Сейчас я хочу поговорить с вами о том, как разрешать кейсы преклиров, которые навлекли на себя такое вот бедствие.

Я примерно на три четверти завершил работу над сборником упражнений по Дианетике. Думаю, этот сборник будет готов к началу конференции, которая состоится сразу же после рождества. В этом сборнике частично затрагивается данная тема. Будет интересно опробовать все это, ведь данный материал попадет в руки какого-нибудь преклира, и тот начнет работать с ним, совершенно ничего не подозревая, но результат будет не тот, которого он ожидает. Здесь все устроено таким образом, что после того, как преклир запишет все будущие цели, которые у него есть, все, чего он боится, все цели, относящиеся к настоящему времени, ближайшие цели, все то, чего он боится в настоящем времени, и все то, чего он боится, и цели, которые были у него в прошлом,

– после этого он узнает, что все это – цели и страхи других людей. Вот примерно так вы с этим и работаете.

Мы берем какого-нибудь человека и выясняем, что ему совершенно не удается... что ж, допустим, ему совершенно не удается овладеть профессией продавца. О, он просто... как продавец он вообще ни на что не годится. И это его очень сильно беспокоит – то, что он как продавец ни на что не годен. Так вот, мы узнаем... мы изучаем его личностные особенности и так далее, и узнаем, что этот парень очень неплохо играет на трубе.

Вы говорите: «Почему бы вам не заняться игрой на трубе?»

«Ну, это ненадежное занятие и...» – он приводит вам массу оправданий и так далее; он не смог бы заниматься этим делом. Так вот, теоретически, вы могли бы поискать на его траке моменты, когда в прошлом у него отбивали охоту играть на трубе. И вы найдете такие моменты, вы найдете множество таких моментов. Так что он по той или иной причине не хочет играть на трубе. Вы как одитор, конечно же, можете потерять терпение и стукнуть его или сделать что-нибудь в этом роде, но это не дает хороших результатов.

Так вот, суть в том, что этот человек работает продавцом; вот, почему он не занимается игрой на трубе. Уловите этот момент. Если вы хотите реабилитировать человека искусства, если вы хотите реабилитировать человека, занимающегося какой бы то ни было деятельностью, не сосредотачивайтесь на том, кем он... на том, кем он хотел стать, вам не следует так уж стремиться к тому, чтобы реабилитировать его стремление, вместо этого вы должны попытаться выяснить, почему он занимается тем делом, которым он занимается, и из-за которого его стремление кажется ему ничтожным и бледным.

Совершенно окольный путь. Иначе говоря, этот человек никудышный продавец, и он всегда хотел быть трубачом. Вы просто смотрите на все это и понимаете, что он был бы счастлив, если бы был трубачом; а будучи продавцом, он несчастен.Что ж, в чем же тут дело? Давайте сделаем так, чтобы он не чувствовал необходимости быть продавцом, прежде чем мы попытаемся сделать из него трубача. Иначе говоря, проанализируйте его цели, и вы увидите: он работает продавцом потому, что кто-то, кто еще жив – хотя и не так, чтобы уж очень – или кто-то, кто уже умер, хотел быть продавцом.

Так вот, порой вы будете сталкиваться с таким вот странным явлением. Человек хочет быть трубачом, и он действительно занимается этим делом, но ему не нравится быть трубачом. Уловили идею? Очевидно, что у него... его стремление – быть трубачом, но ему не нравится быть трубачом, и он предпочел бы заниматься чем угодно еще, только не этим.

И вот, что мы выясняем: у него есть талант – он может играть на трубе, – но затем он делает своим стремлением стремление какого-то другого человека, который уже умер, но который хотел быть трубачом, и вот стремление этого другого человека примешивается к его собственному стремлению. (Как правило, человек рано или поздно начинает сожалеть о своих благородных жестах.)

Так вот, на первый взгляд все это кажется вам очень запутанным, но это потому, что все это слишком просто. Здесь мы имеем дело с совпадением. Вот здесь у нас человек А, вот это его цель, а вот здесь наш преклир В, и это его цель. Человек А двигается вот по этой линии, вверху, и терпит значительную неудачу или умирает. У человека В все идет просто замечательно.

Между прочим, когда человек хочет быть тем-то и тем-то или заниматься тем-то и тем-то, поскольку он восхищался каким-то другим человеком, который занимался тем-то и тем-то... все это полнейший абсурд. Ребенок уже в два года знает, кем он хочет быть; он никому не подражает.

Хорошо. Вот здесь у нас человек В, у него все идет хорошо, у него есть вот эта цель, это его собственная цель. Но вдруг умирает вот этот человек; и теперь человек В хочет продолжить вот этот жизненный континуум ради человека А, и ему приходится продолжать этот жизненный континуум, стремясь при этом к достижению своей собственной цели. Он будет с отвращением относиться к тому, что он трубач. Через некоторое время он начнет жалеть о том, что он трубач.

Вам когда-нибудь доводилось видеть человека, который держался благородно, но при этом испытывал мучения? Понимаете? «Жизнь... я живу как могу. Я действительно стараюсь изо всех сил. Конечно, это трудно, но как-нибудь... я как-нибудь справлюсь». Вам когда-нибудь приходилось сталкиваться с таким человеком? Никто из ваших родителей не ведет себя подобным образом. О, не говорите так! Человек действительно относится к этому таким образом; он в самом деле занимается именно этим. Это не притворство; он занимается этим.

Итак, вот этот человек переходит вот сюда и как трубач... «Жизнь трудна, но я способный человек, мне удается играть на трубе. Мне удается кое-как справляться со всем этим». Тогда как его отношение к игре на трубе можно было охарактеризовать таким вот образом: «“Побей меня, папа; восемь ударов в такте”, ура, гип-гип ура; я хороший трубач... зингеди-банг!.. я хотел бы играть с теми ребятами в оркестре» – и так далее. Но теперь он должен держаться благородно в том, что касается всего этого. Это его погубит.

Однажды я одитировал одного писателя. В его творчестве все шло прекрасно, все шло просто замечательно, но у него все было перепутано, и в то время, когда я его одитировал, я на самом деле так и не понял, за счет чего мне удалось разрешить его кейс. Я стер в его кейсе некоторые заряды горя, и после этого кейс разрешился. И до недавнего времени я не знал, за счет чего разрешился его кейс. Он продолжал жизненный континуум, континуум стремления ради трех умерших людей, которые хотели быть писателями, и в добавление к этому он сам хотел быть писателем, так что он вел себя трижды благородно да еще и был самим собой. И в конце концов он совершенно увяз во всем этом. И причина, по которой человек увязает в том, что касается талантов, стремлений и способностей, когда он продолжает жизненный континуум кого-то другого, заключается в том, что... дело не в благородстве, которое сюда примешано, – с этим все в порядке... а дело в том, что человек сидит на зарядах горя. Так что все заряды горя перемешиваются... горе, связанное с человеком «А», полностью перемешивается с игрой на трубе. Понимаете, как это работает?

