Легко можно утверждать, что самым важным процессом в Саентологии является "Проблемы сравнимой величины". Ничто с ним не сравнится. Нам неважно, насколько высоко или низко проходит этот процесс. Но нигде в Саентологии мы не найдем процесса, который достигает таких высоких и таких низких уровней, как "Проблемы сравнимой величины".

Легко можно утверждать, что самым важным процессом в Саентологии является "Проблемы сравнимой величины". Ничто с ним не сравнится. Нам неважно, насколько высоко или низко проходит этот процесс. Но нигде в Саентологии мы не найдем процесса, который достигает таких высоких и таких низких уровней, как "Проблемы сравнимой величины".

Это представление — о его охвате — вам стоит четко уяснить. Есть процессы, которые, без сомнения, работают высоко или низко — в этом мы уверены. Но никакой другой процесс не работает одновременно так низко и так высоко. Единственная необходимость для "Проблемы сравнимой величины" — то, чтобы выбранный терминал был реален для преклира. Это необходимое условие для его прохождения. "Проблемы сравнимой величины" становится реальным только тогда, когда выбранный терминал или терминалы становятся реальными. Это — первое условие. Если этот процесс проваливается, то его на самом деле просто не проводили, поскольку "Проблемы сравнимой величины", по определению, есть процесс, который побуждает преклира изобретать ситуации, обладающие важностью, подобной важности данной ситуации, а данная ситуация должна состоять из одного или большего количества терминалов.

Это представление — о его охвате — вам стоит четко уяснить. Есть процессы, которые, без сомнения, работают высоко или низко — в этом мы уверены. Но никакой другой процесс не работает одновременно так низко и так высоко. Единственная необходимость для "Проблемы сравнимой величины" — то, чтобы выбранный терминал был реален для преклира. Это необходимое условие для его прохождения. "Проблемы сравнимой величины" становится реальным только тогда, когда выбранный терминал или терминалы становятся реальными. Это — первое условие. Если этот процесс проваливается, то его на самом деле просто не проводили, поскольку "Проблемы сравнимой величины", по определению, есть процесс, который побуждает преклира изобретать ситуации, обладающие важностью, подобной важности данной ситуации, а данная ситуация должна состоять из одного или большего количества терминалов.

Что мы имеем в виду под словом "терминал"? Это любая зафиксированная масса, применяемая в системе коммуникации. Таким образом, вы видите, что человек является терминалом, но и пост также может быть терминалом. Терминалом может быть голова или шляпа на ней. Если выбирать между двумя последними, то шляпа тут более сомнительный претендент. Она сомнительна потому, что у нее меньше массы, и ее проще потерять. Где-то на линии, имеется граница между терминалом и состоянием. Нам теперь надо понять, что такое состояние.

Что мы имеем в виду под словом "терминал"? Это любая зафиксированная масса, применяемая в системе коммуникации. Таким образом, вы видите, что человек является терминалом, но и пост также может быть терминалом. Терминалом может быть голова или шляпа на ней. Если выбирать между двумя последними, то шляпа тут более сомнительный претендент. Она сомнительна потому, что у нее меньше массы, и ее проще потерять. Где-то на линии, имеется граница между терминалом и состоянием. Нам теперь надо понять, что такое состояние.

Состояние — это обстоятельство, связанное с массой или терминалом. Когда вы задаете вопрос о "Проблемах сравнимой величины", и проходите их в отношении состояний, то есть запрашиваете обстоятельство или проблему, сравнимую с каким-то обстоятельством, у которого нет никакого фиксированного положения, никогда его не было, и которое никогда не работало ни в какой коммуникационной системе, вы занимаетесь описанием описания — и нет ничего такого, во что преклир мог бы вонзить зубы.

Состояние — это обстоятельство, связанное с массой или терминалом. Когда вы задаете вопрос о "Проблемах сравнимой величины", и проходите их в отношении состояний, то есть запрашиваете обстоятельство или проблему, сравнимую с каким-то обстоятельством, у которого нет никакого фиксированного положения, никогда его не было, и которое никогда не работало ни в какой коммуникационной системе, вы занимаетесь описанием описания — и нет ничего такого, во что преклир мог бы вонзить зубы.

