Что ж, ваши аплодисменты радуют меня. Я вижу, что мне по-прежнему рады в Великобритании. Спасибо. Большое спасибо.

Thank you

Я бы хотел рассказать вам немного об истории Дианетики и Саентологии. О том, о чем я никогда и ни с кем не делился. Хотите послушать?

We have a congress yet?

Что ж, все началось, вероятно, очень, очень давно. Но мы не оскорбим убеждения тех из вас, кто не верит в прошлые жизни, поскольку мы не будем заглядывать так далеко в прошлое. Мы будем говорить лишь об этой жизни.

Audience: Yes!

На самом деле все началось тогда, когда мне было лет двенадцать и когда я познакомился с одним из великих последователей фрейдовского психоанализа – с коммандером Томпсоном. Это был по-настоящему великий человек, исследователь. И совершенно естественно, что мы упоминаем его имя именно в этом зале, поскольку, в конце концов, здесь воздавали почести чуть ли не всем великим исследователям Великобритании.

All right.

Этот человек сделал очень много открытий в разных концах света. Помимо этого он интересовался человеческим разумом, и, как я уже сказал, его звали Томпсон. Он был коммандером в военно-морских силах США, и враги называли его Чокнутый Томпсон, а друзья – Змей Томпсон.

I think perhaps you'd like to hear a lecture about clearing. Would you?

Он был очень неаккуратен. Бывало, засыпал за чтением книги, а когда вставал, ему и в голову не приходило погладить свою форму или переодеться, понимаете. Он пользовался дурной репутацией в министерстве по делам военно-морских сил. К нему относились с некоторым презрением. Но он был личным другом Зигмунда Фрейда. У него не было собственных сыновей, и когда он увидел меня – беззащитного пацана... и поскольку на этом большом транспорте, который совершал очень долгое плавание, делать было нечего, он начал меня обрабатывать.

Audience: Yes.

Что меня потрясло, так это его кот по кличке Псих. У этого кота был кривой хвост, и этого было достаточно, чтобы произвести впечатление на любого юнца. К тому же этот кот умел выполнять разные трюки. И первое, что Томпсон сделал, – это обучил меня тому, как дрессировать кошек. Но для этого требуется так много времени и необходимо такое гигантское терпение, что я до сих пор не выдрессировал ни одной кошки.

All right. All right.

Вам просто необходимо дождаться, пока кошка сделает что-нибудь, и тогда вы выражаете восторг. Но дожидаться, пока что-то сделает кот по кличке Псих...

Now, it happens - it happens that this subject called clearing has been heard of before. You have read about it for a number of years. And about a year ago probably despaired of its ever occurring. And you said, „Well, this is just one of Ron's sells, you know, he's trying to keep up our enthusiasm and so forth. He's told us about this mysterious state. And there's no reason to go on with it because it'll probably never happen.“

Как бы там ни было, но в Библиотеке конгресса в Вашингтоне, где собраны все книги обо всем на свете, коммандер Томпсон начал давать мне первые уроки в области знаний о разуме. Так вот, это очень необычный поступок – взять двенадцатилетнего мальчика и начать вместе с ним заниматься чем-то, что имеет отношение к разуму. Но он действительно заинтересовал меня этим... до такой степени, что я в конце концов пришел к убеждению, что Фрейд не знал, о чем говорит.Но на самом деле у коммандера Томпсона был очень открытый подход ко всему этому, и он, бывало, говорил мне: «Что ж, если что-то не является правдой для тебя, то это не правда». И я выяснил, что он позаимствовал это у одного человека по имени Гаутама Сиддхартха. Так вот, на самом деле вы не знаете Гаутаму Сиддхартху как человека (хотя он был именно человеком), поскольку более двух третей населения земного шара в настоящее время считают его богом. Но первое, что сказал Гаутама Сиддхартха о своей работе, так это то, что сам он просто человек. Он постарался, чтобы это было совершенно ясно. А еще один урок, который он преподал всем примерно в шестисотом году до пашей эры, заключался в том, что если что-то не является правдой для вас, то это не правда. И это было, вероятно, первый раз, когда подобное утверждение прозвучало в этой вселенной, где довольно-таки любят поучать. Я считаю, что это очень хорошее утверждение. Оно очень хорошо согласуется с моей личной философией, поскольку если в мире и есть кто-то, кто сконструирован с таким расчетом, чтобы верить в то, во что он хочет верить, и отвергать то, во что он не хочет верить, так это я.

Right now it's happening I admit it's happening with some randomity. But it is happening, and it is a fact.

Но в те времена, когда я впитывал все как губка, я, по крайней мере, понял, что есть кто-то, кто надеется на то, что в области человеческого разума можно что-то сделать. И я думаю, что это был значительный вклад Фрейда – мысль о том, что с разумом можно что-то сделать. Так вот, это не означает... это, конечно, не означает, что что-то безусловно будет сделано с разумом. Просто есть надежда на то, что что-то может быть сделано, и, я думаю, Фрейда по праву можно считать выдающейся личностью в истории уже только за одно это. Независимо от того, что, по его мнению, можно сделать с разумом или как он рассчитывал это сделать, он был на самом деле первым, кто заявил, что есть надежда на то, что с разумом можно что-то сделать, не прибегая к хлыстам, дубинкам, смирительным рубашкам и прочим аксессуарам, с помощью которых представители определенных кругов этой вселенной пытаются «лечить» (в кавычках) душевные заболевания.

Here was the main difference about Clears. The first Clears were made in 1947, and then I tried to teach other people to do it. And very quickly and briskly in ten years was able to do that. Only took ten years which is pretty good.

Так что это был великий гуманист. А то, что он так много внимания уделял сексу, я полагаю, было просто знаком его эпохи. Я полагаю, что в викторианскую эпоху, которая как раз тогда заканчивалась, все усвоили, что секс – это основное, что скрывают люди. В другое время, если бы это была, скажем, еда, то вы бы обнаружили, что кто-то разработал подобную философию, построенную вокруг еды. Понимаете, есть

Clearing happens to require auditing of an expertness that is seldom achieved in two or three weeks' training. The truth of the matter is it probably takes a year or two of hard work on the part of an auditor to get up to the skill of training, and right now we have said in our new training schedule that we don't guarantee anybody can do anything like clearing. Oh, he can cure illnesses and do things like that but he can't do anything like clearing in under two years of training.

• это очень плохо, это очень тщательно скрывают, и, следовательно, это всех аберрирует. Понимаете, как такое может произойти?

The fact of clearing depended upon the skill of auditing and that was the only real barrier.

А в каком-то другом обществе, в котором ни у кого ничего нет и в котором тайна

When I tried to communicate to the first auditors that were trained, the skills of clearing, I found out it was a hit or miss proposition. And actually had to turn the whole subject around more or less so that it would teach them how to audit, teach them to handle cases that were in poor condition, teach them to make people well who hadn't been well before, teach them to do a great many things and teach them to do - to handle a tremendous amount of phenomena in the mind. And they could do all these things rather well - But that wasn't enough, that wasn't enough. It's true that a man can learn to be an auditor, or a girl can learn to be an auditor who can cure somebody of some disease that has plagued them a whole lifetime or something like that and yet not be good enough to clear somebody! It's a tremendous upgrading.

• это все, понимаете, возник бы целый культ, который бы утверждал, что тайна – это то, что вы должны прятать, следовательно, все вокруг является тайной. И я считаю, что США – в особенности США – и Европа в свой более ранний период прошли через этот уровень тайны. Религия, понимаете? И кто-то другой в каком-то другом веке мог бы сказать, что все проблемы человека происходят от религии, потому что религия – это то, что скрывают больше всего остального, это то, в существовании чего ни в коем случае нельзя признаваться – это было бы грехом.

Because the moment you start to trifle with this thing called clearing, you run into problems that you don't run into in simply making a person survive. People become very sensitive when you start monkeying around with their Rocks!

И я полагаю, что специалист по общей семантике, работающий в мире символов, заявил бы, что сами символы (это немного более высокий уровень) – это единственное, из-за чего у людей есть проблемы. И вы могли бы разработать полномасштабную систему фрейдовского психоанализа вокруг символов, понимаете?

ARC breaks, and their presence require a skill that is absolutely incredible! And as usual we're doing the incredible.

А если подняться на чуть более высокий уровень, на уровень общества, в котором все работают, там могли бы прийти к выводу, что все проблемы человека связаны с усилием. А другое общество могло бы заявить... какой-нибудь человек или, скажем, философ в этом обществе мог бы сказать: «Единственное, что у человека не в порядке, – это эмоции». А кто-то другой мог бы сказать:« Единственное, что у человека не в порядке, – это мышление».

The training drills which we have, have to be done perfectly! They have to be done with superb smoothness in order to avoid these ARC breaks and in order to handle cases in the direction of Clear. Now, that is the fact of clearing today. It is auditing skill.

И вы бы... на самом деле все эти примеры, что ни возьми, – иллюстрация шкалы «От "Знать" до "Тайны"»; то, что больше всего подавляется в обществе и о чем меньше всего говорят, и станет тем, что не в порядке с обществом. И если это проанализировать, все сведется к следующему: «То, о чем вы не должны говорить, – это и есть то, что у вас не в порядке».