Следовательно, занимаясь реабилитацией человека, вы определенно должны уделять внимание целям умерших людей, которые его окружали.

Если вы предоставляете консультационные услуги на промышленных предприятиях... бог ты мой, это ужасное слово... если вы применяете Дианетику в работе с кадрами, то давайте же что-нибудь сделаем в этой области. Применение Дианетики в работе с кадрами; это полностью отвечает вашим интересам – вот вы принимаете на работу какого-то парня и вы собираетесь поставить его на довольно высокий пост... вы знаете, что он будет выполнять важную работу, он будет руководителем среднего звена или что-то в этом роде... в ваших интересах было бы выяснить, хочет ли этот человек заниматься тем делом, которым он будет заниматься.

Вы должны спросить его: «Кто умер?»

Он посмотрит на вас с немалым удивлением и скажет: «Ну, дедушка, тетя Берта, Агнес, Ровер, лошадь, которая у меня когда-то была, мама... да, но какое это имеет отношение к делу?»

«Кто из этих людей хотел быть руководителем среднего звена?»

Какое-то мгновенье парень смотрит непонимающе... «Ну, моя мама была женщиной делового типа».

И вы спрашиваете: «Какое стремление было у вас... в каком году умерла ваша мать?»

«О, она умерла в э... в 1942».

«Какое стремление было у вас в 1938?» Он просияет на мгновенье и скажет: «Я хотел играть на барабане... э... ну... ну... Она всегда хотела быть руководителем среднего звена и так далее. Я знаю, что я могу справиться с этой работой». Конечно, он может, он может выполнять эту работу как бы в полсилы, с зарядом горя, который находится у него прямо перед носом.

Не принимайте его на работу. Он потерпит неудачу. Возможно, он не потерпит неудачу сразу же, в тот же момент, но если вы собираетесь поставить человека на такой вот высокий пост и хотите, чтобы он оставался на этом посту в течение нескольких лет и при этом успешно справлялся со своими обязанностями, то вы должны осознать, что этот человек... чем дольше он работает на этом посту (уловите этот момент), тем сильнее у него рестимулируется заряд горя, и в конце концов он потерпит неудачу. Мрачная картина, да?

Так вот, на самом деле иногда человек... вам незачем устранять заряд горя, если вы попросили человека просто проанализировать, каковы были стремления всех тех людей, которых он знал и которые потерпели неудачу или же умерли, – вы получите ужаснейший хаос. И человек вдруг начнет соотносить все это со своей собственной жизнью, начнет анализировать свое поведение и то, как оно связано со всеми этими различными вещами.

Что ж, давайте рассмотрим кое-что, что представляет для нас большой интерес. Этот предмет нельзя назвать приятным, это предмет, в отношении которого практически существует табу, но это тот предмет, из-за которого огромное множество парней становятся несчастными, из-за которого огромное множество девушек становятся несчастными... гомосексуализм. Почему? Почему возникает акцент на смещенной сексуальной ориентации, хм? Что ж, возьмем маму, которая вела себя очень властно. Почему так получается, что мать ведет себя властно, или же отец ведет себя очень властно? Когда мы видим, что отец девушки ведет себя властно, или когда мы видим, что мать какого-нибудь парня ведет себя властно, то с чем мы имеем дело? Мы имеем дело с интересной ситуацией. Когда мать отдает концы, мы получаем континуум второй динамики. У парня уже есть тенденция к тому, чтобы продолжать континуум второй динамики, поскольку его мать вела себя властно, но когда она отдает концы, этот континуум становится сильнее.

Вот этот парень живет, он находится под влиянием своей властной матери, он избирает ее в качестве причины, он находится в ее вэйлансе, поскольку та ведет себя так властно... его мать уже потерпела неудачу, понимаете, вот здесь, в прошлом. Потерпела неудачу. Мать ведет себя очень властно, но у нее были серьезные неудачи, такие, как развод. И мы получаем жизненный континуум, который берет свое начало с неудачи одного из родителей. Понимаете? Мама жила вот до сих пор, а потом она развелась, и начиная с этого момента парень испытывает к ней сильное сочувствие – ведь она развелась, и он перемещается вот сюда. Это проблема вэйлансов, не так ли? Стандартная, заурядная проблема вэйлансов. Вот как все это происходит. Когда мама умирает, парень просто бумс... ужасно.

Так вот, если отец ведет себя властно, если отец ведет себя очень властно, то нечто подобное может произойти с девушкой... может возникнуть похожая ситуация. Когда он умирает, она приходит в плохое состояние... она приходит в очень и очень плохое состояние.

Вот что я имею в виду, когда говорю о целях. Понимаете, существует цель по каждой из динамик. Кем вы хотите быть? Каким, по вашему мнению, должен быть человеческий род?

Какими, по вашему мнению, должны быть дети? Какой, по вашему мнению, должна быть ваша вторая динамика? Каким, по вашему мнению, должно быть общество? Что, по вашему мнению, должны делать животные и какими они должны быть? Какой, по вашему мнению, должна стать физическая вселенная? Как должен действовать Бог? Это тоже цель, понимаете?

Что ж, вы просто начинаете разбираться с умершими людьми, и где-то среди этих умерших людей, где-то среди этих умерших людей вы найдете эти цели. Вот этот человек, который в двухлетнем возрасте был бы очень и очень счастлив стать водителем трамвая, он был бы очень и очень рад этому, это его врожденное стремление, и мы обнаруживаем, что когда ему исполнилось десять лет и дядюшка Билл потерпел какую-то неудачу, он теперь должен стать художником, и с этого момента он начинает ломать свою жизнь, и он занимается этим, пока ему не исполняется восемнадцать, и тут умирает его отец, но его отец был президентом трастовой компании, так что теперь этот парень должен стать курьером в этой трастовой компании. И вы видите, что этот человек мечется из стороны в сторону, как бильярдный шар... бум, бум, бум, бум... он меняет профессию, меняет свои интересы, и сама жизнь говорит ему: «Эй, парень, тпру! Пожалуйста, двигайся в одном направлении, чтобы можно было уследить за тобой. И почему ты постоянно терпишь неудачи? В чем дело?»

