English version

Поиск по названию документа:
Поиск по содержанию:
РУССКИЕ ДОКИ ЗА ЭТУ ДАТУ- Динамики (ЛТЛ-4) - Л551008 | Сравнить
- Душа - Хорошая или Плохая (ЛТЛ-6) - Л551008 | Сравнить
- Исследования и Развитие Дианетики и Саентологии (ЛТЛ-1) - Л551008 | Сравнить
- Какого Уровня Можно Достичь (ЛТЛ-3) - Л551008 | Сравнить
- Машины Ума (ЛТЛ-7) - Л551008 | Сравнить
- Свобода Выбора и Селф-Детерминизм (ЛТЛ-8) - Л551008 | Сравнить
- Цели Дианетики и Саентологии (ЛТЛ-2) - Л551008 | Сравнить
- Человек Хороший (ЛТЛ-5) - Л551008 | Сравнить

СОДЕРЖАНИЕ МАШИНЫ УМА Cохранить документ себе Скачать
ЛЕКЦИИ В ТЕАТРЕ ЛИНДСЕЙ (ЛТЛ), 7ЛЕКЦИИ В ТЕАТРЕ ЛИНДСЕЙ (ЛТЛ), 6

МАШИНЫ УМА

ДУША: ХОРОШАЯ ИЛИ ПЛОХАЯ

Лекция, прочитанная 29 октября 1955 года
69 минут
Лекция, прочитанная 22 октября 1955 года
50 минут

Как у вас сегодня дела?

Весь предмет под названием «разум» наводит на мысль о пьесах, которые когда-то ставились здесь, в Англии. В этих пьесах какой-нибудь персонаж - герой или героиня пьесы - попадает в беду, затем его искушает дьявол, а ангел спасает. Эти пьесы, если вы помните, ставились в крытых повозках, в этих повозках было два люка: один люк был в полу, а другой - в крыше повозки. И вот молодой человек, или девушка, или кто бы это ни был, испытывает ужасные страдания, и тут из-под пола появляется дьявол и говорит: «Мрр-мррр-ррр-рр» - и начинает обещать то да сё.

Вы видите, что я, как обычно, совершенно не подготовился к тому, чтобы читать вам лекцию. Я даже не представляю, о чём буду с вами говорить... не имею ни малейшего представления! Но есть два-три незначительных момента, о которых я, возможно, упомяну мимоходом, и, быть может, по ходу дела мне в голову придёт что-нибудь, о чём можно будет сказать. Вас это устраивает?

И в тот момент, когда герой пьесы уже готов был продать свою душу дьяволу, а зрители готовы были впасть в экстаз от перевозбуждения... И, между прочим, они действительно впадали в экстаз. Популярность этой пьесы было ни с чем не сравнить. Она не сходила со сцены столетиями. Есть упоминания о том, что эту пьесу ставили 141 раз подряд... её столетиями продолжали ставить по всей Англии. Множество гастрольных представлений.

Что ж, когда я сегодня днём шёл сюда, в этот театр, я подумал, что человеку неизвестно одно обстоятельство, касающееся человека. Это чрезвычайно странно, что ему неизвестно это обстоятельство, и оно заключается в том, что у человека есть некоторая надежда. Очень немногие люди знают об этом. Остальные думают, что всё просто будет идти своим чередом, события будут развиваться по замыслу судьбы, в планы которой входит, а может быть и не входит, что спустя несколько десятилетий на Земле будет человек; они думают, что события будут развиваться тем или иным образом и, конечно же, рано или поздно всё неизбежно закончится полным фиаско.

И в тот момент, когда дьявол вот-вот должен был добиться своего, вдруг бац - из верхнего люка появлялся ангел. Понимаете? И ангел говорил: «Ай-яй-яй!»

И когда я размышлял обо всём этом, я подумал, что на самом деле человек, наверное, не знает этого одного обстоятельства, касающегося человека: у него есть некоторая надежда. На самом деле вся та пропаганда, которую вы читаете в газетах... в газетах, между прочим, печатают не новости, в них печатают пропаганду - тем или иным способом газетчик пытается убедить вас, что у них там всё плохо. И всё это сводится к тому, что нас поджидает огромная опасность, или к тому, что человек - это довольно дрянное создание.

А дьявол говорил: «Ой! Шухер, фараоны!» - или что-нибудь в этом роде. И тут он открывал люк в полу и бац - он исчезал, публика начинала аплодировать, герой пьесы был спасён, и всё заканчивалось наилучшим образом.

Так вот, на самом деле эти люди не являются компетентными наблюдателями, эти газетчики не являются компетентными наблюдателями по той простой причине, что они выискивают новости. И поэтому они печатают только то, что, по мнению человека, относится к разряду новостей. Но они печатают всё это уже очень давно, так что они совершенно упускают из виду тот факт, что есть некоторая надежда.

Довольно интересная драма. Наверное, это была интересная драма, поскольку, как я уже сказал, она ставилась не один раз; её ставили по всей стране. Ярмарка не была ярмаркой, если на ней не были сооружены подмостки, оборудованные всем необходимым, чтобы дьявол мог проваливаться сквозь пол и чтобы ангел мог появляться на сцене, спускаясь сверху.

Хотя я вообще ничего не знаю о данной ситуации, в течение последних недель, насколько я понимаю, было много разговоров о финансах Великобритании. Какой-то парень, который вне всяких сомнений является хорошим человеком, выступал с какими-то заявлениями по поводу бюджета, по поводу налогообложения и так далее. Я просмотрел эти материалы и во всём этом прослеживается такое вот общее мнение «у них там всё плохо».

Любопытно, что люди проявляют такой интерес к драме о добре и зле. Это очень и очень интересно, это говорит о многом. Поскольку человек, судя по всему, очень основательно втянут во всё, что имеет к этому отношение. И когда кто-нибудь говорит: «Учение о разуме и весь этот предмет требует сугубо научного подхода, и дилетанты ни в коем случае не должны заниматься этим предметом, всё это очень и очень сложно, поэтому вообще никто не должен заниматься этим. На самом деле с человеческим разумом шутки плохи. Вы должны оставить в покое человеческий разум. При помощи человеческого разума не следует даже думать»...

Что ж, обстоятельства таковы, что эта ситуация вне всяких сомнений будет разрешена тем или иным образом. О чём газеты никогда не сообщают, так это о том, что стоит за всей этой историей... этот парень является хорошим человеком, и он вместе с другими парнями, которые действительно что-то понимают в финансах, рано или поздно, как мы надеемся, вероятно, предложит какое-то приемлемое решение. Если это решение окажется неприемлемым, то рано или поздно это станет ясно и будет предложено другое решение. Газеты никогда об этом не сообщают. Понимаете? Никогда не упоминают об этом. Газетчики говорят лишь: «Тяв-тяв-тяв-тяв-тяв, ррр-ррр-ррр-ррр-ррр». Понимаете?

Так вот, нет ничего плохого в том, чтобы использовать научный подход 3 при решении этой проблемы, но, когда мы подходим к этой проблеме с научных позиций, мы в конце концов видим, как это ни ужасно... как это ни жутко и как это ни тяжело... мы в конце концов видим, что имеем дело с учением о добре и зле. Мы имеем дело с учением о выживании и смерти. Мы имеем дело с учением о душе и материи. Это и есть предмет под названием «человеческий разум».

В действительности финансы - это не такой уж плохой предмет, это 3 не очень трудный предмет. Я знаю... на самом деле я знаток экономики.

Этот предмет не имеет отношения к нейронам и к тому, как по синапсам передаются нервные сигналы. И этот предмет не имеет отношения к тому, как ведёт себя человек, движимый варварским импульсом, который идёт из глубин его подсознания. Этот предмет не имеет отношения к цензору, который стоит между двумя импульсами и решает, какому из них отдать предпочтение. Этот предмет не имеет отношения ко всему этому. Этот предмет не является целым собранием латинских терминов, образующих нечто непроизносимое и непостижимое. Всё это не является учением о разуме.

Я... знаток? Это уж точно.

Это очень и очень простая проблема. Это учение о добре и зле, жизни и смерти, душе и материи. И какую же роль во всём этом играет зло?

Вы когда-нибудь слышали о дормафоне? Какой-то парень, у которого было больше деловой хватки, чем знаний о разуме, выдумал такую вот штуку: вы одеваете грампластинку на штырёк небольшого граммофона, надеваете наушники или кладёте под подушку динамик и всю ночь напролёт, пока вы спите, эта штука говорит вам всякую всячину. У меня есть такое приспособление, только на нем обычно надета не грампластинка, а юбка... (Смех.) Но как бы то ни было, это чертовски интересное устройство; предполагается, что человек станет знатоком в любом предмете, о котором ему будет говорить эта штука. Понимаете? Предполагается, что таким образом вы можете изучать языки и всё, что угодно.

Давайте дадим определение злу. Зло - это некая вещь или некая деятельность, которые враждебны выживанию самого индивидуума и его собратьев. Это зло.

Что ж, ближе к конц}' войны мне в голову пришла идея, что никто из нас не знает, ради чего сражается, так что я воспользовался представившейся мне возможностью пройти обучение по такому предмету, как «Военная администрация». Я чертовски устал... я устал не от войны, а от содержимого консервных банок, которое, как нам говорили, было съедобным. Нам действительно так говорили, нам говорили, что это съедобно. Это один из наиболее интересных аспектов данной войны.

Что такое добро? Это та деятельность, которая способствует лучшему выживанию самого индивидуума и его собратьев.

Так что я вернулся в Принстонский университет и прошёл там курс по военной администрации. Там собрали самых выдающихся преподавателей США - это факт - и на скорую руку состряпали курс; самые лучшие парни, специализировавшиеся в самых разных предметах, как сумасшедшие читали лекции по военной администрации, пытаясь сделать из нас таких людей, которые смогли бы снова привести в порядок наиболее изувеченные экономические и политические системы, оставшиеся после... думаю, вы согласитесь со мной, если я скажу: после довольно исступлённых усилий, направленных на то, чтобы разрушить всё и вся. И, конечно же, в результате этих усилий, кроме всего прочего, были разрушены экономическая и политическая системы. А когда экономическая и политическая системы разрушены, нет никакой хоть чего-нибудь стоящей Третьей динамики, никто не знает, как прийти к согласию друг с другом, и поэтому экономика, как правило, приходит в упадок.

А что же это за штука, называемая «душа»? Это жизненность, это бытийность человека. Это всё, что в нём есть живого. Только давайте не будем привязывать всё это к огромному количеству запутанных дефиниций прошлого. Давайте определим это следующим образом: давайте скажем, что душа - это жизнь, это дух, это мышление, это осознание или любой подобный термин, который вы воспринимаете в значении «жизнь» и «жизненность».

Что ж, это был замечательный курс... просто прекрасный курс! Я всё время был уставший, как собака. Троих ребят, с которыми я жил в одной комнате в Принстоне, так же, как и меня, прислали на этот курс из районов боевых действий, так что каждую ночь нас по большей части мучили кошмары, поэтому мы никогда толком не спали. И когда мы не спали, мы отправлялись в Филадельфию и покупали то, что во время войны сходило за виски... я хочу сказать, что это был замечательный курс. (Смех.)

Поскольку то, что мы имеем в виду, наиболее близко к тому, что человек называл словом «душа», этот термин очень легко использовать. Но поскольку этот термин может ввести людей в заблуждение, в Саентологии мы называем это «тэтан». Так вот, главный момент во всей этой проблеме заключается в понимании того факта, что человек - это не масса. Человек - это не его тело. Человек не является неким существом наподобие заводной куклы. Человек - это не мясо, которое бегает, и не кровь, которая течёт.

