкую публику; я уверен, что не смотрели. В противном случае то, о чем я говорю, было бы для вас откровением. Это объяснило бы ваше наблюдение; однако вы этого не наблюдали, поэтому я прошу вас обратить на это внимание. Смотрите на людей на улице. Их щеки посерели, они, в большинстве своем, испытывают трудности, которых они не испытывали раньше.

Но мы таких не хотим!

Если вы спросите этих людей:

Ведь это не контроль. Любое наказание – признание того, что у вас плохой контроль. Когда вы говорите кому-то: «Если ты не сделаешь то-то и то-то, я тебя изобью», вы тем самым говорите: «Ты знаешь, я сомневаюсь в своей способности заставить тебя делать то-то и то-то».

• Когда вы начали чувствовать себя плохо? Они ответят вам:

Полицейский говорит вам: «Если ты будешь и дальше поступать таким образом, мы тебя упрячем в каталажку». Он говорит вам то же самое: «Ты знаешь, полиция пришла в такое состояние, что она не может поддерживать правопорядок в городе». И это правда; вы знаете, что полиция не в состоянии это делать. Вы знаете, что есть люди, которых обворовывают, избивают и так далее. Как? Но у вас ведь есть полиция? Ну да, но вы же знаете, полиция ловит преступников, сажает их в тюрьму, а потом кто-то выпускает их из тюрьмы.

Нам известны всевозможные факторы, связанные с контролем. Мы знаем, что если мы будем бить, колотить, дубасить людей в попытке заставить их вести себя как следует, если мы будем сажать их в тюрьмы и так далее, – мы знаем: мы выпускаем их из тюрьмы, они идут, и грабят, и бьют людей по голове. Мы арестовываем их, сажаем обратно в тюрьму и держим там; а через некоторое время мы их выпускаем, они идут, и грабят, и бьют людей по голове, так что мы снова сажаем их в тюрьму. Не говорите мне, что эти люди находятся под контролем.

Вы спросили их: «Когда вы осознали, что с вами что-то происходит?»... Но вы просто сказали:

Вы знаете, все эти дорожные знаки, которые вы видите на улицах, – они устанавливают максимальную скорость и все в таком роде. Вы знаете, для кого вывешивают эти знаки? Для 10 процентов людей, которые создают дорожно-транспортные происшествия. И вы знаете, что характерно для этих 10 процентов людей? Это люди, которые не поддаются контролю. Это люди, которые не смотрят на дорожные знаки. Разве это не интересная точка зрения? Другими словами, все дорожные знаки предназначаются для людей, которые на них не смотрят. А к чему это приводит нас, всех остальных? Нам приходится действовать в атмосфере плохого контроля – из-за того, что среди нас есть немногие люди, которые не поддаются контролю.

• У вас произошли какие-то изменения в жизни, в состоянии здоровья, на протяжении последних двадцати лет?

Так что рано или поздно мы заявляем: «В контроле нет ничего хорошего». И что же мы делаем? Мы ударяемся в крайности. И не успеваем мы оглянуться, как у нас в голове возникает контур: «Вя, вя, вя». Мы удивляемся: «Что это такое?» Вы понимаете? Очень странные дела.

В этот момент возникает аберрация – в момент, когда вы сами начинаете верить, что в контроле нет ничего хорошего. И это самая любопытная вещь, которую вы видели.

Этот ответ показался бы логичным, если бы мы задавали вопрос людям в возрасте сорока или пятидесяти лет; но когда мы спрашиваем человека, которому пятнадцать-шестнадцать лет или было пятнадцать-шестнадцать лет в 1945 году, и выясняем, что ему стало хуже в последние два или три года... или мы спрашиваем кого-нибудь, кому было пятнадцать или шестнадцать лет в 1945 году, и выясняем, что именно в том году он начал чувствовать себя плохо, – мы видим в этом что-то странное, потому что дети, подростки пятнадцати-шестнадцати лет, обычно не чувствуют себя хуже. Вы улавливаете? Здесь что-то происходит.

И тот факт, что Саентология прошла через этот зеркальный лабиринт и выбралась из него, – это настоящий триумф. Ведь ни один из нас в Саентологии... и это означает 175 000 саентологов по всему миру... это почти точная цифра. Вы не знаете о существовании многих из них; они не знают о вашем существовании. Многие из них даже не знают, где находятся центральные организации, и не знают об их существовании. Они думают, что все это было написано Буддой... Возможно, так и есть.