Что ж, понимаете, если человек входит в вэйланс кого-то, кто потерпел неудачу, то он сам потерпит неудачу. Если вы продолжаете жизненный континуум какого-то человека, который потерпел неудачу, то вы тоже должны потерпеть неудачу. Понимаете, вы должны продолжать весь жизненный континуум, целиком. Вы должны любить свиную отбивную, вы должны... ну и так далее. Существуют особые правила, в которых описывается все то, что вы должны делать, чтобы продолжать жизнь кого-то, кто либо потерпел неудачу, либо умер.

О, да, это очень интересно. Полнейший абсурд, но это усилие, направленное на то, чтобы данный человек продолжал жить. Возможно, даже, что в основе всего этого лежит лишь та аберрация, согласно которой человек живет только один раз. Только аберрация такого масштаба могла привести к появлению такой серьезной проблемы, как этот жизненный континуум.

Человек испытывает сильнейшее беспокойство, если он дожил, скажем, до тридцати пяти лет и еще не успел «пожить» (в кавычках). Я помню, когда мне был двадцать один год, я был самым отчаянным человеком, которого вы когда-либо видели; жизнь уходила как песок сквозь пальцы, и я не мог ухватить ее всю целиком. И было очевидно, что другого шанса у меня уже никогда не будет. Это то, что говорили все вокруг. Должно быть, это правда, должно быть, это правда: не может быть, чтобы они ошибались. Все так говорили.

Вы знаете, прошлые смерти не появились бы в поле зрения, если бы их существование нельзя было доказать с величайшей легкостью. Но мне интересно, почему мы вообще так мало говорим о них? Время от времени я беседую с кем-нибудь об этом предмете, я упоминаю об этом как бы между прочим, совершенно неожиданно... человек ничего не знает о Дианетике, ну или что-то в этом роде... и я получаю потрясающий результат. «Да?» Человек не говорит: «О нет». Он говорит:

«Да?» Это очень интересно. Этим «Да?» человек говорит: «То есть вы хотите сказать, что у меня будет еще один шанс? (Глубоко дышит)»

Так вот, здесь, между прочим, мы имеем дело с огромным количеством аберрации, ведь что такое аберрация? Единственная произвольность, которая присутствует в аберрации, это время. И если вы сумеете убедить человека в том, что он уже никогда не вернется к тому, что у него когда-то было... что у него больше никогда не будет шанса стать молодым человеком, что у него больше никогда не будет шанса стать девочкой и самостоятельно выбирать свой жизненный путь, что у него никогда не будет других родителей, кроме тех, которые у него есть сейчас, что у него никогда не будет ничего другого, кроме того, что у него уже есть... что он посеял, то и пожнет; он посеял розы, но ему главным образом достаются их шипы. Если вы скажете это человеку, если вы убедите его в этом, то он, конечно же, начнет испытывать беспокойство.

Между прочим, только ложь может заставить человека испытывать беспокойство. Для этого необходима чистой воды ложь. Люди начинают испытывать беспокойство либо из-за отсутствия данных, либо из-за ложных данных.

Итак, в результате всего этого люди, особенно те, кому двадцать с небольшим, просто сходят с ума. Они не могут решить, к чему стремиться в жизни, поскольку они думают, что у них есть лишь один шанс бросить эти игральные кости. Возьмите какого-нибудь парня, который играет в кости, и скажите ему: «Хорошо, вот это игральные кости, в которые ты сейчас сыграешь, и больше ты никогда не будешь играть в кости, мы позволим тебе бросить их один раз; ты сможешь бросить эти кости один раз. Если ты выиграешь в этот единственный раз, то ты будешь жить легко и с комфортом, это будет не жизнь, а малина; а если ты проиграешь, ты будешь бродягой, приятель, и тогда тебе конец».

Видите, с какой дилеммой приходится иметь дело этому игроку в кости? Что ж, именно в такой ситуации находится большинство людей. Это похоже на беспокойство игрока в гольф, который выходит на поле, берет в руки клюшку для игры в гольф, – он прочитал все правила, и он знает, что у него есть право только на один удар, и после того, как он сделает этот удар, результат будет записан на его карточку. У него больше не будет возможности вновь сделать удар, никогда. И если он в достаточной степени убежден, что эта игра столь серьезна, и столь важна... бумс... мячик бамс, бамс, бамс – он не пролетает 200 метров по фервею, он по-прежнему лежит рядом. И тогда, конечно же... поскольку человек испытывает стресс, когда он оценивает ситуацию таким вот образом... он видит, что мячик откатился всего лишь на семь сантиметров, и погружается в апатию. Он так и остается в апатии.

Это... мы видим, что мир вокруг нас не является очень уж отклированным, в том, что касается действия методом проб и ошибок. Это кнопка серьезности, понимаете? Здесь мы отчасти имеем дело с кнопкой серьезности в сфере воспитания. Эта серьезность говорит: «Что ж, ты только... жизнь – серьезная штука, жизнь реальна, жизнь это не шуточное дело, и целью ее является могила». Вы смотрите на все это и думаете: «Ха, ну и ну, это серьезное дело. У меня уже больше никогда не будет шанса стать молодым человеком. Никогда. Эта одна любовь является единственной любовью, бог ты мой, и до чего же это была небрежная любовь. Я уже стар; у меня больше никогда не будет шанса написать этот великий американский роман». Апатия. Парень отдает концы.

Что ж, я не знаю, кто сдал нам карты таким образом тысячи лет тому назад, но очевидно, что они были сданы именно таким образом. Но в Дианетике мы раскрыли новую колоду. Мы обнаружили, что карты в старой колоде были краплеными. Мне не нравится играть краплеными картами, если они не мои.

Вот вам и кнопка серьезности – вам говорят: «Что ж, ты живешь только раз».

Вам незачем добавлять к этому: «То, что ты делаешь в этой жизни, будет записано в большой книге, все это будет записано, каждый твой поступок... особенно твои плохие поступки, и если записи в этой книге будут не такими, как надо, мы отправим тебя гореть на огне вечно».

