English version

Поиск по названию документа:
Поиск по содержанию:
АНГЛИЙСКИЕ ДОКИ ЗА ЭТУ ДАТУ- Basic Theory of CCHS (L1, FC-04) (2) - L570705a | Сравнить
- Basic Theory of CCHS (L1, FC-04) (3) - L570705a | Сравнить
- Basic Theory of CCHs (L1, FC-04) - L570705A | Сравнить
- GP - Acceptable Pressures (FC-05) - L570705B | Сравнить
- GP - Hold it on Earth (FC-06) - L570705C | Сравнить
- Purpose and Need of Training Drills (FC-07) - L570705D | Сравнить
- Training Drills Demonstrated (FC-08) - L570705E | Сравнить

РУССКИЕ ДОКИ ЗА ЭТУ ДАТУ- Групповой Процессинг - Приемлемые Давления (КСв 57) - Л570705 | Сравнить
- Групповой Процессинг - Удержите Это на Земле (КСв 57) - Л570705 | Сравнить
- Демонстрация Тренировочных Упражнений (КСв 57) - Л570705 | Сравнить
- Назначение и Необходимость Тренировочных Упражнений (КСв 57) - Л570705 | Сравнить
- Основная Теория КОО (У1, КСв 57) - Л570705 | Сравнить
- Основная Теория УОО (У1, КСв 57) - Л570705 | Сравнить

СОДЕРЖАНИЕ ОСНОВНАЯ ТЕОРИЯ УОО Cохранить документ себе Скачать
Лекции Уровня 1Лекции Уровня 1
1957 КОНГРЕСС СВОБОДЫ1957 КОНГРЕСС СВОБОДЫ

ОСНОВНАЯ ТЕОРИЯ КОО

ОСНОВНАЯ ТЕОРИЯ УОО

Лекция, прочитанная 5 июля 1957 годаЛекция, прочитанная 5 июля 1957 года


Очень хорошо, спасибо. Спасибо.

Спасибо. Спасибо.

Хорошо. Сегодня я действительно хотел рассмотреть, — раз вы попросили меня, я это сделаю, — я действительно хотел рассмотреть КОО и некоторые их различные аспекты.

Окей. Сегодня я хотел поговорить, соответственно — и если вы согласитесь и попросите меня об этом, то я это сделаю — я хотел поговорить об УОО и некоторых из аспектов, к ним относящихся.

Так вот, нет практически ничего, что вам не было бы уже известно об этом. Это сущая правда, вы действительно знаете всё, что можно об этом знать. В противном случае я вообще ничего не смог бы вам об этом рассказать.

Ну, в этом нет практически ничего, чего вы уже не знаете. Неоспоримая истина состоит в том, что вы знаете об этом все, что можно знать. В противном случае я не мог бы вам вообще об этом ничего рассказать.

И игра здесь состояла в том, чтобы попытаться выяснить, какие постулаты вы сделали, чтобы создать себе столько неприятностей.

И игра здесь состояла в том, чтобы выяснить, какие постулаты вы сделали для того, чтобы нажить себе такую кучу неприятностей.

Вы, несомненно, потрудились!

Вы действительно поработали над этим.

Очень немногие люди осознают, что в основе подлинного строения, подлинной организации Саентологии лежит лишь то, чем жизнь сама решила быть. Кто-нибудь приходит и говорит со мной о «моих теориях». Ха! Это всегда кто-то, кто не очень-то владеет тем, что ему принадлежит. Мои теории.

Очень немногие люди распознали, что действительная структура организации — Саентологии как она есть — целиком и полностью основана на том опыте, который был получен из жизни. Кто-то приходит и просит меня рассказать ему о “своих теориях”. Ха! И всегда такой человек на самом деле не совсем в ладах в плане обладания со своими собственными теориями.

Я рад, что добавил к этому очень немного своих теорий. Их там уже было предостаточно. Потому что, вы помните, у меня был небольшой опыт в области художественной литературы. И если бы я действительно хотел добавить к этому немного теорий, мы могли бы нафантазировать.

Мои теории: я рад тому, что я ко всему этому добавил такое небольшое количество моих собственных теорий. Их и так уже было предостаточно. Если вы припомните, у меня имеется некоторое количество опыта в области литературы. И если бы я действительно хотел добавить к этому парочку теорий, то нам пришлось бы туго!

Вполне. Вполне. Однако это весьма примечательно, что те люди, которые говорят мне о «моих теориях», знаете; они говорят мне: «Что ж, Рон, твои теории о том-то и том-то», — вы берёте их в сессию одитинга, и они не движутся, понимаете? Они не добиваются успеха вот так сразу.

Да, сэр. Да, сэр. Довольно любопытно то, кстати говоря, что только — только те, кто говорит о “моих теориях”, понимаете, со мной, они говорят мне: “Ну, Рон, твои теории по поводу того и этого …”, когда отправляешь их в сессию процессинга, никуда не движутся, понимаете? Они совсем-совсем не готовы к этому, и все такое.

Что это за совпадение? Как связаны между собой эти две вещи? Что ж, первое — это если человек приписал постулаты правильному владельцу, приписал существующие творения и само существование правильному владельцу, тогда всё это относительно ослаблено. Это не застывший цемент.

Простое ли это совпадение? Есть ли какая-то связь между этими двумя вещами? С одной стороны, если индивидуум имеет соответствующее чувство собственности по отношению к постулатам, соответствующее чувство собственности по отношению к существованию и творениям в существовании, то последние довольно слабы. Они не походят на застывший бетон.

Способ, с помощью которого можно превратить что-нибудь в застывший цемент, очень прост. Я сейчас приведу вам небольшой пример. Хотите, чтобы я привел вам пример?

Способ превратить что-то в застывший бетон очень прост. Я просто приведу вам небольшой примерчик. Хотите, я приведу вам небольшой примерчик?

Хорошо. Возьмём вон ту штору. Теперь давайте представим, что эта штора целиком принадлежит Джону Мак-Кормику. Он единственный владелец. Можете посмотреть на неё и представить себе это? Хм?

Аудитория: Да, конечно.

Что ж, теперь посмотрите на неё и представьте себе это более основательно. Пусть у вас появится убеждение, что это так. Теперь слегка удивитесь, что это она здесь делает, раз она целиком принадлежит ему.

Хорошо. Посмотрите вон на ту занавеску. Окей, теперь представьте себе, что Джон Маккормик владеет этой занавеской всецело. Он — единоличный ее обладатель. Вы можете посмотреть на нее и представить себе это? Хм?

Что ж, к этому моменту штора должна выглядеть либо более плотной, либо довольно необычной. Хорошо. Теперь представьте себе, и это более верно, что эта штора — просто часть физической вселенной.

Ну хорошо, а теперь посмотрите на нее и представьте себе это еще более живо. Постройте убеждение о том, что это так и есть. А теперь удивитесь тому, что это она тут делает, раз он ею всецело обладает.

А теперь верните ваше более раннее убеждение, что это собственность отеля «Шорхэм».

Ну, к этому моменту эта занавеска должна либо начать выглядеть более твердой, либо приобрести довольно специфический вид. Хорошо. Теперь представьте себе нечто более разумное — что эта занавеска просто является частью физической вселенной. И теперь возьмите ваше более раннее убеждение относительно того, что это — собственность Shoreham Hotel.

Хорошо. А теперь представьте себе, что вы владеете ею безраздельно. Вы единственный человек, который ею владеет, единственный обладатель, и никто больше вообще не может ею воспользоваться. Вот она.

Аудитория: Мм. Мм-мм. Да.

Хорошо, теперь ответьте на такой вопрос. Появляются ли какие-нибудь изменения в том, как эта штора выглядит, по мере того как вы делаете всё это?

Хорошо. А теперь представьте, что ею безраздельно владеете вы. Вы — единственный человек, который ею владеет, единоличный собственник, и никто другой не может никаким образом ее использовать. Вот так.

Появляется ли какое-нибудь изменение в вашем представлении о фактуре или плотности этой шторы?

Окей, а теперь ответьте мне на вопрос. Были ли какие-либо изменения во внешности этой занавески в процессе того, как вы выполняли мои указания?

Что ж, истина заключается в том, что вы можете взять инграмму, которую вы сделали сами, своими маленькими тэта-лапками — придали ей форму, поставили на место, сложили в неё все плохие восприятия — и вы можете сказать: «Это мама сделала!» И тут инграмма — бумс!

Аудитория: Да. Да.

Вы говорите: «Ну, может быть, это неправильный ответ. Папа тоже приложил к этому руку». Бумс!

Есть какое-то различие в концепциях относительно фактуры или твердости этой занавески?

Затем мы говорим: «На самом деле она была сделана этой вселенной, и все они против меня», — видите? Затем вы можете её драматизировать, понятно?

Аудитория: Да.

Владение. Если человек не приписывает энергию, массы, мысли, постулаты и так далее правильному владельцу — другими словами, не устанавливает правильную причину, — он оказывается не на том конце коммуникационной линии.

Ну так вот, суть состоит в том, что вы можете взять инграмму, которую вы сами создали своими маленькими тэта-лапками — сформировали все это, запустили в действие, запаковали в плохие восприятия и так далее — и теперь вы можете сказать: “Это сделала мама!”. И инграмма делает — щелк!

Если он не говорит, до некоторой степени, правду относительно собственника или создателя, если он не говорит это с некоторой степенью точности, он получает очень много плотности, с которой он затем мало что может сделать.

Вы говорите: “Ну, возможно, это неверный ответ на этот вопрос. Папа к тому тоже приложил руку”. Щелк!

Приписывая что-то неправильному владельцу, вы затем получаете продолжение или увековечение данного предмета или объекта. А причина, по которой вы это делаете, называется «обладание». Это один из тех мелких трюков, к которому тэтан прибегает, чтобы продолжать иметь что-то, что можно иметь, что-то, что он не может воспроизвести, — и поэтому оно будет создавать ему трудности.

Тогда мы говорим: “На самом деле просто так устроена эта вселенная, и все они против меня”, понимаете? И потом вы можете начать драматизировать это, понимаете?

Если бы вы продолжали возлагать ответственность на Генри Форда за ваш автомобиль или за множество автомобилей на дорогах, то автомобили, в самом деле, стали бы менее плотными для вас. Так что лучше возлагать ответственность на полицию или кого-нибудь ещё, понимаете? И тогда автомобили становятся более плотными.

Собственность. Если вы не припишете соответствующую собственность энергии, массам, мыслям, постулатам, и так далее — соответствующее авторство, другими словами — то они попадают на неправильный конец линии общения.

Я вам поясню это. Вы говорите: «Это мое тело. У меня есть это тело, и я тот, кто имеет это тело, и я единственный собственник этого тела. Я создал это тело. Я и есть это тело», — всевозможную чепуху такого рода, видите — и не оставляете никаких шансов семье и ни во что не ставите генетическую линию, понимаете? Однажды вы находитесь в сессии одитинга, и кто-нибудь говорит: «Будьте в метре позади своей головы» — этого больше не делают, но вы просто туда попадаете. Это другая ситуация.

Если только не будет произнесена, хоть в какой-то степени, истина в отношении того, кто является собственником или творцом, если это не будет сказано с достаточной точностью, то возникнет весьма ощутимая твердость, с которой впоследствии мало что можно будет поделать.

