How are you today?

Как дела? Спасибо.

Thank you.

Что ж, сегодня уже второй день конгресса; по-моему нам пора взяться за дело и перестать валять дурака, перестать вести разговоры о религии, о всякой чепухе, и перейти к... что ж, по крайне мере к самой что ни на есть сути вопроса.

Well, today being the second day of this congress, seems to me like we'd better get down to business and stop this fooling around, this talking about religion and junk and stuff, and getting down to — well, at least solid gold tacks.

Так вот, суть дела заключается в следующем: очень много лет тому назад пещерный человек по имени Аг решил, что он может сделать что-то для пещерного человека по имени Уг. В то время не было никаких законов, запрещающих Агу делать что-то с Угом, так что он начал валять дурака и сказал: «Будь в метре позади своей головы». Но затем эта технология была утрачена, и мы только что открыли ее заново.

Now, the essence of the situation is that a great many years ago, a caveman named Ugh decided he could do something for a caveman named Oogh. And at that time there were no laws preventing Ugh from doing anything to Oogh, and he fooled around and he said, "Be three feet back of your head." And after that the technology was lost and we've just rediscovered it.

Нет, шутки в сторону. Необходимо очень многое знать о том процессинге, который существует сегодня, и мы, то есть люди, занимающиеся процессингом, должны видеть различия в отношении очень многих вещей, чтобы очень четко понимать следующее: мы не пытаемся найти что-то неправильное в человеке, чтобы затем это исправить.

No, all fooling aside, there is a great deal to be known about processing as it exists today, and a great deal of differentiation should be made by us who are doing processing to understand rather clearly that we are not trying to find something wrong with somebody so we can make it right.

Вы знаете, что произойдет, если вы возьмете что-то неправильное и начнете... если вы попытаетесь найти что-то неправильное в человеке, а затем исправите это? Что ж, я предлагаю вам посмотреть Аксиомы жизни, которые приведены в «Создании человеческих способностей». То, что вы изменяете, продолжает существовать. Так вот, давайте посмотрим на это очень внимательно. То, что вы изменяете, продолжает существовать. Единственный способ, при помощи которого вы получаете продолжение существования, единственный способ, при помощи которого вы получаете время, заключается в том, чтобы изменять МЭСТ. Изменяя материю, энергию и пространство, вы получаете время. А если нет никаких изменений, то нет и времени – вот насколько это просто. Так что если вы попытаетесь хоть в какой-то мере изменить материю, энергию, пространство и... вы получите время, вы получите продолжение существования. Что такое время, как не продолжение существования? Таким образом, то, что вы изменяете, – если оно сделано из пространства или из энергии или из материи, – будет продолжать существовать. Вы должны очень хорошо это понимать.

Do you know what would happen if you started to make something wrong — tried to find something wrong with somebody and then made it right? Well, I invite you to look over the axioms of life as contained in The Creation of Human Ability. That which you change persists. Now, let's look at that very clearly. That which you change persists. The only way you get a persistence, the only way you get time, is by changing MEST. By changing matter, energy and space, you get time. And if there's no change, there's no time, and it's as simple as that. So that if you try to change in any degree matter, energy, space and — you get time, you get persistence. What is time but persistence? So that which you change, if it be made of space or of energy or matter, will persist. You should see that very clearly.

Вот мы берем какой-нибудь автомобиль и перемещаем его в пространстве туда-сюда... я хочу обратить ваше внимание на одно явление, которое известно любому автомобилисту, хотя нет ни одного автомобилиста, который вполне понимал бы природу этого явления: когда автомобилист перестает водить свою машину, она разваливается на части. Вы когда-нибудь наблюдали такое? Вы оставляете машину в гараже, и тут-то ей и конец. Аккумулятор садится, шины спускают. Возможно, вы поставили ее на опоры, возможно, вы отнесли аккумулятор на станцию техобслуживания и там его поставили на постоянную подзарядку, возможно, вы все это сделали. Это позволяет в какой-то незначительной степени предотвратить разрушение машины. Но затем... затем, спустя три месяца, вы устанавливаете аккумулятор обратнов машину, вы снимаете ее с опор, и вы «врум-м-вв-вв-вв-вв-вв-вв-вв-вв-вв», «вв-вв-вв-вв-вв-вв-вв-вв-вв-вв», откуда-то сзади начинает подниматься дым от горящего масла, рулевое управление не работает. Это странно. Единственная причина, по которой эта машина вообще сохранилась, заключается в том, что Земля вращается и благодаря этому машина изменяет свое положение в пространстве, хотя бы в какой-то мере. Если бы ее положение в пространстве вообще не изменялось, ее бы не было; она перестала бы существовать. Так вот, это очень странно... очень странно. Я не призываю вас относиться к этому суеверно, я просто привел вам грубый пример из другой области.

We take a car and we move it around in space — and I call to your attention something that every motorist has noted and no motorist had quite understood: that when he failed to drive his car it went to pieces. Have you ever noticed that? You park it in the garage, that's that; the battery goes down, the tires go flat. Maybe it was up on blocks, maybe the battery was taken over to the service station and put on continuous charge and all of this was done. That's some small prevention of the situation. But then — then three months later you put the battery back in, you take it down off the blocks and you "rr-rr-rr-rr-rr-rr-rr-rr-rr-rr," "rr-rr-rr-rr-rr-rr-rr-rr-rr-rr-rr-rr," and oil smoke goes out the rear end, won't steer. That's an oddity. The only reason it stayed there at all is because Earth is going around and it was being changed in space, at least to some degree. If it were not being changed in space at all, it would not be there; it would cease to persist. Now this is a great oddity — a great oddity. I don't call upon your superstition in this regard, I merely call upon you to observe in its crude form something else.

Хорошо. Возьмем хроническую соматику; то, что мы называем «хронической соматикой»: боль, которая продолжает свое существование. Вот мы берем преклира, который испытывает эту замечательную боль, и говорим: «Переместите ее вправо, переместите ее влево, переместите ее вверх, переместите ее вниз, переместите ее вправо, переместите ее влево». Так вот, если бы тут не присутствовала жизнь, то эта боль продолжала бы существовать до скончания времен... если бы тут не присутствовала жизнь. Здесь есть еще один фактор, и порой благодаря лишь одному этому фактору все это сходит вам с рук, и это – пан-детерминизм: вы контролируете что-то, поэтому вы изменяете свое мнение относительно того, насколько это что-то является опасным. И хотя вы, возможно, больше не чувствуете этой боли, но поверьте мне, она по-прежнему существует.

All right. Let's take a chronic somatic, what we know as a chronic somatic: a pain which persists. And we take this preclear with this nice pain and we say, "Move it to the right, move it to the left, move it up, move it down, move it to the right, move it to the left." Now if it weren't for the fact that life was present, that pain would go on to the end of time — if it weren't for the fact that life was present. Another factor alone occasionally lets you get away with it, and that is the factor of pan-determinism: You're exerting control over something, so you change your mind about its dangerousness. And although you might not feel the pain anymore, believe me, it still exists.

Вы можете взять какого-нибудь преклира, у которого есть хроническая соматика и которого пытались излечить от этой хронической соматики так, как лечат хроническую соматику при помощи так называемых наук, занимающихся лечением... как эту хроническую соматику лечат при помощи наук, занимающихся лечением... и мы очень хорошо знаем, что у маленького Роско гланды в очень плохом состоянии. Мы это знаем. У него очень больные гланды. И вот кто-то наваливается на него сверху, чтобы он не мог подняться, понимаете, со всей добротой, ему на лицо надевают эфирную маску, со всей добротой, а когда он пытается сопротивляться, эти люди со всей добротой пихают его хррм-рм-хррм-ри-хм-рм, и у них есть хирургические инструменты в виде петель, и у них есть вода, и они скребут там вот так, они обрабатывают Роско так и эдак, затем его увозят оттуда, изменяют его положение после операции, пока он все еще спит, помещают его в больничную палату, которая находится дальше по коридору. Что ж, они, конечно же, вылечили его гланды. Понимаете, его вылечили от гланд... это уж точно. Каждый согласится, что у Роско больше нет гланд, верно?

You could take a preclear who has had a chronic somatic treated as it is treated in the healing sciences, so-called — as this chronic somatic is treated in the healing sciences — and we know very well that little Roscoe had a bad set of tonsils. We know this. He had a very poor set of tonsils. And so they held him down, you know, kindly, and put the ether mask on his face kindly and when he tried to struggle, why, they kindly shoved his hrrm-rm-hrrm-rm-hm-rm, and they got some water and they scrubbed around like this, and worked him over this way and that, packed him off, changed his position after the operation while he was still asleep and put him in a hospital room right down the corridor. Well this, of course, cured the tonsils. See, he's cured of tonsils — that's a great certainty. Everybody would agree he no longer has tonsils, is this right?

Но ради Бога, как же тогда возможно такое, что дианетический одитор берет и отправляет этого человека назад по траку, отправляет его в прошлое и находит гланды, находит ту боль, которую этот человек испытывал во время операции? Как все это может существовать? Как такое возможно? И тем не менее одиторы это делают; очень многие из присутствующих делали это. И вот этот парень продолжает жить: «О-о... рах...рах», – эти гланды... ему трудно говорить, понимаете, у него постоянно болит горло. И мы спрашиваем себя, что же с ним не так? Все дело в его гландах, но их у него больше нет! Однако это именно то, что с ним не так: его гланды были изменены. Таким образом, как только мы делаем операцию, мы получаем продолжение существования данного состояния.

