How are you tonight?

Как дела? Спасибо.

Audience: Fine.

Что ж, сегодня уже второй день конгресса; по-моему нам пора взяться за дело и перестать валять дурака, перестать вести разговоры о религии, о всякой чепухе, и перейти к... что ж, по крайне мере к самой что ни на есть сути вопроса.

Good. Did I ruin anybody really?

Так вот, суть дела заключается в следующем: очень много лет тому назад пещерный человек по имени Аг решил, что он может сделать что-то для пещерного человека по имени Уг. В то время не было никаких законов, запрещающих Агу делать что-то с Угом, так что он начал валять дурака и сказал: «Будь в метре позади своей головы». Но затем эта технология была утрачена, и мы только что открыли ее заново.

Audience: No.

Нет, шутки в сторону. Необходимо очень многое знать о том процессинге, который существует сегодня, и мы, то есть люди, занимающиеся процессингом, должны видеть различия в отношении очень многих вещей, чтобы очень четко понимать следующее: мы не пытаемся найти что-то неправильное в человеке, чтобы затем это исправить.

Ah well, I will. (audience laughter)

Вы знаете, что произойдет, если вы возьмете что-то неправильное и начнете... если вы попытаетесь найти что-то неправильное в человеке, а затем исправите это? Что ж, я предлагаю вам посмотреть Аксиомы жизни, которые приведены в «Создании человеческих способностей». То, что вы изменяете, продолжает существовать. Так вот, давайте посмотрим на это очень внимательно. То, что вы изменяете, продолжает существовать. Единственный способ, при помощи которого вы получаете продолжение существования, единственный способ, при помощи которого вы получаете время, заключается в том, чтобы изменять МЭСТ. Изменяя материю, энергию и пространство, вы получаете время. А если нет никаких изменений, то нет и времени – вот насколько это просто. Так что если вы попытаетесь хоть в какой-то мере изменить материю, энергию, пространство и... вы получите время, вы получите продолжение существования. Что такое время, как не продолжение существования? Таким образом, то, что вы изменяете, – если оно сделано из пространства или из энергии или из материи, – будет продолжать существовать. Вы должны очень хорошо это понимать.

Very, very fine thing today — understand we had two or three exteriorizations on that hour of processing, is that right? Could I see a hand or two if anybody got out of his head all of a sudden? One, two, three, four, five — yeah, there were a few — six, seven. Good. Eight.

Вот мы берем какой-нибудь автомобиль и перемещаем его в пространстве туда-сюда... я хочу обратить ваше внимание на одно явление, которое известно любому автомобилисту, хотя нет ни одного автомобилиста, который вполне понимал бы природу этого явления: когда автомобилист перестает водить свою машину, она разваливается на части. Вы когда-нибудь наблюдали такое? Вы оставляете машину в гараже, и тут-то ей и конец. Аккумулятор садится, шины спускают. Возможно, вы поставили ее на опоры, возможно, вы отнесли аккумулятор на станцию техобслуживания и там его поставили на постоянную подзарядку, возможно, вы все это сделали. Это позволяет в какой-то незначительной степени предотвратить разрушение машины. Но затем... затем, спустя три месяца, вы устанавливаете аккумулятор обратнов машину, вы снимаете ее с опор, и вы «врум-м-вв-вв-вв-вв-вв-вв-вв-вв-вв», «вв-вв-вв-вв-вв-вв-вв-вв-вв-вв», откуда-то сзади начинает подниматься дым от горящего масла, рулевое управление не работает. Это странно. Единственная причина, по которой эта машина вообще сохранилась, заключается в том, что Земля вращается и благодаря этому машина изменяет свое положение в пространстве, хотя бы в какой-то мере. Если бы ее положение в пространстве вообще не изменялось, ее бы не было; она перестала бы существовать. Так вот, это очень странно... очень странно. Я не призываю вас относиться к этому суеверно, я просто привел вам грубый пример из другой области.

Now, it isn't absolutely necessary to be out of your head. But a guy that's in his head is a fool!

Хорошо. Возьмем хроническую соматику; то, что мы называем «хронической соматикой»: боль, которая продолжает свое существование. Вот мы берем преклира, который испытывает эту замечательную боль, и говорим: «Переместите ее вправо, переместите ее влево, переместите ее вверх, переместите ее вниз, переместите ее вправо, переместите ее влево». Так вот, если бы тут не присутствовала жизнь, то эта боль продолжала бы существовать до скончания времен... если бы тут не присутствовала жизнь. Здесь есть еще один фактор, и порой благодаря лишь одному этому фактору все это сходит вам с рук, и это – пан-детерминизм: вы контролируете что-то, поэтому вы изменяете свое мнение относительно того, насколько это что-то является опасным. И хотя вы, возможно, больше не чувствуете этой боли, но поверьте мне, она по-прежнему существует.

Now, I wanted to say a few words to you about exteriorization in view of the fact that it'd be very bad to process you immediately on a nice dinner. So I'm merely going to talk to you about exteriorization — what is this thing? And I'm going to give you a very fast rundown on the component parts of beingness. Like to hear that — component parts of beingness?

Вы можете взять какого-нибудь преклира, у которого есть хроническая соматика и которого пытались излечить от этой хронической соматики так, как лечат хроническую соматику при помощи так называемых наук, занимающихся лечением... как эту хроническую соматику лечат при помощи наук, занимающихся лечением... и мы очень хорошо знаем, что у маленького Роско гланды в очень плохом состоянии. Мы это знаем. У него очень больные гланды. И вот кто-то наваливается на него сверху, чтобы он не мог подняться, понимаете, со всей добротой, ему на лицо надевают эфирную маску, со всей добротой, а когда он пытается сопротивляться, эти люди со всей добротой пихают его хррм-рм-хррм-ри-хм-рм, и у них есть хирургические инструменты в виде петель, и у них есть вода, и они скребут там вот так, они обрабатывают Роско так и эдак, затем его увозят оттуда, изменяют его положение после операции, пока он все еще спит, помещают его в больничную палату, которая находится дальше по коридору. Что ж, они, конечно же, вылечили его гланды. Понимаете, его вылечили от гланд... это уж точно. Каждый согласится, что у Роско больше нет гланд, верно?

Audience: Yeah.

Но ради Бога, как же тогда возможно такое, что дианетический одитор берет и отправляет этого человека назад по траку, отправляет его в прошлое и находит гланды, находит ту боль, которую этот человек испытывал во время операции? Как все это может существовать? Как такое возможно? И тем не менее одиторы это делают; очень многие из присутствующих делали это. И вот этот парень продолжает жить: «О-о... рах...рах», – эти гланды... ему трудно говорить, понимаете, у него постоянно болит горло. И мы спрашиваем себя, что же с ним не так? Все дело в его гландах, но их у него больше нет! Однако это именно то, что с ним не так: его гланды были изменены. Таким образом, как только мы делаем операцию, мы получаем продолжение существования данного состояния.

Well, it all sort of begins with something that has quality and no quantity. And after that, we get quantity. Like Topsy, the universe simply grows. We start with what we originally called in Dianetics the awareness of awareness unit. And this has no mass, no wavelength, no location. But it has the capability of making postulates and doing lots of other interesting things such as drinking highballs and . . . (audience laughter)

Эти люди берут кого-нибудь... я сейчас говорю о науках, занимающихся лечением... эти люди берут кого-нибудь, кто страдает артритом. Они делают ему инъекции препарата, содержащего золото, они до отказа накачивают его этим препаратом, они делают ему массаж, они засовывают его в мешок и трясут... я не знаю, что там они делают с людьми... они обрабатывают этого человека тем или иным образом. А его скручивает немного сильнее, и еще немного сильнее, и еще немного сильнее. Иногда происходит нечто потрясающее и такой человек выздоравливает... понимаете, как бы раз! – и он выздоравливает. Что ж, эта идея о том, что человек может «раз и выздороветь», преследовала науки, занимающиеся лечением, в течение многих-многих веков. Эти люди чувствовали, что должна быть какая-то кнопка... просто должна быть какая-то кнопка... раз уж больные, страдающие различными недугами, внезапно берут и выздоравливают. Им так и не пришло в голову, что перед ними, возможно, вдруг оказывается другое существо, которое не является больным. Задумайтесь об этом на минуту. Внезапное выздоровление вполне может объясняться тем, что перед нами появляется какое-то другое существо, которое не является больным; ведь все, что в этом случае нужно сделать форме жизни... точнее, все, что нужно сделать единице жизни, так это изменить свое мнение о том, кем она является, и просто полностью отсоединиться от того, чем она являлась прежде, сбросить с себя всякую ответственность за все и вся, чем она была прежде, – это что-то близкое к амнезии и так далее, – а затем сказать: «Что ж, я больше не являюсь тем человеком; я теперь другой человек».

But how does it do all this? How does it do all this? It does this by saying it does. That's all there is to it. And this tremendous riddle has baffled it for a long time. How could it do all these things simply by saying it does?