Соответственно, для начала нам необходимо усвоить разницу между состоянием и терминалом. Очень важно, чтобы вы в этом разобрались. Если вы не усвоили разницу между состоянием и терминалом, что ж, не жалуйтесь: эта техника навсегда останется за рамками вашего понимания — однако разобраться в этом совсем несложно.

Соответственно, для начала нам необходимо усвоить разницу между состоянием и терминалом. Очень важно, чтобы вы в этом разобрались. Если вы не усвоили разницу между состоянием и терминалом, что ж, не жалуйтесь: эта техника навсегда останется за рамками вашего понимания — однако разобраться в этом совсем несложно.

Свет включен. Итак, "включен" — это обстоятельство в отношении света. И вы проводите не "проблему сравнимой величины по отношению к включен", а "проблему сравнимой величины по отношению к свету". Понимаете? Звучит по-идиотски, однако множество людей это упускают из вида. Давайте сейчас рассмотрим это, и увидим, что массы существуют, и что все массы только относительно фиксированны. Массы есть массы, и это, кстати говоря, не частицы.

Свет включен. Итак, "включен" — это обстоятельство в отношении света. И вы проводите не "проблему сравнимой величины по отношению к включен", а "проблему сравнимой величины по отношению к свету". Понимаете? Звучит по-идиотски, однако множество людей это упускают из вида. Давайте сейчас рассмотрим это, и увидим, что массы существуют, и что все массы только относительно фиксированны. Массы есть массы, и это, кстати говоря, не частицы.

Массы — это нечто распространяемое тэтаном, посредством моделирования, а частицы — это нечто, отваливающееся от масс. Вы не прорабатываете частицы. Так что под терминалом мы имеем в виду относительно фиксированное, отождествимое, отделимое положение в пространстве.

Массы — это нечто распространяемое тэтаном, посредством моделирования, а частицы — это нечто, отваливающееся от масс. Вы не прорабатываете частицы. Так что под терминалом мы имеем в виду относительно фиксированное, отождествимое, отделимое положение в пространстве.

Простая причина того, почему вы не работаете с частицами, почему вы не проводите " проблему сравнимой величины" по отношению к словам, почему вы не проводите " проблему сравнимой величины" по отношению к тем или иным состояниям, легко демонстрируется, если вы возьмете и разок это сделаете — и это счастливое приключение для одитора, но не для преклира. Для того, чтобы получить реальный, стопроцентный тест, попробуйте пройти нечто типа "проблемы сравнимой величины" по отношению к замысловатым словам. Это достаточно неопределенно и остаточно подвешено в воздухе, для того чтобы… довольно быстро отстрелить этим задницу преклира.

Простая причина того, почему вы не работаете с частицами, почему вы не проводите " проблему сравнимой величины" по отношению к словам, почему вы не проводите " проблему сравнимой величины" по отношению к тем или иным состояниям, легко демонстрируется, если вы возьмете и разок это сделаете — и это счастливое приключение для одитора, но не для преклира. Для того, чтобы получить реальный, стопроцентный тест, попробуйте пройти нечто типа "проблемы сравнимой величины" по отношению к замысловатым словам. Это достаточно неопределенно и остаточно подвешено в воздухе, для того чтобы… довольно быстро отстрелить этим задницу преклира.

Для успешного проведения этого одитор должен в первую и главную очередь позаботиться о том, чтобы его мишенью был терминал — а не состояние. Следующее по важности — выбрать правильный терминал.

Для успешного проведения этого одитор должен в первую и главную очередь позаботиться о том, чтобы его мишенью был терминал — а не состояние. Следующее по важности — выбрать правильный терминал.

Вы должны понимать процедуру проведения этой техники. Вы удивляетесь, почему я делаю на этом такой акцент? Да по самой невероятной причине — эта техника в одитинге может слететь с колеи быстрее, чем любая другая из мне известных техник. Одна из самых примечательных вещей в ней состоит в том, что одиторы не принимают от преклира проблем. Другими словами, одитор, который навязчиво занимается решением проблем, будет иметь жуткие проблемы с проведением этой техники, потому что ему приходится принимать на себя проблему каждый раз, когда преклир отвечает на вопрос. Способ прохождения этого таков: на самом деле здесь требуется три ответа.