Well then, how in the name of common sense can a Dianetic Auditor take this person back down the time track into the past and find tonsils and pain in an operation? How does this exist? How can this be? And yet it's done, and many, many of those present have done this. So we have this fellow going through life — (wheezing noises) he can't talk very well, you know, he has sore throats all the time, and we wonder what's wrong with him. What's wrong with him is his tonsils, but they're not there anymore! But that's what's wrong with him: the fact that his tonsils were changed. So the second we operated, we got ourselves a persistence of the condition.

Эти люди берут кого-нибудь... я сейчас говорю о науках, занимающихся лечением... эти люди берут кого-нибудь, кто страдает артритом. Они делают ему инъекции препарата, содержащего золото, они до отказа накачивают его этим препаратом, они делают ему массаж, они засовывают его в мешок и трясут... я не знаю, что там они делают с людьми... они обрабатывают этого человека тем или иным образом. А его скручивает немного сильнее, и еще немного сильнее, и еще немного сильнее. Иногда происходит нечто потрясающее и такой человек выздоравливает... понимаете, как бы раз! – и он выздоравливает. Что ж, эта идея о том, что человек может «раз и выздороветь», преследовала науки, занимающиеся лечением, в течение многих-многих веков. Эти люди чувствовали, что должна быть какая-то кнопка... просто должна быть какая-то кнопка... раз уж больные, страдающие различными недугами, внезапно берут и выздоравливают. Им так и не пришло в голову, что перед ними, возможно, вдруг оказывается другое существо, которое не является больным. Задумайтесь об этом на минуту. Внезапное выздоровление вполне может объясняться тем, что перед нами появляется какое-то другое существо, которое не является больным; ведь все, что в этом случае нужно сделать форме жизни... точнее, все, что нужно сделать единице жизни, так это изменить свое мнение о том, кем она является, и просто полностью отсоединиться от того, чем она являлась прежде, сбросить с себя всякую ответственность за все и вся, чем она была прежде, – это что-то близкое к амнезии и так далее, – а затем сказать: «Что ж, я больше не являюсь тем человеком; я теперь другой человек».

They take somebody — I'm talking now about the healing sciences — they take somebody with arthritis. They shoot them full of gold shots and they massage them and they shake them in a bag — I don't know what they do to them — and they work him over one way or the other. And these people curl up a little more and a little more and a little more. Occasionally some terrific thing occurs and they get well — you know, bang! sort of, get well. Well, this bang-get-well idea is something that has haunted the healing sciences for many, many centuries. They felt that there must be a button — there just must be a button — if people suddenly would recover from things. It never occurred to them that they might be, all of a sudden, confronting another being who wasn't sick. Think of that for a moment. The sudden recovery might very well be another being who wasn't sick, because all a life form would have to do, or a life unit would have to do, rather, would be to change its mind about who it was and just abandon all connection with and responsibility for anything and everything it had been, which would come down toward amnesia and so forth, and say, "Well, I'm not that person anymore; I am somebody else."

Мы наблюдаем это явление в сфере религии. Мы видим, как кто-то в комнате выходит вперед, подходит к Эйми Семпл Макферсон или к кому-то еще из великих духовных лидеров, и мы подходим... мы видим, как этот человек выходит вперед и вдруг говорит: «Ух ты! Я спасен!» И Эйми или кто-то еще говорит: «Пройдите это еще раз», – и... [смех] Что же именно здесь произошло? Что ж, тут произошло замечательное изменение общения, но здесь произошло также изменение идентности. Изменилась идентность этого человека.

We see this in religion. We see somebody walk up to the front of the room to Aimee Semple McPherson or some other great spiritual leader, and we see this person walk up to the front of the room and all of a sudden he said, "Wow! I'm saved!" And Aimee or somebody says, "Roll again," and ... (audience laughter) What exactly has happened? Well, we've had a remarkable communication change but we've also had an identity change. We've had an identity change on the part of the person.

Так вот, вы могли бы сказать: «Я не (мое имя)», – понимаете, – «Я не (ваше имя)»... «Я кто-то другой», и если вы сделаете это как следует, то это действительно может осуществиться. Понимаете? Вы можете сказать: «Я больше не Освальд. Меня зовут Джо, и я живу в Кеокуке». И что произошло бы с этой хронической соматикой? Что ж, если бы человек сделал это для того, чтобы изменить эту хроническую соматику, то она у него все равно осталась бы. Вот что самое потрясающее.

Now, you could say, "I am not (my name)" — see, "I am not (your name)" — "I'm somebody else," and if you were very good at this, you could actually make it stick. You know? You could say, "I am no longer Oswald. My name is Joe and I live in Keokuk." What would happen to the chronic somatic? Well, if he did it to change the chronic somatic, he'd still have it. That's the most fascinating thing.

Так вот, мы не говорим... мы говорим о хронической соматике, мы не говорим о психосоматических заболеваниях. Мы слишком долго путали эти две вещи. Хроническая соматика – это просто ощущение; секс можно было бы назвать хронической соматикой. Суть в том, что если у человека есть ощущение, это необязательно означает, что он болен. Понимаете, но многие люди именно так и думают, понимаете... они думают, что, если у них есть какое-то ощущение, значит, они больны: «Наверное, со мной что-то не так, у меня есть какое-то чувство в носу!» И мы говорим, что одни ощущения хорошие, а другие – плохие.

Now, we're not talking — we're talking about a chronic somatic; we're not talking about a psychosomatic illness. We've too long confused these things. A chronic somatic is simply a sensation; sex could be called a chronic somatic. The point is that to have a sensation is not necessarily to be ill. You know, a lot of people believe that's the case, you know — if they have a sensation they're sick: "Something must be wrong with me, I have some feeling in my nose!" And we say these sensations are good and we say they're bad.

Однажды я проводил процессинг одной девочке, и она сказала... примерно в середине сессии (мы проводили процессинг не в отношении того, что ее беспокоило, мы просто работали над тем, чтобы она сориентировалась, и так далее)... и вдруг она посмотрела на меня и сказала: «Ух ты!»

I processed a little girl one time, and she — about halfway through the session (we weren't processing what she was worried about, we were just getting her located and so forth) — and she all of a sudden looked at me and she said, "Wow!"

• Что случилось? – спросил я.

And I said, "What's the matter?"

And she said, "Do you know, I've had a headache."

• О?

"Oh?" I says.

"Yes," she said, "I've had a headache for years, only I didn't know what a headache was, and all of a sudden I haven't got a headache!" She sat there thinking about this. She said, "How am I going to get my headache back?"

Она сидела там и думала об этом. Потом она сказала: «Как же мне вернуть мою головную боль?»

Now, Lord knows — Lord knows what a headache was to her. I don't know. Maybe it was a delightful sensation! Who knows?

Так вот, одному богу известно... одному богу известно, что для нее означала головная боль. Я не знаю. Возможно, это было какое-нибудь восхитительное ощущение! Кто знает.

We found in reviewing, in the healing sciences, the work of Freud — we discovered something very fascinating: that he had people all categorized, and there have been lots of them ever since. And he had them all lined up and the masochist was the interesting one — he evidently enjoyed pain; he enjoyed being beaten and so forth. Freud describes him. Personally I've never met anyone who was a masochist, but I've met a lot of people who hoped they were. (audience laughter) And we have to ask of this: What is the degree of pain? What is this degree of pain? What do they call pain? It's an interesting thing. A fellow comes in and he says, "Oooh, my hip's killing me!" What is it? A little quiver or an agonizing ache? Now, every individual has his tolerance of pain but we are all too prone to assume that pain is a finite quantity which is measurable.

Мы обнаружили, изучая науки, занимающиеся лечением, и просматривая работы Фрейда... мы обнаружили нечто потрясающее: Фрейд распределил людей по различным категориям, и с тех пор всегда было много людей, попадающих в эти категории. Он распределил всех людей по категориям; мазохист – это интересная категория... такой человек, судя по всему, наслаждается болью; он получает наслаждение, когда его бьют и так далее. Фрейд описал все это. Лично я никогда не встречал никого, кто был бы мазохистом, но я встречал многих людей, которые надеялись, что они мазохисты. [Смех.] И тут мы должны задать вот такой вопрос: Насколько сильной является боль? Насколько сильной является боль? Что люди называют болью? Это интересный вопрос. Вот приходит какой-то парень и говорит: «О-о-о, эта боль в боку меня просто убивает!» Что это? Легкая дрожь или мучительная боль? Так вот, люди переносят боль по-разному, но все мы склонны думать, что боль характеризуется какой-то конечной количественной величиной, которую можно измерить.

Now, we meet somebody else and he is screaming, he is writhing, he is getting down on the floor and chewing the rug because he tapped his finger lightly with a nail file. Now, you've known people that just superexaggerate any sensation.

Так вот, затем нам встречается другой человек – он кричит, он корчится, он бросается на пол и начинает жевать ковер, потому что он слегка ударил по своему пальцу пилкой для ногтей. Вы знаете людей, которые просто невероятно преувеличивают любое ощущение.

