Все, что вам нужно, чтобы стать хорошими мальчиками и девочками, – это просто прекратить использовать ваши энтэта-факсимиле; это очень просто, и Дианетика сводится лишь к этому. И в оставшееся время я буду рассказывать вам забавные истории.

Основная тема, которую я хочу рассмотреть этим вечером, – хаотичность и эмоция. Так вот, я мог бы рассказать об этом, если можно так выразиться, на одном дыхании, или же я мог бы рассказать об этом в свете Аксиом. Аксиомы очень тесно связаны с данной темой... они просто дают немного более систематичный взгляд на нее. И я подумал, что если я обрисую вам в очень, очень общих чертах то, что мы здесь наблюдаем, то вы наверняка без малейшего труда сможете увидеть, как сюда вписываются Аксиомы, поскольку Аксиомы весьма и весьма самоочевидны.

Одно замечание насчет Аксиом: они пронумерованы не так, как в публикации для университетских библиотек. Это потому, что кое-где они были переставлены, и тех Аксиом, которые описывают характерные качества жизненной энергии, в начале меньше, чем их есть на самом деле. Так что номера у них будут другими. В остальном – с учетом добавления Аксиом о статике и образе действия статики – этот список Аксиом весьма полный. В особенности в них рассматриваются статики и движения.

One word about the Axioms: they are not numbered according to the number they will take in the university issue. There have been a few shifts of position on them, and the Axioms which cover the identity of life energy are fewer at the beginning of the university issue than what you have. So the numbers on them are going to change. Otherwise, with the addition of statics and the operation of statics, this list of axioms is pretty well complete. They cover, particularly, the aspect of statics and motions.

Так вот, в данных о движении есть подраздел, и внутри него тоже есть подраздел. Первое, что нужно упомянуть в связи с движением, – это векторы усилия. Можно сказать, что любое движение так или иначе является усилием, но мы не знаем точно, что кладет начало усилию, так что назовем это движением. Мы наблюдаем движения, гасящие друг друга, движения, изменяющие друг друга, и получаем различные шаблоны движения.

There is an inner subject to the subject of motion and there is a subject within that one.

Сначала у нас есть статика без движения, а вслед за этим у нас появляется небольшое движение, возможно имеющее направление, затем мы наблюдаем, как это движение разделяется на части, противостоящие друг другу, и так далее, пока все это не становится очень, очень хаотичным. Затем все это приходит в упорядоченное состояние с абсолютно параллельными векторами, и это движение представляет собой одно и то же движение, повторяющееся снова и снова, и мы получаем другую статику. Таков цикл движения.

The first thing about motion is the vectors of effort. All motion could be said to be, one way or the other, effort, but we don’t quite know what starts the effort so we will call it motion. We have motions canceling each other and motions changing each other, and we get a varying pattern of that. First we have a static with no motion, then following that we have a little motion — probably directed — and then we have that motion splitting up, opposing itself and so on, until it gets very, very random. And then it gets into an aligned state so that its vectors are completely parallel and its motion is exactly the same motion over and over, and again we have another static. That is the cycle of motion. We have, also, volume of motion. Let’s suppose we have two vectors: one could be traveling the same direction as the other but going at a much faster rate of speed, and there could be much more there to go into motion. So, you can see there is degree of volume of motion. There could be just a little bit of motion or a lot of motion, both aligned the same way. In other words, two motions which apparently have the same alignment would not necessarily have the same volume. You would have a little bit of motion and a lot of motion.

Кроме того, есть такой параметр, как интенсивность движения. Вот два вектора. Оба направлены в одну и ту же сторону, но один из них движется с гораздо более высокой скоростью, и гораздо больше вещей придет в движение. Вы видите, что здесь присутствует степень интенсивности движения. Может быть очень небольшое движение или же мощное движение, причем оба упорядочены одинаково. Вы понимаете, да? Здесь мы видим два движения, которые... очевидно, вы могли бы сказать, что они упорядочены одинаковым образом, но у них не обязательно одинаковая интенсивность. Небольшое движение – и мощное движение.То же самое можно сказать о степенях хаотичности. Начинается со статики. Мы говорим: «Это статика» – и теперь у нас вот здесь появляется движение, затем больше движения. Это интенсивность одного и того же движения, понимаете? Я имею в виду, наблюдается увеличение интенсивности одного и того же движения, а само движение не изменяется. Могло бы получиться так: теоретически вы могли бы сказать, что движение усиливается, пока внезапно оно не начнет парализовать само себя, и образуется другая статика. Такое могло бы произойти с интенсивностью одного и того же движения. Движение может достичь такой интенсивности, что раздробит само себя на мелкие части, и в этот момент оно превратится в статику. Это уровни интенсивности движения.

Now, it is the same way when we talk about degrees of randomity. They start at a static.

Так вот, нас интересует... если говорить о хаотичности движения... нас интересует, как обстоит дело с векторами, системой векторов.

With volume of motion, we start with a static and move up into a little motion, and then more motion. This would be more volume of the same motion — increasing volume of the same motion. This is not change of motion. You could theoretically say it would come up in volume until all of a sudden it started to paralyze itself, and it would get over into another static. It would do that with volume on the same motion; it could get to such a volume that it would shatter itself, at which moment it would become a static. This would be degrees of motion in terms of volume.

Вот у нас статика. А вот движение. Оно не исходит из этой статики, но контролируется статикой. И, скажем, здесь у нас есть вот такое движение. Здесь имеют значение два фактора. Все это упорядочено... это очень близко к статике, понимаете? Я имею в виду, все это настолько упорядочено, что это ужасно похоже на статику, но это не совсем упорядочено, так что это не статика.

We are interested in randomity of motion; we are interested in the picture of a vector — the vector system.

Так вот, эти два вектора направлены в различающихся, слегка различающихся направлениях, так что у нас появляется небольшая беспорядочность движений.

Again, we start with a static. Then we have a motion, which doesn’t emanate from that static but is controlled by the static. So we have two factors involved here. If the vectors of that motion are very closely aligned, it is very close to being a static. But it is not quite aligned so it is not a static.

Хорошо. Так вот, здесь движение становится более хаотичным, а здесь мы только начинаем разделять векторы. Вы только-только начинаете разделять эти векторы и обнаруживаете, что они сами начинают слегка шататься из стороны в сторону, выпадая из общей струи. Здесь возникает дальнейшая беспорядочность, однако сила направлена более или менее в одну сторону. На этом этапе у нас по-прежнему наблюдается что-то вроде ориентированного, упорядоченного движения, поскольку вся сила направлена более или менее в одну сторону.

Then, when we have two vectors traveling in slightly different directions, there is a slight bit of randomness to these motions.

Так вот, эти движения начинают гасить друг друга... пока лишь начинают. Здесь по-прежнему наблюдается некоторая хаотичность, но все это приближается к тому, что можно было бы опять-таки назвать статикой, поскольку движение то же самое, но оно разделяется на движения, имеющие противоположные направления. Здесь вы видите различные факторы, связанные с направлением.

The motion continues to get more random, and after a bit the vectors start breaking up. The vectors themselves start to wobble out of line. Here we have further randomness, but we have more or less a force in the same direction. We would still at this point be getting something like aligned or orderly motion, because all the force is more or less traveling in the same direction.

Хорошо, пойдем дальше. Вы замечаете, что по-прежнему наблюдается вот это. (Постукивает по доске.) Видите, это еще не полная статика, поскольку по-прежнему есть эти две плоскости, в которых могут действовать эти расщепленные векторы. Но что если начнется вот это? У вас тут же получится рисунок статики.

Next, the vectors start to cancel each other out. Then, there would still be a little randomity but it would be getting close to what you could call a static again, because the motion is the same motion — it is just breaking in opposite directions.

Если все эти векторы (постукивает по доске) будут разделяться на еще более мелкие... между прочим, они дробятся на точки, вы просто продолжаете разделять эти векторы, пока они не начнут идти в противоположных направлениях, ведь их движение дробится и образуется просто совокупность точек, а когда образуется совокупность точек, они исчезают и получается статика. Так что у вас снова образуется статика.

You can keep breaking down these vectors till they go in opposite directions. Let’s take this even further now. If they break down even more finely they break down to dots. They break themselves down in motion and you just get a series of dots. And when you have a series of dots, they vanish away and become a static again.

Так вот, когда начинает возникать множество таких движений, все это превращается в изрядный кавардак. Вы уже смотрели на инграммы. Что ж, это область факсимиле... вот что представляет собой инграмма... факсимиле, в котором все векторы разделяются и расходятся в противоположных направлениях, гася друг друга, усиливая друг друга, останавливая друг друга, изменяя друг друга и так далее. И посмотрите, что тут пойдет не так, если проделать такое с человеком, причем в крупных масштабах. Его сердце совершает гармоничное движение... равномерное биение, настолько равномерное, что это почти что статика. Происходят гармонические колебания сердца. Внезапно он сталкивается с совокупностью векторов, расходящихся в различных направлениях, и эти векторы одновременно прерывают, усиливают друг друга и так далее – вблизи от его сердца. Что ж, образуется инграмма – если степень беспорядочности и ее интенсивность достаточно велики, чтобы вклиниться туда, где находится сознание тела, погасить там упорядоченные движения и сделать их хаотичными. Ведь заметьте, что всякий раз, когда вы вводите ряд хаотичных векторов в упорядоченную область... хаотичные векторы попадают в упорядоченную область... это делает хаотичной область, которая до этого была упорядоченной.

