Русская версия

Search document title:
Content search 2 (exact):
ENGLISH DOCS FOR THIS DATE- Studying - Data Assimilation (SHSBC-391) - L640709 | Сравнить

RUSSIAN DOCS FOR THIS DATE- Накопление и Усвоение Материала (ЛО) - Л640709 | Сравнить
- Обучение - Усвоение Сведений (ЛО) - Л640709 | Сравнить
- Тема Изучения - Накопление и Усвоение Материала (ЛО) - Л640709 | Сравнить
- Учеба - Усвоенние Сведений (ЛО) - Л640709 | Сравнить

CONTENTS STUDYING: DATAASSIMILATION Cохранить документ себе Скачать
ЛЕКЦИИ ПО ОБУЧЕНИЮ

STUDYING: DATAASSIMILATION

УЧЕБА: УСВОЕНИЕ СВЕДЕНИЙ

A lecture given on 9 July 1964
9 июля 1964 года

How are you today?


Audience: Fine.

Ну, как у вас сегодня дела?

What’s the date?

Аудитория: Отлично.

Audience: Nine July.

Какое сегодня число?

Nine July. Nine July AD 14.

Аудитория: 9 июля.

All right. Now, what are you weakest in?

9 июля. 9 июля 14 года эры Дианетики. Хорошо. Ну, в чем вы слабее всего?

Female voice: Auditing.

Женский голос: В одитинге. [Смех в аудитории].

Auditing. Yeah. Frankly, I haven’t anything to talk to you about because you’re all doing so well. It’s I who am lagging, you see? But I’ve given you quite a few lectures about study and how to get through it and how to do this and how to do that and there’s very little that can be added to what I have told you, but I better add that very little.

Да-а. Одитинг.

In trying to – in trying to assimilate a piece of information, these are the points to watch and these are the points that trip you. Nomenclature.

Честно говоря, мне нечего вам рассказывать, потому что вы все так хорошо работаете. Это я отстаю от вас. Но я прочитал вам довольно много лекций об учебе и о том, как справляться с этим делом, и как делать то, и как делать это, и очень немногое можно прибавить к тому, что я вам уже сказал, но я все-таки добавлю это немногое.

Nomenclature: what does a word mean? And that’s what trips you basically, because then you cannot read a sentence with that word in it and know what the sentence says. So nomenclature is a major stumbling block in any study.

При попытке — при попытке усвоить какую-то частицу информации, есть моменты, которые надо замечать, и это те моменты, о которые вы спотыкаетесь. Номенклатура.

Now, there are no vast, well worked-up glossaries in Scientology, but there is a glossary on Class VI material, and part of nomenclature is the recognition of what the definition is. It’s one thing just to have the definition and it’s another thing to have an idea of what the definition means.

Номенклатура. Что значит это слово? И это то, на чем вы в основном спотыкаетесь, потому что потом вы не можете прочитать предложение, в котором есть это слово, и узнать, что говорится в этом предложении. Таким образом, номенклатура есть главный камень преткновения в любой учебе.

Now, you get yourself a thing like a GPM. All right, let’s take that as nomenclature. „GPM“ means Goals Problem Mass. Unless you combine such a thing with an observation and work on the clay table, and so forth, even the nomenclature is relatively meaningless. It is a thing, in other words. There is something called a GPM. It’s not an idea. It is a GPM. Now, there are – there’s one or two pcs around (not necessarily in the course) who are stumbling all over the place on a GPM, because they are in disagreement with that piece of nomenclature. And they are saying, „Well, it doesn’t have mass, it’s just Ron’s idea that it has mass, see, and it doesn’t have mass. So therefore, of course, there is no such thing as a GPM.“

В Саентологии нет объемных, хорошо проработанных словарей, однако есть словарь по материалам Класса VI, а часть вопроса о номенклатуре состоит в распознании того, каково определение. Одно дело просто иметь определение, и другое — иметь представление, что это определение означает.

Well now, trying to audit somebody on something of which there is no such thing as, is just a little bit difficult. Now, if you’re running GPMs correctly, the mass simply expresses itself as heat and pressure. It does not express itself as a visio. You never see it unless you’ve made a mistake. When you’ve made a mistake you’ll see it. You get an end word in the wrong situation and you can see this long parade of mass going out there. Well, there must be something wrong with it to see the mass.

Вот вы беретесь за такую штуку, как МПЦ. Отлично, давайте рассмотрим это как номенклатуру. “МПЦ” означает “масса проблемы целей”. Если вы не совместите такую вещь с наблюдением и работой за столом для пластилина, то тогда даже знание номенклатуры относительно бессмысленно. Другими словами, это какая-то вещь. Существует нечто, именуемое “МПЦ”. И вот есть — есть один-два преклира (необязательно на этом курсе), которые просто конкретно закапываются в предмете МПЦ, потому что они находятся в несогласии с этим кусочком номенклатуры. И они говорят: “Ну, у этого нет массы, это просто идея Рона о том, что у этого есть масса, а на самом деле ее нет. Следовательно, конечно, такой вещи, как МПЦ, нет”.

So here is the oddity about this – the GPM. It’s true it’s a goalsmatched items, one against the other, and very matched and held in midair, from which it gets problem, although that isn’t too good a word because „problem“ is an end word also and „mass“ is also an end word. So, that nomenclature is adapted to the subject at a time when not all is known about it, so it can be described and worked with, don’t you see?

А попытка одитировать кого-то по тому, чего нет — довольно трудное занятие. Если вы правильно проходите МПЦ, то масса просто проявляется в виде тепла и давления. Она не проявляется в виде визио. Вы никогда не видите этого, если только не сделаете ошибку. Если вы сделали ошибку, то вы это увидите. Вставьте концевое слово в неправильную ситуацию — и вы пронаблюдаете длинное шествие масс оттуда. Для того, чтобы вы увидели массу, необходимо, чтобы с этим было что-то неправильно.

Now, we move on a little bit further and we find out there probably could have been better nomenclature, but by this time everybody knows this as a „this“ and you would get a total catastrophe if you went and shifted the thing, and we can’t go on referring to it as „the thing.“ So we go on calling it a GPM. Well now, of course, GPM means „Goals Problem Mass,“ but that’s not important. It’s not important what the „G“ means or the „P“ means or the „M“ means. This is a symbol that stands for something. Well, what is this thing So, if you’re simply content to say, „Well, a GPM is a thing and it has this form and construction,“ and work with it on a clay table, all of a sudden you begin to understand what it is.

Вот такая вот странность по поводу этой МПЦ. Верно, что это соответствующие по целям пункты, направленные друг против друга, сцепившиеся и повисшие в воздухе, из-за чего возникает проблема, хотя это не слишком хороший пример, потому что “проблема” — это тоже концевое слово, как и “масса”. Так что эта номенклатура приспособлена для данного предмета в тот момент, когда об этом не было известно все, приспособлена так, чтобы это можно было описать, и с этим можно было бы работать.

Now, you’re in a never – never land that has never been explored. There is no language to adequately represent any of these parts of the mind. If you used any terminology that is used by the psychiatrist, you don’t know what you’re getting into. You, frankly, have no clue what you’re getting into because he’s way-out, man. And when he uses a word to describe something, there may be innuendoes in relationship to that word that would, if we then used it, would impart a totally incorrect zone or area and would make somebody think he knew what you were talking about, when you hadn’t a – he hadn’t a clue what you were talking about. So, you’ve crossed up your terminology with some other field that meant something else.

Теперь двинемся чуть дальше, и обнаружим, что, возможно, могла бы существовать лучшая номенклатура, но в настоящий момент все знают это как “это”, и получится совершенная катастрофа, если вы возьмете и поменяете ее — мы не сможем называть это просто “этой штуковиной”. Так что мы продолжаем именовать ее МПЦ. Да, конечно, МПЦ, означает “масса проблемы целей”, но это неважно. Неважно, что означает “М”, “П” или “Ц”. Это просто некий символ, что-то означающий. Вот есть такая вещь. И если вы просто согласитесь сказать себе: “Ну, МПЦ — это вещь, и у нее есть форма и устройство”, — и поработаете с этим за столом для пластилина, то вы вдруг начнете понимать, что это такое.

Well, the reason you can’t cross it up: it has a different purpose – that other field – it has a different target and it has an entirely different basis of operation. Their – well, their purpose is to make people quiet, to give you how wildly different this is. You want to get upset when you see a very quiet pc, man. His idea of treatment is based on the common denominator, as far as he’s concerned, that men are animals that rose spontaneously from a sea of ammonia and he wots not of and all thinking is done by the brain, and so forth.

Вы сейчас находитесь в стране Никогдалии, которая никогда не исследовалась. Нет языка, который адекватно представил бы какие-либо из этих частей ума. Если использовать какую-либо терминологию из тех, которые использует психиатр, то нельзя понять, куда попадешь. Честно сказать, нет никакой уверенности в том, куда попадешь, потому что это совершенно не там. И когда психиатр использует слово для описания чего-то, в связи с тем словом могут иметь место всякие тонкости, которые — если бы мы затем использовали его — направляли бы в совершенно неверную зону или область, и могли бы побудить кого-то подумать, что он знает, о чем мы говорим, тогда как на самом деле он не имеет ни малейшего понятия, о чем мы говорим. Потому что перемешалась бы наша терминология с терминологией какой-то другой сферы, означающей что-то другое.

So, this is a different – completely different – zone or area. And it has not produced results, so we needn’t pay any attention to it. We don’t care how loudly somebody beats the drum and says, „This is authority.“ Those people are the authorities who can get the results and those are the authorities. A painter is somebody who can paint a picture. An „authority on painting“ has been Hobson-Jobsoned over into somebody who can criticize a picture. Well, anybody can criticize a picture, so I guess any child, then, is an authority on painting. So that the thing doesn’t hold up when you take it from a critical viewpoint, you see?

Ну, причина по которой вы не можете их перемешивать: У другой сферы иное назначение, иная цель, и совершенно иные принципы действия. Ну, ее цель — делать людей спокойными, и это дает вам представление, насколько дико это отличие. Вы должны расстроиться, увидев очень спокойного преклира. Их же идея лечения основана на том общем знаменателе, в их понимании, что люди — это животные, которые стихийно вышли из моря аммиака, что им тоже неведомо; и все мышление делается мозгом.

No, an authority is the fellow who can do it. And the world in apathy and failure, driving out in various lines and directions where they have been unable to do anything, have elected authorities on subjects that can’t do them. So, therefore you would become all crossed up with fields that have failed. And that would enter, all by itself, an ingredient of failure into Scientology.

Таким образом, это совершенно иная зона или область. И она не давала и не дает результатов, так что нам не стоит обращать на нее какое-либо внимание. Нас не волнует, как громко кто-то бьет в барабан и говорит: “Это — авторитет”. Авторитетны те люди, которые способны получать результаты, вот кто авторитетен. Художник — это тот, кто может написать картину. Но понятие “авторитет в живописи” было искажено в “того, кто может критиковать живопись”. Ну, живопись может критиковать кто угодно, так что я думаю, любой ребенок является авторитетом в живописи. То есть это понятие не выдерживает критического рассмотрения.

So, we have to leave their technology alone. We have to leave their nomenclature strictly alone. We cannot talk about „ids“ and „egos.“ We can’t really talk about the unconscious – which, by the way, is another end word in GPMs.

Нет, авторитет — это парень, который может это делать. А мир, находясь в апатии и страдая от неудач, занимаясь теми вещами, в которых он [мир] не был способен что-то делать, выбрал в этих областях авторитетов, которые ничего не могут делать. Поэтому, следовательно, вы оказались бы перемешанными с теми областями, которые потерпели крах. Это само по себе уже частично предопределило бы провал Саентологии.

We can’t discuss, in other words, what we are doing in terms of what they were doing, because they didn’t do anything. And we would immediately come a cropper and we would be in very bad shape indeed. So we have to have technology named in a certain way as to convey a meaning. And we are the people who can get results in the field of the mind, so therefore we are the authorities.

Мы должны оставить их технологию в покое. Мы совершенно должны оставить в покое их номенклатуру. Мы не можем говорить об “ид” и “эго”. Мы не можем на самом деле говорить о “бессознательном” — кстати сказать, это еще одно концевое слово в МПЦ.

So therefore, we don’t have to pay any attention to anybody else who sets himself up an authority, because any raving madman could go down here at the crossroads and say, „I know all about grapes,“ see? „I am the world’s greatest authority on grapes.“ And any raving madman could do this, you see? He could just go on screaming, „I am the world’s greatest authority on grapes!“

Другими словами, мы не можем обсуждать то, что мы делаем, в терминах того, что делали они, потому что они ничего не сделали. И мы немедленно потерпели бы крах и оказались в очень скверной форме, если бы все же сделали это. Так что необходимо определенным образом дать названия для нашей технологии, которые передавали бы смысл. И мы — те, кто может получать результаты в области ума, и, следовательно, мы — авторитеты.

Well, he could get a few other madmen who would come around and say, „You’re the world’s greatest authority on grapes.“

И, следовательно, мы не должны обращать внимание на кого-то, кто сам назначил себя авторитетом; потому что любой буйный сумасшедший может выбежать вон там на перекресток и сказать: “Я знаю все о винограде, я величайший в мире авторитет по винограду”. Любой буйный сумасшедший может сделать это. Он просто будет визжать: “Я величайший в мире авторитет по винограду”.

Nobody ever would think of asking this madman, perhaps, the question, „Have you ever eaten a grape, seen a grape, raised a grape, or done anything with a grape?“ and of course, if the answers were all „No“ to those questions, then of course, it would be quite obvious that he was a raving madman.

Ну, он может найти еще нескольких сумасшедших, которые встанут вокруг и будут говорить: “Ты величайший в мире авторитет по винограду”.