Now, we commonly think of — again, referring to the work of Freud — we commonly think of sex, and we popularly think of it and so on, as a pleasant series of sensations. I mean, this is more or less definition: supposed to be something desirable and attainable. Maybe this sensation called sex, to a great many people, is intensely painful. And they know it's intensely painful to them and at the same time they are assuming, because everybody else knows that it's pleasurable, that it ought to be pleasant, you see. And they would get into a rather dreadful state of mind about this situation because it would mean they were different than other people, or there was something changed or altered about life — and the funny part of it is, maybe we're all under the same delusion! See? Maybe there's just a popular belief sitting out here that has nothing to do with any of us that says sex is pleasurable, and maybe it hurts everybody. You see how quickly we can go adrift when we start to classify this situation.

Так вот, мы обычно думаем... я опять-таки возвращаюсь к работам Фрейда... мы обычно думаем о сексе, как о... мы в большинстве своем думаем о сексе, как о ряде приятных ощущений. Я хочу сказать, что это в общем-то является дефиницией: считается, что секс – это нечто желаемое и достижимое. Возможно, это ощущение, которое мы называем сексом, для огромного множества людей является сильной болью. Они знают, что для них это является сильной болью, но в то же время они полагают, что это ощущение должно быть приятным, поскольку все остальные знают, что это приятно, понимаете? И у этих людей возникает ужасное умонастроение из-за всего этого, поскольку это означает, что они не такие как все, или что в жизни было что-то изменено или искажено... и вот что тут забавно: возможно, мы все находимся под действием одной и той же делюзии! Понимаете? Возможно, среди нас просто бытует некое распространенное мнение, которое не имеет никакого отношения ни к одному из нас и согласно которому секс – это нечто приятное, хотя возможно, что секс причиняет боль всем и каждому. Видите, насколько быстро мы можем запутаться, когда начинаем классифицировать все это.

Now I am fascinated with the fact that one man's experience, described, is apparently understood by another man. This is the most fabulous thing that you could possibly view. Here you have an individual, a personality, and he himself does not have inherently (except as he would make it with postulates) time or space or energy or mass. He apparently has no slightest logical method of creating those things in such a way as to go into communication with some other such unit. And these two people talk gaily together and one of them says, "I have a terrible pain." And the other one of them says, "Oh, I've had an illness similar to that." If you listen to human beings, they talk this way. They go into a hotel — the hospital room, you know, they walk into this hospital room and there's this fellow lying there and he's in a beautiful state of somnolence — he's practically in an hypnotic trance, you see. And they say, "My brother had an illness just like yours. He went on just like you are going and they told him he was getting better and he was getting better, but he died." Have you ever been in a hospital and had visitors? Well, anyway — always happens. It's quite remarkable.

Вот что меня поражает: когда один человек описывает то, что он испытывает, другой человек, по всей видимости, его понимает. Это самое невероятное явление, которое вы только можете наблюдать. Вот этот индивидуум, личность, и у него самого от природы нет времени, пространства, энергии или массы (он лишь создает все это при помощи постулатов). У него, судя по всему, вообще нет никакого логического метода, при помощи которого, он мог бы создать все это так, чтобы вступить в общение с какой-то другой такой же единицей. Но вот эти два человека весело беседуют друг с другом и один из них говорит: «У меня ужасная боль». А второй ему отвечает: «О, у меня была похожая болезнь». Если вы послушаете разговоры людей, вы увидите, что они говорят именно так. Кто-нибудь приходит в гостиницу... в больничную палату, понимаете, кто-то входит в больничную палату, а там лежит какой-то парень – он пребывает в замечательном состоянии полусна... он находится практически в состоянии гипнотического транса, понимаете? И этот парень говорит: «У моего брата была болезнь, похожая на вашу. С ним происходило то же, что сейчас происходит с вами, и ему говорили, что он поправляется, ему говорили, что он поправляется, но он умер». К вам когда-нибудь приходили посетители, когда вы лежали в больнице? Что ж, как бы то ни было... это происходит всегда. Это весьма примечательно.

Now, nobody would do that if he never got a kickback of what he was doing to other people. Would he? That's an interesting fact. People wouldn't go around butchering people with words or swords if there was any slightest recoil, if it could happen to them, now would they? They wouldn't do that. So obviously nothing can happen to a person as a result of having made an effect out of another person. Isn't this obvious?

Так вот, никто не стал бы делать этого, если бы он никогда не получал сильной реакции в ответ на то, что он делает другим людям, не так ли? Это интересный факт. Человек не стал бы кромсать других людей при помощи слов или меча, если бы существовало хотя бы малейшее ответное воздействие, если бы то же самое могло произойти и с ним, не так ли? Он не стал бы этого делать. Так что очевидно, что с человеком ничего не может произойти в результате того, что он сделал следствием другого человека. Разве это не очевидно?

Well, this is a great oddity. That must be an agreement, too. The recoil itself must be an agreement. "One of the best ways I know," somebody says, "to protect myself from damage is to enforce the agreement upon those who would attack me that they will suffer in some mystic and mysterious way because of their activities agin me." Now, that's an interesting agreement, isn't it? But what a wonderful protective mechanism! Or is it mechanically a fact? These are mysteries. These are mysteries very germane to the field of religion. Is it a mechanical fact that if you go out and cut off Gertrude's head, you'll at least have a pain in your throat? Is that a mechanical fact?

Что ж, это чрезвычайно странно. Должно быть, в отношении этого существует согласие. Само ответное воздействие, должно быть, является результатом согласия. Кто-то говорит: «Один из лучших известных мне способов защитить самого себя от причинения вреда – это заставить тех, кто может на меня напасть, согласиться с тем. что они каким-то таинственным и непостижимым образом пострадают из-за своих действий, направленных против меня». Так вот, это интересное соглашение, не правда ли? Какой замечательный защитный механизм! Или же это происходит механически? Это таинственные явления. Это таинственные явления, которые имеют самое непосредственное отношение к области религии. Происходит ли это механически? Если вы возьмете и отрежете голову Гертруде, то у вас, по крайней мере, появится боль в горле. Происходит ли это механически?

Well, if you're going to be in communication with anybody anywhere, it happens to be a mechanical fact. But basically it was probably an idea of a wonderful way to restrain. But it has gone so much further than just a wonderful way to restrain that you could absolutely count on the fact, going down here to a taxi driver and start in convincing this hard-boiled fellow that he had harmed you, and he would go into apathy. You actually could do this, if you worked on it long enough.

Что ж, если вы вступаете в общение с кем бы то ни было и где бы то ни было, то так уж получается, что все это происходит механически. Но по сути, в основе этого, вероятно, лежала идея о том, что это замечательный способ держать всех в узде. Однако это зашло гораздо дальше и перестало быть просто замечательным способом, позволяющим держать всех в узде, так что теперь вы можете быть совершенно уверены вот в чем: если вы подойдете здесь к водителю такси и начнете убеждать этого бесчувственного человека в том, что он причинил вам вред, он опустится до апатии. Вы действительно можете это сделать, если поработаете над этим достаточно долго.

One of the interesting things to do to a human being as a little test of this — an interesting test, too (how solid can an agreement be, is what I'm talking about) — is we take a dog. A dog doesn't think, he just reacts, according to one of the sciences called — hah! — psychology. And I had a dog once that could think — he had me figured out. Anyway, we take this dog, and it's a very funny thing, but these mechanisms are so exact that we can make this dog go into propitiation by screaming and running away from him. Now, the dog comes up and he nibbles at the cuff of your trousers or your wrist or something like that and you say, "Ow! Stop! Don't!" You know? He didn't hurt you at all, and you say, "Don't! Don't! Get away!" and you turn around and you start to run away and so forth. And the dog will get real brave — oh! And if he's in pretty good shape he'll just get awfully brave, and then all of a sudden he'll say, "You know, maybe I hurt him." And he'll come over and he'll lick your wrist — he'll look at you real worried.

Вот одна из интересных вещей, которые вы можете проделать с человеком в качестве небольшого эксперимента, позволяющего проверить все это... это интересный эксперимент (насколько твердым может быть согласие – вот о чем я сейчас говорю)... мы берем собаку... Собаки не думают, они просто реагируют, согласно одной из наук, которая называется – ха – «психология». Но однажды у меня была собака, которая могла думать... она меня раскусила. Как бы то ни было, мы берем эту собаку... это очень забавно, но эти механизмы действуют настолько точно, что вы можете привести эту собаку в тон задабривания, если начнете кричать и убегать от нее. Так вот, собака подходит к вам и слегка покусывает ваши брюки или слегка покусывает вас за руку или что-то в этом роде, и вы говорите: «Ой! Перестань! Не надо!» Понимаете? Собака не причинила вам ни малейшей боли, но вы говорите: «Не надо! Не надо! Пошла прочь!» Вы поворачиваетесь и начинаете убегать. И собака станет очень храброй. Если собака находится в достаточно хорошей форме, она станет чертовски храброй, а затем она внезапно подумает: «Вы знаете, возможно, я причинила ему боль». Она подойдет к вам и начнет лизать вашу руку, она будет смотреть на вас очень обеспокоенно.

This is the foulest trick you can play on a little kid. The cycle of action of a little kid in this regard is quite interesting. A little kid, swatting away at you, you know — normal childhood reaction — pasting you around one way or the other; you all of a sudden say, "Ow! That hurt! Don't! Stop that now, that hurt!" Kid look at you, probably come over and look at you, kiss the spot to make it well — kid's worried. You've zinged him down Tone Scale to a propitiation and concern over having injured another. Only there was no pain involved. Now do you see where we're going? You can do this. You can do this to anyone. And there's no pain involved.

