В тот вечер совершенно не годился для прогулки. На закате стал моросить кислотный дождичек. Попадая на одежду, он проедал в ней дыры. Из-за низких облаков даже террасы на верху отеля почти не было видно. Мерзкий вечерок. Осень нависала над Нью-Йорком, словно набухшая от грязи губка. Понятно, что я решил никуда не выходить, а вместо этого позвонил сенатору Шалберу. Я передал ему, как высоко его ценит Роксентер, чем явно его порадовал.
Только я положил трубку, как телефон зазвонил, снова требуя моего внимания. Профессионально монотонным голосом телефонистка сказала:
— Мистер Смит? Центральная телефонная станция аэровокзала Манхэттена. Только что подошел человек и передал мне листок бумаги с вашим именем. Он сделал мне знак, чтобы я позвонила вам. Он у телефона, говорите.
На линии щелкнуло, затем в трубке послышалось:
— Мммммфффф.
— Говорите громче, — попросил я. — Я вас не понимаю.
— Мммммфффф.
Я возмущенно бросил трубку. Но все же это меня озадачило: в Нью-Йорке я не знал никого, чье имя было бы «Мммммфффф». Венгр?
Я стал заказывать себе роскошный ужин. Ютанк, как обычно, отсутствовала, и я только надеялся, что кислотный дождь не испортит ее красивого личика, если ей придется угодить под него.
Зазвонил телефон. Тот же голос:
— Мммммфффф.
— Кто вы такой? — строго спросил я. — Я не знаю никакого Ммммффф!
Кто-то рядом с телефоном сказал:
— Держи ее у моего уха, а я буду говорить.
Вдруг голос зазвучал уже громче:
— Это вы, сэр? А это мы. Сначала Рат пытался вам звонить, но у него еще проволока в челюстях. (Ближе держи трубку!) А у меня еще на руках шины. Доктор ни с меня, ни с Рата не будет ничего снимать и задержит нас еще на две недели.
— Все бы вам сачковать и сачковать! Лишь бы хоть еще немного полодырничать! — возмутился я.
— Мы знаем, сэр, как вы беспокоились насчет одной вещи. Поэтому Рат проскользнул мимо сестер и врача приемного отделения. Я-то не мог — у меня еще шины на руках, очень заметно, да и лазить я не могу. А у Рата неподвижны только челюсти...
— Что вы хотите сообщить мне, черт побери? — резко оборвал его я.
— (Ближе держи трубку!) Но ему пришлось ждать, пока все охранники и гиды не разошлись по домам. Такая скверная погода, что верхняя и нижняя башни, к сожалению, были закрыты. Поэтому Рат вскарабкался по телевизионной мачте — уж постарался на славу. Из-за дождя было ужасно скользко. Нам придется достать ему новую пижаму — старую разъело кислотой. Он даже кожу содрал на лодыжках — так сильно дул ветер...
— Боги мои! — вскричал я. — Давай ближе к делу!
— Ну, он отключил эту штуку, сэр. И мы хотели вам сказать, что еще две недели не будем выходить на работу. Доктор отказывается...
— Вы оба готовы пойти на все, лишь бы отлынивать от дела! Я позабочусь, чтобы удержали часть вашей зарплаты, уж поверьте мне!
Я бросил трубку. Увиливать от работы под таким жалким предлогом! Я был так раздражен, что суть сообщения не сразу достигла моего сознания. Ретранслятор 831! Отключен! Я снова мог следить за тем, что делает Хеллер! Вот хоть сейчас! Эта информация понадобится Мэдисону. Я быстренько установил свою аппаратуру, включил ее — она работала!
Званый ужин! Он проходил в частном обеденном зале какого-то ресторана. Шикарная обстановка. В духе старой английской таверны: темный дуб, на стенах кабаньи головы, камин с дровами, официанты в красных охотничьих куртках. Но было что-то странное. Я не узнавал людей! Они были в шляпах с квадратным верхом и черных мантиях! Все как один! Они, очевидно, уже заканчивали трапезу, заедая ростбиф сливовым пудингом и время от времени переговариваясь. Пока Хеллер озирал стол, обращаясь то к одному, то к другому, или кому-то отвечал, или смеялся над чьей-то шуткой, я постарался определить, кто есть кто.
Бац-Бац! Что он тут делал в этой квадратной шляпе и черной мантии? Он же не кончал никакого университета. А Вантаджио? Этот уже закончил давным-давно. Там были еще художники вместе со своим вожаком — тоже в квадратных шляпах и мантиях. Был еще Изя, одетый, как и остальные, но он как бы держался в тени. С едой в основном покончили. Внезапно двери в дальнем конце зала распахнулись, и вошли восемь официантов: они несли огромный торт.
Все дружно закричали и зааплодировали. Затем запели:
Степень доктора ты,
Степень доктора ты
Получил, милый Изя,
И сбылись все мечты.
Официанты поставили торт на стол. Торт в виде гроба! Надпись сверху гласила: «Здесь покоится доктор Изя Эпштейн».
— Боже мой! — воскликнул Изя.
— Точно, как ты и хотел, — сказал Вантаджио.
— Речь! Речь! — закричали остальные. Хеллер заставил Изю подняться.
Тот, дико смущенный, прочистил горло, поправил очки и заговорил:
— Мои добрые и терпеливые друзья! День сегодня счастливый, это правда. Наконец-то позади три кошмарных года, и моя диссертация одобрена. На церемонии присуждения ученой степени я, благодаря вашей моральной поддержке, не наступил на полу собственной мантии, когда шел по проходу. Когда из рук президента я получал диплом, оттуда не выскочила змея. Я даже снова нашел свое место — благодаря вашим стройным
рядам я не мог пройти мимо. Но должен вам сказать, что это ужасная невезуха — иметь такое везение. Злой рок никогда не дремлет, и острые зубы его готовы впиться в тебя в тот момент, когда ты совсем не ждешь. Теперь, когда я могу все свое время посвятить корпорациям, любой биржевой аналитик может легко предсказать их неминуемый крах. Неосмотрительно с вашей стороны доверять мне хоть в малом. Это может принести вам неудачу. Я благодарю вас.
Он сел. Все зааплодировали. Его заставили разрезать гроб плоской лопаткой. Немного погодя, съев третий кусок торта, заговорил Хеллер:
— Надеюсь, к завтрашнему дню этот дождь прекратится. Хочу сгонять на «кади» в Сприпорт на Лонг-Айленде и сделать несколько кругов по треку.
— Боже мой! — обеспокоился Изя. — Я бы предпочел, чтобы вы так не рисковали. Это опасно. Я же, как-никак, все еще отвечаю за вас.
— Ну, опасность тут невелика. Покрытие там совсем новенькое. Я не буду испытывать карбюратор. Я просто обкатаю «кади» на всех оборотах. Мотор еще туговато работает.
— Мистер Джет, прошу вас, остерегайтесь того, чтобы ваши гоночные дела или ваше имя могли как-то связать с корпорациями. У меня на сей счет ужасно плохие предчувствия. Судьба может быть предательски изменчивой.
Хеллер только рассмеялся. Но так же поступил и я. Я надеялся, что Изя окажется более прав, чем сознает это. Я узнал все, что мне необходимо было знать, и поэтому сразу же позвонил Уолтеру Мэдисону.
— Говорит Смит. Уистер будет завтра в Сприпорте на Лонг-Айленде, если перестанет идти дождь. Можешь начинать обрабатывать его.
— Обрабатывать его? — удивился Мэдисон. — Странно вы выражаетесь, мистер Смит.
— Я хочу сказать, делай то, что тебе велено, — поправился я.
— Мистер Смит, надеюсь, вы понимаете, что этому прекрасному молодому человеку я не желаю ничего, кроме добра. Пожалуйста, не настаивайте, чтобы в отношении его я пользовался какими-то иными средствами, кроме обычной рекламы.
— И как это надо понимать? — спросил я.
— Видите ли, — в голосе его зазвучали нотки восторга, — первый принцип нашей работы — ДОВЕРИТЕЛЬНОСТЬ. Я должен стараться изо всех сил, чтобы у клиента возникло ко мне доверительное отношение. Клиенты не знают всех хитростей рекламы, и зачастую у них возникает превратное представление о ней, они артачатся, идут на попятную и прочее. Нужно быть очень осторожным, чтобы они не угодили ногой в ловушку и не
встали на ложный путь. Следующий принцип — ДОСТОВЕРНОСТЬ. Деятельность клиента должна быть максимально достоверно освещена в средствах массовой информации. — Энтузиазм истинного профессионала придавал его голосу веселую оживленность. — И третий принцип — ДВОЙСТВЕННОСТЬ, противоречивость. Общество и средства массовой информации и не прикоснутся ни к чему, что не имело бы в себе двойственности. Чтобы убедить прессу и телевидение принять простейший материал, в нем должен присутствовать конфликт.
— Для меня это звучит довольно прямолинейно, — заметил я с некоторым сомнением. Если Мэдисон осуществит свои принципы, успех будет за Хеллером. Ни о какой стрельбе он даже и не заикнулся. У меня были сомнения. У Гробса, очевидно, есть какое-то личное предубеждение против этого искреннего и преданного своему делу эксперта по общественным связям.
— О, это дело и есть прямолинейное! — подхватил Мэдисон. — Вы сами увидите. Я не сделаю ничего, абсолютно ничего сомнительного или исподтишка. Мои личные моральные принципы не допустят этого. Я просто добьюсь от Хеллера доверительности, представлю его с максимальной достоверностью и позабочусь о конфликтной двойственности для прессы. Три «Д», мистер Смит. С их помощью обычная реклама служит обычной прессе. Вы в этом убедитесь. О, Уистер на этом выиграет! Но прошу прощения, я должен закругляться. Как раз сейчас я должен кое-куда срочно позвонить. Спасибо за помощь. Положитесь на мой профессионализм. Я вас не подведу.
Он повесил трубку. Я немного посидел, размышляя. Три «Д». Действительно, это звучало как-то уж слишком обычно. Я забеспокоился. А вдруг Хеллер и в самом деле выиграет?! Кошмарная мысль!
Хеллер ехал на дизельном тракторе с прицепом по федеральному шоссе номер двадцать семь. Временами справа от него открывался вид на Атлантический океан. Дорожные знаки указывали путь на Джоунз-Бич, одно из крупнейших мест отдыха в окрестностях Нью-Йорка. Там было много песка.
Но Хеллер не свернул к Джоунз-Бич. Он поехал по главной улице Сприпорта, не очень впечатляющей. Она, похоже, изобиловала рыбными ресторанчиками и мотелями. Наконец он подъехал к району новой застройки. Появилась крупная надпись:
«Сприпорт, гоночный трек. Ассоциация стандартных автомобилей Сприпорта. Субботние вечера: стандартные и гоночные машины».
