Сегодня утром я хочу обсудить с вами очень важный предмет... нам этот предмет известен уже довольно давно. Этот предмет называется «контроль». Он появился ещё в 1950 -1951 годах. И анатомия контроля очень важна для нас. В те времена у нас были кейсы, которые мы называли кейсами контроля... эти люди чрезвычайно сильно контролировали себя и своё тело. Но в те дни мы называли «кейсом контроля» человека, который просто пытался контролировать окружение, контролировать других, контролировать одитора. Мы выделяем такие кейсы в отдельную категорию и сейчас, но эта категория обрела гораздо большее значение, с тех пор как мы узнали об экстериоризации. И как только мы узнали об экстериоризации, кейс контроля предстал пред нами в ином свете и приобрёл иное значение, поскольку он не может экстериоризироваться.

Сегодня утром я хочу обсудить с вами очень важный предмет... нам этот предмет известен уже довольно давно. Этот предмет называется «контроль». Он появился ещё в 1950 -1951 годах. И анатомия контроля очень важна для нас. В те времена у нас были кейсы, которые мы называли кейсами контроля... эти люди чрезвычайно сильно контролировали себя и своё тело. Но в те дни мы называли «кейсом контроля» человека, который просто пытался контролировать окружение, контролировать других, контролировать одитора. Мы выделяем такие кейсы в отдельную категорию и сейчас, но эта категория обрела гораздо большее значение, с тех пор как мы узнали об экстериоризации. И как только мы узнали об экстериоризации, кейс контроля предстал пред нами в ином свете и приобрёл иное значение, поскольку он не может экстериоризироваться.

Почему он не экстериоризируется? Он не экстериоризируется потому, что он использует энергию. Вот и всё. Он просто использует энергию.

Почему он не экстериоризируется? Он не экстериоризируется потому, что он использует энергию. Вот и всё. Он просто использует энергию.

Анатомия контроля – начать, остановить и изменить. Вы должны это знать. Это определение существует в Дианетике и Саентологии уже очень давно. Но на самом деле процессов, с помощью которых можно было бы проводить процессинг в отношении контроля, как таковых не существовало, потому что мы не понимали всей сути контроля.

Анатомия контроля – начать, остановить и изменить. Вы должны это знать. Это определение существует в Дианетике и Саентологии уже очень давно. Но на самом деле процессов, с помощью которых можно было бы проводить процессинг в отношении контроля, как таковых не существовало, потому что мы не понимали всей сути контроля.

Так вот, то, что я сейчас собираюсь вам рассказать, очень важно. Эти данные объясняют, почему йоги терпят фиаско. Они объясняют, почему человек не может избавиться от тела. Они объясняют, почему кейсы интериоризированы, почему они остаются в таком состоянии и почему они потом снова интериоризируются. Так что навострите ушки. Это имеет очень, очень большое значение в нашей деятельности.

Так вот, то, что я сейчас собираюсь вам рассказать, очень важно. Эти данные объясняют, почему йоги терпят фиаско. Они объясняют, почему человек не может избавиться от тела. Они объясняют, почему кейсы интериоризированы, почему они остаются в таком состоянии и почему они потом снова интериоризируются. Так что навострите ушки. Это имеет очень, очень большое значение в нашей деятельности.

Прежде всего нам следует рассмотреть одну очень важную вещь -пространство. И мы обнаруживаем, что пространство – это точка видения протяжённости. Мы обнаруживаем, что если у нас есть лишь одна точка для видения, у нас получается линейное пространство; если у нас есть две точки для видения, у нас получается двухмерное пространство; если у нас есть три точки для видения, у нас впервые появляется трёхмерное пространство. Хорошо.

Прежде всего нам следует рассмотреть одну очень важную вещь -пространство. И мы обнаруживаем, что пространство – это точка видения протяжённости. Мы обнаруживаем, что если у нас есть лишь одна точка для видения, у нас получается линейное пространство; если у нас есть две точки для видения, у нас получается двухмерное пространство; если у нас есть три точки для видения, у нас впервые появляется трёхмерное пространство. Хорошо.

Если точка ориентации... как мы называем точку видения... смотрит на объекты, она их может и передвигать. Она может их начинать, останавливать и изменять. Вы это понимаете?

Если точка ориентации... как мы называем точку видения... смотрит на объекты, она их может и передвигать. Она может их начинать, останавливать и изменять. Вы это понимаете?

Так вот, смотрите на эту деятельность так: тэтан управляет мокапами. Тэтан заставляет вещи появляться, он изменяет их, он начинает их, он останавливает их, и он заставляет их исчезать.

Так вот, смотрите на эту деятельность так: тэтан управляет мокапами. Тэтан заставляет вещи появляться, он изменяет их, он начинает их, он останавливает их, и он заставляет их исчезать.

Что ж, мы явно добавили сюда парочку новых вещей, когда сказали, что он заставляет их появляться и исчезать. Но это делает точка ориентации, а вот в чём заключается деятельность символа: его перемещают, начинают, останавливают и изменяют... его заставляют появиться и заставляют исчезнуть. Это и есть символ. «Символ» – это то, что вы заставляете появляться и исчезать... то, что вы начинаете, останавливаете и изменяете. А точка ориентации – это та точка, которая заставляет символы появляться, исчезать... которая их начинает, останавливает и изменяет. Таким образом, у нас появляется действие и значение символа.

Что ж, мы явно добавили сюда парочку новых вещей, когда сказали, что он заставляет их появляться и исчезать. Но это делает точка ориентации, а вот в чём заключается деятельность символа: его перемещают, начинают, останавливают и изменяют... его заставляют появиться и заставляют исчезнуть. Это и есть символ. «Символ» – это то, что вы заставляете появляться и исчезать... то, что вы начинаете, останавливаете и изменяете. А точка ориентации – это та точка, которая заставляет символы появляться, исчезать... которая их начинает, останавливает и изменяет. Таким образом, у нас появляется действие и значение символа.

Что такое символ? Символ – это нечто, обладающее массой, значением и подвижностью... масса, значение и подвижность... три вещи. Вы не должны их забывать, поскольку это характеристики символа.

Что такое символ? Символ – это нечто, обладающее массой, значением и подвижностью... масса, значение и подвижность... три вещи. Вы не должны их забывать, поскольку это характеристики символа.

