Ему нужны картинки, потому что сам он не помнит. Почему он не помнит? Потому что с его представлениями об обладании, с его представлениями о владении чем-либо, с его представлениями о массе что-то не так. Он осознает только те моменты жизни, когда он обладал какой-то массой. Человек впадает в такую зависимость от массы, он так редко создает массу, он так часто имеет дело с полами и со стенами, что он начинает полностью зависеть от наличия всего этого, чтобы иметь память. Тэтан по своей лени развивает у себя зависимость от массы и зависимость от картинок, и именно из-за этой зависимости ему потом становится трудно помнить, где он был и что он делал.

Следовательно, полное осознание происходящего в настоящем времени – это то, что большинство людей могут очень легко достичь. Если вы даете человеку больше настоящего времени и больше массы в настоящем времени, то он начинает понимать больше. Как это? Почему? Что ж, у него появилось больше массы.

Так вот, соотношение массы и способности помнить – это интересная штука. Приверженцы диалектического материализма были настолько убеждены в этом, что они говорили, будто память, мысли и идеи существуют только при столкновении двух сил и что источником идей является только сила. Это ложь. Сила не является источником идей.

Но вот что здесь происходит. Человек ставит стул и говорит: «Это мой стул». Он вложил идею в стул, понимаете. Теперь это его стул. Но что является для него носителем этой идеи? Это можно сравнить с такой вот ситуацией: кто-то отправился в Африку, и у него было несколько носильщиков и так далее, которые всегда носили его багаж, и вот этот человек возвращается домой, выходит на станции Ватерлоо и говорит: «Где же носильщик?» Носильщик подходит и спрашивает: «Что вам нужно?», а у этого человека только маленькая дорожная сумка весом примерно в полкилограмма, понимаете? Он и представить себе не может, что он будет нести эту сумку до такси. Вы понимаете? Другими словами, он зависит от кого-то еще и полагается на то, что этот человек будет носить груз вместо него.

Что ж, он вкладывает в это идею... каким образом он оказывается в таком состоянии? Он привыкает к тому, что сам груз носит его идеи вместо него самого. Каждый раз, когда он смотрит на стул, он не говорит: «Это мой стул»; он ожидает, что теперь стул будет говорить ему это. Он сказал это стулу, не так ли? И стул должен оставаться в таком состоянии, когда ему это сказали!

Таким образом, вместо того, чтобы самому носить свои идеи и воспоминания, он переносит их в материю, и потом ожидает, что материя отдаст их ему в любой момент. Это как человек, который делает заметки... он делает заметки, заметки, заметки... он никогда не знает, что кто-то сказал, поскольку это знает кто? Это знает записная книжка. В один прекрасный день у него появляется необходимость воспользоваться этой информацией, да только записная книжка осталась дома. Вы видите, как далеко все это может зайти.

Хорошо. Если мы рассмотрим такой предмет, как память, то мы обнаружим, что эта функция была доверена (1) умственным образам-картинкам и (2) реальным физическим объектам. Таким образом, сам тэтан в значительной степени утратил эту функцию... он доверил ее чему-то другому. И потом у него возникает иллюзия, будто он может помнить только тогда, когда ему дают некоторую массу.

Так что если бы вы столкнулись... раз уж мы заговорили о станции Ватерлоо... если бы вы, работая с этим человеком, столкнулись с битвой при Ватерлоо (знаете, если бы вы просто дали ему всю массу, связанную с битвой при Ватерлоо), то он смог бы точно описать вам каждого из своих военачальников, он смог бы рассказать вам о расположении вражеских войск, он мог бы рассказать вам, как зарядить мушкет и выстрелить из него, совершив всего двенадцать или пятнадцать движений... Понимаете, он смог бы рассказать вам все это... но в каком случае это произошло бы? Это произошло бы, если бы вы дали ему всю массу, связанную с битвой при Ватерлоо. О, он рассказывал бы вам это часами. У него просто есть масса; теперь ему не нужно никакое действие. Он мог бы сказать: «Это такая-то и такая-то гряда, а это затопленная дорога и так далее, и там убили моего старого приятеля Бэйтса, и...» Знаете, он может рассказать вам все об этом. Его старый приятель Бэйтс... он не вспоминал о Бэйтсе 150 лет! Почему он не вспоминал о Бэйтсе? Да потому, что он доверил их дружбу с Бэйтсом Бэйтсу. Бэйтс исчез. Все, что у него осталось, – это умственный образ-картинка, но потом и он исчез. Каким образом он исчез? Он оказался очень далеко на траке. Понимаете, он находится позади. То, что происходит с этим человеком прямо сейчас, давит на него гораздо сильнее, чем то, что было вчера.

