Спасибо.

Хорошо. Я собираюсь поговорить с вами о Кодексе одитора. И первая минута тридцать секунд этой получасовой лекции будет посвящена Кодексу одитора, а потом примемся за работу.

Уровень два восьмого выпуска шести уровней процессинга имеет дело с проблемами и последствиями, и тут мы сразу же подходим вплотную к реальности теории игр.

Я прочту вам Кодекс одитора:

Когда мы проводим людям в классе 8-К в качестве тренировочного одитинга, мы видим точность контроля, мы видим многое другое. На самом деле мы проходим свободу и барьеры без большого количества целей; мы согласились с одной целью и поняли ее. Эта цель – улучшить свое состояние, выздороветь или что-то в этом роде.

1. Не высказывайте преклиру своих оценок.

Так вот... в «Начать, изменить и остановить» мы наблюдаем другое побуждение, которое является скрытым в 8-К, оно представляет собой просто контроль, и вы не увидите сразу же, почему это напрямую относится к категории игр. Но если вы когда-нибудь попытаетесь играть в игру с человеком, который очень плохо осуществляет контроль, то вы увидите, что контроль – это самая суть того мастерства, которое необходимо, чтобы играть в игры, и что он непосредственно связан с играми.

Но мы не видим игр на уровне один восьмого выпуска шести уровней процессинга, мы видим их на уровне два – « Проблемы и последствия».

Так вот, проблемы и последствия проходятся на уровне два с тем пониманием... с тем пониманием, что над преклиром уже установлен хороший контроль, и на уровне один есть не только НИО, но и много других маленьких процессов. К НИО имеются некоторые сопутствующие процессы, поскольку должна иметься экстраверсия, соответствующая интроверсии, понимаете, а НИО – это интровертирующий процесс, так что нам нужно несколько экстравертирующих процессов, и они у нас имеются на этом уровне.

Но на уровне два мы работаем... мы работаем с играми действительно в сыром виде, мы берем их такими, какие они есть, и работаем с ними, и мы работаем с проблемами и наказаниями.

А наказания, разумеется, являются неотъемлемой частью любой игры. Если кто-то вяжет кружева и выходит за край или что-то в этом роде, он наказывается потерей шести стежков. Я имею в виду, что неважно, в какую часть игры или в какую игру мы вступаем, мы всегда обнаружим, что там тем или иным образом присутствуют какие-то наказания, но в процессинге мы называем их последствиями. И вот здесь, под заголовком «проблемы», мы, разумеется, имеем «намерение – контрнамерение».

Таквот,основнаядефиницияслова«проблема»такова:«постулат–

контрпостулат». Это проблема. Вы говорите: «Я есть».

А другой человек... он говорит: «Тебя нет». И у вас есть проблема. Он говорит: «Собака».Вы говорите: «Рыба». И у вас есть проблема, понимаете?

Машина, по всей видимости, стремится двигаться вверх, тогда как она должна двигаться вниз, и, разумеется, у вас есть проблема: постулат – контрпостулат.

Так вот, мы идем немного дальше, и тут мы сталкиваемся с парой «намерение – контрнамерение». Тут мы привнесли некоторое действие, мы привнесли некоторое количество МЭСТ. Когда мы говорим: «Намерение против намерения», к ситуации добавляется такая штука, как действование. «Они пойдут в эту сторону, а мы пойдем в ту сторону и хлоп». Понимаете? На пути встали два намерения. Товарный поезд идет на юг, пассажирский поезд идет на север по тому же пути, у них разные намерения, и с путей убирают обломки. Вы понимаете, как это происходит?

Бесстрастный и неподвижный предмет сталкивается с невосприимчивой массой, и мы, разумеется, получаем победу, понимаете, но столкновение бесстрастного и неподвижного предмета с невосприимчивой массой будет хорошей, долгой, продолжающейся игрой. Это идеальная проблема, потому что она обладает длительностью, и идея длительности красной нитью проходит через все проблемы.

Я, кстати, мог бы очень многое рассказать вам о проблемах, но, по сути, независимо от того, насколько человек обеспокоен и сколько составляющих, по всей видимости, содержит проблема, она содержит один или более постулатов, противоречащих другому. И если описать это на уровне механики, проблема – это одно или несколько намерений, противоречащих другому намерению... и вы получаете проблему. А когда у вас достаточно много противоречащих друг другу намерений, вы получаете замешательство. И вы получаете самую большую проблему – замешательство.

Так вот, это «намерение – контрнамерение» в действительности лежит в основе ситуации «команда против команды», не так ли? Игрок против игрока. Один игрок против пятидесяти игроков. Пятьдесят игроков против одного игрока – полицейский стиль.

Таким образом, мы имеем все эти разнообразные соответствия и несоответствия, понимаете: сила против силы, или несколько сил против силы, или сила против нескольких сил, и мы имеем различные конфликты, которые делают жизнь интересной.

Что ж, если имеются два намерения, то, разумеется, у нас имеется два элемента тех или иных контрцелей. Таким образом, прохождение целей в кейсе, как правило, помогает разрешить проблемы в кейсе, так ведь?

И 16. Поддерживайте двустороннее общение с преклиром.

Если мы будем проходить непосредственно цели, то мы сможем удалить из кейса одно или несколько таких намерений, и, следовательно, у нас будет одной проблемой меньше. Это, вероятно, сделает человека очень несчастным, поскольку он знает, что ему необходимо иметь какую-то игру. Это все, что ему известно, и это означает для него, что он должен иметь проблемы. И если он решает какую-то проблему, должны быть последствия. Если он слишком долго будет проходить какое-то состояние не-игры, то он скажет вам... он придумает какое-то последствие или скажет вам о нем.

Так вот, основа этого кодекса разрабатывалась в течение ряда лет и при этом мы тщательно изучали все те моменты, которые выводили преклиров из себя.

Понимаете, если он сталкивается с каким-то состоянием не-игры, то у этого должны быть последствия. Это обеспечивает продолжение игры. Последствия и наказания – это основной метод продолжения игры.