Теперь давайте охарактеризуем точку ориентации. Настоящую точку видения протяжённости можно спутать с местоположением в физической вселенной. Однако настоящая точка ориентации – это то, что создаёт пространство. Это лишь видимость, что ваш родной город – это точка ориентации. Это порождает много сложностей. Человек, который сам же и смотрит из точки ориентации... иначе говоря, он является той точкой, которая осуществляет видение... начинает переносить это качество на свой город и впоследствии, если он потеряет свой город, он начинает переносить это качество на другого человека.

Теперь давайте охарактеризуем точку ориентации. Настоящую точку видения протяжённости можно спутать с местоположением в физической вселенной. Однако настоящая точка ориентации – это то, что создаёт пространство. Это лишь видимость, что ваш родной город – это точка ориентации. Это порождает много сложностей. Человек, который сам же и смотрит из точки ориентации... иначе говоря, он является той точкой, которая осуществляет видение... начинает переносить это качество на свой город и впоследствии, если он потеряет свой город, он начинает переносить это качество на другого человека.

И теперь у нас получается, что один символ использует другой символ в качестве точки ориентации. И тут начинается большая путаница. И эта путаница присутствует в различных межличностных отношениях и так далее. Один человек использует другого человека в качестве точки ориентации.

И теперь у нас получается, что один символ использует другой символ в качестве точки ориентации. И тут начинается большая путаница. И эта путаница присутствует в различных межличностных отношениях и так далее. Один человек использует другого человека в качестве точки ориентации.

Какова же тогда дефиниция точки ориентации? В идеале точка ориентации, конечно же, не имеет массы, понимаете? Она не имеет никакого значения – разве что, возможно, мы можем описать её характеристики. Она не имеет подвижности, поскольку, безусловно, именно она создаёт пространство. А обладает ли она подвижностью в том пространстве, которое она создаёт? Нет, это невозможно, не так ли? Плюс к этому она не имеет массы, длины волны, а значит, она на самом деле не имеет никакого положения в пространстве или местоположения. Она не имеет массы. Она не имеет значимости. Она не имеет длины волны. Она не является проявлением энергии. Это статика. И что же мы только что описали? Тэтана.

Какова же тогда дефиниция точки ориентации? В идеале точка ориентации, конечно же, не имеет массы, понимаете? Она не имеет никакого значения – разве что, возможно, мы можем описать её характеристики. Она не имеет подвижности, поскольку, безусловно, именно она создаёт пространство. А обладает ли она подвижностью в том пространстве, которое она создаёт? Нет, это невозможно, не так ли? Плюс к этому она не имеет массы, длины волны, а значит, она на самом деле не имеет никакого положения в пространстве или местоположения. Она не имеет массы. Она не имеет значимости. Она не имеет длины волны. Она не является проявлением энергии. Это статика. И что же мы только что описали? Тэтана.

Хм, сдаётся мне, что в этом и состоит разница... когда мы говорим «точка ориентации» и «символ»... между человеком, который может экстериоризироваться, и человеком, который этого не может. Человек, который является символом, который очень основательно укрепился в положении символа, который твёрдо убеждён в этом, не сможет с лёгкостью экстериоризироваться. А почему? Потому что он обладает массой, значением и подвижностью.

Хм, сдаётся мне, что в этом и состоит разница... когда мы говорим «точка ориентации» и «символ»... между человеком, который может экстериоризироваться, и человеком, который этого не может. Человек, который является символом, который очень основательно укрепился в положении символа, который твёрдо убеждён в этом, не сможет с лёгкостью экстериоризироваться. А почему? Потому что он обладает массой, значением и подвижностью.

Что ж, если бы вы смогли каким-то образом избавить этот символ от массы, значения и подвижности, хотя бы немного, у вас бы получился оперирующий тэтан, не так ли? Так вот, его тело может по-прежнему обладать... его тело может по-прежнему обладать массой, значением и подвижностью, но если человек, который управляет этим телом, не будет обладать массой, значением и подвижностью, он, конечно, будет оставаться в состоянии экстериоризации.

Что ж, если бы вы смогли каким-то образом избавить этот символ от массы, значения и подвижности, хотя бы немного, у вас бы получился оперирующий тэтан, не так ли? Так вот, его тело может по-прежнему обладать... его тело может по-прежнему обладать массой, значением и подвижностью, но если человек, который управляет этим телом, не будет обладать массой, значением и подвижностью, он, конечно, будет оставаться в состоянии экстериоризации.

Но стоит только тэтану спутать себя с телом и сказать: «Я тело» -и у него как у тэтана появится масса, значение и подвижность. И что же случится с ним как со статикой?

Но стоит только тэтану спутать себя с телом и сказать: «Я тело» -и у него как у тэтана появится масса, значение и подвижность. И что же случится с ним как со статикой?

Что ж, он становится сгустком энергии, вот чем он становится... массой. Он – имя... значение. И он двигается, и его двигает тело... подвижность. Что ж, на самом деле всё это было бы совершенно безнадёжно, если бы нам не была известна в своей основе анатомия превращения точки ориентации в символ.

Что ж, он становится сгустком энергии, вот чем он становится... массой. Он – имя... значение. И он двигается, и его двигает тело... подвижность. Что ж, на самом деле всё это было бы совершенно безнадёжно, если бы нам не была известна в своей основе анатомия превращения точки ориентации в символ.

Я никогда раньше не говорил вам об этом. Это тайная сторона тайной стороны тайны. Человек приходит в ужас при мысли о неподвижности. Почему? Потому что неподвижная масса причиняет боль. А также потому, что когда человека хотели превратить в символ, его заставляли испытывать ужас перед неподвижностью.

Я никогда раньше не говорил вам об этом. Это тайная сторона тайной стороны тайны. Человек приходит в ужас при мысли о неподвижности. Почему? Потому что неподвижная масса причиняет боль. А также потому, что когда человека хотели превратить в символ, его заставляли испытывать ужас перед неподвижностью.

Ему говорили, что смерть – это очень плохо. Посмотри, насколько неподвижны мёртвые люди. Горы – это очень плохо. Посмотри, насколько неподвижна эта гора, она просто стоит здесь и всё время занимает одну и ту же точку видения... вечно. Какая ужасная штука, эта гора.

