Я хочу поговорить с вами о шкалах. Если все шкалы, которые были разработаны в Дианетике и Саентологии, сложить вместе одну за другой, они несомненно что-нибудь да измерят.

Спасибо.

И вот что забавно: если вы не знаете, что они собой представляют, ваша способность предсказывать поведение преклира сильно снизится. Если вы ничего о них не знаете, вы на самом деле не будете знать, куда движется ваш преклир, поскольку ваш преклир движется в соответствии с заранее известным шаблоном. И все эти шаблоны, которые мы знаем заранее, представляют собой, конечно же, шкалы.

Я хотел бы поговорить сейчас с вами о хронических соматиках.

Поднимаясь вверх по шкале, ваш преклир будет проходить через определенную серию явлений. Все эти явления связаны друг с другом тем или иным образом, и эти данные дают вам некоторое представление о том, что делает ваш преклир сейчас или в каком направлении он готов сейчас двигаться.

Во-первых, хронические соматики – это то, на что большинство людей хронически жалуются. Большинство людей низведены до того, что у них осталась лишь одна основная игра – игра в боль. И в результате мы как одиторы часто ошибаемся, думая, что нам совершенно необходимо немедленно устранить хроническую соматику преклира. Когда я говорю вам, что это последняя игра, которая у него имеется, вы должны понять, что если вы ставите во главу угла избавление человека от этих его трудностей, то трудности появятся у вас. Почему? Он будет жаловаться. Он ходит с больной ногой, вы вылечили его ногу, и вы ему больше не нравитесь.

Самая первая и самая старая из этих шкал содержится в книге «Дианетика: современная наука душевного здоровья» и это просто шкала выживания. Иначе говоря, по сути дела, это просто шкала продолжения игры... продолжение игры, вот все, что можно сказать. Человек продолжает вести свою игру в разнообразных тонах. Цель человека – продолжать вести игру бесконечно.

Единственная причина, по которой Американская медицинская ассоциация была вынуждена прибегнуть к законодательству, чтобы начать свое существование, состоит в том, что в первый период своей деятельности она применяла – и применяла это в дальнейшем – ряд терапевтических действий.

Всякий раз, когда вы, оглянувшись вокруг, видите машину, знайте, что исходная цель конструктора этой машины... как бы плохо он ее ни сконструировал... была такой: сконструировать машину таким образом, чтобы она служила как можно дольше. Так вот, приходит кто-то, кто не любит машины, и меняет эту исходную цель. Но, вероятно, если бы мы уделяли машине все то внимание, которое должны ей уделять, она, вероятно, служила бы практически вечно.

И из-за того, что она продолжала применять эти ранние терапевтические действия, она, разумеется, нажила себе очень много врагов – она все исцеляла и исцеляла людей. Делать это опасно.

Однако с этим «вечно» или «бесконечно» сопряжена одна трудность: чтобы выяснить, продолжается ли что-то вечно, вам нужно прожить ровно столько же. Как вам узнать, проживете ли вы вечно или нет? Для этого, конечно же, нужно жить вечно. И если учесть, что вы пытаетесь доказать именно это, то нечего удивляться, что игра продолжается так долго.

Давая людям только одну дополнительную проблему – возмутительно высокий счет за услуги, – ее члены отнимали у людей их хронические проблемы, и таким образом приобрели дурную славу, и были вынуждены заняться подкупом законодательных органов (я не говорю, что они занимались этим, я сказал это в широком смысле, это одно из моих диких заявлений). Они сказали, что больше не будут проводить операции членам семей законодательных органов и ничего не будут для них делать, если те не примут закон, – видите, это не подкуп, это вымогательство, – если те не примут закон, который дал бы их группе полную монополию в этой области.

Время от времени приходят какие-нибудь ребята, египетские священники или кто-нибудь еще, и обещают нам журавля в небе. Как правило, это имеет какое-то отношение к вечности. Весь Египет мечтал лишь об одном – о вечности. Прекрасная мечта. Однако, чтобы установить, удалось вам ее осуществить или нет, вам нужно существовать, когда эта бесконечность подойдет к своему концу. И тут есть некоторые трудности.

Почему они так обеспокоились? Отношения между врачом и пациентом, как мы полагаем, обычно бывают хорошими. Так почему же тогда представители профессии, которые неизменно пользуются любовью общества, вынуждены ради сохранения своей монополии создавать жестокие законы, в которых предусматривается тюремное заключение?

Так вот, эта базовая шкала – это просто графическое изображение надежды человека на достижение вечности; это основная шкала жизни. Некоторые люди знают, что им этого не удастся достичь. Некоторые опускаются еще ниже и знают, что им этого уже не удалось достичь, хотя нельзя сказать с точностью, откуда они это знают.Некоторые люди уверены, совершенно уверены, что они прочно стоят на дороге, ведущей в вечность. И, конечно же, некоторые люди знают, что они живут вечно. Конечно, все это, по сути, разные мыслезаключения. Но график этих мыслезаключений строится относительно продолжающейся игры жизни, вот и все, что представляет собой вечность.

Исходя из этого, я могу сказать, что профессия, занимающаяся исцелением людей, опасна. Профессия, которая занимается только исцелением людей, слишком опасна и лучше к ней не прикасаться. Почему? Она отнимает у человека последние игры, которые у него еще есть. Когда человек болен, – это говорит о том, что ему уже настолько недостает игр, что он готов убить себя, лишь бы найти какое-то занятие. Это действительно так. И если бы вы в такой ситуации занялись бы его исцелением, и занимались бы только этим, и ничего не сделали бы в отношении проблем, связанных с разумом, вызвавших эту болезнь, то вы бы оказались в опасном положении и в концеконцов вам, конечно же, пришлось бы отправиться в законодательное собрание или парламент и добиться принятия ряда законов. Понимаете?

Очень странно наблюдать, насколько различны люди в этом отношении. Какой-нибудь парень вполне готов жить вечно, а другой попадает в какие-то тяжелые несчастные случаи и так далее – он делает все, что в его силах, чтобы не жить вечно; он думает, что он не живет вечно.

Это должно быть совершенно очевидно для вас. Вы смотрите на преклира, вы видите все это. Сейчас это что-то совершенно обычное для нас. Следовательно, если одитор полагает, что может заняться исцелением людей, то он потерпит неудачу. Так что мы не занимаемся исцелением людей. Мы занимаемся их «о-способности-лением».

И вся хохма с этой шкалой, конечно же, в том, что тэтан не может делать ничего иного. В этом весь фокус. Он не может делать ничего иного. Он бессмертное существо, и вся вселенная... вселенная не является ловушкой, в которой тэтан заточен. Это неправда. Вселенная – это то, что тэтан все это время продолжал и продолжает создавать. И он пойдет на все, чтобы она продолжала существовать, практически на все.