Вы в сессии одитинга, и приходит время, когда вы должны экстериоризироваться и шире посмотреть на вещи. Цемент. Тяжело. Масса. Не можете оттуда выбраться. Тело плотное, тяжёлое, твёрдое, всего лишь потому, что вы задействовали этот ваш любимый трюк: чтобы получить плотные объекты, нужно лишь приписать их неправильному владельцу. Конечно, это тело не было вашим с самого начала. Это не ваше тело. Пара человек в аудитории прямо в этот момент сказали: «Ы-ы-ы! Меня разоблачили!» Они сказали это, так ведь?

Приписывая неверное авторство вещам, вы получаете затем продолжение или неисчезаемость предмета или объекта. И причина, по которой это делается, носит имя “обладательность”. Это один из самых простых трюков, которые делает тэтан для того, чтобы продолжать обладать тем, что он не способен воспроизвести, и вследствие последнего обстоятельства это начинает приносить ему неприятности.

Здесь есть интересный фактор. Если вы приписываете тело его настоящему владельцу, если вы делаете это точно и настаиваете на этом, и думаете таким образом, твёрдо, стойко и основательно, то у тела появляется тенденция становиться довольно неплотным, довольно хлипким. Недостатком того, что человек знает правду, может быть потеря обладания, если только этот человек не исцелился от своего навязчивого желания иметь плотные объекты, желания иметь собственность.

Если вы будете продолжать винить в недостатках своего автомобиля или в количестве автомобилей на шоссе Генри Форда, то автомобили на самом деле станут для вас менее твердыми. Так что уж лучше начать валить все на полицию, или еще на кого-то, понимаете? И тогда автомобили станут тверже.

Если у человека есть сильные навязчивые состояния в отношении плотных объектов или если он впал в инверсию, если он съехал вниз по нескольким шкалам и больше ничего не может иметь, кто-нибудь приходит и даёт ему десятидолларовую купюру, а он говорит: «О, я не могу это иметь. Не могу это иметь».

Вот вам еще один хороший пример: вы говорите: “Это мое тело. Я обладаю этим телом, я являюсь тем, кто им обладает, и я единственный собственник этого тела. Я создал это тело. Я — это тело”, — всякая такая чушь в том же стиле, понимаете, и вы даже и не думаете сказать что-то о семье или как-то уважить генетическую линию, понимаете? Однажды вы приходите на сессию одитинга, и кто-то вам говорит: “Будьте в метре позади своего затылка” — ну, допустим, сейчас этого уже не делают, но вам так повезло. Это нечто другое.

Прямо здесь, в аудитории, есть один парень — замечательный парень, которому лондонская МАСХ обязана очень многим, — я расскажу о нём историю. Он обедал с парой лондонских саентологов, — а он много общался с обычными людьми и разыгрывал с ними эту хохму. Он вынимал пятифунтовую купюру, клал её перед кем-то из них и говорил: «Это ваше».

Вы находитесь в сессии одитинга, и пришло время экстеризоваться, более широко взглянуть на вещи. Твердо. Тяжело. Массивно. Невозможно оттуда выбраться. Тело плотное, тяжелое, твердое, просто потому, что вы вводите в действие этот свой любимый трюк: для создания твердости нужно всего-навсего дать неверное авторство.

Ну, и обычная публика, люди из обычной публики сразу же говорили: «О, моё? За что? Знаете ли, это не моё. Я имею в виду, за что вы мне это даёте? Я... »

Конечно, сначала это не было вашим телом. Это не ваше тело. И тут кто-то в аудитории, прямо в этот момент, сказал: “Ой! Меня отловили!”. Так ведь?

Итак, он обедал с этими двумя саентологами, членами лондонской МАСХ, и он взял две пятифунтовые купюры, положил по одной перед каждым и говорит: «Это ваше». А они взяли их и положили себе в карман.

Тут возникает интересный фактор: если вы приписываете точное соответствующее авторство этому телу и настаиваете на этом, и думаете таким способом, жестко, быстро и без сомнений, то у тела появляется тенденция становится довольно зыбким и нематериальным. Отрицательная сторона знания истины — опасность утратить обладательность, если только человек не избавлен от навязчивого стремления иметь твердые предметы и собственность.

Вы понимаете, эти люди преодолели инверсию, что они... идею, что они не могут иметь деньги.

Если человек в значительной степени подвержен стремлению обладать твердыми предметами, или если он уже попал в инверсию, если он провалился на несколько шкал и уже больше не может ничем обладать, то когда кто-то к нему приходит и дает ему десять долларов, то он скажет: “О, я не могу это взять. Я не могу этим обладать”.

Что ж, чуть выше этого вы преодолеваете идею, что вы обязаны иметь деньги. Но деньги — это игра, и это товар для обмена, и это избавляет вас от необходимости носить с собой картошку в карманах. И в результате всё общество явно находится в движении и обменивается, товары и обладания меняют положение и место и так далее. Существует нечто вроде вознаграждения, это метод поощрения и всё такое. Поэтому люди склонны держаться за это.

Вот тут есть парень один в аудитории — это отличный парень, которому Лондонская МАСХ обязана многим — я расскажу вам одну историю про него. Он однажды обедал где-то вместе с группой других саентологов. Он любил работать с широкой публикой, и он постоянно делал в общественных местах следующий трюк: он клал пятифунтовую банкноту перед каким-то человеком и говорил: “Это твое”.

Но они могут подняться до такого уровня, где они не будут испытывать необходимости иметь деньги, но по-прежнему будут их использовать. Множество саентологов находится в этом состоянии... они были в таком состоянии, когда, дай им десять центов, и они: «Ох-хо-хо. За что вы мне это даёте? Я имею в виду, я не могу это иметь!» Это в самом деле так.

И нормальный человек, представитель из обычной публики, обычно немедленно говорил: “Ох. Мне? За что? Вы знаете. Не ко времени. Ну в смысле, за что вы мне это даете? Я …”.

Я раскрываю секрет, но однажды одному из штатных сотрудников проводили процессинг по деньгам и его заставляли растрачивать деньги, и растрачивать деньги, и растрачивать деньги, и делать другие вещи, чтобы повысить его обладание и его способность владеть деньгами. И они подняли его до такого состояния, когда он мог иметь пятак.

Так вот, однажды он взял с собой на обед двух саентологов, которые были из Лондонской МАСХ, достал там две пятифунтовых банкноты, положил перед каждым и сказал: “Это вам”. И они их взяли положили в карманы.

Было очень забавно, как состояние ума влияет на имущество, такое, как деньги. Очень и очень примечательно. Это потрясающе — то есть кажется, что человек, который не может иметь деньги, как бы протягивает невидимую руку и разрушает и сметает с пути любой источник денег. Он просто избавляется от них. Он просто не позволяет деньгам и близко подходить к нему.

Понимаете, эти люди уже справились с идеей о том, что они не могут обладать деньгами.

Никто никогда не выходит на телевикторине и не говорит: «Что ж, вот здесь шестьдесят четыре тысячи долларов за то, что вы не ответили на вопрос». Через некоторое время викторины начнут проводиться именно таким образом, понимаете? Им придётся делать это, потому что обладание в отношении денег становится таким ничтожным, что сейчас у нас инфляция. Люди не берут деньги, и они скапливаются кучами на улицах.

Итак, чуть выше этого вы справляетесь идеей о том, что вам необходимо иметь деньги. Однако деньги — это игра, это бартер, и это избавляет от необходимости носить яйца в карманах. И в результате этого, вся страна, как мы видим, движется и обменивается, товары и обладательности изменяют свои положения и места, и так далее. Это своего рода награда, это способ поощрения, и всякие такие вещи. И у людей возникает склонность зависать на этом.

Кроме шуток. Общество может дойти до такого состояния. Позаботьтесь, чтобы ваше обладание в отношении денег к тому времени не было настолько навязчивым, что вы стали бы складывать и складывать деньги в тачку и возить их с собой, в то время как на них нельзя будет ничего купить.

Но они могут добраться до состояния, когда им уже не требуется обладание этим, и при этом все еще использовать это. Есть множество саентологов, которые добрались до него, тогда как прежде, если бы вы дали бы им монетку — “Ох-ох-хо, да. За что это ты мне это даешь? Я не могу обладать этим”. Это правда.

Многие люди так делают. Время от времени они... Это всегда происходит в старом здании, и оно всегда находится на Парк-Авеню в Нью-Йорке, и это всегда брат и сестра, и они умирают от голода в этом старом здании, а затем приходит полиция, чтобы трупы убрать и в землю закопать...

Я рассказываю вам прописные истины. Но ведь на самом деле одного члена персонала одитировали по поводу денег однажды, и его просили тратить деньги, и тратить деньги, и тратить деньги, и делать с ними еще что-то, с целью улучшить его обладательность и способность владеть деньгами. И его довели до состояния, когда он смог владеть пятачком.

И полиция лезет под плинтусы или куда-нибудь ещё и обнаруживает, что у них было 150 тысяч долларов звонкой монетой. И тем не менее они не могли ничего на них купить. Что ж, у них было весьма навязчивое состояние.

Довольно любопытно проследить за тем, как состояние ума влияет на собственность, такую как деньги. Это очень, очень, очень любопытно. Оно просто невероятно, то есть индивидуум, который неспособен владеть деньгами, как будто бы каким-то образом достает невидимой рукой и уничтожает и рассеивает любой источник денег. Он просто от них избавляется. Он просто не позволяет деньгам появиться где-либо возле него.

Эти различные состояния просто сменяют друг друга довольно легко. Что ж, это просто предмет обладания, обладания. И люди устанавливают промежуточные точки владения, чтобы в большей степени увековечить, чтобы увеличить выживательную ценность и продолжительность существования денег. И если вы установите на линии достаточно промежуточных точек, так чтобы никто не мог сказать, кто сделал деньги, — что ж, деньги приобретут тенденцию увековечиваться.

И никто не приходит из какого-нибудь ток-шоу и не говорит: “Вот вам шестьдесят четыре тысячи долларов за то, что вы угадали вопрос”. Скоро, однако, кто-то догадается, и по этому вопросу сделают ток-шоу, понимаете? Придется это сделать, потому что обладательность в отношении денег настолько плоха, что теперь мы страдаем от инфляции. Люди просто не берут их, и они начинают скапливаться штабелями на улицах.

А если на линии нет промежуточных точек — что ж, этого с ними не происходит. Истина в отношении денег... дело в том, что кто-то пропускает что-то через печатный станок, даёт это кому-нибудь и говорит ему, что тот может это тратить. Я хочу сказать, это всё, чем являются деньги. Очень просто.

Это не шутка. Общество может опуститься до такого состояния. Убедитесь в том, что ваша обладательность в отношении денег на данный момент не настолько навязчива, что вы складываете их в тачку и таскаете ее за собой, при этом стараясь ничего не покупать. Многие поступают именно так. Они то и дело время от времени ….

По конституции, конгресс был единственной организацией, имеющей право чеканить деньги. Парень по имени Александр Гамильтон, служивший своей стране до тех пор, пока он не выбыл из артиллерии в войне за независимость... он стал помощником Вашингтона, а затем начал работать на нью-йоркских банкиров. Я думаю, это был интересный поворот. Он ввёл весьма примечательную банковскую систему.

Это всегда какое-то старое здание, оно непременно находится на Парк Авеню в Нью-Йорке, это непременно брат и сестра, и они умирают от голода в этом здании, и когда полиция прибывает для того, чтобы убрать останки (в соответствующее место), и когда они вскрывают плинтуса или что-то типа того, то они там обнаруживают $150,000 звонкой монетой. И тем не менее, эти брат с сестрой ничего не могли купить на это. Это довольно навязчивое состояние.