Как бы то ни было, я стал знатоком экономики, это уж точно. Я никогда не осознавал, каким знатоком экономики может стать человек. По утрам первое занятие у нас было по экономике. Мы приходили в классную комнату, в которой всегда было слишком жарко. Там поддерживалась температура больше 30 градусов. Дворник думал, что это был хороший способ оказать поддержку тем, кто участвовал в войне. И вот я садился там вместе с другими офицерами, а этот парень - он был превосходным лектором - начинал читать лекцию. И, конечно же, я засыпал, а через час просыпался и шёл на следующее занятие, на котором мы изучали, кажется, труд. А эти занятия были столь изнурительными, что мне обычно удавалось продержаться на них в бодрствующем состоянии, и я так и не узнал ничего об этом предмете.

Если сравнить это с тем, как ребёнок играет с куклой... Именно жизненность человека заставляет куклу принимать участие в игре. У куклы не было бы никакой игры, если бы не жизненность этого ребёнка. Вы хорошо это понимаете? Эта кукла просто лежала бы и она бы даже не произносила «мама». Но когда ребёнок начинает играть с этой куклой, он наделяет её жизнью. И тогда кажется, что она говорит, кажется, что она ходит, кажется, что она хочет и не хочет. Кажется, что она общается и не общается. И это деятельность куклы.

Однако спустя несколько месяцев после того, как я покинул Принстон, я заметил - и это было очень интересно, - что я стал считать себя большим авторитетом в экономике. Я приходил на какую-нибудь вечеринку или что-то в этом роде, замечал, что кто-то говорит об экономике, и вот я уже сам читал лекцию по экономике. Очень любопытно. Я смотрел на себя как бы со стороны и думал: «Господи! И когда же это ты успел стать таким знатоком?» Понимаете? Невероятно. Я цитировал все эти правила и всё такое. А потом я вспомнил, что спал на всех курсах по экономике!

Но почему же кукла занимается всей этой деятельностью? Да потому, что с ней играет ребёнок. Ребёнок играет в игру, и кукла находится в центре этой игры. Но вот мы удаляем ребёнка из комнаты, вот он уходит, и в мгновение ока кукла становится совершенно безжизненной. В ней нет жизни.

И, похоже, это было очень легко просто быть профессором. Понимаете? Я делал всё это полностью на автомате. Если мне нужно было получить какое-нибудь мнение по тому или иному вопросу, связанному с экономикой, я просто опускал в прорезь монетку и в ответ получал мнение. Ничего сложного. Замечательно. Замечательный способ знать какой-либо предмет. Замечательный способ знать этот предмет. Я был большим знатоком. Обычно мои мнения были ошибочны, но то, что я говорил, звучало весьма учёно. Я излагал свои мнения весьма учёно. И спустя некоторое время я подумал: «Что ж, поскольку у меня есть все эти невероятно интересные мнения по предмету экономики, наверное, я действительно что-то знаю об этом предмете. Может быть так и есть, а может быть и нет. Откуда, чёрт возьми, всё это взялось?» И тогда, конечно же, мне пришлось начать разбираться со всем этим.

И когда мы говорим о жизни человека, мы, возможно, допускаем ошибку, используя этот термин, «душа», поскольку душа - это нечто, что должно отлетать и попадать в рай. Угол атаки её крыльев неизвестен. Никто никогда не изучал, какова в действительности её сила тяги, и никто никогда не проверял, какие у неё шасси - убирающиеся или неубирающиеся. Но мы действительно знаем, что она отлетает в рай или в другое, менее привлекательное место. Место, при описании которого, как ни странно, всегда используются такие слова и такие образы, которые меньше всего нравятся тому народу, которому это место описывают. Это странно.

Человеку, который проглотил во сне пилюлю под названием «экономическое образование», чтобы затем просто выдавать абзацы текста один за другим, делать всё это было легко. Очень легко. Всё, что вам нужно сделать, когда вам требуется высказать какое-нибудь мнение, так это просто выдать первый попавшийся абзац. Понимаете? Ничего сложного. Вам не нужно думать об этом; вот так. Это звучало очень учёно, так что все с этим соглашались. Замечательно.

Я никогда не мог понять, почему существует столько различных описаний ада. Но как-то раз я был у эскимосов, и в одном племени, которое находилось немного южнее нас, начались ужасные беспорядки - там разразилась настоящая эпидемия убийств. Люди погибали от копий и ножей, и не было никаких видимых причин всему этому. Судя по всему, эти эскимосы целиком посвятили себя уничтожению своих соплеменников. Затем приехал полицейский из Королевской северо-западной конной полиции, он добрался туда на собачьей упряжке и мы с ним поговорили. И он сказал: «Вы никогда не слышали ничего более странного. Мы только что остановили эту эпидемию убийств. Судя по всему, у этих эскимосов побывал миссионер, который с ними побеседовал и сказал им, что ад - это такое место, в котором вечно горит огонь, и что убийство - это самый верный способ попасть туда». И, естественно, эти эскимосы, которым холодно в течение всей зимы... для них это выглядело привлекательно!

Единственная проблема была в том, что я начинал беспокоиться по поводу этого предмета. Я начинал беспокоиться. Я обнаружил, что мне было очень трудно заводить и останавливать эту пластинку. И через некоторое время я всё-таки достал пару учебников по военной экономике и просмотрел их; мне пришлось кое-что узнать об этом предмете, чтобы защитить самого себя. Мне пришлось кое-что узнать об этом предмете. До этого момента у меня была лишь машина, которая что-то об этом знала. Понимаете?

Так вот, первое описание ада было дано на Ближнем Востоке (и, между прочим, не в христианстве, а в других религиях; это древняя идея), и, конечно же, в этом регионе слишком часто бывает жарко. Так что, естественно, те, кто описывал ад, сказали, что там жарко, чтобы вызвать у людей отвращение к этому месту. Ад наделили и множеством других свойств. Но это интересно. Это невероятно интересно. Это самая потрясающая вещь, которую вы когда-либо исследовали.

Но я не мог позволить, чтобы такая машина управляла мной, поэтому я начал изучать данный предмет и через некоторое время я выработал парочку экономических принципов, которыми я был вполне доволен. Я выяснил, что люди покупают товары и продают товары. Вот насколько далеко я продвинулся.

Но когда начинаешь по-настоящему, скрупулёзно изучать всё это при помощи микроскопов, биоскопов и прочих вещей, то оказывается, что эта самая душа не может попасть в ад. Это невозможно. Неосуществимо. Она на самом деле не может туда попасть, даже если она искренне, от всей души этого захочет, по одной простой причине: когда она покидает тело...

Но это очень и очень интересно - мы носим с собой некий механизм, или некий разум, или некую бытийность, которые могут проделывать подобные штуки. Это очень интересно. Это весьма интересно; и возникает огромное искушение обучать всех таким способом. Кроме того, возникает огромное искушение управлять правительством таким вот образом: вы просто устанавливаете где-нибудь в правительстве машину, которая время от времени выдаёт большие абзацы текста. Понимаете? А все говорят: «Что ж, это звучит вполне учёно, мы примём эту политику». Это интересно, но это не очень-то эффективная система. Вы можете включать образовательные машины сколько вашей душе угодно, вы можете создавать самые что ни на есть сложные художественные шаблоны.

Очень забавно говорить вам об этом... излагать вам научную информацию на такую тему, как душа. Это происходит впервые. Это очень забавно... это очень забавно, поскольку в тот или иной исторический период мы все притворялись, что обладаем очень глубокими познаниями в этой области, но никто так и не откопал никаких данных, с помощью которых можно было бы установить длину, ширину и толщину этого предмета. Понимаете? Это предмет, о котором постоянно кто-то говорил.

- Понимаете, какой-нибудь художник стоит и пишет большую картину, к нему подходят и спрашивают: «Как вы это делаете?»

Учёные не смогли измерить душу при помощи своих инструментов, поэтому они заявили, что никакой души не существует, и таким образом они поставили крест на этой проблеме. Понимаете? Мы не смогли измерить душу. Мы не смогли измерить её...

И он отвечает: «О, у меня просто чутьё». Я имею в виду, что он не... он не обращает на это внимания. У него есть небольшой выключатель вот здесь, он его включает и пишет картину, а затем выключает.

Много лет тому назад я подошёл к решению этой проблемы иначе. Я попытался измерить ватты и вольты души, и я обнаружил, что у неё нет никаких ватт и вольт, но я также выяснил, что я действительно измерял нечто. Я просто не сказал: «К чёрту всё это. Раз мне не удаётся измерить это при помощи приборов, которые есть у меня здесь, в лаборатории, я больше не буду обращать на это внимание». Нет, мне не казалось, что было бы практично поступать таким образом. Мы не смогли измерить её вольты, ватты и так далее, но всё же существовало нечто, что побуждало тело к движению и что оставалось не вполне понятным, и поскольку у нас было огромное множество объяснений того, как действует тело, ни одно из которых не оказалось удовлетворительным, мы, определённо, должны были выяснить, что же заставляет тело действовать. И конечным результатом всех этих исследований стало то, что годы и годы спустя нам удалось измерить человеческую душу... при помощи штангенциркуля и так далее.

В этом нет ничего плохого, мы все так делаем. Вы садитесь в автомобиль, поворачиваете ключ зажигания, нажимаете на стартёр, включаете нужную передачу, отпускаете педаль тормоза, включаете сцепление и так далее. У вас есть не только машина, называемая «автомобиль», у вас есть ещё одна маленькая машина, которая ведёт автомобиль. И в этом нет ничего плохого, если вы знаете, что вы ведёте автомобиль, если вы знаете, что у вас есть выключатель, который запускает машину под названием «вождение автомобиля», которая в свою очередь запускает двигатель автомобиля. Понимаете? Если вы осознаёте, что вы делаете всё это, то вы вообще никогда не попадёте ни в какие неприятности.

И одна из особенностей души заключается в следующем: когда душа покидает тело, она в принципе не может попасть в ад по той простой причине, что, когда она вселилась в тело, она как раз и оказалась в аду. Так что все представления о... у кого-то была неправильная карта. Это что-то вроде тех карт, которые выпускает испанское туристическое агентство. Вы потеряли свою карту местности, карту, которая была выпущена клубом автолюбителей Великобритании, и вы говорите: «Дайте мне карту той местности, в которой я нахожусь» - и они дают вам эту штуку. И на этой карте огромное множество всяких названий, и огромное множество прекрасных, асфальтированных четырёхполосных автострад, но как-то так получается, что все эти автострады не совсем существуют. Понимаете? Вы испытываете определённое чувство нереальности в отношении всего этого, когда ваша машина стоит в кювете, увязнув в грязи. Вы говорите: «Тут сказано, что здесь есть дорога, но, похоже, здесь просто-напросто нет никакой дороги». И ваша реальность в отношении карты дорог опустится до очень низкого уровня.

Но что произойдёт, если в один прекрасный день вы сядете в автомобиль и скажете: «Что... ну-ка посмотрим, ничего не происходит. Я не могу вести автомобиль. Что-то произошло». Что ж, всё, что здесь произошло, так это то, что вы забыли нажать на выключатель. Вы поставили на автомат работу самого выключателя.

Так вот, точно также обстоит дело и с адом. У нас была прекрасная карта, на которой было сказано, что если вы злодей, то вы попадёте в ад; когда вы умрёте, вы попадёте в ад. Но, судя по всему, этого не происходит.

