Спасибо.бы?

У нас уже начался конгресс? Хорошо.

Well, that does my heart good; I see I'm welcome in Great Britain still. Thank you. Thank you very much. So, have we got a congress here?

Я думаю, что вы, наверное, хотели бы услышать лекцию о клировании. Хотели

Audience: Yes!

Хорошо. Хорошо.

Very good. Very good.

Так получилось, что об этом предмете под названием «клирование» люди ужеслышали раньше. Вы читали об этом на протяжении нескольких лет. И, вероятно, около года назад вы потеряли надежду на то, что когда-нибудь это будет происходить. И вы подумали: «Что ж, это всего лишь очередная уловка Рона, понимаете, он пытается поддержать в нас энтузиазм и так далее. Он рассказывал нам об этом таинственном состоянии. И нет никаких причин продолжать этим заниматься, потому что это, наверное, никогда не произойдет».

I'd like to tell you today, here at this first lecture, I'd like to tell you something of the story of Dianetics and Scientology. Some things I've never I confided to anyone before. Would you like to hear that?

Прямо сейчас это происходит. Я признаю, что это сопровождается некоторой хаотичностью. Но это происходит, и это факт.

Audience: Yes.

Вот в чем состоит основная разница, если говорить о клирах. Первые клиры были получены в 1947 году, и затем я пытался научить других людей делать это. И я сумел добиться этого очень быстро – за десять лет. Это заняло лишь десять лет, что весьма неплохо.

Well, the start of this story is probably a long, long time ago. And those who don't believe in past lives will not be offended, because we won't go that far back. We'll just take this lifetime.

Так случилось, что для клирования требуется мастерство в одитинге, которое редко достигается за две-три недели обучения. На самом деле от одитора требуется один-два года напряженной работы, чтобы достичь того мастерства, которое дает обучение, и прямо в новом плане обучения говорится, что мы не гарантируем, что кто угодно сможет клировать. О, человек сможет исцелять болезни и делать подобные вещи, но он не сможет клировать, если обучался менее двух лет.

The story actually starts back when I was about twelve years old and I met one of the great men of Freudian analysis - a Commander Thompson. He was a very great man, an explorer And it's very fit that we mention his name here in this particular hall, because after all, all the great explorers of Great Britain more or less are haloed here.

Клирование зависело от мастерства в одитинге, и это было единственным настоящим барьером!

And this man was responsible for a great many discoveries out through the world, hut he was also interested in the human mind, and his name, as I said, was Thompson. He was a commander in the United States Navy and his enemies all called him Crazy Thompson and his friends called him Snake Thompson.

Когда я попытался передать первым одиторам, которых я обучал, мастерство клирования, я обнаружил, что это ненадежное дело. И в действительности мне пришлось в той или иной степени улучшить весь предмет, чтобы научить людей одитировать, научить их улаживать кейсы в плохом состоянии, исцелять людей, которые раньше не были здоровыми, делать великое множество разных вещей и работать с огромным количеством явлений, происходящих в разуме. И одиторы могли делать все это довольно-таки хорошо. Но этого было недостаточно, этого было недостаточно.

He was a very careless man. He used to go to sleep reading a book and when he woke up, why, he got up and never bothered to press and change his uniform, you know. And he was usually in very bad odor with the Navy Department. He was rather looked down on. But he was a personal friend of Sigmund Freud's. He had no boys of his own, and when he saw me - a defenseless character - and there was nothing to do on a big transport on a very long cruise, he started to work me over.

Это правда, что человек может обучиться на одитора, который будет в состоянии избавить кого-то от болезни, мучившей его всю жизнь, или делать что-то в этом роде, и все же он не будет достаточно умелым, чтобы отклировать кого-то! Это уровень намного выше.Ведь в тот самый момент, когда вы начинаете шутить шутки с клированием, вы сталкиваетесь с такими проблемами, с которыми вам не приходится иметь дело, когда вы просто заставляете человека выживать. Люди становятся очень чувствительными, когда вы начинаете забавляться с инцидентами «рок»! Присутствие разрывов АРО требует совершенно невероятного мастерства! И, как обычно, мы совершаем нечто невероятное.

What impressed me: He had a cat by the name of Psycho. This cat had a crooked tail, which is enough to impress any young man. And the cat would do tricks. And the first thing he did to me was teach me how to train cats. But it takes so long, and it requires such tremendous patience that to this day I have never trained a cat. You have to wait, evidently, for the cat to do something, then you applaud it. But waiting for a cat to do something whose name is Psycho ....

Тренировочные упражнения, которые у нас есть, должны выполняться безупречно! Они должны быть превосходно отточены, чтобы можно было избегать этих разрывов АРО и продвигать кейсы по направлению к состоянию клир. Так вот, это факт, который имеет отношение к клированию сегодня. Дело в одиторском мастерстве.

Anyway; at the Library of Congress in Washington, DC, where they have all the books on everything, he started shoving my nose into an education in the field of the mind. Now, that's a very unusual thing to do, to take a twelve-year-old boy and start doing something with the mind. But he really got me interested in the subject - up to the point where I was pretty sure that Freud didn't know what he was talking about.

У нас есть ТУ, эти упражнения. У нас есть прочие вещи. Сегодня у нас есть методы обучения, которые сами по себе, если сравнить их с клированием, так же важны, как и техники клирования. Это стоит знать, не так ли?

But actually Commander Thompson had a very open mind on this, and he used to tell me, „Well, if it's not true for you, it's not true.“ And I found out that he got this from a fellow named Gautama Siddhartha. Now, you really don't know Gautama Siddhartha as a man (but that's all he was) because better than two-thirds of the world population now considers him, a god. But the first thing that Gautama Siddhartha ever said about his own work was that he was just a man. This he tried to make very plain. And the other lesson, back there about 600 B.C., that he taught everyone is that if it isn't true for you, it isn't true. It was probably the first time that statement was ever made in this rather didactic universe. I find it's a very good statement. It agreed with my own personal philosophy very well, because if there's anybody in the world that's calculated to believe what he wants to believe and to reject what he doesn't want to believe, it is I.

Здесь существует целая технология под названием «образование, поднимающее на уровень бытия одитором», которая сопоставима вот с этим: «клирование, техники, которые для него требуются».

But on this very impressionable background I found, at least, that somebody had a hope that something could be done in the field of the human mind. And I think that was Freud's great contribution - that something could be done about the mind, Now, that doesn't mean - that doesn't mean, of course, absolutely and accurately that something will be done about the mind. It just means that there's a hope that something could be done, and I believe Freud really deserves a great niche in history just for that all by itself. Regardless of what he thought could be done with the mind or how he thought it could be done, he was really the first man that ever stood up and said there was hope for it without whips, clubs, straitjackets and the rest of the paraphernalia by which certain strata of this universe attempt to (quote) cure (unquote) insanity.

Так вот, вы можете дать кому-нибудь какую-то технику и сказать: «Что ж, ты просто проводишь это в течение достаточного количества часов, и в результате кто-то станет клиром». Нет, нет! Кому вы дали эту технику? Вот интереснейший вопрос: кому?

Now, there was a great humanitarian. That he concentrated so thoroughly upon sex was simply, I believe, a symptom of his own times. And I believe that the Victorian era, which was just ending at that time, had impressed everyone with this idea that sex was the main hidden thing. And in some other period, if you had something on the order of eatingness, you see, you'd find a Freudian philosophy - type of philosophy - invented on the subject of eatingness. You see, eating was very bad, it was very hidden, and therefore aberrated everyone. You see how that could be?

Самое странное здесь то, что вы можете посадить рядом двух одиторов, которые будут одитировать более-менее похожие кейсы, и дать одному из них, менее умелому, процесс А, и второму, очень умелому, тоже дать процесс А. Кейс в руках первого одитора испытает небольшое улучшение, он почувствует себя лучше, вот только он будет сомневаться, не произошло ли это из-за бромосельтцера или из-за чего-то еще, принятого перед сессией. А кейс, который одитировал второй одитор, станет клиром.

And some other society which had nothing in the world and was totally dedicated to mystery, you see, would have a big cult on the subject of „mystery is something you must hide, so therefore all is mystery.“ And I believe the US and - particularly, and Europe in a much earlier period went through a mystery band. Religion, you know. And somebody in some other age might say that all that is wrong with man is religion, because it would be the most hidden thing - the one thing that you must never admit to would be sin.

Так что же это значит?

And I suppose that the general semanticist, operating in the world of symbols, would hold out that symbols themselves, on a little bit higher band, would be the only thing wrong with people. And you could write a whole Freudian analysis around the subject of symbols, you see? And a Little bit higher, some working society might possibly come forth with, „All that's wrong with man is effort.“ And some other society might come out, or some other man or philosopher in that society might say, „The only thing that's wrong with man is emotion.“ And somebody else might say, „Well, the only thing wrong with man is thought.“

Что ж, дело здесь не в каком-то чрезвычайном чутье. И не в черной магии. И не в том, сколько лучей вы запускаете в череп преклира. Это не имеет никакого отношения к делу. Но вот это имеет некоторое отношение к делу: насколько хорошо одитор может ввести преклира в сессию и насколько безукоризненно он может удерживать его в сессии? И это имеет самое непосредственное отношение к делу.