Вы должны понимать процедуру проведения этой техники. Вы удивляетесь, почему я делаю на этом такой акцент? Да по самой невероятной причине — эта техника в одитинге может слететь с колеи быстрее, чем любая другая из мне известных техник. Одна из самых примечательных вещей в ней состоит в том, что одиторы не принимают от преклира проблем. Другими словами, одитор, который навязчиво занимается решением проблем, будет иметь жуткие проблемы с проведением этой техники, потому что ему приходится принимать на себя проблему каждый раз, когда преклир отвечает на вопрос. Способ прохождения этого таков: на самом деле здесь требуется три ответа.

Вы говорите: "Дай мне проблему сравнимой величины по отношению к твоей матери", и преклир говорит: "Атлантический океан".

Вы говорите: "Дай мне проблему сравнимой величины по отношению к твоей матери", и преклир говорит: "Атлантический океан".

Теперь, если одитор скажет: "Каким образом это может быть твоей проблемой?", — вы столкнетесь с этой странностью.

Теперь, если одитор скажет: "Каким образом это может быть твоей проблемой?", — вы столкнетесь с этой странностью.

Преклир говорит: "Атлантический океан затопляет свои берега".

Преклир говорит: "Атлантический океан затопляет свои берега".

Так вот, одитор, который не способен выносить проблемы, примет это как проблему — но это состояние. Первое, что выдал преклир, было то, что он считал сравнимым терминалом, потом он выдал состояние.

Так вот, одитор, который не способен выносить проблемы, примет это как проблему — но это состояние. Первое, что выдал преклир, было то, что он считал сравнимым терминалом, потом он выдал состояние.

И только повторное задавание вопроса:

И только повторное задавание вопроса:

"Как это могло бы быть проблемой для тебя?", — до него дошло.

"Как это могло бы быть проблемой для тебя?", — до него дошло.

Но там была связанная с этим проблема — "Как это могло бы быть проблемой для тебя?".

Но там была связанная с этим проблема — "Как это могло бы быть проблемой для тебя?".

Так что команды одитинга таковы:

Так что команды одитинга таковы:

• "Назови мне проблему сравнимой величины для (терминала) ",

• "Назови мне проблему сравнимой величины для (терминала) ",

Если преклир не может представить себе проблему, эта техника неэффективна. Его может отталкивать семантика этой вещи. Следовательно, эту команду было бы достаточно полезно прояснить. Слово, которое сбивает смысл команды — "проблема", а не "сравнимая величина". Просто оттого, что в последнем словосочетании так много слогов, вы можете подумать, что именно это подвешивает преклира — "сравнимая величина", но на самом деле это не так.

Если преклир не может представить себе проблему, эта техника неэффективна. Его может отталкивать семантика этой вещи. Следовательно, эту команду было бы достаточно полезно прояснить. Слово, которое сбивает смысл команды — "проблема", а не "сравнимая величина". Просто оттого, что в последнем словосочетании так много слогов, вы можете подумать, что именно это подвешивает преклира — "сравнимая величина", но на самом деле это не так.

Одитинг по ней должен включать в себя и еще одну вещь, а именно — ощущение преклира о том, как он размышляет над этим. Это, очевидно, необходимая часть проработки.

Одитинг по ней должен включать в себя и еще одну вещь, а именно — ощущение преклира о том, как он размышляет над этим. Это, очевидно, необходимая часть проработки.

Мы говорим: "Проблема сравнимая величина для твоей матери".

Мы говорим: "Проблема сравнимая величина для твоей матери".

Преклир говорит: "Атлантический океан".

Преклир говорит: "Атлантический океан".

Мы: "Как это может быть для тебя проблемой?".

Мы: "Как это может быть для тебя проблемой?".

Преклир: "О, он затопляет свои берега".

Преклир: "О, он затопляет свои берега".

Вы: "Отлично, как этом может быть проблемой для тебя?".

Вы: "Отлично, как этом может быть проблемой для тебя?".

Он говорит: "О, я мог бы изобрести какой-нибудь способ предотвратить это".

Он говорит: "О, я мог бы изобрести какой-нибудь способ предотвратить это".

Если вы до сих пор не уверены, получили ли вы это, потому что с такой формулировкой невозможно быть уверенным, вы говорите:

Если вы до сих пор не уверены, получили ли вы это, потому что с такой формулировкой невозможно быть уверенным, вы говорите:

"Но как это могло бы быть проблемой для тебя?"