Обширные площадки для парковки. На трибунах развевались флаги. Хеллер подъехал к воротам. Вышел охранник и взглянул на его членские книжечки: Хеллер каким-то образом ухитрился стать членом НАСКАР — Национальной ассоциации автогонок среди негоночных машин, членом гоночного клуба Сприпорта и многих других. Он оказался деловым! Или же тут подсуетились Изя с Бац-Бацем.
— Мистер Стэмпи велел передать, что вы можете использовать заправочно-ремонтный пункт номер тринадцать, мистер Уистер, — сказал охранник. — Сегодня никто не выезжает. На треке довольно сыро.
Хеллер проехал на площадку за пунктом номер тринадцать и вылез из кабины. Он был совсем один! Даже Римбомбо не было! Тут я сообразил, что тот, вероятно, на строевом учении, или на занятии корпуса подготовки офицеров запаса, или где-то еще. А на прицепе стоял «кадиллак», и теперь он был ослепительно красным. Даже в приглушенном свете океанического солнца этот цвет прямо-таки резал глаза.
Хеллер убрал башмаки из-под колес «кадиллака», отпустил тормоз и съехал с прицепа, после чего проверил горючее. На панели управления появились дополнительные приборы. Руль был обтянут кожей. Сияли белизной сиденья. Да, Майк Мутационе славно поработал над его интерьером!
Хеллер забрался в машину, подтянул перчатки волтарианского инженера и завел мотор. Его захлестнул поток сдерживаемой ранее энергии. И под капотом Майк Мутационе уж точно приложил свои руки!
Хеллер объехал РЗП номер тринадцать и неспешно покатил по треку — заасфальтированному, почти не огражденному, мокрому после дождя. Он держал скорость на уровне, достаточном, чтобы машину не заносило. Ведь, судя по его словам, он просто хотел обкатать двигатель. Хеллер наблюдал за манометром и давлением горючего.
Я не имел представления о длине трека, но он оказался невелик — полмили от силы, овальной конфигурации с двумя поворотами и двумя прямыми.
Хеллер стал то ускорять, то замедлять движение, пробуя двигатель на разных оборотах. Один раз его занесло. Он начал проверять возможность ускорения в паре с тормозом. Что-то его беспокоило. Он заехал на площадку РЗП и остановился. Вышел, проверил шины.
Шум позади заставил его обернуться. На него надвигалась съемочная группа из пяти крепких парней с довольно устаревшим оборудованием, грязных и небритых, с руководителем — явно крепким орешком.
— Тебя зовут Уистер? — грубо проорал он.
Меня передернуло. Неужели так собирался Мэдисон утвердить свой первый Д-принцип — добиться доверительности? Похоже, что эти люди хотели избить Хеллера! — У нас есть сведения, что ты изобрел новое горючее! — наседал вожак, возможно, репортер. — Ты бы лучше рассказал нам об этом все, что знаешь, а не то мы душу из тебя вытрясем!
Хеллер не надел своих бейсбольных туфель. И, видимо, не имел оружия — даже гаечного ключа в руке не было.
— Вы из какой-то газеты? — спросил он.
— Ты догадлив, приятель. Мы посланы сюда газетой «Трах-новости», и лучше тебе начать говорить прежде, чем мы начнем тебя колотить!
— Откуда вам известно о моем новом горючем?
— Секретарши имеют обыкновение болтать, приятель, и не стоит забывать об этом! Ну, тебе пора начинать.
— Не желаю с вами разговаривать, — сказал Хеллер.
— Джэмбо! — рявкнул вожак. — Всыпь-ка ему как следует!
Человек с потрепанной старой видеокамерой в руках взял ее наперевес, как копье, и ринулся на Хеллера. Тот резко взмахнул рукой, и камера взлетела в воздух! Затем выпад ногой — и тело Джэмбо понеслось по треку, словно в гонке, и наконец рухнуло, будто куча тряпья! Остальные члены группы достали свинцовые трубы.
— Одну минуту! — вдруг раздался чей-то голос. — Одну минуту! Уймитесь вы, скандалисты! — Это был Мэдисон!
Чистенький, приличный, безукоризненно одетый, он внезапно вклинился между съемочной группой и Хеллером.
— Пошли прочь, негодяи, и оставьте его в покое! — бушевал Мэдисон. — Уходите немедленно! Давай, давай! Иначе я доложу о вашем поведении в Комитет по репортерской этике!
Бригада слиняла, подобрав Джэмбо с его камерой. Мэдисон повернулся к Хеллеру и стал отряхивать его, приговаривая: «О Боже! И бывают же такие репортеры — просто законченные олухи». Он старательно почистил Хеллера, хотя на его красном гоночном костюме не было ни пылинки.
— Мне здорово повезло, что случилось проходить мимо. Как они сказали — из какой они газеты?
— «Трах-новости», — ответил Хеллер.
— Ах, мерзавцы! Ах, мерзавцы! — Он посмотрел на Хеллера с каким-то трогательным вниманием. — Они ведь что-то говорили о новом горючем? Поневоле пришлось подслушать. Действительно существует новое горючее?
— А кто вы? — поинтересовался Хеллер.
— Ах, прощу прощения. Я Джей Уолтер Мэдисон, независимый репортер. Пишу статьи для газеты «Химия сегодня» — небольшой и очень консервативной. Так, по своему желанию. Но, вижу, у вас возникла проблема. Произошла утечка информации. Надо сделать об этом маленькое заявление, нечто в пренебрежительном духе, и вас перестанут беспокоить. Ведь вам не хочется, чтобы вас осаждали подобные придурки, я уверен.
— Уж точно, не хочется, — согласился Хеллер.
— К счастью, у меня есть возможность помочь. Извините, не знаю вашего имени.
— Меня зовут Уистер.
— Это ваше полное имя?
— Полное — Джером Терренс Уистер.
— Что ж, прекрасно. Ей-Богу, я не хочу вам навязываться, мистер Уистер, но, боюсь, теперь, когда произошла утечка, вам будут надоедать до бесконечности, пока вы не сделаете маленького пренебрежительного заявления. Существует ли горючее?
— В общем, да, но я хотел подождать с этим, пока не получу ученой степени — без нее меня слушать не будут.
— О, прекрасно понимаю. Конечно, разве будут они слушать какого-то студента! Тогда, чтобы от вас отвязались, почему бы мне не сделать этакое коротенькое заявленьице, мол: «Новое горючее? Еще чего не хватало!» Поместим его в консервативной газете типа «Химия сегодня» — и от вас тут же отстанут.
— Не глупо, — сказал Хеллер.
— Ну и ладненько. Я здесь оказался по поводу интервью насчет эффективности покрытия асфальта, препятствующего заносу автомобилей. Асфальт только что положили, вы знаете. И у меня тут с собой съемочная группа, чтобы отснять трек. Ей-Богу, не случится никакой беды, если взять и тиснуть заметку о студенте, которому посчастливилось напасть на идею нового горючего, — и очень высококачественного, — и вы сможете благополучно продолжить свою работу и закончить образование без всякого беспокойства со стороны прессы. Можно мне позвать свою бригаду?
Хеллер пожал плечами. Мэдисон достал свисток и дунул в него.
Моментально из-за трибуны выехали большой грузовик со звукоаппаратурой и три микроавтобуса. Они сверкали чистотой. На них красовалась очень скромная надпись: «Химия сегодня». Подъехав, бригада вышла из машин. Все они были чистенькие, подтянутые, с профессиональными манерами — очень вежливыми. Мэдисон учтиво представил их Хеллеру и объяснил им, что материал не первостепенной важности, просто любезность. Пожалуй, маленькое фото и заметочка с полпальца величиной. Они понимающе закивали.
Операторы с камерами приготовились отснять рекламное фото. Но тут Мэдисон поднял руку.
— Стойте, стойте! — Он повернулся к Хеллеру: — Вы не носите очков? Люди ассоциируют очки с ученостью. Вы не против, если мы наденем на вас очки? Для придания вам ученого вида? Это всего лишь маленькое фото.
Хеллеру это показалось забавным.
— Грим! — крикнул Мэдисон.
Моментально из грузовика вылезли гример и двое ассистенток. Они установили столик с зеркалами. Мэдисон взял очки, просунул в них палец и засмеялся.
— Как видите, они без стекол. Но вид у вас будет ученый. — Он надел их на Хеллера, отступил на шаг. — Челюсть. Слишком правильная. Будет возбуждать ревность — или женщин. Грим!
Они быстро загримировали Хеллеру челюсть, придав ей воинственность. Затем гример вставил ему в рот крупные зубы. За дело взялся осветитель.
— Всего лишь маленький беспристрастный снимочек, — говорил Мэдисон. — Ребятам нужна практика, понимаете? Может, газета и не напечатает его.
Установили задний фон. Мэдисон забеспокоился:
— Боже, я опаздываю на интервью с мистером Стэмпи. Вы не против, если мои ребята просто немножко попрактикуются? Они еще зеленоваты. Я ненадолго. — И он ушел.
Хеллера поставили в позу и стали фотографировать камерой с высокой разрешающей способностью, соединенной со стробоскопическим источником света. На него надевали различные шляпы, шлемы, головной убор с квадратным верхом. Просили сделать то или иное выражение лица. Хеллера в основном это забавляло. Но при съемке он по их просьбе изображал серьезность.
— Когда мы снимаем и у нас не хватает практики, мы составляем небольшую библиотеку снимков, — сказал фотограф. — Вы не против, если какие-нибудь из них затребуют, и
мы их предоставим?
Хеллер взглянул на себя в гримерное зеркало — он был явно не похож на Хеллера — и согласился. Фотограф дал ему подписать разрешение модели на публикацию. Затем бригадир заметил:
— Мистер Мэдисон определенно не торопится.
— Мы можем этим воспользоваться, чтобы поработать с нашим телевизионным макетом — с новым, который еще никогда не собирали, — предложил бутафор.
В мгновение ока они соорудили подобие сцены на телевизионной студии, с фоном, сценической площадкой и микрофонами. Хеллера одевали в разную одежду: то в лабораторный халат, то в пальто. И каждый раз вели съемку телевизионной камерой.
Мэдисон прибежал, отдуваясь и извиняясь:
— Простите, задержался. Что это вы, зелень необученная, надумали? Мистер Уистер, я прошу прощения. — Он уселся в кресло на сцене. — Когда они практикуются, то входят в такой раж! Ну, уж поскольку мы с вами здесь сидим, вы можете рассказать мне о новом горючем.
— Что ж, — сказал Хеллер, — планета очень нуждается в таковом.
