Хочу поговорить с вами о высшей цели или деятельности, очевидной в это время в этой вселенной; а именно, об играх.

Мы смотрим на великое множество вещей, мы исследуем великое множество вещей и мы пытаемся прочитать замысел в них.

Когда мы пытаемся исследовать, как – широко, с размахом, глубоко и в большом количестве – как эта вселенная появляется для нас (особенно для христиан), мы приходим к выводу – вам нужно будет удалить это, я имею в виду, вы просто не слышали это – мы приходим к выводу, что, ей-богу, здесь может быть ужасно много замыслов.

Фактически, здесь может быть полное замешательство замыслов.

Возможно, здесь может быть столько намерений, сколько тетан смог придумать.

И, ей-богу, это ужасно много намерений.

Причем, если здесь, во всей этой вселенной, для этой вселенной, могло быть намерение от каждого отдельного тетана, то все эти намерения, возможно, будут различными.

Но где-то здесь может быть общий знаменатель того, что делает тетан, где он это делает и почему.

Так вот, если вы позовете к себе множество парней – они приходят к вам и хотят знать: «Что это за штука, которая называется Саентологией? Что это? Она, конечно, не хорошая, но что это?»

И вы говорите: «Хорошо, это modus operandi того, как сделать людей лучше, более способными».

И они скажут: «Хорошо, я понимаю, это должно иметь какое-то отношение к Богу и вселенной».

И они – «О,» – говорите вы – «да, да, да».

Всегда соглашайтесь со всеми.

Согласитесь с ними, прежде чем назвать их лгунами.

По крайней мере, создайте линию общения, прежде чем смести их с ее помощью.

И они говорят: «Хорошо, все это очень хорошо, но почему?»

А вы говорите: «Что почему?»

«Ну, почему мы все здесь?»

И вы говорите: «Ну, это замечательно. Саентология может делать людей способнее, поднимать КИ, делать различные вещи и так далее».

«Да, но почему Бог сделал это?»

И вы говорите: «Хорошо, в настоящее время мы не особенно интересуемся этим частным аспектом.

Совершенно верно то, что здесь есть Шкала тонов и здесь есть динамики, и здесь есть то и это».

И вы объясняете это все полчаса, час.

А потом они говорят: «Да, но почему?»

По-видимому, у многих людей есть это – есть этот…

У многих людей есть тетан; у других он есть на уме. «Почему?» Ладно.

Хорошо, просто грязный, пошлый трюк – я раскопал ответ на это.

Однако, ответ этот существует и он удовлетворит тех, довольно удачливых людей, кто все еще способен смотреть и видеть, что здесь, возможно, замешана игра.

Других людей на вопрос «Почему?» ответ «Это игра» не удовлетворит.

Они знают, что это серьезно.

Они знают, что ни у кого не может быть никакого удовольствия.

И они знают, что все это закончится очень, очень плохо.

Они не знают ничего другого, но это они знают.

Так вот, действительность, однако, состоит в том, что человеческая раса в своем поведении очень хорошо и точно откливается только на это определение.

Если бы вы хотели иметь дело с кооперацией, деятельностью и энтузиазмом, если бы вы хотели вытянуть энергию каждого до абсолютного предела, вы бы придумали игру, в которую мог бы играть каждый.

И если бы они действительно знали, что они могут играть в эту игру, если бы у них было какое-то ощущение, что они действительно могут играть в эту игру, то внезапно они бы почувствовали себя прекрасно в отношении всего этого.

И неважно, была бы это игра Монополия, игра в блошки, охотящийся полицейский или какой-то другой вид игры, если бы каждый мог играть в эту игру, это было бы очень веселой штукой.

И таким образом, у нас есть война.

Реакция человеческого существа на войну – это одна из самых проклятых вещей, которую никто не позаботился изучить; никто никогда не изучал это.

Человек просто вовлечен в войну.

Но если бы вы экстеризировались из войны и бросили взгляд вокруг, вы бы обнаружили, что каждый занят.

Вы бы обнаружили, что они стреляют или делают что-то для стрельбы, или уворачиваются от тех, кто стреляет, – та или иная деятельность.

И интерес каждого будет сфокусирован на этой вещи, и эта деятельность, количество вложенной энергии, то, что сделано и должно быть сделано, пожалуй, исключают мысли о мирном времени – население вовлечено.

Почему такая активность? Означает ли это, что человек сошел с ума?

Нет, это означает, что человек способен играть в игру, а как человечество, самое близкое, что он может получить, – это война.

Конечно, это довольно низко.

Нужно выйти и стрелять в людей и так далее, просто чтобы иметь игру, – такое убеждение слегка низкотонно.

На самом деле, последнее время я избегал, я не говорил «низко-тонный».

Так вот, где бы мы ни наблюдали войну, мы обнаружим деятельность, интерес и участие, как в этом конкретном примере, из-за того, что это разрушительно, всеобъемлюще и мишенью является любой, то мы имеем элемент участия.

На войне людей не исключают.

Любой может придти и играть в войну.

Любой может получить пулю. Любой может целиться.

И если мы посмотрим вокруг, почти каждый может стать генералом или адмиралом.

Это восхитительная вещь – наблюдать, какое количество участия позволено в войне.

Мы переходим к миру сразу после войны, и участие падает практически до нуля.

Они говорят: «Так, если ты старательно учился восемнадцать или девятнадцать лет, что ж, мы позволим тебе стоять на мостике корабля и наблюдать, как действует кто-то типа Вахтенного офицера.

Это, если ты хороший мальчик и у тебя нет плохих отметок».

Смотрите, какая разница. На войне они говорят: «Ты когда-нибудь был на море?»

Парень отвечает: «Однажды я изучал что-то о доках».

Они говорят: «Прекрасно. Ты – командир». Иди.

Участие разное.

Если вы хотите в мирное время получить такую же активность, как на войне, все, что надо сделать, – это открыть двери такому же большому участию в игре, называемой жизнь, и у вас будет просто такой же большой энтузиазм.

Но как это сделать?

У нас ужасно много людей, играющих в «один единственный».

У нас много людей, которые держат все деньги, какие здесь есть, и много других людей, которые держат здесь все товары, и много таких людей здесь, которые держат все эти не-иметь, что хотят этих денег и этих товаров.

И когда мы доходим до этого, у нас есть полное участие только в одной вещи: «Почему?»

Теперь они все хотят знать, почему?

В военное время они очень редко спрашивают, почему – очень редко.

Я разговаривал с людьми во время войны, и у них было что мне рассказать, но они очень – только в свободную минуту, такую как прямо перед атакой на рассвете или что-то в этом роде, они говорили: «Я задаю себе вопрос, о чем вся эта вселенная?»

У них было ощущение, что они могут экстериоризоваться, понимаете.

Но это было мгновенное ощущение, мимолетное. Это несерьезная мысль.

Так вот, если бы вы хотели восстановить способности человека вообще, то все, что вы должны были бы сделать, – это восстановить его готовность заставить людей участвовать в игре.

Однажды я читал длинный учебник, который написал парень по имени Марл Каркс, и он писал всякую белиберду, и где-то там, и он описывал эту штуку.

И, кстати, знаете, я продолжаю слышать, как эту книгу цитируют, но я не могу найти в этой книге то, что из нее цитируют.

Это одно из великих чудес нашего времени.