Now, when you start getting motions doing this in volume, it gets to be a pretty jumbled- up mess. You have looked at engrams. An engram is a facsimile where all the vectors are splitting up and going in opposite directions, canceling each other, reinforcing each other, stopping each other, changing each other and so on. If you do that in volume to the individual, look what starts to break down: He has the harmonic motion of his heart — a steady beat, so steady it is almost a static. All of a sudden it is confronted by a variety of vectors going in all directions which are interrupting and reinforcing each other and so forth in the vicinity of his heart. That would be an engram, if the randomness were such and the volume were high enough to back up into the very seat of consciousness of the body and cancel the aligned motions there and?” enrando?” them. Notice that any time you send a series of random vectors into an aligned field it enrandoms, or makes random, the field which was aligned.

Возьмите врача и познакомьте его с Дианетикой – он энтурбулирует Дианетику, Дианетика энтурбулирует его, поскольку они движутся в противоположных направлениях... имеет место почти стопроцентное изменение направления векторов на противоположное. Картина удручающая. Я имею в виду, он появляется со своими статиками, со своим прежним обучением, убеждениями и прошлыми выводами, не зная, что эти вещи довольно хаотичны. Это почти что статика, поскольку это авторитарная сфера. Вот он появляется, говорит вам о том и об этом, и это не имеет для вас никакого смысла. По его мнению, вы очень хаотичны, поскольку вы не согласуетесь с его векторами. Результат – столкновение, энтурбуляция. Поэтому трудно разговаривать с кем-то, кто получил какую-то подготовку в сфере лечения... пока вы с ним не отправитесь назад и не вытащите его выводы.

Take a medical doctor and bring him into Dianetics. He enturbulates Dianetics and Dianetics enturbulates him, because they are going in opposite directions; there is almost a 100 percent vector change all the way around. This is an upsetting picture. He comes around with his statics, his orientations and his past conclusions and he doesn’t know that these things are pretty random. Medicine is almost a static because it is an authoritarian field. And he comes around and he tells you about this and it doesn’t make sense to you. According to him, you are very random because you are not lining up with his vectors. So you get a collision; you get enturbulence.

Кстати, есть одна грязная шутка, которую можно сыграть с кем угодно в этой сфере. Вы просто отправляетесь назад и вытаскиваете случаи, когда он соглашался ходить в школу, соглашался слушаться учителей. И если вы хорошенько повытаскиваете все это, его медицинское образование развалится на куски. Он, впрочем, и не будет осознавать этого, пока оно не развалится. А потом он, конечно, не будет об этом беспокоиться, поскольку оно уже развалилось.

Therefore, it is difficult to talk about Dianetics to anyone who has an orientation in the field of medicine, until you go back and pick up his conclusions.

Так вот, здесь присутствуют два фактора: интенсивность движения и беспорядочность движения. Любой индивидуум находится в движении... в постоянном, продолжающемся движении. Большинство его движений упорядочены, они довольно неплохо упорядочены. В результате, когда он внезапно сталкивается с беспорядочностью движения, которая несовместима с его упорядоченностью движения, его движения рассогласовываются. И если сила беспорядочности, с которой он столкнулся, столь велика, он впадает в анатен. Беспорядочность просто вторгается по нервным каналам, ударяет по контролирующему центру – пток! – и вырубает его. И тот ждет, что управление им примет другой контролирующий центр. Вот что происходит в соответствии с теорией эпицентров. Он просто сходит на нет, он сдается, он даже не производит запись и ждет, что управление им примет новый эпицентр. Поэтому люди, стоящие вокруг человека без сознания, на самом деле действуют как его мозговой центр. Так сложилось в результате эволюции. Это хороший способ эволюции для организма, но очень плохой образ жизни для человеческого существа.

There is a trick you can play on anybody in that field, by the way. All you do is go back and pick up his agreements to go to school, his agreements to obey the teacher, and if you pick all these things up well, his medical education will collapse. He won’t realize it, either, until it has collapsed, and then of course he won’t worry about it because it has collapsed.

Таким образом, беспорядочность – это в действительности состояние, когда векторы усилия направлены в противоположные стороны.

So, we have these two things: the volume of motion and the randomness of motion. Any individual is in motion; he is in constant, continuous motion. Most of his motions are fairly well aligned. As a result, when a randomness of motion which is contrary to his alignment of motion hits suddenly, his motions go out of line. And if the volume of this randomness hitting him is such, he goes anaten. This randomness simply backs right straight up the nerve channels, hits the control vented and knocks it out. The control center waits to be taken over by another control venter.

Вот по дороге едет автомобиль, все его векторы упорядочены и направлены в эту сторону. Появляется другой автомобиль с канзасцем за рулем... разумеется, происходит столкновение, после чего все выглядит ужасно хаотично, ужасно хаотично.

On the epicenter theory, that is what happens. The control center is just nullified. It quits, it doesn’t even record, and it waits to be taken over by the new epicenter. So people standing around an unconscious person can actually be operating as his brain center. Evolution sets it up this way. It is a good way to evolve an organism but it is a very poor way to live as a human being.

Так вот, эта концепция весьма полезна для вас, поскольку это говорит вам о том, что в обществе, где нет хаотичного движения, не будет вообще никакого движения, ведь полностью упорядоченное движение – это статика. Это статика. Она на самом деле не движется ни в каком направлении, но вы можете указать на какую-нибудь точку в воздухе и сказать: «Ну, потенциально она могла бы двигаться в этом направлении». Это статика.

Randomness is really the opposition of vectors of effort. An automobile running down the road has its vectors all aligned in one direction. If another automobile comes down the road and there is a collision, it looks awfully random afterwards.

Оптимальная хаотичность обладает терпимой интенсивностью, и она должна хоть сколько-нибудь поддаваться упорядочиванию. Она располагается где-то в середине диапазона.

Now, this concept has considerable use to you because it tells you that a society without random motion would be motionless, because a completely aligned motion is a static. It is really not going in any direction at all. But you could put a point on the air and say, “Well, it potentially could go in this direction” It is a static.

Музыка, эстетика зависят от хаотичности. Разум следует за звуковой волной в музыке, когда он полагает, что эта звуковая волна является статикой, понимаете? Возьмите оркестр Сузы: он повторяет несколько нот снова и снова, как бы говоря: «О, чудная статика» – и стремясь успокоить вас, а потом внезапно вступает сузафон или кларнет или что-то еще и добавляет новый вектор или новую серию векторов. Человек тут же пробуждается и говорит: «О!» – и продолжает следить за музыкой. А потом неожиданно эта музыка ослабевает и превращается в то, что кажется... она приближается к статике, а потом вжих! – происходит что-то еще.

Optimum randomity would be at a bearable volume and not completely unsusceptible to alignment. It would lie somewhere in the middle band.

Так вот, юнцы, которые перемещаются с высокими скоростями, могут выдерживать значительную хаотичность в музыке. Они ездят с высокими скоростями и ставят музыку, имеющую примерно ту же скорость. Они не переносят даже статику пяти или шести нот, следующих одна за другой на одном уровне. Они в самом деле не терпят этого. Они даже не терпят аккордов вроде до-мажора. «Как в церкви!» Что-то вроде этого. До-мажор – это не то, что им нужно. Так что они вставляют парочку до-бемолей и до-диезов, а большой барабан вместо бум-бум-бум-бум-бум у них делает бум-бубубум-бум-бум – бум! И они говорят: «О, вот это я понимаю, музыка!» Ну, для них это, может быть, и музыка, но не для других.

Music and aesthetics depend on randomity. The mind follows along a sound wave in music where it believes this sound wave is a static. For example, take Sousa’s band: It goes over and over for several notes, and the mind says, “Ah! Nice static.” The person sits down to relax about this thing, then all of a sudden the sousaphone kicks in — or the clarinet or something — and adds a new vector or a new series of vectors. So promptly the person is alerted, and he keeps following it. Then the music falls off into what appears to be going toward a static, and then something else happens.

Так вот, вы можете в самом деле взять ритм – однообразный, монотонный ритм

Youngsters who are traveling at a high rate of speed can stand a considerable amount of randomity in their music. They are going at a high rate of speed, they take music at about the same speed and they are intolerant of even the static of five or six notes following one right after the other on the same level. They are actually intolerant of it. They are even intolerant of a chord like C major: “That’s church music?” they say, or something like that. C major is not something they want around. So they throw in a couple of C flats and sharps and then chop in sideways on the rhythm. Instead of a regular boom, boom, boom, boom, boom on a base drum, they throw in a fast boombity-boom-boom-boom-boom — boom! — ?” Ah, boy, that’s music?” That may be music to them; it is not music to somebody else.

– и с его помощью делать с людьми разнообразные вещи, поскольку вы играете им нечто статичное. Вы даете им статику, так что они впадают в своего рода гипнотический транс. Они видят статику, поэтому они хотят сдаться этой статике, ведь их точка излучения, как постулируется в Дианетике, – это, очевидно, статика! Монотонная мелодия и статика – это, с точки зрения примитивного разума, Бог. Поэтому вы привносите достаточно действия, чтобы убедить кого-то в том, что имеет место действие, а затем привносите в это действие достаточно однообразия, чтобы дать ему понять, что никакого действия нет, и что оно вовсе не хаотично, что оно монотонно. Теперь прибавьте к этому достаточно силы, чтобы оглушить человека шоковой волной, и он сдастся этому.