И что же мы здесь обнаруживаем? Мы обнаруживаем, что индивидуум путает обладание массой со способностью помнить. И для людей, у которых проблемы с памятью, окружение в настоящем времени становится все менее и менее плотным.

Вы можете задать себе такой вот интересный вопрос: насколько длинным является момент настоящего времени? Уходит ли он на две миллисекунды в прошлое и на одну миллисекунду в будущее или он уходит в прошлое только на одну миллисекунду, а будущее вообще не затрагивает? Насколько длинным является этот момент? Или, может быть, он простирается от настоящего на пять минут в прошлое? Понимаете? На самом деле когда мы смотрим на настоящее, мы имеем дело с каким-то отрезком прошлого. И вероятно, самое большее, что вы ожидаете от своей памяти, – это способность помнить то, что было месяц назад. И до того, как появилась Дианетика, никто не ожидал, что вы будете помнить свое детство, никто не показывал вам, как этого можно добиться, и поэтому вы сказали: «Ну, я... много лет назад... я не очень-то хорошо помню все это». Восьмилетний возраст и раньше – вы ничего не помните, или, возможно, помните что-то, но очень смутно. Трехлетний возраст и раньше – это помнить невозможно. Люди, которые занимаются Дианетикой, делали странную вещь: им удавалось добиться, чтобы человек вспомнил все, начиная с момента рождения и примерно до трехлетнего возраста. И все поражались этому... все поражались этому.

Но когда тэтан делает все это, он может очень легко запутаться. Он может взять какую-то другую массу или картинку кого-то другого и сказать, что это его масса или картинка. Таким образом, он приписывает эти умственные образы-картинки неправильному владельцу. Он смотрит на картинки тела, которые он сам никогда не создавал, и говорит: «Согласно этим картинкам тела меня зарезали в битве на Ниле... согласно этим картинкам тела». Что ж, кого-то зарезали в битве на Ниле; вот так мы подходим к этому... кого-то зарезали. У него есть умственный образ-картинка и ощущение в теле, что его зарезали во время битвы на Ниле. Хорошо, прекрасно. Мы никогда не спорим с преклиром в одитинге, но на самом деле он, вероятно, никогда не участвовал в битве на Ниле. В то время у него, вероятно, было какое-то другое тело где-то там. Возможно, он состоял в войсках хедива, понимаете? Он был где-то в другом месте.

Очень забавно поднимать воспоминания северян и южан в Соединенных Штатах. Они все смешались во время войны против мятежников. Практически у каждого, кто имел хоть какие-то родственные связи, были родственники на другой стороне, понимаете. И вот вы возвращаете человека назад по траку до 1862 года, и он говорит:

• Ха-ха! Только подумать! Посмотрите на лес.
Существует ли хоть какая-то вероятность того, что он реален?
• Да. А что насчет леса?
• Ну, сквозь лес летят пушечные ядра. О, да, по обеим сторонам от меня люди в серой форме. Ах, да. Я сражался на стороне южан.

Прекрасно. Только не возвращайте его еще на шесть месяцев назад, иначе вы найдете картинку, где он, исполненный храбрости, стоит в карауле у Белого дома или что-то в этом роде... в голубой форме. И он говорит: «Что это?» Что ж, этого достаточно, чтобы тэтан бросил все это.

