Thank you.

Спасибо. Добрый вечер.

Good evening.

Я надеюсь, вы понимаете, что в Саентологии есть нечто такое, что отличает ее от любой другой системы знаний или информации, которые существовали на Земле вплоть до сегодняшнего дня. Между ними есть разница. Слово «саенс» (наука), – это слово, которое означает просто «истина». «Саентология» значит «знание» – «сцио». По «сцио» означает кое-что весьма интересное. Оно не означает просто «знание» – оно означает «знание в самом полном смысле этого слова». Так вот, Саентология – это стремление к абсолютному знанию.

Audience: Good evening.

Люди испытывают огромные трудности, рассказывая о Саентологии другим людям, по той замечательной причине, что они пытаются сделать это, подгоняя Саентологию под другие системы знаний. А Саентология отличается от них, потому что это – стремление к абсолютному знанию. А других абсолютных знаний не существует. Поэтому иногда у вас возникают трудности, когда вы описываете ее, находите сравнимое по величине данное, и поэтому люди, когда вы пытаетесь рассказать им о ней, говорят: «А, вы имеете в виду, это похоже на психологию». Не убивайте их! Они хотели как лучше. Они не понимают, чем психология была и чем она является сейчас, – они не понимают, что это даже не наука, это бизнес. Они говорят: «Ну, это похоже на...» – то или другое. Не-е.

Now, I hope you understand that Scientology has something that is different than any other Earth organization of information or knowledge to date. There is a difference. The word science, as you know, is a simple word meaning merely "truth." Scientology means "knowing" — scio. But scio means something quite interesting. It doesn't just mean "knowing," it means "knowing in the fullest sense of the word." Now, Scientology is an aim at a total know.

Что ж, до сих нор не существовало никаких других абсолютных знаний. Что касается изначальных стремлений, то существовала единственная в мире система знаний, у которой была сходная цель – свобода, экстериоризация, способность выбраться из ловушки и замешательства, способность взглянуть на все это со стороны... это был буддизм, который был разработан и систематизирован – хотя существовал он задолго до этого, – Сиддхартхой Гаутамой, который был известен как «Будда», и большинство людей на Западе только его называют «Будда», что совершенно неправильно. «Будда» – это тот, кто достиг состояния полного знания или полной свободы.

People have a great deal of difficulty describing Scientology to other people for the excellent reason that they try to fit it into a frame of reference with other knows. And Scientology is different than that because it's an aim at a total know. And there aren't any other total knows. Hence, you have difficulty describing it sometimes and giving it data of comparable magnitude, and therefore in trying to talk about it people say, "Oh, you mean just like psychology." Don't kill them! They meant well. They don't understand what psychology was or is — that it's not even a science but an operation. They say, "Well then, it's like ..." something or other. Nah.

Это произошло в 625 году до нашей эры. Попав в Тибет, буддизм был подвергнут сквирелингу и превратился в ламаизм; и возникло много других ответвлений и сект на основе данной информации. Но интересно то, что информация эта сама по себе не была культом и не принадлежала секте; она просто имела отношение к огромному количеству людей, которые хотели знать больше о том, где они находились и что они делали. В ней содержалась идея свободы, попытки ответить на вопрос о жизни после смерти; в буддизме было сделано очень многое и было много попыток сделать что-то.

Well, there have not been any other total knows. As far as the basic attempt is concerned, there has only been one organization of knowledge on Earth which has been . . . had a similar goal — which is the goal of freedom, exteriorization, being able to get out of the trap and confusion, being able to back up and take a look at it all — and that was Buddhism, which was developed in a very formal state, but existed long before, by Gautama Siddhartha, who was known as "the Buddha," and most of the Western world refer to him as "Buddha," quite incorrectly. A buddha is somebody who has attained a total knowingness or total freedom.

В настоящее время мы, в действительности, не знаем, что же говорил Сиддхартха Гаутама. Его работы сохранились очень, очень плохо. Тем не менее, весьма интересно то, что кое-что мы о них знаем.

Well now, that was 625 B.C. when that occurred. Buddhism squirreled when it went up into Tibet and became Lamaism, and many other branches and sects spread from that particular information. But it's interesting that the information itself was not a cult or a sect; it simply had to do with a great many people who wanted to know more about where they were and what they were doing. It had the idea of freedom; it attempted to answer the question of the hereafter; it did a great many things and attempted to do them.

Весьма интересен тот факт, что в то же время появилось огромное множество течений, оказавших большое влияние. В то же самое время, что и буддизм, – примерно в тот же период... Это похоже на ту эпоху в Древней Греции, которая дала нам так многовсякого – золотой век Греции – он длился примерно столько же, сколько живет человек. Ну, тогда, где-то в 625 году имело место практически то же самое. Где-то в пределах семидесяти пяти лет до или после буддизма появляется даосизм – труд Лао-Цзы, – и в это же время появляется труд Конфуция. И все это вместе. Бац!

Now, we actually don't know at this time what Gautama Siddhartha said. His work was very, very poorly preserved. It's quite interesting, however, that we know something about it.

Так вот, с тех нор, на самом деле, не было предпринято ни одной явной попытки раздобыть полную информацию о человеке и о его местонахождении, ни одной попытки, которая была бы предпринята аналитически, разумно и со знанием дела и не имела бы ничего общего ни с верой, ни с убеждениями – которая была бы предпринята на таком основе: хотите – верьте, хотите – нет, – и если это правда для вас, значит, это правда, а если это не правда для вас, – значит, это неправда. Это было около двух с половиной тысяч лет тому назад.

215 JULY 1957

Что ж, это прекрасно, когда кто-то приходит и говорит: «А, так вы имеете в виду буддизм». К сожалению, это тоже не подходит в качестве сравнения с Саентологией, поскольку на Западе понятия не имеют, что же такое буддизм. Будда для них был пузатым богом, который сидел на троне и – хотя не буду говорить за всех – ел маленьких детей. Понимаете, они считают это идолопоклонничеством. Ну, я уверен, в разных частях Востока и в самом деле имело место идолопоклонничество – они поклоняются Будде как идолу, и никто не смеялся бы над этим сильнее, чем сам Сиддхартха Гаутама. Он бы счел это ужасно смешным. Поскольку именно это он просил людей не делать.

It's quite interesting that we know the same age and period as developing an enormous number of very vital things. At the same time as Buddhism — almost the same period . . . It's like that ancient age in Greece that gave us so many things — the Golden Age of Greece all happened in the lifetime of one man. Well, it's practically the same thing back there around 625. Within seventy-five years either way of Buddhism, we have Taoism — that's the work of Lao-tse — and at the same time we have the work of Confucius. It's all there in a pile. Bang!

Следовательно, для Запада это не то, с чем можно сравнивать Саентологию по важности, и возможно... Понимаете, мы не говорим о важности какого-то течения, – мы лишь пытаемся обсудить его цель: была ли у человека цель, сопоставимая с целью Саентологии, и тому подобное. И поэтому то, что вы будете рассказывать, не внесет ясности.

Well now, there hasn't actually been any declared effort in the direction of total information and intelligence on the subject of man, regarding his whereabouts, which was an analytical, knowing, reasoning approach, having nothing to do with faith or belief, on the basis of take it or leave it — if it's true to you, it's true, and if it isn't true to you, it isn't true — since that time. And that is practically twenty-five hundred years ago.

Ну, в данном случае лучше всего прибегнуть к чему-то, что невозможно понять. И самое лучшее сопоставимое данное, которое мы могли бы предложить какому-нибудь человеку – это «эпистемология». И он бы сказал: «О, господи». Понимаете? «Саентология

Now, it's all very well for somebody to come along and say, "Oh, you mean Buddhism." Well, unfortunately that isn't adequate either as a comparable datum to Scientology because the Western world hasn't a clue as to what Buddhism is all about. Buddha was a fat-bellied god that sat upon a throne and, I don't know, for all of them, that he ate small babies. See, they think of it as an idol worship. Well, surely enough, in various parts of the Orient, an idol worship did take place — they worship Buddha as an idol and nobody would have laughed harder than Gautama Siddhartha. He would have thought this was hilariously funny. Because it's the one thing he told people not to do.

– точь-в-точь как эпистемология». И он бы сказал: «Это что, наука о лепестках, или о насекомых, или о чем?» Если вам пришлось преподносить ему это вот таким образом, тогда он настолько глуп, что вам лучше просто сбить его с толку, оставив это в покое, и сказать: «Дайте мне вашу руку. Спасибо». Лучший из всех известных мне способов объяснить это.

That, therefore, to the Western world, is not a datum of comparable importance, and maybe . . . You understand we're not talking about the importance of the development; we're just trying to talk about its goal: has man had a comparable goal to Scientology, and so on. And that therefore would not be articulative.

Но для того чтобы мы сами это поняли, нам нужно понять, что мы беремся за то, за что никто не брался на протяжении двадцати пяти столетий. И поэтому здесь появляется довольно интересная значимость. Не то что наша работа столь же важна, как буддизм. Не то что буддизм столь же важен, как Саентология. Но и Саентология, и буддизм пытались отобрать нечто важное – отобрать то, что важно в жизни, и с помощью точных наблюдений заполнить пробелы в знаниях человека.

Well, the best refuge to take in this particular instance would be the refuge into the incomprehensible. And the best comparable datum that you could give somebody would be to say to them, "Epistemology." And they'd say, "Go-o-osh!" You know, "Scientology's just like epistemology." And they would say, "Is that the study of pins or insects or what?" If they've got to do it that way, they're so stupid that you just better baffle them and let it rest right there, and then say, "Give me your hand. Thank you." Best way to explain it I know.

Вполне можно сказать, что Будда был первым ученым. Он действительно организовал свои дела довольно хорошо, если предания говорят правду.

But for our own understanding, we should understand that we are embarked upon something which has not been embarked upon for twenty-five hundred years. And that gives it a rather interesting significance. It isn't that what we are doing is as important as Buddhism. It isn't that Buddhism is as important as Scientology. But both of them attempted to select out the important things — a selection of the importances of life — and to fill man's void of knowing with accurate observation.

Но в наш современный научный век в области гуманитарных наук не было разработано ничего похожего на научное наблюдение разума. Можно сказать, что здесь и сейчас гуманитарные науки потерпели неудачу. Что я имею в виду под «гуманитарными науками»? Я имею в виду ту совокупность данных, которая, по всей видимости, входит (или должна входить) в университетское образование.

It might well be said that Buddha was the first scientist. He did organize his things rather well, if tradition is right.