You can actually take rhythm — monotonous rhythm — and do things to individuals with it, because you are giving them a static tone. You are giving them a static, so they go into a sort of hypnotic trance. They see a static, so they are willing to turn themselves over to that static because their emanation point is evidently, as postulated in Dianetics, a static. A monotonous tone and a static is God, to a primitive mind. So if you introduce just enough action to convince somebody that there is an action happening, and then introduce enough sameness in the action to tell them that there is no action happening, that it is not random at all, that it is monotonous, and then add enough volume to it to impress them with a shock wave, they will turn themselves over to it.

Сейчас законы эстетики не так сложно сформулировать. Вы можете создать... к примеру, рассказы развиваются по определенной кривой, подчиняясь взаимодействию уровней на Шкале тонов, и если... к примеру, рассказы обычно черпают свою беспорядочность из столкновения тона 1,5 и тона 3,0. И вот у вас 1,5 и 3,0, 1,5 и 3,0, 1,5 и 3,0, и, конечно, в комедии побеждает тон 3,0, а в трагедии – тон 1,5. Конечно, если говорить о произведениях современной школы литературы, то в них это происходит не совсем так. В них взаимодействуют тон 0,2 и тон 0,9. И все боятся, что 0,9 не победит, что победит 0,2 и так далее. И когда наступает развязка, все очень рады узнать, что тон 0,2 победил... чем объясняется, к примеру, невероятная популярность романа «1984».

The formulation of the laws of aesthetics is not too difficult now. For instance, stories follow a curve, they follow the interplay of the tone scale. A story gets its randomness from 1.5 hitting 3.0, usually. So you have the interplay of 1.5 and 3.0, and of course, in a comedy 3.0 wins and in a tragedy 1.5 wins.

Если вы хотите написать великий роман – по-настоящему великий роман, с точки зрения этого общества в его теперешнем состоянии, – начните его так, будто вы намереваетесь перейти в основательный тон 1,5, и примерно в тот момент, когда читатель окажется в шоковом состоянии, узнав, что тон 1,5 существует, начните все приглушать. А под конец... не обрывайте роман смертью. Нет. Понимаете, смерть имеет определенную драматичность. Что вам нужно сделать, так это довести действие под конец до 0,5 и затем просто дать понять, что с тех пор герои влачили невыносимое существование многие, многие, многие годы и, возможно, даже не умерли.

This present school of literature isn’t operating quite that way; they operate between 0.2 and 0.9, and everybody is afraid that 0.9 is not going to win, that 0.2 is going to win. When it finally winds up, everybody is very gratified to find out that 0.2 won — the tremendous popularity of 1984, for instance.

Вы можете начертить график изменения сюжета любого романа по Шкале тонов относительно времени развития этого сюжета. Вы можете взять Шкалу тонов и изобразить ее вместе с вектором тона, направленным слева направо, схематически изобразить сюжет и увидеть, какое в нем присутствует взаимодействие тонов. А затем вы получаете взаимодействие динамик, после чего художник... писатель просто вводит беспорядочность, чтобы произведение не было слишком монотонным. И готово дело.

If you want to write a great novel, a really great novel for this society at this present time, start it off as though somewhere or other you are going to get into a good, solid 1.5, and about the time people are shocked by having read that the 1.5 is in existence, you start to trail them off. Then at the end of it, don’t chop it off with death, because death has a certain drama. What you do is bring it down to the end of the line at 0.5 and then just indicate that from here on it trails off unbearably for years and years and years, and maybe won’t ever reach death.

Разумеется, художник не... понимаете, он всегда думает, будто пишет ради собственного удовольствия или что-то в этом роде. (Хотя я заметил, что все они любят поесть.) А он пишет для общества. И писатели выходят из моды. Они никогда не могут понять, почему они выходят из моды, но общество перемещается по Шкале тонов, так что взаимодействие двух точек на Шкале тонов, высокой и низкой, когда эти две точки... он пишет, как бы по-прежнему находясь в той эпохе, когда общество, возможно, было довольно высоко на шкале, но оно незаметно для писателя опустилось по шкале и стало ему неподвластно. И вот он появляется с прекрасным произведением, которым все просто зачитывались бы в 1910 году, и пытается продать его в 1951.

You can sketch any novel on the tone scale against the time of its plot. You can take the tone scale and set it up with a left or right tone vector and you can sketch the plot, and you can see the interplay of the tone scale on it. There is also an interplay of the dynamics. The artist, the writer of the thing, simply injects a randomness so that it doesn’t get too monotonous, and there it is.

Так вот, писатель будет использовать один и тот же сюжет снова и снова, и этот сюжет станет для него статикой; ему это наскучит. И потом он будет говорить всем подряд, как он не любит писать. Все, что ему нужно сделать, – это вернуться назад и подобрать свои выводы о том, что это подходящий сюжет... вспомнить свои выводы... и придумать новый сюжет, который соответствует уровню общества, а затем засесть за работу и всех поубивать. Ничего сложного.

Of course, the artist is always thinking that he is writing to please himself or some such thing (though I notice they all like to eat), but he writes for the society. Writers will go out of style and they never realize why they go out of style, but the society shifts on the tone scale so that the interplay of the two points on the tone scale, high and low, changes. The writer may be writing from an era where it was fairly high, and the society slips out from under him. As a result, he sits there with a beautiful plot that would have sold just fine in 1910, trying to sell it in 1951.

То же самое в живописи. Когда-то был Максфилд Парриш, а сейчас – Сальвадор Дали. Он замечательный малый. Мне нравятся его скелеты и прочие создания... они доставляют мне огромное удовольствие, но, боюсь, только тогда, когда я нахожусь внизу трака времени, в инграмме.

Now, a writer will write the same plot over and overr and it will become a static to him; he will become bored with it and he will go around and tell people how he doesn’t like writing. All he has got to do is go back and pick up his conclusions that this was the right plot — remember his conclusions — and then figure out a new plot that plots against the society. Then get in there and murder them. There is nothing very difficult about it.

Если бы вы захотели превратить искусство в точную науку, вы не стали бы уменьшать величину хаотичности, которую вы можете привнести, и вы не стали бы уменьшать эффективность. Люди думают, что, если вы введете в эстетику какие-то законы, вся эстетика станет статикой. И потому им просто ненавистна эта идея. Поэтому они сохраняют эстетику несколько авторитарной. Но этого не случилось бы, если бы вы принялись за это дело, работая с хаотичностью... просто изучите хаотичности, и тогда вы могли бы рассчитать их замечательнейшим образом. И кто знает, возможно, этот двадцатый век еще породит какое-нибудь художественное произведение. Возможно.

In painting it is the same way. It used to be Maxfield Parrish and now it is Salvador Dali. He is great. I like his skeletons and things; they please me very much — but only when I am at the bottom of the time track in an engram, I am afraid.

В прошлом было создано два-три художественных произведения, но в среде издателей появилось определенное беспокойство по поводу художественной литературы, и это беспокойство проникло также в сферу живописи. Никто не мог создать степень хаотичности, подходящую для аудитории. А потом у порога появлялся шериф, и помимо этого в сфере живописи было множество других мелких осложняющих обстоятельств, так что люди забеспокоились. Поэтому они начали метаться во все стороны. Появился кубизм и так называемый модернизм. На самом деле это беспокойства, это неврозы, это хаотичности, которым не свойственна согласованность даже внутри них самих.

If you wanted to make a precision science out of the arts, you would not decrease the amount of randomity you could introduce and you would not decrease the amount of effectiveness. What people think would happen if you introduced laws of aesthetics is that all aesthetics would then become static, and they just abhor the idea. So they keep aesthetics in a somewhat authoritarian field. This would not be the case if you went along this line with randomity; you would just study the randomities and calculate them very, very nicely.

Вы – по большей части как наблюдатели – посмотрите на какую-нибудь картину Пикассо и... Кстати, я как-то раз был на выставке Пикассо, вместе с одним парнем из Гринвич-Виллидж. Мы вошли туда... был жаркий вечер... а на нем была «потелка» – свитер с высоким воротником, – «потелка» самое подходящее название. Сам я был одет в деловой костюм, и все, кто пришел на эту выставку, были во фраках, горностаевых накидках и вечерних платьях, и это было в самом деле шикарно, это выглядело очень фасонисто. Пикассо настолько хаотичен, что вам нужны деньги, чтобы вы могли оценить его по достоинству.

Who knows — this twentieth century might even yet produce a fiction story. There have been two or three fiction stories produced in the past, but a certain anxiety has come into the publishing field of fiction and into the field of painting. Nobody has been able to hit the right degree of randomity to match their audience. There is the sheriff on the doorstep and there are a lot of other minor complications incident to the field of the arts, so individuals get anxious about it and they start shooting wildly all over the place. You get cubist painting, modernism — so-called — and all these other schools. These are really anxieties, they are neuroses, they are randomnesses which aren’t matched up even against themselves.

И этот художник (этот парень был художником)... мы с ним вошли туда, и мы не заметили, что компания подобралась в самом деле шикарная, пока не углубились внутрь довольно далеко. Но там было еще два-три длинноволосых типа из Гринвич-Виллидж, и мы с этим парнем стали ходить по выставке, просто не замечая толпы, поскольку мне показалось, что люди слоняются будто коровы, которые ничего не ели и не пили много дней. Мы бродили по этой выставке, и там было три этажа – и все Пикассо. Мы с этим парнем останавливались перед каждой картиной, и меня заинтересовал невроз, которым Пикассо, возможно, страдал, но более важно для меня было: зачем он это делал? И я пришел к выводу, что он просто ставил крупномасштабный эксперимент, испытывая различные цвета и формы. Мы с величайшим увлечением ходили там и сям, и этот парень восклицал: «О, ну как же! Здесь столько одухотворенности! Здесь то-то! Здесь се-то!»