Уловили идею? Время от времени мы видим человека в состоянии некоего медиумического транса или чего-то в этом роде, и этот человек говорит на арабском языке, или на языке суахили, или на санскрите, или ещё на каком-нибудь языке. Он тараторит и тараторит как сумасшедший и... на полуслове переключается на неправильные глаголы немецкого языка, продолжает тараторить на немецком, а затем его речь становится очень и очень многозначительной, поскольку теперь он говорит на испанском так, как на нём говорили тысячу лет тому назад. Всё это выглядит очень таинственно и все вокруг говорят: «Ух ты».

Как бы то ни было, вот эта проблема, связанная с мёртвым телом. Это 7 проблема. Это является проблемой для огромного количества людей.

Ну, я не знаю, чего это они все говорят «ух ты». Этот человек просто растерял свои выключатели. У него нет выключателей, при помощи которых он мог бы включать и выключать всё это. Он начинает говорить и продолжает говорить, не прекращая. Он на самом деле не знает, когда он начнёт говорить, а когда он не начнёт говорить. Как бы вам понравилось, если бы вы ходили по Лондону, не зная, начнёте вы говорить по-французски или по-английски?

На самом деле полицейские драматизируют это. Как например, тот полицейский из Королевской северо-западной конной полиции, который отправился к эскимосам и стал допрашивать их, чтобы выяснить, почему все эти тела лежат и не двигаются. Вот в чём суть: тела, которые вообще не двигаются. Проблема.

Что ж, дело сводится лишь к контролю над автоматизмом. Нет ничего плохого в автоматизме, но очень плохо, когда вы забываете о том, что это вы контролируете автоматизм. И когда эта функция тоже переключается на автомат, глядите в оба. Что-то произойдёт. Начнёт проделывать самые разные вещи. И в действительности с механистической точки зрения к этому в общем-то и сводится вся аберрация... человеческая аберрация.

Итак, это всегда было проблемой. Вот лежит это тело; оно мертво. Вы к нему прикасаетесь - вообще никакого движения. Вы поднимаете его ногу - бух. Вы говорите: «Джо, почему ты не встаёшь, чтобы мы продолжили состязание в фехтовании?» А он не произносит ни слова. И в конце концов мы берём его с отвращением, выносим наружу, копаем яму, кладём его туда и засыпаем землёй. Это один способ разрешить эту проблему. По крайней мере, Джо больше не будет лежать в спортивном зале, и люди больше не будут об него спотыкаться.

Что ж, у нас тут есть сцена. Это напоминает о том, что практически... ну, я не знаю, я думаю, что за последнее время было снято два фильма, которые не имели отношения к безумию. Я хочу сказать, что за последние пару лет было снято два фильма, которые не имели отношения к безумию. Но имена почти всех снимавшихся в них актеров и актрис, вы найдете в списке тех, кто подал заявки на процессинг в МАСХ. Это интересно, не так ли?

Однако эта проблема так и не была разрешена. Вот парень жив, и вот он мёртв. Когда начался век машин и в Швейцарии стали производить часы, а англичане, получив их в своё распоряжение, освоили навигацию и начали завоёвывать мировой океан, обнаружилось, что если в часовой механизм воткнуть шило или что-нибудь в этом роде, часы остановятся. И тогда мы сказали: «Уфф. Мы разрешили проблему смерти. Разве это не замечательно? Вот почему Джо больше не двигался после того, как я проткнул его рапирой. Теперь мы знаем: шило... щёлк». Мы берём часы, бьём по ним молотком - не идут; не работают. Мы говорим: «Мы решили эту проблему». И с тех пор мы жили в хаосе.

Вот какая-нибудь актриса играет роль в фильме, который называется «Змеиная яма» или что-то вроде этого, и на протяжении всего этого фильма она играет роль сумасшедшей. Понимаете? Она играет роль на протяжении всего этого фильма, а когда фильм заканчивается, она не щёлкает выключателем. Так вот, она начинает играть на автомате. Она спрашивает себя: «Что представляет собой безумный человек?» И она моделирует всё это, а затем становится в соответствующие позы, говорит соответствующие бессмыслицы с соответствующим выражением лица — она действует так, будто она слегка сумасшедшая. Понимаете?

Но эта проблема решена: «Человек мёртв потому, что его механизм не работает». Понимаете? Ну разве это не славное решение проблемы? Мы покончили со всем этим, теперь мы можем расчистить место на палубе и заняться чем-нибудь другим, например совершить политическое самоубийство и сделать множество прочих вещей.

И в профессии актёра есть одно небольшое правило, которое приобретает особое значение при съёмках в кино: вы входите в образ, когда находитесь на сцене или на съёмочной площадке, и вы выходите из образа, когда покидаете сцену; но это не означает «когда вы играете в какой-нибудь сцене» и «когда вы закончили играть в этой сцене». Это означает, что, когда вы приходите утром, вы входите в образ, а когда вы уходите во второй половине дня, вы выходите из образа. Вот так актёры и делают.

Но загвоздка в том, что если вы очень внимательно посмотрите на живую ткань, вы обнаружите, что не можете дать исчерпывающего объяснения тому, как всё это работает.

И, конечно же, последняя сцена фильма снимается в первую очередь. А сразу же после этого снимается первая сцена фильма, поскольку эта сцена снимается на той же самой съёмочной площадке. А затем снимаются несколько других сцен, действие которых происходит на том же месте, и в одной из этих сцен герой фильма погибает. Понимаете? А затем съёмочная группа переходит на другую съёмочную площадку, на сооружение которой была потрачена огромная сумма денег, и актриса снимается в сцене, в которой она ещё только встречает героя фильма. Он только что погиб у неё на руках, понимаете... но она начинает сниматься в этой следующей сцене, и тут она его встречает.

Мы отпиливаем макушку с головы какого-нибудь парня, как это в последнее время начали делать психиатры, мы заглядываем туда и говорим: «Нет здесь никаких часов». Спешно пришиваем макушку на место. Мы хотели что-то починить, но там не оказалось ничего, что можно было бы починить.

Что ж, это чертовски интересно. Когда я был в Голливуде, меня это очень и очень заинтересовало, поскольку в ходе съёмок время от времени кто-нибудь говорил: «Измените то-то. Измените то-то и то-то в этом сценарии. Эту сцену нужно изменить». Я смотрел, как они делали то и сё. «Эту сцену нужно изменить... ну-ка посмотрим, что мы сейчас снимаем?» Понимаете? И им приходилось просто выбрасывать всё, что было сделано, и начинать всё сначала, заново читать сценарий, исправлять последовательность сцен, а затем изменять эти слова. Поскольку если бы это не было исправлено, то получилось бы так, что кто-то в фильме упоминает главного героя, знакомя с ним, когда тот уже мёртв. Понимаете?

Конечно же, психиатры на самом деле идут ещё дальше. Они отпиливают парню макушку и втыкают туда шило, затем приставляют макушку обратно и говорят: «Теперь он должен быть душевно здоров». Вам когда-нибудь доводилось отремонтировать часы подобным образом? Понимаете, их теория... они отошли даже от этой теории.

Что ж, всё это не было бы так плохо, если бы актрисы играли... здесь появляется элемент замешательства... возможно, актриса играет на сцене роль какой-нибудь безумной женщины. Актриса приходит на работу и играет всю пьесу от начала до конца, и в конце этой пьесы она умирает или же происходит что-то в этом роде, или же она излечивается, и затем актриса уходит. И на следующий вечер она снова играет всю пьесу от начала до конца и... умирает или излечивается и уходит. Она выполняет цикл действия, не так ли? Здесь нет никакого замешательства. Но в кино дело обстоит иначе. Понимаете, здесь возникает замешательство. Итак, этот человек, играя сумасшедшего в течение долгого времени - а обычно требуется не один месяц, чтобы снять фильм, - на самом деле находится в замешательстве относительно последовательности событий. Он сходит с ума.

Мы берём сердце этого парня и говорим: «Итак, вы видите? Вы видите, сердце этого парня бьётся потому, что... что ж, оно бьётся». И мы заявляем: «Человеческое тело в действительности - не что иное, как углеродно-кислородный двигатель». (Я сам так говорил, между прочим. Это доказывает, что вы ни в коем случае не должны полагаться ни на одно моё слово, поскольку я сам так говорил в своих лекциях.) «Человеческое тело есть не что иное, как углеродно-кислородный двигатель, который работает при температуре 36,6 градусов Цельсия; скорость горения топлива такая-то и такая-то; срок эксплуатации - семьдесят лет. Вот что представляет из себя тело».Всё это замечательно, но когда мы пытаемся создать двигатель... углеродно-кислородный тепловой двигатель, который работал бы при температуре 36,6 градусов Цельсия, он не работает. Наверное, мы просто плохие механики, говорим мы. Наверняка тело - это двигатель. Это просто должно быть так... мы так надеемся. Поскольку, если это не двигатель, который сам себя побуждает к движению и работает автономно, то нам не остаётся ничего другого, кроме как дать всему этому какое-то другое объяснение, а у нас его нет. Так что мы должны держаться за это объяснение: углеродно-кислородный тепловой двигатель, работающий при температуре 36,6 градусов, поскольку, когда втыкаешь шило в часы, они останавливаются.

Однако что же, в сущности, он делает? Он начинает играть этот персонаж на автомате, а потом забывает, что это он нажал на выключатель, и он не нажимает на этот выключатель снова, чтобы выключить автоматизм. А потом этот человек приходит и говорит: «Пожалуйста, сделайте что-нибудь со мной. Я целыми днями слышу эти голоса в голове». Этот человек продолжает играть в фильме, он так и не закончил сниматься в нём, понимаете... так и не закончил сниматься. Он, так сказать, застрял на съёмочной площадке и всё ещё находится там.

А знаете ли вы, что почти все попытки починить этот углеродно-кислородный тепловой двигатель, работающий при 36,6 градусах, оканчиваются неудачей? Этот двигатель проделывает очень любопытную штуку: он сам себя чинит. Только давайте не будем принимать во внимание это данное. Вот часы, мы втыкаем в них шило, и они останавливаются. Мы вынимаем из них шило, они тут же ремонтируют свои шестерёнки и продолжают тикать. Это странные часы. В Швейцарии таких не делают, уж я-то знаю... последние часы, по которым я ударил молотком, так и остались лежать там, где лежали. Они себя вовсе не отремонтировали.

Что ж, это только выглядит так. На самом деле он установил у себя целую машину, всё действие которой сводится к тому, что она включает эту роль и выключает её. А затем человек становился всё более и более небрежен и в итоге забыл выключить эту машину. А затем он вообще забыл, что это он сам когда-то включил её и что на нём лежит ответственность за то, чтобы её выключить. И в результате эта актриса, возможно, до конца своих дней так и будет играть роль сумасшедшей женщины, если ей не поможет какой-нибудь саентолог или какой-нибудь другой целитель... Невероятно, не правда ли?

Но если мы слегка уколем рапирой этого парня, Джо, а затем вытащим из него рапиру и вытрем её, поскольку мы чистоплотны, то он в течение долгого времени будет лежать и всем своим бледным, расстроенным видом показывать, что мы не должны были этого делать, но затем он залечит свою рану, выйдет из дома и ввяжется в новую дуэль.

Это интересно, поскольку предполагается, что у каждого из нас должно 7 быть нечто, называемое «характером» или «личностью». И когда эта личность или характер начинает выходить из под контроля, когда мы замечаем, что в той или иной ситуации ведём себя неоптимальным образом, у нас просто появляется такое вот интересное чувство: мы чувствуем, что в этот момент нам дали неподходящую роль и машина просто... работает не та машина, которая должна была бы работать.