Всякий раз, когда возникало расстройство, когда происходил какой-нибудь срыв, когда у преклира быстро ум заходил за разум, когда сессия шла наперекосяк... преклир сбегал с сессии и так далее... было нарушено одно или несколько этих положений. Так что за ними стоит огромный опыт. И поскольку за ними стоит огромный опыт, они, конечно же, не являются чем-то, что разработал ЛРХ, они являются результатом изнурительного труда тысяч одиторов и преклиров.Поэтому Кодекс одитора имеет огромную практическую ценность. Я вам скажу: всякий раз, когда преклир в той или иной мере съезжает с катушек во время одитинга... что, кстати, происходит очень редко... когда он переживает какое-то временное расстройство из-за одитинга, то можно сказать, что лишь три положения из этого кодекса имеют невероятную важность, лишь три положения. Вот они: преклира одитировали, когда он недостаточно поел, его одитировали после 10 часов вечера и во время одитинга не поддерживали хорошее двустороннее общение.

Вы играете в футбол в воскресенье – что ж, в понедельник деревенские власти сажают вас в колодки.

И если вы осознаете, что лишь очень немногие люди были приведены в паршивое состояние в ходе одитинга, очень немногие... таких людей действительно очень мало... то для нас станет максимой, что плохой одитинг лучше, чем отсутствие всякого одитинга. Это весьма примечательно. Но если кейс преклира действительно привели в паршивое состояние, значит, имело место нечто вопиющее. Нужно как следует потрудиться, чтобы это произошло.

Так вот, там, где есть кейс, очевидно, есть и проблема. Человек в какой-то степени сражается сам с собой. Банк сражается с телом, тэтан сражается с банком и с телом. И человек тихонько садится, и мы начинаем его одитировать и говорим ему:

Поэтому у нас есть Кодекс одитора. Но позвольте вас уверить, что когда вы соблюдаете Кодекс одитора, то вы просто-напросто действуете, исходя из хорошего, практического опыта. А если не хотите соблюдать Кодекс одитора, становитесь психиатрами.

«Сейчас я решу все ваши проблемы».

Но хороший, практический опыт – это тот путь, который был проложен напряженными усилиями множества людей, на это ушло много времени. Первый Кодекс одитора звучал как какой-нибудь кодекс времен расцвета рыцарства. Однако с течением времени мы поняли, что на самом деле нам нужно много разных вещей, а не идеализм.

Нет, вы их не решите! Если бы вы сказали ему это, если бы вы сказали ему, что собираетесь решить все его проблемы, то он, вероятно, схватил бы крылья и поспешил улететь, если бы только он действительно понял, что вы имеете в виду, ведь вы, по сути, говорите: «Я собираюсь отнять у этого человека игры. И тогда у него больше не будет игры, не будет целей, и ему будет нечего делать», и так далее.

Что ж, вся эта деятельность – одитинг преклира, основанный на соблюдении Кодекса одитора, – может пойти совершенно вкривь и вкось, если вы, как одитор, окажетесь не в состоянии выполнять все те действия, которые должен выполнять одитор. А Кодекс одитора подразумевает, что одитор выполняет все эти действия. Существуют определенные действия, которые одитор выполняет, когда одитирует; существуют определенные вещи, которые он делает. И правильное выполнение этих действий, основанное на соблюдении Кодекса одитора, – залог хорошего одитинга.

Он предпочтет оставаться в этом дурацком состоянии, нежели действительно участвовать в игре. Так вот, он играет в самое жалкое подобие игры, о каком вы когда-либо слышали. Но человек будет принимать участие лишь в тех играх, которые в какой-то мере реальны для него. Другими словами, он не будет играть в игру, если только он не уверен, что она реальна, что она является игрой и что она существует.

Вряд ли на всем белом свете можно встретить хоть одного одитора, который никогда не допускал ужасных промахов, кошмарных ошибок, невероятных ляпов при работе с преклиром. Одитор устал, рестимулировался, и одного лишнего слова, сказанного преклиром, было достаточно, чтобы одитор задал ему жару. Он сделал какую-то дикую вещь... он изменил процесс.

Таким образом, мы берем человека, который хромает и тем или иным образом играет в инвалида, он играет в эту игру, и мы собираемся сказать ему: «Мы решим для тебя эту проблему, связанную с ногой. Мы избавим тебя от проблем с железами. Мы сделаем то, мы сделаем се». Нет, нет. Нет, вы этого не сделаете. Потому что ни одна другая игра, возможно, не является для него более реальной в данный момент. Более того, он, возможно, смокапил себе индивидуальность, которую он считает вполне подходящей для того, чтобы противостоять миру. Кто слышал о том, чтобы кто-нибудь пнул инвалида?

В тот момент преклира как раз одолевало огромное множество соматик, а одитор сказал: «Я больше не могу этого вынести» – и изменил процесс. Преклир рухнул вниз, оказавшись ниже самого дна, и следующие четыре сессии одитор потратил на то, чтобы соскрести преклира с пола... в течение двух сессий он умолял его вернуться на одитинг, и еще две сессии он соскребал его с пола.

Было множество таких людей, которые приковыляли ко мне на костылях, представляя собой самое жалкое зрелище, и остались без игры. Я не забираю у них костыли и не усаживаю их в кресло, сопровождая это сочувственным кудахтаньем, понимаете. Я говорю: «Что ж, садитесь. Давайте работать».

Так что, в конечном счете этот одитор... вы знаете, раньше мы говорили:

И человек с грохотом падает на стул, костыли валятся на пол, он спотыкается о стул и все такое.

«Женщина платит». Нет, это не так, платит одитор. Меня не волнует, сколько он берет за одитинг, он платит, если нарушает Кодекс одитора. Так сделать проще всего. Если вы хотите поругаться с преклиром, что-то в этом роде, что ж, сделайте это после сессии, но не во время.

«Ну, давайте же. Сядьте прямее. Теперь посмотрим... посмотрим. О, так что же с вами такое?»

Это просто невероятно, понимаете, – поругаться с преклиром или повздорить с ним тем или иным образом, а потом проходить все это в одитинге. Что называется глотать оскорбления – далеко не деликатес.

Смею сказать, что это интересно... вы могли бы даже сказать, что это равнодушное отношение... понимаете, я знаю, что если бы я стал подтверждать значимость их состояния, они бы сохранили его, чтобы я мог и дальше восхищаться им. Тогда я вынужден был бы устранять его, восхищаясь им.

Я хочу вам честно и прямо заявить, что любой человек может следовать этому Кодексу одитора, любой. Это то, чему следовать проще всего на свете. Просто станьте такими, чтобы вы могли ему следовать. Знайте его назубок.