"Но как это могло бы быть проблемой для тебя?"

или — здесь есть альтернативная команда —

или — здесь есть альтернативная команда —

"Можешь ли ты представить себе, как ты размышляешь над тем, как это сделать?".

"Можешь ли ты представить себе, как ты размышляешь над тем, как это сделать?".

Он это получит — и именно это вам и надо. Он должен получить идею о том, как он размышляет над этим. Вы должны включить это в анатомию проработки этого.

Он это получит — и именно это вам и надо. Он должен получить идею о том, как он размышляет над этим. Вы должны включить это в анатомию проработки этого.

Альтернативная команда ко всему этому — "несравнимая величина", как я только что упомянул. Когда вы работаете с чем-то настолько гигантским, настолько внушительным, что это приводит к задержке общения у преклира на пару часов — понимаете, ему только что сообщили о том, что его казнь на электрическом стуле назначена на утро — вам нужно успокоить его, вырвать его из головы и оставить им мертвое тело, и это была бы хорошая шутка — что-то типа того, понимаете. Вы осознаете, что эта проблема может быть гигантской. Это фиксация на ней невероятно велика. Она простирается от горизонта до горизонта, вниз до самого центра земли и наполняет всю вселенную с той стороны. Вот какая огромная проблема. И техника несравнимых величин входит в это через самое дно проблем. Если человек не может найти данное сравнимой величины, что ж, как вы думаете, что вам следует предпринять? Найти проблему несравнимой величины, конечно. Вы не можете оценивать на основании одного данного, кроме как по постулату. Конечно, вы сами должны находиться в состоянии, когда вы просто говорите "Это важно" или "Это неважно", и это, соответственно, может быть оценкой любого отдельно взятого данного. Но тогда вы уже не будете просто человеком. Вы, кстати, знаете о том, что вы не можете быть человеком и при этом оставаться правым? Это невозможно. Я уже упоминал об этом.

Альтернативная команда ко всему этому — "несравнимая величина", как я только что упомянул. Когда вы работаете с чем-то настолько гигантским, настолько внушительным, что это приводит к задержке общения у преклира на пару часов — понимаете, ему только что сообщили о том, что его казнь на электрическом стуле назначена на утро — вам нужно успокоить его, вырвать его из головы и оставить им мертвое тело, и это была бы хорошая шутка — что-то типа того, понимаете. Вы осознаете, что эта проблема может быть гигантской. Это фиксация на ней невероятно велика. Она простирается от горизонта до горизонта, вниз до самого центра земли и наполняет всю вселенную с той стороны. Вот какая огромная проблема. И техника несравнимых величин входит в это через самое дно проблем. Если человек не может найти данное сравнимой величины, что ж, как вы думаете, что вам следует предпринять? Найти проблему несравнимой величины, конечно. Вы не можете оценивать на основании одного данного, кроме как по постулату. Конечно, вы сами должны находиться в состоянии, когда вы просто говорите "Это важно" или "Это неважно", и это, соответственно, может быть оценкой любого отдельно взятого данного. Но тогда вы уже не будете просто человеком. Вы, кстати, знаете о том, что вы не можете быть человеком и при этом оставаться правым? Это невозможно. Я уже упоминал об этом.

Итак, здесь у нас возникает необходимость получать оценки от других. Оценок от других людей. Представьте себе это — исключительную единственность проблем или ситуаций. Когда человек больше не произносит оценок вещей с вальяжным и величественным видом, когда он отказался от этого для того, чтобы получить более путаную и сложную игру, то после этого у него возникает необходимость в двух данных. Для того, чтобы узнать по опыту добро, необходимо иметь определенный опыт в отношении зла. И вокруг частенько можно встретить людей, которые ходят и бухтят о том, как все плохо, хотя в отношении них ничего кроме множества добра, не делали. Это великая странность. Вам стоит посмотреть на это. Все, что надо сделать — рестимулировать более раннее добро для того, чтобы соскользнуть в последствия более позднего зла. Например, если кто-то просто был ужасно гадок, и мы похвалим его за его огромное сердце и любовь к своим собратьям — то вы увидите, как тот просто подавится и начнет задыхаться. Его, вероятно, немедленно хватит удар. Вы могли бы рестимулировать такую штуку, до тех пор пока она не рухнула бы и не перестала бы быть кнопкой.

