Русская версия

Search document title:
Content search 2 (exact):
ENGLISH DOCS FOR THIS DATE- Communication and ARC (UNI-05) - L541229b | Сравнить
- Dianetics 1955! (UNI-04) - L541229a | Сравнить
- Games (UNI-06) - L541229c | Сравнить
- Group Processing (UNI-08) - L541229e | Сравнить
- Group Processing Part 1 (UNI-07) - L541229d | Сравнить

RUSSIAN DOCS FOR THIS DATE- Групповой Процессинг, Часть 1 (КО-7) - Л541229 | Сравнить
- Групповой Процессинг, Часть 2 (КО-8) - Л541229 | Сравнить
- Игры (КО-6) - Л541229 | Сравнить
- Общение и АРО (КО-5) - Л541229 | Сравнить

CONTENTS GROUP PROCESSING, PART II Cохранить документ себе Скачать

GROUP PROCESSING, PART II

КОНГРЕСС ОБЪЕДИНЕНИЯ (КО), 6
A Group Processing session given on 29 December 1954

ИГРЫ

Let's right now find the floor.

Лекция, прочитанная 29 декабря 1954 года
68 минут

Okay. Now, let's right now find the floor.

Спасибо.

Audience: Okay. Okay, Ron.

Сегодня вечером у нас будет групповой процессинг. А прямо сейчас я хотел бы поговорить с вами ещё немного, если хотите.

Good. Good. And just for variation, let's find the floor.

Здесь в «Дианетике 55!» у нас очень много данных, которые представлены в сжатом виде... в сильно сжатом виде - в самом деле. Однако, по сути в ней главным образом говорится о двух вещах: в ней с одной стороны говорится о существовании единицы, производящей энергию, - о том, что мы называем жизнью. И с другой стороны в ней рассматривается такое в высшей степени механистическое понятие, как треугольник АРО.

Audience: Okay.

Мы здесь смотрим на две вещи. Мы смотрим на производство пространства, энергии, материи, времени; а с другой стороны, мы смотрим на штуку, которая всё это производит. А это тот ещё трюк. Я не знаю, к чему всё это нас приводит... в самом деле не знаю, поскольку кроме этого больше ничего нет.

Good. Good. And just for variation, now, let's find the floor.

Мы имеем дело одновременно и с качеством и с количеством. И люди, занимающиеся изучением существования, допускали серьёзную ошибку или попадали в неприятности только в одном случае: когда они путали качество и количество. В физической вселенной могут существовать вещи, которые обладают и качеством и количеством. Мы видим машину. Это такое-то количество материи, которая занимает такое-то количество пространства и обладает определённым качеством, известным как машина. Понимаете? Так что тут присутствует и качество, и количество.

Audience: Okay, Ron.

Так что это форма. У нас есть форма и у нас тут кое-что есть, ну, предположим вот этот предмет мебели, и он имеет какое-то количество пространства, какое-то количество материала, и он занимает определённое количество времени (измеряемое), и он обладает качеством - он является предметом мебели. И именно вы и я приписываем ему качество. И именно вы и я вложили в него количество. Мы сделали так, что он теперь обладает количеством. Но это сделали вы, и вы делали это на протяжении весьма продолжительного периода времени. Поэтому единственное, что вам теперь нужно делать, это приписывать ему качества.

Is that a floor?

И мы находим, в чём состоит основная разница между жизнью в её чистом состоянии, так сказать, и жизнью в её механическом состоянии. Жизнь - ещё до того как она произвела что-то или когда она уже прекратила производить что-то - жизнь полностью находится в состоянии качества. Она представляет собой только качество. Понимаете, она обладает способностями. Её способности не измеряются количеством - у неё просто есть способности. Она не обладает количеством времени, она обладает способностью создавать время и чувствовать время, но она не обладает количеством времени.

Audience: Yeah.

Когда к вам подходит человек и говорит: «(Уф, уф.) У меня просто ни на что не хватает времени. (Уф.) Я просто не знаю, где мне взять время, чтобы сделать это. (Уф, уф.)». Он является объектом. И он не очень-то жив. Ведь этот человек обладает потенциалом, - качеством, - он может создавать время. И когда он думает, что у него есть лишь какое-то количество времени, которое он может занимать, это всё равно, как если бы завод Флейшмана по производству дрожжей чувствовал бы себя плохо от того, что он не дрожжевой пирожок.

Well, good. Have it say "Okay."

Так вот, таким образом, мы здесь имеем дело с чем-то, что обладает умениями, способностями, качеством, но совершенно не обладает никаким количеством. И человеку, который ориентирован исключительно на количество, который смотрит на всё только с точки зрения денег, с точки зрения такого-то количества долларов, - такому человеку было бы странно слышать эти слова. Деньги - это свершившийся факт, это не что-то, что вы можете делать, создавать или чем вы можете обладать в большем количестве. Деньги - это лишь столько-то, понимаете? Вот каким будет его представление о защищённости: «Сколько денег у меня на счету?» Такова его идея о защищённости. Это ужасно жалкая идея о защищённости.

Audience: Okay.

Я скажу вам, насколько велика его защищённость. Его защищённость зависит от его способности создавать богатство. Стоит ему только потерять свою способность создавать богатство, даже если он скопил большое количество денег, даже если повсюду валяется большое количество денег, он, скорее всего, почувствует себя нищим.

No, you have it say "Okay," just that floor right there — start saying "Okay" to you. (pause) Have we got that now? The floor saying "Okay"?

Так вот, бывает так, что у человека на счету в банке лежит миллион долларов и несмотря на это он нищий. В ветхих домах, где повсюду валяются газеты и всякий хлам, нередко находят мёртвых людей, которые умерли из-за того, что не ели в течение трёх-четырёх недель, хотя в жестянке на полочке у них лежала сотня тысяч долларов. Понимаете? Значит, такой человек... его защищённость и продолжительность его жизни на самом деле не зависели от сотни тысяч долларов.

Audience: Yeah.

Что ж, давайте посмотрим на это с самой... так сказать, практической точки зрения и мы скажем: «Что ж, вам, конечно, легко говорить, но было бы очень здорово, если бы прямо в эту минуту у меня в кармане лежала пара тысяч баксов».

All right. Have the floor say "Okay" some more. (pause) That's fine.

Что ж, а почему их у вас нет? Да потому, что вы можете думать: «Было бы ужасно здорово иметь», и одновременно с этим говорить: «Я не имею», и одновременно с этим говорить: «Меня от этих двух тысяч баксов до некоторой степени отделяет какой- то барьер».

Now let's just have that floor say "Okay" some more. (pause) That's good. Now let's have that floor say "Okay." Now let's not go varying it around.

Так вот, если вы подумаете над этим, вы осознаете, что деньги - это единицы внимания общества. Вот, пожалуй, и всё, что они собой представляют. Общество разбрасывает эти единицы внимания вокруг и проделывает поразительную, восхитительную вещь, фантастический фокус, который в действительности состоит в том, что оно берёт кусочки бумаги... не серебро и уж точно не золото (их хотелось бы иметь всем, так что серебряные и золотые монеты больше не выпускают)... общество берёт эти кусочки бумаги, и оно в самом деле может их конвертировать. Вы берёте целую пачку этих кусочков бумаги, понимаете, вы - бац, и вот у вас уже автомобиль. Это в некотором роде волшебство, и это волшебство настолько волшебное, что люди становятся преступниками и приобретают автомобили, не делая с деньгами дзинъ. Это называется преступностью.

Have that floor say "Okay" some more. (pause) Good. Is that easy to do?

Но на очень высоком уровне... с нашей нынешней точки зрения, на невероятно высоком уровне индивидуум, теоретически, мог бы быть достаточно способным, чтобы, не делая с деньгами дзинъ, просто сказать: «Автомобиль... вжик». И вот у него автомобиль. Понимаете, это невероятная высота.

Audience: Yes.

Однако, введя во все операции промежуточную точку под названием деньги, группа получила возможность контролировать членов группы, выдавая им лишь определённое количество денег, которые превращаются - вумп - в автомобили и еду.

Okay. Where's the floor?

Таким образом, вводя эту промежуточную точку, вы тем самым устанавливаете барьер; барьер на пути к приобретению, барьер на пути к обладанию. Это неплохой барьер. Вы когда-нибудь играли в старую, старую игру под названием «Монополия»? Это невероятная игра. Люди сидят ночь напролёт и меняют все эти маленькие домики и маленькие кусочки бумаги, будто они не занимались этим весь день. Это была не игра, это была драматизация.

Audience: Right here.

Что ж, тут мы имеем дело... значит, тут мы имеем дело с игрой под названием

All right. Feel it. You got it there?

«Деньги». И эта игра представляет собой что-то вроде этого: две единицы жизни или больше... поймите это... чтобы была игра, необходимы две единицы жизни или больше. Если вы играете в игру, когда у вас меньше двух единиц жизни, игра превращается в застрявший поток. И игра полностью отсутствует, если поблизости нет ни одной единицы жизни. Однако мы даём игре следующее определение: это деятельность, которой занимаются две единицы жизни или больше. И это... мы просто быстренько даём ей определение, грубое определение; вы могли бы сказать, что это и есть игра. Хорошо.

