Спасибо.

Спасибо большое.

Так вот, я собирался делать что-то еще, но кто-то только что нашел мои записи.

Что ж, мы подошли к последней лекции конгресса этого года. И обычно мы говорим что-то о будущем, мы осуждаем прошлое и подвергаем «не-есть-ности» настоящее. Обычно мы говорим от чистого сердца.

И кто-то оставил их на трибуне афинского сената. Тут все на греческом!

На этой лекции я собираюсь пройтись по вашему кейсу вдоль и поперек. Мне жаль, что я вынужден так поступать. Дела у вас шли неплохо. Вы жили себе помаленьку. Вы были счастливы, пока не пришел я. Вы знали, все, что вам нужно делать, – это быть все более и более безответственными, и дело в шляпе. Я знаю.

Хочу поговорить с вами о создании и конфронте, пока не поздно. А сейчас уже позднее, чем вы думаете.

О, я слишком суров с вами.

Так вот, чтобы изложить тот материал, который я собираюсь вам дать прямо сейчас, нужно что-то вроде курса, и такой курс будет. Но я хочу дать вам достаточно материала, для того чтобы вы получили некоторое представление об этом – некоторое представление о работе с кейсами и так далее, чтобы у вас было какое-то понимание того, что с ними не так.

Вполне может оказаться, что среди тех, кто занимается Саентологией и Дианетикой, вы обнаружите десять тысяч лучших людей Земли. Если вы этому не верите и вы не профессиональный одитор... если вы этому не верите, просто попробуйте как-нибудь профессионально позаниматься одитингом и просто начните наугад брать людей с улицы или из больничных палат и так далее, и начните их одитировать. И вы обнаружите – вы обнаружите, что входите в десять тысяч лучших людей Земли.

Довольно-таки важно, чтобы у нас было некоторое представление об этом, потому что это далеко не самый главный предмет: он имеет отношение к созданию и формированию этой вселенной. И подобный предмет заслуживает того, чтобы ему уделили как минимум несколько минут одной лекции на одном конгрессе. Мы не должны переоценивать значимость некоторых из этих вещей. И для многих людей существование этой вселенной и продолжение ее существования... что ж, они просто не могут видеть, они просто не видят того, что она есть. Ее больше нет.

Так вот, я говорю так не для того, чтобы вы зазнались. Это правда. Это правда. У вас хватило мозгов, чтобы знать о том, что вы не знаете, точно так же как у меня хватило здравого смысла, чтобы знать, что мне нужно было очень многое вспомнить и очень многое расставить по местам, чтобы получить хоть что-нибудь, поскольку большая часть информации канула в Лету. И мы знали, что мы не знаем, и благодаря этому мы были самыми умными людьми на Земле. Большинство остальных людей думали, что они знают, а это верх невежества. Самый невежественный человек на свете знает, что он знает все, что только можно знать, обо всем на свете. Когда он настолько невежественен, что ж, он настолько невежественен.

Было целое религиозное движение, которому мы, кстати говоря, обязаны внесением некоторой ясности в законодательство Соединенных Штатов; движение – Христианская наука, – чьи последователи, однако, не верили в то, что вселенная существует. Так вот, в этом нет ничего страшного, но это не является действенной философией, потому что, если вы врежетесь в фонарный столб, на вашей машине будет вмятина, а столб погнется. И какими бы правильными ни были ваши мысли, от этого ни с машиной, ни со столбом ничего не произойдет: они по-прежнему будут оставаться на месте, подвергнутые «не-есть-ности».

Люди называли это «священным сомнением». Священное сомнение было обязательным атрибутом гения. А затем, по-моему, какой-то культ... Я забыл, какой культ. Согласно какому-то культу, вам нужно было просто сидеть сложа руки, а все знание принадлежало кому-то другому, только вы никогда не могли с ним поговорить.

Было немало полемики по поводу создания вселенной, и я подумал, что вам может быть интересно об этом знать. Были споры по поводу того, кто ее создал, или что-то вроде этого. Давались ссылки на различных авторов. Я думаю, что последним был Сэм Голдвин. Однако, справедливости ради, ваш вклад в это должен быть признан.

Когда вы не можете сделать с народом ничего другого, когда вам не удается дать ему какую бы то ни было информацию, когда не удается оказать ему какую бы то ни было помощь, когда вам никоим образом не удается избавить его ни от каких напастей, если вы не принимаете на себя никакой ответственности вообще, вы всегда можете придумать культ того или иного божества. Циничное утверждение, не правда ли?И тем не менее оно не цинично, оно вполне обоснованно. Нет ничего, чем вы могли бы обесценить себя больше, чем приписыванием полной ответственности не себе, а другому божеству. Вы понимаете, что это так, а?

Боюсь, что это совместная деятельность по созданию. По всей видимости, вы приложили к этому свою руку. Так вот, я не собираюсь ябедничать на вас. И я также не собираюсь добиваться того, чтобы все это было признано вашей заслугой и так далее, потому что после этой истории с Сэмом Голдвином – неоновая реклама на Луне и тому подобное – это не произвело хорошего впечатления. Это не произвело хорошего впечатления. Ведь он, скажу вам по секрету, не все это сделал сам. В этом есть его вклад, точно так же, как и ваш.Вселенная была создана, потому что динамический принцип существования, согласно Саентологии, это «Создавать». И, похоже, вы никогда не знаете, когда нужно остановиться! Вы просто продолжаете, и вас ничем не остановишь. Вы просто продолжаете создавать разные вещи, создавать разные вещи, создавать разные вещи. А когда вас критикуют за это, вы притворяетесь, что вы даже не знаете о том, что вы их создаете, и вы прячете их за спину, и продолжаете их создавать, создавать и создавать. И основной принцип существования – это «Создавать».

Вы всегда могли испытать эмоциональный подъем, передав всю ответственность во вселенной Зокку или... или Кроносу, или титану – или Бэттену, Бартону, Дерстину и Осборну. Это всегда сопровождается некоторым эмоциональным подъемом. Вы могли добиться изменений.

Тем циклом действия, который был сначала открыт здесь – который я открыл, – было «создание-выживание-разрушение». Это первый цикл действия, который был описан: создание-выживание-разрушение. Дальнейший анализ дает нам создание, продолжающееся создание и, на самом деле, контр-создание.

Вот какой-то человек живет себе помаленьку, и однажды он... понимаете, в жизни нет никаких эмоций, и он как бы умер, и дела, знаете ли, у него идут неважно. Жизнь похожа на кружку выдохшегося пива или на нестиранную портянку. И кто-нибудь мог подойти и сказать: «Покайтесь, покайтесь» – или что-то в этом роде, и вдруг вы могли переложить всю ответственность за все на свете на кого-то другого, находящегося где-то в другом месте, и за этим следовала – фью-у-у! -радость безумия или что-то в этом роде, но вы действительно получили бы тот или иной эмоциональный бах, эмоциональный бум, эмоциональный вж-ж-и-и-их. Конечно, происходил такой вот подъем, и затем фьюу-у-у-у-у-у-бх-х. Но тем не менее что-то происходило. Человек знал, что что-то произошло. Происходило что-то связанное с эмоциями. Это был эмоциональный опыт – внезапно упасть на колени перед местным разъездным проповедником со словами: «Услышал я Слово Господне», понимаете?

Так вот, контр-создание – это то, что люди обычно называют разрушением. У вас что-то есть, вы называете это домом, кто-то сбрасывает на него бомбу, и вы говорите, что он разрушен. Да это самый дикий бред, который я когда-либо слышал. Дом был разрушен? Нет, дом был разнесен; он не был разрушен. Цемент, кирпичи, порог и все остальные части этой чертовой конструкции разлетелись по округе. Вот что случилось с домом. Но на самом деле из всего этого можно было бы снова собрать дом. Поэтому очевидно, что создание дома по-прежнему продолжается, хотя он и был разнесен по всей округе.

А знание воспринималось как нечто холодное и бесстрастное. Но свою холодную бесстрастность знание получило от кучки безответственных ученых, которые, узнавая что-то, не доводили дело до конца. Только что за кулисами мы говорили об Эйнштейне и Ферми. А-а-а, кому-то достанется еще тот кейс! Понимаете, это настоящие кейсы, потому что они не взяли на себя ответственность за дальнейшие разработки. Понимаете? Создали что-то, а затем дали кому-то еще конфронтировать это. Только никто не мог конфронтировать то, что они разработали. Никто не мог конфронтировать пламя ядерного взрыва, бушующее в городе, полном женщин и детей.

Так вот, на самом деле создание этих осколков, раскиданных вокруг, продолжается, потому что они продолжают существовать. И в конце концов вы получаете вселенную, состоящую из обломков. И все забыли, что именно они начали создавать, и упорно продолжают это создавать, и вы получаете огромное количество материи.

И конечно, как я уже рассказывал вам на другом конгрессе, тот парень, который сбросил атомную бомбу на Хиросиму, сейчас лежит в психиатрической больнице в Техасе, в полной уверенности, что за ним охотятся японцы. Ведь он сошел с ума. Он не мог конфронтировать такой большой оверт, и, конечно, у единственной существовавшей службы помощи в области разума не хватило ума провести ему процесс в отношении ответственности за содеянное. Мы могли бы запросто выручить его из беды. Но когда дело доходит до столь большого оверта, то я буду первым, кто зевнет и скажет: «Чего ради? Чего ради делать что-то для этого парня?» Вы знаете, это просто слишком большой оверт, чтобы я стал утруждать себя, пытаясь помочь кому бы то ни было оправиться от этого.

Что ж, это хорошая идея. Это хорошая идея, если ваш бизнес связан с материей. Но затем вы приходите туда, собираете все эти обломки – понимаете, дом, разбросанный по всей округе, – берете эти обломки, спрессовываете их в новые кирпичи и строите из них новый дом.

Но на самом деле здесь я допускаю ошибку, потому что он, вероятно, и есть тот человек, который удерживает на месте весь этот невероятный атомный трах-тарарах, понимаете? Он совершил величайший оверт, а значит, если вы посмотрите на его линию судьбы, то увидите полный кавардак. И вероятно, кому-то следовало бы все это вычистить.

Так вот, этот новый дом, конечно же, представляет собой часть старого дома, только это – продолжающееся создание, но где-то в его середине есть искажение «как-есть», называемое разрушением, которое представляет собой контр-создание (создание против создания).

Но я слишком часто отвечал за правосудие и общественное благополучие в слишком многих местах... о, это высказывание не делает мне чести, что ж, как бы то ни было... слишком часто, и поэтому у меня не мог не выработаться своего рода инстинкт в отношении подобных вещей, понимаете? Я вижу человека, который приходит с бластером и отстреливает голову ребенку, знаете ли, просто так, ради забавы, и почему-то у меня не возникает в ту же секунду желание подойти и утешить его. Просто вот как-то не возникает.

Так что теперь у вас есть создание, которое следует за созданием, которое, в свою очередь, следует за созданием. И через некоторое время никто уже не в состоянии уследить за этим, и никто уже никоим образом не способен подвергнуть это «не-есть-ности», и у вас остается вселенная. И объекты в этой вселенной остаются плотными. Так вот, это, по всей видимости, то, что происходит во вселенной.

Я знаю, что это из-за того, что у меня есть какой-то изъян. Возможно, это мой заученный образец поведения. У меня возникает совершенно противоположное желание, понимаете, взять бластер и испепелить его голову – медленно! Так вот, это, конечно же, раздражительно-ответный механизм, но примерно так это и происходило. Но это дрянная штука... это плохая штука – механизм наказания. Хотя, если у вас нет ничего другого, то это лучше, чем ничего. Но в действительности это ухудшает ситуацию, поскольку, наказывая человека, мы выводим из-под контроля – из-под контроля самого человека – то, за что его наказывают, и поэтому наказание способствует тому, что он будет продолжать совершать это преступление.

Цикличность существования материи, очевидно, связана с тем, что создание происходит не как «ммммммм», а как «э! э! э! э! э! э!» Понимаете? В создание вводится такой фактор, как время. Имеет место пульсация создания. Происходит создание, создание, создание, создание, а не «созда-а-а-а-ание», понимаете?