На самом деле никто не давал мне правильного экземпляра, я полагаю, «Капитала», потому что в нем нет правильной цитаты.

Но во всяком случае, он действительно понял игру там.

Он говорит: «Работу должно быть позволено работать».

И смотрите, что получается.

Понимаете, это все, что он говорит: ее должно быть позволено работать.

Они не должны быть отстранены от работы или что-то подобное.

Им должно быть позволено работать на военных или где-угодно, где принципы соответствуют этой конкретной политической идеологии.

Но он говорит: «Участие возможно только в отношении части работы».

И посмотрите на это.

Я имею в виду, около пяти шестых цивилизованного населения Земли бездумно глотают это.

И это все, что он говорит.

Так что, я был мудрым в отношении этого и сказал: «Давайте посмотрим, что мы собираемся здесь делать? Это выглядит как хорошая возможность».

И я придумал философию, называемую ко-оперизмом.

Будет намного, намного более популярна, чем коммунизм.

Эта философия в качестве своего основного modus operandi имела бы: «Позволь другому парню играть тоже».

Это было бы ужасно популярным.

Это в действительности та суть, которая подпитывает коммунизм. Конечно.

Так вот, это могло бы очень быстро распространяться, потому что общий знаменатель деятельности – это участие.

Во-первых, пока у вас нет некоторого согласия, у вас нет никакой вселенной.

А если у вас есть вселенная и никто ничего в ней не делает, вы не получили вселенную.

И маленькие дети будут придумывать самые разные вещи, чтобы что-то делать с самыми старыми поломанными консервными банками из всех, что вы видели.

Так же и человек выдумывает, что бы такое сделать с этой конкретной вселенной.

Но в момент, когда он прекращает придумывать, что делать, или просто перестает заниматься каким-то старым планом, в тот момент, когда он говорит: «Никто из вас, парни, здесь не может играть», –

мы получаем что-то типа стандартной американской или британской спортивной картинки, где все сидят на трибуне, наблюдая, как кучка парней ломают друг другу ключицы и голени.

Здесь очень мало людей, которые на самом деле играют.

Конечно, наблюдение – это тоже игра, но в весьма слабой степени.

Это, правда, лучше, чем, если бы парень никогда не подходил близко к стадиону. Он ниже уровнем.

Если бы вы разговаривали с ним и спросили: «Это возможно – играть в игру?» – или – «Как давно ты играл в домино со своими детьми?» – то в ответ вы получили бы ужасную задержку общения.

Участие – это лейтмотив игры.

И там, где человек участвует, где он находится в общении, и где нет – от человека к человеку – запрета на участие, там есть цивилизация и он ведет счастливую жизнь.

Итак, рассмотрев достаточно бегло некоторые из этих принципов, мы приходим к заключению, что существует общий знаменатель этой вселенной в терминах замысла, и этот замысел – играть в игру.

Эта вселенная сама по себе, как можно суммировать, является игровым полем.

Когда индивидуум полностью лишен права играть в эту игру, у него появляются огромные трудности в нахождении другого тела.

Смерть – это просто лишение права играть в эту игру.

Когда человек теряет что-то, он начинает чувствовать, что потерял игру.

Когда человек вовлечен в некоторую определенную, положительную деятельность, направленную на некоторую цель, он будет в энтузиазме по поводу этого, так как он чувствует, что вовлечен в игру.

Поэтому игра – это что-то, что мы должны очень, очень тщательно исследовать.

И одна из первых вещей, которая требуется, чтобы играть в игру, – это живые существа.

Это довольно странно, но это правда.

Сомнительно, что роботы были бы способны играть в игру между собой.

Вы могли бы, если бы вы управляли ими, вы могли бы смакетировать кучку роботов, выполняющих движения играния в игру – если бы вы управляли ими.

Но кто бы играл в эту игру? Играли бы вы.

Вы могли бы даже как бы расщепить себя на шизофренической основе и играть одной стороной против другой и быть единственным, кто управляет этими роботами.

Но некотрое время спустя вы устанете от этого и начнете искать какого-нибудь Джо, чтобы он пришел и поспорил с вами.

Так вот, здесь у нас есть первое условие: это требует живых существ.

И следующее условие, которое требуется, – это что-то, чтобы общаться.

Это сразу дает нам пространство, а затем мы должны иметь границы для общения, и так мы получаем барьеры, такие как терминалы для общения и границы самого разного вида.

И тогда у нас есть элементы, необходимые, чтобы играть игру.

Это, на самом деле, все, что необходимо, потому что воображение и что и кому делать, обеспечат остальное для этого.

Если у нас есть эти вещи, то первое, что человек думает – существо, которое не полностью разрушено и исключено из всех игр – первое, что он думает, когда видит большое количество того и другого, кучу материалов и нескольких других парней, он думает про себя: «Я задаю себе вопрос, что мы могли бы делать со всем этим».

И если вы собираете их всех вместе, они будут говорить некоторое время.

Они все будут согласны с каким-то замыслом, который может быть привлекательным, он может казаться вам очень актуальным, но в отношении того или иного замысла они станут очень деятельными, используя все это, чтобы что-то с этим делать.

И они будут выдумывать больше и больше пределов и ограничений, больше и больше правил, и в конце концов, получат такой вид игры, как строительство домов, или у них будет идти игра, такая как железная дорога, или у них будет идти игра, такая как армия – только такие, в наши дни совсем немного игр.

Так вот, здесь мы видим, что человек вкладывает свою жизненность, свою бытийность, и материалы и игровое поле с некоторыми замыслами.

Но эти замыслы, с которыми он инвестирует, все они подчинены этому одному: игре.

Что мы точно имеем в виду под игрой?

Это другая вещь, которая довольно интересна.

Мы имеем в виду вовлеченность и упорядоченность инцидента, в котором участвуют живые существа, который содержит элемент случая или незнательности.

Мы удовлетворили все наши требования, кроме одного – элемента незнательности.

Если вы знаете результат скачек, то очень сомнительно, что вы будете смотреть, как бегают пони.

Фактически, это вас меньше всего беспокоит.

Вы знаете, что Джинджер будет вторым, а Рахманинов будет первым и так далее, и что?

Нет, тут должен быть элемент случая для вас, чтобы привлечь интерес к лошадям.

В презитентских выборах и в других низкотонных видах спорта вы должны в любой момент быть готовыми к тому, что ваши ожидания будут разбиты и ваше мнение об этой теме изменится.

Разве вы не чувствовали, что время от времени ваше мнение в жизни менялось – ожидания от чего-то имели недостаточную произвольность, и как результат, у вас не было игры.

Итак, знание, как играть игру – это очень, очень интересно.

И кто-то, кто относительно исключен, будет сидеть долгое время, удивляясь, что он сделал не так, играя в игру.

Единственное, что он, возможно, мог сделать не так, – это не играть эту игру.

Но что это за игра?

Ну, то, с чем он согласился, и было этой игрой.

Это интересная вещь.

Вы согласны, что что-то является игрой.

Это становится игрой.

Вы играете в это.

Это все.

Но индивидууму требуется некоторая знательность, чтобы играть в игру.

Он должен знать, где эти пределы, знать, кто является этими границами, знать, кто этот Джо.

Он должен знать, какой цвет одежды у другой стороны.

