Привет.

Привет.

Привет. Как у вас дела?

Привет. Как у вас дела?

Конгресс уже начался?

Конгресс уже начался?

Сегодня мы очень рады, что у нас есть кое-какие данные об очень старом предмете. Поэтому, с вашего позволения, я сразу же начну саму лекцию.

Сегодня мы очень рады, что у нас есть кое-какие данные об очень старом предмете. Поэтому, с вашего позволения, я сразу же начну саму лекцию.

У нас только что появилось несколько совершенно новых основополагающих данных, которые весьма достойны изучения.

У нас только что появилось несколько совершенно новых основополагающих данных, которые весьма достойны изучения.

Как вы знаете, Саентология - это система знаний, предназначенная для улучшения способностей человека. Более того, это учение о силах жизни, источниках жизни, о том, что вообще представляет собой жизнь в этой вселенной, и оно создано для того, чтобы раскрыть несколько тайн, которые были у людей на протяжении последних нескольких тысяч лет.

Как вы знаете, Саентология - это система знаний, предназначенная для улучшения способностей человека. Более того, это учение о силах жизни, источниках жизни, о том, что вообще представляет собой жизнь в этой вселенной, и оно создано для того, чтобы раскрыть несколько тайн, которые были у людей на протяжении последних нескольких тысяч лет.

И мы утверждаем, что они достаточно позабавились с этими тайнами, что они достаточно нажились с их помощью, и что теперь всё может быть сделано достоянием общественности.

И мы утверждаем, что они достаточно позабавились с этими тайнами, что они достаточно нажились с их помощью, и что теперь всё может быть сделано достоянием общественности.

Изучая весь этот мир и всё, что в нём творится, мы обнаруживаем, что единственный способ превратить человека в раба (можно подумать, что кому-то нужен раб) - это создать огромную тайну относительно того, что же всё это такое. А затем создать громадный заряд, связанный с этой тайной. Понимаете, не просто создать тайну, но ещё и заставить людей поверить в это. Дать людям какую- нибудь фальшивую разгадку этой тайны и заставить их поверить в это.

Изучая весь этот мир и всё, что в нём творится, мы обнаруживаем, что единственный способ превратить человека в раба (можно подумать, что кому-то нужен раб) - это создать огромную тайну относительно того, что же всё это такое. А затем создать громадный заряд, связанный с этой тайной. Понимаете, не просто создать тайну, но ещё и заставить людей поверить в это. Дать людям какую- нибудь фальшивую разгадку этой тайны и заставить их поверить в это.

Человек настолько привык к этому, что, когда вы приходите и даёте ему самую что ни на есть настоящую разгадку, он отбрасывает её как горячую картофелину. Поскольку он знает, что представляют собой все разгадки: все разгадки тщательным образом извлечены из тайн с фальшивыми разгадками. И за все тайны рано или поздно приходится каким-то образом расплачиваться.

Человек настолько привык к этому, что, когда вы приходите и даёте ему самую что ни на есть настоящую разгадку, он отбрасывает её как горячую картофелину. Поскольку он знает, что представляют собой все разгадки: все разгадки тщательным образом извлечены из тайн с фальшивыми разгадками. И за все тайны рано или поздно приходится каким-то образом расплачиваться.

Так вот, сама тайна берёт начало в межличностных взаимоотношениях, в том конфликте, который существует между человеком и его собратьями, его окружением, и так далее.

Так вот, сама тайна берёт начало в межличностных взаимоотношениях, в том конфликте, который существует между человеком и его собратьями, его окружением, и так далее.

И вот тайна, лежащая в основе всего: «Кто он такой?» Это основная тайна. Нет другой основной тайны, кроме этой.« Кто этот человек вон там?» «Кто эти люди вон там?» С этого и начинается обособление... не индивидуализация, а обособление... человек отдаляется от всех и говорит: «Я - это я, а они - это они, и бог знает, что они там замышляют!»

И вот тайна, лежащая в основе всего: «Кто он такой?» Это основная тайна. Нет другой основной тайны, кроме этой.« Кто этот человек вон там?» «Кто эти люди вон там?» С этого и начинается обособление... не индивидуализация, а обособление... человек отдаляется от всех и говорит: «Я - это я, а они - это они, и бог знает, что они там замышляют!»

И через некоторое время это уже больше не является просто богохульством, это превращается для него в культ, и он говорит: «Ну, бог знает, что они там замышляют, и он будет... он будет защищать меня!»

И через некоторое время это уже больше не является просто богохульством, это превращается для него в культ, и он говорит: «Ну, бог знает, что они там замышляют, и он будет... он будет защищать меня!»

Итак, с чем же мы, в сущности, имеем дело? В сущности, мы имеем дело с тайной в отношении того, кем является другой человек.

Итак, с чем же мы, в сущности, имеем дело? В сущности, мы имеем дело с тайной в отношении того, кем является другой человек.

Так вот, «наука» (в кавычках)... первоначально наука означала истину, а теперь она означает доход от исследовательской деятельности.

Так вот, «наука» (в кавычках)... первоначально наука означала истину, а теперь она означает доход от исследовательской деятельности.

Наука до такой степени отошла от основной тайны, что учёные считают тайной такие вещи, как... Что такое пол? Что такое потолок? Что такое пространство? Понимаете? Это большая тайна. Что ж, на самом деле это не что иное, как специально придуманная тайна, поскольку этот пол, этот потолок и это пространство - это то, что вы и я согласились создать здесь. Вот примерно и всё, что об этом можно сказать.

Наука до такой степени отошла от основной тайны, что учёные считают тайной такие вещи, как... Что такое пол? Что такое потолок? Что такое пространство? Понимаете? Это большая тайна. Что ж, на самом деле это не что иное, как специально придуманная тайна, поскольку этот пол, этот потолок и это пространство - это то, что вы и я согласились создать здесь. Вот примерно и всё, что об этом можно сказать.

Если не верите, пусть вам как-нибудь проведут процесс, в котором вы будете воспринимать «как-есть» стены. Не успеете вы и глазом моргнуть, как вы начнёте смотреть сквозь стены, ведь вы не будете создавать их там. А если вы когда-нибудь окажетесь в очень высоком небоскрёбе, то не проводите этот процесс в отношении пола!

Если не верите, пусть вам как-нибудь проведут процесс, в котором вы будете воспринимать «как-есть» стены. Не успеете вы и глазом моргнуть, как вы начнёте смотреть сквозь стены, ведь вы не будете создавать их там. А если вы когда-нибудь окажетесь в очень высоком небоскрёбе, то не проводите этот процесс в отношении пола!

Так вот, там, где существует какая-то тайна, обычно существует 3 какое-то несогласие, или непонимание, или отсутствие общения. Это на самом деле и всё, с чем мы здесь имеем дело. Это, по сути, и всё, что там существует. У человека не было согласия по поводу того, на кого именно он смотрит. Изначально он знал это, но он не хотел знать, кто этот парень вон там. Он не хотел ничего знать о той ситуации, поскольку... он усвоил один урок: если он будет общаться с этим, ему докажут, что он неправ.

Так вот, там, где существует какая-то тайна, обычно существует 3 какое-то несогласие, или непонимание, или отсутствие общения. Это на самом деле и всё, с чем мы здесь имеем дело. Это, по сути, и всё, что там существует. У человека не было согласия по поводу того, на кого именно он смотрит. Изначально он знал это, но он не хотел знать, кто этот парень вон там. Он не хотел ничего знать о той ситуации, поскольку... он усвоил один урок: если он будет общаться с этим, ему докажут, что он неправ.

Так что среди нас действительно были люди... среди них были такие люди, которые создавали одну вещь и говорили, что это другая вещь, а потом они их перепутали. И вы говорите такому человеку: «Почему бы вам не пообщаться с этой вещью?» И после этого вы говорите: «Но вы пообщались с другой вещью».

Так что среди нас действительно были люди... среди них были такие люди, которые создавали одну вещь и говорили, что это другая вещь, а потом они их перепутали. И вы говорите такому человеку: «Почему бы вам не пообщаться с этой вещью?» И после этого вы говорите: «Но вы пообщались с другой вещью».

И через некоторое время этот человек говорит: «Я не хочу общаться ни с одной из них. К чёрту всё это. Кого волнует, что это такое. Я не хочу это знать!» И после этого ему приходит конец. Понимаете, он говорит: «Я не хочу знать». Поэтому у него появляется тайна где-то там.

И через некоторое время этот человек говорит: «Я не хочу общаться ни с одной из них. К чёрту всё это. Кого волнует, что это такое. Я не хочу это знать!» И после этого ему приходит конец. Понимаете, он говорит: «Я не хочу знать». Поэтому у него появляется тайна где-то там.

И он так далеко зашёл в своём нежелании знать, что спустя какое-то время он начал думать, что он не знает.

И он так далеко зашёл в своём нежелании знать, что спустя какое-то время он начал думать, что он не знает.

А потом он пошёл ещё дальше, он сказал: «Знать невозможно». И начал писать в Кёнигсберге свои нескончаемые книги, подписываясь именем Кант-знать.*Примечание переводчика: Здесь используется игра слов. В английском языке фамилия Kant (Кант) произносится так же, как и слово can’t («не могу»).

А потом он пошёл ещё дальше, он сказал: «Знать невозможно». И начал писать в Кёнигсберге свои нескончаемые книги, подписываясь именем Кант-знать.*Примечание переводчика: Здесь используется игра слов. В английском языке фамилия Kant (Кант) произносится так же, как и слово can’t («не могу»).

Когда человек обнаруживает, что ему навязали тайну, что тайна поглотила его и окружила со всех сторон, у него на самом деле возникает конфликт с самим собой и только с самим собой. Вот почему процессинг работает.

Когда человек обнаруживает, что ему навязали тайну, что тайна поглотила его и окружила со всех сторон, у него на самом деле возникает конфликт с самим собой и только с самим собой. Вот почему процессинг работает.

Всё, что представляет собой аберрация, - это отрицание себя.

Всё, что представляет собой аберрация, - это отрицание себя.

Никто другой не может сделать вам что-то кроме вас самих. Это ужасное положение дел. Вы можете сделать что-то себе, но для того, чтобы с вами что-то произошло, нужен ваш постулат, ваше согласие или ваше несогласие.

Никто другой не может сделать вам что-то кроме вас самих. Это ужасное положение дел. Вы можете сделать что-то себе, но для того, чтобы с вами что-то произошло, нужен ваш постулат, ваше согласие или ваше несогласие.

Чтобы быть больным, человек должен согласиться быть больным. Чтобы быть глупым, человек должен согласиться быть глупым. Чтобы человека окружала тайна, он должен согласиться с этим. И когда-то давно на траке он действительно согласился с тем, чтобы его обвели вокруг пальца.

Чтобы быть больным, человек должен согласиться быть больным. Чтобы быть глупым, человек должен согласиться быть глупым. Чтобы человека окружала тайна, он должен согласиться с этим. И когда-то давно на траке он действительно согласился с тем, чтобы его обвели вокруг пальца.

Таким образом, человек стал жертвой собственной неспособности встретиться лицом к лицу с чем-то; жертвой собственных постулатов; жертвой собственного убеждения в том, что он является неполноценным.

Таким образом, человек стал жертвой собственной неспособности встретиться лицом к лицу с чем-то; жертвой собственных постулатов; жертвой собственного убеждения в том, что он является неполноценным.