Ему говорили, что смерть – это очень плохо. Посмотри, насколько неподвижны мёртвые люди. Горы – это очень плохо. Посмотри, насколько неподвижна эта гора, она просто стоит здесь и всё время занимает одну и ту же точку видения... вечно. Какая ужасная штука, эта гора.

И поэтому люди в большинстве своём, конечно же, вынуждены всё время перемещаться, потому что они боятся оказаться неподвижными.

И поэтому люди в большинстве своём, конечно же, вынуждены всё время перемещаться, потому что они боятся оказаться неподвижными.

У человека нет подходящего слова и на всём его траке никогда, никогда не было подходящего определения для состояния неподвижности.

У человека нет подходящего слова и на всём его траке никогда, никогда не было подходящего определения для состояния неподвижности.

Что представляла бы собой абсолютная неподвижность? Ну, у человека даже нет таких слов, чтобы описать это состояние неподвижности. Это движение без движения, понимаете? Бездвижность – это, конечно, когда объект находится в состоянии покоя по отношению к другим объектам.

Что представляла бы собой абсолютная неподвижность? Ну, у человека даже нет таких слов, чтобы описать это состояние неподвижности. Это движение без движения, понимаете? Бездвижность – это, конечно, когда объект находится в состоянии покоя по отношению к другим объектам.

Объект может обладать потенциалом движения, но он находится в состоянии покоя. И со всеми этими словами, обозначающими неподвижность, связано понятие временности.

Объект может обладать потенциалом движения, но он находится в состоянии покоя. И со всеми этими словами, обозначающими неподвижность, связано понятие временности.

Давайте снова дадим определение слову «статика». Тэтан – это статика. Тэта – это статика. И мы обнаруживаем, что это нечто, не обладающее энергией, длиной волны, массой. Это что-то, не имеющее местоположения, и это, по сути дела, – абсолютный ноль. Статика может что-то делать. Она может создавать мыслезаключения. Однако чтобы создавать мыслезаключения, необязательно обладать длиной волны, массой и значением. Вы можете создать мыслезаключение обо всём, о чём угодно, и при этом не приобрести значение.

Давайте снова дадим определение слову «статика». Тэтан – это статика. Тэта – это статика. И мы обнаруживаем, что это нечто, не обладающее энергией, длиной волны, массой. Это что-то, не имеющее местоположения, и это, по сути дела, – абсолютный ноль. Статика может что-то делать. Она может создавать мыслезаключения. Однако чтобы создавать мыслезаключения, необязательно обладать длиной волны, массой и значением. Вы можете создать мыслезаключение обо всём, о чём угодно, и при этом не приобрести значение.

Так вот, ужас перед неподвижностью лучше всего наблюдать на примере чего-то вроде смерти. Вам говорят: «О, смерть – это ужасно», понимаете? «Посмотрите... посмотрите, насколько это неподвижно... я хочу сказать, оно застыло». А как вы себя чувствуете в приёмной, ожидая, когда вас примет врач? Вы неподвижны. У-у-у. Вам это не нравится.

Так вот, ужас перед неподвижностью лучше всего наблюдать на примере чего-то вроде смерти. Вам говорят: «О, смерть – это ужасно», понимаете? «Посмотрите... посмотрите, насколько это неподвижно... я хочу сказать, оно застыло». А как вы себя чувствуете в приёмной, ожидая, когда вас примет врач? Вы неподвижны. У-у-у. Вам это не нравится.

Как вы себя чувствуете, когда вас пригвоздили к одному месту, заперев в чулане... вы были плохим ребёнком или что-то вроде того, и вас там заперли на парочку часиков... вас лишили возможности перемещаться? А как насчёт первых дней в школе? Неподвижность.

Как вы себя чувствуете, когда вас пригвоздили к одному месту, заперев в чулане... вы были плохим ребёнком или что-то вроде того, и вас там заперли на парочку часиков... вас лишили возможности перемещаться? А как насчёт первых дней в школе? Неподвижность.

Люди обездвиживают то, что изначально и не обладает движением. Они превращают неподвижность в наказание. И, превратив её в наказание, они говорят: «Люди не должны быть неподвижными». И вы могли бы взять любого преклира, у которого есть какие-то трудности с эксте-риоризацией, вы могли бы сказать этому преклиру, чтобы он встал и стоял не двигаясь, и прежде чем вы закончите работать с этим преклиром, он практически сойдёт с ума.

Люди обездвиживают то, что изначально и не обладает движением. Они превращают неподвижность в наказание. И, превратив её в наказание, они говорят: «Люди не должны быть неподвижными». И вы могли бы взять любого преклира, у которого есть какие-то трудности с эксте-риоризацией, вы могли бы сказать этому преклиру, чтобы он встал и стоял не двигаясь, и прежде чем вы закончите работать с этим преклиром, он практически сойдёт с ума.

Что ж, со стороны тэтана очень странно чуть ли не сходить с ума просто из-за того, что ему приходится быть тэтаном, не так ли? Иначе говоря, из-за того, что ему приходится стоять не двигаясь? Но у человека, которого заставили стоять не двигаясь, есть местоположение. Не забывайте, что у него есть местоположение. А если тэтану дать какое-то местоположение, а потом заставить его оставаться неподвижным в этом местоположении, ему это не понравится. Ведь ему не нравится неподвижность. Но дело здесь не в неподвижности, дело здесь в местоположении.

Что ж, со стороны тэтана очень странно чуть ли не сходить с ума просто из-за того, что ему приходится быть тэтаном, не так ли? Иначе говоря, из-за того, что ему приходится стоять не двигаясь? Но у человека, которого заставили стоять не двигаясь, есть местоположение. Не забывайте, что у него есть местоположение. А если тэтану дать какое-то местоположение, а потом заставить его оставаться неподвижным в этом местоположении, ему это не понравится. Ведь ему не нравится неподвижность. Но дело здесь не в неподвижности, дело здесь в местоположении.