We have these TRs, these drills. We have other things. We have ways of training today which themselves, as we compare it to clearing, are just as important as the techniques of clearing. That's something to know, isn't it?

На самом деле это все, что я вынес из фрейдовского психоанализа, помимо идеи о том, что люди иногда выздоравливают, когда что-то вспоминают. Шли годы, и я видел, что мое собственное окружение меняется. И это окружение становилось для меня все более и более сложным. Мой отец был офицером флота и возил меня с места на место. И я не думаю, что меня когда-нибудь учили делению сокращенным способом. И это весьма примечательно. Мой банкир иногда напоминает мне, что мои познания в арифметике...

But here was a whole technology over here called „education up to the level of being an auditor,“ which compares to this other thing called „clearing, techniques required therefore.“

Но как бы там ни было, мы видим перед собой молодого человека, которого возили с места на место, который наблюдал новые, странные вещи и который разговаривал с интересными, новыми, странными людьми. И знаете ли вы, что на протяжении всего этого времени мне ни разу не приходило в голову – ни разу, ни разу не приходило в голову – что полной разгадки может и не существовать. Просто я ее не знал. Я думал, что она всем известна и что это я такой глупый. Вы знаете, я был единственным, кого держали в неведении.

Now, you can give somebody a technique, and you can say, „Well, you just run this for enough hours and it'll clear somebody.“ No, no! To whom did you give the technique? That's the fascinating question: To whom?

Так что я изучал и то и это. И таким образом оказался в Азии, где мне удалось установить контакт с представителями азиатского мистицизма и поработать в этой области. Я немало узнал о мистицизме. Я всегда спрашиваю сотрудников, не хотят ли они, чтобы я показал им индийский фокус с веревкой. Я умею делать этот фокус, и я всегда делаю его... предлагаю показать его. Единственное условие, которое я выдвигаю, состоит в том, что я буду показывать его очень немногим людям, которых я сам выберу, что плата будет составлять сто долларов с человека и что ни у кого не должно быть фотоаппаратов. Единственные, перед кем я выполнил индийский фокус с веревкой смело, имея полный успех и никого не отсеивая, были психиатры, одна группа психиатров.

The funny part of it is you can put two auditors side by side, running two cases somewhat similar, and give one, less skilled, Process A, and give the other one, well skilled, Process A, and the case of the preclear being audited by the first one gets a little improvement and feels better only he isn't sure that it wasn't the Bromo Seltzer or something he took before the session. And the case audited by the second auditor gets Clear.

Кстати, вы обнаружите, что среди психиатров в США бытуют два разных мнения

Now, what's this all about?

– два мнения. Одно из них состоит в том, что Дианетика и Саентология – это очень плохо. Дианетика и Саентология отнимают у них работу, так что это очень плохо. Очень плохо. И очень жаль, что Хаббард сошел с ума, потому что он замечательный психотерапевт. И все, что происходит в Дианетике и Саентологии, объясняется тем, что Хаббард – замечательный мастер в области психотерапии, понимаете, но сам предмет здесь ни при чем. И всякий раз, когда вы говорите приверженцам какого-либо культа... извините, всякий раз, когда... прошу прощения. Всякий раз, когда вы обращаетесь к представителям какой-нибудь профессии и говорите, что их работу может сделать кто угодно, у вас начинаются неприятности. А именно это, по сути, и было сказано в первой книге по Дианетике.

Well, it isn't any sensitive touch. It isn't any necromancy. It isn't how many beams you put out and throw into the preclear's skull. That has nothing to do with it But this does have something to do with it: How well can the auditor get the preclear into session, and how smoothly can he keep him there? And that has everything to do with it.

Что ж, шли годы... шли годы, и для меня это было просто хобби. Это не отнимало у меня слишком много времени или сил. Я был писателем, я получал большое удовольствие от этой деятельности, и жизнь шла просто замечательно. Я тогда даже в колледж еще не поступил.

Now, know that a technique capable of clearing somebody must make an atomic bomb look like a damp firecracker. You address this technique, which can clear somebody, to a case and don't give the case all the backup needed to maintain this level of boom and the case does kind of go boom! You see that? So, we can't say today, „All you've got to do is just read this short pamphlet, read it carelessly, take some section of it, grab ahold of somebody off the street, get him to sit still for a few minutes and have a Clear.“ We can't say that. Because it wouldn't be true.

Когда я поступил в колледж, я провел ряд опытов и экспериментов и выяснил, что стихи – подумать только – воспринимаются всеми как стихи на любом языке. Это было весьма необычное явление. Почему это стихи... почему стихи являются таким музыкальным ритмом, который что-то сообщает людям? Почему они что-то сообщают людям? Вы читаете кому-то стихотворение на японском, он не владеет японским, и он говорит вам: «Ага, это стихи». Почему же он распознает стихи на японском? Точно так же вы можете прочесть человеку практически любые стихи – за исключением произведений некоторых более «современных» поэтов – на любом другом языке, и вы обнаружите, что человек согласится с тем, что это стихи.

People, when they are - start in the direction of Clear, find more reasons why they can't go there. And Clear means so many different things to so many different people that it takes some very skilled, delicate auditing.

И это озадачило меня. Что же это там такое в мозге, в голове, в самом устройстве человека, что позволяет ему распознавать поэзию? Так что я проверил все это с помощью фотометра Кенига – это были очень тщательно продуманные физические эксперименты – и выяснил, что стихи на японском (на котором я тогда говорил и который я с тех пор уже забыл), стихи на английском... я нашел индийского студента, привел его и попросил его прочитать индийские стихи – и все эти стихи давали на фотометре Кенига одну и ту же кривую. И я сказал: «Ну, разве это не замечательно? Мы тут обнаружили что-то – эстетику языка, – которую можно зарегистрировать с помощью физического прибора. Ну разве не прекрасно? И лучше сообщить людям с факультета психологии – они там все знают об этом предмете, и все это можно измерить с помощью фотометра Кенига». И вот тут-то земля ушла у меня из-под ног.

And as you take one of these techniques capable of clearing somebody and address it to a case and handle it poorly, all you get is the result of a great number of ARC breaks with the case. That's interesting, isn't it?

Я впервые пошел на факультет психологии и впервые в своей жизни понял, что на земле нет никого, кто бы все об этом знал. Это было для меня потрясением. Понимаете, я никогда не видел мистика, который занимался бы своим делом и при этом не был бы полностью уверен в том, что он делает. И я никогда не видел инженера, который, строя железнодорожные мосты, не демонстрировал бы уверенность и знание своего предмета. И я привык жить в мире, где люди являются специалистами своего дела, где люди уверены, могут достигать результатов, могут добиваться необходимого эффекта и знают свое дело. И тут я ступаю в трясину, где люди не только ничего не знали, но даже и не стремились знать. И эти эксперименты восприняли как «Что ж, это очень интересно. А зачем ты это сделал?».

The old psychoanalyst, he ran into this phenomena all the time. And he said, „Just about the time you start to get somebody well, you know, he decides not to get well, and so therefore you really can't do anything for peoples, but you just try.“ This was the reason he talked that way.

Да, после этого я достаточно сильно заинтересовался... В колледже были люди, которые выполняли за меня задания по математике, а я выполнял за них задания по психологии и английскому, именно так я и проучился в колледже, потому что я никогда не посещал занятия. И я, бывало, читал учебники по психологии и шел и сдавал за кого-то экзамены, потому что это было очень просто. Проще пареной репы. Все, что вам нужно было знать, – это названия частей мозга и частей сердца. Я не знаю, какое отношение к этому имели части сердца, но о них говорилось в учебнике. Там не предпринималось попыток понять, что такое мышление, там просто говорилось о каких-то колебаниях, которые проходят через синапсы, и вы прогоняете крысу через лабиринт – и все дела.

The second he started heading in toward some desperately hot button, the case was sufficiently unstable emotionally during the approach to that button, that anything the analyst did wrong at that time amounted to an ARC break which made the case go out of session. And in view of the fact that an analyst did not have a few small items in his training - he lacked a few of these items such as the Auditor's Code, TR 0, TR 1. TR 2, TR 3, TR 4, TR 5, TR 6, TR 7, TR 8 and TR 9! And never did any of these things; it's a wonder that he ever got to first base at all. But there is what happened to a case in analysis when one of Freud's theories started to reach. The case would blow the session. The case would become angry. The case would decide not to get well. You see this? See how easily this could be?

Я сейчас говорю с большим сарказмом; несомненно, в психологии есть еще много всякой всячины. Но вот понимания там нет.

And then you could decide at that time that the technique was not the right technique, that the question was not the right question. Well, the question probably in some cases was the right question.

Другими словами, я обнаружил область человеческого знания, которая была нашим слабым местом. И в этот момент мне стало очень интересно. И дело было не в том, что я не знал предмет. Я очень упорно изучал эту область, прежде чем понял, что то, что профессора говорили мне, было для них правдой: все безнадежно, нет никакой возможности кого-либо когда-либо изменить, люди, имеющие тот или иной уровень КИ, сохраняют этот уровень КИ навсегда, и для них все кончено; глупые люди остаются глупыми, неспособные люди остаются неспособными, а все умные – сумасшедшие. И тот факт, что эти профессора так основательно увязли в своих представлениях о невозможности изменить человеческий разум, особенно раздражал меня. Насколько сильно может человек увязнуть?