Мы наблюдаем это явление в сфере религии. Мы видим, как кто-то в комнате выходит вперед, подходит к Эйми Семпл Макферсон или к кому-то еще из великих духовных лидеров, и мы подходим... мы видим, как этот человек выходит вперед и вдруг говорит: «Ух ты! Я спасен!» И Эйми или кто-то еще говорит: «Пройдите это еще раз», – и... [смех] Что же именно здесь произошло? Что ж, тут произошло замечательное изменение общения, но здесь произошло также изменение идентности. Изменилась идентность этого человека.

Well, it would be unwilling to believe that every postulate it made would stick. Think of that for a moment — supposing every postulate you made would stick. Supposing every time you said, "I wish I was dead," there you lay, really. Wouldn't that be wonderful? But supposing every time you said, "I can best serve this situation by being old and feeble," and you were; and supposing you said, "Oh childhood, childhood! Those were the times! Da-da-da."

Так вот, вы могли бы сказать: «Я не (мое имя)», – понимаете, – «Я не (ваше имя)»... «Я кто-то другой», и если вы сделаете это как следует, то это действительно может осуществиться. Понимаете? Вы можете сказать: «Я больше не Освальд. Меня зовут Джо, и я живу в Кеокуке». И что произошло бы с этой хронической соматикой? Что ж, если бы человек сделал это для того, чтобы изменить эту хроническую соматику, то она у него все равно осталась бы. Вот что самое потрясающее.

So one of the best things this awareness of awareness unit does is hold a gun on itself. It says, "Well, these postulates are not going to stick. I'm going on being Joe Jones. And if I had my way of it, I would be Joe Jones, Bessie Smith, P.T. Barnum, a greyhound dog, probably all in the course of half an hour. And this would be disconcerting to my friends, so I will take mercy on one and all, and just be Joe Jones." You could imagine how disconcerting it would be to have a friend like that. Makes a postulate, and there he is in full mass. That would be upsetting.

Так вот, мы не говорим... мы говорим о хронической соматике, мы не говорим о психосоматических заболеваниях. Мы слишком долго путали эти две вещи. Хроническая соматика – это просто ощущение; секс можно было бы назвать хронической соматикой. Суть в том, что если у человека есть ощущение, это необязательно означает, что он болен. Понимаете, но многие люди именно так и думают, понимаете... они думают, что, если у них есть какое-то ощущение, значит, они больны: «Наверное, со мной что-то не так, у меня есть какое-то чувство в носу!» И мы говорим, что одни ощущения хорошие, а другие – плохие.

So we do all sorts of devious things to keep from obeying all of our postulates at will — because we know we can't trust ourselves; of course — that's the first thing we have to know. And we do all kinds of things to make it automatic, so that we will become surprised about it.

Однажды я проводил процессинг одной девочке, и она сказала... примерно в середине сессии (мы проводили процессинг не в отношении того, что ее беспокоило, мы просто работали над тем, чтобы она сориентировалась, и так далее)... и вдруг она посмотрела на меня и сказала: «Ух ты!»

One of the favorite tricks of the spirit, we think of . . . You know, it's too bad that the spirit became so thoroughly monopolized by tall spires and very, very soft carpets and crosses and so forth — it's too bad, because it seems to categorize it or put it over here, you see, in a special category as having a great deal of solemnitude. And that would mean nobody'd ever laugh. If the spirit were even a solemn thing — if it were a solemn thing all the time, if it did match this mood of incense pots and all that sort of thing — if it did match that thing, we would all go around smoking.

• Что случилось? – спросил я.

Now, it's a great oddity, you see? If you wanted everyone to be serious about existence, you of course would tell them the spirit was a very sober experience and being, and that we must treat it with great reverence. And you'd have everybody real solemn, and nobody'd ever go to see the comics. Nobody'd ever read the AMA journal for a good laugh.

By the way, I should apologize — there are two or three medical doctors here in the crowd, and there are two or three wives of medical doctors, and actually there is no quarrel between Scientology and the medical doctor, or myself and medical doctors. I have a great many medical doctors who are very, very good friends of mine — very good friends. But there's one hell of a fight between me and the AMA, the trade union. I just wanted to get that in quietly.

• О?

As far as the APA is concerned, there is no fight with the APA (that's the American Psychiatric Association). There's no fight ,whatsoever, for the excellent reason that I was offered all the stock in the corporation once, and I didn't buy it. And I think they've been mad at me since. But the APA is a stock corporation and you get to be a member by buying some stock. And it's for sale down on the street. And we could right now own the APA if we wanted to, but why own it? The . . . You think I'm joking with you, but if you look this up, you'll find this to be the case.

Now, here we have, however, this idea of the spirit being a very solemn, solemnified — when we walk past graveyards, you know, we're supposed to — I suppose the boy is supposed to whistle, but we're supposed to say, "God rest their bones," and walk on by and so forth. And when we go into a church, the women are supposed to put their hats on, the men are supposed to take their hats off. Just why this is, I don't know. Maybe women compulsively exteriorize faster in church. But however this is, you're not supposed to laugh in the vestibule, and I suppose many a time the religious career of some young man has been utterly ruined by an inability to repress his giggles during the more sonorous moments of the sermon. And I imagine that there are even two or three people present who have thought to themselves from time to time, "My mother will smack me severely if I laugh out loud in church again," and therefore, have been solemn ever since.

Она сидела там и думала об этом. Потом она сказала: «Как же мне вернуть мою головную боль?»

But if we thought of the religious solemnity to which man is prone and which has, here and there, a great deal of beauty — if we thought of the spirit as totally belonging in that category, we would make one of the wildest errors that we could make, and which man has made. The freest spirit is liable to be a child. They're not yet sharing with the body a sufficient amount of experience in common to be entirely nailed down to the body, so they exteriorize easily. As a matter of fact, there are probably very few children interiorized. They work very well — they work very easily; if an auditor knows how to work them, he can do wonderful and remarkable things with a child. Their span of attention is fairly short on almost everything but good auditing. And you know a child responds to a good auditor in a really remarkable fashion. They will simply go on for hours without breaking their span of attention. This is fantastic.

Так вот, одному богу известно... одному богу известно, что для нее означала головная боль. Я не знаю. Возможно, это было какое-нибудь восхитительное ощущение! Кто знает.

You know, everybody knows that a child has a very short span of attention. If the auditor's good, they'll go right on being audited just as long as you're willing to audit them. Of course, they'll turn around in the middle of the session and start auditing you. But then you turn around and start auditing them again, all right, and it's good fun. But — the child's span of attention is — doesn't break up under good auditing.

Мы обнаружили, изучая науки, занимающиеся лечением, и просматривая работы Фрейда... мы обнаружили нечто потрясающее: Фрейд распределил людей по различным категориям, и с тех пор всегда было много людей, попадающих в эти категории. Он распределил всех людей по категориям; мазохист – это интересная категория... такой человек, судя по всему, наслаждается болью; он получает наслаждение, когда его бьют и так далее. Фрейд описал все это. Лично я никогда не встречал никого, кто был бы мазохистом, но я встречал многих людей, которые надеялись, что они мазохисты. [Смех.] И тут мы должны задать вот такой вопрос: Насколько сильной является боль? Насколько сильной является боль? Что люди называют болью? Это интересный вопрос. Вот приходит какой-то парень и говорит: «О-о-о, эта боль в боку меня просто убивает!» Что это? Легкая дрожь или мучительная боль? Так вот, люди переносят боль по-разному, но все мы склонны думать, что боль характеризуется какой-то конечной количественной величиной, которую можно измерить.

I actually could probably grade the ability of an auditor on adults by the span of attention given him by a child preclear. You know, I could tell you how good he was with adults if I could measure the child's span of attention with him. Now, here's this child, and we don't find children very solemn, do we? It's very seldom I have found many solemn children, unless they wanted a nickel. And of course, a child can be solemn — this is a possibility. And they can cry and scream and so forth, and we just hope it isn't quite that bad.

Так вот, затем нам встречается другой человек – он кричит, он корчится, он бросается на пол и начинает жевать ковер, потому что он слегка ударил по своему пальцу пилкой для ногтей. Вы знаете людей, которые просто невероятно преувеличивают любое ощущение.

But here we have this problem of the freest spirit with which we have an intimate contact is the spirit of a child. And it is very happy, and there's a great deal of laughter and a great deal of motion. And yet we have the spirit categorized over here in a field which is noted for, in the Western Hemisphere, its solemnity, stillness and "don't-moveness." Now, would that itself sort of impose a problem to an individual?

Так вот, мы обычно думаем... я опять-таки возвращаюсь к работам Фрейда... мы обычно думаем о сексе, как о... мы в большинстве своем думаем о сексе, как о ряде приятных ощущений. Я хочу сказать, что это в общем-то является дефиницией: считается, что секс – это нечто желаемое и достижимое. Возможно, это ощущение, которое мы называем сексом, для огромного множества людей является сильной болью. Они знают, что для них это является сильной болью, но в то же время они полагают, что это ощущение должно быть приятным, поскольку все остальные знают, что это приятно, понимаете? И у этих людей возникает ужасное умонастроение из-за всего этого, поскольку это означает, что они не такие как все, или что в жизни было что-то изменено или искажено... и вот что тут забавно: возможно, мы все находимся под действием одной и той же делюзии! Понимаете? Возможно, среди нас просто бытует некое распространенное мнение, которое не имеет никакого отношения ни к одному из нас и согласно которому секс – это нечто приятное, хотя возможно, что секс причиняет боль всем и каждому. Видите, насколько быстро мы можем запутаться, когда начинаем классифицировать все это.