Обычно он должен знать вес винтовки, ручки или чего-то, что он будет иметь в своем распоряжении в этой игре.

И затем, у него должна быть некоторая незнательность о том, как он оказался вовлеченным в это.

Он должен не-знать конец этой игры.

Возможно, он очень способный в знании конца игры, но странность состоит в том, что он не станет играть, пока он не не-знает конец этой игры.

Так что, не-знательность – это один из барьеров и ограничений игры.

И мы обнаружили, что это совершенно необходимо в процессинге.

Хорошо, мы смотрим на эту вселенную и мы видим человека, которому приходится бороться, мы видим ужасы, и существа умирают, живут в агонии и бедности, и мы видим боль и панику и замешательство, беспокойство и все эти различные вещи, мы говорим: «О, небеса! Ни одна игра не может идти таким образом! Невозможно, чтобы это было игрой».

Это потому, что мы становимся неженками в отношении предмета, насколько жесткой может быть игра.

Так вот, вам хорошо бы знать такие вещи.

Если бы здесь не было такого большого наказания, здесь бы не было столько игры. Понимаете?

Вы видите, все эти несчастья и страдания как просто нормальные, просто мучают и говорят, что это наказание.

Вы промахиваетесь здесь и не побеждаете там, и вот вы там.

Другие совершенно уверены.

Они видят, как вы лежите там, и говорят: «Хорошо, ты знаешь, просто лучше я поиграю эту игру просто немного жестче в этом направлении».

Тогда что происходит в обществе, когда оно действительно начинает разваливаться на части?

Хорошо, давайте посмотрим историю и мы обнаружим, что те общества, которые развалились на части, – это те общества, в которых больше не было стрессов, больше не было состязаний, которые больше не сомневались ни в чем, где все было известно, предсказуемо и прекрасно.

Если вы на самом деле хотите привести людей на рифы, просто дайте им достаточно еды, много досуга и не давайте ничего делать.

А затем настаивайте, что они должны вести жизнь таким образом.

Добавьте к этому достаточно дисциплины, чтобы они были полностью защищены от чего-либо, что может угрожать им.

Это общество стало бы психотичным.

Интересно, что во время войны в Лондоне, как сообщалось, никто не стал психотиком, пока падали бомбы.

Но как только война закончилась, оказывается, каждого измучили славные истории болезни в психибольницах.

Интересно, не правда ли?

Почему люди не стали сумасшедшими под таким большим стрессом и напряжением?

И ответ – это, что люди не становятся сумасшедшими под стрессом и напряжением.

Люди становятся сумасшедшими в отсутствие стресса и напряжения.

И это доходит до точки, где у них так мало стресса и напряжения, что когда кто-то проходит мимо и роняет на их большой палец соломинку, их большой палец ломается.

Это, они должны будут считать это наказанием.

Они ожидали каких-то наказаний – игра должна как-то продолжаться; они видят, как Билл и Джо прогуливаются, и поэтому они принимают что угодно как наказание.

Это довольно интересно.

Они пытались сказать: «Здесь есть игра. Мы делаем кое-что», – хотя прекрасно знали, что они не делают.

Так что убежденность, что что-то продолжается и что – убежденность, что мы принимаем участвие, является абсолютно необходимой для игры.

Так вот, убрать человека от игры и свести человека с ума – это практически то же самое.

Если вы просто существенно увеличите исключение из игры, вы приведете к состоянию невроза или психоза.

Вы обнаружите, если вы на самом деле хотите взять Е-метр и найти большие потрясения и шоки в жизни человека, то это будет тогда, когда он больше не мог играть в игру или ему не разрешали играть в игру. Конечно.

Мы обнаружим, например, что по всему траку он застревал на смертях; даже смерти союзника будет достаточно, чтобы более или менее приклеить его на траке.

Многие приходят и у них большие, черные поля и у них огромная, черная энергия.

Вы когда-нибудь – возможно, вы никогда не слышали о таких парнях.

Они не видят макетов, они видят черноту.

Вы когда-нибудьслышали о таких людях?

Аудитория: (разные ответы)

Да, я думаю, вы могли слышать.

В любом случае, эти люди находятся в интересном состоянии, будучи частично исключенными из игры.

Они теряют кусочек или они теряют создателя этой игры, например, Бабушку.

Может быть, Бабушка была создателем этой игры.

Бабушка умирает, а где они?

Ну, они все еще играют игру, в которую играла Бабушка.

Между прочим, здесь может быть куча других игр, представленных им в это же время, но они не замечают этого.

И так как они потеряли свою первоначальную игру; поэтому они – исключенные.

И на смерти защитника мы получаем самые удивительные расстройства у части людей.

Если проводить процессинг индивидууму, вы обнаружите всевозможные такие вещи.

Когда бы вы ни обнаружили, что у него трудное время или трудное время в определенный период времени, вы можете свести все эти вещи – не имеет значения, насколько значимыми они кажутся – к одному:

Вы можете сказать, что в этот момент этот человек был в некоторой степени исключен из игры и его действия после этого были следствием этого момента, и он продвигался довольно плохо до тех пор, пока не нашел другую игру.

Так вот, человек не просто все больше и больше сходит с ума, так как он все больше и больше стареет.

Это естественное заключение, которое можно сделать, но человек будет все больше и больше сходить с ума в той степени, в какой у него будет все меньше и меньше игры.

И если стало меньше игры, а затем еще меньше игры, и если всегда меньше игры, чем было до этого, то да, это может быть правдой, что человек будет все больше и больше сходить с ума, чем старше он становится.

Но, оказывается, этого не происходит.

Состояние игры изменяется.

Фактически, эта Земля была в диких неприятностях на всей нашей легкой памяти, чем когда-либо раньше, возможно, с тех дней, когда вулканы раздували свои трубы.

Это была интересная мешанина – Вторая Мировая Война.

Вы говорите о хаосе и вовлечении в игру.

Хорошо, что очень забавно, Вторая Мировая Война, конечно же, породила огромное количество безумия в вооруженных силах.

Должно быть потому, что много людей побывало в госпиталях.

Первый раз, когда я предположил этот факт –это было первый раз, когда я сконфронтировал этот факт: что там было некоторое соответствие между тем, что ты исключен из игры, и тем, что ты сходишь с ума.

Обнаружил это.

Это было довольно интересно.

Я прилетел из южной части Тихого океана как первая жертва южной тихоокеанской войны, вернувшаяся назад в Штаты.

Война началась в Перл Харборе, а я находился в южной части Тихого океана, и – здесь произошли многие вещи.

Подразделения там были почти уничтожены, как вы, может быть, помните, прежде чем США и Великобритания начинали воевать и вернулись обратно. Все верно.

Большинство парней, которых вывозили оттуда, когда их ранили, – их вывозили тихоходными судами.

А я нет – не то, чтобы я был серьезно ранен.

Я предпочел прокатиться на самолете Министра ВМС; подготовил правильный комплект приказов (надеюсь, никто не сохранил их), и прилетел домой.

И когда я прилетел домой, они запихали меня в госпиталь.

И я подумал: «Это интересное место, куда меня поместили, и – но это прекрасно. Замечательно, насколько это меня касается».

Я очень комфортно лежал на своей койке до восьми часов утра, когда возле моей кровати возник очень смешной шут в очках примерно полметра толщиной.