Что это за науки? Это психология, социология, различные «ответвления» общественных наук в целом. Вы понимаете? Есть целая группа паук, которые называются гуманитарными науками. Так вот, почему же они ничего не разработали? Почему они не выжили? Они не выжили; они хватались то за одно, то за другое через каждые несколько минут – кроме психологии, которая была разработана в 1879 году одним-единственным человеком по имени Вундт, из Лейпцига (Германия). Он верил, что все люди – животные, и потом он в этом убедил всех. Но он не убедил нас. Вряд ли это была наука о человеке, поскольку с самого начала она специализировалась в изучении животных. Но ее относят к числу современных гуманитарных наук.

But we in this modern age of science have not developed out of the field of the humanities anything comparable to scientific observation of the mind. The humanities can be said, at this time and place, to have failed. And what do I mean by the humanities? I mean that group of information which is apparently covered, or is supposed to be covered, by the university.

Итак, почему же эти гуманитарные науки так ничего и не разработали? Почему же те, кто занимались этими науками, не воспользовались всеми возможностями, всеми денежными средствами и всем остальным, что было в их распоряжении? Ведь в течение последнего столетия в их распоряжении было огромное количество средств. Почему же они не воспользовались всем этим? А потому, что все эти науки использовались как механизмы контроля. Для каждом из них был создан метод проталкивания своих идей, в своего рода попытке затолкать человека еще глубже в трясину. Их цель была не в улучшении, а в ухудшении. Они толкали вниз, а не вверх. Они изучают человека для того, чтобы выяснить, каким образом можно его контролировать с помощью принуждения. Они изучают человека, чтобы выяснить, как можно его эксплуатировать. Сегодня психология определяется правительством США как «вводящая в заблуждение процедура, которую используют для надувания своих врагов». Позвольте мне вас заверить, что в наш атомный век мы не можем себе позволить иметь врагов, а следовательно, мы не можем себе позволить и того, с помощью чего их можно надувать.

Now, what are those things? They're psychology, sociology, the various branching studies of the social sciences in general. Do you understand that? There's a whole group of things called the humanities. Now, why didn't these develop anything? Why haven't these lived? They haven't lived; they're a matter of changing fad every few minutes — beyond psychology, which was the work of a single man named Wundt in Leipzig, Germany in 1879, who believed that all men were animals and has convinced everybody since. But he hasn't convinced us. This was hardly a human study, since it specialized from the beginning in animal studies. But it's included in the modern humanities.

Вот в этом-то и заключается единственное различие между тем, чем занимаются гуманитарные науки, и тем, чем занимаемся мы. Мы обнаружили, что это так и есть, и если какой-либо одитор или вообще саентолог в какой-то момент не поймет этого, это будет означать, что он так и не понял предмет в целом. Другими словами, единственный способ сделать человека лучше – это улучшать его; нельзя сделать человека лучше, делая его хуже. Единственный способ поднять у человека коэффициент интеллекта – это повысить его способность общаться и жить. Изменить личность человека можно только в лучшую сторону. Так что это немного больше, чем изменение.

Now, why haven't these humanities developed something? Why haven't these humanities made something out of all of the opportunity, the funds and so on that were available to them? — since enormous funds have been available to these people over the last century. Why haven't they made something out of this? Because they were all used as control mechanisms. Each one of them was given a pitch in some sort of effort to push man further into the mire. And their goal was south, not north. Their pitch was down, not up. They study man to learn how to control him by duress. They study man to find out how to take advantage of him. Psychology at this moment, defined by the United States government, is "a deceitful procedure to trick one's enemies." Let me assure you that in this atomic age we can't afford to have enemies and therefore cannot have something which deceitfully attempts to trick one's enemies.

Мы также обнаружили в Саентологии причину, по которой психолог, в этот самый момент, когда я говорю с вами, сохраняет убежденность в том, что человека нельзя изменить. Эта причина заключается в том, что человека невозможно столкнуть вниз. Это очень трудно. Вы довольно легко можете поднять его, поскольку он будет содействовать вам. Но он не будет вам содействовать, если вы попытаетесь столкнуть его вниз. Поэтому, если вы пытаетесь понизить чей-нибудь коэффициент интеллекта, вам придется с этим помучаться. Я не говорю, что это невозможно, потому что в Саентологии мы можем в любой момент взять Кодекс одитора, прочесть его задом наперед, заставить одитора одитировать, стоя на голове, и через каждые две секунды ронять на преклира кирпич, и после того как правильный процесс будет выполнен настолько неправильно, мы бы обнаружили, что преклир потерял всякий интерес к заполнению теста на коэффициент интеллекта.

Here, here is the single point of difference between the humanities and what we are doing. We have found this to be the case, and if any auditor or Scientologist does not at some time achieve an understanding of this, then he has never understood the subject as a whole. And that is to say that the only way you can better man is to better him; you cannot better man by worsening him. The only way you can get an IQ gain on a person is to improve his ability to communicate, to live. The only way that you can make his personality change is for the better. So this is just a little worse than change.

Когда дело доходит до изменений в личности человека, здесь очень трудно что-то ухудшить. Что ж, жизнь со всеми ее механизмами, со всеми методами принуждения способна за период в половину жизненного пути человека подавить изменения в его личности, личностные качества, таланты и способности. Но удается это сделать примерно за половину жизненного пути человека.

The reason the psychologist believes, at this very instant of my talking to you, that man cannot be changed, we have also discovered here in Scien-tology: We cannot push him down. That is very hard to do. It is rather easy to pick him up, because you have his assistance. But you don't have his assistance when you try to push him down. So therefore, if you tried to reduce somebody's IQ, you would have a hard time of it. I don't say that it's impossible, because in Scientology every now and then we can take the Auditor's Code, read it backwards, have the auditor audit by standing on his head and have bricks dropped on the preclear every couple of seconds, and after the right process has been used and misused to this degree, we'll find he's lost his enthusiasm for answering an IQ test.

Она берет какого-нибудь парня, который в двадцать лет был полным энтузиазма художником. И вот ему около сорока, и в нем уже нет того энтузиазма художника, он не реагирует, его желание быть художником уже не столь велико. Вы понимаете. Но потребовалось двадцать лет, чтобы подавить это. Другими словами, вселенная МЭСТ способна делать это постепенно. Таким образом, только объединяясь с частицами вот в этой стене, только объединяясь с механическими законами жизни (в отношении МЭСТ), только отвергая и запугивая все живое и говоря: «Убейте это», мы сможем в конце концов подавить способности человека. Это трудно сделать.

Now, when it comes to personality changes, it is very difficult to worsen these things. Now, life itself, with all of its mechanisms, its duresses of all kinds, is able over a period of half a lifetime to suppress personality changes, characteristics, talents and abilities. About half a lifetime, something like that, it manages it.

Ну, это самое ужасное обвинение, которое когда-либо выдвигалось против какого угодно вида деятельности, против любой эпохи, – человека чертовски просто сделать лучше. Не требуется абсолютно ничего, чтобы изменять человека в лучшую сторону. У вас есть его содействие. Требуется немного хорошего общения, требуется немного хорошей реальности, требуется немного аффинити – и человек становится лучше!

It takes some fellow who was an enthusiastic artist when he was twenty — well, he gets to be about forty, and he isn't quite as enthusiastic as an artist and doesn't respond, and his willingness to be an artist is not as great. You understand that. But it took twenty years to suppress this. In other words, the mest universe can accomplish this on a sort of a gradient scale. So only by allying oneself with the particles in that wall, only by allying oneself with the mechanical laws of life — mest-wise — only by turning and facing down anything alive and saying "kill it" can we at length suppress the ability of man. It is hard to do.

Как вы думаете, почему кто угодно может прийти на курс «Эффективность личности», сесть, пообщаться с другими, и его коэффициент интеллекта повысится? Поглядите, он провел там самое большее 10 часов, и его коэффициент интеллекта повысился! Ого! Позвольте мне отметить, что те люди, которые изучают разум по животной философии, разработанной в Лейпциге, скажут вам, что человека нельзя изменить – его коэффициент интеллекта нельзя изменить, его личность нельзя изменить. О чем это сразу же говорит вам? О том, что они пытались лишь сделать человека хуже. Я ясно выразился?

Well, this is the awfullest condemnation that was ever handed out against any activity or era — that it is terribly easy to improve him. It doesn't require anything at all to change him upward. You have his assistance. It takes some good communication, it takes some good reality, and it takes some affinity, and the fellow improves!

Путь был широко открыт для каждой пары глаз. Все, что нужно было сделать, – это захотеть сделать своего ближнего лучше. Вот и все, что нужно было сделать. А это бывает так же редко, как июньский день в январе.

Why do you suppose anybody can come into a PE Course, sit down and communicate with one's fellows and wind up improved in IQ? Look, he's only been there for ten hours at the absolute outside, and his IQ has improved? Well, let me show you that these students of the mind that are studying out of the animalistic philosophy developed in Leipzig tell you that man cannot be changed — his IQ cannot be changed; his personality cannot be altered. Which tells you what at once? That they've only tried to worsen him. Now, do I make my point?

Чертовски просто объединиться с МЭСТ – чертовски просто. Человек подходит к вам, что вам следует сделать? Ударить его! Если что-то появляется и располагается в каком-то месте, какое действие будет правильным? Обеспечить, чтобы это развалилось. А разве не это делают с помощью этой штуки? Не то чтобы эта штука была плоха. Просто она существует для того, чтобы ее использовали, а не для того, чтобы ею становились.

Male voice: Yup.

Это говорит нам о том, что гуманитарные науки были гораздо менее заинтересованы. Они настолько отстранились, или стали частью вселенной, что даже не представляли себе, что они могли бы преуспеть, занимаясь точными наблюдениями и применением прочих действительно научных принципов.

The road was wide open for any pair of eyes. All one had to do was desire to better his fellow man. That's all one had to do. What is as rare as a June day in January.

Нужно в некоторой степени отделить себя от МЭСТ, для того чтобы посмотреть на МЭСТ. Нужно посмотреть на своих ближних и выяснить, что они собой представляют и чем они занимаются. Нужно наблюдать. И в ту секунду, когда человек начинает смотреть, ему в руки попадает огромное количество простых вещей; он ничего не может с этим поделать. Так что вы меня простите, если я усомнюсь в искренности предшественников, занимавшихся данным предметом. Мне кажется, что между тем, что было в 625 году до нашей эры, и тем, что было в 1957 году нашей эры, осталась абсолютная пустота. Я убежден в этом, потому что это слишком просто.