Audience: Yes.

Так вот, чтобы у этих двух единиц жизни (или больше) была игра, им потребуется какое-то количество барьеров. Первый барьер - это пространство. Хотя единицы жизни могут одновременно занимать в точности одно и то же пространство. И они могут, понимаете, занимать одно и то же пространство и всё же общаться. Идеальное общение - это не отсутствие общения; отсутствие общения - это уже смерть. Идеальное общение - это полное общение. И идеальное общение возможно в том случае, если вы занимаете в точности одно и то же пространство с кем-то другим. Но если вы находитесь с кем-то в полном общении, у вас нет игры.

Is it there?

Поэтому первый шаг в любой игре состоит в следующем: Джо и Билл занимают одно положение в пространстве и находятся в хорошем общении и хорошем аффинити, и все счастливы и веселы, они находятся в хорошем согласии и всё прекрасно. Теперь они собираются поиграть в игру.

Audience: Yes!

Что ж, Билл говорит Джо или Джо говорит Биллу: «Эй ты. Становись там. Я стану здесь. И между нами будет вот столько пространства. И потом я скажу: “Как ты?” - а ты ответишь: “У меня всё хорошо”. И я кивну. А потом ты скажешь: “А как ты?”, - и я отвечу: “У меня всё хорошо”. И тогда ты кивнёшь. Хорошо? Ну, давай».

Well, all right. Have it say "Okay," over and over. Have the floor say "Okay," over and over. (pause) That's fine.

И цикл начинается. Имеет место общение. Таким образом, первая точка входа в механику - это общение. Но ведь это игра. До тех пор пока игра будет продолжаться, до тех пор пока вы будете занимать вселенную, созданную для игры или созданную играми, до тех пор пока вы будете живы, до тех пор пока вы будете частью этой игры в любом виде, вам придётся продолжать общение. Почему? Да потому, что когда вы общаетесь, вы продолжаете действие и жизнь. И когда вы прекращаете общаться, вы умираете и выходите из игры.

Have the floor say "Okay" some more times. (pause) Do that real easy?

Однако, чтобы создать более сложную игру, общение разрывают или прерывают. И в итоге получается намного более сложная игра (как известно любому руководителю программы, чью передачу только что урезали наполовину, чтобы сообщить: «Сводка новостей - Президент Эйзенхауэр только что чихнул»). Понимаете, такого рода прерывание... это создаёт игру. Потом он приходит и говорит:

Audience: Yeah.

  • Зачем врываться и прерывать мою передачу таким образом?

Well, fine. Fine. If you do that so easy let's have each foot say "Okay" simultaneously. Have them both say "Okay," same time. (pause) That's fine. Have each foot say "Okay" to you. (pause) Good. You doing that?

И парень отвечает:

Audience: Yes.

  • Ну, нам пришлось, это важная сводка новостей для общественности.

Fine. Fine. Have each foot say "Okay" to you, not one after the other but both at the same time. Two "okays" at a crack, now. Let's speed this process up. (pause) All right.

На что руководитель программы говорит:

Now what are you doing?

  • Ну, тебе не следовало этого делать.

Audience: Having my feet say "Okay" to me.

И они: «Гав-гав-гав-гав-гав» - друге другом.

You doing it?

  • Кто тут вообще руководитель программы?

Audience: Yes.

  • А чья это программа? Это я тут пытаюсь продать «Лёгкие-прелёгкие мыльные хлопья», а не ты.
  • All right. Let's have those two feet say "Okay" to you. (pause) All right. You doing that easily?

  • Это мне платят спонсоры, а ты тут просто в качестве механического приспособления.
  • Audience: Yes.

  • Неправда.
  • All right. Let's have those two feet say "Okay" to you some more. (pause) Have those two feet say "Okay" to you. Both of them at the same time, two "okays," wham, wham. (pause)

  • Да ты понимаешь, с кем ты разговариваешь?
  • Is that real good?

    Туда-сюда.

    Audience: Yeah.

    И если они будут продолжать общаться в том же духе довольно долго, что ж, их игра станет довольно терпимой. Это будет своего рода словесная потасовка. Но если они перестанут об этом говорить, они будут злиться друг на друга всё сильнее и сильнее, всё сильнее и сильнее, всё сильнее и сильнее, и один из них уйдёт с работы, и на этом игре придёт конец. Вы понимаете? Что ж, это эволюция игр.

    Hm? That fine?

    Игра разваливается на кусочки, когда вы прекращаете общение, и вы не играете в игру, когда вы не общаетесь хотя бы в некоторой степени. Ведь первый шаг любой игры - это общение.

    Audience: Yes.

    Поэтому можно было бы сказать, что парочка общающихся терминалов - это до некоторой степени барьер. Будьте уверены, это так; они представляют собой пространственный барьер... первый барьер. А затем им необходим временной барьер, им необходимо сделать эту странную и невероятную вещь. Известно ли вам, что каждому из них нужно притвориться, что другой не говорит, чтобы они могли говорить, а потом им нужно притвориться, что теперь ситуация стала обратной? Так мы и получаем время.

    Well, all right. Have those two feet say "Okay" to you some more. (pause) That's fine.

    Солнце светит. Оно не светит. Оно светит. Оно не светит. И, конечно же, если вы будете постоянно стоять и ждать, когда же засветит Солнце, а сами вовсе не будете светить, вы застрянете на Земле. Это точно.

    Have those two feet say "Hello" to you some more. (pause) All right. Okay, now. All right.

    Но когда мы рассматриваем игры, мы обнаруживаем, что игра - это, по сути, общение. Что ж, не позволяйте двум командам играть только между собой слишком долго. У них больше не будет игры, поскольку они не будут противниками - они будут друзьями.

    Now, let's find the floor.

    Такое много раз случалось во время войн. Какая-нибудь изолированная часть... забыли дивизию, понимаете, или полк, или отделение или что-то в этом роде, его оставили где-нибудь на отшибе и там... а враги оставляют там своё отделение, и предполагается, что эти два отделения должны стрелять друг в друга. И они какое-то время стреляют друг в друга, они стреляют друг в друга, они стреляют друг в друга.

    Audience: Okay. Okay.

    А потом кто-нибудь решает немного постирать или что-то в этом роде, и это как бы говорит другим: «Слушайте, мы уже давно не стирали свои вещи». И тогда они берут своё заношенное исподнее и стирают его. И одни идут в этом направлении, а другие в этом.

    All right. Is that floor more real now?

    И, боже мой, не успеваете вы и глазом моргнуть, как у какого-нибудь генерала возникает вот такая проблема: он приходит гуда а эти ребята сидят в одной землянке и рассказывают друг другу байки. Кстати говоря, генералам труднее всего примириться именно с этим, - с тем, что солдаты вступают в общение.

    Audience: Yes.

    Известно ли вам, что во время войны тех, кто вступал в общение с врагом, расстреливали; их расстреливали. Таких людей ставали к стенке и расстреливали за то, что те вступили в общение с врагом. Интересно, что они ещё делают, когда стоят в окопе и стреляют из ружей, если не общаются. Конечно, это грубый способ общения, но тем не менее это общение.

    Is it or isn't it?

    Если вы будете стрелять в человека достаточно долго, а он будет стрелять в вас достаточно долго, то вы, несомненно, превратитесь в закадычных друзей. Несомненно.

    Audience: Yes. (various responses)

    Так вот, единственный способ не дать войне затухнуть и поддерживать действи- тельно активные боевые действия где угодно в мире, - это выставить такой барьер общения, который лишал бы людей всякой возможности общаться. И это было бы идеальным решением, которое не допустило бы прекращения игры и затухания войны.

    All right. Have your two feet now say "Hello" to you. Simultaneously, have them say "Hello." (pause) All right. You getting so you can do that more easily now?

    Война не будет длиться дольше определённого времени, поскольку то, что держали вне общения на протяжении значительного срока, поставив барьер, становится нереальным. Оно перестаёт существовать. Так что на самом деле, если бы вы могли создать... это не очень хорошее решение, но частично это помогает решить проблему. Если бы вы повесили здесь, на Земле, железный занавес... если бы вы повесили железный занавес и не позволяли бы никому с этой стороны общаться с кем-то, кто находится по ту сторону от железного занавеса, никто бы не общался о тех, кто находится по другую сторону железного занавеса, никто бы там не общался... однажды, к вам бы подошёл кто- нибудь и сказал:

    Audience: Yes.

    • Послушай, а ты знаешь об этих русских....

    Well, all right. Have your two feet, each one, say "Hello" to you at the same time. (pause) All right. Is that getting real easy?

  • О ком?
  • Audience: Yes.

  • О русских, русских, ты знаешь, о ком я говорю.
  • Is it getting easier?

  • Нет, я не знаю. Где эти русские? Кто это такие, русские?
  • Audience: Yes.

  • Те люди, что находятся по другую сторону от железного занавеса.
  • Well, fine. Have your two feet say "Hello" to you. (pause) Okay. How's that now, huh?

  • Какого занавеса?
  • Audience: Fine.