And you would have the - really, the Know to Mystery Scale represented on every hand; that that which is the most repressed in the society, and that which is talked about the least, is that thing which becomes wrong with the society. And it would all break down to the fact „That thing which you mustn't communicate is what is wrong.“

Так вот, вы должны знать, что по сравнению с техникой, которая позволяет отклировать человека, атомная бомба покажется отсыревшей шутихой. Вы применяете эту технику, которая позволяет отклировать человека, к какому-нибудь кейсу и не оказываете этому кейсу всей необходимой помощи, чтобы поддержать его взлет, и кейс как бы взлетает на воздух! Вы понимаете?

Actually, that's all I ever got out of Freudian analysis, beyond the fact that if people remembered things they occasionally got well. And following this line along the line as the years went on, I found my own environment changed. And this environment became more and more complex as far as I was concerned. My father was an officer in the Navy, and he moved me from here to there. And I don't think to this day I've ever had a course in short division. It's quite remarkable. It's sometimes called to my attention by my banker that my arithmetic....

Поэтому в настоящее время мы не можем сказать: «Все, что нужно сделать, это прочитать вот эту короткую брошюрку, прочитать ее по диагонали, взять какую-нибудь ее часть, выловить кого-нибудь на улице, добиться, чтобы он сидел смирно в течение нескольких минут, и у нас получится клир». Мы не можем так сказать. Поскольку это будет неправдой.

But anyway, here we have a picture of a young man who was being moved around and seeing new and strange things and talking to interesting and new and strange people. And do you know that all that period it never occurred to me - never, never occurred to me - that somewhere there wasn't the total answer. This was not something I knew; I thought that everybody had the answer to this, but I was the stupid one. You know, I was the only fellow that was left out in the cold.

Люди, когда они начинают двигаться по направлению к клиру, находят дополнительные причины, по которым они не могут достичь этого состояния. И у слова «клир» имеется такое количество разных значений для такого количества разных людей, что здесь требуется очень умелая, тонкая работа в одитинге.

So I went around studying this and that, and I found myself in Asia and found myself able to contact and operate in the field of Asian mysticism. I studied quite a bit of mysticism. I'm always - I'm always offering staffs to do the Indian rope trick. I know how to do the Indian rope trick and I'm always making it - making a bid to do this. The only proviso I put on the line is there must be a very few of them that I pick out, and the Fee is a hundred dollars per person, and there must be no cameras present. The only people broadly for whom I have ever done the Indian rope trick widely, boldly and successfully has been a group of psychiatrists.

И если вы начинаете работать с кейсом по одной из этих техник, позволяющих отклировать человека, и применяете ее плохо, то все, что вы получите в результате, – это многочисленные разрывы АРО с кейсом. Интересно, не правда ли?

You'll find, by the way, that the psychiatrists in the United States are of two opinions - two opinions. One, that Dianetics and Scientology are - they're very bad. They cut into their business, so it's very bad. They're very bad. And that it's regrettable that Hubbard is crazy, because he's a wonderful psychotherapist. And anything that happens in Dianetics and Scientology is because Hubbard is such an expert psychotherapist, you see, but the subject itself has nothing to do with it. Any time you tell a cult - I beg your pardon - any time - excuse me. Any time you tell a profession broadly - any time you tell a profession that anybody can do their job, you're in trouble. And that's in effect what the first book on Dianetics says. Well, the years rolled along - the years rolled along and this was a light hobby as far as I was concerned. Didn't occupy very much of things. I was a fiction writer, I enjoyed myself wonderfully at fiction writing and life was going along wonderfully. That's even before I was in college.

Психоаналитики прежних времен постоянно сталкивались с этим явлением. Они говорили: «Как раз в тот момент, когда вы начинаете добиваться выздоровления пациента, он решает не выздоравливать, и, следовательно, на самом деле вы ничего не можете сделать для людей, но вы просто пытаетесь». Это и есть та причина, по которой они так говорили.

When I got in college I made a certain series of tests and experiments and found out that poetry, of all things, seemed to be poetry in every language to everybody else. That was a very peculiar Thing. Why is it that poetry - why is it that poetry is that musical rhythm which communicates? Why should it communicate? You read somebody a poem in Japanese, he can't speak Japanese, he says, „Aha,“ he says, „that's poetry.“ Why should he understand poetry in Japanese? Similarly, you read somebody almost any poetry but some of the more „modern“ poets in any other language and you'll find out they'll agree that this thing is poetry.

Когда психоаналитик начинает подбираться к какой-то ужасно горячей кнопке, кейс становится достаточно нестабильным в эмоциональном плане, так что в этот момент любое неправильное действие со стороны психоаналитика приводит к разрыву АРО, из-за которого кейс выходит из сессии. И в свете того факта, что в обучении психоаналитика отсутствовали некоторые незначительные элементы... ему недоставало нескольких элементов, вроде Кодекса одитора, ТУ 0, ТУ 1, ТУ 2, ТУ 3, ТУ 4, ТУ 5, ТУ 6, ТУ 7, ТУ 8 и ТУ 9! И психоаналитик никогда не делал ничего подобного; это просто чудо, что он вообще добивался успеха на начальных этапах. Но именно это и происходило в психоанализе, когда какая-нибудь из методик Фрейда начинала проникать вглубь кейса. Кейс сбегал с сессии. Кейс приходил в гнев. Кейс решал не выздоравливать. Понимаете? Вы видите, как просто это могло произойти?

And this puzzled me. What is in the brain, the head, the makeup of man that makes him recognize poetry? So I tested it all out on a Koenig photometer - very elaborate physical experiments - and found out that poems in Japanese (which I spoke at the time and have forgotten since), poems in English - I got ahold of an Indian student, got him to come over and recite some Indian poetry - all made the same curve on a Koenig photometer. And I said, „Isn't this wonderful? We have discovered something - the aesthetic of language - which records on a physical instrument. And isn't this beautiful? And the people who know all about it over there in the psychology department had better know that you can test all this on a Koenig photometer.“ And at that moment I fell off the cliff.

И в этот момент вы могли решить, что это неправильная техника, что это неправильный вопрос. Что ж, возможно, в некоторых случаях вопрос был правильным.

I went over for the first time to the psychology department and found out for the first time in my life that there isn't anybody who knows all about it on Earth. That was a shock to me. You see, I'd never seen a mystic do anything but practice with confidence. And I had never seen an engineer express anything but confidence and know]edge of his subject when he was building railroad bridges. And I was used to a world where men were expert, where they were positive, where they could get results, make an effect and knew their business. And I had just put a foot in a morass which not only didn't know, but didn't care to know, really. And these experiments were simply looked at: „Well, that's quite interesting. Why did you do that?“

Вы могли устремиться к тому, чтобы избавить человека от какой-то существенной неправильности, и сделать с кейсом что-то лишь чуточку неправильное, и – бум! Человек больше не хотел получать ни одитинг, ни психоанализ, ничего.

Well, I got interested enough after that ... There were some people - there were some people around who would do mathematics for me, so I did their psychology and English for them, and that's how I got through college because I was never in class. And I used to read the psychology textbooks and go over and take their examinations for them because it was very easy. There was nothing to it. All you had to do was name the parts of the brains and the parts of the heart. I don't know what the parts of the heart have to do with it, but it was in the textbook. And there was no attempt to understand thinkingness, there was just some wiggle-wiggles that synapsed on the relays and you put the rat through the maze and that was it. I'm being very sarcastic; there's undoubtedly more to psychology than that. But none of it includes any understanding.

Следовательно, требуется мастерство, чтобы клировать людей, поскольку вы на самом деле выводите человека из безопасного, надежного аберрированного состояния и приводите его в неизвестное состояние счастья. И это большой скачок!

In other words, here was a segment of human knowledge which was letting us all down. And at that moment I got very interested. It wasn't my ignorance of the subject. I studied hard before I found out that what those professors were telling me was true in their own mind: that there was no hope for it, that you could never change anybody, that people with an IQ retained that IQ forever and they'd had it, that stupid people remained stupid people and unable people remained unable people - and clever people were all crazy. And it was the degree of stuckness that they had on this subject of change in the human mind that particularly annoyed me. How stuck can anyone get?

В конце концов, этот человек очень надежно аберрирован. Я думаю, что, должно быть, со времен Эскулапа психоаналитики, шаманы, жрецы и жрицы вуду, психиатры и мясники из лавки на углу одинаково верили в то, что люди любят свои аберрации и что люди добились какого-то прогресса просто из-за того, что были сумасшедшими.