И правительство иногда от неё отходит, как во времена Энди Джексона и в другие времена, но суть в том, что эта денежная система, — при которой автором денег должно быть не правительство США, а кто-то другой, несмотря на то, что говорится в конституции, — является просто введением в линию некоторого количества промежуточных точек — так, чтобы никто не мог проследить, кто является владельцем денег. И правительство купилось на это. Они полагают, что это прекрасная идея.

Эти разнообразные состояния довольно легко переходят друг в друга. Это просто тема обладательности — обладательности. И люди придумывают промежуточные точки для собственности, для того чтобы увеличить незыблемость, выживательную ценность и продолжительность денег. И если вы вводите сюда достаточное количество промежуточных точек, для того чтобы никто на самом деле не знал, кто это все создал, то, соответственно, у денег возникает свойство неисчезаемости. А если на линии нет промежуточных точек, то тогда это свойство не возникает.

Например, вы можете пойти прямо на Капитолийский холм и спросить сенаторов, которые должны лучше разбираться в том, что касается чеканки и выпуска денег и так далее, и вы говорите: «Что ж, а как насчёт того, чтобы просто напечатать три миллиарда долларов и просто пустить их на содержание общественных сооружений?»

Суть дела относительно денег состоит в том, что это просто нечто, что кто-то печатает на станке, потом кому-то дает и говорит ему, что их можно тратить. И это все, что можно сказать о деньгах. Довольно просто.

«О, боже! Это сделать нельзя», — сказал бы он. «Это... это деньги с печатного станка». Хотел бы я знать, с какого станка берутся любые деньги. Деньги с печатного станка. И что здесь забавно, я полагаю, он думает, что деньгам даётся «право на гражданство»... какой-нибудь церковью на Среднем Западе или кем-то ещё, я не знаю. Это некое право или власть, которые имеют отношение к более высоким существам, чем сенаторы.

Конгресс, в рамках Конституции, являлся единственной организацией, которая имела право чеканить монеты. Парень по имени Александр Гамильтон, который служил своей стране вплоть до момента увольнения из артиллерии, участвовавшей в Революционной Войне, он был адъютантом Вашингтона, а затем начал работать на нью-йоркских банкиров. Мне это кажется довольно интересным перемещением. И он ввел здесь довольно любопытную систему банковского дела.

Истина заключается в том, что, когда он говорит... это довольно высокий уровень... когда на заседании сената он говорит «да» законопроекту, который санкционирует дальнейшую задолженность Соединённых Штатов, — всё, что он санкционирует — это чтобы кто-то в Нью-Йорке записал в маленькую чёрную книжку ряд цифр, — о, два миллиарда долларов или что-нибудь вроде того, — и затем они посылают это в Вашингтон, а Вашингтон выпускает какие-то обязательства, и затем эти обязательства отправляются обратно в Нью-Йорк, и затем Нью-Йорк посылает это в министерство финансов, выпускает два миллиарда долларов наличными, — именно так всё и делается. Так что здесь нет ничего такого. Это получше, чем представление фокусника, — пытаться выяснить, откуда взялись деньги.

И иногда правительство добивается с ее помощью довольно ощутимых успехов, как это было во времена Энди Джексона и так далее, однако суть состоит в том, что эта денежная система, согласно которой автором денег должен быть некто, отличающийся от правительства США, вопреки тому, что говорится в Конституции, просто представляет собой введение на линию большого количества промежуточных точек, так чтобы никто не мог отследить собственность денег. И правительство купилось на это. Оно решило, что это отличная идея.

Время от времени какой-нибудь нации хватает глупости, чтобы позаимствовать идею центрального банка, согласно которой правительство является этим банком, правительство выпускает деньги, — а затем они удивляются, откуда у них инфляция, почему у людей так мало доверия к деньгам.

Например, вы можете пойти на Холм и спросить сенаторов, которые должны владеть полной информацией относительно чеканки монет и выпуска бумажных денег, и всего остального. И спросите: “Ну, а как насчет того, чтобы просто напечатать три миллиарда долларов и просто передать их на общественные нужды, и все такое?”.

Всё, что им нужно сделать, — это поместить на линию ещё парочку промежуточных точек. У них запросто мог бы быть центральный банк, при условии, что он полностью управлялся бы фермерами из какого-нибудь другого округа, понимаете? И им бы управляли оттуда, и эти фермеры давали бы разрешение на создание денег. Но им пришлось бы консультироваться со своими жёнами, а их жёнам пришлось бы консультироваться с друидами в пещере. И они просто продолжали бы прятать их где-нибудь, понимаете, и прослеживать всю линию, чтобы найти их. Внезапно деньги начали бы становиться всё более и более плотными, более и более реальными для людей.

“О господи, этого нельзя делать”, — ответит тот. “Это будут просто — просто напечатанные деньги”. А я хотел бы узнать — разве это не так в отношении остальных денег? Просто напечатанные деньги. Самое смешное во всем этом — то, что он полагает, будто лицензию на выпуск денег дает какая-нибудь церковь на Среднем Западе, или что-то вроде того, я не знаю. Определенно, это какая-то более правомочная сила, которая имеет отношение к более высшим существам, чем сенаторы.

Мы знаем, что всё, что надо сделать, чтобы выпустить доллар, это просто напечатать его и выпустить. В этом заключается правда. Тот факт, что его проталкивают через несколько терминалов, пока он не попадает людям в руки, не имеет никакого отношения к делу. Люди думают, что имеет. Они совершенно неправильно определили владельца этого доллара.

Истина состоит в том, что когда он говорит “Да” — это довольно высокое дело — когда он говорит “Да” в ответ на счет, рассматриваемый в сенате, который санкционирует увеличение долгов США, то все, что он при этом делает, представляет собой следующую процедуру — некто в Нью-Йорке записывает в небольшую черную книжечку количество денег, которые он имеет — ну там, два миллиарда долларов или что-нибудь вроде того — и потом он посылает это в Вашингтон, Вашингтон выпускает какие-то облигации, потом эти облигации идут обратно в Нью-Йорк, и потом из Нью-Йорка их отсылают в Казначейство, которое выпускает два миллиарда наличными, вот и все. И ничего особенного в этом больше нет. Пытаться выяснить, откуда появились эти деньги труднее, чем разгадывать фокусы мага.

Например, прямо здесь есть люди, которые твёрдо верят, что долларовые банкноты, возможно, выпускаются Федеральными резервами. Здесь есть люди, которые думают, что их десятки и двадцатки и так далее выпускаются министерством финансов США. Однако же вы смотрите на свои десятки и двадцатки, и они — вы найдёте там сверху: «Банкнота Федеральных Резервов» — выпущены частным банком. Весьма удивительно.

То и дело в какой-нибудь стране принимают довольно идиотское решение принять идею центрального банка, вследствие которой правительство становится банком, правительство выпускает деньги, и потом все начинают недоумевать по поводу того, отчего это вдруг возникает инфляция? Ха, да просто никто не верит в эти деньги.

Существуют серебряные сертификаты и серебряные банкноты. Правительство всё больше и больше усложняет это. Инстинктивно они знают правильный ответ. Они знают, что всё, что вам нужно сделать, — это поместить на линию больше промежуточных точек — и вы получите больше реальности о материи и плотных объектах. Другими словами, эту вещь нельзя рассоздать.

Все, что им нужно сделать — ввести на линию больше промежуточных точек. Очень легко можно устроить центральный банк, при условии, что этот центральный банк будет находиться под абсолютным управлением фермеров в какой-то другой стране, понимаете? Он управляется там, и именно их слово решает, будут ли выпущены эти деньги. Но им сначала нужно посоветоваться с женами, а женам — с друидами в пещерах. И они просто продолжают закапывать их где-то там, знаете, и отслеживать их. И внезапно деньги вдруг становятся чем-то все более и более твердым, более и более реальным для народа.

Вы создаёте мокап чего-нибудь, и вы говорите: «Джо создал этот мокап». Вы это сделали, а затем вы говорите, что это сделал Джо, и тогда это будет продолжать существовать. Почему оно продолжает существовать? Потому что для того, чтобы его рассоздать, необходимо представить себе его создание, а частью его создания является тот, кто его создал. Частью любого создания является тот, кто его создал.

Мы знаем о том, что для того, чтобы выпустить доллар, нужно просто его напечатать и выпустить. Это суть дела. Проталкивание его через несколько терминалов, до момента попадания в руки народа, не имеет вообще никакого влияния на положение дел. Но общественность полагает, что это так. Они в гигантской степени ошибаются в отношении авторства этого доллара.

И вам нужно получить представление о том, кто это создал, в то время когда вы на это смотрите, и оно просто фффст! Это весьма интересно.

Например, здесь и сейчас есть люди, которые искренне полагают, что долларовые банкноты выпускаются Федеральным Резервом. Есть люди, которые верят в то, что их десятки и двадцатки и т.п. выпускаются Казначейством США. Тем не менее, вы смотрите на свою десятку или двадцатку, и вы читаете наверху “Банкнота Федерального Резерва”, и видите, что она выпущена частным банком. Весьма забавно.

Вот почему стыд, вина и сожаление так интересны. Кто-то так стыдится того, что он совершил. И вы это проверяете вместе с ним и обнаруживаете, что он обычно расстроен по поводу вещей, которые совершил кто-то другой. Так вот, в нынешнем веке существует целая философия, весьма интересная: если вы возьмёте на себя всю вину, если вы во всём виноваты, если вы один полностью несёте ответственность за всё, что идёт неправильно где бы то ни было, и если вы просто сознаетесь в этом и признаете это, вы почувствуете огромное облегчение.

Существуют серебряные сертификаты и серебряные банкноты. Правительство все сильнее и сильнее вовлекается в это дело. Оно инстинктивно угадывает ответ. Оно знает о том, что все, что нужно сделать — просто ввести на линию большее количество промежуточных точек, и тогда вы получите большую реальность, в смысле вещества и его твердости. Другими словами, такую штуку не удастся размоделировать.

Что ж, забавно, что, возможно, вы сделали многое из этого, но в этом участвовал также кто-то другой. Всегда помните об этом, когда вы рассматриваете свой стыд, свою вину и сожаления. В противном случае банк обрушится на вас. Он станет абсолютно плотным.

Вы что-то тут моделируете и говорите: “Это сделал Джо”; вы сделали это, и потом говорите, что это сделал Джо, и тогда это будет продолжаться. Почему оно продолжается? Потому что для того, чтобы его размоделировать, необходимо воспринять концепт создания — а частью создания является то, кто его создал. Частью любого творения является его автор.

Почему? Что ж, вы не виноваты во всём, что когда-либо происходило в этой вселенной. Вы лично не виноваты. Вы виноваты в чём-то из этого — виноваты в чём-то из этого, но не во всём. И тогда эта философия, согласно которой вы берёте вину за всё на себя, это просто попытка сделать что? Это просто попытка иметь больше плотных объектов, сделать так, чтобы вы не могли создавать мокапы тех вещей, которые у вас есть, — другими словами, чтобы вы не могли рассоздавать их мокапы, — так правильнее будет сказать, — устроить так, чтобы никто не мог проследить, откуда они появились, так, чтобы от них нельзя было избавиться. Они существуют.

Вам просто нужно иметь идею о том, кто это создал, в тот момент, когда вы на это смотрите, и тогда оно просто фьюить! Это довольно интересно.