    Понимаете, у вас не было бы никакой реальности о том, что русские существуют. Точно так же, если бы кто-то в России подошёл и сказал:

    Is that real good?

    • Ты знаешь обо всех этих капиталистах?

    Audience: Yeah. Yes.

    То русский бы ответил:

    All right. Is it getting a lot easier?

    • Капиталисты? Ври больше! Где?

    Audience: Yes.

  • Ну, там, по другую сторону от железного занавеса.
  • Well, good. Have both feet now simultaneously say "Hello" to you. (pause) All right, is that pretty easy now?

  • О, ты глупый мужик, ты же знаешь, что у железного занавеса мир заканчивается. Мир совершенно плоский, так говорит Лысенко. И ты проваливаешься в ничто и в никогда, когда заходишь за железный занавес. Там вообще ничего нет.
  • Audience: Yeah.

    Так и есть. Именно это и происходит, когда вы обрываете общение.

    Is it getting easier?

    Но, конечно же. полностью оборвать общение в настоящее время практически невозможно... полностью оборвать. Некоторые вещи всё же просачиваются, например «ЗАБОТЫ». Например, манифесты ООН, которые выпускает Кремль. Происходит бессистемный обмен всевозможными маленькими сообщениями. Они настойчиво постукивают миру по плечу и говорят: «Эй, там есть русские». И они настойчиво постукивают русским по плечу и говорят: «Эй, где-то там находится внешний мир». Понимаете, это такой тоненький ручеёк общения. И это действует как чистый динамит. Этого общения не достаточно, чтобы создать А и Р... его хватает лишь на то, чтобы подтолкнуть к мысли, что там что-то существует.

    Audience: Yeah.

    Это как человек с контуром; контур достаточно часто тюкает человека по макушке, чтобы тот знал, что там не совсем уж ничего нет. И спустя какое-то время он жутко сильно на это разозлится; он не находится в общении с этим, но он и не вполне... в общении с этим, однако он находится в общении с этим, поскольку он получает какой-то импульс или внутреннее чутьё ему подсказывает... тем или иным образом, что он почему-то лодырь. Время от времени он чувствует, будто что-то говорит ему: «Ты лодырь».

    Or is it getting harder?

    Он говорит: «Понимаете, с моим разумом что-то не в порядке». Всё, что вам нужно будет сделать, чтобы полностью разрешить эту ситуацию, это либо полностью оборвать общение, понимаете, поместить его далеко позади головы, либо пойти другим путём и ввести его в общение с этим контуром.

    Audience: Harder. Easier.

    Самый лучший! способ - полностью вывести человека из общения с этим контуром, а потом ввести его в полное общение с ним, и в этот момент контур перестанет доставлять ему какие бы то ни было неприятности.

    No.

    Человек со сломанной ногой просто валяет дурака, понимаете? Она легонечко пихает его, он легонечко пихает её. Он не находится с ней в полном общении. Чтобы помочь ему справиться со сломанной ногой, необходимо отделить его от сломанной ноги, чтобы он больше не находился с ней в навязчивом общении. А потом ввести его в общение, в полное общение со сломанной ногой, и в этот момент она очень быстро срастётся и придёт в норму. Улавливаете идею?

    Audience: Harder.

    Таким образом, нас не интересует частично разрушенный барьер, если это делается не для того, чтобы усложнить игру. Однако игра очень, очень важна. Чтобы иметь игру, необходимо иметь механику. В этой вселенной необходимо иметь пространство, энергию, материю и время. В любой вселенной жизнь должна иметь, по крайней мере, что-то из этого.

    Well, all right. Have both feet now say "Hello" to you, over and over many times. (pause) Now how's that?

    Так что у нас получается, что качество говорит «Я могу создать игру и играть в неё», и затем появляются его побочные продукты: игровое поле, какой-то приз, ради которого ведётся игра, куча всякой-всячины, с которой необходимо сталкиваться и которой необходимо управлять, чтобы иметь игру. Таким образом, мы имеем дело с чем-то, что хочет игру, и с механикой игры. И когда мы смотрим на жизнь, мы видим, что мы не должны путать эти две вещи. Мы должны просто сказать: «Что ж, тут есть что-то, что способно создавать игру, что обладает качеством "играть в игру", что порождает игры, продолжает вести игры, участвует в играх. Кроме того, есть всевозможные побочные продукты, из которых складываются игры». Это очень чётко разделит эти две вещи и мы сможем очень хорошо их понять.

    Audience: Fine.

    Так вот, эта штука, которая может играть в игру, участвовать в игре, порождать игру, обладает лишь качеством. Она может, по своему собственному мыслезаклю- чению, быть количеством. Она может сказать: «Я рядовой солдат. Не знаю, кому ещё я вешаю лапшу на уши - я вешаю лапшу на уши себе, - но я рядовой! солдат. Я количество армии. Я один солдат в армии, которая размером с армию. Я количество, которое является частью игры».

    That real good?

    И если бы он полностью, совершенно безоговорочно поверил в то, что это и всё, чем он является, перед вами был бы аберрированный человек. Он был бы аберрированным человеком. Он не получал бы никакой радости ни от того, что он часть армии, ни от того, что он играет в игру. Он бы перестал осознавать, что ведётся игра, сразу же, как только он полностью стал бы рядовым солдатом и «одним-единственным» рядовым солдатом.

    Audience: Yeah.

    Так вот, во времена, когда гражданское население отдаёт себя во власть военных и когда большой процент гражданских надевают униформу и сражаются на войне, вы можете стать свидетелями таких вот моментов: человек, который в соответствии с правилами должен быть лишь «одним рядовым солдатом», на самом деле скажет вам: «Что ж, я репортёр газеты. Я был репортёром “Кларион бьюгл газетт” в Су-Фолс, вот кто я на самом деле», - понимаете? У него есть запасная идентность.

    Well, good. Good. Now have both feet say "Hello" to you. (pause) All right. Now how is it?

    Вы приходите к офицеру запаса и пытаетесь заставить его признать тот факт, что он только лейтенант или что-то в этом роде, но он никогда вам этого не скажет. Он скажет: «Я юрист. Пока я не был призван, я зарабатывал 850 долларов в месяц. В тех местах, откуда я пришёл, я большая шишка». Понимаете, у него в запасе есть идентность. Он не целиком и полностью на службе в войсках. Однако, когда такое происходит, люди совершают много высокотонных действий. В армии и во флоте на самом деле бывают такие времена, когда там служат люди, которые занимаются не только тем, что сдерживают любое движение.

    Audience: Harder.

    Такие люди способны в какой-то небольшой степени играть в игру, и они проделывают невероятные веши. Министерство обороны медленно сходит с ума, пытаясь быть в курсе всех тех невероятных вещей, на которые способны эти люди. Понимаете, они видят где-нибудь врага, они что-то там решают, и не успеваете вы и глазом моргнуть, что ж, они тайно обходят холм и берут в плен дивизию или что-то вроде этого... как сержант Йорк.

    Is it getting harder?

    Они делают совершенно невероятные вещи. Они вдруг обнаруживают, что у них закончились запасы продовольствия, понимаете, или что у них вот-вот закончатся запасы продовольствия, и они понимают, что смогут получить запасы продовольствия только после того, как подпишут восемнадцать сотен бланков в четырёх экземплярах или в пяти экземплярах, поэтому они решают всё это упростить и они получают продовольствие. И никто не может толком объяснить, откуда взялось всё это продовольствие, но, о-го-го, это ещё как «законно»... типичные действия. И всё просто летит к дьяволу. Эти ребята создают больше хаотичности, чем кто бы то ни было в состоянии вынести, поэтому власть имущим приходится заканчивать войну. И в конце концов они доходят до точки и говорят. «Мы можем перенести любое действие, которое положит конец всему этому... даже мир».

    Audience: No. Yes.

    Что ж, таким образом появляется игра, в которую играют государства, и она называется война. И только когда в этих людях не остаётся ничего, кроме одной лишь идеи «Я немец», «Я русский», «Я рядовой солдат», «Я капитан», только когда они крепко-накрепко фиксируются на этой идее и становятся этим... только тогда в этих войнах появляется огромное количество жестокости, очень мало понимания, никакого сочувствия и ничего, помимо разрушения. И когда это происходит, когда каждый человек сверх меры фиксируется на своей идентности «Я герцог», «Я принц», «Я полковник», - только тогда мы получаем что-то вроде Столетней войны.

    It is? Getting harder?

    Мы не могли понять, что случилось с рыцарством. Оно пало в Столетней войне. Никто не знал, как её закончить. Каждый человек был самим собой на сто процентов, иначе говоря, он думал о себе, как о пешке в этой игре под названием Столетняя война, понимаете? Боже мой, насколько же фиксированными были их титулы и идентности. Ммм! Они в самом деле были своими титулами и идентностями.

    Audience: Yes.

    В них не было никакой гибкости, которая позволила бы им взять ответственность за какую-то иную динамику, помимо самих себя. Вы это понимаете? Их ответственность была просто фиксированной, и больше у них не было никакой ответственности. Поэтому они могли взять какого-нибудь простолюдина и пытать его. Поэтому они могли выжигать деревни, ни мало не заботясь о детях, которые там живут. Это игра безо всякой ответственности.

