My Philosophy | |
Статья "Моя философия" | L. Ron Hubbard |
Эссе «Моя философия», написанное в январе 1965 года, называют наиболее полным изложением философской позиции Л. Рона Хаббарда. | The subject of philosophy is very ancient. The word means: “The love, study or pursuit of wisdom, or of knowledge of things and their causes, whether theoretical or practical.” |
Философия - очень древний предмет. Это слово означает: «Любовь к мудрости, или к знанию вещей и их причин, теоретическому или практическому, либо изучение мудрости или знания, либо стремление к ним». | All we know of science or of religion comes from philosophy. It lies behind and above all other knowledge we have or use. |
Всё, что нам известно в науке или религии, происходит из философии. Она стоит за всем знанием, которое у нас есть или которым мы пользуемся, и она превыше его. | For long regarded as a subject reserved for halls of learning and the intellectual, the subject, to a remarkable degree, has been denied the man in the street. |
Философия долгое время считалась предметом, предназначенным только для университетских аудиторий и интеллектуалов, а для человека с улицы вход в эту сферу был закрыт практически наглухо. | Surrounded by protective coatings of impenetrable scholarliness, philosophy has been reserved to the privileged few. |
Находящаяся под защитными покровами непроницаемой учёности, философия была лишь привилегией избранных. | The first principle of my own philosophy is that wisdom is meant for anyone who wishes to reach for it. It is the servant of commoner and king alike and should never be regarded with awe. |
Первый принцип моей философии - это то, что мудрость предназначена для каждого, кто пожелает протянуть к ней руку. Она в одинаковой мере служанка простолюдина и короля, и к ней ни в коем случае не следует относиться с благоговением. | Selfish scholars seldom forgive anyone who seeks to break down the walls of mystery and let the people in. Will Durant, the modern American philosopher, was relegated to the scrap heap by his fellow scholars when he wrote a popular book on the subject, The Outline of Philosophy. Thus brickbats come the way of any who seek to bring wisdom to the people over the objections of the “inner circle.” |
Эгоистичные учёные мужи редко прощают того, кто пытается разрушить стены тайны и позволить людям войти. Когда Уилл Дюранm, современный американский философ, написал популярную книгу по этому предмету под названием «История философии», он был выброшен за борт своими коллегами-учёными. Так что любой, кто, вопреки протестам «круга избранных», пытается принести людям мудрость, подвергается нападкам. | The second principle of my own philosophy is that it must be capable of being applied. |
Вторым принципом моей философии является то, что она должна быть применимой. | Learning locked in mildewed books is of little use to anyone and therefore of no value unless it can be used. |
Знания, запертые в покрытых плесенью книгах, мало полезны кому-либо и, следовательно, они ничего не стоят, если ими нельзя воспользоваться. | The third principle is that any philosophic knowledge is only valuable if it is true or if it works. |
Третий принцип заключается в том, что любые философские знания ценны только тогда, когда они истинны, то есть, когда они работают. | These three principles are so strange to the field of philosophy, that I have given my philosophy a name: SCIENTOLOGY. This means only “knowing how to know.” |
Эти три принципа настолько чужды области философии, что я дал своей философии имя - САЕНТОЛОГИЯ. Это означает просто «знание того, как знать». | A philosophy can only be a route to knowledge. It cannot be crammed down one’s throat. If one has a route, he can then find what is true for him. And that is Scientology. |
Философия может быть лишь маршрутом к знанию. Её невозможно навязать. Если у человека есть маршрут, то он может обнаружить, что именно является истиной для него. Это и есть Саентология. | Know Thyself . . . and the truth shall set you free. |
Познай себя... и истина сделает тебя свободным. | Therefore, in Scientology, we are not concerned with individual actions and differences. We are only concerned with how to show Man how he can set himself free. |
Поэтому в Саентологии мы не интересуемся отдельными поступками и индивидуальными отличиями людей. Мы интересуемся лишь тем, как по казать человеку, каким образом он может сделать себя свободным. | This, of course, is not very popular with those who depend upon the slavery of others for their living or power. But it happens to be the only way I have found that really improves an individual’s life. |