And that’s the psychiatrist, you see? He has never seen a mind, he never created one, he never changed one and he never brought about any results in this particular field. And the only thing he can brag about is being a bit destructive on the subject. And he’s screaming that he’s an authority, so therefore, somehow or another, you should borrow his nomenclature.

Никто и не подумает задать этому сумасшедшему вопрос: “А ты ел когда-нибудь виноград, видел виноград, выращивал виноград, делал что-нибудь с виноградом?” — и конечно, если бы все ответы на эти вопросы были бы сплошные “Нет”, тогда, конечно, стало бы совершенно очевидно, что он — буйный сумасшедший.

Now, any one of you, sooner or later, is going to run into this down at some crossroads, „Why don’t you use standard terminology?“

Но таков и есть психиатр. Он никогда не видел ума, никогда его не создавал, никогда его не изменял, никогда не получал никаких результатов в этой конкретной области. Единственное, чем он может похвастать — это то, что он несколько разрушителен по отношению к этому предмету. А он орет, что является авторитетом, и что вы, следовательно, так или иначе, обязаны заимствовать его номенклатуру.

Well, the answer to it is, „Whose standard terminology?“ It would have to be the terminology of a person who could produce a result, before it could be said to be even terminology.

Любой из вас, рано или поздно, столкнется с этим на каком-нибудь перекрестке: “Почему вы не пользуетесь стандартной терминологией?”

So man has had not much understanding of this particular field and has even gone into an inversion, where he has elected to have the nomenclature of the field standardized by people who know nothing about it. Now, that’s a wildest inversion that anybody could ever dream of Not only is there no terminology, but there is a great deal of false terminology. That terminology is false. And you start to lead down that line, you’re going to be in trouble. Somebody’s going to say to you sooner or later, „Why don’t you use standard nomenclature, why don’t you do this and why don’t you do that?“

Ну, ответ на это — “Чьей стандартной терминологией?” Это должна быть терминология человека, который способен производить результат, прежде чем ее вообще можно будет назвать терминологией.

Well, my rebuttal on it, of course, is always very savage. When somebody starts in on me like this, I have no idea that they’re trying to be helpful. I never make that mistake, so I just cut them up and serve them for dinner. And it’s something on this particular – particular line, I would answer, „Well, why haven’t you developed anything that could be used?“

Так что человек не очень хорошо разобрался в этой специфической области, и даже перевернул все с ног на голову тем, что предоставил стандартизацию номенклатуры данной области тем, кто ничего об этом не знает. Это самое дичайшее извращение, какое только можно вообразить. Там не только нет терминологии, там есть огромное количество ложной терминологии. Эта терминология ложна. И если вы ступаете на этот путь, то он приведет вас к неприятностям. Кто-нибудь скажет вам рано или поздно: “Почему вы не используете стандартную номенклатуру, почему вы не делаете то и не делаете это?”

So Doctor Spinbin is standing there, „Well, why don’t you use standard terminology so that somebody can understand you?“

Ну, моя реакция в таких случаях, конечно, всегда очень свирепа. Когда кто-нибудь начинает со мной подобные разговоры, я ни на секунду не думаю, что они стараются помочь. Я никогда не совершаю этой ошибки, поэтому я просто режу их на кусочки и подаю на обед. И в такой ситуации я могу ответить: “Ну, а почему вы не выработали ничего, что можно использовать?”.

„Why the hell haven’t you invented any?“

И вот стоит такой доктор Спинбин*: “Так, а почему вы не используете стандартной терминологии, чтобы вас можно было понять?”.

„What do you mean?“

“А вы какого черта ее не изобрели?”.

„Well, why don’t you know something about the mind? What do you stand around being such a fake for?“

“Что вы имеете в виду?”.

„Well, really! I have a degree!“ „I know that. That degree doesn’t mean anything. Take one of these patients out of one of these rooms that you’ve got down here. Bring him out here and heal him. I want to see it!“

“Почему вы ничего не знаете об уме? Почему вы болтаетесь тут, когда вы такой мошенник?”.

„Well, you can’t do anything like that.“

“Вы что! У меня ученая степень!”.

„Therefore you’re a fake. To hell with you!“

“Я знаю. Эта степень ничего не значит. Выведите одного из своих пациентов из комнат, в которых вы их тут держите. Выведите его оттуда и исцелите его. Я хочу это видеть!”.

This is my idea of a polite conversation with one of those guys. I hate fakes. And it’s interesting that the only mud they can throw at us is that we’re somehow fakes. See, „The overt doth speak loudly in accusation.“ Shakespeare rewritten.

“Да, но это невозможно”.

Now, therefore you can’t help but have trouble with terminology-nomenclature. I’ve had trouble with it, don’t think I haven’t. How do I dream up some word that will describe something, that can be found, can be examined and does exist, that will not conflict with some other school of nomenclature, which has failed? How do I move into that perimeter? Oh, we could probably do a much better job, but part of the trouble is you.

“Значит, вы мошенник! И идите к черту!”.

You accept certain lines and start using them in your common communication and then the last thing in the world that I could do is pull them away from you and say, „Well, actually a better word is so-and-so, what little Scientology terminology you know, is now dead and nonexistent. We’re going to substitute a brand-new terminology,“ and you would be upset. Right?

Вот так я представляю вежливую беседу с одним из этих парней. Терпеть не могу мошенников. И самое интересное, что единственная грязь, которую они могут в нас кинуть, это то, что мы каким-то образом являемся мошенниками. “А оверт — он всех громче обвиняет”*. Как у Шекспира.

So, terminology has to deal with this factor of evolution in use. We not only have evolved it and they’ve wobbled a little bit on their meanings occasionally, but then they get into use and they get fixed on the printed page. They get into bulletins and they get into your certificates, and so forth. Certify an HCA, well, he’s supposed to know what a reactive mind is. Great.

Вы не сможете не иметь трудностей с терминологией — с номенклатурой. У меня были трудности с нею, не думайте, что не было. Как придумать слово, которое будет описывать то, что можно найти, проверено и что существует, и при этом не будет конфликтовать с номенклатурой каких-нибудь других, потерпевших неудачу школ? Как войти в эту область? О, мы, вероятно, могли бы сделать гораздо лучшую работу, но часть этой проблемы — вы.

So the next day we’re going to call it something else; we’ve immediately wiped out part of his education, haven’t we? And we’ve made it hard for him to communicate with anybody who is trained later. If we want dissonance, why, we’re going to get it in a very large cacophony if we go knocking apart the terminology we have developed. So we have to safeguard the terminology we’ve developed. So therefore, when we learn more about the subject, you see, the word may become unreal, but we’re still using it.

Вы усвоили определенные вещи и начали использовать их в повседневном общении, и я бы сделал распоследнее дело, если бы отнял их у вас и сказал: “Ну, на самом деле лучше называть это так-то и так-то. Та малость саентологической терминологии, что вы знаете, теперь мертва и ее не существует. Мы намерены заменить ее совершенно новой терминологией”, — вы бы расстроились. Правильно?

So, the only thing we can do is actually elect those things which are the most important in the mind and keep that terminology as standard as possible. First try to evolve it as cleverly as possible, so that it won’t conflict – first try to evolve it cleverly, so it won’t conflict and bring about a misunderstanding in some older activity. And then we’ve got to carry it forward as a standardized item and then not go changing it all over the place just about the time everybody learns what it is. So, there’s a certain necessity here to maintain a constant on nomenclature and terminology. And the word „GPM“ will never, never be changed. It’s in too much, too long, too often, don’t you see? And even though „Goals“ – end word; „Problem“ – end word; „Mass“ – end word. But it becomes just „GPM.“ Well, it could become „XYZ“ – it wouldn’t matter much.

Таким образом, терминология должна иметь дело с фактором эволюции в использовании. Мы развивали ее, и значения самих терминов иногда колебались, но потом они начинали использоваться и фиксировались на печатной странице. Они попадали в бюллетени и в ваши сертификаты. Когда Сертифицированному Одитору Хаббарда выдается сертификат, предполагается, что он знает, что такое реактивный ум. Великолепно.

Now, another responsibility is not develop too many of them, not to – not to go whole hog on the subject, not to try to name everything in sight some new peculiar name that nobody would ever get around the end of. The vocabulary of Scientology is probably about 472 major words, which is a small enough technical vocabulary. The medical vocabulary is something on the order of 20 to 40 thousand, somewhere in that range – of very peculiar words that don’t mean a thing.

А на следующий день мы назовем это как-то по-другому; и немедленно уничтожим часть его образования, не так ли? И затрудним для него общение с теми, кто обучался позднее. Если мы хотим диссонанса, что ж, можно получить страшную какофонию, если начать разваливать по частям терминологию, которую сами разработали. Поэтому нужно беречь разработанную нами терминологию. Когда мы больше узнаем об этом предмете, какое-то слово может стать нереальным, но мы продолжим его использовать.

So, your task in learning „Scientologese“ is relatively short, relatively brief compared to other technical fields.

Поэтому единственное, что мы можем делать — это выбирать действительно то, что наиболее важно в уме, и сохранять эту терминологию настолько стандартной, насколько возможно. Прежде всего, попытаемся развить ее как можно разумнее, так, чтобы она не вступала в конфликт и не приводила к непониманию из-за какой-то прежней области деятельности. Затем нужно ввести ее в действие как стандартный образец, и затем уже не изменять ее на каждом шагу каждый раз, как только все выучат, что это означает. То есть, существует определенная необходимость поддерживать постоянство в номенклатуре и терминологии. И слово “МПЦ” никогда, никогда не будет изменено. Его слишком много, слишком долго, слишком часто употребляли. Даже несмотря на то, что “цель” — это концевое слово, и “проблема” — это концевое слово, и “масса” — это концевое слово. Но это становится просто “МПЦ”. Это могло быть просто “XYZ” — совершенно неважно.

Now, you could complain about any technical field on the subject of its nomenclature and its nomenclature is just, very often, five times as silly, if you look at it that way, as Scientology is inapplicable. Some of these specialized fields are really marvelous. But if you have a bent for it, if you have a knack for it and are amused by these nomenclatures and terminologies and special languages, you might say, you can have a lot of fun with some of these.

Другая ответственность состоит в том, что не стоит выдумывать излишне много таких слов, не стоит вдаваться в такие крайности, когда каждый попадающий в поле зрения предмет у вас будет получать новое и особенное название, которое никто до конца и выговорить-то не сможет. Словарный запас Саентологии состоит примерно из 472 основных слов, что представляет собой довольно небольшой технический словарный запас. Медицинский словарь содержит что-то от двадцати до сорока тысяч — что-то такого порядка — очень специфических слов, которые не обозначают вообще ничего.

I know I recently have been hobnobbing in the world of the circus. Well, fortunately I know a little of the circus terminology, but from an American circus viewpoint. And I don’t know that this holds good in the English circus, you see? Well, you daren’t use – I’ll show you now the upper class of terminologies.

Ваша задача в изучении “саентологизмов” относительно невелика, относительно кратка по сравнению с другими техническими областями.

They’re all „snob“: These languages are all snob languages, including Scientology, see? The boy that comes out of his HCA class, you see, and he throws off a couple of words; there’s two or three who understand what he’s talking about, and so forth, and they chin-chin together, see? They – it’s like the „lodge“ has just passed the password, see? Other people stand around with their jaws dropped and say they are listening to the upper elite. Well, to that degree they are, you see? Somebody has a superior understanding. But this is a signal system and actually, I couldn’t take that away from the subject if I had to. If I didn’t invent it, you would.

Если вы считаете, что “Саентология неприменима из-за ее номенклатуры”, то с таким же успехом можно пожаловаться на номенклатуру любого технического предмета, и вдобавок та номенклатура зачастую будет в пять раз глупее. Некоторые из этих специализированных областей просто поражают. Но если у вас есть склонность к этому и сноровка, и если вас забавляют эти номенклатуры, терминологии и специальные языки, то вы можете хорошо повеселиться с этим.

Give you – in the circus world if you use carnival – the carnival, you see, is pretty downscale. To the circus, a carnival is almost beneath contempt. These things are quite definitely fixed on the social strata. So you daren’t use carnival terminology, of which I know of about four or five hundred words in carnivalese. You daren’t use that in referring to the same identical objects and actions in the circus world and the circus world has maybe seven-eight hundred, a thousand words, you see, for these same things. It’s – you’ve seen the same thing, there, you run into it in Low Dutch and High Dutch, in languages and so on.

Я помню, не так давно я тусовался со звездами циркового мира. К счастью, я немного знаю цирковую терминологию, но с точки зрения американского цирка. И я не знаю, что из этого подходит для английского цирка. Сейчас я покажу вам высший класс в терминологиях.

So you have to be very careful about some of these. But quite the reverse, you can tell a real organist – this is in the world of music. You can tell a great concert pianist by the awe with which he speaks the word „Steinway“ and with which he speaks of his instrument and with which he speaks of his scores and so on. You can tell him. He acts the part of a snob in his longtailed coat and his flowing gestures and his poseurs with his hands over the keyboard and all that sort of thing. You know this boy for what he is, you see? He is a classical pianist, a classical concert pianist.

Все они “снобистские”, все эти языки — снобистские, включая Саентологию. Парень, вышедший из класса Сертифицированных Одиторов Хаббарда, выдает пару слов; два-три человека понимают, о чем он говорит, и они ля-ля друг с другом. Это как пароль в масонской ложе. Все прочие стоят рядом с отвисшими челюстями и слушают разговор верховной элиты. Да, в какой-то степени это так и есть. Кто-то обладает высшим пониманием. Но это знаковая система, и на самом деле я не смог бы изъять это из употребления, даже если бы хотел. Если бы я не изобрел этого, это сделали бы вы.

Now, his terminology is quite staggering. If he and a symphony orchestra conductor were to start a Conversation in your immediate vicinity you would be snowballed. You’d never know that many musical terms taken into or out of Italian and other – and German and that sort of thing, could exist. And it would, frankly, be over the head of most of the very men in the symphony orchestra. They would say, „God, listen to that,“ you know?

