Впервые в мутном потоке человеческой истории возникает шанс стать счастливым.

Впервые в мутном потоке человеческой истории возникает шанс стать счастливым.

Эта цель, возникавшая снова и снова, к которой так страстно стремился человек, была невероятна, как пятна на солнце, недостижима, как вздох любимой.

Эта цель, возникавшая снова и снова, к которой так страстно стремился человек, была невероятна, как пятна на солнце, недостижима, как вздох любимой.

Что же заставляет людей, в основе своей всех таких хороших, быть такими отстраненными от счастья?

Что же заставляет людей, в основе своей всех таких хороших, быть такими отстраненными от счастья?

Богач проматывает свои состояния. Бедняк скребет по сусекам. Но богатство ничего не приносит, и пусты сусеки. Ребенок надеется на то, что он его получит, став взрослым, а став взрослым, вспоминает счастливые дни детства.

Богач проматывает свои состояния. Бедняк скребет по сусекам. Но богатство ничего не приносит, и пусты сусеки. Ребенок надеется на то, что он его получит, став взрослым, а став взрослым, вспоминает счастливые дни детства.

Мы ловим его, но оно подобно паутинке. Мы создаем семью с совершенным парнем или девушкой, и потом всю жизнь плачем о том, как могли бы быть счастливы с другими.

Мы ловим его, но оно подобно паутинке. Мы создаем семью с совершенным парнем или девушкой, и потом всю жизнь плачем о том, как могли бы быть счастливы с другими.

Просто счастье, такое желанное, но такое неуловимое, ценится выше богатств, драгоценностей и дворцов.

Просто счастье, такое желанное, но такое неуловимое, ценится выше богатств, драгоценностей и дворцов.

Но послушайте! Вот оно, счастье, прямо у наших рук, для него нужно только два волшебных слова: «Начало сессии», и оно готово к вашему приходу.

Но послушайте! Вот оно, счастье, прямо у наших рук, для него нужно только два волшебных слова: «Начало сессии», и оно готово к вашему приходу.

И подобно тому, как иногда приходится идти к праздничному залу через дождливую площадь, наше счастье в процессинге достигается прохождением через тени-привидения наших «грехов».

И подобно тому, как иногда приходится идти к праздничному залу через дождливую площадь, наше счастье в процессинге достигается прохождением через тени-привидения наших «грехов».

Что же сделало всех людей нищими в отношении счастья?

Что же сделало всех людей нищими в отношении счастья?

Прегрешения против морали своей расы, группы, семьи!

Прегрешения против морали своей расы, группы, семьи!

Нас мало волнует, о какой морали идет речь. Все дело в прегрешении.

Нас мало волнует, о какой морали идет речь. Все дело в прегрешении.

Мы соглашаемся с фиксированными моральными устоями и затем, не думая, совершаем прегрешения, или нарушаем их «ради доброго дела», и вот уже первые сумеречные тени нашего несчастья начинают неслышно стелиться за нашими спинами.

Мы соглашаемся с фиксированными моральными устоями и затем, не думая, совершаем прегрешения, или нарушаем их «ради доброго дела», и вот уже первые сумеречные тени нашего несчастья начинают неслышно стелиться за нашими спинами.

И по мере того как мы идем далее, совершая больше прегрешений, соглашаясь с новыми моралями и потом греша против них, мы попадаем в это место без солнца, тюрьму из наших собственных слез, вздохов и упущенных возможностей — несчастье.

И по мере того как мы идем далее, совершая больше прегрешений, соглашаясь с новыми моралями и потом греша против них, мы попадаем в это место без солнца, тюрьму из наших собственных слез, вздохов и упущенных возможностей — несчастье.

Совместное действие — вот ключ ко всем нашим овертам. Согласие с тем, что должно быть, и затем разрушение верности этому — вот и весь рецепт несчастья.

Совместное действие — вот ключ ко всем нашим овертам. Согласие с тем, что должно быть, и затем разрушение верности этому — вот и весь рецепт несчастья.

Должна быть боль. Так мы согласились. Потому что боль ограничивает и предупреждает, останавливает, запрещает. Тогда добродетель должна состоять из достижения состояния отсутствия боли.

Должна быть боль. Так мы согласились. Потому что боль ограничивает и предупреждает, останавливает, запрещает. Тогда добродетель должна состоять из достижения состояния отсутствия боли.

Совместное действие согласованно. И потом мы не соглашаемся с этим и отделяемся, рвя узы — узы прерываются, но только не в нашем уме, который начинает покрываться шрамами преданной верности. Мы предаем верность, и говорим, что так и должно было случиться.

Совместное действие согласованно. И потом мы не соглашаемся с этим и отделяемся, рвя узы — узы прерываются, но только не в нашем уме, который начинает покрываться шрамами преданной верности. Мы предаем верность, и говорим, что так и должно было случиться.

Мы все соглашаемся, чтобы светило солнце, и потом протестуем, что оно жжет. Мы все соглашаемся целовать и любить, и потом ошеломлены тем, какая боль может за этим последовать.

Мы все соглашаемся, чтобы светило солнце, и потом протестуем, что оно жжет. Мы все соглашаемся целовать и любить, и потом ошеломлены тем, какая боль может за этим последовать.

В совместном действии нет ничего плохого — до тех пор пока мы не начинаем причинять жестокости другим.

В совместном действии нет ничего плохого — до тех пор пока мы не начинаем причинять жестокости другим.