Если бы это было не так, то процессинг не работал бы - если вы считаете, что это требует доказательств.# Вот что очень примечательно: вы можете взять индивидуума, самого по себе, и привести его в порядок. Хотя мистик скажет вам, что вам нужно привести в порядок всю вселенную прежде, чем вы сможете привести в порядок себя, это совершенно неверно. Вы бы просто, если говорить техническим языком, находились в паршивом состоянии по второй, третьей, четвёртой, пятой, шестой, седьмой и восьмой динамикам. Но вас можно было бы привести в порядок - даже по этим динамикам, без необходимости обращаться к самим этим динамикам.

Если бы это было не так, то процессинг не работал бы - если вы считаете, что это требует доказательств.# Вот что очень примечательно: вы можете взять индивидуума, самого по себе, и привести его в порядок. Хотя мистик скажет вам, что вам нужно привести в порядок всю вселенную прежде, чем вы сможете привести в порядок себя, это совершенно неверно. Вы бы просто, если говорить техническим языком, находились в паршивом состоянии по второй, третьей, четвёртой, пятой, шестой, седьмой и восьмой динамикам. Но вас можно было бы привести в порядок - даже по этим динамикам, без необходимости обращаться к самим этим динамикам.

И причина этого заключается просто вот в чём: индивидуум должен постулировать собственную аберрацию, собственную неспособность быть лицом к лицу с чем-либо, собственную глупость, неполноценность, неуверенность в себе и собственные неудачи, чтобы всё это у него было. Это самоочевидные вещи.

И причина этого заключается просто вот в чём: индивидуум должен постулировать собственную аберрацию, собственную неспособность быть лицом к лицу с чем-либо, собственную глупость, неполноценность, неуверенность в себе и собственные неудачи, чтобы всё это у него было. Это самоочевидные вещи.

Когда вы проводите процессинг индивидууму, вы можете изменить его положение на шкале тонов, вы можете изменить любой его график, тест, реакции на Е-метре; вы можете изменить состояние его здоровья и так далее.

Когда вы проводите процессинг индивидууму, вы можете изменить его положение на шкале тонов, вы можете изменить любой его график, тест, реакции на Е-метре; вы можете изменить состояние его здоровья и так далее.

Но вы не могли бы сделать ничего такого, если бы между самим человеком и этими состояниями стоял кто-то ещё.

Но вы не могли бы сделать ничего такого, если бы между самим человеком и этими состояниями стоял кто-то ещё.

Именно это чувство, что «между тобой и всем этим стоит кто- то ещё», и является самым смертельным постулатом. Идея о том, что «кто-то другой делает всё это», вызывает у человека такое чувство, что он не несёт ответственности за собственное состояние. И мы получаем стыд, вину, сожаление и другие вещи подобного рода.

Именно это чувство, что «между тобой и всем этим стоит кто- то ещё», и является самым смертельным постулатом. Идея о том, что «кто-то другой делает всё это», вызывает у человека такое чувство, что он не несёт ответственности за собственное состояние. И мы получаем стыд, вину, сожаление и другие вещи подобного рода.

Почему у человека вообще появилось чувство, что с его постулатами можно что-то сделать или что на него может покуситься кто-то другой? Он должен был согласиться с этим. Он должен был согласиться с тем, что его постулаты являются неправильными. Он должен был согласиться с тем, что кто-то может запутать его собственные постулаты. Вот с чем он должен был согласиться.

Почему у человека вообще появилось чувство, что с его постулатами можно что-то сделать или что на него может покуситься кто-то другой? Он должен был согласиться с этим. Он должен был согласиться с тем, что его постулаты являются неправильными. Он должен был согласиться с тем, что кто-то может запутать его собственные постулаты. Вот с чем он должен был согласиться.

Он должен был сказать: «Ну... ну, кто-то может запутать постулат. Кто-то другой может помешать его осуществлению». Он должен был сказать это.

Он должен был сказать: «Ну... ну, кто-то может запутать постулат. Кто-то другой может помешать его осуществлению». Он должен был сказать это.

Что ж, на прошлом траке использовали очень, очень интересные механизмы... очень, очень интересные, очень сложные... из-за них тэтан говорит: «Я больше не могу создавать постулаты в этой области».

Что ж, на прошлом траке использовали очень, очень интересные механизмы... очень, очень интересные, очень сложные... из-за них тэтан говорит: «Я больше не могу создавать постулаты в этой области».

Он должен был сказать, что кто-то другой имеет право исковеркать его постулаты. Он должен был сказать, что кто-то другой может помешать произойти тому, что ему нужно. Но весь фокус в том, что это тоже его собственные постулаты. Поразительно, не так ли?

Он должен был сказать, что кто-то другой имеет право исковеркать его постулаты. Он должен был сказать, что кто-то другой может помешать произойти тому, что ему нужно. Но весь фокус в том, что это тоже его собственные постулаты. Поразительно, не так ли?

Постулат о том, что кто-то другой может помешать осуществлению собственных постулатов, создаётся самим человеком, а не кем-то другим.

Постулат о том, что кто-то другой может помешать осуществлению собственных постулатов, создаётся самим человеком, а не кем-то другим.

Постулаты, направленные на поражение, не осуществляются. Они зависают где-то здесь, и вы получаете реактивный банк. У человека есть ряд постулатов, но они так и не осуществились; они так ни к чему и не привели. Так что они просто ждут своей очереди. И все эти постулаты, идеи, механизмы и так далее, которые ждут своей очереди, по-видимому, оказываются подвешенными прямо в настоящем времени, и они постоянно там находятся. Таким образому нас появляется реактивный ум. «Бессознательный ум», как его называли, «пересознательный, досознательный ум». И затем эта штука может перемещаться по траку времени, поскольку все эти постулаты ждут своей очереди.

Постулаты, направленные на поражение, не осуществляются. Они зависают где-то здесь, и вы получаете реактивный банк. У человека есть ряд постулатов, но они так и не осуществились; они так ни к чему и не привели. Так что они просто ждут своей очереди. И все эти постулаты, идеи, механизмы и так далее, которые ждут своей очереди, по-видимому, оказываются подвешенными прямо в настоящем времени, и они постоянно там находятся. Таким образому нас появляется реактивный ум. «Бессознательный ум», как его называли, «пересознательный, досознательный ум». И затем эта штука может перемещаться по траку времени, поскольку все эти постулаты ждут своей очереди.

Существуют и другие причины, по которым они находятся там. То есть человек говорит... он создаёт какой-то постулат, у него возникает какая-то мысль, но потом он говорит: «Это не моя мысль». Он отрицает тот факт, что это его мысль. Другими словами, он не берёт ответственность за ту мысль, которая у него возникла. И после того как он снял с себя ответственность за эту мысль, она больше никому не принадлежит.

Существуют и другие причины, по которым они находятся там. То есть человек говорит... он создаёт какой-то постулат, у него возникает какая-то мысль, но потом он говорит: «Это не моя мысль». Он отрицает тот факт, что это его мысль. Другими словами, он не берёт ответственность за ту мысль, которая у него возникла. И после того как он снял с себя ответственность за эту мысль, она больше никому не принадлежит.

О, послушайте, вокруг нет никого, кто будет что-то делать с этой мыслью, кроме вас. А если у вас в банке всё ещё есть какая-то мысль, то никто, кроме вас, не сможет с ней ничего сделать. Всё, что одитор может сделать, - это направить ваше внимание к этой мысли. Вот и всё, что он может сделать. Но именно вы находите её, именно вы поднимаете её, именно вы воспринимаете её «как- есть», именно вы изменяете её.

О, послушайте, вокруг нет никого, кто будет что-то делать с этой мыслью, кроме вас. А если у вас в банке всё ещё есть какая-то мысль, то никто, кроме вас, не сможет с ней ничего сделать. Всё, что одитор может сделать, - это направить ваше внимание к этой мысли. Вот и всё, что он может сделать. Но именно вы находите её, именно вы поднимаете её, именно вы воспринимаете её «как- есть», именно вы изменяете её.

Так вот, принять всё это сразу же кажется огромной ответственностью для человека. Это огромная ответственность, а люди очень не любят брать на себя такую большую ответственность. Они говорят: «Я не могу нести ответственность за всё это». Это ещё один способ создать тайну.

Так вот, принять всё это сразу же кажется огромной ответственностью для человека. Это огромная ответственность, а люди очень не любят брать на себя такую большую ответственность. Они говорят: «Я не могу нести ответственность за всё это». Это ещё один способ создать тайну.

Человек говорит... он что-то делает, он не берёт за это ответственность... он так говорит. Поэтому никто не несёт за это ответственность, но это по-прежнему существует. И мы получаем правительство. Понимаете? Там есть какая-то тайна, и она, очевидно, обладает силой; она в некоторой степени существует; она, очевидно, может что-то сделать. Потом человек создаёт другие постулаты, чтобы защититься от этой тайны, которую он сам и создал. Запутанно, не так ли? Я уверен, что вы тоже так думаете.

Человек говорит... он что-то делает, он не берёт за это ответственность... он так говорит. Поэтому никто не несёт за это ответственность, но это по-прежнему существует. И мы получаем правительство. Понимаете? Там есть какая-то тайна, и она, очевидно, обладает силой; она в некоторой степени существует; она, очевидно, может что-то сделать. Потом человек создаёт другие постулаты, чтобы защититься от этой тайны, которую он сам и создал. Запутанно, не так ли? Я уверен, что вы тоже так думаете.

Но давайте вернёмся к основному механизму, о котором вы, я думаю, хотели бы кое-что узнать... давайте вернёмся прямо к книге «Дианетика: современная наука душевного здоровья». Основной принцип существования: Выживай!

Но давайте вернёмся к основному механизму, о котором вы, я думаю, хотели бы кое-что узнать... давайте вернёмся прямо к книге «Дианетика: современная наука душевного здоровья». Основной принцип существования: Выживай!

Недавно мы повторно изучили этот принцип, благодаря чему у нас появилось огромное множество новых проуцессов... прошу прощения, я в Америке... процессов. Благодаря этому у нас появилось гораздо лучшее понимание всего этого, и мы стали гораздо быстрее продвигаться в процессинге. Так что мы вернулись к самым основам.

Недавно мы повторно изучили этот принцип, благодаря чему у нас появилось огромное множество новых проуцессов... прошу прощения, я в Америке... процессов. Благодаря этому у нас появилось гораздо лучшее понимание всего этого, и мы стали гораздо быстрее продвигаться в процессинге. Так что мы вернулись к самым основам.

Что нового можно было узнать о выживании? На самом деле всё это до идиотизма просто, это настолько просто, что вы все знали это, вы всегда знали это. По крайней мере двадцать человек скажут мне сразу же после этой лекции: «Это определённо так.Мне приходила эта мысль в голову время от времени». Ну, а почему вы не сказали мне об этом раньше?

Что нового можно было узнать о выживании? На самом деле всё это до идиотизма просто, это настолько просто, что вы все знали это, вы всегда знали это. По крайней мере двадцать человек скажут мне сразу же после этой лекции: «Это определённо так.Мне приходила эта мысль в голову время от времени». Ну, а почему вы не сказали мне об этом раньше?

Это происходит таким образом. Недавно я провёл серию исследований в области заболеваний. Болезни, заболевания и так далее. Что это за штука, которую мы называем болезнью? Что это за штука, которую мы называем заболеванием? Каким образом это происходит?