В цирковом мире, если вы используете карнавал — карнавал, видите ли, это весьма низкопробно. Для цирка карнавал — это почти ниже презрения. Эти вещи совершенно определенно фиксированы относительно социальных слоев, так что не смейте использовать карнавальную терминологию — хотя я знаю около четырех или пяти сотен слов “карнавальского”. Не смейте использовать ее в отношении тех же самых, идентичных предметов и действий в цирковом мире. А цирковой мир располагает, быть может, семью-восемью сотнями, тысячей слов для тех же самых вещей. Вы видите то же самое, что в нижне-голландском и на верхне-голландском *Диалекты голландского языка. – прим.пер., и в других языках.

But the field of the organ does a complete reverse. Now an organ is an instrument which a piano is not. An organ is a percussion instrument, only to the degree that you turn on a percussion key and beyond that, you can get music out of it. But a piano, of course, is solely and only a percussion instrument. This is according to modern classification, see? They classify it as a percussion instrument.

Так что вам приходится быть очень осторожными с некоторыми из таких вещей. И совсем наоборот — вы можете отличить настоящего органиста — это из мира музыки… Вы можете отличить великого концертного пианиста по трепету, с которым он произносит слово Стейнвэй*, по тому, как он говорит о своем инструменте, о своих партитурах и тому подобном. Вы можете отличить его. Он выглядит как сноб в своем фраке с длинными фалдами, со своими плывущими жестами и фигурами из рук над клавиатурой, и всякими такими штуками. Вы узнаете в этом парне того, кем он является. Он — классический пианист, классический концертный пианист.

Well, it’s a pretty trick percussion instrument and you have to be very virtuosity on it, but an organ will also – you can throw a key on an organ and make it sound like a piano. You can also make it sound like a clavichord. You can make it sound like almost anything. And I’ve been hobnobbing recently with pro organists. Real pros, you know? Theater organists, circus organists, guys like this, you know? And I actually – my hair’s been standing on end. These boys rank in their field just as high as the concert pianist ranks in his field – in fact a bit higher. Because you’ve got to grow – you’ve got to be like Vishnu, before you can play an organ, you know? Eight arms. And their terminology would absolutely bowl you over.

У него достаточно ошеломляющая терминология. Если бы он начал в непосредственной близости от вас беседовать с дирижером симфонического оркестра, вы бы просто закопались. Кто бы мог подумать, что может существовать столько музыкальных терминов из итальянского, немецкого и так далее! И это, честно говоря, будет выше понимания самих музыкантов оркестра. Они скажут: “Господи, вы только послушайте это”.

There’s two fields of terminology and when you get to be a real pro in the field of the organ, where you’re an organ designer as well as performer, you know, real upscale, you actually shift gears on terminology and the organ terminology with which you’re familiar is the organ terminology which is referred to by the musician, the normal musician. But when you go up scale, you go into a new field of terminology. So there’s two fields of terminology in the field of the organ.

Но в области органа все совсем наоборот. Прежде всего, орган — это инструмент, который не есть пианино. Орган — не ударный инструмент, и он похож на пианино только тем, что вы при игре на нем тоже нажимаете клавиши, да еще тем, что можно извлечь из него музыку. Вот пианино, конечно, только и исключительно ударный инструмент. Это в соответствии с современной классификацией. Его классифицируют как ударный инструмент.

And the real pro and the real snob in that particular field does a volte-vis-complete volte-vis when he leaves the field of mere music into the field of playing an organ and designing them. Second we get into that field, we’re in another pasture. It doesn’t even look or smell the same thing. And that is so rarefied that when I first heard those boys talking, and so forth, I wotnotted anything they were saying, you know? It was just like listening to the Hottentots jabbering about the next feast of roebuck – I didn’t have a clue.

Да, это очень замысловатый ударный инструмент, и с ним нужно быть самой виртуозностью — но и на органе вы можете нажать клавишу и заставить его звучать как пианино. Вы можете заставить его звучать как клавесин. Вы можете заставить его звучать практически как что угодно. Я недавно подружился с профессиональными органистами, настоящими профи; знаете, театральные органисты, цирковые органисты, такие ребята. На самом деле, у меня волосы дыбом встали. Эти ребята в своем деле котируются так же высоко, как концертные пианисты котируются в своем, фактически, даже чуть выше. Потому что вам надо отрастить — вам надо быть как Вишну*, прежде чем вы сможете играть на органе. С восемью руками! И их терминология совершенно сбивает с ног.

Well, I finally got hep to it, and did a bit of organ work and designing and that sort of thing and hobnobbing with these birds and I still don’t have but a small edge on their terminology and they’re always startling me. But I’ve gotten to a point now where I know what they’re talking about, you know?

Есть две сферы терминологии; и когда вы становитесь настоящим профи в области органа, когда вы не только исполнитель, но вдобавок еще и конструктор органа — знаете, настоящий, высокого класса — то вы включаете следующую скорость в терминологии. Той органной терминологией, с которой вы знакомы, пользуются музыканты, нормальные музыканты, но когда вы переходите на высший уровень, то попадаете в новую сферу терминологии. Есть две сферы терминологии в области органа.

Well, for instance, the organist at Saint Paul’s Cathedral who probably would be – probably the top-top-top amongst mere organists, you see, in England, refers to the „pedal-board,“ see, those are that board that you walk on, you know? Well, he calls that a „pedal-board.“ When you get into the real snobs that is no longer a pedal-board – that’s „firewood.“

И настоящий профи, и настоящий сноб, покидая поле просто музыки и переходя в поле игры на органе и его конструирования делает переворот, полный переворот. И на этом поле — совершенно другая травка. Оно выглядит и пахнет совершенно по-другому. И это настолько утонченно, что, когда я услышал впервые, как эти ребята беседуют, я не въехал ни во что из того, о чем они говорили. Я как будто слушал готтентотов*, которые тараторили о ближайшем фестивале в честь косули. Я ни имел никакого понятия, о чем идет речь.

Now, the top organist at Saint Paul’s undoubtedly refers to „notes“ and „pipes“ and „footages“ and the real snob calls them „noises.“ They’re „noises,“ and he says this with a complete – complete straight face. So, the first time I heard this I thought they were gagging, you see? And every time I’ve heard one of these things I’ve made the repeated mistake – which I am now beginning to recover from doing – of laughing like mad, you see, thus displaying my great ignorance of the whole subject. I’ve gotten so I can chatter back and forth on it now.

Ну, в конце концов, я разузнал это, и порядочно поработал и с органом, и с конструированием, и все такое, и подружился с этими парнями, но я пока знаю лишь малую частицу их терминологии, и они всегда удивляют меня; но, вы знаете, я сейчас добрался до состояния, в котором я понимаю, о чем они говорят.

What the hell was it that I heard the other evening? I think it was a „Blackpool snarl.“ „This organ was capable of a – was capable of a good, solid ‘Blackpool snarl.“’ I think I’ve probably got the word „snarl“ wrong, but it was – it was capable of making a „terrible, clashing dissonance which would reverberate,“ see, and that was the way it was described, see? You catch up with it after a while.

Ну, например, органист в соборе Святого Павла*, который, возможно, был бы самым-самым-самым среди простых английских органистов, говорит “педальная [управляемая с помощью ног] доска*” — это доска, по которой гуляют. [аудитория смеется — по-английски слово “педальный” означает “ножной”]. Ну, он называет это “педальной доской”. А когда вы столкнетесь с настоящими снобами, педальной доски больше не будет, это — “полено”.

I’m getting there though. I’m getting there, I’m getting there. I’m getting up to a point where I’ve now developed something that I don’t think they’ve thought of yet with regard to firewood. And I can play a piece on firewood that they haven’t thought could be played on firewood, so I’m practicing this very hard and the next time I’m going to get even – I’m going to throw them.

Затем, лучший органист Святого Павла, без сомнений, говорит “ноты”, “трубы” и “метраж”, а настоящий сноб называет их “шумами”. Это “шумы” — и он говорит это, глазом не моргнув. Поэтому, когда я впервые услышал это, то подумал, что они меня разыгрывают. И каждый раз, слыша одну из таких вещей, я совершал повторяющуюся ошибку (от которой сейчас начинаю избавляться) — я хохотал, как сумасшедший, и это разоблачало мое великое невежество во всем этом предмете. Но я достиг того, что сейчас могу болтать об этом так и эдак.

But the point is, as you enter into the inner sanctum of any profession, you quite normally leave the purely snob language and get into a „slanguage.“ Lord knows what a medical doctor calls tonsils while he is dining with other medical doctors, see? But he probably calls them something else. His terminology shifts, then, from the very formal with enormous, forced formality that almost has worship mixed up with it, you see, and shifts, then, as his familiarity increases with his subject into something that sounds more like slang.

Что это было, черт возьми, что я слышал как-то вечером? Я думаю, это был “Блэкпульский Рык”. “Этот орган издает хороший, густой Блэкпульский Рык”. Я подумал, что, видимо, я как-то не так расслышал слово “рык”, но он был способен издать “ужасный, грохочущий диссонанс, который реверберировал”, вот как это описывается. Вы через некоторое время начинаете что-то улавливать.

And we have not bothered, then, to go through the country of pomposity to reach the world of slang; we’ve just short-circuited the whole thing. This is true what I tell you about nomenclature; as nomenclature really gets up amongst the knowing, it is never serious. It is a very unserious subject. The things which great electronic engineers that can whip you out a rocket for the moon-wiring circuit or connection – probably what they call it is not what is taught in college, you see? They’ve got this stuff and it’s a rattledybang, it’s almost jive talking moved upstairs into the profession, you know? It’s pretty wild.

Тем не менее я расту. Я расту, расту. Я добрался до уровня, на котором научился с этим поленом кое-чему такому, о чем, думаю, они еще и не думали. А я могу сыграть на полене такое, что им и не снилось; и очень напряженно упражняюсь, и в следующий раз расквитаюсь с ними. Я уложу их на лопатки.

Well, we’ve taken a straight road. Since none existed, we haven’t really developed a secondary language. We’re in our secondary language. So that is another way that the thing has been narrowed down. We could develop a highly pompous, formal nomenclature; a vocabulary, perhaps, of two or three thousand words, and expect you all to learn it verbatim and be able to discuss it with great solemnity – only to have you eventually evolve a much less lengthy vocabulary which is in the field of slang. We’ve taken the step at one jump. So, our language does not sound dignified, see? Our nomenclature is not pompous since there was no reason to enter this other extraneous step into it.

Суть в том, что, когда вы входите в святая святых любой профессии, вы вполне естественно оставляете простой язык сноба и попадаете в область “сленга”. Бог весть, как доктор медицины именует миндалины, обедая с другими докторами медицины. Но он, вероятно, называет их как-то иначе. Его терминология меняется, таким образом, с самой официальной, которая чуть ли не отдает религиозностью и переходит, по мере того, как растет его опыт в работе с предметом, во что-то более похожее на сленг.

Now, anybody then who is talking to you about not using proper psychoanalytic nomenclature probably himself is the veriest tyro in the field of psychoanalysis, see? He – he’s just a – well, if he graduated well and kept his nose clean he’d become a neophyte, you know, or he wouldn’t be expressing this reverence for nomenclature, because it’s symptomatic of the stage where you are simply memorizing without knowing. After a boy gets to know something, and so forth, he normally shortens his nomenclature quite markedly and rapidly.

А мы просто не стали проходить через область напыщенности, чтобы попасть в мир сленга; мы просто срезали дистанцию. То, что я вам говорю о номенклатуре — это правда: когда номенклатура на самом деле находится в руках знатоков, она никогда не бывает серьезной. Это очень несерьезный предмет. Те штуки, которые могут забросить ракету на Луну — электрические цепи и контуры — скорее всего, великие инженеры-электронщики называют их не так, как учат в колледже. Они разобрались в этом, и это тра-та-та-та-та, что-то вроде профессионального арго. Это просто дико.

And of course, what an organist has to know who is up in the field of engineering and design, and so forth – this circus organist, Kit Francis, for instance, hasn’t any „stop.“ Well, actually the stops on his organ do not agree, I’m sure, with what it says on the stops and he’s pulled out most of the stops – he’s thrown them away. When he had the organ rebuilt, he threw them away. What he did was just get the noise combinations from the generators and he put a stop on each variable noise combination of the generators, knowing how they hooked up and he knows that if he throws bing-bing – and why, he’s got then these two noises come out of the Generator. They will combine and they’ll sound in a certain way. He’s setting it up by electronic sound; electronic combinations of sound. So he’s even done away with all of the izzards and piccolos and diapasons and nothing says anything, you know?

Ну, а мы пошли прямым путем. Мы не разрабатывали этот вспомогательный язык — ничего просто не было. Мы сейчас говорим на нашем вспомогательном языке. Это другой способ, которым это было упрощено. Мы могли бы разработать в высшей степени напыщенную официальную номенклатуру, словарь, возможно, из двух или трех тысяч слов, и заставить вас всех выучить его наизусть и потом обсуждать это с большой торжественностью — только для того, чтобы в конце концов выработать гораздо более короткий словарь из области сленга. Мы перепрыгнули эту ступеньку. И поэтому наш язык не звучит величественно. Наша номенклатура не напыщенна, поскольку не было причины совершать этот еще один дополнительный шаг.

There it is. It’s just…

Так что любой, кто говорит вам о неиспользовании надлежащей психоаналитической номенклатуры, вероятно, сам является зелененьким новичком в области психоанализа. Если бы он получил хорошее образование и примерно себя вел, он бы стал неофитом*, и не выражал бы такое поклонение перед номенклатурой, потому что это характерно для стадии, где все просто вызубривается без знания. После того, как парень что-то узнает, он обычно достаточно заметно и быстро сокращает свою номенклатуру.