    Getting easier?

    Война, в которой дерутся люди, способные нести ответственность, - это забава. Война, в которой противоборствующие стороны не несут никакой ответственности за своих врагов, не несут ответственности ни за какую другую идентность, - это просто бойня, сумасшедший дом.

    Audience: Harder. Yes.

    Когда игра превращается в зверство, когда она опускается до рабства, при котором никто в игре не может поменять свою идентность, - у всех совершенно зафиксированная идентность и так далее, - только тогда участники игры начинают проявлять жестокость, зверствовать и становятся преступниками. Всего этого нет, если у людей всё же есть какая-то свобода, которая позволяет им сделать выбор, играть им в игру или нет.

    All right. Now let's have both feet say "Okay" to you. (pause) All right. That's fine. Now how's it going?

    Вы когда-нибудь видели соседского мальчика, который не мог играть в игру? Который яростно дрался с другими детьми за их игрушки? Это человек, который не может играть в игру. Дети собираются играть в шарики, кто-то приносит шарики и раскладывает их на песке, всё готово и дети чертят круг, а потом вдруг прибегает этот мелкий пацан, хватает все шарики, засовывает себе в карман и убегает. И другие дети говорят: «Нет, Генри». И после пяти или шести раз, когда они сказали: «Нет, Генри», они хватают его и всыпают ему по первое число. А потом они фиксируют его по-настоящему, они говорят: «Ты с нами больше не играешь». На самом деле они и себя фиксируют. Каждый раз, когда они собираются поиграть в шарики, маленький Генри оказывается тут как тут с духовым ружьём. Это вырождение одной игры в другую.

    Audience: Fine.

    Так вот, разница... это большая разница... давайте по-настоящему приблизимся к действительности... разница между преклиром, с которым вам было легко, и преклиром, с которым вам было тяжело, состоит в том, что преклир, с которым вам было легко, мог играть в игру. Он всё ещё мог играть в игру.

    All right. Now let's have both feet say "Okay" to you. (pause) All right. That's real good.

    А тот человек, с которым вам было ужасно трудно, настолько зафиксировался в какой-то идентности, что как бы говорил: «Это совершенно, абсолютно реально и серьёзно, насколько бы аберрированным или дурацким это ни казалось» и «Это не игра, это реальность, это всерьёз», понимаете? И он зафиксирован, он не может измениться.

    Now let's have both feet say "Hello" to you. (pause) Okay. Okay. How's that going?

    И вот первое, что вы в нём заметите: он испытывает сложности с тем, чтобы играть в игру. Это первое, что вы в нём заметите. Первое, что, как вы заметите, будет с ним не в порядке. Вы заметите это, когда скажете: «Хорошо. Так, давайте подойдём к этой стене и коснёмся её пальцем».

    Audience: Fine.

    И человек подходит к ней и говорит: «А почему я должен это делать?»

    Going good now? Is it harder now?

    Если вы работаете с ребёнком, который целиком и полностью способен играть в игру, то, когда вы скажете ему: «Подойди к той стене и прикоснись к ней», - он подойдёт к той стене и прикоснётся к ней, - и всё.

    Audience: No. Yes.

    И он скажет: «А теперь ты подойди к этой стене и прикоснись к ней». Некоторым одиторам будет казаться, что способность этого ребёнка играть в игру слишком уж развита. Ладно.

    Oh, is it easier now?

    Существует градиентная шкала способности играть в игру и это градиентная шкала фиксированной идентности, как части игры или количества. Это градиентная шкала «В какой степени я являюсь количеством в этой игре?» - идентность/количество. Я один человек, понимаете? Я один человек по имени Джонс, вот и всё, чем я являюсь.

    Audience: Yes. (various responses)

    Так вот, при всём уважении к вам и к себе, это не такое уж хорошее состояние. Человек, который не может быть время от времени Смитом, в действительности не очень- то хорошо осознаёт, что он играет в игру. Всё для него правда, всё всерьёз, понимаете? Понимаете, всё жёстко. Всё всерьёз. Всё реально. «Не вещай печальным слогом...».

    Well, well. Have both feet say "Hello" to you. (pause) That's fine.

    Так вот, очень странно, что человек пользуется лишь свободой действий, тогда как у него есть свобода играть. Когда человек чувствует, что он играет в игру по собственнохму выбору, то это является игрой. А когда кто-то другой выбирает для него игру и тем или иным образом вводит его в игру, то у человека нет свободы играть в эту игру, он играет в эту игру по принуждению. И единица жизни, которая играет в игру, состоящую в том, что она вынуждена играть в эту игру, будет чувствовать себя весьма жалко в кресле преклира... ей будет тяжело. Понимаете: «Я играю в эту игру по принуждению. Какая стена?» Она играет в игру по принуждению.

    Now have both feet say "Hello" to you. Many times over and over. Both at the same time. Let's make sure now your feet are saying "Hello." (pause) All right. That's fine.

    Вы говорите:

    Now have both feet say "Hello" to you. (pause) Now, how's that?

    • Подойдите к этой стене и прикоснитесь к ней.

    Audience: Fine.

  • Нет.
  • That getting a lot easier?

    Так вот, странно в этом вот что: эта свобода выбора в одитинге настолько важна, что люди, которых приводят мамы или папы и которых одитируют, в то время как они вообще не понимают, что происходит, поправляются намного медленнее, чем человек, который решил одитироваться сам.

    Audience: No.

    Он говорит: «Знаете, наверное, я пойду и получу процессинг. Моё состояние в последнее время оставляет желать лучшего... я постоянно делаю вот так... поэтому я пойду получу процессинг». И вы его одитируете и так далее. Понимаете, он всё ещё обладает свободой изменить свою роль. Он меняет свою роль в жизни. Поэтому он может согласиться прийти и получить одитинг.

    All right. Good. Now let's have both feet say "Hello" to the ground. Have both feet say "Hello" to the ground. Put them down on the ground. Put them down on the floor. Just put them down on the floor. Now have them both say "Hello" to the floor. (pause) All right. Now is that pretty easy?

    Разница состоит не в том. выбирает человек или нет. Разница между этими двумя людьми состоит в том. что... человек, который не хочет одитироваться, даже если он сидит в кресле преклира. и человек, который только что пришёл и хочет одитироваться... разница на самом деле заключается в уровне кейса. Разница не состоит просто в разном отношении. Дело не в том, что один из них решает быть здесь, а другой не решает быть здесь, понимаете, и вот это и влияет на одитинг. Не это влияет на одитинг. На одитинг влияет вот что: один из этих людей может сделать свой выбор и решить быть где-то и поменять свою роль в игре. А другой человек, который находится аж вон там внизу, уже больше не может поменять свою роль в игре. Поэтому он думает, что одитор собирается заставить его поменять свою роль в игре, а он знает, что он не может поменять свою роль в игре.

    Audience: Yes.

    Так вот, если бы мы взяли кого-нибудь, зафиксировали его на стуле и начали: «Свами, свами, гипноанализ, пуи, пуи» - и сделали бы ему укол нарко... что ж, я не стану говорить того, что у меня сейчас на уме... (смех) в любом случае, мы делаем ему укол, а потом воздействуем на него небольшим электрошоком, и при этом всё время приговариваем: «Ты жокей. Ты не можешь быть никем другим, только жокеем. Ты жокей». Бзз, бзз, бзз. «Ты жокей. Ты не кто иной, как жокей. Ты можешь быть только жокеем. Ты никогда не сможешь изменить то, что ты жокей». И мы просто продолжим в том же духе несколько часиков и повторим эту терапию несколько дней...

    Hm? That pretty easy?

    Мы ведём его в сессию одитинга. Нам придётся тащить его на аркане или что-то в этом роде. Нам придётся притащить его, нам придётся заставить его сесть на стул и так далее. Он будет не в состоянии изменить свою роль, понимаете? Он уверен вот в чём: «Я не могу изменить свою роль. Поэтому от одитинга не будет никакого проку. Я являюсь количеством игры, и я не обладаю никаким другим качеством, помимо одного: единственное качество, которым я обладаю, - “жокей”. Единственное количество, которым я обладаю - это вот это тело и вот эта смешная маленькая шёлковая кепи». Ладно.

    Audience: Yes.

    Этот преклир будет в самом деле трудным... в самом деле трудным. Не думайте, что вы не можете взломать такой кейс, вы можете взломать такой кейс. Вам придётся выполнить всевозможные действия, чтобы вступить с ним в общение, поскольку этот человек не захочет вступать в общение. Он жокей. Единственный способ, которым он может общаться, - это сидя на лошади, вот таким образом... И он ездит и ездит по ипподрому, вот эдаким образом...

    All right. Now have both feet say "Hello" to the floor. (pause) Okay. How's that working now?

    Психодрама - это попытка заставить жокея быть жокеем, и в основе этого метода лежит теория о том, что если вы сможете заставить его достаточно долго быть жокеем, он слезет с лошади. Но опять-таки, если он сам не решит быть жокеем, он никогда не сможет стать никем другим.

    Audience: Fine. Better.