Yes it would. He would say, "Now look, if I am a spirit, I have to sit still and be solemn and look up to my betters and do this and do that. If I am a body, I can be wicked. I can sin." It's fascinating. That isn't the facts at all. That isn't the facts of the case. That's a completely erroneous conclusion. If he's free, he can sin; and if he's sitting around in a body, no sin's possible — they put you in jail, they marry you off. (audience laughter)

Вот что меня поражает: когда один человек описывает то, что он испытывает, другой человек, по всей видимости, его понимает. Это самое невероятное явление, которое вы только можете наблюдать. Вот этот индивидуум, личность, и у него самого от природы нет времени, пространства, энергии или массы (он лишь создает все это при помощи постулатов). У него, судя по всему, вообще нет никакого логического метода, при помощи которого, он мог бы создать все это так, чтобы вступить в общение с какой-то другой такой же единицей. Но вот эти два человека весело беседуют друг с другом и один из них говорит: «У меня ужасная боль». А второй ему отвечает: «О, у меня была похожая болезнь». Если вы послушаете разговоры людей, вы увидите, что они говорят именно так. Кто-нибудь приходит в гостиницу... в больничную палату, понимаете, кто-то входит в больничную палату, а там лежит какой-то парень – он пребывает в замечательном состоянии полусна... он находится практически в состоянии гипнотического транса, понимаете? И этот парень говорит: «У моего брата была болезнь, похожая на вашу. С ним происходило то же, что сейчас происходит с вами, и ему говорили, что он поправляется, ему говорили, что он поправляется, но он умер». К вам когда-нибудь приходили посетители, когда вы лежали в больнице? Что ж, как бы то ни было... это происходит всегда. Это весьма примечательно.

So we look over this view of the Western civilization and the subject of the spirit, and we find many things which don't quite jibe. We find that an individual is not as free as he is solemn, but actually is free as he is happy. So I wouldn't say we have experienced here and there a police state in the field of religion. I wouldn't go so far as to say this. But I'd say that we've made an awfully good approach to it here and there.

Так вот, никто не стал бы делать этого, если бы он никогда не получал сильной реакции в ответ на то, что он делает другим людям, не так ли? Это интересный факт. Человек не стал бы кромсать других людей при помощи слов или меча, если бы существовало хотя бы малейшее ответное воздействие, если бы то же самое могло произойти и с ним, не так ли? Он не стал бы этого делать. Так что очевидно, что с человеком ничего не может произойти в результате того, что он сделал следствием другого человека. Разве это не очевидно?

Now, religion has been used as a control device all too often. So have swords, cameras — even lollipops have been used as control devices. Almost anything can be used for control — to start, stop and change something. Almost anything. But notable amongst all these anythings and somethings is religion. When some-body is talked to about his spiritual beingness and how he must send his soul along some course, and how he must save himself and preserve himself and how he mustn't be able and how somebody's going to get him and "Now I lay me down to sleep, I pray the Lord my soul to keep; if I should die before I wake I pray the Lord my soul to take" — ai! Oh, no. You mean this — you're going to give this little kid insomnia and when he gets to be forty he's going to have to have an auditor for just hours and hours and hours? Little kids lie down after this type of control and expect some kind of an angel to swoop down and pick up "their thetan," whatever this is. They get into a terrible confusion, in other words. They don't think of themselves as a spirit, they begin to think of them-selves as a body, because they're told all the time to take care of their soul. It's an interesting control mechanism. It'll do a valence switch over to the body. Or at least make somebody rather schizzy.

Что ж, это чрезвычайно странно. Должно быть, в отношении этого существует согласие. Само ответное воздействие, должно быть, является результатом согласия. Кто-то говорит: «Один из лучших известных мне способов защитить самого себя от причинения вреда – это заставить тех, кто может на меня напасть, согласиться с тем. что они каким-то таинственным и непостижимым образом пострадают из-за своих действий, направленных против меня». Так вот, это интересное соглашение, не правда ли? Какой замечательный защитный механизм! Или же это происходит механически? Это таинственные явления. Это таинственные явления, которые имеют самое непосредственное отношение к области религии. Происходит ли это механически? Если вы возьмете и отрежете голову Гертруде, то у вас, по крайней мере, появится боль в горле. Происходит ли это механически?

We have a tremendous number of mechanisms of this character, and they are all control mechanisms. But this is the spirit holding a gun on other spirits; saying, "There are barriers here. Remember back there in 1006 B.C., you agreed there was a barrier here, and it's still here." And the boys say, "Okay. Okay, it's still here. All right. All right. I'll feel a wall."

Что ж, если вы вступаете в общение с кем бы то ни было и где бы то ни было, то так уж получается, что все это происходит механически. Но по сути, в основе этого, вероятно, лежала идея о том, что это замечательный способ держать всех в узде. Однако это зашло гораздо дальше и перестало быть просто замечательным способом, позволяющим держать всех в узде, так что теперь вы можете быть совершенно уверены вот в чем: если вы подойдете здесь к водителю такси и начнете убеждать этого бесчувственного человека в том, что он причинил вам вред, он опустится до апатии. Вы действительно можете это сделать, если поработаете над этим достаточно долго.

We have an enormous number of agreements which operate to restrain and restrict the actions of one another. But where an individual becomes quite afraid and quite decayed, he is apt to use the most beautiful things he can lay his hands on for control things. Now, these things were never intended for control mechanisms. Happiness is not a good control mechanism, if you used it as a control mechanism; if you said to somebody, in just so many words, "It will be impossible for you to be happy unless you drop $82.65 in the poor box. And we're going to see to it that you're not going to be happy until you do that. As a matter of fact, we have an appointment tonight with a couple of saints that we know very well, and we're going to make sure you get zapped. Now, the happiness of your dear departed father depends once and for all and entirely upon your ability to cough up enough jack to send the old boy through Purgatory. And he's going to stay there, son, until we find the bottom of your bank account." Well, that's one way to remedy havingness.

Вот одна из интересных вещей, которые вы можете проделать с человеком в качестве небольшого эксперимента, позволяющего проверить все это... это интересный эксперимент (насколько твердым может быть согласие – вот о чем я сейчас говорю)... мы берем собаку... Собаки не думают, они просто реагируют, согласно одной из наук, которая называется – ха – «психология». Но однажды у меня была собака, которая могла думать... она меня раскусила. Как бы то ни было, мы берем эту собаку... это очень забавно, но эти механизмы действуют настолько точно, что вы можете привести эту собаку в тон задабривания, если начнете кричать и убегать от нее. Так вот, собака подходит к вам и слегка покусывает ваши брюки или слегка покусывает вас за руку или что-то в этом роде, и вы говорите: «Ой! Перестань! Не надо!» Понимаете? Собака не причинила вам ни малейшей боли, но вы говорите: «Не надо! Не надо! Пошла прочь!» Вы поворачиваетесь и начинаете убегать. И собака станет очень храброй. Если собака находится в достаточно хорошей форме, она станет чертовски храброй, а затем она внезапно подумает: «Вы знаете, возможно, я причинила ему боль». Она подойдет к вам и начнет лизать вашу руку, она будет смотреть на вас очень обеспокоенно.

Now, one of the biggest control factors there is, is mystery. Mystery is a tremendous control factor. The presentation of a mystery can operate to enslave — just as the priests of Chaldea, having made a wreck out of their own country, moved on to Babylon and made a wreck out of it. This mystery they made out of everything was their control over the society. They knew how to plot the eclipses. They knew how to forecast and predict certain heavenly activities. And they knew that this simply depended upon natural law. So how did they use this? Hah! They said, "It's a big mystery, and we're doing it, and you bow down to this mud thing over here, and you're saved. And to prove it, there's going to be an eclipse at 10:32 next Sunday. And if you have not paid all of your dues into the church by that moment, we'll keep the sun covered up." What could people do but dig?

Это самый грязный трюк, который вы можете проделать с ребенком. Цикл действия, через который проходит ребенок в такой ситуации, весьма интересен. Вот вас дубасит ребенок, понимаете... нормальное поведение для ребенка: он колотит вас так или эдак... и вдруг вы говорите: «Отойди! Мне больно! Не надо! Сейчас же перестань, мне больно!» Ребенок посмотрит на вас, вероятно, он подойдет к вам и посмотрит на вас, он поцелует это место, чтобы оно перестало болеть... ребенок обеспокоен. Вы резко опустили его по Шкале тонов до тона задабривания и беспокойства по поводу того, что он причинил боль другому человеку. Вот только вы не чувствовали никакой боли. Теперь вы видите, куда я клоню? Вы можете это сделать. Вы можете сделать это с кем угодно. И вы не чувствуете никакой боли.