А идея того, чтобы пытаться поместить объект в пространство, маскируя того, кто его создал, откуда он появился и так далее, весьма распространена. Но мы только попадаем в беду, когда начинаем испытывать стыд, вину, сожаление, и мы говорим: «Что ж, я несу ответственность за это. Я виноват», — под чем мы подразумеваем: «Я виноват. Меня следует винить. Такова жизнь. О, посмотрите на все те ужасные вещи, которые я сделал». В то время как на самом деле почти для каждого преступления, совершаемого телом, был нужен кто-то ещё. Понимаете это? Обычно присутствуют двое. Может быть, это были только вы и ваше тело. Всё равно присутствуют двое.

Вот почему так любопытно рассмотреть стыд, вину и сожаление. Кто-то стыдится того, что он натворил, и вы проверяете это с ним, и обнаруживаете, что он, обыкновенно, расстроен по поводу того, что сделал кто-то другой. Существует целая современная философия, построенная на основе этого, она довольно любопытна: она состоит в том, что если взять всю вину на себя, если признать, что только вы сделали все это, только вы единственный несете ответственность за все плохое, что происходит везде вокруг, если вы просто признаете и возьмете на себя все это, то вы почувствуете большое облегчение.

Очень забавно, знаете ли, у тел есть машины, заложенные в них с прежних времён. Это весьма интересно. Как-нибудь вы найдёте преклира, предающегося сожалениям: «Ну, посмотрите, что я сделал с этим телом. Посмотрите на эти ужасные машины и штуки, которые я установил». А затем он удивляется, почему они действуют намного быстрее и становятся гораздо более плотными. Что ж, какой-то тэтан, у которого было тело давным-давно на этой генетической линии, уже установил огромное количество штуковин. Вы установили не всё из того, что не в порядке с вашим телом.

Ну, самое смешное в этом то, что вы на самом деле могли сделать многое из этого, то ведь и другая сторона тоже в этом участвовала. Всегда помните об этом, когда вы проходите ваш стыд, вину и сожаление. В противном случае банк обрушится на вас. Это станет абсолютно твердым.

Вы можете отыскать момент, когда вы решили использовать это. Вы можете отыскать момент, когда вы решили реактивизировать некоторые из этих машин. Вы можете отыскать момент, когда вы хотели, чтобы у вас что-то было не в порядке. Но если вы сами попытаетесь отыскать момент, когда вы создали в теле все машины и хитроумные штучки и всё прочее, что будет не в порядке или уже не в порядке, — бог мой, это тупик, потому что вы создали не все из них. Но представление о том, что их создали вы, делает плотными те из них, которые уже существуют.

Почему? Ну, потому что вы не несете вины за все, что когда-либо происходило в этой вселенной. Вы лично не несете за это вины. Вы несете некоторую ее часть; некоторую ее часть — но не всю вину. И эта философия, в соответствии с которой вы обязаны взять на себя вину за все, просто представляет собой усилие сделать что? Это просто усилие иметь больше твердости, создать то, чего вы не сможете размоделировать. Другими словами, создать такую ситуацию, в которой никто не сможет отследить их происхождение и тем самым найти возможность от них избавиться. Вот оно.

Теперь, почему вы это делаете? Всё дело в том же предмете обладания. Обладание это своего рода первоклассная игра. Это одна из таких великолепных игр. Вот тэтан, который... эта штука, которая вчера смотрела на кошку. И вот он здесь, и вот кошка, и вот он там. Что ж, на самом деле, по его собственным законам общения, — не чьим-то ещё, — «ничто» не может воспроизвести нечто. Вы должны до некоторой степени желать быть вещью, прежде чем вы сможете видеть вещь. Тэтан может быть тем, что он может видеть; он может видеть то, чем он может быть.

И идея о том, что объект можно сохранить посредством скрывания того, кто его создал, откуда он произошел и так далее, в большой степени превалирует. Но это приносит нам неприятности только в том случае, когда мы проходим стыд, вину, сожаление, и мы говорим: “Я несу ответственность — я виноват”, — имея под этим в виду “Я виноват. Меня надо винить. Такова жизнь. Посмотри, какие ужасные поступки я совершил”, в то время как практически любое преступление, имеющее отношение к телу, требует наличия кого-то еще. Понимаете это? Обычно при этом присутствуют двое. Возможно, там просто есть вы и есть ваше тело. Тем не менее, вас двое.

Не очень-то гордитесь тем, что вы способны замечать бродяг. И не думайте, что это ваша социальная сознательность не позволяет вам смотреть на красивых девушек. Иногда ваша жена здесь вовсе ни при чём.

Это очень интересно: в телах имеется механика, доставшаяся им от прежних времен. Это довольно любопытно. Вы можете встретить преклира, который будет бродить вокруг да около: “Ну, посмотри, что я сделал с этим телом. Посмотри на жуткую механику, которую я в нем установил”. Потом он начинает удивляться, отчего это оно начинает работать быстрее и становится более твердым. Ну, какой-то тэтан, который обладал этой вещью давным-давно на траке, уже успел навставлять гигантское количество разных штучек. Не все неисправности в этом теле лежат на вашей ответственности.

Вот ситуация. Вы часто видите, как какая-нибудь девушка... какая-нибудь женщина фыркает на великолепное платье в какой-то витрине, понимаете, и говорит: «О! Эта ужасная тряпка! Т-ц! Она ужасна. Она отвратительна». Здесь нет воспроизведения.

Вы можете отследить момент, когда вы приняли решение использовать это. Вы можете отследить момент, когда вы решили реактивировать какую-то механику. Вы можете отследить момент, когда вы решили добиться какой-то неисправности. Но если вы сами попытаетесь отследить момент, когда вы создали всю механику, все эти штучки и припампасы в этом теле, которые приносят или не приносят неприятности, хо, вы упретесь в тупик, потому что далеко не все создали вы сами. Однако идея о том, что это так, сделала все это таким твердым.

Она, скорее всего, до некоторой степени защищает себя от вероятности того, что она никогда не сможет иметь такое платье, понимаете? Для неё это создаёт всевозможные последствия...

Кстати, все это опять же сводится все к тому же предмету обладательности. Обладательность — это что-то вроде игры номер А-один. Это одна из самых красивых игр. Вот здесь у нас тэтан, который — та вещь, которая смотрела вчера на кошку. И вот он здесь, вот эта кошка, а вот он. Ну, на самом деле, в соответствии с самими законами общения, никто другой, ничто другое не может воспроизвести что-то. Вы должны быть в какой-то степени готовы быть какой-то вещью, прежде чем вы ее увидите. Тэтан может быть тем, что он видит; он может видеть то, чем он может быть.

Что ж, время от времени она смотрит на кого-либо и, что случается довольно редко, говорит: «Да, я бы не возражала быть этим человеком». И на самом деле этот человек становится более ярким и более видимым. Итак, у вас есть эти два фактора, которые связаны с плотными объектами.

Не стоит гордиться тем, что вы способны замечать бродяг. И не стоит заблуждаться в том, что смотреть на красивых девушек вам не позволяет воспитание. Иногда ваша жена не имеет к этому никакого отношения.

Способность видеть что-либо требует, чтобы у вас, по крайней мере, было некоторое желание воспроизводить это или быть чем-то похожим. А затем получается, что здесь находитесь вы — «ничто», — глядя на эту массу вот здесь. И вы говорите: «Я не испытываю нежелания быть этой массой». И тогда дело в шляпе, понимаете? Вы можете ясно видеть это.

Вот вам ситуация: часто можно увидеть, как какая-нибудь девушка, или женщина, глядя на красивое платье в витрине магазина, хмыкает и говорит: “Ой, какое ужасное! Фу! Жуткая тряпка!”. Здесь отсутствует воспроизведение.

Но время от времени эта масса приходит и ударяет по какой-то другой массе, которую вы любите, и вы говорите: «Мне не нравится вся эта масса. Это коварная масса».

Вероятно, она просто в некоторой степени пытается защититься от собственной неспособности приобрести и иметь такое платье, понимаете? Она может выражать это самыми разнообразными способами.

И дело может дойти до того, что вы будете идти по улице и видеть там эту массу, которую вы теперь считаете коварной, и при этом совсем не будете её видеть. Другими словами, вы могли бы уставиться прямо на неё и даже не заметить, что она присутствует. Весьма интересно, не правда ли?

Ну, иногда — крайне редко, но бывает — она смотрит на кого-то и говорит: “Хм, а ведь я не возражала бы стать этим человеком”. И вдруг этот человек становится более ярким и видимым. Так что вы можете выделить два фактора, имеющих отношение к твердости.

Предметы очень часто исчезают из комнаты для одитинга. Человек оглядывает комнату одитинга и говорит: «Я мог бы иметь это в этой комнате, и я мог бы иметь то, и я мог бы иметь что-то ещё в этой комнате», а одитор удивляется, почему тот ни разу так и не заметил ружья на стене, или ни разу не заметил мусорной корзины, или ни разу не заметил узора на столе, или ни разу не заметил своего собственного тела, — а иногда совершенно не замечает одитора.

Способность видеть что-то требует того, чтобы вы, по крайней мере, обладали некоторой готовностью воспроизводить это или быть чем-то похожим на это. И потом вы перемещаетесь сюда — ничто — и смотрите на эту массу. И говорите: “У меня нет нежелания быть этой массой”. И готово, понимаете? Вы можете ясно ее видеть.

Что ж, вы можете быть абсолютно уверены, что это те массы, которыми этот человек не может быть.

Но время от времени случается так, что какая-то масса возникает и наносит удар другой массе, которую вы любите, и тогда вы говорите: “Я не люблю всю эту массу. Эта масса — предательская”.

Теперь, давайте сопоставим эти два момента. Давайте немного позанимаемся умственной гимнастикой и представим себе неправильное владение плотными объектами. Представляем себе, что некто другой создал то, что создали мы. Вы представляете это?

И вы можете скатиться до такого плохого состояния, что будете идти по улице и посмотрите на эту массу, которую вы теперь считаете предательской, и вообще ее при этом не увидите. Другими словами, вы будете смотреть точно на то место, и при этом никогда не заметите ее присутствие. Довольно интересно, не так ли?

Это делает объект плотным. Затем мы говорим: «Я теперь не желаю воспринимать это. Я не хочу воспринимать это, потому что оно опасно». Мы говорим это, скорее, иносказательно. Мы говорим: «Я не желаю быть этой вещью. Я не желаю, чтобы эта вещь продолжала жить. Я не желаю, чтобы эта вещь существовала поблизости от меня». И теперь у нас эти два момента соединяются.

В комнате одитинга довольно часто пропадают предметы. Индивидуум оглядывает комнату одитинга и говорит: “Я могу обладать в этой комнате этим, и я могу обладать в этой комнате тем, и я могу обладать в этой комнате этим тоже”, а одитор при этом будет удивляться, почему тот не замечает ружья на стене, или мусорную корзину, узор на столе или свое собственное тело — а иногда и самого одитора тоже.

Сначала человек сказал: «Вот она, и я хочу, чтобы она была плотной». Потом он обнаружил, что она опасна, и она ему разонравилась. Так что он говорит: «Я не хочу этого».

Ну, вы можете быть абсолютно уверены в том, что это как раз те массы, которыми человек просто не может быть.

Он никогда не берёт на себя труд устранить результаты умственной гимнастики, с помощью которой он сделал это плотным. Мы получаем инграммный банк.

Теперь давайте сведем эти две вещи воедино. Давайте сделаем ту небольшую умственную гимнастику и представим себе неверное обладание твердыми предметами. Мы представим себе, что наши создания создал кто-то другой. Можете себе это представить?