Люди стараются спрятаться. Почему человек беспокоится из-за наличия местоположения? Что ж, вы полагаете, что, должно быть, он пытается спрятаться от чего-то. Нет, это не так. Он просто протестует против того, чтобы иметь местоположение как таковое. Так вот, вы говорите какому-нибудь преклиру, после того как вы его экстериори-зировали... вы вообще не можете его видеть... но вы говорите ему, после того как вы его экстериоризировали, что вы видите его в метре позади его головы. Гм. Бум!

Люди стараются спрятаться. Почему человек беспокоится из-за наличия местоположения? Что ж, вы полагаете, что, должно быть, он пытается спрятаться от чего-то. Нет, это не так. Он просто протестует против того, чтобы иметь местоположение как таковое. Так вот, вы говорите какому-нибудь преклиру, после того как вы его экстериори-зировали... вы вообще не можете его видеть... но вы говорите ему, после того как вы его экстериоризировали, что вы видите его в метре позади его головы. Гм. Бум!

Вы не говорили ему, что он сейчас чему-то подвергнется или что ему сейчас причинят какую-то боль. Вы сказали ему – очень прямо, -что у него есть местоположение. А если у него есть местоположение, значит он, должно быть, представляет собой нечто двигающееся. А значит, он, должно быть, переместился сюда из какой-то другой точки чьего-то пространства... из какой-то другой точки чьего-то пространства. А значит, он – символ. А значит, у него есть масса.

Вы не говорили ему, что он сейчас чему-то подвергнется или что ему сейчас причинят какую-то боль. Вы сказали ему – очень прямо, -что у него есть местоположение. А если у него есть местоположение, значит он, должно быть, представляет собой нечто двигающееся. А значит, он, должно быть, переместился сюда из какой-то другой точки чьего-то пространства... из какой-то другой точки чьего-то пространства. А значит, он – символ. А значит, у него есть масса.

Так вот, ввиду этого факта мы можем сказать, что наши техники экстериоризации были довольно неуклюжими. Иными словами, вы говорите человеку, чтобы он был в метре позади своей головы, вы говорите ему, чтоб он определил своё местоположение в пространстве, ему это не нравится. Но он может это сделать. Это просто было наименьшим злом.

Так вот, ввиду этого факта мы можем сказать, что наши техники экстериоризации были довольно неуклюжими. Иными словами, вы говорите человеку, чтобы он был в метре позади своей головы, вы говорите ему, чтоб он определил своё местоположение в пространстве, ему это не нравится. Но он может это сделать. Это просто было наименьшим злом.

Но существуют более простые способы справиться с этими проблемами. Каждый раз, когда тэтан бывал неподвижен... в любой из моментов, когда тэтан вдруг решил, что он испытывает боль, что его лишили дееспособности, что его обидели, он ассоциировал неподвижность с травмой, болью и расстройством.

Но существуют более простые способы справиться с этими проблемами. Каждый раз, когда тэтан бывал неподвижен... в любой из моментов, когда тэтан вдруг решил, что он испытывает боль, что его лишили дееспособности, что его обидели, он ассоциировал неподвижность с травмой, болью и расстройством.

Что ж, дело в том, что у него вообще нет никакого местоположения. Он может задать себе местоположение, чтобы воспринимать. Он может это сделать. Но на самом деле у него нет местоположения.

Что ж, дело в том, что у него вообще нет никакого местоположения. Он может задать себе местоположение, чтобы воспринимать. Он может это сделать. Но на самом деле у него нет местоположения.

Так вот, давайте посмотрим на ту часть шкалы тонов, где присутствует низкотонное подражание. В нижней части шкалы тонов неизменно присутствует диапазон низкотонного подражания. В нижней части шкалы тонов вы найдете низкотонные подражания всем тем тонам, которые находятся в верхней части шкалы тонов. И мы обнаружим, что для плотного объекта характерна очень маленькая амплитуда вибрации.

Так вот, давайте посмотрим на ту часть шкалы тонов, где присутствует низкотонное подражание. В нижней части шкалы тонов неизменно присутствует диапазон низкотонного подражания. В нижней части шкалы тонов вы найдете низкотонные подражания всем тем тонам, которые находятся в верхней части шкалы тонов. И мы обнаружим, что для плотного объекта характерна очень маленькая амплитуда вибрации.

Я говорил вам, что время – это изменение, не так ли? И пока изменения происходят, мы осознаём время. Так вот, вибрация, характерная для плотного объекта, который находится в неподвижности, очень незначительна... в самом деле, она очень незначительна. И сама энергия может быть достаточно твёрдой или плотной, или возьмём ридж... ридж тэтана, энергетическая масса, расположенная где-то поблизости от тела, является достаточно твёрдой и плотной, из-за чего создаётся видимость, что она не движется. Это нечто неизменяющееся, понимаете? В ней не происходит каких-то очевидных изменений.

Я говорил вам, что время – это изменение, не так ли? И пока изменения происходят, мы осознаём время. Так вот, вибрация, характерная для плотного объекта, который находится в неподвижности, очень незначительна... в самом деле, она очень незначительна. И сама энергия может быть достаточно твёрдой или плотной, или возьмём ридж... ридж тэтана, энергетическая масса, расположенная где-то поблизости от тела, является достаточно твёрдой и плотной, из-за чего создаётся видимость, что она не движется. Это нечто неизменяющееся, понимаете? В ней не происходит каких-то очевидных изменений.

Так вот, когда человека оперируют... теперь давайте рассмотрим инграмму. Почему мы с незапамятных времён накидывались на инграммы? А дело тут вот в чём: человек переживал период отсутствия изменений... иными словами, неподвижности... в то время как он терял какую-то, по его мнению, положительную черту какого-то символа, в котором он был заинтересован.

Так вот, когда человека оперируют... теперь давайте рассмотрим инграмму. Почему мы с незапамятных времён накидывались на инграммы? А дело тут вот в чём: человек переживал период отсутствия изменений... иными словами, неподвижности... в то время как он терял какую-то, по его мнению, положительную черту какого-то символа, в котором он был заинтересован.

И в этот момент он мог начать ассоциировать этот символ с собой, поскольку это было более низкой гармоникой неподвижности. Этот момент не содержал в себе времени, ведь там отсутствовали изменения, понимаете? Человеку дали анестезирующее средство и положили на операционный стол, понимаете?., отсутствие изменений. Понимаете, время просто прекратило своё существование в середине операции. Нет очевидных изменений. И после этого энергетическая масса, которая позже становится воплощением этого, факсимиле, созданные телом или тэтаном, содержат период такого отсутствия изменений, иначе говоря, вневременности... что этот момент никак не привязан ко времени, этот небольшой период становится вневременным.