Так вот, мы можем встретить преклира, который приходит к нам, чтобы бросить нам вызов. Он не приходит, чтобы исцелиться, он приходит, чтобы бросить нам вызов. И вы не можете... «Посмотрите, что они со мной сделали» – вот что он хочет вам сказать.

Это иллюстрируют интересные демонстрационные процессы. Один из этих демонстрационных процессов состоит в следующем... это просто демонстрационные процессы... вы просите преклира получить идею того, что он помещает что-то в будущее, чтобы это там для него существовало. Этот процесс доставляет ему невероятное удовольствие... однако он обладает очень незначительной эффективностью – преклир просто получает озарение: теперь он знает, что он куда-то движется.

Так вот, если бы вы просто повесили вывеску, на которой говорилось бы: «Я рассматриваю болезни и проблемы», то множество людей стало бы приходить к вам, разговаривать с вами и уходить, чувствуя себя неизмеримо лучше – в два раза более больными. Понимаете, они бы испытывали от этого самые приятные чувства. Вы берете с них... вы берете с них по нескольку пенсов за визит и просто позволяете им приходить и в течение пары минут показывать вам свои болячки.

Парень, который не находится в настоящем времени, просто обнаружил, что вчера является очень интересным, и он знал, что он не может выживать настолько долго, чтобы попасть в сегодня... вчера – это было то, что надо… или же он знает, что будущее гораздо лучше, чем то настоящее, в котором он живет. И вы обнаружите, что ваш преклир находится либо где-то далеко в прошлом, либо где-то далеко в будущем, и лишь немногие преклиры будут находиться прямо тут, в настоящем времени.

Что ж, на самом деле это даже не смешно, потому что когда маленький ребенок ссаживает себе костяшки пальцев или ушибает большой палец ноги, и это почти... он почти сознательно планирует все это. Он ссаживает костяшки пальцев и немедленно, как маленькая ракета, летит к маме и говорит: «Смотри».

Позвольте мне обратить ваше внимание на то, что, когда человек не находится в настоящем времени, у него очень низкое обладание. В будущем обладание состоит из надежды. А в прошлом – из парочки операций по удалению миндалин, понимаете, и, возможно, из префронтальной лоботомии, которую ему сделали где-то далеко позади на траке... оно состоит только из инграмм.

И мама говорит: «О, хорошо. Мама поцелует, и все пройдет». И мама целует ссадину, и на том игра заканчивается.

И если человек держится за какие-то другие массы, а не за массы МЭСТ-вселенной, значит у него низкое обладание по той простой причине, что он не в настоящем времени. Этот человек не желает двигаться в такт с тикити-так, тра-та-та-тат меняющейся МЭСТ-вселенной. Он не движется с ней в такт.

Забавно, что если он играет в эту игру убедительно, если он убежден, что играет в игру, в которой он получит внимание от мамы, и что это интересно и так далее, то он прекратит делать это. И действительно, скорость, с которой у него заживает ушиб или синяк, на который оба родителя обратили должное внимание, весьма примечательна. Исключение составляют те случаи, когда ребенку так недостает игр, что он сохраняет этот синяк, чтобы его заметили на следующий день. Ребенок, на которого не обращают внимания, будет получать травмы. А ребенок, который получает достаточно внимания, вообще не получает травм. Разве это не странно?

Между прочим, вы обнаружите, что дети зачастую ведут себя очень нетерпеливо со своими родителями, это происходит потому, что их терпение постоянно испытывают. Ребенок указывает на стену. Родители не видят стену, они видят стену такой, какой она должна быть, такой, какой она была. Вы подходите к дедушке и говорите ему, что это замечательная голубая стена, а он, скорее всего, начнет вам рассказывать, какой она была, когда он был мальчиком. Вы подходите к хозяйке дома и говорите, какая это замечательная, большая, красивая, толстая, тяжелая, массивная стена, а она вам говорит, что собирается ее покрасить. Это просто сводит с ума; похоже, они никогда не смотрят на настоящее время. Поэтому у них очень низкое обладание.

Если вы хотите знать, что такое «человек, предрасположенный к несчастным случаям», то это кто-то, кто выработал у себя некоторый механизм отсутствия внимания. Он порождает замешательство, так что люди не могут ни на что направлять свое внимание, поэтому они получают травмы. А теперь давайте просто посмотрим на это с точки зрения того, что было сказано ранее, и вы более или менее поймете, в чем суть этих хронических соматик.

Так вот, из этого феномена – надежды на вечность – мы получаем всевозможные вариации и шкалы. Мы получаем бытийность в настоящем времени: человек знает, что ему удастся каким-то образом достичь вечности, если только он будет изо всех сил держаться за эти стены, которые делают тикити-так. А другой парень, что ж, он знает, что он потерпел полное поражение; он где-то далеко в прошлом. А какой-то еще парень знает, что в прошлом лучше не находиться, поскольку оно доставляет слишком много боли, поэтому лучше всего находиться далеко в будущем.

Итак, люди заболевают – ну и что? Это даже неважно. Это забавно... Я знаю, что вы, возможно, чувствуете себя плохо в данный момент, слушая все это, но об этом не стоит даже беспокоиться. А вот сейчас я скажу вам что-то, по поводу чего следует беспокоиться. Понимаете, вы можете сказать: «Люди заболевают, ну и что?» Это просто высказывание, понимаете.

И все эти всевозможные шкалы – это не что иное, как реакции людей на различные типы движения. И это в действительности все, что нужно знать одитору о базовой шкале тонов.

Оно не важно, оно не имеет особой ценности. Но «У людей заканчиваются игры

Так вот, из шкалы выживания мы получаем шкалу тонов, которую вы найдете на страницах книги «Наука выживания». Эта шкала тонов была, конечно, расширена, и теперь она дополнена областью, которая расположена ниже нуля. Однако вот что весьма примечательно: для достижения самых что ни на есть конечных целей одитинга, той изначальной шкалы тонов, что содержится в книге «Наука выживания», вполне достаточно.

– о боже!» Видите разницу?

Так вот, я хочу вам кое-что показать в связи со шкалой тонов. Это то, как человек переносит движение, вот и все, что представляет собой шкала тонов. Вся шкала, сверху донизу, – это просто то, как человек переносит движение. Способность человека переносить движение сразу же определяет его положение на шкале тонов и его эмоциональный тон. Эмоциональный тон – это, конечно, любая эмоция. И эти эмоции размещаются на шкале тонов, это градиентная шкала, и она очень точная.