You could head a person in toward getting rid of the major thing wrong, and handle the case just a little bit wrong and get boom! And the person wanted no more auditing, no more analysis, no more anything.

Я говорил: «Но, послушайте, когда я прихожу в класс, чтобы сдать экзамен...» Кстати, тогда, в те далекие времена, действовал сухой закон, так что пили тогда, разумеется, гораздо больше. И я время от времени выходил с моими друзьями – по большей части газетными репортерами и так далее – и мы пропускали по несколько рюмочек самодельного джина, который поставлялся самыми лучшими гангстерами. И на следующее утро я совершенно точно знал, что я чертовски туго соображаю. Так что я говорил: «Послушайте, если вы вечером выпили несколько рюмок и на следующее утро туго соображаете, то разве вы тем самым не изменили свой интеллект?» И мне отвечали: «Это не имеет к делу никакого отношения».

Therefore skill is required to clear people because you're really heading this boy out from the security of being aberrated into the unknown of being happy. And that's a long jump!

Так что существовала область человеческого знания, которая, с моей точки зрения, оставалась открытой для исследований.

After all, he's very securely aberrated. I think from the days of Aesculapians, psychoanalysts, witch doctors, mamalois, papalois, psychiatrists and the corner butcher alike must have believed that people love their aberrations, and that people got along in the world simply because they were crazy.

Я продолжал писать. Мои произведения имели все больший и больший успех. Все шло замечательно. Я поехал в Голливуд, писал сценарии для фильмов и так далее. Моя профессиональная жизнь была на самом деле очень насыщенной. И все это время я хранил ужасную тайну. Она заключалась в том, что я пытался разобраться, что же такое разум и с чем его едят. Я даже не мог сказать об этом своим друзьям – они бы меня не поняли. Они говорили: «Хаббард живет просто замечательно. Он общается с кинозвездами. И он умеет гипнотизировать, поэтому у него нет проблем с редакторами. У него есть квартира и разные вещи». Они говорили... всякий раз, когда я затрагивал эту тему, они не могли понять, почему это я интересуюсь чьим-то разумом или чьей-то жизнью. Я жутко их донимал и задавал им всякие нескромные вопросы.

And you'll hear this thread running through most dissertations of last century's psychology and psychiatry and psychoanalysis. By the way just in passing, I am sometimes accused of being critical of these subjects. It's an unjust criticism, I'm not critical of these subjects. I am savage on them.

И к 1938 году я, как мне казалось, нашел тот фактор, который является общим для всей жизни. Но ведь я, в конце концов, довольно тесно общался с двенадцатью различными туземными культурами, если не считать население Бронкса. И у меня к этому времени было довольно точное представление о том, какой круг вопросов будет затрагивать мое исследование. Я выяснил, что у первобытного человека и у цивилизованного человека есть очень много общего, но нет ничего, что было бы общим для всех этих культур, кроме выживания. Выживание – это единственное, что было общим для всех них, позвольте мне сформулировать это таким образом. Очевидно, что все они тем или иным способом пытались выживать, независимо от того, были ли они цивилизованными или нет, независимо от того, были ли это тлинкиты на Аляске, или алеуты, или китайцы, или тагалы, или чаморро. Кем бы они ни были, они пытались выживать.

Did you know that these three subjects are all the product of the last century? Were you aware of the fact that psychology as it exists today was developed in 1879 by a Professor Wundt in Leipzig, Germany, that Freudian analysis was first conceived before 1894 and was announced in 1894? And that psychiatry goes as far back as we can read Russian history?

И после 1938 года «стремление к выживанию» стало вполне определенной областью изучения. И мы бы получили все эти данные гораздо раньше, и все это было бы сделано гораздо более тщательно, и в этом исследовании не было бы такого количества промежуточных точек, если бы где-то в то время не появился один тип по фамилии Гитлер, который сошел с ума еще в 1933 году и который с 1933 года начал вопить... мы все его слышали. И кто-то решил принять его всерьез. Так вот, я не знаю, кто первым решил принять его всерьез, но это была ошибка. И не успели мы и глазом моргнуть, как все мы оказались участниками обычной войны, результаты которой теперь, по всей видимости, полностью аннулированы и которую нужно начинать с самого начала – но так это и бывает с войнами. Войны никогда не решают никаких проблем – они могут только отсрочить решение на некоторое время.

Now, it's an interesting thing that these are all old hat! Those are all yesterday's ideas. And they fit poorly in the framework of a modern society because this society is more enlightened than the society in which these things were developed, and that is the reason as much as anything else that they are outreached. You have better educated people today.

И во время войны... во время войны я сделал несколько очень интересных наблюдений, которые имели отношение к разуму. Я находился на борту одного корабля, и там было примерно семьсот человек, и каждую неделю по два человека сходило с ума. На этом корабле каждую неделю по два человека сходили с ума. То есть очень много людей сходило с ума. Но если принять во внимание, что их некем было заменить, то в большинстве случаев они просто продолжали выполнять свои обязанности.

These fellows when they fail are likely to blame anybody, including us, when the truth of the matter is they fail because they didn't grow. They didn't grow. They're still the same size they were the day they were born. That's not true of Scientology. I think you will agree with me when I say we've had a few changes.

Мы особенно активно боролись против того, чтобы от служебных обязанностей отстранили одного парня; он был до того невоспитан, что захотел получить увольнение на берег посреди Тихого океана и пришел за увольнительной к старпому, который в это время мылся в душе. А старпома на корабле не слишком любили. И старпом, весь в мыльной пене, под струями душа, сказал этому парню что-то грубое и невежливое. И этот парень выхватил нож, заскочил в душ, выгнал оттуда старпома, и перед нами разыгралось восхитительное зрелище: старпом бегал по палубе кругами, а за ним бежал этот сумасшедший и размахивал ножом. Я помню, как мы вышли из моей каюты вместе с офицером-артиллеристом (мы там играли в карты или в шахматы или во что-то еще) и наблюдали, как эта парочка делает свой первый круг.

Now, there's no reason to get dizzy about these changes, however, at this time. We are the product of the mid-twentieth century, we are more than fifty years after any development in the field of psychotherapy; we're half a century in advance of all of these things.

И офицер-артиллерист предложил: «Послушай, у меня есть пистолет. Давай это прекратим».

Therefore, that we do different things should occasion no wonder, because covertly I am sure we have profited by the bad lessons taught by last century's psychotherapy. We would be fools if we hadn't learned something about it.

И я сказал... я сказал: «Зачем?»

The psychoanalyst who sits there and evaluates, evaluates, evaluates. He's - typical psychoanalytic session, you know, the fellow sits there and - he's a patient, you know - and he sits there, and the psychoanalyst says, „Now, is there any-any-any-any experience you had with little girls when you were a little boy? Huh?“

Примерно к этому времени к процессии присоединились два главных старшины корабельной полиции, и зрелище стало очень, очень забавным. Так что мы смотрели, как они пробегают мимо нас. У нас очень давно не было никаких развлечений, и мы... В конце концов нам это надоело, и мы с офицером-артиллеристом остановили этого сумасшедшего, поставив ему подножку, и после этого экипаж неделю с нами не разговаривал. Но этот человек должен был продолжать выполнять свои обязанности.

And the patient says, „Uh-well yes, I knew a girl named Maggie one time, and-uh - I remember I was about four and I think she was about seven. And uh-uh ... “

Я жил в одной каюте с врачом этого корабля. И в течение некоторого времени занимался изучением разума. Члены экипажа в любое время дня и ночи приходили, чтобы им сделали перевязку или что-то в этом роде. А когда военврач уходил, этими людьми занимался я, понимаете, и тем или иным образом работал с их разумом. А когда врач был на месте, он зашивал их и давал им таблетки. Так что им было хорошо. А у меня было много материала для изучения. Военврач передал все это в мои руки. Ему все равно все это надоело. Он сам был на грани.

The psychoanalyst says, „That's it! Now, tell me more about this experience with Maggie.“

А в конце войны мне не повезло: я стоял не там, где надо. Вы всегда сами виноваты, вы же знаете; вы стоите не там, где надо, и не тогда, когда надо, и тут появляется что-то еще и пытается занять то же самое пространство. Это всегда заставляет вас чувствовать себя очень неловко.

„Well, as a matter of fact we were walking home from school one day, and-uh-there was an open field there. And...“

В конце войны я провел примерно год в госпитале, отходя от последствий злоупотребления шотландским виски, которое я выпил во время войны, и от чрезмерных доз свинца и так далее, вы понимаете. Как это ни странно, они провели мне психиатрическое обследование, как и всем ветеранам, и выяснили... Кстати, это до смерти перепугало меня – до смерти перепугало меня. Я зашел в кабинет, мне провели это обследование, и когда психиатр закончил – он был очень любезен, – он начал писать. И когда он закончил свою писанину длиной в две страницы это очень интересно, – и когда он закончил свою писанину длиной в две страницы... Пациенты обычно забирали свою историю болезни с собой в палату. Я смотрел на все это и говорил себе: «Так что, неужели я все-таки сошел с ума?»