Четкое ощущение того, что ты жив и помнишь что-то, невозможно уничтожить, но у индивидуума могут появиться идеи о том, как нужно помнить что-то, и таким образом он может уничтожить свою способность помнить, временно. Понимаете, он может наложить одну систему на другую.

Давайте возьмем какого-нибудь очень хорошего бегуна и научим его бегать по греческой системе. Теперь, после того как мы очень легко научили его бегать по греческой системе, давайте научим его бегать гораздо, гораздо лучше, давайте научим его бегать по ассирийской системе... это совершенно разные системы бега. Что ж, если этот парень находится в довольно хорошем состоянии, то он, вероятно, все еще будет способен бегать. Но он должен быть в довольно хорошем состоянии.

Так вот, если вы запутаете его, если вы скажете ему, что ассирийская система – это на самом деле греческая система, и если вы дезориентируете его в отношении его методов бега, у него возникнет замешательство. А ему не нравится замешательство, так что он просто бросает все это. И вот в один прекрасный день вы подходите к нему и спрашиваете его, как он смотрит на то, чтобы побегать.

– Побегать? Что это такое?

Другими словами, он слишком сильно погружается в значимости жизни, они перепутываются у него или заменяются одни другими, и он не может быть уверен в своем прошлом, поскольку слишком много людей заинтересовано в том, чтобы так это и было или что-то вроде этого, и тогда он говорит: «Что ж, я просто брошу эту область». И он делает это с помощью постулата.

Один из способов экстериоризировать человека – это, конечно же, застрелить его. Это один из способов экстериоризировать человека, но этот процесс не рекомендуется. Поскольку сегодня вы действительно можете очень легко проводить человеку что-то вроде НИО до тех пор, пока он не начнет управлять телом снаружи.

Так что же это такое? Что это такое? Это более легкий путь, ведущий к спасению.

Я сам кое-что помню о том, каких трудностей стоило спастись несколько сотен лет назад. Это было довольно трудно. «Посыпь голову пеплом», «покайся» и нищета... приходилось очень тяжело, когда вас спасали. Это было нелегко. Я не знаю, спасали ли они людей от чего-то странного. Меня это совершенно не интересует. Не то, чтобы мы обратились к религии этим воскресным днем, мы просто говорим о фактах... исключительно о фактах. Тогда людей привязывали к столбам и сжигали, с ними делали разные странные вещи, чтобы каким-то образом спасти их души.

И человек оказался в интересном состоянии. Теперь он ожидает, что в следующий раз, когда он окажется снаружи и будет смотреть на все это как тэтан, он будет мертв; и поскольку человека очень легко экстериоризировать, убив его тело, мы можем взять любого преклира – и у нас с ним будут трудности, – усадить его и сказать ему, чтобы он был в метре позади своей головы (что преклиры обычно очень легко делают)... хе! И ему станет очень грустно. Почему? Он думает, что он мертв. Последний раз он находился вне тела, не будучи при этом мертвым, возможно, в 800 году нашей эры, понимаете?

Таким образом, он начал зависеть от смерти как от механизма экстериоризации. Вы понимаете? Он зависит от этого. Поэтому у нас есть люди, которые пытаются совершить самоубийство. Зачем? Чтобы экстериоризироваться. Они знают, что это надежный способ.

Когда этот способ терпит неудачу, человек, конечно, начинает зависеть от чего-то еще. Но суть в том, что в представлении людей прошлого столетия смерть стала неразрывно связана с умиранием и спасением. Но человек, который не может оказаться в метре позади своей головы и посмотреть на все это, не будучи окруженным со всех сторон мозгами, находится не в очень хорошей форме.

Так что к чему, в сущности, привела эта пропаганда? Она заставила людей оставаться в своих головах гораздо дольше и гораздо чаще, чем следовало.