Это самый грязный трюк, который вы можете проделать с ребенком. Цикл действия, через который проходит ребенок в такой ситуации, весьма интересен. Вот вас дубасит ребенок, понимаете... нормальное поведение для ребенка: он колотит вас так или эдак... и вдруг вы говорите: «Отойди! Мне больно! Не надо! Сейчас же перестань, мне больно!» Ребенок посмотрит на вас, вероятно, он подойдет к вам и посмотрит на вас, он поцелует это место, чтобы оно перестало болеть... ребенок обеспокоен. Вы резко опустили его по Шкале тонов до тона задабривания и беспокойства по поводу того, что он причинил боль другому человеку. Вот только вы не чувствовали никакой боли. Теперь вы видите, куда я клоню? Вы можете это сделать. Вы можете сделать это с кем угодно. И вы не чувствуете никакой боли.

I wonder if there's any pain involved anywhere? Well, there isn't, unless you have to convince somebody. Now let's take this mechanism — let's look this mechanism over very carefully and let's have this little kid — this is a tough little mug; he comes from Park Avenue. (audience laughter) And this very tough little mug, he comes over and he says, "Nyarrrh, you big sis," and so forth, and he hauls off and swats you one. And you say, "Ow! Don't do that! Hey you, you hurt. Don't, now!" And he says, "Ha-ha!" you know, and bang! bang! hits you some more. By the way, when they're pretty stuck and pretty aberrated, they'll keep on a persistence along this line and they'll hit you around and so forth, and you know what you'd have to do? You'd probably have to turn on a bleeding wrist to show him — say, "Look, see what you did." And the kid would say, "Gee! I really didn't mean to ruin you." See, now he's convinced.

Интересно, существует ли хоть какая-то боль где бы то ни было? Что ж, боли не существует, если только вы не стремитесь кого-то убедить. Так вот, давайте возьмем этот механизм, давайте очень внимательно рассмотрим этот механизм и пусть этот ребенок... это маленький отпетый хулиган; он жил на Парк-авеню. [Смех.] И вот этот маленький совершенно отпетый хулиган подходит к вам и говорит: «Ньярррх, ты, маменькин сынок», – и так далее, и затем он размахивается и бьет вас. И вы говорите:

The problem is, what degree of energy or mass is necessary to convince? How much pain does it take to convince somebody else that you have been hurt? How much pain would you have to turn on to convince some son of the devil? How many swellings and malformations would you have to turn on to convince this person that he ought to go down Tone Scale to be nice? Are we talking about the same mechanism?

«Ой! Не делай этого! Эй ты, ты сделал мне больно. Прекрати сейчас же!» А он в ответ:

All right, here is one of the interesting things. We have this person fighting and he's got a spear, and he lunges and we say, "Ow! Hey! That's dangerous! Don't!" and so forth. And he draws back — because he's being paid to do it by some government — he lunges again with this spear. Well, if we just let him come in close and nick us, he's liable to stop. But if that doesn't work, then the next — you see, there's no reason why we should be inaccurate at all, no reason why we shouldn't just get run through in the first place; we can be accurate that way as well as be accurate in stabbing people. All right. And the next time that he lunges, well, we have to get bunged up a little bit more. And finally when we're lying there in a mass and welter of blood and battered armor, this fellow says, "Ha-ha! Poor fellow. Well, he was a worthy fighter," and walks away. What did it take? It took almost a complete destruction of the mock-up to convince this other person that he has harmed or done wrong, and that is death.

«Ха-ха!», – понимаете, и, бац, бац, бьет вас опять. Между прочим, если человек довольно сильно застрял, если он довольно сильно аберрирован, он будет настойчиво продолжать все это, он будет колотить вас и так далее и... [вздох] Знаете, что вам нужно сделать в такой ситуации? Вам, вероятно, пришлось бы показать ему, что у вас из руки течет кровь... скажите: «Смотри. Вот что ты сделал». И этот ребенок подумает:

So after a person has lived through a number of incidents of one kind or another, he comes at last to the realization that the only way he could really convince others that they had better regard him a little better — since he cannot seem to enjoin it with the sword in his own hand, he puts the sword in theirs and dies, then you have this wonderful mechanism called death. And that's how to really get even with somebody.

«Ну и ну! На самом деле я не хотел его уничтожать». Понимаете, теперь он убежден.

Ask some little five-year-old kid sometime, "Did you ever wish you were dead? Did you ever wish you were dead?"

Проблема заключается вот в чем: какое количество энергии или массы необходимо, чтобы убедить человека? Какое количество боли необходимо, чтобы убедить кого-то, что вам была причинена боль? Какое количество боли вам необходимо включить, чтобы убедить какого-нибудь чертового стервеца? Сколько опухолей и уродливых деформаций тела вы должны продемонстрировать, чтобы убедить этого человека, что он должен опуститься по Шкале тонов и стать хорошим? Мы сейчас говорим о том же самом механизме?

"Did I ever wish I was dead, are you crazy? Of course I've wished I was dead. That'd make them sorry!"

Хорошо, вот одно интересное явление. Вот этот человек, он сражается и у него в руках копье, он делает выпад вперед и мы говорим: «Ой! Эй! Это опасно! Не надо!» – и так далее. И он отступает... поскольку ему платит за это какое-то правительство... он снова делает выпад вперед этим копьем. Что ж, если мы просто позволим ему подойти и слегка ранить нас, то он, вероятно, остановится. Но если это не сработает, то следующий... понимаете, нет вообще никаких причин, по которым мы должны – быть неточными, нет никаких причин, по которым нас не должны были бы просто проткнуть насквозь с самого начала. Мы можем проявить такую вот точность, так же как мы можем быть точными, протыкая людей. Хорошо. В следующий раз, когда этот человек сделает выпад вперед, нам придется получить несколько более серьезное ранение. И в конце концов, когда мы уже лежим в куче тел, а кругом лужи крови, разбитые доспехи, этот парень говорит: «Ха-ха! Бедняга. Что ж, он был достойным противником», – и он уходит. Что для этого потребовалось? Потребовалось почти полное уничтожение мокапа, чтобы убедить этого человека в том, что он причинил вред, что он поступил неправильно; и это смерть.

Get some seven- or eight-year-old little girl sometime — and it'd be absolutely impossible, I'm sure, to find one who was in fairly good condition anywhere who would not be able to list you a dozen such incidents. There she would be lying in a coffin, flowers — that'd fix them! That'd convince them they should have been nicer to her! They all should have been nicer to her, or to him.

Таким образом, после того как с человеком происходит ряд инцидентов того или иного рода, он в конце концов осознает вот что: единственный способ, при помощи которого он может убедить других людей, что они должны относиться к нему немного лучше... поскольку он, похоже, не может приказать им это, держа меч в своих руках, он вкладывает меч в руки других людей и умирает; таким образом мы получаем этот замечательный механизм, который называется «смерть». Вот как можно действительно свести с кем-то счеты.

You could take some little kid and you can ask him to repeat over and over, "They should have been nicer to me." Just that, see — just ask him to repeat this over and over with no former description or comment of any kind — and what are you going to get? He'll start to cry. Just like that. He's already gotten himself two feet deep into the grave, just by repeating this thing: "They should have been nicer to me."

Спросите как-нибудь пятилетнего ребенка:

Now let's say that we're going to address fatally — that we were going to address a chronic somatic: some persistent ache, pain or sensation or malformation or condition, or condition of living. We were going to address any one of these — chronic condition — and we would find that if we had the person repeat over and over, "They should have been nicer to me," this condition will turn on more and more and more. If we're merely treating the fact that he can't earn a living or something of the sort, he'll get worse at it. You know, he'll get even poorer. If we're trying to get him over a broken leg or something of the sort, why, it will start hurting and he will develop complications. This we are sure of.

• Ты когда-нибудь хотел быть мертвым? Ты когда-нибудь хотел быть мертвым?

This is the spirit affecting the body, and the thetan running the anatomy and the machine. It's proof, conviction, convincingness. And when they fail with ideas, they make the ideas solid, and we have mass.

What's mass? Mass is an idea that has failed. And it has been changed many times, and heavens, is it persisting! And if you want it to persist some more, roll it around some more.

Подойдите к какой-нибудь семи-или восьмилетней девочке... совершенно невозможно – я уверен – найти где бы то ни было ребенка, который находился бы в достаточно хорошем состоянии и который не смог бы перечислить вам с десяток подобных случаев. Вот эта девочка лежит в гробу, кругом цветы... вот тогда бы они узнали! Это убедило бы их, что они должны были относиться к ней лучше! Они все должны были относиться к ней лучше... или к нему.

Now there's really two levels on the Tone Scale. Above 2.0 is survival. Below 2.0 is succumb. In other words, above this artificial, arbitrary figure of 2.0, we have the goal of an individual is to survive. See, that's survival is there. But below that level — and please grasp this fact, please, because it makes things so much easier for the auditor — below that level, the goal is to succumb. Now, we have a percentile of goal. In other words, somebody wants to 70 percent succumb and 30 percent survive, and so we get a very conflicting state of mind, as we could call it colloquially — state of mind. (I don't know what a state of mind would be. Call it an arrangement of ideas, and you would come much closer.) All right. So this person wants to succumb some percentage and survive another percentage.