„Yes! Yes! Yes!“

И он взял эти две страницы и положил их в мою папку, и я быстро и радостно сказал... вы начинаете себя вести таким образом; если вы некоторое время имеете дело с вооруженными силами, вы начинаете вести себя в жутком 1,1; и я сказал: «Ну, я сейчас возвращаюсь в палату. Я отнесу папку». Он ответил: «О нет, ее отнесет курьер».

„And-uh-there was a clump of bushes there in the open field...“

В ту ночь мне спалось плохо. На следующее утро после завтрака я сказал себе:

„Go on now! Go on now! Now, we're getting right to the middle of the case. That's what was wrong with you. We've got it absolutely bracketed, and we know all about your case now! Now, the thing of the matter is that you had an envy! That's right! You were envious! And uh-our conclusions here: that you are suffering from an - a Oedipus/Electra complex based on bush clumpiness. Now we've got the whole thing solved.”

«Думай, Хаббард, думай!» Так что я немного подумал и внезапно осознал, что мне стоит обзавестись зубной болью и записаться на прием к зубному врачу, и тогда мне дадут на руки мою историю болезни, чтобы я смог отнести ее в стоматологическую клинику.

„What happened between you and Maggie, incidentally?“

Так что они отдали мне всю мою историю болезни, я засунул ее под мышку и направился в стоматологическую клинику – в том направлении. У входной двери росло очень прелестное вечнозеленое растение. И там можно было скрыться от людских глаз, так что, как только я поравнялся с этим вечнозеленым растением, я просто нырнул, понимаете, очень быстро, и открыл историю болезни. О, вот оно. И эта писанина, которую почти невозможно было разобрать, растянулась на две длинные страницы, и прочесть их было очень сложно. И я продрался через все эти невероятные специальные термины, понимаете. Я прочел все это очень тщательно и добрался до последнего абзаца, и там было сказано... О, там были слова вот такой длины, а ширина страницы была всего-навсего вот такой. И я добрался до конца, и там было сказано:

„Well, as a matter of fact, I went over in the clump of bushes and I found this small mouse and she ran like hell.“

«Короче говоря, у этого офицера нет никакой предрасположенности к психозам или неврозам».

If you - if you listen to a psychoanalyst at work, you wonder how in the devil he ever got - gets anyplace with anybody, if he does. Because he evaluates, evaluates, evaluates. He tells a person what's wrong with him before they have a chance to open their mouth.

И я в изнеможении опустился на скамью и сказал себе: «Ну, я, похоже, выжил». И я чувствовал себя очень, очень хорошо, и в этот момент ко мне подошел морской пехотинец, взял меня за локоть и сказал: «Вам назначен прием у зубного, и меня отправили, чтобы я вас нашел». Так что меня отвели туда и запломбировали зуб. Вот цена, которую вы платите за любопытство.

And having evaluated, when the person says, „I know what's wrong with me. I was beaten every day of my life by my father. And all the time he beat me he called me a skunk. And now girls won't go with me no matter how much Lifebuoy soap I use.“ The psychoanalyst says, „That isn't what's wrong with you. That odor is because you're envious of your mother.“ You can't be right.

Однако в течение этого последнего года войны я занимался в библиотеке военно-морского госпиталя Оук-Нолл. Я обнаружил, что просто-напросто сняв с воротника одну петлицу, я становился врачом, понимаете, – очень просто. В медицинскую библиотеку не пускали никого, кроме врачей, имеющих степень доктора. Но я подошел к столу с одной-единственной петлицей, с левой стороны, понимаете, и я заплатил пару долларов морскому пехотинцу на костылях за то, чтобы он подошел ко мне и сказал: «Доброе утро, доктор», – и таким образом я смог обеспечить себе год занятий в медицинской библиотеке.

Now, on a broad level that is an ARC break. And the person to whom that is done suffers an out-of-sessionness. They say, „I do not want to be here anymore. In fact, I want my money back. My impulse toward elsewhereness is now paramount.“

Я изучал эндокринную систему, я изучал и то и это и придумал несколько различных экспериментов. Я, кстати, погубил целый исследовательский проект. Был один доктор с совершенно невероятной фамилией – Янкевиц, и Янкевиц проводил серию исследований военнопленных, которых в то время освобождали из немецких лагерей и японских лагерей, захваченных нашими войсками. И этот Янкевиц пытался вылечить их с помощью тестостерона и других эндокринных препаратов. И я имел доступ ко всей его документации, потому что мы с ним... мы по вечерам играли в домино и разные другие игры. И я имел доступ ко всей его документации, а он выполнял очень, очень точные проверки метаболизма и другие действия, чтобы продемонстрировать результаты воздействия эндокринных гормонов и экстрактов на военнопленных, понимаете.

Now, you don't have to go that far when you're starting to clear somebody and you invalidate or evaluate. You're clearing somebody, he's getting very near the Rock, he's approaching it like a very small girl and a very icy cold pool of water, you know? Very delicately. Very delicately. And you say, „Ahem.“

Что ж, все было очень просто. Все, что мне нужно было сделать, – это узнать имя одного из участников его экспериментов, отвести этого человека в парк, усадить его и провести ему немного психоанализа и применить кое-что из первых разработок по Дианетике и Саентологии, разобрать на части его вторую динамику и собрать ее снова и отправить его на проверку метаболизма, понимаете. В один прекрасный день Янкевиц сказал мне: «Бог ты мой! С этими отчетами что-то не в порядке». Он сказал:

And he says to himself, „He's laughing at me. I hate him!“

«Что-то тут не так с этими больными; некоторые из них поправляются».

And every bit of diffidence he felt toward approaching the incident, he instantly picks up and throws straight at the auditor - boom! That „ahem“ was too much for him. He's now out of session and has a large dose of elsewhereness. And that's what happens. That's invalidation. Humph!

Что ж, с помощью этих экспериментов я выяснил, что функция контролирует структуру, что мысль контролирует материю и что материя не контролирует мысль. Потому что те, которым делали уколы и которых лечили, но которым при этом не проводили психотерапию, не выздоравливали; они оставались на том же самом уровне. Это было интересным доказательством того, что эта терапия никуда не годится. Но те, которых я ловил за деревом или на скамейке в парке и которым мне удавалось украдкой всучить несколько метров фрейдовского анализа... и кое-что из первых разработок Дианетики и Саентологии, – они внезапно поднимались по шкале, понимаете.

Now, evaluation can be as little as „Mm-hm.“

Другими словами, работая с мыслью и мышлением, я обнаружил, что могу влиять на то, что происходит с человеком, и на его состояние, но подобным же образом я обнаружил, что этого невозможно добиться с помощью лекарств. И это была очень важная серия экспериментов, данные о которых, к сожалению, не доступны нам в полном объеме; возможно, они по-прежнему хранятся где-то в министерстве по делам военно-морских сил в Вашингтоне в папке, на обложке которой стоит большой вопросительный знак, – поскольку с точки зрения Янкевица этот проект закончился провалом.

„Yeah?“ he says, „so he's telling me 'that's it'.“ You see? „He says, 'Mmhm.' Well, he's forcing this cognition on me, and telling me 'that's it' and I now have a desire to 'elsewhere'.“ He goes out of session.

Так вот, это был первый широко проведенный опыт, во время которого все это и было проверено. Мысль – это босс. Мысль правит всем. Мысль может изменять структуру, а материя на самом деле не может изменять материю – однако мысль может изменять материю. Интереснейшее открытие, не правда ли? Вы можете добиться изменения веса человека, воздействовав на его мышление. Если вы можете сделать это, то что мы изучаем? Следует ли нам изучать и дальше структуру, чтобы добиться выздоровления человека, изменить его поведенческие шаблоны, следует ли идти в этом направлении до конца? Следует ли нам продолжать изучение мозга? Нет.

The art of keeping somebody in-session while you're driving him toward that thing which he has not dared to approach for seventy-six trillion years ... Those, by the way, who do not believe in past lives do not have to believe in past lives, you understand that. You don't have to buy this at all. If you were born and you are living one life and you're very happy about it and you're going to kick the bucket, and that's very satisfying to you, by all means go on believing, but don't get audited! Well, anyhow ...

Нет, ни в коем случае. Ни в коем случае. Предметом изучения должна быть только мысль.

So, here's this - here's this fellow - for seventy-six trillion years he has never dared look out of the corner of his eye at that thing. And the auditor is saying ... And the smoothness with which he has to turn the preclear's head to look at that thing is, to be colloquial, out of this world. It really has to be very smooth.

Что ж, немного позже правительство решило выплатить мне все жалование, которое оно мне задолжало. Оно задерживало выплату причитающегося мне жалования. Я пару лет служил в войсках, участвовавших в боевых действиях, не имея права на повышение в звании. Время от времени я получал приказ, и там говорилось:

And any misplaced „Mm-hm“ and „hm-hm“ doesn't go.

«Отправляйся на фронт» – или что-то вроде этого, понимаете, и я говорил врачу:

In other words, to clear somebody an auditor has to be one of the best disciplined people anybody ever had - ever heard of.