I went to a Picasso show one day with a fellow from Greenwich Village. He was wearing a turtleneck sweater and I was wearing a business suit, and everybody who was coming to the Picasso show was dressed in tails and ermine wraps and evening gowns. This was really swell, it was really upstage. Picasso is so thoroughly random that you have to have money to appreciate him.

А я отвечал: «Нет, мне кажется, что у него просто комплекс либидо или что-то в этом роде». Мы поднялись на второй этаж и там так разругались по поводу одной из картин, что достигли статики и на мгновение замолчали. Мы огляделись, и там было около полусотни человек... они шли следом за нами вдоль рядов картин и слушали нас, понимаете? И бог ты мог, они, несомненно, выглядели... некоторые из них усердно пытались выглядеть очень учено. Так что я очень заинтересовался людьми, которые смотрели выставку Пикассо, и сделал несколько заметок... кстати, я написал об этом статью для «Нью-йоркера». А один пожилой мужчина (его притащила туда жена, он явно больше интересовался текстилем или чем-то таким) шел вдоль рядов и очень, очень внимательно рассматривал каждую картину. В конце концов он повернулся – а я стоял там вроде как рядышком – и сказал мне: «Вы знаете, он каждую подписал».

This other fellow was an artist, and he and I went in there and we didn’t notice until we were quite deep into the thing that this was really a swell gathering. But there were two or three Greenwich Village longhairs around there, so he and I went around and we just got oblivious to the crowd because they seemed to be milling around somewhat like cattle do when they haven’t had anything to eat or drink for a number of days. There were three floors of Picasso, and this artist and I would stop in front of each display. I was interested in the neurosis from which Picasso was probably suffering, but more importantly, in why he was doing it. I was coming to the conclusion that it was just a big experiment, as far as he was concerned, whereby he was testing color and design lines.

Что ж, вы видите, какие могут быть трудности с пониманием искусства, если у вас нет никакого знания о хаотичности.

We were going hot and heavy. This artist would say, “Oh, but no! There is so much soul! There’s this! There’s that.”

Так вот, Пикассо достаточно хаотичен... не в такой степени, как многие из них... но он достаточно хаотичен, чтобы стать почти что инграммой. А люди уделяют внимание инграммам.

And I would say, “No, it just merely looks to me like he’s got a libido complex or something.”

Таким образом, то, что вам нужно знать об этом... это взаимодействие движений в жизни, которое дает индивидууму возможность полагать, что он находится в движении. А когда нет взаимодействия движений, а есть лишь однообразие, монотонность движений, индивидуум полагает, что он не находится в движении, а является статикой. Быть статикой означает две вещи: быть мертвым и повиноваться высшей статике. Так что это может означать одновременно «быть мертвым» и

We got up to the second floor, and he and I had such a falling-out about one of the paintings that we reached a static, and we were silent for a moment. We happened to look around and we had about fifty people following us along the line of pictures and listening to us. Some of them were trying hard to look very edified.

«повиноваться команде “Выживай!”». Эти две вещи могут перепутаться. И они действительно перепутываются у преклиров.

So I got very interested in the people who were watching the Picasso show and took a series of notes. I wrote an article for the New Yorker on it. There was one old man whose wife had obviously dragged him there — he was more interested in textiles or something of the sort — and he was going along and looking at each picture very, very carefully. Finally he turned around at the end of the line — I was standing there kind of handy — and he said to me, “You know, he signed every one?”

Вы увидите, что статичность бытия мертвым практически неизменно перепутывается у людей со статичностью Бога – до такой степени, что они начинают думать, будто верить в Бога, или думать о нем, или иметь какое бы то ни было отношение к нему – значит быть мертвым. И они впадают из-за этого в апатию. Вы можете разрешить довольно много кейсов апатии, просто отправив их в то время, когда они были маленькими детьми и кто-то в самом деле вдолбил им мысль об этом. Их вогнали в апатию. Я полагаю, это не то, что должна делать религия.

This shows you the difficulties of art appreciation if you don’t have any kind of a knowledge of randomity.

Но суть в том, что у вас есть статика вот здесь и статика вот здесь. У человека они просто сливаются воедино. И он говорит: «Ага, Бог – это смерть, так-так, а насколько неправым я могу быть? Быть мертвым. Следовательно, если я верю в Бога, я неправ, и единственное решение – это быть атеистом и постоянно твердить, что Бога нет». Что ж, отрицать существование чего-то – это значит по крайней мере вступить в общение с этим. Вы можете наблюдать здесь весьма интересное замешательство.

Now, Picasso is random enough (not as random as many of them) to almost be an engram. And people will pay attention to engrams.

В религии неоднократно осознавали это в прошлом, и они пытаются зажечь религиозную веру, рассуждая о свете и о других вещах. Возьмите, например, Люцифера. Люцифер был богом Европы, пока его не потеснили, поставив на его место другого бога, после чего он стал дьяволом, что означает «маленький бог». Однако культ Люцифера, религия Люцифера пыталась преодолеть эту статику, заявляя, что это движение пламени. В Персии тоже так поступили. И они очень усердно трудились, стремясь дать людям статику, а затем символ, который не является статикой, чтобы люди оказались в такой беспорядочности в связи с религией, что стали бы двигаться и смогли бы бросать монетки на подносы для пожертвований. Ну ладно... Нет, такое в самом деле следует планировать.

What you should know about this, then, is that it is the interplay of motion in the business of living which makes it possible for an individual to conceive that he is in motion. And when you do not have an interplay of motion but have a monotony of motion, the individual conceives that he is not in motion, that he is a static. Being a static is being two things: it is being dead, and it is obeying the highest static. So it could be at the same time being dead and obeying “Survive” The two things can get confused. And they do get confused with preclears.

Так вот, если вы собираетесь иметь дело со статиками, то вы должны противопоставлять им движения или использовать статику как средство создания движения и затем уделять движению по крайней мере столько же времени, сколько вы уделяете статике.

You will find that individuals have almost uniformly confused the staticness of being dead with the staticness of God, to the extent that to believe or think about or have anything to do with God is to be dead. They will go into apathy on this and you can resolve quite a few apathy cases simply by going back to the time when they were little children and somebody really chopped in this concept on them. It put them in apathy.

Возьмите профессоров истории. Все они согласились по поводу той вещи, которую Вольтер назвал «Миссисипи лжи», и здесь нет никакой беспорядочности. Все согласились, что Наполеон сделал то-то и се-то и что Александр Македонский сделал то-то и то-то... я не знаю, что они сделали.

That is not what religion really was supposed to do, I guess, but the point is that here you have a pair of statics, God and death, and the person just merges the two together. He says, “Let’s see, God is death. And how wrong can I be? That is dead. So therefore I am wrong to believe in God and the only solution to this is to be an atheist and to go around saying all the time, “There is no God” To deny the thing is at least to go into communication with it. You will get some very interesting confusions with regard to this whole thing.

Во время Второй мировой войны, в ходе одного из сражений, я заметил, что первые поступающие доклады были примерно такими: «На левом фланге мы наголову разбиты. Мы наступаем в центре, мы наступаем на правом фланге, но нет, на правом фланге нас очень сильно отбросили назад».

Religion has recognized this many times in the past, and they try to spark up religion by talking about light and other things. For instance, take Lucifer: Lucifer was the god in Europe before they moved in another god on him, and he then became the devil, or demon, which means “little god” Nevertheless, the cult of Lucifer, the religion of Lucifer, was trying to overcome this static by saying that it was the motion of flame. They did this also in Persia. They worked pretty hard to give people a static and then a symbol that wasn’t static, so that people would get into randomness with the religion to the degree that they would move (and be able to pay their collection plates!).

• Ну, я как раз прибыл из роты на правом фланге, и на самом деле их не отбросили назад, они наступают.

Now, if you are going to deal with statics, you have to oppose them with motions or use the static as a means of effecting motion and then give at least as much time to motion as you do to the static.

Professors of history, for instance, have all agreed on what one historian called “the Mississippi of falsehood” and there is no randomness about it. Everybody agrees that Napoleon did this and Napoleon did that, and Alexander did this and did that; I don’t know that they did.

In World War II, I noticed in one battle that the first reports that were coming in ran on this order: “Over there on the left we’re smashed to bits?” “We’re advancing in the center; we’re advancing on the right?” “But no, the right has had a very bad setback?” “Well, I just came from a company on the right, and as a matter of fact they didn’t have a setback, they were advancing?” “No?” another guy says, “they were standing still?” “Well, we had a very bad skirmish around that farmhouse up there on Hill 133?” “That farmhouse isn’t on Hill 133, it’s over there a little bit further I know — I was in that action myself and we were licked.”

Другой отвечает:

These good, solid reports come in from all directions.

• Этот фермерский дом не стоит на высоте номер 133, он стоит немного дальше. Я-то знаю, я сам был в том бою, и нас разгромили.

And then the battle is all over — at least the enemy is gone, you aren’t sending forward any more troops, people are bringing out casualties, and so on. Three days go by. The regimental commanders turn in their reports. These reports do not compare one with another — not worth a darn. So a higher echelon gets together and looks over these reports and decides on what happened. They decide what happened and this is the story which is issued to the press and this is the story which will go down in history. But it hasn’t anything to do with what happened.

И эти хорошие, надежные доклады поступают отовсюду, и затем сражение заканчивается... по крайней мере, противник отходит, вы больше не отправляете туда войска, с поля боя уносят убитых и раненых, и сражение заканчивается.