Terribly easy to ally yourself with mest — terribly easy. Fellow comes up to you, what's the proper thing to do? Hit him! If anything comes around and sits down, why, what's the right thing to do? Well, fix it up so it'll decay. Well, doesn't that stuff do it? It's not that that stuff is bad. But that stuff is there to be used; it's not there to become.

Так вот, первое, что нам следует знать о Саентологии: достигая простоты, мы выигрываем. Достигая простоты, мы выигрываем.

So it tells us that the humanities were far less interested. But they had withdrawn so far or were part of the universe that they never conceived any future for themselves in exact observation or in other actual scientific principles.

Способствуя возникновению сложности или погружаясь в нее, мы достигаем непостижимости и создаем тайну – мы погружаем человека в духовенство, мы погружаем его в культ. Вместо: «Из какого вы монастыря, святой отец?» (как говорили в Средневековье, стоя на перекрестках и перебирая четки) – в 1950 и 1957 говорят: «В каком университете вы преподаете, коллега?» – понимаете? То же самое. Это своего рода духовенство: все знание священно и должно излагаться в определенном апатичном тоне, иначе оно перестанет существовать.

One had to separate himself from mest in order to look at it, to some degree. He had to look at his fellow men and find out what they were and what they were doing. He had to observe. And the second he started looking, a great many simplicities fell into his lap; he couldn't help it. So you will pardon me if I doubt the sincerity of the forebears of this subject. I believe that there has been a total gap between 1625 b.c. and 1957 a.d. I believe that because it's too easy.

Ну, тон и эмоция не имеют ничего общего со знанием. Авторитет не имеет ничего общего со знанием. То, что я вам рассказываю и называю правдой, является правдой не потому, что я называю это правдой. И если вы обнаружите, что что-либо из сказанного мною сейчас или когда-либо раньше отличается от ваших собственных наблюдений – если это хорошие наблюдения, – то это не будет правдой! И неважно, говорил ли я, что это правда, или нет. Понимаете?

Now, that's the first thing we must know about Scientology is that by the attainment of a simplicity we accomplish a benefit. By the attainment of a simplicity we accomplish a benefit.

Работая с людьми, вы можете предлагать им посмотреть на что-то, и если они способны это видеть, и если это является правдой для них, тогда это – правда. Но только если эти люди способны это увидеть. Теперь просто перенесите то же самое наблюдение на другой уровень. Возьмем какого-нибудь парня, который донельзя опустился, какого-нибудь парня, который, в действительности, просто... которому уже конец. Он всю свою жизнь не просыхал, понимаете? Все время пьян, его вытаскивали из баров, он – выпускник чикагского университета, знаете... Этот парень перешел границу «не могу видеть». И что же для него является правдой? Слепота. Вот что для него является правдой.

By the invitation of or involvement in a complexity, we accomplish the unfathomable and create a mystery — we sink man into a priesthood; we sink him into a cult. Instead of, as they said in the Middle Ages, "What monastery do you come from, Father?" (as they stood on the crossroads telling their beads one at another), why, they say, "Now, what university are you teaching at, Brother?" in 1950 and 57, you see? Same breed of cat. It's a sort of a priesthood: all knowledge is sacrosanct and it must all be uttered in a certain apathetic tone or it isn't.

Так вот, я могу вам рассказать, как продемонстрировать этому парню ту правду, которая встряхнет его. Закройте ему глаза рукой и скажите: «Ты не можешь видеть, так?» Он согласится с вами так, как никогда еще не соглашался, ведь он не может видеть – и неважно, закрыли вы ему глаза или нет.

Well, tone and emotion have nothing to do with knowledge. Authority has nothing to do with knowledge. Those things I tell you are true are not true because I tell you they are true. And if anything I tell you, or have ever told you, is discovered to differ from the individual observation (be it a good observation), then it isn't true! It doesn't matter whether I said it was true or not. Do you understand?

Так вот, это первое, что ему необходимо выяснить, с точки зрения его способности наблюдать. Ему нужно выяснить, что существовало состояние, в котором он не мог видеть, прежде чем он начнет смотреть. И этот человек – разбухший от всевозможных значимостей, обученный всему через десятые руки – может заметить нечто очень примечательное. Он так и не научится, пока не выяснит, что не мог этого делать раньше.

And you, in handling people, can tell them to look at certain things, and if they can see them and if they're true for them, they're true. But only if they can see them. So just carry this same observation another stage. To some fellow who is terribly debased, some fellow who has actually just... aw, just gone all out — he's just been in nothing but hog wallows all of his life, you know? Drunk all the time, dragged out of bars, graduated from the University of Chicago, you know. . . . This fellow who has gone the limit can't see. And what is true for him? Blindness. That is true for him.

И проклятьем этих прошедших двадцати пяти столетий была видимость знания – выдумка, то, чего никогда не было, то, что передается от одного человека к другому, и то, за что учащиеся получают неудовлетворительные оценки, как будто это существует. И люди поклонялись небылицам. И молитвы воссылались к тому, что является вымыслом. И человек совершенно не смотрел.

Now, I can tell you how to show that fellow a truth which would shake him. Put your hand across his eyes and say, "You cannot see, can you?" He would agree with you like he'd never agreed before, because he can't see, whether your hands are across his eyes or not.

Для человека, пережившего огромное количество огорчений, это просто ужасно... Предположим, этот человек состоял с кем-то в браке и многие годы пытался тем или иным способом сделать так, чтобы его партнер увидел его точку зрения. Или же возьмем ребенка, который, взрослея, все усилия направлял на то, чтобы его родители увидели что-то, чтобы так или иначе приняли его точку зрения. Этот человек испытывает ужасный шок, обнаружив однажды, что причина, по которой он так и не сумел добиться разумности в своей семье – в детстве или в зрелом возрасте, – целиком заключалась в той слепоте, которая сама по себе была настолько темна и глубоко погребена под разным мусором, что никто даже не замечал ее. И он сам никогда не замечал слепоты своих родителей, никогда не замечал слепоты своей жены. Изумительно, правда?

Now, that is the first thing that he would have to find out in terms of his own observational power. He'd have to find out that there was a condition where he couldn't see before he would begin to look. And for this individual — all swelled up on significances of one kind or another, all taught eighteenth hand — a very remarkable thing is observable. He'll never learn until he finds out that he hasn't.

Человек чертовски долго живет, казалось бы, чертовски много смотрит, и страшно много думает, а затем обнаруживает, что кто-то был слеп, как крот. Разве это не изумительно? Ну, это точка входа в любой кейс. Другими словами, существуют еще худшие состояния, чем неспособность видеть, и это – когда кто-то воображает, что видит.

And the curse of these intervening twenty-five hundred years has been a pretense of knowledge — inventednesses which never were, which are passed along and people are flunked upon just as though they existed. And we've had a worship of the fable. We have had prayers being sent up to a myth. And man hasn't been looking at all.

Гуманитарные науки видели так много всего воображаемого; они вообще не желали смотреть. И поэтому они потерпели неудачу,

It's a terrible thing for somebody who has struggled through a tremendous amount of upset — let's say he has been ... this person has been married to somebody and just tried for years to make somebody see their point of view one way or the other — or for some child who has struggled up into manhood or womanhood with all of his efforts devoted to getting his parents to see something, to take his point of view one way or the other. It's an horrible shock to this person to find out someday that the reason he could never get a reasonability in his family, late in life or early in life, was totally based on blindness which in itself was so obfuscated, overlarded that nobody even noticed the blindness. And he himself never noticed the blindness of his parents, never noticed the blindness of his wife. Fantastic isn't it?

Но мы не должны сами потерпеть неудачу таким же образом. С нами это легко могло бы случиться. У нас в Саентологии сложная номенклатура. Есть 475 или 480 слов, и все они имеют особые значения. К счастью, больше половины из них – это уже существующие слова, для которых просто дается более точное значение. Но у нас есть и слова со специальными значениями. И такие слова хороши ровно настолько, насколько они объясняют что-либо. Это все, что есть хорошего в этих словах.

One does a terrific amount of living and apparent looking and an awful lot of thinking, and then finds out somebody was stone-blind. Isn't that fantastic? Well, that is the entrance point of any case. In other words, there are conditions worse than being unable to see, and that is imagining one sees.

Но не допускайте, чтобы ваше специализированное употребление слов выбросило вас из общения со своими собратьями. Знайте эти слова достаточно хорошо, чтобы суметь заменить их соответствующими фразами, поскольку обычно нужно использовать фразу или предложение, чтобы описать какое-либо из этих слов. Будьте способны делать это достаточно хорошо, чтобы уметь отказываться от этой номенклатуры и начинать использовать ее снова, в зависимости от того, с кем вы разговариваете, – и вы не будете поощрять слепоту. Потому что ярлык – это всего лишь ярлык. В банке варенья содержится варенье, даже если на ней написано «маринованные огурцы».

The humanities imagined too many things to see; they never cared to look. And so they failed.

Далее, у нас есть конкретные, определенные, четкие процедуры. Насколько бы ценными они ни были, если они склоняют нас к тому, чтобы мы смотрели именно на них, а не на то, на что они помогают нам смотреть; если они – эти процедуры и виды деятельности – склоняют нас к вере в то, что они являются целью, а не средством для осуществления других целей, – тогда мы сами окажемся в таком же положении. И мы будем считать себя самыми мудрыми людьми на Земле, и нам придется заново открыть тот факт, что нам необходимо достичь слепоты по пути вверх.

But we must not ourselves fail in this same track. It would be easy for us to do this. We have a complicated nomenclature in Scientology. There are about 475 or 80 words, all of which have special meaning. Fortunately, over 50 percent of these are merely clarifications of their actual English equivalents. But we have a vocabulary of specialized meaning. It's just as good as it explains things. That's all the good it is.

Многие философы были слепы к правде из-за великолепия своих собственных изречений. Теперь, какую бы специальную область знаний мы ни развивали, такую, как тренировочные упражнения и процессы, составляющие этот курс (какими бы ценными они ни были), нам в то же время необходимо понимать, что эти вещи являются средством достижения цели, а не самой целью.

But don't let your specialized use of words throw you out of communication with your fellow man. Know these words well enough so that you can use their alternate phrases — because it usually takes a phrase or a sentence to describe one of these words in English. Be able to do that well enough to go out of nomenclature and into nomenclature again, depending on who you're talking to, and you will not be encouraging blindness. Because a label is just a label. The thing in the jam jar is jam, regardless of whether it says "pickles" on the front of it.