Science is looked upon, way back on the track almost in the Dark Ages now, as a sort of a savior. Science at one time was known as a sort of a savior thing — a wonderful thing which freed man. Because it dispelled the mysteries which had been carefully built up around these agreements which we call natural phenomena. Now here was science, and it came along and said, "These eclipses happen. And no set of priests anywhere can control an eclipse."

Интересно, существует ли хоть какая-то боль где бы то ни было? Что ж, боли не существует, если только вы не стремитесь кого-то убедить. Так вот, давайте возьмем этот механизм, давайте очень внимательно рассмотрим этот механизм и пусть этот ребенок... это маленький отпетый хулиган; он жил на Парк-авеню. [Смех.] И вот этот маленький совершенно отпетый хулиган подходит к вам и говорит: «Ньярррх, ты, маменькин сынок», – и так далее, и затем он размахивается и бьет вас. И вы говорите:

And people said, "Hey, what do you know? I don't have to dig up anymore." And they were very thankful that science came along and pointed this fact out to them. Although it's just a little bit confusing to me why a couple of guys down at the crossroads, while sitting there on the store porch, didn't notice that the eclipse always "uneclipsed." That seems a little bit stretching it somewhat. Seems to me like people would have noticed this as time went on, that the exact incantation and prayer had very, very little to do with the eclipse of the sun or the moon. But they evidently didn't. A bunch of men came along as scientists and they made nothing out of these mysteries by demonstrating again that they were natural laws. This was a very; very, very fine thing. But science itself bade fair to go into the depths and darknesses of mystery as time went on.

«Ой! Не делай этого! Эй ты, ты сделал мне больно. Прекрати сейчас же!» А он в ответ:

The first vestige we had of this was the absolute necessity to be specialized before one could be called a scientist. One had to put in — I don't know, what is it now? One has to go to school until he's thirty-two before he can hold down a $200 a month government job? He has to go to school and go to school and go to school and he learns to be a specialist and a specialist and specialist and finally, an engineer is an expert on high-pressure steam. But he'd have to go to school another six years to learn about low-pressure steam.

«Ха-ха!», – понимаете, и, бац, бац, бьет вас опять. Между прочим, если человек довольно сильно застрял, если он довольно сильно аберрирован, он будет настойчиво продолжать все это, он будет колотить вас и так далее и... [вздох] Знаете, что вам нужно сделать в такой ситуации? Вам, вероятно, пришлось бы показать ему, что у вас из руки течет кровь... скажите: «Смотри. Вот что ты сделал». И этот ребенок подумает:

We take a man who goes to universities and colleges, and studies and works hard — and this is a clever man, a man with an impulse to heal — and for years and years and years he goes on studying the human body. And then he comes out and he's a specialist in a certain type of rheumatic heart. I mean, he goes all this time to learn about this and become a specialist.

«Ну и ну! На самом деле я не хотел его уничтожать». Понимаете, теперь он убежден.

This is the way you build up a mystery, this: You make highly specialized categories within a science. And when a science goes in that direction, it no longer frees, but starts to enslave. And as time goes on, the biggest, largest of scientific organizations will become more and more and more mysterious until they have no communication lines at all. And then you get a sort of a priesthood of this sort of thing rising up — and back of the magic atom bomb or something of the sort, a little flag waves, and that means the populace is supposed to cough up another five bucks apiece. I mean, this is the way it goes. This is the way a priesthood starts. Natural phenomena is discovered, and then someone makes a mystery of it.

Проблема заключается вот в чем: какое количество энергии или массы необходимо, чтобы убедить человека? Какое количество боли необходимо, чтобы убедить кого-то, что вам была причинена боль? Какое количество боли вам необходимо включить, чтобы убедить какого-нибудь чертового стервеца? Сколько опухолей и уродливых деформаций тела вы должны продемонстрировать, чтобы убедить этого человека, что он должен опуститься по Шкале тонов и стать хорошим? Мы сейчас говорим о том же самом механизме?

Right now, they are having, I am told — and I have no personal knowledge of this — that the AEC, for instance, is having a very difficult time administering its own organization. Because its security lines are so solid, its barriers are so great, that it cannot get the proper security classifications for everybody, so therefore, has crooked communication lines all over the place. And one of these fine days, this fellow will have one piece of the formula and that fellow will have another piece, and somebody else will have another part of the workability, and none of them will know where the other fellows' are. (applause) That would be good, yes — I agree with you.

Хорошо, вот одно интересное явление. Вот этот человек, он сражается и у него в руках копье, он делает выпад вперед и мы говорим: «Ой! Эй! Это опасно! Не надо!» – и так далее. И он отступает... поскольку ему платит за это какое-то правительство... он снова делает выпад вперед этим копьем. Что ж, если мы просто позволим ему подойти и слегка ранить нас, то он, вероятно, остановится. Но если это не сработает, то следующий... понимаете, нет вообще никаких причин, по которым мы должны – быть неточными, нет никаких причин, по которым нас не должны были бы просто проткнуть насквозь с самого начала. Мы можем проявить такую вот точность, так же как мы можем быть точными, протыкая людей. Хорошо. В следующий раз, когда этот человек сделает выпад вперед, нам придется получить несколько более серьезное ранение. И в конце концов, когда мы уже лежим в куче тел, а кругом лужи крови, разбитые доспехи, этот парень говорит: «Ха-ха! Бедняга. Что ж, он был достойным противником», – и он уходит. Что для этого потребовалось? Потребовалось почти полное уничтожение мокапа, чтобы убедить этого человека в том, что он причинил вред, что он поступил неправильно; и это смерть.

But what will they — what would they do then? What is the impulse which follows in after this? The impulse, unfortunately, is simply to say, "All right. Now I have the whole bomb" — big lie — "I have the whole bomb, and I've got it right here in my desk drawer. And unless you all pay for certain numbers of candles, or buy a certain number of new test tubes and present them to the laboratory, it's going to go off. And there's nothing I'll be able to do about it. Because it's controlled by a demon. Here he is. You don't believe it — we've made him solid. We call him 'H-bomb.' " This sort of thing. Mystery. Mystery, used for control and to enslave.

Таким образом, после того как с человеком происходит ряд инцидентов того или иного рода, он в конце концов осознает вот что: единственный способ, при помощи которого он может убедить других людей, что они должны относиться к нему немного лучше... поскольку он, похоже, не может приказать им это, держа меч в своих руках, он вкладывает меч в руки других людей и умирает; таким образом мы получаем этот замечательный механизм, который называется «смерть». Вот как можно действительно свести с кем-то счеты.

Anytime you start to hide knowledge, or obscure phenomena, or make a highly specialized and limited cult out of some function of life, you can expect that there's going to be more control than is good for our happiness. This is a certainty.

Спросите как-нибудь пятилетнего ребенка:

Well now, this is what the spirit has done. Spirit comes along and he says, "You know, I'm able to make ideas. A body converts food into energy and goes through motions, and that is a specialized function." Is it? Well now, how'd that body get there? Well, that body has been on the track an awful long time, as even the Darwinian boys agree that it's been on the track an awful long time. And that a lot of spirits have served this body. They've built it up into various automatic and machine patterns so that it will do those various things. But any one of them could have started from scratch and created a body whole cloth that would be just as visible as any body we have present. This is a great oddity, you see?

• Ты когда-нибудь хотел быть мертвым? Ты когда-нибудь хотел быть мертвым?

Now here is a spirit — an individual who is very happily engaged on occupying a body and thinking that he is dependent upon this body. Because this body knows so much, it knows how to build so well, and yet he could never build anything like this, he feels. So, therefore, he's dependent upon this. And that is not true. He is not a specialist. And that is the first thing you must learn about a thetan. He can pretend to be, but he is not a specialist, and he never will be. And his health, power, strength and ability depend upon his nonspecialization.

Now, what is specialization but identity? We say that somebody is a plumber, somebody else a carpenter, somebody else an engineer, somebody else a doctor. These are identities, aren't they? They are an identity of function. But let's go down scale from that and say, "This person's name is Joe and that one's name is Bill and the other one's name is Tom." This is interesting, isn't it? That's a highly specialized affair. You mean this is the one person who has this identity? This is the only person there is who has this identity.

Подойдите к какой-нибудь семи-или восьмилетней девочке... совершенно невозможно – я уверен – найти где бы то ни было ребенка, который находился бы в достаточно хорошем состоянии и который не смог бы перечислить вам с десяток подобных случаев. Вот эта девочка лежит в гробу, кругом цветы... вот тогда бы они узнали! Это убедило бы их, что они должны были относиться к ней лучше! Они все должны были относиться к ней лучше... или к нему.

Tell me, is there anyone going to profit from individuals having only one identity from which they cannot escape? It's very easy to collect taxes. Very easy to find out "who done it." It's very easy to pin people down and locate them, as long as they have finite names.

Вы можете попросить какого-нибудь ребенка, чтобы он снова и снова повторял:

But here's the oddity: You have as much crime as you identify. This is fantastic. That means you'll have as much FBI as you have FBI files. And the better and more complete these files are, and the better they're able to reach out into the world and find anybody in anywhere — there he is! — the more crime you're going to have.