Они вели дружескую беседу: все внимание камеры, похоже, было сосредоточено на Хеллере. Мэдисон болтал о том о сем — сплошь одна банальщина. Хеллер непринужденно отвечал. Времяь от времени вмешивался костюмер и менял на нем пиджак. Наконец Мэдисон обратился к группе:
— На сегодня практики довольно. Нас ждет работа. Уничтожьте всю пленку.
— Она же дорогая! — взмолился фотограф. — Можно мне ее оставить для личной фототеки?
— Боже милостивый, — воскликнул Мэдисон. — Надеюсь, у тебя еще осталась пленка, чтобы снять то, за чем мы пришли?! — Вдруг его лицо стало печальным. — Кажется, мне достанется: приехал снимать противозаносное покрытие, а у мистера Стэмпи ни одной машины. Вот и снимай один черный асфальт — картинка хоть куда! — Он встал и приказал: — Все это убрать. Начинайте снимать трек.
— Фильма из этого не получится! — запротестовал фотограф, — Нас всех уволят!
Мэдисон призадумался и вдруг весело щелкнул пальцами:
— Мистер Уистер, знаю, что прошу слишком много, но больше минуты на это не понадобится. Вы не могли бы прогнать свою машину вон там, немного потормозить и заставить ее пойти юзом?
Хеллер пожал плечами. У Мэдисона был такой честный вид, делавший его похожим на спаниеля, что Хеллер согласился. Он вывел «кадиллак» на трек. Все заняли свои места. Хеллер выполнял то, что ему говорили.
— Не получилось! — расстроился оператор. — Нужно больше скорости, больше энергии!
Хеллера это забавляло. Он и сам был не прочь погонять на полную катушку. Его заносило, кружило на месте — он развлекался.
Они не успевали выбирать нужный угол съемки. Хеллер остановился у РЗП. Мэдисону захотелось сделать несколько снимков шин. Затем Хеллер снова выехал на трек. Сделав круг, он как раз перед камерами резко нажал на тормоза, и, хотя «кадиллак» шел всего лишь на шестидесяти, его понесло вбок! Взвизгнула резина! Бах!
Левая передняя шина лопнула!
«Кади» накренился, чуть не перевернувшись, но Хеллер овладел управлением и остановил машину в каких-то дюймах от заграждения.
От разорванной резины шел дым.
Хеллер вышел из машины. На треке валялась резина. Не слишком-то много оснований для заключения. Он принес домкрат и новое колесо и принялся менять шину.
— Можно нам сохранить это для нашей фототеки? — спросил фотограф.
— Вам не следует соглашаться, — посоветовал Мэдисон Хеллеру. — Они тащат все, что снимают, в городские фототеки. Я понятия не имею, что они делают с этими пленками.
Главный оператор пришел в ярость и заорал:
— Черт возьми, Мэдисон! Это же был хороший снимок!
Если сегодня я не получу несколько снимков, меня уволят! Хеллер пожал плечами.
— Ладно, все в порядке, — успокоил его Мэдисон. — А вам, мистер Уистер, нужно быть поосторожней. Ах да, вот еще что: оставьте у себя эти очки и зубы. Ради вашей же безопасности. Вам следует надевать их на случай встречи с другими фотографами. Конечно, не думаю, что они вам встретятся. Большое вам спасибо за помощь.
— И вам спасибо, — сказал Хеллер.
Они обменялись рукопожатием, и Мэдисон с командой уехали.
А что же я? Я ничего не понимал. Этот Мэдисон был мягкий как воск. Я никак не мог сообразить, чего он добивается. Затем у меня возникла догадка. Доверительности! Вот чего. Он потратил все это время на то, чтобы вызвать у Хеллера доверительное к себе отношение. Мне это показалось пустой бессмыслицей. Гробе явно переоценил опасность, кроющуюся в Мэдисоне.
Хеллер работал над своим карбюратором. Он оставил «кадиллак» и прицеп в гараже в Сприпорте. Потом он привез двигатель от старого «кадиллака» и устроил там небольшую мастерскую. Это было недалеко от Нью-Йорка, и Бац-Бац с удовольствием возил его туда и обратно в старом такси. Но ежедневно в четыре часа Хеллер появлялся в своем учреждении в Эмпайр Стейт Билдинг.
Дела у него продвигались слишком быстро, и это меня беспокоило. Во второй половине третьего дня, едва он уселся за свой стол, как в кабинет чинно вошел Уолтер Мэдисон. Строгая одежда, мягкие манеры, ровный голос — все это делало его чрезвычайно достойным, с точки зрения общественных норм, молодым человеком. Он вежливо поздоровался с Хеллером, извинился за причиняемое беспокойство, сказал, что Хеллера, возможно, заинтересует только что вышедший номер газеты «Химия сегодня», и предложил ему дюжину экземпляров.
Хеллер раскрыл газету. На предпоследней странице внизу помещалась заметка с двухдюймовой фотографией Хеллера в очках, с челюстью боксера и лошадиными зубами. В заметке говорилось: «Джером Терренс Уистер, молодой студент, намерен посвятить свою карьеру поискам дешевого горючего». И все. На фотографии Хеллер был совершенно не похож на себя, и это его развеселило. В ответ на его слова благодарности Мэдисон сказал:
— Меня так и подмывало сказать больше. Об этом новом горючем повсюду ходят слухи. Я не знаю, откуда они берутся. Мои редакторы наслушались разных советов и хотели, чтобы я выразился покрепче, но я отказался. Мистер Уистер, если вам понадобится помощь или совет насчет паблисити, обязательно звоните мне. Боюсь, что это горючее кому-то спать не дает. — Он дал Хеллеру визитку с номером телефона. — Газеты могут
здорово преувеличивать. Я всего лишь независимый репортер и не влияю на газетную политику, но могу дать вам несколько полезных советов, как уберечься от некоторых ловушек прессы.
Они дружески распрощались, и Мэдисон отправился по своим делам. Мне самому захотелось иметь экземпляр, и я спустился вниз, к газетному киоску.
— «Химия сегодня»? — удивился продавец в вестибюле отеля. — О такой никогда не слышал. — Он заглянул в толстую книгу, которую держали на случай обращения за справками иногородних. Позвонил даже в центр иностранной печати на Сорок вторую улицу. — Не могу найти, — сдался он. — Там о ней ничего не слыхали. Наверное, какой-нибудь совсем крошечный орган.
Мне стало легче. «Великое открытие» Хеллера похоронено в газете, о которой никто никогда не слыхал. Чудесно! Теперь я понял стратегию Мэдисона, она была проста: не дать новости просочиться ни единым слушком. Ловко! Он, полагал я, ляжет на средства массовой информации подобно одеялу. Молодец! А я-то еще сомневался в нем.
На следующее утро, убедившись, что Ютанк еще не встала, я завтракал в гостиной своего пентхауза, ощущая сквозь окно теплые лучи неяркого осеннего солнца и наслаждаясь покоем. Я раскрыл газету «Ежедневные судороги», чтобы найти там комикс с Хитрым Кроликом. И изумился! На второй странице была напечатана та же нелепая фотография Хеллера и заметка:
«СТУДЕНТ ОТКРЫВАЕТ ДЕШЕВОЕ ГОРЮЧЕЕ».
"Это вызовет автореволюцию", — утверждает он.
Дж. Т. Уистер, студент-выпускник, утверждает, что нашел чудесное горючее. И очень дешевое.
Известный своим одноклассникам под кличкой "Вундеркинд", он уже завоевал репутацию блестяще одаренного человека.
Когда ему задали вопрос относительно горючего, он скромно ответил: "Оно революционно изменит не только всю автомобильную промышленность, но и всю нашу культуру и даже мир"».
Я закипел от гнева! Каков этот (...) Мэдисон! Пропустить, не замять такой материал! А хуже всего то, что это была правда! Если Хеллер взялся за атомное преобразование, то он получит не одно дешевое горючее, а тысячи подобных вариантов!
Я бросился вниз, к киоскеру, и купил все имеющиеся у него газеты. И в каждой на второй или третьей странице — тот же самый материал! Я позвонил Мэдисону, но его мать сказала, что его нет дома. Я негодовал, не находил себе места. Этого не должно было случиться! Он и в самом деле стремился сделать Хеллера знаменитостью!
Прогулка в Центральном парке немного охладила меня. Я вернулся в отель и, проходя мимо газетного киоска, заметил, что поступил журнал еженедельных новостей «Чушь». Продавец уже распаковывал пачку.
И там, на первой обложке, красовался Хеллер! Очки, зубищи и прочее! Тот же материал! Теперь уж звон пошел на всю страну! Поверьте, той ночью я спал прескверно!
Утром я узнал, что материал перекочевал на страницы окружных газет, а городские поставили его на первую полосу! И все они называли Хеллера Вундеркиндом! Боги! Мэдисон вызвал сенсацию! Я позвонил ему. Мать сообщила, что его нет. Убийственно мрачным голосом я сказал, что лучше бы ему быть дома.
— А, это мистер Смит? — сказала она. — Он хочет, чтобы вы прибыли по адресу Месс-стрит, сорок два, чердачный этаж!
Я убедился, что мой кольт «кобра» заряжен. Неудивительно, что людям хотелось пристрелить Мэдисона! Он некомпетентен! А теперь, должно быть, прячется!
Такси быстро доставило меня в деловую часть города, в его индустриальную западную часть. Стиснув зубы, я шел по узкой улице, пока не наткнулся на припаркованный «Экскалибур» — тот самый! С хромированными выхлопными трубами, начищенными до блеска! В нем сидел человек с рукой на перевязи. Это был Джэмбо! Тот, что напал на Хеллера с камерой!
— Ты Смит? — осведомился он, держа в здоровой руке обрез «леопард».
Мне такой поворот событий показался странным. Я скользнул в сторону, готовый выхватить пистолет, соображая, потянет ли моя «кобра» против его «леопарда».
— Эй, Смит! — окликнул голос сверху. Из срезанного в фабрично-заводском стиле окна наружу высовывался Мэдисон.
— Тебя ждут, — кивнул на окно Джэмбо.
Поднявшись по нескольким грязным пролетам, я оказался на громадном чердаке, до отказа забитом людьми, пишущими машинками и столами. Машинистки в сдвинутых на затылок шляпках, с торчащими изо рта сигаретами стучали на машинках. Другие носились туда-сюда, некоторые с почтовыми мешками — запломбированными и готовыми к отправке. У одной из стен трещали телетайпы. Забот полон рот!
Мэдисон стоял прямо у двери в офис. Я прошел через этот кавардак, задыхаясь от дыма марихуаны, а еще больше — от ярости. Он был оживлен, глаза горели.