Может произойти очень странная штука. Человек может взяться за то, что мы называем Тренировочное упражнение 0, Тренировочное упражнение 1, Тренировочное упражнение 2, Тренировочное упражнение 3 – все эти упражнения – и добраться аж до Тренировочного упражнения 6, так и не соединив их в единый процесс. И теоретически, тем не менее, он мог бы выполнять их превосходно – каждое само по себе – но он так и не сумел бы применить их в сессии одитинга. Теоретически такое может произойти.

Now, we have certain, definite, positive procedures. As valuable as these things are, if they incline us in the direction of looking at them, not the thing they help us look at, if they incline us (these procedures and activities) to believe that they are a thing, not a means toward doing another thing, then we ourselves will be in the same condition. And we will consider ourselves to be the wisest people on Earth and have to discover all over again that we have to achieve blindness on the way up.

Что ж, это значит, что человек совершенно забыл о том, для чего они предназначены, а предназначены они для того, чтобы создать правильную обстановку общения в сессии, чтобы сессия одитинга или просто беседа (что находится на более низком уровне) могли бы проходить без столкновений и ссор. Другими словами, конечная цель всех этих начальных тренировочных упражнений – общение, и когда человек упускает из виду тот факт, что эти упражнения помогают ему конфронтировать что-то и смотреть на это – Тренировочное упражнение 0 – он утрачивает преимущество всех упражнений в целом. Вы понимаете?

Many a philosopher has been blinded to the truth by the brilliance of his own syllablization. Now, wherever we develop an area of special knowledge, such as the training drills and processes (as valuable as they are) which constitute this course, we must also at the same time understand that these things are a means to an end and are not in themselves the end.

И забавно здесь то, что эти тренировочные упражнения сами по себе могут доставлять массу удовольствия. Я был бы последним, кто признал бы, что эти упражнения не являются поистине жемчужинами гениальности. Но я был бы первым, кто выбросил бы их, если бы они препятствовали чьему-либо общению! Помните это и используйте их соответственно.

A very funny thing can happen. A person can take up what we call Training 0, Training 1, Training 2, Training 3 — all of these drills — and get clear up to 6 without ever having integrated them into a single process. And yet, theoretically, he could perform them beautifully, each one independently, and yet never be able to do them in an auditing session. Theoretically that could happen.

Они охватывают шкалу градиентов от «не смотреть» до «смотреть». И они образуют довольно-таки неплохую шкалу градиентов. И они используются уже давно. Но только сейчас мы узнаем, что они были слишком замысловатыми. Мы выяснили, что самые лучшие фразы, которые тренер может использовать, обучая кого-то выполнению этих упражнений, – это: «Делай это!», «Конфронтируй это!» Не «как это сделать», а просто «делай это». В действительности, все это сводится к конфронтированию и ни к чему другому.

Well, this would be a person who had totally forgotten what they were for, and that is to create the proper communication atmosphere to a session so that an auditing session or a human conversation (that being one of the lower sorts) could occur without jolts and jars. In other words, the end view of all those early training drills are communication, and when one loses the sight of the fact that they make somebody confront and look at — Training 0 — he's lost the benefit of the whole sweeping mass. Do you understand that?

Человек не может давать подтверждение, потому что всякий раз, когда он дает подтверждение, некая таинственная сила дает ему по зубам. Ну, это просто... эта таинственная сила – это просто что-то, что он не желает конфронтировать, в настоящем времени или где-то позади на траке. Это просто что-то, что он не желает конфронтировать. Видимо, нужны остальные упражнения, потому что когда просто конфронтируешь, ничего такого не возникает. Человек уже усвоил, что если он просто сидит и не вмешивается в чужие дела, то ничего не произойдет, разве что он будет вести растительную жизнь и умрет голодной смертью. Так что нам надо выходить на следующий уровень.

Now, the funny part of it is these things can be lots of fun in themselves. I would be the last person to admit that they weren't positive jewels of genius. But I would be the first one to throw them away if they got in the road of anybody's communication! Remember that, and use them accordingly.

Нам необходимо выходить на следующий уровень. И этот следующий уровень – это общение, устное общение. И в конце концов мы приходим к полному отсечению символов, и мы общаемся при помощи рук, подобно тому, как семафорят с одного линкора на другой. Весьма интересно. Тем не менее, это – шкала градиентов в отношении общения, и именно так это следует понимать.

They take a gradient scale from "not look" to "look." And they're a pretty good gradient scale. And they've been in use for a long time now. But we're just now learning that they were too fancy. We found out the best coaching remarks that can be made in teaching somebody to do these things is "Do it!" "Confront it!" Not "how," just "do it." Actually, the whole thing boils down to confrontingness and nothing else.

Теперь мы подходим к высшим уровням этого набора шагов по обучению, и мы подходим к тому, что называется высшим уровнем обучения; мы уже используем эти упражнения. И всегда очень весело наблюдать, как человек, прошедший «Курс по общению», впервые натыкается на простой 8-К – процесс, состоящий из простых команд, в котором вы просите человека подойти и прикоснуться к стене. Вы в жизни не видали столько проблем. У него в жизни не было так много проблем. Почему у него раньше не было так много проблем? Потому что этот процесс объединяет все тренировочные упражнения низшего уровня, он как бы говорит: «Ну ладно, сынок. Просто выполняй их все сразу. Вот и все. Это все, что нужно делать». Конечно, вы не выполняете их все сразу, и в конце концов он выясняет, что каждое из них делается но отдельности. К счастью, вам не нужно делать их все в один и тот же момент.

An individual can't give an acknowledgment because every time he gives an acknowledgment some mysterious force hits him in the teeth. Well, that's simply. . . that mysterious force is just something that he is unwilling to confront, in the present or the backtrack. It's just something he's unwilling to confront. You need the rest of the drills, apparently, because just plain confrontingness doesn't ever stir these things up. Just sitting there ... the fellow has already learned that if he just sits there and minds his own business nothing will happen except that he will vegetate and starve to death. So we have to occasion a further reach.

Но чем же тогда это все, в конце концов, становится? Чем все это оказывается? Шкалой градиентов в отношении наблюдения, согласно которой человек тянется вовне, к информации о жизни, форме, массе, энергии, пространстве и времени и достигает

We have to have a further reach. And that further reach is communication — verbal communication. And it finally winds up with total symbol amputation, and we do it by hand, like wigwags from battleship to battleship. Quite interesting. But it's a gradient scale of communication, and thus it must be understood.

этой информации.

Now, we move up into the upper reaches of that battery of indoctrination steps, and we get into what's called Upper Indoctrination; we have these things in practice. And it is always a lovely thing to watch the first day when anybody who has been through a Comm Course butts into plain 8-C — simple-command process where you tell people to go over and touch a wall. You never heard so much trouble. They never had this much trouble before. Why didn't they ever have this much trouble before? Because this process integrates all the lower training drills and say, "Well, that's all right, sonny. Just do them all at once. That's all. That's all you have to do." Of course, you aren't doing them all at once, and he finds out eventually that you do each one at a time. Fortunately, you don't have to do them all at the same instant.

В конце концов я осознал, что эти тренировочные упражнения сами по себе (если их проводить достаточно тщательно, и если тренер и инструктор работают достаточно хорошо), являются шагами на пути к клиру, без какого-либо дополнительного процессинга. Почему? Потому что они непосредственно повышают уровень общения индивидуума. Но это другой маршрут. Вместо того, чтобы проводить процессинг этому парню, вы говорите: «Делай это!» И он говорит: «А-а-а-а-а!» А вы говорите: «Делай это!» И он говорит: «Но моя голова – мои ноги – я не могу – вваууу». А вы говорите: «Делай это!» И затем неожиданно он говорит: «Йооойй-йооойй-уу-оо» – бах! И примерно в то время, когда он лежит здесь в точно таком же положении, в каком он был всегда, когда мама сочувствовала ему, он обнаруживает, что тренер и инструктор сажают его обратно на стул, говоря: «Делай это!» И контуры разлетаются вдребезги, и через некоторое время он говорит: «Знаете, я могу общаться».

But what does this wind up to become then? What does this wind up to be? A gradient scale of observation whereby one reaches out and receives in intelligence concerning life, forms, mass, energy, space and time.

Это ужасный маршрут. Его можно пробовать только на очень уравновешенных людях, уже получивших немало процессинга и обладающих огромным желанием это делать и пониманием, и боюсь, что это не сработает на обыкновенном преклире, если только в процессе выполнения упражнений вы не выработаете у него желание быть саентологом.

I woke up eventually to discover that these training drills all by them-self, practiced with sufficient rigor and coached well enough and instructed well enough, were steps on the road to Clear all by themselves without any further processing. Why? Because they directly raise the communication level as an individual. But they take another course. Instead of processing this fellow, you say, "Do it!" And he says, "Ya-ya-ya-ya!" And you say, "Do it!" And he says, "But my head — my feet — I can't — vulumn." And you say, "Do it!" And then he says ... all of a sudden he says, "Eooohhh-eooohhh-uh-oo" — boom! And just about the time he's lying there in the exact position where his mother always sympathized with him, he finds the coach and the Instructor putting him back in the chair saying, "Do it!" And the circuits blow up and after a while he says, "You know, I can communicate."

Если бы какая-то группа, подобная этой, подверглась бы такому же принуждению, которому за одну неделю подвергается эта группа, то к настоящему моменту ее просто размазало бы по стенке. Так что любое упражнение должно сопровождаться пониманием, не так ли? Вы выдерживаете все эти упражнения, потому что понимаете, что у них есть конечная цель. Вы понимаете, к чему они ведут и что они делают, и тот факт, что вы понимаете это, увеличивает вашу способность выдерживать трудности до такой степени, что вы в самом деле пытаетесь выполнить эти невозможные и невероятные вещи. Таким образом, понимание имеет некоторое отношение к этому, да? Забавная сторона всего этого заключается в том, что понимание требуется от вас, и вы напрасно надеетесь на инструктора, чтобы хоть что-нибудь в этом понять! Что ж, все это вам на пользу. У вас происходит включение вашего прежнего понимания, когда вы пытаетесь продемонстрировать это понимание ему, но терпите неудачу.

It's a ghastly route to take. It could only be attempted on people of considerable stability, of considerable back-processing and a great deal of willingness and understanding, and I'm afraid wouldn't work on the routine preclear, unless in the process of doing them you made a willingness to be a Scientologist.

Но если мы рассмотрим это в широком масштабе, мы обнаружим, что ясно выражаем свои мысли относительно того, куда человек идет, что он делает, каким бы мог быть конечный продукт; и мы, определенно, разобрались с теми факторами, с которыми не разобралась ни одна гуманитарная наука, и с которыми она и не думала разбираться, и, что более важно, даже не знала, что с ними когда-либо придется разбираться.