I'd say „But look, I know when I go to class to take an examination ...” By the way, it was Prohibition in those days way back when, so of course there was much more drinking done. And I used to occasionally go out with some of my friends who were mostly newspaper reporters and so on, and we'd have a few drinks of bathtub gin brought in by the very best gangsters. And the next morning I knew for sure I was awful stupid. So I told them, „Look, if you could take a few drinks on the night before and become stupid the next morning, haven't you changed your intelligence?“ And they said, „That has nothing to do with it.“

И вы видите, как эта мысль красной питью проходит через большинство трудов по психологии, психиатрии и психоанализу, написанных в последнем столетии.

So here was a segment of human knowledge which, as far as I was concerned, was left wide open.

Между прочим, хочу просто мимоходом сказать, что меня иногда обвиняют, будто я критичен по отношению к этим предметам. Это несправедливо. Я не критичен по отношению к этим предметам. Я на них зол, как черт.

I kept on writing. I wrote more and more successfully. Everything was going along fine. Went down to Hollywood, wrote pictures, things like this. Had a very full life, as a matter of fact, professionally. And all the time I was hiding behind the horrible secret. And that is I was trying to find out what the mind was all about. And I couldn't even tell my friends; they didn't understand. They said, „Here's Hubbard, he's leading a perfectly wonderful life. He gets to associate with movie actresses. He knows hypnotism and so has no trouble with editors. He has apartments and stuff.“ They said - couldn't understand, every time I'd try to mention it, why I would be interested in anybody's mind or anybody's life. I used to plague them most awfully and ask them embarrassing questions.

Известно ли вам, что все эти три предмета являются продуктом прошлого столетия? Знали ли вы, что психология в том виде, в каком она существует сегодня, была разработана в 1879 году профессором Вундтом в Лейпциге, в Германии, и что идея фрейдовского психоанализа впервые появилась до 1894 года, а объявили о его создании в 1894 году? А история психиатрии уходит в прошлое так же далеко, как и доступные нам источники по истории России?

And by 1938, I thought I had a common denominator to all life. After all, I had associated rather thoroughly with twelve different native cultures, not including the people in the Bronx. And I had a pretty good idea - pretty good idea of what this study would comprise by that time. I found out that primitive man and civilized man had a great many things in common, but not all of them had one thing in common, except survival. Only survival did they all have in common, let me state it that way. They were all evidently trying to survive one way or the other, whether they were civilized or uncivilized, whether they were Tlingits up in Alaska or Aleuts or Chinese or Tagalogs or Chamorros. Whatever they were, they were trying to survive.

Интересно то, что все это уже очень старо. Все это идеи вчерашнего дня. И они плохо вписываются в систему взглядов современного общества, поскольку это общество является более просвещенным, чем то, в котором разрабатывались все эти предметы. И это – равно как и все остальное – является причиной, по которой они изжили себя. Сегодня люди более образованны.

And this urge towards survival became a very definite study after 1938. And we all would have had this a lot sooner and it all would have been done much more neatly and there wouldn't have been so many vias on the line, if about that time a fellow by the name of Hitler, who had been mad since 1933 and had been screaming since 1933 - we all heard him. And somebody decided to take him seriously. Now, I don't know who first took him seriously, but it was a mistake. And the next thing you know, why; we were all involved in a common war, which evidently now has been totally undone and has to be done all over again - but that's the way wars are. Wars never solve anything, they just put the solution off a little further.

Эти ребята, когда терпят неудачу, склонны обвинять в этом всех остальных, включая нас, в то время как на самом деле они терпят неудачу потому, что не развивались. Они не развивались и не росли. Их численность такая же, как и в те дни, когда они появились. Этого нельзя сказать о Саентологии. Думаю, вы согласитесь, что у нас произошло несколько изменений.

And during the war - during the war, I had some very interesting experiences on the subject of the mind. I was on one ship that had about seven hundred men on it, and we were getting two people a week going mad. Two people a week went mad on that ship. That's an awful lot of people going mad. But in view of the fact that we had no replacements, they were simply left on duty for the most part.

Однако в данный момент нет нужды испытывать головокружение от этих изменений. Мы являемся продуктом середины двадцатого столетия, мы появились более чем на пятьдесят лет позднее любой имеющейся разработки в области психотерапии, и мы на полвека опережаем все это.

We particularly contested taking off duty one chap who had had the bad taste to want shore leave in the middle of the Pacific Ocean and had come up to request it of the executive officer, and had found the executive officer in a shower. The executive officer was not well liked on this ship. And the executive officer, from the lather and spray of his shower, said something coarse and uncouth to this fellow. And this fellow whipped out a knife, dived into the shower, chased the executive officer out, and we had the wonderful view of the executive officer running round and round the deck with this madman behind him brandishing a knife. I remember stepping out of my cabin with the gunnery officer where we'd been playing cards or chess or something, and watching this pair go by on their first round.

Следовательно, тот факт, что мы делаем нечто другое, не должен вызывать изумления, поскольку в глубине души я уверен, что мы извлекли пользу из тех печальных уроков, которые преподала всем психотерапия прошлого столетия. Мы были бы глупцами, если бы это нас ничему не научило.

And the gunnery officer said, „Here,“ he says, „I've got a - I've got a gun. Let's stop this.“

Психоаналитик сидит напротив пациента и оценивает, оценивает, оценивает. Он... типичный сеанс психоанализа, понимаете: человек сидит там и... он пациент, понимаете... он сидит там, и психоаналитик говорит:

And I said - I said, „Why?“

• Что ж, был ли у вас какой-нибудь... какой-нибудь... какой-нибудь... какой-нибудь опыт с маленькими девочками, когда вы были маленьким мальчиком? А?

About that time, why, two masters-at-arms entered the parade and it became very, very amusing. So we watched it go by. There hadn't been any amusement for a very long time and we - Finally we got tired of it and the gunnery officer and I checked the madman by putting out a foot, and the crew wouldn't speak to us for a week. But this fellow had to stay on duty.

И пациент отвечает:

The medical doctor of that ship and I had the same cabin. And I'd been studying the mind for quite a while, and the men in the crew would come up to get bandaged up or something like that at all hours of the day or night. When the medical officer was out, they would get me, you see. And I'd process them one way or the other. And when he was there, why, he'd give them pills and sew them up. So they had a good time of it. And I had an awful lot of subjects matter to study. The medical officer turned it all over to me. He was kind of bored with it all anyway. He was on the verge himself.

• Э... да, я когда-то знал одну девочку по имени Мэгги, и... э... помнится, мне было около четырех, а ей, по-моему, было около семи. И, э... э...

And at the end of the war I had the misfortune of standing in the wrong place. It's always your fault, you know; you're standing in the wrong place at the wrong moment and something else arrives and tries to occupy the same space. This is always embarrassing. But the end of the war I spent about a year in the hospital recuperating from an accumulation of too much wartime Scotch and overdoses of lead and things like that, you know. Oddly enough, they gave me a psychiatric examination as they gave all veterans and found out... By the way, that scared me to death - scared me to death. I went in, took the psychiatric examination, and when he finished up - he was very pleasant - he started writing. And when he finished writing two pages worth - very interesting - he finished writing two pages worth. . You generally took your own records back to the ward. And I was watching this, you know, saying, „Well, have I - have I gone nuts after all?“

Психоаналитик говорит:

And he took these two pages worth and put them in my folder, and I said very smartly and happily - the way you get; you get to be an awful 1.1 after you've been around the armed services for a while - and I said, „Well, I'm going right back to my ward. I'll take the folder back.“ He said, „Oh no, it will be taken back by a messenger.“

• Вот оно! Ну, расскажите мне побольше об этом случае с Мэгги.

I didn't sleep much that night. Next morning after breakfast I said to myself, „Hubbard, think.“ So I thought for a while and all of a sudden realized that I had better cook up a toothache and get a dental appointment and have all of my records be given to me so I could take them over to the dental clinic. So they gave me all the records and I tucked them under my arm and I went out to the dental clinic - toward that direction. There was a nice little evergreen sitting outside the door. And it was out of public view, and as soon as I got near that evergreen, I just ducked, see, real quick and opened the records, you know. Oh, here it is, see. And this almost indecipherable scrawl goes on for two long, arduous pages. And I waded through these terrific technical terms, you know. I read it all very carefully and got to the last paragraph, and it said... Oh, there were words in it that long, and the page - and the page was only that wide. And I got to the end and it said, „In short, this officer has no neurotic or psychotic tendencies of any kind whatsoever.“

So I sat down weakly on a bench and said, „Well, I have evidently survived it, you know.“ And I was feeling very, very good, when at that moment a marine walked up to me, took me by the arm, and he says, „You have a dental appointment and I have been sent to find you.“ So they took me down and filled a tooth. Well, that's what you pay for curiosity. But during that last year, I studied at the Oak Knoll Naval Hospital library. And I found out by the simple expedient of taking off one collar ornament I became an MD, you see - very simple. And they don't let anybody in a medical library except doctors, you see, of the MD class. But by stepping up to the desk with only one collar ornament, you see, on the Left side - and for a couple of bucks having a marine on crutches come by and say, „Good morning, Doctor“ - I was able to get in a year's study at the medical library.

И...