Here is an effort to bring randomness into alignment by an authoritative utterance “. . . it’s mud from there on down”

Проходят три дня. Командиры полков присылают свои доклады. Эти доклады не соответствуют друг другу и не стоят ломаного гроша. И вот командиры высшего звена собираются, просматривают эти отчеты и решают, что же произошло. Они решают, что же произошло, и это становится историей, которая публикуется в печати и в учебниках истории. Но это не имеет никакого отношения к тому, что произошло на самом деле.

You may find an individual pining away, saying something like “Well, I want to leave vaudeville and go and buy me a little chicken farm and settle down and be contented for the rest of my life.”

Здесь мы видим усилие упорядочить беспорядочность посредством авторитарного заявления. И дальше под этим – одна сплошная грязь.

God help him if he ever acquires the chicken farm, because it hasn’t got enough randomness in it. The fellow is using a static goal with which to oppose a life which has too much randomness in it: “You’re on now, Mr. Smith?” “Curtain!” “Pack your trunks and leave for Ohio” and that sort of a thing. The fellow has a lot of motion, he is going in all directions, his goals aren’t defined, vaudeville is liable to fold up some day (he says he didn’t know about television) and so on, so he says, “Ah, for a nice static — for a nice chicken farm”

Так что вы видите, как кто-нибудь тоскует, говоря: «Я хочу уйти из варьете, купить маленькую птицеферму, поселиться там и спокойно прожить остаток дней».

One sailor says, “I’m going to put an oar over my shoulder and start walking inland”

Что ж, да поможет ему бог, если он обзаведется птицефермой, ведь там недостаточно беспорядочности. Но этот человек использует статичную цель, чтобы противопоставлять ее жизни, в которой слишком много движения. Знаете: «Ваш выход, мистер Смит». «Занавес». «Собирайте чемоданы и отправляйтесь в Огайо». Что-то такое, понимаете? Так что вы получаете много движения... движение, движение, парень мечется во всех направлениях сразу. Его цели не определены, варьете когда-нибудь закроют... он говорит, что не знал о существовании телевидения, и так далее. И вот он говорит: «О, если бы у меня была замечательная статика, замечательная птицеферма!»

The other sailor says, “Why?” “Well, when I get to a place where somebody asks me ‘What’s that thing on your shoulder?’ I’m going to settle down for the rest of my life.”

Моряк... знаете, моряки – это чертовы глупцы... один моряк говорит:

Sailors have done this, or degrees of it, and they have settled down. But after a month or two or three or four, they find themselves back at sea again. Why? Ships are miserable; the sea is a miserable place to be — there is no doubt about this. Ship’s officers are at best severe. Yet the fellow goes back to sea. This is an odd thing. The sea poses, much like the Kansas prairie, a randomness of weather and mood which never lets one get very bored. You don’t quite know what is going to happen next in the way of weather. That introduces a randomness. Furthermore, destinations can be shifted and all sorts of things can happen. This is action!

• Вот возьму, перекину весло через плечо и пойду вглубь суши. Другой говорит:

Individuals, by the way, who will seek physical action as an outlet for a desire for randomness are generally fairly healthy. But people back up to a point where they will only read about looking for it, and they go to the office at nine and get off at five, and in to the office at nine and off at five, day after day. There is no randomness about it at all.

People might say, “I wish I could go down to the South Seas and sit on a small island for the rest of my life and do nothing but eat coconuts” or something like that. That is one response.

There is another response to exactly the same thing, and this response has its source in a static existence: The fellow says, “I wish I was dead” There is no difference.

Что ж, моряки поступали так – или делали что-то подобное – и поселялись в этих местах. Но спустя месяц, два, три или четыре они снова оказывались в море. Почему? Жизнь на кораблях скверная. Море – это скверное место. В этом нет сомнений. Офицеры на кораблях в лучшем случае суровы. И все же вот он, этот парень, снова в море. Странно. В море – как в канзасской прерии – присутствует беспорядочность погоды и настроения, которая никогда не дает вам слишком соскучиться. Вы отправляетесь в прерию или в море – вы не можете точно предсказать, как изменится погода в следующий момент. Что ж, это вносит беспорядочность. Более того, пункты назначения могут перемещаться, и могут происходить всевозможные вещи. Здесь присутствует действие!

It is very easy, then, for a paradise to consist of a static which is a point where there is unending and unendurable pleasure, as in Mohammedanism, and for a fellow to be dead when he is there. Do you see how this thing figures out? It is a static, so they pose everything that has to do with a static on it.

Кстати, те, кто стремятся к физическому действию как к отдушине, из жажды беспорядочности, обычно довольно здоровые люди. Но наступает момент, когда они только читают о стремлении к этому. Человек приходит в офис к девяти часам, уходит в пять, приходит в офис к девяти и уходит в пять, приходит в офис к девяти и уходит в пять, день за днем – никакой беспорядочности.

A fellow can go into a static by doing the same action too many times over. Randomness starts from a static.

Теперь он мог бы сказать: «Хотел бы я... хотел бы я отправиться в Южные моря, и просидеть остаток жизни на маленьком островке, и ничего не делать, а только есть кокосы» – что-то такое. Это одна реакция. Возможна и другая реакция на ту же самую ситуацию. Ее источник – в статичном существовании. Человек говорит: «Хотел бы я быть мертвым». Никакой разницы, понимаете?

Then there is volume. A low volume of randomness gets into interplays, and people will enjoy it. When one gets into high volume of motion it is an engram. So it isn’t motion that makes the engram, it is volume of motion. Do you get the idea?

Поэтому рай запросто может быть статикой, местом, где человека ждет бесконечное, невыносимое удовольствие, как в магометанстве, и человеку, находящемуся там, очень легко быть мертвым. Видите, как это получается? Это статика, так что они помещают туда все, что имеет отношение к статике.

For instance, a fellow stands up and all of a sudden a bullet hits him or something like that. He has struck too much randomness to support.

Таким образом, в состояние статики можно перейти, повторяя одно и то же действие снова и снова слишком много раз. Это очень интересно. Я уже говорил об этом вчера в связи с обучением и различными другими факторами.

Now, the whole subject of randomity would be incomplete without understanding that it is nothing more nor less than randomity which is pain. Pain is randomity; it is a variety of randomity. It has volume and it damps out aligned motion. Anything which has volume and damps out an aligned motion is pain. Therefore people talk about mental pain as well as physical pain.

Беспорядочность начинается со статики, и здесь у нас нет интенсивности. Низкая интенсивность может присутствовать в самых разнообразных взаимодействиях, и людям она понравится. Когда интенсивность движения становится высокой... это здесь, ближе к центру, и это инграмма. Так что инграмму создает не движение, а интенсивность движения. Вы понимаете?

A fellow puts his hand on a hot stove — the stove is vibrating at such and such a rate and the cells in his fingers are vibrating at a much slower rate — and he withdraws his hand because the randomity of the stove has cut down the motion of his fingers. It has speeded it up to zero or it has slowed it down to zero; it doesn’t matter which way you go, you reach zero on randomity — zero motion or a static.

Вот стоит какой-то малый, и внезапно бам! – в него попадает пуля, что-то вроде этого. В этот момент он сталкивается со слишком большой беспорядочностью, чтобы это перенести.

Pain is always loss of aligned motion. The loss of aligned motion is always pain. The effort of the individual to hold on to an aligned motion causes him to hold on to the pain. He will actually hold on to the randomity because he doesn’t want it to go.

Так вот, весь этот разговор о беспорядочности, о хаотичности будет незавершенным, если мы не поймем, что это не что иное как хаотичность, то есть боль.

What life does with motion in general it also does with pain, because pain is merely an intensified and more random motion. The first thing that life does about pain is to throw it back and employ it as conquered, converted effort. It gets motion coming in and it throws it right on out again.

«Боль» – это хаотичность. Это разновидность хаотичности. У нее есть интенсивность, и она гасит упорядоченное движение. Что угодно, что имеет интенсивность и гасит упорядоченное движение, является болью. Поэтому люди говорят как о душевной боли, так и о физической.

Man is pretty good. He can post his mind out someplace, and he has learned to handle machines and things, so when some motion comes along he can change the direction of this motion. Something comes in and touches him and he rediverts it or redirects it as his first effort. His first effort is to catch it and throw it away.

Парень кладет руку на горячую плиту, плита вибрирует с такой-то и такой-то частотой, клетки в его пальцах вибрируют с такой-то и такой-то частотой, он отдергивает руку, поскольку хаотичность плиты нарушила движение в его пальцах. Она ускорила его до нуля или замедлила его до нуля... не имеет значения, как это происходит, вы достигаете нулевой хаотичности, нулевого движения, или статики. Боль

This is very important, what I am telling you now, because you are going to be looking for just this point above other points as you are running Effort Processing.

– это всегда потеря упорядоченного движения. Потеря упорядоченного движения – это всегда боль.

In comes pain with volume, and his first effort is to throw it away. If it comes in a little more deeply than that — he feels it a little more intensely — he says to himself, “I can’t use this but I’ll damp its action and throw it away” There must be too much randomity in it for him to handle its action and throw it away, so he will bring it in and damp its action and throw it away. But the dampening of the action permits him to throw it away, get rid of it — push the stove away, do something with this effort.

Усилие человека держаться за упорядоченное движение заставляет его держаться за боль. Он в самом деле будет держаться за хаотичность, поскольку не хочет, чтобы она исчезла.