«Ладно». И я говорил офицеру, ответственному за личный состав: «Я отправлюсь туда, но где дополнительная нашивка? Вы посылаете меня выполнять задание, которое требует очень большого количества золотого галуна, а если вы очень тщательно обследуете мой рукав под микроскопом, то вы обнаружите, что галуна там не так уж и много. И я беспокоюсь не о чине. Просто я промотал свое состояние, знаете ли, и лишняя сотня-другая долларов в месяц пришлась бы очень кстати». А мне в ответ говорили что-нибудь типа «Приказ есть приказ, Хаббард. Я знаю, что ваше здоровье не позволяет вам сдавать экзамен на следующее звание, но никто не сказал, что оно не позволяет вам воевать за свою страну». Так что я шел и воевал за свою страну. И через некоторое время мне это надоело.

It would kill a psychoanalyst to go through this much discipline. We know; we've tried to put one through this much discipline. And the Instructor got there just in the nick of time, just as there was one breath left in the body, was able to put artificial respiration in on it and get him out of there quick!

Но к концу войны они вдруг передумали. К этому времени я уже не находился на службе, так что, конечно, это было самое подходящее время для того, чтобы как следует помочь человеку и поднять его боевой дух, чтобы он мог служить своей стране, ведь он уже не находился на военной службе. Понимаете, какая тут логика? Так что они дали мне толстую пачку казначейских чеков. Вдобавок, дела мои были не столь уж плохи: я продал сценарий фильма – «Пикирующий бомбардировщик» возможно, вы его видели. Уоллис Бири и так далее, давным-давно. Я продал его в самом начале войны, завел сейф в банке и не рассказывал об этом никому из родственников, я засунул в него десять тысяч долларов в тысячных купюрах и запер на замок.

I remember one analyst reading Book One, and he says, „Doctor Hubbard,“ he said, „you really have something there in Dianetics. You really have something there! Something that we can use! Because I know,“ he said, „I had a patient the other day and I used your repeater technique. And like you said, he went right back down the track. And he was simply using the phrase, an innocent phrase, 'I hate you' and he went straight back down the track just like you said, just like you described the time track, and he got back into an incident that we've been trying to reach with psychoanalysis for just years and years and years and years that he's been in analysis.”

Так что, вернувшись с войны, я не стал использовать чеки. Должен вам признаться, что ради денег и продвижения вперед в исследованиях мне на самом деле не пришлось проливать много пота. По окончании войны я взял деньги, купил яхту и отправился в путешествие в Вест-Индию. Но когда эти деньги кончились, я понял, что мне нужны средства. Тогда я обналичил казначейские чеки, и на них были проведены первые исследования, плодами которых мы теперь пользуемся. Это очень забавно, но они были проведены именно на эти деньги. Я отправился прямо в центр Голливуда, снял себе офис, нанял медсестру, обернул голову полотенцем и стал свами. И я сказал... как это ни странно, я никому не называл своего имени, я не говорил, что я делаю, и к 1947 году мне удалось сделать человека клиром.

„We got back to the point where his father is standing over him in the crib throttling him. And as soon as he got there, and as soon as he got this picture of his father throttling him, I was able to get right in there and pitch. And I said, 'Now, there is why you hate your father, and hate your mother!'”

Я работал как одержимый. В лос-анджелесский центр будут время от времени звонить люди и спрашивать: «Вы знаете, я видел фотографию доктора Хаббарда, а несколько лет назад в Голливуде работал человек, который был очень похож на него, и он что-то сделал со мной, и с тех пор я всегда был здоров и счастлив. Это тот же самый человек?» И, конечно же, сотрудникам центра дано указание отвечать «Нет». Они бы испортили результаты всей серии экспериментов. Этим людям никогда ничего не говорили, и тем не менее некоторые из них стали клирами.

I said, „What happened to the patient?“

Это были первые клиры. И им больше не давали никакой информации или чего-то в этом роде, они были нужны мне в качестве некоторого последовательного ряда кейсов, с которыми я работал.

„Well, as a matter of fact he quit analysis. You know how they are? As soon as you get them near the real aberrative material, you know, they leave!“

Всего лишь несколько недель назад мой офис в Вашингтоне пришлось перевернуть вверх дном после того, как я обнаружил, что имя и адрес одного из этих преклиров были потеряны. И во всем этом наверняка было замешано что-то сверхъестественное, потому что в конце недели от этого человека пришло письмо, а до этого он не писал несколько лет. Он написал, что в его семье все хорошо, что все идет просто прекрасно, дал полную информацию о кейсе и так далее. И даже сотрудники моего офиса начали посматривать на меня как-то странно.

No responsibility. No responsibility.

Но эти люди нужны мне просто в качестве длинного ряда кейсов, с которыми я работал, и их кейсы вообще не трогают. Их сделали клирами; они остаются в таком состоянии – по крайней мере те, с кем я по-прежнему поддерживаю контакт. Некоторых я в суматохе потерял из виду.

I told him two or three times that you didn't evaluate for pcs but he missed it.

Один из них был психиатром. Когда «Дианетику» впервые опубликовали в Соединенных Штатах, этот парень сказал: «Вы знаете, несколько лет назад один человек работал со мной до тех пор, пока я не достиг состояния, называемого "клир", так что это, должно быть, вполне обыденная вещь. Он в то время работал в Голливуде. Конечно, с тех пор я больше не занимался психиатрией как таковой, но я не могу понять, почему это все так взволнованы. Этот Хаббард, несомненно, учился у того типа в Голливуде». Он был совершенно прав.

Now, the skill necessary is the trick. That is the trick in clearing. It isn't the process.

Что ж, пойдем вперед по траку, пойдем вперед по траку, посмотрим. В 1950 году я наконец написал книгу, написал ее в Соединенных Штатах, издал, и не успел никто и глазом моргнуть, как она стала бестселлером, оказалась наверху списка в «Нью-Йорк тайме», и все шло великолепно, это был бум, она пользовалась невероятным успехом, и это был сногсшибательный, катастрофический успех, – и я обнаружил, что у меня нет никакой административной структуры, практически никакой организации, вообще ничего. И там, в Соединенных Штатах, на наши головы как будто обрушился весь мир, и нам крепко досталось.

And the 5th London ACC will be taught the oldest clearing process known - the process learned by me in 1947 which has never been released. But it's a very easy process - I have described it indifferently a time or two. It's a rather rapid process of clearing. Only now have we a sufficient discipline that we can bring up this rather easy process. It's only taken eleven years. I think that's pretty rapid, isn't it? That's - isn't that the average time in analysis of most patients? Now, it was the skill of the person, the skill of the person.

Дианетика стала очень широко известна за один день. Очень широко известна. Множество людей засучили рукава и начали помогать. С того момента и до настоящего времени эти замечательные люди продолжают оказывать помощь, так что эта деятельность перестала быть занятием «одного-единственного». У нас в списках много имен, в игре участвует много людей. Это радует, потому что это очень хорошие люди. И произошло просто вот что: в человеческих знаниях есть дыра, понимаете. И вы могли бы сказать, что кто-то проник в этот вакуум. Но было также и множество других людей, которые тоже осознавали тот факт, что в человеческих знаниях имеется дыра, и они увидели, что этот вакуум начал частично заполняться, они засучили рукава и оказали значительное содействие в доведении этой работы до конца.

You know when a pc is getting toward his Rock chain because he starts getting ARC breaks, he starts trying to blow the session, he starts trying to disappear, he gets a case of elsewhereness.

Так вот, за время, прошедшее с тех первых дней (которые на самом деле не были такими уж драматичными) до настоящего момента, мы совершили гигантский скачок вперед. И даже я не осознаю, насколько велик этот скачок... Время от времени мне приходится оценивать ситуацию со стороны и убеждать себя в том, что все хорошо, понимаете? Я говорю: «Рон, несомненно, все идет хорошо». И я отвечаю: «Да, но не будь слишком самонадеян, сынок. Нам предстоит сделать еще очень много».

The expertness required to keep him headed into the session and to get him over his elsewhereness every time he gets the impulse is tremendous and is even more important than the technique itself because if he left, you wouldn't have a preclear to audit. People miss this.

Так вот, дело в том, что, когда вы начинаете заполнять такого рода вакуум, этот вакуум стремится разорвать тех, кто пытается его заполнить. И с людьми, которые были с нами с самых первых дней, которые были одиторами и которые продвигали наш предмет вперед, – с этими людьми происходили довольно-таки драматичные события, возможно, более драматичные, чем со мной.

Now as we - as we look at a person - here's a person walking down the street just - we'll go outside, we see a person walking down the street. The old-time Aesculapian, the practitioners, the priests of the Roman god Fever, their more modern counterparts would conceive this person to have a great many incomprehensible mysteries and would believe that this man was being motivated by his own aberrations.