Это происходит таким образом. Недавно я провёл серию исследований в области заболеваний. Болезни, заболевания и так далее. Что это за штука, которую мы называем болезнью? Что это за штука, которую мы называем заболеванием? Каким образом это происходит?

Если само растение согласилось с тем, что оно болеет, то эта болезнь так или иначе должна была быть развита самим растением.

Если само растение согласилось с тем, что оно болеет, то эта болезнь так или иначе должна была быть развита самим растением.

Кстати, некоторые из наших основных экспериментов проводились на бактериях; это связано с тем странным фактом, что бактерии способны помнить. Они способны помнить что-то на протяжении нескольких поколений. Эти эксперименты проводились несколько лет назад... около тринадцати или четырнадцати лет назад, если быть точным. Во время этих экспериментов я брал группу бактерий и направлял на них сигаретный дым, а потом белый водяной пар, который напоминал сигаретный дым, и наблюдения велись с использованием микроскопов и микрофотографий.

Кстати, некоторые из наших основных экспериментов проводились на бактериях; это связано с тем странным фактом, что бактерии способны помнить. Они способны помнить что-то на протяжении нескольких поколений. Эти эксперименты проводились несколько лет назад... около тринадцати или четырнадцати лет назад, если быть точным. Во время этих экспериментов я брал группу бактерий и направлял на них сигаретный дым, а потом белый водяной пар, который напоминал сигаретный дым, и наблюдения велись с использованием микроскопов и микрофотографий.

Через три поколения бактерии, которые тогда убегали от никотина, приносящего им вред, принимали пар за никотин. То есть когда на них направляли пар, они вспоминали, что никотин принёс им вред, и начинали убегать, они умирали, они вели себя так, как будто на них только что направили никотиновый дым. Понимаете?

Через три поколения бактерии, которые тогда убегали от никотина, приносящего им вред, принимали пар за никотин. То есть когда на них направляли пар, они вспоминали, что никотин принёс им вред, и начинали убегать, они умирали, они вели себя так, как будто на них только что направили никотиновый дым. Понимаете?

На самом деле тогда были впервые открыты такие вещи, как инграммы и включение, и этот эксперимент доказал это. В один прекрасный день какой-нибудь великий биолог может повторить эти эксперименты и стать знаменитым.

На самом деле тогда были впервые открыты такие вещи, как инграммы и включение, и этот эксперимент доказал это. В один прекрасный день какой-нибудь великий биолог может повторить эти эксперименты и стать знаменитым.

Память бактерий - это ужасно интересная штука, потому что бактерии делятся. Вторая динамика бактерий состоит исключительно в делении, и было просто удивительно обнаружить, что память бактерий перемещается вперёд по траку вместе с бактериями, поколение за поколением. И теперь мы знаем, что это такое. Тогда я не вполне понимал, что это такое. Я просто знал, что эти организмы помнят всё, что им было известно. Ноя по-прежнему имел дело с биологией, которая по уровню своего развития соответствовала средневековью, и я думал, что живые существа - это живые ткани, но это не так, понимаете. Они являются тэтой... они являются тэтаном... любая бактерия. И она просто продолжает проходить через поколения, понимаете, и она помнит, что произошло несколько поколений назад, она говорит: «О-о! Опять сигаретный дым!», понимаете, она говорит: «Ну сейчас я умру. (Щелчок, щелчок.) Пока, ребята».

Память бактерий - это ужасно интересная штука, потому что бактерии делятся. Вторая динамика бактерий состоит исключительно в делении, и было просто удивительно обнаружить, что память бактерий перемещается вперёд по траку вместе с бактериями, поколение за поколением. И теперь мы знаем, что это такое. Тогда я не вполне понимал, что это такое. Я просто знал, что эти организмы помнят всё, что им было известно. Ноя по-прежнему имел дело с биологией, которая по уровню своего развития соответствовала средневековью, и я думал, что живые существа - это живые ткани, но это не так, понимаете. Они являются тэтой... они являются тэтаном... любая бактерия. И она просто продолжает проходить через поколения, понимаете, и она помнит, что произошло несколько поколений назад, она говорит: «О-о! Опять сигаретный дым!», понимаете, она говорит: «Ну сейчас я умру. (Щелчок, щелчок.) Пока, ребята».

Ей не нужен был импульс, несущий смерть, чтобы умереть. Понимаете, ей на самом деле не нужен был яд, чтобы отдать концы.

Ей не нужен был импульс, несущий смерть, чтобы умереть. Понимаете, ей на самом деле не нужен был яд, чтобы отдать концы.

Теперь мы должны предположить, что умирание - это добровольное действие, даже если оно выполняется на реактивном уровне. Смерть или попытка разрушить идентность посредством смерти является результатом действия постулата, который человек создал добровольно.

Теперь мы должны предположить, что умирание - это добровольное действие, даже если оно выполняется на реактивном уровне. Смерть или попытка разрушить идентность посредством смерти является результатом действия постулата, который человек создал добровольно.

Так вот, эти реактивные действия, конечно же, находятся ниже уровня осознания человека, и он на самом деле действует на основе решений умереть, принятых очень-очень давно.

Так вот, эти реактивные действия, конечно же, находятся ниже уровня осознания человека, и он на самом деле действует на основе решений умереть, принятых очень-очень давно.

И это происходит примерно таким образом: «Ну, если в поле зрения снова появится чёрный дельфин, мне просто придётся быстро умереть, потому что он причиняет слишком сильную боль». И вот в один прекрасный день какой-нибудь ребёнок приносит игрушечного дельфина и показывает его этому человеку, и тот сразу же бежит домой и пытается умереть. Это кажется почти нерациональным, понимаете. Но именно это он и делает.

И это происходит примерно таким образом: «Ну, если в поле зрения снова появится чёрный дельфин, мне просто придётся быстро умереть, потому что он причиняет слишком сильную боль». И вот в один прекрасный день какой-нибудь ребёнок приносит игрушечного дельфина и показывает его этому человеку, и тот сразу же бежит домой и пытается умереть. Это кажется почти нерациональным, понимаете. Но именно это он и делает.

Предположим, этот человек был гарпунщиком, и вот он вышел в море из какого-то порта в Новой Англии, и его окружила стая касаток, они покромсали его, изжевали его, в конце концов он выкарабкался на какой-то плот или что-то в этом роде. Он плавал так, весь израненный, в течение четырёх или пяти дней, и это было некомфортно. Это было некомфортно. И примерно в то время он создал постулат: «Бог ты мой, эти касатки, они плохие!

Предположим, этот человек был гарпунщиком, и вот он вышел в море из какого-то порта в Новой Англии, и его окружила стая касаток, они покромсали его, изжевали его, в конце концов он выкарабкался на какой-то плот или что-то в этом роде. Он плавал так, весь израненный, в течение четырёх или пяти дней, и это было некомфортно. Это было некомфортно. И примерно в то время он создал постулат: «Бог ты мой, эти касатки, они плохие!

Если они когда-нибудь снова окажутся поблизости, нужно будет сразу же отдать концы! А не ждать, пока у них начнётся пир!»

Если они когда-нибудь снова окажутся поблизости, нужно будет сразу же отдать концы! А не ждать, пока у них начнётся пир!»

И вот к нему подходит какой-то маленький ребёнок и показывает ему игрушечную касатку. И тот говорит: «Мне конец!» - реактивно, понимаете. Этот постулат ждёт своей очереди.

И вот к нему подходит какой-то маленький ребёнок и показывает ему игрушечную касатку. И тот говорит: «Мне конец!» - реактивно, понимаете. Этот постулат ждёт своей очереди.

Понимаете, этот человек не доверяет своей способности принимать правильные решения, так что он закапывает где-то у себя это правильное решение, принятое на основе опыта; оно должно прийти в действие и взорваться как бомба, как только появится соответствующий раздражитель. Всё это берёт начало в том, что человек не доверяет себе, в том, что он обособляется, и так далее.

Понимаете, этот человек не доверяет своей способности принимать правильные решения, так что он закапывает где-то у себя это правильное решение, принятое на основе опыта; оно должно прийти в действие и взорваться как бомба, как только появится соответствующий раздражитель. Всё это берёт начало в том, что человек не доверяет себе, в том, что он обособляется, и так далее.

Но когда он приходит домой, там его жена, там его дети, и у него есть работа, и у него есть определённые обязательства, и у него есть что-то ещё и так далее, и было бы не очень хорошо умереть в этот момент. Это будет овертом по отношению ко всем остальным, если он вдруг положит куда-то своё тело, а сам сделает ноги.

Но когда он приходит домой, там его жена, там его дети, и у него есть работа, и у него есть определённые обязательства, и у него есть что-то ещё и так далее, и было бы не очень хорошо умереть в этот момент. Это будет овертом по отношению ко всем остальным, если он вдруг положит куда-то своё тело, а сам сделает ноги.

Он будет наказан за смерть. Он не должен умирать. И этот постулат в любом случае придёт в действие, он осуществится и... что ж, он должен умереть, он не может умереть. Понимаете? Он должен умереть, он должен жить. И это... это действительно настигает его.

Он будет наказан за смерть. Он не должен умирать. И этот постулат в любом случае придёт в действие, он осуществится и... что ж, он должен умереть, он не может умереть. Понимаете? Он должен умереть, он должен жить. И это... это действительно настигает его.

Так вот, его делает больным не сам это конфликт. Это не так. Он решил умереть таким образом, чтобы на нём не лежала ответственность за смерть. Понимаете, он должен умереть, поскольку «Никто не может жить, когда поблизости появляется чёрный дельфин». И вот он должен умереть, но общество говорит: «Живи! Будьздоров! Ешь витамины! Сходикврачу! Чисти своего дантиста три раза в неделю!»

Так вот, его делает больным не сам это конфликт. Это не так. Он решил умереть таким образом, чтобы на нём не лежала ответственность за смерть. Понимаете, он должен умереть, поскольку «Никто не может жить, когда поблизости появляется чёрный дельфин». И вот он должен умереть, но общество говорит: «Живи! Будьздоров! Ешь витамины! Сходикврачу! Чисти своего дантиста три раза в неделю!»

И ответом на это является скрытая смерть. Это всё, к чему сводятся всякие болезни, микробы, психосоматические проявления, несчастные случаи, взрывы и вступление в армию. И это всё. Это скрытая смерть, поскольку общество не позволяет умереть в открытую.

И ответом на это является скрытая смерть. Это всё, к чему сводятся всякие болезни, микробы, психосоматические проявления, несчастные случаи, взрывы и вступление в армию. И это всё. Это скрытая смерть, поскольку общество не позволяет умереть в открытую.

И нет ни одного больного человека, который не прибегал бы к скрытой смерти.

И нет ни одного больного человека, который не прибегал бы к скрытой смерти.

Итак, давайте посмотрим на те эксперименты, благодаря которым всё это было обнаружено.

Итак, давайте посмотрим на те эксперименты, благодаря которым всё это было обнаружено.

В ОХС Сент-Хилла передо мной встала одна проблема экономического характера, которая представляет большой интерес... она на самом деле представляет интерес для всех нас. Я решил сделать так, чтобы исследования были бесплатными; необходимо было собрать все записи и скомпилировать их, и эта работа должна была быть бесплатной. Другими словами, нам нужно было делать это независимо от линий поступления настолько, насколько это было возможно. Компиляция данных, их систематизация и так далее... всё это должно было быть сделано. Но просить всех оплачивать это, после того как они уже оплатили это, означало... Это долгая работа; это работа на десять, двенадцать, пятнадцать лет, по приблизительной оценке.