Вы знаете, такие книги действительно существуют, это чистая правда. Все, что вы делаете, записывается в такой книге. Вы являетесь этой книгой. И вот вы сидите. Но вы видите, что при этом происходит с кнопкой серьезности; это в какой-то мере лишает ее разрушительной силы. Парень вдруг расслабляется, он вытаскивает пишущую машинку и говорит: «Что ж, наверное, до следующей жизни мне вообще не удастся найти издателя, который был бы настолько благороден, чтобы опубликовать это произведение, но я все же могу начать сейчас, я могу заниматься этим делом и как бы набираться опыта. Может быть, я должен буду закопать это где-нибудь, а потом откопать. Нужно будет позаботиться о том, чтобы эти рукописи были в хорошем состоянии. Возможно, я получу процессинг и вспомню, где я их оставил».

Очень интересно, что ко мне иногда приходят люди и очень возбужденно говорят: «Эй, а мы можем найти какой-нибудь клад, если пройдем в процессинге смерть, или что-то в этом роде, и?.. Какой-нибудь клад».

«Конечно».

«Давайте же сделаем это».

И я отвечаю: «Я это уже сделал».

«Сделали?! Что ж, разве сотрудники центра не захотели бы иметь сто миллиардов долларов в дублонах или что-то в этом роде?»

И я говорю: «Нет. Нет, нас интересует Дианетика. Нас не очень интересуют деньги, поскольку понимаете... даже если у вас будут деньги, вам придется тратить все свое время на то, чтобы охранять их. Вы же знаете, что произошло в прошлый раз, когда у вас были деньги. И тогда мы не сможем заниматься исследованиями, и никому не станет лучше. Вы и так получаете столько денег, сколько вам нужно».

И мне говорят: «Постойте, вы сказали, что вы это сделали».

«Да. Вот только все это находилось на шельфе примерно в полукилометре от Порт-Ройял, и приливная волна там полностью все разрушила, так что там ничего не осталось; карты теперь не те, что были раньше».

«А откуда вы знаете, что они теперь не те?»

«Что ж, я скажу вам, откуда я это знаю, я просто пошел в библиотеку, взял карту, которая у меня была, и сравнил ее с картой Ямайки. Это карта Ямайки 1658 года, вот только на карте Ямайки 1949 года видно, что весь этот участок был разрушен ураганом. Так что мы в общем-то ничего не можем с этим поделать».

«Что ж, допустим, вы закопаете клад в этой жизни, тогда в следующей жизни вы сможете его найти, и вы можете сделать то, вы можете сделать се...»

«Да, да». Мы могли бы сейчас поступить очень неоригинально и сказать: «Да, вы можете сберечь кое-какие сокровища в этой жизни. И вы можете подняться по шкале тонов, чтобы когда вы снова родитесь... Или же вы можете привести этот мир в порядок, чтобы в следующий раз жить в нем было немного легче».

Понимаете, у вас есть корыстный интерес в том, что касается этого общества. Сумею ли я продать вам частицу будущего? У вас определенно есть этот корыстный интерес. Допустим... хотели бы вы снова прожить такое детство, какое вы только что прожили? Суровое испытание, а? Что ж, если вы не хотите, чтобы вам снова пришлось пережить такое детство... я могу сказать вам, что тут можно сделать. Вы можете сделать все возможное, чтобы в первых, вторых и третьих классах средней школы... а это будут ваши следующие родители... преподавали хороший, интенсивный курс воспитания детей в соответствии с дианетическими принципами. И мы должны будем позаботиться о том, чтобы это был правильный курс.

Очень просто. Какой-нибудь молодой человек, который там сейчас учится, в один прекрасный день, вероятно, станет папой для кого-нибудь из присутствующих. Это на самом деле превосходный мир, если об этом подумать.

Таким образом, если говорить о разрешении кейсов, вы обнаружите, что есть одна кнопка, которая важнее всех остальных кнопок, это интересная кнопка; она позволяет делать замечательные вещи. Это кнопка серьезности. Когда вы начинаете относиться к вещам очень и очень серьезно, ваше дело табак, ваше дело табак. Если человек относится к вождению автомобиля как к серьезному делу, он может относиться к этому настолько серьезно, что будет постоянно попадать в аварии. Вот, к чему приводит серьезность. Серьезность приводит вас в диапазон, для которого характерно наличие несчастных случаев... расстройства, ошибки, и так далее... и затем все это пропадает из поля зрения, уходя в этом направлении. Насколько серьезным вы можете быть? Вы можете быть мертвым! Вот, насколько серьезным вы можете быть. Сейчас все это не очень серьезно. Хорошо. Нет ничего ужасно серьезного в том, что касается всего этого.

Возьмите человека, который воспринимает вещи очень серьезно. Этот человек будет брать на себя ответственность, однако он не будет ее использовать. Иначе говоря, его уровень взятия ответственности, его способность справляться с ответственностью оставляют желать лучшего, даже если он говорит, что он очень «ответственный» человек. Понимаете, он относится к этому слишком серьезно.

Вы знаете, самая лучшая хохма, которую я когда-либо видел, была связана с первым сержантом морской пехоты. Он знает, что все это несерьезно, но бог ты мой, он совершенно определенно добивается, чтобы дело было доведено до конца. Это просто актерская игра, он знает, что это актерская игра.

Почти каждый, кто добивается, чтобы дело было доведено до конца, на самом деле знает, что это не вопрос жизни и смерти, это игра. И пока человек знает, что это игра... Вы когда-нибудь видели футбольную команду какого-нибудь колледжа? Эти ребята начинают игру, они ломают себе ноги, они скрежещут зубами, они готовы победить или умереть за дорогих... за своих работодателей... но это игра – вот, что важно. До тех пор, пока жизнь остается игрой, вы можете играть в нее. Но когда она перестает быть игрой, она начинает играть вами. Одно так же отличается от другого, как шахматист отличается от пешки. И отличие между шахматистом и пешкой заключается в том, что шахматист ведет игру на относительно несерьезном уровне, тогда как пешка – это сама серьезность. Пешкой на шахматной доске управляет кто-то другой. Пешка не является причиной; пешка перемещается туда, куда ее перемещает окружение, и больше никуда. И пешка очень серьезна.

Когда у вас в жизни остается меньше шансов... у вас остается меньше шансов и у вас остается меньше времени на то, чтобы что-то осуществить, вы начинаете относиться серьезно к тому, что вы хотите осуществить, не правда ли? Вот, к чему приводит эта галлюцинация, будто вы живете лишь один раз.

Это очень серьезная штука – галлюцинация, будто вы живете лишь один раз. Это значит – сейчас или никогда. И это почти сразу же делает из человека пешку.