The next step is to hold it and dampen it in the hope that he will then be able to throw it away. In comes a pain source and the fellow damps it out. He knocks off the motion on it. He is using his motion to counter its motion. The mind will actually direct an impulse toward doing each one of these steps, and you will be able to find that impulse in Effort Processing.

Так вот, то, что Жизнь делает с движением в целом, она делает и с болью, поскольку боль – это просто более интенсивное и более хаотичное движение. Первое, что Жизнь делает с болью (я рассказывал вам об этом на днях), – это отбрасывает ее назад и использует в качестве завоеванного, преобразованного усилия. Понимаете, к ней поступает движение, и она тут же его отбрасывает.

Next, the pain comes in and is too much for him. He holds it, all right, to damp it out as a motion, but it overwhelms his control center. The control center at this moment says, “I have been superseded. The war department has just sent in a new general” and - it sort of, out of randomity, waits for the new order to take over.

Так вот, человек действует очень умело. Он может поместить свой разум где-то тут. Появляется какое-то движение, а он умеет обращаться с машинами и прочими вещами, так что он может изменить направление этого движения. Это один вариант. Что-то появляется и прикасается к нему, и его первое усилие – отклонить или перенаправить это. Первое усилие – поймать это и отбросить. То, что я вам сейчас говорю, очень важно, поскольку в ходе «Процессинга усилия» вы будете искать в первую очередь именно это.

Now, if unconsciousness takes place, the control center is to some slight degree superseded. People making statements and doing other things around this individual are then in control of him. This is the evolution of epicenters; each epicenter came into being in just this fashion. A great number of these pains came in and overwhelmed the individual — they took over.

Появляется сильная боль, и первое усилие человека – отбросить ее прочь. Если она проникает глубже – немного глубже, – он чувствует ее немного острее и как бы говорит себе: «Я не могу использовать ее, но я ослаблю ее действие и отброшу прочь». Понимаете, должно быть, в него внедряется слишком много хаотичности, чтобы он мог справиться с ней и отбросить, так что он впускает ее внутрь, ослабляет ее действие и отбрасывает. Но если он ослабит ее действие, это опять-таки позволит ему отбросить ее прочь, понимаете? Избавиться от нее. Отпихнуть плиту, сделать что-то с этим усилием.

On the next step down, if the individual is trying to hold this pain and he finds out he can’t do anything about it to dampen it out, he tries to speed up or slow down in some fashion to equalize with it. This is the source of change of position on the tone scale: his effort to equalize with these counterefforts.

Следующий шаг – удержать ее и ослабить в надежде на то, что затем он сможет отбросить ее прочь. Появляется источник боли, и парень говорит: «Ослабни». Он вышибает оттуда движение. Он использует собственное движение, чтобы противостоять этому движению. И разум будет генерировать импульс, направленный на выполнение каждого из этих шагов. И вы сможете найти этот импульс во время «Процессинга усилия».

He may also adopt this course: He may take a local effort area and hold the pain and then go out of contact with the area of the pain. The pain will come in, then he will go out of contact with the area while it holds the pain. Therefore a fellow can go out of contact, for instance, with his knees: his knees hurt severely and he goes out of contact with them. But the blood flow through them is now cut off of a supply line; they are just being denied by the control center. The control center says, “I’m still damping out the pain in that area” and it cuts off the flow, so the fellow gets arthritis or something like that.

Теперь допустим, что появляется боль слишком сильная для человека. Он удерживает ее как движение, чтобы ослабить, и она раздавливает его контролирующий центр. В этот момент контролирующий центр говорит: «Меня заменили. Министерство обороны прислало нового генерала» – и как бы покидает область хаотичности, ожидая новых приказов.

And the last thing that the person does with this incoming pain, this incoming vibration (we can use those words interchangeably: pain, vibration, randomity with volume) — when he has found out he can’t throw it back, he can’t hold it and damp it, he can’t localize off the area and he can’t equalize with it by cutting its vibration down a little bit and raising his own a little bit and so live with it — is that his own organism goes into the vibration rate and the randomity rate of that pain. That is succumb.

Так вот, если имеет место бессознательность, то контролирующий центр оказывается в какой-то небольшой степени замененным. Люди, которые говорят что-то и делают прочие вещи рядом с человеком без сознания, в это время управляют им. Ведь, понимаете, эволюция эпицентров... каждый из эпицентров появился именно таким образом: большое количество этих болей появлялось, раздавливало человека, захватывало власть над ним.

The next step down is apathy. That is where a new control center can really be thrown in. That is a really good engram. The command center is out; the body has succumbed to a new rate of motion, it is overwhelmed, it cannot persist against this, so immediately down the tone scale goes the individual’s belief in his effort to control his environment, because he cannot handle — start and stop — the motion in that environment. He can’t do this and therefore his tone comes down.

Теперь идет следующий шаг: он пытается удержать эту боль и обнаруживает, что не может ничего сделать, чтобы ослабить ее, поэтому он пытается сам ускориться или замедлиться каким-то образом, чтобы сравняться с ней. Вот причина изменения положения на Шкале тонов: его усилие сравняться с этими контрусилиями.

A person’s tone goes down in direct ratio to his belief in his ability to handle motion. You could also say this: A person must be dangerous to motions. Any motion that comes in his direction will either be used or kicked straight away; that is being dangerous. A person considers he has good self-confidence when he feels this way. It doesn’t matter what motions of a hostile nature come into his environ, he will immediately be able to damp them out, convert them or get rid of them. He can handle them.

Кроме того, он может избрать следующий образ действий: он может взять область локальных усилий, взять боль и сказать: «Теперь мы...» Он прервет контакт с областью боли. Появляется боль... бум! И он прерывает контакт с этой областью на то время, пока она содержит боль. Замечательная система, понимаете? Таким образом, человек может прервать контакт со своими коленями. Колени сильно болят, он прерывает контакт с ними, а через них протекает поток крови, и теперь колени отрезаны от линий снабжения и всего остального. Контролирующий центр просто отрицает их существование. Он говорит: «Я по-прежнему ослабляю боль в этой области». И он... поэтому возникает артрит или что-то в этом роде.

Only when those motions have swamped him a few times does the command center say, “Well, we had high hopes that this life would be the one, but it obviously isn’t. We have to evolve a newer form”

И последнее, что делает тело с поступающей к нему болью или вибрацией (эти слова взаимозаменяемы: боль, вибрация, интенсивная хаотичность... поступающая боль): человек видит, что он не может отбросить ее, не может удержать ее и ослабить, не может локализовать эту область... он выполняет эти действия последовательно. Он говорит: «Ну, может быть...» Он не может сравняться с этим, понимаете, немного уменьшить вибрацию этого и немного усилить собственную и таким образом перетерпеть это или же немного усилить вибрацию этого... то есть немного усилить собственную вибрацию, чтобы сколько-нибудь сравняться с этим... он не может сделать ничего из этого. После чего он обнаруживает, что в его собственном организме начинается вибрация той же частоты и хаотичность того же уровня, что и в этой области боли. И это означает сдаться. Следующий шаг вниз – это апатия. И в этот момент можно действительно вводить в действие новый контролирующий центр. Это по-настоящему солидная инграмма. Командный центр вышел из строя, тело сдалось новой скорости движения, оно раздавлено... не может этому сопротивляться. Сразу же после этого опускается по Шкале тонов вера человека в свое усилие контролировать окружение, поскольку он не смог справиться с движением в этом окружении, не смог начать и остановить это движение. Он не смог сделать это, поэтому его тон понижается.

Now, let’s go over those rapidly: (1) he tries to throw it back and employ it as a conquered, converted effort; (2) he throws it back with its action damped; (3) he holds it and dampens it, lets it in but channels it; (4) he tries to equalize with it, to endure; (5) he suffers it localized and lets it destroy that localized area; (6) he succumbs to its vibration rate — agrees to the counter-effort motion. It has taken over; it is now the thing, and he “believes” on this level.

Тон человека понижается вместе с его верой в собственную способность справляться с движением.

It is interesting that an individual’s operation and action in life with thought and with the activities of other people around him compare on this tone scale. If a fellow is fairly well up the tone scale and somebody comes along with a lot of chit chat, he chucks it back in their teeth, very cheerfully sometimes. If he is way up the tone scale, you can tell him almost anything, call him almost anything, and you will find yourself rocked back on your heels. Smart cracks or something like that, he will hand back to you at four or five times the smart-crack volume. It is dangerous to chitterchat around with an individual like that if one has a thin skin, because he doesn’t care much what he turns back. Anything that will come at him he will throw back if it is even faintly on a too-much-randomity basis. He can handle a lot of randomity. This individual will also aid and assist an aligned effort; he is good at that. But anything that threatens to be or would ever become pain, whether verbal or in action in his environ or in actual physical contact, he will handle it in that fashion.

Человек должен быть... вы могли бы так сказать... опасным для движений. Тогда любое движение, которое приближается к нему, будет либо использовано, либо тут же отброшено. Вот что значит быть опасным. Человек считает, что у него неплохая уверенность в себе, когда он ощущает себя таким образом. Неважно, какое враждебное движение появится в его окружении, он сможет тут же остановить его, преобразовать его, избавиться от него... он может с ним справиться.

On the next level, he would have a tendency to become antagonistic, angry. In comes the pain and he damps it and throws it back. Only there is no great lift to it. He says, “You’re not so hot either” and that sort of thing.

Только когда эти движения захлестнули его несколько раз, командный центр скажет: «Мы питали большие надежды, что эта жизнь будет... что надо, но это, очевидно, не так... придется эволюционировать по направлению к новой форме».