Все наказания способствуют тому, что преступления приобретают статус постоянно совершаемого действия. Вы достаточно сильно наказываете человека за что-то, и дело сделано: он совершит это снова. Вы уменьшили его способность контролировать это. Если вы посадили человека в тюрьму за угон машины, то не удивляйтесь тому, что, когда он выйдет на свободу, в ближайшие сорок восемь часов он может пойти и угнать машину. Он знает, что он не может висхолдировать – он не может удержать себя от того, чтобы угонять машины. Так что он идет и угоняет машину. Понятно? Он знает свою область отсутствия ответственности, так что это – его область отсутствия ответственности. Наказание указало ему на нее.

И вы получаете разного рода вещи, типа периодической таблицы, ядерной физики и тому подобного, понимаете? И все это представляет собой изучение того, о чем те, кто это изучает, и так должны все знать.

Вместо того чтобы помочь ему восстановить свою область ответственности и взять на себя... помочь взять на себя ответственность, люди, отвечавшие за законность и правопорядок, правосудие, люди, которые должны быть совестью общества и так далее, в действительности делали невозможным для этого человека восстановление и реабилитацию.

Затем заявляется некто и говорит, что собирается все это взорвать. Какая удачная мысль, понимаете? Так вот, единственным способом... На самом деле мы – единственные люди во вселенной, которые способны разрушить весь этот чертов мир. Все, что нам нужно было бы сделать, – это тем или иным образом убедить все живое во всей вселенной – каждого тэтана во вселенной – просто перестать ее создавать, и ее существование прекратилось бы. Но если мы этого не сделаем, она будет продолжать существовать, и никакое количество атомных бомб или контрсоздания, никогда не приведет ни к чему, кроме хаоса. Это просто привносит хаос в создание.

Но вот этот фактор. Вы видите, как кто-то отстреливает чью-то... отстреливает из бластера голову ребенку, и у вас просто не возникает в ту же секунду желание пойти и помочь этому человеку решить свои проблемы. Это просто слишком уж большой оверт. Понимаете, о чем я говорю?

Так вот, драматизация этого присутствует в политических философиях. К примеру, коммунисты в действительности создают невероятное количество хаоса. Они создают хаос из хаоса, понимаете, такого рода вещи. Вы обнаружите, что, когда они действуют на каком-нибудь заводе или где-то еще или пытаются установить новый политический порядок, вся их тактика – я не критикую, я хочу сказать, что это реальное исследование этого явления, – это философия хаоса. Если вы сможете просто спровоцировать достаточно много беспорядков и посеять достаточно смуты, то что-нибудь падет, и на его место можно будет поставить что-нибудь еще. Что-то вроде идеи постепенного разложения.

Что ж, у нас не возникает такого желания потому, что нам не так легко конфронтировать такие большие оверты. Понимаете? Я хочу сказать, что это просто неконфронт с нашей стороны.

И если вы обдумаете это, вы обнаружите, что почти в каждом случае именно на это была направлена революционная деятельность низших классов. Просто создавайте достаточно хаоса, разрушения и так далее и достаточно долго расшатывайте что-либо, и так или иначе оно развалится.

Поэтому я буду говорить о вашем кейсе.

Что ж, у нас нет никакого намерения прекращать создание этой вселенной, потому что тогда негде будет ходить. А когда можешь ходить, то чувствуешь себя комфортно; и это приятно, когда есть что-то, в чем можно ходить, вроде тела, понимаете, и есть пространство и так далее.

Если человек не может конфронтировать совершенный им оверт, то это, конечно же, должно начать совершаться «на автомате». Поэтому человек совершит этот оверт еще раз! И затем, совершая его еще раз, он не может его конфронтировать – вдвойне не может его конфронтировать, понимаете, – поэтому он совершит его еще раз. И теперь он совершил его три раза, понимаете, и он не конфронтировал никакой части этого, так что он, конечно же, совершит это в четвертый раз.

И если вы совершили не слишком много овертов против этого, то это очень комфортное место. Но если же вы совершили слишком много овертов против этого, то вас постоянно сжигают, бросают в тюрьму, отдают на растерзание испанской инквизиции, швыряют в пекло революций, пропускают через мясорубки - понимаете, такого рода вещи. И то, в какой степени вы берете на себя ответственность в какой-нибудь широкой области, определяет, какому наказанию она вас может подвергнуть.

И вот мы получаем весь механизм драматизации, который описан в книгах «Первоначальные тезисы», «Дианетика: современная наука душевного здоровья» и в последующих материалах.

Вселенная – это место вполне пригодное для жилья. Просто у некоторых людей вызывает недоумение то, что им там так неуютно, и причина этого, конечно же, в том, что они неспособны конфронтировать свои собственные оверты.

Будучи неспособным конфронтировать оверт, человек ни под каким соусом не берет ответственность за него, он даже не может увидеть, что это оверт; так что оверт становится действием, совершаемым «на автомате», поскольку человек его действительно совершил. А значит, это действие должно совершаться чем-то еще, и человек создает фальшивую личность, которая впоследствии делает разные вещи, потому что он этого конфронтировать не может, понимаете? Не может взять ответственность за это. Следовательно, драматизация может повториться.

Но формирование вселенной можно продемонстрировать с помощью фактов, и это достаточно интересно, для того чтобы упомянуть об этом по ходу дела. Но это представляет собой просто продолжающееся коллективное создание всех предметов, которые были созданы первыми в какой-то момент на траке и создание которых продолжается. Их создание продолжается. Иными словами, какая-то крошечная часть вашего внимания должна оставаться направленной на создание чего-то где-то, что продолжает существовать. Это понятно?

А значит, болезнь, возникнув однажды, может возвращаться к человеку снова, и снова, и снова, и снова. Он не мог конфронтировать эту болезнь в первый раз, поэтому-то он ею и заболел. Так что, болея ею, он не мог быть ответственным за это, поэтому он заболел ей опять. И вот перед нами повторяющийся характер заболеваний.

Так вот, каждый раз, когда вы пытаетесь использовать создание, или каждый раз, когда вас принуждают создавать, каждый раз, когда вы берете рабочего, и приковываете его цепями к машине, и делаете то, что делал Август – Ф.Д.Р. Август... Я думаю, он был одним из первых. Как бы то ни было, он приковал все что можно к машинам и сказал, что отныне все должны оставаться на одной и той же работе и создавать те же самые вещи.

У людей, кстати, не так уж много болезней. У отдельно взятого человека есть лишь небольшой набор заболеваний, и они, по сути, представляют собой то, что он не мог конфронтировать. Но что он не мог конфронтировать в самом начале? Он, вероятно, не мог конфронтировать то, что вызвал болезнь у кого-то другого. И будучи неспособным конфронтировать ее у кого-то другого, поступил так по отношению к кому-то другому еще раз – и еще один оверт, и еще один оверт, и еще один оверт. И продолжал наблюдать, как это происходит, и что он сделал? Он удержал себя от совершения этого, вызвав эту болезнь у себя самого. И это была его последняя попытка удержать себя от совершения этого. Примерно так это происходило. И есть небольшой набор такого рода вещей, а кто-то, занимаясь медициной, придумывает 8762 названия на квадратный сантиметр для всех этих разнообразных заболеваний и дает им звучные латинские бессмысленные названия, а они все сводятся к оверту. Вот и все.

Он действовал, не имея достаточно знаний о сути вещей, потому что человек не может продолжать создавать одно и то же, без того чтобы не начать испытывать очень сильное неудовлетворение. Он, по крайней мере, должен делать это скрытно. Он, по крайне мере, должен в тот или иной момент времени направлять свое внимание на что-то еще, потому что если он, зафиксировавшись на этом, не будет делать ничего другого, кроме как создавать одно и то же, то в конце концов у него будет куча обломков. А обломки образуются в результате того, что его создание сталкивается с контр-созданием; и эти обломки накапливаются. И через некоторое время он не знает, что делать с обломками, так что, хотя он по-прежнему создает то же самое, он направляет свое внимание куда-то еще и создает что-то еще, что не загромождено обломками, и это – его «прекрасный новый мир», понимаете?

Так вот, жертвой может быть кто угодно. Вы. Вы. Вы. Вы можете быть жертвой. На самом деле я довольно много сделал в этой области. Я, бывает, провожу кому-нибудь или даже позволяю, чтобы мне проводили какой-нибудь совершенно противоположный процесс. Мне нужно было узнать, располагаем ли мы окончательным вариантом этого процесса, и я сам в действительности не смог бы конфронтировать это – вот так вот взять и провести человека через все страдания, которые он испытывает будучи жертвой. Знаете, просто одитировать человека как жертву. Не «Какую жертву вы можете конфронтировать?», понимаете, или «Где бы вы могли общаться с жертвой?» – или что-то в этом роде, а просто «Будьте жертвой», понимаете? Естественно, это вызвало бы включение практически каждого сохранившегося у человека факсимиле, каждого несчастного случая, каждого ожога, каждого случая, когда человека поджарили, когда его прихлопнули, – и всего остального на полном траке, понимаете? Просто «Будьте жертвой». «Какого рода жертвой вы могли бы быть?», понимаете, что-то вроде этого.

Он может продолжать. Он может... он был художником, и он писал картины так долго, что в результате он как художник был настолько завален обломками, что его банк был просто-напросто заполнен контр-созданием.

Я отдал себя в руки одитора и предоставил ему полную свободу действий, и я сказал: «Ладно, проходите это. Посмотрим, что случится со мной». И я получил в отношении этого субъективную реальность, и вы, слушая меня, получаете информацию из первых рук.

Понимаете, все эти критики, люди, которых он рисовал и которые ему за это не платили, те замечания, которые доярка отпускала каждый раз, проходя мимо него, когда он рисовал корову. Вся эта чушь, весь этот хлам и так далее копился у него до тех пор, пока он не стал ничем иным, как плотным скоплением обломков.

Ну и что? Ну и что с того? Ну, были вы сожжены, ну и что? Ну, вы бросили свой мокап в атомный котел, ну и что? Ну, порезали вас на ремни, ну, расщепили вам ногти, ну, заплели вам зубы в косички. Ну и что? Кого это волнует? Вы могли это сделать. Вы могли подвергнуться этому, потому что вы, собственно говоря, могли... вы переносили это, и это легко. Перенести что-то – это просто пустяк. Вы можете перенести все, что угодно.

Что ж, он еще не потерян для искусства. Он решает попробовать свои силы как скульптор. И он продолжает свое существование, и в следующий раз пробует свои силы как скульптор и покидает эту область, загроможденную обломками, понимаете?

Вам нужно быть порядочным хитрецом, для того чтобы рассчитать все таким образом, чтобы вы смогли испытывать вагон и маленькую тележку боли и притворяться, что вы ее не создаете. О, вам нужно быть довольно хитрым, чтобы сделать что-то в этом роде. Конечно, как я говорил здесь раньше, нет никакого толку говорить человеку со сломанной ногой, что он сам был причиной этого. Он это нисколько не оценит. Но что интересно, вы можете перенести перелом ноги и все его последствия. И это больно, ну и что? Это происходит с вами, так что все в порядке.

Что ж, у этой проблемы есть решение. У этой проблемы есть решение. Результатом навязчивого или продолжающегося создания являются обломки. И обломки продолжают существовать, и создание продолжается, потому что человек никогда не конфронтирует то, что он создает. Человек редко конфронтирует то, что он создает.

Все в порядке, если это просто происходит с вами. То, чего вы не хотите, – это чтобы что-то подобное произошло с другим. Так вот, это непросто вынести, и именно поэтому «быть жертвой» не работает в процессинге. Потому что преклир может протащиться сквозь любое количество подобранных самым замечательным образом факсимиле боли, страданий и всего остального. Он просто может пройти через все. Он будет лежать на кушетке в сессии дианетического одитинга, и он будет проходить то, и он будет проходить это, и он будет говорить: «а они отрубили мне голову, и сделали мне то, и сделали мне это, и заплели мне зубы в косички...» И он проходит это, и, конечно, его состояние улучшается, потому что вы устраняете некоторые основные факсимиле, и так далее. Это легкий процесс. Это легкий процесс.