A group similar to this one, given as much duress as this had in one week, would be all plastered all over the walls by now. So understanding must accompany any drill, mustn't it? And you survive these because you understand that there's an end goal to them. You understand where they are going and what they are doing, and so your understanding raises your tolerance to a point where you will actually attempt to do this impossible and incredible thing. So understanding has something to do with it, doesn't it? The funny part of it is the understanding is demanded of you, and you look in vain for the Instructor to understand a damn thing! Well, that's all to your benefit. It keys in past understanding on you as you try to give it to him and fail.

Для того чтобы человек смог видеть, если он не может видеть, ему сначала нужно понять, что он был слеп.

But when we look this over on a broad view we find ourselves articulate on the subject of where man is going, what man is doing, what the end product could be; and we for certain have sorted out factors that none of the humanities ever sorted out or ever dreamed of sorting out, and didn't even know they would ever have to be sorted out — that's more important.

Поэтому мне будет жаль вас, когда в один прекрасный день вы обнаружите в своих рядах заброшенного к вам для выполнения правительственного проекта или чего-то в этом роде... для этого проекта выделят какого-нибудь психиатра или психолога старой выучки или кого-то еще в этом роде, дадут его вам и скажут обучить его. Что ж, есть некоторые детали конской анатомии, которые никогда не упоминаются – особенно при женщинах, – но они, тем не менее, лучше всего подходят для описания этого типа.

In order for a man to see when he can't, he would first have to understand that he was blind.

Ну, что же с ним не в порядке? И почему его невозможно обучить? Потому что он вовлечен в это ужасное притворство. Он пялится на выдуманную информацию, которая ни разу не помогла ему, равно как и любому другому человеческому существу, и все же она кажется такой мудрой. Это так впечатляет – иметь не 472, а 18000 названий. Он решит, что вы просто барахло, раз вы не знаете этих 18000 названий, и он будет говорить людям вокруг, что вы шарлатан и мошенник, поскольку вы не знаете этих 18000 названий. Но вы знаете кое-что, чего не знает он. Вы знаете, что он слеп. Есть состояние хуже слепоты – это когда человек думает, что видит что-то, чего не существует.

Therefore I pity you when someday you find in your midst — thrown to you in a government project or something of the sort — the fact that the old base psychiatrist or psychologist or something or other is going to be put into your particular project, and you're going to be called upon to train this man. Now, there are certain portions of a horse's anatomy which are never mentioned — particularly amongst ladies — but this fellow, this fellow would be best described.

Так вот, когда нас попросят обучить такого человека, мы сможем это сделать только в том случае, если будем осознавать, что мы также поднялись из состояния не-видения.

Now, what's wrong with him? And why is he untrainable? Because he's on this terrific pretense. He is staring at fancied information which has never benefited him or any other human being — yet it sounds so wise. It's so impressive to have 18,000 names, not 472. He'll think you're a dog because you don't know these 18,000 names, and he will tell the people around him that you are a charlatan and a cheat because you don't know these 18,000 names. But you know something he doesn't know. You know he's blind. There is a condition worse than blindness, and that is thinking you see something that isn't there.

Иногда во время процессинга происходит очень забавная для человека вещь: он садится, его одитируют, и он говорит: «Знаете... вы знаете, я думаю, что я все воспринимал неправильно». Вот это да. Он воспринимал все не просто неправильно – он воспринимал все шиворот-навыворот. Но у него появилось это смутное подозрение. Он усаживается там с той целью, чтобы вы его проодитировали и таким образом доказали, что он всегда был прав, просто весь остальной мир его надувал. И, получая одитинг, он в какой-то момент обнаруживает, что он был совершенно не прав и что, так сказать, более неправым он бы не мог быть.

Now, when we are asked to train such a man, we can do so only if we ourselves know that we, too, have risen from the unseeingness.

Он сидит и говорит: «Знаете, возможно, я был не прав. Может быть, ля-ля-ля-ля-ля. Может быть, часть ответственности была на мне. Может быть... Может быть, жизнь... ля-ля-ля-ля-ля... Интересно. Ну и ну, вы же не думаете, что я никогда не смотрел прямо на ту девушку, а?» Или: «Интересно, был ли я вообще когда-нибудь частью своей работы?» Или, как это было с одним счастливчиком (он счастливчик, потому что выяснил это)... он сказал: «Интересно, а есть ли у меня вообще право носить эти пять нашивок на рукаве?»

It's a very funny thing for a fellow sometime in processing: he sits down, he's being audited, and he says, "You know... you know, I think I've got things wrong." Boy, you said it. He's not just had them wrong, he's had them upside down. But this sneaking suspicion comes through to him. He sat down there so that you would audit him and thereby prove that he was always right and he was simply put upon by the rest of the world. And he finds out in the course of it, somewhere along the line, that he was dead wrong and, to modify English, couldn't have been wronger.

Так вот, мы не просили его вдруг стать скромным; мы пытались сделать его сильнее. Но эта скромность была на более высоком уровне! Прежде он был напыщенным жалким эгоистом, и его самовлюбленность не позволяла ему признать истинность того, что он не считал себя достойным своей работы. И он скрыл это даже от самого себя. И ему пришлось заново это обнаружить, прежде чем он выбрался из трясины.

He sits there and he says, "You know, maybe I wasn't right. Maybe ya-uuh , . . Maybe some of this responsibility was mine. Maybe... maybe life . .. uh-huh-huh-huh-huh ... I wonder. Say, you don't suppose I've never taken a straight look at that girl, do you? Or I wonder if I have ever really been part of my job at all." Or as I did to one fortunate individual — he's fortunate because he found this out — he said, "I wonder if I have any right at all to wear these five stripes on my sleeve."

Вы знаете, что ни один слепой не думает, что он слеп? Он может вам это говорить, но он так не думает. Как-то раз я проводил процессинг одному слепому и выяснил, почему проводить процессинг слепым практически невозможно. Потому что они видят всевозможные вещи. У них есть все виды восприятий. И они получают одитинг для того, чтобы им не пришлось признавать, что они слепы.

Now, we weren't asking him to dive into humility; we were trying to build him up. But humility was north! He was on a swollen, pathetic egotism which wouldn't admit his admission of truth that he didn't think he was up to his job. And this he had hidden even from himself. And he had to discover this all over again before he got out of the morass.

И я одитировал этого парня, и совершенно неожиданно он закрыл глаза руками и сказал: «Боже мой, – сказал он, – я не вижу!» Это потрясающе. Он был слепым всего лишь около четверти столетия. Большое озарение. Я не мог понять, почему он... просто я... из-за этого сессия остановилась на месте. При таком громадном озарении вы... просто посылаете сессию к черту. Я не возвращал этого парня в сессию; он все ходил по комнате и приговаривал: «Я – слепой». Это было огромное облегчение для него.

Do you know that no blind man thinks he is blind? He may tell you so, but he doesn't think so. I processed a blind man one time and found out why it's almost impossible to process blind people. Because they see all sorts of things. They have all kinds of perceptions. And they're getting audited so they won't have to admit they're blind.

Я больше никогда его не одитировал. Я закончил ту сессию, – она в любом случае была короткой, – наверное, минут пятнадцать. С тех пор он стал моим верным другом. Я был единственным человеком – как он рассказывал своим друзьям, – который дал ему представление об истине. Только вот он разукрасил эту истину на все лады, создав из нее всевозможные истины, но действительность заключалась в том, что я оказался единственным человеком, который когда-либо встретился ему и побудил его узнать о том, что он был слеп, и который побудил его прекратить обманывать себя. После этого он был полностью готов к тому, чтобы быть слепым. Это было очень интересно, но это сильно изменило его жизнь, и он стал моим верным другом.

And I audited this fellow up the line and all of a sudden he clapped his hands over his eyes and he says, "My God," he said, "I can't see!" That's fascinating. He'd only been blind for about a quarter of a century. Big cognition. I couldn't understand why he went around ... I just... it just stopped the session in its tracks. On a cognition of that magnitude you would — just let the session go to hell. There was no getting this fellow back into session; he kept walking around the room saying, "I'm blind!" It was a great relief to him.

Так вот, я не говорю, что мы не смогли бы пойти дальше, – что мы не смогли бы пойти дальше, вернуть ему зрение и, возможно, еще много чего сделать; но я рассказал об этом человеке, просто чтобы привести пример большого озарения. И я как одитор – сидел и думал, что самое последнее, что нам нужно было обнаружить в этом кейсе, – это то, что парень был слепым!

I never audited him anymore. I closed off that particular session because it was a short one anyhow — I think its total duration was supposed to be fifteen minutes. But he's been a fast friend of mine ever since. I was the only fellow, he tells his friends, who ever showed him an inkling of truth. Only he's got it all embroidered up now to all kinds of truths, but the truth of the matter is, I was the only fellow that ever came along and invited him to find out that he was blind and to stop kidding himself. After that he was perfectly willing to be blind. It was very interesting, but it modified his existence considerably, and he's a very fast friend of mine.

И были люди на костылях, ни с того ни с сего говорившие мне:

Now, I don't say that we couldn't go on above this point, don't you see, we couldn't go on north from this and have restored his sight and perhaps done all sorts of things, but I merely bring him forward as an example of a big cognition. And me as an auditor sat there, and I thought the last thing in the world we had to discover about this case was that the fellow was blind!

• Знаете, я хромой.

And I've had fellows on crutches tell me all of a sudden, "You know, I'm lame." "You are? What have you been doing for fifteen years with that crutch if you weren't lame?" The fellow didn't realize he was lame. This is a fantastic thing.

Now, we're not trying to pound the truth into somebody's head. We're not trying to beat them down so that they will get any lower. No, we do our best to make them communicate, to look, to cheer up. We're friendly, we're kind and everything's fine. And the guy improves and improves and improves and finds himself on the bottom. And only then can he go up.

Так вот, мы не пытаемся вбить истину в чью-либо голову. Мы не пытаемся никого подавить, чтобы они опустились еще ниже. Нет, мы делаем все возможное, чтобы заставить их общаться, смотреть, быть более радостными. Мы настроены дружески, мы добры, и все прекрасно. Человек становится лучше, и лучше, и лучше, и обнаруживает, что находится на самом дне. И лишь тогда он может подниматься.