Так вот, этот человек, следовательно, представляет собой коллекцию проблем, не так ли? Да? Что ж, давайте займемся этим... вы могли бы сказать: «Назовите мне проблему, сравнимую по величине с вашим кейсом». Это переместило бы его внимание с его кейса на проблему, сравнимую по величине, не так ли? И вы бы могли подумать, что этот процесс можно будет пройти – «Проблема, сравнимая по величине с вашим кейсом», что-то вроде этого.

Но я скажу вам, чему следовать не просто... это выполнять все действия, которые должен выполнять одитор, несмотря на все те стрессы и тяготы, которые выпадают на его долю. Вы должны уметь выполнять эти действия очень хорошо. Вы должны достичь такого мастерства в этом, чтобы вы могли выполнять их несмотря ни на что.

Забавно тут то, что этот процесс время от времени оказывается эффективным, но он просто немного крут, понимаете? Вы, по сути, говорите: «Назовите-ка мне проблему, сравнимую по величине с 76 триллионами лет трудностей». Не существует более легкого градиента для этого процесса, который мы могли бы обнаружить (или могли бы обнаружить без труда).

Так вот, каждый человек, который начинает изучать Саентологию, в некоторой степени – и это естественно – интересуется своим собственным кейсом. Это естественно. Это самое большое препятствие, с которым он сталкивается. Я не хочу сказать, что его кейс является для него самым большим препятствием: он жил с ним годами. Но когда он начинает одитировать, его кейс может стать ему помехой.

Так что вместо этого мы спрашиваем у него, что его беспокоит, он говорит нам, и мы просим его назвать проблему, сравнимую по величине с этим. Другими словами, первая проблема, с которой мы справляемся в кейсе... и с этим, кстати, справляются не с помощью НИО, но вы могли бы перейти с уровня один на уровень два, а затем вернуться на уровень один, если бы у него была проблема настоящего времени, понимаете. Вы бы не стали проводить ему слишком много одитинга, не установив над ним контроль, понимаете? На самом деле вы бы вообще не стали одитировать его, не проведя ему «Начать, изменить и остановить» в течение какого-то времени. Неважно, насколько обеспокоенным он выглядит, вы как бы пытаетесь установить некоторый контроль над ситуацией.

Я расскажу вам об одном презабавном случае... мы взяли две пары, в которой один человек был одитором, а другой преклиром, – ни одна из этих пар не смогла добиться сколько-нибудь значительных результатов. Одитору и преклиру дали в руки банки двух разных Е-метров и прошлись по списку тех вещей, которые одитор одитировал у преклира... одитировал безуспешно, потому что он так и не сгладил их у преклира. Но что бы вы думали, что бы вы думали. Хотя сам одитор так и не добрался до всех этих вещей, Е-метр, банки которого держал одитор, давал риды на то, что этот одитор пытался проходить в кейсе преклира, в то время как у преклира не было на все это никакой реакции. Понимаете?

Так вот, разумеется, вы можете подойти в кафе к какому-нибудь человеку, который о чем-то волнуется, и как раз в том момент, когда тот под звяканье чашек собирается вжаться в спинку своего стула или чего-то там еще, вы можете спросить его о проблеме, сравнимой по величине, и, вероятно, вы поможете ему справиться с его трудностями. Но суть в том, что он справляется с проблемами, придумывая проблемы. Поймите это как следует.

Так вот, похожее явление... похожее явление: если вы просто начнете мокапить зубы (просто в качестве экспериментального процесса, понимаете?), просто начните мокапить зубы, мокапьте все больше и больше зубов, все больше и больше зубов, все больше и больше зубов, просто тонны, тонны, тонны и тонны зубов – улицы, заполненные зубами, города, заполненные зубами, и вы вдруг доберетесь до основной аберрации, от которой страдают тэтаны. Она появится в поле вашего зрения. (Вам нужно как-нибудь это проделать. Какой-нибудь преклир вам ее выдаст, и вы будете поражены). Постулат таков: «Э-ге-гей! Давайте превратим всех в зубы». Понимаете?

Он отбрасывает игры, придумывая игры. Но поскольку сам он не может представить себе игру, которая в какой-то мере соответствует тому ужасному состоянию, в котором он находится... понимаете, он не рассматривает это как игру. Он в действительности поменял местами слова «проблема» и «игра». Когда человек подходит к вам и говорит: «Жизнь – это проблема», он просто говорит вам: «Жизнь – это игра» – на более низкой гармонике. Понимаете? Вот что он делает.

В отношении человека было произведено какое-то следствие, поэтому он знает, что самый лучший способ произвести следствие в отношении кого-то другого, это произвести в отношении него точно такое же следствие. Понимаете? Поэтому каждый психоаналитик... в те давние времена, когда психотерапия еще существовала, аналитик был полностью зафиксирован на том, чтобы перенести пациента в вэйланс аналитика. Вот что представляет собой перенос. Пациент должен стать аналитиком. Что ж, все бы ничего, если бы мы не наблюдали то же самое явление, когда вы мокапите зубы. Это говорит о том, что здесь мы имеем дело просто с навязчивым стремлением.

Следовательно, мы можем очень многое сделать, используя техники, имеющие отношение к проблемам. Вот почему прохождение проблем дает результаты. Вы знаете, проблемы... мы знали о проблемах в течение нескольких лет, но... мы знали о проблемах, сравнимых по величине, в течение нескольких лет, но я не знал, как они соотносились с другими вещами, и я должен был выяснить их относительное положение.

Так вот, то, что мы изучаем, в гораздо меньшей степени является наукой, нежели жизнью. И использование слова «наука» – это своего рода взятка, которая была дана обществу. Мы изучаем жизнь. Калиль Гибран в своей совершенно, совершенно замечательной книге «Пророк» сказал, что любой человек, который хочет его понять, должен для начала иметь хотя бы крупицу того знания, которым обладает он. И если вы понимаете то, о чем я вам говорю, это происходит потому, что вы это уже знаете. И значит с этим «давайте превратим всех в нас» мы попали в самую точку, мы попали в самую что ни на есть точку. В людях нет ничего иного помимо того, что мы им делаем. Вы это понимаете? Что ж, если вы полностью это поняли, вы никогда не будете пытаться превратить преклира в свой аберрированный кейс. Вы это понимаете?