Вы можете попросить какого-нибудь ребенка, чтобы он снова и снова повторял:

Now we go down Tone Scale and we find out this person wants to succumb 90 percent and wants to survive 10 percent. Well, there's not much conflict there. One of the first things this fellow will think of, in terms of himself, is how he could kill himself — if he could think about himself at that level. If he thought about you, he would think kind of how he could kill you, and we get the criminal bands; quite interesting manifestation. Once a person has failed to convince the society around him of his worth, he is liable to take the course, the downward spiral, into levels of succumb which require murder or death as the only sufficient proof — criminality. He cannot have, he has to steal. It's covert havingness; stealing is just covert havingness. And he has to butcher, make nothing of, chew up, slap around anyone in his vicinity. He can't afford to be nice to them. Why can't he? Well, he knows the best thing for everybody: that's succumb.

«Они должны были относиться ко мне лучше». Просто эту фразу; вы просто просите его, чтобы он повторял это снова и снова, при этом вы ему ничего не объясняете и больше ничего ему не говорите... и что же произойдет? [Шмыг.] Он начнет плакать. Запросто. Он уже загнал себя на полметра в могилу, просто повторяя эту фразу: «Они должны были относиться ко мне лучше».

It's just as you run on an individual some process of duplication, and have him then run this process on some body part, like an ear. You know? "Get the idea, now, of the goals of your ear." You know? "What are the goals of this ear?" you know, and you go on. The first thing you run into is — one of the first things you run into is: "Gee, let's everybody be ears!" That's what this ear thinks, you know: "Everybody's got to be an ear!" Big toe thinks, "Everybody should be a big toe." And this person thinks, "Everybody should be dead." And we get that wonderful philosophy, that glorious ornament to the thinkingness of the human race, Will and the Idea, by a guy named Schopenhauer who conceived out of the greatness of his Germanic wisdom and out of the deduction of reduction to absurdity, that the best possible thing for the human race would be for everybody and everything to quit and stop it in its tracks and that would be the end of that! And that's the best thing to do!

Так вот, допустим, мы собираемся работать с какой-нибудь хронической соматикой: с какой-нибудь тупой болью, с какой-нибудь острой болью, или с ощущением, или с какой-нибудь уродливой деформацией тела, с каким-нибудь состоянием, имеющимся у человека, или же с каким-нибудь состоянием, присутствующим в его жизни. Мы собираемся работать с любым из этих факторов... с хроническим состоянием... и мы обнаружим, что если мы попросим человека снова и снова повторять: «Они должны были относиться ко мне лучше», это состояние начнет включаться все сильнее, сильнее и сильнее. Если мы работаем всего лишь с тем обстоятельством, что человек не может заработать себе на жизнь или с чем-то вроде этого, то такое положение дел усугубится. Понимаете, этот человек станет еще беднее. Если мы попытаемся помочь ему справиться с переломом ноги или с чем-то в этом роде, то его нога начнет болеть и у него начнутся осложнения. Мы в этом не сомневаемся.

[At this point there is a gap in the original recording.]

Здесь дух оказывает воздействие на тело, здесь тэтан контролирует анатомию и управляет машинами. Вот что доказывает, убеждает, способно убедить. И когда индивидууму не удается добиться цели при помощи идей, он делает эти идеи плотными, и мы получаем массу.

But that's still higher toned than a Hitler who says, "Now, let's see, the best way for Germans to live is to kill everybody." Because the universe is so set together that an individual who goes out to kill everybody, dies himself. There is a retribution. There is a rapid and exact retribution for one's acts.

Что такое масса? Масса – это идея, с помощью которой индивидуум не смог добиться своей цели. Она изменялась много раз, и бог ты мой, она продолжает существовать! И если вы хотите, чтобы она продолжала существовать еще, повертите ею еще.

If a person thinks he can be happy without making those around him happy, he's crazy. Now, I beg your pardon, that's a technical term which belongs in the field of psychiatry. It is the total and sole proprietary matter of psychiatry. But this fellow is crazy anyhow.

Так вот, на Шкале тонов на самом деле существует два уровня. Выше 2,0 – это выживание. Ниже 2,0 – это гибель. Иначе говоря выше этой искусственной произвольно выбранной цифры 2,0 цель индивидуума – это выживать. Понимаете, это выживание... вот здесь. Но ниже этого уровня... и пожалуйста, уясните этот факт, пожалуйста, поскольку это в огромной степени облегчает жизнь одитору... ниже этого уровня цель индивидуума – это погибнуть. Так вот, цель можно выразить в процентах. Иначе говоря, кто-то на 70 процентов хочет погибнуть, а на 30 процентов хочет выживать; таким образом, человек оказывается в очень противоречивом умонастроении... как мы могли бы назвать это в разговорной речи – умонастроение. (Я не знаю, что такое умонастроение. Можно назвать это «комбинацией идей», это было бы гораздо точнее.) Хорошо. Итак, этот человек на столько-то процентов хочет погибнуть и на столько-то процентов хочет выживать.

Now, here is a great oddity, then: that there is an interaction from human being to human being, and this interaction follows an agreed-upon pattern for there to be sustained any communication at all. If we are going to sustain any communication or concourse with our fellows, then we become liable to all of the laws, rules and offshoots of communication. And if we do not feel ourselves strong enough, wise enough, competent or able enough to support these liabilities, then we have no business whatsoever living with the human race, but should find ourselves a nice little cave someplace back of the Atlas or somewhere and sit down and live on goat milk.

Теперь мы опускаемся по Шкале тонов и обнаруживаем, что этот человек на 90 процентов хочет погибнуть, а на 10 процентов хочет выживать. Что ж, тут уже почти не остается противоречия. Одна из первых вещей, о которых подумает этот парень, когда он думает о себе, это то, как ему убить самого себя... если он сможет подумать о себе, находясь на этом уровне. Если он подумает о вас, то он, пожалуй, подумает, как ему убить вас. И мы получаем диапазоны, соответствующие преступникам... весьма интересное проявление. Когда человеку не удается убедить общество в том, что он представляет собой ценность, он может начать двигаться по нисходящей спирали, опускаться на уровни, соответствующие гибели, где необходимо убийство или смерть, как единственное достаточно веское доказательство... преступность. Он не может иметь, поэтому он должен воровать, это скрытое обладание. Воровство – это просто скрытое обладание. И он должен кромсать на куски, превращать в ничто, уничтожать, избивать всех вокруг. Он не может позволить себе хорошо относиться к этим людям. Почему он не может? Что ж, он знает, что лучше всего для любого человека – погибнуть.

Now, an individual could not help but come to that conclusion that hecould not sustain communication — he could not help but conclude that it would be impossible for him to go on communicating with all these people — if he himself believed that everybody, or at least a lot of bodies, should die.Now, you follow this? The individual who has to go and find himself a cage or a cave would be somebody who had already come to the conclusion that everybody else must die. Why? Because talking to people gives him a kind of dyingness, which tells you immediately what the intent of his communications must be. If by talking to people, he himself experiences dyingness, he must then intend no good for his fellows; but quite on the contrary, if turned loose and let go just a little bit, he'll get that sword nice and sharp and get to work.

То же самое вы можете наблюдать, когда проводите человеку какой-нибудь процесс на воспроизведение, а потом заставляете его провести этот процесс на какой-нибудь части его тела, например на ухе. Понимаете? «А теперь получите идею о целях вашего уха». Понимаете? «Каковы цели вашего уха?», – понимаете, и вы продолжаете в таком духе. Первое, с чем вы при этом столкнетесь... вот одна из первых вещей, с которыми вы столкнетесь: «Ух ты, пусть все будут ушами!» Вот что думает это ухо, понимаете: – Каждый должен быть ухом!» Большой палец ноги думает: «Каждый должен быть большим пальцем ноги!» Точно так же и этот человек думает: «Каждый должен быть мертвым». И мы получаем эту замечательную философию, это великолепное украшение мышления всего человечества – «Воля и представление», – созданное парнем по имени Шпопенгауэр, который, исходя из величия своей немецкой мудрости и умозаключения о доведении до абсурда, решил, что человечеству будет лучше всего, если все и вся немедленно все бросят и остановятся на месте, и это будет конец! И это самое лучшее [щелчок], что можно сделать!

It's that individual, and the restraint of that individual, which brings about the condition known as police — who, in a rational, sane society, are about as useful as bubonic plague. And yet we're taught that if there weren't police in the society, everybody'd get murdered. Well now, this is a great deal of confidence in our fellow man, isn't it? Whose conclusion is it? It must be the conclusion of a person whose intent and goal is to murder everybody — to show them. So therefore, the idea of restraint, the idea of restriction, barrier and breaking off, must perforce spring from people who had better be barriered.

Но это все же более высокий тон, чем у Гитлера, который говорит: «Так вот, ну-ка посмотрим, самый лучший для немцев способ жить – это всех убить». Ведь эта вселенная устроена так, что если индивидуум начинает всех убивать, он умирает сам. Существует возмездие. Оно карает быстро и в полном соответствии с тем, что этот индивидуум делает.

The feeling that one is being mauled around by the society is not an unnatural feeling. It is when that feeling amounts to the conclusion that in order to survive, one has no other course but to maul around everyone, that one becomes lost to himself and to all others and had better go find that cave.

Если человек думает, что он может быть счастлив, не делая счастливыми тех, кто его окружает, он сумасшедший. Прошу прощения, это технический термин из области психиатрии. Он целиком и полностью является собственностью психиатрии. Но этот парень все равно сумасшедший.