I studied the endocrine system and studied this and studied that and dreamed up a few experiments of one kind or another. I wrecked a whole research project, by the way. There was a doctor with the improbable name of Yankewitz, and Yankewitz was conducting a series of studies on prisoners of war who were being released by that time from German camps and from Japanese camps that had been overrun. And this Yankewitz was trying to fix them up with testosterone and other endocrine compounds. Well, I had all of his records available to me, because he and I were - we played dominoes and things together evenings. And all of his records were available and he was keeping very, very sharp metabolism tests and other things to show the results of endocrine fluids and extracts on prisoners, you see.

• Да! Да! Да!

Well, it's very simple. All I had to do was get the name of one of his series, take him out in the park, sit down and do some psychoanalysis and the beginnings of Dianetics and Scientology on him, pull the second dynamic apart and put it back together again, see, and then have him go in and take his metabolism test, you see - Yankewitz said to me one day, he says, „Good heavens!“ he said, „Something has gone wrong with these records.“ He said, „The cases just aren't turning out right; some of these fellows are getting well.“

Well, I found out by those experiences that function monitors structure, that thought monitors matter and that matter does not monitor thought. Because those people who were given injections and treatment in the absence of psychotherapy didn't recover; they went the same level. Was an interesting condemnation of the therapy; But those people that I had caught behind a tree or on a park bench and had slipped a few yards of Freud to - and a little bit of the beginnings of Dianetics and Scientology - would all of a sudden go up scale, you see.

In other words, by treating thought and thinkingness, I found out that I could monitor the experiences and the condition of the person, but I found out similarly that the drugs did not. And that is a very significant series of experiments, which are unfortunately not totally available to us, but are probably still on file in a folder with a great big question mark on it in the Navy Department in Washington, DC - because it was a failed project as far as Yankewitz was concerned.

Так вот, все дело в том, что вы испытывали зависть! Именно так! Вы завидовали! И, э... вот к какому заключению мы приходим: вы страдаете от... от комплекса Эдипа– Электры на почве зарослекустарничества. Теперь мы со всем разобрались.

Now, if - this was the first - the first broad test of it all. Thought was boss. Thought was king. Thought could change structure, but matter could not really change matter - but thought could change matter. Isn't this fascinating? You could vary somebody's weight by changing his thinkingness. If you could do that, then, what did we study? Did we study more structure to make man well, change his behavior pattern, follow it through? Did we go on studying the brain? No, No, never. Never. It would only be thought.

Кстати говоря, что там было между вами и Мэгги?– Ну, я залез в эти заросли и нашел там маленькую мышку, и Мэгги убежала со всех ног.

Well, a short time afterwards, the government decided to give me all of my back pay. And they'd been holding my back pay from me. I'd been on combat duty for a couple of years without being promotable. Every once in a while I'd receive a set of orders and it'd say, „Go to the front lines,“ or the equivalent thereof you know, and I would say to the medical doctor, I'd say, „All right.“ And I'd say to the personnel officer, I'd say, „I'll go, but where's my other stripe? You're sending me to a job that requires an awful lot of gold lace, and if you inspect this carefully with a microscope you'll find there isn't very much on my sleeve. And it isn't the rank I worry about, but I've blown the fortune, you know, and that extra hundred or two dollars a month would come in handy.“ And they would say to me, the equivalent of „Orders is orders, Hubbard. I know you're not in fit condition to pass an examination for further advance in rank, but nobody said you weren't in a fit condition to go out and fight for your country.“ So I went out and fought for the country. Got bored after a while with that, too. But all of a sudden at the end of the war they decided to change their mind. By that time I was out of the service, so that, of course, was the time to be very helpful and promote a fellow's morale so that he would serve his country because he was no longer in the armed services. See how this works out? So they gave me a nice big thick sheaf of treasury checks. Well, in addition to that, I hadn't had it too bad; I'd sold a movie - Dive Bomber - you may have seen the thing. Wallace Beery, so forth, way back. And I'd sold it right at the beginning of the war and I'd opened up a safe deposit box and I'd never told any of my relatives about it and I'd popped ten thousand dollars in one thousand dollar bills into it and closed the lock tight.

Если бы вы послушали психоаналитика за работой, вы бы изумились, как, черт побери, он вообще может чего-то добиваться в работе с кем-либо – если он чего-то добивается. Ведь он оценивает, оценивает, оценивает. Он говорит человеку, что с ним не так, прежде чем у того появится шанс открыть рот.

So when I got out of the war I didn't take that for finance. I must confess to you that this subject „study of finance and advance“ was not really by the sweat of the brow. I took that and bought a yacht and went down for a cruise in the West Indies when the war was over. But when that was gone I realized I had to have some money. So I collected my treasury checks and that was what financed the first of the research from which we benefit now. It's very funny but that was what financed it. I went right down in the middle of Hollywood, I rented an office, got ahold of a nurse, wrapped a towel around my head and became a swami. And I said - oddly enough, I gave nobody my name, I didn't say what I was doing, and by 1947, I had achieved clearing.

И произведя оценку... когда человек говорит: «Я знаю, что со мной не так. Каждый день меня бил отец. И каждый раз, когда он меня бил, он называл меня вонючкой. И теперь девушки со мной не ходят, сколько бы я ни мылся мылом "Лайфбои"». А психоаналитик отвечает: «Нет, не это с вами не в порядке. Этот запах оттого, что вы завидуете своей матери». Вы не можете быть правы.

I worked like mad. And in Los Angeles occasionally, the local operation there will once in a while, occasionally, receive a call saying, „You know, I've seen a picture of Dr Hubbard, and there was somebody who looked quite like him that operated over in Hollywood years ago and that did something or other with me and I have been quite well and happy ever since. Is it the same man?“ And, of course, they have orders to say no. They'd spoil the whole series. Those people were never told anything, and yet some of them were Clears.

Так вот, в общем и целом, это разрыв АРО. И человек, с которым это проделывают, страдает от состояния «не в сессии». Он говорит: «Я больше не хочу быть здесь. На самом деле я хочу мои деньги обратно. Сейчас мной владеет побуждение быть где-то еще».

Now, those were the first Clears. And they were left there without further education or anything of the sort to act as a progressive series.

Вам даже не нужно заходить так далеко, когда вы начинаете клировать кого-то и обесцениваете или оцениваете. Вы клируете кого-нибудь, он подбирается очень близко к «року», он приближается к нему, как очень маленькая девочка к пруду с очень холодной, ледяной водой, понимаете? Очень осторожно. Очень осторожно. И в этот момент вы говорите: «Гм».

My office in Washington got turned upside down just a few weeks ago when I suddenly found out that the name and address of one of them had been lost. And there must have been something psychic about it all, because at the end of the week this person wrote in to me, not having written me for some years. Told me that they were fine, living a very successful life, everything was going along beautifully, gave me a full report on the case and so forth. And even my office started to look at me peculiarly.

И преклир думает: «Он смеется надо мной. Я его ненавижу!»

But these people serve as the long series of cases, and they are not tampered with in any way; They were cleared; they've stayed that way - those that I'm still in contact with. Some of them have been lost in the shuffle.

И он тут же возьмет всю неуверенность, которую он испытывал по отношению к этому инциденту, и выплеснет ее прямо на одитора... бух! Это «гм» для него было слишком. Теперь он не в сессии и испытывает сильное стремление быть где-то еще. Вот что происходит. Это обесценивание. Хе!

One of them was a psychiatrist. When Dianetics was first published in the United States, this chap said, „You know, a fellow processed me to a state called Clear some years ago, so it must be a very ordinary thing. He was down in Hollywood at the time. Of course, I've never done any psychiatry as such since, but I don't see what everybody's so excited about. This fellow Hubbard undoubtedly learned from this fellow in Hollywood.“ He was so right. Well, coming on up the track - coming on up the track, looking it over. Wrote a book finally in 1950 in the United States and put it out and the next thing you know it was a bestseller and it rode at the top of the list in the New York Times and everything was going along fine and it was a total boom and it was a tremendous success and it was sweeping]y, catastrophically successful - and I found out I had no administration, practically no organization, I had nothing. And the world fell in on our heads in the United States and we'd had it.

Так вот, оценка может быть такой же незначительной, как «Ага».

Dianetics became very well known overnight. Very well known. A lot of people pitched in and started helping. And from that time on up to now, these wonderful people have continued to help, and it's stopped being a sort of an „only one“ deal. There are lots of names in the hat now and a lot of people in the game. Makes one feel rather good, because they're very good people. And what's happened, simply, is there was a hole in man's knowledge, you see. And somebody moved into the vacuum, you might say. But there were a lot of other people who became aware of the fact that there was a hole in man's knowledge, too, and who saw that the vacuum was being partially filled and who pitched in and gave it a great big hand in finishing it up.

«Так, – думает преклир, – значит, он говорит мне: "Это оно". – Понимаете? – Он сказал: "Ага". Он навязывает мне это озарение, он говорит мне: "Это оно", и теперь я испытываю огромное желание быть где-то еще». Он выходит из сессии.