— Как вам здесь нравится? Это все, что я мог найти в кратчайший срок!
— Ты создаешь ему известность! — крикнул я Мэдисону.
— Ну да, конечно! — Он выглядел слегка озадаченным. — В кавычках: Мэдисон всегда исполняет свой долг. Подзаголовок: известный эксперт по общественным связям... — Он замолчал, не договорив. Затем сказал: — Вы, кажется, все еще сердитесь!
— Конечно, сержусь! — выкрикнул я ему в лицо.
— Мама говорила, что утром вы звонили и говорили как-то раздраженно. Поэтому я решил, что лучше вам все показать. Вон те парни — это тридцать самых ярких безработных репортеров, которых можно было сыскать без лишних проволочек. Они пишут и рассылают выпуски новостей о Вундеркинде во все газеты земного шара. Я завоевал доверие Уистера. Я обеспечиваю широкое освещение его деятельности с полной достоверностью. И вы не одобряете?
— Ты знаешь, для чего на самом деле тебя наняли, — проговорил я, скрипя зубами.
Он нахмурился, сел в плетеное кресло, затем сказал:
— Понимаю, мистер Смит. Я исправлюсь. Завтра вы в этом убедитесь!
Я ушел, довольный тем, что он сразу ухватил суть дела.
Этот (...) сделает из Хеллера народного героя, если его дурацкой кампании не положить конец! Что угодно, но Хеллер, купающийся в лучах славы, нам не был нужен совсем!
В отеле «Бентли Бакс» утреннюю газету всегда приносили на подносе с завтраком — возможно, хотели отвлечь внимание от того факта, что двухдолларовую унцию апельсинового сока нацеживали вам из жестянки. У меня развивалось заболевание, называемое психиатрами синдромом газетной тревоги, обычное в наши времена на Земле, которым объясняется большинство случаев обращения пациентов за психиатрической помощью. Симптомы таковы: вы пребываете в прекрасном и бодром настроении и вдруг замечаете уголок газеты, скажем, под собачьей миской, и вас начинает трясти; такое состояние овладевает вами только при взгляде на какой-нибудь шрифт.
Как раз это со мной и случилось. Стаканчик сока был уже на полпути к моим губам, когда я увидел газетное сообщение на первой полосе:
«ВУНДЕРКИНД БРОСАЕТ ВЫЗОВ НЕФТЯНЫМ КОМПАНИЯМ
В эксклюзивном интервью газете "Нью-Йорк-блёв" Вундеркинд сегодня сказал: "И чего это Америка, да и весь мир позволяют облапошивать себя нефтяным компаниям?"
Представители "Семи братьев", куда входит признанная старшим членом нефтяная компания "Спрут", отвечали:
"Мы только общественные организации. Стоимость нефти такова, что мы сделали все возможное для ее снижения. Подобные обвинения не редкость"».
Статья на этом не кончалась, но меня затрясло так, что текст расплывался в глазах и я не мог читать. Я бросился в прихожую, сообразил, что не надел банного халата, кинулся назад и надел пальто, а затем позвонил коридорному, чтобы мне в номер принесли по экземпляру всех газет из киоска.
Скрючившись на полу, я быстро их пролистал. Все они напечатали этот материал. С единственной разницей — название газеты в первой строке. Вундеркинд давал интервью «эксклюзивно» сорок раз сорока различным газетам, включая «Портновский еженедельник».
Нужно оставаться спокойным, сказал я себе. Затем я сообразил, что Мэдисон, конечно же, не успел приостановить печатание материала: требуется несколько часов, чтобы набрать для газеты текст, и, вероятно, он не смог.
Интересно, как к этому относится Хеллер? — подумал я и включил следящую установку.
Да, он был у себя. На столе газеты. Вот он надел перчатки и собрался уходить. Но вошел Изя, и Хеллер вернулся к столу.
— Откуда все это поступает в печать? — спросил он.
Эпштейн выглядел очень расстроенным.
— Агент по рекламе сказал бы, что вы вызвали интерес общественности.
— Но я же не давал ни одного подобного интервью! Изя пожал плечами, затем покрутил пальцем у виска:
— Это же газеты.
— Что мне теперь с этим делать?
— Махнуть в Южную Америку, — предложил Изя, вдруг оживившись. — Могу достать вам билет на первый же рейс.
— Э, не так уж это и скверно. Да в сущности, это-то как раз я и пытаюсь сделать. Вот только странно: ко мне не приходил ни один репортер, а я — на тебе — интервью даю.
— Билеты на самолет — дешевка, — продолжал Эпштейн, — по сравнению с тем, во что это может влететь в конечном итоге.
Хеллер снова собрался уходить, и Изя предупредил его еще раз:
— Только постарайтесь, чтобы автогонки и ваше имя никак не связывали с корпорациями!
Я был уверен, что к этому времени Мэдисон уже поставил крест на своей кампании. Утром я побездельничал, а после ленча отправился на прогулку в Центральный парк. В воздухе было прохладно. По пути назад я случайно увидел, как рабочие заменяют рекламу на верху здания — с большущими буквами. Угол ее был уже частично составлен из секций, и эти две буквы ВУ заставили меня похолодеть.
Я оперся о мусорную урну и с ужасом наблюдал, как постепенно возникала огромная надпись:
«ВУНДЕРКИНД ЗАДАЕТ ЖАРУ "СЕМИ БРАТЬЯМ"!»
Надпись сопровождала карикатурное изображение Вундеркинда в очках, с боксерской челюстью и лошадиными зубами. Он был в боксерских перчатках. Одного из «братьев» он только что сбил с ног, остальные трусливо сжались, стремясь избежать ударов. Их окружали лужи нефти.
Рекламная кампания! Осуществляемая с невероятной скоростью! Минуту. На это ушло бы дня два-три. Значит, это с самого начала входило в планы Мэдисона.
Вернувшись к себе, я снова сел за аппаратуру. Хеллер возвращался с трека. Он смотрел на рекламный щит у дороги. Та же карикатура. Он вышел из машины и, будучи Хеллером, залез на перекидной мостик для рабочих, устроенный снизу. Это позволило ему прочесть надпись, сделанную крошечным шрифтом: «Финансируется комитетом "Американцы за дешевое горючее"».
Он спустился вниз и поехал дальше. И один за другим замелькали щиты с той же рекламой! На всем протяжении дороги — через Бруклин и до Манхэттена — он видел эти письмена.
Я застонал. Меня тошнило от этого спектакля! Весь город оклеивают подобной мурой! Обычно повсюду торчали рекламы авиакомпаний, сигарет, иномарок. И все это смели в одночасье, заменив только одним словом: «Вундеркинд!»
Я позвонил Мэдисону, но не мог с ним связаться. Позвонил Гробсу, но оказалось, что он будет только завтра. Но худшее ожидало меня впереди. Решив, что мне следует посмотреть по телевизору какой-нибудь успокоительный триллер, вроде такого, где ФБР спасает Америку, взрывая небоскребы, я включил «ящик».
Интервью со знаменитостью! И кто бы вы думали оказался у них в гостях? Ну конечно же, Вундеркинд! Я сразу же сообразил, что это макет, сооруженный Мэдисоном на треке. Самого «чудо-детку» слышно не было. Двигались его губы, а комментатор изображал его речь. И все о том, что у него есть дешевое горючее, и Америка здорово от этого выиграет, и в будущем ее ждет процветание.
Задающего вопросы снимали отдельно. Полчаса спустя — другой канал, тот же разговор!
Мэдисона опять не оказалось на месте! Весь вечер на любом канале, даже в программе новостей, вы могли быть уверены, что наткнетесь на «чудо-детку» с его продублированными заявлениями.
Я промучился всю ночь. Хуже ничего быть не могло. Мэдисон перешел на сторону противника! Он продал нас с потрохами! Я знал, как ему удается так широко использовать средства массовой информации. Он, вероятно, имеет контакт с назначенными Роксентером банковскими директорами во всех газетах и телевизионных каналах, он отдает им распоряжения, а те передают их далее по цепочке. Мэдисон копал под Роксентера, пользуясь его собственной сетью контроля над прессой! Предатель!
А впереди были дела даже похуже. Утром, желая узнать что-нибудь помимо новостей, я случайно переключился на программу для домохозяек и увидел его, Вундеркинда, живого, во плоти, стоящего перед группой женщин. Он говорил им: какой, мол, стыд, что они глушат чай из экономии, чтобы иметь возможность покупать газ, а в это время существует такое дешевое топливо, что на сэкономленные деньги они могли бы покупать себе меховые шубы. Это вызвало у женщин истерический восторг!
Хеллер лично находился в студии?
Я бросился к экрану следящей аппаратуры.
Хеллер ехал к себе в контору! Он вовсе не разговаривал «в натуре» с домохозяйками!
Я снова взглянул на экран телевизора. Очки, лошадиные зубы, боксерская челюсть...
Я позвонил Мэдисону и застал его у матери.
— Мэдисон! Кажется, я велел тебе исправить свои ошибки! — закричал я.
— Я исправил! — отвечал он. — Я усилил достоверность и добавил двойственность! Понимаю, чем скорее, тем лучше, но, по-моему, мы справляемся. Теперь мы организуем клубы поклонников — от одного побережья до другого.
— О Боже! — вскричал я и, поскольку телевизор еще работал, а Вундеркинд все еще разговаривал с домохозяйками, спросил: — А как вы делаете эту программу с домохозяйками?
— А, это дублер, — ответил он и пустился в объяснения: — Видите ли, создавая паблисити, никогда нельзя быть уверенным в клиенте. Они всегда несут что-нибудь не то, а в нужное время их не бывает дома. Вот почему необходим двойник. Я мог бы достать актера, гораздо больше похожего на Уистера, но в своем пакете инструкций мистер Гробе предупреждает: если я захочу подставить двойника, то им должен быть только этот молодой человек. Он на этом настаивал. У него лошадиные зубы, тяжелая челюсть, и без очков он слеп как летучая мышь. На пластическую операцию, замену зубов и контактные линзы он не соглашался. А мистер Гробе все настаивал, поэтому выбора у меня не было. Пришлось переделать самого Уистера под двойника. Он на экране? По-моему, он очень убедителен! Ну, мне пора. До свидания.
Я еще раз позвонил по этому же телефону, но никто не отвечал.
Да, видимо, не зря его коллеги дали ему прозвище Джей Балаболтер Свихнулсон. Этот малый совсем двинулся на рекламе! Благодаря ему Хеллер будет у всех на языке, да еще под именем Вундеркинд!
Хеллер уже прибыл к себе в контору и разыскал Эпштейна. Тот и сообщил ему новость: у него есть двойник — он сам видел его по телевизору.