Это, конечно же, не пользуется большой популярностью среди тех, кто живёт за счёт порабощения других людей или строит на этом свою власть. Но так уж получается, что это единственный найденный мною путь, который действительно улучшает жизнь человека. | Suppression and oppression are the basic causes of depression. If you relieve those a person can lift his head, become well, become happy with life. |
Подавление и притеснение - вот основная причина депрессии. Если вы освободите человека от них, то он может расправить плечи, стать здоровым и довольным жизнью. | And though it may be unpopular with the slave master, it is very popular with the people. |
И хотя это, возможно, не пользуется популярностью среди рабовладельцев, это очень популярно среди остальных людей. | Common man likes to be happy and well. He likes to be able to understand things, and he knows his route to freedom lies through knowledge. |
Обычному человеку нравится быть счастливым и здоровым. Ему нравится, когда он способен понимать то, что происходит вокруг него, и он знает, что его путь к свободе пролегает через знание. | Therefore, for 15 years I have had Mankind knocking on my door. It has not mattered where I have lived or how remote, since I first published a book on the subject, my life has no longer been my own. |
Поэтому с 1950 года человечество стучалось в мою дверь. И не имело значения, - где я жил, насколько далеко я находился; - с тех пор как я впервые опубликовал книгу | I like to help others and count it as my greatest pleasure in life to see a person free himself of the shadows which darken his days. |
Мне нравится помогать другим, и для меня величайшее удовольствие в жизни видеть, как человек освобождается от теней, омрачающих его дни. | These shadows look so thick to him, and weigh him down so, that when he finds they are shadows and that he can see through them, walk through them and be again in the sun, he is enormously delighted. And I am afraid I am just as delighted as he is. |
Эти тени кажутся ему такими плотными и ложатся на него таким тяжким бременем, что когда он обнаруживает, что это лишь тeни, и он может видеть сквозь них, проходить сквозь них и вновь оказываться на солнце, он в полнейшем восторге. И боюсь, что я в таком же восторге, как и он. | I have seen much human misery. As a very young man I wandered through Asia and saw the agony and misery of overpopulated and underdeveloped lands. I have seen people uncaring and stepping over dying men in the streets. I have seen children less than rags and bones. And amongst this poverty and degradation I found holy places where wisdom was great, but where it was carefully hidden and given out only as superstition. Later, in Western universities, I saw Man obsessed with materiality and with all his cunning, I saw him hide what little wisdom he really had in forbidding halls and make it inaccessible to the common and less favored man. I have been through a terrible war and saw its terror and pain uneased by a single word of decency or humanity. |
Я видел много людских страданий. В ранней молодости я странствовал по Азии и видел мучения и страдания слаборазвитых и перенаселенных стран. Я видел людей, которые равнодушно перешагивали через умирающих на улицах. Я видел детей, о которых даже нельзя было сказать «лохмотья да кости». И среди этой бедности и упадка я находил священные обители, где пребывала великая мудрость, однако она была там тщательно сокрыта от глаз и выходила оттуда только в виде суеверий. Позднее, в университетах Запада, я видел людей, одержимых материальной стороной жизни и собственной хитростью; я видел, как они прятали в своих чертогах, все пути к которым были перекрыты, ту маленькую частицу мудрости, которая у них на самом деле была, и как они делали её недоступной для обычных людей, не обладающих такими привилегиями. Я прошёл через страшную войну и видел её ужас и боль, которые никто не облегчил хотя бы одним достойным или человечным словом. | I have lived no cloistered life and hold in contempt the wise man who has not lived and the scholar who will not share. |
Я прожил отнюдь не отшельническую жизнь и питаю презрение к мудрецам, которые не жили по-настоящему, и к учёным, которые не делятся добытым знанием. | There have been many wiser men than I, but few have travelled as much road. |
Было много людей мудрее меня, но немногие прошли столько дорог. | I have seen life from the top down and the bottom up. I know how it looks both ways. And I know there is wisdom and that there is hope. |
Я видел жизнь во всех её проявлениях, я изучил её вдоль и поперёк. Я знаю, как она выглядит наверху и как она выглядит внизу. И я знаю, что существует мудрость и существует надежда. | Blinded with injured optic nerves, and lame with physical injuries to hip and back, at the end of World War II, I faced an almost nonexistent future. My Service record stated: “This officer has no neurotic or psychotic tendencies of any kind whatsoever,” but it also stated “permanently disabled physically.” |