    Так вот, вы можете провести такому человеку процесс, если, конечно, сможете донести это до него; в этом состоит вся сложность. Понимаете, он выпал из общения. Расстояние, на которое такие люди выпадают из общения, это то расстояние, на которое они выпадают из игры, оказываясь в зафиксированном количестве чего-то.

    That getting easier now?

    И чем в большей степени такой человек оказывается в общении, тем больше становится его способность менять игру, менять свою роль... ему не обязательно это делать, он просто может это сделать, понимаете, качество, способность... пока он, наконец, не дойдёт до такого состояния, когда скажет: «Что ж, эй, что бы вы думали, ха, я могу играть в любую игру, какую захочу. Наверное, я продолжу играть в ту игру, в которую играл, ведь это весело». Когда он только приступал к одитингу, ему не казалось, что это весело; ему вообще так не казалось. Но теперь, ему кажется, что идти в офис и писать что-то без конца на маленьких кусочках бумаги, - это ужасно весёлая шутка. Это очень забавно.

    Audience: Yes.

    Все приходят и их глаза вылезают из орбит от того, насколько всё это важно, понимаете? Вы говорите: «Хорошо. Давайте ещё немного поиграем в эту игру». И эти ребята начинают очень жёстко относиться к окружающим, поскольку полагают, что они жёстко играют, понимаете? И этот человек видит... «Надо же, вот интересная игра», и начинает играть раз в восемь жёстче, чем кто бы то ни было ещё в его окружении, и все выматываются. Поскольку этот человек играет в игру, а другие делают это потому, что вынуждены... разные точки зрения.

    All right. Now let's have both feet say "Hello" to the ground. (pause) All right. Now how's that?

    Что ж, человек, который может играть в игру, может играть в неё потому, что он может общаться. В футболе никто настолько не находится вне общения, как ведро с водой. Хотя все игроки подходят к нему и пьют из него. Но оно никогда не задаёт себе положение в пространстве; это всегда делают за него. Его наполняют, его опорожняют.

    Audience: Fine.

    Так вот, существует одна интересная разновидность такого ведра, которое само себя наполняет и опорожняет, но у него есть две ноги и в игре его называют водоносом. И обычно роль такого ведра играет какой-нибудь парень с выпученными глазами, который преисполнен благоговения перед героями, ну, вы знаете: «Эй, Джо, хочешь я тебе дам попить, а?» Он играет в игру. Он будет играть в игру при каждом удобном случае. У него ещё не появилась фиксированная идея о том, что единственное, чем он когда- либо будет, - это ведром с водой.

    Getting along real good?

    Между возрастом и степенью аберрированности существует какое-то соотношение. Вы говорите, что чем старше человек, тем тяжелее его одитировать. Нет, это не так. Это утверждение даже близко не похоже на правду. Я знаю очень многих детей, которых одитировать тяжелее, чем пожилых людей. Я знаю много пожилых людей, которых легко одитировать; просто... никаких сложностей. Я никогда не замечал никакой связи между аберрацией и возрастом. То, что психология притворяется, будто такая связь есть, ещё не повод для нас верить в это, пока мы не сможем этого увидеть и продемонстрировать.

    Audience: Sure. Yeah.

    Тем не менее, мне попадались люди, которые были довольно пожилыми и которых было трудно одитировать, но с другой стороны мне попадались и довольно молодые люди, которых тоже было трудно одитировать. Незначительная тенденция, которая действительно наблюдается, состоит в следующем: человек всё сильнее и сильнее фиксируется на своей роли. В двадцать один год он всё ещё может выбирать, кем он станет в дальнейшем, он всё ещё может провернуть такой трюк: он может сказать: «Что ж, на самом деле я не хочу быть банковским кассиром, но я буду работать здесь банковским кассиром до тех пор, пока не научусь играть на флейте. А потом я буду музыкантом, играющим на флейте. И я стану очень, очень знаменит».

    Well, all right. Now let's have the ground say "Hello" to both your feet. Have the ground say "Hello" to both feet now. (pause) All right. How you doing now with that?

    А теперь посмотрите, мы здесь немного спутали цели и мечты, и мы думали, что они являются самоцелью. Когда у человека есть цели и мечты, он просто-напросто демонстрирует то, что он может изменить свою роль в игре. Он демонстрирует свою уверенность в том, что он может изменить свою роль в игре. Вы это понимаете? И проявляется это в целях и мечтах.

    Audience: Fine. Good.

    Никогда не пытайтесь проводить процессинг человеку только в отношении идей. Поскольку любой тэтан, даже если он в плохом состоянии, может получать разные идеи. Нет никаких сомнений в том, что единица жизни может получать идеи и перемещать идеи. Значение имеет то, насколько сильно она может поверить в получаемые идеи. Если она может в самом деле поверить в какую-нибудь идею... она в самом деле зафиксирована в какой-то роли... у неё очень мало целей и мечтаний, поскольку ей не нужно их иметь. Ей незачем их иметь. Она сейчас зафиксирована в этой идее.

    Well, good. Now let's have the ground say "Hello" to both feet again. (pause) Okay. How's it going now?

    Так вот, продолжим, банковский кассир. И предположим, что прошло сорок девять с половиной лет, банковский кассир. Он, конечно же, не осознавал этого, пока ему не исполнилось тридцать пять. И он заметил, что парня, женившегося на тёте босса, и парня, женившегося на дочери босса, повысили, в отличие от него; хотя он всё время делал за них работу, поскольку они её делать не могли. Он забыл, как быть музыкантом, играющим на флейте, поскольку он не внёс очередной взнос за прокат флейты и флейту забрали. И он... наконец осознаёт, что он зафиксировался в идентности банковского кассира. И если он убеждает себя в следующей идее: «Мне никогда не быть никем, кроме как банковским кассиром», - что ж, в таком случае, он, конечно же, кладёт конец своим целям, мечтам, будущему траку времени и становится количеством чего-то. Он становится количеством банковского кассира... одним банковским кассиром, понимаете? А не способностью стать кучей вещей - если он действительно проникнется этой идеей.

    Audience: Okay. Fine.

    Единственное, во что нужно поверить тэтану, это в то, что он может делать множество вещей и быть множеством вещей... ему даже не обязательно делать их и быть ими... и он придёт в хорошую форму. Но как только ему в голову приходит идея о том, что он может быть лишь кем-то одним и что он никогда не будет никем другим, он мёртв! Насколько мёртвым можно стать? Можно поверить в то, что единственное, что вы можете делать, - это просто лежать.

    Doing better?

    Когда вы в конце концов начнёте верить в то, что вы можете только лежать, и что ваше тело может только неподвижно лежать, понемногу коченеть и быть пищей для червей, вы уйдёте... так же как и любой другой. Поскольку для вас это означает конец игры в данном цикле, понимаете? Это совершенно зафиксированная идентность. Вы уже не способны изменить даже положение тела в пространстве. Оно просто лежит. Вы понимаете?

    Audience: Yes.

    Поэтому сперва изменения затрагивают способность изменять свои идеи, затем способность изменять своё местоположение в пространстве по собственному желанию. Это механика, мы перешли в область механики. И затем, когда человек в конце концов теряет и эти способности, он оказывается мёртв. Когда он теряет свою способность изменять своё местоположение в пространстве по собственному желанию, он говорит: «Я мёртв». Вероятно, смерть заключается именно в этом, и ни в чём другом.

    Doing a lot better?

    Мне кажется, что вы могли бы взять этого жокея, после того как он побыл жокеем какое-то время, и убедить его в том, что он не может передвигаться, и он бы знал, что он мёртв, он бы ушёл и был бы мёртв. Понимаете?

    Audience: Yes.

    Когда мы изучаем анатомию игр, когда мы изучаем анатомию общения, мы обнаруживаем, что общение во всём своём многообразии - это те барьеры, которые необходимы для продолжения игры. Когда общения нет, нет ни пространства, ни времени. И когда всякое общение пропадает, пространство и время смыкаются, именно так происходит смыкание терминалов.

    Well, all right. Now have your feet say "Okay," each foot at the same time, say "Okay" to the ground. (pause) Okay. How's that doing?

    Вам знакома такая ситуация, когда какому-нибудь человеку требовалось подойти к вам вплотную, чтобы сказать, понимаете: «Послушай, Джо, э, э...»? Очень часто такие люди усугубляют ситуацию тем, что перед этим наедаются чеснока или чего- то вроде этого. Он говорит. «Эй, Джо». Смыкание терминалов.

    Audience: Fine. (Various responses)

    Что ж, этому человеку приходится туго. Он схлопывает терминалы. Он настолько близок к тому, чтобы вообще выйти из общения, что ему необходимо подходить очень близко, чтобы почувствовать, что присутствует хоть какое-то общение. Понимаете, ему приходится подходить по-настоящему близко, чтобы установить, есть ли там хоть какое-то общение. Он может создавать лишь двухсантиметровое пространство, тогда как должен быть в состоянии создавать пространство в несколько метров, как бы там ни было. Хорошо. Он схлопывает терминалы, ему приходится подходить близко.

    Are you actually having your feet say "Hello" to the ground now?