— Погодите-ка, — встревожился Хеллер. — Это же самозванство! Мне нужно найти адвоката и прекратить это безобразие!
— У нас нет десяти миллионов долларов, — заметил Изя. — Таков будет его гонорар. К тому же на это уйдут годы. Я достал вам билет на самолет в Бразилию. В верховьях Амазонки есть неизученный район. В компании термитов-солдат, а кроме них там никого, вам будет намного спокойней, хотя едят они все!
— Они еще не сделали ничего плохого, — сказал Хеллер.
Изя внимательно посмотрел на него, затем одернул свой костюм от Армии Спасения. — Я думаю, вы еще убедитесь, мистер Джет, что в этом мире не стоит поднимать голову. Это смертельно опасно.
— Что же тогда я должен делать?
— Воспользуйтесь этим билетом на самолет, да побыстрей!
Хеллер отказался от этого предложения и поехал на трек.
Но у меня был совсем иной взгляд на эти вещи. Мэдисон подложил мне свинью. Он творит из Хеллера народного героя, даже с клубами поклонников! И с этой целью пользуется властью Роксентера. Я позвонил Гробсу. Но он тут же меня предупредил:
— Не говорите об этом со мной по телефону. Встретимся в закусочной у Голдстайна на углу Пятидесятой улицы и Восьмой авеню ровно в двенадцать.
Сразу было видно, что он учуял неладное. Тайное свидание!
В двенадцать, в убийственно скверном настроении, я, работая локтями, прокладывал себе путь к замызганному столику в глубине закусочной Голдстайна. Несмотря на множество народа, он, похоже, был зарезервирован. Только я уселся, как через несколько секунд увидел пробирающегося ко мне Гробса. В руке он держал толстенную книгу. Вид у него был, как у человека, который, возможно бы, и улыбнулся, если бы вообще был на это способен.
Он положил книгу рядом на стул и заказал непременные хот-доги.
— Терпеть не могу этой гадости, — проворчал он. — На помните мне, чтобы я не позабыл на этот раз сдобрить их углекислой содой.
По причине сильного расстройства я не был расположен много говорить и съел свой бутерброд в унылом молчании. Гробе же съел три и взял книгу.
— Это вам от Мэдисона. Хорошо, что он не знает вашего адреса или настоящего имени. Жаловался на ваш сердитый тон. А в чем была причина?
Я взглянул на него в изумлении.
Он раскрыл книгу. В ней были вырезки из газет и аннотации телепередач. Он почти улыбался, пролистывая ряд интервью с Вундеркиндом.
— Он делает из него героя! — возмутился я. — И пользуется властью Роксентера, чтобы заставить прессу служить себе!
— Совершенно верно, — согласился Гробе. — Совершенно верно. Вот — купил, когда шел сюда. — Он бросил на стол свежий номер «Дряни». На первой странице была помещена фотография Хеллера, стоящего возле «кадиллака», Хеллера в очках, с лошадиными зубами и мощной челюстью. Подпись гласила: «Американский юноша на марше, страница 5-я». И страница 5-я открывалась фоторассказом о скромном коттедже, где родился Вундеркинд, далее следовали фотографии первых учителей, отца с матерью, первого гоночного автомобиля «купер-мартин», переделанного им в возрасте пяти лет.
Отношение адвоката ко всему этому показалось мне странным.
— Мне нужно было повидаться с вами, прежде чем вы расстроите Мэдисона, — сказал он. — Он очень чувствительный, прямо примадонна. По-настоящему предан своему искусству. Так что не сердитесь на него, Инксвитч. По-моему, он просто творит чудеса!
Я так растерялся, что даже оплатил счет.
В отеле я завалился в постель, просматривая программы телевидения. В заставке дали фото фальшивого Хеллера и редакционный комментатор студии возносил ему хвалы: «Этот молодой человек, столп американского юношества, намерен революционизировать нашу культуру? Наш канал всегда придерживался мнения, что надо предоставить американской молодежи право свободно распоряжаться своими мозгами, и сегодня мудрость этой политики доказала свою правоту появлением на мировой сцене Уистера...» Я выключил телевизор.
Ничего лучшего я не ждал — и правильно делал.
Утренняя газета на первой странице опубликовала фотографию сцены, когда у Хеллера лопается шина. В заголовке вопрошалось: «Планировалась ли "Семью братьями" смерть Вундеркинда?» Я заинтересовался: действительно ли Хеллер погиб, как подразумевалось в заголовке? Никакого реального подтверждения не было!
В утренних телевизионных новостях показали весь эпизод с заносом автомобиля и дымом. А затем в кадре появился полицейский из Лонг-Айленда с куском резины в руке. Он сказал: «Судебная экспертиза только что установила, что в этой шине не хватало давления. Члены бригады ремонтно-заправочного пункта, арендуемого Вундеркиндом, взяты под стражу и находятся под следствием».
Чушь! У него же не было никакой бригады РЗП!
Оказывается, была. Прикрывая лица куртками, они вылезали из полицейского фургона.
А дальше хуже. В послеполуденных новостях показали толпу людей, жестикулирующих поднятыми вверх кулаками перед зданием нефтяной компании «Арабиан-Манхэттен». Они протестовали против попытки компании разделаться с Вундеркиндом.
Неужели Гробсу это все нравилось? Нет, место им всем в психушке! Я погрузился в бездну отчаяния. А может, и всю эту планету стоило бы упечь в сумасшедший дом?!
Время от времени мне хотелось, чтобы рядом была Ютанк. Мне не хватало кого-нибудь, кто мог бы мне посочувствовать. Но о ней мне напоминали лишь горы свертков, доставляемых в номер, с этикетками Лорда и Тейлора, Сакса или Тиффани. Я, наверное, не удивился бы, если бы сюда доставили небоскреб, аккуратно упакованный в коробку: она просто скупала весь город. Но должен признаться, что, когда мне изредка случалось мельком увидеть ее, в своих западных одеяниях она выглядела шикарной модницей. Однажды она выходила из лимузина и была похожа на живую серебряную статую — в одежде и туфлях с металлическим отливом. Она даже не поздоровалась — просто передала мне редкую картину, приобретенную на аукционе, и была такова. Может, она приняла меня за коридорного отеля?
Я страдал от одиночества в этом дико жестоком мире. Пронюхай Ломбар о славе и грядущем успехе Хеллера, мне несдобровать! Разумеется, была тут и положительная сторона: если это дойдет до Тарса Роука, Великий Совет так обрадуется, что вовсе забудет о предусмотренном на крайний случай вторжении, и меня не прикончат вместе со всеми остальными землянами. Так что все зависело от того, с какой стороны на это дело посмотришь.
Но тут случилось нечто такое, что совсем сбило меня с толку.
Хеллер находился на треке в Сприпорте. Карбюратор на своем «кадиллаке» он еще не установил и все еще пользовался бензином, правда, высококачественным. Трек усиленно охранялся, и через ворота никто не мог проникнуть, даже репортеры, за исключением, конечно, субботних вечеров, когда устраивались гонки.
Поэтому понятен мой интерес, когда я заметил человека, направлявшегося к РЗП номер тринадцать, — ведь обычно там было безлюдно. Это был толстяк, одетый довольно небрежно и с сигарой в пожелтевших от никотина зубах.
На треке Хеллер носил совершенно закрытый шлем с козырьком из темного пластика — возможно, маскировался. Впрочем, это можно было понять: сделав несколько кругов по треку, он то и дело вылезал и проверял свои шины.
— Вы Уистер? — осведомился незнакомец. Ответа он не получил, но протянул пухлую ладонь для рукопожатия. — Я Стэмпи. Владелец этого стадиона.
— Приятно познакомиться, — сказал Хеллер, пожимая ему руку.
— Я пришел сообщить вам, что трек закрыт. Сезон прошел. Зрелищные предприятия переезжают на юг.
— Жаль, — сказал Хеллер. — Я надеялся провести на нем испытания на долговечность. На усталость — так, кажется, у вас это называется. Просто ради собственного любопытства.
— Ах, Боже мой, вы меня неправильно поняли, Уистер! Для вас он не закрывается. Но я не об этом. Мне недавно звонил президент ассоциации. Ему кто-то подал идею провести еще одни гонки. А вы что-нибудь планировали?
— Я планировал запереть и опечатать мой капот и провести в пробеге сотню часов без остановки на дозаправку. Просто гонять и гонять круг за кругом.
— Ого! Новое горючее!
— Не совсем горючее. Карбюратор.
— Карбюратор, горючее — какая разница? Соревнования на выносливость, так что ли? Что ж, Уистер, вы здорово взбаламутили всю прессу, и президент ассоциации сказал, что, если вы согласны, мы могли бы устроить настоящий спортивный праздник — с билетами, освещением по телевидению, ну, вы знаете. Могли бы заработать на этом миллион баксов. Сети вещания обеспечат нам хороший кассовый сбор. Могли бы состряпать хорошенький приз для вас — скажем, четверть миллиона, а? Если вы побьете все рекорды.
— Да что тут особенно увлекательного? Машина гоняет круг за кругом — и все дела.
— О, к вам присоединятся и другие производители или владельцы машин. Кое-кого пригласим поучаствовать. Получится нечто вроде состязания. Беспокоит только вот что: через пару недель этот трек покроется льдом. А я замечаю, что вас беспокоят ваши шины.
— Ну, если меня не дисквалифицируют за остановку и смену шин, лед — не такая уж серьезная проблема. Нужно будет проявлять осторожность, только и всего.
— Значит, лед вас вовсе не беспокоит?
— Не особенно. Ненамного больше, чем сырость.
— Тогда порядок. Я позвоню ему, и мы организуем что-то вроде внесезонных специальных соревнований. Выиграете — кубок и четверть миллиона ваши. По рукам?
Они обменялись рукопожатием.
По мне же прокатилась волна облегчения. Этот карбюратор! Я как раз вспомнил. Поломка будет подстроена! Через семь часов он выйдет из строя! Хеллер проиграет!
Я подскочил от радости. Ну и голова этот Ломбар! Ну и голова! Все предвидел с самого начала! Я кинулся к телефону. Пятнадцать минут он был занят, но наконец я дозвонился до Мэдисона.
— Он согласился участвовать в автогонках! — прокричал я.
— Я знаю, — сказал Мэдисон. — Пришлось повыкручивать кое-кому руки и пригрозить президенту ассоциации, что его трек исключат из объединения зрелищных мероприятий, но все вышло, как и предполагалось. Обычно это срабатывает.
— Но ты не знаешь, в чем состоит хорошая сторона этого дела! Его карбюратор — объект диверсии! Через семь часов работы он сломается! Хеллер обязательно проиграет!
— Так что же? — спросил Мэдисон.