As a matter of fact, the other day I saw him throw a 64-foot pipe together out of an upper scale. There weren’t any even 32-foot pipes in the thing, but he just got a couple of things that would then sound like they built down and he threw those in. And the next thing you know, why, he had Saint Paul’s Cathedral going at a very mad rate, but that organ doesn’t happen to have any such stops. So, he doesn’t even refer to noises by their traditional names anymore, see?

И конечно, что должен знать органист, если он имеет высокий уровень подготовки в области инженерного дела и конструирования — вот у циркового органиста Кита Френсиса, например, нет никаких регистров*. Я уверен, на самом деле регистры его органа не соответствуют общепринятому [устройству регистров органа], он вытащил большинство этих регистров и выбросил их. Перестраивая свой орган, он их выкинул. Он просто стал комбинировать звуки от генераторов*, и поставил по регистру на каждую звуковую комбинацию от генераторов, зная, как они соединены, и зная, что если он нажмет бинг-бинг, то что ж, он получит эти два звука от генератора. Они [звуки] смешаются, и орган будет звучать определенным образом. Он устроил это с помощью электронного звука, электронных комбинаций звуков. Таким образом, он уничтожил все эти иззарды*, пикколо* и диапазоны, и теперь там и слов-то таких нет.

In other words, when a guy gets to know his business he generally throws away – when he really knows his business – he throws away the nomenclature he doesn’t need. He gives it the yo heave and he quite commonly, amongst his brethren who are in the know and part of a lodge, develops a short-circuited slang-type nomenclature to describe what he is.

Вот так. Это просто…

Well, knowing some of these things, and so forth, I’ve tried very hard to reduce the nomenclature of Scientology as far as possible and keep it only in the realm of slang where it would have evolved to anyhow. And that would save you a lot of trouble.

Я, по правде говоря, недавно видел, как он выкинул 64-х футовую трубу* из верхней шкалы. Внутри не оставалось даже никаких 32-х футовых труб, но он поставил пару штучек, которые могли звучать так, будто они там есть, вот что он вставил. А затем, знаете, орган собора Святого Павла заработал на всю катушку, но в нем просто нет никаких таких регистров. Так он даже не называет шумы их традиционными наименованиями больше.

But if you went back over the years and found the name of everything that had been named, you would probably arrive with a much larger vocabulary than 472. But a lot of those things have been given the yo heave. But a lot of old-time auditors would still know what they were. You talk about a DEDEX – most any Johnny-come-lately would look at you with his eyes „What’s that?“ you know? Well, actually it was a DEDEX, that’s what it was.

Другими словами, когда малый знает свое дело, он, как правило, выкидывает — если он действительно знает свое дело — выкидывает номенклатуру, которая ему не нужна. Он выбрасывает это, и совершенно обычно, среди своей братии, которая осведомлена и составляет часть “ложи”, вырабатывает укороченную, сленгового типа номенклатуру для описания того, чем он занимается.

Now, the dependence of knowledge upon nomenclature is extraordinary, and as a matter of fact, almost never appreciated by teachers or students. They are trying to talk and use a language they don’t know. And this can get so bad that they think the subject is incomprehensible or that they are incapable of understanding it, when as a matter of fact this is not what is wrong at all. It’s just that they haven’t grasped the meaning of some of these Symbols that are being used to designate. And they haven’t got an instantaneous grasp of these meanings. They’ve got a „fumble grasp“ of them. That is, if they thought for a while they might possibly be able to remember what an engram is, see? Now that’s the grasp of it.

Ну, зная кое-что об этих вещах, я очень постарался уменьшить номенклатуру Саентологии насколько возможно, и сохранять ее исключительно в области сленга, к которому она пришла бы так или иначе. И это сбережет вас от множества неприятностей.

So they read a sentence and it says, „Of course, there may be an engram in the middle of the GPM.“ That’s not necessarily true, but it’s certainly true of implant GPM. And they have to think, „There might be an engram – an engram – an engram… I don’t quite – know quite what that means, so I’ll just learn this much of it. There might be something in the middle of a GPM.“ And they go on into the next paragraph and this has made an impression on them, that there’s something they don’t know about a GPM and that’s what carries on into the next paragraph.

Но если вы вернетесь на годы назад и найдете названия всего, что было названо, вы получите, вероятно, гораздо больший словарь, чем 472. Но многое из этого было выброшено. Но многие одиторы старых времен до сих пор знают, что это было. Вы говорите о ДЕДЭКСЕ. Большинство из поздних пташек посмотрят на вас вот такими глазами — “Что-что?”. ДЕДЭКС, вот что. [смех]

And as they go on studying past these points of uncomprehended nomenclature, they begin to stack up an opinion that they „Don’t know about it.“ And it isn’t „it“ that they don’t know about.

Зависимость знания от номенклатуры чрезвычайна, но, фактически, это почти никогда не оценивается по достоинству ни преподавателями, ни студентами. Они пытаются говорить и использовать язык, которого не знают. И они доходят до такого плохого состояния, что начинают думать, будто предмет невозможно понять, или что они неспособны понять его, хотя на самом деле причина совсем не в этом. Причина просто в том, что они не усвоили значений нескольких из этих символов, используемых для обозначения. И у них нет мгновенного понимания этих значений. У них имеется “представление на ощупь” — это когда если человек какое-то время подумает, то он, наверное, сможет вспомнить, что такое “инграмма”. Вот какое бывает понимание.

To get a persistent thing, you see, you’d have to have a lie, and the lie is that it isn’t the subject they are having trouble with, it is simply the nomenclature they are having trouble with. They don’t know about the nomenclature so they, however, wind up with an opinion that they don’t know the subject or that there is something very incomprehensible about this subject. No, it isn’t the subject at all, they just don’t know their nomenclature.

Вот он читает предложение, и в нем говорится: “Конечно, в середине МПЦ может иметься инграмма”. Это необязательно правда, но это так для имплантированной МПЦ. И ему надо подумать: “Там может быть инграмма… инграмма… инграмма… Черт, не уверен я, что это означает, так что надо просто это вызубрить. Короче, что-то там может быть посреди МПЦ”. И потом он читает следующий абзац, хотя у него остается ощущение, что он чего-то не понял про эту МПЦ, и это ощущение переносится и на следующий абзац.

Now, it may start back someplace in HCA, see, or HPA class and one day, why, somebody jumped up and he said, „Well, that’s a lock,“ and the individual, you know, he said, „Well, you see, that’s not important, because it’s just a lock, you see?“

И если он продолжает изучать материал, пропуская эти моменты непонятой номенклатуры, у него начинает складываться мнение, что он этого не знает. Но это не то “это”, которое он не знает.

And the person says, „Just a lock-a-lock-lock-lock – what’s a lock?“ And then he was interrupted before he could think the thought through and remember what a lock was. So this, in actual fact, stays there as a little basic incomprehension of nomenclature and that’ll hang up on the track and he will develop an automatic comm lag around this word „lock.“

Чтобы получить что-то устойчивое, необходимо иметь там ложь, и здесь ложь состоит в том, что у него трудности не с этим предметом —у него просто трудности с номенклатурой. Он не знает номенклатуры, однако приходит к мнению, что не знает предмета, или что в предмете есть что-то очень непонятное. Нет, это совсем не предмет; он просто не знает номенклатуры.

He’ll get up to a point where he’s reading a sentence here at Saint Hill and it says, „You want to check this out, because it might be just a lock.“ And again that hunted feeling comes over him, you see, and now he thinks he doesn’t know much about checkouts because he will misassign, the other being out of sight. So, his opinion now is that he doesn’t know much about checkouts. No, he didn’t know a word in a sentence discussing checkouts.

Это может начаться по новой где-нибудь в классах Профессионального (Сертифицированного) Одитора Хаббарда; однажды кто-то встанет и скажет: “Ну, это просто лок”, — и скажет: “Ну, знаете, это неважно, потому что это просто лок”.

You see how important nomenclature is? But a comprehension of the nomenclature which is used is primary to the study of anything.

И человек говорит: “Просто лок — лок — лок — что такое лок?”. Но тут его перебивают прежде, чем он успевает додумать мысль до конца и вспомнить, что такое лок. Таким образом, на самом деле, здесь остается небольшое базовое непонимание номенклатуры, и это повисает на траке, и у него развивается автоматическая задержка общения на слове “лок”.

Now, for instance, I’m studying a parallel course to get insights into study of Scientology. And a very, very smart thing – an extremely smart thing to do – is to take a page of material and look over it for words you don’t know – words that don’t instantly react to you.

Настанет момент, когда здесь в Сент-Хилле он прочтет предложение: “Вы должны проверить это, потому что это может быть просто лок”. И снова это чувство затравленности навалится на него, и теперь он думает, что не знает чего-то о проверках, он ошибочно считает так, поскольку причина его трудностей находится вне его поля зрения. И он сейчас думает, что не разбирается в том, как проверять [локи]. Нет, он не знал слова в том предложении о проверках [локов].

Circle each one of those words or make a list of each one of those words and look up and study their definitions or ask people and get definitions for them. Find out exactly what those words mean. Don’t tackle the subject of the page. Just tackle the nomenclature of the page. Get that nomenclature slick as a whistle, tackle the subject, you’ll find out the subject was very easy. All the thing was trying to tell you is that if you went ahead and ran a service facsimile which didn’t give TA action on exploration, why, the pc would get loused up because you were running without TA action. And this is all this whole thing is devoted to.

Вы видите, как важна номенклатура? Понимание используемой номенклатуры идет по важности до изучения чего бы то ни было.

But one runs across this thing: „Service facsimile – ohhh! What’s that?“ Another word: „Ohhh! What’s that?“ you see, and „What’s that?“ and „What’s that?“ Well, if you want to put yourself in a total mystery, go ahead and study pages you don’t know the words on. Then you can put yourself into a gorgeous mystery.

Например, сейчас я изучаю параллельный курс, чтобы глубже заглянуть в учебу по Саентологии. И очень, очень, умная вещь, чрезвычайно умная вещь, которую стоит сделать — взять страницу материала и найти на ней слова, которых вы не знаете, слова, которые не дают вам мгновенного отклика.

Now, this language is so common to your Instructors, it’s so common to people around here and their „snob action“ – which we have – don’t doubt about that, see, and will continue to have, because it is an index of status and competence, will cause them to explain these things to a student with a bit of a sneer.

Обведите кружком каждое такое слово или сделайте список всех таких слов, найдите и изучите их дефиниции или спросите у людей и получите дефиниции этих слов. Установите точно, что эти слова обозначают. Не разбирайтесь с содержанием этой страницы. Просто разберитесь с терминологией этой страницы. Проработайте до совершенства эту терминологию, приступайте к предмету: вы обнаружите, что предмет очень легок. Все, что там есть — что если проходить сервисное факсимиле, которое не давало движения РТ при проверке, что ж, преклир забуксует, потому что вы работали без движения РТ. И это все, на что направлено это [утверждение].

And they’re liable to cure you of asking, „What is a service facsimile?“ because you will hear in the answer that comes back to you at least the tone for, „Well, you idiot! Why don’t you look it up in your bulletin, you know? Fancy anybody not knowing that!“ see? This is sort of reflected in the atmosphere you get back when you ask these things. And that, again, makes you feel stupid for not knowing. Well, actually nothing can be done to minimize this latter.

А кто-то сталкивается с этим: “Сервисное факсимиле — о-о-о! Что это?”. Другое слово — и: “О-о! Что это? Что это?”, и “Что это?”. Ну, если вы хотите попасть в полную тайну, идите вперед и продолжайте изучать страницы, на которых не знаете слов. Так вы точно попадете в роскошную тайну.

Why, I could say, „Always answer a student’s questions politely,“ and you’d probably only build up a covert hostility. They’d answer the questions politely and flunk all tests for 24 hours, you see. Something wild is liable to go awry when you start to put the brakes on some natural action.

Этот язык настолько привычен для ваших инструкторов, настолько обычен для присутствующих здесь, что их “снобистское поведение” — которое у нас есть (даже не сомневайтесь) и останется, потому что это показатель статуса и компетентности — будет причиной того, что они станут объяснять эти вещи студенту с легкой усмешкой.

So, the only point I’m making here is: Don’t let yourself be put off because somebody thinks you’re stupid because you don’t know it. You’re not stupid because you don’t know it, you’re simply uninformed. Well, if you’re uninformed, don’t get so status happy of thinking that you must appear bright in order to be thought well of, when it has nothing to do with it. You’re here to learn and anybody is studying anything, is studying it, I suppose, to learn it, not to acquire – he may acquire status through having learned it, but he doesn’t acquire status by pretending he knows it when he doesn’t. As a matter of fact he acquires himself quite a headache.

Они быстренько излечат вас от желания задавать вопросы типа “Что такое сервисное факсимиле?”, потому что вы будете слышать в ответ на свой вопрос в лучшем случае интонацию вроде “Ну, ты, идиот! Почему нельзя посмотреть это в бюллетене? Как это можно не знать?”. Это как бы присутствует в самой атмосфере, когда вы получаете ответ на подобные вопросы, и это опять заставляет вас чувствовать себя дураком оттого, что вы этого не знаете. И с этим ничего не поделаешь, на самом деле.

So, the point is, in spite of any rebuff that you get, or of difficulty digging into some book to find out what it means, you actually put yourself in a soup at once, the moment that you leave one word in a sentence behind you, you do not know the meaning of One unknown piece of nomenclature left behind you can absolutely ruin your comprehension of the whole thing you’re studying. Now, if you want to speed up your grasp of the situation, apparently do it the slow way. This obviously is a slow way to do it, isn’t it? But it’s not the slow way to do it because it snowballs.

Ну что ж, я могу, конечно, сказать: “Всегда отвечайте на вопросы студентов вежливо”, но такое требование, скорее всего, просто создаст скрытую враждебность. Будете вежливо отвечать на вопросы и ставить незачет за все проверки 24 часа в сутки. Когда начинаешь чинить препятствия каким-то естественным действиям, происходят всякие дикие события.