Итак, что у нас есть? Что у нас есть? Сегодня в Саентологии у нас есть... нравится нам это или нет, у нас есть это... объяснение всех этих различных религиозных факторов, с которыми человек имел дело на протяжении долгого времени, мы знаем его подлинную идентность, мы практически можем предсказать будущее человека, изучив состояние его кейса, мы можем делать разные вещи, которые люди пытались делать на протяжении очень долгого времени. Но поскольку мы не шаманы, мы просто используем все это, чтобы сделать людей более способными, что, возможно, очень глупо с нашей стороны и, возможно, говорит о нашем слабом воображении. Если вы знаете так много о людях, то вы, вне всяких сомнений, можете разнести их в пух и прах и так далее, но мы знаем также, что это не сошло бы вам с рук, понимаете? Это тоже является частью нашей технологии. Вы разносите в пух и прах очередного человека, и от вас самих не остается и мокрого места, мы это знаем.

Так вот, если посмотреть на то огромное количество информации, которая у нас есть, то кажется довольно интересным то, что все это можно свести вот к чему: как вытащить человека из его головы, если говорить очень коротко. Или как сделать человека более способным, или как сделать так, чтобы человек лучше помнил что-то, или как сделать человека более способным управлять своим телом и так далее. Это можно выразить очень коротко.

Я дал вам общее представление о тех проблемах, с которыми мы столкнулись. А какие существуют решения для этих проблем? Можете поверить мне на слово, индивидуум, у которого нет особых трудностей с массой, может выйти из своего тела (при этом у него будут хорошие восприятия) и посмотреть вокруг. Уже очень многие люди сделали это. Я имею в виду, что это было проверено слишком много раз, чтобы в этом можно было сомневаться.

Хорошо. Так вот, мы можем это делать. Но для того чтобы это было возможно, что нам нужно сделать? Предположим, человек не может экстериоризироваться. Что мы должны сделать? Так вот, вы обнаружите, что когда у вас возникают трудности в контролировании чего-либо, вы начинаете подходить к этому ближе... давайте рассмотрим более конкретный пример: если у человека возникают трудности с тем, чтобы написать букву, он начинает подносить нос ближе к листу бумаги. Таким образом, если у человека были трудности с тем, чтобы контролировать свое тело, то он подходил к нему все ближе и ближе, ближе и ближе, и в конце концов он оказался внутри него... все еще пытаясь контролировать его. Все, что вам нужно сделать, – это потренировать его в контроле тела. Какова анатомия контроля? Начать, изменить и остановить. Вы должны научить его останавливать свое тело, начинать его и изменять, вот и все. Когда я говорю «изменять», я имею в виду просто изменять его положение.

Итак, что это такое? Причина, по которой он оказался в теле, заключается в том, что он не мог контролировать его издалека, и причина, по которой он выходит из тела, заключается в том, что он может контролировать его издалека. Такова Экстериоризация сегодня... при условии, что вы не приводите человека в очень уж паршивое состояние, в том что касается этого фактора, связанного с массой. Он должен привыкнуть к массе, поэтому есть еще кое-что, что вы можете сделать с этим человеком, а именно: вы можете подвести его к стене и попросить, чтобы он посмотрел на стену и определил, что она плотная. Всякий раз, когда он смотрит на стену, он говорит: «Ну, это плотная стена». Она сказала ему это... он не говорил этого. Вы должны добиться, чтобы он привык говорить массе: «Масса...»

Что было самым значимым в том, что он когда-либо говорил массе? Что было самым значимым в том, что масса когда-либо говорила ему? Самым значимым было то, что она является плотной. Это общий знаменатель всего этого; никакой другой значимости больше не нужно. Один из современных процессов заключается просто в том, что вы просите человека посмотреть вокруг и найти вещи, которые он был бы не против сделать плотными, и пусть он просто... пусть он сделает их плотными.

Конечно, он может сказать: «Ну, эта вещь плотная».

«Нет, это не так. Здесь требуется кое-что другое. Вы должны сделать ее плотной», – и этот человек... он, можно сказать, проходит и стирает большое количество моментов, когда он вкладывал мысль и так далее в массу.