Человек создает что-то и ожидает от вас, что вы будете это конфронтировать. Понимаете? И вы создаете что-то и ожидаете от кого-то еще, что он будет это конфронтировать. Это напоминает тот случай, когда кто-то фотографирует своих детей, понимаете?

Вам должно быть очевидно, что это легкий процесс, потому что это первый процесс, который у нас появился, не так ли? Первый процесс, который был действенным и имел широкое применение, – это процесс «быть жертвой». Понимаете:

Так вот, когда это продолжается слишком долго... Кстати сказать, когда вы делаете фотографии детей, то лучшие клиенты – это сами дети. Это никому не приходит в голову, знаете. Я всегда даю своим детям их собственные фотографии. Это те вещи, которые они наиболее бережно хранят. Они очень хорошие клиенты. Просто... они пытаются конфронтировать свою собственную созидательность, глядя на свои фотографии.

«Что было сделано вам?» Вся Книга Один посвящена этому, так это, очевидно, должно быть... Всякий может это перенести, поскольку всякий мог это проходить, понимаете? Но конфронтировать то, что вы совершаете это, конфронтировать то, как это происходит с кем-то другим, конфронтировать, как кто-то другой мучается по вашей вине, – это было просто немного чересчур.

А конфронтирование – это панацея при создании.

Поэтому, когда мы говорим об ответственности или о том, чтобы быть причиной, люди обычно уходят от нас целыми толпами. В этот раз такого не будет. Число наших сторонников и так уже поубавилось.

Так вот, разрушение – это кнопка, которая имеет ограниченную область применения. Кейс должен быть в достаточно хорошем состоянии, чтобы он мог работать в одитинге с чем-либо вроде разрушения, потому что разрушение не является чем-то, что имеет место в действительности. Это неправда, что вещи подвергаются разрушению. Правдой является то, что против них осуществляется контр-создание.

Но понимаете, мы просим этих людей пережить что-то, и они могут пережить это, как пить дать. Я просто... именно поэтому я ходил по траку взад-вперед и так далее. И я обнаружил, что это просто пара пустяков, понимаете? Это просто раз плюнуть. Это самое легкое, что может быть. И наконец мой одитор вернул меня в настоящее время, после того как я откопал ряд факсимиле, о которых я забыл, что они есть у меня на полном траке, – факсимиле потерянной идентности и все такое, – понимаете, и вот я в настоящем времени. Ха-ха! Ну и что? Конечно, я думал, что мое дело в шляпе, поскольку у меня не так уж много факсимиле или... если они вообще есть в этой последней жизни. И я просто думал, что я, должно быть, скрываю некоторые из них, связанные с тем, что я не хотел переносить. Нет, дело было вовсе не в этом. Единственные факсимиле, которые я по-прежнему таскал с собой, – это те, в которых было что-то такое, что я не хотел бы видеть происходящим с другими людьми. Понимаете?

Так вот, если вы будете просить какого-нибудь преклира создавать в большом количестве, вы обнаружите, что в течение одного-двух мгновений он будет получать огромные достижения, а потом у него произойдет слом. Потому что вы столкнулись с таким фактором, как существование обломков. Вы попросили его осознанно создавать то, что он уже создает, и, направив свое внимание на это, он должен принять последствия того, что он создает, а этого он сделать не может. Это все равно что бросить его в банк вниз головой, а затем сделать банк невероятно плотным и твердым. Существование этого фактора, который связан с созданием, вызвано тем, что этот человек не берет ответственность за то, что он уже создает.

Так вот, когда вы находитесь здесь и видите, как что-то происходит там, это тяжело. Но когда вы находитесь здесь и видите, как что-то происходит там, и знаете, что вы сделали это и что вы являетесь причиной этого, тогда единственным выходом из этой ситуации будет уменьшить оверт: «Он не был... он все равно был никудышным человеком». Или: «Ну, я не отвечаю за то, что я делаю. Понимаете, я просто делаю это время от времени. Знаете, вижу, стоит там кто-то, и я просто беру бластер и стреляю ему в живот, понимаете? Я хочу сказать... Я просто делаю такого рода вещи».

Так вот, он может сделать эту невероятную вещь: он может идти вперед, и создавать что-то у себя за спиной, и не брать за это ответственность. Люди могут создавать то, за что они не берут ответственности. И люди прямо сейчас создают то, за что они не берут ответственности.

У вас будут такие, кто будет признаваться в совершении овертов очень бойко. Знаете, они будут говорить: «О, я сделал это, и я сделал то, и я сделал это, и я утаил то и так далее, и я сделал это и еще вот это и так далее, и вот они, все мои оверты, и – ура!» Ура. Боже мой, все самое трудное у него еще впереди. Он должен найти одну часть этого, за которую он может взять ответственность, – одну крохотную часть, за которую он действительно может быть ответственным. И тогда он начнет избавляться от своих овертов.

Человек, которого может сбить машина, неосознанно утром, днем и вечером, неделю за неделей создает ту ситуацию, в которой он совершал оверты против машин, и он постоянно создает эту ситуацию, но у него нет никакой ответственности за нее, поэтому его может сбить машина. Вам это понятно?

По всей видимости, некоторые люди вообще не одитируются, они просто хвастаются.

Так вот, существует этот странный феномен: люди могут создавать то, за что они не берут ответственности. Обратите внимание на некоторых родителей. Они могут создавать детей и не брать вообще никакой ответственности. Что интересно, в некоторых частях мира есть семьи, и все, что они делают, – это производят на свет детей, понимаете? Они не берут никакой ответственности ни за что из того, что они создают. Как в одной истории, которую я слышал... Ну, это не имеет отношения к делу. О, путешественник был в южной части Соединенных Штатов, и он шел по берегу реки в болотистой низине и увидел, как аллигатор ест ребенка. И он побежал к ближайшему дому и сказал людям, которые там были: «Эй, -говорит он, – там аллигатор ест ребенка. Это ваш ребенок?» – и так далее. И старик, который сидел на веранде, встал, заглянул в дом и сказал: «Мэнди, говорил я тебе, что эти сорванцы куда-то деваются».

Но жертвой может быть кто угодно. Это для лентяев. Это для лентяев.

Да, человек может создавать и не брать никакой ответственности за создание. Вот из-за чего почти у всех бывают неприятности. И если человека ждут какие-нибудь неприятности, то причиной этого будет именно этот фактор, понимаете? Создание, не сопряженное с принятием ответственности.

Быть причиной и быть в состоянии конфронтировать оверты, которые ты совершил против кого-то другого и которые ты не ощущаешь на собственной шкуре, – вот что трудно.

Таким образом, создание может иметь место почти независимо от знания, контроля и ответственности. Это другой фактор из другой области. Это нечто отдельное. Создание возможно в состоянии полной безответственности.

Так вот, в том случае, когда человек был самоубийцей, он смотрит на ту жизнь, в которой он покончил с собой, как если бы она была чем-то совершенно отдельным, и сейчас он, казалось бы, находится вне этой жизни, но ему очень трудно посмотреть назад и понять, что он совершил самоубийство. Поэтому он пытается интериоризироваться в ту жизнь, понимаете, потому что быть жертвой легко, а находиться в настоящем времени и смотреть назад на тот оверт – трудно. Так что в этом состоит механизм того, что происходит, когда трак перепутывается и когда человек скатывается назад по траку и принимает те идентности, которым он навредил или с которыми поступил несправедливо. Именно так человек идет назад по прошлому траку и застревает. И выход из этого положения заключается в том, чтобы просто взять ответственность (процесс более высокого уровня) за оверты, совершенные вами в то время, или в том, чтобы быть способным их конфронтировать (процесс более низкого уровня). И конечно, вы начинаете вылетать из инцидентов с полного трака, как пробка из бутылки. Быть застрявшим на траке легко. Трудно быть в настоящем времени, и знать все, и помнить все те места, где вы были. Поскольку вам придется как бы конфронтировать то, что находится позади вас, понимаете? Вы должны быть готовы нести ответственность за то, что вы были таким болваном. И между нами говоря, вы были болваном.

Вы никогда не видели такого преклира, который признавал бы, что у него есть ответственность за свои сервисные факсимиле. Никогда. И тем не менее он создает их постоянно.

Я знаю, что вы должны были быть болванами, поскольку, когда я оглядываюсь и смотрю на некоторые из тех глупостей, которые я когда-то совершил, я говорю: «Боже! Фью-у-у!» Я не намереваюсь никого превзойти в создании, но...

Этот треугольник, с которым мы сталкивались, – знание, контроль и ответственность – дает возможность избавить человека от навязчивого создания.

Не так давно я рассматривал политическую ситуацию – здесь, на Земле, – и я должен был сесть и бесстрастно проанализировать все мои решения, касающиеся принятия одного сиюминутного решения, и каковы были их последствия, и каким образом кто-либо мог быть таким глупым, понимаете? Как кто-либо мог быть таким глупым, чтобы принять одно за другим все эти решения, результатом которых был такой бардак. Никто. Политика? Это нельзя назвать политикой, скорее это была та разновидность дипломатии, которая была в ходу перед первой мировой войной. И тем не менее, скажу вам, у меня хватило смелости посмотреть на решения, связанные с этой маленькой, ничтожной, пустяковой политической ситуацией, понимаете, все это плохо кончилось. Понимаете? Посмотреть, не говоря себе: «Ну, тогда я болел». Не говоря: «Ну, понимаете, так уж оно получилось; тогда мало что было известно о политике», или: «Я принял эти решения, потому что моя разведка в то время работала очень плохо, и, в сущности, все это было основано на ряде писем от моего брата, который, конечно же, как я узнал позже, был идиотом».

Но если создание само по себе используется в качестве процесса... Здесь есть следующее данное: это процесс, который не следует использовать, который не рекомендуется использовать, если только вы не были обучены, и не были как следует натренированы, и не знаете все возможные последствия и тонкости этого чертового предприятия, потому что это нечто ядерное: «Какую часть... матери (любого терминала) вы были бы совсем не против создавать?» И этот процесс, проводимый сам по себе, конечно же, просто «включает» безответственность с бешеной скоростью. Он не оказывает особого влияния на треугольник «знание, контроль и ответственность».

Для того чтобы быть способным бесстрастно смотреть на то, что вы сделали, и при этом не написать восемнадцать британских энциклопедий в свое оправдание, вы должны спокойно, без эмоций выполнить феноменальное количество расчетов. Тут требуется такая выдержка, что ее едва ли можно описать словами. Вы по уши погрязли, понимаете, по уши погрязли в безответственности, безответственности, безответственности, безответственности. «Ну, причина, по которой они форсировали реку в этом месте и попали под ружейный огонь, заключалась в следующем: в ту ночь был туман, а наш начальник военной полиции в лагере не очень хорошо справлялся со своими обязанностями, понимаете? И он не схватил кое-кого из шпионов, шнырявших по окрестностям, так что они получили разведданные. А мы ничего не знали о том, что у них были разведданные про то, что мы собираемся форсировать реку в этом месте...» Вся эта чепуха, вся эта бессмыслица, все эти глупые оправдания, оправдания, оправдания, «они виноваты, они виноваты, они виноваты, они виноваты, они виноваты, я жертва, я жертва, я жертва, я жертва». Вам это понятно? Они виноваты – я жертва. Понимаете? Одно утверждение тождественно другому: они виноваты – я жертва. «Я об этом не знал, я был ни в чем не виноват. Я сидел себе в своей палатке, а по нам открыли ружейный огонь и всех перестреляли. И если бы я знал об этом заранее, то я, конечно...» Кто просил его разбивать лагерь в этом месте?

Банк просто становится все больше и больше, все более и более массивным, все более и более сильным, потому что вы ничего не делаете с контролем; все, что вы делаете, – это включаете создание. И создание уже осуществляется на автомате, и это явление, когда банк становится более плотным и твердым, – это просто вышедший из под контроля процесс создания на автомате, который и дает нам эту вселенную.