И в этот момент он мог начать ассоциировать этот символ с собой, поскольку это было более низкой гармоникой неподвижности. Этот момент не содержал в себе времени, ведь там отсутствовали изменения, понимаете? Человеку дали анестезирующее средство и положили на операционный стол, понимаете?., отсутствие изменений. Понимаете, время просто прекратило своё существование в середине операции. Нет очевидных изменений. И после этого энергетическая масса, которая позже становится воплощением этого, факсимиле, созданные телом или тэтаном, содержат период такого отсутствия изменений, иначе говоря, вневременности... что этот момент никак не привязан ко времени, этот небольшой период становится вневременным.

Так вот, если посреди операции человек подвергнется какому-то воздействию, например, ему вправят сломанную кость или что-то вроде того, если он подвергнется тому или иному воздействию, он получит большую энергетическую плотную массу, в которой нет изменений. И теперь ситуация усугубится, эти два момента теперь подвиснут на неподвижности, которая является плотной... в которой, однако, содержится изрядное количество движения – вы это обнаружите в тот же момент, как только прикоснётесь к этой штуке как к инциденту. Но создаётся видимость, что эта штука плотная. Так и получаются дрейфующие инграммы. А поскольку тэтан знает, что у неподвижных вещей нет местоположения во времени и пространстве, мы обнаруживаем, что он никуда не может пристроить этот кусок энергии и он просто дрейфует по траку времени, и поэтому такие моменты могут рестимулироваться. Понимаете? Хорошо.

Так вот, если посреди операции человек подвергнется какому-то воздействию, например, ему вправят сломанную кость или что-то вроде того, если он подвергнется тому или иному воздействию, он получит большую энергетическую плотную массу, в которой нет изменений. И теперь ситуация усугубится, эти два момента теперь подвиснут на неподвижности, которая является плотной... в которой, однако, содержится изрядное количество движения – вы это обнаружите в тот же момент, как только прикоснётесь к этой штуке как к инциденту. Но создаётся видимость, что эта штука плотная. Так и получаются дрейфующие инграммы. А поскольку тэтан знает, что у неподвижных вещей нет местоположения во времени и пространстве, мы обнаруживаем, что он никуда не может пристроить этот кусок энергии и он просто дрейфует по траку времени, и поэтому такие моменты могут рестимулироваться. Понимаете? Хорошо.

Какой процесс можно было бы порекомендовать для работы с такими вещами? Вы могли бы провести человеку что-то вроде «Прямого провода», это, кстати говоря, было бы довольно жестоко, но это вполне эффективный и действенный процесс. Вот как он будет выглядеть: «Вспомните какие-нибудь моменты, когда вы были неподвижны». Просто вот так вот прямо и открыто. «Вспомните какие-нибудь моменты, когда вы были неподвижны». А за этим следует такая команда... это эффективный процесс, ну и что, что он жёсткий, этот уровень... такая команда: «Назовите мне какие-нибудь места, где в вашей жизни произошли изменения».

Какой процесс можно было бы порекомендовать для работы с такими вещами? Вы могли бы провести человеку что-то вроде «Прямого провода», это, кстати говоря, было бы довольно жестоко, но это вполне эффективный и действенный процесс. Вот как он будет выглядеть: «Вспомните какие-нибудь моменты, когда вы были неподвижны». Просто вот так вот прямо и открыто. «Вспомните какие-нибудь моменты, когда вы были неподвижны». А за этим следует такая команда... это эффективный процесс, ну и что, что он жёсткий, этот уровень... такая команда: «Назовите мне какие-нибудь места, где в вашей жизни произошли изменения».

Наиболее острое осознание времени, конечно же, бывает вызвано внезапными, резкими изменениями, понимаете? И эффект можно смягчить, если просто попросить человека, чтобы он назвал какие-нибудь моменты, когда он находился в движении. И вы знаете, из-за соматик, которые включаются, когда вы просите его вспомнить какие-нибудь моменты, когда он находился в движении, он начнёт верить, что самое вредоносное, что он только может сделать своему телу, – это заставить его ходить. Да, он вспомнил несколько моментов, когда он двигался, и тут же... его ступни, его ноги и в целом его тело действительно приходит в ужасное состояние – тут же. Ладно.

Наиболее острое осознание времени, конечно же, бывает вызвано внезапными, резкими изменениями, понимаете? И эффект можно смягчить, если просто попросить человека, чтобы он назвал какие-нибудь моменты, когда он находился в движении. И вы знаете, из-за соматик, которые включаются, когда вы просите его вспомнить какие-нибудь моменты, когда он находился в движении, он начнёт верить, что самое вредоносное, что он только может сделать своему телу, – это заставить его ходить. Да, он вспомнил несколько моментов, когда он двигался, и тут же... его ступни, его ноги и в целом его тело действительно приходит в ужасное состояние – тут же. Ладно.

Получается, что в действительности мы не проходили моменты, когда человек что-то начинал, когда он что-то останавливал и когда он что-то изменял. Мы прошли кое-что другое. Мы прошли те моменты, когда что-то изменялось.

Получается, что в действительности мы не проходили моменты, когда человек что-то начинал, когда он что-то останавливал и когда он что-то изменял. Мы прошли кое-что другое. Мы прошли те моменты, когда что-то изменялось.

И между прочим, как правило, это будут какие-то внезапные, резкие изменения... как правило, человек будет выбирать именно такие моменты. У него было всё хорошо, и вдруг на тебе – он лежит в канаве. Эти изменения, которым он придаёт такое большое значение, – это моменты, когда он занимал разные положения в пространстве, между которыми имеет место один из таких периодов неподвижности.

И между прочим, как правило, это будут какие-то внезапные, резкие изменения... как правило, человек будет выбирать именно такие моменты. У него было всё хорошо, и вдруг на тебе – он лежит в канаве. Эти изменения, которым он придаёт такое большое значение, – это моменты, когда он занимал разные положения в пространстве, между которыми имеет место один из таких периодов неподвижности.