Живучесть банка очень интересна — живучесть масс того или иного рода.

Это придаем им твердость. Потом мы говорим: “У меня нет желания воспринимать это. Я не хочу это воспринимать, потому что оно предательское”. Мы говорим это немного обратным способом: мы говорим: “Я не хочу быть этой вещью. Я не хочу, чтобы она продолжала жить. Я не хочу терпеть существование ее поблизости от меня”. И мы объединяем эти две вещи.

Сначала он сказал: «О, эти прекрасные картинки. Эти великолепные картинки мира, эти великолепные картинки... о, битв, и великолепные картинки крушений, и восхитительные, восхитительные картинки того, как убивают людей». Они тоже, они тоже прекрасны, так же, как прекрасны картинки храмов и всего такого.

В первый раз было сказано: “Вот оно, и я хочу, чтобы оно было твердым”. Потом обнаружилось, что оно опасно, и что оно не нравится. Поэтому он пошел туда и сказал: “Я не хочу это”.

«Что ж, все эти картинки просто великолепны. Теперь я представлю себе... » — и он устанавливает здесь машину, которая создаёт мокапы картинок, которая показывает их ему, так что он может сказать: «Интересно, откуда они взялись?» Понимаете? И затем: «Это тело делает картинки», — или что-то в этом роде. Это очень, очень необычная вещь.

Он так и не позаботился о том, чтобы распутать эту умственную гимнастику, посредством которой он придал этому твердость. И мы получаем инграммный банк.

А затем он приобретает опыт. «Опыт» — это синоним для «я лучше знаю». Другой, гораздо более уместный синоним для слова «опыт» — это «нежелание быть» или «нежелание воспринимать снова».

Неуничтожимость банка довольно любопытна — неуничтожимость масс того или иного типа. Сначала он говорит: “О, эти красивые картинки. Эти прекрасные картинки мира, эти прекрасные картинки — о, битв, и эти прекрасные картинки крушений и просто милые, милые картинки убийств”. И эти, и эти тоже — все красиво, также как красивые картинки храмов и все такое. “Все эти картинки просто прекрасны. Так, у меня появилась идея …”, и он ставит там машинку, которая начинает моделировать картинки, которая показывает ему их, так чтобы он мог сказать: “Интересно, а это откуда взялось?”. Понимаете? И “это тело создает картинки”, — или что-то вроде того. Это весьма, весьма необыкновенная вещь.

Что ж, посмотрите. У человека есть механизм, который говорит, что это должно быть плотным. А теперь у него есть некоторый опыт, и человек говорит, что такого рода вещь плоха и не должна быть плотной. Теперь у него неприятности. Это очень просто: у него неприятности. Почему? Он получает умственный образ-картинку своей пятой или шестой жены, которая стоит с жалким видом. Он не может избавиться от этого! Он говорит: «Уф-ф-ф».

А потом он получает опыт. Опыт — это синоним для “лучшего знания”. Другой синоним для опыта, который более здесь подходит, можно сформулировать как “нежелание быть” или “нежелание снова воспринимать”.

И вы видите людей, идущих по улице, особенно в Нью-Йорке, разговаривающих с воздухом, понимаете? «Ля-ля-ля-ля-ля-ля, тра-та-та-тa-app-app-app-app-app. Тра-та-та-та-та, ля-ля-ля, арр-арр-арр».

Ну, посмотрите. У него есть механизм, который говорит, что это должно быть твердым. И теперь у него есть некоторый опыт, и он говорит, что такого рода вещи плохи и что они не должны быть твердыми. Тогда он попадает в неприятности. Вот так просто он попадает в неприятности. Почему? Он получает умственный образ-картинку … умственный образ-картинку своей пятой или шестой жены, которая смотрит на него печальным взором. И он не может от нее избавиться! Он говорит: “Пфттх”.

Однажды в Нью-Йорке я видел парня в ресторане самообслуживания. Я был там — у автоматов самообслуживания — там, на втором этаже. Этот парень взбежал по ступенькам, подошёл и поставил два стула напротив столика, он зарезервировал два места, пошёл и взял свои сэндвичи, или что там у него было, принёс их обратно на подносе и поставил еду на стол, отодвинул оба стула и говорит: «Садись туда». И он сел и ужасно взбесился на этот пустой стул. Спорил, и стучал кулаком по столу, и ворчал, и рычал, и... Несколько людей там оглянулись: им не нравился шум. Однако истина очень проста: они привыкли к такого рода вещам.

И вы часто увидите, как по улицам ходят люди, особенно в Нью-Йорке, которые разговаривают с пустотой, понимаете? “Да-да-да-да-да-да-да-да-да-да-да, ду-ду-ду-ду-ду-ду-ду-ду-ду, ля-ля-ля-ля-ля-ля-ля-ля-ля”.

Что ж, этот парень носил с собой привидение того или иного рода. Это техническое слово — «привидение». Время от времени вы обнаруживаете привидение. Один человек, вон там, во втором ряду, посмотрел на меня однажды и говорит: «Вы представляете!» Он говорит: «Мы проходили эту штуку, и там, прямо... стоял там всё это время — он был там всё это время, мой двоюродный брат». Он везде ходил вместе со своим двоюродным братом.

Я однажды видел, как в один из этих ресторанов в Нью-Йорке вбежал какой-то парень. Я был наверху — в автоматах — на втором этаже. Этот парень сбежал вниз по лестнице, нашел столик, поставил к нему два стула, занял два места, потом побежал взял свои сэндвичи или что там у него было, принес их обратно на подносе, поставил на стол свою еду, отодвинул оба стула и произнес: “Ты садись тут”. И он сел, и потом начал орать на этот пустой стул как ненормальный — он спорил, стучал по столу кулаком, выл и скрежетал зубами, и … Несколько людей вокруг оглянулись на него; они выразили неудовольствие по поводу шума. Однако суть была очень проста, однако: они уже привыкли к подобным вещам.

Что ж, вряд ли есть кто-нибудь, у кого нет какого-нибудь привидения, и, определённо, нет никого, у кого бы не было какой-нибудь устойчивой картинки, на которую ему бы лучше не смотреть, потому что он не может быть этой вещью, которая так... поэтому она должна быть невидимой для него — вы улавливаете идею? — которая совершенно плотная. И это почти всё, что не так с разумом.

Этот парень просто носил с собой призрака того или иного типа. Это технический термин — “призрак”. Время от времени вы обнаруживаете призрака. Кто-то там, во втором ряду, однажды посмотрел на меня и говорит: “Ты знаешь???”. Говорит мне : “Мы проходили это, и там, прямо — стоял там все время, он был там все это время, это был мой двоюродный брат”. Он постоянно ходил везде с этим самым двоюродным братом.

Когда вы говорите, что какой-то конкретный опыт является плохим, позвольте мне вас уверить, что любой опыт, согласно тэтану, лучше, чем отсутствие опыта. Вероятно, нет вообще такой вещи, как аморальный опыт, он существует разве что в силу другого мыслезаключения, что нечто является аморальным. Вам нужно сделать другое мыслезаключение, понимаете?

Вряд ли найдется хоть один человек, у которого нет призрака того или иного типа, и определенно нет ни одного, у кого не было бы какой-то устойчивой картинки, на которую ему лучше не смотреть, потому что он не может быть этой вещью, которая… вследствие этого должна быть для него невидимой — вы улавливаете идею? — которая при этом абсолютно твердая. Это практически исчерпывающее описание того, что не в порядке с человеческим умом.

Не то чтобы не существовало такой вещи, как аморальность. О, да, такая вещь, как аморальность, существует. Люди считали определённые вещи аморальными, и они решили, что так к этому и нужно подходить, и эти вещи должны быть запрещены, и у каждого появляются плотные картинки этих вещей — они становятся этими картинками. Э...

Когда вы называете какое-либо переживание плохим, то позвольте мне вас уверить, что любое переживание для тэтана лучше, чем отсутствие переживаний. Вероятно, даже нет таких вещей, как аморальное переживание, ибо аморальность определяется суждением другого о том, что есть аморально. Вам необходимо сделать другое суждение, понимаете?

Что ж, теперь мы переходим к этой второй стадии. Есть одна вещь, которую тэтан может проделать с чем-либо, на что он не хочет смотреть. Он может носить это на себе. Это решение, не правда ли? А? А теперь, вот нечто забавное. Если бы вы взяли платье, которое ужасно выглядит, и повесили его в гостиной, так, чтобы всякий раз, когда вы входите в гостиную, или приходите домой, или уходите из дома, вы видели там это платье... Вы бы сказали: «Боже, я должна немедленно порезать эту вещь на тряпки». Но вы не позволяете себе этого сделать, понимаете? Оно просто висит там. Вот оно, это платье. Всякий раз, когда вы обнаруживаете, что убираете его, вы снова возвращаете его туда. И внезапно вы говорите: «Что ж, это неплохое платье». И вы надеваете его. По крайней мере, вам не приходится смотреть на него, когда вы его носите.

Дело вовсе не в том, что нет ничего аморального. О, да, аморальность существует: Люди считают определенные вещи аморальными, и они решают, что с ними надо так поступать, и что это надо запрещать, и тогда у всех образуются твердые картинки всего этого — они становятся ими.

Я видел, как люди делают это с одеждой. Но они, определённо, делают это, — этим объясняются некоторые фасоны, которые выходят из Принстона, — я видел, как люди делают это с физическими объектами. Но так же, как они обходятся с физическими объектами, они поступают и с умственными объектами. Другими словами, всё, что человек делает с физическим объектом, он также сделает и с умственным объектом, и наоборот, потому что это просто объекты. Это не особый тип объектов, а просто объекты.

Хорошо, мы теперь переходим к этой второй стадии. Есть один способ, который тэтан может использовать в отношении того, на что он не может смотреть. Он может носить это. Это одно решение, не так ли? Хмм? В этом есть кое-что смешное: возьмите ужасно выглядящее платье и повесьте его в своей жилой комнате таким образом, чтобы видеть его каждый раз, когда вы входите или выходите из дома. И вы будете говорить себе: “Черт, давно надо было отправить его на тряпки”. Но не позволяйте себе этого сделать. Оно просто будет там. Вот оно — это платье. Следующее, что с вами произойдет — вы скажете: “Ну, не такое уж оно и плохое”, — и вы его наденете. По крайней мере, если вы его носите, то вам не приходится на него смотреть!

Единственная причина, по которой другие люди не видят ваши факсимиле, заключается в том, что они не настолько тяжёлые; они не задерживают свет так хорошо. Они задерживают свет для вас, потому что это именно вы бросаете на них свет.

Я наблюдал, как люди поступают подобным образом с одеждой. Они определенно делают это — и это объясняет некоторые из фасонов родом из Принстона. Я видел, как люди делают это с физическими предметами. Но они делают то же самое и с умственными предметами. Другими словами, все что человек делает с физическим предметом, он также будет делать и с умственным, и наоборот, потому что это просто предметы. Это не какие-то особые категории предметов, это просто предметы.

Время от времени вы натыкаетесь на одитора, который видит факсимиле других людей. Время от времени вы действительно... он действительно видит факсимиле других людей. Он видит не что-то, мокап чего он сам сделал.

Единственная причина, по которой другие люди не видят ваши факсимиле, состоит в том, что они не настолько весомы; и они не так уж хорошо отражают свет. Они отражают свет для вас, потому что именно вы бросаете на них свет.