Вы ни в коем случае... вы не должны затыкать рот преклиру, когда он это говорит, потому что этого становится все меньше и меньше, и наконец он берет быка за рога и говорит: «Ну, мне только что пришло в голову, что, когда я отдавал приказ, мне как бы в некотором роде показалось, что это было очень плохое место для лагеря. И постойте-ка. О, о, да, о, о, да, да. Я припоминаю, что за день до этого я был очень зол на армию. Да. И я вроде как пожелал, чтобы я больше не имел к ней никакого отношения. Так вот, какое, по-вашему, это имело отношение к тому, что я выбрал это место для лагеря?»

Если вы вообще будете проводить это, то это будет что-то вроде, я думаю, одного к десяти: если вы проводите это в течение одной минуты, или если вы проводите это в течение одного часа, вам придется в течение десяти часов проводить контр-процесс.

И только тогда преклир начинает наверстывать упущенное. Только в этот момент он начинает наверстывать упущенное. И он говорит: «Я сделал это». Но он знает, что он сделал это, и он был готов принять любые последствия того, что он это сделал, и он мог признать, что был причиной этого, что и является определением ответственности. Человек мог действительно признать, что был причиной этого.

Так вот, контр-процессом для этого будет конфронтирование, процесс по конфронтированию с чередующимися командами. Поэтому его надо проводить.

Признать не то, что он был причиной чего-то вымышленного, а действительно признать, что он был причиной того, что произошло. И именно благодаря этому разрешаются инциденты и даже целые жизни. И именно благодаря этому вы взламываете кейсы.

Если вы вообще будете проводить процесс по созданию, то его нужно будет проводить в отношении один к десяти с процессом по конфронтированию.

Так вот, какой-то человек, который просто говорит: «Что ж, вот он, мой кейс, и я знаю, что несу ответственность за все. Я сделал все это», – запросто, без запинки пересказывает множество деталей в инциденте: «На самом деле я принимал участие в Арденнской операции и командовал там батареей» – или что-то в этом роде... вы сталкиваетесь с кем-нибудь где-то на траке. «Это я не открыл заградительный огонь, и я был причиной того, что все солдаты погибли, вот и все. Ну, этот инцидент очистился. Фуххх! Хорошо. А теперь давайте займемся чем-нибудь поважнее».

Так что если вы сказали: «Какую часть матери вы были бы совсем не против создавать?» – и если вы повторяли это в течение десяти минут, тогда вам, конечно же, в течение ста минут нужно проводить: «Какую часть матери вы были бы совсем не против конфронтировать?» или «можете конфронтировать?» или «могли бы конфронтировать?» – чередуя это с командой: «Какую часть матери вы предпочли бы не конфронтировать?» – что дает вам отсутствие и наличие конфронта и убирает все эти обломки, и убирает с дороги все эти «может быть» и тайны.

В этот момент вам, одитору, самое время выяснить, за что именно он может быть ответственным в этой истории с батареей. Может оказаться, что весь этот чертов инцидент – вымысел. Человек настолько безответственен, что он даже не рассказывает вам о том инциденте, который действительно произошел. И вы начинаете копаться в этом, и вы обнаруживаете, что это вообще была не Арде́́ннская операция! Он говорит о первой битве на Марне. Это даже было в другой жизни. Вот как глубоко он заблуждается. И боже мой, когда вы наткнетесь на подлинный инцидент, человек будет говорить, что не имеет к этому никакого отношения. Неважно, насколько бойким он был до этого, он будет говорить, что он не имеет никакого отношения к подлинному инциденту.

Так вот, в наших силах рестимулировать любой терминал в банке, какой мы только захотим. Терминал полностью сглажен, у преклира с ним нет никаких проблем, преклир ведет себя так, будто он клир, и мы начинаем очищать у него те вещи, с которыми он может столкнуться в будущем.

Так вот, человек начинает говорить, и дальше происходит что-то вроде этого. Он говорит: «Я ничего не знаю... В самом деле, я ничего не знаю о... о какой-либо связи с промышленностью. Я никогда... никогда не был особо связан с промышленным производством и так далее. Мм... однако я кое-что знаю о «Юнайтед стейтс стил» и об основных направлениях их деятельности и так далее. Первый президент этой компании был парень что надо».

И, просто проводя процесс по созданию, мы можем рестимулировать и вызвать искусственное включение любого терминала в его банке, которым мы хотим заняться и который мы хотим очистить.

Вы спрашиваете:

Мы знаем, что у такого-то человека когда-то были эпилептические припадки, и у него их больше нет, они прекратились в какой-то момент времени, понимаете? Что ж, мы хотим поработать на совесть, и мы устанавливаем этот факт, мы находим терминал, с которым было связано выключение, – и он сглажен. Что ж, все, что нам нужно делать,

• Ну а что собой представлял президент компании «Дженерал электрик»? Что собой представлял первый президент компании «Дженерал электрик?»

– это проводить процесс «Какую часть этого терминала вы можете создавать?» или что-то вроде этого – и бац! – он снова предстанет у нас перед глазами, понимаете? И тогда мы проводим процесс по конфронтированию или по ответственности, и мы снова вышибаем этот терминал из рестимулированного состояния. Только на этот раз вероятность того, что он появится вновь, конечно же, будет гораздо меньше. Это понятно?

Саентолог сейчас способен по своему желанию рестимулировать любую инграмму, любое факсимиле, любой терминал или что-либо еще. Это не значит, что если что-то сглажено, то это всегда может быть рестимулировано. Это не так.

Есть два процесса: более слабый из этих двух процессов, но один из наиболее сильных из всех существующих процессов – это процесс по конфронтированию. Это более слабый из этих двух процессов. Более сильным из них является процесс по ответственности. Это более сильный процесс, если проводить его в том виде, в котором он доступен для понимания преклира.

Так что вы получаете очень хороший процесс – очень, очень, очень хороший процесс, который можно проводить с кем угодно и где угодно... Не ждите каких-то невероятных, чудесных результатов за три секунды, понимаете? Это не фокус. Но при длительном проведении он дает великолепные результаты почти у каждого одитора. Если вас одитирует совершенно неопытный одитор и он проводит вам этот процесс, вы получите какой-то результат независимо от того, работает ли он с Е-метром пальцами ноги, или же он постоянно кричит на Билла, высунувшись из окна, или что-то вроде этого, понимаете? Вы получите какой-то результат.

И стрелка Е-метра начинает биться об ограничитель, и этот преклир очень бойко говорит обо всем этом, понимаете? Он дает вам исчерпывающую информацию о «Юнайтед стейтс стил» и о первом президенте «Юнайтед стейтс стил» и... вот и все. Понимаете? И стрелка ходит туда-сюда. И вы спрашиваете:

И это – процесс по конфронтированию с чередующимися командами: «Что вы можете конфронтировать? Что вы предпочли бы не конфронтировать?» И, проводя это просто как общий процесс, вы можете убирать обломки, образующиеся при создании. Иными словами, проводя процесс по конфронтированию, вы убираете обломки, оставшиеся после всего этого безответственного или ответственного создания.

• Откуда вы все это знаете?

Так вот, о чем это вам говорит? Это говорит вам о том, что в ваших руках реабилитация способностей в области искусства. Я собираюсь написать книгу на эту тему как-нибудь, когда у меня будет возможность вздохнуть. Понимаете, необходимо дышать, чтобы написать книгу. Вы должны быть способны дышать в то же самое время; я развиваю у себя этот навык. Вы можете одновременно писать книгу, заниматься корреспонденцией и одитировать преклира, но я обнаружил, что, когда вы делаете это и находитесь в теле, совершенно необходимо, чтобы вы также еще и дышали. Вот такое открытие я сделал.

• О, один человек... я просто читал об этом, изучал это, мне это очень интересно. Вы спрашиваете:

Конечно, я не сказал вам, что я имею в виду, когда говорю «дышать». То, что вы дышите, часто означает, что вы выходите из дому и смотрите, какая на улице погода, понимаете? Это очень часто означает, что вы интересуетесь тем, с какой скоростью ездят мотоциклы, и делаете другие безответственные вещи, понимаете? Вы делаете передышку.

Так вот, создание требует некоторого конфронтирования, и любой человек из мира искусства, который когда-либо творил, практически разрушил себя тем, .что его создание вышло за рамки того, что он смог выдержать.

Хотите знать, что случилось с вашей способностью писать? Хотите знать, что стало с вашей способностью рисовать, с вашей способностью ваять или с вашей способностью создавать мокапы, если уж на то пошло? Хотите знать, что стало с вашей способностью танцевать? Как-нибудь вам будут что-нибудь проводить, и вы обнаружите, что смотрите на рояль, и вы осознаете, что когда-то вы были концертирующий пианистом, и вы сядете за домашнее пианино у своего приятеля, и вы даже не сможете подобрать мелодию к «Янки дудль», играя одним пальцем.

И вы говорите: «Не может быть, чтобы я был тем человеком». Нет, боюсь, что вы нашли лучшее доказательство того, что вы были тем человеком.

Иными словами, ваше создание вышло за пределы вашего конфронтирования. Понимаете, вы пошли в создании дальше, чем в конфронтировании, и в действительности – дальше, чем во взятии ответственности. О, скажу я вам, когда человек начинает иметь дело с ответственностью за свое «фортепьянство»... о, язык сломаешь, понимаете?

Я помню, что когда-то я был концертирующим пианистом. Да, у нас с этим не было никаких проблем. Мы все валили на кассу: ты играешь, потому что люди хотят заплатить деньги за то, чтобы это услышать. Ха-ха.

Вы создаете – они конфронтируют, не так ли, а? Ха-ха-ха-ха-хе-хе-хе! Вы не создаете и конфронтируете, понимаете? Вы создаете, а они конфронтируют.

Вы ставите конфронтирование на автомат, в то время как вы создаете, и в один прекрасный день вы влипли.

Это не означает, что вам не следует играть на рояле в концертных залах типа Карнеги-холла, или в концертных залах с полного трака, или где-то вроде этого, понимаете? Но это значит, что если вы собираетесь создавать, то вам нужно научиться дышать.

И он говорит, говорит, говорит, говорит, говорит, понимаете? Вы спрашиваете:

Сейчас перед нами очень явственно предстает, я думаю, одна из самых злых шуток, которые когда-либо были сыграны со мной как с писателем. Я, бывало, хотел изучить на месте то, о чем я писал. Все, кто был со мной связан в то время, думали, что это ужасно.

• Что ж, были ли вы первым президентом «Юнайтед стейтс стил»? И стрелка зашкаливает, а преклир говорит:

Конечно, вы должны представлять себе, что, когда я делал что-то вроде этого, я объявлялся три, четыре, шесть недель спустя, и из всего моего гардероба у меня оставались только резиновые сапоги и какие-нибудь старые вельветовые брюки, понимаете? Щетина на лице. Я вживался в роль, понимаете? Я был в довольно-таки потрепанном состоянии: сломанные ногти и все такое прочее, понимаете?

Если вы собираетесь написать рассказ о лесозаготовках, что ж, вам нужно пойти и заняться заготовкой леса, приятель, вам нужно пойти и заняться заготовкой леса. Вы идете и записываетесь в бригаду, занимающуюся заготовкой леса.

Понимаете? И вы решаете, что знаете все о работе пильщика, – тогда вам нужно быть лесорубом. Что-то вроде этого. Чтобы вы могли рассказывать всякие небылицы.

Приходится быть очень пронырливым типом, понимаете, для того чтобы делать это, потому что это означает, что ты должен овладеть профессиональными навыками за то время, пока ты идешь к менеджеру, чтобы устроиться на работу, а потом продемонстрировать их, когда начнешь работать. Приходится все схватывать на лету.

То, что вы обнаружили, – это очень необычный изолированный фрагмент какого-то непостоянного знания, которое не имеет никакого отношения к делу. Это торчащий хвостик. Это дает одитору шанс на удачу. Понимаете? Информация, находящаяся не там, где она должна быть.