Ослепший из-за повреждённых зрительных нервов и хромой из-за травм бедра и спины, к концу Второй мировой войны я оказался лицом к лицу с ситуацией, когда у меня практически не было будущего. В моём послужном списке сказано: «У этого офицера нет какой бы то ни было предрасположенности к неврозам или психозам», но также там сказано: «пожизненная инвалидность». | And so there came a further blow . . . I was abandoned by family and friends as a supposedly hopeless cripple and a probable burden upon them for the rest of my days. I yet worked my way back to fitness and strength in less than two years, using only what I knew and could determine about Man and his relationship to the universe. I had no one to help me; what I had to know I had to find out. And it’s quite a trick studying when you cannot see. |
А потом пришёл следующий удар... Семья и друзья покинули меня, как предполагаемого безнадёжного калеку и как вероятную обузу для них до конца моих дней. И всё же я постепенно, приложив множество усилий, вернул себе здоровье и силу менее чем за 2 года, используя только то, что я знал, и то; что я мог установить относительно человека и его связи со вселенной. У меня не было никого, кто мог бы мне помочь; то, что мне необходимо было знать, мне приходилось выяснять самому. А это непростой фокус - учиться, когда вы не можете видеть. | I became used to being told it was all impossible, that there was no way, no hope. Yet I came to see again and walk again, and I built an entirely new life. It is a happy life, a busy one and I hope a useful one. My only moments of sadness are those which come when bigoted men tell others all is bad and there is no route anywhere, no hope anywhere, nothing but sadness and sameness and desolation, and that every effort to help others is false. I know it is not true. |
Я привык к тому, что другие говорили мне, что всё это невозможно, что нет пути и нет надежды. И всё же я снова начал видеть и снова смог ходить, и я построил совершенно новую жизнь. Это счастливая, наполненная делами и, я надеюсь, полезная жизнь. Мне бывает грустно только в те моменты, когда фанатики говорят людям, что всё плохо и нет никакою пути, нигде нет надежды, нет ничего, кроме грусти, однообразия и опустошения, и любая попытка помочь другим - это ложь. Я знаю, что это не так. | So my own philosophy is that one should share what wisdom he has, one should help others to help themselves, and one should keep going despite heavy weather for there is always a calm ahead. One should also ignore catcalls from the selfish intellectual who cries: “Don’t expose the mystery. Keep it all for ourselves. The people cannot understand.” |
Поэтому моя философия состоит в том, что следует делиться мудростью, которая у тебя есть, следует помогать другим, чтобы они помогли себе, и следует продолжать идти вперёд, несмотря на бурю, - ибо впереди всегда ожидает ясная погода. Кроме того, не следует обращать никакою внимания на неодобрительные выкрики эгоистов-интеллектуалов: «Не раскрывайте тайну. Храните её всю для нас. Люди не способны ничего понять». | But as I have never seen wisdom do any good kept to oneself, and as I like to see others happy, and as I find the vast majority of the people can and do understand, I will keep on writing and working and teaching so long as I exist. |
Но поскольку я никогда не видел, чтобы мудрость, которую хранят лишь для себя, приносила хоть какую-то пользу, и поскольку я люблю видеть других счастливыми, и поскольку я обнаружил, что подавляющее большинство людей способно понять и действительно понимает, я буду продолжать писать, работать и учить, пока я живу. | For I know no man who has any monopoly upon the wisdom of this universe. It belongs to those who can use it to help themselves and others. |
Ибо я не знаю ни одного человека, кто бы обладал монополией на мудрость этой вселенной. Мудрость принадлежит тем, кто может использовать её, чтобы помогать себе и другим. | If things were a little better known and understood, we would all lead happier |
Если бы мы немного лучше знали и понимали вещи, то мы все жили бы более счастливо. | And there is a way to know them and there is a way to freedom. |
И существует путь к такому знанию, и существует путь к свободе. | The old must give way to the new, falsehood must become exposed by truth, and truth, though fought, always in the end prevails. |
Старое должно уступить дорогу новому, ложь должна быть разоблачена истиной, а истина, хоть и в борьбе, всегда в конце концов торжествует." | |