Впервые в скучном течении истории человеческой расы появилась возможность существования счастья.

Впервые в мутном потоке человеческой истории возникает шанс стать счастливым.

Эта цель, о которой столько говорили и которой так тяжело достичь, была неуловима, как солнечный зайчик, непостижима, как любовное томление.

Эта цель, возникавшая снова и снова, к которой так страстно стремился человек, была невероятна, как пятна на солнце, недостижима, как вздох любимой.

Так почему человечеству, хорошему в своей основе, незнакомо счастье?

Что же заставляет людей, в основе своей всех таких хороших, быть такими отстраненными от счастья?

Богатый разбрасывает, как гейзер, свое богатство. Бедный заглядывает в каждую щель. Но богатство ничего не дает, и золотые жилы иссякают. Ребенок надеется стать счастливым, когда вырастет, а став взрослым, хочет, чтобы он был счастлив, как ребенок.

Богач проматывает свои состояния. Бедняк скребет по сусекам. Но богатство ничего не приносит, и пусты сусеки. Ребенок надеется на то, что он его получит, став взрослым, а став взрослым, вспоминает счастливые дни детства.

Мы всё понимаем - но, подобно осенней паутине, понимание - ничто. Мы женимся на самой совершенной девушке или выходим замуж за самого замечательного мужчину, и потом всю жизнь плачем о другом, кто мог бы принести нам радость.

Мы ловим его, но оно подобно паутинке. Мы создаем семью с совершенным парнем или девушкой, и потом всю жизнь плачем о том, как могли бы быть счастливы с другими.

Постоянно искали, но редко находили, и нет таких богатств, драгоценностей и дворцов, на которые можно купить простое счастье.

Просто счастье, такое желанное, но такое неуловимое, ценится выше богатств, драгоценностей и дворцов.

Но слушайте! Счастье здесь, прямо на кончиках наших пальцев, ожидая только магических слов "Начало сессии", чтобы начать к вам путь.

Но послушайте! Вот оно, счастье, прямо у наших рук, для него нужно только два волшебных слова: «Начало сессии», и оно готово к вашему приходу.

И подобно нам, спешащим сквозь дождь на предстоящий праздник, в процессе одитинга наше счастье побеждает, проходя сквозь призраки наших "грехов".

И подобно тому, как иногда приходится идти к праздничному залу через дождливую площадь, наше счастье в процессинге достигается прохождением через тени-привидения наших «грехов».

Что делает всех людей несчастными?

Что же сделало всех людей нищими в отношении счастья?

Нарушение человеком обычаев его расы, его группы, его семьи!

Прегрешения против морали своей расы, группы, семьи!

Нас слишком мало беспокоит то, что эти обычаи существовали или существуют. Именно нарушение порождает обман.

Нас мало волнует, о какой морали идет речь. Все дело в прегрешении.

Мы соглашаемся с незыблемостью морали - и, легкомысленные, мы нарушаем границы или грешим "по уважительной причине", и вот мы уже тайком тянем за собой первые безрадостные отмели страдания.

Мы соглашаемся с фиксированными моральными устоями и затем, не думая, совершаем прегрешения, или нарушаем их «ради доброго дела», и вот уже первые сумеречные тени нашего несчастья начинают неслышно стелиться за нашими спинами.

И так мы блуждаем в несчастье, преступая все больше границ, соглашаясь с новыми обычаями - и нарушая их, и попадаем в мир, где нет солнца. попадаем в тюрьму собственных слез, сожалений, и неудач.

И по мере того как мы идем далее, совершая больше прегрешений, соглашаясь с новыми моралями и потом греша против них, мы попадаем в это место без солнца, тюрьму из наших собственных слез, вздохов и упущенных возможностей — несчастье.

Взаимодействие это ключ к пониманию всех наших овертов. Согласие с тем, что должно быть, а затем разбивание вдребезги честного слова, дает все заклинание, нужное для рецепта страдания.

Совместное действие — вот ключ ко всем нашим овертам. Согласие с тем, что должно быть, и затем разрушение верности этому — вот и весь рецепт несчастья.

При этом должна быть боль. Так мы договорились. Так как боль обуздывает и предупреждает, заставляет замолчать, не позволяет действовать.

Должна быть боль. Так мы согласились. Потому что боль ограничивает и предупреждает, останавливает, запрещает. Тогда добродетель должна состоять из достижения состояния отсутствия боли.

Общее движение основывается на согласии. А затем мы спорим и разделяемся, и таким образом не привязаны более — не привязаны ничем, кроме возвращения туда в наших умах по глубоким шрамам от разорванного доверия. Доверия, которое разорвали мы, сказав что так было нужно.

Совместное действие согласованно. И потом мы не соглашаемся с этим и отделяемся, рвя узы — узы прерываются, но только не в нашем уме, который начинает покрываться шрамами преданной верности. Мы предаем верность, и говорим, что так и должно было случиться.

Мы все согласны ощущать солнце - и потом возмущаемся, что оно обжигает. Все согласны целоваться и любить — а потом удивляемся, что такую боль это может повлечь за собой.

Мы все соглашаемся, чтобы светило солнце, и потом протестуем, что оно жжет. Мы все соглашаемся целовать и любить, и потом ошеломлены тем, какая боль может за этим последовать.

Общее движение правильно до тех пор, пока наша жестокость не поведет нас к гибели.

В совместном действии нет ничего плохого — до тех пор пока мы не начинаем причинять жестокости другим.