The next step down the tone scale is endure. That is below 1.5, but endurance — because there is randomity as long as a person is alive — has these occasional resurgences. So he tries to flick back a little bit of this pain. That is covert hostility.

Сейчас я быстро зачитаю эти моменты, а вы сможете проверить свои записи: Первое, что организм делает, – это пытается отбросить движение и задействовать его в качестве завоеванного, преобразованного усилия. Второе – отбросить его назад, ослабив его действие. Третье – удержать его и ослабить, впустить его внутрь, но направить по каналам. Далее – попытаться сравняться с ним, перетерпеть. Пятое – страдать от локализованного действия, позволяя ему уничтожить локализованную область. И шестое – сдаться его частоте вибрации... согласиться с движением контрусилия, что то же самое. Над организмом взяли верх, теперь он эта вещь, и на этом уровне он верит.

Down a little lower the person just goes into grief.

Интересно, что действия человека в жизни по отношению к мысли и по отношению к деятельности других располагаются на Шкале тонов подобным же образом.

And when he hits (6) he succumbs to its vibration rate; he is in apathy.

Когда человек находится довольно высоко на Шкале тонов и кто-то подходит к нему и начинает сплетничать, он бросает это ему обратно прямо в физиономию. Причем иногда он делает это очень весело. Если он очень высоко на Шкале тонов, вы можете сказать ему что угодно, обозвать его как угодно... и в следующий момент вы сядете на пятую точку. Он просто берет и... вжик! Остроумные шуточки или что-то в этом роде... что ж, он ответит в пять раз остроумнее. Опасно болтать всякую ерунду рядом с таким человеком, если вас легко уязвить, поскольку он не особенно заботится о том, что возвращает обратно... что угодно, что поступает к нему, если в этом есть хоть какой-то намек на слишком большую хаотичность... он может справиться с огромной хаотичностью. Помимо этого, такой человек будет помогать и содействовать упорядоченному усилию, у него это хорошо получается. Но если в его окружении появится что угодно, что угрожает ему или может причинить боль – будь то слова или действия, – или если нечто подобное вступит с ним в физический контакт, он справится с ним таким вот образом.

Compare the hypnotic band with this scale, and more importantly, compare emotion with motion.

Следующий уровень: человек склонен впадать в антагонизм, гнев. Появляется боль, и – ухх! Только здесь нет какого-то душевного подъема. Он говорит: «Ну, и ты не очень-то крут» – что-то в этом роде.

Emotion and motion are interdependent. Emotion is nothing more than the rate and randomness of the motion. It has a mechanical aspect depending upon glands and physical structure. It has an aspect of muscular tension or lack of tension. So you can add a couple or three new columns on the tone scale. One of them is muscular tension.

Следующий шаг вниз по Шкале тонов – это «Терпеть», и это ниже 1,5. Но на уровне терпения – поскольку, пока человек жив, здесь присутствует хаотичность – иногда возрождаются попытки противодействия. И такой человек попытается как бы щелчком отбросить частичку этой боли. Что ж, это скрытая враждебность.

The individual in the process of throwing it back has resilience; his muscles will have a resilience. They can still operate on a more or less optimum basis.

Мы опускаемся немного ниже, и здесь человек просто впадает в горе.

The next point is where he is damping it a little bit and sending it back — conservatism. There is a little more tension needed in the muscles to do that.

А когда он оказывается на шестом уровне, он сдается частоте вибрации – он в апатии. Сопоставьте диапазон подверженности гипнозу с этим диапазоном. И, что более важно, сопоставьте эмоцию с движением.

As the motion comes in and is held and damped, you have depository illnesses — tone 1.5: anger, destruction. What he is trying to do is destroy a motion and his emotion to destroy it is manifested as anger. Get the muscular tension; it is clamped down on this sort of thing. It is the musclebound sort of reaction. You could never get a high 1.5 elan of destruction. A person doesn’t go out all loose-muscled and lace things up. No. Destruction, when accomplished out of an emotional band at 1.5, is mostly a musclebound proposition. It is blunt, ineffective, inefficient, and so on, because the muscular reaction isn’t loose; it can’t even let go its motion.

Эмоция и движение взаимозависимы. И эмоция – это не более чем скорость и беспорядочность движения. У нее имеется механический аспект, связанный с железами и физической структурой. Имеется и такой аспект, как напряжение мышц или его отсутствие, так что вы могли бы добавить еще пару-тройку столбцов к таблице Шкалы тонов. Один из них – напряжение мышц.

If you had realized this when you were a child and got in a flock of fights, you really could have fixed people up. All you would have had to do was not get mad and get the other fellow very mad, and if you got him mad enough he wouldn’t even be able to hit you so the blow would sting, because if you get a person mad enough he will congeal. He will just freeze. What he is trying to do is dampen motion with his own muscles.

Человек делает вжик! отбрасывая что-то назад. Что ж, это эластичность, его мышцы будут эластичными. Они по-прежнему могут действовать более или менее оптимально.

The next level down is to equalize with it. Here there is resilience. You tell this person so- and-so and he agrees with you quickly. There is no reason, no real ARC, in it. You say, “Blackberries are red when they are green” and he says, “Yes, yes. Oh, absolutely. You’re wonderful” You start vibrating on the rate of “Oh, I’m so sad” and he says, “I’m so sad” In other words, his motion will go into your motion rate, because thought is merely extensional motion. Thought is formed by earlier actions.

Следующая точка на шкале – это, конечно, та, где человек слегка ослабляет это и отправляет назад. Знаете, консерватизм? Здесь присутствует немного большее напряжение мышц, чтобы сделать это.

A person can be punished down to this line of belief in just one thing — belief that he has to agree. Belief in having to agree comes about by being put at a vibration rate in life where one has to vibrate to any motion that comes along.

Далее, когда поступающее движение удерживают и ослабляют, мы наблюдаем заболевания, связанные с отложением веществ... 1,5... удерживание, гнев, разрушение. Человек пытается уничтожить движение, и его эмоция, направленная на разрушение этого движения, проявляется как гнев. Напряжение мышц... он просто пресекает это. Мышцы как бы деревенеют. В тоне 1,5 вы никогда не увидите воодушевленного разрушения. Чтобы такой человек расслабил мышцы и пошел нападать на все подряд – не-a. Нет.

Some fellow with a psychosomatic illness comes along to an individual at 1.1 and the 1.1 gets it, because he has to go along on this same emotional rate.

Разрушение, производимое в диапазоне 1,5, сопровождается почти полным отвердеванием мышц. Оно осуществляется грубо, неэффективно и так далее, поскольку мышцы не раскрепощены... человек не отпускает даже собственное движение. Если бы вы поняли это, когда были детьми и ввязывались во множество драк, вы бы действительно могли разделывать других под орех. Все, что нужно, – это не злиться самому и очень сильно разозлить противника, и если вы разозлите его достаточно сильно, он даже не сможет больно ударить вас. Ведь если достаточно разозлить его, он застынет. Он просто закоченеет! Он пытается ослабить движение при помощи собственных мышц, так что вы управитесь с человеком из этого диапазона.

The emotion merely denotes the degree and ability of the individual to handle motion. That is all. And if you want to put anybody on the tone scale, any place you want to put them, you just give them that kind of motion. Start giving them the kinds of motion they have to dampen and you will make a 1.5. Give them the kind of motion they have to agree to and you will make a 1.1. Give them the kind of motion which has to be localized, where they have to chop off communication to various parts of their body, and they will come down to about 0.8. And if you fix it up so that when they get a motion they have to vibrate to it, you get a 0.5.

На более низком уровне человек сравнивается с движением. И вот это, я понимаю, эластичность! Вы что-то говорите ему, и он быстро с вами соглашается. Здесь нет разумности, нет настоящего АРО.

All you have to do is take a little child and every time he tries to initiate a motion, don’t let him, and you will make him succumb. As long as he wiggles, hold him. Any effort he tries to put forward — wiggle, get out from under, anything else — squash it, dampen it right there. You can tailor-make a 0.5 just by doing that. Simply keep that up for a few months. The child wants to go somewhere, stop him. He still tries to go there, you really brace him back and give him a counter-motion for every motion he tries to make. You will eventually get him to a point where all you have to do is say “Jump” and he will jump. You can get him to a point where he is “normal”

Вы говорите: «Ежевика красная, когда она зеленая». А он отвечает: «Да, да. Конечно. Вы изумительны».

You can put this child down on a 0.4, 0.33 level by just knocking him out every time he makes a move that you don’t like, or that appears to be a free motion on his part. He makes a motion, you knock him out — simple. He will wind up in pretended death because you have approximated death so often.

Вы начинаете вибрировать на частоте «О, мне так грустно». И он скажет: «Мне так грустно».

All death is, is succumbing to a motion rate; everything starts vibrating in agreement with the motion which is assaulting the individual. When an individual goes into death throes, he is ordinarily merely dramatising a past death where his limbs were actually moved, just exactly as they are moving in those death throes. You could make a study of that sometime; it is a nice cheerful subject. You as auditors may be making a study of it whether you like it or not. So, there is emotion. It is quite by accident that these two words — motion and emotion — match up; it is just a fluke. But somebody, someplace back down the track of the English language, said, “You know, there is something similar between these two things?” It doesn’t compare that way in other languages that I know about. But there is the key to the problem.

Иными словами, его движение примет скорость вашего движения. Ведь, понимаете, мысль – это просто опосредованное движение. Мысль формируется за счет более ранних действий.

Now, if you want to find an individual’s position on the tone scale, test his muscles. They will be above or below optimum, either on the fast or the slow side, so as to denote what he is trying to do with motion.