В ОХС Сент-Хилла передо мной встала одна проблема экономического характера, которая представляет большой интерес... она на самом деле представляет интерес для всех нас. Я решил сделать так, чтобы исследования были бесплатными; необходимо было собрать все записи и скомпилировать их, и эта работа должна была быть бесплатной. Другими словами, нам нужно было делать это независимо от линий поступления настолько, насколько это было возможно. Компиляция данных, их систематизация и так далее... всё это должно было быть сделано. Но просить всех оплачивать это, после того как они уже оплатили это, означало... Это долгая работа; это работа на десять, двенадцать, пятнадцать лет, по приблизительной оценке.

И я решил справиться с этим, сделав эту организацию, ОХС Сент-Хилла, который является Всемирным ОХС, платёжеспособной за счёт другого экономического источника. Так что я взялся за работу. Я не буду докучать вам длинным рассказом, но мне всё равно, в отношении чего проводить исследования. И я решил, если всё это действительно должно раскрутится на полную катушку, то вот что нам нужно сделать: нам нужно начать производить что-то, что даже не вызвало бы никаких потрясений на рынке, что не требовалось бы рекламировать, что хотели бы иметь все, что нужно было бы всем; и производить это в достаточном количестве, чтобы получать пятьдесят тысяч фунтов в год, понимаете. Это примерно сто тридцать девять тысяч или что-то около этого долларов в год. Этого достаточно, чтобы оплачивать работу сотрудников и нескольких секретарей и продолжать вести эту деятельность полным ходом.

И я решил справиться с этим, сделав эту организацию, ОХС Сент-Хилла, который является Всемирным ОХС, платёжеспособной за счёт другого экономического источника. Так что я взялся за работу. Я не буду докучать вам длинным рассказом, но мне всё равно, в отношении чего проводить исследования. И я решил, если всё это действительно должно раскрутится на полную катушку, то вот что нам нужно сделать: нам нужно начать производить что-то, что даже не вызвало бы никаких потрясений на рынке, что не требовалось бы рекламировать, что хотели бы иметь все, что нужно было бы всем; и производить это в достаточном количестве, чтобы получать пятьдесят тысяч фунтов в год, понимаете. Это примерно сто тридцать девять тысяч или что-то около этого долларов в год. Этого достаточно, чтобы оплачивать работу сотрудников и нескольких секретарей и продолжать вести эту деятельность полным ходом.

Итак, мне нужно было иметь валовой доход в пятьдесят тысяч фунтов в год. Большинство людей, которые имеют дело с рынком, которые продают что-то, которые занимаются бизнесом или делают что-то в этом роде, получают 10-15 процентов прибыли. Конечно, 10-15 процентов от пятидесяти тысяч фунтов в год недостаточно, чтобы содержать этот офис. Так что это совершенно новая точка зрения на бизнес, хотя кто-то скажет мне, что это старо.

Итак, мне нужно было иметь валовой доход в пятьдесят тысяч фунтов в год. Большинство людей, которые имеют дело с рынком, которые продают что-то, которые занимаются бизнесом или делают что-то в этом роде, получают 10-15 процентов прибыли. Конечно, 10-15 процентов от пятидесяти тысяч фунтов в год недостаточно, чтобы содержать этот офис. Так что это совершенно новая точка зрения на бизнес, хотя кто-то скажет мне, что это старо.

Вы берёте какой-нибудь продукт, который не требует рекламы, поскольку его и так все используют. Вы просто производите его, получая вот такой валовой доход, что не вызывает никаких потрясений на рынке, а потом вы максимально снижаете себестоимость этого продукта, стремясь приблизить эту цифру к нулю. Вот над такой разницей между себестоимостью и ценой вы и работаете... экономичное и быстрое производство продукта, вместо того чтобы пытаться приукрасить его чем-то, или улучшить как-то, или рекламировать больше и так далее. Просто снизьте этот уровень, понимаете. Вместо того чтобы получать вот такую прибыль... понимаете, я имею в виду, что это просто разница между вот этим и этим, пусть эта прибыль от всей этой суммы будет вот такой. Понимаете? Затрачивайте на производство этого продукта примерно 30 процентов от всей этой суммы. Таким образом, у нас остаётся 70 процентов прибыли, и всё, что вам теперь нужно делать, - это пр и ду- мывать способы как ускорить конвейер, как его лучше организовать и так далее.

Вы берёте какой-нибудь продукт, который не требует рекламы, поскольку его и так все используют. Вы просто производите его, получая вот такой валовой доход, что не вызывает никаких потрясений на рынке, а потом вы максимально снижаете себестоимость этого продукта, стремясь приблизить эту цифру к нулю. Вот над такой разницей между себестоимостью и ценой вы и работаете... экономичное и быстрое производство продукта, вместо того чтобы пытаться приукрасить его чем-то, или улучшить как-то, или рекламировать больше и так далее. Просто снизьте этот уровень, понимаете. Вместо того чтобы получать вот такую прибыль... понимаете, я имею в виду, что это просто разница между вот этим и этим, пусть эта прибыль от всей этой суммы будет вот такой. Понимаете? Затрачивайте на производство этого продукта примерно 30 процентов от всей этой суммы. Таким образом, у нас остаётся 70 процентов прибыли, и всё, что вам теперь нужно делать, - это пр и ду- мывать способы как ускорить конвейер, как его лучше организовать и так далее.

Так что я взялся за эту проблему, я работал над этим по выходным. Я приехал из Лондона, разобрался со всем этим, организовал всё это и так далее. И вдруг попкорн из Южной Америки, который я выращивал, начал вылезать из земли вот так... можно было практически видеть, как он растёт, понимаете.

Так что я взялся за эту проблему, я работал над этим по выходным. Я приехал из Лондона, разобрался со всем этим, организовал всё это и так далее. И вдруг попкорн из Южной Америки, который я выращивал, начал вылезать из земли вот так... можно было практически видеть, как он растёт, понимаете.

Британские огородники говорили: «О, вы всё делаете неправильно! У вас не должно быть таких вьющихся растений, понимаете. Вы не должны работать с теплицами таким образом» - и тому подобное.

Британские огородники говорили: «О, вы всё делаете неправильно! У вас не должно быть таких вьющихся растений, понимаете. Вы не должны работать с теплицами таким образом» - и тому подобное.

Они не понимали, почему мне становилось так весело всякий раз, когда они говорили мне это. Ведь они говорили мне, что они не будут копировать те усовершенствования, которые я вводил в производство данного продукта. Благодаря чему состояние рынка будет оставаться именно таким, как мне нужно. Мне не нужно было, чтобы все вдруг оказались в состоянии выращивать помидоры, тыквы и так далее - раз, раз, раз, раз, раз, раз, раз, - как я. Нет, только здесь они должны вырастать так быстро, и мы бы по-прежнему получали такую вот прибыль, понимаете.

Они не понимали, почему мне становилось так весело всякий раз, когда они говорили мне это. Ведь они говорили мне, что они не будут копировать те усовершенствования, которые я вводил в производство данного продукта. Благодаря чему состояние рынка будет оставаться именно таким, как мне нужно. Мне не нужно было, чтобы все вдруг оказались в состоянии выращивать помидоры, тыквы и так далее - раз, раз, раз, раз, раз, раз, раз, - как я. Нет, только здесь они должны вырастать так быстро, и мы бы по-прежнему получали такую вот прибыль, понимаете.

У меня не было никакого личного интереса в этом деле с экономической точки зрения, но это определённо забавляло меня. Они приходили и говорили: «Бог ты мой! Там жарко! Только подумать! Трудно дышать! (Тяжело дышит.) Ни одно растение не может выжить в таких условиях!» Все они находились в вэйлансе растений, понимаете, они знали, что они не могут выживать в таких условиях, значит растения тоже не могут выживать в таких условиях.

У меня не было никакого личного интереса в этом деле с экономической точки зрения, но это определённо забавляло меня. Они приходили и говорили: «Бог ты мой! Там жарко! Только подумать! Трудно дышать! (Тяжело дышит.) Ни одно растение не может выжить в таких условиях!» Все они находились в вэйлансе растений, понимаете, они знали, что они не могут выживать в таких условиях, значит растения тоже не могут выживать в таких условиях.

Что ж, огородники получают примерно 15 процентов... получают примерно 15 процентов прибыли и списывают это на то, что растения болели и что некоторые из них не дали урожая. Так чтоя искал, где можно выгадать, понимаете... я искал, где можно выгадать. Любая возможность получить 15 процентов очень даже стоила того, чтобы её рассматривать.

Что ж, огородники получают примерно 15 процентов... получают примерно 15 процентов прибыли и списывают это на то, что растения болели и что некоторые из них не дали урожая. Так чтоя искал, где можно выгадать, понимаете... я искал, где можно выгадать. Любая возможность получить 15 процентов очень даже стоила того, чтобы её рассматривать.

Методы, используемые на американских конвейерах - (щелчок) замечательно! Это хороший кусок, понимаете. Не так уж и много работы. У резать счёт за тепло. У резать то. У резать сё. Существуют все эти небольшие моменты, благодаря которым мы могли увеличивать и увеличивать нашу прибыль.

Методы, используемые на американских конвейерах - (щелчок) замечательно! Это хороший кусок, понимаете. Не так уж и много работы. У резать счёт за тепло. У резать то. У резать сё. Существуют все эти небольшие моменты, благодаря которым мы могли увеличивать и увеличивать нашу прибыль.

Болезни растений - вот на чём можно было много выгадать. Так что я сказал: «Я опытный специалист в Саентологии. Так, посмотрим, сможем ли мы что-нибудь сделать, чтобы растения не болели». Бум! Понимаете.

Болезни растений - вот на чём можно было много выгадать. Так что я сказал: «Я опытный специалист в Саентологии. Так, посмотрим, сможем ли мы что-нибудь сделать, чтобы растения не болели». Бум! Понимаете.

И я занялся этим, я разбросал растения во все стороны, я сделал некоторые из них больными, чтобы потом сделать их здоровыми. Но бог ты мой, они не выздоравливали.

И я занялся этим, я разбросал растения во все стороны, я сделал некоторые из них больными, чтобы потом сделать их здоровыми. Но бог ты мой, они не выздоравливали.

И тогда я обнаружил, что я изучаю всё это не с той стороны. Мне нужно было изучить причины, по которым растения начинают болеть.

И тогда я обнаружил, что я изучаю всё это не с той стороны. Мне нужно было изучить причины, по которым растения начинают болеть.

И вдруг я снова вернулся к Саентологии. Мы только что провели некоторые исследования, которые затрагивали самые основы, но я даже не заметил этого.

И вдруг я снова вернулся к Саентологии. Мы только что провели некоторые исследования, которые затрагивали самые основы, но я даже не заметил этого.

Этот ряд экспериментов со всей очевидностью показал, что растение невозможно сделать больным, если оно не подвергалось постоянным, непрерывным стрессам. Если вы берёте растение, если вы берёте семена... это хорошие семена; они произрастали на протяжении многих поколений, и всё замечательно... вы берёте семена, особенно если они куплены у семеноводческих хозяйств. Там не уделяют никакого внимания растениям... там просто позволяют им расти, и слава богу. Они просто позволяют им расти, они не очень-то много занимаются ими. Когда растения начинают плодоносить и так далее, они собирают весь урожай, извлекают из плодов семена, помещают их в определённые ёмкости, и всё.