Очень легко забраться кому-нибудь в голову и взглянуть на застрявшие умственные образы-картинки. Очень просто. Вы, так же как и одитор, можете довольно часто видеть, или ощущать, или воспринимать, или чувствовать вещи, которые сам человек не ощущает, не чувствует, не испытывает или не видит. Почему?

Время от времени вы натыкаетесь на одитора, который способен видеть факсимиле других людей. Иногда он на самом деле их видит. Он смотрит не на что-то, что он сам и смоделировал.

Потому что он прошёл через эту дурацкую штуку, которую я вам только что показал. Он устанавливает здесь машину, которая создаёт какой-то мокап, который творит какие-то картинки, и он получает нечто плотное. Понимаете? Затем он здесь, и он говорит: «Боже, я не хочу быть этим. Оно плохое. Оно плохое». И он говорит: «Убирайся отсюда! Уйди. Развались. Исчезни». Затем он говорит: «Хорошо. По крайней мере, мне не приходится на это смотреть».

Влезть кому-то в голову и посмотреть на его застрявшие умственные образы-картинки очень легко. Довольно просто делается. Вы, или какой-то одитор, довольно часто видите что-то, чувствуете что-то, воспринимаете что-то, или получаете ощущение того, чего сам человек не чувствует, не ощущает, не видит и не переживает. Почему?

Что ж, ввиду того факта, что он не смотрит на это, мы получаем эту странность: одитор может сделать для преклира больше, чем преклир может сделать для самого себя", при условии, что у них обоих нет одних и тех же аберраций.

Потому что он прошел сквозь этот дурацкий футбол, который я вам только что описал: он установил машину вот тут, которая создает картинки чего-то вот там и приносит какие-то картинки сюда, и он получает что-то твердое. Понимаете? Потом он оказывается вот тут и говорит: “О, я не хочу этим быть. Это плохо. Это плохо”. И говорит: “Уйди! Растворись. Исчезни. Размоделируйся”.

Вы видите, как это работает? Что ж, мы получаем эти застрявшие проявления в разуме.

Потом он говорит: “Ну ладно. По крайней мере, мне не надо на это смотреть”.

Хорошо. Мы говорим: «Что ж, вот что с этим не так. Теперь давайте что-нибудь сделаем по этому поводу. Видите, теперь это очень легко. О, давайте что-нибудь сделаем по этому поводу».

Ну, и ввиду того факта, что он не смотрит на это, мы получаем ту странность, что одитор может сделать для преклира больше, чем сам преклир для самого себя, при условии, конечно, что у них нет общих аберраций.

Дианетика. Единственное, чего нет в Книге Один, «Дианетике», — это обладание. Там есть какая-то крошечная ссылка на это, но обладания там просто нет. А это ужасно важный предмет.

Вы видите, как это работает? Ну, мы получаем эти явления застревания в уме.

Желание тэтана обладать массой. Любая масса лучше, чем отсутствие массы вообще. Он просто хочет массу. Он хочет обладания. Он хочет владения. Это весьма удивительно.

Хорошо. Мы говорим: “Вот что не в порядке с этим. Теперь давайте что-нибудь с этим сделаем”. Видите, это теперь очень просто: “О, давай-ка с этим что-нибудь сделаем”, и так далее.

Теперь, что здесь происходит? Приходит одитор и силой, принуждением стирает эту вещь, которая была здесь у этого парня, видите? Вы могли бы подумать, что тэтан почувствует себя лучше, но он чувствует себя не так уж хорошо. Потому что появился другой фактор: его обладание уменьшилось.

Дианетика. Единственное, чего нет в книге один — это обладательность. Есть какая-то полуприметная ссылочка на нее, но в самой книге ничего такого нет. А это страшно важный предмет: желание тэтана обладать массой. Любая масса лучше, чем отсутствие массы. Он просто хочет массу. Он хочет обладательности. Он хочет собственности. Это совершенно удивительно.

Несмотря на тот факт, что масса была плохой, несмотря на то, что он не хотел видеть её, он не мог наблюдать её, он не мог испытывать её, он, так или иначе, не мог по-настоящему владеть ею, — её отсутствие, тем не менее, оказывает на него глубокое воздействие.

И что же тогда происходит? Одитор приходит, и силой и принуждением заставляет эту вещь, которая там у парня была, истратиться. Вы подумаете, что тэтану от этого должно стать лучше, однако он чувствует себя не так уж хорошо. По причине возникновения этого фактора: его обладательность была понижена.

Это очень странно. Полиция, работники социальной сферы и так далее всегда поражаются этому явлению. Я думаю, это в «Оливере Твисте», да? Где у Билла Сайкса был пёс, которого он всегда пинал и так далее? И я уверен, что пёс был сильно огорчён, когда Билл Сайке отправился в Тайберн, или куда он там отправился. Понимаете? Тот без конца пинал его, но у пса всё же было хоть что-то.

Вопреки тому, что это было плохо — что он не хотел это видеть, что он не мог это наблюдать, что он не мог это ощущать, что он на самом деле никаким образом не мог этим владеть ни в каком виде — его отсутствие, тем не менее, оказывает на него огромное воздействие.

И вот, всегда кто-нибудь пытается решить эту проблему: как разъединить мужа и жену, потому что вместе они оба так несчастливы, — а затем они 6ац! Они снова вместе, понимаете? Вы говорите: «Что ж, он бьёт её, а она его "пилит". И вместе они разрушат себе жизнь». Итак, вы говорите: «Что ж, очевидно, правильное решение — идти в ту сторону». И вот мы всё это улаживаем, и они идут в ту сторону, и они либо очень несчастны, либо они снова идут в эту сторону. Видите?

Это просто кошмар. Полицейские, социальные работники, и т.п., постоянно поражаются, наблюдая этот феномен. Кажется, это в Оливере Твисте, не так ли, у Билла Сайкса была собака, которую он бил и пинал как только мог. Однако я уверен, что собака страшно расстроилась, когда Билл Сайкс уехал в Тайберн или куда он там уехал. Понимаете? Что-то ее постоянно пинало, однако все-таки что-то там присутствовало.

Это всего лишь обладание. Полностью всё объясняет. Недостаток массы, потеря массы и так далее являются весьма существенным фактором. Чтобы забрать жену у мужа, вам придётся, по крайней мере, дать ему взамен манекен. И знаете что? Он, скорее всего, удовлетворится и этим.

Вот кто-то пытается решить эту проблему, как развести мужа и жену, которые постоянно ссорятся, страшно несчастливы друг с другом, но потом происходит — бац! Они опять сходятся, понимаете? Вы говорите: “Ну, он ее бьет, она его пилит. И они друг другу портят жизнь”. И вы говорите: “Ну, очевидное решение состоит в том-то и том-то”. И мы все приводим в порядочек, делаем все так-то и так-то, и они либо будут несчастны, либо поступят так-то и так-то. Понимаете?

Это одна из загадок. Но в действительности это не загадка. Это просто мыслезаключение, что обладание ценно и что у человека должно быть обладание и так далее.

Это просто обладательность. Полное объяснение этого явления. Отсутствие массы, потеря массы, и так далее, и это довольно фундаментально. Для того чтобы отнять у мужа жену, вы должны по крайней мере дать ему в обмен тряпичную куклу того же размера. И что бы вы подумали? Он был бы вполне удовлетворен таким обменом, вполне.

На самом деле, когда вы проводите процессы, нацеленные на исправление обладания, человек преодолевает идею, что он должен иметь всё, что попадается ему на глаза, безо всяких критериев. Он преодолевает такие идеи, как жадность, и он также преодолевает такие идеи, как «не могу иметь». Он преодолевает идею, что он не может иметь ничего, и он преодолевает идею, что он должен иметь всё.

Это одна из головоломок. Но на самом деле это вовсе не головоломка. Это просто суждение о том, что обладательность имеет ценность, и что ее стоит иметь, и так далее.

Очень интересно. Он может выбраться из этого. Если он не выберется из этой вилки обладания... Это не плохо, вы понимаете, это просто нечто, что он должен преодолеть, если он собирается когда-нибудь в значительной степени переключить своё внимание. И вот он выбирается из этой вилки обладания, он может делать всевозможные вещи. Он может экстериоризироваться, он может терпимо относиться к пространству, он может делать различные вещи, которые он не мог делать до этого.

В действительности, по мере проведения процессов, направленных на исправление обладательности, человек преодолевает представление о том, что он должен обладать всем, что видит, без разбора. Он преодолевает такие идеи, как жадность, и также идеи типа “не могу иметь”. Он преодолевает идею о том, что он ничем не может обладать, и он преодолевает идею о том, что он должен обладать всем.

Анатомия ловушки, конечно же, заключается в том, что человек неспособен иметь, но должен иметь. Ловушка лучше, чем отсутствие ловушки, если человек обязан иметь массу. Это очень странно. Вы задаётесь вопросом: почему преступники, которые были в тюрьме, всегда выходят и совершают ещё преступления и снова возвращаются в тюрьму. Полиция по этому поводу предпочитает находиться в состоянии глубокой озадаченности.

Довольно интересно. Он может выбраться из этого. Если он не выберется из этой вилки обладательности — это не плохо, поймите, это просто что-то такое, что нужно преодолеть, если он вообще собирается хоть в какой-то заметной степени сместить свое внимание. И вот он выбирается из этой вилки обладательности, и он обретает самые разные способности. Он способен экстеризоваться, он способен выносить пространство, он способен делать многое, чего раньше не умел.

Что ж, в этом вообще нет ничего озадачивающего. Они стиснули обладание до таких пределов, они приучили человека к такому количеству — понимаете, маленькая масса, маленькая территория, очень маленькое пространство, в форме камеры, и так далее — они убирают парня оттуда, и от этого он до некоторой степени чувствует себя несчастным. Он крадёт что-нибудь. Он уже пытается исправить своё обладание, преступным путём. Он не может, на самом деле, иметь что-либо, поэтому он должен всё красть.

Анатомия ловушки состоит в том, что вы неспособны иметь что-то, и при этом обязаны это иметь. Если человек обязан иметь массу, то в этом плане ловушка лучше отсутствия ловушки. Это странный абсурд: вы недоумеваете, почему преступники, отсидевшие срок в тюрьме, всегда выходят на волю и совершают новые преступления, и потом снова попадают в тюрьму. Полиция всегда озадачена по этому поводу.

И порой он будет делать это просто для того, чтобы попасть обратно в тюрьму.

А на самом деле в этом нет ничего загадочного. Они попадают в обладательность, которая тесна, они сильно привыкают к этому, — понимаете, к малой массе, малому пространству, которое занимает камера, и так далее. Потом его выпускают, и парень чувствует себя не в своей тарелке, идет и крадет что-нибудь. Он пытается исправить свою обладательность, но на уже преступном уровне. Он на самом деле не может ничего иметь, и поэтому ему приходится все красть. И иногда он это делает только ради того, чтобы снова попасть в тюрьму.

И он выходит, и он оставляет улики тут и там, чтобы Дик Крэйзи и ФБР и другие люди могли пойти и арестовать его, привести его назад и снова дать ему вот столько обладания.

И он убегает и оставляет повсюду следы, для того чтобы Дик Крейзи и ФБР могли отыскать его и арестовать, притащить его назад и предоставить ему снова причитающуюся ему обладательность.

Другими словами, тяжело держать тэтанов вне ловушек, если у них нет довольно здравого представления о владении. И их понятия о владении, обладании, о том, что они могут воспринимать, о том, что именно у них должно быть плотным... если только эти вещи не находятся в довольно-таки упорядоченном состоянии, — что ж, тогда парень ведёт очень запутанное существование. Он не вполне понимает, что представляет собой существование. Он понятия не имеет.