— Он непременно потерпит аварию! Гонки ему ни за что не выиграть!
— Мистер Смит, прошу извинить, что так поспешно должен прервать разговор, но у меня очень срочные дела. Мы убедили губернатора Мичигана стать президентом международных клубов поклонников Вундеркинда, и он сейчас на другом проводе. Но когда у вас для меня появится важная информация, звоните непременно. А сейчас, уж извините, до свидания.
Я сидел, ничего не понимая. Его моя информация совсем не заинтересовала! Если он и впрямь продавал нас, то заинтересовался бы. Если нет, все равно заинтересовался бы. Разобраться в этом было невозможно. Я попытался найти по телевизору кинофильм, а наткнулся на дублера, присутствовавшего в качестве почетного гостя на кукольном шоу для детей. На другом канале дублер, в записи, сравнивался известным психологом с Эйнштейном — он, видите ли, изучил неровности его черепа.
Чувствуя себя раздраженным, я решил спуститься вниз на лифте. Лишь бы только выбраться отсюда. Окружили! Лифтер носил значок «Помощник Вундеркинда».
На прилавке продавца газет стояла большущая кукла, изображающая Вундеркинда!
Все это дело вышло из-под контроля. Я себе совершенно не представлял, что теперь произойдет.
Газеты моментально откликнулись на это заявление своими заголовками!
Два дня спустя, когда шумиха отступила на третью страницу, внезапно появились новые кричащие заголовки, привлекшие мое мрачное внимание:
«ВУНДЕРКИНД БРОСАЕТ ВЫЗОВ АВТОГОНЩИКАМ ВСЕГО МИРА
Со всей уверенностью, на которую только способен этот прекрасный американский юноша, средоточие лучших черт нашей молодежи, он заявил: "Я могу побить их!"
Затем этот скромник добавил: "Я лучше любого из этих молодчиков"».
И так без конца, газета за газетой.
На следующий день на радио и телевидении стали появляться спортивные рекламы: автогонки состоятся через две недели на гоночном треке Сприпорта при спонсорстве Американской автомобильной ассоциации и Ассоциации международных автогонок.
Еще через пару дней стала появляться воздушная реклама. В программах пошли интервью с экспертами международного класса по автогонкам. Пресса изобиловала высокоучеными прогнозами.
Двумя днями позже, из-за того, что билеты распродавались недостаточно живо, гонки стали рекламировать как «дерби на уничтожение в сочетании с испытанием на выносливость».
Термин «дерби на уничтожение» был мне незнаком. Однако очень скоро я выяснил, что это такое: машины на треке сталкиваются и таранят друг друга до тех пор, пока не останется лишь одна, способная двигаться собственным ходом.
У меня немного отлегло от сердца. Но когда все дикторы новостей заладили, что это будет настоящее испытание выдержки гонщика, я снова насторожился: с этим у Хеллера было все в порядке.
Реклама гонок продолжалась. Но шла реклама и другого рода. Иллюстрированное издание «Хай» предложило приз в 100 000 долларов тому, кто раскроет загадку нового горючего. Вышла новая компьютерная игра под названием «Вундеркинд», сразу же появившаяся в продаже во всех аптеках-закусочных. Выигравший начинал носить очки. Вундеркинд-дублер скромно отказался от приглашения на завтрак в Белый дом, сказав: «Я слишком занят, чтобы тратить время понапрасну».
Не обращая внимания на весь этот рекламный ураган, Хеллер продолжал работать. Он поставил два бака по обе стороны школьной игрушки — один для кислорода, другой для водорода. Он сделал регулируемые отверстия для подачи газа, рычаг для дозированной подачи горючего. Очевидно, он хотел использовать кусок асфальта. На старом блоке двигателя он поместил манжету, после чего запустил мотор и целый час не давал ему передышки. Работал тот, похоже, прекрасно. Итак, карбюратору, над которым учинено вредительство, осталось работать на час меньше до выхода из строя. Затем Хеллер перенес мотор в «кадиллак», заставив его там работать еще полчаса. Еще на полчаса меньше. Оставалось пять с половиной. Хеллер явно не знал, что имеет дело с неисправным блоком, — это была единственная моя надежда.
Сняв с машины все стекла, Хеллер приварил к днищу и крыше пару временных защитных металлических дуг на случай опрокидывания. Выглядел он таким спокойным, таким простым работягой за своим обычным делом, что я начал мандражировать, мучаясь подозрением: уж не знает ли он чего такого, что мне неизвестно? Обмозговав эту мысль, я подумал: может, Мэдисон что-то знает, а я нет?
Я отправился по адресу Месс-стрит, 42 и попал в такую толчею, что меня чуть не растоптали. Мэдисон метался, отдавая распоряжения сразу трем разным подчиненным, а когда садился за стол, разговаривал сразу по трем телефонам. По уши в делах! Даже не взглянул в мою сторону, когда я крикнул ему.
В тот же день я зашел в контору Гробса. Он был в отменно хорошем настроении и так не походил на адвоката с Уоллстрит, что я подумал: а не хватанул ли он спиртного? Гробе это отрицал — просто он уже целых две ночи не воюет со своей женой.
— А другое дело вас не беспокоит? — спросил я.
— Мисс «Вселенная»? Ни черта подобного. Стоит ей появиться, как она тут же подзалетает. Хозяин всякий раз думает, что от него, а это, конечно, невозможно, но гоняет ее в клинику на аборт, иногда даже когда она не беременна. На сей раз отличился лифтер. Нет, это меня не беспокоит.
— Да не об этом речь! — вскричал я. — То, другое дело!
— Никакого сопротивления, Инксвитч. Я настойчиво рекомендовал ему отделаться от мисс Агнес раз и навсегда, и он купил ей яхту за полмиллиона — красавицу! И кто знает, может, она продаст свою виллу в Хейритауне да отправится путешествовать, и больше мне не придется видеть этой заразы. Так что о ней я могу пока не волноваться. Сегодня у меня беззаботный денек. Это редкость. Почаще бы им появляться на адвокатском календаре.
— А что Мэдисон? — зловеще спросил я.
Он совершенно натурально расхохотался. Ей-Богу! Возможно, первый и последний раз в своей жизни, но расхохотался — этаким сухим и отрывистым «ха-ха-ха».
— Инксвитч, — сказал он, — когда бы вы съели на Мэдисоне столько хот-догов, сколько я, это беспокоило бы вас в последнюю очередь. Не имею ни малейшего представления, что у него сейчас на уме, но могу поручиться, что прозвище Балаболтер Свихнулсон он заработал не даром. Итак, чем могу быть вам полезен?
Я быстро смекнул, что связался с портачами, «сапожниками». Что, если все это накроется? Что, если Хеллер все-таки победит? Он станет самой большой знаменитостью на планете! Конец тогда и Роксентеру, и Ломбару, и неважно, знают они друг друга или нет!
— Вы можете дать мне адрес Фаустино Наркотичи? — спросил я.
— Пожалуйста. — Гробе быстро записал его адрес и номер телефона. — Все это можно найти и в телефонной книге для внутреннего пользования — компания «Семейное консультирование — полный контроль».
Он бросил мне карточку.
Я оставил его наслаждаться счастливым днем, а сам поспешил к великолепному новенькому высотному зданию в Бауэри. Сплошное черное стекло и хром. Я подумал даже, что меня не туда занесло, и задержался в такси, сомневаясь, вылезать или нет.
— Точно, это то самое здание, где кантуется Наркотичи со своими людьми, — подтвердил таксист, несколько обиженный тем, что подвергают сомнению его знание Манхэттена. — Разве не видно — вон там! Суд США и Главное полицейское управление. А там, выше по улице здание администрации. Когда-то тут были трущобы, но теперь это серьезное местечко. С вас пятерка сверху за услуги гида.
Великолепная надпись «Компания "Полный контроль"» располагалась веером над великолепной аркой. В вестибюле стены были расписаны американскими флагами, изображавшими историю Америки от Бетси Ти, спокойно шьющей первый флаг и держащей в улыбающемся рту сигарету с марихуаной, и далее звезда за звездой, отождествляющиеся с соответствующим наркотиком того или иного штата, и очаровательные маленькие фрески этих событий. Росписи оканчивались на пятьдесят четвертой звезде. Я продрался сквозь группу детей, прогуливавшихся по вестибюлю с гидом.
В справочном столе я сказал, что мне нужно видеть Фаустино Наркотичи, Петлю, и ко мне сразу же вышла очаровательная сицилийка и лично ввела в кабинку, принимаемую мною за лифт до тех пор, пока не закрылись скользящие дверцы. Оставшись со мной наедине, она нажала на кнопку панели, отчего пол подо мной внезапно разверзся, и я по желобу соскользнул вниз — стремительно, как ракета!
Когда я снова оказался на ногах, держась на них не очень устойчиво, в лицо мне уставилось довольно крупное дуло семизарядного автоматического пистолета «бернаделли» восьмидесятой модели тридцать восьмого калибра. Над ним застыло очень худое сицилийское лицо. Сзади кто-то выхватил из кобуры у меня под мышкой мой кольт «кобра» и уперся его стволом мне в позвоночник. Прибежал еще один сицилиец и вытащил у меня из карманов бумажник и удостоверение личности.
— О, (...), — разочарованно выругался он. — Это всего лишь фэбээровец.
— Тупой он, что ли (...)? — сказал сицилиец с «бернаделли». — Идет под детектор металла со своей пушкой! — Он махнул остальным, чтобы отошли. — Ты салага или как? Мог бы нарваться на пулю! Видел раздевалку? Там сдают (...) оружие.
Мне вернули мой документ и бумажник, предварительно изъяв из него четыреста долларов, которые в нем лежали, — плата за беспокойство.
— Ну, говори, что тебе нужно, — сказал сицилиец с пистолетом. — До полусмерти напугал Анжелику. Никакого приличия. Время приема фэбээровцев закончилось! В два часа. Захотел встретиться с кем-нибудь из администраторов — пожалуйста, до двух часов. Салага, — бросил он двум другим.
— Мне нужно видеть мистера Наркотичи, — вежливо сказал я. — Я уверен, что его вы не относите к «администраторам».
— Черта с два (...)! Он босс боссов, и ты это не забывай. Зачем он тебе нужен?
— Меня послал мистер Гробе, — объяснил я.
Он обратился к компьютеру, тот продемонстрировал пустой дисплей.
— Ох, (...), — проговорил тот, кто взял мой пистолет. — А пушка ничего, совсем новенькая. — Он возвратил его мне.
Тот, кто взял четыреста долларов, теперь протягивал их мне назад.