Что мы сделали? Мы наступили на величайшую кнопку глупости из когда-либо существовавших у человека. Это состояние практически абсолютного незнания. И вот мы приходим и наступаем прямо в центр этой кнопки глупости – причем делаем это не слегка и не деликатно, понимаете. Мы делаем это не так, как это делают профессора. Они делают это вот так: «Ну, мы думаем... мы полагаем... возможно... может быть, что если вы рассмотрите эту ситуацию, то не исключено, что вы обнаружите, что какую-то ее часть, возможно... мы полагаем – если, конечно, вы не будете слишком сильно спешить с этим, – можно будет как-то понять, вероятно, при условии выделения достаточного количества миллионов для проведения исследований на протяжении следующих пятнадцати или двадцати тысяч лет».

If this man wishes to work it's because he is afraid of starvation. If he is going to do a bettor job, it will be because he has been rewarded with a bit of meat. You get the idea? I mean, he has definite ideas, and he feels that the incidents and the complexity of this person's life are such that no one could understand them.

Столь решительный подход к делу на самом деле иллюстрирует то, как действуют фонд Форда и другие корпорации, которые пытались сделать что-то в данной области. И я не порицаю этих людей и не говорю, что все они такие совершенно ни на что не годные люди. Они просто такие. Ведь когда эти большие организации, не имея ни энергии, ни искренности, ни преданности своему делу, наступают на эту кнопку глупости, они просто глупеют. Это просто оглоушивает их, – это хуже, чем быть просто ошеломленным. Это намного сильнее; это то же самое, но в кубе.

Now, to understand what we have done, we have to compare it with what was known and what we know. We know now that that person's mind has a certain number of parts, and that it is not his brain. And this certain number of parts adds up to a certain number of potential wrongnesses. And that when he is freed of these wrongnesses, he is more able to function, not less able to function, because we have proven it time and time again. Therefore we have taken off the excuse for not helping people.

И когда некоторые из этих людей приходят и наступают на эту кнопку глупости, они просто исчезают в этой трясине – обычно так и бывает.

You see, if you go around believing that if you help somebody you'd destroy his ambition, if you believe that if you help somebody you would des- this writer for instance, that you would destroy his wish and ability to write, then you'd have a good alibi for not helping him, wouldn't you? You would be guiltless.

Конечно же, время от времени мы сами оказывались оглоушенными – у нас это неплохо получалось. Мы неожиданно забираемся в тот или иной сектор, у нас возникает необходимость работать со слишком большим количеством людей, наша популярность распространяется слишком широко, возникают организационные проблемы и проблемы, связанные с нашим влиянием на все общество, и мы сталкиваемся со всем этим лицом к лицу, и все это совершенно новые для нас проблемы, и мы пытаемся применить к ним решения, взятые из Дианетики и Саентологии, и у нас у самих голова начинает идти кругом. Мы работаем не идеально, далеко не идеально – мы работаем совсем не идеально. Но, черт возьми, мы стараемся, и, ей-богу, это больше, чем кто-либо когда-либо делал.

Because you say, „If we could just keep these people sufficiently aberrated, why; we'll have great arts, we'll have all kinds of things that we should have. And therefore we shouldn't look any further for any answer to de-aberrate them because everything he is doing is motivated by his craziness.“

Мы очень стараемся. И люди, которые занимаются этим, люди, которые работают над этим, поступают правильно гораздо чаще, чем неправильно. А чтобы добиться успеха в жизни, вам всего-навсего нужно быть правым чуть-чуть больше, чем на пятьдесят процентов. Если вы постоянно правы чуть больше, чем на пятьдесят процентов, то вы не можете не победить – при условии, что вы никогда не ошибаетесь в важных вопросах.

In other words, the most beneficial person in the world is, of course, the craziest person in the world. They never carry it through to that reductio ad absurdum. Otherwise, they would look only into insane asylums to find people to lead them in the arts, in the sciences and in music, that sort of thing. You see?

Вся история организаций, которые возникли по всему миру, – это история порядка, проникающего в замешательство. Если вы не думаете, что четверть миллиона заинтересованных людей на одном континенте не могут создать замешательство, вам нужно было бы быть там – некоторые из вас там были. Бац! Бабах! «Расскажите об этом побольше». Что ж, я написал первую книгу потому, что мне надоело получать каждое утро по мешку писем, в которых мне задавали новые и новые вопросы. И мне надоело диктовать письма, каждое из которых было длиной в несколько глав книги. Так что я взял и написал книгу.

They would say, „Well, it's impossible to find a musician in the society unless we go down to the local spinbin. If we go down there, why, we'll find the world's greatest musician.“

Кстати, издатель отнесся к ней очень наивно. Он сказал: «Ну, может быть, пять-шесть тысяч экземпляров и будет продано». Так что он заказал именно это количество и распродал его еще до того, как книга была опубликована. В издательстве «Америкэн бук кампани» до сих пор помнят ту суматоху, которая поднялась, когда они пытались напечатать в США достаточное количество экземпляров книги «Дианетика: современная наука душевного здоровья».

If aberration is going to drive anybody, it is certainly going to drive the psychotic harder than it is the sane person. Right? So, naturally the great musicians are crazy, and everybody is crazy that has ever done anything for anybody.

А когда ее опубликовали здесь, в Англии, ее распространению сильно помешал тот же самый фактор – не было возможности напечатать книгу в достаточном количестве. И как результат продажи снизились.

Well, you get this much agreement around, a fellow to appear great will start to act crazy.

Но в 1952 году я решил, что мне пора выйти в мир, оставив этот сумасшедший дом, который называют Соединенными Штатами. Это суровое заявление; большинство американцев, присутствующих здесь, будут недовольны тем, что я назвал США сумасшедшим домом. Но в том, что касается психотерапии, это настоящий сумасшедший дом. Стоит вам только упомянуть об изучении разума, и все официальные лица рестимулируются настолько, что у них начинается психоз и они начинают рвать и метать. Это настоящее безумие.

I remember a gag on this one time; I can't resist telling you. I always prided myself on being a fairly sane writer, you know. I had, of course, my favorite slippers and I knew I couldn't write anything unless I was wearing this particular pair of slippers. And I had, of course, certain feelings about the typewriter. If I wrote on a different typewriter, I would get a different offbeat mood in the story I didn't want, you know. And I knew that unless I scented the paper I wrote on with sandalwood incense that it wouldn't sell. But otherwise I was totally free of superstition.

Я решил, что заслужил отдых, и поэтому приехал в Англию. И как раз вовремя, чтобы заполучить британскую подданную в лице дочери. Диана родилась в первую неделю после моего прибытия сюда. У Мери Сью все шло хорошо; мы с ней встретились с несколькими людьми, которых я вижу перед собой прямо сейчас. Мы создали первую организацию, мы обеспечили, чтобы она продолжала работать, и нам так или иначе удалось сохранить ее. Не все в ее истории было тихо и мирно. Бывали моменты, которые критично настроенный наблюдатель счел бы трудными.

You wouldn't certainly call putting the stamps on horizontally always in order to make the thing sell, superstitious, would you?

И были такие моменты, когда находиться в этой организации было равносильно участию во Второй мировой войне. Но эта организация выросла от очень, очень скромных размеров до довольно-таки внушительных. И все это произошло благодаря тому, что присутствующие здесь британцы, шотландцы, ирландцы и валлийцы были искренними, преданными своему делу и способными людьми, – они не только помогли нам создать организацию, но и сохранить ее и обеспечить, , чтобы она продолжала работать. И мы оказываем значительное влияние на общество. Мы не осознаем, насколько значительное влияние мы оказываем на общество, но мы, несомненно, оказываем влияние. И теперь это становится чем-то большим, нежели просто влияние.

And I never went to the lengths other writers went to. Other writers felt that if they made out a deposit slip or picked up their checkbook and deposit slips before they went to the post office, there'd be no check in the post office. You know? You know, just being ready to deposit a check would keep a check from coming, you see, from the publisher. And I never went that far I simply made arrangements to leave these things at the bank. You see?

Но раньше в Соединенных Штатах люди с юмором относились к упоминаниям о Дианетике и Саентологии. Через некоторое время они стали относиться к этому очень серьезно. А еще через какое-то время – я бы сказал, примерно два года назад, – упоминание о Дианетике стало вызывать сердитые вопли. А теперь власть предержащие лишь немного плачут, когда слышат упоминание о ней.

In other words, I was totally free of superstition. I was a very sane writer. As a matter of fact, I was very workmanlike. I seldom had temper fits and that sort of thing. As a matter of fact that's perfectly true. I just used to work along at a very even temper.

И это совершенно нормально, что мы довели их аж до апатии, поскольку только мы можем вытащить их из нее.

Down in Hollywood - you've heard of that place?

Многие другие движения в истории человечества были гораздо более масштабными, производили гораздо более яркое впечатление, существовали очень долго и на самом деле вообще несопоставимы с Дианетикой и Саентологией, которые довольно спокойно, упорядочение развиваются и не пытаются во имя тех или иных символов ошеломить общество – они искренне стремятся (и отдают этому все свои силы) просто сделать этот мир лучше и, быть может, дать человеку возможность немного пожить.

Audience: Yes.