Here are the liabilities of communication. All by himself with no space, no energy, no matter, the individual theoretically could survive in a timeless state which would persist forever. It's a paradox, isn't it? Theoretically, he could do this. Theoretically, one could be in a condition which desired no communication, which wanted no concourse, which needed none, and which wouldn't even know about any. Theoretically, that condition can exist.

Таким образом, тут мы наблюдаем нечто весьма странное: существует взаимодействие между одним человеческим существом и другим человеческим существом, и чтобы вообще могло существовать хоть какое-то общение, это взаимодействие должно подчиняться определенному шаблону, в отношении которого было достигнуто согласие. Если мы хотим продолжать хоть какое-то общение или действовать совместно с теми, кто нас окружает, то мы оказываемся под действием всех законов, правил, а также последствий общения. А если мы не чувствуем, что мы достаточно сильны, достаточно мудры, достаточно компетентны и способны, чтобы справляться со всем этим, то нам вообще не нужно жить среди людей, нам нужно найти себе какую-нибудь славную маленькую пещерку в Атласских горах или где-нибудь еще и жить там, питаясь козьим молоком.

But if there is communication, we have to have, first and foremost, two terminals. Even when a fellow is talking to himself, he still has to say part of himself is somebody else. So we're talking about a two-terminal condition. And the moment we have a two-terminal condition and communication, we have a universe in construction. And if that universe sweeps along in its construction to where communication seems to be unbearably painful to the majority of its inhabitants, somebody'd better as-is it.

Так вот, индивидуум неизбежно придет к выводу, что он не сможет поддерживать общение... он неизбежно придет к выводу, что для него будет невозможно продолжать общаться со всеми этими людьми... если он сам считает, что все или, по крайней мере, многие должны умереть. Так вот, вы следите за мыслью? Если индивидуум вынужден найти себе клетку или пещеру, значит, он уже пришел к выводу, что все остальные должны умереть. Почему? Да потому, что, когда он разговаривает с людьми, у него возникает своего рода ощущение умирания, а это сразу же указывает вам на то, какое намерение он вкладывает в свое общение. Если он сам испытывает умирание, когда разговаривает с людьми, значит, он сам не желает ничего хорошего тем людям, которые его окружают. Как раз наоборот: если его отпустить, если дать ему немного свободы, то он как следует наточит меч и возьмется за дело.

Here we have a condition here of the only panacea — the only real panacea in mechanical terms — for space and energy, matter and time: communication. It is the sole curative element which can dependably change, alter and eradicate, without penalty, space, energy and matter.

Именно из-за такого индивидуума и из-за необходимости сдерживать его, возникает то, что известно нам как полиция... которая в разумном, душевно здоровом обществе приносит примерно столько же пользы, сколько бубонная чума. И тем не менее нас учат, что если бы в обществе не было полиции, то всех бы убили. Что ж, это свидетельствует об огромном доверии тем, кто нас окружает, не так ли? Чье это умозаключение? Это должно быть умозаключением того, чьи намерение и цель – убить всех, чтобы они знали. Следовательно, идея о том, что кого-то необходимо ограничивать, идея о том, что кого-то нужно сдерживать, что нужны барьеры, что кого-то нужно остановить и сломить, – эта идея должна неизбежно исходить от тех, кого нужно сдерживать и ограничивать.

What happens to a person who shuns it? What quality of black glass does his bank become? What happens to an individual who says — having already assumed communication and having gone into communication — now says, "Communication, that makes me feel bad. I don't like that. It's too painful to talk; it's too horrible to contemplate. I've got to draw barriers here and secretaries there and cut telephone wires over here and tom-up mail over in this corner." He's on his way. Where? Well, one thing — he's on his way to believing that everybody is going to be after him and at the same time, to the conclusion that he had better be after everybody. In other words, a Wall Street man.

Ощущение того, что общество вас терзает, не является чем-то неестественным. Но когда это ощущение приводит человека к выводу, что для того, чтобы выживать, ему не остается ничего другого, кроме как терзать всех и вся, тогда он оказывается потерян для себя и для всех остальных и ему следует найти себе такую пещеру.

Now, this condition is not particularly perilous. But we go four or five harmonics down this Tone Scale, we get into a condition which is very interesting indeed. We get to your political fascist, your criminal, the insane, the psychiatrist. We get to people who have to use mass in a violent way in order to convince any-body of anything.

Это отрицательные моменты, связанные с общением. Теоретически индивидуум сам по себе, в отсутствии пространства, в отсутствии энергии и материи, мог бы выживать в состоянии, при котором отсутствует время и которое может существовать бесконечно. Разве это не парадокс? Теоретически это возможно. Теоретически индивидуум мог бы находиться в таком состоянии, при котором у него не было бы желания участвовать в каком бы то ни было общении, при котором он не хотел бы участвовать в совместных действиях, при котором ему не нужно было бы ничего этого и он даже не знал бы о существовании всего этого. Теоретически такое состояние может существовать.

The Chinese know this very well. I, once upon a time, heard a little story about the Chinese. There were two coolies, two rickshaw boys, and they had drawn up in the street and they'd dropped their rickshaws and they were going "Nee-chongy-tonky-alamonpinyon," and — at each other and screaming back and forth. And an American was standing there with a Chinese friend and he watched this conversation going on and on — on. He finally turned around to his Chinese friend and he says, "Hey," he says, "what's the matter with those guys? Why don't they fight?"

Но если имеет место общение, у нас прежде всего должно быть два терминала... Даже если человек разговаривает сам с собой, он все равно должен сказать, что часть его самого является кем-то другим. Таким образом, речь идет о состоянии, при котором существует два терминала. И как только у нас появляется такое состояние, при котором существует два терминала и имеет место общение, начинает создаваться какая-то вселенная. И если создание этой вселенной продолжается и доходит до того, что общение, похоже, становится невыносимо болезненным для большинства ее обитателей, то кому-то следует воспринять эту вселенную «как-есть».

"Oh," his Chinese friend says, "the fellow who strikes first blow confess he run out of ideas!"

Здесь мы имеем состояние, при котором единственной панацеей... единственной панацеей в том, что касается механической стороны дела... единственной панацеей от пространства и энергии, материи и времени является общение. Это единственный целительный элемент, который позволяет надежно изменить, преобразовать и ликвидировать, без каких-либо негативных последствий, пространство, энергию и материю.

So we have this interesting thing. We have an interesting thing here: We have the idea as sufficient unto itself, and then we have the idea which has to be backed up with some space and some energy and some mass, and then we have the idea which has to be backed up with lots of energy and lots of space and lots of mass, and then we have the idea which is so perilously and tenuously held that it has to be backed up by the consideration that space, energy and mass is bad and you're going to get it!

Что происходит с человеком, который избегает общения? В какого рода черное стекло превращается его банк? Что происходит с индивидуумом, который говорит... который уже принял общение, вступил в общение... и теперь говорит: «Общение – от него я чувствую себя плохо. Мне оно не нравится. Оно слишком болезненно, чтобы говорить. Оно слишком ужасно, чтобы задумываться об этом. Я должен воздвигнуть барьеры вот здесь, и посадить секретарей вот сюда, и обрезать телефонные кабели вот тут, и разорвать всю почту вот здесь». Этот человек уже на пути. Куда? Что ж, во-первых, он на пути к тому, чтобы начать думать, будто все люди преследуют его, и в то же время – к выводу о том, что он должен преследовать всех. Иначе говоря, это человек с Уолл-стрит.

When somebody tries to tell you how bad it is over there and how you're all going to be cut up and you're going to be sliced up and it's going to be horrible things happening to you and you're going to go to jail for 126 years and the jails are terrible and so on and when they start on along this line, this fellow's just confessed to you he's run out of ideas. Certainly effective ones — certainly effective ones.

Так вот, такое состояние не является очень уж опасным. Но вот мы опускаемся по Шкале тонов на четыре-пять гармоник ниже, и оказываемся в состоянии, которое действительно является очень интересным. Мы оказываемся на уровне, на котором находится политик-фашист, преступник, сумасшедший, психиатр. Мы оказываемся на уровне людей, которым необходимо яростно использовать массу, чтобы что-то доказать кому бы то ни было.

Now, people get into this state of being quite easily. They believe that the space and the energy and the mass is the important driving force, and that there is no more important driving force in this world than space and energy and mass. And they believe these are — things are just fabulous. And they believe, at the same time, that the greatest healer is time.

Китайцам это очень хорошо известно. Когда-то давно мне рассказали одну небольшую историю о китайцах. Двое кули, двое ребят-рикшей тащили по улице свои коляски, затем они бросили их и начали: «Нии-чонги-тонкио-аламн-гуньон» – и... они кричали друг на друга. Там был один американец со своим китайским другом, он смотрел, как этот диалог все продолжался, продолжался и продолжался. В конце концов он повернулся к своему китайскому другу и спросил его:

Time is not the great healer; it is the great charlatan. Because time, mass, energy and space do not exist independent of the postulates of life. We're merely looking at another set of postulates represented with the urgency of conviction.

• Эй, в чем дело с этими ребятами? Почему бы им не подраться?

So we have a problem here when we're looking at a human being. We have a problem. This human being has gotten into the interesting state of believing that he could convince nobody of his presence unless he hands up a body. The only way that can convince somebody you're there is to give them a body. Now, isn't that interesting? Think of it for a moment. It'll start to appear rather ridiculous to you. The only way you could convince anybody you were there, or that you were anybody, would be to present them with a body. We show them a body; that convinces them. It stands in space, it moves with energy, and it is mass — and they know you're there.