В этом мире есть люди, думающие, будто они живут лишь раз, у которых оба конца трака совершенно скрыты бессознательностью и которые совершенно обесценены, и эти люди занимаются всякой всячиной, выполняют какую-то тяжкую работу, занимаются чем-то, что вызывает презрение, занимаются чем-то бесполезным и вредным. Если бы они только знали, что это не единственная жизнь, которая у них будет, они могли бы сразу же подняться до уровня благородства. «Хорошо, стреляйте в меня, вы, бандиты. Ну и что?»

Парень говорит: «Что ж, если ты не сделаешь то-то и то-то, то-то и то-то, то-то и то-то, мы тебя расстреляем!» Чем они могут вам угрожать? Тем, что они вас расстреляют. Конечно, они также могут сказать, что расстреляют вас так, чтобы при этом вам было очень больно.

Но это то, насколько серьезными они могут быть.

Вы знаете, я не думаю, что очень уж многих людей можно было бы заставить выполнять какую-то тяжкую работу, заниматься чем-то, что вызывает презрение, если бы не это «как все серьезно».

Итак, вот эта кнопка. Если вы попытаетесь проходить эту кнопку, вы обнаружите, что наиболее серьезные моменты в жизни человека (насколько серьезным вы можете быть?., вы можете быть мертвым), наиболее серьезные моменты в жизни человека связаны с большой неудачей каких-то других людей, или со смертью других людей, или с разрушением того, что принадлежит человеку, каких-то вещей, иначе говоря – бумс – очень серьезный вред. Это серьезность.

Это и есть серьезные моменты в жизни человека. И именно в эти моменты человек начинает относиться к жизни серьезно, он решает, что теперь ему необходимо продолжать жизненный континуум чего-то или кого-то еще. Видите, как это происходит? Когда человек начинает новую жизнь, он, как правило, очень глубоко сожалеет о своей последней смерти. Он очень сожалеет об этом, когда умирает и все такое, он думает: «Что ж, – прямо в тот момент, когда он умирает, – что ж, это конец». И вот он на высоте девяти километров, смотрит оттуда на свое тело и думает: «Что ж, вот вам и пожалуйста. Интересно, как же это меня угораздило вляпаться во все это? Я все еще жив. Нет, я не жив, я мертв. Ну-ка посмотрим, что же мне теперь делать?» Я не знаю. Я думаю, что в этот момент кто-то появляется и вручает вам маленький красный путеводитель или что-то в этом роде. Но мы пока еще не исследовали это очень тщательно.

Но суть вот в чем: вот человек, он начинает все с самого начала и у него нет никаких обязательств в том окружении, в котором он сейчас находится. Но по мере того, как он живет в этом окружении, у него появляются обязательства или жизненные континуумы. Он продолжает накапливать у себя эти штуки, он все продолжает и продолжает эти жизненные континуумы. И поскольку хомо сапиенс находится внизу, примерно на одну сотую миллиметра над состоянием «Я в неведении» в том, что касается его представления о самом себе, о своем разуме и о том, как он мыслит... он никогда не подвергал это сомнению... он находится в интересном состоянии ума.

Кто-то приходит и говорит ему: «Ты болеешь крапивницей из-за аллергических последствий, вызванных банальной клубникой, и средством, которое позволит исправить это, является антиблистамин. Все является материальным, все является физической вселенной». И недавно людям начали говорить... в течение нескольких последних десятилетий людям начали говорить: «Что ж, это вроде как модно оказывать поддержку церкви, но на самом деле...» Вы подходите к кому-нибудь в современном университете и говорите: «Есть ли у человека душа?»

И слышите в ответ: «Не будь дураком, приятель!»

Вот, как далеко они зашли. Они зашли слишком далеко. Сейчас, пожалуй, самое время поддеть все это гидродомкратом. Поскольку они исходят из того, что есть только плоть: «Нет никакой души, нет никакой жизни, нет никакого знания за пределами чего бы то ни было. Вы знаете только то, чему вас научили. Все имеет физическую структуру. Благородство? Что ж, в человеке нет никакого благородства; он не заинтересован ни в ком, кроме себя самого; он действует исключительно по первой динамике. Это всем известно».

Такие фразы типа «Это всем известно» – это просто замечательные фразы.

«Всем известно, что все действуют по первой динамике. Каждый живет ради самого себя; вы же это знаете». Но вот вы начинаете проводить процессинг кому-нибудь и обнаруживаете, что этот человек живет ради всех остальных, но только не ради себя; вы обнаруживаете, что для самого себя он является самым злейшим врагом.

Если человек относится к себе серьезно, значит, он крепко засел в линейном континууме кого-то, кто умер, кто не является им самим. Проглотите-ка вот это!

Человек «В» счастлив, беззаботен... счастлив, беззаботен... Вот он идет по жизни, он терпит фиаско, он спотыкается, он терпит неудачу, он вступает в игру, он проигрывает во всех футбольных матчах, он везде получает от ворот поворот, он живет на хлебе и воде, ходит в лохмотьях. Дела у него идут нормально.

Вы приходите и говорите: «Ты знаешь, жизнь – серьезная штука. Тебе нужно работать, тебе нужно делать то-то и то-то, тебе нужно...»

И он спрашивает: «Зачем?»

Что ж, если бы этот парень думал, что оно того стоит, он взялся бы за работу засучив рукава и добился бы превосходных результатов, занимаясь чем-нибудь другим. Но знаете, что с ним происходит в самом начале его жизни? Он принимает на себя огромную ответственность: он продолжает жить ради кого-то, кто уже умер. И с этого момента он становится серьезным. С этого момента ему приходится относиться к себе серьезно. Понимаете, он больше не является самим собой. Теперь он должен относиться к этой смерти серьезно. Он должен серьезно относиться к людям, которые его окружают, он должен серьезно относиться к этим проблемам, поскольку это не его проблемы. Он взял эти проблемы на себя, и поскольку он взял их на себя, он, конечно же, должен относиться к ним серьезно. И смерть – это серьезная штука, смерть. Это чрезвычайно серьезная штука, а если смерть – это очень серьезная штука, то и ему нужно быть очень серьезным. Так что он, разумеется, терпит неудачу. Но суть вот в чем: он перемещается вот сюда, в континуум человека А. И начиная с этого момента он относится к жизни довольно серьезно. Но к кому он относится так серьезно? Человек В относится серьезно к человеку А. Он играет эту роль в соответствии с тем, как все это оценивает современный мир. И вот, как все это оценивает современный мир: «Бедняга А. У него был только один шанс. Он родился, ему было тяжело, он старался изо всех сил и... что ж, он пробовал то и се, пару раз он добился небольшого успеха, но у него были все эти стремления, и затем он умер. И у него больше никогда не будет шанса».