Вы знаете, есть одна... капля воды может быть очень важна, но самая важная капля воды будет просто еще одной каплей воды, если ее бросить в океан, не так ли? Это верно и в отношении данных. Какой-то инстинкт подсказывал мне, что проблемы важны при работе с кейсами, но не было никакого способа оценить относительную важность проблем.

Так вот, нас не волнует, какие навязчивые состояния могут возникнуть, нас не волнует, что может произойти в сессии, одитор должен знать, как выполнять определенные действия. И эти действия можно сравнить с ездой на велосипеде. Их можно сравнить с управлением самолетом... между прочим, они гораздо менее сложные, чем управление самолетом, они менее сложные, чем большая часть механических видов деятельности, но они довольно механичны, довольно механичны. Вы не найдете каких-то невероятных странностей даже в самых дальних уголках этого предмета. В нем нет ничего такого особенного, что внезапно выскочит и щелкнет вас по носу.

Таким образом, вы еще услышите, как какой-нибудь одитор-ветеран скажет вам: «О, мы проходили это в одитинге несколько лет назад». Нет, он не проходил это. Нет, он не проходил это. Он проходил «Придумайте проблему» и спрашивал, какую проблему это для вас представляло и так далее, но он не проходил это как компонент игр. Он не очень хорошо знал, что именно он делает, понимаете? И поэтому процесс был не вполне эффективным.

Так вот, вы думаете о Саентологии в основном как о совокупности данных. Пожалуйста, расширьте... расширьте свое представление о ней. Саентология добавила кое-что к жизни.

Он должен был поднять человека (используя процесс «Проблемы, сравнимые по величине») до проблемы, имеющейся у человека... от реальной проблемы, которая, как считает человек, у него имеется... до способности иметь другие проблемы. Вы понимаете?

Саентология – это нечто немного большее, чем данные и понимание, и это немного большее – это просто... процедура, позволяющая работать с жизнью, четкая установленная процедура, позволяющая работать с жизнью. И эта процедура не изменялась веками.

Другими словами, вы переходите от уверенности «У меня есть проблема» к уверенности «Я мог бы иметь похожую проблему», и именно на этом вы завершаете процесс по любой конкретной области. Вы не просто лишаете силы ту проблему, которая у него есть. Вы понимаете? Поскольку, опять-таки, если бы вы остановились на полпути, то вы бы отняли у него игру. И он будет несчастлив, и он выйдет из дому и каким-нибудь способом засунет голову под трамвай, или обожжет себе палец, или сделает что-то еще, чтобы иметь другую проблему, сравнимую по величине, понимаете.

Так вот, совершенно нормально заинтересоваться постулатом. Совершенно нормально заинтересоваться инграммой определенного типа. Совершенно нормально заинтересоваться всем, чем вам только хочется заинтересоваться, но только до тех пор, пока ваш интерес не начнет мешать вам как одитору следовать этим процедурам. Вы это понимаете.

Другими словами, есть одна вещь, о которой вы не позаботились: это стремление иметь проблему данного типа. И когда это стремление умирает, умирает и тэтан. Все, что ему нужно понять, – это то, что он может иметь игры больше и лучше, чем та, что у него есть.

Процедуры важнее знания. На самом деле мы можем взять одитора и вышколить его почти как робота... почти... и добиться, чтобы он вел кейс преклира вперед. Мы можем заложить в него какой-то процесс, и мы получим какой-то результат.

Так вот, вы всегда проходите в одитинге состояния игры – вы не проходите состояния не-игры, кроме как с последствиями. Ваш одитинг идет в направлении состояния игры. А что такое состояние игры? Вы могли бы назвать его компульсивным состоянием игры или неосознаваемым состоянием игры. Я сокращенно называл его НСИ. И этот человек, НСИ... другими словами, он находится в неосознаваемом состоянии игры... человек пытается сидеть спокойно, и все время дрожит, дрожит, понимаете? Да. Что представляет собой это дрожание? Что ж, вы могли бы сказать, что это нехватка обладания, но в таком случае вы смотрите слишком низко. Вы смотрите слишком низко, потому что это состояние можно исправить, проводя процессы по обладанию; на самом деле процессы обладания просто переместят его в спокойную точку трака. То, что он дрожит, дрожит, дрожит, трясется, трясется, трясется и «Нн-наа, я... э... ну, как... как... я думаю, что я... о чем я говорил... э... вы знаете, э...»

Так вот, это жуткие слова, не так ли? Ужасно говорить такие вещи одитору. Но этот робот будет немного лучше самых плохих одиторов. Понимаете, он будет немного лучше самых плохих. Он будет бесконечно хуже – о, просто невообразимо хуже, даже если мы подключим его ко всевозможным механизмам, работающим по принципу стимул-реакция, – он будет бесконечно хуже любого хорошего или даже среднего одитора. Вы понимаете?

Всегда, когда мы наблюдаем такое непостоянное, прерывающееся возбуждение и так далее, мы знаем, что это просто драматизация, – человек участвовал в игре, которая была ужасно, неистово быстрой и сложной, и он больше не мог это выдержать. Так что движение, присутствовавшее в этой игре, становится хозяином преклира. И когда такое происходит, возникает неосознаваемое состояние игры. Он даже не знает, что когда-то принимал участие в такой игре, и вот он сидит и трясется, трясется, трясется, трясется.

Но когда мы рассматриваем все это, мы видим, что мы пытаемся ухватить суть, пытаемся понять, пытаемся разобрать на части и снова собрать воедино определенные принципы Саентологии. Бога ради, прежде чем нас начнет бить лихорадка из-за беспокойства по поводу всех этих принципов, давайте выясним, что же это за движение, называемое Саентология. И это просто.

Так вот, вы можете в процессинге немного уменьшить его обладание, вы можете немного передвинуть его по траку, и он придет в это возбужденное состояние. Так вот, если бы мы в этот момент сказали: «Деритесь со стеной... создайте вот здесь мокап, и пусть он дерется со стеной», что-то вроде этого. Другой процесс, ужасно эффективный процесс: «Создайте перед собой мокап и заставьте его крутануться». И человек делает это. Он помещает перед собой мокап, и мокап крутится и делает сальто-мортале. Вы говорите: «О, пусть он бьется о потолок, о стены и о пол, и просто падает там и сям по всей комнате».