Итак, здесь у нас возникает необходимость получать оценки от других. Оценок от других людей. Представьте себе это — исключительную единственность проблем или ситуаций. Когда человек больше не произносит оценок вещей с вальяжным и величественным видом, когда он отказался от этого для того, чтобы получить более путаную и сложную игру, то после этого у него возникает необходимость в двух данных. Для того, чтобы узнать по опыту добро, необходимо иметь определенный опыт в отношении зла. И вокруг частенько можно встретить людей, которые ходят и бухтят о том, как все плохо, хотя в отношении них ничего кроме множества добра, не делали. Это великая странность. Вам стоит посмотреть на это. Все, что надо сделать — рестимулировать более раннее добро для того, чтобы соскользнуть в последствия более позднего зла. Например, если кто-то просто был ужасно гадок, и мы похвалим его за его огромное сердце и любовь к своим собратьям — то вы увидите, как тот просто подавится и начнет задыхаться. Его, вероятно, немедленно хватит удар. Вы могли бы рестимулировать такую штуку, до тех пор пока она не рухнула бы и не перестала бы быть кнопкой.

Мы понимаем вещи тогда, когда перестаем оценивать посредством постулатов, но когда мы становимся вежливыми и оцениваем посредством свидетельств, демонстраций, то мы теряем способность принимать "исключительно-единственную" вещь. Это в большой степени нехорошо, потому что тэтан в значительной степени является "исключительно-единственным" существом, и это рестимулирует его собственную бытийность. Впадая в низшие гармоники своей собственной бытийности, он приходит в горе. Все, что вам нужно сделать — преувеличить бытие тэтана в любой из граней бытийности, и вы заработаете неприятности. Но это не означает, что всего этого нельзя достичь. Я сказал — низшие гармоники. Но как добраться до этих низших гармоник? Посредством фиксации. Фиксации на различных случаях, и, определенно, на тех вещах, которые существуют как "единственные". Они не имеют ничего подобного себе, так что если вы смотрите на такую вещь, то вы можете смотреть только на нее, и ни на что больше. И это становится очень, очень плохим… очень-очень плохим.

Мы понимаем вещи тогда, когда перестаем оценивать посредством постулатов, но когда мы становимся вежливыми и оцениваем посредством свидетельств, демонстраций, то мы теряем способность принимать "исключительно-единственную" вещь. Это в большой степени нехорошо, потому что тэтан в значительной степени является "исключительно-единственным" существом, и это рестимулирует его собственную бытийность. Впадая в низшие гармоники своей собственной бытийности, он приходит в горе. Все, что вам нужно сделать — преувеличить бытие тэтана в любой из граней бытийности, и вы заработаете неприятности. Но это не означает, что всего этого нельзя достичь. Я сказал — низшие гармоники. Но как добраться до этих низших гармоник? Посредством фиксации. Фиксации на различных случаях, и, определенно, на тех вещах, которые существуют как "единственные". Они не имеют ничего подобного себе, так что если вы смотрите на такую вещь, то вы можете смотреть только на нее, и ни на что больше. И это становится очень, очень плохим… очень-очень плохим.

По сути дела, когда вы работаете с проблемами сравнимой величины, это становится очень забавным, потому что при такой проработке человек использует свое стремление к оценке, но он устанавливает эту оценку на причинной основе, и вы прорабатываете самые высшие логические основания в логике напрямую из банка. Так что для того, чтобы на улице стояла отличная погода, человеку не нужно иметь отличный солнечный день. Понимаете? Человек в значительной степени перестает быть зависимым от своего окружения в плане получения удовольствия или боли.

По сути дела, когда вы работаете с проблемами сравнимой величины, это становится очень забавным, потому что при такой проработке человек использует свое стремление к оценке, но он устанавливает эту оценку на причинной основе, и вы прорабатываете самые высшие логические основания в логике напрямую из банка. Так что для того, чтобы на улице стояла отличная погода, человеку не нужно иметь отличный солнечный день. Понимаете? Человек в значительной степени перестает быть зависимым от своего окружения в плане получения удовольствия или боли.