You’ll get faster and faster and faster, whereas if you don’t do it this way you will get slower and slower and slower. So, never leave a word behind you in a study that you don’t know the meaning of And when you hear me use a word in a lecture – and I try to minimize nomenclature, actuary, in lectures – when you hear me use a word in a lecture that you don’t know the meaning of, for God’s sakes, write it down in your notes and right after the lecture find out what it is. „What is that word?“ see? It’s something that has passed you by.

Я хочу подчеркнуть: не позволяйте себе отступать, потому что кто-то там думает, что вы глупы, потому что чего-то не знаете. Если вы чего-то не знаете, то это не критерий вашей глупости — вы просто не информированы. Ну, если вы не информированы, не позволяйте себе идиотских статусных соображений, что вы должны казаться умницей, чтобы о вас хорошо думали, так как это не имеет никакого отношения к этому. Вы здесь, чтобы учиться, и каждый, кто изучает что-то, изучает это, я полагаю, для того чтобы знать это. Можно обрести статус, обучившись чему-то, но нельзя обрести статус, притворяясь, что знаешь это, когда этого не знаешь. На самом деле, в последнем случае вы заработаете себе порядочную головную боль.

Well, it’s that which you don’t understand, not the mind, not Scientology, not the theories and practice of Scientology. The stumbling block, first and foremost, is simply nomenclature.

Смысл здесь в том, что, несмотря на любой отпор, который вы получите, или трудности, связанные с копанием в каких-то книгах в поисках того, что это означает, вы, на самом деле, отправитесь в бульончик в тот самый момент, когда оставите в предложении одно слово, значения которого вы не знаете, и пойдете дальше. Один непонятый пункт номенклатуры, оставленный за спиной, может совершенно разрушить ваше понимание всего того, что вы изучаете. То есть, если вы хотите ускорить ваше понимание ситуации, очевидно, стоит делать это медленным способом. Это ведь явно медленный способ. Но на самом деле он не медленный, потому что в противном случае ваши трудности будут расти как снежный ком.

Now, nomenclature will be there regardless of any reform undertaken, because, in the first place, we are examining things which are not hitherto known. So they have to have a name. Now somebody uninformed may try to tell you that some of these things were known but that’s merely his misinformation talking. He doesn’t know what you were talking about so he thinks it was previously known. He will try, for instance, to compare an „id“ and a „thetan,“ see? And he says, „Well, Freud described all that. He said, ‘id,’ and an id was something, and…“ Well, probably a person saying this to you really doesn’t know what Freud said was an „id,“ see? His nomenclature failure is prior to his misunderstanding where you are, see?

Вы пойдете быстрее, быстрее и быстрее, а если не будете этого делать, то пойдете медленнее, медленнее и медленнее. Так что никогда не пропускайте при учебе слова, значений которых не знаете. И когда вы слышите слово, которое я употребляю в лекции (хоть я на самом деле стараюсь свести к минимуму номенклатуру в лекциях), когда вы слышите слово, которое я использую в лекции и значения которого вы не знаете, ради Бога, запишите его в свой блокнот и сразу после лекции выясните, что это такое. “Что значит это слово?”. Это что-то, что прошло мимо.

So, if you want to wind yourself up in a ball and become very confused and get a lot of slow passes and go slower and slower and slower and slower, just start leaving words behind you you don’t know what they are. You get halfway down the page, all of a sudden there’s a word you’ve never seen before. Just say, „Well, I’ll catch that later,“ and go on. Why don’t you just say, „Well, I’ll cut my throat right now and add several weeks onto my course progress?“ Because that’s just what that’ll do. You cannot help but wind up at the end of that page.

Это именно то, чего вы не поняли, это не ум, не Саентология, не теория и не практика Саентологии. Камень преткновения — в первую очередь и прежде всего — это просто номенклатура.

Now, the next thing is the subject matter itself, Arrangement and understanding of Now, this is your second one. Now, it’s all right to name something and get a definition for something, but what is being named? And if you were very, very clever, you would worry it and worry it and snarl at it and walk around the circles of any piece of subject matter; now we’re talking about the – a thing, see? We’re talking about – we’re not talking about the name of the thing, we’re talking about the thing. You’d walk around any one of those pieces of subject matter until you had a good comprehension of what that was all about. „What the devil are we talking about?“ see?

Номенклатура останется существовать несмотря ни на какие реформы, потому что мы, во-первых, исследуем вещи, которые не были прежде известны. Они, соответственно, должны получить название. Кто-то неинформированный может сказать вам, что что-то из этого уже было известно, но это говорит просто о его неинформированности. Он не знает, о чем вы говорите, и поэтому думает, что это было известно ранее. Он попытается, например, сравнить “ид” и “тэтан”. Он скажет: “Ну, Фрейд все это описал. Он сказал “ид”, а ид — это было что-то…”. Человек, который говорит это вам, на самом деле не знает, что Фрейд называл словом “ид”. Его провал с номенклатурой произошел еще до возникновения непонимания между вами.

I’ll give you an idea: You say, „Well, a person has a bad opinion of another person because they have an overt against that person.“ All right, there is a thing, you see? That is the – a mechanism that surrounds the overt-motivator sequence. That’s one of the phenomena. Joe is mad at Bill and if you search a little bit, you’ll find out he’s mad at Bill because he’s done something to Bill. Joe has done something to Bill. Now this is contrary to the explanation everybody makes in life, so it is very easily read this way, see? Because life is that way you can get this thing – scoong! – wrong way to, in your skull, see?

Если вы хотите накрепко запутаться, привести себя в замешательство, тратить уйму времени на каждый зачет и идти все медленнее, медленнее, медленнее и медленнее, просто начните пропускать слова, о которых вы не знаете, что это такое. Вы прочли полстраницы, и вот совершенно внезапно там слово, которого вы никогда раньше не видели. Только скажите: “Ладно, я пойму это потом”, и идите дальше. Почему бы вам не сказать просто: “Хорошо, прямо сейчас я перережу себе горло и добавлю несколько недель к своему курсу”, — потому что именно это вы сделаете. Вы не сможете не запутаться к концу этой страницы.

So „‘Joe is mad at Bill, because Bill has done something to Joe.’ Yes, I understand that.“ Well, you missed the whole point. Thereafter, if you’ve done that, you will really never then understand how to pull an overt or why you must do so. See, that has just gone up in smoke, see? Very important mechanism! „Joe is mad at Bill because Joe has done something to Bill.“ All right, that is the thing.

Следующая вещь касается содержания самого предмета — состава материала и его понимания. Вот второе. Можно спокойно придумать название и определение для чего-то, но что было названо этим именем? И если вы очень-очень умны, вы будете терзать и терзать его, и рычать на него, и ходить кругами вокруг этого кусочка предмета изучения. Сейчас мы говорим о вещи. Мы не говорим об имени этой вещи, мы говорим о самой этой вещи. Вам надо ходить кругами вокруг любой части предмета изучения, пока не получите хорошего понимания, к чему это все. “О чем, черт возьми, мы сейчас говорим?”. Ясно?

Now, several things can get in the road of the acceptance of this thing and first and foremost is, it isn’t usual or ordinarily thought of this way and that gets in your road by misinterpretation. You think you’ve read something you haven’t read, see? Because it’s so usual for it to be the other way you think you’ve read it the other way. Or it is so widely accepted the other way that it is simply unbelievable.

Я дам вам представление об этом: вы говорите: “Человек имеет плохое мнение о другом человеке потому, что у него есть оверт против этого человека”. Отлично, вот вам вещь. Это механизм, который отражает последовательность оверт-мотиватор, это одно из его проявлений. Джо бесится на Билла, и если немного поискать, то обнаружится, что он бесится на Билла потому, что сделал что-то Биллу. Джо сделал что-то Биллу. Но это противоположно объяснению, которое все дают в жизни, поэтому это очень легко прочесть наоборот. Поскольку в жизни это так, у вас в голове это может — дзынь! — сложиться неверно.

So there’s the next thing that gets in your road, is the unbelievability of it. You say, „Well, that couldn’t possibly be true.“ Now, for heaven’s sakes, make sure when you come to the unbelievability of something that you know what you’re unbelieving. Now, that’s important – that’s important. Let’s know what we’re unbelieving.

“Джо бесится на Билла, потому что Билл что-то сделал Джо. Да, я это понимаю”. И вы утеряли всю суть. И если вы поняли это вот так, то потом на самом деле никогда не поймете, как вытянуть оверт, или зачем нужно это делать. Это знание просто улетело как дым! Очень важный механизм! “Джо бесится на Билла, потому что Джо что-то сделал Биллу”. Отлично, вот эта вещь.

Now, to know what we’re unbelieving we have to take the first step again – the nomenclature, you see? Did I get the word right? Now, the thing, the mechanism – phenomenon here, have I got that right? And you’ll find in about ninety percent of the cases that a reexamination at this „unbelieve“ step – you are unbelieving the wrong thing. You weren’t unbelieving what was there. You were unbelieving something else, see?

Есть несколько моментов, которые могут встать на пути принятия вами этой мысли, и в первую очередь то, что это не обычный или не ординарный образец мышления, и это мешает вам по причине неверного истолкования. Вы думаете, что прочли что-то, чего там нет. Поскольку это так привычно видеть в обратном виде, вы думаете, что прочли это в обратном виде. Или это настолько общепринято в обратном виде, что это [настоящий смысл] кажется просто невероятным.

So, when you run into a total „gawp,“ see – YOU know, you say, „That couldn’t be, you know? Wha-wha? I-that-that couldn’t be. I-no, that couldn’t be!“ see? And instead of going out and jumping in the lake or something like this or taking cyanide, the thing to do is to check over nomenclature and the description of the thing itself Now, if you check those two over, you’ll find out you probably had something in crosswise and that this „unbelievable“ was not unbelievable at all but is quite – quite easily seen. That’s about ninety percent of the time.

И вот следующее, что встает на вашем пути: невероятность этого. Вы говорите: “Да, но не может быть, чтобы это было правдой”. Ради Бога, когда вы сталкиваетесь с невероятностью чего-то, убедитесь, что знаете, во что вы не верите. Это важно — это важно. Давайте знать, во что мы не верим.

The other ten percent of the time you just can’t see how that works that way. Go back and check your nomenclature, check what the thing was that you’re not believing, and so forth. Get down to this other thing, you still can’t see how it’s that way – set yourself up some examples of how it’s not that way and how it is that way.

А для того чтобы узнать, во что мы не верим, нам нужно опять сделать первый шаг — номенклатура. “Правильно ли я понял это слово? Эта вещь, этот механизм, явление — правильно ли я это понял?” И вы обнаружите, перепроверяя себя на этом шаге “невероятности”, что примерно в 90 процентов случаев вы не поверили в неправильное. Вы не поверили не в то, что здесь было. Вы не поверили во что-то другое.

Now, this is the – really the first place where you really have to apply it to you and life, where it becomes an abs – a complete must. You must apply it to you, you must apply it to life. „Does this thing exist in life or doesn’t it? Has it existed in my life or has it existed in anybody else’s life that I know of? Is there any incident here that demonstrates this phenomena?“

Когда вы натыкаетесь на что-то такое, что просто “Эээ???”, и говорите: “Этого не может быть! Что? Что? Этого не может быть. Нет, этого не может быть!” — вместо того, чтобы пойти и прыгнуть в озеро или принять синеродистый калий, нужно просто проверить номенклатуру и описание самой этой вещи. Теперь, когда вы проверите эти два момента, то, возможно, обнаружите, что понимали что-то наперекосяк, и что это “невероятное” не только совсем не невероятно, но даже легко наблюдаемо. Это — около 90 процентов случаев.

And you’ll start looking at it and you’ll find out that the reason it wouldn’t go that way is normally a button got in its road or something like that. You know, you didn’t dare believe that it was this way; something like that – just an examination of it, trying to, „How does it apply to me? How does it apply to life? Has it ever applied to life? Did anybody ever see this thing“ you see, and „Do I know of any incident or anything of the sort which would exemplify this thing“ Why, the other ten percent that I’ve been talking about here, that will tend to evaporate too and you’ll say, „Ah, yes, now we got it.“

Остальные 10 процентов случаев — вы просто не могли понять, как это работает таким образом. Вернитесь назад и проверьте свою номенклатуру, проверьте, что это за вещь, в которую вы не верите, проработайте это как следует. Если вы до сих пор не представляете, как это так происходит, то приведите себе несколько примеров того, как это происходит так и как это происходит не так.

Now, this procedure followed actually gives you a terribly firm grip on what you know. And careful study is not necessarily either thorough or brilliant or wise or anything else. It’s merely careful. And if you work right along at it on the subject of being careful with it and what you’re careful about is – as you’re going down the page pocketa-pocketa-pocketa, you all of a sudden see this word „boojum“ see? „What the hell is that?“

Это в действительности первый момент, когда вы на самом деле должны приложить это к себе и к жизни, где это становится совершенно необходимо. Вы должны приложить это к себе, приложить это к жизни. “Существует ли это в жизни или нет? Существует ли это в моей жизни и существует ли это в жизни кого-то из моих знакомых? Есть ли какой-нибудь случай, который демонстрирует это явление?”.

Now, I’ll show you how you can be stupid: that’s to go on. Read the next word to it in the hopes that somehow or other the explanation will all drop out into your lap. Gloss over that word, you’ve done yourself in. „What’s this word ‘boojum’?“ Boy, you better find out right now. You might glance at the rest of the sentence: „Does there – a parenthetical description what ‘boojum’ is in it as you sometimes – occur? Or a – there’s nothing there. It’s evidently a word I’m supposed to know. It’s not a new word, because it’s not explained in this paragraph, so it’s a word I know…“

И вы начинаете вглядываться в это, и обнаруживаете, что причина, почему это никак не может быть таким образом, заключается обычно в том, что тут возникла какая-то кнопка или что-то подобное. Вы не посмели поверить, что это так — просто при проверке этого, пытаясь ответить на вопросы: “Как это применимо ко мне? Как это применимо в жизни? Применялось ли это когда-нибудь к жизни? Видел ли такое кто-нибудь еще?”, и “Знаю ли я какой-нибудь случай или что-то такое, что может быть примером такой вещи?”. Что ж, оставшиеся 10 процентов, о которых я здесь говорил — они тоже испарятся, и вы скажете: “А, да, теперь это понятно”.