Люди не любили, когда я делал это. Я просто исчезал из поля зрения. Конечно, они беспокоились обо мне и все такое. Я возвращался весь в машинном масле, после того как в течение семи недель занимался выполнением фигур высшего пилотажа, понимаете? Написал рассказ об этом, или что-то вроде этого. Можно было видеть, что это беспокоит их, но это была злая шутка. Потому что у меня была система, согласно которой я не писал о том, о чем я не знаю. И я думаю, это неплохое правило. Я бы посоветовал это почти каждому, в особенности писателям-фантастам.

Так вот, здесь есть два варианта того, как это может происходить. Человек не знает ничего ни о каких корпорациях, где бы они ни были, и, по его словам, он не имеет ни малейшего отношения к чему-либо, что хоть как-то похоже на «Юнайтед стейтс стил». Это просто полное отключение осознания данной области, понимаете? Человек прекрасно образован. Он знает обо всем, что происходило. Он изучал историю в старших классах и в колледже, и он знает об истории все, только он, похоже, ни черта не знает о Ренессансе. «Какой Ренессанс? О, он имеет в виду Реформацию». – «Нет, Ренессанс». – «Ну что с этим Ренессансом? Что... Ренессанс. Что такое Ренессанс?» –

Если они просто найдут кого-нибудь – какого-нибудь одитора, который посотрудничал бы с ними немного и провел бы им сессию-другую и так далее, – и тогда они смогут увидеть своими глазами любую космическую оперу, какую только пожелают. Они смогут узнать ситуацию не понаслышке. Конечно, они могут так и не вернуться, но это к делу не относится.

«Ну, Ренессанс – это был период в итальянской истории между средними веками и современностью... Это... это период!» Да, но где? Кто? Что? Преклир просто глуп, понимаете? Просто понятия не имеет о Ренессансе. А теперь послушайте, о Ренессансе знает любой. Но этот преклир – нет.

Но знание не понаслышке необходимо, потому что это дает человеку возможность конфронтировать. Это понятно? И вы просто никогда не устаете писать, вот и все, понимаете? Вы не устаете писать. Вы идете, и очень много конфронтируете, и вы пачкаете свои руки, и участвуете в потасовках, и впутываетесь во всякие дела.

Это анализ кейса путем поиска и нахождения необъяснимого. У преклира будет что-то не так с его состоянием знания в том, что касается этой области, а это означает, что что-то не так с его ответственностью за эту область. И вы ищете что-нибудь странное в его состоянии знания. Слишком много, слишком мало, полное отсутствие или что-то в этом роде, но это именно что-то странное в его состоянии знания в отношении данной области. Есть просто какая-то нелепость в его «состоянии знания» (в кавычках).

И следующее, что происходит, – вы чувствуете себя просто превосходно. Вы чувствуете себя лучше некуда, понимаете? Просто «А, ф-ф!» И вы возвращаетесь и снова создаете в течение некоторого времени. И меня не интересует, пишете ли вы картины, или играете на фортепьяно, или делаете что-то еще, вы также должны быть способны дышать.

Мальчик в пятилетнем возрасте умел играть на скрипке. Боже мой, как он умел играть на скрипке! В двенадцать лет он внезапно выдохся и больше не мог играть на скрипке. Кем он был? Очевидно, что это жизнь, в которой он потерпел неудачу. Там что-то где-то не так. Есть фрагмент знания... вы знаете об этом кейсе что-то такое, что ни с чем никак не вяжется. Следовательно, вам нужно знать кейсы, вам нужно смотреть в оба, когда вы имеете дело с кейсами, вам нужно знакомиться с кейсами, вам нужно изучать их очень внимательно, и никакая система, которую я вам дам, никогда не сможет полностью взломать кейс – понимаете? – если вы не добавите к ней свой здравый смысл.

А если вы не научитесь дышать, то вы, позвольте мне вам сказать, долго в искусстве не протянете. И тот оверт против меня, о котором я говорю, – это то, что кто ни попадя начинает спорить, пытаясь не дать мне дышать. До сих пор. Очень часто люди возражают против того, чтобы я имел дело с горячими машинами или чем-то вроде этого.

К счастью, пробелы в вашем знании не совпадают с пробелами в знании вашего преклира. Если вы следуете всему тому, что говорит преклир, если вы руководствуетесь в сессии лишь этим и если это все, что как-то влияет на ход сессии... он говорит, что надо пройти то, надо пройти это, он говорит... О, бросьте это! Зачем тратить свое время зря? Зачем тратить свое время зря? То, что с ним не в порядке, было подтверждено далеко не один раз. О да, он назовет вам кое-что из того, что с ним не в порядке, – достаточно много, для того чтобы его состояние слегка улучшилось, но он в действительности никогда не затрагивает...

Они говорят: «Рон, ты представляешь собой слишком большую ценность». Я знаю, что я представляю собой ценность. И не надо мне пудрить мозги по этому поводу. Я точно знаю, какую ценность я собой представляю: как мала моя ценность и как велика моя ценность. У меня нет заблуждений по этому поводу. У меня есть полное представление об этом. Иначе меня бы здесь не было.

Вы знаете, что сегодня я одитировал до пяти часов утра? Нарушал Кодекс одитора на всю катушку. Взломал кейс, буквально расколол его пополам. Меня это заинтересовало с такой страшной силой, что я просто продолжал одитировать. На самом деле я одитировал не так уж долго. Это просто была одна из этих штучек, знаете? Просто эта изумительная бойкость овладела кейсом, и вам просто никогда в жизни не попадалась такая бойкость. И тут этому кейсу пришел конец. Бум! Только этот человек знает, что кейсу пришел конец. Кстати сказать, конец кейсу приходит только в том случае, если преклир знает об этом.

Нет нужды говорить мне, что я представляю собой ценность. Во-первых, со мной ничего не может случиться. Я знаю. Мне пытались причинить вред люди, до которых жителям этой планеты еще далеко. Понимаете? Я хочу сказать, что со мной ничего не может случиться, и на самом деле ничего не может случиться и с вами. Но что-то может случиться с вашей идентностью и с вашей внешностью. Понимаете, и они хотят сохранить вашу идентность и вашу внешность. И люди не думают, что вы хорошо выглядите, когда втискиваетесь между колесом и мотором гоночного автомобиля, понимаете? Что ж, ваше тело и ваша идентность не очень хорошо выглядят в такой ситуации, и это не то, что людям нравится конфронтировать. И конечно же, с вами ничего не может случиться, за исключением потери идентности.

Но взгляните на это. Здесь был кусочек знания, который торчал наружу. Понимаете, здесь было какое-то знание, которое было не там, где оно должно было быть. Или человек не знал об этой области ничего, или он знал об этой области все, но просто не мог взять никакой ответственности за нее. Вам это понятно?

И конечно же, вы настолько глупы и ваша способность создавать уменьшилась настолько, что вы не можете создать еще одно тело в этот момент и вам нужен процессинг. (Кстати, то, что я здесь постоянно верчу в руках, – это список моих преступлений.)

Есть только одна формулировка этого: когда вы хотите разрешить кейс, то вы смотрите – что-то не так с состоянием знания этого кейса, и вы исследуете это с помощью Е-метра. Что-то не в порядке с состоянием знания этого кейса. Человек знает о чем-то слишком много или знает слишком мало, и тогда беритесь за это и смотрите, куда это вас приведет, исследуйте это и следите за тонармом.

Так вот, каждый раз, когда у нас есть чрезмерное создание, слишком много создания и слишком мало конфронта, у нас будут затруднения в области искусства. Вот что случилось с вашей игрой «на пианине», и вот почему вы как одитор можете взять того, кто раньше играл «на пианине», вроде Шопена, и проводить ему «Достичь и отдалиться» в отношении фортепиано. И следующее, что происходит, – он может играть на фортепиано.

Вдруг вы начинаете исследовать такую тему, как летчики. Летчики: всякий раз, когда вы затрагиваете такую тему, как летчики, тонарм поднимается. Вы затрагиваете что-то другое – и напряжение спадает. Вы затрагиваете летчиков, тонарм поднимается высоко, и вы можете провести двустороннее общение на другие темы и снять напряжение. Перед вами что-то, связанное с летчиками, не так ли?

Случалось ли вам остановиться и задуматься об этой тайне – задуматься о том, что происходит, когда человек идет и ощупывает автомобиль, понимаете? Ощупывает автомобиль – и в результате он может водить автомобиль. Некоторые из вас, вероятно, не осознают, что вы можете делать это в Саентологии.

Так вот, вы обнаруживаете, что есть... если кроме того у преклира что-то не так с состоянием знания в том, что касается летчиков, дело в шляпе. Либо: «Летчики? Что такое летчик? О, я ничего не знаю о летчиках».

Человек неспособен вести машину или писать картины, что-то вроде этого, что ж, вы просто заставляете его достигать инструменты своего ремесла и отдаляться от них. Заставляете его отдаляться от объектов, с которыми он пытается иметь дело. Заставляете его достигать эти области, и отдаляться от них, и знакомиться с вещами такого рода. Это просто обычный контакт. Это так просто. Почти никаких команд одитинга. И следующее, что, черт побери, происходит, – вы стираете огромное количество его создания – навязчивого создания.

• Какие звания есть в ВВС Великобритании?

Ну, в действительности вы стираете его контр-создание. А чем, по-вашему, является оверт, как не контр-созданием? Что-то создается, так что вы контр-создаете против этого. Но это тоже создание. И ваше контр-создание перемешивается с вашим созданием, и вы уже не знаете, создаете ли вы или контр-создаете, так что в один прекрасный день вы удерживаете себя от того, чтобы написать книгу. Вместо создания книги вы контр-создаете книгу каждый раз, когда вы пишете книгу, знаете, как Джеймс Джойс. А, это оверт против Джеймса Джойса; у него есть право писать непонятно, так же как и у меня.

Так вот, получается, что «Достичь и отдалиться» – это образец такого конфронта, вот и все. И вы просите человека достигать фортепиано и отдаляться от него, и он полностью восстановит свою способность играть на фортепиано. Но что интересно, соотношение должно быть десять к одному.

Да, ну и чушь. Ни одного из этих званий в ВВС Великобритании нет. Вам понятно?

Так вот, если он в течение одной жизни играл на фортепиано, то на первый взгляд может показаться, что, для того чтобы восстановить свою технику игры, ему потребуется потратить на конфронтирование десять жизней – чтобы восстановить ее полностью. К счастью, он не всю жизнь играл на фортепиано. На самом деле количество часов, которые он провел, сидя за фортепьяно, было сравнительно малым. И среди них было всего несколько часов, когда он действительно создавал. Понимаете?

Так что вам нужно быть начеку, чтобы поймать преклира на слове.

Так что сначала кажется, что создание проникло всюду, а потом это сводится к тому, что этот человек действительно создает. Все остальное – это просто повторение.

Так вот, существуют два трюка, о которых я могу вам рассказать и которые вам невероятно помогут. Я также... уже говорил вам о повторяющейся идентности. Знаете, механизм Красной Кометы, Серебряной Молнии. Самое большое безумие, с которым вы только можете столкнуться. Вы начинаете соревноваться сами с собой, понимаете?

Так что вы могли бы проделать это достаточно быстро. Но если кто-то хочет рисовать и он, кажется, неспособен делать это, что ж, то, что ему нужно сделать, -это идти и трогать палитры, размазывать краску, достигать кисти и холсты и отдаляться от них и так далее, и пусть у него нос будет измазан краской, но не позволяйте ему делать ничего творческого, черт побери!

И вы обнаружите, что та цель, которую ставит перед собой преклир, – то, что он действительно хочет делать, – это то, что он уже делал, и если вы исследуете цели преклира в этой жизни, начиная с детства – все, что он хотел делать, – вплоть до настоящего времени, где-то на этом пути вы найдете ключевую жизнь, в которой он застрял и которую он не может конфронтировать. Поскольку он все еще пытается быть тем, кем он был, но он не осмеливается быть тем, кем он был. Так вот, это – ассесмент кейса с помощью целей. Найдите все идентности, которыми он хотел быть за всю свою жизнь, а затем просто разложите там все по полочкам с помощью Е-метра. И где-то вы найдете самого преклира.

Так вот, эта терапия – терапия разного рода увлечений – обладает некоторой эффективностью в том, что касается реабилитации способностей, но, как только вы попросите человека что-нибудь создать, вы тут же отклонитесь от цели.