Если же вы стоите и ждете, когда нечто другое примет решение о том, что это таково или не таково, то вы попали в неприятности. Дети так поступают — притом настолько сильно, что они даже не знают, насколько больно — это больно, пока не спросят об этом маму или папу. Ребенок зависит от внешней оценки, и я видывал детей, который докатывались до отказа есть мороженое. Почему? "Мороженое плохое. Я не люблю мороженое". Я спрашиваю: "Что?". Немедленно становился одитором и задавал команду: "Кто это тебе сказал?". "О…". "Ну, кто это тебе сказал?". Я говорю: "Мороженое — это хорошо". Ужас. Я только что развеял чары одного человека, и наложил свои. Дети очень быстро делают прямой провод. С ребенком можно исправить что угодно, если просто провести ему прямой провод.

Если же вы стоите и ждете, когда нечто другое примет решение о том, что это таково или не таково, то вы попали в неприятности. Дети так поступают — притом настолько сильно, что они даже не знают, насколько больно — это больно, пока не спросят об этом маму или папу. Ребенок зависит от внешней оценки, и я видывал детей, который докатывались до отказа есть мороженое. Почему? "Мороженое плохое. Я не люблю мороженое". Я спрашиваю: "Что?". Немедленно становился одитором и задавал команду: "Кто это тебе сказал?". "О…". "Ну, кто это тебе сказал?". Я говорю: "Мороженое — это хорошо". Ужас. Я только что развеял чары одного человека, и наложил свои. Дети очень быстро делают прямой провод. С ребенком можно исправить что угодно, если просто провести ему прямой провод.

Таким образом, мы смотрим на ситуацию и обнаруживаем, что индивидууму приходится страдать от жизни пропорционально тому, насколько жизнь заставляет его страдать. Таким образом, для его восстановления необходима его оценка жизни от самого себя как точки-причины, как способность. Мы находим это в категории "проблем сравнимой величины". И в тот момент, когда мы заговариваем о сравнимой величине, мы могли бы отвлечься и заняться обсуждением всего предмета логики. Я хочу обратить ваше внимание на предлогические основания, кстати говоря. Прочитайте их.

Таким образом, мы смотрим на ситуацию и обнаруживаем, что индивидууму приходится страдать от жизни пропорционально тому, насколько жизнь заставляет его страдать. Таким образом, для его восстановления необходима его оценка жизни от самого себя как точки-причины, как способность. Мы находим это в категории "проблем сравнимой величины". И в тот момент, когда мы заговариваем о сравнимой величине, мы могли бы отвлечься и заняться обсуждением всего предмета логики. Я хочу обратить ваше внимание на предлогические основания, кстати говоря. Прочитайте их.

Единственная причина, по которой "Проблемы сравнимой величины" столь эффективны и легки в работе, состоит в том, что индивидуум ставит определенные вещи на автомат, то есть не берет на себя определенную ответственность за одну из сторон дихотомии. Он избегает всей ответственности за зло. Это интересное состояние, потому что он теряет способность справляться со злом, и потом переходит к этой двусторонней основе стимула-реакции, и в своей следующей жизни предстает совершенный негодяем. Он не взял за это никакой ответственности, и это его и съедает. Если взять достаточно большую ответственность за льва, то вы на нем пообедаете — каждый раз.

Единственная причина, по которой "Проблемы сравнимой величины" столь эффективны и легки в работе, состоит в том, что индивидуум ставит определенные вещи на автомат, то есть не берет на себя определенную ответственность за одну из сторон дихотомии. Он избегает всей ответственности за зло. Это интересное состояние, потому что он теряет способность справляться со злом, и потом переходит к этой двусторонней основе стимула-реакции, и в своей следующей жизни предстает совершенный негодяем. Он не взял за это никакой ответственности, и это его и съедает. Если взять достаточно большую ответственность за льва, то вы на нем пообедаете — каждый раз.

Существует интересный эксперимент, который вы можете сами выполнить — я советую вам это проделать, для того чтобы получить понимание ответственности и автоматики, потому что ответственность и автоматику особенно важно понимать именно при проведении "Проблем сравнимой величины" — вот какой: "Представьте себе усилие, которое потребовалось на создание этой стены". Представьте себе нечто подобное усилию, и вы немедленно ощутите поразительную безответственность в отношении этого. Эта безответственность может быть настолько велика, что практически может сделать вас больным.