Boy, you go any further than that, you’ve just hung yourself up in a nice little brass mystery and there you’ll be: going around with a lamp looking into the dark corners and wondering what you’re being mystified about. And then you’ll think you’re mystified about the subject, you’re mystified about anything – it’s tracing back to this time you read this paragraph and you didn’t understand a word in it so, of course, then it didn’t communicate.

Следование этой процедуре дает вам чертовски хорошее понимание того, что вы узнали. Осторожная учеба не обязательно должна быть скрупулезной, блестящей, мудрой или какой-то еще. Она просто осторожна. И вот вы все время работаете по принципу — быть осторожным с этим предметом — и вот то, по поводу чего вы осторожны: вот вы идете по странице, там-парам-парам-парам, и вдруг видите слово “буджум”*. “Это что за черт?”

By not understanding the word you inhibit any communication. You’ve inhibited communication between what you’re studying and yourself You’ve also inhibited your communication between yourself and other auditors and you also, oddly enough, have inhibited your communication with yourself and a pc, because this is something in a pc that you will not thereafter recognize because you don’t know what it is.

Сейчас я покажу вам, как можно поступить глупо: продолжить читать. Прочтите следующее за ним слово, в надежде, что так или иначе объяснение свалится вам в руки. Пропустите это слово — и вы себя погубили. “Что это за слово буджум?”. Да, это лучше выяснить прямо сейчас.

Now, following down some sort of a – of a routine like this in study, you’ll find out that you can study. It’s all right for somebody to come around and say, „Well, you can’t study and you just don’t apply yourself,“ and that sort of thing and they’re – they’ve done this to people in school – they’ve done it to me; they used to do it to me in school; they used to say, „You don’t know how to study.“

Можно глянуть на остаток предложения: “Нет ли здесь заключенного в скобки описания того, что такое буджум, как это иногда случается? Или… нет — там ничего нет. Явно предполагается, что я знаю это слово. Это не новое слово, потому что оно не объясняется в этом абзаце, значит, это слово, которое я знаю…”.

And I used to say, „Gee, that’s very interesting, you – I don’t know how to study,“ and I accepted this – that I didn’t know how to study. And I don’t know that I made much of a ruckus about it, but I did manage to finally find out that this was not accompanied by any method of study.

Если пойти дальше, то вы просто запрете себя в красивый маленький медный замок под названием “Тайна”, и здесь вы и останетесь бродить с лампой, заглядывать в темные углы и удивляться, что ж тут такого таинственного. Потом вы подумаете, что тайна скрыта в самом этом предмете; что тайна скрыта в чем угодно — а если просто отследить события в обратном порядке до того времени, когда вы читали этот абзац, то окажется, что вы не поняли в нем этого слова, так что, конечно, общения не состоялось.

In other words, you were saying – somebody was saying to you, „You don’t know how to hang up a skyhook, and therefore you’re very stupid indeed, because you don’t know how to hang up a skyhook.“ And it’s sort of like catching snipes, same kind of a gag, see? You’re supposed to stand out in the woods for hours holding a sack while they drive them in on you. Actually they’re home having some coffee, and you’re standing in the damp woods for hours, you see? It’s just that crude a gag.

Не понимая слов, вы препятствуете любому общению. Вы препятствуете общению между тем, что вы изучаете и самим собой. Вы также препятствуете своему общению между собой и другими одиторами, и вы также, как ни странно, препятствуете общению между собой и преклиром, потому что в преклире есть что-то, чего вы не распознаете, так как не знаете, что это такое.

They say, „You don’t know how to study.“ Well, what pretentious people! They don’t know how to study either, see? There is no – there’s no subject called „study.“ If there was a subject called „study,“ they’d start teaching it to you in kindergarten. They would certainly start teaching it to you before you were into the – your high schools and that sort of thing. They’d say, „This is how to study.“

Но следуя в учебе такого рода процедуре, вы обнаружите, что обретаете способность учиться. Кто-то вполне может подойти и сказать: “Можно ведь учиться и без применения этого”, или что-то типа этого. Так делают в школах, так делали это со мной — мне постоянно повторяли: “Ты не знаешь, как учиться”.

I’ve run across various systems, but they’re not in the formal textbooks. I’ve seen them in – remember the Pete Smith specialties from way back when that used to show on the screen, and so forth, gag, one-reel comedies and so forth? Well, I’ve seen methods of remembering things, and methods of knowing things, and so forth, come up in that form. But I’ve never seen it on a textbook basis.

И я сказал: “Так, интересно. Я не знаю, как учиться”, и принял это — что я не знаю, как учиться. Я не стал сильно шуметь по этому поводу, но мне удалось, в конце концов, обнаружить, что это утверждение не было подкреплено никакими методами учебы.

I myself developed a method – a (quote) „a method of study“ in defense and I remember vividly applying this in the field of history; it’s just not going onto the next paragraph unless I could shut my eyes and rattle off the last paragraph, see? It didn’t increase my knowledge of history. I actually get along better just by reading a history textbook. At the end of the line when I finish off the history textbook and somebody asks me for dates, I look in the book. I find that is the best method by which to do this.

Кто-то вам говорит: “Вы не знаете, как подвесить крючок к небесам, и, следовательно, действительно очень глупы, потому что не знаете, как подвесить крючок к небесам”. Это все равно что ловить куликов, своего рода розыгрыш. Предполагается, что вы будете часами стоять в лесу, держа мешок и ожидая, когда в него загонят куликов *Довольно известный английский розыгрыш: приятеля просят поехать в лес и ждать в условленном месте, когда к нему выбегут кулики, которых якобы будут гнать с другой стороны. Парень едет в лес и стоит там один. См. далее текст лекции. . На самом деле они сидят дома и пьют кофе; а вы часами стоите в сыром лесу. Этот розыгрыш не менее жесток.

The only other method of study that I ever developed for myself in school might be of some interest and that was just to get every book on the subject I could get: hold of and read all of them and not try to concentrate on any of them, you see?

Они говорят: “Ты не знаешь, как учиться”. Мошенники! Они сами не знают, как учиться! Нет такого предмета — “учеба”. Если бы был предмет, называемый “учеба”, этому бы начинали учить еще в детском саду. Его бы начали преподавать вам прежде, чем вы попали в высшую школу, или что-то подобное. Вам бы сказали: “Вот как надо учиться”.

I think one of the most stellar grades I ever got and bragged about all over the place, and so forth, and called upon to give lectures on every hand, made me feel a little guilty. I was taking American history and I simply got hold of every textbook I could find on the subject of American history and read them all, including Woodrow Wilson’s five-volume history of the United States, you see? That’s one of those things that you put on a bookshelf to hold it down in case of an earthquake.

Я сталкивался с разнообразными системами, но их нет в официальных учебниках. Я видел их — помните “Специальности Пита Смита”* из далекого прошлого, когда его часто показывали на экране, розыгрыши, комедии-пятиминутки? Да, я видел методы запоминания, и методы познания, поданные в такой форме. Но я никогда не видел их в учебниках.

And I read all these textbooks, but I don’t think I ever told the professor that because I was allergic to its very, very bad prose, that I had never read that class’s textbook. I’d never read the class’s textbook. I’d read all the other textbooks I could lay my hands on, but I couldn’t stand its prose. Its prose was horrible, and I – it was sort of socialistically weirdly put together and it was pedantic in the extreme.

Я разработал свой “метод учебы” — в качестве средства обороны, и я живо помню его применение в области истории; — просто не начинать следующего абзаца, пока не будешь в состоянии закрыть глаза и оттарабанить предыдущий. Это не увеличило моих познаний в истории. Я продвигаюсь гораздо лучше, когда просто читаю учебник истории. Когда я заканчиваю читать учебник истории и кто-то спрашивает у меня даты, я заглядываю в книгу. Я обнаружил, что лучше всего делать это именно так.

It wasn’t that it was full of difficult words. As a matter of fact the fellow was sort of underplaying – the places where he should have used a good, big, pompous word, you know, why, he’d put some offbeat word, and so forth. He didn’t know how to write, see, and so I didn’t read the school’s textbook, but I read all the other textbooks and I got – oh, I don’t know – A pluses and gave lectures on history for them and got gold stars and silver cups and all this sort of thing as being a terrific student. Well, actually it was just to the degree that I just covered everything in sight. And I find out that’s fairly reliable as a method – fairly reliable when there isn’t any training available, you know, like an American school.

Единственный другой метод учебы, разработанный мной для себя в школе, который может представлять некоторый интерес, состоял в том, что я брал все книги по предмету, которые только мог добыть, и читал их все, не пытаясь сосредоточиться ни на одной из них.

When there’s absolutely no training available, why, what you want to do is just get ahold of every book on the subject in sight and then just read them all from cover to cover, see, making very sure – I would now and do and always did – that you didn’t cross over words you didn’t know. Get yourself a great big dictionary and get yourself some kind of an anthology or something that went along with it and look up a word you didn’t know and find out what that was related to and then get that word real good and then go sailing on your way.

Наверное, самые великолепные оценки у меня были именно по этому предмету, и я повсюду этим хвастал, меня даже звали читать лекции налево и направо, что заставляло меня чувствовать себя несколько виноватым. Я взял американскую историю и просто собрал все учебники, которые мог достать по этому предмету, и прочел их все, включая пятитомную “Историю Соединенных Штатов” Вудро Вильсона*. Это одна из тех вещей, которые хранят в книжном шкафу, чтобы тот не упал в случае землетрясения [аудитория смеется].

It wouldn’t matter if you read a book in five hours, you see. It wouldn’t matter how fast you read the book or didn’t read the book. That’s in absence of formal knowable training on any subject. That’s a very good method – excellent method as a matter of fact because you wind up at the end of the thing – you’ve seen this word so often, you’ve looked it up so often, you eventually know what it is, you know?

И я прочел все эти учебники. Но я никогда не говорил преподавателю, что я никогда не читал учебник для этого класса, поскольку у меня была аллергия на его очень, очень плохую прозу. Я никогда не читал учебник для этого класса. Я прочел все другие учебники, которые только смог раскопать, но его прозу я терпеть не мог. Его проза была ужасна, это было что-то социалистическое, мудрено переплетенное и назидательное до крайности.

You say, „There again is the ‘Rembrandt Profile.’ Now, what the hell does it mean, a ‘Rembrandt Profile? ‘Well, a ‘Rembrandt Profile’ is actually – well, I guess it must have been something painted by Rembrandt, but they must mean something here. I’ll turn back over here – I saw a mention of it over here. Here’s a description of the thing: Yeah, well, so on and so on and so on and so… Ohh, oh I get it! It’s the main light is not showing on the front of the face. Oh, good. Yeah, it’s just the fill shows on the thing. Ahh, that’s good, yeah. I got that now. All right.“

Не то чтобы там было полно трудных слов. На самом деле парень как бы все излишне упрощал — в местах, где он мог бы использовать хорошее, большое, напыщенное слово, он заменял его каким-то странным другим словом. Он не умел писать, и поэтому я не читал школьного учебника, но зато читал все другие учебники, и получал пятерки с плюсом, и читал им лекции по истории, и получал золотые звезды и серебряные кубки, и всякие такие штуки, как великолепный студент. А дело было просто в том, что я прочитал все, что попало в поле моего зрения. И я обнаружил, что это довольно надежный метод на тот случай, когда недоступна никакая другая подготовка, как случается в американской школе.

Sail along the line, and so forth, and finally, why, forgot all about that, you see, but chapters later we run into a „Rembrandt Profile,“ see? „A what? Oh, something about a fill. Yes. Well, I know where I can find it. I’ll go back – ah, yes, yes. Main light back of the person, fill in the front of the person. Yeah. Main-face mainly in shadow. Yeah, I got it. Nothing to it.“ All right, running down the line chapters later, in another textbook on the subject. „ ‘When shooting a Rembrandt Profile so on, so on, so on, so on…’Oh, that’s how you do! You add a spotlight to it also. Okay.“ You see, the word no longer operated as an impasse to your study.

Когда недоступно абсолютно никакое обучение, что ж, вам нужно просто взять все книги по этому предмету, которые вам попадутся на глаза, и затем просто прочесть их все от корки до корки, очень строго следя за тем (я это буду делать, и делаю, и всегда делал), чтобы не пропускать ни одного слова, которого вы не знаете. Раздобудьте себе огромный словарь, и соберите что-нибудь вроде антологии или чего-то подобного, отслеживайте любое неизвестное вам слово и выясняйте, к чему оно относится, усвойте это слово по-настоящему хорошо, и затем плывите дальше.

Looking up words and meanings and so forth, is sort of the erosive course of the river and it eventually grinds away on the banks until it has a good, strong flowing stream, you see?

Неважно, прочтете ли вы эту книгу за пять часов. Неважно, насколько быстро вы прочтете или не прочтете книгу. Это при отсутствии пригодного для понимания официального обучения по какому бы то ни было предмету. Это очень хороший метод, превосходный метод, на самом деле, потому что вы так часто видите это слово, вы так часто его находите, что, в конце концов, вы узнаете, что это.

Actually, I don’t think there are bright students and dull students. I don’t think this at all. I don’t think so, because I’ve never seen any real coordination between knowledge of the subject and the brightness and dullness of a student. But there is a careful student and a careless student.