И он посмотрел на меня очень пронзительно и сказал: «Сколько пальцев я показываю?»

Ну, я был крайне удивлен и неожиданно собрался дать ему шутливый ответ… и – поскольку мой боевой дух не был очень плохим; а его был.

И я припомнил одного своего друга, которого однажды забрали в госпиталь Беллеву на десять дней, когда он напился – просто потому, что он глупо отвечал на такие очевидные нелепости.

Так что я осторожно ответил: «Один».

Он пронзительно на меня посмотрел, крадучись обошел кровать и схватил часы, которые там стояли, схватил их и сказал: «Который час?»

Ладно, я ему ответил. Он выглядел очень разочарованным.

Он спросил мое имя, звание и личный номер, и я ему все выдал. Он ушел.

В течение всего дня строем приходили люди и говорили мне странные вещи.

К концу этого дня весь госпиталь оставил меня, за исключением, конечно, одной очень симпатичной медсестры.

Но так или иначе, суть в том, что они потеряли ко мне интерес и были в полном замешательстве.

К тому времени каждый знал, что никто не может вынести стресс современной войны.

Они знали, что бомбардировщик Юнкерс, когда пикирует, сводит человека с ума.

Они знали, что эти ужасные, неожиданные атаки и героические усилия были такими, что перепахивали вас.

Ваша душа выпорхнет в спешке, если в вас долго стрелять.

А тут парень, молодой офицер, имеет крайнюю наглость прийти и выбросить их теорию.

Я им больше не нравился.

На деле они просто рапортовали в Вашингтон, что я в хорошем состоянии – я, кстати, ходил с палочкой.

Я был в хорошем состоянии. Я не мог видеть.

Я носил темные очки, но, знаете, со мной было все в порядке в смысле тупости, и они послали меня на море в Северную Атлантику на следующей неделе.

Это показывает, что происходит с людьми, которые опровергают теории других.

Но на протяжении остатка той недели я стал очень любопытным для их огромного всепоглощающего интереса к неврозу, не ко мне, но в связи с этим фактом, потому что их психоневрологические отделения были заполнены – забиты от двери до двери сотрудниками армейских служб.

Откуда?

Там еще не было пострадавших дома – но я установил очень интересный факт: они все стали сумасшедшими в военно-морских верфях.

Конечно, я мог вообразить, что кто-то становится сумасшедшим в военно-морском верфи.

Но не с такой дикой силой.

И пока продолжалась война, я открывал с постоянством и последовательностью, что люди, которые попадали в такие места, – это те, кому было запрещено сражаться на войне.

Интересно, не так ли?

В армии – в морском десанте, я был на судне, которое последние несколько месяцев было десантным транспортом, я был на море во время войны, и на этом судно долгое время бывало по –

потому что оно было довольно неуправляемым и на борту было много народа – там было по паре психов за неделю.

Оно не было боевым кораблем

Кстати, об этом корабле был написан рассказ.

Он называется «Мистер Робертс».

Вы могли видеть эту картину или читать книгу.

Так вот, парни сходили с ума на этом корабле. Бездеятельность.

Им слишком часто было позволено смотреть, как взрывались береговые укрепления, и они не участвовали в этом вообще.

Они были отлично защищены.

Они всегда спали в теплых койках и это было слишком для них, и они сходили с ума.

Так что, если вы наблюдаете сумасшедствие, вам лучше также проверить бездеятельность.

Нам также лучше проверить, где эти парни были исключены?

Где этим парням не разрешили играть в игру?

Это действительно более важно, чем любой другой фактор в кейсе.

Хорошо, давайте будем более конкретными.

Давайте очень, очень внимательно посмотрим и облегчим память старого солдата.

Вы знаете, старые моряки и солдаты имеют ужасную привычку все время обсуждать свои воспоминания.

Да, хотя мне лучше поторопиться описать себя, потому что следующая война обещает быть намного интереснее.

Как бы то ни было, там, где у нас есть игра, у нас в то же самое время есть идеи, действия и барьеры.

Если у нас есть барьеры того или иного рода, то индивидуум может измерить количество действий и делательности, в которые он вовлечен.

Давайте будем совершенно прямыми и проломим это прямо до процессинга, просто по щелчку.

Процессинг становится улучшением способности играть в игру.

Он не, определенно не, освобождает тетана. Это не его цель.

Цель процессинга – улучшить способность играть в игру.

Что случилось с преступником?

Он не может играть в игру, называемую общество; он стал играть в какую-то глупую игру, под названием «полицейские и воры».

Как если бы любой полицейский мог играть в игру.

И мы получаем эту интересную вещь, что человек вовлечен в какую-то игру, мы не знаем в какую, и это не реально в его времени, на самом деле.

Он вообще не играет в игру, в которую в целом играют граждане.

Он не может участвовать.

Чтобы не дать ему опуститься в криминал или чтобы действительно поднять его из криминала, мы должны восстановить его способность играть в игру.

Так вот, здесь есть кое-что очень, очень забавное: что это работает.

И то, о чем я говорю вам сейчас, по прошествии этих трех лет, основано на эмпирических данных с таким поразительным совпадением, что мы действительно не можем это игнорировать.

К этому времени вопрос этот очень хорошо проверен, потому что мы используем те принципы, которые я сейчас вам даю, и мы получаем отличные результаты.

Мы восстанавливаем способность преступника играть в игру – не важно, как мы делаем это – и мы обнаруживаем перед собой честнейшего человека.

Странно, не правда ли?

Так вот, предположим мы просто стерли идею Дж. Эдгара Хувера о преступности.

Эдгар Хувер думал… Вы слышали когда-либо о Дж. Эдгаре Хувере?

Он интересный парень.

Он э-э-э-э исследователь преступности в Соединенных Штатах.

Он говорит вам, сразу, что у преступника преступный ум и вот почему он преступник, и это все, что здесь есть.

И это глубокомысленное наблюдение, на сегодняшний день, не приводит к излечению преступников: «Их ум отличен от ума других людей».

Ум работает так же, как у любого другого, с таким исключением: Он менее способен играть в игру, называемую «гражданин».

Фактически, он менее способен играть в любые игры, что довольно странно, так что он должен в мирное время получать это возбуждение, чтобы убедить себя, что здесь идет какая-то игра.

Так вот, поскольку мы исследуем эту ситуацию, тогда – и мы применяем это к преклирам – мы обнаруживаем, что если мы просто восстановим элементы игры, мы приведем его в положение, где он будет играть в игру.

Как вы восстанавливаете эти элементы игры?

Ну, элементы игры состоят из отделенностей и барьеров, и в терминах одитинга это будет экстериоризация и обладательность.

Экстериоризация против обладательности.

Парень может быть настолько способным, что он способен покидать игру и возвращаться в нее, кстати, это и есть экстериоризация.

И он настолько способен иметь игру, насколько он уверен, что в ней есть барьеры, чтобы играть в эту игру.

Это и есть два элемента одитинга; любые изменения в уме, которые вы получаете, происходят из этих двух элементов.

Так что мы сразу получаем два ключевых процесса Саентологии, и для нас довольно важно, что у нас есть эти два ключевых процесса.

Номер один – это ключевые процессы?

Хорошо, пропуск их в одитинге дает минимальные достижения в психометрических тестах, если дает вообще.