Таким образом, когда вы видите, как человек идет по улице на костылях, вы должны задать себе вопрос: «Почему он не поправил это?» Вы можете сказать, что он слаб, вы можете сказать, что у него не было шанса, он не знал, как это сделать. Возможно, все это верно. Но затем он приходит к вам, к саентологу, у которого, несомненно, имеется очень мощное оружие и инструменты, позволяющие делать подобные вещи, и вы начинаете работать с ним, и его состояние не улучшается. И когда такое происходит, вам нужно задать себе вопрос: «Что происходит?» А когда вам все-таки удается избавить его от необходимости использовать костыли, он начинает сердиться на вас. И вы должны задать себе вопрос: «Что происходит?»

Если бы вам нужно было провести преклиру... между прочим, одитор, который этого не знает, ничего не стоит как одитор; он будет допускать глупые ошибки. Он не будет знать, улучшается ли состояние его преклира или ухудшается, когда он просто сидит и одитирует. Вы должны уметь определить это с первого взгляда.

Когда он идет по улице на костылях, ему не хватает игр. Так что помните об этих двух вещах: «Они болеют, ну и что?» (Звучит бесчувственно, не так ли? Но это очень верно.) «Им недостает игр – о боже». Вот это важно.

Так вот, например, одитор, который доводит человека до тона скуки и заканчивает процесс, не осознает, что над скукой находится консерватизм, а над консерватизмом – энтузиазм. Вот туда-то он и должен вести преклира, вот туда-то и должен подняться преклир с помощью этого процесса.

Вы понимаете... я назову вам одну из тех причин, по которой он заболел. Это вэйланс или мокап, который приводит его в состояние отсутствия следствия, так что он может создавать следствие в отношении других, уловили идею?

Итак, одитор видит, что преклиру процесс наскучил, и решает, что что-то не в порядке с процессом или что-то не в порядке с сессией. Преклир больше не проявляет сильного интереса, поэтому процесс нужно отставить в сторону, переключиться на что-то другое и так далее.

Часто ли вам доводилось видеть людей, которые избивают калек? К таким вещам относятся неодобрительно, не так ли? М-м? Что ж, если бы к этому не относились неодобрительно, если бы избивали именно калек, их больше бы не было. Вы не сможете этого по-настоящему понять, пока вам в руки не попадет калека и вы не проведете ему такой процесс: «Теперь смокапьте идентность, которая справилась бы со всем этим».

Поймите, пожалуйста, что это навязчивое стремление заинтересовывать людей. Это все, с чем мы здесь имеем дело. Одитор, который так поступает, чувствует, что он просто должен заинтересовывать преклира. Что ж, хорошо. Нет ничего плохого в том, чтобы заинтересовывать людей, это совершенно нормально, в этом нет ничего плохого, но одитор оставляет процесс не сглаженным.

И он отвечает: «О, человек со сломанной шеей».

Оптимальный процесс проводился бы так... если бы преклир был мертв... он проводился бы так: вы подняли бы преклира из смерти до апатии.

Вы говорите: «Так, минутку. Что тут происходит? Хорошо, смокапьте еще одну идентность, которая справилась бы со всем этим». – «О, э... человек без рук и ног».

Из апатии – до горя. Из горя – до страха. Из страха – до гнева.

Просто помните, что вы видите перед собой, – вы видите «отсутствие следствия в отношении себя, следствие в отношении других» – это состояние игры.

Из гнева – до антагонизма. Из антагонизма – до скуки.

Там, где в обществе не избивают людей с ушами как у летучих мышей, множество людей отрастят себе уши как у летучих мышей. Понимаете? Когда нанесение вреда человеку, находящемуся в определенном состоянии, противоречит нравам общества, то это состояние становится состоянием отсутствия следствия, так что его примет скорее не тот человек, который потерпел поражение, а тот, которому недостает игр. Поражение не имеет к этому никакого отношения.

И скука перешла бы в консерватизм.

Поражение, кстати... и вы лучше поймете это, когда посмотрите на войска, потерпевшие поражение, и на их драматизации. Драматизации войск, потерпевших поражение, – это удивительное зрелище. Они драматизируют изо всех сил. Вспомните свою старую тетушку с ее ипохондрией, она ничто по сравнению с войсками, потерпевшими поражение. Они проиграли. На самом деле они отказываются проигрывать. Теперь они играют в игру, называемую «войска, потерпевшие поражение». И с какой основательностью они играют в эту игру. Они выставляют на показ свои раны и шрамы, которые залечиваются с огромным трудом, они хнычут, жалуются и стонут о таких вещах, они проходят через состояния прекрасной печали и апатии и не расстаются ни с какими психосоматическими состояниями, которые возникли в результате отступления или битвы. Это удивительно.

Из консерватизма преклир поднялся бы до энтузиазма. И, наконец, до безмятежности.

Возьмите войска, одержавшие победу, и вы увидите в определенной степени то же самое. Они продолжают игру с помощью своих ран – некоторые из них ранены, и они не выздоравливают сразу. Но я думаю, что если вы внимательно изучите ситуацию, то обнаружите, что солдаты войск, одержавших победу, у которых имеется шанс снова атаковать какую-нибудь другую армию, выздоравливают быстрее, чем те, кто потерпел поражение и навсегда исключен из этой игры.

И это было бы пределом, верхним пределом действия процесса, что, кстати говоря, представляет для нас сегодня больший интерес, чем раньше, поскольку теперь это достижимо, теперь, когда мы знаем о теории игр, теперь, когда мы знаем о некоторых других точках шкал. Кроме того, и сами шкалы помогают этого достичь.

Так вот, это приобретает важность. Существует ли данное, которое бы подтвердило все это? Есть ли где-либо такое данное? Да. Люди, оставленные в полевых госпиталях, находясь в которых можно видеть и слышать неприятеля, поправляются во много раз быстрее тех, кого отправили в тыл, в безопасный район. И это отражено в медицинской документации. Если вы можете просто оставить продырявленного человека там, где он все еще слышит говор пушек и так далее, он либо даст дуба и возьмет себе новый мокап, либо быстро выздоровеет. Он надеется вернуться в бой.

Так вот, это базовая шкала тонов. И если вы не будете знать эту шкалу наизусть, если вы не будете знать, как ее использовать и применять, если вы не будете знать, как располагаются эмоции... те, которые я только что упомянул, одна за другой... уверяю вас, где-нибудь во время одитинга у вас возникнут трудности.

Знаете ли вы, что некогда было не принято отправлять в отставку раненых и больных солдат? Было не принято что-либо делать с ними. Человек получал ранение, и, когда он оказывался способен ковылять, его возвращали на передовую.