В этом и заключается анатомия инграмм, факсимиле, риколов, это и делает их аберрирующими. Понимаете, это изменение, неподвижность, изменение... или, скорее, положение в пространстве, неподвижность, совершенно другое положение в пространстве. II это доходит до того, что если бы вы внезапно поменяли своё решение в отношении какого-то человека на противоположное и если бы это решение имело для него очень большое значение, то впоследствии, когда он будет об этом вспоминать, у него появится ощущение, что он переместился из одной части комнаты в другую, когда вы сказали второе... когда вы закончили фразу.

В этом и заключается анатомия инграмм, факсимиле, риколов, это и делает их аберрирующими. Понимаете, это изменение, неподвижность, изменение... или, скорее, положение в пространстве, неподвижность, совершенно другое положение в пространстве. II это доходит до того, что если бы вы внезапно поменяли своё решение в отношении какого-то человека на противоположное и если бы это решение имело для него очень большое значение, то впоследствии, когда он будет об этом вспоминать, у него появится ощущение, что он переместился из одной части комнаты в другую, когда вы сказали второе... когда вы закончили фразу.

Это весьма любопытно. Этот маленький феномен подтверждает точность данной анатомии. Например, человек входит в зал суда, и он совершенно спокоен. Он знает, что его оправдают. И вот он приходит и предстаёт перед судьёй, а судья говорит: «И через повешение предать его смерти, смерти, смерти».

Это весьма любопытно. Этот маленький феномен подтверждает точность данной анатомии. Например, человек входит в зал суда, и он совершенно спокоен. Он знает, что его оправдают. И вот он приходит и предстаёт перед судьёй, а судья говорит: «И через повешение предать его смерти, смерти, смерти».

Если бы вы проходили с человеком подобный инцидент, что вполне может случиться, вы бы обнаружили, что он стоял напротив судьи в тот момент, когда судья начал говорить, – это очевидно – и что период неподвижности... можно сказать, шока, бездвижности... имел место в середине всего этого, слова не имеют значения, понимаете? И вы бы обнаружили, что создаётся впечатление, будто человек услышал приговор и понял его, находясь в какой-то очень удалённой точке или по крайней мере в другом конце зала суда. И в течение какого-то короткого времени вы будете не в состоянии убедить преклира в том, что он просто неподвижно стоял. Он неподвижно стоял и слушал приговор. Преклир знает, что он, должно быть, внезапно переместился в заднюю часть зала, где и услышал последние слова приговора, или что он переместился и сел рядом с судьёй, или что он сделал что-то... он переместился куда-то ещё.

Если бы вы проходили с человеком подобный инцидент, что вполне может случиться, вы бы обнаружили, что он стоял напротив судьи в тот момент, когда судья начал говорить, – это очевидно – и что период неподвижности... можно сказать, шока, бездвижности... имел место в середине всего этого, слова не имеют значения, понимаете? И вы бы обнаружили, что создаётся впечатление, будто человек услышал приговор и понял его, находясь в какой-то очень удалённой точке или по крайней мере в другом конце зала суда. И в течение какого-то короткого времени вы будете не в состоянии убедить преклира в том, что он просто неподвижно стоял. Он неподвижно стоял и слушал приговор. Преклир знает, что он, должно быть, внезапно переместился в заднюю часть зала, где и услышал последние слова приговора, или что он переместился и сел рядом с судьёй, или что он сделал что-то... он переместился куда-то ещё.

Таким образом, если складывается такая ситуация, что имеется какое-то местоположение, точка местоположения, и сразу за ней следует неподвижность, остановленная неподвижность... понимаете, остановка предполагает потенциальное движение до и после неё.

Таким образом, если складывается такая ситуация, что имеется какое-то местоположение, точка местоположения, и сразу за ней следует неподвижность, остановленная неподвижность... понимаете, остановка предполагает потенциальное движение до и после неё.

Нас это не интересует. Нас интересует неподвижность совершенно другого рода.

Нас это не интересует. Нас интересует неподвижность совершенно другого рода.

У человечества даже нет определения нуля, понимаете? А у нуля нет никакого положения в пространстве. У него нет положения во времени. У него нет положения во времени... это значит, что у него нет прошлого, настоящего и будущего. У него нет длины волны. У него нет массы. И, безусловно, у него нет никакого значения, помимо нулевого. Так вот, это в равной степени относится и к тэтану, за одним лишь исключением: он может создавать мыслезаключения. Ладно.

У человечества даже нет определения нуля, понимаете? А у нуля нет никакого положения в пространстве. У него нет положения во времени. У него нет положения во времени... это значит, что у него нет прошлого, настоящего и будущего. У него нет длины волны. У него нет массы. И, безусловно, у него нет никакого значения, помимо нулевого. Так вот, это в равной степени относится и к тэтану, за одним лишь исключением: он может создавать мыслезаключения. Ладно.

Итак, каждый раз, когда мы рассматриваем такую ситуацию, что индивидууму указывают местоположение, задают местоположение в пространстве, причём предпочтительно, чтобы это делалось помимо его воли, понимаете... я имею в виду, он не хочет там быть... а затем мы внезапно ввергаем его в неподвижность, он будет уверен, когда снова обретёт местоположение, что он был где-то в другом месте, совершенно в другом месте.

Итак, каждый раз, когда мы рассматриваем такую ситуацию, что индивидууму указывают местоположение, задают местоположение в пространстве, причём предпочтительно, чтобы это делалось помимо его воли, понимаете... я имею в виду, он не хочет там быть... а затем мы внезапно ввергаем его в неподвижность, он будет уверен, когда снова обретёт местоположение, что он был где-то в другом месте, совершенно в другом месте.

Так что если бы мы взяли человека, очень аккуратно усадили его на стул, нанесли бы ему очень сильный удар в челюсть, так чтобы он потерял сознание, потом взяли бы его, вынесли и оставили его где-нибудь на улице, дали бы ему возможность прийти в себя там, то его замешательство в действительности было бы не больше, чем если бы мы просто дали ему в челюсть и оставили приходить в себя здесь же.

Так что если бы мы взяли человека, очень аккуратно усадили его на стул, нанесли бы ему очень сильный удар в челюсть, так чтобы он потерял сознание, потом взяли бы его, вынесли и оставили его где-нибудь на улице, дали бы ему возможность прийти в себя там, то его замешательство в действительности было бы не больше, чем если бы мы просто дали ему в челюсть и оставили приходить в себя здесь же.