Если вы просто уберете экстериоризацию и обладательность из одитинга и будете использовать все, что найдете из оставшегося, вы не получите повышения тона на графиках, не получите роста КИ, не получите изменения в [тестах] способности или личности.

Это забавно. Вы сидите на стуле и он сидит на своем стуле и вы жуете энергию, но это не изменяет ни одного преклира.

Это очаровательно.

Мы вводим обладательность, просто саму по себе, и неожиданно получаем изменение игрового уровня,

потому что индивидуум должен убедиться, что у него могут быть барьеры, и как только он получит уверенность, что у него действительно могут быть барьеры, и он уверен, что здесь есть барьеры …

Помните старинную Уверенность?

Ну, это совершенно определенно применяется прямо к обладательности.

Вы должны иметь определенный элемент уверенности и «Он может иметь?», прежде чем он действительно получит пользу от любой своей обладательности.

Он в конце концов обнаруживает, что здесь есть барьер, и поскольку он обнаруживает, что здесь есть барьер, он затем говорит: «Ну, здесь есть некоторые границы, ты знаешь?

Может быть, я могу немного поразрушать, может быть, я могу передвинуть парочку маленьких колечек, может быть, я не должен сидеть здесь и сохранять неподвижность. Может быть, здесь есть стена, знаешь?»

Здесь есть границы.

Поэтому он начинает думать: «Давай посмотрим, что мы можем сделать с этими органичениями. Это свобода внутри этих ограничений».

Следующее, что вы понимаете, что у него тот же образ мышления, как и у парня, который гуляет вокруг, видит большое поле, огромное количество материала, и он соображает: «Что мы собираемся с этим делать?»

Хорошо. Вы, как одитор, лучше знаете, что затем сказать ему, что делать с его вновь обнаруженным уровнем кейса.

Вы знаете, это не работает, так что это действительно его дело – вновь войти в игру.

И вы даете ему вновь войти в игру, вы можете – просто только на этой одной основе – просто исправить его обладательность, пока он не будет уверен, что здесь есть ограничения.

Звучит смешно, не правда ли?

Ваш преклир скажет вам: «Я не хочу это тело. Это тело мне не нравится».

Он скажет вам: «Я не хочу эту стену».

Он будет вам говорить: «Это самая ужасная вселенная из всех, что кто-либо изобретал. Я не хочу ничего с ней делать.

Я не хочу этот пол, я не хочу эту землю. Уберите это от меня»

Он даст вам восемнадцать различных видов вещей, которые слишком ужасны, чтобы на них смотреть.

Он будет цитировать буллы папы, чтобы объяснить вам, что в жизни есть некоторые вещи, которые нельзя конфронтировать или приходить от них в замешательство, или вы попадете кое-куда, где вам не понравятся барьеры.

Так вот, он приведет вам все виды аргументов.

И если вы очень-очень глупый одитор, вы будете слушать его и скажете: «Хорошо. Он не хочет свое тело.

Он не любит тела. Ладно, мы просто поможем ему выйти и мы заберем у него его тело».

Он становится таким несчастным. Так вот, он говорит, что не хочет свое тело.

Хорошо, давайте сделаем как-есть это. Давайте пожуем это.

Давайте продолжим проходить значимости, значимости, значимости, пока он не съест свою голову целиком.

Давайте сделаем так, чтобы он жевал сам себя и оказался в чистом пространстве прямо на своей шее.

И он сидит там, а его голова становится все меньше и меньше, тело становится все меньше и меньше, а он сам все несчастнее и несчастнее.

И по мере того, как вы истощаете эту энергию, эти массы и эти барьеры для этого преклира, он, в конце концов, вскачет и расскажет вам, что вы с ним сделали.

Он обычно обнаруживает, что вышел, позже, но он все же расскажет вам.

Хорошо, вы ему помогали выйти.

Вы пытались убрать его тело от него.

Вы были прекрасным парнем.

Он хотел его потерять и вы пытались помочь ему потерять его, а он все же возражает.

Показывает вам, насколько неблагодарны некоторые преклиры.

Так вот, это, мы можем продемонстрировать на опыте, что это неправильный способ разбираться с этим.

Тогда, какой же правильный способ разбираться с этим?

Хорошо, здесь есть несколько хитростей и уловок.

Вы можете просить его тратить тела, пока он может его иметь; мы знаем, это работает.

Или вы можете просто спросить его, какой тип тела он хотел бы иметь, и затем просить его макетировать такие тела и спрашивать его, чем он мог бы обладать из того тела, которое он только что смакетировал.

Вы знаете, мы могли бы пройти все виды шкал постепенности и делать различные интересные вещи с макетами, пока он внезапно не скажет: «Ты знаешь, ну, я мог бы, наверное, обладать телом козы».

Понимаете, он в полной готовности.

Сейчас он может обладать телом козы.

Он чувствует себя лучше в отношении этой вещи.

Он не хочет эту старую вещь, он скажет вам, в которой он сидит.

Ему бы понравилось это тело козы.

Прекрасно. Он может макетировать его и исправить обладательность …

Мы продолжаем проходить тела, заставляя его макетировать больше тел или черные тела.

Человек, который видит только черноту, все еще может макетировать черные тела.

И он продолжает, работая со все большим и большим количеством тел, все больше и больше тел, и больше и больше…

И внезапно вы говорите: «Хорошо, как ты теперь себя чувствуешь в отношении этого?»

И он говорит: «Ты знаешь, это тело, которое у меня есть, не такое уж плохое; я – я – я не – я не хотел оставаться в нем, но, ты знаешь, оно не такое уж плохое».

Самое забавное в этом – хронические соматики тела были его представлением, что он не хочет это тело.

Интересная вещь. Они излечились. Вы дали ему достаточно тел.

Тогда направление, в котором он действительно двигался – это большее количество тел, хотя говорил, что он хочет меньше.

Так что, мы обнаружили, что эти парни, которые говорят, что они ничего не хотят делать с этой вселенной, мы обнаружили, что они ничего не хотят делать с этой вселенной, потому что они не обладают ею.

Он не хочет ничего делать со своим телом, потому что он не владеет им.

Он не обладает им, действительно.

Он не должен ничего делать с, и он отказывается – все проблемы, которые у него есть, потому что он не может иметь проблему.

И если вы улучшите его способность иметь хоть что-то из этого, вы тогда улучшите его способность играть в игру, потому что, конечно же, вы добавили фактор, что он может иметь некоторые барьеры.

И как только вы дадите ему некоторые барьеры, он на самом деле станет счастливым из-за этого.

Хорошо, как я сказал, мы могли бы решить все в этой категории обладательности, очень интересно решить это.

Есть один набор очаровательных команд, одна из которых «Посмотри вокруг и скажи мне, чем ты мог бы обладать».

Первое, что он склонен сказать: «Чем угодно, всем, я мог бы обладать всем вокруг -э-да-да».

Убейте его. Он не будет нужен ни себе, ни кому-нибудь еще, пока вы не закончите эту сессию одитинга. Это факт.

В конце концов он подберет пылинку или что-то подобное, и скажет, что он может обладать этим, и он улучшает свое суждение, пока действительно не сможет обладать многими вещами в комнате.

В это время, можно будет – а может быть и нет – безопасно изменить команду одитинга на «Чему ты мог бы позволить остаться там, где оно есть?»