Now, from those beginnings (which are actually not very dramatic) until now, we've taken an enormous jump forward. And not even I recognize how big a jump. After - once in a while, I have to stand back and give myself a sales talk, you know? I say, „Well, Ron, things are certainly wheeling along.“ And I say, „Yeah, don’t be overconfident son. An awful lot of work to be done yet.“

Искусство удерживать человека в сессии, в то время как вы толкаете его по направлению к той штуке, к которой он не осмеливался приблизиться на протяжении семидесяти шести триллионов лет... Кстати, тем, кто не верит в прошлые жизни, не обязательно верить в прошлые жизни, вы это понимаете. Вам вовсе не обязательно принимать это за чистую монету.

Now, the truth of the matter is - the truth of the matter is that when you start to fill up a vacuum of this character, it rather tends to pull the people apart who are trying to fill up that vacuum. And people from the earliest times who have been auditors and who have worked forward with this have had themselves some rather dramatic experiences - probably much more dramatic than mine.

Если вы родились, живете лишь одну жизнь и очень счастливы по этому поводу, и если вы собираетесь сыграть в ящик и очень довольны этим, во что бы то ни стало продолжайте в это верить, но не получайте одитинг! Ну, как бы там ни было...

What have we done? We've stepped on the biggest stupidity button man had. This is almost totally unknowing unknowingness. Right on the middle of this stupidity button, here we come along and we tramp - not delicately nor lightly, you know. We don't pull it off the way the professors used to, which is just to this effect: We don't pull it off on the basis of „Well, we think, or we suppose, or possibly, or maybe, if you looked at the situation, you might discover that some portion of it, possibly, we think, might become - of course, you shouldn't be too rash about it - understood in some way, perhaps, if enough millions were poured into the research in the next fifteen or twenty thousand years.”

Итак, вот он, этот парень... в течение семидесяти шести триллионов лет он никогда не осмеливался даже краешком глаза посмотреть на эту штуку. И одитор говорит... И та аккуратность и непринужденность, с которой он должен поворачивать голову преклира, чтобы тот посмотрел на эту штуку, должны быть, выражаясь разговорным языком, просто отменными. Это действительно должно делаться очень аккуратно и непринужденно.

That crisp attitude actually does mirror the Ford Foundation and other corporations which have tried to do something in this particular field. I'm not decrying these people and saying they're all totally bad. They merely are. Because when these big organizations without drive, without sincerity and without great dedication step on this stupidity button, they simply get stupid. It overwhumps them, and you know overwhumpingness is far worse than being overwhelmed. It's much more so; it's by the cube.

И никаких неуместных «Ага» и «хе-хе».

And when these fellows come along and step on this stupidity button, they just go out of sight in the morass - they tend to.

Иначе говоря, чтобы отклировать кого-то, одитор должен быть одним из самых вышколенных людей, каких только видел свет.

Well, of course, we don't do such a bad job of getting over-whumped ourselves now and then. We suddenly walk into some sector, we get too many people to handle, the popularity springs up too broadly, problems of organization, problems of social import come up, and we confront these things and they're brand new, and we try to apply solutions to them from Dianetics and Scientology, and we get sort of dazed ourselves. We're not doing a perfect job, not by a very long ways - not doing a perfect job at all. But by golly, we're trying and, by god, that's more than anybody else ever did.

Если бы психоаналитику пришлось пройти через такую школу, это бы его просто убило. Мы знаем это... мы как-то раз попытались провести одного из них через такую школу. И инструктор подскочил к нему в мгновение ока, когда тело уже было готово испустить дух, и он сумел подключить к нему систему искусственного дыхания и быстренько убрать его оттуда!

We're trying hard. And the people who are in this, and the people who are working in this do a lot more things right than they do things wrong. And all you have to be to live successfully is just a little better than 50 percent right. If you're just a little bit better than 50 percent right all the time, you can't help but win - providing you're never wrong on the important points.

Я вспоминаю одного психоаналитика, который прочитал Книгу Один, и он сказал мне: «Доктор Хаббард, в вашей Дианетике действительно что-то есть! В ней действительно что-то есть. Нечто такое, что мы можем использовать! У меня недавно был один пациент, и я использовал вашу технику репитера. И точно так, как у вас там говорится, он отправился прямо назад по траку. И он просто использовал фразу, невинную фразу, "Я тебя ненавижу", и отправился прямиком назад по траку, точно так, как у вас там говорится, в полном соответствии с тем, как вы описали трак времени. И он попал в инцидент, до которого мы годами, годами, годами и годами пытались добраться с помощью психоанализа.

The history of these organizations which have sprung up around the world is a consistent history of order coming into confusion. If you don't think that a quarter of a million interested people on one continent won't make a confusion, you should have been there - some of you were. Wham! Crash! „Let us know more about this.“ Well, the reason the first book got written was because I got tired of a mailbag of mail every morning, asking me more questions. And I got tired of dictating a letter, each one the length of several chapters of the book. So I sat down and wrote the book.

Мы подошли к тому моменту, когда он лежал в кроватке, а отец стоял над ним и душил его. И как только он попал туда, как только он получил эту картинку, как отец его душит, я смог энергично взяться за дело. И я сказал ему: "Так вот почему вы ненавидите отца и ненавидите мать!"»

The publisher received it in a very naive sort of way, by the way. He said, „Well, maybe sell five, six thousand copies.“ So he ordered that many and before publication date he was totally sold out. The American Book Company to this day remembers the flap of trying to get enough Dianetics: Modern Science of Mental Health published in the US.

Я спросил: «И что произошло с пациентом?»

When it was published over here, actually its circulation was stamped on rather hard by this again - a limited ability to issue enough books. And the sales fell off as a result.

«Знаете, он бросил заниматься психоанализом. Видите, каковы они? Как только вы подводите их близко к действительно аберрирующему материалу, они уходят!»

But in 1952, I decided it was time that I went out into the world and left the insane asylum called the United States. Now, that's a cruel statement; most of the Americans in the crowd will be resentful that I would say that the US is a spinbin. But on the subject of psychotherapy, it's a real spinbin. You just mention the subject of the mind and everybody restimulates into a roaring psychosis in official quarters. Really mad.

Никакой ответственности. Никакой ответственности.

I decided I deserved a rest, so I came over to England. Came over here just in time to have a British subject as a daughter. Diana was born within a week of my arrival here. Mary Sue got along fine; the two of us got together with some of the people whom I see right before me, right this minute. We put together the first organization, we kept it running, we somehow or other kept it on the road. It didn't have a totally calm history. There were points in it that a critical observer would have considered rough. And there were moments when sitting on top of it was something like sitting on top of World War II. But that organization has grown from very, very small beginnings to rather imposing proportions. And all of that really, has been due to the sincerity, the dedication and the ability of the British and Scotch and Irish and Welsh around here - have not only helped put it together, but have kept it together and kept it rolling. And we're making a big dent in the society. We don't realize what a big dent we make in the society, but we certainly do make a dent, It's getting to be more than a dent now. Scientology is very well accepted in England compared to the mad controversial attitude that greets it still in the United States.

Я говорил ему два или три раза, что преклирам нельзя высказывать оценки, но он пропустил это мимо ушей.

But they used to get humorous on the subject in the United States when Dianetics and Scientology was mentioned. After a while they became very serious when it was mentioned. After a short time, I'd say about two years ago, they would get shouting angry when it was mentioned. And now the powers that be just cry a little bit when it's mentioned.

Так вот, требуемое мастерство, вот где фокус. Вот где фокус при клировании.

It's perfectly all right for us to put them down all the way into apathy, because only we can pull them out.

Дело не в процессе.

Many other movements which have occurred in man's history have been much more sweeping, much more dramatic, stayed with man for a very long time and actually are not to be compared at all with Dianetics and Scientology, which is a rather calm, orderly progress without any attempt to become an overwhelmingness in the society under one symbol or another, but is sincerely dedicated to just making a better world out of it and making it possible perhaps for man to live a little while.

И на Пятом лондонском ППК людей будут учить самому старому из известных процессов клирования... процессу, который я освоил в 1947 году и который никогда не выпускался. Но это очень легкий процесс... я описывал его один-два раза, не акцентируя на нем внимания. Это довольно быстрый процесс клирования. И только сейчас мы стали достаточно дисциплинированными, чтобы можно было вытащить этот довольно легкий процесс на свет божий. На это потребовалось всего лишь одиннадцать лет. Я думаю, это довольно быстро, не так ли? Это... не это ли среднее время проведения психоанализа большинству пациентов?

There have been many efforts in man's history which are far more gallant, far more romantic, more colorful, more aesthetic. Take the work of Gautama Siddhartha, that man knows as Buddha. This man's work was spread out through Asia. This man evolved some ideas that were very acceptable to the people around him. He didn't have any communication networks. He didn't have much assistance. The next thing you know, he had brought civilization to 450 million people who before that had known only barbarism. The teachings of Gautama Siddhartha spread through into Japan and brought the first writing and the first arts, really, to the Japanese people. A world where it was dog-eat-dog became a place that man could live in. Half of the known world and two-thirds of its population had been totally changed in their quality and so forth by the simple activities of Gautama Siddhartha and his friends.