Так вот, если мы возьмем все эти разнообразные навыки, которым нам нужно научиться, и овладеем каждым из них – одним за другим, – то впоследствии нам будет легче применять их все одновременно. По сложности это не идет ни в какое сравнение с игрой на пианино, но если мы овладеем этими навыками – каждым из них в отдельности, чтобы это не приводило нас в замешательство, – то в конце концов мы сможем использовать все их вместе. А этих навыков не так уж и много. Но мы должны владеть каждым из них по отдельности, причем хорошо.

Преклир делает это и внезапно успокаивается. Почему? Вы удалили компульсивное движение из какой-то прежней игры. Вам все равно, что это была за игра. Движение было аберрирующим, а покой не был.

Почему? Послушайте, вы изучаете любопытство. Вы обнаруживаете, что любопытство – это универсальный растворитель. Вы можете изучить инграммы. Вы можете изучить вакуумы. Вы можете изучить всевозможные явления и реакции, всевозможные болезни, которые проистекают из аберрированных состояний, из умственных аберраций. Вы можете изучить все эти вещи. И когда вы полностью все это изучите, и это очень странно, но вы не поймете, как привести в порядок другого человека.

А когда какой-то человек ужасно неподвижно лежит в постели, он является сандвичем движения... куском мяса в сандвиче движения. С этой стороны ужасно сильное движение, и с той стороны ужасно сильное движение, и если он будет лежать достаточно тихо, он может оставаться в неподвижности. Таким образом мы получаем «кейс лежащего в гробу». Мы натыкаемся на такой кейс, и мы говорим: «Ну что ж. Очевидно, он находится в прошлой смерти, давайте пройдем эту прошлую смерть». О, а-а-а-а-а-а-а-а-а-а. Точно так же, как в случае с проблемами, понимаете, этот человек нашел нулевую точку.

Я скажу вам прямо, почему вы пришли в Саентологию. Вам пару раз не удалось произвести следствие в отношении людей. Это правда, не так ли? Что ж, пожалуйста, пожалуйста, протяните руку и возьмите процедуру, возьмите знание о том, как ездить на велосипеде «Саентология» (процедуру, не процессы), – изучите это, как методы работы с людьми, о которых до сих пор никто ничего не знал; просто не знал.

Когда человек приходит к вам с какой-то проблемой, это значит, что он нашел что-то, что он считает терпимой проблемой. Когда человек застревает на траке, это значит, что он нашел место, которое кажется ему удобным, и мы видим, что он просто находится там между точками, в которых присутствует движение.

Так вот, именно столько Саентологии было разработано, опробовано на практике и стало действительностью. Но поверьте мне, произвести положительное следствие в отношении другого человека во время сессии или вне ее можно всегда, если использовать процедуры одитинга.

Так вот, вы могли бы попросить его: «Включите сумасшедшее движение справа от себя. Включите сумасшедшее движение слева от себя. Включите сумасшедшее движение у себя под ногами» – вы знаете, просто что-то движется безумно быстро. Человек почувствует, что он сам сходит с ума. Понимаете, именно это мы называем компульсивным душевным здоровьем.

Какой-то парень написал мне недавно, как будто открыл нечто новое... Он написал: «Когда кто-то начинает создавать мне неприятности по работе и мне не удается справиться с этим, я прибегаю к хитрому приему... я на пару минут становлюсь его одитором».

Все эти кейсы, которые «держатся с большим достоинством», которые ведут себя так тихо и осторожно, особенно со своими соматиками, хе, если бы они передвинулись по траку времени на полсантиметра, они бы тут же совершенно обезумели, понимаете. Так они себя чувствуют.

Что ж, это очень хорошо. Я рад, что он получил озарение. Но это одна из тех вещей, которые одиторы делают лучше всего.

Таким образом, они видят, как сюда заскакивает ребенок, и говорят: «О, нет, нет, нет, нет! Нет. Нет. Нет. Ха-ха, ха-ха, ха. Тише». Ха-ха, ха-ха. Если они видят: какой-нибудь автомобиль несется по улице и чуть-чуть виляет, то они «Ыыыыыыыыыы!»

Так вот, одитор сталкивается с трудностями только тогда, когда ему приходится иметь дело с другими одиторами. Время от времени происходят состязания в фехтовании... два очень хороших одитора одитируют друг друга. О-го-го-го!

Что происходит? Другими словами, им угрожает смещение из одной из таких спокойных точек на траке в какую-то прежнюю игру, движение в которой теперь им кажется... всего лишь кажется, потому что все, по сути, является мыслезаключением... всего лишь кажется им слишком интенсивным.

Я в самом деле... раньше в комнатах практики у меня была установлена система слежения, иначе говоря, микрофоны. Они не были спрятаны, они были на самом виду в каждой комнате одитинга в здании. И все они были подключены к системе селекторного переключателя и у меня там был динамик. И я мог слышать, что творится во всех этих комнатах. И время от времени кто-нибудь забывал, что в комнате установлен микрофон, переставал проходить процесс и начинал выходить из себя, понимаете. Он говорил: «Рон ясно сказал в лекции такой-то и такой-то то-то и то-то, то-то и то-то...»

Вы можете даже спрашивать преклиров о том, какие игры кажутся им слишком интенсивными, и добиваться определенного облегчения в кейсе. «О, какие игры слишком интенсивны для меня. Я скажу вам, я не выношу даже саму мысль о...» Это на самом деле весьма удивительно. Я имею в виду, они... то, что они возбуждены.

Так вот, в этом случае, конечно... в этом случае вы, конечно, одитируете человека, который имеет довольно хорошее представление о всех ваших инструментах, о всех механизмах, которые вы используете, и это похоже на то, как опытный маг показывает фокусы другому опытному магу.

Так что и спокойная точка... понимаете, и когда человек очень неподвижен, и когда человек находится в очень компульсивной движении, – и то и то в равной мере является состоянием игры. Когда он вообще не движется, то он, очевидно, просто прячется от какого-то движения, которое было состоянием игры.

Но что бы вы думали, это все равно интересно. Выясняется, что опытные маги все равно интересуются опытными магами. Это очень забавно. И поэтому там совсем другая атмосфера, там другая атмосфера одитинга.