Человек В говорит: «Эх! (Вздыхает.) Это жестоко! Что ж... (вздыхает)... вот так-то». И он перемещается в линейный континуум человека А, вот вам и пожалуйста.

Вы можете записать в своем маленьком блокноте, что всегда, когда человек относится к себе очень серьезно, он продолжает линейный континуум какого-то другого человека в этой жизни. И еще кое-что: если человек продолжает чей-то линейный континуум очень серьезно, если он делает это очень и очень серьезно, то можно не сомневаться, что он потерпит неудачу, поскольку «серьезность» находится очень низко на шкале тонов.

Существует два способа привести в порядок этого человека. Во-первых, вы можете проанализировать его цели, одну за другой, выяснить, к чему эти цели сводятся, а затем вы можете узнать, у кого были эти цели. И вы знаете, довольно часто человек при этом оказывается в состоянии просто взять и разобраться с самим собой, он будет как в тумане, два-три дня он будет очень расстроен, а затем он вдруг поймет, каковы его собственные цели, при этом вам не придется добиваться исчезновения каких-то зарядов горя. Интересно, не правда ли? Иногда это будет происходить таким вот образом.

Вы просите его написать примерно вот что: «Назовите пять вещей из прошлого, которых вы боялись. Назовите пять целей, которые у вас были в прошлом». Пусть он запишет все это. «Так вот, назовите пять вещей, существующих в настоящем, которых вы боитесь. Так вот, назовите пять вещей, которых вы пытаетесь добиться в настоящем,

– целей, достижение которых было бы желательным. Теперь назовите пять вещей из будущего, которые вы хотели бы сделать, которых вы хотели бы добиться в будущем, и назовите пять вещей, из-за которых вы боитесь, что не сможете этого добиться».

Что ж, теперь он полностью готов, он записывает все это: он рассматривает области, соответствующие этим различным вещам.

У нас есть новая таблица, Таблица отношений. В ней есть двенадцать колонок, на самом деле эта таблица основана на кнопках. В ней вы видите все эти кнопки и градиентные уровни этих кнопок.

И вот вы заставляете человека посмотреть на все это... посмотреть на те вещи, которых он боится, и затем вы говорите: «Так вот, минутку. Кто еще кроме вас, возможно, боялся этого? Кто еще, возможно, хотел сделать это в прошлом?» Вы рассматриваете это применительно к прошлому. «Чьи это были стремления?»

Иногда человек говорит: «Мои». Что ж, не нужно высказывать особого сомнения в правильности его ответа. Возможно, это его стремления, а возможно и нет.

Возьмите эти цели, одну за другой, возьмите эти страхи, и вдруг человек скажет:

«Что ж, это дедушка Дженкинс. Дедушка Дженкинс хотел продавать конский линимент. Вот почему я прихожу в этот ларек каждый день и продаю конский линимент. Что ж, это глупо. И знаете что? Мне чертовски трудно продавать конский линимент, я не в состоянии сбагрить ни одной бутылки с этой штукой. Но конечно же, я должен этим заниматься. Но теперь мне необязательно этим заниматься».

Внезапно вы обнаружите, что у него было что-то, что было целью, и еще что-то, что было страхом, – как его самого, так и другого человека. Он избавится от тех целей и страхов, которые принадлежали другому человеку, и будет думать, что избавился от своих собственных. В течение двух-трех дней он будет несчастлив, а затем он вдруг вернется к своей собственной цели.

Кто это? Это игра под названием «Кто это?» «Это я или это человек А?» Это игра под названием «Кто умер?» И это игра под названием «Что ж, каково было ваше стремление?»

Я думаю, вы столкнетесь с людьми средних лет, которые сегодня совершенно сломлены из-за того, что они больше не могут заниматься производством кнутов для повозок. Вы действительно столкнетесь с такими людьми, и у них будет... ну-ка посмотрим, что это за сфера деятельности... нумизмология, в нумизмологии это называется преграждением. Ух ты, я только что это придумал. Вы знаете, это довольно неплохо... преграждение. Эй, давайте напишем научный доклад на эту тему, подпишем его и отправим. Они на это клюнут. Преграждения. Это не то же самое, что сдерживание.

Да, эти люди чувствуют, что жизнь не стоит того, чтобы жить, поскольку они не могут заниматься производством кнутов для повозок, дедушка Смит пытался заниматься производством кнутов для повозок. Так что человек, конечно же, не может продолжать его жизнь, поскольку вся его жизнь заключалась в кнутах для повозок – так все говорили. Вы увидите, что дело обстоит именно так... стремление и все такое.

Вы столкнетесь еще и с такой вот ситуацией. При помощи такого вот очень простого анализа вам удалось реабилитировать цели человека, его будущее, но вы видите, что он продолжает заниматься тем, чем занимался и до этого, хотя это и не является его собственным стремлением, однако теперь человек делает это раза в три лучше, чем раньше. Теперь он не несет ответственность перед умершим человеком за то, чтобы выполнять работу как следует. И поверьте, труднее всего нести ответственность перед кем-то, кто уже отдал концы.

Вы не можете ходить по сиротским приютам, останавливая каждого ребенка и спрашивая: «Тебя... тебя зовут Сморгасброд?»

«Нет».

Вы не можете ходить по всем родильным палатам и спрашивать: «У кого-нибудь здесь есть ребенок, который был Джо Сморгасбродом? Понимаете, я обещал Джо... я должен ему пять долларов».

Не так давно я столкнулся с одним кейсом, это была маленькая девочка. О ней сообщил один священник. Эта девочка жила в одном небольшом поселении, и она говорила очень интересные вещи. Она вела себя вполне рационально, но время от времени она очень печально говорила своей матери... ей было всего лет пять или шесть... и она говорила: «Послушай, интересно, как поживают мои дети». И ее мать говорила: «Ха-ха, пойди поиграй со своими куклами».

В конце концов эта девочка стала очень угрюмой, очень угрюмой. Тогда ее привели к местному священнику, тот отвел ее к себе и стал расспрашивать: какое-то время она совсем не хотела с ним разговаривать. (Понимаете, этой девочке было очень тяжело, когда она пыталась вступить в общение с людьми, находящимися низко на шкале тонов, такими, как взрослые.) Но в конце концов она решила, что может доверять ему в достаточной степени, и она сказала ему, что ее звали так-то и так-то, ее мужа звали так-то и так-то, ее детей звали так-то и так-то, так-то и так-то, так-то и так-то, ее адрес был такой-то и такой-то, и ее очень беспокоило, как он вообще управляется с детьми и так далее, ее это очень беспокоило. И священник спросил:

«Какой это был город?» Что ж, этот город находился всего лишь в полутораста километрах от них, или что-то около этого.