Так вот, все дело было в мастерстве одитора, в мастерстве одитора.

Now, that was a tremendous attack upon the barbarism of man. And that was a very romantic and a very gallant attack. I'm afraid we're in no such category; since we have the benefit of everything that's gone before. We have the benefit of knowing many of the things now that he found out, and they weave themselves through our lives and they weave themselves through Dianetics and Scientology without our even being able really to isolate them and say this and that came from this or that place. There have been easily fifty thousand years of thinking men, and from all of them you could not help but gain a little truth. And so we haven't done any springboard as a total single effort that leaps into plain view like flash and flame and illuminates everything. I'm afraid that we have been wise enough to benefit by all those other chaps that have had something to think and something to say down through the years. There have been lots of them and they've said a great deal.

Знаете, когда преклир подбирается к цепи «рока», то из-за того, что у него начинают возникать разрывы АРО, он пытается сбежать с сессии, он пытается исчезнуть, у него возникает желание быть где-то еще.

And only their efforts in bringing about civilization, only their efforts at damping out barbarism, have made it possible for us to have enough leisure time now to really get a show on the road. We owe a great deal to these people - a great deal. We don't have to believe all the things they said. Like Gautama said, „If it isn't true for you, it isn't true.“ We don't have to take everything they learned or follow their cults or patterns. But we can certainly benefit from what they have done, and what they have done has not been inconsiderable. It's been a very great deal.

Требуется просто громадный уровень мастерства, чтобы сохранять внимание преклира на сессии и помогать ему преодолевать желание быть где-то еще, когда у него появляется этот импульс. И это даже более важно, чем техника как таковая, поскольку, если преклир уйдет, у вас не будет преклира, которого вы могли бы одитировать. Люди упускают это из виду.

We owe a great deal, then, to the past. We owe a great deal to our present civilization. We owe a great deal to those forces which have made it possible for us to have enough leisure, to think enough thoughts and to organize enough and write enough to do what we can do today. Gautama Siddhartha is the first person who said you can be Clear. And all he told you, however, was all you had to do was conceive mind essence. If you just conceive mind essence, you've had it. Ask those who have tried.

Когда мы глядим на человека... вот человек идет по улице... если мы выйдем наружу, мы увидим человека, идущего по улице. Древние последователи Эскулапа, врачи, жрецы римской богини Фебрис и их более современные коллеги считали, что в этом человеке есть множество непостижимых тайн, и они полагали, что этим человеком движут его аберрации.

His goal comes true today in Scientology. It's not a new goal, but we can do it today. We can do it. We can make good many of the promises which have been made.

Если он хочет работать, это из-за того, что он боится голода. Если он хочет выполнить работу лучше, это потому, что он получил в награду кусочек мяса. Улавливаете? Я имею в виду, у этих людей есть определенные идеи, и у них такое чувство, будто жизнь человека и происходящие в ней инциденты так сложны, что никто не может их понять.

That doesn't mean we have to make good another man's promise. But it does mean that man has dreamed a dream for a very, very long time that he himself as an individual and he himself as a society could be free, that he himself could know and be in control of his own life to a marked degree. And man has dreamed this dream for eons and he has put a great deal of thought and effort forward in the direction of achieving that dream and that goal. And I can't say to you grandly that we have totally gotten it all wrapped up and that we will never hit any vagaries of any kind. That we will not hit any rough spots in the road, that from here on it's all smooth out.

Так вот, чтобы понять, что мы сделали, мы должны сопоставить это с тем, что было известно ранее, и с тем, что знаем мы. Сейчас мы знаем, что у разума этого человека есть определенное количество составляющих и что это не его мозг. И поскольку существует это определенное количество составляющих, получается, что существует определенное количество возможных неправильностей. И когда человека избавляют от этих неправильностей, он становится более способным действовать, а не менее способным, поскольку мы демонстрировали это снова и снова. Следовательно, у нас больше нет извинений тому, чтобы не помогать людям.

But I will tell you today that we can, individual by individual achieve this goal of Clear. And I can tell you that it's well worth achieving. And it can be achieved broadly. And man can achieve these goals today of freedom for himself and his people through Scientology, providing he works hard, providing he works sincerely and providing he keeps the show on the road.

Понимаете, когда вы думаете, что если вы кому-то поможете, то вы уничтожите его честолюбие, когда вы думаете, что если вы кому-то поможете, то вы унич... например, если вы поможете писателю, то вы уничтожите его желание и способность писать, – в этом случае у вас есть хорошее оправдание тому, чтобы не помогать ему, не так ли? И тогда вы будете ни в чем не виноваты.

Thank you.

Ведь вы говорите: «Если мы сможем просто добиться, чтобы эти люди оставались достаточно аберрированными, то у нас будут великие искусства и всевозможные вещи, которые у нас должны быть. И следовательно, мы не должны продолжать поиски ответа на вопрос о том, как устранить аберрации этих людей, поскольку все их действия движимы безумием».

Иначе говоря, самый полезный человек в мире – это, конечно, самый безумный человек в мире. В своих рассуждениях они никогда не пытались доводить это до абсурда. В противном случае они заглядывали бы только в сумасшедшие дома в поисках людей, которые бы могли идти впереди в сферах искусства, науки, музыки и так далее. Понимаете?

Они бы сказали: «Что ж, в этом обществе невозможно найти музыканта, если только мы не заглянем в местную психушку. Если мы отправимся туда, то мы найдем величайшего музыканта в мире».

Если кем-то и движет аберрация, она, несомненно, движет психотиком в гораздо большей степени, чем душевно здоровым человеком. Правильно? Значит, естественно, великие музыканты сумасшедшие, и любой человек, который когда-либо сделал что-то для кого-то, – сумасшедший.

Что ж, когда в обществе вокруг нас имеется такое вот согласие, тот, кто хочет казаться великим, начнет вести себя как безумный.

В связи с этим мне вспоминается одна хохма. Не могу устоять перед соблазном рассказать вам об этом. Я всегда гордился тем, что являюсь в достаточной степени душевно здоровым писателем, знаете. Конечно, у меня были любимые тапочки, и я знал, что не могу ничего написать, если я не обут именно в эти тапочки. И, конечно, у меня были определенные чувства в связи с пишущими машинками. Если я печатал на какой-то другой машинке, в моем рассказе появлялось какое-то другое, странное настроение, которое мне не было нужно. И я знал, что если я не надушу бумагу, на которой написано мое произведение, сандаловым ароматом, то оно не будет продаваться. Но в остальном я был совершенно свободен от суеверий.

Когда кто-то ставит печать на бумаге всегда горизонтально, чтобы его произведения продавались, вы бы, конечно, не назвали это суеверием, правда?

И я никогда не доходил до таких крайностей, как другие писатели. Другие писатели думали, что если они заполнят бланк о взносе депозита или достанут чековую книжку и бланки о взносе депозита до того, как придут на почту, то чека на почте не будет. Понимаете? Просто из-за того, что вы готовы получить деньги но чеку и положить их на счет, чек от издателя не придет. И я никогда не доходил до такого. Я просто договаривался о том, чтобы все это оставалось в банке. Понимаете?

Иными словами, я был полностью свободен от суеверий. Я был очень душевно здоровым писателем. На самом деле я работал тщательно и спокойно. У меня редко бывали приступы гнева и все такое. На самом деле это истинная правда. Я просто привык работать в очень спокойном настроении.

В Голливуде... вы слышали об этом месте? Это... В Калифорнии есть такое местечко Напа, и там есть сумасшедший дом, понимаете. И когда в Напе становится слишком много людей, их отправляют в Голливуд!

Что ж, в Голливуде... время от времени люди там как бы обретают некоторую свободу перемещения посреди своих мозгов и начинают носиться тут и там, их риджи больше не удерживают их прямо в центре головы, понимаете? И вот они нанимают писателя. Это обрекает их на определенный успех, поскольку, если они снимают фильм, взяв за основу то, что он написал, у них получается картина, которая хорошо продается. Однако они редко так поступают.

Как бы там ни было, я отправился туда, я влюбился в бога Мамону и решил некоторое время поклоняться ему. Я отправился туда и... в день зарплаты тебе становилось очень неловко. Они брали пачку стодолларовых банкнот и говорили:

«Одна – правительству, одна – тебе. Одна – правительству, одна – тебе. Одна –

правительству. Одна – тебе».

И они говорили: «Скажешь, когда мы насчитали достаточно». Понимаете?

Колоссальные деньги и все такое.