За историю человечества предпринималось много таких попыток, которые были гораздо более доблестными, гораздо более романтичными, более яркими, более эстетичными. Возьмем к примеру то, что сделал Гаутама Сиддхартха – человек, известный как Будда. Его философия распространилась по всей Азии. Он выдвинул несколько идей, которые были вполне приемлемы для окружающих его людей. У него не было никакой коммуникационной сети. Он не получал сколько-нибудь значительного содействия от других. И вот уже 450 миллионов человек, живших до этого в варварстве, обретают цивилизацию. Учения Гаутамы Сиддхартхи проникли в Японию, и благодаря им японский народ получил первую письменность и первые искусства. Мир, существовавший по принципу «человек человеку волк», стал местом, где люди могли жить. Половина всего известного мира и две трети населения этого мира полностью изменились благодаря простой деятельности Гаутамы Сиддхартхи и его друзей.

It's - well, there's a place in California called Napa and Napa is where they have the insane asylum, you see. And when Napa has an overflow they send them to Hollywood!

Так вот, это была сокрушительная атака на варварство. Более того, это была очень романтичная и очень доблестная атака. Боюсь, что наша деятельность не относится к той же категории, поскольку мы пользуемся всем, что было до нас. У нас есть преимущество: мы знаем многое из того, что обнаружил Гаутама, и эти знания вплетены в нашу жизнь, они вплетены в Дианетику и Саентологию, и на самом деле мы даже не можем выделить их и сказать, что то-то и то-то пришло к нам оттуда-то. Вполне возможно, что люди думали об этом на протяжении пятидесяти тысяч лет, и вы не могли не позаимствовать немного истины у каждого из них.

Well, these people down in Hollywood occasionally are - get kind of loose in the brains and they get to rattling around, their ridges no longer hold them squarely in the middle of their heads, you know. And they'll hire a writer. This dooms them to a certain amount of success because if they film what he writes, they generally have a picture that sells. They seldom do that, however.

Так что неверно, что мы совершили прыжок, как с подкидной доски, – одно усилие, в результате которого что-то внезапно появилось перед всеми как вспышка, как пламя, и осветило все вокруг. Боюсь, что мы были достаточно мудры и воспользовались плодами трудов всех тех, кто на протяжении многих лет о чем-то думал и что-то говорил. Их было много, и они многое сказали.

And anyway, I got down there, I fell for the god Mammon and I decided to worship Mammon for a while. I went down there and their - payday used to be very embarrassing. They would take hundred-dollar bills, and they would say, „One for the government and one for you. And one for the government and one for you. And one for the government. And one for you.“

И только благодаря их усилиям, направленным на создание цивилизации, только благодаря их усилиям, направленным на уничтожение варварства, у нас теперь есть достаточно свободного времени для того, чтобы действительно развернуть активную деятельность. Мы очень многим обязаны этим людям – очень многим. Мы не обязаны верить всему, что они говорили. Как сказал Гаутама: «Если что-то не является правдой для вас, то это не правда». Мы не обязаны брать на вооружение все, чему они научились, или следовать учениям их культов и использовать их организационные структуры. Но мы, несомненно, можем извлечь пользу из того, что они сделали, а сделали они немало. Они сделали очень много.

And they'd say, „Tell me when we've counted far enough.“ You know? Tremendous quantities of money and all that sort of thing.

Таким образом, мы очень многим обязаны прошлому. Мы очень многим обязаны нашей теперешней цивилизации. Мы очень многим обязаны тем людям, тем вещам и обстоятельствам, благодаря которым мы смогли получить достаточно свободного времени, смогли многое обдумать, многое организовать и достаточно много написать, чтобы можно было делать то, что мы можем делать сегодня. Гаутама Сиддхартха был первым, кто сказал, что можно стать клиром. Однако он сказал только то, что все, что нужно для этого делать, – это думать о сути разума. Если вы будете просто думать о сути разума, вам конец. Спросите у тех, кто пытался это сделать.

So, one day I realized I wasn't getting along well. I was being thrown into petty conferences about stories, you know. I was being thrown in with the cousins and nephews and so forth of executive producers and that sort of thing, and things I suggested were greeted sometimes with a sneer. You see, they weren't writers, but writer is a word that covers anybody and particularly those who can't and they'd therefore be assigned as writers, and nobody would ever find out otherwise, and the family could draw a payroll, too, you see A very interesting system they have down there.

Цель, поставленная им, в наши дни достигается в Саентологии. Это не новая цель, но сегодня мы можем ее осуществить. Мы можем ее осуществить. Мы можем выполнить многие из тех обещаний, которые были когда-либо даны.

And anyway, I was busy - busy hammering along and minding my own business, but I wasn't getting anyplace.

Это не означает, что мы должны выполнять обещания других. Это означает, однако, что человек очень, очень долго мечтал о том, что он как индивидуум и общество, частью которого он является, смогут стать свободными, что он сможет познать жизнь и сможет в значительной степени контролировать ее. Человек мечтал об этом вечность и посвятил много дум и усилий воплощению этой мечты и этой цели. Я не могу с величественным видом заявить вам, что мы полностью завершили работу, что мы никогда больше не столкнемся ни с чем непредсказуемым, что у нас никогда не возникнет никаких трудностей и что перед нами лежит гладкая дорога.

And one day the producer of my particular unit, Columbia Pictures, called me in, and he said, „Ron, I don't think - I don't think you wrote those last scenes you wrote. I think they must have been ghostwritten for you.“ He says, „You can't write that bad.“

Но вот что я скажу вам сегодня: мы можем делать людей клирами – одного за другим; эту цель мы можем достичь. И я могу вам сказать, что она стоит того, чтобы ее достичь. И она может быть достигнута в широких масштабах, без каких-либо ограничений. И сегодня человек может достичь этой цели – освободить себя и свой народ – с помощью Саентологии, при условии, что он будет работать усердно, при условии, что он будет работать честно, и при условии, что он не допустит, чтобы активная деятельность была свернута.

So, I walked out and I said, „You know, I'm not getting along too well. I wonder what's the matter?“ And all of a sudden it burst on me - because I'm not showing any artistic temperament.

Спасибо.

So, I went back to my office and I got a blank contract and I came back to the producer's office and I says, „Now,“ I said, „here's your job! Sue me if you want to!“ And tore it up into bits, and threw it up in the air so it came down like snowflakes! Rushed back to my office, started throwing things out of the desk into the nearest wastebasket, you see, madly throwing things out and screaming at a high-pitched tone of voice the while!

After a while the producer's assistant came in and he looked in the door cautiously avoiding the things that were flying around and he said, „Ron, Mr. Weiss didn't mean what he said.“

I went right on throwing things into wastebaskets and dumping things out of windows and getting ready to leave the place, you know.

Next thing I know there's the producer. He says, „Ron.“ „Ron,“ he says, „can't we be friends?“ Says, „Ron,“ he says, „we won't sue you. We give you a bettor contract. We give you a better contract.“ He said, „We - we give you better story titles. We give you better credit lines, how's that? We give you another secretary!“ So I went back on the job.

After that I was very careful to exhibit some artistic temperament now and then. You know, like holding my head suddenly and - while I was looking at the rushes, you know, and they'd done a particularly bad job of mangling the dialogue, you know, just hold my head quietly. And then turn my chair around so that my face faced the opposite direction than the screen. That sort of thing, you know, quiet. Very effective. When I left there I never did these things again in my life.

I think an artist is forced into looking crazy so that people will accept him.

I don't think you could be a scientific genius in England unless you kept mice in your pockets or something like that. Nobody would accept you as such.

In other words, it's pretty widespread that you have to be crazy in order to get along in life. But is it true? That's the question: Is it true? And definite findings in Scientology say that isn't true.

But you run into this in trying to clear somebody. This artist has got the sudden notion - this is his excuse for not coming any closer to the Rock - „If I get rid of this that I can't quite see out of my eye, then I probably won't be able to write anymore, so I'd better not get rid of it.“

Actually, all he wants is not to look at it. So, he tells you this as his best excuse, don't you see, and he's got another reason for not getting Clear. Well, it takes an auditor to get around these things, let me assure you, it takes an auditor.

Don't think that just because we know the parts of the mind and the number of vagaries that these parts can distort into - because we know this - because we know the combination to the safe does not mean that the amount of randomity we can encounter has diminished in the least.

And we have to have somebody sitting in that auditors chair who knows how to handle it.

Well, that is - in no way invalidates the auditor who was trained years ago, who was trained last year, who is being trained now. These people are doing a great job. The people trained years ago probably right now are in a state where they could handle somebody to Clear. Don't you see? And the people trained just last year are probably in a state that they could handle somebody, and the fellow who has just been trained just now knows darned well he's got to have some experience before he can do it.

I'm not trying to invalidate anybody's training. I'm just going to say that everybody has got to be a little bit better if they expect to clear them like that!

In the first place, they'll never clear all this like that! You don't want to have randomity in the auditing; there's already enough in the preclear, I assure you. So, clearing - clearing as a fact depended on discipline. It depended on a familiarity with these various parts of the mind. It depended on being able to confront these parts of the mind. It's all right maybe to confront your own engrams and go around coughing and having headaches and small swords sticking in your back and that sort of thing. Perhaps you can go on confronting those things and not complain very loudly. But when you start to complain is when you start seeing them on a via. And you begin to consider yourself pretty guilty.