Это любопытно. Это очень любопытно. Что же здесь происходит? Что ж, учёные говорят: «Внутри этого парня есть целая куча всяких механизмов. Они называются фагоцитами, и они пожирают все микробы. И ещё есть гемоглобин, и есть ещё кровяные тельца и...» Механизмы. Понимаете?

Понимаете, скажем, у себя в офисе мы очень часто надеваем старую одежду, идём в какое-нибудь подсобное помещение или что-то в этом роде и начинаем наводить там порядок. При этом мы ругаемся и клянём всё на свете, когда перетаскиваем с места на место всякое барахло и выносим оттуда мусор, удивляясь, как это все мы умудрились накопить здесь столько хлама. Это не наша обычная роль, но мы это делали, мы установили соответствующую машину, и мы должны следить за всем этим. А затем в один прекрасный день мы находимся в главном офисе, где мы должны что-то кому-то продавать или встречаться с клиентами и так далее, и мы начинаем вести себя так же, как тогда, когда выбрасываем мусор. Кто-нибудь скажет, что мы слегка сошли с ума. Но странно здесь то, что сам человек согласится с этим, он скажет: «Да, я не должен был так себя вести».

Что ж, однажды у меня была кучка клеток, я рассматривал их через микроскоп, и я положил эти клетки на сломанные часы. (Смех.) Уж и не знаю, чем они там занимались. Что-то здесь неправильно, что-то во всём этом неправильно.

Довольно интересно, что многие парни всё говорят и говорят о трудностях войны. Понимаете? У них есть машина, которая была установлена, поскольку она была нужна в условиях войны и соответствовала обстоятельствам того времени; эти парни включили у себя эту машину, они играли эту роль совершенно серьёзно, но потом им так и не представилось шанса выключить эту машину. Понимаете? Они просто не выключили её, вот и всё. Они не сняли её с автоматического управления.

Так или иначе, часам всё равно, живут они или умирают, а вот человеку нет. В этом и заключается отличие. И когда человеку становится всё равно, живёт он или умирает, он начинает вести себя, как если бы он был часами. Если он ломается, то уже не восстанавливает себя. И всё сводится лишь к одному: есть ли человеку дело до того, живёт он или умирает. Вот мы легонечко укололи человека рапирой - не сильно, мы просто слегка укололи его рапирой, а он берёт и умирает. Мы говорим: «Это надувательство. Что здесь произошло? На самом деле мы не повредили ни один из жизненно важных органов этого парня, а он взял и умер». А затем мы узнаём, что за день до этого его бросила девушка. Или мы узнаём, что он разорился или произошло ещё что-нибудь в этом роде. Он не хотел жить, поэтому он и умер.

Так вот, когда индивидуум устанавливает такую машину, то в какой-то степени он устанавливает её для того, чтобы она контролировала его, в какой-то степени. Мы учимся разговаривать на том или ином языке. У нас есть языковая машина. Мы установили эту языковую машину таким образом, чтобы она заставляла нас говорить на этом языке. Понимаете? Если вас интересует по-настоящему впаянная машина, то это как раз и есть языковая машина. Вся наша жизнь в той или иной мере фильтруется такой вот языковой машиной. Большая часть нашей деятельности связана с тем, что именно кто-то сказал, и что именно сказали мы сами, что именно кто-то написал в письме или чего он не написал, и что именно мы сами написали или не написали - такого рода вещи. Поскольку общение является самым что ни на есть центром существования.

Что же это за штука, которая не хочет жить или не хочет умирать? А, это что-то новенькое. Часам всё равно, а человеку нет. В этом-то и заключается суть данной проблемы.

Что же происходит с человеком, если он начинает всё время жить на автомате, если он начинает исполнять на автомате всю свою роль, если он не испытывает ни малейшей необходимости действовать самостоятельно, действовать вопреки машине, которая диктует ему, как он должен действовать?

Вы можете сделать так, что человеку станет всё равно, и тогда он угаснет сразу же или будет угасать постепенно в течение следующих двадцати лет.

Так вот, когда я говорю «машина», я, конечно же, имею в виду определённый шаблон мысли, который может иметь массу, а может и не иметь массы, шаблон мысли, который был установлен где-то в бытийности человека или же не был там установлен. Но это просто шаблон мысли, который человек запускает и останавливает. Если этот шаблон начинает действовать полностью на автомате, то его запускает уже не человек, его запускает окружение человека. Человек видит перед собой грузовик, и это запускает его машину «управления автомобилем в экстренной ситуации». Понимаете? Эта машина берёт контроль на себя и управляет действиями человека в экстренной ситуации, а затем человек в какой-то степени отключает эту машину, тяжело дышит и так далее. Он не врезался в грузовик и всё такое.

Мы можем взять этого человека и добиться, чтобы у него в голове были определённые мысли, и в результате его машина начнёт функционировать правильно. Или мы можем взять этого человека и починить его «основную пружину», но его машина по-прежнему будет функционировать неправильно; однако мы можем «починить» некоторые мысли человека, и тогда он начнёт функционировать правильно. Итак, эта штука способна мыслить, способна думать. Ей небезразлично, живёт человек или умирает, она способна мыслить, способна думать, и дальнейшие эксперименты показывают, что когда человек мёртв, это значит, что ребёнок покинул комнату. И это всё, что тут произошло: кто-то больше не хочет играть с этой куклой. Кто-то не стал чинить её вновь.

Что ж, в один прекрасный день он не выключает эту машину, в результате он так и продолжает действовать, словно пытается объехать грузовик. В автоматизме нет ничего плохого, но не очень-то хорошо, когда вы забываете, что именно вы и создали эту машину, вы включаете её по своему выбору, и вы можете выключить её в любой момент, когда захотите - ведь это вы установили её.

Вплоть до сего момента этот кто-то, или эта мысль, или это нечто (которому не всё равно, живёт оно или умирает, которому не всё равно, живут вещи или умирают) хотело перемещать эту куклу с места на место и наделять её жизнью. А затем, в один прекрасный день, это что-то перестало хотеть этого, и с тех пор кукла навсегда осталась лежать в углу, неподвижная.

Существует ещё одна странность: время от времени машины нам устанавливают другие люди. То, как мы ведём себя за столом, вероятно... это поведение было заложено в нас с огромным трудом. А через некоторое время у нас появляется склонность к тому, чтобы терять контроль над потреблением пиши, и мы начинаем прибегать ко всяким диетам, мы начинаем делать различные вещи, пытаясь выключить машину, управляющую потреблением пищи, или взять её под контроль. Что произошло? Что ж, возможно, нас научили есть, и, возможно, при этом кто-то заложил в нас свою машину. Этот кто-то включил её, и мы по-прежнему ждём, чтобы он вернулся и выключил её. Вот только этот человек, конечно же, умер несколько лет тому назад.

И именно в этом кроется объяснение. И вы понимаете, что, используя это объяснение, мы делаем невероятные вещи. Используя сугубо научный подход, мы просто увеличиваем способности человека, повышаем его коэффициент интеллекта и всё остальное. Никто и никогда прежде не работал с этим «нечто» подобным образом. Никто и никогда прежде не делал ничего подобного. А сегодня в Саентологии мы делаем всё это.

Могут возникнуть очень интересные проблемы, не так ли?

И почему же нам удаётся делать всё это? Да просто потому, что мы работаем с этой штукой, с этим нечто, которому не всё равно.

Что ж, вся жизнь сводится к тому, что мы играем подходящие или неподходящие роли. Мы играем определённые роли. Мы встречаем людей, которые играют определённые роли. И трудности в жизни возникают только тогда, когда мы не можем играть ту или иную роль или когда нам приходится играть какую-то роль вопреки своему желанию. Понимаете? И тогда мы утрачиваем контроль над машиной, над бытийностью, над телом и над самой жизнью. И после этого мы, как правило, просто плывём по течению в реке жизни; кто-то взмахивает флажком, и это означает, что мы должны сделать то-то и то-то. А кто-то говорит: «Ты собака», и это означает, что мы должны разозлиться и поднять кулаки. А кто-то ещё говорит: «О, дорогая, мне всегда нравилась эта шляпка», и дама, к которой это относилось, говорит: «Какое язвительное замечание». Понимаете? Мы должны делать всякие такие вещи, так что всё это превращается в своего рода раздражительно-ответный механизм, у обоих действуют машины.

И рассматривая эту ситуацию, мы видим, что существует своего рода градиентная шкала того, насколько индивидуум присутствует, градиентная шкала того, насколько ему не всё равно, градиентная шкала того, насколько он способен принимать участие в этой игре под названием «жизнь». И как ни странно, мы обнаруживаем, что когда жизнь уходит, не остаётся ничего, кроме смерти. И жизнь есть не что иное, как добро, и когда жизнь начинает уходить, она не оставляет после себя ничего, кроме импульса, что бы это ни было... импульс, который не способен отличить добро от зла. Уходя, жизнь оставляет после себя часы.

Так вот, всё это было бы очень хорошо, при условии, что у всех людей машины действительно реагировали бы на различные стимулы, поступающие из окружения. Если бы люди воспринимали окружение одинаково и включали бы правильную машину каждый раз, когда они правильно воспринимают те или иные вещи в своём окружении, то мы всё равно смогли бы добиться, чтобы эта система была эффективной. И тогда, теоретически, мы могли бы создать общество, в котором все люди были бы своего рода заводными куклами. Понимаете? Каждый играл бы свои роли именно таким образом, вы действовали бы в соответствии со своей ролью и когда случалось бы то-то и то-то, происходило бы то-то и сё-то, а когда случалось бы то-то и сё-то, происходило бы то-то и то-то... у каждого человека были бы включены его машины, и никто не помнил бы, что это именно он включил их, и никто не помнил бы, что он может их выключить.

И порой мы видим людей, которые почти не живы. Они всё ещё продолжают тикать. Это просто потому, что нечто недостаточно хотело и недостаточно хочет продолжать играть с этой куклой. Это чертовски интересный факт.

Итак, мы могли бы создать некое подобие общества при условии, что ни одна машина никогда не будет ломаться, и при условии, что у всех нас машины всегда будут включаться в нужное время в нужной ситуации. Совершенство. Понимаете? Если... при условии, что у каждого... в нужный момент включается нужная машина. Вы отправляетесь на званый обед, у всех присутствующих на званом обеде включена машина «Званый обед». Понимаете? Вы отправляетесь на бой боксёров, и у всех присутствующих включена машина «Бой боксёров». Вы читаете что-то о правительстве, вы говорите с правительством, и у правительства включена его машина «Правительство», а у вас включена ваша машина «Правительство». Всё в порядке. Понимаете? Я хочу сказать, что всё это работало бы просто превосходно... до тех пор, пока кто-нибудь, придя на званый обед, не включил бы свою машину «Бой боксёров». Понимаете? Или до тех пор, пока кто-нибудь, разговаривая с правительством, не включил бы свою машину «Ведение войны». Понимаете? Именно так на самом деле и начинаются революции: только что закончилась какая-нибудь война, вокруг много людей, у которых работает их машина «Война», эти люди разговаривают с правительством, их машина «Война» включается, и вот вам пожалуйста - революция. Это просто самый что ни на есть раздражительно-ответный механизм.

Когда это нечто, которое хочет, чтобы кукла жила, в результате столкновений и конфликтов со своим окружением всё больше и больше убеждается, что никто и ничто не хочет, чтобы оно присутствовало, тогда оно начинает удаляться, делая это как бы в соответствии с градиентной шкалой. Оно всё в меньшей и меньшей степени принимает участие в различных событиях. Его всё меньше и меньше интересует происходящее. У него остаётся всё меньше и меньше желания работать, творить добро, помогать. У него остаётся всё меньше и меньше желания жить и исцелять тело. Это нечто и есть индивидуум.