Его замешательство на самом деле было бы ничуть не больше. Понимаете, он бы и так ожидал, что он окажется в другом месте. То, что вы поменяете его местоположение и так далее, вероятно, лишь послужит для него подтверждением этому феномену. Это не окажет более аберрирующего воздействия (вопреки тому, что утверждалось в прежней теории), поскольку он и так ожидает, что после периода неподвижности он окажется в каком-то другом месте.

Его замешательство на самом деле было бы ничуть не больше. Понимаете, он бы и так ожидал, что он окажется в другом месте. То, что вы поменяете его местоположение и так далее, вероятно, лишь послужит для него подтверждением этому феномену. Это не окажет более аберрирующего воздействия (вопреки тому, что утверждалось в прежней теории), поскольку он и так ожидает, что после периода неподвижности он окажется в каком-то другом месте.

Так вот, для какого-нибудь очень, очень сильно инвертированного человека неподвижность... он инвертирован... неподвижность для такого человека будет чем-то очень вредным, чем-то очень пагубным. Человек неподвижен, только если он мёртв. Человек неподвижен, только если он находится в состоянии шока, или если его оперируют, или если его ругают и так далее.

Так вот, для какого-нибудь очень, очень сильно инвертированного человека неподвижность... он инвертирован... неподвижность для такого человека будет чем-то очень вредным, чем-то очень пагубным. Человек неподвижен, только если он мёртв. Человек неподвижен, только если он находится в состоянии шока, или если его оперируют, или если его ругают и так далее.

И здесь появляется фактор детерминизма. Человека внезапно заставляют осознать тот факт, что помимо его собственного детерминизма есть ещё какой-то детерминизм, который и навязывает ему неподвижность. Понимаете, он заставляет его стоять без движения.

И здесь появляется фактор детерминизма. Человека внезапно заставляют осознать тот факт, что помимо его собственного детерминизма есть ещё какой-то детерминизм, который и навязывает ему неподвижность. Понимаете, он заставляет его стоять без движения.

Так вот, если вы попросите преклира просто более или менее хорошо вспомнить по прямому проводу... просто по прямому проводу... попросите его вспомнить моменты из своей жизни, когда он пребывал в неподвижности, вы увидите некоторые очень странные проявления. Он вспомнит операцию, и она будет как бы наплывать на него, или летать по комнате, или делать что-то ещё. Понимаете? В ней есть какой-то вневременной период.

Так вот, если вы попросите преклира просто более или менее хорошо вспомнить по прямому проводу... просто по прямому проводу... попросите его вспомнить моменты из своей жизни, когда он пребывал в неподвижности, вы увидите некоторые очень странные проявления. Он вспомнит операцию, и она будет как бы наплывать на него, или летать по комнате, или делать что-то ещё. Понимаете? В ней есть какой-то вневременной период.

И вневременная часть операции будет дрейфовать. И, разумеется, вместе с ней, весьма вероятно, появятся и изменения. Р1зменения, весьма вероятно, появятся вместе с ней. Итак, вы просите человека вспомнить моменты, когда он был неподвижен. Вы, конечно, можете также попросить его вспомнить моменты, когда другие люди были неподвижны (мы тут используем ограниченную «вилку»). Вы можете спросить у него об этом, а затем вы можете попросить его вспомнить моменты, когда у него происходили изменения.

И вневременная часть операции будет дрейфовать. И, разумеется, вместе с ней, весьма вероятно, появятся и изменения. Р1зменения, весьма вероятно, появятся вместе с ней. Итак, вы просите человека вспомнить моменты, когда он был неподвижен. Вы, конечно, можете также попросить его вспомнить моменты, когда другие люди были неподвижны (мы тут используем ограниченную «вилку»). Вы можете спросить у него об этом, а затем вы можете попросить его вспомнить моменты, когда у него происходили изменения.

И затем, поскольку это, очевидно, является нелогичным... на самом деле не является. Следующее, о чём вы спросите, – это о тех моментах, когда он находился в движении. Так вот, он начнёт думать... он начнёт думать, что движение – это довольно плохая для него вещь, потому что это непрерывное, последовательное размещение его самого в пространстве, не так ли? Ладно.

И затем, поскольку это, очевидно, является нелогичным... на самом деле не является. Следующее, о чём вы спросите, – это о тех моментах, когда он находился в движении. Так вот, он начнёт думать... он начнёт думать, что движение – это довольно плохая для него вещь, потому что это непрерывное, последовательное размещение его самого в пространстве, не так ли? Ладно.

Если имеет место непрерывное размещение его в пространстве и если размещать себя в пространстве плохо, понимаете... я хочу сказать, вам причиняют вред, вы теряете свои символы, вы теряете свои мокапы, с вами случаются всякие неприятные вещи, если вы размещены в пространстве. Поэтому он решит, что движение – это плохо.

Если имеет место непрерывное размещение его в пространстве и если размещать себя в пространстве плохо, понимаете... я хочу сказать, вам причиняют вред, вы теряете свои символы, вы теряете свои мокапы, с вами случаются всякие неприятные вещи, если вы размещены в пространстве. Поэтому он решит, что движение – это плохо.

И на дне шкалы, когда он будет чуть ли не под самым дном шкалы, он начнёт сосредотачивать свои усилия на неподвижности. Он будет предпринимать отчаянные попытки приблизиться к этому состоянию неподвижности, потому что он знает, что в анатомии неподвижности что-то кроется... в анатомии неподвижности что-то кроется. И он будет делать всевозможные вещи. Он будет неподвижно сидеть, он будет неподвижно сидеть в своей комнате, он не будет выходить на улицу, он не будет разговаривать с людьми, он не будет двигаться и так далее. И последняя стадия во всём этом будет, конечно же, заключаться в том, что он просто сидя умрёт, или сойдёт с ума, или сделает что-то подобное. Такой будет крайняя степень, крайнее проявление. Всё это – попытки индивидуума достичь состояния неподвижности.