Этот ряд экспериментов со всей очевидностью показал, что растение невозможно сделать больным, если оно не подвергалось постоянным, непрерывным стрессам. Если вы берёте растение, если вы берёте семена... это хорошие семена; они произрастали на протяжении многих поколений, и всё замечательно... вы берёте семена, особенно если они куплены у семеноводческих хозяйств. Там не уделяют никакого внимания растениям... там просто позволяют им расти, и слава богу. Они просто позволяют им расти, они не очень-то много занимаются ими. Когда растения начинают плодоносить и так далее, они собирают весь урожай, извлекают из плодов семена, помещают их в определённые ёмкости, и всё.

Огородники же делают невероятные вещи с растениями, чтобы заставить их плодоносить. Но эти ребята, которые занимаются семеноводством, ничего не делают. Так что их семена обычно бывают довольно хорошими.

Огородники же делают невероятные вещи с растениями, чтобы заставить их плодоносить. Но эти ребята, которые занимаются семеноводством, ничего не делают. Так что их семена обычно бывают довольно хорошими.

Вы берёте семена, сажаете их в горшок, позволяете им прорасти. Потом вы подвергаете их сушке, понимаете. Вы сушите их... вы сушите их как следует. А потом вы заливаете их водой... просто заливаете их водой, и... о, бог ты мой.

Вы берёте семена, сажаете их в горшок, позволяете им прорасти. Потом вы подвергаете их сушке, понимаете. Вы сушите их... вы сушите их как следует. А потом вы заливаете их водой... просто заливаете их водой, и... о, бог ты мой.

«Теперь, маленькое растение, расти, и всё будет в порядке, маленькое растение».

«Теперь, маленькое растение, расти, и всё будет в порядке, маленькое растение».

И оно вырастает ещё немного. Вы выкапываете его и пересаживаете.

И оно вырастает ещё немного. Вы выкапываете его и пересаживаете.

И оно говорит: «Бум!» Оно говорит: «Мне крышка!»

И оно говорит: «Бум!» Оно говорит: «Мне крышка!»

И вы говорите: «О, нет, маленькое растение, тебе не крышка. Расти! Расти! Вот удобрение, вот В1, ты в полном порядке и так далее. Расти! Воттак! Воттак! Теперь ты нормально можешь расти?»

И вы говорите: «О, нет, маленькое растение, тебе не крышка. Расти! Расти! Вот удобрение, вот В1, ты в полном порядке и так далее. Расти! Воттак! Воттак! Теперь ты нормально можешь расти?»

«Что ж, у тебя слишком много листьев... Так лучше, правда? Так комфортнее, правда? Прохладнее. Прохладнее».

«Что ж, у тебя слишком много листьев... Так лучше, правда? Так комфортнее, правда? Прохладнее. Прохладнее».

У него снова вырастают листья. Но потом в один прекрасный день кто-то подносит близко к нему секатор, или гремит лейкой где- то поблизости от него, и у него появляется пятнистость, грибки, гусеницы... всё, что только может быть у растения.

У него снова вырастают листья. Но потом в один прекрасный день кто-то подносит близко к нему секатор, или гремит лейкой где- то поблизости от него, и у него появляется пятнистость, грибки, гусеницы... всё, что только может быть у растения.

Оно говорит: «Я уже отдаю концы!»

Оно говорит: «Я уже отдаю концы!»

Так вот, общепринятым... общепринятым методом, к которому в этом случае обычно прибегают эти ребята, будет опрыскать его, понимаете, опрыскать, опрыскать с ног до головы; вскопать почву вокруг его корня и напичкать её химикатами. И они говорят: «Живи! Живи! Живи! Живи!»

Так вот, общепринятым... общепринятым методом, к которому в этом случае обычно прибегают эти ребята, будет опрыскать его, понимаете, опрыскать, опрыскать с ног до головы; вскопать почву вокруг его корня и напичкать её химикатами. И они говорят: «Живи! Живи! Живи! Живи!»

И растение говорит: «К чёрту всё это! С меня хватит! С меня хватит! Они не смогут прикончить меня таким образом. Я обдурю вас... я начну немного плодоносить».

И растение говорит: «К чёрту всё это! С меня хватит! С меня хватит! Они не смогут прикончить меня таким образом. Я обдурю вас... я начну немного плодоносить».

И вы говорите: «О, замечательно! План... всё восстановилось, и теперь всё будет хорошо», - и так далее. Но плоды неожиданно становятся чёрными, гниют и падают... буме! Растение болеет.

И вы говорите: «О, замечательно! План... всё восстановилось, и теперь всё будет хорошо», - и так далее. Но плоды неожиданно становятся чёрными, гниют и падают... буме! Растение болеет.

Итак, вот ещё один интересный эксперимент: растение, которое 9 посадили в то же самое время, не шокировали сушкой, а потом поливкой, а потом сушкой и поливкой, его не пересаживали, его не подстригали, оно просто росло себе и плодоносило, и всё.

Итак, вот ещё один интересный эксперимент: растение, которое 9 посадили в то же самое время, не шокировали сушкой, а потом поливкой, а потом сушкой и поливкой, его не пересаживали, его не подстригали, оно просто росло себе и плодоносило, и всё.

И вот мы берём это растение и больное растение, и мы помешаем их рядом друг с другом. Мы говорим: «Давай, растение. Тебя посадили, ты давало плоды и всё остальное... заболей. Давай, заболей».

И вот мы берём это растение и больное растение, и мы помешаем их рядом друг с другом. Мы говорим: «Давай, растение. Тебя посадили, ты давало плоды и всё остальное... заболей. Давай, заболей».

И оно отвечает: «Чёрта с два! Почему я должно заболеть?»

И оно отвечает: «Чёрта с два! Почему я должно заболеть?»

Вы говорите: «Ну, посмотри, какое больное то растение».

Вы говорите: «Ну, посмотри, какое больное то растение».

И оно говорит: «Нет, нет. Со мной всё в порядке. Со мной всё в порядке. Всё прекрасно. Со мной всё в порядке».

И оно говорит: «Нет, нет. Со мной всё в порядке. Со мной всё в порядке. Всё прекрасно. Со мной всё в порядке».

И вы говорите: «Но посмотри же. Эта болезнь заразна. Она передаётся всем».

И вы говорите: «Но посмотри же. Эта болезнь заразна. Она передаётся всем».

Вы продолжаете в таком же духе в течение некоторого времени, но ничего не происходит; ничего не будет происходить, если только вы не возьмёте это растение, которое до сих пор не испытывало стрессов, и не подвергнете его быстренько шоку раз-другой! О, вы можете подключить к нему парочку контактов под напряжением в 240 вольт или что-то в этом роде, а потом убрать их. Теперь это растение скажет: «Боже мой, да вон там жертва. Вот как я становлюсь жертвой? Отлично! Пятнистость, грибки, гниль, где же гусеницы, червяки, жуки? Давайте их сюда!» И это растение становится больным.

Вы продолжаете в таком же духе в течение некоторого времени, но ничего не происходит; ничего не будет происходить, если только вы не возьмёте это растение, которое до сих пор не испытывало стрессов, и не подвергнете его быстренько шоку раз-другой! О, вы можете подключить к нему парочку контактов под напряжением в 240 вольт или что-то в этом роде, а потом убрать их. Теперь это растение скажет: «Боже мой, да вон там жертва. Вот как я становлюсь жертвой? Отлично! Пятнистость, грибки, гниль, где же гусеницы, червяки, жуки? Давайте их сюда!» И это растение становится больным.

Мы все наблюдали такое явление: врачи или медсёстры или кто-то ещё, кто ухаживает за огромным количеством больных людей, никогда не заболевают этими болезнями. Если бы вы всегда могли сделать человека больным, просто взяв какие-нибудь бактерии, или что бы то ни было, и перенеся их на него... если бы такой эксперимент всегда давал неизменные результаты, то мы могли бы поверить медикам. Но к несчастью для них, их эксперименты не дают неизменных результатов.

Мы все наблюдали такое явление: врачи или медсёстры или кто-то ещё, кто ухаживает за огромным количеством больных людей, никогда не заболевают этими болезнями. Если бы вы всегда могли сделать человека больным, просто взяв какие-нибудь бактерии, или что бы то ни было, и перенеся их на него... если бы такой эксперимент всегда давал неизменные результаты, то мы могли бы поверить медикам. Но к несчастью для них, их эксперименты не дают неизменных результатов.

Вы можете взять огромный шприц, наполненный каким-то веществом, и сделать укол какому-нибудь человеку, который просто живёт и получает удовольствие от жизни, и вы вводите ему эту штуку, и он спрашивает: «Что это было?»

Вы можете взять огромный шприц, наполненный каким-то веществом, и сделать укол какому-нибудь человеку, который просто живёт и получает удовольствие от жизни, и вы вводите ему эту штуку, и он спрашивает: «Что это было?»

«О, это микробы. Теперь ты заболеешь, и так далее!»

«О, это микробы. Теперь ты заболеешь, и так далее!»

И он говорит: «А! (Плевок.)... чепуха всё это!» И продолжает заниматься своим делом.

И он говорит: «А! (Плевок.)... чепуха всё это!» И продолжает заниматься своим делом.

А потом в один прекрасный день его избивают, отводят к психиатру и заставляют платить подоходный налог, и мы берём одну миллионную кубика этого вещества, понимаете, и мы говорим...

А потом в один прекрасный день его избивают, отводят к психиатру и заставляют платить подоходный налог, и мы берём одну миллионную кубика этого вещества, понимаете, и мы говорим...

«О», - говорит он, - «С меня хватит. С меня хватит. Я труп. Я труп. Я умираю». Понимаете?

«О», - говорит он, - «С меня хватит. С меня хватит. Я труп. Я труп. Я умираю». Понимаете?

Говоря иначе, основной постулат, как показывают эти эксперименты с растениями, заключается в том, что растение должно принять решение умереть прежде, чем оно сможет заболеть.

Говоря иначе, основной постулат, как показывают эти эксперименты с растениями, заключается в том, что растение должно принять решение умереть прежде, чем оно сможет заболеть.

Я даже дошёл до того, что брал растение... я делал это в последнее время на протяжении многих недель... я беру совершенно здоровое растение, которое было заботливо выращено и не подвергалось никаким стрессам, и ещё одно растение, которому уже пришёл конец, и я беру гусеницу и сажаю её на первое растение, на здоровое. Гусеница говорит: «Я не могу в это поверить. Это слишком легко», - и переползает на больное растение и начинает есть его.

Я даже дошёл до того, что брал растение... я делал это в последнее время на протяжении многих недель... я беру совершенно здоровое растение, которое было заботливо выращено и не подвергалось никаким стрессам, и ещё одно растение, которому уже пришёл конец, и я беру гусеницу и сажаю её на первое растение, на здоровое. Гусеница говорит: «Я не могу в это поверить. Это слишком легко», - и переползает на больное растение и начинает есть его.

Здесь присутствует какой-то загадочный фактор. Очевидно, что гусеницы любят больные растения или что-то в этом роде, но не могут с лёгкостью пожирать здоровые.

Здесь присутствует какой-то загадочный фактор. Очевидно, что гусеницы любят больные растения или что-то в этом роде, но не могут с лёгкостью пожирать здоровые.

Растение должно было пережить ряд травмирующих его происшествий, чтобы оно решило, что это того не стоит и что ему лучше отдать концы и влиться в какое-нибудь новое поколение. Это и есть заболевание. Это болезнь.