If some of you are having a hard time trying to figure out how the devil they would know you were there unless you did present a body, be aware of this interesting thing: You must be trying to keep from being located.

Таким образом, мы имеем дело с таким вот интересным явлением. Мы имеем дело с таким вот интересным явлением: у нас есть идея, которая является самодостаточной; затем у нас есть идея, которая должна быть подкреплена некоторым количеством пространства, некоторым количеством энергии и некоторым количеством массы; затем у нас есть идея, которая должна быть подкреплена большим количеством энергии, большим количеством пространства и большим количеством массы; а затем у нас есть идея, которая является настолько опасной и настолько слабой, что ее приходится подкреплять мыслезаключением о том, что пространство, энергия и масса

Think it over for a moment. If you think the only way you could make anybody else aware of your presence would be to present a body, then you're presenting some kind of a substitute over here and you're saying, "Hey," you know, "tsk, tsk, tsk. That's me. Ha-ha!" Big joke! Everybody says, "How are you, Mr. Jones?" you know, and so forth. And if Jones is up here not making himself known, he still must have the conviction that he mustn't be located; that something will happen to him if he's located.

– это что-то плохое, и вы будете наказаны!

And there we get the top peak of aberration, and that is the highest level of aberration: "There is something rather detrimental to being located. There is something slightly wrong with being located."

Когда кто-то начинает говорить вам, как там у них все плохо, и что вас всех порубят на куски, что вас нарежут дольками, что с вами будут происходить ужасные вещи, вас посадят в тюрьму на 126 лет, а в тюрьмах просто ужас, что творится, и так далее, – когда какой-нибудь парень начинает высказываться в таком духе, он тем самым признается вам, что у него больше не осталось идей. Определенно, у него не осталось действенных идей... определенно, не осталось действенных идей.

"There's something slightly wrong with locating things" is your black V case. Not only slightly wrong: "I sure better locate nothing. I'd better not locate a thing. If I do any looking, I'm liable to see something, and if I see something, woooo!" But the funny part of it is, is there's no argument or reason at all that goes behind the woooo! but just that — woooo!

Так вот, люди довольно легко попадают в такое состояние. Они думают, что пространство, энергия и масса являются важной движущей силой и что в мире не существует более важной движущей силы, чем пространство, энергия и масса. И они думают, что все это... что это просто замечательные вещи. И в то же время они думают, что время это величайший целитель.

Now, you might accept this idea that fear of being located or dislike of being located or even tremendous desire to be located, such as your exhibitionist (and we've had lots of those since Freud invented them); these factors must contain in them a certain amount of truth if their use on the spirit of man and with his cooperation produces marked changes in his behavior, in his intelligence, in his ability, in his perception and his willingness to be perceived. And if we use these factors and produce marked changes in the ideas, personalities of people, and we better them and make them freer, then I feel that we must be talking somewhere close to truth. It is not necessarily true that we are speaking the truth; we are merely speaking the workability.

Время – это не великий целитель; это великий шарлатан. Поскольку время, масса, энергия и пространство не существуют независимо от постулатов жизни. Мы смотрим всего лишь на еще один набор постулатов, которые преподнесены нам в силу настойчивой необходимости убедить нас.

Truth is a very interesting thing, since the only way we get any persistence of any kind or any form or any energy or any mass is by changing it. Only if we alter truth do we get persistence. This is fabulous, but very true.

Таким образом, мы имеем дело с проблемой, когда смотрим на человеческое существо. Мы имеем дело с проблемой. Это человеческое существо оказалось в интересном положении: оно верит, что не может никого убедить в том, что оно присутствует, если только оно не предъявит тела. Единственный способ убедить кого-то в том, что вы присутствуете, это предъявить им тело. Так вот, разве это не интересно? Задумайтесь об этом на минутку. Это начнет казаться вам полнейшей нелепостью. Единственный способ убедить кого-то в том, что вы присутствуете или что вы кем-то являетесь, это предъявить тело. Мы показываем людям тело, это их убеждает. Оно стоит в пространстве, оно перемещается, используя энергию, оно является массой... и благодаря этому люди знают, что вы существуете.

That means some pessimist is going to come along and he's going to think to himself now — he's going to think to himself, "You mean that everything at which I look has a lie in it?" Well, if you want to state it crudely, yes. If a lie can be defined as an alteration of truth, or a departure from the truest true you know, then that's perfectly true. The floor is there because it's a damned lie.

Если кому-то из вас трудно представить, как, черт возьми, люди могут узнать, что вы присутствуете, если только вы действительно не предъявите им тела, осознайте такую вот интересную вещь: вы, должно быть, пытаетесь не допустить, чтобы вас обнаружили.

But one can easily accustom himself to these lies. It's only when the individual becomes hectic and very upset about lies that stuff that is composed of lies goes out of his control.

Задумайтесь об этом на минутку. Если вы считаете, что единственный способ сделать так, чтобы кто-то знал, что вы присутствуете, это предъявить ему тело, то вы помещаете вот сюда что-то вместо самого себя и говорите: «Эй, тцк, тцк, тцк. Это я. Ха-ха!» Славная шутка! Все говорят: «Как дела, мистер Джонс?» – и так далее. И если Джонс находится вот здесь вверху и не делает ничего, чтобы о нем узнали, то, должно быть, он все-таки убежден, что его не должны обнаружить; он убежден, что если его обнаружат, то с ним что-то случится, и здесь мы имеем дело с вершиной аберрации, это наивысший уровень аберрации: «Если меня обнаружат, мне это как-то повредит. Есть что-то несколько неправильное в том, чтобы быть обнаруженным».

Nor does this give anyone like Hitler a license to deal only in lies. If he deals only in lies, he'll as-is everything, too. He will bring about a condition of such persistency of lies that he won't have any truth left. You must always have a certain amount of truth left; because it is the alteration of truth which gives us persistence, which gives us survival. We must alter or repostulate truth. And if you alter lies and continue to alter lies, you get something else entirely different because you haven't got the first postulate to be followed by the second. Some truth must always be present, and it is only when no truth is left that we get the bad end of nothing.

«Есть что-то несколько неправильное в том, чтобы что-то обнаруживать» – это кейс «черная пятерка». И не просто что-то несколько неправильное: «Я не должен ничего обнаруживать, это уж точно. Я абсолютно ничего не должен обнаруживать. Если я буду смотреть, я могу что-то увидеть, а если я что-то увижу, ууууу!» Но вот что забавно: это «ууууу!» не подкреплено вообще никакими доводами, никакими обоснованиями, это просто «ууууу»!

Therefore, the lessons which we learn in processing today in Scientology are very, very interesting lessons. They bridge upon and across some of the greatest philosophic conundrums that have ever been advanced by man. What is justice? What is right? What is wrong? What is good behavior? What is bad behavior? There's many a person going around, the only thing that's wrong with them at all, that they conceive to be wrong with them, is that they can't quite figure out how it all ought to be. They see badness and viciousness and villainy on every side succeeding. They see this consistently. They see injustice, bought courts, they see perjury and false witnesses being rewarded on every hand. And something in them says that the only thing upon which this whole universe and all of us within it can possibly depend is truth. And truth, somehow, is decency and goodness and charity and mercy and kindness. They see this, and yet all they see rewarded is viciousness. And they get this sort of a conundrum in their heads and they just say, "Vr-rr-rr-rr-rr! I don't like it!"

Так вот, вы можете принять эту идею о том, что страх быть обнаруженным, или нежелание быть обнаруженным, или даже огромное желание быть обнаруженным, как в случае с человеком, который выставляет себя напоказ, или эксгибиционистом (и у нас появилось множество таких людей после того, как Фрейд их придумал)... должно быть, в этом есть некоторая доля истины, поскольку применение всего этого к духу человека (при условии, что он сотрудничает) позволяет добиться значительных изменений в его поведении, в его интеллекте, в его способностях, в его восприятиях и в его желании быть воспринятым. А если, используя эти факторы, мы можем добиться значительных изменений в идеях человека, в его личности, если мы можем сделать его лучше, сделать его более свободным, то мне кажется, что мы, должно быть, имеем дело с чем-то близким к истине. Это необязательно верно, что мы имеем дело с самой истиной, речь идет просто о действенности.

The only thing that's wrong with them is, is they have lost so much of their own basic truth that they are no longer able to combat an untruth. And the only thing you have to do with them is let them recover some of their basic truth; let them see that there is a reward for decency and kindness and justice and mercy and charity; let them see that these things are basic; let them see that communication is not bad, it's good; let them see that decency, honor are extant.

Истина – это очень интересная штука, поскольку единственный способ получить какое бы то ни было продолжение существования, единственный способ получить продолжение существования какой бы то ни было формы, или энергии, или массы – это изменить истину. Только если мы искажаем истину, мы получаем продолжение существования. Это невероятно, но это совершенно верно.

How would you let them see this? Processing. Almost any processing leads in this direction today.

И какой-нибудь пессимист подумает... он подумает: «Вы хотите сказать, что все, на что я смотрю, содержит в себе ложь?» Что ж, если вы хотите выразить это в такой вот грубой форме, то да. Если ложь можно определить, как искажение истины или отход от самой истинной истины, которая вам известна, то это совершенно верно. Этот пол существует потому, что он является чертовской ложью. Но человек может легко привыкнуть ко всей этой лжи. Только когда индивидуум начинает беспокоиться по поводу этой лжи, когда он сильно расстраивается из-за этой лжи, только тогда то, что состоит из лжи, выходит из-под его контроля.