    Кроме того, существуют люди, у которых это состояние инвертировано, и им всё равно, есть ли кто-то рядом с ними или нет. Вы подходите к такому человеку, он стоит вот тут, понимаете, вы к нему подходите. Он стоит на улице, вы его совсем не знаете, вы хотите попросить у него прикурить. Вы к нему подходите и говорите: «Послушай, приятель... Интересно, куда это он пошёл!»

    Audience: No. Yes.

    Этот парень настолько уверен, что он не может создавать никакого пространства, что и речи быть не может о каких-то двух сантиметрах; он компульсивно стремится отодвинуться. Стоит вам только подойти, как он знает, что вы сейчас создадите очень много пространства, а он вообще не может создавать пространства. Поэтому он приспосабливается к этой ситуации, создавая очень много пространства, которое создали бы вы. Он должен отойти достаточно далеко, чтобы согласиться со своей идеей о том, насколько далеко от вас ему нужно быть, чтобы ответить.

    Or do you find your attention getting distracted from it?

    Возможно, с вами по соседству жил ребёнок, который, бывало, подходил к вам и выводил вас из себя или что-то в этом роде. Потом отбегал от вас на приличное расстояние и говорил: «Бе, бе, бе, бе, бе, бе, бе», понимаете? А когда вы пытались схлопнуть с ним терминалы, он отбегал ещё дальше. Он отделён от группы. Генри, который не умел играть в шарики. Он знает, что не может играть в игру, и он каждый раз убегает, когда видит, что имеет место игра.

    Audience: Yes.

    Это преступник. Могу поклясться, что преступник либо только и делает, что бегает, либо полностью зафиксирован на одном месте. Понимаете, он просто впадает из одной совершеннейшей крайности в дру1ую.

    Well, all right. Now let's have your feet say "Okay" to the ground now. (pause) How's that working, huh?

    Он не делал ничего преступного на протяжении пяти или шести лет, он живёт в 13 маленьком городке, он работает в гараже. В один прекрасный день к гаражу подъезжает полицейская машина и единственное, что было не так: полицейский хотел накачать запасное колесо. Когда у этого парня снова восстановилось дыхание, он уже был в Лос-Анджелесе. Он убежал через чёрный ход. Одного только появления этого символа «полицейская машина», оказалось достаточно, чтобы заставить его бежать за сотни километров от того места... тут же.

    Audience: Good.

    Что ж, это любопытное проявление, не так ли? Всё это имеет отношение к способности играть в игру. Человеку, которому необходимо подойти к вам вплотную, чтобы поговорить, тяжело иметь хоть какую-то игру, но помните, что у него по-прежнему есть какая-то игра. А человек, который должен удирать со страшной силой всякий раз, когда вы вступаете с ним в общение, близок к тому, чтобы не иметь вообще никаких игр. Он старается сберечь ту игру, которая у него ещё есть, поскольку он знает, что вы собираетесь его съесть. Далее, мы опускаемся на уровень человека, который и не смыкает терминалы, и не убегает. И в этот момент, он становится кататоником, он просто неподвижен. Вы поднимаете его руку и роняете её...

    All right. That's working pretty good now?

    Однажды санитарка из психиатрической лечебницы демонстрировала мне, насколько ужасным было состояние одной женщины-кататоника. Она сказала: «Пациентка не реагирует даже на укол иглы».

    Audience: Sure. Yes.

    И я сказал: «Что вы говорите?» И добавил: «Это очень интересно». (С ней говорил преподобный Хаббард.) И я сказал: «Это очень интересно».

    All right. Now have the ground say "Hello" and your feet say "Okay." And then have the ground say "Hello" and your feet say "Okay," and the ground say "Hello" and the feet say "Okay." Okay? (pause) You doing that now?

    И она ответила: «Да, посмотрите». С этими словами она сняла английскую булавку со своего пояса и воткнула её до упора в эту женщину-кататоника. Она даже не дёрнулась. И санитарка сказала: «Видите?»

    Audience: Yes.

    Я сказал, побледнев:

    All right. What are you doing?

    • Да. вижу.

    Audience: Having the ground say "Hello," and the feet say "Okay."

  • Она не дёргается, даже когда колешь её вот сюда - раз!
  • That's right, ground says "Hello," feet says "Okay." Let's go now. Have the ground say "Hello," the feet say "Okay." (pause) All right. Now how's it going?

    Единственное, что по мнению людей, не в порядке с человеком, который убегает, который схлопывает терминалы, который лежит смирно... они как бы надеются на то, что там может быть какой-то противник и они как бы пытаются встряхнуть его, вернуть к существованию, оживить его в достаточной степени, чтобы он снова мог играть, понимаете?

    Audience: Fine. Good.

    И вы чувствуете себя плохо, когда умирает защитник, только потому, что он прекращает играть. Понимаете, его больше нет, чтобы играть в игру. Он вас покинул. Это положило конец этой игре. вуф. Вы ещё не закончили играть, перед вами лежало ещё пятнадцать или двадцать фишек... разорванное общение.

    Well, good. It getting easier to do?

    Так вот, игра может продолжаться лишь до тех пор, пока имеет место хоть какое- то общение. Вы обнаружите, что если вы управляете общением довольно плохо, простите, от случая к случаю... такое общение случайно, иногда оно вызывает удивление и так далее, туда-сюда, вы знаете, что это не хорошее общение, но тем не менее это общение... что ж, вы получите антагонистичную игру, в которой участвуют две стороны. Эти две стороны будут бороться. Это война. Понимаете, если общение вызывает удивление, ведётся от случая к случаю, непредсказуемое, при котором осуществляется обмен тяжёлыми массами туда и сюда, у вас будет война. Ладно.

    Audience: Yes. Yeah.

    Таким образом, качество игры зависит от общения, которое в ней присутствует.

    All right. Now everybody do it; include that — anyone coughing. Let's just do the process, not worry about the cough. Ground says "Hello," the feet say "Okay." And then the ground says "Hello" and then the feet say "Okay," and the ground says "Hello" and the feet say "Okay." (pause) That working real easy now?

    Теперь давайте посмотрим, что мы не... мы в действительности не исключили пули и чайники, когда говорили об этой формуле общения.

    Audience: Sure. No. Yes.

    Так вот, полное общение между двумя солдатами происходило бы таким образом: Билл стреляет в Джо. Джо штрих стреляет в Билла штрих. Оба они промазывают. Тогда Джо стреляет в Билла. Билл штрих стреляет обратно в Джо штрих. Они оба выстрелили дважды. Они оба инициировали нападение. Будьте бдительны, скорее всего они в конце концов станут друзьями. Только когда Джо поступает довольно легкомысленно и стреляет в Билла так, что тот не может выстрелить в ответ, только тогда мы начинаем относиться к этому серьёзно. И тут всё дело в плохой стрелковой подготовке. Это кладёт конец игре, прямо тут же.

    Is it harder?

    И только когда достаточное количество Джо и достаточное количество Биллов либо не инициируют в свою очередь общение, либо не отвечают на общение, только тогда мы получаем следующий закон и порядок: никакой стрельбы... стрелять запрещено.

    Audience: No. Easier.

    Между прочим, такое положение дел зависит исключительно от количества прошедших лет, и это очень любопытно. Именно количество лет, которые прошли... определяют, сколько законов и порядков будет заведено в отношении того, кто стреляет или как часто вам разрешено стрелять, что-то в этом роде. Давайте рассмотрим Нью-Йорк... о, давайте возьмём чуть более старый город и рассмотрим Лондон. Представляю себе человека, который идёт по улице Лондона с шестизарядным револьвером, заткнутым за пояс, у всех на виду, и его никто не арестовывает. Его. может быть, заберут в Бедлам и посадят под замок. Либо полицейские захотят узнать, из какого он шоу. Вероятно, на этом всё и закончится. Никто в действительности не будет считать это преступлением. Я уверен, больше никто в действительности не будет считать это преступлением.

    Oh, it is easier, huh?

    Вы идёте по улице Нью-Йорка с пистолетом, вас не посчитают сумасшедшим, вас просто упекут в каталажку, если только вы, конечно же, не являетесь известным преступником, в этом случае у вас просто заберут пистолет и отпустят. И получается вот что: в Нью-Йорке, если у вас есть пистолет и вы храните его в ящике стола, вас могут арестовать и упечь в тюрягу. Это факт. Если у вас пистолет и вы храните его в машине, вас упекут в тюрягу. Если у вас пистолет, и где-нибудь поблизости обнаружат ржавчину с пистолета, вас, вероятно, тоже упекут в тюрягу.

    Audience: Yes.

    Теперь давайте переместимся немного западнее и посмотрим, как обстоят дела в Чикаго. На самом деле вы бы не привлекли к себе большого внимания в Чикаго, даже если бы шли по улице с ружьём или даже с револьвером. Предположим, у вас есть револьвер, положение дел, опять-таки, было бы точно таким же: если вы известный преступник, вам бы, вероятно, вернули ваше оружие после ареста. В Чикаго это называют орудием труда. Ладно.