Had a preclear one time who used to dope off all the time. And he told me one day, "You know, I dope off all the time." Well, he'd always said this. He'd always said, "You know, I get doped off. I just get dopey. I get dopey. I get dopey." And one day he looked at me very intelligently and he said, "You know, I dope off all the time." And I said "Yes," and I was about to pass it up because the most obvious thing about the case would have been the fact that he was doping off. And what do you know, it made a big difference to him. It isn't that he didn't dope off anymore, because he did — every now and then — but he had found out about it. And he would go tok and knock himself back into awakeness again. These are the fabulous things about Scientology.

Был у меня как-то преклир, который был все время сонным. И однажды он мне сказал: «Знаете, я все время сонный». Ну, он все время говорил об этом. Он всегда говорил: «Знаете, я сонный. Я просто засыпаю. Я засыпаю. Я засыпаю». И однажды он посмотрел на меня очень умным взглядом и сказал: «Вы знаете, я все время сонный». И я сказал: «Да», – и я собирался пропустить это мимо ушей, потому что самым очевидным в этом кейсе был тот факт, что он сонный. И подумать только, это произвело в нем большую перемену. Не то чтобы он больше не был сонным, нет – он был, то и дело – но он это выяснил. И он бац, и вновь приводил себя в чувство. Вот такие есть невероятные штуки, связанные с Саентологией.

Now, it tells you quite adequately that there is an enormous zone, an enormous wonderland, below blindness. It tells you that there is an enormous Valhalla mixed up with Pluto's realm, mixed up with fairy tales, mixed up with Menninger's works, lying all over below the level of truth. And the truth is a simple thing that anybody could see. And why don't they see it? Because they live in this gorgeous wonderland, which isn't and never will be.

Так вот, это в достаточной степени нам показывает, что существует огромная область, огромная страна чудес – ниже слепоты. Это показывает нам, что существует огромная Вальхалла вперемежку с царством Плутона, вперемежку со сказками, вперемежку с трудами Меннингера, которые лежат ниже уровня истины. А истина – это простая вещь, которую мог бы увидеть каждый. И почему же люди ее не видят? Потому что они живут в этой восхитительной стране чудес, которой нет и никогда не будет.

You perhaps don't know the joke of why we use Alice in Wonderland in our training drills. It's just a joke, completely aside from the fact that that particular gentleman, besides being a fine mathematician, could also write.

Возможно, вы не знаете эту шутку относительно того, почему мы используем «Алису в стране чудес» на тренировочных упражнениях. Это просто шутка: это не имеет никакого отношения к тому, что этот джентльмен, помимо того, что он был прекрасным математиком, также умел писать.

But here is this circumstance — all this imagined knowledge. Somebody commits to memory a sixty-thousand-word treatise on childcare — just commits it to memory from one end to the other. Doesn't understand any part of it. Sees a child coughing and whooping and coughing and just having a terrible time, and turns around very learnedly to the mother and says, "Bronchitis — acute," and walks away. Bronchitis. Now, wait a minute. We don't care how many broncos are around there. A child is coughing!

Но существует такое обстоятельство: все это воображаемое знание. Кто-то закладывает в свою память научный труд по уходу за детьми – в шестьдесят тысяч слов – просто заучивает его с начала до конца. Не понимает в нем ничего. Он видит, как ребенок кашляет, хрипит, снова кашляет и находится в ужасном состоянии; поворачивается с очень ученым видом к матери и говорит: «Грипп. С осложнением» – и уходит. Грипп. Эй, подождите минутку. Нам все равно, какие там грибы. Ребенок кашляет!

It actually would require the observation that the child was coughing in order to do anything about it. Now, the wrong thing to do about it is give it a new name! That just takes you one step away from looking at it. And you realize that if you were in good shape, the child was coughing and his throat was raw and you looked at his throat and so on, his throat would get well.

В самом деле, потребовалось бы наблюдение, что ребенок кашляет, чтобы что-то предпринять по этому поводу. Неправильное действие – дать этому новое название! Это лишь уведет вас на один шаг в сторону от того, чтобы смотреть на это. И вы понимаете, что если бы вы были в хорошей форме, и если бы ребенок кашлял, и его горло было бы воспаленным, вы бы посмотрели его горло, и все такое, и его горло прошло бы.

Now, let's go into wonderland — the wonderland of syllables; the wonderland beneath the earth of never-never. What is all this? We know it as a dispersal. An individual looks at something and it flashes back and he can no longer look in that direction. It kicks him in the teeth. He thinks it will continue to kick him in the teeth. So he mustn't look that way. He must look somewhere else. And he eventually learns very well never to observe anything, but if he catches sight of something, to go on a via at once and look the other direction. Do you see that? And that is the exact mechanic of how a wonderland of pretended information which became the social sciences was created. Individual couldn't confront man so he turned around and developed a theory about man. He said man was something that was made by the devil in the image of God or something — some such myth. All savage races, all savage races, even the American, has had myths concerning man's origin — the Aleut, Tlingits. You see, he's had all sorts of things.

Нет, давайте возьмем страну чудес – чудесную страну слов; страну чудес, лежащую еще ниже той земли, где не ступала нога человека. Что же все это такое? Нам это известно как рассеивание. Человек смотрит на что-то, оно дает обратную вспышку, и он больше не может смотреть в этом направлении. Оно дает ему по зубам. Он полагает, что это и дальше будет давать ему по зубам. Поэтому ему нельзя туда смотреть. Он должен смотреть куда-нибудь еще. И в конце концов он очень хорошо усваивает, что он никогда не должен ничего наблюдать, а если он и замечает что-то, он должен сразу же прибегать к промежуточным точкам и смотреть в другом направлении. Вы понимаете это? Это и есть точный механизм того, как была создана эта чудесная страна мнимой информации, ставшая общественными науками. Человек был неспособен конфронтировать человека, поэтому он взял и создал теорию о человеке. Он сказал, что человек был чем-то, что было создано дьяволом по образу Бога или что-то в этом роде – какой-то такой миф. У всех первобытных рас, у всех первобытных рас, даже у американцев, были мифы о человеческом происхождении – и у алеутов, и у тлинкитов. Понимаете, у всех у них были всевозможные мифы.

Now, he certainly couldn't have been looking very well if he'd never noticed exteriorization as such. He must have been blind for centuries never to have included this in his literature. Isn't this fascinating? If any man knew anything about it, he didn't dare say anything about it because nobody else knew anything about it, you see? He stood there as a little island of information that quickly died. He invented all sorts of things about heaven and hell and hereafters.

Ну, человек, определенно, не очень хорошо смотрел, раз он так никогда и не заметил экстериоризации как таковой. Он, должно быть, был слеп на протяжении многих столетий, раз он так и не включил этого в свою литературу. Разве это не занимательно? Если кто-то и знал что-нибудь об этом, он не осмеливался сказать ничего про это, потому что больше никто ничего об этом не знал, ясно? Он стоял, как маленький островок информации, который быстро скрывался под водой. И он придумывал всякую всячину про небеса, ад и загробную жизнь.

Then he invented the "functions of the brain," which is the wildest thing I ever heard of; I don't know that the brain has a single function. I know I stopped depending on mine years ago. Someday I will will my brain — I just thought of this — I'll will my brain to science and they can put it in a pickle jar, and it will have served its first useful purpose. I don't even enjoy it as head padding because every once in a while you put a helmet.. . have to put a helmet around it to ride motorcycles, and it's already too heavy. You know? It doesn't work well.

Затем он выдумал «функции мозга» – самую невообразимую вещь, о которой я только слышал; я не думаю, что у мозга есть хоть одна функция. Я знаю, что уже давно перестал нуждаться в своем мозге. Как-нибудь я завещаю свой мозг – я как раз подумал об этом – я завещаю свой мозг науке, и они смогут поместить его в банку с маринадом, и он будет выполнять свою первую полезную функцию. Мне он не нравится даже в качестве набивочного материала для головы, потому что каждый раз вы надеваете шлем... вам приходится надевать шлем поверх него, чтобы ехать на мотоцикле, а голова и так слишком тяжелая. Понимаете? Это не очень хорошо работает.

Now, what is this additive, make-it-more-complex thing? Well, we try to look at something, and then because we don't want to look at it anymore, we turn around and look another way and tell somebody all about not looking at it. We tell somebody how dangerous it is to look in that direction. Or maybe we're just feeling puckish one day, and we invent a direction not to look in. We say, "Everybody who looks northeast by north, up through that pass up there, is apt to see the jub-jub monster," and nobody could tolerate that, and so nobody ever looks in that direction. And when you've got all points of the compass sorted out, somebody is totally blind. After that he really does have theories.

Итак, что же это за добавление, которое делает все более сложным? Ну, мы пытаемся посмотреть на что-то, а затем – поскольку мы не хотим больше на это смотреть

There are no theories quite as towering as the theories of one who has spent his life in an ivory tower. These theories are gorgeous. They have the beautiful charm of having no possible bearing on reality — which is of course the ne plus ultra.

– мы разворачиваемся и смотрим в другую сторону и рассказываем кому-то, что не нужно смотреть на это. Мы рассказываем кому-то, как опасно смотреть в эту сторону. Или, возможно, нам просто хочется пошалить, и мы придумываем направление, в котором нельзя смотреть. Мы говорим: «Каждый, кто посмотрит нa северо-северо-восток, дальше вон в том проливе, увидит чудовище Хрызь-Хрызь», – и никто не сможет вынести этого, а значит, никто вообще не смотрит в том направлении. И к тому времени, когда человек разберется со всеми делениями на компасе, он уже будет абсолютно слепым. После этого у него и в самом деле есть теории.

Now, a thetan on the other hand, all out of thin air, has as his greatest accomplishment the ability to create, form, maintain, a universe. So when he has this ability of creating a universe, this dims out so that he's not doing it very intelligently. And he sees a bunch of things in the universe that he doesn't want to look at — he gets a dispersal there — he combines these two talents. So the universe he builds is below the level of the current universe he's in. And you have to bring him north to find out he's in a trap.

И не существует теорий столь же величественных, как те, что были созданы человеком, прожившим жизнь в башне из слоновой кости. Эти теории великолепны. В них есть чудесное очарование: отсутствие какой-либо мыслимой связи с реальностью – что, безусловно, является ne plus ultra.

Fantastic thing, but I'm sure that you could go down to penitentiaries and take prisoners — some prisoners that have been there for a very long time — and run 8-C on them and get some terrific cognition all of a sudden, you know? The fellow would go around touching the walls, and all of a sudden he'd say, "Iron bars? Iron bars?" He's hung on to them every day you know for the last twenty-five years. "Iron bars? My God, I believe I'm in jail!"