An individual who has had all of his truth perverted has nothing left.

Но это не дает права кому бы то ни было вроде Гитлера только и делать, что лгать. Если кто-то только и делает, что лжет, то он тоже создаст для всего состояние «как-есть». Он вызовет такое продолжение существования лжи, что у него не останется никакой истины. У вас всегда должна оставаться какая-то толика истины: поскольку именно искажение истины дает нам продолжение существования, дает нам выживание. Мы должны искажать или постулировать заново истину. А если вы искажаете ложь и продолжаете искажать ложь, вы получаете нечто совершенно иное, поскольку в этом случае у вас нет первого постулата, за которым мог бы последовать второй. Всегда должна присутствовать какая-то доля истины, и только когда не остается никакой истины, дело кончается плохо и мы получаем ничто.

Because the only actuality there is, must begin with a certain amount of truth. And then for the actuality to persist, it must be altered. And when we alter the alteration, and then alter that alteration, we begin to walk through a cobweb of lies which is liable to trap anyone — and has even trapped some of the best thinking minds of the last several thousand years. If you don't believe this, read some of the books of the philosophers. Read Plato's dissertation on man. If you've ever read a mad-dog piece of writing, that's one. He had departed far enough from the truth, even Plato, so that he had conceived that man himself was a pretty evil rat.

Таким образом, те уроки, которые мы извлекаем сегодня в Саентологии, когда проводим процессинг, это очень, очень интересные уроки. Они позволяют нам перебросить мостик через некоторые из величайших философских головоломок, которые когда-либо задавал человек, и разрешить их. Что такое справедливость? Что такое правильно? Что такое неправильно? Какое поведение является хорошим? Какое поведение является плохим? Единственное, что вообще не так со многими людьми, что, по их мнению, с ними не так, так это то, что они не вполне могут понять, как все это должно быть. Они видят, что повсюду преуспевают скверные, порочные люди, преуспевают негодяи. Они видят это постоянно. Они видят нес несправедливость, продажные суды, они видят, что вероломство и лжесвидетельства повсюду вознаграждаются. И что-то внутри них говорит, что единственное, на что вообще может полагаться вся эта вселенная и каждый из нас, находящийся в ней, так это на истину. И как-то так получается, что истина – это порядочность, великодушие, щедрость, милосердие, доброта. Они понимают это, и тем не менее они видят, что вознаграждается лишь порочность. Они сталкиваются с такой головоломкой, и они просто говорят: «Вр-рр-рр-рр-рр! Мне это не нравится!»

Now, processing today depends less upon the alteration of the moral nature of the individual than upon the rehabilitation in the individual of his ability to recognize and to be truth.

Единственное, что с ними не так, это то, что они утратили так много своей собственной фундаментальной истины, что они уже не могут бороться с ложью. И единственное, что вы должны с ними сделать, так это позволить им обрести вновь какую-то часть их фундаментальной истины; позволить им увидеть, что порядочность, доброта, справедливость, милосердие, щедрость вознаграждаются; позволить им увидеть, что эти вещи являются основными; позволить им увидеть, что общение не является чем-то плохим, что это нечто хорошее; позволить им увидеть, что порядочность и честь существуют.

Well, what is truth?

Как вы можете позволить им увидеть это? Процессинг. Сегодня почти любой процессинг ведет человека в этом направлении.

If you want to know what truth is for this universe, it's the definition of a static, and, I am afraid, a fairly close path of the fifty-one Axioms in The Creation of Human Ability. They work, because they bring an individual closer to truth and much further away from disaster and lies than anything else has brought him. So there must be an interweave of truth in these Axioms, because in their use, one recovers truth.

Если вся истина, которая была у индивидуума, извращена, у него не остается ничего. Поскольку в основе единственной существующей действительности должна лежать какая-то доля истины. А затем, чтобы эта действительность продолжала существовать, она должна быть искажена. А когда мы искажаем то, что было искажено, а затем искажаем уже это искажение, мы оказываемся в паутине лжи, которая может поймать в ловушку кого угодно... и даже поймала в ловушку некоторые из лучших умов нескольких последних тысячелетий. Если вы этому не верите, почитайте некоторые из тех книг, что написаны философами. Почитайте трактат Платона о человеке. Если вам когда-либо доводилось читать что-то нелепое и непрактичное, так это оно и есть. Он достаточно далеко отошел от истины... даже Платон... так что решил, что человек сам по себе является довольно злобной тварью.

What is the basic truth?

Так вот, процессинг сегодня зависит не столько от изменения моральной природы индивидуума, сколько от восстановления его способности распознавать истину и быть ею.

The basic truth is that an individual can survive without any communication with his fellows. He can. He can persist one way or the other by his own postulates. He can. And he won't have any games — not a one. He won't have any fun — none. But maybe that's all right, too. And that every individual has within himself free choice to go where he wills, do what he would, think what he wants.

Что же такое истина?

It's by the interruption of that free choice by himself and by his agreements that we get solidifies, barriers. And these barriers only become onerous and very bad to have around when the individual has more barriers than he has truth.

Если вы хотите знать, что представляет собой истина для этой вселенной, то посмотрите на дефиницию статики и, боюсь, на ту довольно-таки узкую дорожку, которая представлена пятьюдесятью одной аксиомой в книге «Создание человеческих способностей». Эти аксиомы работают, поскольку они подводят индивидуума ближе к истине и уводят его гораздо дальше от катастрофы и лжи, чем что бы то ни было еще. Так что, должно быть, в эти аксиомы вплетена нить истины, поскольку, используя их, индивидуум вновь обретает истину.

And therefore we say to the preclear who can't exteriorize well that we've got to give him some more processing. Why? We've got to change his level of truth, which is to say, we've got to give less stress to these barriers and more stress to the individual. Therefore, when we process a chronic somatic, when we process a body, when we process space, energy and mass, we're changing barriers, and they only persist by being changed. Which leaves us one whole sphere to process, which is much more important than the sphere of barriers, and that whole sphere is the processing of truth itself, which — in you and which is you, a thetan.

В чем заключается фундаментальная истина?

And a thetan, thereby and therefore, can be processed infinitely without bringing about a persistence of bad conditions. He can be processed without any liabilities. His problems can be addressed and changed without liability, and the only liability there could possibly be in auditing would be to address barriers, because we would make barriers persist. So therefore, we no longer process barriers of any kind. All we do, perhaps, is to get the individual habituated to the idea that there might possibly be some barriers somewhere, and that he could recognize this fact without dying. And when we've done that, we can go on and process the individual.

Фундаментальная истина заключается в том, что индивидуум может выживать без какого бы то ни было общения с теми, кто его окружает. Он может. Он может продолжать существовать так или иначе при помощи своих собственных постулатов. Он может. И у него не будет никаких игр... ни одной. У него не будет возможности повеселиться... вообще никакой. Но, возможно, это нормально. И эта истина заключается в том, что каждый индивидуум волен выбирать, куда он желает идти, волен делать то, что он предпочитает делать, и волен думать то, что он хочет думать.

Therefore, we are not in the healing sciences — because there is absolutely nothing wrong of any kind whatsoever with that which we treat, which is the thetan, the spirit of man.

Лишь когда его свобода выбора нарушается им самим и его соглашениями, мы получаем что-то плотное, мы получаем барьеры. И эти барьеры становятся тягостными и очень скверными только тогда, когда у индивидуума оказывается больше барьеров, чем истины.

Thank you.

Поэтому мы говорим преклиру, который не может как следует экстериоризироваться, что мы должны провести ему еще немного процессинга. Почему? Мы должны изменить его уровень истины, иначе говоря, мы должны сделать меньший акцент на этих барьерах и больший акцент на самом индивидууме. Следовательно, если мы проводим процессинг в отношении хронической соматики, если мы проводим процессинг в отношении тела, если мы проводим процессинг в отношении пространства, энергии и массы, то мы изменяем барьеры, а они продолжают существовать, лишь когда мы их изменяем. Таким образом, у нас остается одна область, в отношении которой следует проводить процессинг, и она гораздо более важна, чем область барьеров; мы должны проводить процессинг в отношении самой истины, которая находится в вас, истины, которая и есть вы, тэтан.

И следовательно, тэтану можно проводить процессинг до бесконечности и это не вызовет продолжения существования каких-либо нежелательных состояний. Проведение ему процессинга не приводит к возникновению каких бы то ни было отрицательных моментов. Вы можете работать с его проблемами и изменять их, не вызывая появления каких-либо отрицательных моментов, и единственный отрицательный момент, связанный с одитингом, возникает лишь в том случае, если вы работаете с барьерами, поскольку тогда вы заставляете их продолжать существовать. И поэтому мы больше не проводим процессинг в отношении каких бы то ни было барьеров. Все, что мы делаем, так это, вероятно, приучаем индивидуума к идее о том, что кое-где, возможно, и существуют кое-какие барьеры, и что он может осознать это и при этом не умереть. И когда мы этого добились, мы можем продолжать проводить процессинг индивидууму.

Поэтому, мы не имеем дела с науками, занимающимися лечением... поскольку в том, с чем мы работаем, то есть в тэтане, в духе человека, нет абсолютно ничего, что было бы не так.

Спасибо.