Связанные соглашениями и со-действиями, мы смеем быть жестокими к тем, к кому мы прикованы жесткими стальными кандалами обещаний.

Связанные соглашениями и со-действиями, мы смеем быть жестокими к тем, к кому мы прикованы жесткими стальными кандалами обещаний.

И проявляя жестокость к части самих себя — расширенных самих себя, как супругов или частей группы — мы затем с большим удивлением обнаруживаем боль и в себе самих.

И проявляя жестокость к части самих себя — расширенных самих себя, как супругов или частей группы — мы затем с большим удивлением обнаруживаем боль и в себе самих.

Сейчас просто понять последовательность оверта. Охват ее ограничен. Но это начинается тогда, когда у нас впервые возникает жестокий импульс в отношении других, связанных с нами моралью или со-действиями.

Сейчас просто понять последовательность оверта. Охват ее ограничен. Но это начинается тогда, когда у нас впервые возникает жестокий импульс в отношении других, связанных с нами моралью или со-действиями.

Почему человек, ударив другого по руке, чувствует боль в собственной руке?

Почему человек, ударив другого по руке, чувствует боль в собственной руке?

Потому что этот жестокий импульс был разрывом связи с другими там, где однажды была дана клятва.

Потому что этот жестокий импульс был разрывом связи с другими там, где однажды была дана клятва.

Единственный оверт, который затем может принести боль самому совершившему его — это то жестокое действие, которое нарушает то, о чем было достигнуто соглашение.

Единственный оверт, который затем может принести боль самому совершившему его — это то жестокое действие, которое нарушает то, о чем было достигнуто соглашение.

Станьте участником какого-либо действия группы или человека, согласитесь на совместное выживание в соответствии с каким-то определенным кодексом, а потом проявите в отношении них жестокость и нарушьте его — и вы получите боль.

Станьте участником какого-либо действия группы или человека, согласитесь на совместное выживание в соответствии с каким-то определенным кодексом, а потом проявите в отношении них жестокость и нарушьте его — и вы получите боль.

Все человечество и каждый человек выживают в соответствии со взаимосогласованными кодексами поведения. Возможно, это хорошие кодексы, а может и нет — очевидно только то, что это кодексы. Народ связан моралью.

Все человечество и каждый человек выживают в соответствии со взаимосогласованными кодексами поведения. Возможно, это хорошие кодексы, а может и нет — очевидно только то, что это кодексы. Народ связан моралью.

Затем происходит со-действие. Согласованная мысль и движение. В результате достигается единство целей и выживание.

Затем происходит со-действие. Согласованная мысль и движение. В результате достигается единство целей и выживание.

Но вот теперь возникает прегрешение против этого кодекса. И по той причине, что кодекс был установлен, каким бы он не был, и Человек искал утешения в компании другого человека, он начинает утаивать свой поступок, отправляя тем самым себя в мрачное царство, где никто не улыбается и не несет свободы в своем сердце.

Но вот теперь возникает прегрешение против этого кодекса. И по той причине, что кодекс был установлен, каким бы он не был, и Человек искал утешения в компании другого человека, он начинает утаивать свой поступок, отправляя тем самым себя в мрачное царство, где никто не улыбается и не несет свободы в своем сердце.

И опускаются шторы, отсекая краски дня, и серые тучи окутывают все приятное в жизни. Потому что злобное прегрешение не позволяет человеку говорить из страха убить все счастье вообще.

И опускаются шторы, отсекая краски дня, и серые тучи окутывают все приятное в жизни. Потому что злобное прегрешение не позволяет человеку говорить из страха убить все счастье вообще.

Так мы лишаем себя света и входим в сумеречную зону. И запечатываем в глубоких казематах души причины того, почему мы не можем смотреть в лицо своим друзьям.

Так мы лишаем себя света и входим в сумеречную зону. И запечатываем в глубоких казематах души причины того, почему мы не можем смотреть в лицо своим друзьям.

А потом мы виним других во всем, когда подобно жуткому священнику-пугалу в грязной рясе, заскорузлой от крови жертвоприношений, указываем путь в ад тем, кто убивает.

А потом мы виним других во всем, когда подобно жуткому священнику-пугалу в грязной рясе, заскорузлой от крови жертвоприношений, указываем путь в ад тем, кто убивает.

А внутри нас живет тайная грызущая боль. А потом мы уже разучиваемся плакать.

А внутри нас живет тайная грызущая боль. А потом мы уже разучиваемся плакать.

Дорога в ад — Человек набил руку на изображении отвратительных знаков-указателей на этом пути.

Дорога в ад — Человек набил руку на изображении отвратительных знаков-указателей на этом пути.

Дорога в небеса — Человек ее часто искал, но так и не пришел туда — чаще всего достигая «других мест».

Дорога в небеса — Человек ее часто искал, но так и не пришел туда — чаще всего достигая «других мест».

Но теперь этот путь открыт широко — в Саентологии.

Но теперь этот путь открыт широко — в Саентологии.

Э-метр и проверка процессов, при наличии умелого одитора, могут выбить затычку из зловонного контейнера прегрешений — и выпустить все это, до тех пор, пока ад не сотрется.

Э-метр и проверка процессов, при наличии умелого одитора, могут выбить затычку из зловонного контейнера прегрешений — и выпустить все это, до тех пор, пока ад не сотрется.

И когда-нибудь мы снова увидим каплю росы на утренних розах.

И когда-нибудь мы снова увидим каплю росы на утренних розах.