Так вот, я не служу панихиду раньше времени. Я не пытаюсь вас запугивать, потому что в мире сегодня и так хватает истерии в связи с этим. Хватает истерии. Никто не осознает это так четко, как саентолог. Если люди будут достаточно сильно беспокоиться и достаточно усиленно сопротивляться чему-то, то они потом от этого же и пострадают, правильно? Так что чем больше беспокойство, тем меньше прогресс.

Но суть в том, что вряд ли кто-то из нас не топает ногами, не изрыгает проклятия, не возмущается и не раздражается из-за наказания и контроля. Вот почему мы пытаемся что-то сделать. Вот почему мы как бы объединяемся против других людей. Мы заявляем: «Нам просто не нравится, когда по нашим спинам щелкают бичом. Мы не считаем, что для людей должна наступить эра электронного рабства. Мы не считаем, что людей нужно вовлекать в новые войны». И мы не думаем это лишь про себя; мы можем быть скрытными, присоединиться к Саентологии и держать рот на замке, или же мы можем присоединиться к Саентологии и кричать во все горло.

В действительности мы в значительной степени разобрались с этим предметом. Независимо от того, подействует одитинг или нет, мне удалось разработать химический ассист, и он, по всей видимости, дает невероятные результаты. Он открывает также возможность дальнейших исследований; вполне вероятно, человек сможет решить эту проблему с помощью биохимии. Сейчас над этим трудится много людей. Просто случилось так, что... И я уверен, что в конце концов будут получены гораздо лучшие результаты. Просто случилось так, что я занялся этим раньше многих, и нам удалось создать ту штуку, которая позволяет добиваться желаемых результатов. Она чуть ли не убивает вас в процессе, но в конце концов вы начинаете чувствовать себя хорошо.

Мы все революционеры, поскольку считаем, что плохой контроль – это плохо. Мы не считаем, что преступника можно исправить наказанием. Мы полагаем, что его можно исправить одитингом, даже если мы не доказали это к своему собственному... верите вы мне или нет... даже если мы не доказали этого, мы все равно думаем, что если мы проодитируем преступника, он перестанет быть преступником. Понимаете, мы думаем, что это произойдет. Мы считаем, что есть лучший способ привести человека в порядок, нежели забить его до смерти. И я думаю, что все мы в значительной степени разделяем это убеждение. Мы полагаем, что дела могут идти чуть более гладко и с чуть большим АРО.

Эта штука называется «дианезин». Мы гораздо подробнее поговорим об этом завтра... я просто упоминаю его мимоходом. Просто небольшое упоминание: у нас есть этот биохимический ассист, очень ценный и многообещающий, плюс у нас есть навыки одитинга, плюс у нас есть техники одитинга... навыки одитинга, которым можно обучать... У нас есть три вещи: навыки одитинга, техники одитинга и навыки, необходимые для того, чтобы научить одитора одитировать. У вас есть эти три вещи сегодня, а значит, у вас в руках настоящее сокровище.

И те из нас в Саентологии, кто пытался поддерживать активную деятельность, не всегда верили в это. Мы говорили: «Ну, я не знаю. Возможно, мы в организациях не ведем себя достаточно жестко. Возможно, мы не бьем по голове достаточно много людей и не спускаем достаточно много людей с лестницы». Так что я установил такое правило: я бью по голове и спускаю с лестницы только тех, кто настаивает на том, чтобы бить людей по голове и спускать их с лестницы. И я всегда вышвыриваю таких людей в одном направлении, а именно: за дверь. Ведь я знаю, что внутри организации присутствует фактор неконтроля. Кто-то грубо обращался с людьми, увольнял их, так или иначе использовал плохой контроль. Так вот, мы либо вышвыриваем такого человека за дверь, либо мы его одитируем. Но мы никогда не выкидываем таких людей из Саентологии.

Другими словами, у вас есть четыре новых... относительно новых потрясающих открытия, и все они чрезвычайно полезны для устранения последствий радиации. И вы хотите знать, какой именно процесс надо использовать... Есть один процесс, эффективность которого в работе с последствиями радиации просто невероятна, однако на самом деле любой процессинг движется в том же направлении. Любой процессинг ведет к решению этой проблемы.