Вы возьмете кейс, который находится в апатии. И такой кейс проходит через низкие гармоники апатии... понимаете, существует злая апатия и так далее... но тем не менее кейс меняется, меняется, но снова попадает в апатию, меняется и снова попадает в апатию, которая, очевидно, является апатией более высокого уровня и так далее. Кейс находится в самой что ни на есть настоящей апатии, но он в самом деле меняется.

Замечательным примером тому была американская армия, сражавшаяся с индейцами. Там были майоры, капитаны, сержанты и рядовые, искалеченные в предшествующих битвах. Вы знаете, это очень необычно – офицер без руки.

Почему? Потому что эмоциональный тон, проявляемый кейсом, время от времени меняется. И в конце концов вы преодолеете эти колебания в области возле апатии и перейдете в диапазон настоящего горя. И вы... если вы этого не знаете, вы скажете: «Боже мой, что я сделал с этим преклиром? Я заставил его плакать». До этого момента преклир был очень спокоен. Уверяю вас, кейс, который находится в апатии, очень спокоен.

Да, сегодня нам и в голову бы такое непришло. Офицер, у которого отрезана рука, разумеется, был бы отправлен в отставку и на этом бы все и кончилось. Но там были безрукие офицеры, безногие офицеры, одноглазые офицеры, беззубые офицеры... солдат терял правую руку и из-за этого ему становилось трудно стрелять, – знаете, что-то в этом роде, – так ему поручали другое дело. Понимаете? Им не отказывали в праве играть в эту игру. И вы бы обнаружили, что в этой армии хронических соматик было значительно меньше. Подобные состояния встречались значительно реже, поскольку такое состояние не давало человеку безопасности, не выводило его из игры, не возвращало его в игру, ничего особенно не меняло... это лишь слегка изменяло условия, в которых велась игра.

Вы знаете, что человека всегда можно вылечить от артрита или чего-то в этом роде, ввергнув его в апатию? Вы знаете, что такое возможно? Человек, страдающий артритом, просто держится за свой артрит. Когда вы ввергнете его в апатию, он перестанет держаться за него, вот вы его и излечили. От чего? Вы, кроме того, излечили его и от... что ж, вы излечили его от артрита, и вы излечили его от жизни.

Это весьма примечательно. Я не думаю, что человек становится неспособен выполнять обязанности офицера просто потому, что он теряет руку, или из-за чего-то подобного. Если бы так поступали во времена римских легионов, то там пришлось бы каждые десять лет отправлять в отставку целый легион – все были покрыты шрамами. А легион, как это ни странно, никогда никого никуда не отсылал. Там просто говорили:

Поэтому одитор, который не знает, что за апатичным отношением последует горе, подумает, что сделал преклиру что-то плохое. Нет. Он поднимает преклира по тону.

«Что ж, ведутся военные действия, вам лучше вернуться в свою часть. Орел направляется туда-то и туда-то». Вот практически и все.

Так вот, очень часто преклир в горе утихает, если преклира как-то успокоить и так далее. Нет, вам нужно вывести его из этого состояния при помощи одитинга, это проявление следует устранять при помощи одитинга. И с чем же вам придется иметь дело после этого? Вам придется иметь дело с преклиром, который напуган. Он говорит:

Так вот, эта информация должна представлять для вас интерес, и вы должны очень бдительно следить в одитинге за подобными факторами, потому что они невероятно важны.

«Это ужасно».

Так вот, если у вас есть армия (или общество), израненная и сломленная, – это серьезно. Вы знаете, почему это серьезно? Дело не в сочувствии, не в гуманности, а просто в экономике. Каждый человек, которого держат в госпитале и который играет в замечательную игру «быть инвалидом», – снижает общую производительность и напрямую уменьшает ваш банковский счет. Эти ребята выпадают из сферы производства и, следовательно, висят на нашей шее. И конечный результат: мы с вами продолжаем работать, а все остальные сидят себе где-то там. Интересный... интересный конечный результат, не так ли?

Если сам одитор приходит в смятение из-за этих разнообразных эмоций, то, конечно же, он скорее всего будет что-то внезапно предпринимать, чтобы их выключить. Горе: «Что ж, мы не можем допустить, чтобы человек плакал, это ужасно, когда люди плачут. Ужасно, когда люди боятся. Мы не должны допускать этого», – и так далее. И все же чтобы из чего-то выйти, нужно через это пройти. И если вы обнаружили, что кейс преклира находился в апатии по отношению к рассматриваемому предмету, то можете ожидать, что какие-то из подобных проявлений включатся, когда преклир начнет подниматься по тону.

Так вот, когда я говорю вам, что 40 процентов всех больничных коек Великобритании занято сумасшедшими, это дает вам некоторое представление о популярности этой игры, называемой «сумасшествие». Пока игра «сумасшествие» не станет не-игрой, она будет широко распространена.

Так вот, вы можете рассматривать кейс как нечто целое, или же вы можете рассматривать его как нечто, состоящее из отдельных частей. Можно сказать, что кейс находится в апатии по отношению к какому-то одному предмету или к какой-то одной динамике. Вот где на сцену выходят динамики.

Например, безумие никоим образом не должно защищать от уголовного преследования. Нельзя допускать защиты, основанной на невменяемости подсудимого и его ссылок на собственную невменяемость. Это способствует распространению сумасшествия. Человек, свободный от каких-либо уголовных обвинений в этой жизни, сойдет с ума, чтобы защитить себя две жизни тому назад. Вы это понимаете? Не должно существовать также никаких необычных наказаний для сумасшедших, вообще никаких необычных наказаний, ни психиатрического лечения, ни чего-то другого в этом роде. С ними нужно обращаться так, как если бы это было что-то совершенно обычное. Вы находите где-то какой-нибудь форт, и они могут отправиться туда, если хотят, но на самом деле это не очень-то обязательно для них. Понимаете?

У человека все замечательно, вот только по отношению к третьей динамике он находится в глубочайшей апатии. Он не может заботиться о группах людей. У него все в порядке... со второй динамикой у него полный порядок! Как первая динамика он просто в превосходной форме. Что касается четвертой динамики, он постоянно пишет восторженные письма в Организацию Объединенных Наций. Животные... за всю жизнь у него не было такой собаки, которая не прыгала бы через обруч по его первому приказу, отданному даже самым тихим шепотом. Если говорить о физической вселенной, у него все просто замечательно, это очевидно, но почему-то он в апатии в отношении групп.