И вот в один прекрасный день я осознал, что дела у меня идут не очень хорошо. Мне приходилось участвовать в мелочных обсуждениях сценариев, понимаете? Мне приходилось вращаться вместе с кузенами и племянниками исполнительных продюсеров и так далее, и мои предложения порой встречались презрительными ухмылками. Понимаете, они не были сценаристами, но словом «сценарист» можно назвать любого, в частности того, кто не может писать сценарии, так что всех этих родственников назначали на должность сценаристов, и никто бы никогда не обнаружил, что писать сценарии они не могут, и можно было заносить членов семьи в платежные ведомости, понимаете? У них там очень интересная система.

Как бы там ни было, я усердно работал, не совал свой нос в чужие дела, но ничего не добивался.

И как-то раз продюсер моей съемочной группы в «Коламбия пикчерс» позвал меня к себе и сказал: «Рон, я не верю, я не верю, что эти последние несколько сцен написали вы. Я думаю, кто-то написал их за вас. Вы не можете писать так плохо».

Я вышел от него и подумал: «Знаете, у меня не очень-то хорошо идут дела. Хотел бы я знать, в чем тут дело». И вдруг меня осенило: это потому, что я никогда не демонстрировал артистический темперамент.

Так что я вернулся к себе в офис, взял чистый бланк контракта, вернулся в офис продюсера и заявил ему: «Вот ваш контракт! Можете подать на меня в суд, если хотите!» И с этими словами я разорвал этот бланк на мелкие клочки и подбросил в воздух, так что они стали падать, как снежные хлопья! Я ринулся в свой офис и начал швырять вещи со стола в мусорную корзину, понимаете, я бешено расшвыривал вещи, испуская при этом пронзительные вопли!

Через некоторое время ко мне осторожно заглянул ассистент продюсера и сказал, уворачиваясь от вещей, которые летали по всему офису: «Рон, мистер Вайс не это хотел сказать».

Я по-прежнему швырял вещи в мусорные корзины, выкидывал их в окошко и собирался убраться оттуда.

Не успел я оглянуться, как появился продюсер. Он сказал: «Рон, Рон, мы можем помириться? Рон, мы не будем подавать на вас в суд. Мы заключим с вами более выгодный контракт. Мы заключим с вами более выгодный контракт. Мы... мы закажем вам сценарии для лучших фильмов. Мы выделим ваше имя в титрах, как вам это? Мы дадим вам другую секретаршу!» Так что я вернулся к работе.

После этого я очень тщательно следил за тем, чтобы время от времени проявлять некоторый артистический темперамент. Знаете, например, схватиться за голову и... при просмотре сырого материала, понимаете? Когда они особенно сильно портили диалог, я просто молча хватался за голову и разворачивался в кресле спиной к экрану. Делал такого рода вещи, понимаете? – молчаливо. Это было очень эффективно. Когда я перестал там работать, я больше никогда в жизни не делал таких вещей.

Мне кажется, человек искусства вынужден быть похожим на сумасшедшего, чтобы люди его признали.

Я не думаю, что в Англии вы можете быть гением науки, если не держите мышей в карманах или что-то в этом роде. Никто не признает вас таковым.

Иными словами, это довольно широко распространенное убеждение, что необходимо быть сумасшедшим, чтобы добиваться успеха в жизни. Но правда ли это?

Вот в чем вопрос: правда ли это? И в Саентологии был сделан вполне определенный вывод: нет, это неправда.

Но вы столкнетесь с этим, пытаясь отклировать кого-нибудь. Художнику внезапно приходит это на ум... это его оправдание для того, чтобы не подбираться к «року» еще ближе... «У меня глаз плохо видит, но если я избавлюсь от этого, то, вероятно, я больше не смогу писать, так что лучше я не буду от этого избавляться».

На самом деле единственное, чего он хочет, – не смотреть на это. Так что он высказывает вам это как главное оправдание, понимаете, и у него есть другая причина не становиться клиром. Что ж, требуется одитор, чтобы справиться с этим, позвольте вас заверить, для этого требуется одитор.

Не думайте, что одно лишь то, что мы знаем, каковы составляющие разума, и знаем множество причуд, которые могут возникать у этих составляющих... ведь мы их знаем... то, что мы знаем код замка в сейфе, не означает, что количество хаотичности, с которой мы можем столкнуться, хоть сколько-нибудь уменьшилось.

И нам нужно, чтобы в одиторском кресле сидел кто-то, кто знает, как справляться со всем этим.

Что ж, это никоим образом не обесценивает одитора, который проходил обучение несколько лет назад, или который проходил обучение в прошлом году, или который обучается сейчас. Эти люди замечательно выполняют свою работу. Возможно, те люди, которые были обучены несколько лет назад, прямо сейчас в состоянии поработать с преклиром и привести его к состоянию клир. Вы понимаете? А те, кто обучились лишь в прошлом году, вероятно, могут работать с преклиром. А парень, который только-только закончил обучение, чертовски хорошо знает, что ему нужно приобрести некоторый опыт, прежде чем он сможет это делать.

Я не пытаюсь обесценить чье-либо обучение. Я просто хочу сказать, что все должны стать немного более умелыми, если они хотят запросто клировать людей!

Прежде всего, у них никогда не получится отклировать все это вот так запросто.

Вам не нужна хаотичность в одитинге; ее уже хватает в преклире, уверяю вас.

Поэтому клирование зависит от дисциплины. Оно зависит от знания составляющих разума. Оно зависит от способности конфронтировать эти составляющие разума. Может быть, нет ничего страшного в том, чтобы конфронтировать свои собственные инграммы и ходить повсюду с кашлем, головными болями, ощущением, будто маленькие сабли вонзаются вам в спину, и так далее. Вероятно, вы можете продолжать конфронтировать эти вещи и не жаловаться слишком громко. Но в тот момент, когда вы начинаете жаловаться, вы начинаете видеть их через промежуточные точки. И вы начинаете считать себя очень виноватыми.

Вы говорите: «Что ж... – это не является техникой клирования, я просто использую здесь один старый процесс для примера, – припишите намерение этой стене. Спасибо. Хорошо. Припишите намерение стене впереди вас. Спасибо».

И преклир так и поступает. Вот он невинно сидит перед вами, он полностью у вас под контролем, можно сказать, наивное дитя. Он совершенно ни о чем не подозревает. Все идет прекрасно, и вот вы говорите:

• Припишите намерение потолку.

А он отвечает:

• Аргх!

Вы спрашиваете:

• Что случилось?

Что ж, у одитора, который на самом деле не имеет опыта, не уравновешен и сам недостаточно отклирован, может появиться чувство, будто это он только что вонзил копье в этого парня. В результате он будет склонен подать следующую команду одитинга примерно так: «Что ж, посмотрим. Э... что мы можем сделать, чтобы извлечь из него это копье? Давайте проведем "«Привет» и «Хорошо»" в отношении его желудка».

Иными словами, под тяжестью своей вины он дойдет до того, что предпримет что-то отчаянное, поскольку он только что ранил своего ближнего. Что ж, нет ничего страшного в том, чтобы быть милосердным, но не до такой же степени! Если вы будете таким милосердным, вы можете убить какого-нибудь преклира.

Вот что нужно сказать в этот момент:

• О, копье с обоюдоострым наконечником? Прямо куда? Куда оно вонзилось? О, прямо сюда. Хорошо. Ну, и когда это произошло?

У вас должен быть одитор, который никогда не уклоняется. А вы всегда можете уклоняться от неизвестного. Кто угодно будет в какой-то степени уклоняться от неизвестного. И если определенные вещи не будут известны человеку практически полностью, то вы получите человека, который уклоняется.

Иными словами, одитор не просто должен быть способен конфронтировать, он должен быть способен конфронтировать через промежуточную точку. И он не только должен быть способен исцелить кого-то когда ему преподносят на блюдечке доказательства того, что он только что кого-то убил, он должен быть способен подать следующую команду одитинга с полнейшей уверенностью в себе. Для этого требуется хорошая выучка, не правда ли?

Вам не нужно, чтобы кто-то нервничал, когда вы едете со скоростью 140 километров в час по Марилебоун Хай Стрит, не так ли? Вам не нужно, чтобы за рулем сидел кто-то нервный. Что ж, когда вы начинаете атаковать «рок», когда вы мчитесь по траку времени, и вас заносит, и инциденты проносятся со скоростью 140 километров в час, и мимо вас начинают пролетать реактивные снаряды, которые гораздо больше, горячее и опаснее, чем можно встретить на Марилебоун Хай Стрит, вам не нужно, чтобы в кресле напротив вас сидел нервный одитор; вам нужно, чтобы он был сама уверенность, не так ли? И если вы чувствуете, что это сама уверенность, вы ради него пойдете дальше вперед и станете клиром. Но вы на самом деле не будете делать это ради самого себя, когда станет жарко, поскольку для этого требуется большее самообладание, чем у вас было, когда произошла эта штука, из-за которой вы больше не могли быть клиром. Улавливаете?

Дело не в том, что в настоящее время вы не можете справляться с собственными аберрациями. Вы можете. Вы делаете это постоянно, и у некоторых из вас это замечательно получается.