Итак, этой девочке позволили вернуться домой, вместо того, чтобы посадить ее под замок, а священник сел в свою машину, приехал в этот город и навел справки. Да! Она умерла именно в тот час и в ту минуту – это совпадало с тем, что сказала девочка. Это был ее муж. Дела у этой семьи шли не так уж и плохо. Он снова женился – за те шесть или семь лет, которые прошли после ее смерти. У детей все было в порядке. Священник собрал все данные, он узнал даже, насколько хорошо заботились о ее часах, узнал обо всем их домашнем скоте, поименно... он собрал все данные. Затем он вернулся домой, вызвал к себе эту девочку – он вел себя очень и очень почтительно – и сказал: «Я хотел сообщить тебе, что у твоих детей все в порядке». Она от всей души поблагодарила его за хорошие новости и сказала: «Хорошо, тогда я могу забыть об этом». И она быстро обо всем этом забыла. И с тех пор она вела себя как обыкновенный ребенок, она больше никогда об этом не упоминала.

Священник написал обо всем этом в управление конгрегационалистской церкви, эта информация довольно долго циркулировала тут и там, и в конце концов на основе сделанных им записей была напечатана статья в одной брошюре, в которой рассказывалось о всяких любопытных вещах.

Я переписывался с несколькими людьми, которым довелось столкнуться с подобным явлением, и таких людей много, но они не так глупы, чтобы распространяться об этом.

Что такое реальность? Реальность – это согласие. Что такое безумие? Безумие – это несогласие с чьей-то реальностью. Самая распространенная фраза в языке это «Ты с ума сошел». Нам довольно трудно согласиться с тем, что на каждых выборах мы должны выбирать демократов, нам довольно трудно согласиться с тем, что у каждого должен быть электрический холодильник, нам трудно согласиться с тем, что все мы должны носить брюки... что мужчины должны носить брюки, а женщины – платья. И между прочим, все это довольно дикие вещи, чтобы с ними можно было согласиться, однако нам это удалось. И тем не менее одна из наиболее распространенных фраз в наших разговорах это «Ты с ума сошел!»

Итак, кто-то приходит и говорит... особенно, если это ребенок... на него легко насесть, – ему легко заткнуть рот, – он маленький, он запросто умещается на стуле, так что на него легко насесть... ребенок приходит и начинает рассказывать вам о своем сне, он говорит: «Мне приснилось, что я стоял в кроватке, а динозавр просунул свою голову и перекусил меня пополам!»

«Все в порядке, дорогой, это просто твое воображение. Давай-ка мы позаботимся, чтобы ты был очень вялый и слабый, и тогда это станет для тебя гипнотическим внушением – это просто твое воображение. Так вот, ты это понимаешь?»

«Но это было так реально!»

«Это просто твое воображение».

Так вот, психоаналитики придумали еще кое-что: анализ снов. Они говорят, что стоит вам рассказать кому-нибудь свои сны, и это укажет на все события в вашей жизни, связанные со второй динамикой. Так что вы не должны никому рассказывать о своих снах, иначе другие люди узнают о вас всякие вещи.

«Воображение детей необходимо постоянно душить». Не допускайте, чтобы это сходило им с рук. Это слишком сильно рестимулирует!

Так что нам удается просто как бы перекрыть кран в этой коммуникационной линии к тому времени, когда ребенку исполняется года три-четыре, или пять лет... что-то в этом роде. Примерно к тому времени, когда он начинает говорить, мы умудряемся перекрыть этот кран. И все, что я могу сказать, это, бог ты мой, какие же трусы умирали в последние несколько поколений. Они боятся вспоминать все это!

Так вот, это очень интересно, что данный механизм, в силу которого вы выходите из вэйланса каждый раз, когда умираете... и между прочим, это славный маленький механизм, который вам очень кстати: вы умираете и выходите из вэйланса, понимаете. Это очень интересно возвращаться по траку и снова входить во все эти вэйлансы, которые были у вас на всем траке; порой это бывает еще и болезненно.

Но суть вот в чем: я почти уверен, что не так много поколений тому назад... может быть, пятьсот поколений тому назад... вы могли вспоминать свои прошлые жизни напрямую. Но затем у кого-то появилась возможность лишить вас этой способности, чтобы быстренько заработать денег, – именно так этот кто-то и поступил. Я уверен, что дело обстоит именно так.

Иногда у меня появляется такое жутковатое чувство, что такой расчет был широко распространен. Кто-нибудь сидел возле костра и вы говорили: «Что ж, я помню, что семьдесят пять зим тому назад я подстрелил одного карибу; это было в верховьях вон той реки. И он был слишком тяжел... мне было слишком трудно тащить его вниз, я еще не был в том месте в этой жизни, но там есть что-то вроде ущелья, и если ты сумеешь спихнуть его в это ущелье, то ты сможешь протащить его по ручью».

И другой охотник говорит: «Спасибо». Он вообще не подвергает это сомнению.

Да. Так что вам стоит немного поразмыслить над этим. Однако, когда вы об этом думаете, у вас как бы мурашки начинают ползти по спине, поскольку у вас появляется уверенность, что все это так и есть.

Но кого вы предадите, или какие обещания вы нарушите... что вы нарушите, если при помощи прямого провода вспомните весь свой трак? Что вы нарушите в плане жизненного континуума, в плане продолжения жизни после чьей-то смерти? Чью целостность вы нарушите, если вдруг скажете, что человек живет только один раз? Чья это была цель – иметь только одну жизнь? Это кое-что, о чем вам следует поразмыслить, кое-что, о чем вам следует поразмыслить. Кого вы предадите, если вдруг скажете: «Что ж, я могу помнить весь свой трак»?

Вы знаете, что человек... у нас тут только что был один случай. Дон проводит процессинг одному парню, и, кстати, проводит очень хорошо. И он обнаружил... у этого человека был широко открытый кейс. Но вот он приходит на следующий день, на следующую сессию, и оказывается, что его кейс совершенно закупорен. Он сделал один постулат. После этого Дону пришлось работать с этим парнем в течение двух с половиной часов, прежде чем он смог снова начать раскалывать этот кейс... это очень огорчает.