You say, „Well“ - not that this is a clearing technique, say - using an old process as an example, „assign an intention to that wall. Thank you. Good. Assign an intention to the front wall. Thank you.“

And the PC does so. Innocent, there he is, totally under your control, there he is, a babe in arms, you might say. Totally unsuspecting. It's all going along beautifully and you say, „Well, assign an intention to the ceiling.“

And he goes „Aruh!“ And you say, „What happened?“

„Oh! This great big double-bladed spear has just gone straight through my stomach and has bisected my spine and is still there, and I feel like I'm dying.“

Well, an auditor who really isn't experienced and calm and pretty Clear himself is liable to feel that he's just shoved a spear into the fellow. So, therefore he tends to give the next auditing command something on the basis of „Well, let's see. Uh - what could we do to get this spear out of him? Let's run Hellos and Okays to his stomach.“

He's borne down, in other words, by his own guilt into doing something desperate because he has just wounded a fellow human being. Well, it's all right to be merciful but not that merciful. You get that merciful, you're liable to kill some preclear.

The thing to do at that moment is to say, „Oh, a double-bladed spear? Just where? Where did it go through? Oh, right there. Good. Well, when did it happen?“

„When I started to put an intention in the ceiling, and the second I-upp! - there it goes, when I started to put an intention...“

„When-when did it happen?“

„When I started to put - ouppp!“

„Now - now I can understand that it hurts, but I-I do want you to answer the question: When did that occur?“

„Well, it was when I started putting in-in-intention in-in the-in-in the ceiling.“

„Well, you go ahead, and I'll repeat the auditing command now. Now, put an intention in the ceiling.“

„Yeah. Yeah. Uh-oouuss. I wonder where the hell that spear came from?“

You've got to have an auditor that never flinches. And you can always flinch at the unknown. Anybody will flinch to some degree at the unknown. And unless things are pretty totally known to a person, why, you have somebody who flinches.

In other words, an auditor must not only be able to confront, he must be able to confront on a via. And he must not only be able to cure somebody, he must also have the evidence presented to him on a silver platter that he has just killed somebody and give the next auditing command with complete aplomb. That takes quite a lot of discipline, doesn't it?

You don't want anybody nervous when you're speeding at ninety miles an hour down Marylebone High Street, do you? You don't want a nervous man on the wheel. Well, when you start going for the Rock and you find yourself skidding on the time track and the incidents are whizzing by at ninety miles an hour and projectiles much bigger and much more savage and much hotter than any found on Marylebone High Street start racing by, you don't want a nervous auditor in the chair; you want total confidence sitting there, don't you? And if you feel you have total confidence sitting there, you'll go ahead and get Clear for him. But you wouldn't really do it for yourself when the push came because it requires more nerve than you had at the time that thing happened which prevented you from being Clear thereafter. Get the idea?

It's not that in present time you couldn't handle your own aberrations. You can. You do all the time, and some of you do a wonderful job of it.

But this mechanism of returning to the actual incident, and being surrounded once more by these dinosaurs or flying saucers, or whatever it is you used to consort with and lying under the foot of the dinosaur just as you feel the first bones in you go scrunch and to reassume that frame of mind and handle your aberrations is impossible. It is impossible. So, auditing is a third dynamic activity.

It took a third dynamic to aberrate you. You didn't have any trouble till you met somebody. Let me point that out. It doesn't matter where on the track you met somebody, you weren't in any trouble till you did.

I'll also point out to you that you never had any fun either.

Now, if this thing breaks down to what aberrates somebody; it has to be in the vicinity of the third dynamic - groups, people, othernesses - other dynamics perhaps, but certainly at least the third. We'll just ignore the Freudian second. After all, it's not looked on in this day and age with any mystery.

Just ask any of the teenagers concerning it and they will tell you all about sex. I remember - I remember this Royal Marine that just came home on leave and his mother pointed out the fact that his little brother had never been told certain things about life and - his little brother was about seven - and the Royal Marine was asked by his mother to tell his little brother about the birds and bees.

And so, the Royal Marine went out and not attempting to imitate his Royal Marineness, he said - he said, „You know,“ he said, „you want to know about the birds and bees?“

His little brother said, „Yeah, what about the birds and bees?“

And the Royal Marine says, „Well,“ he says, „uh-you know,“ he says, „when you-when you take a car, you pick up a girl, and you take her some dark place. And you know what happens then?“

The little kid says, „Yes, yes.“

He says, „Same thing with the birds and bees.“

You might say really the second dynamic is the third dynamic but a little closer and more so.

Now, it takes an otherness to get this thing called aberration going. As I say, you were perfectly happy before you met anybody, but your perfect happiness didn't include having any fun. There was no randomness at all, and that was that.

So, what you did was trade in your ticket to total serenity from here on out for a little companionship. And after a while you began to believe when you didn't meet any worthwhile people that you had made a bad swap. At that time you assume the personalities of the people you have made, and some of those were batty; and then you can't sort out which ones were batty, and you say, „Well, I've had it.“ And that's it. You're now aberrated. That's about all there is to aberration.

It takes your idea of the conduct of the other fellow because you, yourself left to your own devices, would have a hard time hiding from yourself as much as you would have to hide from yourself in order to be aberrated. You would have to get a misconception of somebody else and then assume his beingness and go through a lot of vias and around a lot of short turns and into a lot of complexities before you could actually wind up with a good, stable aberration that not only drove you but drove others stark staring mad. So, in the - in the final analysis as we look this thing over, we find out that it took a lot of doing to get aberrated. It took a lot of doing to get aberrated. It's taken ages and ages to get as crazy as you find them today.

Stresses or lack of them, balances or imbalances add up to unhappy people. Well all right, if these people are all unhappy, and they want to be some other way, it's mostly because they have lost their power of choice over their own existence. They no longer can associate with people on their own choice. Something in them tells them who they should associate with. Some thing in them tells them what they should read and where they should be and what they should do. Now, the people you deal with in Scientology have already overwhelmed this one. They are already up to a level of self-determinism which is interestingly higher than people out in the society at large. But they are still in this category of not having total choice over what they will do or where they will go or what will happen to them. They are not up to a point where they no longer care whether they have choice or not. You see, you can get up to a point where you have total care, and then it ceases to be that important and you can get into some more randomity.

But if you could just hold your own from here on out, you'd be all right. But that isn't the way life has the chips stacked. People aren’t holding their own. They're - from a certain point on they skid.

Well, Scientology in its earliest stages certainly permitted a person to hold his own. And in later stages permitted a person to gain on himself just a little bit.

Well, now this - that'd be good enough by the way. That'd be worth doing, you see; right there, that'd be worth doing.

And almost any auditor by reading a book carelessly and working with somebody for a short time could achieve some part of this, you see. He'd at least get somebody to hold his own, feel that there was some security there, particularly if he didn't make him face into anything really tough. You know, he kind of took it easy on him.

But how about this thing called clearing? Well, that is another look.

That's way up here. That isn't just holding your own, that isn't just getting a little better. That is attaining a goal which has been considered a worthwhile goal for various reasons for the last 2,500 years right here on Earth.

Really, if you talk to Buddhists, if you talk to Buddhist followers, you'll find out that somewhere kicking around someplace they feel that if they meditated long enough or concentrated long enough or thought the right thought or got it all in the right balance, they would somehow or other blow out of their heads, and that's that, you know. And they wouldn't have to worry anymore about coming back in this endless cycle of birth and death and going through it all again and getting drafted and, you know, facing up to being a father or a mother again and getting somebody through school, and you know, doing all the various things.

Of course, that isn't what I worry about. I'm just afraid somebody will send me back to the first grade again. I never have gotten along with first grade teachers, not for the last several lifetimes.

Anyway, this goal, 2,500 years old and - it's been articulated for 2,500 years. What he really evidently was talking about - that an individual would be clear of those things that he didn't want to cycle through anymore. And that was evidently what he meant. And they - the word bodhi, by the way, simply means that somebody attained Clear under a bodhi tree, that's really why they say „a bodhi“ which means Clear.

There's even been a word for Clear here on Earth for 2,500 years. But who was around to make one?

Well, it's interesting that somebody could dream about this for 2,500 years and that it could conquer and civilize about two-thirds of the world's population without it ever happening. That's quite a dream, isn't it? To never have any evidence of its occurrence, and yet have it dominate thinkingness of two-thirds of Earth's population. This is very interesting.

And all of a sudden we come along and nonchalantly say, „Well, we can do it!“

We can do what? We find out that we make - our ideas of Clear are superior to any earlier ideas of Clear, and we're much more specific about it, and a Clear is a distinct thing! It is a beingness. It can be sensed, measured, experienced. It can be tested. It's quite interesting.

Well, if this is the case what does it take to make one? Well, some skilled auditing and the original processes, which we had in 1947, and the later developments, taught carefully to an auditor, then permits that auditor to clear somebody. And it isn't very difficult. It merely takes a little time. It merely takes a little work. It doesn't take a big accident of being smote on the brow with the lightning of Yahweh! You get the idea?

It's no longer in the field of superstition. It's no longer in the field of believing that if you make the right signs in the air and - you may be visited by some Earth deity who then will give you a power, which if you do so-and-so with it, will.... You know-get the idea?

It is! It occurs.

And in the remainder of this congress, I will try to tell you more about it.

Thank you.