Связав себя соглашениями и правилами поведения, мы отваживается быть жестокими с теми, кто сжимает нас в стальных объятиях обещаний.

Связанные соглашениями и со-действиями, мы смеем быть жестокими к тем, к кому мы прикованы жесткими стальными кандалами обещаний.

И так будучи жестокими к части себя - к продолжению себя в паре или группе - мы с удивлением обнаруживаем потом боль в себе.

И проявляя жестокость к части самих себя — расширенных самих себя, как супругов или частей группы — мы затем с большим удивлением обнаруживаем боль и в себе самих.

Теперь последовательность овертов легко понять. Сфера ограничена. Это началось, когда мы впервые допустили жестокость к другим, к тем, которые связали нас обычаями или правилами поведения.

Сейчас просто понять последовательность оверта. Охват ее ограничен. Но это начинается тогда, когда у нас впервые возникает жестокий импульс в отношении других, связанных с нами моралью или со-действиями.

Почему человек испытывает боль в своих собственных руках, когда бьет по рукам другого?

Почему человек, ударив другого по руке, чувствует боль в собственной руке?

Потому что жестокий импульс разбивается об оковы некогда существовавших обещаний, связавших нас с другими.

Потому что этот жестокий импульс был разрывом связи с другими там, где однажды была дана клятва.

Оверт - это единственное, что может принести боль самому человеку, это жестокое действие, которое нарушает то, с чем мы согласились.

Единственный оверт, который затем может принести боль самому совершившему его — это то жестокое действие, которое нарушает то, о чем было достигнуто соглашение.

Если часть взаимодействий с группой или человеком в вашей жизни находится в согласии со всеобщим выживанием посредством некоторых определенных правил, а потом становится безжалостной и нарушает их - вы получаете боль.

Станьте участником какого-либо действия группы или человека, согласитесь на совместное выживание в соответствии с каким-то определенным кодексом, а потом проявите в отношении них жестокость и нарушьте его — и вы получите боль.

Все человечество и каждый человек существуют по общепринятым правилам и стараются придерживаться их. Возможно, эти правила хорошие, возможно - плохие, но это те правила, которые существуют.

Все человечество и каждый человек выживают в соответствии со взаимосогласованными кодексами поведения. Возможно, это хорошие кодексы, а может и нет — очевидно только то, что это кодексы. Народ связан моралью.

Затем возникает взаимодействие. Мысль и движение в согласии. И в результате единство в цели приводит к выживанию.

Затем происходит со-действие. Согласованная мысль и движение. В результате достигается единство целей и выживание.

Но вот против этих правил появляется нарушение. А так как правил придерживались, какими бы они ни были, и человек искал поддержку в обществе людей и сдерживался от проступков, то, нарушив, он в ступал в область, где нет места смеху и свободе в его сердце.

Но вот теперь возникает прегрешение против этого кодекса. И по той причине, что кодекс был установлен, каким бы он не был, и Человек искал утешения в компании другого человека, он начинает утаивать свой поступок, отправляя тем самым себя в мрачное царство, где никто не улыбается и не несет свободы в своем сердце.

Так опускается занавес над яркостью дня и смеркается - все милые подробности скрываются в облаках тумана. Наше счастье умирает из-за того, что у каждого есть злые поступки, о которых он не может рассказать.

И опускаются шторы, отсекая краски дня, и серые тучи окутывают все приятное в жизни. Потому что злобное прегрешение не позволяет человеку говорить из страха убить все счастье вообще.

И так мы прячемся от дневного света и попадаем в беспросветный мрак. И запечатываем в самых глубоких тайниках причины, по которым мы не смеем смотреть в глаза своим друзьям.

Так мы лишаем себя света и входим в сумеречную зону. И запечатываем в глубоких казематах души причины того, почему мы не можем смотреть в лицо своим друзьям.

И впоследствии мы продолжаем обвинять других в своей гибели, и, подобно костлявому чучелу жреца, чья ряса давно превратилась в отвратительные лохмотья и загрубела от жертвенной крови, указываем дорогу в ад тем, кто убивает.

А потом мы виним других во всем, когда подобно жуткому священнику-пугалу в грязной рясе, заскорузлой от крови жертвоприношений, указываем путь в ад тем, кто убивает.

А глубоко внутри нас скрывается растущая боль. И потом, в конце, мы не сможем даже молиться.

А внутри нас живет тайная грызущая боль. А потом мы уже разучиваемся плакать.

Что касается дороги в ад - человек очень изобретателен в изображении ужасов, отмечающих его образ действий и путь.

Дорога в ад — Человек набил руку на изображении отвратительных знаков-указателей на этом пути.

Что касается дороги в небеса - человек часто туда стремился, но никогда еще не попадал - больше похоже на то, что он нашел это "другое жилище".

Дорога в небеса — Человек ее часто искал, но так и не пришел туда — чаще всего достигая «других мест».

И теперь дорога эта широко открыта - в саентологии.

Но теперь этот путь открыт широко — в Саентологии.

Э-метр и проверка процессами, которая умело проводится одитором, может открыть фонтан нарушений и дать ему изливаться до тех пор, пока ад не иссякнет.

Э-метр и проверка процессов, при наличии умелого одитора, могут выбить затычку из зловонного контейнера прегрешений — и выпустить все это, до тех пор, пока ад не сотрется.

И настанет день, когда на утренней розе вновь засверкают капли росы.

И когда-нибудь мы снова увидим каплю росы на утренних розах.