И на дне шкалы, когда он будет чуть ли не под самым дном шкалы, он начнёт сосредотачивать свои усилия на неподвижности. Он будет предпринимать отчаянные попытки приблизиться к этому состоянию неподвижности, потому что он знает, что в анатомии неподвижности что-то кроется... в анатомии неподвижности что-то кроется. И он будет делать всевозможные вещи. Он будет неподвижно сидеть, он будет неподвижно сидеть в своей комнате, он не будет выходить на улицу, он не будет разговаривать с людьми, он не будет двигаться и так далее. И последняя стадия во всём этом будет, конечно же, заключаться в том, что он просто сидя умрёт, или сойдёт с ума, или сделает что-то подобное. Такой будет крайняя степень, крайнее проявление. Всё это – попытки индивидуума достичь состояния неподвижности.

Каждый раз, когда вы погружаетесь в медитацию... так, так, послушайте, послушайте, позвольте мне заострить ваше внимание на этом и заставить вас отчётливо понять, что некоторые практики разрушительны. В их основе может лежать правильная теория, они могут содержать в себе много истины, но если там начинают применять какие-то упражнения, которые навязывают человеку неподвижность, если упражнения предписывают, например, неподвижно сидеть и медитировать... сидеть совсем, совсем неподвижно и молиться и так далее, если в эти практики входят такого рода упражнения, всё, что они будут делать, – это включать смерти, разрушение, травмы и изменение.

Каждый раз, когда вы погружаетесь в медитацию... так, так, послушайте, послушайте, позвольте мне заострить ваше внимание на этом и заставить вас отчётливо понять, что некоторые практики разрушительны. В их основе может лежать правильная теория, они могут содержать в себе много истины, но если там начинают применять какие-то упражнения, которые навязывают человеку неподвижность, если упражнения предписывают, например, неподвижно сидеть и медитировать... сидеть совсем, совсем неподвижно и молиться и так далее, если в эти практики входят такого рода упражнения, всё, что они будут делать, – это включать смерти, разрушение, травмы и изменение.

Так вот, эти люди компульсивно пытаются вызвать изменения. Неподвижности откуда-то наплывают на них и приходят в рестимуляцию.

Так вот, эти люди компульсивно пытаются вызвать изменения. Неподвижности откуда-то наплывают на них и приходят в рестимуляцию.

А неподвижность обрамляется с обеих сторон чем? Компульсивными изменениями.

А неподвижность обрамляется с обеих сторон чем? Компульсивными изменениями.

И вот перед нами эти люди: им нужно изменять, им нужно изменять, им нужно изменять, им нужно изменять. Но у них нет времени; но они неподвижны.

И вот перед нами эти люди: им нужно изменять, им нужно изменять, им нужно изменять, им нужно изменять. Но у них нет времени; но они неподвижны.

Так вот, такая ситуация озадачила бы одитора, если бы он не знал, что единственное, что ему нужно сделать, – это использовать технику прямого провода и попросить такого человека вспомнить моменты, когда он был неподвижен, и моменты, когда другие люди были неподвижны.

Так вот, такая ситуация озадачила бы одитора, если бы он не знал, что единственное, что ему нужно сделать, – это использовать технику прямого провода и попросить такого человека вспомнить моменты, когда он был неподвижен, и моменты, когда другие люди были неподвижны.

Теперь одитор понимает, что вопрос о тех моментах, когда человек был неподвижен, и вопрос о тех моментах, когда он находился в движении, не задаются в рамках одного вопроса. Кажется, что они являются составляющими одного вопроса: моменты, когда человек двигался, и моменты, когда он был неподвижен; кажется, что эти вопросы – как будто братья. Понимаете, это просто... дихотомия. Что ж, это не дихотомия. Вы понимаете, что это такое? Моменты, когда он двигался, -местоположение уже было навязано. Моменты, когда он был неподвижен, – это навязанное местоположение. Это и в самом деле как будто братья, но это не дихотомия. Это практически одно и то же.

Теперь одитор понимает, что вопрос о тех моментах, когда человек был неподвижен, и вопрос о тех моментах, когда он находился в движении, не задаются в рамках одного вопроса. Кажется, что они являются составляющими одного вопроса: моменты, когда человек двигался, и моменты, когда он был неподвижен; кажется, что эти вопросы – как будто братья. Понимаете, это просто... дихотомия. Что ж, это не дихотомия. Вы понимаете, что это такое? Моменты, когда он двигался, -местоположение уже было навязано. Моменты, когда он был неподвижен, – это навязанное местоположение. Это и в самом деле как будто братья, но это не дихотомия. Это практически одно и то же.

Тэтан не перемещается. А посему, если тэтана заставили думать, что не перемещаться – это плохо, он и дальше будет оставаться символом и не будет точкой ориентации. И в силу этого он не сможет экстериоризироваться; а если он и экстериоризируется, он не сможет оставаться в этом состоянии.

Тэтан не перемещается. А посему, если тэтана заставили думать, что не перемещаться – это плохо, он и дальше будет оставаться символом и не будет точкой ориентации. И в силу этого он не сможет экстериоризироваться; а если он и экстериоризируется, он не сможет оставаться в этом состоянии.

Вы можете попросить человека вспомнить моменты, когда в его жизни произошли какие-нибудь изменения, вспомнить моменты в своей жизни, когда он был неподвижен, вспомнить моменты, когда он находился в движении... просто по прямому проводу. И в кейсе произойдут огромные изменения.

Вы можете попросить человека вспомнить моменты, когда в его жизни произошли какие-нибудь изменения, вспомнить моменты в своей жизни, когда он был неподвижен, вспомнить моменты, когда он находился в движении... просто по прямому проводу. И в кейсе произойдут огромные изменения.

Но помните: человека необходимо заставить хоть немного двигаться... при помощи 8-К, «Открывающей процедуры посредством воспроизведения»... прежде чем ему вообще можно будет проводить этот процесс. В противном случае этот процесс может его чуть ли не убить, потому что это жестокий процесс... очень жестокий.

Но помните: человека необходимо заставить хоть немного двигаться... при помощи 8-К, «Открывающей процедуры посредством воспроизведения»... прежде чем ему вообще можно будет проводить этот процесс. В противном случае этот процесс может его чуть ли не убить, потому что это жестокий процесс... очень жестокий.

Хорошо.

Хорошо.