«Они должны были относиться ко мне лучше». Просто эту фразу; вы просто просите его, чтобы он повторял это снова и снова, при этом вы ему ничего не объясняете и больше ничего ему не говорите... и что же произойдет? [Шмыг.] Он начнет плакать. Запросто. Он уже загнал себя на полметра в могилу, просто повторяя эту фразу: «Они должны были относиться ко мне лучше».

Possibly while running this little process in the last hour of somebody saying, "Well, we've got you spotted now," you possibly might have had a little bit of a desperate feeling for an instant, like "I ought to do something, no matter how strange. I really kind of ought to do something." Maybe some little impulse struck you. Great possibility that that happened, not necessarily true at all. But once a criminal is entirely identified, there is no hope for him at all. And there's no slightest advantage in his being a good man. There's no return, no recovery and no change. He is committed to a course. And now it doesn't matter who he robs or kills. In other words, we have made it so that his return to good order and graces cannot be rewarded. There's no possibility, then, of having a rehabilitated criminal, as long as you have him completely spotted, categorized, you know all about him. And anytime anybody robs a hotel in Schenectady, even though he's in San Francisco, somebody picks him up. This fellow after a while learns very well that there's no reason for it at all. There's no reason why he should be honest. Quite the contrary — there's every reason why he should be dishonest.

Так вот, допустим, мы собираемся работать с какой-нибудь хронической соматикой: с какой-нибудь тупой болью, с какой-нибудь острой болью, или с ощущением, или с какой-нибудь уродливой деформацией тела, с каким-нибудь состоянием, имеющимся у человека, или же с каким-нибудь состоянием, присутствующим в его жизни. Мы собираемся работать с любым из этих факторов... с хроническим состоянием... и мы обнаружим, что если мы попросим человека снова и снова повторять: «Они должны были относиться ко мне лучше», это состояние начнет включаться все сильнее, сильнее и сильнее. Если мы работаем всего лишь с тем обстоятельством, что человек не может заработать себе на жизнь или с чем-то вроде этого, то такое положение дел усугубится. Понимаете, этот человек станет еще беднее. Если мы попытаемся помочь ему справиться с переломом ноги или с чем-то в этом роде, то его нога начнет болеть и у него начнутся осложнения. Мы в этом не сомневаемся.

Now, this is a great oddity. Identification. The more positively and the more easily a person can be identified, the more crime will arise. Doesn't sound possible, but it's true. It would seem the reverse, wouldn't it? It'd seem that if everybody was sort of floating around loose and not nailed down, and they could zap anybody they wanted to zap and you could kill anybody you wanted to kill and so forth, it would seem an open-and-shut case of complete and total crime. You couldn't identify people and so forth. Anybody could commit a crime and instantly get lost. You'd never be able to discover him. That would seem to just open the doors wide to a vast vista of stuff that — like you see in the Hearst papers or Time magazine or Real Detective.

Здесь дух оказывает воздействие на тело, здесь тэтан контролирует анатомию и управляет машинами. Вот что доказывает, убеждает, способно убедить. И когда индивидууму не удается добиться цели при помощи идей, он делает эти идеи плотными, и мы получаем массу.

Now, the great oddity — the great oddity is it isn't true. It is not true. There is not as much peace as there is police. And anytime you think there's as much peace as you have police, you will continue to see a world — as long as the world believes this, you'll continue to see the world involved in war after war after war. I don't think any of us would disagree on this: that we certainly have enough national police in the world. Russia has millions and millions and millions of men under arms; so do we. They have air forces, they have guided missiles, they have bombs, they have the OGPU and we have the CIA, and — police, police, police. Whole armies and navies. People who are there to shoot and defend and so on — these vast armies of police. If they build them up just about one million men more, you'll have a war. Peace is not proportional to police; it's inversely proportional. Great oddity.

Что такое масса? Масса – это идея, с помощью которой индивидуум не смог добиться своей цели. Она изменялась много раз, и бог ты мой, она продолжает существовать! И если вы хотите, чтобы она продолжала существовать еще, повертите ею еще.

You see, if people had a greater freedom, their want would not be as great. They would not be in a state of desperation about this and about that. They would have enough freedom so they themselves could assume some moral responsibility for the society in which they are operating. Do you know that the child labor laws which sit on the books of Washington right here, are primarily the laws responsible for juvenile delinquency, which we all admit is a pretty bad thing these days — the child labor laws. Of course, there were some capitalists. There are always some fascists around someplace that make things tough for everybody.

Так вот, на Шкале тонов на самом деле существует два уровня. Выше 2,0 – это выживание. Ниже 2,0 – это гибель. Иначе говоря выше этой искусственной произвольно выбранной цифры 2,0 цель индивидуума – это выживать. Понимаете, это выживание... вот здесь. Но ниже этого уровня... и пожалуйста, уясните этот факт, пожалуйста, поскольку это в огромной степени облегчает жизнь одитору... ниже этого уровня цель индивидуума – это погибнуть. Так вот, цель можно выразить в процентах. Иначе говоря, кто-то на 70 процентов хочет погибнуть, а на 30 процентов хочет выживать; таким образом, человек оказывается в очень противоречивом умонастроении... как мы могли бы назвать это в разговорной речи – умонастроение. (Я не знаю, что такое умонастроение. Можно назвать это «комбинацией идей», это было бы гораздо точнее.) Хорошо. Итак, этот человек на столько-то процентов хочет погибнуть и на столько-то процентов хочет выживать.

They put the children to work in the factories, so we were told. And eventually there had to be child labor laws so that you couldn't work any children. You know what those laws do? They simply say to a child, "You cannot participate in this game until you reach a majority and no longer care to play. You can't participate in this game. You can't play in this game. No." And the kid says, "Nyarrh! You mean I cannot demonstrate to my fellow man that I am worth doing something for or with? You mean you have robbed me of the principal method of being of service to my race, my people, my family? You mean you are telling me that I am not necessary in this society? Well, if I am not necessary, then it must follow immediately that I am worthless."

Теперь мы опускаемся по Шкале тонов и обнаруживаем, что этот человек на 90 процентов хочет погибнуть, а на 10 процентов хочет выживать. Что ж, тут уже почти не остается противоречия. Одна из первых вещей, о которых подумает этот парень, когда он думает о себе, это то, как ему убить самого себя... если он сможет подумать о себе, находясь на этом уровне. Если он подумает о вас, то он, пожалуй, подумает, как ему убить вас. И мы получаем диапазоны, соответствующие преступникам... весьма интересное проявление. Когда человеку не удается убедить общество в том, что он представляет собой ценность, он может начать двигаться по нисходящей спирали, опускаться на уровни, соответствующие гибели, где необходимо убийство или смерть, как единственное достаточно веское доказательство... преступность. Он не может иметь, поэтому он должен воровать, это скрытое обладание. Воровство – это просто скрытое обладание. И он должен кромсать на куски, превращать в ничто, уничтожать, избивать всех вокруг. Он не может позволить себе хорошо относиться к этим людям. Почему он не может? Что ж, он знает, что лучше всего для любого человека – погибнуть.

And then we have, matching these child labor laws, the most onerous juvenile delinquency laws which you ever cared to inspect. They are marvelous. They are marvelous for their complexity and stupidity. We have young men, for instance, comparable to this, who have a perfect right by law to go out and get killed for their country, but not to get drunk for it.

То же самое вы можете наблюдать, когда проводите человеку какой-нибудь процесс на воспроизведение, а потом заставляете его провести этот процесс на какой-нибудь части его тела, например на ухе. Понимаете? «А теперь получите идею о целях вашего уха». Понимаете? «Каковы цели вашего уха?», – понимаете, и вы продолжаете в таком духе. Первое, с чем вы при этом столкнетесь... вот одна из первых вещей, с которыми вы столкнетесь: «Ух ты, пусть все будут ушами!» Вот что думает это ухо, понимаете: – Каждый должен быть ухом!» Большой палец ноги думает: «Каждый должен быть большим пальцем ноги!» Точно так же и этот человек думает: «Каждый должен быть мертвым». И мы получаем эту замечательную философию, это великолепное украшение мышления всего человечества – «Воля и представление», – созданное парнем по имени Шпопенгауэр, который, исходя из величия своей немецкой мудрости и умозаключения о доведении до абсурда, решил, что человечеству будет лучше всего, если все и вся немедленно все бросят и остановятся на месте, и это будет конец! И это самое лучшее [щелчок], что можно сделать!

This is an oddity, isn't it? Well, right along with that are these police laws. They've got to get them off the street at nine o'clock. They've got to do this, they've got to do that, they've got to walk this way and that. They have no legal rights.

Но это все же более высокий тон, чем у Гитлера, который говорит: «Так вот, ну-ка посмотрим, самый лучший для немцев способ жить – это всех убить». Ведь эта вселенная устроена так, что если индивидуум начинает всех убивать, он умирает сам. Существует возмездие. Оно карает быстро и в полном соответствии с тем, что этот индивидуум делает.