Нам никуда не деться: мы верим, что для любого человека есть надежда. Я не сомневаюсь, что все мы так полагаем, иначе бы нас здесь не было. Мы полагаем, что любой человек в любом месте... это что-то потрясающее. Кто-то открывает огонь, начинает стрелять в меня из всех четырех стволов, но мне пишут письма не со словами:

Ну хорошо. Саентология не ставит своей единственной целью устранить последствия радиации. Это очень далеко от ее основной цели. Однако использование ее в этих целях возможно, и она позволяет в значительной степени пролить свет на ситуацию. И поскольку она появилась на Земле почти одновременно с ядерной физикой, можно надеяться, что ядерным физикам не будет позволено завладеть всем миром: существует знание разума, достаточное для того, чтобы справляться даже с худшими проявлениями ядерной физики. И это очень приятно. Ведь никто не вкладывал денег в то, чтобы поставить крест на ядерной физике и ликвидировать последствия радиации. Абсолютно никто ни в правительстве, ни в благотворительных организациях не вложил в это ни пенни. Когда был выписан трехмиллиардный чек на создание атомной бомбы, когда господин Рузвельт сел за свой огромный стол, выписал чек на три миллиарда долларов и сказал: «Вот вам, ребята; сделайте атомную бомбу», он не выписал чека даже на пять центов, на котором бы говорилось: «Вот как нам защитить нацию, народ или отдельного человека от такой бомбы». Помните об этом.

«Знаете, кто-то должен заткнуть рот тому парню»; мне всегда приходит с полдюжины писем... мне всегда приходит с полдюжины писем от одиторов: «Как вы думаете, следует ли мне пойти и проодитировать его? Вы не против, если я съезжу к Джо и приведу его в порядок?» Да, но этот парень очень сильно нас подвел, понимаете? Он сделал очень много плохого. И мы будем делать для него то, чего не заслужили многие святые на прошлом траке? Другими словами, мы его спасем, мы позволим ему наслаждаться жизнью и приведем его в хорошее состояние? Именно так – вот точка зрения саентологов. Ага, ему нужен одитинг. Это панацея. Так и должно быть – ведь он работает!

Так что это пришлось делать нам. Мне и тем ребятам по всему миру, которые занимаются Дианетикой и Саентологией, на те деньги, которые нам удавалось добыть тем или иным образом. К нам не проявляли особого интереса. В некоторых случаях люди смеялись над нашей деятельностью. Но так или иначе мы должны были обуздать этого зверя, называемого делением атомного ядра. И эта работа была долгой, тяжелой, трудной. Но это было исключительно частное дело.

Мы говорим: не наказывайте его, одитируете его. Когда мы злимся очень уж сильно, мы просто посылаем к нему плохого одитора. (Смех) Это самое сильное наказание, на которое мы соглашаемся.

Люди платили деньги за одитинг, платили деньги за обучение, вносили вклад в виде членских взносов, сами проводили какую-то работу и писали свои предложения Рону; поддержание работы центрального офиса, согласование различных материалов

Итак, насколько можно судить по нашим действиям, мы полагаем, что есть правда в следующем утверждении: саентолог – это тот, кто контролирует окружение... контролирует людей, окружение и ситуации с высоты Тона 40. По всей видимости, это и есть саентолог. После того как вы увидите побольше такого рода вещей, я думаю, вы тоже с этим согласитесь.

– все это было оплачено обычными людьми, частными лицами, большинство из которых привели бы своих банкиров в бешенство, если бы выписали чек на тысячу фунтов – все их состояние.

Спасибо.

Другими словами, мы в этом мире маленькие люди: среди нас нет могущественных финансовых магнатов. Мы потихоньку шли вперед, и мы выполнили свою работу. Мы уже видим некоторые ее плоды: мы можем нейтрализовать последствия радиации. Сейчас мы достаточно хорошо понимаем человека, так что мы можем спасти его от некоторых последствий будущей войны. И не только у нас, но и у всего человечества есть небольшой шанс. Так что мы движемся вперед. Я не утверждаю, что мы уже полностью завершили эти исследования и узнали все, что только можно узнать.

Но я могу сказать вам, что мысль отдельных людей, тихая деятельность, финансы, которые были так или иначе собраны и осмотрительно расходовались, – благодаря всему этому мы в основном победили этих зверей – ядерную физику и радиацию. И немногие, такие, как мы... единственная небольшая группа... это единственная группа на Земле, которая добилась некоторого прогресса в данном направлении, это уж точно. По-настоящему обуздать и покорить тот разрушительный потенциал, который существовал и существует в воздухе сегодняшней Земли, имея лишь те финансы, какие у нас были, не имея правительственной поддержки и так далее, – с моей точки зрения, это было самым настоящим чудом. И поэтому, по крайней мере с моей точки зрения... я очень горжусь вами, я очень горжусь нами. И таким образом мы начинаем наш конгресс.

Спасибо.