Растение должно было пережить ряд травмирующих его происшествий, чтобы оно решило, что это того не стоит и что ему лучше отдать концы и влиться в какое-нибудь новое поколение. Это и есть заболевание. Это болезнь.

И человек, который постоянно болеет, по-видимому, делает то же самое.

И человек, который постоянно болеет, по-видимому, делает то же самое.

Так вот, вы понимаете, что я говорю с вами о теории, я не говорю с вами о том, что действительно происходит на практике.

Так вот, вы понимаете, что я говорю с вами о теории, я не говорю с вами о том, что действительно происходит на практике.

Но в то же время мы очень легко могли бы провести такие же эксперименты на людях. И я уже сделал это. Однако всё, что я делал, - это находил контрвыживательные постулаты индивидуума, понимаете, я не трогал травмы... я не трогал настоящие удары, которые получал человек, травмы, с которыми мы раньше работали в Дианетике... я просто находил эти постулаты о смерти. Я находил их. Находил их. Между прочим, это старый эксперимент, это вовсе не что-то, что появилось у нас недавно. Я находил эти постулаты о смерти, и человек начинал оправляться от всех этих ударов. Понимаете, мы знали, что это существует.

Но в то же время мы очень легко могли бы провести такие же эксперименты на людях. И я уже сделал это. Однако всё, что я делал, - это находил контрвыживательные постулаты индивидуума, понимаете, я не трогал травмы... я не трогал настоящие удары, которые получал человек, травмы, с которыми мы раньше работали в Дианетике... я просто находил эти постулаты о смерти. Я находил их. Находил их. Между прочим, это старый эксперимент, это вовсе не что-то, что появилось у нас недавно. Я находил эти постулаты о смерти, и человек начинал оправляться от всех этих ударов. Понимаете, мы знали, что это существует.

Что нам действительно было нужно, в чём мы действительно отчаянно нуждались, так это в процессе, с помощью которого можно было бы найти и рассмотреть каждый аспект всего этого. Так вот, у растения, которое движется по траку в виде какой-либо другой формы жизни, должно быть подобное прошлое... оно должно быть.

Что нам действительно было нужно, в чём мы действительно отчаянно нуждались, так это в процессе, с помощью которого можно было бы найти и рассмотреть каждый аспект всего этого. Так вот, у растения, которое движется по траку в виде какой-либо другой формы жизни, должно быть подобное прошлое... оно должно быть.

Человек должен принять решение, что в общении с какой- то вещью есть что-то неправильное, он должен принять это решение в какой-то гораздо более ранний момент, чтобы он мог оказаться в навязчивом состоянии следствия по отношению к этой вещи. Так вот, это интересно. Дело не в том, что, когда человек общается с чем-то, это, общаясь затем с ним, уничтожает его. Через некоторое время у человека возникает идея, что это именно так, но это совершенно не так.

Человек должен принять решение, что в общении с какой- то вещью есть что-то неправильное, он должен принять это решение в какой-то гораздо более ранний момент, чтобы он мог оказаться в навязчивом состоянии следствия по отношению к этой вещи. Так вот, это интересно. Дело не в том, что, когда человек общается с чем-то, это, общаясь затем с ним, уничтожает его. Через некоторое время у человека возникает идея, что это именно так, но это совершенно не так.

То, что он общается с чем-то, даёт возможность этому затем общаться с ним, и таким образом это уничтожает его.

То, что он общается с чем-то, даёт возможность этому затем общаться с ним, и таким образом это уничтожает его.

Например, кто-то говорит: «Ну, если бы он никогда не видел простуженного человека, или если бы он никогда не встретился с простуженным человеком, или если бы он никогда не общался с простуженным человеком, то он, конечно, никогда не заболел бы простудой». Это мой старый друг Луи Пастер. Тот ещё парень, Луи Пастер. Я разговаривал с ним однажды в Париже. Мы думали, что это нечто совершенно новое и необычное. На самом деле его взяли в плен во время франко-прусской войны, и мы его допрашивали.

Например, кто-то говорит: «Ну, если бы он никогда не видел простуженного человека, или если бы он никогда не встретился с простуженным человеком, или если бы он никогда не общался с простуженным человеком, то он, конечно, никогда не заболел бы простудой». Это мой старый друг Луи Пастер. Тот ещё парень, Луи Пастер. Я разговаривал с ним однажды в Париже. Мы думали, что это нечто совершенно новое и необычное. На самом деле его взяли в плен во время франко-прусской войны, и мы его допрашивали.

Но идея о том, что болезнетворные микробы могут по собственному желанию перейти на кого-то и поселиться там и что от этого все умирают, или что бактерии хорошо или плохо реагируют на вино и так далее... это был пастеритизм. И если бы мы не позволяли бактериям существовать, то никто никогда не заболел бы. Такова была теория.

Но идея о том, что болезнетворные микробы могут по собственному желанию перейти на кого-то и поселиться там и что от этого все умирают, или что бактерии хорошо или плохо реагируют на вино и так далее... это был пастеритизм. И если бы мы не позволяли бактериям существовать, то никто никогда не заболел бы. Такова была теория.

Давайте посмотрим на эту теорию в свете последних открытий - мы обнаружим, что пастеризация молока и предотвращение попадания микробов куда-либо - это просто ещё один фактор принуждения, который говорит: «Живи! Живи!» Понимаете? Это просто ещё один фактор принуждения: «Ты не должен умирать! » Вот настолько человеку, который пытается отдать концы, становится труднее отдать концы. Понимаете? На самом деле это оверт, если вы хотите знать правду.

Давайте посмотрим на эту теорию в свете последних открытий - мы обнаружим, что пастеризация молока и предотвращение попадания микробов куда-либо - это просто ещё один фактор принуждения, который говорит: «Живи! Живи!» Понимаете? Это просто ещё один фактор принуждения: «Ты не должен умирать! » Вот настолько человеку, который пытается отдать концы, становится труднее отдать концы. Понимаете? На самом деле это оверт, если вы хотите знать правду.

Тем не менее у нас повсюду есть министерства здравоохранения, министерства запахохранения, которые говорят: «У вас пастеризованное молоко? Что ж, вот ордер на арест».

Тем не менее у нас повсюду есть министерства здравоохранения, министерства запахохранения, которые говорят: «У вас пастеризованное молоко? Что ж, вот ордер на арест».

О, Луи Пастер веселился от души. Он хороший человек, он хороший человек. Сейчас он где-то торгует бакалеей.

О, Луи Пастер веселился от души. Он хороший человек, он хороший человек. Сейчас он где-то торгует бакалеей.

Ну да ладно... Теория о микробном распространении заболеваний никогда не подвергалась сомнениям с такой вот точки зрения: если перенести бактерии с чего-то одного на что-то другое, то из-за этого что-то другое не заболеет. Понимаете. Это факт.

Ну да ладно... Теория о микробном распространении заболеваний никогда не подвергалась сомнениям с такой вот точки зрения: если перенести бактерии с чего-то одного на что-то другое, то из-за этого что-то другое не заболеет. Понимаете. Это факт.

Но никто никогда не исследовал то, что стоит за всем этим механизмом. Что-то другое должно было хотеть стать больным. Оно должно было прижать эти бактерии к сердцу и сказать:« Бог ты мой, я могу создать их в огромном количестве! А эти ребята, которые заставляли меня жить, ха! Я обдурил их». Понимаете?

Но никто никогда не исследовал то, что стоит за всем этим механизмом. Что-то другое должно было хотеть стать больным. Оно должно было прижать эти бактерии к сердцу и сказать:« Бог ты мой, я могу создать их в огромном количестве! А эти ребята, которые заставляли меня жить, ха! Я обдурил их». Понимаете?

Другими словами, бактерии были встречены с распростёртыми 11 объятьями. Никто не исследовал это: почему бактерии делают кого- то или что-то больным.

Другими словами, бактерии были встречены с распростёртыми 11 объятьями. Никто не исследовал это: почему бактерии делают кого- то или что-то больным.

Вот единственное, в отношении чего проводились исследования: как бактерии распространяются, как предотвратить их распространение, а также тот факт, что они действительно делают людей больными. На этом все исследования и заканчивались.

Вот единственное, в отношении чего проводились исследования: как бактерии распространяются, как предотвратить их распространение, а также тот факт, что они действительно делают людей больными. На этом все исследования и заканчивались.

Что ж, в Саентологии мы не можем настолько поверхностно изучать что-то, иначе мы никогда не достигли бы того, чего мы достигли. Так что я исследовал всё, что стоит за этим, с точки зрения выживания.

Что ж, в Саентологии мы не можем настолько поверхностно изучать что-то, иначе мы никогда не достигли бы того, чего мы достигли. Так что я исследовал всё, что стоит за этим, с точки зрения выживания.

Таким образом, контрвыживательные постулаты, конечно, являются причиной контрвыживания. Но контрвыживательный постулат... говоря иначе, постулат о гибели, представляет собой не что иное, как «Я попытаюсь снова». Понимаете, «Меня больше не будет там, где я нахожусь прямо сейчас, и я попытаюсь сделать это снова». Понимаете?

Таким образом, контрвыживательные постулаты, конечно, являются причиной контрвыживания. Но контрвыживательный постулат... говоря иначе, постулат о гибели, представляет собой не что иное, как «Я попытаюсь снова». Понимаете, «Меня больше не будет там, где я нахожусь прямо сейчас, и я попытаюсь сделать это снова». Понимаете?

Пока не появится кто-то ещё и не даст ему какой-нибудь другой навязанный постулат о выживании.

Пока не появится кто-то ещё и не даст ему какой-нибудь другой навязанный постулат о выживании.

У человека есть какой-то контрвыживательный постулат, он говорит: «Итак, моя первая попытка... я скину с себя эту старую змеиную кожу, возьму новую и помчусь вперёд по траку, и тогда мне, может быть, представится более хорошая возможность сделать это».

У человека есть какой-то контрвыживательный постулат, он говорит: «Итак, моя первая попытка... я скину с себя эту старую змеиную кожу, возьму новую и помчусь вперёд по траку, и тогда мне, может быть, представится более хорошая возможность сделать это».

А вот этот человек здесь говорит: «О, нет, этого не будет. Нет, этого не будет! Ты будешь жить! У нас есть скальпели, кетгуты, у нас есть то, сё, и “Л истерии”. Ты будешь жить. И всё! Ты будешь жить».

А вот этот человек здесь говорит: «О, нет, этого не будет. Нет, этого не будет! Ты будешь жить! У нас есть скальпели, кетгуты, у нас есть то, сё, и “Л истерии”. Ты будешь жить. И всё! Ты будешь жить».

И этот парень говорит: «Неааа, я отдам концы. Я вам покажу».

И этот парень говорит: «Неааа, я отдам концы. Я вам покажу».

«Нет, нет. Ты будешь жить, сынок. Вот и всё. А иначе, если мы когда-нибудь узнаем об этом и снова поймаем тебя... ха! Ого!»

«Нет, нет. Ты будешь жить, сынок. Вот и всё. А иначе, если мы когда-нибудь узнаем об этом и снова поймаем тебя... ха! Ого!»

Что ж, этот человек говорит: «Ну, я в любом случае погибну».

Что ж, этот человек говорит: «Ну, я в любом случае погибну».