I saw a young man committed to an insane asylum the other day by a judge who merely had to convene a court by sitting down on an old set of steps someplace and saying, "Well, court's now in session. I find this child neglected, so this child is a ward of the court. Asylum."

Если человек думает, что он может быть счастлив, не делая счастливыми тех, кто его окружает, он сумасшедший. Прошу прощения, это технический термин из области психиатрии. Он целиком и полностью является собственностью психиатрии. Но этот парень все равно сумасшедший.

The child was not present. No witnesses were present. No competent medical authority was present of any kind. No formal convention of that court was held.

Таким образом, тут мы наблюдаем нечто весьма странное: существует взаимодействие между одним человеческим существом и другим человеческим существом, и чтобы вообще могло существовать хоть какое-то общение, это взаимодействие должно подчиняться определенному шаблону, в отношении которого было достигнуто согласие. Если мы хотим продолжать хоть какое-то общение или действовать совместно с теми, кто нас окружает, то мы оказываемся под действием всех законов, правил, а также последствий общения. А если мы не чувствуем, что мы достаточно сильны, достаточно мудры, достаточно компетентны и способны, чтобы справляться со всем этим, то нам вообще не нужно жить среди людей, нам нужно найти себе какую-нибудь славную маленькую пещерку в Атласских горах или где-нибудь еще и жить там, питаясь козьим молоком.

That's child — juvenile delinquency in action. Now maybe that's a very extreme case. But it's a funny thing, it's the only one I happen to have inspected, and I inspected that by accident. I just sent somebody down to look into something like this juvenile delinquency thing — this is the first thing they ran into. So they came back and told me, you know. That was all in the course of an hour or so. I kind of was leery of sending them back to find a second one. What if they're worse than this?

Так вот, индивидуум неизбежно придет к выводу, что он не сможет поддерживать общение... он неизбежно придет к выводу, что для него будет невозможно продолжать общаться со всеми этими людьми... если он сам считает, что все или, по крайней мере, многие должны умереть. Так вот, вы следите за мыслью? Если индивидуум вынужден найти себе клетку или пещеру, значит, он уже пришел к выводу, что все остальные должны умереть. Почему? Да потому, что, когда он разговаривает с людьми, у него возникает своего рода ощущение умирания, а это сразу же указывает вам на то, какое намерение он вкладывает в свое общение. Если он сам испытывает умирание, когда разговаривает с людьми, значит, он сам не желает ничего хорошего тем людям, которые его окружают. Как раз наоборот: если его отпустить, если дать ему немного свободы, то он как следует наточит меч и возьмется за дело.

So we have the young men and the young women of the country of an age capable of bearing and rearing children and holding down jobs, sitting around knowing they cannot be of any service to their fellow man.

Именно из-за такого индивидуума и из-за необходимости сдерживать его, возникает то, что известно нам как полиция... которая в разумном, душевно здоровом обществе приносит примерно столько же пользы, сколько бубонная чума. И тем не менее нас учат, что если бы в обществе не было полиции, то всех бы убили. Что ж, это свидетельствует об огромном доверии тем, кто нас окружает, не так ли? Чье это умозаключение? Это должно быть умозаключением того, чьи намерение и цель – убить всех, чтобы они знали. Следовательно, идея о том, что кого-то необходимо ограничивать, идея о том, что кого-то нужно сдерживать, что нужны барьеры, что кого-то нужно остановить и сломить, – эта идея должна неизбежно исходить от тех, кого нужно сдерживать и ограничивать.

Do you know how to drive somebody crazy? Just convince him he can't help anybody. Just convince him of this, and he's gone. Now we wonder why we have incidents of psychosis and neurosis and juvenile delinquency and lawbreakers, and why we have to have all these files, files, files. Every bad boy, convinced that he cannot help anybody, who gets on the police rolls is on them from there on out, and we have a real, honest-to-goodness criminal. And we're manufacturing them just as fast as we can turn the wheels of justice — huh!

Ощущение того, что общество вас терзает, не является чем-то неестественным. Но когда это ощущение приводит человека к выводу, что для того, чтобы выживать, ему не остается ничего другого, кроме как терзать всех и вся, тогда он оказывается потерян для себя и для всех остальных и ему следует найти себе такую пещеру.

We manufacture them. We spot the kid because he played hooky when he was fourteen, because he stole an apple when he was sixteen, because he stole a car when he was seventeen, because he shot a man and robbed a service station when he was eighteen . . . We're just growing a crop of criminals, of course. That's the first thing that police have to have: criminals.

Это отрицательные моменты, связанные с общением. Теоретически индивидуум сам по себе, в отсутствии пространства, в отсутствии энергии и материи, мог бы выживать в состоянии, при котором отсутствует время и которое может существовать бесконечно. Разве это не парадокс? Теоретически это возможно. Теоретически индивидуум мог бы находиться в таком состоянии, при котором у него не было бы желания участвовать в каком бы то ни было общении, при котором он не хотел бы участвовать в совместных действиях, при котором ему не нужно было бы ничего этого и он даже не знал бы о существовании всего этого. Теоретически такое состояние может существовать.

Did it ever strike you as peculiar — did it ever strike you as peculiar — that a game of cops and robbers requires robbers? And that there aren't anywhere near enough robbers in this very nicely, pleasantly civilized society at this time?

Но если имеет место общение, у нас прежде всего должно быть два терминала... Даже если человек разговаривает сам с собой, он все равно должен сказать, что часть его самого является кем-то другим. Таким образом, речь идет о состоянии, при котором существует два терминала. И как только у нас появляется такое состояние, при котором существует два терминала и имеет место общение, начинает создаваться какая-то вселенная. И если создание этой вселенной продолжается и доходит до того, что общение, похоже, становится невыносимо болезненным для большинства ее обитателей, то кому-то следует воспринять эту вселенную «как-есть».

You know the drawer of Dick Tracy has a most marvelous time trying to find enough villains for Dick Tracy to chase: No-Face and Stone-Face and Hoe-Face and Bow-Face. And they just have a fantastic time trying to get these villains. And it really never occurs to anybody, "Gee, copping would be a lot of fun if there were that many crooks and that much chasing to be done."

Здесь мы имеем состояние, при котором единственной панацеей... единственной панацеей в том, что касается механической стороны дела... единственной панацеей от пространства и энергии, материи и времени является общение. Это единственный целительный элемент, который позволяет надежно изменить, преобразовать и ликвидировать, без каких-либо негативных последствий, пространство, энергию и материю.

But do you know what a cop does? He drives around in a squad car, getting a squad-car spread. He's supposed to be alert, supposed to be on the ball. He's supposed to arrest somebody. He's a cop. They lecture him all the time: "Crime must cease!" Maybe there isn't any!

Что происходит с человеком, который избегает общения? В какого рода черное стекло превращается его банк? Что происходит с индивидуумом, который говорит... который уже принял общение, вступил в общение... и теперь говорит: «Общение – от него я чувствую себя плохо. Мне оно не нравится. Оно слишком болезненно, чтобы говорить. Оно слишком ужасно, чтобы задумываться об этом. Я должен воздвигнуть барьеры вот здесь, и посадить секретарей вот сюда, и обрезать телефонные кабели вот тут, и разорвать всю почту вот здесь». Этот человек уже на пути. Куда? Что ж, во-первых, он на пути к тому, чтобы начать думать, будто все люди преследуют его, и в то же время – к выводу о том, что он должен преследовать всех. Иначе говоря, это человек с Уолл-стрит.

There's nothing sillier than a cop without a crook to chase or an army without a war to fight. And they make themselves look as unsilly as fast as they can.

Так вот, такое состояние не является очень уж опасным. Но вот мы опускаемся по Шкале тонов на четыре-пять гармоник ниже, и оказываемся в состоянии, которое действительно является очень интересным. Мы оказываемся на уровне, на котором находится политик-фашист, преступник, сумасшедший, психиатр. Мы оказываемся на уровне людей, которым необходимо яростно использовать массу, чтобы что-то доказать кому бы то ни было.

Now here we have — here we have this oddity of people falling away from an understanding of themselves to such a degree, because of control — exterior control — and ardures and duress, that they begin to believe that no one can be trusted, and so there have to be that many more barriers.

Китайцам это очень хорошо известно. Когда-то давно мне рассказали одну небольшую историю о китайцах. Двое кули, двое ребят-рикшей тащили по улице свои коляски, затем они бросили их и начали: «Нии-чонги-тонкио-аламн-гуньон» – и... они кричали друг на друга. Там был один американец со своим китайским другом, он смотрел, как этот диалог все продолжался, продолжался и продолжался. В конце концов он повернулся к своему китайскому другу и спросил его:

But the barriers themselves demonstrate that nobody can be trusted. So then we conclude that nobody can be trusted so we get some more barriers. So then we conclude that nobody is trustworthy, so we get some more barriers, and we've come back to a lower part of the cycle, and on down it goes.

• Эй, в чем дело с этими ребятами? Почему бы им не подраться?

You have to accumulate barriers in order to be safe. If you're having to be safe, then there must be something dangerous around. That's the most obvious conclusion in the world.