И он скажет вам, в конце концов, есть много вещей, которые просто – он просто готов, чтобы они остались там, где они есть.

И тогда вы говорите: «Без чего ты мог бы обойтись?» И тогда вы проходите экстериоризационную часть обладательности.

Вы можете также в то же самое время спросить его: «От чего ты отделен в этой комнате?» Вы получили бы такой же результат. Хорошо.

Так что вы проходите эту очень простую шкалу постепенности, и вы можете проходить ее последовательно и затем снова последовательно: «Чем ты мог бы обладать здесь вокруг? Было бы нормально, если это останется?»

И вы могли бы проходить это, проходить, проходить, пока вы не включите всю вселенную в эти пределы.

И в этот момент, он сможет иметь или не иметь эту вселенную по своему желанию, и вы экстериоризируете его из этой вселенной, пока проводите этот третий шаг.

Этот третий шаг: «От чего ты отделен здесь?»

Вы могли бы выразить это: «От чего ты отделен здесь?» или «Без чего ты мог бы обойтись здесь?»

Так вот, это экстериоризационная часть обладательности.

Исправление обладательности, тогда, в некоторой степени является ошибочным названием.

Это исправление обладательности, чтобы он мог обладать или не-обладать.

Это несколько ошибочное название.

Это не вполне правильно.

Это то, что – он приходит в состояние, когда он может обладать или экстериоризоваться.

И это было бы более хорошим утверждением о том, что мы делаем.

Если кто-то может покидать игру по своему собственному определению, тогда он не выбит из игры, не так ли?

Хорошо, это прекрасная, изящная умственная уловка, которую может сделать человек.

Но от этой уловки зависит его разумность.

У него есть выбор: войти или покинуть игру?

Или игра выбирает, войдет он в игру или покинет ее или нет?

И когда это игра выбирает это, будьте начеку!

А когда у него все еще есть право выбора в отношении игры, то с ним все в порядке.

Поэтому у нас есть экстериоризация против обладательности, как два этих элемента.

Теперь давайте посмотрим и бросим взгляд на экстериоризацию.

И здесь есть кое-что интересное. Могли бы вы использовать это полностью?

Могли бы вы полностью поднять преклира вверх по шкале, просто используя процессы экстериоризации, вообще не касаясь обладательности и барьеров?

Нет для 99,44 процента преклиров, с которыми вы работаете.

Почему? Они не могут обладать тем, из чего они экстериоризируются.

То, из чего они экстериоризируются, настолько нереально, что они неспособны покинуть это. Понимаете?

Это очень простая вещь. Вы исключаете их, экстериоризируя их.

Вы знаете, что есть интересный процесс, жесткий, который пытается сделать это?

И я расскажу вам об этом процессе, и он новый для вас – большинство этих материалов не новые.

Очень интересный процесс.

Вы обнаружите, что ваш преклир становится очень нервным в ту секунду, когда его обладательность падает, просто немного, – о! очень нервным.

Или он тормозит почти сразу же.

Вы – например, здесь стоит пепельница, и вы перемещаете ее с подлокотника его кресла на боковой столик, в то время как одитируете его, и он выкипает.

Понимаете, вы просто снизили его обладательность на одну пепельницу, и это слишком для него, понимаете. Хорошо.

Так вот, возьмем этого критичного преклира, мы возьмем преклира с очень высоким уровнем критичности, и мы обнаруживаем, что он беспокоится по поводу экстериоризации.

Так вот, как одитор, вы соглашаетесь и говорите: «Хорошо, если сейчас ты получишь интенсив, я экстериоризирую тебя».

Ох-хо-хо! Нет! Вы скорее продадите ему интенсив, если скажете: «Я интериоризирую тебя так, что ты больше никогда не выйдешь снова».

Нет, ему не нравится это. Ему слишком не нравится. Или ему навязчиво нравится это.

Он скажет: «Я собирался выйти. Да, это то, что я хочу, чтобы ты сделал. Я хочу, чтобы ты экстериоризировал меня».

В этот момент вы говорите: «Будь в метре позади своей головы», – а он говорит: «Что ты делаешь со мной? Ты же убиваешь меня».

Я уверен, что это так и происходит. Все верно.

Так вот, есть ли процесс, который прочистил бы его?

Да, но к сожалению, вы должны будете все время исправлять его обладательность.

Но, может быть, если вы будете делать это очень деликатно, вы сможете почти справиться, делая так.

Вы просто спрашиваете его о чем-то, что, к сожалению, исправляет обладательность трака.

Так что, вы не совсем избегаете обладательности.

Вы спрашиваете его о времени, когда он не был экстериоризирован.

Совершенно очаровательный процесс: Время, когда он не был экстериоризирован.

Вы спрашиваете его о времени, когда ему не сказали покинуть игру, о времени, когда он не был экстериоризирован.

«Хорошо», – он говорит – «этим утром».

Вы говорите: «Время, когда ты не был экстериоризирован».

«Ну, я не знаю, однажды я попал в автомобильную аварию и меня зажало внутри. Определенно, я не был экстериоризирован из этого автомобиля».

Вы говорите: «Хорошо».

Конечно, вы понимаете, что если он подбирает случаи с трака, как этот, то вам, при обычном ходе событий, придется исправлять его обладательность тем или иным способом, иначе он начнет выкипать.

Так что на практике вы не можете предполагать, что просто экстериоризируете его без восстановления его уверенности в отношении барьеров.

Но вы продолжайте задавать ему этот вопрос: «Время, когда ты не был экстериоризирован. Время, когда ты не был экстериоризирован».

И это становится очаровательным.

И это станет совершенно, совершенно очаровательным для любого, кто исследует человека, потому что они сразу же находят прошлые смерти.

Большинство преклиров, у которых большие трудности того или иного рода, слишком часто были исключены от игры.

Их выбросили из игры и их убедили, что они не могут иметь игру.

Это единственная вещь, которую они не могут иметь.

Их выталкивали и выталкивали и выталкивали. Им это не нравится.

Через некоторое время у них возникает идея: «О, здесь идет игра. Я лучше уйду».

Такой тип реакции – это немедленная реакция.

Но вы спрашиваете их (этот тип преклиров) о времени, когда они не были экстериоризированы из чего-то или не были отделены от чего-то, и они будут почти постоянно подбирать операции или несчастные случаи,

которые были полностью похоронены и забыты в той их части, когда они были экстериоризированы из тела в этой жизни и пережили феномен смерти и с тех пор абсолютно скрывали это.

У меня есть интересные наблюдения в отношении этого.

Есть скрытая экстериоризация в этой жизни.

Парень на операции по удалению гланд, и внезапно, раз; и он выходит и говорит: «О, нет, здесь я без тела».

И он возвращается в ужасе! (вздыхает)

«Хорошо, они не вышибли меня в этот раз. Тело все еще покачивается, когда я покачиваюсь».

«Хорошо. Так лучше», – он скажет.

И потом он забудет об этом или он попытается кому-то рассказать об этом, а они скажут: «О, нет, этого не было».

Он будет как бы знать об этом все время и иметь все это скрытым.

И он склонен рассказывать вам об этом, если вы начинаете задавать ему вопрос: «Время, когда ты не был отделен от чего-то» или «Время, когда ты не был экстериоризирован».

Любым путем вы получите такие же ответы.