— Извиняюсь, что назвал вас салагой, — сказал сицилиец с «бернаделли», нервно пряча его в кобуру. Он подошел к красному телефону внутренней связи, снял трубку и сказал: — Передайте мистеру Наркотичи, что у нас тут посыльный от Гробса — под видом федерального агента.
Они подвели меня к другому лифту, и вскоре он уже мчал меня вверх. Молодой человек, словно сошедший с рекламы модной одежды, встречал меня у дверей лифта. Он учтиво сопровождал меня по большому банкетному залу, украшенному корзинами с деньгами и держащими их обнаженными брюнетками. Вот, значит, где государственные чиновники Нью-Йорка каждую субботу вечером получают свою зарплату! Проводник мягко протолкнул меня в большую дверь.
Огромный кабинет. На стенах — виды Сицилии. Теплый солнечный свет — искусственный. В тени купола сидит расплывшийся человек, пальцы унизаны перстнями.
Он встал и поклонился. Очевидно, это и был Фаустино. Из-за заплывших жиром щек глаз его почти не было видно.
— Как поживает мой дорогой друг мистер Гробе? — спросил он.
— Очень даже хорошо, — отвечал я. — А сегодня особенно.
— Значит, кругом, должно быть, много трупов, — резюмировал Фаустино. — Я что — всего лишь мелкий гастролер. Вот Гробе — тот заправляет целыми странами! Целыми народами! Присаживайтесь. Хотите сигару?
Присесть было негде, но с его стороны было очень мило предложить мне сесть. Пройдя через все итальянские прелиминарии, я перешел на итальянский, чтобы он чувствовал себя поуютней, и изложил свою просьбу:
— Мне нужна всего лишь пара снайперов. Только на один день.
— На какое число?
Я назвал дату.
— О, не знаю, — заколебался он. — В этот день у меня все забито. Но вам не стоило приходить ко мне лично. Достаточно было позвонить в отдел кадров на пятидесятом этаже.
— Я думаю, мистеру Гробсу понадобилось, чтобы кто-то лично убедился в состоянии вашего здоровья, — сказал я. — Он заметил, что в последнее время вы обращались с ним как-то уж очень беззаботно.
Он побледнел, как мне показалось, и что-то поспешно нацарапал на карточке, а когда я уходил, был полон нескрываемой радости. В отделе кадров очаровательный молодой человек выслушал мою просьбу и сказал с культурным акцентом:
— Забито. Это ведь день автогонок в Сприпорте? Ну да, верно. Сожалею, но я не...
Я подал ему карточку с каракулями Фаустино. Он тут же забарабанил по клавишам персональных компьютеров, словно хотел наделать в них дырок. Расстроенный вконец, он признался:
— Никак не могу дать вам двух профессионалов-убийц в этот день!
— Я же прошу только снайперов, — сказал я. — Обыкновенных снайперов, метких стрелков.
Снова он взялся за долбежку компьютеров, и на сей раз ему повезло: двое таких нашлось. Я сообщил ему, куда и каким образом они должны явиться на работу, поскольку уже все обдумал заранее, и он заверил меня: люди будут на месте.
Я вернулся в вестибюль, остановился у справочного стола и сказал довольно красивой девушке:
— Я прошу прощения, Анжелика. Пугать вас не входило в мои планы. — Это было не в моем стиле, но здесь мне нужны были хорошие отношения.
— Извините меня, сэр, — сказала она, — но прошу вас, проваливайте к черту из вестибюля. Вы снова действуете на детекторы оружия!
Я ушел. Получив напоминание о пистолете и будучи специалистом аппаратной выучки, осторожным по натуре, я вошел в факсимильную копию бара Бауэри старых времен, который держали здесь из-за туристов, надо полагать. В кабинке туалета я проверил свой кольт, и, конечно же, эта сволочь за моей спиной засунула запал в ствол, прямо до самого цилиндра. Я осторожно извлек его оттуда и выбросил в плевательницу. Уже тогда я знал, что нельзя слишком уж доверять мафии, даже если у нее под контролем большая часть страны. Если бы я попытался убить Фаустино, мне бы оторвало руку. Нечестно играют ребята.
Но я сделал то, ради чего приходил.
Если Хеллер станет выигрывать гонку, он будет делать это на крыльях смерти!
Даже если откажет карбюратор, это уже не будет решающим фактором. Я собирался поставить двух снайперов, которые из винтовок с глушителями станут расстреливать шины хеллеровского автомобиля одну за другой, пока не останется одна! При условии, что к тому времени он уже не очутится в больнице.
Будь уверен в своих результатах, говаривали мои учителя.
Что Мэдисон, что Гробе — оба могут быть чокнутыми, но я еще свои мозги не растерял.
Мысль о том, что вся эта рекламная шумиха обеспечивает Хеллеру успех, терзала мне душу. Несомый самолетом огромный транспарант сообщал всем, что до субботних автогонок с участием Вундеркинда осталось всего десять дней.
Эта сволочь не дождется победы. Я об этом позаботился — и основательно!
Словно за приговоренным в камере, наблюдал я за ним, когда он посетил Малышку Корлеоне в последнее воскресенье перед гоночной субботой, чтобы присутствовать на вечеринке в честь дня ее рождения.
Меня обозлило то, что он как ни в чем не бывало идет на день рождения, хотя ему более пристало бы грызть от беспокойства ногти, сидя печально дома и размышляя о грядущей судьбе. Но, так или иначе, он был там — блестящий флотский офицер, вежливый, с изысканными манерами — на скромном празднестве у Малышки в ее частном жилище в Байонне. Вероятно, она устроила вечеринку там, чтобы не особенно афишировать факт своего постарения на год. Всего лишь горстка ближайших друзей и членов семьи.
Перед этим Хеллер сопровождал их на обедню — вероятно, придерживаясь правила, что на чужой планете и боги ее должны входить в круг твоих знакомых. Но я заметил, что молился он не на латыни, а по-волтариански. Приходилось только надеяться, что боги Земли в своих нишах не говорят по-волтариански и помощи от них он не добьется.
Вечеринка прошла достаточно спокойно. Маленькая музыкальная группа: скрипка, мандолина и аккордеон — тихонько играла в углу гостиной. Малышка в белом одеянии сидела в большом кресле, и слуги подносили ей присланные подарки. В основном это были конверты с деньгами.
Хеллер с большим бокалом пунша находился в стороне, разговаривая то с тем, то с этим. На нем был, кажется, синий костюм, возможно, из шелка, манжеты скреплялись большими запонками в виде синих шестиконечных звезд с бриллиантом посередине. Знак его флотского ранга! Ага, голубчик, нарушение Кодекса! Я сделал заметку на память.
Малышка ничем не занималась — просто непринужденно болтала с женами гостей. Вдруг Хеллер подал сигнал в прихожую, и Джованни внес большой плоский сверток. Хеллер подошел к Малышке.
— Миссис Корлеоне, — сказал он с чинным поклоном. — Я бы хотел преподнести вам небольшой, но дорогой для памяти подарок. — Он грациозным жестом указал на сверток и произнес: — С днем рождения вас, прекрасная леди!
Не знаю, как это у него получается, но, когда он говорит, люди внимают ему, и с радостью. Малышка просияла, изогнулась и приняла подарок из рук Джованни. Сорвав с него обертку, она от удивления округлила глаза и протянула: «Ууууу-уууууу!» Потом подпрыгнула, демонстрируя подарок гостям, и крикнула: «Смотрите! Смотрите все!»
Это была картина, написанная с фотографии Джо Корлеоне, обнаруженной Хеллером в Коннектикуте! Молодой и энергичный Святоша Джо! Хеллер вставил картину в золотую раму в форме сердца с львиной головой в верхней выемке. Я вдруг осознал, что «Корлеоне» — не только город в Сицилии; это слово также означало «сердце льва».
Подарок привел Малышку в восторг! Она кружилась в вальсе по гостиной, показывая его всем и спрашивая: разве он не похож? Хотя таким он был за десятки лет до встречи с нею. Посмотрите на это выражение лица! Настоящий строитель империи! Даже его «томми» как настоящий! Милый Джо!
Музыканты уловили настроение и заиграли «Марш льва», фамильный гимн, ритмически сопровождаемый пулеметными очередями.
Какая сенсация! Этот (...) Хеллер всегда создавал подобные сенсации! Явился — и устроил Малышке настоящий день рождения! Ну ладно, скоро ему крышка.
Гости долго не утихали. А затем Хеллер собрался уходить. Прощаясь, Малышка вдруг очень посерьезнела.
— Джером, ты смотри, будь очень осторожным в этих гонках. Езжай медленно и без всякого риска. — Она чуть приза думалась. — Во всей этой рекламе мне кое-что непонятно. На фотографиях ты какой-то другой. Успокойся, это разумеется, не твоя вина. У многих звезд театральной сцены та же самая проблема: они не фотогеничны. Так что, думаю, Джером, тут-то собака и зарыта. Тебе просто надо примириться с тем, что ты не фотогеничен, и все. Ты не должен носить эти ужасные очки, в которых тебя показывают. Просто бери и отворачивайся от камеры. Я была звездой и имею право давать такие советы. Не в глазах дело — камера что-то мухлюет с твоими зубами. Может, им следует применить линзы с мягким фокусом. А может, света совсем не нужно. Но Бог с ней, с фотогеничностью, Джером, все равно наше семейство будет ставить на тебя.
— Нет-нет, не надо! — быстро проговорил Хеллер.
Малышка удивленно взглянула на него:
— Но, Джером, мы держим под контролем почти весь игорный бизнес в Нью-Йорке и Нью-Джерси, за исключением тех слюнтяев в Атлантик-Сити. Мы ведем запись заключаемых пари с самого дня объявления гонок.
— Ведите, если вам хочется, — сказал Хеллер, — только не позволяйте ни одному члену семьи делать на меня ставку.
Малышка посмотрела на него с великим изумлением.
— Ты что-то знаешь, — высказала она догадку.
— Миссис Корлеоне, пожалуйста, обещайте.
Она все продолжала удивленно смотреть на него, ничего не понимая. И вскоре он распрощался и ушел.
Меня это встревожило. Хеллер что-то заподозрил. Не догадался ли он, что я нанял снайперов? Ох, лучше уж все перепроверить, а то, глядишь, и ответит он тебе той же самой монетой. С этим парнем ухо нужно держать востро!
Примерно в одиннадцать Бац-Бац, видимо, уже покончив на этот день с занятиями по КПОЗ, заехал за ним в старом такси, и они умчались в Сприпорт.
Гаражи и мастерские, которыми пользовался Хеллер, располагались на отшибе, за пределами Сприпорта. Это было возвышенное место у берега. Далее простиралась зона отдыха и пляжи. Разумеется, в это время года вся территория пустовала. Другие гоночные команды перебрались на юг, на более теплые стадионы. В воздухе носились тучи песка вперемешку с сухой листвой. Было довольно холодно, особенно при ветре с моря.