Так вот, в периоды безработицы число заболеваний и случаев сумасшествия будет выше. Период депрессии тридцатых годов был примечателен тем, как обстояло дело со здоровьем людей. Все тяжело болели, повсюду все болели. Говорили, что люди питались так, что это вызывало заболевания, потому что пищи не хватало из-за ее избытка. (Кто-то по-настоящему хорошо во всем этом разобрался.) Но тем не менее ранее те же самые люди, питаясь точно так же, не болели. Их исключили из игры, им сказали, что они не могут работать. Работа – это одна из основных игр, это стабильное данное наших дней. Вы можете работать, вы можете иметь работу. Эти люди не могли работать.

Так вот, если мы начнем проводить ему одитинг в отношении групп, он будет проходить через все эти разнообразные тона, пока не достигнет уровня безмятежности или уровня действия в отношении групп.

В Организации Объединенных Наций, кстати, есть великолепнейшие хартии и декларации прав человека и так далее... просто замечательно все это прочесть. В них говорится практически обо всем, о чем только можно, но в них не говорится о праве на создание рабочих мест... в них говорится только о праве работать.

Вы обнаружите, что все это настолько же верно сегодня, насколько это было верно много лет назад, когда все это писалось. Я хочу вам очень наглядно показать, как со всем этим соотносится движение. Все эти эмоции – это движение; вот, в самом деле, и все, что тут можно сказать. Я хочу сказать, все это реакции на движение.

Вы видите, что общество как бы валится на себя? В нем больше нет права на создание игры. Таким образом, возникает нисходящая спираль: все зависят от старых игр. И когда такое происходит, общество становится больным, общество наполняется хроническими соматиками, оно наполняется сумасшедшими и невротиками. Вы следите за ходом мысли?

Так вот, преклир становится движением. Теперь вам это понятно? Он становится движением. И поэтому движение заставляет тэтана реагировать в ответ. Иначе говоря, тэтан отвечает определенной эмоциональной реакцией на ту или иную вибрацию. Все это организовано очень механистично, это так.

Есть еще один факт, который подтверждает то, о чем я говорю: знаете ли вы, что на протяжении всей битвы за Англию ни в одну психбольницу не приняли ни одного пациента? Вы знаете, если бы причиной сумасшествия являлось движение, которое происходит прямо в данный момент, то все жители Лондона должны были бы сойти с ума. Никто не сошел. Я хочу сказать, что, не то чтобы таких случаев стало меньше – вообще никто не сошел с ума. Несомненно, это была достаточно большая игра, не так ли, а? На самом деле это была, черт побери, чересчур большая игра. Но никто не обессилел, никто не отступил, никто не протестовал слишком сильно против этой игры, все засучили рукава и работали. Так что случаев хронических соматик в этот период также стало меньше. Люди, которые шли в бомбоубежища и сидели там всю ночь, сегодня бы быстро померли от воспаления легких, если бы вы чуть-чуть приоткрыли окошко рядом с ними. Однако тогда они выходили из этих сырых бомбоубежищ не в таком уж плохом состоянии.

Но, конечно, по сути, все это мыслезаключения. Но тэтан уже согласился, что движение определенного рода вызывает определенную эмоцию. А если так, значит, когда он оказывается вовлеченным в то или иное движение, он порождает ту или иную эмоцию. Весьма примечательно.

В начале войны я и сам обратил внимание на это явление. У меня... у каждого человека на борту была простуда, едва ли был хоть кто-то, у кого не было простуды, и все ощущали сильную грусть, тоску, утомление и так далее. И мы очень много патрулировали. Это было совершенно невыносимо. И внезапно мы засекли цель, а в течение следующих трех дней еще четыре цели. Орудия у нас палили дни и ночи напролет. А после этого я заполнял рапорты – вы знаете, когда вы занимаетесь таким маловажным делом, как бой, вы действительно упускаете важную работу – рапорты и так далее, вы знаете – и отстаете от графика. Так что я заполнял рапорты и я... я попросил помощника фармацевта принести мне сводку обращений за медицинской помощью... журнал обращений за медицинской помощью.

Вы это сразу поймете, стоит вам только рассмотреть страх. Как заставить кого-то бояться? Какое движение нужно произвести? Что ж, резкие импульсы, направленные к человеку, что-то вроде этого, несомненно вызовут в нем эмоцию страха.

И он сказал: «Я принесу его, но там никто не записан».

Эмоция апатии – это своеобразная вибрация, которая «топчется» на одном и том же месте. Человек куда-то движется, но при этом никуда не движется.

Никто не обратился за медицинской помощью. Я оглянулся: ни у кого не было простуды. Интересно, не так ли? Однако очевидно, что после четырех дней, проведенных под открытым небом, четырех дней плохого питания, недосыпания, непогоды, в течение которых люди стояли на своих постах в мокрой одежде и так далее, – очевидно, что они все должны были умереть от воспаления легких.

Если вы хотите вызвать в теле самую настоящую эмоцию апатии... одитинг тела немного отличается от одитинга преклира... но если бы вам захотелось вызвать в теле самую настоящую эмоцию апатии, вам просто нужно было бы, чтобы стена сказала преклиру (это лишь экспериментальный процесс), вам нужно было бы, чтобы стена сказала преклиру, что она в действительности движется. С одной стороны, преклир считает, что стена стоит на месте, с другой стороны, она движется. И эти два факта противоречат друг другу.

Так что же важнее – состояние здоровья или состояние игры? Это тот вопрос, который я хочу, чтобы вы задали преклиру. Дело в его состоянии здоровья или в состоянии игры?

Так вот, вы в самом деле... вы подниметесь гораздо выше и гораздо лучше это поймете, если осознаете, что, когда вы читаете какую-нибудь книгу, там только и говорится, что о движении, но сама книга находится в полном покое. Вот она лежит. Бумага, буквы... они не двигаются... и это: «Он скакал по холмам и по долам, и он сел в самолет, и ракета взлетела», понимаете? Я хочу сказать, там присутствует все это движение. Так что в этой книге говорится о движении. Если вы прочитаете достаточно много книг, вы погрузитесь в апатию. Ну ладно.

Я не буду рассказывать вам о всех способах изменить к лучшему чье-либо состояние игры. Самый главный из них, разумеется, – это «Придумайте игру». Но, как правило, этот процесс оказывается слишком тяжелым для того, чтобы преклир мог его проходить. «Скажите ложь об играх» – вот это, быть может, сработает. В будущем появится множество процессов, которые будут помогать исправлять ситуацию с недостатком игр и различные факторы в играх. Но все эти процессы направлены только на одно: дать человеку то, что, как он считает, является достаточно большой игрой. А когда у него нет достаточно большой игры, он, разумеется, болеет.