Что ж, к счастью... к счастью дело необязательно должно доходить до этого. Всё это необязательно должно произойти. Нет необходимости в том, чтобы всё общество функционировало на автомате. Нет необходимости в том, чтобы все в обществе сталкивались то с одним, то с другим раздражительно-ответным механизмом. Нет необходимости в том, чтобы все действовали на автомате. Поскольку если бы так и было, то общество быстро развалилось бы на куски. Если обществу постоянно внушают, что дело обстоит именно так, то всё это может произойти.

Индивидуум проделывает замечательный трюк. Он говорит: «Я человек, и я знаю лишь то, что знает этот человек. И благодаря этому я смогу всё выдерживать: я смогу жить и играть с этой куклой». Это потрясающе* это очень интересно, это любопытный механизм. Невероятно интересно работать с этим механизмом, работать с настоящей бытийностью человека, работать в непосредственном контакте с величайшей загадкой, которая когда-либо существовала, и видеть, что тут нет вообще никакой загадки и что всё это очень просто. Но все великие истины просты.

Довольно интересно, что когда машины говорят с машинами, получается не так уж много общения. Кто-то должен присутствовать, чтобы начинать и останавливать движение частиц по коммуникационным линиям. Если мы начинаем делать всё на автомате и если каждый человек в обществе проникается убеждением, что он просто заводная кукла, то мы сталкиваемся с такой вот величайшей странностью: общение внутри общества сходит на нет. Люди нажимают на неподходящие рычаги неподходящих для общественного устройства машин, в результате действия людей всё меньше и меньше согласуются с этим общественным устройством. У кого-то есть машина «Безумие», и она включается, когда человек оказывается на званом обеде и... понимаете? Такого рода вещи.

Люди тысячелетиями говорили о человеческой душе и затем пытались использовать эти разговоры для того, чтобы контролировать её. Вам нужно лишь взглянуть на неё, начать понимать её, и тогда начнут происходить всевозможные вещи... невероятные вещи.

Что ж, если никто не контролирует машины, то они сходят с ума. Просто представьте себе, что произошло бы на улице Бэйсвотер, если бы все водители куда-то исчезли, а движение транспорта не остановилось. Получилось бы интересное нагромождение машин, не правда ли? На такое зрелище почти что стоило бы посмотреть.

Что же остаётся, когда эта живая единица... давайте говорить об этом гораздо более простым языком. Давайте не будем «испытывать на прочность» чью-либо доверчивость разговорами о привидениях, вурдалаках и всяких штуках, которые ухают в ночи, давайте не будем говорить о тэтанах или о чём-то таком. Давайте сейчас просто поговорим о гораздо более реальных вещах, давайте посмотрим на всё это вот с такой точки зрения: когда индивидуума начинает в меньшей степени интересовать, живёт он или умирает, то он начинает в меньшей степени принимать участие в жизни общества, он начинает в меньшей степени принимать участие в игре под названием «семья» и в игре под названием «Земля». Его начинает в меньшей степени интересовать, что происходит со всем этим. Его начинает в меньшей степени интересовать, что вообще происходит.

Но необязательно ставить эксперимент, чтобы узнать, каковы будут последствия. Последствия уже очевидны. Если люди в обществе перестали общаться друг с другом, то общество не в состоянии понять жизнь, контролировать её или что-то делать с жизнью. В таком обществе жизнь превращается для людей в нечто такое, с чем они не в состоянии иметь дело. Жизнь становится для них непосильной ношей, и они заявляют, что больше не хотят жить. Они говорят, что лучше просто разрушить всё это. «Давайте просто выйдем из этой игры, в которой машины взаимодействуют с машинами; давайте выйдем из этой игры, в которой действуют машины, в которой автоматизм взаимодействует с автоматизмом». Это гибель: «Давайте не будем жить, давайте умрём». И тогда, конечно же, общество действительно рассыпается в пух и прах.

Таким образом, индивидуум как бы частично отстраняется. Он не совсем здесь, как мы выражаемся в разговорной речи. Он не совсем присутствует. Так что же индивидуум оставляет после себя?

Это довольно интересно. Если все действуют лишь на основе своих раздражительно-ответных механизмов, если человек делает всё на автомате, если он больше ни в малейшей степени не контролирует свои машины, и если все вокруг находятся в такой же ситуации, то можно не сомневаться, что такая группа рассыплется в пух и прах, поскольку в этой группе нет жизни, и поэтому она начнёт умирать. Вот насколько это просто.

Его жизнедеятельность осуществляется при помощи раздражительноответного механизма. Когда он получает извне какое-либо движение, он устраивает так, чтобы тело создало соответствующее движение, направленное вовне. И прежние исследователи допустили ошибку, решив, будто это и есть всё, что представляет собой жизнь. Это просто раздражительно-ответный механизм. Он работает таким вот образом, и в действительности вы можете при помощи своего рода хирургии удалить этот раздражительно-ответный механизм.

Когда мы обучаем роту солдат, мы, как правило, устанавливаем в них машины, которые никогда не должны выключаться. Понимаете? Мы устанавливаем в них машины таким образом, чтобы эти солдаты маршировали по команде, стреляли по команде, чтобы они делали то по команде и сё по команде. И что бы вы думали? Такой парень приходит из армии, и у него по-прежнему в какой-то мере действует эта машина, так что вы можете неожиданно сказать ему: «Смирно!», и хотя он идёт по улице в котелке и с зонтиком, он, вероятно, щёлкнет каблуками; он будет выглядеть глупо. Иначе говоря, вы всегда можете запустить эту машину.

Это просто невероятно, но вы действительно можете как бы удалить этот механизм из тела, и оно по-прежнему будет жить и функционировать. Этот раздражительно-ответный механизм обеспечивает стандартные реакции на стандартные раздражения, так что это своего рода арифмометр или компьютер. Так что когда кто-нибудь говорит этому парню «бу», он должен сказать в ответ «бу», или же он должен сказать в ответ «кошки», или же он должен сказать в ответ «учебник». Понимаете?

Так вот, если вы хотите предотвратить возникновение такой ситуации, если вы хотите снова вдохнуть в общество немного жизни, если вы хотите снова собрать это общество по кусочкам, чтобы у него действительно появилось немного желания выживать, если вы хотите сделать жизнь немного лучше, то на самом деле всё, что вам нужно сделать, так это добиться, чтобы человек начал в несколько большей степени контролировать свои действия и свои реакции. Это на самом деле всё, что вам нужно сделать. Но, конечно же, на словах это звучит слишком просто. Это не так просто сделать. Вам потребуется что-то вроде Саентологии, чтобы взять человека и привести его в такое состояние, когда он может по своему желанию включать и выключать свои машины.

Кого-то обучают инженерному делу следующим образом. Кто-нибудь приходит и говорит: «Квадратный корень из минус трёх на квадратный корень из шестнадцати равняется напряжению балок моста. Это верно?» '• И все эти данные должны поступить в машину вот здесь, попасть вот сюда и с жужжанием выскочить вот отсюда, и тогда этот парень скажет: «Да». Ведь по такому принципу люди могут создавать электронный мозг.

Довольно интересно вот что: очень часто индивидуум совершенно теряет всё это из поля зрения, в результате он не знает, что его контролируют машины. Но вот вы выуживаете его из этих машин и говорите: «Эй, включи-ка эту машину, выключи эту машину. Давай-ка немного поупражняемся во всём этом. Давай обустроим жизнь немного лучше, а теперь вернёмся в прежнее состояние и так далее. Давай активно и осознанно примем решение сделать то, сделать сё».

Я неплохо могу ладить с ребятами, которые занимаются электронным мозгом, за исключением лишь того, что у меня с ними возникают ужасные споры по одному вопросу. Я всегда обращаю их внимание на одно обстоятельство. Хотя электронный мозг может отвечать на всевозможные вопросы, у него есть одно слабое место: он не может сам задавать себе вопросы. И я постоянно обращаю внимание этих ребят на данное обстоятельство: «Вы стоите рядом с машиной и вводите в неё эти вопросы».

И неожиданно человек говорит: «Вы знаете, я могу контролировать эту штуку. И эту штуку я тоже могу немного контролировать».

А мне отвечают: «О нет, я этого не делаю, нет, нет. Эта штука работает автономно».

Что ж, когда целый народ решает вести свои финансы на автомате и никто вообще ничего не говорит и не думает по поводу финансов этого министерства в правительстве, тогда все становятся всего лишь следствием этого министерства. Понимаете?

И я говорю: «Хорошо. Пусть электронный мозг выдаст какую-нибудь информацию, относящуюся к астрономии».

Мы говорим: «Что ж, мы больше не несём ответственность за финансы. Обо всём этом теперь будет заботиться автоматизм под названием... мы будем называть это “Министерство финансов”. И пусть оно делает всё, что считает нужным делать». Что ж, на самом деле эти ребята будут продолжать делать всё, что они могут сделать, но при этом всё, что они делают, ставит в положение следствия всех и каждого в этой стране. Почему их действия ставят в положение следствия всех и каждого в этой стране? Да потому, что эта страна ведёт свои финансы на автомате, и у людей нет переключателя, при помощи которого они могли бы включать и выключать эту машину... если только они не пользуются с умом возможностью голосовать и делать выбор на избирательных участках — это даёт им некоторый контроль над данным автоматизмом. Но все текущие решения это министерство принимает самостоятельно, люди этих решений не принимают. Это министерство находится слишком далеко от них. Поэтому все в известной мере становятся следствием.

Этот парень отвечает мне: «Хорошо» - а затем записывает вопрос на листочке бумаги и начинает засовывать этот листочек в машину. И он говорит: «Да, смотрите, эта штука может решать задачи по астрономии. Видите, какая она хорошая?»

Чтобы быть уравновешенным индивидуумом, человек должен быть отчасти причиной и отчасти следствием. Он должен уметь быть следствием по отношению к различным вещам, иначе он никогда не сможет ничего испытать. Если человек не умеет становиться время от времени следствием, то эта игра не принесёт ему вообще никакой радости. Но постоянно находиться в состоянии следствия немыслимо трудно. Вам когда-нибудь приходилось жить с человеком, который постоянно говорил сам, а вас вообще никогда не слушал? Что ж, такой человек постоянно делает из вас следствие, и вам это не нравится. Но забавно здесь то, что если бы вам пришлось постоянно говорить самому, то вам бы это тоже не понравилось.

И я отвечаю: «Послушайте, это я спросил, может ли эта штука отвечать на вопросы в электронной форме, относящиеся к астрономии, и это вы записали вопрос на перфоленту, и эта перфолента была вложена в машину живым существом. И ответы, выдаваемые этой машиной, читаем мы с вами, и эта машина не способна осознать, что мы существуем».

Понимаете? Иначе говоря, вы хотите быть как причиной, так и следствием, если только у вас не нарушился батане между причиной и следствием.

И мне говорят: «Нет, нет, нет, вы не так поняли. Эта машина думает. Она выполняет все действия, необходимые для того, чтобы думать. И если вы правильно организуете группу таких машин, то они смогут задавать вопросы друг другу, и вы получите общество». Не-а.

Давайте рассмотрим министерство, на деятельность которого вы не можете оказать никакого влияния. Вы не можете принимать вообще никаких решений в отношении его деятельности. Люди из этого министерства говорят, что теперь каждую неделю в вашем кармане будет становиться на десять фунтов стерлингов меньше, и всё тут. В вашем кармане каждую неделю становится на десять фунтов стерлингов меньше. А это на два фунта стерлингов больше, чем вы вообще зарабатываете. Вам это говорят, и вам крышка. Хорошо. Вы не имеете права голоса в решении этого вопроса.