У гаражей и мастерских двери были металлические, открывавшиеся вверх с помощью противовеса, с единственным крошечным оконцем.
Грузовик с автоприцепом хранился разобранным на две половины: кабина с большим дизелем — в одном гараже, автоприцеп — в соседнем. «Кади» стоял на автоприцепе.
Хеллер отпер и поднял противовесом дверь большого гаража, где хранился прицеп. Он вошел и двинул кулаком по шине.
— Не изготовляют они шин, Бац-Бац, вот и вся песня.
У Бац-Баца воротник военной шинели стоял торчком, закрывая уши.
— Да нет же. Ты еще не нарывался на настоящую аварию.
— Да уже нарвался. Раз занесло, и бах! Прощай, шина. Если при каждом крутом заносе я буду терять шину, мне не выиграть гонки даже с кошкой, у которой связаны лапы.
— И из-за этого ты боишься, что не выиграешь?
— Конечно. — Хеллер ударил по другой шине. — Они коробятся при боковых заносах. Это все, чем я могу объяснить свою аварию.
Я вдруг понял, в чем дело. Ну и гусь этот Мэдисон! Он же в тот первый день поставил где-то снайпера — хотел снять Хелле-ра, терпящего аварию! Я знал — так это примерно и было.
Я проверил свою догадку: достал ту пленку, усилил звук, прокрутил. Ну и рев! Визг резины. Ага! Отдаленный треск выстрела! За секунду до того, как лопнула шина. Должно быть, снайпер находился ярдах в трехстах.
Этот чертов Мэдисон может выкинуть такое и на гонках. Сколько же в таком случае будет снайперов помимо моих двух? Или, может, у Мэдисона это и не запланировано? Что тут можно было сказать?
С одной стороны, это утешало: Хеллер. не подозревал, в чем его беда. Но, с другой — это может заставить его искать и найти средство против ненадежности резины. От всех этих мыслей я нервничал невероятно.
Хеллер вышел из гаража и стоял на ветру, глядя на северо-восток, в сторону берега.
— Там фронт холодного воздуха, — сказал он.
— Я знаю, что мне холодно и с фронта, и с тыла, — проворчал Бац-Бац.
— Мне кажется, пойдет снег. — Хеллер смотрел на высокие разреженные облака. — Да, через пару дней. А потом последует еще одно наступление холода — прямо из Арктики. Эти гонки, Бац-Бац, будут проходить на замерзшей трассе. А теперь, Бац-Бац, я скажу вам, что делать. Сегодня же садитесь на самолет и...
— И что? — спросил тот, насторожившись.
— И летите в Гудзонов залив в Канаде. Там купите самую лучшую собачью упряжку, и мы просто возьмем машину на буксир...
— Фу ты, черт. Ну, Джет, целую минуту ты водил меня за нос. — Он расхохотался.
Но Хеллер оставался абсолютно серьезным.
— По-моему, это замечательная идея! Мы цепляем упряжку к машине. Вы стоите на двух задних крыльях с хлыстом в руке и кричите «но!» и «хо!», когда собакам нужно повернуть, а я бегу впереди на снегоступах, чтобы проложить след. И мы поставим иглу у РЗП... Хотя нет. Не думаю, что правилами автогонок разрешается использование пеммикана.
— Что за «пермикам»? — удивился Бац-Бац.
— Это горючее, которым кормят собак.
— Ну, Джет, ты неугомонный. И мертвым, небось, выдумаешь чего-нибудь смешное.
— Дела иногда бывают настолько скверными, что остается только смеяться. Мы влипли. Все из-за этой рекламной шумихи. Отступить я не могу. Но если буду продолжать, я пропал.
— Изя купил тебе билет в Южную Америку.
— Чувствую, что настанет день, и довольно скоро, когда я попрошу вас дать мне пинка за то, что я им не воспользовался. Но это противоречит моему кредо.
Я сразу же насторожился. Еще одно нарушение Кодекса? Я отчетливо вспомнил тот день в отделе кадров Флота и кредо военных инженеров: «Каковы бы ни были шансы, черт с ними. Работа должна быть сделана».
— Пошли, — сказал Хеллер. — Давайте-ка в мастерскую и включим тепло, а не то вы совсем окоченеете. Мне надо кое-что обдумать.
Этого-то как раз я и боялся. Теперь я оказался перед двумя неизвестными: что намерен делать Мэдисон и что намерен делать Хеллер? Знал же я только то, что намерен делать сам: помешать им во что бы то ни стало!
Рекламный паводок продолжал захлестывать публику. И что бы там ни предвещали синоптики, об отмене гонок никто даже не заикнулся. Для меня погода не имела значения. Я уже решил эту проблему. Я взял напрокат маленький фургон с автономным обогревателем сзади. У него были рифленые шины, предназначенные для езды по пересеченной местности. Так что пусть идет снег! Я купил также мощнейший бинокль — пришлось, потому что мои попытки отпилить ножовкой туристический телескоп от наблюдательной площадки форта Трайон были предотвращены какими-то школьниками-малышами, которые не смогли прочесть мое федеральное удостоверение.
Вместе со снегом поступила и новая информация о гонках. В театрализованной рекламе и в интервью со знаменитостями стали поговаривать о «бомберах».
Я не имел никакого представления о том, что такое «бомбер». Телевидение отеля имело систему «телетекст», и, отвергнув несколько дефиниций, я нашел ту, что подходила. «Бомбером» называлась обычная машина, ничем дополнительно не укрепленная, кроме защитных дуг, идущих от днища к крыше. Все стекло с нее снималось. Она таранила другие автомобили, лишая их подвижности. Эти машины передвигались в основном задним ходом, чтобы уберечь свой собственный радиатор и мотор. Применялись они в состязаниях на уничтожение. Победителем среди «бомберов» становился автомобиль, способный еще двигаться самостоятельно.
Теперь возник вопрос: будут ли допущены к участию в гонках одни «бомберы» или стандартные негоночные машины тоже? Комиссия решила его, включив те и другие. Это было разумное решение. Публика линчевала бы членов комиссии, прими они решение, исключающее участие машины Вундеркинда. Строго говоря, она была не «бомбером», а обычной машиной с форсированным двигателем.
Фальшивого Вундеркинда, дублера Хеллера, часто можно было видеть в ток-шоу и в новостях. Он вел себя очень задиристо по отношению к нефтяным компаниям, хвастал своим дешевым горючим и в общем-то строил из себя дурака.
Затем, начиная с той же самой среды и на протяжении всего четверга, стали объявлять и других гонщиков. Это были самые крутые, самые жестокие водители «бомберов», когда-либо появлявшиеся на треках. Объявили восемнадцать стартующих машин, и список их походил на фильм ужасов: «Долбач», «Авария», «Киллер», «Морг», за которыми следовали фамилии водителей, что казалось в порядке вещей. Среди этой толпы убийц «Кувалда» Мелоун, похоже, являлся звездой. Его машина стала надгробным памятником всем убитым им водителям.
В телевизионном ток-шоу «Живая Америка» фальшивый Вундеркинд и «Кувалда» Мелоун столкнулись лбами. Они заорали друг на друга, затем вцепились друг другу в глотки, после чего камеры перевернулись, и конца этому зрелищу видно не было. На следующее утро фиктивного Вундеркинда в его красном костюме автогонщика специально несколько раз показали телезрителям, дабы миллионы его поклонников убедились, что он жив и здоров и Мелоуну и нефтяным компаниям на гонках не поздоровится.
Все это мало касалось Хеллера, и он просто продолжал работать. Мне показалось, что он пользуется своим номером в «Ласковых пальмах» как рабочим кабинетом, но я не мог разобраться в его замыслах: начались постоянные помехи в аппаратуре, так как члены ООН собрались на новую сессию. Хеллер перестал появляться в фойе, и у меня сложилось впечатление, что он залег на дно.
Снег и снова снег. В пятницу еще одна схватка синоптиков. Будет ли ясно или пойдет снег в субботу, в десять часов утра, когда начнутся автогонки? По этому поводу заключались пари. Но по каким поводам они только не заключались! Трудно было понять, в чем же будет состоять победа, и, поскольку многие передрались в попытке решить этот вопрос, комиссия организаторов автогонки объявила в экстренном бюллетене программы, что победившая машина должна оказаться в состоянии двигаться самостоятельно и пройти тысячу кругов. Ни одна машина не могла бы пройти тысячу кругов без четырех или пятикратной дозаправки. Если Вундеркинду это удастся, то именно таким путем он станет победителем автогонки, остальные же машины имеют право на любое количество дозаправок.
Это вызвало протесты, но фиктивный Вундеркинд выдвинул боксерскую челюсть, оскалил торчащие зубы и сказал, что его это вполне устраивает. Он знает, что нефтяные компании постараются повлиять на предстоящую гонку, но он еще держит их удары.
В ту же пятницу вечером президент сделал заявление, в котором проинформировал весь мир, что Америка не может проиграть, пока у нее есть надежная молодежь с таким складом характера, как у Вундеркинда.
После этого заявления, зная, что в субботу на рассвете на дорогах будут заторы, я потихоньку выскользнул из дому и сел в свой фургон. Видеоконтрольный аппарат был со мной, бинокль тоже, я запасся теплой одеждой, а сзади у меня стоял обогреватель. Я уже заранее выбрал местечко для наблюдения. Это был холмик с видом на трек, в трех четвертях мили, с вершины которого трасса просматривалась отлично. Холмик находился во дворе перед домом, но сто долларов обеспечили мне его неприкосновенность как наблюдательного пункта.
Снайперы мои, в белых накидках, расположились гораздо ближе к треку — на крышах зданий, вооруженные винтовками «уэзерби» с телескопическими прицелами и глушителями, стреляющими пулями «акселератор» со скоростью 4080 футов в секунду.
Ощущая полный комфорт, довольный собой и в себе уверенный, я прилег на койку фургона, предварительно установив видеоаппаратуру на сигнал предупреждения в случае, если Хеллер зашевелится.
Прекрасная это будет победа — для меня!
Чтобы избавиться от Джеттеро Хеллера, подлый агент Аппарата Грис объединяет свои усилия с миллиардером Роксентером, тайным правителем Земли. На охоту за героем выходит Уолтер Джей Мэдисон — самый смертоносный пресс-агент Галактики.
{| style="border:none;padding:0.049cm;" |
| style="border:none;padding:0.049cm;" |
и просто читателей, так тепло приветствовавших
мое возвращение в литературу, и вам, критики,
так восторженно встретившие «Поле боя — Земля».
Мне приятно работать для вас!