Существует интересный эксперимент, который вы можете сами выполнить — я советую вам это проделать, для того чтобы получить понимание ответственности и автоматики, потому что ответственность и автоматику особенно важно понимать именно при проведении "Проблем сравнимой величины" — вот какой: "Представьте себе усилие, которое потребовалось на создание этой стены". Представьте себе нечто подобное усилию, и вы немедленно ощутите поразительную безответственность в отношении этого. Эта безответственность может быть настолько велика, что практически может сделать вас больным.

Если вы хотите особенно сильно навредить преклиру, не дать ему никаких улучшений, просто задайте ему вопрос: "Дай мне представление об усилии, необходимом для создания твоего кейса". И он будет сидеть перед вами, в состоянии тотальной безответственности за свой кейс. Его кейс там, но он за него не несет ответственности. Как восстановить его ответственность за что-либо? Он должен уметь справляться с ней. Вы можете поставить что-то на автомат, но при этом обычно рано или поздно вы впадете в безответственность по отношению к этому, потому что именно это и есть автоматика. Если мы будет ставить на автоматику проблемы, то мы сами в конце концов станем проблемой, без нашего на то согласия. Другими словами, мы ставим проблемы на автоматику, и потом сами становимся решением. И когда мы сами находимся только в решении, и больше нигде, весь мир вокруг нас становится сплошной проблемой, мы навязчиво остаемся решением, и все проблемы поставлены на автоматику, и это самый быстрый способ нырнуть вниз, изо всех мне известных. Мы кончаем тем, что становимся проблемой, вот и все. Все сервисное факсимиле можно выразить одним этим словом — решение. Сервисное факсимиле — это решение. И все. Если вы перехватите эту автоматику проблем, то индивидуум сможет оправиться от своего сервисного факсимиле. Но помните о том, что вам нужно работать с терминалами, а не с состояниями.

Если вы хотите особенно сильно навредить преклиру, не дать ему никаких улучшений, просто задайте ему вопрос: "Дай мне представление об усилии, необходимом для создания твоего кейса". И он будет сидеть перед вами, в состоянии тотальной безответственности за свой кейс. Его кейс там, но он за него не несет ответственности. Как восстановить его ответственность за что-либо? Он должен уметь справляться с ней. Вы можете поставить что-то на автомат, но при этом обычно рано или поздно вы впадете в безответственность по отношению к этому, потому что именно это и есть автоматика. Если мы будет ставить на автоматику проблемы, то мы сами в конце концов станем проблемой, без нашего на то согласия. Другими словами, мы ставим проблемы на автоматику, и потом сами становимся решением. И когда мы сами находимся только в решении, и больше нигде, весь мир вокруг нас становится сплошной проблемой, мы навязчиво остаемся решением, и все проблемы поставлены на автоматику, и это самый быстрый способ нырнуть вниз, изо всех мне известных. Мы кончаем тем, что становимся проблемой, вот и все. Все сервисное факсимиле можно выразить одним этим словом — решение. Сервисное факсимиле — это решение. И все. Если вы перехватите эту автоматику проблем, то индивидуум сможет оправиться от своего сервисного факсимиле. Но помните о том, что вам нужно работать с терминалами, а не с состояниями.

То, что я вам только что рассказал, совершенно решает все то, что мы проходили в 1952 по поводу сервисных факсимиле — а это огромная груда информации. Если вы делаете это, если вы знаете, как это делать, если вы можете просмотреть все это и быстро разобраться в том, как это делается и почему, и организовать и запустить это с преклиром так, чтобы вы знали, что происходит с преклиром, то вы сможете напрямую работать с хроническими соматиками. Вы научитесь напрямую работать с любой динамикой.

То, что я вам только что рассказал, совершенно решает все то, что мы проходили в 1952 по поводу сервисных факсимиле — а это огромная груда информации. Если вы делаете это, если вы знаете, как это делать, если вы можете просмотреть все это и быстро разобраться в том, как это делается и почему, и организовать и запустить это с преклиром так, чтобы вы знали, что происходит с преклиром, то вы сможете напрямую работать с хроническими соматиками. Вы научитесь напрямую работать с любой динамикой.