Время от времени появляется кто-нибудь, кто пишет: «Всё хорошо, что хорошо кончается», а затем сообщает это обществу. И люди, занимающиеся инженерным делом, неуверенно говорят: «Он был просто машиной». Нет, он не был машиной. Поскольку общество умирает, если кто-нибудь не задает ему время от времени вопросов, если оно настаивает на том, чтобы функционировать автоматически.

Что ж, у вас не будет права голоса в решении этого вопроса только в том случае, если вы будете молчать. Так вот, я вовсе не пытаюсь раззадорить вас, я не говорю, что вы должны отправиться в Министерство финансов и сказать этим ребятам пошевеливаться. Понимаете? Дело не в этом. Это просто пример, который кое-что поясняет относительно разума. Но у вас не будет права голоса только в том случае, если вы будете молчать. Вы понимаете? Это одно из этих идиотских - просто идиотских - решений. Понимаете?

Как бы то ни было, машина начинает функционировать и человек перестаёт жить в той мере, в какой этот человек не хочет жить и ему становится всё равно. Это просто невероятно. Об этом страшно подумать. Человек всё больше и больше становится часами, он всё больше и больше превращается в электронный мозг или в часы, по мере того как сама жизнь всё меньше и меньше действует одновременно с машиной.

Хорошо. Сейчас мы рассмотрим всё это применительно к вашей бытийности, которая является некоей ограниченной бытийностью: вы являетесь человеком, деятельность которого в общем-то связана с его окружением, но у вас есть также определённые дела, которые касаются лично вас. Понимаете? Есть вещи, о которых вы думаете, которые вам доставляют радость, вещи которые вы делаете сами. Понимаете? Но если вы выберете какую-то небольшую часть своей бытийности и станете полным следствием этой части своей бытийности, то позвольте мне уверить вас, что через некоторое время вы устанете от этого.

А когда человек абсолютно жив, когда ему действительно не всё равно, как это бывает в момент опасности (у каждого из нас бывает пара таких моментов в жизни), то человек полностью присутствует. Он присутствует целиком и полностью. Его в полной мере интересует происходящее. И всё, что он делает в такие моменты, он делает, не задействуя машину ни в малейшей степени. Весь дом в огне, в гостиной стоит рояль, двое ребят хватают его и вытаскивают на лужайку перед домом. Но вот пожар потушили, и обратно в дом рояль заносят пятеро грузчиков. Вам когда-нибудь приходилось слышать подобные истории?

Вы удивитесь, если узнаете, что некоторые люди носят с собой эти маленькие машины, которые работают у них в головах, так сказать. На самом деле они находятся не совсем в их головах, но это даёт вам более наглядное представление о них. Такие маленькие машины. Человек что-то делает и у него в голове вдруг раздаётся голосок или мелькают такие вот мысли: «Ты думаешь, что действительно поступил правильно?» Вы знаете, что люди проделывают такие штуки? Просто диву даёшься, когда доводится пройтись по улице... если бы вы могли, пройдясь по улице... заглянуть в головы людей и посмотреть, что там на самом деле творится. Это невероятно, совершенно невероятно - то, что там происходит. «Ты действительно думаешь, что поступил правильно?»

Когда человек присутствует в полной мере, он способен действовать практически в полной мере, и его действия не зависят от его машин, ведь машина не может работать так быстро. Исследования показывают, что у раздражительно-ответного механизма слишком большое время реакции.

Вы говорите кому-нибудь из своих друзей: «Ты знаешь, я довольно неплохо играю в гольф. Я довольно неплохо играю в гольф». И эта маленькая машина произносит: «Хм, хм, хм, хм, хм. Снова хвастаемся».

Интересно, что когда человек использует машины, задержки общения становятся большими. А у самого индивидуума, когда он полностью присутствует, нет никакой задержки общения - шёлк!

Вот ещё одна разновидность таких машин. Вы говорите: «Доброе утро, мистер... мистер... ха! Доброе утро, мистер...» Уловили идею? Это такая маленькая машина - вы начинаете общаться, и она делает чик! Она просто говорит вам, что вы не можете вспомнить, вот и всё. Вот и всё, что она постоянно вам говорит. Неважно, делает ли она своё дело при помощи листов бумаги, зеркал или ещё чего-нибудь. Просто каждый раз, когда вы пытаетесь что-то вспомнить, она говорит вам, что вы не можете вспомнить. В этом и заключается всё действие этой машины.

Каков же конечный результат всего этого? Всё это означает, что раздражительно-ответный механизм не несёт никакой ответственности за состояние других людей, так ведь? Да? Этот электронный мозг не волнует, кто задаёт ему вопросы и какие вопросы. Совершенно не волнует. Машина просто работает себе и работает, и выдаёт ответы. Она выдаёт их кому угодно. Кто-нибудь может прийти и повесить на неё большую табличку: «Безопасность! Ты больше не будешь давать никаких ответов русским, когда они придут и заложат в тебя перфоленту с вопросами». Но вот приходят русские, и машина даёт им ответы. Кто-нибудь приходит и говорит: «Машина, ты не должна была этого делать. Ты не должна была этого делать». Бух! Машина не работает. Кто-то говорит: «Она была предателем». (Смех.)

Это просто идиотизм - эта так называемая плохая память. Парень просто поставил на автомат процесс вспоминания или невспоминания. Понимаете? Он начинает что-то вспоминать, это запускает машину, и она говорит ему, что он не может вспомнить. Изначально он установил у себя эту машину, поскольку он сказал себе: «Что ж, есть очень плохие вещи, которых я не должен помнить, и если я вспомню эти очень плохие вещи, со мной произойдёт что-то ужасное». Итак, он начинает вспоминать имя мистера Брауна, а машина говорит: «Чик/» Так что этот человек произносит: «Как дела, мистер Л/з-зз-зз...» Понимаете? Вот так он себя и ведёт.

Вот что произошло бы, если бы человек действовал исключительно на основе раздражительно-ответного механизма. Мы получили бы нечто, неспособное сделать никакого выбора, нечто, не знающее никаких критериев, не имеющее ни малейшего представления о том, что правильно и что неправильно, что такое добро и зло, и этому нечто было бы совершенно безразлично, живёт оно или нет. И это, несомненно, была бы машина. И эта машина работала бы очень хорошо. Она бы делала добро или зло в зависимости от того, как эти понятия истолкованы жизнью, и не более того. У этой машины не было бы никакой морали, никакой этики, вообще ничего. Вы могли бы заложить в неё какие-нибудь моральные нормы; вы могли бы заложить в неё какие-нибудь представления об этике. Но вот что забавно: чем больше мы пытаемся сделать человека моральным, тем менее моральным он становится. Но с машиной дело обстоит иначе. Она неспособна выбирать, а человек способен.

Он просто поставил на автомат ещё и свою память; порой люди так поступают. У них есть машины памяти. Сам парень как бы стоит себе, а машина говорит ему: «Сейчас ты вспомнишь, что тебе надо сесть в автобус номер семь, а сейчас ты вспомнишь, что должен принести домой шесть булок». Понимаете? Эта машина говорит вам то и сё. А в один прекрасный день она перестаёт говорить. Что с ней случилось? Вы этого не знаете, но вы сказали, что в этой машине содержится вся ваша память, и она всё для вас вспоминала, а затем в этой машине что-то пошло не так, и вы утратили всякий контроль над ней, и она сломалась, она перестала работать, и вы лишились своей памяти. Видите, как это получается?

И мы могли бы сказать: «Ну, человек - это просто машина более высокого уровня сложности». Но вот что забавно: когда мы обращаемся с человеком просто как с машиной более высокого уровня сложности, нам не удаётся повысить его КИ до невероятного уровня.

Но эту машину установили именно вы. Почему бы вам не установить другую машину памяти? Это легко сделать. Если уж вам необходимо, чтобы ваша память работала на автомате.

Чем сильнее индивидуум отстраняется от общества, чем сильнее его отстраняют от этой игры, тем больше он будет делать зла. Вот жизнерадостный ребёнок, который хочет играть с куклой. Но мы отстраняем его от игры с ней, и тогда он начинает ломать куклу. Мы ещё немножко отстраняем ребёнка от куклы, чтобы он не ломал её, и через некоторое время видим, что он нехотя возится с этой куклой. И если у него вообще будет такая возможность, он просто заведёт эту куклу и позволит ей действовать на автомате, а сам будет сидеть в углу и скучать, ему будет уже всё равно, что с этой куклой произойдёт или не произойдёт. Вы понимаете, что такое может случиться?

Хорошо. Это очень просто. Просто взгляните на эту ситуацию с правительством. Вы понимаете, что если все начнут говорить... сейчас эти ребята довольно неплохо разговаривают друг с другом по поводу этой ситуации с бюджетом... но если вы начнёте говорить, обращаясь к людям в этом конкретном министерстве, и скажете им: «Эй, вы получили всё это образование. Вы знаете, парни, какие вы умные. Давайте-ка пошевеливаться. Разберитесь со всем этим. Сделайте всё как следует. Давайте же, меня не устраивает эта ситуация. Так вот, вы должны найти решение». Если бы вы начали говорить с каким-то конкретным министерством таким вот образом, то, поверьте мне, сразу же произошли бы самые что ни на есть невероятные вещи.

Что ж, бытийность и жизненность человека не только может, но и делает именно это. Чем сильнее человека отстраняют от игры, тем в большей степени умирает он сам и общество. И когда всё общество больше не хочет работать (это общество может быть хорошим или плохим - это уж как вам будет угодно на это посмотреть), если во всём обществе людям не позволяли вносить свой вклад в то, чтобы это общество существовало и продолжало функционировать, мы получаем общество, дела в котором идут не очень-то хорошо.

И в подтверждение вот вам случай, свидетелем которого мне довелось быть. Кто-то решил начать промывание мозгов в армии США, в военно-морских силах США, в морской пехоте США и в военно-воздушных силах США... русские занимались промыванием мозгов, поэтому кто-то решил, что и в Соединённых Штатах можно делать то же самое. Было заявлено, что причина, по которой это делалось, заключалась в том, чтобы провести психологическую обработку этим военнослужащим... провести им психологическую обработку, чтобы они не были подвержены слому в том случае, если им когда-нибудь проведут промывание мозгов. Таким образом, если вы проводите им промывание мозгов, то их мозги будут промыты, так что если затем кто-то ещё вздумает промыть им мозги, то их мозги уже будут промыты. Что ж, как бы то ни было, эти люди проявили недюжинную сообразительность, разобравшись во всём этом, и они занимались промыванием мозгов в течение многих месяцев. Они пропустили через один лагерь двадцать девять тысяч человек. Они промывали мозги налево и направо. На самом деле многие парни были просто сломлены в ходе всего этого, и когда они затем вернулись в свои подразделения, то начали совершать множество ошибок - они вообще были не в состоянии выполнять свои обязанности. Обработка, которой они подверглись, была вовсе не безобидной.

И тогда нам потребуется парень, который будет «задавать вопросы» всем этим вычислительным машинам. Кто-то должен будет управлять всем этим. Такое общество становится всё менее и менее селф-детерминированным. Оно всё в меньшей и в меньшей степени добивается успеха.