Еще одной путеводной нитью – что очень интересно – является то, что последние две или три жизни – это настоящая бомба. И если вы можете полностью разрешить кейс и провести его по дороге к ОТ, работая только с текущей жизнью, это означает, что вы как одитор чего-то избегаете.

Вы ни в коем случае не должны позволять ему что-либо создавать. Все, что вы от него хотите, – это чтобы он имел дело с материалом. Меня не интересует, на что он будет его использовать, но не позволяйте ему использовать этот материал для создания, и терапия увлечения даст результат.

Жизнь, непосредственно предшествующая этой, обычно намного более важна для разрешения кейса, чем текущая жизнь. И если с ней что-то не в порядке, человек постоянно будет чувствовать, что у него едет крыша. Что-то пошло не так. И дело именно в этой последней жизни, потому что это та жизнь, которую он висхолдирует по всем динамикам. Подумайте об этом. Он висхолдирует ее даже по первой динамике. Это висхолд, который охватывает все динамики до единой. И чтобы что-нибудь об этом узнать, вам нужно добиться, чтобы у преклира было большее знание.

Вы пытаетесь восстановить способность человека плести корзины – пусть он просто возится с километрами, и километрами, и километрами лыка или чего-то вроде того, понимаете? Не позволяйте делать ему из этого ни черта, понимаете, пусть он просто берет лыко в руки. Как только вам покажется, что он собирается сплести что-то типа корзины, дайте ему пинка. Пусть он просто возится с лыком, понимаете? «Лыко!» И следующее, что, черт побери, происходит, – он может плести замечательные корзины.

И если работа с кейсом не идет как по маслу – просто дрррррррр, – то в большинстве случаев вы обнаружите, что что-то не так в последних двух или трех жизнях – там что-то действительно не так, там есть что-то поистине нелепое. И не беспокойтесь о том, какие невероятные истории вы в конце концов вытащите наружу. В итоге вы обнаружите ту, что надо. Но вам будут попадаться кое-какие интересные невероятные истории. Например, что человек вообще не родился в его нынешней семье, а подобрал тело во время операции по удалению гланд в возрасте семи лет. И все остальное, что там есть, – это просто чистой воды оправдание. Это оверт против собственной идентности. Такие нелепые вещи происходят. Это не логичная вселенная. Это просто созданная вселенная.

Тэтаны делают это, понимаете? Они делают вещи для других людей, чтобы те их использовали. Дети сапожника, знаете ли, всегда ходят без сапог.

Так вот, это хорошая путеводная нить, и этим стоит заняться. Понимаете, просто устанавливаете, где в точности находится этот человек.

Так вот, писателю бывает довольно трудно подержать в руках достаточно материала, чтобы скомпенсировать его писательскую деятельность, потому что он пишет о вселенной. И он создает: он добавляет и убирает, он дает описания, и он создает то и это – и персонажи, и вселенная и так далее, – и на самом деле ему нужно гораздо больше дышать.

• Когда вы родились? Когда вы родились? Этот человек говорит очень бойко:

Аналогично, художник сводит к двухмерным образам огромное количество трехмерного, массивного материала. Так что он, казалось бы, драматизирует «превращение этого в ничто».

И аналогично, писатель превращает что-то в ничто. На самом деле он занят созданием, но он берет большие, плотные, массивные вещи, и он превращает их в такую эфемерную субстанцию, как мысль.

Вы спрашиваете:

И художник берет эти большие, массивные сцены и такого рода вещи и превращает это в тонкий слой краски на холсте, в двухмерную картину. Понимаете? И его творчество у него в голове перепутывается с «не-есть-ностью». Нет ничего плохого в том, чтобы сделать уменьшенную копию чего-либо, но он никогда не думает о том, чтобы сделать это. Он думает о создании.

• А где вы были в 1924 году?

Я помню, когда я был молодым писателем, я мог писать в чьем угодно стиле. Мне это ужасно нравилось. У меня была эта способность на протяжении многих жизней. Просто взять что-нибудь, понимаете, и сказать: «Ладно». Понимаете, и написать это. Однажды я написал вестерн – я никогда не был Шекспиром - шекспировской строфой с начала и до конца. И этого не заметил ни редактор и ни один из читателей. Они просто сочли это хорошим рассказом, и, по-моему, ровно год назад или около того по нему сняли фильм – его вытащили из архивов и сняли по нему фильм, и сделали одну из лучших постановок на телевидении. Он был написан шекспировской прозой, там полностью выдержан размер – в каждой строчке. Я даже указал на это двум или трем людям, и они сказали: «Надо же, вы правы. И как это я сам не заметил?»

Что ж, очень часто вы избегаете создания за счет копирования.

Настоящего мастера не интересует, кого он копирует. Его это вообще не интересует. Он воспроизведет все, что угодно. Что бы ни пришло ему в голову – он это воспроизведет.

Понимаете, это человек, который ничего не знает ни о Саентологии, ни о прошлых жизнях – ничего такого. К черту этот одитинг понарошку в отношении его висхолдов!

Только тот, у кого практически ум зашел за разум, всегда должен быть самобытно, самостоятельно, независимо оригинальным! Он не жилец на этом свете, если он должен быть таким.

На днях я взял человека, который... он занимался изготовлением приборов. Он пришел, и я хотел показать ему, как работает Е-метр, чтобы он мог сделать для нас кое-какую работу, связанную с Е-метрами. Поэтому я просто усадил его и провел... я взял инцидент с трака, и я выяснил, что это произошло около трех миллиардов лет назад и точно определил его положение во времени – получил точное время. Он очень смутно... он ничего об этом не знал. Я провел ему процесс по ответственности в отношении этого инцидента. Провел процесс по ответственности в отношении этого инцидента – несколько команд. И вдруг та картинка, которая у него была всю жизнь, – как он выглядывает из окна – изменилась, перевернулась, у него возникло удивительно яркое ощущение того, что он вскакивает с места, бежит, прыгает в машину и скрывается за холмом. И у него возникло удивительно яркое ощущение того, что он движется, и конечно, как только он скрылся за холмом, на город начали падать атомные бомбы. Он должен был подать сигнал тревоги и, по всей видимости, не сделал этого достаточно быстро.

Это большой розыгрыш с моей стороны – делать так, что время от времени где-то находят новые произведения какого-нибудь автора. До конца этого столетия я собираюсь сделать так, что будет найден еще один рассказ Эдгара Аллана По. Просто потому, что это будет забавной проделкой. Это тот рассказ, который он забыл написать. Это пришло мне в голову, так что я его напишу, понимаете? Не знаю, при каких обстоятельствах он будет найден, но как-нибудь где-нибудь его найдут. Вероятно, в собрании редких рукописей Библиотеки конгресса.

Я просто провел ему формальную сессию, понимаете? Просто... знаете: «Это сессия, цели на сессию, на что вы смотрите?» Понимаете? Никакой «понарошкиной» болтовни: «Это Саентология, тра-ля-ля-ля-ля», понимаете? Следовал точно по наезженной колее: «Так, на что вы смотрите? Хорошо, прекрасно. Так вот, за какую часть того, на что вы смотрите, вы могли бы быть ответственны? Вот что я буду вам проводить. Вот что я буду вам проводить». Я использовал это как команду формального одитинга. «Теперь давайте определим, где это находится во времени» – это я сделал в первую очередь. «Определите положение этого во времени. Сколько лет назад?»

Но кого интересуют проделки такого рода, ведь это несерьезно? Вы обнаружите, что обычно я бываю серьезным только в отношении тех вещей, которые имеют сравнительно большую важность для динамик. В остальное время я просто веду себя как школьник, который прогуливает занятия. Это так. Я просто заядлый прогульщик.

«Сто тысяч лет? Эй, постойте. Ха-ха-ха». Понимаете, вы могли бы подумать, что у него будет такая реакция. Нет, нет. О нет, нет. Он сказал: «У меня нет никакой реальности по этому поводу. Откуда мне знать, как давно это было». И я просто продолжил определять положение инцидента во времени – безо всякой помощи со стороны преклира, используя только Е-метр. Когда я встретил его в следующий раз, его глаза были где-то в три раза больше. Он всегда ходил вот так вот, понимаете. Я провел ему двадцатиминутную сессию, чтобы продемонстрировать его партнеру применение Е-метра, и сделал его другим человеком.

Но когда вы создаете, создаете, создаете: «Должен создавать! Касса! Публика! Они этого ждут!» – понимаете? Создаете, создаете, создаете. Никогда ни на что не смотрите, понимаете? Через некоторое время вы не можете писать. Вы больше не можете делать этого, понимаете? Через некоторое время вы не можете рисовать.

Это, кстати, способ работы с застывшей картинкой. И то же самое можно сказать про «черный кейс». Теперь его песенка спета. Я только что выпустил бюллетень, в котором дается более подробная информация на эту тему. Я просто упоминаю об этом между делом. Все, что вам нужно делать, – это выяснить, на что смотрит преклир, и провести ему процесс по ответственности в отношении этого, и он перестанет быть «черным кейсом». У него появятся картинки. Сейчас я запросто могу вызвать появление картинок у людей. Это была одна из тех вещей, которые останавливали нас в 1950-м году. Это очень просто.

И кто-то показывает вам палитру и так далее – боже правый! – вы могли быть Рембрандтом. Он был хорошим парнем. Он был хорошим парнем, Рембрандт. Но сейчас он не пишет картины. Иначе вокруг были бы его картины. А их нет.

Просто помните: процесс по ответственности за то, на что он смотрит, – и вы получаете картинки. Потому что если он говорит:

Так что вы просто создаете, создаете и не конфронтируете, и через некоторое время вы говорите: «Все, я больше не могу», а это значит, что вы больше не можете брать ответственность за данное создание, а это значит, что вам лучше о нем не знать, а это, в свою очередь, означает, что вы полностью теряете над ним контроль.

• Ничего не вижу.

И пару поколений спустя кто-то показывает вам картину, написанную Рембрандтом, дает палитру и кисть и говорит:

• Папа, нарисуй мне картинку.

Это так. Вы не смогли бы сделать этого даже для своего ребенка. Вы не смогли бы даже нарисовать кошку с двумя ушами, понимаете?

И началось, понимаете? Не успеете вы оглянуться, как черное становится чем-то расплывчатым, становится розовым, становится белым... происходит что-то еще – ж-жих, – и вдруг оказывается, что человек смотрит на фонтан.

А если бы вы были достаточно глупы, чтобы попытаться нарисовать что-то в то время, как вы ходили в детский сад, вы почувствовали бы невероятную усталость, понимаете? Вы бы сказали: «Не знаю, в чем дело, но мне нехорошо».

• Ну, – говорит он, – я смотрю на фонтан.

Конечно, это не могло быть из-за творчества, связанного с созданием рисунка кошки, ведь он – Рембрандт. Вам это понятно.

Подайте еще несколько раз ту же команду, и вы получите что-то еще, и так далее, и вы обнаружите, что он находится где-то в далеком прошлом, черт знает где на траке, понимаете, и что он в чем-то застрял.

У человека не обязательно должно быть громкое имя. Обладание громким именем само по себе создает нам довольно интересную проблему. Каждый раз, когда вы становитесь знаменитостью и ваше имя сверкает в огнях театральной рекламы и так далее, вы в любом случае уже на некоторое время влипли.

Вы не столкнетесь с чем-то поистине плохим, просто продолжайте процесс по ответственности, и человек вернется в настоящее время, и затем оставьте это. Вы получили кейс, у которого теперь всегда будут картинки. Я хочу сказать, что это настолько легко, что мы это упустили, мы все. Ну почему вы не помогли мне с этим? Десять лет. Как бы то ни было...

Но человек доходит до той точки, когда сама мысль о взятии какой-либо еще ответственности за творчество становится невыносимой.

Так вот, следующий трюк, используемый при ассесменте кейсов, – я называю это трюком, потому что... это разговорное словечко – заключается в том, что вы должны поискать трансвестизм как наиболее распространенную причину аберрации в случае, если кейс действительно трудно одитировать. И когда вы обнаруживаете, что кейс очень трудно одитировать, сразу же ищите трансвестизм.