Саентологу вы говорите: «Моменты, когда ты не был экстериоризирован».

Человеку, который вообще ничего в этом не понимает, вы могли бы проводить это и застать его врасплох и практически разрушить его, потому что он не знал бы, что происходило: «Время, когда ты не был отделен».

Он расскажет вам о тех моментах, если есть скрытые моменты в этой жизни, когда он выходил из своей головы.

Возможно, он был маленьким мальчиком, ехал с горы на велосипеде и велосипед попал на камень, и он свалился и ударился головой, и он вышел, и он вернулся обратно.

И это самая смертельная инграмма, что вы найдете на траке.

Что значит – самая смертельная инграмма?

Вот такая. Это исключение из игры.

Он сделал это черным, но с тех пор он стал немного обеспокоенным и немного тревожным.

И вот кто-то приходит к нему и говорит: «Ты не можешь играть в шарики», – и у него истерика.

Особенно это – у него истерика из-за этого. Конечно.

Если вы продолжите задавать ему этот вопрос – любому преклиру, этот вопрос – и исправлять его обладательности в то же время, он неожиданно скажет:

«Минуточку. Что это я делаю в Брайтоне? Странно, кажется я … у меня картинка, что я раньше бывал в Брайтоне.

Хм, это очень странно. У меня самое странное воспоминание. Знаешь, я думаю, что я жил однажды до этого».

А вы можете сказать: «О, нет, не тот курс», – перескочить через это и продолжить задавать вопрос.

Вы его ужасно расстроите.

Он скажет: «Я был. Мое имя было Харвей Докс. Я жил на 862 Плюм Стрит, Брайтон и это так. (сопение). Это тоже была хорошая игра».

И он склонен сорвать заряд горя со своей собственной смерти.

Неужели вы удивляетесь, почему люди срывают заряд горя на смерти?

Так вот, есть процесс, который, даже если его проводит психолог, производит такое же явление.

Здесь много свободы, я знаю.

Так вот, вы должны знать, как исправить обладательность, продолжая это проходить.

Продолжая это проходить, вы должны исправить его обладательность, потому что он станет нервным, возбужденным и начнет выскакивать тем или иным образом, потому что вы делаете как-есть – есть ряд этих процессов как-есть, которые просто убийственны.

Что-угодно с важностью станет восхитительным процессом, потому что это очевидно увеличивает обладательность человека на полном траке, понимаете?

Вы говорите: «Теперь назови мне время, когда картинки казались тебе важными».

Он получает один момент, еще один, еще один, еще один и его – очевидно, его обладательность улучшится.

И она остается просто прекрасной до той ночи, когда он рухнет.

Почему это происходит?

Потому, что вы подбираете массы энергии с трака и вы действительно оставляете дыру в банке, которую ничего не заполняет.

И он получает временное сжигание энергии.

И это просто, как если вы берете … хорошо, вы когда-нибудь – конечно же, вы никогда не делали этого – но, если вы когда-нибудь выпивали парочку стаканов хорошого крепкого напитка, вы чувствовали себя хорошо, шли гулять и падали практически плашмя.

Тут происходит единственная вещь – вы сжигаете большое количество витамина В1 и энергия одним махом выбрасывается из тела, понимаете?

И вы чувствуете себя просто прекрасно, понимаете.

А затем, на следующий день, вы ходите, как …

Это потому, что обладательность снижается, вот и все.

Хорошо, подобно этому, вы можете накачать преклира таким образом, вытягивая штуки с трака.

Вы задаете ему этот вопрос одитинга, не направляя его внимание на настоящее время.

«Чем ты мог бы обладать?»

О-о-о. Что ж, он будет чувствовать прекрасно.

На первой сессии он будет чувствовать себя просто прекрасно.

Он будет думать, что это самый великолепный процесс из всех, которые он слышал, пока на следующий день он не станет как…

Что он сделал?

Он подбирает штуки с трака, понимаете.

Он обваливает на себя свой банк, чтобы дать себе обладательность.

Восстановление его уверенности в барьерах приходит из трака тела или его трака.

Вот и все, что происходит. Хорошо.

Пока мы поддерживаем его обладательность исправленной, мы можем его экстеризировать.

Человек, который не экстериоризирован, действительно активно беспокоится по поводу экстериоризации.

И он беспокоится не по поводу каких-то странных явлений, связанных с экстериоризацией, он беспокоится по поводу экстериоризации.

Это все. Он беспокоится о выходе на метр позади своей головы.

Что ж, я знал одного парня, который так беспокоился по поводу экстериоризации, что он продолжал беспокоится по поводу того факта, что он не экстериоризирован, но он знал, что он, как бы признанный человек в Саентологии, чтобы быть экстеризированным, а он не был, и он – это его расстраивало.

И наконец, он получил одитора, чтобы его одитировать, и он – они экстериоризировали его и он оказался в метре позади своего тела, полностью с тета телом и всем вообще, понимаете.

Он оказался в метре позади своего тела и начал сваливать к области между жизнями, понимаете, возврат.

Вы знаете: «Предполагается, что ты должен отчитаться здесь, прежде чем подберешь другое тело, и …» – понимаете.

И он начал сваливать просто потому, что одитор сказал: «Будь в метре позади своей головы».

Он почти ушел. Испугался до полусмерти.

Никто не был способен вытащить его оттуда с помощью лома – или никого не было – за пару лет.

Если бы мы провели ему этот процесс сейчас «Время, когда ты не был экстериоризирован», если он забыл об этом, то это появилось бы.

Но это появилось бы на другом в этой жизни, не просто прошлая жизнь, и это появилось бы на вершине возможных других, и затем, неожиданно он выдал бы вам какую-то прошлую смерть.

И если это неприятно тем, кто приторговывает адом, что такого рода вещи можно выкопать и преподнести на серебряном блюде такого рода, и найти у каждого, что ж, извините меня за это.

Но я не стал бы возмещать то, что они теряют в своих тарелках для пожертвований.

Я отказываюсь делать это.

Так вот, главное здесь в том, что эту озабоченность парня об экстериоризации или его озабоченность об обладательности – это все, что вы на самом деле одитируете.

Жизнь и ее деятельность основаны на постулатах, суждениях – постулатах, суждения.

Кто-то считает, что здесь есть стена, так что здесь есть стена.

Стена – это, в действительности, оживленный приказ.

Она стоит тут и говорит: «Я – стена, смотри на меня, я здесь, ты видишь меня», – в любом виде, как вам хочется сказать это.

И если вы приходите и ударяете ее, и парни, она красивая и твердая, и вы говорите: «Ребята, у нас здесь идет игра. Это хорошо. Это хорошо. Прекрасно».

Но, если вы не можете принять приказ, она становится тонкой.

Она становится тоньше, и тоньше, и тоньше.

И довольно скоро вы ходите вокруг, надеясь на удачу; в точности соответствуя «не могу получать приказы».

Вы начинаете проходить: «Какой приказ ты был бы готов получить?»

Или «Какой тип приказа…» с теми, кто слишком нервничает по этому поводу.

Или «Какую идею ты мог бы получить?» с теми, кто очень чувствителен и деликатен.

Или «Какого вида идею…» для среднего преклира.

И он начнет опускаться вниз по шкале, и неожиданно скажет вам этот тревожный факт.

Он скажет: «Ты знаешь, эта стена – это приказ».