Так вот. Они занимались этим в течение многих месяцев. Они потратили миллионы и миллионы долларов на строительство лагерей, предназначенных для промывания мозгов. Люди, которые собственно этим и занимались, были военнопленными в корейской войне и так далее, они были одеты в такую же форму, какую носили во времена космической оперы. И, о, это было просто великолепно. Я хочу сказать, что кое-кто сошёл с ума. И в один прекрасный день туда пришёл репортёр из газеты «Ньюсуик» и написал обо всём этом статью.

Победы добивается наиболее селф-детерминированное общество, а наименее селф-детерминированное общество терпит поражение. Таким образом, можно сказать, что если дела в обществе идут не очень хорошо, значит, по мере того, как индивидуум в этом обществе становится всё старше и старше, ему всё меньше и меньше позволяют использовать свои подлинные способности, ему всё меньше и меньше позволяют заботиться о том, что происходит, всё меньше и меньше позволяют принимать участие в жизни общества. И он может дойти до того, что его на самом деле уже не будет интересовать, живёт он или умирает. И когда он доходит до такого состояния, он начинает творить добро или зло - для него это не имеет значения, он просто позволяет действовать электронному мозгу. Как индивидуум он не становится ни менее живым, ни менее мёртвым, но ему как индивидууму просто становится всё равно.

Правительству пришлось пустить эту статью в печать: у него не было выбора. Итак, этот репортёр опубликовал её. В один из дней статья появилась на первой странице газеты - ситуация была обрисована очень мягко. На следующий день эту статью перенесли на вторую страницу. Ещё на следующий день её перенесли на третью страницу. Ещё на следующий день её перенесли примерно на шестую страницу. А ещё на следующий день её напечатали на последней странице в самом низу. Ну, а на следующий день эту статью вообще не стали печатать. И правительство сказало: «Ну что ж, мы взяли под контроль... теперь мы определённо взяли под контроль ситуацию с общественностью. Теперь у нас всё в порядке». А на следующий день эта статья появилась на первой странице. Вот сколько прошло времени, прежде чем общественность Америки отреагировала на это. И люди стали засыпать письмами всех сенаторов, все газеты, армию, военно-морские силы, морскую пехоту, командиров и своих сыновей, служащих в армии. Каждая мать, у которой сын был в армии и которая могла писать, сказала: «Рррррр».

Его даже не волнует, знает он об этом или нет. Таким образом, если мы убиваем желание людей работать, желание принимать участие в жизни общества и желание вести игру, мы можем получить общество, которое будет действовать на автомате. На самом деле общество - как бы вы на это ни посмотрели - является хорошим или плохим и оно является отражением своего хозяина (хорошего или плохого) в той мере, в какой никто в этом обществе не участвует в игре.

Так что правительство «похоронило» эту статью, а она вновь появилась на первой странице. Тогда все пропагандисты, все агенты и так далее энергично взялись за дело и добились, чтобы на следующий день эту статью снова перенесли на третью страницу. Понимаете? «Ха-ха. Что ж, мы добиваемся своего». На первую страницу! Все начали протестовать против того, чтобы эта статья была на третьей странице.

И нам нужно лишь добиться, чтобы эта жизненность, эта бытийность начала обращать немного больше внимания на происходящее, начала немного больше заботиться обо всём этом, чтобы у неё появилось желание принимать чуть больше участия в этой игре, и тогда человек становится более оживлённым, он становится лучше, становится более способным. Но этим дело не ограничивается, его побуждения становятся всё лучше, лучше, лучше и лучше. Да и может ли быть иначе, если его побуждения, так же как и он сам, по природе своей очень хорошие. Плохие побуждения могут быть только у машины. Поэтому, чем в большей степени человек принимает участие в игре, тем лучше становится сама игра.

И вдруг молодые люди стали обходить стороной призывные пункты. Они перестали подходить к ним даже на пушечный выстрел. Никто не хотел иметь ничего общего с армией и военно-морскими силами. А ну их к чёрту, понимаете? Люди стали писать своим сенаторам и так далее. Что ж, я не знаю каковы были результаты в плане финансов, но американская общественность не захотела, чтобы эта машина работала на автомате. И инстинктивно люди предприняли правильное действие - они стали общаться с этой машиной. Таким образом, вместо того, чтобы быть полным следствием, они отчасти стали причиной... за счёт чего? За счёт общения. Так вот, существует ещё один фактор, который более важен, чем общение, и это способность принимать решения. Способность человека принимать решения более важна, чем его способность общаться. Решения, мыслительная деятельность, способность принимать решения, определять ход развития чего-либо важнее, чем само решение общаться, которое, конечно же, является особым решением. Но когда мы имеем... когда речь идёт о причине и следствии, общение - это действие, которое предпринимает индивидуум. Таким образом, после того, как парень принял решение написать что-то, он пишет это. Если он просто что-то пишет до того, как он принял решение написать это, он не является причиной, он всё равно является следствием. Понимаете, он не знает, что он о чём-то говорит.

Лишите людей в обществе желания принимать участие в происходящем, желания работать, и вы убьёте это общество. Это всё, что для этого нужно сделать. Вы даже не увидите лежащих тут и там трупов; они двигаются как живые, они закованы в цепи, они работают. О, а работают ли они? Их ничего не волнует.

Здесь мы имеем решение что-то сделать. Так вот, теоретически, если бы вы могли достаточно хорошо решить, если бы ваша способность принимать решения была настолько велика... если бы каждый раз, когда вы приходите в ресторан...

Единственное сокровище, которое существует в обществе работающих людей, - это желание работать. И когда вы убиваете это желание, вы убиваете всё.

Я хочу сказать, что это элементарно просто. Жизнь - это элементарная вещь. Понимаете? Место жизни не в учебнике. Место жизни не на университетской кафедре. Место жизни там, где она есть... и там, где она есть, она дышит, она живёт. И знание о жизни, определённо, не принадлежит никому, кроме того парня, который живёт. И я никогда не видел, чтобы так уж много профессоров жили полноценной жизнью. Им было бы трудно жить полноценной жизнью с той зарплатой, которую они получают, да и по другим причинам. Конечно же, в университетах много хорошеньких студенток; сейчас, когда я об этом подумал... возможно, жизнь в этих университетах не так уж и тяжела, но как бы то ни было...

Следовательно, вы не можете сделать людей хуже, чем они есть. Человек просто отстраняется и сохраняет статус-кво, он начинает меньше заботиться о происходящем, и всё общество начинает действовать на автомате. Так оно и продолжает тикать. Оно превращается в часы. Ему безразлично, что с вами происходит, ему безразлично, что происходит со мной или с ним самим. Люди отстранились до такой степени, что если вы отстраните их ещё немного, они просто умрут.

Знание жизни должно принадлежать тем, кто живёт. Вот кому должно принадлежать знание жизни, а не профессорам или кому-то ещё.

Вы можете подвергать людей шоку, вы можете использовать боль, принуждение, хлыст, наказание, страх, но всё, чего вы добьётесь... этот источник добра, эта бытийность человека, которая на самом деле есть не что иное, как его жизненность, его бытийность, то есть он сам - вы, там, где вы сейчас находитесь, в каком-то положении на градиентной шкале желания жить или заботиться о чём-то... вы можете до такой степени отстранить человека от участия в жизни общества, что происходящее будет заботить его ещё меньше, и тогда всё общество начнёт действовать на автомате и превратится в машину.

Вы приходите в ресторан, садитесь, вам дают меню и вы говорите: «Так, ну что ж, посмотрим. Хм, мм, мм». Вы читаете меню. «Э, хм, хм, хм, хм. Что ж, ну-ка посмотрим. Хм, ветчина? Нет, (бормотание) ветчина. Э, жаркое.

И тогда мы получим великолепное общество-машину, которое не заботит, живёт оно или умирает. Такое общество просто продолжает вращать своими шестерёнками, без морали, без этики, без целей, без каких-либо устремлений. И затем такое общество умирает, целиком.

Э... нет, это э... хм, хм, хм, хм, хм... омлет. Нет, я...» Я бы не сказал, что ваша способность принимать решения в отношении еды очень уж высока. Конечно же, я уверен, что к вам это не относится, но я уверен, что вам доводилось бывать в ресторане с кем-нибудь, кто берёт...

И когда мы работаем с человеком, мы должны всего лишь показать ему, что принимать участие в этой игре не опасно, что это достойное занятие, мы должны показать ему, что это хорошее, стоящее дело. И тогда способности человека начнут повышаться, повышаться, повышаться, повышаться и повышаться, они достигнут самой вершины. Мы не создали ничего нового. Мы просто сказали: «Послушай, ты тоже можешь участвовать в этой игре».

Что ж, если мы просматриваем меню, наша способность принимать решения зависит, скажем, от самого меню, зависит от цен и зависит от некоего чувства, которое как бы подсказывает нам, что происходит на кухне. Мы пытаемся учесть все эти факторы и принять решение. Мы чувствуем, что если бы мы пришли и сказали... вообще не глядя в меню... если бы мы пришли в ресторан и сказали: «Ветчина, кофе, чипсы. Больше ничего», то кто-то почувствовал бы себя оскорблённым.

Человек говорит: «Что ж, многие люди говорили мне, что я неспособен участвовать в этой игре. Они говорили мне, что я не смогу играть в эту игру. Они говорили мне, что как раз это я и не должен делать - что я не должен играть в эту игру».

И если бы мы обладали достаточно хорошей способностью принимать решения, то данных, на основе которых мы принимаем решения, оказалось бы вполне достаточно. Если мы приходим в ресторан и говорим: «Ветчина, кофе, чипсы» - и при этом мы обладаем достаточно хорошей способностью принимать решения и достаточно хорошей способностью знать, то на самом деле в ресторане была бы ветчина, эта ветчина была бы лучшим блюдом, которое вы могли бы заказать в данный момент, в ресторане были бы чипсы и автомат для приготовления кофе не был бы сломан. Таким образом, существует более высокий уровень, чем общение, и мы не должны забывать об этом.

И вы говорите ему: «Они были неправы. Ну, давай же. Играй в эту игру».

Но давайте просто рассмотрим эту ситуацию с автоматизмами, о которых мы говорили. Человек должен обладать способностью принимать решения. Он должен быть в состоянии определить, что существует нечто... это относится к принятию решений чуть-чуть более низкого уровня... чтобы решить, надо или не надо поворачивать этот выключатель. Понимаете? Человек должен обладать способностью принимать решения, чтобы .сказать: «Что ж, сейчас мы будем говорить по-испански», щёлк. Тра-та-та, ля-ля-ля. «Ungato escaldado agua fria huye». А потом сказать: «Что ж, а теперь я не буду говорить по-испански», щёлк. Человек должен быть в состоянии принять решение в отношении того, что должно происходить с чем-либо... а именно с той или иной машиной. Именно это самое главное.

И он отвечает: «Что ж, хорошо. Ладно. Возможно, у меня получится».

Так вот, допустим человек заявляет: «Сейчас я буду говорить по-испански», а машина памяти, которая присоединена вот здесь к машине, говорящей по-испански, и социальная машина, которая присоединена вот здесь, и которая как бы сломана... обе эти машины могут сразу же включиться, или они уже работают. Человек должен обладать достаточно хорошей способностью принимать решения, чтобы взять каждую из этих машин и либо выключить, либо включить её в зависимости от обстоятельств. И всё это кажется ему невероятно сложным. Однако у него всегда есть ещё один довод, который он может использовать; всегда есть ещё кое-что, что он может сделать. Самое лучшее, что он может сделать, это просто принять решение или не принимать решения - в зависимости от обстоятельств. Но он всегда может сделать ещё кое-что: он может общаться.