Другими словами, довольно трудно удержать тэтанов от попадания в ловушки, если только они не имеют достаточно здравого и ясного мнения относительно собственности; и понятия о том, что такое собственность, обладательность, что они могут воспринимать, что они могут иметь в твердом виде — если все это не приведено в порядок, тогда парню нелегко приходится на этом свете. Он вообще не соображает, что такое существование. У него нет об этом никакого понятия.

Что ж, мы смотрим на проблемы массы, проблемы собственности, проблемы восприятия, и мы видим, что эти вещи очень тесно связаны друг с другом.

Ну, мы смотрим на это с точки зрения проблемы массы, проблемы собственности, проблемы восприятия, и мы обнаруживаем, что все это достаточно тесно связано друг с другом.

А то, с чего начинается обладание, представляет большой интерес. То, с чего начинается обладание, — и это, очевидно, чертовски далеко отстоит от того, о чём я только что говорил, — это контроль.

И довольно интересно обратить внимание на то, с чего это все начинается. Это все начинается для обладательности — и на самом деле это очень далеко отстоит от всего, о чем я только что рассказывал — все начинается с управления.

Теперь давайте обратимся к основному фактору в том, что делает вещи плохими. Плохими являются вещи, оказывающие влияние, которого человек не хочет. Это плохая вещь. Плохая вещь оказывает влияние, которого человек не хочет.

Что ж, давайте начнем с основного фактора — что делает вещи плохими. Плохо то, что оказывает на человека нежелаемое им воздействие. Ясно? Это — плохо. Плохая вещь оказывает на человека воздействие, которого он не желает испытывать.

Следовательно, она пытается, вы могли бы сказать, контролировать человека. И когда это происходит с человеком в слишком большой степени, когда слишком много вещей пытаются влиять на него без его согласия, тогда он приходит в состояние, в котором он теряет ясность восприятия. Он говорит: «Ничто не должно влиять на меня».

Следовательно, она пытается, можно так сказать, управлять человеком. И когда с человеком происходит слишком много таких вещей, когда слишком большое количество предметов пытается оказать на него влияние без его согласия на это, то тогда он попадает в состояние, где у него все затуманивается. Он говорит: “На меня ничто не должно влиять”.

Что ж, поскольку контроль — это двухсторонняя штука, непосредственно рука об руку с ним идёт: «Я не должен ни на что влиять». Мы также получаем такое явление — человек говорит: «Этот предмет, вот здесь, не должен ни на что влиять», и затем он перемещается туда и становится этим предметом — и также наследует идею о том, что этот предмет не должен ни на что влиять.

А поскольку управление является предметом двусторонним, то у него одновременно с этим появляется второе утверждение: “Я не должен ни на что влиять”. Мы также наблюдаем этот феномен, когда он говорит: “Этот вот объект не должен ни на что влиять”, и потом он перемещается туда и становится этим объектом — и он наследует эту идею о том, что он ни на что не должен влиять. Управление. Управление. Это, к счастью, является точкой входа. Ранее у нас точкой входа было общение. Однако общение не заходит так глубоко, как управление, потому что общение должно обладать настолько же большой значимостью, для того чтобы создать какую-либо реальность у человека без сознания. Другими словами, для того чтобы общаться с человеком без сознания, необходимо прибавить дополнительную значимость управления, а также линию общения и какую-то массу.

Контроль. Контроль. К счастью, это то, с чего начинается обладание. Раньше мы использовали в этом качестве общение. Так вот, общение не уходит так далеко вниз, как контроль, потому что общение должно быть таким же значимым, как контроль, чтобы иметь хоть какую-то реальность для человека в бессознательном состоянии. Другими словами, чтобы общаться с человеком в бессознательном состоянии, необходимо добавить дополнительную значимость контроля, а также коммуникационную линию и некоторую массу.

Само по себе общение слишком просто. Кто-то там лежит без сознания, мы входим, и говорим: “Как дела, Дейзи?”.

Общение само по себе слишком просто. Кто-нибудь лежит без сознания, мы заходим, мы говорим: «Как дела, Дэйзи?»

Она просыпается и говорит: “О, неплохо”.

Она просыпается и говорит: «О, неплохо».

Понимаете, если общение работает, то мы могли бы пройти по больничному коридору, очень легко, просто открывая двери и произнося: “Народ, как тут у вас дела?” — кстати, это не сработало бы…. По той причине, что общение — вещь весьма индивидуальная. Нам нужно было бы сказать: “Как твои дела?” и “Как твои дела?” и “Как твои дела?” и “Как твои дела?” и “Как твои дела?” и “Как твои дела?” и “Как твои дела?”. И теоретически они все бы проснулись и выздоровели, и на том все бы и завершилось.

Видите, если бы общение работало, мы могли бы очень легко пройти по больнице, просто открыть двери и сказать: «Как дела, люди?» Кстати говоря, это не сработало бы. Общение — это довольно индивидуальная вещь. Нам пришлось бы говорить: «Как у вас дела?», «Как у вас дела?», «Как у вас дела?», «Как у вас дела?», «Как у вас дела?», «Как у вас дела?»

Но вам придется добавить дополнительную значимость управления, прежде чем они обратят внимание на общение. Теперь у нас для этого имеются процессы. Управление, твердая линия общения, общение, все это в совокупности, смогут пробить, видимо, практически любой уровень бессознательности.

И теоретически, они все проснулись бы и выздоровели, и на этом дело бы закончилось.

Однако в чем тут преимущество? Стоит ли одитору беспокоиться о людях без сознания? Саентологи просыпаются довольно легко. В основном они уже и так бодрствуют, еще до того, как они начинают заниматься Саентологией. Стоит отметить тот удивительный факт, что очень немногие из них имеют хоть какую-то реальность по поводу общего состояния Гомо сапиенса. Это довольно примечательно.

Но вам нужно добавить дополнительную значимость контроля, прежде чем они обратят какое-либо внимание на общение. Сейчас у нас есть процессы, которые делают это. Контроль, прочная коммуникационная линия, общение, соединённые вместе, очевидно, доберутся почти до любого уровня бессознательности.

Большинство из них всегда считали себя белыми воронами. Это практически общая черта саентологов. До того момента, как он пришел в Саентологию, он считал себя немного странным и непохожим на других. Он смотрел на вещи, и он видел, что здесь что-то не так. А другой парень, тут же рядом, смотрел на это и говорил: “Ну, что тут такого, все нормально”.

Теперь, какое в этом преимущество? Почему одитор должен беспокоиться о людях в бессознательном состоянии? Саентологи пробуждаются очень легко. Они, в основной своей массе, бодрствовали, ещё когда не имели никакого отношения к Саентологии. Весьма примечательно, что очень немногие из них имеют хоть какую-нибудь реальность в отношении общего состояния хомо сапиенс. Это весьма примечательно.

И человек, который потом пришел в Саентологию, однажды сказал себе: “Ну, видимо, что-то со мной не так”.

Большинство из них всегда считали себя немного чудаками. Это можно назвать общим знаменателем саентологов. До того момента, когда человек приходит в Саентологию, он считает себя слегка чудаком. Он смотрит на разные вещи и видит, что они не совсем в порядке. А другие парни вокруг него смотрят на них и говорят: «Ну, с этим всё в порядке».

Ну, с ним на самом деле кое-что было не так. Он бодрствовал.

Человек, который однажды станет саентологом, говорит себе: «Должно быть, со мной что-то не так».

Практически каждый человек, прошедший рискованную карьеру, рано или поздно, в момент стресса, был участником такого случая, когда он, в совершенно сонном состоянии, действовал и вел себя так, будто он был совершенно пробужденным, и потом вдруг внезапно просыпался и обнаруживал, что он что-то делает. Понимаете? Практически каждый из нас имел такое происшествие в жизни. Понимаете?

Что ж, с ним действительно что-то не так. Он бодрствует.

Это может быть совершенно безобидное происшествие, типа того, что вы всю ночь гуляли на вечеринке, а утром вам надо было встать и приготовить всем завтрак, и вы это помните. И вы пошли спать, и вы это помните. Следующее, что вы помните, вы стоите у плиты и готовите кофе! И вы говорите: “Хэй! Как я тут оказался? Я что-то и не помню, как я из постели встал!”. Однако совершенно очевидно, что в течение какого-то промежутка времени вы выполняли какие-то действия. Улавливаете? В течение какого-то небольшого промежутка времени.

С любым человеком, чья жизнь была полна приключений, рано или поздно, в моменты сильного напряжения, случалось, что он, спав крепким сном, действовал и вёл себя так, как будто он вовсю бодрствовал, а затем внезапно просыпался и обнаруживал, что действует. Понимаете? Почти с каждым, кто много повидал, случалось нечто подобное. Понимаете?

Вы должны были подняться, одеться, зажечь огонь, положить в кофеварку кофе, чтобы проснуться в тот момент, когда вы стоите у плиты с кофе. С вами такое случалось. Что-то вроде того.

Это могло бы быть что-то совсем безобидное — вы были всю ночь на вечеринке, а утром вам нужно было встать и приготовить всем завтрак; итак, вы знаете это. Вы идёте спать, и вы знаете это. И вдруг вы стоите у плиты и готовите кофе! И вы говорите: «Эй! Как я мог сюда попасть? Я не помню, чтобы я вставал с постели!» И всё же, очевидно, в течение какого-то короткого времени вы выполняли действия. Понятно? В течение какого-то короткого времени.

Только, пожалуйста, не оставляйте такие фокусы на то время, когда вы ведете автомобиль.

Вы, должно быть, поднялись, оделись, зажгли огонь, насыпали кофе в кофейник, — и внезапно проснулись, стоя у плиты с кофе в кофейнике. С вами это случалось. Что-нибудь в этом роде.

О, как-то раз в одной экспедиции, мы были в шторме в течение трех-четырех дней, и я отчетливо помню, что спустился вниз — и потом вдруг снова оказался на палубе! Очевидно, я действовал при этом совершенно нормально, потому что пробудился посреди чьей-то фразы. Кто-то мне что-то говорил, и я проснулся посреди его фразы.

Пусть это не случается с вами, когда вы ведёте машину.

“Что, черт побери, я тут делаю? Я спустился вниз пару часов назад. Я это отчетливо помню!”.

Однажды во время экспедиции три дня был шторм... четыре дня, и я отчётливо помню, что я пошёл вниз — и я был снова на палубе! Я, очевидно, действовал нормально, потому что я проснулся, когда кто-то произносил какую-то фразу. Кто-то разговаривал со мной, и я проснулся, когда он был на середине фразы.

Ну, если у вас имеется какая-то субъективная реальность по поводу подобных случаев, то я прошу вас применить это переживание к большей части ваших собратьев–людей. Они не пробуждены. Они просто ходят здесь, выполняют всякие механические действия; они идут по жизни, они идут в школу, они читают учебники, они поднимаются по утрам, они идут на работу, топ-топ-топ.

«Какого чёрта я здесь делаю? Я пошёл вниз пару часов назад. Я это ясно помню!»

И вы время от времени сталкиваетесь с этим в одитинге. Он внезапно говорит: “А! Что это я тут делаю? Кто я ?”. Вы его разбудили.

Что ж, если у вас вообще есть какая-либо субъективная реальность об этом, позвольте мне предложить вам применить это к огромной части своих ближних. Они не проснулись. Они ходят, выполняют все правильные механические действия: они идут по жизни, ходят в школу, изучают свои учебники; они встают, идут на работу, они та-та-та-та-та.