Здесь дважды происходит инверсия. Человек переходит из осознаваемого состояния игры к неосознаваемому состоянию игры – вы понимаете, он приходит в такое состояние, в котором он может играть в игру автоматически. А затем он переходит к состоянию не-игры, чтобы избавиться от движения в состоянии игры. А затем он застревает где-то на траке времени. Всякий раз, когда вы обнаруживаете, как кто-то застрял на траке времени, знайте, что этот человек находится в точке покоя, где он отдыхает от движения, которое ему не нравится. «Слишком много движения» – вот его лозунг.

Вы обнаружите, что те же самые технологии в руках обученного одитора, примененные к человеку из публики, примененные к кассиру, или к управляющему банком, или к директору, или к кому-то еще... ого, ого! По мере того как вы продвигаетесь вперед и начинаете смотреть на одитинг шире, вы начинаете видеть в нем нечто большее, чем просто процедуры одитинга, нечто большее, чем просто то, что проводят в комнате одитинга, и вы обретаете способность довольно точно предсказывать, какие явления вы вызовете в человеке.

Так вот, из этого состояния он переходит в то печальное состояние, в котором он не может даже найти точку покоя и которое представляет собой компульсивное неосознаваемое состояние игры – в высшей степени компульсивное. Игра... он не может даже сказать вам, что это за игра, он не может даже сказать вам где, почему, когда, что... он вообще ничего не может сказать вам о ней, но вот он сидит и трясется. Вы понимаете, что это за три состояния, а? Хорошо.

Однажды я просто из вредности заставил плакать управляющего банком. Как? Я просто там сидел, а этот парень постоянно увиливал от предмета, он юлил и вилял, он даже не присутствовал. И он повторил мне одно и то же уже где-то четыре раза. И на четвертый раз я от этого устал и дал ему подтверждение. Я просто там сидел. Я не сделал ничего такого, чего не мог бы сделать любой другой человек. Я просто саентолог, который дал кому-то подтверждение. «Я слышал вас. Я слышал, что вы сказали. Вы знаете, что, когда вы это говорили, я вас слушал? Я вас слышал. Я слышал каждое слово из того, что вы сказали и я понял то, что вы сказали. Вы в самом деле сказали это мне, и я слышал, что вы это сказали».

При прохождении проблем мы будем передвигаться по этим состояниям и вы увидите, как он будет переходить от одного из них к другому. Мы пытаемся добиться, чтобы он прикоснулся к проблеме и осознал, что он может переносить проблему. Так что мы всегда должны добиваться, чтобы человек лгал о проблемах или придумывал их. И мы должны быть совершенно уверены в том, что, когда он лжет о проблемах или придумывает их, он действительно считает их проблемами, а не тупиками, иначе мы никогда по-настоящему не изменим его состояния.

На какое-то время он будто окаменел, понимаете? Между прочим, вы думаете, что люди, если вот так грубо использовать в общении с ними эти вещи, подумают, что вы только что сбежали из психушки, но уверяю вас, ваше оружие превосходит их способность здраво мыслить. Когда вы начинаете делать это, человек не может составить об этом никакого мнения. Вы никогда не видели человека, у которого настолько бы отсутствовало собственное мнение. Он даже не думает, что вы чокнутый. С его точки зрения подобное поведение не является аберрированным; вы сделали что-то такое, что превышает его способность реагировать на поведение.

Так вот, я очень быстро расскажу вам об этом. Тут есть три вещи, имеющие к этому отношение: обстоятельства, окончательности и проблемы. И если одитор не может отличить их друг от друга, то ему стоит сделать так, чтобы этот процесс провели ему самому.

Так вот, если вы можете проделать это с любым человеческим существом из общества, взятым наобум, – а вы это можете, – то это хорошо. Иногда вам нужно сесть и начать глупо – неважно, насколько это будет грубо, – вам нужно начать давать подтверждение человеку, который обычно не получает подтверждений. Возможно, вам придется тут же приблизить свое лицо к его лицу и ужасно громким голосом сказать: «Хорошо», – а возможно вам придется сделать что-то другое, но донесите до него ваше подтверждение, и вы увидите, как этот человек совершенно окаменеет.

Хорошо. Мы говорим: «Назовите мне проблему...» – кстати, так вы можете проходить вэйлансы; вы можете сказать: «Назовите мне проблему, сравнимую по величине с вашей матерью».

Он жил как «один-единственный» с самого детства. Он единственный живой человек на свете. И вдруг он обнаруживает, что в мире есть еще кто-то живой. Благодаря чему? Благодаря лишь одному механизму подтверждения. Так что все это оружие, мощное оружие.

Он говорит: «Костер».

Так вот, произвести следствие в отношении другого человеческого существа можно и с помощью одной лишь процедуры. Вы узнаете это на ознакомительных курсах. Теперь добавьте к этому ваше знание того, как устроен разум этого человека, ваше знание точных процедур, и вы получите одитинг. Вы понимаете?

И вы говорите: «Замечательно. Теперь назовите мне проблему, сравнимую по величине...» О, черт бы побрал этого одитора, понимаете? Он допустил промах! Почему? Преклир назвал ему обстоятельство, он назвал ему обстоятельство, в котором присутствует один терминал, а нам нужно добиться, чтобы этот преклир от селф-детерминизма перешел к пандетерминизму. Так вот, мы пытаемся перейти от этих состояний игры к состоянию не-игры, которое, тем не менее, подразумевает возможность иметь игру и наслаждаться ей – это наша цель, понимаете.

Но что нужно изучить, так это процедуру. И первое, что нужно знать о процедуре, – это кодекс. И самое важное, что нужно знать о кодексе, -нужно знать его весь.

Таким образом, когда мы говорим ему: «Назовите мне проблему, сравнимую по величине с вашей матерью», не позволяйте ему уходить от вопроса, назвав вам какое-то обстоятельство. Вы говорите:

Вы заметите, что в кодекс включены некоторые очень, очень интересные моменты, такие, как «Поддерживайте двустороннее общение с преклиром». Номер 16. Это чертовски важно.

• Что ж, хорошо, назовите проблему, сравнимую по величине с вашей матерью.

Если вы не в состоянии справиться с оригинацией преклира, вы можете моментально опустить его на самое дно. Бах. Вы можете резко опустить его ниже того уровня, на который мог бы опустить его психоаналитик за два года, – одного этого будет достаточно. Вы просто не справились с его оригинацией. Он что-то сказал, а вы с этим не справились.