    Well, good. Good. Now let's have the ground say "Hello" and the feet say "Okay," back and forth. (pause)

    А теперь переместимся в Аризону. И мы заходим в... скобяную лавку в Аризоне, мы видим там все эти револьверы, пистолеты и так далее, ружья, и все они разложены на прилавке и так далее. И с самого края прилавка, в уголочке, лежит маленький кусочек бумаги, на котором говорится: «Лицам до восемнадцати лет требуется иметь разрешение от родителей или опекунов на приобретение и хранение огнестрельного оружия». И «Это ни в коем случае не подразумевает наличие закона, в соответствии с которым требуется лицензия на ношение огнестрельного оружия».

    Now remember now, the ground's got to say "Hello" twice. Once to each foot. Come on, now. None of this fudging, getting economical. Two "hellos." Male voice: Can they say "Okay" together?

    И вы говорите продавцу. «Что ж, видите вот этот “Смит-энд-Вессон” 38-го калибра? Что ж, я хотел бы его купить. Зарядите его». Затем вы платите за него, берёте его с собой, кладёте в карман и идёте по улице. Вас засекает коп... если бы коп обнаружил, что вы прячете это оружие и так далее, он, вероятно, не придал бы этому большого значения. Он бы просто решил, что вы вежливы. Вы не нарушаете общественный порядок... что-то вроде того. Однако, если бы вы спрятали его, или пристегнули бы где- нибудь в машине, или засунули бы его в машину или в карман или что-то в этом роде, полиция не придала бы этому большого значения.

    Yes sin Two "hellos" together, two "okays" together. The feet saying "Okay," each one of them. One "hello" for each. There's no rationing on these "okays."

    Но самое забавное во всём этом то, что эти ребята по-прежнему желают играть в игру. Парочка парней... полиция по-прежнему желает играть в игру. В этих местах полиция отошла от того, чтобы играть в игру с использованием карательных методов.

    Make the ground say "Hello" twice now. That's all I'm getting at. (pause) All right. Has anybody gotten any somatics in his feet?

    У нас складывается очень интересное положение дел, при котором в Аризоне очень небольшое внимание уделяется мелким преступлениям. Шерифы проявляют интерес только в том случае, если события приобретают опасный характер. Они могут сделать что-то, что кажется им довольно интересным, они немедля сделают это. Но все остальные события... они просто не обратят на них внимания.

    Audience: Yes.

    Например, парочка парней совершили вооружённое... вооружённое ограбление станции обслуживания. И они неслись по улице на машине как сумасшедшие, сообщение об этом, передаваемое по радио, услышали полицейские в соседнем штате и так далее. Парочка помощников шерифа запрыгнули в машину и перегородили дорогу. Два бандита увидели это, развернули машину, съехали с дороги чёрт знает куда в кусты, вышли из машины и рванули как оглашенные по песку и камням, и так далее.

    All right, is there anybody who has gotten no somatics or aches or pains or tirednesses in his feet?

    Все эти помощники собрались вместе и сказали: «Хм». И они старательно преследовали, словно индейские следопыты, этих парней по всей пустыне. Они нашли их машину, они настигли их в какой-то глуши. Они уселись и стали ждать, пока... они поняли, что эти ребята, вероятно, устроили себе ночлег где-то там, понимаете? И они подкрались к ним действительно осторожно. Они забрали у них оружие, а потом разбудили... хорошая игра. В Нью-Йорке в такие игры не играют.

    Audience: Yes.

    Прежде всего, никто бы не сорвался с места и не перекрыл бы дорогу. Это было бы опасно. Это могло бы поставить под угрозу грядущую пенсию. Кроме того, комиссар, вероятно, отругал бы вас за то, что вы создаёте такой переполох.

    Oh, there are some that haven't gotten any yet?

    Так вот, когда игра падает вниз с уровня общения, она падает на уровень действия, и поначалу она оказывается на уровне довольно быстрого и лёгкого движения, затем она опускается на уровень всё более и более тяжёлого движения, и так продолжается до тех пор, пока уже никто не сможет сдвинуть эту игру с места и она просто останавливается. И это Земля. Земля - это весьма плотная игра... очень плотная. Это фиксированная идентность. Это место, называемое Земля. За последние двадцать четыре часа эта планета меняла свою идентность совсем не много раз.

    Well, I'll tell you just for the sake of novelty, those that haven't gotten any yet, do the next process also. And that process is this process. This is a new process. You got it now? New process. Got it?

    В данном случае игровое поле стало ужасно плотным. И люди начали злиться на всё подряд, они начали злиться на игровое поле. Так вот, что бы вы подумали о группе футболистов, которые поглупели бы настолько, что стали бы злиться на область между штангами? Если бы они перестали играть в футбол, сели бы на землю и стали бы её бить? Что бы вы подумали об этих людях? Вы бы подумали, что они просто посходили с ума, не так ли?

    Audience: Yes. Got it. Yes.

    Как вы думаете, что сделал физик? Что он сделал? Он всё время смотрел на сгустки энергии и материи и так далее, а они отказывались двигаться, они отказывались подчиняться, они отказывались быть хорошими, они отказывались делать что- то, понимаете? И они не дали ему ответов. Конечно, они и не могли дать ему никаких ответов; они же не живые.

    Got it real good now? You all set for this process?

    Если вы как-нибудь займётесь точными науками, вы обнаружите, что вас окружают 16 люди, которые довольно лихорадочно и навязчиво стремятся заставить МЭСТ дать ответ. Физики и инженеры-электронщики создают говорящие, думающие приборы. «Мы сделаем всё, что угодно, лишь бы заставить эту штуку дать нам ответ». Жена такого человека стоит рядом с ним и всё время говорит: «Ля, ля, ля, ля, ля, валла, валла, валла, валла», - но он знает, что её здесь нет.

    Audience: Yes.

    И физик становится всё более и более зафиксированным. Эта штука не отвечает. Она никак не отвечает. Она не отвечает. И он, конечно же, говорит. «Что ж, вероятно, тут такая теория, и вероятно, тут такая теория». В переводе с их языка это означает: «Что ж, может быть, вот так она ответит, может быть, вот так она ответит». Они как бы запутались. Они общаются с теми штуками, через которые общаются: с неодушевлёнными терминалами.

    You all set for it?

    Что ж, практически каждый человек зафиксирован на неодушевлённых терминалах. Вы можете помочь людям преодолеть эту фиксацию, просто попросив их потрогать стену. И они говорят: «Понимаете, прямо вот тут находится терминал. Зачем вы цепляетесь за вот этот старый терминал? Зачем вам нужен ваш старый сад? Прямо перед вами прекрасная стена здания». Вот что делает 8-К, «Открывающая процедура».

    Audience: Yes.

    Но физик вышел из общения настолько, что теперь он верит, будто отсутствие общения - это самое лучшее общение из всех, поэтому «Давайте избавимся от игрового поля». «Вы все, избавляйтесь от игрового поля. Мы не можем заставить его ответить. Но мы можем пойти на то, чтобы взорвать его. По крайней мере, оно скажет “бац!”».

    Say your name.

    Так вот, единственный секрет, который есть в секрете, - это отсутствие ответа. Я не просто отождествляю ответ с ответом, это действительно так. Отсутствие ответа создаёт секрет. Что такое секрет? Секрет - это отсутствие ответа. Как вы создаёте секреты? Вы делаете это, говоря: «Как ты, Билл?» (Пауза.) (Вздох.) Вы говорите: «Билл, как ты?» (Пауза.) «Билл, как ты?» В этот момент вы становитесь абсолютно уверены в том, что Билл хранит один из самых больших секретов, которые вы когда- либо видели в своей жизни. Почему? Да потому, что он не отвечает. И это единственный секрет из тех, что существуют... отсутствие ответа. Это единственный существующий секрет... отсутствие ответа.

    Audience: (various responses)

    Если вы на это посмотрите, вы обнаружите, что так оно и есть. Люди, которые, по вашему мнению, полны, полны, полны всяких секретов, это просто те люди, которые очень часто вам не отвечают. И если они отвечают вам достаточно мало, вы становитесь уверены в том, что они, должно быть, очень мудрые люди, которые в самом деле хранят много секретов.

    Say your name — much more familiar name for yourself. What is the most familiar name for yourself?

    Поэтому вы берёте какого-нибудь старого мудрого филина, который сидит на дубе. И чем меньше он говорит, тем больше вы думаете, что он хранит какие-то секреты. Может быть, когда-то так оно и было, но я вам кое-что подскажу: он их позабыл.

    Audience: (various responses)

    Весь этот материал сводится к одному. На что мы искали ответы? Мы искали ответы на ответы. Что такое ответ на ответ? Это ответ. Вот и всё.

    All right. Now say "Hello, (that name)."

    И мы берём человека, который уверен, что всё, что ни возьми, хранит невероятные секреты, и мы просто проводим ему процессы, превращая всё, что, по его мнению, является секретом, в ответ. И не успеете вы и глазом моргнуть, как он будет знать об этом всё. Поскольку он с самого начала знал об этом всё, что только можно было знать. Это очень просто.

    Audience: Hello, (various names). Hello, (various names), (various responses).

    Таким образом, с помощью одного только этого процесса мы можем получить любой ответ, какой нам нужен, из чего угодно. Мы действительно можем заставить говорить всё, что угодно, будь то пространство, материя, энергия, время или мама.

    Good.