Вам нужно знать, какое это имеет отношение к контролю. Что ж, мы называем тон 2,0, – антагонизм – переломной точкой личности. Если человек хронически находится ниже 2,0, то для наших целей мы можем считать, что он действительно находится в очень плохом состоянии. Такому человеку можно было бы дать различные характеристики, но ничто его так хорошо не характеризует, как шкала тонов.

Так вот, поскольку вы имеете дело с неосознаваемым состоянием игры, человек может и не не знать, что ему не хватает игр, понимаете. Он может находиться в... в состоянии, когда он говорит: «О, тут вокруг слишком много всего происходит. Жизнь слишком яростна». Вы постоянно наблюдаете это. Кто-нибудь говорит вам: «О, я так напряженно работаю. Я работаю день и ночь. У меня нет никакой возможности отдохнуть, потому что я просто... вкалываю, вкалываю, вкалываю, вкалываю, вкалываю как проклятый». Посмотрите на него в течение двадцати четырех часов. Вы спрашиваете: «Что тут происходит? Человек сидел два с половиной часа и рисовал закорючки... какие-то закорючки на листе бумаги». Что происходит?

Так вот, мы возьмем человека, который находится в апатии, и мы обнаружим, что все движение проходит сквозь него. Он не останавливает ни одного движения. Вы вообще никогда не увидите, чтобы этот человек останавливал. Если бы у этого человека была, скажем, машина... если бы он водил машину... и машина ехала бы со скоростью 40 километров в час прямо на кирпичную стену, вы обнаружили бы, что этот человек даже не попытался бы нажать на тормоза. Он просто не нажал бы на тормоза, и все тут.

Что ж, на самом деле человек протестует против нехватки игры в целом, понимаете? Он испытывает компульсивную, аберрированную жажду игр, и он не знает, что он жаждет этих игр, и он не смог бы организовать или описать их, если бы он и знал, что он их жаждет. Следовательно, он протестует против любой имеющейся в наличии игры, поскольку, понимаете, он не считает, что в эту игру можно играть на том уровне, на каком ему необходимо играть. Человек зафиксировался на одной игре, теперь вы заставляете его играть в другую игру. Для вас она, возможно, более интересна, но ему она не кажется более интересной. Поэтому он, возможно, будет говорить вам, как напряженно он играет в вашу игру, в то время как он сидит и рисует закорючки. Но на самом деле у него нет достаточно большой игры. Вы имеете дело с компульсивным состоянием игры.

Так вот, движение будет всегда проходить сквозь него. Он никогда не остановит ни одного движения. Если бы вы взяли его руку и переместили ее в другое место, он бы оставил свою руку лежать в том месте, куда вы ее переместили... просто так, не проявив никакой реакции и не сделав ни малейшего усилия... он передвинет свою руку обратно. Так вот, на самом деле в его способности двигать рукой никто не сомневается, вопрос в том, сделает ли он это.

Ничего из того, что было сказано ранее, не является попыткой обвинить кого-либо или раскритиковать его здоровье. Вот что забавно: у тела довольно своеобразные (по меньшей мере) представления о том, что такое достаточно большая игра. Я однажды сказал, что человек наиболее здоров тогда, когда он как минимум три раза в день избегает смерти. Вы бы сказали: «Ну, это расшатает ему нервы». Нет. Нервы расшатывает спокойствие. «Если я буду очень долго находиться в этом прекрасном спокойствии, которое царит здесь, я сойду с ума!»

Вы отпихиваете руку преклира в сторону, и она там остается, – это явно указывает на то, что ваш преклир находится в тоне самой настоящей апатии. Если бы вы просто подошли к нему... не во время одитинга, вы понимаете, вы не проводите ему никакого процесса, он только что вошел к вам в кабинет или в комнату для одитинга. Он сел и вы ему говорите: «Передвиньте руку немного дальше на стуле». Он это сделает. И он ее там оставит. Ему никогда не придет в голову передвинуть руку или оспорить то, что вы сказали. Иначе говоря, он не будет останавливать ни одного движения. Он находится почти что в гипнотическом трансе. Это кейс, который хронически пребывает в апатии.

На самом деле человек может достичь состояния, в котором он может наслаждаться покоем. Действительно может. Но путь к этому лежит через процессинг. С помощью процессинга вы можете привести его в такое состояние. Он, не осознавая того, находится в компульсивных состояниях игры, и он получает полчаса на то, чтобы посидеть в неподвижности и отдохнуть. Он не будет сидеть в неподвижности и отдыхать. Пока он находится в компульсивной состоянии игры, он будет сидеть в неподвижности и нервничать. Вам нужно проодитировать его, и тогда он сможет сидеть в неподвижности и отдыхать.

Поднявшись повыше, мы обнаруживаем, что горе – это более низкая гармоника удержания. И горе удерживает. Если бы человек хронически пребывал в горе и мы передвинули бы его руку, то его рука застыла бы, потом она двинулась бы, а потом она бы опять застыла. Понимаете? Однако он не вернул бы ее обратно в исходное положение. Понимаете, он за что-то держится. Человек в тоне горя оказывает малюсенькое сопротивление. Это гораздо лучше, чем апатия.

Вы одитируете преклира, давая ему новые игры. В наши дни вы ничего не удаляете у людей с помощью одитинга – пожалуйста, поймите это очень четко, – вы ничего не удаляете у людей с помощью одитинга, вы что-то добавляете в людей. Понимаете?

Но когда мы поднимаемся на уровень страха, мы обнаруживаем другой поток. И страх, между прочим, распадается на плотные объекты и потоки; это гармоники. И если человек находится в тоне страха, мы обнаружим, что он сам двинет рукой, если мы совершим движение в его сторону с тем, чтобы передвинуть его руку. Понимаете? Мы только начинаем передвигать его руку, и он уже сам передвигает ее. Такова реакция человека в тоне страха.

Вы просите его придумать новые игры. И если он сидит и опустошает свой банк, берет все ответы из банка и просто воспринимает все это «как-есть», ему внезапно начинает становиться хуже, хуже и хуже. Ему вообще не следовало ничего придумывать, ему следовало лгать обо всем этом прямо сейчас, в настоящем времени, понимаете? «Пикирующий бомбардировщик только что сбросил бомбы на этот стул». Вы можете проверить это как одитор – вы не заметили самолета. Возможно, это не кажется ложью вашему преклиру, но это пока. Вы понимаете?

И когда мы переходим на следующий основной уровень шкалы тонов, мы сталкиваемся еще с одним удержанием: человек, который хронически пребывает в гневе. Вы видели таких людей, иногда они как диктаторы стоят во главе какой-нибудь страны, они становятся генералами. Этих людей очень легко заметить в обществе.