Понимаете, вы живете в сильно разреженной атмосфере. Но когда вы начинаете использовать процедуры одитинга, вы оказываетесь в атмосфере, насыщенной тротилом. Это просто атомная энергия. Это не какая-то обычная атмосфера «Давай поговорим на углу улицы». Вы проникаете в самые глубины преклира, так что если вы делаете что-то неправильно, это производит невероятно сильное воздействие.

Вот как будет правильно поступить с этим в одитинге: вы говорите: «Костер.

Так вот, я всегда говорил, что одитор вообще ни на что не годен, пока его не проодитирует кто-нибудь, кто прочитал лишь полкниги. Тогда одитор будет знать... он будет знать, насколько плохо все может быть. Это приносит ему огромную пользу.

Хорошо, замечательно. А каким образом это может быть для вас проблемой?» И он скажет: «Ну, он просто... он просто будет гореть и гореть».

Он говорит: «Понимаете...» – он говорит: «У... у меня просто... у меня есть такое представление о моем кейсе и... и...»

Так вот, это окончательность. Это уже тон апатии, понимаете. Сначала он дал вам обстоятельство, а затем он дал вам то, что представляет собой окончательность, а следующее, что он вам назовет, будет, как мы надеемся, проблемой; но он может дать вам еще несколько окончательностей, пока он, наконец, не доберется до проблемы. И в конце концов он назовет вам проблему, сравнимую по величине.

Его одитор отвечает: «Ну, ладно, давайте продолжим процесс».

– Ну, как затушить его без помощи воды.

Он тем или иным образом проходит инцидент снова или проговаривает то, что происходит, и обнаруживает, что застрял в конце инцидента, он чувствует, что совершенно не в настоящем времени, он где-то далеко, далеко на траке. Он очень встревоженно смотрит на одитора, ожидая, что тот скажет что-то вроде: «Пройдите это снова. Вернитесь в настоящее время. Давайте придумаем другого противника. Давайте придумаем другую причину иметь этот инцидент. Давайте придумаем какой-то способ остаться в этом инциденте». Он напрасно ждет, чтобы что-то произошло, а одитор просто сидит... «одитор» (в кавычках) просто сидит и ничего не говорит.

Понимаете? Таким образом, он перейдет от «Костра» к «Он просто будет гореть и гореть», а затем – к «Ну, как затушить его без помощи воды?». Это проблема.

Парень находится очень, очень далеко на траке, соматики включились на полную мощь, он совершенно интериоризирован в инцидент, а одитор не произносит ни единого слова. Не только ни слова за пять минут, он не произносит ни одного слова за полчаса, хотя все это время преклир умолял: «Сделайте что-нибудь». В конце концов преклир собирает себя по частям и каким-то образом вытаскивает себя из всего этого. Вы бы сказали, что он выходит из сессии.

Так вот, вы могли бы в этот момент даже немного поспрашивать и потренировать его; вы могли бы сказать: «Что ж, можете ли вы увидеть... можете ли вы почувствовать, каким образом это может быть для вас проблемой?» И часть тайны в его кейсе улетучится. Он начинает воспринимать «как-есть» моменты зависания и тайну. Глупость на самом деле находится посреди проблемы. Это все, что представляет собой глупость. Это в высшей степени компульсивное незнание.

Вот насколько плохо все может быть. Но известно ли вам, что, когда преклир проходит инциденты такой силы, которые мы проходим сегодня, когда он проходит их с огромной скоростью, когда он испытывает на себе огромное напряжение и давление, присутствующие в этих инцидентах, известно ли вам, что вы можете загнать преклира прямо в апатию, если всего лишь подумаете о том, что вы могли бы изменить формулировку команды.

Таким образом, мы просим этого человека назвать нам проблему, сравнимую по величине. «Можете ли вы назвать мне проблему, сравнимую по величине с...», – нам все равно, что там такое, – «с ссорой между вами и вашей женой сегодня утром» – с тем, с этим... с чем угодно, даже «с вашим кейсом», что будет несколько чересчур.

Вы задействовали коммуникационный мост; вы сделали все, что вы должны были сделать. Вы следовали правилам двустороннего общения; вы задействовали коммуникационный мост, но вы просто предположили, что преклир движется недостаточно быстро, и преклир погружается в глубокую апатию. И вы начинаете задействовать коммуникационный мост, чтобы можно было слегка изменить процесс, и это приводит к тому, что ваш преклир проваливается прямо сквозь дно; он погружается прямо в апатию. Бах.

И мы называем ему... это вопрос, а затем мы с преклиром разбираемся: он назовет нам обстоятельство, сравнимое по величине. Нам это не нужно. Мы говорим:

Другими словами, его связь с существованием и настоящим временем настолько слаба, что он не может этого перенести. Вы допускаете ошибку, а мы ожидаем, что вы не будете их допускать, однако каждый одитор допускает такие ошибки время от времени. Он случайно неправильно произносит команду одитинга. Он ее как-то искажает. Он использует другое слово, хотя команда одитинга означает то же самое. Знаете ли вы, что преклиру, которому приходится нелегко, этого достаточно, чтобы снова нырнуть в апатию, и вам придется ой как потрудиться, чтобы выудить его оттуда. Одной небрежности с одним словом уже достаточно.

«Отлично, отлично, замечательно. Так вот, каким образом это может быть для вас проблемой?»

Вы проводите процесс с чередующимися командами: «Посмотрите на стену. Посмотрите на пол. Посмотрите на стену. Посмотрите на пол». Вы очень хорошо проводите этот процесс, но вот вы случайно дважды повторяете одну и ту же команду:

Вероятно, он называет нам окончательность, мы отбрасываем ее и говорим:

«Посмотрите на стену». Понимаете, вы не говорите: «Посмотрите на стену. Посмотрите на пол». Вы говорите: «Посмотрите на стену. Посмотрите на стену. Посмотрите на пол». И преклир тут же проваливается сквозь дно.

«Ну, а каким образом это может быть для вас проблемой?»

Понимаете, сегодня вы проходите с преклирами столь мощные инциденты, что преклир оказывается в состоянии к ним подобраться лишь только потому, что вы проводите одитинг превосходно. Понимаете?

И в конце концов он все-таки называет нам проблему, сравнимую по величине с тем, с чем мы работали. И он говорит: «Ну, я... как удрать от нее, не выходя из дома. Это проблема».