А другой человек говорит: «Ну, знаешь, если ты собрался погибнуть, то это очень трудно сделать. Это очень трудно. Это очень трудно. И я требую, чтобы ты выживал. А если ты не выживешь, я приду в ужасную ярость».

А другой человек говорит: «Ну, знаешь, если ты собрался погибнуть, то это очень трудно сделать. Это очень трудно. Это очень трудно. И я требую, чтобы ты выживал. А если ты не выживешь, я приду в ужасную ярость».

Так что человек, который собирается погибнуть, уже находится в таком состоянии ума, и вот он достаёт лучевой пистолет, или ввязывается в состязание «кто кого пересмотрит», или что-то в этом роде, и говорит - бум! И он пытается убрать с дороги того человека, который портит его постулаты.

Так что человек, который собирается погибнуть, уже находится в таком состоянии ума, и вот он достаёт лучевой пистолет, или ввязывается в состязание «кто кого пересмотрит», или что-то в этом роде, и говорит - бум! И он пытается убрать с дороги того человека, который портит его постулаты.

Человек, который портит его постулаты, говорит: «Я ему покажу». Понимаете, и он говорит: «О! О! О! Мучительная боль! Мучительная боль! О, моя жена! Мои дети! О, Господи, что ты сделал? Жертва! Жертва! Жертва! Жертва!»

Человек, который портит его постулаты, говорит: «Я ему покажу». Понимаете, и он говорит: «О! О! О! Мучительная боль! Мучительная боль! О, моя жена! Мои дети! О, Господи, что ты сделал? Жертва! Жертва! Жертва! Жертва!»

Что он делает? Он просто говорит: «Видишь, как трудно погибнуть? Понимаешь, погибнуть действительно очень трудно. Это мучительная боль».

Что он делает? Он просто говорит: «Видишь, как трудно погибнуть? Понимаешь, погибнуть действительно очень трудно. Это мучительная боль».

Всё, что не так со смертью, и вы все согласитесь с этим, - это то, что она доставляет много боли и трудностей. Не так ли? Вы когда-нибудь пробовали задержать своё дыхание на столько, чтобы ваше тело отдало концы? Вам, похоже, никогда не удастся это сделать!

Всё, что не так со смертью, и вы все согласитесь с этим, - это то, что она доставляет много боли и трудностей. Не так ли? Вы когда-нибудь пробовали задержать своё дыхание на столько, чтобы ваше тело отдало концы? Вам, похоже, никогда не удастся это сделать!

Вот как появляется эта игра под названием «жертва»... постулат о гибели сталкивается с постулатом о выживании. Всё, что постулат о выживании может сделать, - это показать вам, что лучше всего выживать, поскольку гибель приносит ужасную боль. Вот и всё. Гибель приносит такую ужасную боль, что уж лучше вам выживать, несмотря ни на что.

Вот как появляется эта игра под названием «жертва»... постулат о гибели сталкивается с постулатом о выживании. Всё, что постулат о выживании может сделать, - это показать вам, что лучше всего выживать, поскольку гибель приносит ужасную боль. Вот и всё. Гибель приносит такую ужасную боль, что уж лучше вам выживать, несмотря ни на что.

Давайте посмотрим на слонов, давайте посмотрим на черепах. Я не знаю, что черепахи делали или какие беседы они вели на тему выживания и гибели, но если вы когда-нибудь пытались убить черепаху, то вы знаете, о чём я говорю. Вы можете отрезать её ноги, голову, вытащить её из панциря, и она всё равно будет визжать. Так и есть. Вы можете порубить её на кусочки и бросить их в кастрюлю с рагу, и она всё ещё будет кричать. Бог ты мой, как же она убеждена в этом! Как же она убеждена в этом!

Давайте посмотрим на слонов, давайте посмотрим на черепах. Я не знаю, что черепахи делали или какие беседы они вели на тему выживания и гибели, но если вы когда-нибудь пытались убить черепаху, то вы знаете, о чём я говорю. Вы можете отрезать её ноги, голову, вытащить её из панциря, и она всё равно будет визжать. Так и есть. Вы можете порубить её на кусочки и бросить их в кастрюлю с рагу, и она всё ещё будет кричать. Бог ты мой, как же она убеждена в этом! Как же она убеждена в этом!

Таким образом, можно сказать, что человек, который находится вхорошем состоянии... этозвучит забавно, но это действительно так... но человек, который находится в хорошем состоянии, может умереть очень легко. (Щелчок.) Бамс! Понимаете?

Таким образом, можно сказать, что человек, который находится вхорошем состоянии... этозвучит забавно, но это действительно так... но человек, который находится в хорошем состоянии, может умереть очень легко. (Щелчок.) Бамс! Понимаете?

Ведь умирание - это игра, в которой вы с помощью постулата уничтожаете старую идентность и постулируете новую. И вы, девушки, выполняете весь цикл умирания, когда перекрашиваете свои волосы. Понимаете? Это полный цикл.

Ведь умирание - это игра, в которой вы с помощью постулата уничтожаете старую идентность и постулируете новую. И вы, девушки, выполняете весь цикл умирания, когда перекрашиваете свои волосы. Понимаете? Это полный цикл.

Вы говорите: «Долой эту старую идентность; пусть у меня будет новая яркая, блестящая и очаровательная идентность!» Это, по сути, и есть умирание.

Вы говорите: «Долой эту старую идентность; пусть у меня будет новая яркая, блестящая и очаровательная идентность!» Это, по сути, и есть умирание.

Но полицейские и некоторые другие лица стали настолько заинтересованы в том, чтобы у человека как можно дольше оставалась одна и та же идентность... благодаря этому они могут следить за всем и вся, понимаете. У человека всегда должна быть одна и та же идентность, она должна быть у его вечно. Это механизм контроля или механизм порабощения. И каждый в какой-то незначительной степени работает над этим, потому что нам не нравится видеть, как наши друзья исчезают. Это безответственный поступок со стороны друга - взять и исчезнуть, и мы придумываем самые разные логические объяснения того, почему он не должен исчезать... почему он должен торчать здесь, понимаете.

Но полицейские и некоторые другие лица стали настолько заинтересованы в том, чтобы у человека как можно дольше оставалась одна и та же идентность... благодаря этому они могут следить за всем и вся, понимаете. У человека всегда должна быть одна и та же идентность, она должна быть у его вечно. Это механизм контроля или механизм порабощения. И каждый в какой-то незначительной степени работает над этим, потому что нам не нравится видеть, как наши друзья исчезают. Это безответственный поступок со стороны друга - взять и исчезнуть, и мы придумываем самые разные логические объяснения того, почему он не должен исчезать... почему он должен торчать здесь, понимаете.

На самом деле всё, к чему сводится умирание, - это «Я больше не Джо Джонс, теперь я Билл Смит». Вот и всё. Понимаете?

На самом деле всё, к чему сводится умирание, - это «Я больше не Джо Джонс, теперь я Билл Смит». Вот и всё. Понимаете?

Но довольно скоро, чтобы добиться этого, вам придётся взять своё тело, понимаете, и вам придётся разнести его в пух и прах, сделать так, чтобы его больше невозможно было использовать, привести его в плохое состояние, положить его в могилу, заполнить его червями, прежде чем вы решите, что у вас есть право... теперь вы в достаточной степени являетесь жертвой... прежде чем у вас действительно появится право вернуться, понимаете, взять совершенно новое тело и сказать: «Что ж, я Билл Смит». «Я Мэри Смит». Это может быть кто угодно. «Вот он я. Я никогда не жил раньше. Никогда. Нет. Ха-ха-ха. Никогда! (Щелчок.) Ограбление чикагского банка? Никогда не слышал об этом. Банкротство? Никогда не слышал об этом. Нет».

Но довольно скоро, чтобы добиться этого, вам придётся взять своё тело, понимаете, и вам придётся разнести его в пух и прах, сделать так, чтобы его больше невозможно было использовать, привести его в плохое состояние, положить его в могилу, заполнить его червями, прежде чем вы решите, что у вас есть право... теперь вы в достаточной степени являетесь жертвой... прежде чем у вас действительно появится право вернуться, понимаете, взять совершенно новое тело и сказать: «Что ж, я Билл Смит». «Я Мэри Смит». Это может быть кто угодно. «Вот он я. Я никогда не жил раньше. Никогда. Нет. Ха-ха-ха. Никогда! (Щелчок.) Ограбление чикагского банка? Никогда не слышал об этом. Банкротство? Никогда не слышал об этом. Нет».

Так вот, то, что в действительности было игрой, превратилось в механизм, который не позволяет людям конфронтировать различные вещи. И индивидуум, обнаружив что... ну, он просто не хотел конфронтировать разные вещи, так что самое лучшее, что он мог сделать, - это отдать концы. И у нас появился полностью готовый социальный механизм, который говорит человеку, что он имеет полное право больше ничего не конфронтировать.

Так вот, то, что в действительности было игрой, превратилось в механизм, который не позволяет людям конфронтировать различные вещи. И индивидуум, обнаружив что... ну, он просто не хотел конфронтировать разные вещи, так что самое лучшее, что он мог сделать, - это отдать концы. И у нас появился полностью готовый социальный механизм, который говорит человеку, что он имеет полное право больше ничего не конфронтировать.

Это хохма, и не думайте, что это не так. Если вы больше не конфронтируете вещи, вам конец. Потому что вон тот человек стал для вас полной тайной. Ведь вы говорите, что мы ни в коем случае не можем смотреть в том направлении.

Это хохма, и не думайте, что это не так. Если вы больше не конфронтируете вещи, вам конец. Потому что вон тот человек стал для вас полной тайной. Ведь вы говорите, что мы ни в коем случае не можем смотреть в том направлении.

И именно эта тайна, эта неуверенность, порождённая отказом смотреть на что-то, знать что-то и понимать, заставляет человека использовать такой вот механизм: «Теперь я кто-то другой, а та старая индивидуальность больше никогда не должна ни на что смотреть. Теперь я - новая блестящая личность, и я выгляжу как новенький, я выгляжу свежим, и всё идёт прекрасно». Единственное, что здесь не так, так это то, что всё это, чёрт возьми, ложь.

И именно эта тайна, эта неуверенность, порождённая отказом смотреть на что-то, знать что-то и понимать, заставляет человека использовать такой вот механизм: «Теперь я кто-то другой, а та старая индивидуальность больше никогда не должна ни на что смотреть. Теперь я - новая блестящая личность, и я выгляжу как новенький, я выгляжу свежим, и всё идёт прекрасно». Единственное, что здесь не так, так это то, что всё это, чёрт возьми, ложь.

И каждый постулат о гибели, который человек когда-либо создавал, ждёт своей очереди, если он ещё не действует на полную катушку. Он просто ждёт... он говорит: «Что ж, скоро ты увидишь чёрную касатку, и тогда мы атакуем всё это». Понимаете? Всё это по-прежнему ждёт своей очереди.

И каждый постулат о гибели, который человек когда-либо создавал, ждёт своей очереди, если он ещё не действует на полную катушку. Он просто ждёт... он говорит: «Что ж, скоро ты увидишь чёрную касатку, и тогда мы атакуем всё это». Понимаете? Всё это по-прежнему ждёт своей очереди.

Вот какой-то парень... перед нами возникает загадка: вот парень, у него есть всё, ради чего стоит жить... всё! Он просто мчится вперёд по траку на полной скорости. У него есть Кадиллаки и девушки, у него новая жена... у него есть всё. И вдруг он несётся по скоростной автомагистрали и просто не поворачивает.