For instance, if you drove up and down the streets all the time with a couple of armed guards sitting in a turret above your head in your car, armed with loaded machine guns, and you yourself were surrounded entirely by bulletproof glass, and if the whole bottom of the car was so fixed so that land mines and bombs couldn't explode under it, just drive around in that car for a few days, and you will begin to believe that people are after you.

Таким образом, мы имеем дело с таким вот интересным явлением. Мы имеем дело с таким вот интересным явлением: у нас есть идея, которая является самодостаточной; затем у нас есть идея, которая должна быть подкреплена некоторым количеством пространства, некоторым количеством энергии и некоторым количеством массы; затем у нас есть идея, которая должна быть подкреплена большим количеством энергии, большим количеством пространства и большим количеством массы; а затем у нас есть идея, которая является настолько опасной и настолько слабой, что ее приходится подкреплять мыслезаключением о том, что пространство, энергия и масса

This is a certainty. "I've got this many barriers." And we get to the primary aberration that man suffers from, and one of the reasons he holds himself up all the time: "There must be a reason." See, he always says, "There must be a reason." I've run into this in some of the most remarkable things. Fellow gets up, makes a speech. He says — tells all the people that he's gotten in there that Scientology is very good. And he starts his speech out by telling them this, and before it's all over, then he says, "It's all very good, except all the people connected with it are crazy and everything."

– это что-то плохое, и вы будете наказаны!

And the oddity is, is the auditors in the area sit around and say, "Well, there must be some good reason why these people are doing this. Yeah, there must be some reason why they do this. It must be explainable just from the behavior. And it's probably explainable from the fact that well, probably nobody in Scientology is any good. Maybe that means me, too. But there must be some good, valid reason why this is the case. Let me see. Must be, must be a reason."

Когда кто-то начинает говорить вам, как там у них все плохо, и что вас всех порубят на куски, что вас нарежут дольками, что с вами будут происходить ужасные вещи, вас посадят в тюрьму на 126 лет, а в тюрьмах просто ужас, что творится, и так далее, – когда какой-нибудь парень начинает высказываться в таком духе, он тем самым признается вам, что у него больше не осталось идей. Определенно, у него не осталось действенных идей... определенно, не осталось действенных идей.

Yeah, there's a reason, undoubtedly a reason, if you can call insanity a reason. Or if you can call an outright desire to knock Dianetics and Scientology flat in California a reason. But they always figure there must be a better reason than that. And that probably is the finest aberration I've ever run across in somebody: "must be a better reason."

Так вот, люди довольно легко попадают в такое состояние. Они думают, что пространство, энергия и масса являются важной движущей силой и что в мире не существует более важной движущей силы, чем пространство, энергия и масса. И они думают, что все это... что это просто замечательные вещи. И в то же время они думают, что время это величайший целитель.

I've had people sit and be reasonable, and figure out all the reasons why Joe suddenly rushed in and drew his revolver and killed Bill. And there must be all kinds of reasons about this. And they will go on with these reasons just by the hour, and completely miss the fact that it might have been that he just came in, drew his revolver and shot Bill. Get the idea? There might not be any reason to it at all.

Время – это не великий целитель; это великий шарлатан. Поскольку время, масса, энергия и пространство не существуют независимо от постулатов жизни. Мы смотрим всего лишь на еще один набор постулатов, которые преподнесены нам в силу настойчивой необходимости убедить нас.

Now, if you drive around protected on every side by armor plate, or if you live in a society which has to be buttressed up by Lord knows how many echelons of police or armies, you may eventually get to the feeling, "You know, there must be a reason all these people are here. You know, there' must be a reason why we have cops eight deep on every corner. There just must be a reason, that's all. Somebody's more dangerous than we are, otherwise we wouldn't have to protect ourselves quite this hard."

Таким образом, мы имеем дело с проблемой, когда смотрим на человеческое существо. Мы имеем дело с проблемой. Это человеческое существо оказалось в интересном положении: оно верит, что не может никого убедить в том, что оно присутствует, если только оно не предъявит тела. Единственный способ убедить кого-то в том, что вы присутствуете, это предъявить им тело. Так вот, разве это не интересно? Задумайтесь об этом на минутку. Это начнет казаться вам полнейшей нелепостью. Единственный способ убедить кого-то в том, что вы присутствуете или что вы кем-то являетесь, это предъявить тело. Мы показываем людям тело, это их убеждает. Оно стоит в пространстве, оно перемещается, используя энергию, оно является массой... и благодаря этому люди знают, что вы существуете.

And I have just described the thetan interior: "If I am hiding this hard," he says, "somebody must be after me. If I am trying this hard to protect this body, something must be trying to cave it in. If I have to work with all these difficulties in order to own everything, then there must be somebody trying to take them away from me." And going on up scale, "If I have to hammer and pound to assert responsibility and make other people responsible, it must follow that everybody's irresponsible, including me. And if I have to sweat and strain and groan this hard to get this body up in the morning and to get it to go to bed at night, it must be very difficult to operate bodies. And therefore control is a serious business."

Если кому-то из вас трудно представить, как, черт возьми, люди могут узнать, что вы присутствуете, если только вы действительно не предъявите им тела, осознайте такую вот интересную вещь: вы, должно быть, пытаетесь не допустить, чтобы вас обнаружили.

And a little bit higher on the scale is "Everybody talks about dying; therefore, it follows that someday I'm going to die. And look at all these apathetic people; therefore, society must have something to be apathetic about. And if all these people are sitting around crying, it must be a sad world. And if everybody in my vicinity is scared to death — boy, we must be haunted! And if my parents and employer are mad at me all the time, I must be a skunk. And if everybody I know is antagonistic to each other, it must mean people are no damn good. And if everybody in New York is bored, it must be that it's a very boring place."

Задумайтесь об этом на минутку. Если вы считаете, что единственный способ сделать так, чтобы кто-то знал, что вы присутствуете, это предъявить ему тело, то вы помещаете вот сюда что-то вместо самого себя и говорите: «Эй, тцк, тцк, тцк. Это я. Ха-ха!» Славная шутка! Все говорят: «Как дела, мистер Джонс?» – и так далее. И если Джонс находится вот здесь вверху и не делает ничего, чтобы о нем узнали, то, должно быть, он все-таки убежден, что его не должны обнаружить; он убежден, что если его обнаружат, то с ним что-то случится, и здесь мы имеем дело с вершиной аберрации, это наивысший уровень аберрации: «Если меня обнаружат, мне это как-то повредит. Есть что-то несколько неправильное в том, чтобы быть обнаруженным».

But fortunately, in some respects — we go in and we see a banker. He's being very conservative, so we figure there must be something there to be doubtful about. And much more happily — much more happily — we see somebody who is tremendously enthusiastic, and if we're in pretty good shape, we say, "You know, there must be something around here to be enthusiastic about." But you know what man says today if he sees somebody very enthusiastic? He says, "He's crazy!"

«Есть что-то несколько неправильное в том, чтобы что-то обнаруживать» – это кейс «черная пятерка». И не просто что-то несколько неправильное: «Я не должен ничего обнаруживать, это уж точно. Я абсолютно ничего не должен обнаруживать. Если я буду смотреть, я могу что-то увидеть, а если я что-то увижу, ууууу!» Но вот что забавно: это «ууууу!» не подкреплено вообще никакими доводами, никакими обоснованиями, это просто «ууууу»!

And if we see somebody sitting there being terribly serene — and it's apparently quite an effort to go on being serene — it must follow that it's awful hard work to be serene.

Так вот, вы можете принять эту идею о том, что страх быть обнаруженным, или нежелание быть обнаруженным, или даже огромное желание быть обнаруженным, как в случае с человеком, который выставляет себя напоказ, или эксгибиционистом (и у нас появилось множество таких людей после того, как Фрейд их придумал)... должно быть, в этом есть некоторая доля истины, поскольку применение всего этого к духу человека (при условии, что он сотрудничает) позволяет добиться значительных изменений в его поведении, в его интеллекте, в его способностях, в его восприятиях и в его желании быть воспринятым. А если, используя эти факторы, мы можем добиться значительных изменений в идеях человека, в его личности, если мы можем сделать его лучше, сделать его более свободным, то мне кажется, что мы, должно быть, имеем дело с чем-то близким к истине. Это необязательно верно, что мы имеем дело с самой истиной, речь идет просто о действенности.

In other words, as we look at this Tone Scale from the bottom up to the top, every time we add "There must be a reason," we get some unjustified generality which leads us then to conclusions which are not always to our own best interests.

Истина – это очень интересная штука, поскольку единственный способ получить какое бы то ни было продолжение существования, единственный способ получить продолжение существования какой бы то ни было формы, или энергии, или массы – это изменить истину. Только если мы искажаем истину, мы получаем продолжение существования. Это невероятно, но это совершенно верно.

I have had this odd experience: I have been on a ship which was having a very hard time struggling in high seas and high winds, which had its engines disabled. And I had a rescue party drop aboard. All the sailors were convinced that the ship was going to pound itself to pieces and go down.