Он может сказать: «Придумать игру? О, сбрасывание бомб во время пикирования». Человек, который... человек, служивший бог знает сколько времени на зенитной батарее, он просто продолжает убирать самолеты из этой старой игры.

Очень, очень часто... бывает так, что какая-нибудь страна или организация цепляется за кого-то из таких парней, которые находятся в хроническом, психотическом тоне 1,5, тоне гнева, думая, что это великий человек... так оно и есть, поскольку эта страна или эта организация не могут сдвинуть его с места. Следовательно, они не могут произвести в отношении него какое-то значительное следствие, а значит, он, должно быть, производит следствие в отношении них, и несомненно, он производит в отношении них следствие... он всех убивает.

Старая игра не уйдет, пока вы не создадите новую. Старая масса не распадется, пока вы не продемонстрируете человеку, что он может иметь другую массу. Понимаете? Неправильно было бы стирать преклира.

Так вот, перед нами этот парень в тоне 1,5, и предположим, что его рука лежит на краю стула. Вы решаете передвинуть его руку. Вы протягиваете к ней свою руку, он не станет протягивать свою навстречу, он просто будет сильнее держаться за стул. И ваша попытка сдвинуть его руку с места обречена на полный провал. Понимаете?

Так вот, существует множество источников хронических соматик, которые вы могли бы нанести на схему и которые вы могли бы счесть забавными и так далее, но поскольку хронические соматики исчезают, когда человек узнает, что он мог бы иметь какую-то другую идентность вместо больной идентности, что есть что-то еще, что он может делать, другие вещи, которыми он может заняться... Тем не менее на поиск источника хронических соматик потрачена значительная часть последних лет... многих лет исследований.

Теперь мы поднимаемся на следующий уровень, антагонизм. Так вот, очень интересно понаблюдать за рукой человека, который находится в антагонизме. Вы начинаете приближать свою руку к его руке, чтобы передвинуть ее, и он махнет в вашу сторону, чтобы прогнать вас. Понимаете, он двинется по направлению к вам. Так что здесь мы имеем дело с другим потоком, который полностью противоположен страху, это диаметрально противоположный поток.

Самым главным источником хронической соматики являются проблемы, вызываемые вэйлансами. Человек находится в вэйлансе другого человека, а тот болен. Это тот момент, где вэйлансы действительно ухудшают состояние людей. Человека тошнит, он не может избавиться от тошноты, вы, похоже, ничего не можете с этим поделать... это тошнота отца. Вы не одитируете отца. Вы следите за мыслью? Итак, преклир в вэйлансе больного человека. Другой человек был болен, а после этого преклир не может ничего с этим сделать, потому что это не его болезнь. Существует множество причин, по которым человек поступает таким образом, одна из них – сочувствие. Вы знаете «Мой бедный папа». У отца болело ухо или что-то в этом роде, – бамс, у преклира болит ухо.

Так вот, выше мы оказываемся в более высокой гармонике апатии или гнева... это более высокая гармоника, весьма интересно. Апатия ничего не останавливает, она просто вяло существует. Это на самом деле своего рода поток, представляющий собой рассеивание, являющееся потоком, которого не существует. Хорошо. Но когда мы поднимаемся до скуки, мы имеем дело с несколько иным потоком, он расходится во всех направлениях и ни в одном из них. Все направления находятся в противоречии друг с другом. Так вот, если мы начнем передвигать руку человека, пребывающего в скуке, он поведет себя дерзко. Мы начинаем передвигать его руку, и он передвинет свою руку прежде, чем мы ее коснемся, но он сделает это с безразличным видом. Понимаете? Он передвинет руку, но лишь затем, чтобы пойти наперекор тому факту, что это собирались сделать мы. Однако он сделает это дерзко. Он как бы отмахивается от всего этого. «Что ж, все нормально. Я думаю, что теперь этот процесс уже довольно хорошо сглажен. Да, по правде говоря, я от него устал». Понимаете? Это то же самое, если говорить о движении.

Прямое вспоминание подобных вещей иногда дает очень забавные результаты. Это не правильный способ устранения такой соматики, но вы говорите: «Вспомните момент, когда вы заметили, что ваш отец беспокоился по поводу своего уха». Человек делает это, и проблема с его собственным ухом исчезает. Я хочу сказать, что это действительно ловкий фокус, когда это срабатывает. Вы находите того, у кого болело ухо, и вы лишаете преклира больного уха. Лучше задать ему такой вопрос: «Какие еще болезни вы могли бы иметь?»

Теперь, когда мы поднимаемся до консерватизма, мы оказываемся в другой категории удержания, для этой категории не характерно бездействие.

Механический аспект хронической соматики заключается в том, что человек находится где-то в точке покоя, вокруг которой происходит интенсивное движение. И с его точки зрения лучше быть больным в этой точке покоя, чем быть здоровым во всем этом движении. Вы понимаете?

Если человек находится в консерватизме и мы начинаем передвигать его руку, он посмотрит, куда мы собираемся ее передвинуть, и будет удерживать ее там, при условии, что он сотрудничает с нами.

Следовательно, вам, разумеется, нужно всегда помещать пациента в больницу, в которой его будят, включая свет, в 5 утра, затем чем-нибудь кормят и умывают в 6 часов, затем подметают пол в полвосьмого, затем врач делает обход и так далее. Это подходящее для него место. Если вы позволите ему драматизировать безопасную точку, он очень часто справляется со своим состоянием, и это известно нам как «выздоровление». Госпитализация, выздоровление – они основываются именно на этом механизме, и практически ни на каких других. Если мы просто позволим ему сесть где-то и без помех драматизировать безопасную точку, точку остановки движения, точку застревания на траке, то он будет очень счастлив – некоторое время. Это усиливает эту безопасную точку, вы понимаете.

Скука и консерватизм – это первые уровни, на которых человек начинает сотрудничать, только на уровне скуки он сотрудничает в весьма незначительной степени. Итак, он смотрит, куда вы перемещаете его руку, он решает, что это безопасно, поэтому он вам помогает. Вы заметите, что в его движении будет чувствоваться небольшое напряжение или усилие, в движении человека в тоне консерватизма.

Еще один источник – постулат. Вы говорите, люди не болеют, используя постулат. Болеют. «Знаете, я думаю, что я сегодня заболею» – и он болен. Это, кстати, основной способ заболеть.

Но энтузиазм – это нечто совершенно иное. «О, что вы хотите? О, вы хотите передвинуть мою руку вот туда?» Бац. Полнейшее сотрудничество, большая скорость, он прекрасно может как следовать указаниям, так и отдавать их. «О, вы хотите, чтобы я дал вам в челюсть? Пожалуйста». Бац! Здесь человек будет принимать решения и так далее, но он также будет сотрудничать. Очень интересно наблюдать за всеми этими разнообразными движениями, это просто потрясающе.