Вы говорите: “Опять этот “Профиль Рембрандта”. Черт, что же это значит, “Профиль Рембрандта”? Ну, “Профиль Рембрандта” — это на самом деле — ну, я думаю, это что-то написанное Рембрандтом*, но здесь подразумевается что-то еще. Вернусь назад. Я видел, что это упоминалось выше. Вот описание этой штуки. Так, так, так... А-а, я понял! Это когда главный источник света не освещает первый план. О, хорошо! То есть первый план освещается только отраженным светом. Это хорошо, да. Теперь я понял. Отлично”.

Now, a student can be very fast and still be very careful. It hasn’t even too much to do with speed. But he knows when he’s whipped. That’s about the only thing he knows. He’s reading down this paragraph and all of a sudden he wakes up to the fact he hasn’t the foggiest clue what the devil he’s talking about – what he’s reading about so he goes back and finds out where he got tangled up. Ah, well, here was a word and here was a phenomenon he didn’t know anything about.

Плывете далее, и, наконец, уже забыв об этом, несколькими главами дальше вы натыкаетесь на “Профиль Рембрандта”. “Что-что? Что-то о фоновом освещении. Да. Хорошо, я знаю, где это можно найти. Я пойду назад. А, да. Да. Главный источник света за спиной человека, спереди — только отраженный. Да. Лицо в основном в тени. Да, понял. Ничего такого здесь нет”. Позже, еще через несколько разделов — или в другом учебнике по тому же предмету — “Когда вы снимаете “Профиль Рембрандта”.”. — и так далее, и так далее, и так далее, и так далее, — “Вот оно как! Туда надо еще добавить прожектор. Ясно”. Видите, слово больше не тормозит ваше продвижение.

Now, if he’s a careful student he puts it all away until he finds out what that word and what that phenomena is and exactly what that is and he gets that straight. He may cruise around in the thing just a little bit further to find out if it’s defined in that particular publication, see? But he’s looking for the definition – he’s not any longer doing it.

Прояснение слов и значений действует как река, которая постепенно подмывает берега, пока не станет хорошим, сильным, полноводным потоком.

Now, there’s a careful student. And his brightness on the subject is dependent upon the degree he does this. It isn’t dependent on any native talent or anything else. It isn’t even dependent on his buttons.

На самом деле, я не думаю, что есть толковые студенты и тупые студенты. Я так совсем не думаю. Я так не думаю, потому что никогда не видел реального соответствия между знанием предмета и толковостью или тупостью студента. Но бывают осторожные студенты и неосторожные студенты.

And in Scientology, because of the tremendous amount of breadth of study we are doing and because we are studying what we study with, why then, it’s necessary to have some command of the subject of study. It becomes absolutely imperative in our field to know something about how to study and it’s no longer walking up to some poor luckless student and saying, „Well, the trouble with you is, you don’t know how to study,“ then walking off, you see? Or saying about some other student, „Well, he’s just stupid. That’s all, you see? That explains it all, see?“ Frankly, it doesn’t explain a doggone thing.

Далее, студент может быть очень быстрым и все же оставаться очень осторожным. Это не имеет прямого отношения к скорости. Но он знает, когда становится плохо. Это единственная вещь, которую он знает. Он дочитывает этот абзац до конца и совершенно внезапно обнаруживает, что у него нет ни малейшего представления, о чем, к черту, идет речь — о чем он читает, и тогда он возвращается назад и находит, где он запутался. А, ну, вот слово и вот явление, о которых он ничего не знает.

We’ve talked – we hear about the lightning-quick student. We hear about the very, very fast, fast, fast student and we hear about the very, very, very, very slow student. And we hear about the grind and we hear about the brilliant student and honest, those classifications have no more validity than the field of psychiatry. Why? Because they have never produced uniform fast study. They’re apparently merely excuses and justifications of something. They’re an effort to classify on something nobody’s cracked. So, why should we talk about dull students and slow students and brilliant students, and so forth?

Теперь, если это осторожный студент, он откладывает все до тех пор, пока не найдет, что это за слово и что это за явление, и что это точно значит, и не справится с этим. Он может пройтись по этому тексту чуть дальше, чтобы посмотреть, нет ли определения в самой этой публикации. Но он ищет определение — он больше не занимается текстом.

There are certain phenomena in study which are worth commenting upon and one of those is the oddball who can memorize almost at a glance and who can go back and spit out the memorized words. I’ve known Chinese students that got anybody whipped I ever – in the Anglo-Saxon world or in the Western world – anything whipped on this line. I know Chinese students who could go ahead and give you pages of mathematical formulas and things of this character and descriptions of it, and so forth. About the wildest thing you ever listened to and they’d come to school the next morning with their lessons and ka-wow! You ask them, „All right, now let’s go into the slope formula.“

Таков осторожный студент. И его толковость по данному предмету зависит от того, насколько он это делает. Это не зависит от какого-то врожденного таланта или чего-то еще. Не зависит даже от его кнопок.

„Well, the slope formula is so-and-so and so-and-so and so-and-so kow-kow, pow-pow, kow-wow.“ It’s all there, see?

В Саентологии, по причине гигантской величины охвата учебы, которую мы выполняем, и из-за того, что мы изучаем то, с помощью чего мы учимся, необходимо обладать некоторым мастерством учебы. Это становится просто необходимо в нашей среде — знать что-то о том, как учиться. Нельзя подойти к какому-то бедному, незадачливому студенту и сказать: “Ну, твоя проблема в том, что ты не знаешь, как учиться”, и пойти потом восвояси. Или сказать о каком-то другом студенте: “Да, он просто тупой. Вот и все объяснение”. Честно сказать, это ни черта не объясняет.

You say, „Wow!“ Don’t say instantly, „Well, then this is the very man we need to build the dam,“ because building dams has very little to do with study of that particular kind or character. We don’t even know if he could solve the problems on the page, but he sure could remember them. Now, that’s a test mainly of memory.

Говорят, бывают студенты, быстрые, как молния. Говорят, бывают очень очень быстрые студенты, и говорят, бывают очень очень очень очень медленные студенты, и говорят, бывают зубрилы, и говорят, бывают блестящие студенты; но честно говоря, эта классификация не более обоснована, чем область психиатрии. Почему? Потому что никто никогда не добивался неизменного успеха в быстрой учебе. Были, очевидно, сплошные извинения и оправдания. Это попытки классифицировать то, что никто еще не раскусил. Так зачем тогда говорить о тупых студентах, медленных студентах и блестящих студентах ?

Now, if you want to be sure of this person, in examining this person you’ll find immediately what’s going wrong here. Immediately you’ll find what’s going wrong. There’s a way of examining this person that would only be fair to the instructor and to the student alike.

В учебе есть определенные явления, которые заслуживают внимания, и одно из них — чудак, который может запомнить почти с одного взгляда, потом вернуться назад и выдать заученные на память слова. Я знал китайских студентов, которые могли посрамить в этом кого угодно в англо-саксонском мире, или на Западе. Они способны делать это — выдавать целые страницы математических формул, их описания и так далее. Это самое фантастическое из всего, о чем вам приходилось когда-либо слышать — они приходили в школу на следующее утро со своими уроками, и ка-вау! Вы их спрашиваете: “Ну, отлично, теперь перейдем к формуле наклонной*”.

Take any oddball word that occurred in the first paragraph you have just got back so glibbishly and ask for a definition of that word (the definition is not given on the subject matter which the person is doing). And if you want to see a hunted, horrified look come into anybody’s face, it’s the perfect memory repeat, see? And you’ve thrown an ax into it because you’ve asked for something which isn’t memory.

“Хорошо, формула наклонной — это так-то и так-то, так-то и так-то, так-то и так-то, и кау-кау, пау-пау, кау-вау”. Все там.

You’ve asked for the definition of a certain word. And if this person – now look at this – if this person could give you this whole paragraph and tell you all about it but couldn’t define a word in it, that person must be in total mystery about that.

Вы говорите: “Вау!”. Но не приходите немедленно к выводу, что это как раз тот человек, который построит плотину — потому что строительство плотин имеет очень мало отношения к учебе подобного вида или характера. Мы даже не знаем, способен ли он решить задачи на этой странице, хотя, безусловно, он способен их запомнить. Так что, прежде всего это испытание памяти.

So the missing ingredient is understanding. And then naturally the missing ingredient, application, will show up soon afterwards. Do you see how that would work.?

Если вы, проводя экзамен этому человеку, хотите быть в нем уверенным, вы немедленно обнаружите, что именно с ним не так. Есть способ проэкзаменовать этого человека, и только он будет одинаково честным и для инструктора, и для студента.

In other words, this very, very fast study falls down exactly as the slow study would fall down. In other words, everybody eaves in on this same point uniformly. Now, if somebody comes up and he takes this same thing and he stumbles all over the place and he tries to get it out and he spits it out, and so forth, the examiner could ask him too, the same word. „What’s the definition of that word?“

Возьмите любое странное слово, которое было в первом абзаце, только что так бойко пройденном, и спросите определение этого слова (определение, не данное в материалах, которые изучил этот человек). И если вы хотите увидеть затравленный, полный ужаса взгляд, проделайте это с тем, кто в совершенстве повторяет текст по памяти. Вы просто метнули в него топор, потому что спросили то, что не является памятью.

And he’d say, „Well, I don’t know.“ Puts him in the same boat as the fast study, doesn’t it?

Вы спросили определение какого-то слова. И если этот человек может выдать вам весь абзац и рассказать вам об этом все, но не может дать определение одного слова в нем, то, должно быть, все это кажется ему совершеннейшей тайной.

So, the direction and end purpose of study is understanding and, of course, you – with an unknown word in the middle of it, and an unknown phenomenon in the middle of it – you’re not going to get understanding at all. You’re going to get disbelief, noncomprehension. You’re going to get mystery. You’re going to get, of course, also nonapplication.

Так что упущенный компонент — это понимание. И, естественно, очень скоро после этого проявится другой упущенный компонент — применение. Понимаете, как это сработает?

Now, if we examine study a little bit further, the main complaint about study is that it does not immediately and at once result in good, clean, clear application. This is one of the primary scolds about modern education – primary criticisms – is if you educate an engineer – or it was – you educate an engineer and you don’t dare send him out to build a bridge, see? Well, that’s in the field of application or practice of application. But if this man can’t go out and build a bridge after he’s been taught to build a bridge, the familiarity ingredient, of course, is missing.

Другими словами, эта очень, очень быстрая учеба проваливается точно так же, как проваливается медленная учеба. Другими словами, и тот, и другой неизменно засыпаются на том же самом пункте. Если кто-то приходит и берет тот же самый текст, и начинает спотыкаться на каждом шагу, и старается что-то там такое изобразить, бубнит под нос, экзаменатор может и у него спросить то же слово. “Каково определение этого слова?”.

But even so, if somebody had borne down on him like mad for the definition of every word that he was stumbling across in the direction of bridge building, he should be able to go out and unroll his sextant and transit and get to work. He should; he should. He’s now got the horrible task of acquiring his familiarity, but he wouldn’t be doing it across the barrier of a misunderstanding of his terminology and a misunderstanding of his tools and he theoretically could do it.

И он скажет: “Ну, я не знаю”. Тот же тип, что и быстро учащийся, не так ли?

I found myself doing it the other day. I just had a textbook command of a certain problem on this line – parallel line – I’m studying. I just had a textbook command of the thing; nothing but and I saw it, saw it happened and applied the textbook and it resolved, bang! And I had about something on the order of maybe two or three seconds to do the whole thing. Because something was happening and I had to straighten it out fast, see? Just textbook. It worked – it worked perfectly.

Поэтому, направление и конечная цель учебы — это понимание, и конечно, с неизвестным словом посреди этого, и с неизвестным явлением посреди этого, вы не достигнете никакого понимания. Вы получите неверие и непонимание. Вы получите тайну. Вы так же получите, конечно, неприменение.

So therefore, you could and should be able to take a purely textbook thing – if it was a valid textbook and a valid subject – and apply it directly without familiarity. Now, think of what a whiz you would be, however, if you also had the familiarity at the same time. And that’s why we study auditing while auditing, see?

Теперь, если мы рассмотрим учебу чуть дальше, главная претензия к учебе — то, что она не дает непосредственного и мгновенного результата в виде хорошего, чистого, ясного применения. Это есть (или была) одна из главных жалоб на современное образование, основной повод для критики — обучив инженера, вы не рискуете послать его строить мост. Это относится к сфере применения, к практическому применению. Но если этот человек не может пойти и построить мост после того, как его обучили строить мосты, конечно, тут утерян такой компонент, как “опыт работы с тем, с чем имеешь дело”.

But if this other ingredient of careful study is missing, the nomenclature is missing, you can’t make the boat. It just won’t make the boat.

Но даже если кто-то только тем и занимался, что наезжал на него как сумасшедший, требуя определения каждого слова, на котором тот спотыкался в материалах по строительству мостов, инженер все равно должен быть способен пойти, поставить свой секстант* и теодолит*, и приступить к работе. Он должен, должен. Теперь перед ним стоит ужасная задача — обретение опыта работы с тем, с чем он имеет дело, но он не сможет справиться с ней, если ему мешает барьер непонимания терминологии, непонимания инструментов, хотя теоретически он это сделать способен.

I studied – been studying this parallel subject very hard because it is a bearcat on the subject of terminology too. It’s terminology that you’d think anybody that had been around photography very long would be very familiar with. He couldn’t help but be familiar with it – oh, no, no, no, no. Not when you’re studying text after text after text after text after text!

Однажды я обнаружил себя в таком положении. Я просто обладал знанием способа решения одной проблемы на уровне текста учебника — по тому параллельному предмету, что я изучал. Я просто обладал знанием способа решения этой штуки на уровне текста учебника, ничего более, и я увидел это, увидел, что это произошло, — применил это знание, и все разрешилось, бац! У меня было что-то порядка, может быть, двух или трех секунд, чтобы сделать все это. Потому что что-то происходило, и мне нужно было это быстро исправить. Просто учебник. Это сработало, и сработало отлично.