Что потребовалось для того, чтобы его разбудить? Ну, процессинг, процессы. Следовательно, чтобы вы были способны проводить процессинг, индивидуально или коллективно, человечеству в целом, то вам необходимо иметь представление и технологию работы с человеком без сознания, потому что именно с этим в основном вы будете иметь дело. Вы недоумеваете: “Почему люди терпят подобные вещи?”. Они этого не выносят. Они просто там, понимаете?

И время от времени, одитируя кого-нибудь, вы увидите это. Он вдруг скажет: «Бумс! Что я здесь делаю? Кто я?» Вы его разбудили.

И тогда давно, в старые времена, когда вы считали себя белой вороной, и все такое, просто снова примените то же самое: вы стояли там, и вы были единственным из присутствующих, кто не спал. И тогда вы подумали, что же с вами не так? Да, кое-что с вами было не так. Вы бодрствовали.

Что потребовалось, чтобы его разбудить? Процессинг, процессы. Поэтому, для того чтобы вы могли проводить процессинг, индивидуально или коллективно, человечеству в целом, у вас должна быть путеводная нить в проведении процессинга человеку без сознания, потому что это в основном то, с чем вы имеете дело. Вы удивляетесь: «Почему люди терпят такое?» Они не терпят это. Они просто есть, понимаете?

Итак, обладательность — обладательность тоже имеет к этому большое отношение. Когда человек слишком внезапно теряет слишком много, он начинает думать, что он вообще ничего не видит, думает, что он не может испытывать опыт, и принимает, сам по себе, то состояние, которое мы именуем бессознательностью. И это единственная вещь, которая принимается лично.

И раньше, в те дни, когда вы думали о себе как о чудаке и тому подобное... просто примените это. Вы там стояли, и вы были единственным человеком, который бодрствовал. И тогда вы подумали, что с вами что-то не так. Да, с вами было что-то не так. Вы бодрствовали.

На самом деле такой вещи, как заполненный бессознательностью банк, не существует. Когда напряжение становится слишком большим, индивидуум говорит: “Я не могу обладать той вещью, которую я неверным присвоением собственности превратил в твердую. Я сейчас могу ее увидеть, и мой единственный способ обороны состоит в том, чтобы не видеть ничего”. И поэтому он раз! — и теряет сознание.

Теперь, обладание... обладание имеет к этому самое непосредственное отношение. Когда человек теряет слишком много слишком внезапно, он думает, что вообще не может видеть, думает, что он не может ничего испытывать, и сам принимает это состояние, которое мы называем бессознательностью. И это единственное, что человек лично принимает.

Тэтан сам включает это в себе. Я уверен, что здесь в округе есть немало девушек, которым стоит только показать отделанный золотом Роллс-Ройс или что-то типа того, и они просто бац! — упадут хладным трупом. Возможно. Это слишком большая обладательность со слишком большой скоростью.

На самом деле, нет такой вещи, как банк, полный бессознательности. Когда потрясение становится слишком сильным, человек говорит: «Я не могу иметь эту вещь, которую я сделал плотной, приписав её неправильному владельцу. Я вот-вот её увижу, и моя единственная защита — не видеть ничего». Итак, он впадает — бумс — в бессознательность.

Ну, это другое проявление состоит в том, что каждый раз при появлении нежелаемой части обладательности, каждый раз, когда в банке появляется что-то, на что им действительно не стоит смотреть, они сами перекрывают свое внимание. И это мы называем аналитическим ослаблением, или аналабом, или просто торможением или выкипанием, и всякими другими техническими словами.

Тэтан включает это сам. Я уверен, что есть девушки, которые... если вы преподнесёте им позолоченный «роллс-ройс» или что-нибудь ещё, то они просто — бумс! — просто упадут в обморок. Это возможно. Это просто слишком много обладания слишком быстро.

Вот он, этот феномен. У нас есть обладательность против бессознательности. Обладательность моделируется через промежуточные точки и получает неверное авторство, и во многих случаях просто не воспринимается, потому что человек находится без сознания по отношению к этому предмету. На самом деле у него нет никакого автоматического механизма, который вводит его в бессознательность. Он просто внезапно получает знание о том, что вот в эту сторону смотреть не надо, и он просто фууууууууууу!

Что ж, это другое проявление, которое заключается в том, что всякий раз, когда появляется нежеланная частица обладания, всякий раз, когда что-нибудь появляется в банке, на что человек, на самом деле, не должен смотреть, он сам выключает своё внимание. И мы называем это аналитическим ослаблением, или анатеном, или просто обычной одурманенностью, или выкипанием, или другими техническими терминами.

Единственная причина, по которой люди в темноте засыпают, состоит в том, что темнота опасна. И потом они попадают в инверсию. Они получают в этом направлении инверсию, и они говорят: “Это настолько опасно, что мне лучше не смыкать глаз и все время двигаться”. И потом они весь день спят.

Вот это явление. У нас есть обладание в противоположность бессознательности. Объект обладания создаётся за счёт промежуточных точек, он приписывается неправильному владельцу, и часто человек больше не воспринимает его, потому что находится в бессознательном состоянии по отношению к этому объекту. У него, на самом деле, нет автоматического механизма, который приводит его к бессознательности. Он просто внезапно начинает знать, что туда смотреть плохо, и он просто у-ух.

У них возникают всякие странные идеи о том, насколько бдительным и бодрствующим необходимо быть, однако неизменным средством от того, чего они не хотят — помните, что лучше иметь хоть что-то, чем ничего — средством от этого является впадание в бессознательность.

Единственная причина, по которой люди ложатся спать, когда темно, заключается в том, что темнота опасна. Затем они попадают в инверсию по отношению к этому, и они говорят: «Она настолько опасна, что я лучше буду рыскать в темноте». И они спят весь день.

И этот механизм в большой степени находится под управлением тэтана. Об этом свидетельствует тот факт, что в сессии одитинга, когда кто-то теряет сознание, есть самый лучший способ для пробуждения его — и он описан в Книге Один.

Им взбредают в голову всякие чудные идеи, странные идеи, относительно того, насколько бдительными и бодрствующими они должны быть, но средство от всего того, чего вы не хотите (и помните, что лучше иметь что-то, чем ничего), средство от этого — впасть в бессознательность.

В действительности, существует прием, как этого добиться. И он состоит в том, что вы даете ему подтверждения до тех пор, пока он не проснется. И подтверждение само по себе, если оно достаточно хорошее, заставит человека проснуться. Очень забавно наблюдать, как это происходит. Иногда он просыпается и потом проклинает все на свете за то, что это произошло, и потом засыпает, а иногда просто … Очень забавно.

И этот механизм в значительной степени находится под контролем тэтана. Это доказывается тем фактом, что в сессии одитинга, когда кто-либо впадает в бессознательность, лучше всего его разбудить — прямо так, как это написано в Книге Один.

Тэтан хочет и должен обладать, и по сути, действительно несчастен, когда у него нет этого, и он начинает применять против этого защиту через бессознательность, если в какой-то момент он обнаруживает себя обладающим. Путаное дело, не так ли?

На самом деле, существует метод того, как это делать. И он состоит в том, что вы даёте человеку подтверждения до тех пор, пока он не проснётся. А подтверждение само по себе, если оно достаточно хорошее, пробудит человека. Это очень забавно, когда вы видите, как они просыпаются. Иногда они просыпаются, чертовски жалеют об этом и затем засыпают, и они просто... Очень забавно.

Индивидуум создает что-то, и заставляет его продолжать существование вне рамок собственного управления, потому что говорит себе: “Я должен иметь это, и поэтому оно должно продолжаться вечно”. Потом он говорит: “Эта штука — плохая, и я не должен ее воспринимать, и я не могу ею быть ни в коем случае”, — и так далее. Следовательно, он просто закупоривает свой ум, он закрывает на это глаза. Он говорит: “Его там больше нет”, — хотя оно стоит прямо перед ним.

Тэтан хочет и должен иметь, и на самом деле он, в сущности, несчастен, если не имеет, и он использует бессознательность как защиту от этого, если он когда-либо обнаруживает, что имеет. Запутанно, не так ли?

Если только он не сможет выносить обладательность саму по себе, то вы не сможете ожидать, чтобы кто-то проснулся. Так что в реальности весь ключ к сознанию, к бессознательности и к способам разрешения этого полностью лежит в области обладательности. И обладательность доходит до человека по мосту, построенному на значимостях управления и общения.

Индивидуум создаёт что-нибудь и увековечивает это за пределами своей области контроля, потому что он говорит: «Я должен иметь это, и я хочу, чтобы это продолжало существовать вечно». Затем он говорит: «Эта вещь плохая, и я не должен её воспринимать, и я в принципе не могу быть ею», и так далее. Поэтому он просто закрывает свой разум, он закрывает свои глаза на это. Он сказал: «Этого больше нет» — в то время как оно стоит перед ним.

И если вы сможете наладить управление и общение между человеком и обладательностями, то вы своего добились. Человек просыпается. Он обнаруживает, что на что-то можно смотреть, он обнаруживает, что он может на это смотреть, и открывает, следовательно, возможность бодрствовать и при этом оставаться живым.

Пока человек не сможет терпимо относиться к обладанию ради самого обладания, вы не можете ожидать, что кто-нибудь проснётся. Итак, в действительности, ключ к сознательному состоянию, ключ к бессознательности и способы её разрешения лежат полностью в сфере обладания. А обладание приходит к человеку вместе со значимостями контроля и общения.

Это, видимо, является базовым механизмом обладательности, основным соревнованием, в котором участвует тэтан. И соотношение между обладательностью и сознанием просто приводит к том, что человек впадает в бессознательность, если начинает верить в то, что он не может обладать. И поэтому мы поворачиваем все это в обратную сторону, и демонстрируем ему, что он может обладать, и у него, соответственно, возникает желание находиться в сознании.

И если вы можете установить контроль и общение между человеком и обладаниями, вы достигли успеха. Человек пробуждается. Он обнаруживает, что существует нечто, на что можно смотреть, он обнаруживает, что он может смотреть на это, и, таким образом, он обнаруживает, что он может бодрствовать, несмотря на то что он живой.

Мы не справляемся с бессознательным или сонным состоянием, в котором пребывает человечество, простым прохождением бессознательности, потому что этот механизм на самом деле полностью находится под его собственным управлением.

Это, очевидно, основной механизм обладания, основное состязание, в которое, как мы обнаруживаем, вовлечён тэтан. И взаимосвязь между обладанием и сознательным состоянием заключается просто в том, что человек впадает в бессознательность, если он полагает, что не может иметь. И поэтому мы поворачиваем это наоборот, и мы показываем ему, что он может иметь, и вследствие этого у него появляется желание находиться в сознательном состоянии.

Итак, мы обнаружили точку входа в кейс, и это — обладательность, и мы наши способ доставить ее к человеку, и это можно сделать через управление и общение — отсюда У-О-О. И на этом строится базовый механизм и теория УОО.

Мы не устраняем бессознательность или сонное состояние, в котором находится человеческий род, просто проходя бессознательность, потому что этот механизм на самом деле всегда находится под контролем тэтана, и никак иначе.

Спасибо.

Итак, мы нашли точку входа в кейс, и это — обладание, и мы нашли, как донести это до человека, — с помощью контроля и общения; отсюда КОО. И это основной механизм и основная теория КОО.

Спасибо.