А с другой стороны, у тэтана, абсолютно невесть откуда, (это его самое большое достижение) есть способность создавать, формировать, сохранять вселенную. И хотя у него есть способность создавать вселенную, эта способность притупляется, так что он делает это не очень-то разумно. И он видит кучу вещей во вселенной, на которые он не хочет смотреть, – у него происходит рассеивание – в нем объединяются эти две способности. Поэтому вселенная, которую он создает, располагается на более низком уровне, чем та, в которой он находится. И вам придется поднять его, чтобы он обнаружил, что находится в ловушке.

Well, we should understand this across the whole of knowledge. We should understand invented knowledge. We ourselves are sometimes accused of it. Perhaps there are some things in Scientology which were unwittingly invented. I myself don't know what they are. There were a few things that we discarded. I wouldn't say what percentage because I don't think it would be a statable percentage. It's such a tiny little amount of data that we've picked up and then had to discard as incorrect or wrong or a misconception, that it doesn't amount to very much. Most of our data is on the firm foundation of having looked.

Невероятно, но я уверен, что вы могли бы пойти в тюрьмы и взять заключенных, нескольких заключенных из числа тех, что сидят уже очень давно, провести им 8-К и внезапно получить несколько потрясающих озарений. Парень будет ходить, прикасаться к стенам, и вдруг скажет: «Решетка? Решетка?» Он держался за нее, понимаете, каждый день в течение последних двадцати пяти лет. «Решетка? Боже мой, кажется, я в тюрьме!»

And your ability to know the subject is your ability to look. No more, no less than that. Now, the only thing, actually, that anyone can do for you is to provide you with an example of having looked, and perhaps to furnish you a little road map saying, "If you travel up this way there's some scenery." Got it? "And if you look at this scenery real hard, it won't bite you." Some reassurances can be offered. Some drills can be offered that show an individual that he can observe, look and confront, exchange communication with or communicate to. These things can be done. Observation can occur.

Ну, мы должны понимать, что это верно в отношении всего знания целиком. Мы должны понимать, что такое придуманное знание. Нас самих иногда обвиняют в этом. Может быть, в Саентологии и есть что-то, что было случайно выдумано. Лично я не знаю, что. Было несколько вещей, от которых мы отказались. Не скажу, какой процент от общего количества они составляют, потому что я не думаю, что это можно установить. Это такой ничтожно малый объем данных, которые мы подобрали и от которых затем были вынуждены отказаться как от неправильных, или ошибочных. Большая часть наших данных имеет твердую основу: их наблюдали.

And all the observation in the world being done at this moment — all the observation in the world — actual real observation in the field of the humanities, if put totally together into a thimble, would get lost.

И ваша способность знать предмет – это ваша способность смотреть. Ни больше, ни меньше. И единственное, в действительности, что кто-то может сделать для вас, – это привести вам пример наблюдения и, возможно, снабдить вас небольшой дорожной картой, в которой говорится: «Если вы пойдете по этой дороге, будет вот такой пейзаж». Понятно? «И если вы очень пристально посмотрите на этот пейзаж, то он вас не укусит». Можно каким-то образом подбодрить человека. Можно предложить ему выполнить некоторые упражнения, которые покажут ему, что он может наблюдать, смотреть и конфронтировать, обмениваться сообщениями с кем-то или направлять свое сообщение кому-то. Все это можно сделать. Наблюдение может иметь место.

Now, I don't say that maliciously. I'm trying to show you something. I'm merely trying to show you that wherever we have succeeded it has been in the direction of a straight communication. And where training and processing processes are successful, they lead toward a straighter communication.

Но если взять все наблюдения, осуществляемые в этот момент в мире, все наблюдения в мире – действительно настоящие наблюдения в области гуманитарных наук – если взять их все вместе и сложить в наперсток, их там не будет видно.

And therefore, the road out is marked by simplicity and direct observation. And the road in is more and more and more and more vias, vias, vias, complexity, complexity, complexity.

Я говорю это не со злобы. Я пытаюсь показать вам кое-что. Я просто пытаюсь показать вам, что каждый наш успех был шагом на пути к прямому общению. И там, где тренировочные процессы и процессы одитинга успешны, они ведут к более прямому общению.

It's quite amusing, the evolution — there will be gentlemen hearing these tapes who have taught Comm Courses over the past year or so — but the evolution of a Comm Course is terribly interesting. At first I didn't have too much alertness on this subject; I simply invented the drills as a gradient scale and I told them to teach them and paid little further attention to it. Pioneering work on it was done by others. And it was only when I found out that every time that a Comm Course was established anyplace it soon became much more complex than anybody could ever imagine, did I realize that the people who were teaching Comm Courses had seldom been through them.

Таким образом, то, что указывает путь наружу, – это простота и непосредственное наблюдение. А путь внутрь – это все больше, и больше, и больше, и больше промежуточных точек, и сложности, сложности, сложности.

In other words, instead of a straight communication — for the first six or eight months of Comm Course history — instead of straighter communication, we were getting more complicated communication and instead of being able to do the drill better, we were succeeding in doing it more complicatedly. You see this? This is to be expected. It's man's natural bent.

Весьма забавно, эволюция... эти лекции будут слушать те, кто за последний год или около того преподавал «Курс но общению»... но эволюция «Курса по общению» ужасно интересна. Сначала я был не очень-то бдительным по этому поводу – я просто придумал упражнения, распределил их по шкале градиентов, велел обучать этим упражнениям и больше не обращал на это особого внимания. Первопроходческая работа по этому предмету была проделана другими людьми. И лишь когда я обнаружил, что всякий раз, когда где-либо начинали преподавать «Курс по общению», он вскоре становился невообразимо сложным, я наконец-то понял, что не многие из тех, кто преподавал «Курс по общению», сами его прошли.

Man — before he gets up and looks to find where he is, before he starts to look in a proper direction, discovers he's blind, and then says, "Hey, wait a minute," takes the veil off of his eyes and does take a look — has a tendency to keep diving into complexities.

Другими словами, вместо прямого общения – на протяжении первых шести-восьми месяцев существования «Курса по общению» – вместо того чтобы улучшать общение, мы его усложняли, и, вместо того чтобы научиться делать упражнение лучше, мы с успехом делали его сложнее. Видите? Этого и следовало ожидать. Эта склонность естественна для человека.

So there is only one continuing stress in Scientology. That stress, until now, has been added to this subject, I am afraid to say, mainly by myself. And that stress is just this: Greater simplicity means greater communication. And I've been bucking my shoulder, in the organizations, up against any tendency to complicate a simple observation. And it has been necessary always to take the drill and simplify it, to take the subject and simplify it, to take the organization, articulate it better and simplify it.

Человек, прежде чем встать, осмотреться и обнаружить, где он находится, прежде чем начать смотреть в правильном направлении, прежде чем обнаружить, что он слеп, а затем сказать: «Эй, минуточку», – убрать пелену с глаз и в самом деле смотреть, – имеет склонность с головой уходить в сложности.

Now listen. That it can be done is obvious. I mean, I have the absolute proof that it can be done. We have simplified the Central Organization in Washington, DC, to such an extent that we recognize fully there is none here!

Поэтому в Саентологии есть только одна вещь, на которой постоянно делается ударение. Боюсь, что это ударение, до настоящего момента, главным образом, добавлял к этому предмету я сам. И вот в чем оно заключается: больше простоты означает больше общения. И если в организациях появлялась тенденция к усложнению простого наблюдения, я яростно сопротивлялся этому. И всегда существовала необходимость взять упражнение и упростить его, взять предмет и упростить его, взять организацию, более отчетливо описать и упростить ее.

That tells you we must have looked at it because it's been as-ised. We know there's no organization in Washington, DC. We do know that there are several people in Washington, DC, who wear certain hats, who are in communication with certain other people with certain ends and purposes, and this is the first time we've had a running show that didn't cause anybody headaches twenty-four hours a day.

Теперь послушайте. То, что это возможно, – очевидно. Я имею в виду, что я располагаю неоспоримым доказательством того, что это возможно. Мы упростили центральную организацию в Вашингтоне до такой степени, что полностью осознали: там нет никакой организации! Это говорит о том, что мы, должно быть, посмотрели на нее, потому что она была воспринята «как есть». Мы знаем, что в Вашингтоне нет никакой организации. Мы знаем, конечно, что в Вашингтоне есть несколько человек, которые носят определенные шляпы и находятся в общении с определенными людьми, имея определенные цели. И впервые мы развернули деятельность, которая не вызывала ни у кого головных болей в течение двадцати четырех часов в сутки.

We dropped the Alice in Wonderland myth called organization. We found out the third dynamic was an agreement. All right, we'll agree. But in agreeing, let's not die the death. Let's not as-is every individual present simply because we've agreed that there's an organization there. Let's not create an all-devouring, Alice in Wonderland monster. You understand this?

Мы отбросили этот миф типа «Алисы в стране чудес» – миф под названием «организация». Мы обнаружили, что третья динамика – это соглашение. Хорошо, мы добьемся соглашения. Но, делая это, давайте не будем умирать. Давайте не будем воспринимать каждого присутствующего «как-есть» просто потому, что мы согласились, что существует организация. Давайте не будем создавать всепожирающего монстра по типу «Алисы в стране чудес». Понимаете?

We came uphill far enough to recognize that the third dynamic, how desirable and actual it may be in the upper realms of existence, at this level of existence is composed entirely of first dynamics cooperating. Therefore, it isn't possible for the organization to carry a ball independent of an individual. And if an individual in that organization is carrying the ball well, dhuh, he's liable to run square onto somebody who isn't. And the organization can never help him out. Now, maybe he can take refuge of one kind or another in the public belief that there is an organization there. You understand that? But, because he's taking such refuge, he should not be so untruthful and so blind himself as to believe that there is actually a somethingness there where there is truly nothing, nothing at all.

Мы поднялись достаточно высоко, чтобы осознать, что третья динамика – какой бы желанной и настоящей она ни была на высших уровнях существования – на данном уровне существования целиком состоит из сотрудничающих друг с другом первых динамик. Следовательно, организация не может нести ответственность и действовать активно независимо от отдельного человека. А если отдельный человек в этой организации несет ответственность и активно действует, хм, то он, скорее всего, столкнется прямо с тем, кто этого не делает. И то, что организация существует, ничего ему не дает. Ну, возможно, он н найдет в некотором роде прибежище во всеобщем убеждении, что существует организация. Понимаете? И ему не следует из-за того, что он находит такое прибежище, самому быть настолько лживым н настолько слепым, чтобы поверить в то, что в действительности существует нечто там, где в полном смысле слова не существует ничего, совсем ничего.