Well, if you were taking some little course that didn’t have much to do with the price of fish, that didn’t intend to make a pro out of you along any line and „This is, see, this is how you develop pictures“ – the Eastman book for the home beginner, you know? I’ve read those by the ton. No, that hasn’t got anything to do with it. It says, „Hammer, pound, hit ‘em with the grape, you know – no holds barred. Now we charge with the bayonets. You take the metabisulphite and pour it into the yattapin,“ and you say, „You take the what?“ you know.

И вам нужно и должно быть способным просто взять учебник — если это достоверный учебник и достоверный предмет — и применить его напрямую, даже не обладая опытом. Теперь только вообразите, каким крутым спецом вы можете стать, если будете при этом еще обладать опытом. И вот почему мы изучаем одитинг, одитируя!

And then you’re busy in the very next lesson studying a completely disrelated field of the same subject, „Make sure that you adjust the headscreen.“

Но если этот компонент — осторожность в учебе — упущен, упущена номенклатура, то каши вы не сварите *В англ: “you can’t make the boat” — букв: “вы не построите судно”. . Так вы каши просто не сварите.

„The what? Where the hell did this come from? I’ve never met it before around here anyplace. A headscreen, a headscreen. Now, what is a headscreen?“ Scatter, scatter, flutter, flutter, look in the dictionary, and so forth. „What do you know? It isn’t in the dictionary. It’s so common they don’t have to define it. But I don’t know it. No worry now about how stupid this makes me, you see? Flutter, flutter, bing-bang. Finally figure it out by context and by illustration. There was a picture of all of the photographic material needed. A headscreen? Obviously a headscreen was what you hold back a corner of the main light force so as to get a prominent ear to be less prominent. Obvious, isn’t it? Headscreen! Who would have dreamed it, man?“ A nonsensical but very usual piece of equipment.

Я изучал этот параллельный предмет очень напряженно, потому что он также труден и в плане терминологии. Терминология — вот с чем, как вам представляется, должен быть хорошо знаком человек, который долго занимался фотографией. Он не может быть с ней незнаком — о нет, нет, нет, нет. Он не может быть с ней незнаком, если он изучал текст за текстом, текст за текстом, текст за текстом!

The guy writing the textbook, being so familiar with his subject, would make the same statement that you would make, you see? You say, „Well, you set your E-Meter down on the table first, of course.“ You have said it almost sarcastically, you see? „Well, you set your E-Meter down on the table, of course, before you start auditing.“ If you want to be really sarcastic, you’d make such a remark, you see?

Если вы проходите какой-то небольшой курс, который абсолютно ни на что не претендует, не предназначен для того, чтобы сделать из вас профи в какой-либо области деятельности, и там сказано: “Вот так проявлять фотографию” — “Самоучитель Истмена* для начинающих любителей”. Я таких тонны перечитал. Нет, это не имеет никакого отношения к сути. Там сказано: “Бей, круши, стреляй картечью”, знаете, — “не тормози. Атака в штыки. Возьмите метабисульфит* и вылейте его в яттапин*”, — и вы говорите: “Взять что?!”.

This guy, this bloke, this expert on portraits to end all experts on portraits says, „Well, of course, you adjust the headscreen to hold back that. That’s the way you subdue the light.“ He just says this parenthetically, you see? „This is how you make less prominent, undesirable features on a subject in portraiture. You hold back the light on them.“

А затем прямо в следующем уроке вы изучаете совершенно не связанное с этим дело — “Убедитесь, что вы правильно поставили козырек”.

„What do you hold back the light with?“

“Что?! Откуда, к черту, это взялось? Раньше мне это никогда нигде не встречалось. Козырек, козырек. Что же такое козырек?”. Туда-сюда, прыг-скок, смотрим в словаре. А знаете что? Нет этого в словаре. Это такое привычное слово, что они не потрудились дать ему определение. “Но я его не знаю. И неудивительно, что я чувствую себя таким идиотом. Так-так, ага”. Наконец, вы вычисляете это по контексту и по иллюстрациям. Там было изображение всех необходимых фотографических материалов. Очевидно, козырек — это створка, которой вы заслоняете края основного источника света, чтобы сделать оттопыренные уши менее оттопыренными. Просто, не так ли? Козырек? Кто это придумал, черт! Бессмысленная, но очень обычная часть снаряжения.

Get the same answer out of the textbook. „Oh, don’t be an ass.“

Малый, который писал учебник, будучи столь хорошо знаком с предметом, мог бы сделать то же самое заявление, что и вы. Вы бы сказали: “Ну, сначала, конечно, вы готовите на столе Э-метр”. Вы бы сказали это почти саркастически, не так ли? “Ну, вы готовите на столе Э-метр, конечно, прежде чем начать одитинг”. Если вы хотели бы быть по-настоящему саркастичным, вы бы сделали такое замечание.

„Yeah, but what do you hold back the light with, you know?“

Этот парень, этот малый, этот эксперт по портретам среди всех экспертов по портретам, говорит: “Ну, конечно, вы установили козырек, чтобы убрать это. Это способ ослабить освещенность”. Он бросает это мимоходом. “Вот так вы ослабляете выступающие, нежелательные черты модели в портрете. Вы сдерживаете свет, падающий на них”.

„You hold it back with a headscreen, of course, you idiot!“

“Чем вы сдерживаете свет?”.

„What’s a headscreen? What is a headscreen? What is this thing?“

Из учебника вы получаете тот же ответ: “О, не будьте ослом!”

„Put it over the piece. Put it over the lens of the camera so it doesn’t show the fellow’s head?“

“Да, но чем вы ослабляете свет, а?”.

So, this has been – it’s been very amusing, because I can look at a subject, you see, from an oblique – look at the same study problems that you run into. And I’ve been analyzing these problems and putting them together. What I’ve been talking to you about and what I’ve talked to you about in recent things has been the views I’ve had on this as worked out and as I know they apply in our own field. And I think you’ve been making some progress as a result.

“Козырьком, конечно, идиот!”.

But there are just these points about study and you expected there would be probably a lot more complex points about study, but there are no more complex points about study than I have just given you.

“Что такое козырек? Что такое козырек? Что это за вещь?”.

Now, of course, if you didn’t read or write English there would be a further study on nomenclature. But remember it would just be a further study on nomenclature. So, it even falls into that particular field. Now, the person who can’t talk at all, or let us say, an animal trying to arrive at this particular line – he’s totally out of communication, he hasn’t got the vocal chords, he can’t be educated in the first place. You say, „Well, that’s a totally lost field.“ Well, I’m – I’m not completely willing to lose that field utterly because I’ve already raised animals in tone to a remarkable degree and I’ve already met dogs that could talk, see?

“Поставить его”.

Yeah, I met a dog one time – he used to say „Hungry“ every time he wanted chow. He managed it somehow. He used some Hollywood scheme of how you breathe from the diaphragm, you know? But he could say it clear as could be – that he was hungry. Startled people almost to death because they’d say, „Well, that’s funny. The dog probably makes a grunt, you know? And this mistress that’s taught him and so forth is just being too too for words.“ And then they’d hear this dog and this dog would say „Hungry“ and they’d go „Ahhhh!“ And I was talking to an elephant the other day that wanted his picture taken, as I told you and I’ve run into animals that know their cues much better than their trainers and have to pull the trainer through the act somehow and make him look good.

“Поставить его на линзы камеры так, чтобы не было видно голову парня?”. [аудитория покатывается со смеху].

So I don’t know what the barriers to communication are. I have a greater insight into the fifth dynamic lately than I have had before and I have found that they’re – you can go a lot deeper into the fifth dynamic. In fact, I’ve pretty well got an idea of what GPMs, and so forth, certain animals and insects and so forth get stuck in. And just about how they go into that particular zone or area and how they go out the bottom. I’ve had a little – quite a little bit more insight into this.

Это было очень забавно, потому что я смог посмотреть на предмет под другим углом, взглянуть на те самые проблемы учебы, с которыми сталкиваетесь вы. И проанализировал эти проблемы, и разобрался. То, о чем я вам говорил, и то, о чем я только что вам сказал — это взгляды, которые я выработал с помощью этого, и, насколько я знаю, они применимы в нашей сфере. И я думаю, что в результате у вас будет определенный прогресс.

But anyway, that being as it may, the point is that the communication of the nomenclature of the language – of the ability to talk or communicate – would be the first barrier, don’t you see? And so it remains into – the fellow who does know English, who can read, who sits there and so forth – it’s still his first barrier. But, of course, he is so high on this level of communication he is contemptuous of these little inabilities to communicate and so neglects them. And neglecting them, then of course, he comes an awful cropper when he gets into the field of study. And that is about the first place where he really falls down.

Вот все, что касается учебы; может быть, вы ожидали, что в учебе будет множество гораздо более сложных моментов, но более сложных моментов здесь нет, только те, которые я только что вам изложил.

There are many ways you could make a person fail in studying, but mostly it would be in denying them an insight into the necessity of understanding the communication symbols used. That would be a big failure in delivering the field of study.

Конечно, если бы вы не читали и не писали по-английски, вам бы потребовалась большая работа в изучении номенклатуры. Но помните, что это была бы просто большая работа в изучении номенклатуры. Так что это верно даже здесь.

We never published a dictionary as such. There are several manuscripts of dictionaries around but they unfortunately all depend on my re-editing from beginning to end and they just go fantastic quantities of words and it is just those extra twelve hours on top of the forty-eight in the twenty-four – to get such a job completed. It’s a very rough rough beef. And I particularly would not want to attempt the job until I felt it was pretty wrapped up, so it’s just about now it would be wrapped up. But I did have definitions of the various words at Level VI, and so forth, codified which I’m sure has been issued and – so that you could look those things up and know what the score was on that.

А если человек не может говорить вообще, или, скажем, животное, которое пытается подняться до этого уровня: оно совершенно вне коммуникации, у него нет голосовых связок? Как ему получать образование? Вы говорите: “Ну, это совершенно гиблое дело”. Ну, я не готов немедленно и полностью с этим согласиться, потому что я уже поднимал животных по тону в заметной степени, и уже встречал собак, которые умели говорить.

But despite the lack of a glossy dictionary, you nevertheless can look up these words and they are known and people all over the place know what they are here, and there really isn’t much excuse going to one. So it takes you a half an hour to learn what this word is. Boy, that’s a half an hour that won’t get multiplied and added on to the end of your course, when you’re busy floundering around wondering why you just can’t seem to get to first base on that particular quarter.

Да, однажды я встретил пса, который говорил “Жрать” каждый раз, когда хотел набить себе брюхо. Как-то он с этим справлялся. Он использовал какую-то голливудскую схему дыхания диафрагмой. И когда он был голоден, он мог сказать это довольно отчетливо. Пугал людей почти до смерти. Они говорили: “Ну, это забавно. Собаки обычно просто рычат. А хозяйка, которая научила его, просто подает ему особые знаки. Ну-ка…”. И затем слушали этого пса, и пес говорил: “Жрать!”, а они — “О-о-ох!” [аудитория падает со смеху]. А однажды я говорил со слоном, который хотел, чтобы его сфотографировали — я вам рассказывал, и я встречал животных, которые знали свои номера намного лучше, чем их дрессировщики, и им приходилось кое-как спасать дрессировщика во время спектакля, чтобы он не опозорился.

Well, I hope what I’ve told you today will be of some use to you.

Я не знаю, какие препятствия есть в общении. Сейчас у меня намного более глубокое понимание пятой динамики, чем было ранее, и я обнаружил, что можно гораздо глубже разобраться в пятой динамике. Фактически, я довольно хорошо уловил идею о том, в какой МПЦ застряли конкретные животные, насекомые и так далее. И как они попадают в эту конкретную сферу, и как они в ней деградируют. Я стал достаточно здорово — достаточно здорово разбираться в этом.

Thank you very much.

Но в любом случае, как бы то ни было, все дело в том, что непонимание номенклатуры языка при общении — неспособность говорить или общаться — это первый барьер. И он [этот барьер] сохраняется — парень, который знает английский, умеет читать, принимается за учебу — но это по-прежнему остается для него первым препятствием. Но конечно, он на таком высоком уровне общения, что с презрением относится к этим маленьким неспособностям общаться [т.е. к непонятым терминам и словам], и пренебрегает ими [не считает нужным их прояснять]. А пренебрегая ими, затем, конечно, он терпит жуткий провал, попадая в область учебы. И это практически первое, в чем он терпит настоящий провал.

Есть много способов привести человека к провалу в учебе, но по большей части это именно отрицание им необходимости понимать используемые в общении символы. Такое отношение будет большим провалом в учебе.

Мы никогда не публиковали словаря как такового. Есть несколько рукописных словарей, но они, к несчастью, все зависят от того, чтобы я их заново отредактировал от начала до конца, а в них случается фантастическое количество слов; и нужно лишних 12 часов сверх обычных 48 в 24-х, чтобы завершить эту работу. Это очень сырой, сырой материал. И я особенно не хотел браться за эту работу до тех пор, пока не почувствую, что все более-менее утряслось, и примерно сейчас дело должно приблизиться к завершению. Но я даю определения разных слов на уровне VI, формулировки, и это, я уверен, будет опубликовано, так что вы сможете посмотреть на эти вещи и узнать, что к чему.

Но несмотря на отсутствие толстого словаря, вы, тем не менее, можете прояснить эти слова, они известны, и люди повсюду вокруг знают, что они означают, и на самом деле это не слишком убедительное оправдание. Вам понадобится полчаса, чтобы узнать, что значит слово! Но эти полчаса не умножатся и не прибавятся в конце курса, когда вы будете барахтаться там, удивляясь, отчего у вас такое чувство, что вы никак не можете понять простейшую суть предмета.

Ну, я надеюсь, что то, о чем я рассказал вам сегодня, будет для вас полезно.

Спасибо вам большое.