Цель... он хочет достичь какой-то конкретной цели, и так уж получается, что болезнь ведет именно к этой цели. Вы можете задавать людям такие вопросы:

Если человек находится на уровне безмятежности существования, то, конечно же, он просто как бы плывет по течению. Это просто поразительно, как часто апатию принимают за безмятежность существования.

«Назовите мне еще одну цель для больного уха». Он полагает, что уже дал вам одну цель – у него больное ухо. Вы могли бы попросить его назвать вам еще несколько целей... придумать еще несколько целей, и он почувствует себя значительно лучше.

Так вот, если мы посмотрим на это с субъективной точки зрения, мы обнаружим, что апатия заставляет человека чувствовать себя очень больным. И всем этим эмоциям сопутствуют различные вкусы, различные особенности и вторичные мыслезаключения. И по мере того как человек поднимается все выше и выше по шкале тонов, на него все в меньшей и в меньшей степени оказывают влияние различные факторы.

Они играют роль барьеров. Если бы у людей не было искусственных ног, они могли бы пойти слишком быстро, споткнуться и упасть. Понимаете, они играют роль подлинных барьеров. Если бы у человека не была парализована рука, он мог бы кого-нибудь ударить. (Это, кстати, самый обычный случай, я сейчас говорю о самых обычных случаях.) «Если бы у него не была парализована вся левая сторона, он мог бы кого-нибудь ударить» – это играет роль барьера. Однако, когда вы пытаетесь воспринимать это просто как барьер, у вас ничего не получается. Он должен получить что-то новое, что будет с ним не в порядке, прежде чем он сможет иметь меньше таких вещей, которые с ним не в порядке.

У человека появляется идея, что движение влияет на тэтана, а потом, в конце концов, тэтан начинает оказывать влияние на движение. Так что мы тут же получаем один базовый процесс, связанный с этой шкалой: человека просто просят помещать любую из этих эмоций в стену до тех пор, пока он не обретет способность создавать эту эмоцию... а не до тех пор, пока она перестанет его беспокоить.

Они играют роль свободы: ребенок не хочет идти в школу, поэтому он говорит:

Так вот, поймите, что такая реакция будет соответствовать скуке. Мы проводили этот процесс до тех пор, пока эмоция не перестала беспокоить преклира. Иначе говоря, мы не закончили процесс, мы оставили преклира в скуке. Поэтому преклир должен продолжать помещать эмоции в стены до тех пор, пока он не сможет помещать в стену апатию с огромным энтузиазмом. Понимаете? Ведь когда вы работаете с эмоциями, реакции, с которыми вы сталкиваетесь, тоже будут изменяться в соответствии со шкалой тонов.

«Мама, я болен». Другими словами, благодаря своей болезни он может стать свободен от чего-то. Во Франции люди отрубали себе указательные пальцы правой руки, чтобы маленький Наполеон не призвал их в армию. Другими словами, они освобождались от армии, оставаясь без здоровья. Это обычное дело, слишком обычное.

Все эти уровни шкалы тонов весьма интересны, поскольку они позволяют разложить по полочкам наше поведение. И вы обнаружите, что в книге «Наука выживания» есть таблица, в которой поведение разложено по полочкам. С этой таблицей лишь одна проблема: иногда ей не веришь.

Затем есть уровень приятия: родители готовы принять только больного ребенка. Так что человеку приходит в голову идея играть в больного ребенка – в возрасте шестидесяти восьми лет он все еще играет в больного ребенка. Какой уровень здоровья приемлем для ваших родителей? Уровень больного ребенка.

Я разработал эту шкалу математическим методом много лет назад, начертил ее и потом не поверил в то, что все обстоит именно так, и я стал первой жертвой этого неверия. Там был человек в тоне 1,1... это прямо над страхом, скрытая враждебность... понимаете, на этой шкале есть и другие маленькие гармоники, о которых я не упомянул, поскольку они не так уж важны, но скрытая враждебность, что ж, она может стать важной. И прямо в этой таблице говорится, что такой человек сделает то-то и то-то. И я сказал: «Что ж, конечно, этот человек довольно милый, и, естественно, он не станет делать все эти вещи». И этот человек сделал их все, одну за другой. Он почти что все уничтожил.

Один из самых лучших способов избавить человека от такого состояния заключается в том, чтобы попросить его мокапить, индивидуальности, которые способны успешно атаковать... не атаковать что-то конкретное, а просто способные что-то атаковать. Могут атаковать без особого ущерба для себя. И человек смокапит практически все эти болезни.

Так вот, я сам ей не поверил, поэтому я могу ожидать от вас лишь одного: что вы будете сомневаться в правильности этой таблицы настолько сильно, насколько это только возможно, и так далее, пока вы сами не увидите ее в действии. И вам в самом деле стоит посмотреть на нее в действии. Вам нужно как-нибудь пойти и поговорить с управляющим банка или с кем-то вроде этого, и установить, где он находится на шкале тонов. Вас это очень сильно позабавит. Для каждого тона этой шкалы дано описание того, как человек будет обращаться с коммуникацией. Там еще много и других колонок. Весьма поразительно, что там все очень точно написано, очень точно.

Вот и все, что можно сказать о хронических соматиках. Дело не в том, что нас интересуют болезни. Нас не очень-то интересуют болезни.

Если у вас есть... если вам настолько не повезло, что в вашей организации есть сильный, мощный человек в тоне 1,5, – гнев, – вы в точности будете знать, что произойдет; это написано в таблице. Там вы найдете точное предсказание того, что произойдет в вашей организации. И вы можете допустить тут лишь одну ошибку: вы можете не поверить, что все обстоит так плохо, вы можете подумать, что ничего этого не произойдет, но уверяю вас, это произойдет. Это подтверждено опытом.

Болезнь – это только один из феноменов поведения и разума. И когда болезнь лечат отдельно, саму по себе, она не очень-то охотно поддается терапевтическим средствам.

У нас за плечами огромный опыт, связанный со шкалами. Шкалы сыграли очень важную роль в разработке процессов, они очень важны, когда мы хотим оценить, в каком направлении движется преклир и что он делает. А эта самая основная шкала по-прежнему остается самой основной шкалой. Тем не менее у нас есть и другие шкалы, которые основаны на этой первой базовой шкале и выведены из нее, и они тоже имеют диагностическое значение.

При определенных обстоятельствах преклир делает определенные вещи. Если его состояние улучшается, его поведение соответствует одному шаблону; если его состояние ухудшается, оно соответствует совершенно другому шаблону. И это самое главное, что вы должны знать о шкалах.