А как насчет его разума? Нужно ли разрешать что-либо в его разуме? Что ж, он застревает на этих картинках, иногда он попадает в черный шар, и с ним происходят другие интересные вещи; но вот одна из вещей, которую мы делаем сегодня с человеком: мы просим его лечь, как это мы делали давно в Дианетике, и найти какой-нибудь инцидент, который произошел у него в середине этой жизни... например, когда он получил травму, что-то в этом роде... допустим, у него есть старый умственный образ-картинка автомобильной аварии, которая произошла, когда ему было четырнадцать. Хорошо, мы просим его найти какой-нибудь более ранний момент, и когда он сделал это, мы должны удостовериться, что это не еще одна инграмма, а после этого мы говорим: «Хорошо. Сделайте его плотным», – и он делает.

И мы говорим: «Хорошо. Теперь найдите какой-нибудь момент позже этого инцидента», – он делает это. Мы удостоверяемся, что это не еще одна инграмма, и после этого... мы не позволяем ему находить новые инграммы или новые... «инграмма» – это термин, которым мы называем образы-картинки, содержащие боль... мы не позволяем преклиру делать плотными картинки, содержащие боль, иначе у него сразу же появится соматика, и это отобьет у него желание делать что-либо плотным. Так что мы выбираем какой-нибудь безобидный момент, и мы просим преклира сделать его плотным; мы находим какой-нибудь более ранний момент и просим преклира сделать его плотным, а потом мы находим какой-нибудь более поздний момент и просим преклира сделать его плотным, мы просто перемещаем туда-сюда, туда-сюда.

Понимаете, мы никогда не просим его сделать плотным сам этот момент, содержащий боль. Мы помогаем ему попрактиковаться в этом, чтобы он научился делать умственные образы-картинки плотными. И через некоторое время он справится с этим автоматическим действием, которое он выполнял на протяжении долгого времени, заставляя все подряд... позволяя, чтобы все подряд говорило ему, чем оно является, и после этого у него восстанавливается память, восстанавливается его расчет в отношении жизни, и он снова становится способен помнить что-то без помощи плотных объектов. Почему? Потому что мы устранили у него ощущение, что ему нужно принимать все сообщения, которые направляют ему плотные объекты. И когда мы даем ему эту идею, он приходит в довольно хорошее состояние.

Это и все, из чего на самом деле состоят... все, из чего на самом деле состоят самые важные и эффективные из этих процессов. Но все это можно представить в виде лестницы из трех ступенек... лестница из трех ступенек. Общение, АРО начинается с самого низа и простирается до самого верха. Другими словами, вы можете работать с общением в любом кейсе... в любом кейсе, понимаете, начиная с самого низкого уровня и заканчивая самым высоким. Если вы не можете общаться с человеком, то помните, он мертв. Если вы вообще не можете вступить с ним в общение, что ж, проверьте его температуру, и вы обнаружите, что температура его тела, вероятно, равняется комнатной. Это означает, что он мертв. Я должен дать вам эти небольшие советы.

Так что если рассматривать диапазон, в котором человека можно одитировать, то здесь, с самого низа и до самого верха, мы имеем разные уровни общения. Начиная с уровня 2,0 и ниже, любое общение является для человека плотным. Если что-то не является плотным, то оно не может вступить с ним в общение. Все, что вступает с ним в общение, должно быть плотным. Если вы передадите этому человеку какое-то письменное сообщение, то он возьмет его; если вы скажете ему что-то, он не примет этого. Плотные объекты.

Хорошо. Мы поднимаемся выше 2,0, и общение превращается в согласие. Выше уровня 2,0 реальность больше не является плотной; реальность – это что-то, в отношении чего существует согласие. И мы поднимаемся вверх до уровня 22,0... это произвольная точка на нашей шкале эмоциональных тонов... и мы поднимаемся к... он сказал, что это реально, значит, это реально; он сказал, что это было общение, значит, это было общение. Вы понимаете? Вот и все, что можно сказать о высоких уровнях общения. Человек постулирует, что он сказал что-то.