И какой-нибудь пессимист подумает... он подумает: «Вы хотите сказать, что все, на что я смотрю, содержит в себе ложь?» Что ж, если вы хотите выразить это в такой вот грубой форме, то да. Если ложь можно определить, как искажение истины или отход от самой истинной истины, которая вам известна, то это совершенно верно. Этот пол существует потому, что он является чертовской ложью. Но человек может легко привыкнуть ко всей этой лжи. Только когда индивидуум начинает беспокоиться по поводу этой лжи, когда он сильно расстраивается из-за этой лжи, только тогда то, что состоит из лжи, выходит из-под его контроля.

This was really not a justified conclusion, it was just that the sea was so violent that it appeared to be likely. But they had all come to the conclusion that they were going through their last days right there in those last minutes — each minute about twelve years long. And the rescue party dropped down on the deck of the ship and didn't share this conclusion. And three men in a rescue party did work which twenty-eight men on the derelict had been unable to accomplish. And the three men in the rescue party did it in about ten minutes, where the others had failed for almost ten hours.

Но это не дает права кому бы то ни было вроде Гитлера только и делать, что лгать. Если кто-то только и делает, что лжет, то он тоже создаст для всего состояние «как-есть». Он вызовет такое продолжение существования лжи, что у него не останется никакой истины. У вас всегда должна оставаться какая-то толика истины: поскольку именно искажение истины дает нам продолжение существования, дает нам выживание. Мы должны искажать или постулировать заново истину. А если вы искажаете ложь и продолжаете искажать ложь, вы получаете нечто совершенно иное, поскольку в этом случае у вас нет первого постулата, за которым мог бы последовать второй. Всегда должна присутствовать какая-то доля истины, и только когда не остается никакой истины, дело кончается плохо и мы получаем ничто.

Different set of conclusions. Same situation, same ship. Of course, you could say, "Well, the crew that was already aboard were tired." So was the rescue party. They had to row across three miles of open sea to get there. They were twice as tired as the boys who were still aboard.

Таким образом, те уроки, которые мы извлекаем сегодня в Саентологии, когда проводим процессинг, это очень, очень интересные уроки. Они позволяют нам перебросить мостик через некоторые из величайших философских головоломок, которые когда-либо задавал человек, и разрешить их. Что такое справедливость? Что такое правильно? Что такое неправильно? Какое поведение является хорошим? Какое поведение является плохим? Единственное, что вообще не так со многими людьми, что, по их мнению, с ними не так, так это то, что они не вполне могут понять, как все это должно быть. Они видят, что повсюду преуспевают скверные, порочные люди, преуспевают негодяи. Они видят это постоянно. Они видят нес несправедливость, продажные суды, они видят, что вероломство и лжесвидетельства повсюду вознаграждаются. И что-то внутри них говорит, что единственное, на что вообще может полагаться вся эта вселенная и каждый из нас, находящийся в ней, так это на истину. И как-то так получается, что истина – это порядочность, великодушие, щедрость, милосердие, доброта. Они понимают это, и тем не менее они видят, что вознаграждается лишь порочность. Они сталкиваются с такой головоломкой, и они просто говорят: «Вр-рр-рр-рр-рр! Мне это не нравится!»

So we conclude there that you must be able to have an independent attitude toward existence, regardless of the circumstances of existence. It is obviously possible to have an independent attitude toward existence, independent of an existing attitude toward existence. And it is not necessarily certain that the independent attitude of existence is going to succumb to the general attitude of existence. This is not an absolute certainty.

Единственное, что с ними не так, это то, что они утратили так много своей собственной фундаментальной истины, что они уже не могут бороться с ложью. И единственное, что вы должны с ними сделать, так это позволить им обрести вновь какую-то часть их фундаментальной истины; позволить им увидеть, что порядочность, доброта, справедливость, милосердие, щедрость вознаграждаются; позволить им увидеть, что эти вещи являются основными; позволить им увидеть, что общение не является чем-то плохим, что это нечто хорошее; позволить им увидеть, что порядочность и честь существуют.

Well, we started out talking about postulates. A person can have an independent attitude toward existence, regardless of what is going on, and make things better or worse at will, to the degree that he retains his confidence and faith in himself and his ability to make postulates.

Как вы можете позволить им увидеть это? Процессинг. Сегодня почти любой процессинг ведет человека в этом направлении.

He can say he feels this way, and he feels this way. But he has to be able to trust himself, to say that. He should be able to say, "I can persevere; I can succeed," and then succeed. He should also be able to say, "Well, I guess I'll fail this time," and simply fail. He would have to be alike unimpressed by winning or losing. He would have to be somewhat unimpressed. But he would be able to do that.

Если вся истина, которая была у индивидуума, извращена, у него не остается ничего. Поскольку в основе единственной существующей действительности должна лежать какая-то доля истины. А затем, чтобы эта действительность продолжала существовать, она должна быть искажена. А когда мы искажаем то, что было искажено, а затем искажаем уже это искажение, мы оказываемся в паутине лжи, которая может поймать в ловушку кого угодно... и даже поймала в ловушку некоторые из лучших умов нескольких последних тысячелетий. Если вы этому не верите, почитайте некоторые из тех книг, что написаны философами. Почитайте трактат Платона о человеке. Если вам когда-либо доводилось читать что-то нелепое и непрактичное, так это оно и есть. Он достаточно далеко отошел от истины... даже Платон... так что решил, что человек сам по себе является довольно злобной тварью.

He could then take command of the existing situation or better any situation without being tremendously influenced by the circumstances which surround him.

Так вот, процессинг сегодня зависит не столько от изменения моральной природы индивидуума, сколько от восстановления его способности распознавать истину и быть ею.

What do we call this? We call this self-determinism. An individual, then, is as capable of happiness or livingness — I would rather call it livingness — he is as capable of living as he is capable of determining the actions of himself and others by a simple postulate.

Что же такое истина?

And an individual who can do this is a giant amongst his fellows. And an individual who can't, has been, is, and always will be a slave.

Если вы хотите знать, что представляет собой истина для этой вселенной, то посмотрите на дефиницию статики и, боюсь, на ту довольно-таки узкую дорожку, которая представлена пятьюдесятью одной аксиомой в книге «Создание человеческих способностей». Эти аксиомы работают, поскольку они подводят индивидуума ближе к истине и уводят его гораздо дальше от катастрофы и лжи, чем что бы то ни было еще. Так что, должно быть, в эти аксиомы вплетена нить истины, поскольку, используя их, индивидуум вновь обретает истину.

Thank you.

В чем заключается фундаментальная истина?

Фундаментальная истина заключается в том, что индивидуум может выживать без какого бы то ни было общения с теми, кто его окружает. Он может. Он может продолжать существовать так или иначе при помощи своих собственных постулатов. Он может. И у него не будет никаких игр... ни одной. У него не будет возможности повеселиться... вообще никакой. Но, возможно, это нормально. И эта истина заключается в том, что каждый индивидуум волен выбирать, куда он желает идти, волен делать то, что он предпочитает делать, и волен думать то, что он хочет думать.

Лишь когда его свобода выбора нарушается им самим и его соглашениями, мы получаем что-то плотное, мы получаем барьеры. И эти барьеры становятся тягостными и очень скверными только тогда, когда у индивидуума оказывается больше барьеров, чем истины.

Поэтому мы говорим преклиру, который не может как следует экстериоризироваться, что мы должны провести ему еще немного процессинга. Почему? Мы должны изменить его уровень истины, иначе говоря, мы должны сделать меньший акцент на этих барьерах и больший акцент на самом индивидууме. Следовательно, если мы проводим процессинг в отношении хронической соматики, если мы проводим процессинг в отношении тела, если мы проводим процессинг в отношении пространства, энергии и массы, то мы изменяем барьеры, а они продолжают существовать, лишь когда мы их изменяем. Таким образом, у нас остается одна область, в отношении которой следует проводить процессинг, и она гораздо более важна, чем область барьеров; мы должны проводить процессинг в отношении самой истины, которая находится в вас, истины, которая и есть вы, тэтан.

И следовательно, тэтану можно проводить процессинг до бесконечности и это не вызовет продолжения существования каких-либо нежелательных состояний. Проведение ему процессинга не приводит к возникновению каких бы то ни было отрицательных моментов. Вы можете работать с его проблемами и изменять их, не вызывая появления каких-либо отрицательных моментов, и единственный отрицательный момент, связанный с одитингом, возникает лишь в том случае, если вы работаете с барьерами, поскольку тогда вы заставляете их продолжать существовать. И поэтому мы больше не проводим процессинг в отношении каких бы то ни было барьеров. Все, что мы делаем, так это, вероятно, приучаем индивидуума к идее о том, что кое-где, возможно, и существуют кое-какие барьеры, и что он может осознать это и при этом не умереть. И когда мы этого добились, мы можем продолжать проводить процессинг индивидууму.

Поэтому, мы не имеем дела с науками, занимающимися лечением... поскольку в том, с чем мы работаем, то есть в тэтане, в духе человека, нет абсолютно ничего, что было бы не так.

Спасибо.