Таким образом, человека можно низвести наказаниями на тот уровень, где он убежден в одном: в том, что он должен соглашаться. Так он и говорит. Что ж, вот как возникает это убеждение: в жизни человек был вынужден каждый раз вибрировать с той частотой, с которой вибрирует всякое появляющееся движение.

You can also pick out where a fellow is stuck, because the whole band of the tone scale is not really a summation of what happens to the individual overall so much as an indicator of where he is stuck, in what. You can pick out whether or not he has already succumbed to the motion or what point of the engram he is in by the residual tension in his muscles.

Какой-нибудь парень подходит к человеку в тоне 1,1 и подхватывает психосоматическое заболевание. У того человека есть психосоматическое заболевание. Парень оказывается поблизости от носителя этого психосоматического заболевания в тоне 1,1 и подхватывает его – бац! Он заболевает этим – бамс! – что бы это ни было. Ведь он должен принять ту же эмоцию. Эмоция, движение... Слово «эмоция» обозначает просто способность человека справляться с движением... вот и все.

Evidently the muscular reaction is what monitors glands. I made a study of glands for about a year and found some very interesting things about them. They won’t buck the mind; they won’t even begin to. You give a fellow big shots of adrenalin or something like that and you get a funny kind of a reaction: you give him the same amount of adrenalin in sequence over many days, and it very shortly goes down below normal and then equalises on his residual muscular tension — over, under, flat. This works out with testosterone, it works out with estrogen, it works out with pituitary extract — everything. It is fascinating. You have just about as much chance of monitoring a human being with glandular extract as you have of flying to the moon on a washboard.

И если вы хотите поместить кого-то в определенную точку на Шкале тонов – куда угодно, – вам нужно просто направлять ему соответствующее движение. Начните направлять ему движение, которое он вынужден ослаблять, и вы получите 1,5. Направляйте ему движение, с которым ему придется согласиться, и вы получите 1,1. Направляйте ему такое движение, что он будет пытаться локализовать его, как бы отсекая различные части своего тела, и он опустится примерно до 0,8. А если вы устроите так, что, когда к нему поступает движение, он вынужден так же вибрировать в ответ, вы получите 0,5.

But when you cut off this glandular extract it gets grim; you can practically kill a man that way. If you just give him heavy quantities of glandular extract until he equalises on a heavy quantity of it, what he is doing is cutting down his own secretion from that gland, and he is also inhibiting the intake and doing things with that.

Все, что нужно, – это взять маленького ребенка... каждый раз, когда он пытается начать движение, не позволяйте ему это сделать. Заставьте его сдаться! И пока он извивается, удерживайте его. Когда он пытается приложить какое-то усилие, ерзает, хочет высвободиться, что угодно – стисните его, ослабьте это движение тут же. Вы сможете получить тон 0,5 как по заказу, просто делая это. Просто продолжайте в таком духе несколько месяцев. Ребенок хочет пойти туда. О, нет, остановите его. Остановите его. Он по-прежнему пытается пойти сюда – оттащите его обратно. Направляйте ему контрдвижение на каждое движение, которое он пытается совершить, и вы в конце концов доведете его до того, что вам нужно будет лишь сказать: «Прыгай!» – и он прыгнет. Вы доведете его до уровня «нормального».

By the way, glandular-extract-injections make cysts more often than not; the body just walls the stuff up — it doesn’t want anything to do with it.

Вы могли бы довести этого ребенка до 0,4 или до 0,3, просто «отключая» его ударом каждый раз, когда он пытается двинуться. Просто и эффективно. Всего лишь отключайте его ударом каждый раз, когда он делает какое-то движение, которое вам не нравится или которое похоже на свободное движение с его стороны. Он делает движение – нокаутируйте его. Просто. Он окажется в тоне притворной смерти, поскольку вы так часто приближали его к смерти.

Then when you all of a sudden take the person off the extract, he has stopped making it and that hits him — hard! But the body gradually comes back and recovers.

Вот все, что представляет собой смерть: человек сдается скорости движения и... все начинает вибрировать в согласии с движением, которое атакует его. Когда у человека начинаются предсмертные судороги, он обычно просто драматизирует прошлую смерть, когда он двигается... его конечности двигались именно так, как они двигаются в предсмертных судорогах сейчас. Вам стоило бы поизучать это как-нибудь, это милая, веселая тема, и, кстати, вы будете изучать это, нравится вам это или нет.

You can do almost anything you want with glandular extract, but only over a very short period of time. What evidently happens with the glands is there are two monitor systems: The pituitary evidently has catalysts that are thrown into the bloodstream by the mind, by thought or something of the sort, and they trigger the glands. The other system is simply body tension. You get enough tension on the body and it will squirt out so much adrenalin. It is probably as simple and elementary as that.

Так вот, есть эмоция. По какой-то случайности эмоция и движение соответствуют друг другу. Это, в общем-то, случайность, что в английском языке эти два слова – emotion (эмоция) и motion (движение) – похожи. Просто счастливая случайность. Но кто-то говорящий по-английски когда-то на траке сказал: «Знаете, эти две вещи чем-то схожи». А в других известных мне языках такого соответствия нет. Но именно здесь содержится ключ к проблеме.

If the second one were true, you should be able to massage a glandular area and increase the amount of glandular secretion in the area. I don’t know that anybody ever tried it. What you would do is just try to get a person with diabetes, for instance, to get well simply by massaging the pancreas. Who knows? Doctors don’t.

Так вот, если вы хотите выяснить положение человека на Шкале тонов, проверьте состояние его мышц. Их напряжение будет насколько-то сильнее или слабее оптимального, реакция быстрее или медленнее, и это укажет на то, что человек пытается делать с движением.

Anyway, I want you to put five stars on this motion-and-emotion proposition for this excellent reason: This is the way you take apart the effort in an engram. The key to it, the key to the emotion of the individual, the key to the whole process, is motion, emotion and the interplay of epicenters. When you get those three items down pat, you start to take an engram apart and there is nothing to it. This is all you are shooting for, really, in engrams.

Вы можете также распознать, где человек застрял, поскольку весь диапазон Шкалы тонов показывает не столько то, что происходит с движением в целом, сколько где, в чем человек застрял. И вы можете распознать, сдался ли он уже движению и в какой точке инграммы он находится, по остаточному напряжению его мышц.

Очевидно, мышечная реакция – это то, что управляет деятельностью желез.

Я примерно год занимался изучением желез и узнал о них несколько очень интересных вещей. Железы не сопротивляются разуму. Они даже не пытаются. Введите парню большую дозу адреналина, что-то вроде этого, и вы получите такую реакцию: нормальный уровень, вы делаете ему инъекцию... только продолжайте делать ему инъекции. Сделайте ему инъекцию здесь, здесь, здесь, здесь... одна и та же доза, одна и та же инъекция. Вводите ему одну и ту же дозу, делайте все эти инъекции регулярно в течение стольких-то дней, и вот как на него будет действовать адреналин: уровень скоро, очень скоро упадет ниже нормального, а затем стабилизируется в соответствии с остаточным мышечным напряжением... выше, ниже, ровно. Так происходит с тестостероном, с эстрогенами, с вытяжкой из гипофиза... полный набор из свиньи Армора. Поразительно. Шансов управлять человеческим существом при помощи вытяжек из желез – не больше чем долететь до Луны на стиральной доске.

Да?

Женский голос: А что происходит, если прекратить инъекции? Получаете ли вы еще одну...

О, если их прекратить... Это ужасно. Вы так можете чуть ли не убить человека. Вы так можете чуть ли не убить его. Если вы вкалываете ему вытяжку из желез, вытяжку из желез... большие дозы, пока состояние не стабилизируется... что он делает, так это уменьшает выделение собственных гормонов из соответствующей железы, а кроме того, он блокирует их потребление и делает прочие подобные вещи. Кстати, от инъекций гормонов очень часто образуется киста. Тело просто отгораживает это вещество стенками... не хочет иметь с ним никакого дела. А потом вы вдруг пток! – и прекращаете инъекции. Бах! Через некоторое время тело постепенно восстанавливается. При помощи вытяжек из желез вы можете делать практически что угодно в течение короткого промежутка времени, очень короткого промежутка.

С железами, очевидно, происходит вот что. Существует две следящие системы. Гипофиз, по-видимому, вырабатывает катализаторы, которые разум выбрасывает в кровь посредством мысли или чего-то вроде этого, и они активизируют ту или иную железу. Другая система – это просто напряжение тела. Напряжение достигает достаточного уровня – и впрыскивается столько-то адреналина. Это, вероятно, настолько просто.

Если второе утверждение верно, можно было бы помассировать область, в которой находится та или иная железа, и усилить выброс гормонов в этой области. Не знаю, пытался ли кто-то сделать это, поскольку можно было бы попытаться вылечить диабетика, просто массируя область поджелудочной железы. Кто знает? Во всяком случае, не врачи.

Как бы там ни было, я хочу, чтобы вы поставили рядом с этим материалом о движении и эмоции пять звездочек. И на то есть веская причина (я расскажу об этом во второй части этой лекции): таким образом вы разбираете на части усилие в инграмме. Ключом к этому, ключом к эмоции человека, ключом ко всему процессу является движение, эмоция и взаимодействие эпицентров. И когда вы усвоите эти три вещи как следует, вы начнете разбирать инграммы на части – проще простого. В действительности это и есть то, на что вы нацеливаетесь, работая с инграммами.

Ладно, давайте сделаем перерыв.