Вот какой-то парень... перед нами возникает загадка: вот парень, у него есть всё, ради чего стоит жить... всё! Он просто мчится вперёд по траку на полной скорости. У него есть Кадиллаки и девушки, у него новая жена... у него есть всё. И вдруг он несётся по скоростной автомагистрали и просто не поворачивает.

Он просто продолжает нестись вперёд. И всё это кажется настолько необъяснимым, что все мы согласились, что ему просто не повезло и сам он не имел к этому никакого отношения. Мы по- прежнему оставляем людям эту дырочку, через которую они могут выкарабкаться.

Он просто продолжает нестись вперёд. И всё это кажется настолько необъяснимым, что все мы согласились, что ему просто не повезло и сам он не имел к этому никакого отношения. Мы по- прежнему оставляем людям эту дырочку, через которую они могут выкарабкаться.

Нет, прямо перед этим произошло что-то такое, что показало ему чёрную касатку. И вы обнаружите, что даже в настоящем времени у него было какое-то небольшое желание разделаться со всем этим. У него должно было быть какое-то небольшое желание. Жена возражала против того, чтобы у него была подружка... что-то бессмысленное. Но это заставило его почувствовать, что ему следует снова атаковать всё это.

Нет, прямо перед этим произошло что-то такое, что показало ему чёрную касатку. И вы обнаружите, что даже в настоящем времени у него было какое-то небольшое желание разделаться со всем этим. У него должно было быть какое-то небольшое желание. Жена возражала против того, чтобы у него была подружка... что-то бессмысленное. Но это заставило его почувствовать, что ему следует снова атаковать всё это.

Если человек достиг успеха во всём и он вовсе не расстроен по этому поводу, то будет довольно трудно сделать его больным. Но если он достиг успеха во всём и больше не хочет иметь дело ни с чем из этого, то сделать его больным будет ужасно легко.

Если человек достиг успеха во всём и он вовсе не расстроен по этому поводу, то будет довольно трудно сделать его больным. Но если он достиг успеха во всём и больше не хочет иметь дело ни с чем из этого, то сделать его больным будет ужасно легко.

Таким образом, ваше объективное мнение о том, насколько хорошее или плохое состояние у человека, появляется правильным, если вы сами не выяснили, что он думает по этому поводу. И его идея о пластиковых машинах и норковых манто может совершенно отличаться от того, что должно быть или что является приемлемым с точки зрения общества, и возможно, он всё ещё ползает где-то в 1776 году и стреляет в британцев, понимаете? И он прекрасно знает, что ему не следует предавать короля. Он так и не справился с этим... так и не справился с этим.

Таким образом, ваше объективное мнение о том, насколько хорошее или плохое состояние у человека, появляется правильным, если вы сами не выяснили, что он думает по этому поводу. И его идея о пластиковых машинах и норковых манто может совершенно отличаться от того, что должно быть или что является приемлемым с точки зрения общества, и возможно, он всё ещё ползает где-то в 1776 году и стреляет в британцев, понимаете? И он прекрасно знает, что ему не следует предавать короля. Он так и не справился с этим... так и не справился с этим.

Ситуация по-прежнему оставалась запутанной. Он не разобрался с ней. Он был не на той стороне. Он не совсем понимал, что он делает. Всё было эээээээх, путаница. Тайна. Он ничего не знал об этом.

Ситуация по-прежнему оставалась запутанной. Он не разобрался с ней. Он был не на той стороне. Он не совсем понимал, что он делает. Всё было эээээээх, путаница. Тайна. Он ничего не знал об этом.

Самое лучшее, что можно сделать, если вы сталкиваетесь с тайной, — это перестать конфронтировать и стать кем-то другим. О, каждый раз, когда вы делаете это, тайна всё равно остаётся с вами... она всё равно остаётся с вами.

Самое лучшее, что можно сделать, если вы сталкиваетесь с тайной, — это перестать конфронтировать и стать кем-то другим. О, каждый раз, когда вы делаете это, тайна всё равно остаётся с вами... она всё равно остаётся с вами.

И в од ин прекрасный день вы идёте по улице, вы чувствуете себя хорошо, и вот вы поворачиваете за угол и бум! Вы говорите: «Боже мой, что это было? Что это было?»

И в од ин прекрасный день вы идёте по улице, вы чувствуете себя хорошо, и вот вы поворачиваете за угол и бум! Вы говорите: «Боже мой, что это было? Что это было?»

Что ж, это была тайна, которую вы когда-то не сконфрон- тировали. И всё, из чего состоят любые тайны, так это из того, что вы не сконфронтировали в связи с этим. Всё, что представляет собой глупость, так это то, на что вы отказались смотреть. И через некоторое время вы становитесь довольно глупым... никаких данных.

Что ж, это была тайна, которую вы когда-то не сконфрон- тировали. И всё, из чего состоят любые тайны, так это из того, что вы не сконфронтировали в связи с этим. Всё, что представляет собой глупость, так это то, на что вы отказались смотреть. И через некоторое время вы становитесь довольно глупым... никаких данных.

Если вы хотите стать по-настоящему глупыми, то просто откажитесь иметь какие-либо данные на ту или иную тему. И вы станете глупым. Никогда не смотрите ни на что из этого. Никогда не смотрите ни на что даже в малейшей степени, и в конце концов тайна окутает вас с ног до головы.

Если вы хотите стать по-настоящему глупыми, то просто откажитесь иметь какие-либо данные на ту или иную тему. И вы станете глупым. Никогда не смотрите ни на что из этого. Никогда не смотрите ни на что даже в малейшей степени, и в конце концов тайна окутает вас с ног до головы.

Или вам могут показывать что-то, на что нельзя посмотреть, и говорить: «Разве вы не видите этого?» Это тоже создаст тайну. Потому что там нет ничего, а вам говорят, что там что-то есть. Или там что-то есть, а вам говорят, что там ничего нет. И то, и другое приводит к тайне.

Или вам могут показывать что-то, на что нельзя посмотреть, и говорить: «Разве вы не видите этого?» Это тоже создаст тайну. Потому что там нет ничего, а вам говорят, что там что-то есть. Или там что-то есть, а вам говорят, что там ничего нет. И то, и другое приводит к тайне.

Обычно с тайнами справляются так: человек уходит и больше не смотрит на тайну, вместо того чтобы посмотреть внутрь неё и выяснить, что же там было с самого начала. Вот так сегодня справляются с тайнами. И такой способ справляться с тайнами мы называем умиранием, так что любая смерть становится тайной.

Обычно с тайнами справляются так: человек уходит и больше не смотрит на тайну, вместо того чтобы посмотреть внутрь неё и выяснить, что же там было с самого начала. Вот так сегодня справляются с тайнами. И такой способ справляться с тайнами мы называем умиранием, так что любая смерть становится тайной.

И мы говорим: «Здесь слишком много тайн; всё это кажется слишком неизвестным. Я просто превратился в комок нервов. Никакая психотерапия не сможет показать мне ничего, так что я думаю, самое лучшее, что я могу сделать, - это просто начать скрыто умирать понемногу. О, люмбаго, вот оно. Ха-ха». И мы начинаем скрыто умирать, мы умираем ещё немного, и ещё немного, и ещё немного, и ещё немного, и в конце концов мы добиваемся своего.

И мы говорим: «Здесь слишком много тайн; всё это кажется слишком неизвестным. Я просто превратился в комок нервов. Никакая психотерапия не сможет показать мне ничего, так что я думаю, самое лучшее, что я могу сделать, - это просто начать скрыто умирать понемногу. О, люмбаго, вот оно. Ха-ха». И мы начинаем скрыто умирать, мы умираем ещё немного, и ещё немного, и ещё немного, и ещё немного, и в конце концов мы добиваемся своего.

Потом мы слышим или читаем, что какое-то заболевание является достаточно опасным, и это (щелчок) наше окончательное алиби.

Потом мы слышим или читаем, что какое-то заболевание является достаточно опасным, и это (щелчок) наше окончательное алиби.

Врач мог бы отправлять на тот свет больше пациентов, если бы он просто подходил к ним... ведь любой больной человек - это человек, которых хочет быть больным... и вы просто подходите к нему и говорите:«Что ж, это достаточно серьёзное заболевание, чтобы убить вас. Да».

Врач мог бы отправлять на тот свет больше пациентов, если бы он просто подходил к ним... ведь любой больной человек - это человек, которых хочет быть больным... и вы просто подходите к нему и говорите:«Что ж, это достаточно серьёзное заболевание, чтобы убить вас. Да».

Так вот, если вы будете делать всё это, вы уничтожите свою медицинскую практику. Так что ваш единственный выход - это иметь контрольный пакет акций местного похоронного бюро... как это, я думаю, обычно и бывает, не так ли?

Так вот, если вы будете делать всё это, вы уничтожите свою медицинскую практику. Так что ваш единственный выход - это иметь контрольный пакет акций местного похоронного бюро... как это, я думаю, обычно и бывает, не так ли?

Но если вы хотите продолжать жить, то вы должны проникнуть в тайны, которые заставляют вас отступать. И вот самая большая тайна из всех тайн: «Должен ли я выживать? Или я должен погибнуть?» или «Какие символы означают гибель, и какие символы означают выживание? И в какие тайны из тех, что появляются в поле зрения, нельзя проникать?» Это и есть самая большая тайна.

Но если вы хотите продолжать жить, то вы должны проникнуть в тайны, которые заставляют вас отступать. И вот самая большая тайна из всех тайн: «Должен ли я выживать? Или я должен погибнуть?» или «Какие символы означают гибель, и какие символы означают выживание? И в какие тайны из тех, что появляются в поле зрения, нельзя проникать?» Это и есть самая большая тайна.

И всё это выстраивается у человека в одно целое, всё это сводится к выживанию и гибели, всё это сводится к конф- ронту и неконфронту, всё это сводится к самым разным странностям.

И всё это выстраивается у человека в одно целое, всё это сводится к выживанию и гибели, всё это сводится к конф- ронту и неконфронту, всё это сводится к самым разным странностям.

Однако ключевым во всём этом является один интересный факт... один очень, очень интересный факт, о котором мы не подозревали до настоящего времени. Мы совершенно не подозревали об этом прямо до настоящего времени. Но я только что обнаружил это, секунду назад, пока стоял здесь и смотрел на всё это.

Однако ключевым во всём этом является один интересный факт... один очень, очень интересный факт, о котором мы не подозревали до настоящего времени. Мы совершенно не подозревали об этом прямо до настоящего времени. Но я только что обнаружил это, секунду назад, пока стоял здесь и смотрел на всё это.

Тем не менее вы являетесь жертвой. Задумайтесь об этом на минутку. Вы являетесь жертвой?

Тем не менее вы являетесь жертвой. Задумайтесь об этом на минутку. Вы являетесь жертвой?

Вы не жертва?

Вы не жертва?

Что ж, если вы никогда не были жертвой, и если вы никогда не будете жертвой, и если вы не являетесь жертвой, то вы станете полной причиной, вы будете предоставлять хороший курс взаимного одитинга HAS, и вы будете жить долго, и дела у Саентологии будут идти хорошо.

Что ж, если вы никогда не были жертвой, и если вы никогда не будете жертвой, и если вы не являетесь жертвой, то вы станете полной причиной, вы будете предоставлять хороший курс взаимного одитинга HAS, и вы будете жить долго, и дела у Саентологии будут идти хорошо.

Спасибо.

Спасибо.