Кстати, вы когда-нибудь встречали такого человека, который говорил, что он сказал что-то, хотя он этого не говорил, и который начинал очень сильно злиться, если вы говорили ему, что он этого не говорил? Что ж, он общается с помощью постулатов, но иногда это не работает... и иногда он находится на уровне минус 22,0.

Но здесь у нас есть этот интересный диапазон; общение охватывает весь этот диапазон. Так вот, существуют процессы среднего диапазона, они называются процессами контроля, и это просто процессы, в которых работают с «начать», «изменить» и «остановить». Это средний диапазон. Область воздействия этих процессов ограничена; их область воздействия четко ограничена. Они не затрагивают такие низкие уровни, какие затрагивают процессы по общению, и вовсе не поднимаются так высоко, как может подняться преклир, но процессы этого диапазона необходимы.

Так вот, выше этого уровня контроля есть только одна вещь, которая не позволяет преклиру помнить все что угодно и делать все что угодно, и это замешательство. Ему кажется, что в чем-то слишком много замешательства, и он хочет, чтобы это было плотным. Вам нужно помочь ему преодолеть это состояние, когда ему нужно, чтобы все было плотным. Вы должны добиться, чтобы он мог терпимо относиться к замешательству, так что прямо над этим находится диапазон замешательства... способность терпимо относиться к замешательству, которая также является просто способностью терпимо относиться к движению. Люди, которые не способны терпимо относиться к движению, могут сделать очень мало, поскольку большая часть действования заключается в движении.

Хорошо. Мы поднимаемся выше этого, и мы сталкиваемся с процессами другого уровня, и это процессы создания; старый процессинг создания никогда не работал так хорошо, как он работает сегодня.

Вы понимаете, к чему мы здесь идем? Общение охватывает весь диапазон, но это начало, это процессы самого низкого уровня. Затем мы поднимаемся в диапазон контроля. А затем мы поднимаемся еще выше, где мы работаем с замешательством или с движением. Но помните, что контролировать изменение недостаточно. Мы должны поднять человека на такой уровень, где у него не будет необходимости в этом, понимаете? Так что можно сказать, что выше этого уровня находится диапазон неконтроля, но мы называем это уровнем замешательства, поскольку именно такие процессы используются на этом уровне. А выше этого уровня идут исключительно процессы создания, но что находится еще выше? Человек постулирует, что он здоров, и он здоров. Это процессы, в которых вы просто изменяете свою точку зрения. Они находятся на самом верху.

Что ж, вот на такие категории делятся сегодня процессы, и какие бы команды одитинга в них ни использовались, просто помните, что преклир будет проходить любую технику, которая на нем срабатывает. Если он выполняет какой-то процесс с огромной легкостью и у него не происходит никаких изменений – «Спускайтесь ниже, молодой человек».

Куда бы мы ни посмотрели, мы всегда обнаруживаем, что если человек не получил никакой пользы от процессинга, значит, общение одитора не достигало его. Неважно, как одитор выглядел, неважно, как он отвечал или что бы то ни было еще, – общение одитора просто не достигало преклира. Мы проверяли таких преклиров; и мы обнаружили, что это действительно так.

Что является общением для этого человека? Тц! Ого! Я не знаю... пушечное ядро, которое попадает ему прямо в голову? Возможно, для него это общение. Но мы находим какой-нибудь уровень общения, который он признает общением; после этого мы можем разговаривать с ним, мы нашли точку входа в его кейс, и тогда его можно одитировать и поднимать на более высокий уровень.

Дефиниция современного процессинга такова: нахождение... то есть это цель современного процессинга, его модус операнди... и он заключается в том, что вы находите какую-нибудь способность, которая у человека присутствует или почти присутствует, вы находите какую-нибудь способность, которая у человека присутствует или почти присутствует, и потом вы улучшаете ее. Продолжайте вести его дальше и никогда не допускайте, чтобы он удовлетворился чем-то. Вот и все, к чему сводится современный процессинг, и это все, к чему сводится спасение.

Большое спасибо.

All right. Now could you own it?Хорошо. Так вот, могли бы вы владеть им?