Organizations do not bleed, they do not breathe. They do behave, oddly enough, like a single organism — oddly enough. But when the individuals in it cease to behave as individuals, cease to have their own thoughts, cease to be capable of their own initiative, cease to be able to take their own action, then the whole organization boils down to just one man — and he's the only one that could make a decision, the only one who could do anything, the only one who could act. Now, we don't care whether this is a beneficent monarchy or a fascism or anything else. We're merely saying that in the end it boils down to one man.

Организации не истекают кровью, они не дышат. Они, как ни странно, ведут себя как единый организм... как это ни странно. Но когда отдельные люди в этой организации перестают вести себя как индивидуумы, перестают думать сами, теряют способность проявлять инициативу, теряют способность предпринимать действия самостоятельно – тогда вся организация сводится к одному человеку, и лишь он может принимать решения, он – единственный, кто может что-то делать. Нас не волнует, является ли это милосердной монархией, или фашизмом, или чем-то еще. Мы просто говорим, что в конце концов все это сводится к одному человеку.

If we believe implicitly in an organization, we have a situation whereby every agent of fascism in Italy had to phone Mussolini in Rome to make a decision. And when our military governments went into Sicily and Italy, they found out that the only people who were there who could do anything about the government were these former Nazis. They did try to put in other people in government to run the towns and so forth and found out that they'd put in the Mafia. They kicked them out in a hurry, a few thousand deaths later. And what did we discover? What did we discover? They couldn't act or operate because Mussolini was no longer there! In other words, they'd lost their individualism.

Если бы мы слепо верили в организацию, у нас возникла бы такая же ситуация, какая была в Италии, где каждому фашисту приходилось звонить в Рим Муссолини, чтобы принять какое-то решение. И когда наши военные правители приехали на Сицилию и в Италию, они обнаружили, что единственные люди, которые там были и которые могли хоть как-то управлять страной, были те же самые прежние нацисты. Они попробовали выдвинуть других людей в правительство, чтобы те управляли городами и тому подобное, и обнаружили, что выдвинули мафию. Они избавились от них в спешке, после того как было убито несколько тысяч людей. И что же мы обнаружили? Что же мы обнаружили? Они не могли действовать, потому что там больше не было Муссолини! Другими словами, они утратили свою индивидуальность.

So the first thing I must tell you about this subject is that it is a subject, that it depends upon organization only to the degree that communication is assisted, that it is composed of individuals who observe and who look. And if the organization is ever asked on to look, we'd have to recognize something right there or we would be telling ourselves fairy tales; and that is that the organization, not being there at all, must therefore be totally blind. Thus we get the conduct of governments which are totally blind.

Так что первое, что я должен сказать вам по поводу этого предмета, – это то, что такой предмет существует, что он зависит от организации только в той степени, в которой это способствует общению, что организация состоит из людей, которые наблюдают и которые смотрят. И если организацию когда-либо попросят смотреть, нам сразу же следует осознать кое-что (иначе мы будем просто тешить себя сказками), а именно: поскольку организации не существует, она, должно быть, абсолютно слепа. Исходя из этого, мы понимаем, как действуют правительства, которые абсолютно слепы.

All right. The whole subject opens up at its inception with just this: That the simplicity of observation, the simplicity of communication itself, and only itself, is functional and will take man from the bottom to the top.

Ладно. Целый предмет становится доступным для понимания с самого начала благодаря одному лишь данному: простота наблюдения, простота самого общения, исключительно одного лишь общения, приносит плоды и поднимает человека со дна на вершину.

And the only thing I am trying to teach you is look.

И единственное, чему я пытаюсь вас научить, – это смотреть. Спасибо.

Thank you.

Thank you.

Дефиниции в этом глоссарии отражают лишь те значения слов, в которых эти слова используются в данной лекции; этот глоссарий не предназначен для того, чтобы

заменить толковый словарь, к которому необходимо обращаться в том случае, если какое-то слово отсутствует в этом глоссарии.

8-К: типовая процедура «8-К» – процесс, посвященный хорошему контролю. Обучение этому процессу (Тренировочное упражнение 6) – один из первых шагов в обучении одиторов. Он заключается в том, что одитор водит человека по комнате, добивается, чтобы он дотрагивался до стен и т.д.

алеуты: коренные жители Алеутских островов (цепь островов на Аляске, простирающаяся примерно на 1 900 км от юго-западного побережья) и части континентальной Аляски.

«Алиса в стране чудес»: имеется в виду сказка «Приключения Алисы в стране чудес», написанная Льюисом Кэрроллом (1832 – 1898), которая была опубликована в 1865 году. В этой сказке рассказывается о маленькой девочке по имени Алиса, которая заснула на поляне и ей приснился сон, что она побежала за белым кроликом и провалилась в кроличью нору. Там с ней происходили необычные, удивительные вещи, и она встречала очень странных существ, которые вели себя совершенно нелогично.

башня из слоновой кости: место, находясь в котором человек отстранен от мирских дел и практической деятельности.

буддизм: религия, которую основал Сиддхартха Гаутама Будда (563 – 483 гг. до н.э.). Мечта буддизма заключалась в том, чтобы при помощи различных практик разорвать бесконечную цепь рождения и смерти и достичь спасения в течение одной жизни. Термин «Будда» происходит от слова «Бодхи», что значит «тот, кто достиг интеллектуального и этического совершенства, используя средства, доступные человеку». См. также Сиддхартха Гаутама в этом глоссарии.

Вальхалла: дворец Одина (верховного скандинавского бога), куда попадают души павших в бою героев и вообще души всех тех, кто погиб геройски.

Вундт: Вильгельм Вундт (1832 – 1920), немецкий физиолог и психолог.

гуманитарные науки: разделы знаний, которые, в отличие от негуманитарных наук, посвящены человеческой мысли и взаимоотношениям людей; к ним в первую очередь относятся литература, философия, история и т.д.

даосизм: китайская религия и философия, основанные на доктринах Лао-Цзы. См. также Лао-Цзы в этом глоссарии.

животная философия: ложное убеждение или доктрина о том, что человек – это всего-навсего бездуховное животное, у которого нет души.

золотой век: период существования чего-либо, характеризующийся наибольшим расцветом; пик развития чего-либо.

контур: часть банка человека, которая ведет себя так, как будто она отдельный человек или объект, который либо разговаривает с человеком, либо действует по собственной инициативе. Контур, если он обладает достаточной силой, может даже взять на себя управление человеком.

Конфуций: (примерно 551 – 479 гг. до н.э.) китайский философ и ученый, преподававший систему моральных ценностей и правления, которая имела сильное влияние в Китае.

коэффициент интеллекта: число, полученное из тестов на коэффициент интеллекта, показывающее уровень интеллекта человека.

курс ЭЛ: вводный курс для новых саентологов, объясняющий людям элементарные принципы Саентологии.

ламаизм: разновидность буддизма, практикуемая в Тибете и Монголии, которая характеризуется сложными ритуалами и верой в добрых и злых богов, демонов, духов предков и т.п.

Лао-Цзы: (примерно 604 – 531 до н.э.) один из великих философов Китая. Автор книги «Дао те цзин». «Дао» означает «знание о том, как знать». Буквальный перевод слова «дао» – «знание». См. также даосизм в этом глоссарии.

Лейпциг: крупный город в Германии; местонахождение Лейпцигского университета, где Вильгельм Вундт и другие разработали «современную» психологию.

мафия: секретное сицилийское сообщество, враждебно настроенное по отношению к закону и практикующее терроризм.

Меннингер: Карл Август Меннингер (1893 – 1990), американский психиатр, который вместе со своим отцом в 1920 году основал клинику Меннингера в Топике, штат Канзас. Также Меннингер написал несколько книг, в том числе книгу под названием «Человеческий разум» (1930).

милосердная монархия: форма правления, при которой король, королева, император или императрица являются верховными правителями и правят во благо народа.

Муссолини: Бенито Муссолини, лидер итальянских фашистов и премьер-министр Италии с 1922 по 1943 год. См. также фашизм в этом глоссарии.

нацисты: члены национал-социалистической рабочей партии Германии, которые в 1933 году под предводительством Адольфа Гитлера взяли в свои руки политический контроль над Германией. Германия, находящаяся во власти нацистов, в союзе с Италией и позже Японией вступила в широкомасштабную войну со многими странами мира. Эта война получила название второй мировой войны (1939 – 1945 гг.). Партия нацистов была официально запрещена в 1945 году в конце войны.

общественные науки: науки (такие, как история, экономика, гражданское право и т.д.), которые изучают структуру общества и деятельность его представителей.

перебирать четки: читать молитвы, пользуясь четками (шнурок с нанизанными на него бусинами для отсчитывания молитв во время чтения ряда молитв).

Плутона, царство: (римская мифология) мир мертвых, в котором царствовал бог Плутон.

промежуточная точка: передающая точка на коммуникационной линии.

Сиддхартха Гаутама: религиозный философ и учитель, живший в Индии примерно в 563-483 гг. до н.э., основатель буддизма. См. также буддизм в этом глоссарии.

Сицилия: остров, принадлежащий Италии, который расположен поблизости от мыса, находящегося на юге этой страны.

сквирелинг: искажение (материалов, процедур и т.д.) по сравнению с оригиналом.

социология: наука об истоках, развитии, организации и функционировании человеческого общества.

Тибет: район на севере Гималаев (горная гряда, которая формирует южную границу Китая).

тлинкиты: представители племен американских индейцев, проживающих в прибрежных областях Южной Аляски и северной Британской Колумбии в Канаде.

тренировочное упражнение 0, Тренировочное упражнение 1, Тренировочное упражнение 2, Тренировочное упражнение 3... до Тренировочного упражнения 6: см. тренировочные упражнения и 8-К в этом глоссарии.

тренировочные упражнения: упражнения (пронумерованные как Тренировочное упражнение 0, Тренировочное упражнение 1, Тренировочное упражнение 2 и т.д.) в то время, когда была прочитана эта лекция, направленные на то, чтобы освободить человека, привести его в настоящее время несмотря ни на что и добиться, чтобы он действовал полностью в настоящем времени не только в одитинге, но и в жизни. Другое название – «ТУ».

фашизм: система правления, характеризующаяся жесткой диктатурой, насильственным подавлением оппозиции, частным предпринимательством, находящимся под централизованным управлением правительства, а также наличием воинственного патриотизма, расизма и т.д.

чудовище Хрызь-Хрызь: выдуманное имя чудовища.

эпистемология: раздел философии, который изучает истоки, природу, методы и пределы человеческого познания.