Так вот, все это перепутывается с овертами, перепутывается с контр-усилиями, перепутывается с тем и с этим. Все это можно исправить различными путями, но самый простой и самый легкий, пусть даже и самый долгий путь – это просто добиться, чтобы человек конфронтировал, или проводить ему любой процесс по конфронтированию, типа: «Какую часть», или «что в картине», или «что в художнике вы могли бы конфронтировать? Что в художнике вы предпочли бы не конфронтировать?» – понимаете? И в конце концов этот парень начнет разбираться что к чему, и он будет проходить через периоды, когда он «должен писать картины, не может писать картины. Нет ничего плохого в том, чтобы писать картины. Нет, это не так». А также нравственные проблемы, возникающие в связи с написанием картин... Все, что вы делаете, – это реабилитируете его способность создавать, избавляя его от одержимости этим предметом, которая сама по себе довела его до полной апатии по этому поводу.

Трансвестизм. Вы видите, я пользуюсь английским языком Чосера – тем, на котором мы, по-моему, говорим, – а вы его не понимаете. И я использую правильный технический термин, а вы не знаете, что это такое. Это трансвестизм.

Эта история с повторяющейся идентностью представляет собой, конечно же, весьма забавное явление. Это явление... это было причиной огромного количества жизненных драм.

Мужчины и женщины меняются одеждой, и в результате вокруг вас ходят мужчины, одетые женщинами, и женщины, одетые мужчинами. Это понятно?

Вы продолжаете пытаться побить свой собственный рекорд, понимаете? Я упоминал об этом автодроме. Это было около девятнадцати, двадцати, тридцати, сорока тысяч лет тому назад. В Конфедерации Маркаб был автодром. И вы, вероятно, там были. Вы или присутствовали там на гонках или были как-то связаны с ними, потому что это обнаруживается у большинства кейсов.

Так вот, что происходит? Тэтан принимает решение, что женщина из него получится хорошая, а мужчина – никудышный, а 50% тел, которые находит себе этот тэтан, в среднем, при первом приближении, будут мужскими телами. И тем не менее этот тэтан знает, что она хорошая женщина. Так вот, перед ней стоит задача: где-то в самом начале жизни или даже до рождения переориентировать это тело, или попытаться его переориентировать, или (если она не может этого сделать) приспособить мужское тело к женской роли. Понимаете? И раньше на траке, когда медосмотры проводили не так часто, сделать это было проще простого. Люди жили всю жизнь как женщины, будучи на самом деле мужчинами – мужским телом, одетым и используемым как женское.

Есть один инцидент в 1216 году до нашей эры, который обнаруживается в каждом кейсе, – Братство змеи. 1216 год до нашей эры. Это обнаруживается в любом кейсе. Так вот, по всей видимости, тот инцидент – того же поля ягода. Почти каждый, кто был в Конфедерации Маркаб, рано или поздно ввязывался в эту деятельность – гонки на автодромах.

Все смотрят на меня в изумлении и говорят: «Когда это было?» Да-а, кого вы пытаетесь обмануть? Ладно, человек решает, что быть мужчиной соответствует его исходным целям и его исходной личности и так далее, и тем не менее в 50% случаев он находит себе женские тела. Что он будет с ними делать? Просто сломается в этот момент, забудет все, что ему нравится делать, и так далее... и будет целую жизнь женщиной?

У них были машины с турбогенераторами, развивавшие скорость приблизительно 440 километров в час. Они ездили с воем. Я заметил, что только что снова изобрели двигатель этого типа. И там были трассы, на которых были установлены атомные мины-ловушки, и там были объездные пути. Трассы были заминированы, а трибуны были за освинцованными витражами. И зрители – их как бы не было. Вам никогда не было видно зрителей.

Отличительная черта кейсов, которые для вас будут трудным орешком, заключается вот в чем: вы задаете преклиру вопрос (это девушка, понимаете): «Ну хорошо, были ли вы когда-нибудь мужчиной?», а преклир отвечает: «О, никогда. Всегда была женщиной. Мужчиной никогда не была. Всегда была женщиной. Ни единого мужского тела на траке». О, о, вот оно, одитор. Давай-ка поработаем исходя из этого, поскольку 50 процентов этих тел были другого пола. Тэтан участвует в бесплатной лотерее. Теперь даже не украшают детские кроватки голубым и розовым, чтобы вы могли разобраться, кто где. В больницах все сплошь белое. Вы направляете свои чертовы лучи на это тело – и оппа!

Там были участки дороги, где был песок, и были скользкие участки, где асфальт был полит маслом, и были участки, где был лед и где был гравий. Все возможные опасности, какие только можно себе представить. Гора, на вершину которой вы заезжаете, а затем падаете вниз, понимаете?

Допустим, у вас все просто замечательно. У вас все просто замечательно, когда вы – мужчина. И вы на коне, вы все знаете. Вы во всем разобрались. Вы в той или иной степени умеете владеть оружием этого периода, вы знаете ремесла этого периода, и вы обнаружили у себя довольно-таки неплохие способности управляющего, и вы в достаточной степени овладели всеми этими навыками. И вы настроились на долгий и приятный путь, а затем по той или иной причине вы сваливаетесь с моста, или натыкаетесь на рапиру, или происходит что-то в этом роде, или жена подсыпает вам немного больше толченого стекла, чем обычно, и вы поскальзываетесь на банановой кожуре, или вас застает дождь, – и этому мокапу приходит конец, понимаете?

И просто... там гибло много гонщиков. На этой трассе постоянно проливалось много крови. Я хочу сказать, что она ни к черту не годилась. В течение десяти, двенадцати тысяч лет это, очевидно, было самым популярным видом спорта в Конфедерации Маркаб.

Что ж, вы полностью готовы к тому, чтобы быть мужчиной, понимаете? И вы оказываетесь в женском теле. Тьфу! Вы говорите: «И что я теперь буду делать? Учиться готовить?!» Что ж, просто подумайте – вы, мужчины, присутствующие здесь сейчас, – просто подумайте: вдруг прямо перед вами встает необходимость выполнять всю эту женскую работу. Знаете, вязать, сбивать масло... Перед вами все эти женские развлечения – ля-ля-ля-ля-ля-ля. Так вот, вы бы постарались сделать с этим что-нибудь, черт побери, не так ли? Вы бы попытались использовать тело как-то по-другому, и вы бы попытались приспособить его к собственным пристрастиям, к собственному заученному образцу поведения, потому что, в конце концов, вы здесь главный, а не тело.

Если я рестимулирую вас, это ничего. Я не нарочно. Вы с этим столкнетесь рано или поздно. Вы будете думать... Вы, вероятно, часто думали о том, откуда взялось это ощущение, будто в вашу шею сзади вонзается игла. Что ж, вы, вероятно, в тот или иной момент времени оказались на трассе в качестве гонщика или кого-то вроде этого.

А теперь вы, девушки, просто подумайте об этом, подумайте об этом. У вас все хорошо. Вы умеете готовить. Вы умеете шить. Вы знаете, как с чем надо обращаться. Вы умеете ухаживать за младенцами, заботиться о семье. Вы знаете, как угодить мужчине.

Потому что почти каждый, когда он хотел отправиться к дьяволу, отправлялся на этот автодром и устраивался там на работу, ведь это был самый быстрый способ покинуть общество, которое категорически настаивало на том, чтобы вы жили!

Вы овладели всеми этими навыками. Вы знаете, как вести домашнее хозяйство, и вы знаете другие вещи. Вы получили избирательное право. Все в полном порядке. Все полностью под контролем – и вдруг ни с того ни с сего у вас мужское тело. И что вы будете делать? Учиться играть в бейсбол, стрелять из ружья, идти в армию... А? Как насчет этого? Это было бы потрясение, не так ли?

Медицина в Конфедерации Маркаб была на столь высоком уровне, что было практически невозможно уйти из этой жизни. Вот и все. Вас тащили обратно и приделывали вам новую руку, новую ногу, новый нос, новый глаз. Вам могли сделать искусственный голос, искусственное зрение, искусственное пищеварение, искусственное все остальное. И дальше у вас не оставалось ничего, что было в самом начале, включая вас самих, понимаете?

Что ж, доложу я вам, в прежние времена медосмотры не проводили.

Но выход был всегда, понимаете. Вы могли... если время было слишком мирное и вы не могли отправиться на войну и там погибнуть, вы всегда могли заняться чем-то вроде гонок, понимаете? Это был верный способ покинуть этот мир.

Боже мой, была одна девушка, которая прошла с Великой армией Наполеона почти через все кампании. И удивительным считалось то, что ее в конце концов отправили в отставку – разоблачили и отправили в отставку. Что ж, посмотрите, ее разоблачили. Ее разоблачили. А сколько было таких, которые прожили так всю свою жизнь? Пираты: среди них были Анна Бонни, Мэри Рид. Были люди в... были женщины

Так вот, одним моментом, связанным с повторяющейся идентностью... это происходило со мной в течение довольно-таки длительного времени: я делал что-то конструктивное и так далее, а затем я начинал «прогуливать». Или мне надоедало это тело. Я начинал прогуливать и в конце концов становился участником гонок на этом автодроме, понимаете? Просто вел себя как школьник, прогуливающий занятия, понимаете? Это было нехорошо по отношению к людям, потому что от этого сильно страдало их оборудование.

– боже мой – во Французском иностранном легионе. И как раз, когда я уезжал из Сассекса, пришел мой знакомый из полиции и вассказал мне как нечто пикантное, что они только что арестовали мужчину, который был чьей-то женой на протяжении восемнадцати лет. И мой знакомый думал, что это что-то необычное! Если нечто не является общеизвестным, это вовсе не означает, что оно не является широко распространенным. Это является широко распространенным. Это встречается на каждом шагу. В особенности в обществах прошлого.

И ты просто отправляешься туда и становишься Серебряной Молнией, понимаете? Серебряная Молния. Понимаете, столько-то кругов за столько-то секунд. Рекорд трассы! Рекорд трассы. Мне это надоедало, и я делал то, ради чего я, собственно, туда и пришел. Подстраивал все так, чтобы это в действительности была не моя вина, что я разбился, понимаете? И брал одну их этих машин, и – ба-а-ах! – влетал на ней в одну из этих трибун или еще куда-то – и конец этому телу. И никто не мог с этим поспорить, понимаете? Медицина была бессильна. И я находил другое тело, или куклу, или что-то вроде того и продолжал заниматься своим делом и выполнять свою миссию.

У парня вторая динамика просто в паршивом состоянии. Он совсем потерял голову. Но в конце концов, это всего лишь одна жизнь. Он говорит: «Я могу с этим смириться». Понимаете, она говорит: «Что ж, я это как-нибудь переживу. Но будь я проклята, если я научусь стрелять из ружья. И я не имею ни малейшего представления о строевой подготовке, и я не собираюсь ее изучать». Вы понимаете теперь, в каком она положении? Я хочу сказать, что тэтан расплачивается.

Но через некоторое время это уже не было таким хорошим, потому что... идем дальше по траку – и вот я уже Красная Комета, и я участвую в гонках. И я входил в вестибюль и выходил оттуда, и я видел портрет Серебряной Молнии. И я смотрел на него: «То-то и то-то, то-то и то-то, то-то и то-то – рекорд трассы. А-а, кто этот парень?» – понимаете?

Так вот, вы берете человека, который в значительной степени посвятил себя чему-то, какой-то цели того или иного рода, которая задает общее направление его деятельности, и который выполняет вполне определенную работу, и так он жил на протяжении биллениумов, и он попадает в такую ситуацию и говорит: «Что ж, опять двадцать пять. Опять двадцать пять. Как бы нам это подправить?» Вы это делаете. Вы это делаете. Вы обнаружите, что ваши товарищи по оружию считают вас одним из самых красивых офицеров. Время от времени вы совершенно забываете, кто вы такая, и женитесь на ком-нибудь. Боже мой, как вам это удалось? Что ж, у вас для этого всегда есть камеристка.