Но этот механизм возвращения в реальный инцидент... когда вы снова окружены этими динозаврами, или летающими тарелками, или с чем вы там связались, и когда вы лежите под пятой динозавра и чувствуете, как ваши кости начинают хрустеть, то принять такое вот умонастроение и справиться со своими аберрациями невозможно. Это невозможно. Поэтому одитинг это деятельность по третьей динамике.

Потребовалась третья динамика, чтобы аберрировать вас. У вас не было никаких проблем, пока вы не встретили кого-то. Позвольте мне обратить на это ваше внимание. Неважно, когда на траке вы встретили кого-то, до этого у вас не было никаких неприятностей.

Я также обращаю ваше внимание на то, что до этого у вас не было и никаких развлечений.

Так вот, если к этому и сводится то, что аберрирует кого-либо, то, должно быть, причина находится неподалеку от третьей динамики... группы, люди, кто-то или что-то иное... возможно, другие динамики, но, несомненно, это по крайней мере третья динамика. Мы будем просто игнорировать фрейдовскую вторую динамику. В конце-то концов, в наше время на нее отнюдь не смотрят как на что-то таинственное.

Просто спросите любого подростка, и он расскажет вам все о сексе. Мне вспоминается один морской пехотинец, который приехал на побывку домой, и его мать указала ему на то, что его маленькому братишке никогда не рассказывали определенные вещи о жизни и... его братишке было около семи... и мать попросила этого морского пехотинца рассказать ему о птичках и пчелках.

И этот парень отправился к нему и, не пытаясь красоваться своим морским пехотинством... он спросил:

• Ты хочешь узнать о птичках и пчелках? Братишка ответил:

• Ну, э... знаешь, вот ты берешь машину, подбираешь девушку и заезжаешь с ней в какое-нибудь темное место. Ты знаешь, что потом происходит?

Ребенок ответил:

• Да, да.

На самом деле вы могли бы сказать, что вторая динамика – это третья динамика, только более выраженная и с чуть более тесными отношениями.

Так вот, требуется кто-то или что-то иное, чтобы имела место эта штука под названием «аберрация». Как я уже говорил, вы были совершенно счастливы, до того как встретили кого-то, но это ваше совершенное счастье не включало в себя никаких развлечений. Не было вообще никакой непредсказуемости, вот и все.

Поэтому вы обменяли свой билет к полной и вечной безмятежности на небольшую дружбу. А спустя какое-то время, когда вы не встретили ни одной стоящей персоны, вы начали думать, что совершили неудачный обмен. К тому моменту вы заимствовали личности людей, которых вы создали, и некоторые из них были чокнутыми, а потом вы не могли разобраться, кто же из них был чокнутым, и вы подумали: «Ну, я пропал». И готово дело. Вы аберрированы. Вот и все, что можно сказать об аберрации.

Для этого требуется ваша собственная идея о поведении другого человека, поскольку, когда вы предоставлены самому себе, вам нелегко спрятаться от самого себя настолько хорошо, насколько это нужно, чтобы стать аберрированным. У вас должно быть неправильное представление о ком-то другом, а затем вы должны принять его бытийность, пройти множество промежуточных точек, сделать множество резких поворотов и залезть во множество сложностей, прежде чем у вас действительно появится надежная, стабильная аберрация, которая не только вас, но и остальных доведет до полнейшего помешательства. Так что в конечном итоге, глядя на все это, мы обнаруживаем, что нужно хорошо потрудиться, чтобы стать аберрированным. Нужно хорошо потрудиться, чтобы стать аберрированным. Нужны столетия и столетия, чтобы люди стали такими сумасшедшими, какими вы обнаруживаете их сегодня.

Стрессы и их отсутствие, балансы и дисбалансы – все это приводит к тому, что люди становятся несчастными. Ну хорошо, если все эти люди несчастны и если они хотят быть какими-то другими, это в основном потому, что они утратили свободу выбора относительно собственного существования. Они больше не могут общаться с людьми и иметь с ними дело по собственному выбору. Что-то, находящееся в них, указывает им, с кем они должны общаться. Что-то, находящееся в них, указывает им, что они должны читать, где они должны быть и что они должны делать.

Так вот, те люди, с которыми вы имеете дело в Саентологии, уже преодолели это «что-то». Что интересно, они уже поднялись до более высокого уровня селф-детерминизма, чем тот, на котором находятся люди во всем остальном обществе. Но они по-прежнему не имеют полной свободы выбора относительно того, что они будут делать, куда пойдут и что с ними произойдет. Они не поднялись до того уровня, когда их уже не будет волновать, есть у них свобода выбора или нет. Понимаете, вы можете подняться до того уровня, когда вы в состоянии позаботиться абсолютно обо всем, а затем это перестает быть столь важным, и вы можете ввязаться в немного большую хаотичность.

Но если бы вы просто могли удерживать свои позиции, то с вами все было бы в порядке. Однако жизнь сдала карты по-другому. Люди не удерживают свои позиции. Они... начиная с какого-то момента они начинают скользить вниз.

Что ж, на ранних стадиях Саентология несомненно помогала человеку удерживать свои позиции. А на более поздних стадиях она позволяла ему немножко приблизиться к самому себе.

Между прочим, это достаточно неплохо. Это было бы стоящим занятием, понимаете; прямо сейчас это было бы стоящим занятием.

И практически любой одитор, прочитав книгу по диагонали и поработав с кем-то в течение короткого времени, может добиться чего-то из этого. По крайней мере он сможет сделать так, что человек будет удерживать свои позиции, почувствует некоторую безопасность, особенно если этот одитор не заставит его оказаться лицом к лицу с чем-то действительно трудным! Понимаете, он как бы не наседает на него.

Но как насчет этой штуки под названием «клирование»? Что ж, это уже выглядит по-другому.

Это очень высокий уровень. Это не просто удерживание позиций, это не просто небольшое улучшение. Это достижение цели, которая по различным причинам считалась стоящей целью на протяжении последних двух с половиной тысяч лет здесь, на Земле.

На самом деле, если вы поговорите с буддистами, если вы поговорите с последователями буддизма, вы обнаружите, что они околачиваются где-то, и они полагают, что если они будут достаточно долго медитировать, или достаточно долго концентрироваться, или думать правильные мысли, или делать все это в надлежащей пропорции, то они каким-то образом просто вылетят из своей головы, и делу конец, понимаете? И потом им больше не придется беспокоиться о том, что нужно будет возвращаться в этот бесконечный цикл рождения и смерти, что придется проходить через все это снова, что их призовут в армию, понимаете, и опять придется быть отцом или матерью, добиваться, чтобы ребенок закончил школу, и делать все прочие вещи.

Разумеется, это не то, о чем беспокоюсь я. Я просто боюсь, что кто-нибудь опять отправит меня в первый класс. Я никогда не мог уживаться с учителями первых классов, по крайней мере в последних нескольких жизнях.

Как бы то ни было, это цель, которой две с половиной тысячи лет и... она была сформулирована две с половиной тысячи лет назад. Очевидно, то, что подразумевалось на самом деле... это что индивидуум будет освобожден от тех вещей, через которые он больше не хочет проходить снова и снова. Очевидно, это и есть то, что подразумевалось. И... между прочим, слово «бодхи» означает просто то, что некто очистился, достиг состояния клир, под деревом бодхи. Вот потому-то они и называют это «бодхи» – это значит «чистый», или «клир».

Даже слово, которое обозначает клира, существовало на Земле две с половиной тысячи лет. Но кто мог создать клира?

Что ж, интересно то, что кто-то мог мечтать об этом в течение двух с половиной тысяч лет, и эта мечта завоевала и цивилизовала около двух третей мирового населения, при том, что она никогда не реализовалась. Это потрясающая мечта, не так ли? Свидетельств того, что она осуществлялась, никогда не было, и все же она владела умами двух третей населения Земли. Это очень интересно.

И внезапно появляемся мы и небрежно говорим: «Что ж, мы можем это делать!»

Мы можем делать что? Мы обнаруживаем, что... наши представления о клире превосходят любые более ранние представления о клире, и мы описали его гораздо более конкретно, и клир – это нечто вполне определенное! Это бытийность. Ее можно воспринять, измерить, испытать. Ее можно подвергнуть проверке. Это весьма интересно.

Ну, если это так, что требуется для создания клира? Что ж, немного умелого одитинга, тщательное обучение первоначальным процессам, которые у нас были в 1947 году, и изучение более поздних разработок позволит одитору отклировать кого-нибудь. И это не очень трудно. Для этого просто требуется немного времени. Для этого просто требуется немного поработать. Для этого не требуется, чтобы вас в лоб шарахнула молния, брошенная Яхве! Вы понимаете?

Это больше не относится к области суеверий. Это больше не имеет ничего общего с тем, чтобы верить, что если вы начертите в воздухе правильные знаки, вас может посетить некое земное божество, и оно затем даст вам силу, которая, если вы сделаете то-то и то-то... Ну, вы понимаете.

Это реально существует! Это происходит.

И на оставшейся части этого конгресса я постараюсь рассказать вам об этом побольше.

Спасибо.