    Мы фиксируемся на тех или иных вещах просто потому, что ждём от них ответа, и поэтому, спустя какое-то время, они становятся секретом. И это именно то, что мы искали в Дианетике и Саентологии. И если вы над этим подумаете, я полагаю, вы со мною согласитесь. У нас есть ответ на все секреты. И ответ на секрет - это ответ. Предоставьте преклиру изобилие ответов, и больше он не будет видеть секрета в жизни или в чём бы то ни было.

    Audience: Hello, (various names). (repeated responses)

    Хорошо, увидимся сегодня вечером.

    Come on, let's say it out loud. Let's get verbal here.

    Audience: Hello, (various names). (repeated responses)

    Good. Let's say it some more.

    Audience: Hello, (various names). (repeated responses)

    Good. Good.

    Audience: Hello, (various names). (repeated responses)

    Good. Hello, Ron. Hello, Ron. Hello, Ron. Come on.

    Audience: Hello, (various names). (repeated responses)

    Fine. Fine.

    Audience: Hello, (various names). Hello, (various names).

    Okay. How's it going?

    Audience: Fine.

    Getting any somatic or anything?

    Audience: No! No!

    Oh, you mean this is a real easy process?

    Audience: Yes!

    You mean you can do this?

    Audience: Yes!

    Well, fine. Fine. Your name has now been changed, let us pretend, to X. "Hello" — is that good?

    Audience: Fine. (various responses)

    Huh? Is that all right? Now say "Hello, X."

    Audience: Hello, X. Hello, X.

    Good.

    Audience: Hello, X. (repeated responses)

    Good. Fine.

    Audience: Hello, X. (repeated responses)

    All right. All right. Now, how's that going?

    Audience: Hello, X. (repeated responses)

    How's that going, now, huh?

    Audience: Fine.

    Is that a better thing?

    Audience: Yes.

    Oh, you mean you answer up better to X than your own name? No! All right. Let's continue the process now, "Hello, X."

    Audience: Hello, X. (repeated responses)

    Good.

    Audience: Hello, X. (repeated responses)

    All right.

    Audience: Hello, X.

    Fine.

    Audience: Hello, X.

    Fine.

    Audience: Hello, X.

    Fine.

    Audience: Hello, X.

    Is that real easy to do now, huh?

    Audience: Hello, X.

    All right. Is that real easy to do?

    Audience: Yes.

    That's real easy to do?

    Audience: Yes.

    Well, is that a fact!

    Audience: Yeah.

    All right. Now have your body say "Hello, X." Have it say it aloud. Have your body say "Hello, X."

    Audience: Hello, X. (repeated responses)

    Okay.

    Audience: Hello, X.

    Okay.

    Audience: Hello, X.

    Okay.

    Audience: Hello, X.

    Good. Now what's your name?

    Audience: X.

    Oh. Good. You got that real good?

    Audience: Yeah.

    All right. Now have your body say "Hello, X."

    Audience: Hello, X. (repeated responses)

    Good.

    Audience: Hello, X. Hello, X.

    Fine. Fine.

    Audience: Hello, X.

    All right. Now how's that now, huh?

    Audience: Fine.

    Now what's your name?

    Audience: X.

    Good! Good. You finally found out your name. All right. Now have your body say "Okay, X."

    Audience: Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X.

    Good.

    Audience: Okay, X.

    Fine.

    Audience: Okay, X. (repeated responses)

    Okay.

    Audience: Okay, X. Okay, X.

    Okay.

    Audience: Okay, X.

    Now, who's making your body say "Okay, X"?

    Audience: I am.

    Well, all right! Now who's X?

    Audience: I am.

    Good! Now have your body say some more, "Okay, X."

    Audience: Okay, X. (repeated responses)

    Okay.

    Audience: Okay, X.

    Okay.

    Audience: Okay, X.

    All right. Now what's your name?

    Audience: X.

    Is that really your name, now?

    Audience: No. Yes.

    Good. What's your body's name?

    Audience: (various names)

    Good. And what's your name?

    Audience: X.

    Good. And what's your body's name?

    Audience: (various names)

    Good. Now who is your body speaking to when it says "Okay, X"?

    Audience: Me.

    That's right. That's right. Now, let's continue, now. Let's continue with this. Make your body say to you, "Okay, X."

    Audience: Okay, X.

    Good.

    Audience: Okay, X.

    Good.

    Audience: Okay, X. (repeated responses)

    Okay.

    Audience: Okay, X.

    Okay. Now how's that going, huh?

    Audience: Fine.

    That going much better?

    Audience: Oh, yes. Yes.

    Going real good?

    Audience: Oh, yes. Yes.

    Well now, who are you?

    Audience: X!

    Good. What's your body's name?

    Audience: (various names)

    Well, fine. Fine. Now have your body say "Hello, X."

    Audience: Hello, X.

    Good.

    Audience: Hello, X. Hello, X.

    Good.

    Audience: Hello, X. (repeated responses)

    Good.

    Audience: Hello, X.

    Good.

    Audience: Hello, X. Hello, X.

    Now who is X?

    Audience: Me.

    Now what's saying hello to X?

    Audience: Body.

    That the body? What's the body's name?

    Audience: (various names)

    Is that the body's name?

    Audience: Yeah.

    Well, good. Let's have the body say, now, "Hello, X."

    Audience: Hello, X. (repeated responses)

    Okay. Okay. Now how's that?

    Audience: Fine.

    Is that better?

    Audience: Yes.

    That doing all right now?

    Audience: Yeah.

    It's very easy now, huh?

    Audience: Yeah. No.

    Well, fine. Well, fine. Now, you really feel much better?

    Audience: (various responses)

    You feel pretty good? You feel like you'll survive?

    Audience: Yes.

    You do?

    Audience: Yes.

    Well, maybe we can remedy that. (audience laughter) Have your body say, now, on the same level that you would get, "Yes sir, yes sir, yes sir." You know, just terrific, "Yes sir, yes sir, yes sir," you know. Have it say "Okay. Okay. Okay. Okay," very obedient, terrifically obedient. Got that now?

    Audience: Yes.

    And have it say "Okay, X" with terrific obedience, you understand? You got that now?

    Audience: Yeah.

    All right. Let's go. Okay, X.

    Audience: Okay, X.

    Okay, X.

    Audience: Okay, X. (repeated responses)

    Okay, X.

    Audience: Okay, X. (repeated responses)

    Okay, X.

    Audience: Okay, X.

    Okay, X. Okay, X.

    LRH and audience repeating together: Okay, X.

    Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X.

    Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X.

    Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X. Okay, X.

    Okay, X.

    Okay, X.

    Okay, X.

    Okay, X.

    Okay, X.

    Okay, X.

    Okay, X.

    Okay, X.

    Okay, X.

    Okay, X.

    Okay, X.

    Okay, X.

    Okay, X!

    (applause)

    Is there anyone around here that ain't in present time? (audience

    laughter) Okay. Okay.

    Audience: Okay.

    Okay.

    Audience: Okay!

    Okay!

    Audience: Okay!

    Okay!

    Audience: Okay!

    Okay!

    Audience: Okay!

    Okay!

    Audience: Okay!

    All right.

    Audience: All right!

    All right!

    Audience: All right!

    All right!

    Audience: All right!

    Hello!

    Audience: Hello!

    Hello!

    Audience: Hello!

    Hello!

    Audience: Hello!

    Hello!

    Audience: Hello!

    Hello!

    Audience: Hello!

    Hello!

    Audience: Hello!

    Hello!

    Audience: Hello!

    Hello!

    Audience: Hello!

    Hello!

    Audience: Hello!

    Hello!

    Audience: Hello!

    Hello!

    Audience: Hello!

    Hello!

    Audience: Hello!

    Hello!

    Audience: Hello!

    Hello!

    Audience: Hello!

    Hello!

    Audience: Hello!

    Hello!

    Audience: Hello!

    Hello!

    Audience: Hello!

    Hello!

    Audience: Hello!

    Hello!

    Audience: Hello!

    Hello!

    Audience: Hello!

    Hello!

    Audience: Hello!

    Hello!

    Audience: Hello!

    Hello!

    Audience: Hello!

    Hello!

    Audience: Hello!

    Hello!

    Audience: Hello!

    Hello!

    Audience: Hello!

    Hello!

    Audience: Hello!

    Hello!

    Audience: Hello!

    Hello!

    Audience: Hello!

    Hello!

    Audience: Hello!

    Hello!

    Audience: Hello!

    Hello!

    Audience: Hello!

    Hello!

    Audience: Hello!

    Hello!

    Audience: Hello!

    Hello!

    Audience: Hello!

    Hello!

    Audience: Hello!

    Hello!

    Audience: Hello!

    Okay!

    Audience: Okay!

    All right. Is anybody in horrible condition?

    Audience: (laughter)

    You're in horrible condition? Well, I have some advice for you. Tomorrow at 1:00 P.M. in this corner we will have an auditor who will audit you some more upon these processes. (applause, cheering)

    Two falls out of three and the best man wins! (laughter, applause) Thank you very much, and I will see you tomorrow at 1:00. Good night.

    Audience: Good night.

    Good night. Goodbye.