Так что, до того как я использовал этот автодром по назначению, а именно чтобы избавиться от мокапа, я просто оказывался там, и – урррр-рруум! – понимаете, и мне удавалось улучшить рекорд на одну минуту, понимаете? Мне удавалось пройти столько-то кругов и установить новый рекорд в гонке на выносливость, и... О, у них были гонки, которые продолжались по две недели подряд. Вы вели машину в течение двух недель. Вам просто постоянно вводили допинг. Иглы вонзающиеся сзади в шею, подстегивая вас новой дозой наркотика. Это космическая опера. Вот что ждет эту планету. Я именно это хочу сказать. Бросьте играть в эти игры, понимаете?

По мере развития всех этих событий могут происходить различные казусы, и конечно, они скрыты больше всего, и все это – оверты, и человек не берет за них вообще никакой ответственности. Так что эти странности, конечно же, представляют собой ключевые моменты в кейсе. Я знаю о трех кейсах в окрестностях Вашингтона, работа с которыми прямо сейчас не движется только из-за одного этого факта. Эти люди посвятили себя тому, чтобы быть человеком противоположного пола. Но данное общество забило им голову идеями о том, что этого быть не должно. Понимаете, в наши дни это противозаконно! Очевидно, что закон, каков бы он ни был, очень-очень устал от трансвестизма. Знаете: «Женщины должны быть женщинами, понятно? А мужчины должны быть мужчинами. Понятно? А тэтанов нет».

Я помню, как-то мне надоело. У меня действительно был оверт на этом автодроме – это был очень скверный поступок: мне надоело ломать голову над тем, есть ли там зрители за этими витражами или нет. Я взял одну из этих машин, развернул ее под прямым углом и швырнул в одно их этих окон. Там были зрители.

Поэтому вы рассматриваете кейс с этих точек зрения, и то, о чем я вам только что рассказал, вероятно, поможет вам взломать большинство трудных кейсов, с которыми вы сталкиваетесь: такие факторы, как знаменитая личность или что-нибудь вроде трансвестизма. Ведь мужчина, будучи женщиной, конечно же, полностью скрывает то, что он – мужчина. Это полный висхолд на протяжении целых жизней. И наоборот, полный висхолд – тот факт, что человек – женщина. Понимаете, этот факт представляет собой полный висхолд – и всевозможные казусы такого рода. Потом эти люди приобретают тело нужного пола и несут с собой некоторую часть этого висхолда, и так или иначе у них все перепутывается. И вы можете разбирать кейсы по винтику один за другим, если знаете кое-что из этих вещей. И я хочу видеть, как вы делаете это.

Как бы то ни было, несколько жизней спустя все шло довольно хорошо, и мой мокап был в порядке, и я думаю, что мне причитался новый мокап или что-то вроде того, и я оказался на этом автодроме. Под псевдонимом (полное инкогнито)... я появлялся там под именем Зеленая Ракета!

Что ж, по сути, я сообщил вам довольно-таки много данных на этом конгрессе. Я надеюсь, что вы не слишком многое из этого восприняли как осуждение, потому что это преподносится, позвольте мне вас заверить, с большим желанием оказать помощь. Если вы думаете, что я пытался сделать вас виноватыми во всех ваших овертах, вы совершенно правы. Но я никоим образом не пытался использовать это в качестве дисциплинарной меры, чтобы заставить вас быть хорошими. Я хочу, чтобы вы были честными.

И как Зеленая Ракета, знаете, я ездил там – эррр-ууум! – понимаете, такого рода вещи. И однажды я шел через вестибюль: «Красная Комета. Серебряная Молния. Э-э, кто эти бездельники? То-то и то-то – рекорд трассы, и перепрыгнул через шесть машин. Шесть машин. Хм».

Я очень доволен тем, как идут дела. Я сам... я с трудом могу удержаться от того, чтобы одитировать преклиров, поскольку мне определенно не следует одитировать до пяти утра, когда в это же утро у меня начинается очередной день конгресса. Я начал задаваться вопросом: за кого я себя принимаю? Что я – кукла что ли, или что-то еще, или человек, – чтобы продолжать работать в том же духе?!

И конечно, портрет Зеленой Ракеты тоже повесили там – посмертно: «Один из величайших гонщиков всех времен, который перепрыгнул через семь машин и улучшил рекорд трассы на восемь минут», понимаете?

Как бы то ни было, я надеюсь, что какая-то часть этой информации оказалась интересной. Это так?

Я думаю, что за период приблизительно в две с половиной тысячи лет там набралось ужасно много портретов, но среди них было около шестнадцати моих.

И я очень надеюсь, что вы сможете устроить все так, как вы хотите, и направить жизнь в то русло, в которое вы хотите, и что вы сможете взять ее под контроль и добиться того, чтобы она текла именно так, как вы того хотите. И я знаю, что вы можете это сделать.

Я просто продолжал возвращаться и побивать свой же рекорд, понимаете? И в конце концов я просто выбился из сил, понимаете? Понимаете, Зеленая Ракета. Красная Комета. Серебряная молния. Понимаете? Золотая Бомба, понимаете? О! У-у! Как, черт... ведь вы понимаете, оборудование не изменилось ни на йоту за одиннадцать-двенадцать тысяч лет. Ничто не было улучшено. Все держалось на способностях, понимаете? Способности в чистом виде и ничего больше. На самом деле оборудование понемногу ухудшалось. И ты всегда побиваешь собственный рекорд. И ты доходишь до той точки, где это просто невозможно. Тебе просто приходится сдаваться. И кто же нанес тебе поражение?

Я очень счастлив, что вы приехали на этот конгресс. Для меня это был один из тех конгрессов, которые принесли мне наибольшее удовлетворение. Это просто моя точка зрения. Я надеюсь, что в какой-то степени и ваша.

А-а, я рассказываю вам эту довольно-таки забавную историю только для того, чтобы вы хоть немного поняли, что, по сути, вы соревнуетесь сами с собой.

Тот человек, у которого больше всего общего с вами, – это вы. У вас в этой жизни больше всего общего с вами же в другой жизни. Если только вы не будете достаточно ясно себе представлять... На протяжении всех этих жизней у меня не было никаких сомнений по поводу того, кто я, – в тех случаях, когда я был занят своим делом, а не прогуливал. Понимаете, я знал, кто я, я знал, что я должен делать. Я знал, кем я был... Но временами я вел себя как школьник, сбежавший с занятий, я хоронил свою идентность, подделывал ее, и не брал за нее никакой ответственности, и избавлялся от своего мокапа, за что я, конечно же, не мог взять ответственность.

Естественно, эти чертовы идентности накапливались, и через некоторое время я и подумать не мог о том, чтобы снова водить гоночные машины, потому что эти парни были слишком хороши! Я знал, что мне с ними не сравниться.

Так вот, писатели, пианисты и все остальные люди из мира искусства в какой-то небольшой степени сталкиваются со своей собственной идентностью – в какой-то степени – большой или малой.

Если человек в каком-то месте на траке пишет картины, то, уверяю вас, где-то сохранилась какая-то частичка его творчества. Так вот, совсем необязательно, чтобы он был знаменитостью. Вы были бы изумлены, узнав, как много людей были знаменитостями в свое время. И очень много великих прямо сейчас.

Но писатель доходит до той точки, где он уже больше не может соревноваться с самим собой. Вам это понятно? Когда он сталкивается с такой ситуацией, он до некоторой степени влип. И человек, который только что прожил жизнь как знаменитый писатель, в следующей жизни как писатель уже практически ни на что не годится. Может так получиться, что ему будут преподавать литературу по его же книгам. Это ужасно! Сейчас я не в таком положении, просто я говорю со слов одного преклира.

Но на протяжении последних двух с половиной тысячелетий меня учили по моим же собственным выступлениям. У меня до сих пор сохранились обрывки моих работ тут и там на траке. Их довольно много. Изумительное постоянство. И нельзя сказать, что я никогда не брал ответственность за это. Думаю, как-нибудь я, может быть, составлю маленькую книгу из сохранившихся работ того или иного рода. Думаю, вам это может показаться забавным.

Но когда вы постоянно соревнуетесь в создании сами с собой, что ж, вы в той или иной степени влипли, понимаете?

То, что вы ищите, пытаясь разрешить кейс, – это моменты наибольшего создания, которое не было сконфронтировано, потому что эта жизнь будет полностью рестимулированной при полном отсутствии ответственности за нее.

Тот человек, которым вы точно не хотите быть, – это человек, которым вы были. Забавно, не правда ли? Тот человек, которым вы не хотите быть, – это человек, которым вы были.

Нет никакого толку даже в том, чтобы сидеть и спрашивать преклира: «Кем вы больше всего не хотели бы быть?» – потому что он всегда будет пропускать эти идентности. Это полная «не-есть-ность», полная «не-естъ-ность». И когда вы проводите одитинг в отношении этого, большую часть времени он будет говорить: «Нет, я им не был. Нет, я им не был. Нет, я им не был».

Иногда он выбирает себе знаменитую идентность того или иного рода, которая является какой-то необычной или повторяющейся идентностью из другой эпохи существования цивилизации. Знаете, развитие цивилизации повторяется, как развитие ребенка.

Понимаете, эти культуры: Франция семнадцатого века была на траке времени снова, и снова, и снова, и снова, понимаете? И был Ренессанс снова, и снова, и снова. Были греческие цивилизации снова, и снова, и снова. Вы понимаете, о чем я говорю.

Почти единственное, чего, по мнению американцев, не было в достаточном количестве, – это ковбойские цивилизации.

Но вы обнаружите, что с моментом наибольшей творческой активности индивидуума, или с тем, что он создает или в создании чего он принимал наибольшее участие в этой жизни, связан расчет, который и представляет собой то, что не в порядке с кейсом этого человека. И вы должны добиться, чтобы человек это сконфронтировал. Вы должны добиться, чтобы он взял за это некоторую ответственность; вы должны добиться, чтобы он это конфронтировал. Самый простой способ добиться этого – это просто добиться, чтобы он это конфронтировал; а самый быстрый – это добиться, чтобы он взял за это некоторую ответственность. Оставшаяся часть кейса полетит в тартарары.

Но, конечно, для того чтобы вы вообще могли одитировать кейс, вам нужно установить двустороннее общение. А чтобы установить двустороннее общение, вам нужно убрать оверты и висхолды.

Аналогично, вы обнаружите, что большинство писателей, когда они терпят неудачу, терпят неудачу потому, что бог знает как давно, они убили писателя.

И когда они убили писателя и затем пытаются писать – они в действительности не пытаются создавать жизненный континуум этого человека, – они случайно начинают писать, и у них рестимулируется этот случай, и они терпят неудачу.

В такой области, как создание, есть всевозможные сочетания факторов, влияющих друг на друга, но создание является кнопкой в такой степени, что это - практически все, что не в порядке с кейсом. И создание без ответственности – это крах любого кейса, где бы это ни происходило.

Реабилитация способностей человека в области искусства – это дело довольно-таки легкое, и это, вероятно, принесло бы вам гораздо большие дивиденды, чем в любой другой отдельно взятой области, потому что вы можете вернуть к активной деятельности каждую звезду театра или кино, которая попадется вам в руки, каждого художника или кого бы то ни было в области искусства или общения. Все, что вам нужно сделать, – это добиться, чтобы он взял некоторую ответственность за то, что он делает, убрать оверты в отношении того, что он делает, и он не будет ковылять по жизни, а снова станет звездой и будет заканчивать свои выступления, не чувствуя усталости.

Это широкая область применения Саентологии. Эта область, конечно же, не выходит за рамки нашей технологии – это просто реабилитация кейсов, – но это реабилитация способностей в области искусства, и это – если кто-то возьмется за такой проект – стоит делать как ради распространения Саентологии, так и ради искусства и культуры нашего времени.

У нас есть решения этих проблем. Мы ждали их появления в течение долгого времени. То, что мне нужно сделать на самом деле, – это написать об этом книгу, что-то вроде этого, и распространить ее. И вы бы обнаружили, что у этого было бы множество последствий, так как людей очень интересует создание, поскольку в Саентологии динамическим принципом существования является создание.

Спасибо.