Только потому, что вы были рядом, только потому, что вы были тем, кем вы были, и делали то, что вы делали, преклир смог настолько близко подобраться к этому инциденту. А потом вы что-то изменяете. Вы забываете о какой-то части коммуникационного моста. Вы не заключаете соглашение с преклиром по поводу формулировки. Вы не обсуждаете, какой процесс собираетесь проводить. Вы не задействуете коммуникационный мост, переходя от одной команды к другой. Вы что-то упускаете или роняете пепельницу. Конечно, что возмутительно... вы не даете подтверждения оригинации, или вы не даете подтверждения чему-то еще, или же вы не даете команду своевременно. И любая из этих оплошностей может на какое-то время вызвать у преклира чувство, будто он только что сошел с ума или так глубоко погрузился в апатию, что вряд ли когда-нибудь сможет из нее выбраться.

И вы говорите: «Это хорошо. Хорошо. С этим все в порядке».

Ваши процедуры – это наиважнейшая часть одитинга. И если сегодня вы и допускаете какие-то оплошности, то они связаны именно с процедурой.

Теперь мы находим еще одну проблему, сравнимую по величине, и еще одну, и еще одну, и еще, и еще, и еще до тех пор, пока мы не только устраним нынешнее состояние человека, связанное с этим, но и... понимаете, когда мы это сделали, мы прошли только полпути. На самом деле, если говорить о времени одитинга, это было бы девять десятых пути. Но мы должны продолжать задавать ему вопросы еще в течение некоторого времени, пока он не поднимется по шкале тонов в отношении данной области. И вы увидите, как он поднимается по шкале тонов.

Если кажется, что ваш преклир не горит желанием одитироваться или увиливает от сессии, а вы знаете, что все идет хорошо, вы должны спросить его: «Что я сделал не так?» И он назовет вам какую-то выдуманную ошибку, которой вы вообще не делали.

Он поднимается в одитинге от апатии до горя, до страха, до гнева, до скуки, а затем до энтузиазма. Если вы оставляете процессы в тот момент, когда преклир находится в тоне скуки, то это просто означает, что вы не сгладили их. Энтузиазм... консерватизм и энтузиазм находятся прямо над тоном скуки. Это просто точка на шкале тонов, до которой человек поднимается, вот и все. Так что вы проводите «Проблемы, сравнимые по величине» до тех пор, пока преклир полностью не поднимется по тону в отношении данной области.

В этот момент не спорьте с преклиром и не говорите, что вы этого не делали. Просто выясните это, потому что преклир тут же снова вернется в сессию. Очень часто преклиры воображают, что вы что-то сказали, хотя вы ничего подобного не говорили. Смотрите на это как на один из тех негативных моментов, с которыми приходится иметь дело одитору. Никогда не старайтесь оправдать себя или свои действия. Вы – причина в сессии одитинга. И с теми процедурами и процессами, которые у нас сегодня есть, вам будет чертовски сложно быть не причиной, а чем-то другим. Это единственное, чем вы стараетесь быть. Вы производите следствие в отношении своего преклира, вполне ощутимое следствие. Вам не нужно производить какое-то следствие, отличающееся от того, которое вы можете произвести, потому что вы производите вполне удовлетворительное следствие. И вам будет легче всего его произвести, если вы будете следовать всем положениям Кодекса одитора, огромное внимание при этом уделяя тому, чтобы быть невероятно точными при использовании процедур Саентологии.

Так вот, тут могут присутствовать и другие факторы. Возможно, преклир слишком серьезен и не может получить значительный линейный заряд в самом начале работы с его кейсом, но через некоторое время вы должны суметь чуть ли не спровоцировать у него линейный заряд в отношении того, что он считал все это проблемой. Однако он только тогда начнет считать эту проблему забавной, начнет считать, что ее можно выбросить, когда почувствует, что он мог бы иметь другую проблему того или иного рода.

Спасибо.

Так вот, проходить последствия очень просто. Проходить последствия очень легко, но вам нужно помнить, что преклир может удалить из банка все прежние наказания, а это очень плохо. Все процессы добавляют что-то к банку, а не отнимают от него, понимаете.

Все, чего мы пытаемся добиться, – это способность терпеть и изменять свое отношение. Мы не пытаемся ничего интенсивно вычерпывать. Понимаете? Многие одиторы думают, что одитинг – это что-то, что превращает все и везде в ничто. Это просто компульсивное стремление превращать все в ничто. Иметь дело с этим очень трудно.

Вы ничего не вычерпываете из кейса, вы не делаете ничего подобного, вы просто работаете над тем, чтобы преклир мог терпеть такие вот вещи и чтобы он мог изменять свое отношение к ним. Так что когда вы проходите последствия, вы можете как следует проверить и удостовериться в том, что преклир называет вам то, что он придумал. Так что он может лгать вам о последствиях или вы можете попросить его придумывать последствия.

Последствия чего? Всего, что есть в списке состояний не-игры. Но я хотел бы предостеречь вас: не проходите последствия преждевременно, когда у преклира все еще имеются ужасные проблемы и все такое. Последствия знания, последствия бессознательности – все это трудные процессы, понимаете, это безумные процессы. Так что выберите что-нибудь легкое. Выберите из списка что-нибудь легкое, что-нибудь вроде того, на чем преклир как бы зафиксирован, о чем он говорил и на что вам надоело смотреть, так что примите решение, что вы будете находить наказания в отношении данной области.

Последствия позволяют продолжать игру, и тут игра получает продолжение. Поскольку последствие – это наказание из-за игры. Понимаете, последствие – это... оно означает, что игра будет продолжена. Очень просто; оно просто означает, что игра будет продолжена.

В чем состоят последствия решения? Что ж, тот факт, что он решает какую-то проблему, является как бы обещанием, что, если человек решает ее, у него все равно есть какая-то игра, понимаете.

Сфера применения этого процесса не настолько широка, насколько нам бы того хотелось, и на этом процессе все не заканчивается, но он, несомненно, уместен здесь, и он, несомненно, должен входить в арсенал одитора, потому что он очень ценен. Прохождение проблем имеет куда большую ценность, чем прохождение последствий, но не забывайте добиваться от преклира, чтобы он действительно придумывал проблемы.

Так вот, проблемы, последствия и различные вещи, связанные с ними, – это второй уровень восьмого выпуска шести уровней процессинга.