И это действует на него как шок.

Вы говорите: «Я лучше оставлю это в покое».

Был парень, который был бывший хиропрактик и натуропат, и он пришел, чтобы просто научиться, как помогать людям, и у него не было никакой реальности по этому предмету или чего-то в этом роде, и его одитировал другой хиропрактик в одной из клиник.

Это было очень интересно, потому что они оба спорили друг с другом как сумасшедшие о том, что, по сути, один делал с позвоночником, чтобы вызвать эти все явления.

И мы веселились, но вдруг один из них сказал: «Ох-хо!»

«В чем дело?» – спросил другой.

«Ну, я не знаю, но произошло что-то забавное с этой стеной, когда ты заставил меня ответить на это».

А они проходили «Что здесь является следствием?» Понимаете.

И, как неизбежный факт, это произвело определенные явления.

Они прошли еще две или три команды одитинга, и в стене появилась другая дыра.

И этот парень смотрел сквозь стену.

Это расстроило его серьезным образом.

Пару дней он бродил совсем задумчивый, прежде чем, в конце концов, сознаться, что он перепуган до смерти одитироваться дальше по чему угодно.

Он захотел уйти.

Мы восстановили его обладательность, и в результате он получил, что он мог смотреть сквозь стену или не смотреть сквозь стену, в зависимости от обстоятельств, и был счастлив по этому поводу.

Так что, эти вещи – это, в основе своей, суждения.

Мы изменяем суждения преклира.

Мы делаем это, демонстрируя ему его способности делать постулаты и создавать вещи и делать так, чтобы вещи исчезали.

И когда мы можем показать ему, что он может иметь или не иметь стену, и что это хорошая, толстая, твердая стена, тогда он становится свободен в отношении иметь или не иметь стену, и в этот момент он изменяет свой ум в отношении обладательности.

Обладательность не является количественной вещью.

Вы не исправляете обладательность парня на десять фунтов больше.

Вы исправляете его обладательность суждением, что он может иметь этот конкретный пункт или не иметь его по желанию.

Аналогично с экстериоризацией.

Экстериоризация – это просто суждение.

Я – вне или я – в. Это просто суждение.

Но когда кто-то находится внутри, боясь, что выйдет наружу, то огромное количество суждений, связанных с этим, склонны его расстраивать.

Так вот, те, кто находятся внутри и знают, что они должны быть снаружи, могут беспокоиться об этом одновременно и безусловно.

И мы экстериоризируем некоторых преклиров, а они говорят вам: «Я предпочел бы быть экстериоризированным, и я знаю, что это модно, но каждый раз, когда я оказываюсь позади моей головы, мне становится так грустно».

Что это? Это заряд горя на его собственной смерти.

И это все, что здесь есть.

Вы знаете, эти парни, у которых мы могли никогда не проходить смерть защитника, случайно, когда одитировали инграммы и другие вещи – заряд горя.

Мы просто могли никогда не прочищать защитников этого парня.

Мы никогда не включали с ним никакого визио и так далее.

Защитники, люди, которых он потерял, были просто локами на его собственной кончине одну или две жизни назад.

Если вы это пройдете, они изменят и этот другой аспект, а защитники сорвутся как вторичные ситуации.

Но все эти вещи – это изменения суждения.

Этот должен плакать, тот должен смеяться, тот даже должен иметь игру, – все это суждения.

Но это, достаточно странно, – это что-то, в отношении чего я никогда не был способен добиться, чтобы парень изменил свой ум, кроме как в одном направлении.

Мы потеряли много преклиров таким образом.

Я знаю преклиров, которые были лучшими кейсами из всех, какие вы видели, а я их разрушил.

Просто разрушил их, совершенно.

Лучшие кейсы из всех, что попадались вам на глаза.

Я считал, что все они вовлечены и запутались и в замешательстве, и я начинал одитировать их, и одитировать их, и одитировать их, и одитировать их и говорил:

«Теперь тебе нужна всего еще примерно одна сессия и ты станешь Оперирующим Тетаном, будешь летать по всей вселенной и все будет прекрасно».

И ты возвращаешься и больше никогда его не видишь.

Ты допытываешься, что он делает.

Он ушел и у него работа получше, он больше работает, получает больше удовольствия – он что-то в этом роде, и ты говоришь: «Эй, а как на счет завершения этого проекта?»

А он отвечает: «О да, хорошо, это прекрасно. Когда-нибудь. Я ужасно занят сейчас».

Они поднимаются на уровень игры и уходят.

Вы делаете это в ваших собственных группах.

Вы одитируете людей в группе: групповые сессии, групповые сессии, групповые сессии.

И внезапно они все становятся занятыми, делая что-то еще, и больше никогда не возвращаются в группу.

И вам становится грустно в отношении всего этого.

Ваша обладательность снизилась.

То, что надо делать, – это обучать их Саентологии.

Не продолжайте одитировать их в этих группах.

И они будут достаточно знать об игре, которая называется Саентология, так что они не срывать немедленно все это, и во-вторых, они будут чувствовать себя заинтересованными в более широкой игре.

Таков на это ответ.

Так вот, можно быть очень точным, можно дать вам ужасное количество материалов, касающихся точной анатомии барьеров и так далее, что создает игру.

Хорошо, можно добавить все это, можно быть настолько немцами в отношении этого, можно было бы иметь учебники вот такой толщины о том, что такое игра.

Но вы знаете, что такое игра.

Я знаю, что такое игра.

И все, о чем нам на самом деле нужно знать, – это то, что преклир хочет играть в игру и вы хотите восстановить для него его способность играть в игру, а игра – это игра экстериоризации против обладательности, тем или иным образом.

Вы правите этими двумя вещами одновременно, и его воображение откроется и он начнет играть в игру жизни.

И когда он сделает это, вы заканчиваете с ним.

Он больше не преклир.

Человек терпит поражение там, где он больше не чувствует, что способен играть хоть в какую-то игру.

И тогда он провалился; он в психиатрическом заведении.

Я надеюсь, что этот взгляд на ситуацию, как вы на нее посмотрели, я надеюсь, что этот взгляд на ситуацию прояснит некоторые ваши собственные идеи.

Я хочу, чтобы вы хорошо разобрались с этим; я хочу, чтобы вы хорошо разобрались с этим у преклиров.

Я заранее знаю, что вы убедитесь, что я прав, но используйте собственный детерминизм в отношении этого.

Это не игра – я лежу в вашем кругу и говорю вам: вы должны играть.

Тщательно изучайте это, смотрите, как это выглядит для вас.

И я думаю, вы обнаружите, что ваш преклир настолько хорошо проодитирован, насколько ему возвращена способность играть в игру; а не настолько хорошо проодитирован, насколько он стал свободен.

Свобода может стать ужасной вещью. Совсем ужасной вещью.

Поговорите с парнями, только что уволенными из армии.

Они не знают, что они делают.

Так вот, человек терпит поражение там, где человек исключает человека.

Он вышибает человека из игры, а затем удивляется, почему у него проблемы с преступностью, почему у него проблемы с безумием, и он вышибает еще больше людей из игры, просто чтобы убедиться, что у него будет еще больше проблем.

Его игра является проблемой. Наша игра не является проблемой.

Наша игра – это их решение. Я желаю вам удачи с этими идеями.

Благодарю вас.