И вдруг он становится более оживлённым, он становится лучше, он становится более способным. И он обнаруживает, как это ни загадочно, что независимо от того, что он думал, независимо от того, во что его приучили верить... когда вы это делаете, в девяти случаях из десяти человек обнаруживает, что никакой игры-то и нет. Игра на самом деле не была плохой или хорошей. Когда человек собирается принять участие в игре, то в любом обществе, которое действует на автомате, он обнаруживает, что он сам должен создать новую игру - не посредством революции, а просто привнося в игру новое мышление, новую бытийность, новую жизненность, новую верность. И только так он сможет создать игру, в которую ему захочется играть. И именно к этому мы идём в Саентологии.

Вот здесь, вверху, мы почти вплотную приблизились к состоянию знания, затем идёт принятие решений в отношении состояния знания или достижение состояния знания при помощи решений... понимаете, возможно, чтобы что-то знать, вы просто принимаете решение, что есть нечто, о чём вы можете знать, понимаете... состояние знания находится вверху, затем идёт состояние знания, достигаемое посредством принятия решений, а затем идёт просто принятие решений само по себе. «Это будет, этого не будет» - что ж, это детерминизм. А на более низком уровне есть ещё кое-что, что вы можете сделать и что имеет тот же порядок значимости, - вы можете общаться.

Спасибо.

Так вот, автоматическая машина (вроде Министерства финансов, бюро бюджета) включается и функционирует, она включается без чьего-либо выбора. Я уверен, что там не было никого, кто сказал бы: «Начальник бюджетного управления сейчас приведёт это в порядок». Понимаете? Внезапно машина включилась. Это произошло неожиданно. Никто по-настоящему не принимал решения о том, чтобы она включилась. Мы как бы знали, что это произойдёт, но мы не ожидали этого. Мы были удивлены. Совершенно неожиданно машина начинает работать. Понимаете?

Мы запустили этот автоматизм по Третьей динамике, по динамике групп в этой стране. У нас не было никакого контроля над этим автоматизмом. Что ж, я уверен, что вы, определённо, не сможете... возможно, кто-то из присутствующих настолько хорош, что смог бы это сделать, однако в данное время и в данном месте вероятность этого не очень-то высока... что вы вдруг измените своё решение в отношении бюро бюджета и это бюро исчезнет. Вероятность этого не очень-то высока. Но всё же нет никаких причин впадать в апатию по этому поводу, если вы просто не можете изменить своё решение и сделать так, чтобы это бюро исчезло. Вспомните, что чуть ниже решений находится общение. А эта штука ставит вас в положение следствия, не так ли?

Так вот, общение - это взаимообмен идеями между двумя терминалами... вот и всё, что оно из себя представляет. Один из этих терминалов является причиной, а другой - следствием. А затем второй терминал становится причиной, а другой терминал, который находится вот здесь, в свою очередь становится следствием. Вот и всё, что мы имеем в виду, когда говорим «причина» и «следствие»: следствие идеи, которая преодолела определённое расстояние. Конечно же, иногда идеи бывают невероятно твёрдыми, подобно пятитонной авиабомбе, но это всё равно частица. Ну хорошо.

Далее, ниже состояния знания находится решение, а ниже решения находится состояние общения. И вот эта машина включается и говорит: «Теперь каждую неделю у всех вас будет на десять фунтов стерлингов меньше» - или что-то в этом роде. А вы зарабатываете лишь восемь фунтов, так что в результате этого вы остаётесь должны два фунта стерлингов. Вы не принимали этого решения; вы решили, что это... где-то было принято неправильное решение.

И что бы вы думали? Вы всё ещё можете кое-что сделать по этому поводу. Понимаете, вы всё ещё можете кое-что сделать по этому поводу. Вы можете сказать: «Ой!» Вы можете сказать: «Эй, ты». Вы всё равно можете общаться с этим автоматизмом, существующим в этой группе. Вы всё равно можете с ним общаться. Понимаете, этот автоматизм собирался поставить вас в положение следствия, не так ли? И если вы так ничего и не скажете, то вы просто-напросто так и будете оставаться следствием этого автоматизма, не так ли? Понимаете, эта штука что-то сказала и вы получили её сообщение, а после этого вы вообще ничего не сделали. Вы продолжали...

Вы знаете, что уже из-за этого механического действия вам придётся подчиниться этому автоматизму? Это самая странная вещь в мире. Просто тот факт, что вы получили сообщение, а затем... вы это знали, и вы не собирались ничего предпринимать по этому поводу, вы не собирались ничего и никогда говорить в ответ - это поставило вас в положение следствия по отношению к этому автоматизму, и вы так и будете продолжать оставаться следствием по отношению к нему. Вы это понимаете, м-м? Иначе говоря, вы так и не открыли рта.

Что ж, это незаконченный цикл действия. Машина что-то сказала, вы получили её сообщение, но вы так и не ответили на него. Половина формулы общения была выполнена. Но дальше этого дело не пошло.

Чтобы не быть следствием чего-то, ему нужно что-нибудь говорить. Разве это не идиотизм? Я знаю, что порой, когда вы это делаете, эта штука может практически снести вам голову с плеч, но позвольте мне уверить вас, что порой бывает лучше, когда вам сносят голову с плеч, чем когда вы просто продолжаете оставаться следствием. Понимаете? Бывают ситуации похуже той, когда вам сносят голову с плеч, поверьте мне. В самом деле бывают. Это когда у вас две головы и вы лишаетесь их обеих.

Таким образом, если какая-нибудь машина начинает работать и ставит нас в положение следствия по отношению к себе... у нас нет способности принимать решение в отношении запуска этой машины, мы никогда не знали, где находятся её выключатели, мы не знали, как она включается и выключается, мы думали, что это всё равно не наша машина, мы не несли за неё никакой настоящей ответственности... и всё-таки мы можем кое-что сделать: мы можем начать общаться и что-нибудь сказать в ответ этой машине.

И это невероятно эффективно, это настолько эффективно, что, как правило, машина оказывается не в состоянии сказать нам что-нибудь в ответ, поскольку она очень редко бывает живой, а мы с вами живые. Она исчезает. Вот что обычно при этом происходит. Какая-нибудь машина начинает работать, и вы обнаруживаете, что говорите по-немецки. Вы вдруг начинаете говорить по-немецки, хотя вы не собирались говорить по-немецки. Это кажется очень и очень странным, но вы на самом деле являетесь следствием какого-нибудь автоматизма, который разговаривает по-немецки. Понимаете? И этот автоматизм приказывает вам говорить по-немецки.

Что ж, вы уже установили у себя эти штуки, вы с ними согласились. Однако посмотрите, насколько странно это выглядит: что-то включается, и вдруг у вас появляется импульс говорить: ja, ja - и всякие другие слова, которых нет в английском языке. Вы говорите: «Что же мне с этим делать? Эта штука в известном смысле сводит меня с ума... я довольно бестолковый. Хм! Вместо того, чтобы сказать “да”, я говорю “ja,jcT, и “jawohl”, и... мне это не нравится. Я прекращу это делать».

О, нет. Вы пытаетесь задействовать свою способность принимать решения и использовать её в той области, в которой вы сами не можете принимать решений. Понимаете, вы не можете принимать решений в этой области; вы не находитесь в таком положении или на таком уровне состояния знания, когда вы могли бы должным образом принять решение. И вы говорите: «Нет, я это прекращу». Первое, что вы делаете, вы говорите: «О, я приму решение». Но кнопки не отключаются. Теперь машина говорит: «Ты действительно будешь говорить “ja,ja”, и “jawohl”». Понимаете? Видите, что произойдёт? Вы говорите: «Что ж, я остановлю этот поток. Я больше не буду обращать внимания на эту машину. Pppp!Ja,ja>. Вот так вы можете действительно впаять её намертво.

Что же вы сделали? Машина сказала: «Говори по-немецки». Она что-то сказала, не так ли? Так что она является причиной. А затем вы говорите: «Я перестану быть следствием». О, правда? Изначально эта машина была устроена таким вот образом... изначально она была устроена таким вот образом: она могла говорить и она могла не говорить в зависимости от вашего решения заставить её говорить. А затем на эту машину так долго не обращали внимания, вы так долго были её следствием, вы так долго вообще ничего не говорили ей в ответ, что теперь, когда она говорит, у вас нет никакой коммуникационной линии, при помощи которой вы могли бы заставить эту машину ощутить ваше решение. Уловили идею?

У вас не осталось никакой коммуникационной линии. Вы слишком долго ждали. Вы слишком долго были следствием. Так что вся эта линия превратилась просто в линию входящего потока. Понимаете? И вы берёте эту линию входящего потока или что-то в этом роде и говорите: «Остановись». Нет, нет. Не-а. Однако очень забавно, что вам нужно лишь говорить что-то в ответ этой машине. И, вероятно, тогда она шлёп. У вас, вероятно, включится какая-нибудь странная головная боль или произойдёт что-то ещё в этом роде. Однако не надо прекращать говорить с этой машиной.

Это очень странно... вы не говорите «остановись», не обращая больше никакого внимания на эту' машину; вы просто говорите ей что-нибудь в ответ, и вы больше не будете следствием этой машины. Так вот, это действие самого низкого уровня, которое вы можете предпринять по отношению к автоматизму.

Вы обнаруживаете, что плохо водите автомобиль; ваша машина вождения автомобиля уже не так хороша, как она была когда-то. А почему? Вы учились водить автомобиль несколько лет тому назад, но с тех пор были изменены некоторые правила дорожного движения. С тех пор изменились модели самих автомобилей. Поэтому ваша машина постоянно подстраивается тем или иным образом, но изначальная машина, которая, как вы решили, должна была у вас работать, была сломана из-за того, что теперь вы управляете автомобилем в других условиях. Ваша машина вождения автомобиля может до такой степени переключиться на автомат, что ваше время реакции сократится до нуля. У вас будет очень незначительная способность принимать решения, связанные с вождением автомобиля.

И вот, что здесь очень странно: вы можете как бы получить представление о том, где находится ваша машина вождения, и тогда вы можете сказать: «Хорошо, а теперь ты начнёшь работать лучше». Вы будете удивлены тем, что произойдёт после этого. Затем вы получаете представление, что эта машина находится у вас в голове или вот здесь, слева от вас, или справа- просто говорите ей что-нибудь в ответ. Не сердито. Просто говорите с ней, скажите ей: «Хорошо, а теперь приведи себя в порядок» - и так далее. Это очень странно... кое-что может произойти, если вы это сделаете.

Но вот, что забавно: возможно, вы находитесь вне общения с автомобилем, и если вы... это выглядит чертовски забавно, когда люди разговаривают с неодушевлёнными предметами. Понимаете? Это выглядит очень глупо. Все знают, что этого не следует делать. Но только те, кто хочет, чтобы вы были чокнутым, не позволят вам делать этого. Подойдите к автомобилю и начните прикасаться к его различным частям... а это и есть общение. Понимаете? Вы прикасайтесь к различным частям автомобиля; не нужно, чтобы автомобиль как бы прикасался к вам. Понимаете, вы садитесь в автомобиль и руль сам ложится вам в руки, стартёр поднимается снизу вверх, ходит туда-сюда. Понимаете? Это очень интересно. Ну хорошо.

Если мы хотим делать это хорошо - в том, что касается изучения этого автомобиля, - то мы должны быть в состоянии говорить что-то в ответ. И это всё, что вам нужно уметь делать. Даже если вам снесут голову, вы всё равно можете кое-что сделать наперекор этим запутанным автоматизмам и таким образом отстаивать и утверждать свой селф-детерминизм.

Спасибо.