Этот человек вдруг сделал одну вещь. Этого джентльмена сейчас здесь нет. У него появилась такая вот мысль: «Я боюсь, что ты отберешь у меня мою слепоту». Так что он взял и отключил все свои восприятия. И все они снова включились, по словам Дона, в тот самый момент, когда он нашел этот постулат и убрал его.

Что это за слепота, которую человек несет вперед по траку? Он несет вперед по траку слепоту своего брата, слепоту своего брата. Его брат погиб в автомобильной аварии. Он не должен расставаться с этой слепотой, понимаете? Так что он берет и отключает все свои восприятия и все на свете, он приводит свой кейс в совершенно паршивое состояние, но если вы найдете правильный постулат, вы вернете его кейс в нормальное состояние за долю секунды.

Дам вам некоторое представление... возможно, это несколько лучше объясняет, что представляет собой закупоренный кейс.

Если бы этот человек отказался от своих аберраций, он предал бы кого-то, чью жизнь он продолжает. Кто-то приходит и просит человека отказаться от своих аберраций, и человек говорит «Нет!» Вот, что забавно: он откажется от любых своих аберраций – именно до этих аберраций вы и сумеете добраться. Но он не откажется от аберраций другого человека, которые он сохраняет у себя ради этого человека. Эти аберрации были доверены ему. И если только вы не найдете первоначальные постулаты, имеющие отношение ко всему этому, вам придется чертовски трудно. Сочувствие – это один из способов, при помощи которого вы можете добраться до всего этого, прохождение эмоциональных кривых – это еще один такой способ... постулаты появляются и выходят из всего этого... и кроме того вы можете проходить само усилие.

Ну хорошо. Возможно, теперь вы несколько больше знаете о кейсах, и возможно, теперь вы несколько больше знаете о людях. Я знаю, что в последние... особенно в последние несколько недель результаты, полученные в ходе этих исследований, приняли гораздо более определенную форму. Все это было в значительной степени упрощено. Кроме того, метод работы со всем этим в значительной степени упростился. Я не хочу переоценивать этот сборник упражнений – возможно, все это потребует большей работы от одитора, чем я думаю, однако данный сборник упражнений позволяет одитору провести преклира через эти пятнадцать действий с гораздо меньшими трудностями. Одитинг становится больше похож на консультирование; преклир спрашивает вас, что имеется в виду под тем-то и тем-то, и как работает то-то и то-то? И возможно, вы скажете... что ж, человек говорит: «Я ничего не понимаю в этом сканировании локов; я просто никак не могу этого понять». Вы выясняете, может этот человек сканировать локи или нет. Приведите его в порядок, пройдите с ним кривую, покажите ему, что представляет собой кривая... продемонстрируйте ему это. Демонстрация. Вам нравится это делать; это забавно.

Вы сидите с преклиром и прорабатываете фразу за фразой, вы работаете с ним час за часом, час за часом – это не очень-то приятно. Но если бы вы наверняка знали, что вам нужно будет провести преклиру всего лишь от пятнадцати до двадцати пяти часов глубокого процессинга, такого процессинга, при котором преклир лежит на кушетке, то вы с величайшей радостью взялись бы за работу с любым преклиром, который к вам приходит. Я это знаю. Пятнадцать, двадцать пять часов... и вы знали бы, что к концу этого времени вы завершили бы работу с его кейсом. Но если кто-то просит, чтобы вы продолжали с ним работать, а вы понимаете, что с этим человеком вам придется работать пятьсот часов, то вам станет не по себе. Что ж, возможно... и я... только возможно, что это будет выглядеть так: вы вдруг рассказываете человеку, что вы можете сделать, рассказываете о том, какие явления тут существуют, а затем вы просто даете ему книгу, отвечаете на парочку его вопросов, возможно, вы потратите на это один час своего времени, и человек вдруг становится здоровым. И хотя он потом даст вам по зубам, поскольку вы попытались ему помочь, я уверен, что вам понравилось бы действовать таким образом. Это все, чего мы пытаемся добиться.

Возможно, вам покажется несколько забавным проводить процессинг, о котором я рассказал вам сегодня вечером, когда вы проводите анализ пяти страхов и пяти целей из прошлого, пяти страхов и пяти целей, существующих в настоящем времени, пяти страхов и пяти целей из будущего, а затем увязываете все это с другими людьми, которых уже нет с нами, или которые все еще с нами, но потерпели серьезную неудачу. Почему бы вам это не попробовать?

Так вот, в следующий понедельник, вечером... Где находится этот притон?

Вичитский университет.

Женский голос: А это не будет открытое собрание.

Не будет? А кто сказал, что оно не будет открытым?

Женский голос: Так сказали в ассоциации. Туда не будут пускать без степени доктора философии.

Что ж, в Ассоциации лекторов и телеартистов, членом которой я являюсь... это подразделение Гильдии писателей Америки... в этой ассоциации говорят, что за проведение закрытых собраний полагается определенный гонорар, а я не думаю, что у этих людей есть полторы тысячи долларов. Иначе у меня будут неприятности с моим профсоюзом. (смех)

Я не буду читать лекцию на закрытом собрании, Дон.

Правильно, не буду. Это абсурд. То, что я туда собираюсь, это в любом случае абсурд. Вы думаете, я шучу. Послушайте, я провел десять вечеров... десять вечеров подряд в Вашингтоне я читал лекции людям, которые представляли собой супервысшую прослойку верхушки самого верхнего вича той сферы, которую они в шутку называют «сферой душевного исцеления». Это самое лучшее, что у них есть.

У нас там была команда одиторов, этажом выше, которые инструктировали этих людей, проводили им процессинг после того, как те прослушали небольшую вводную лекцию. Это была довольно простая лекция, типа «Цель жизни – выживание. У человека есть несколько динамик: он заинтересован не только в самом себе». Вы можете услышать об этом каждый вечер, когда я читаю эту лекцию. Это была та же самая лекция. Предполагалось, что кто-то поднимется этажом выше... предполагалось, что после всего этого они поднимутся туда и посмотрят, как проводится одитинг. Но никто из них так и не вышел из зала.

И каждый вечер они спорили со мной: «Что ж, откуда вы знаете, что человека интересует только...» «Так вот, согласно Юнгу...» И затем мне преподносили кучу недоказанных, ничем не подкрепленных мнений, которые не имеют никакого отношения к обсуждаемому явлению. И я пытался объяснить им разницу между явлением и мнением.

Как-то вечером на одном из этих собраний Фрида Фромм-Ройхманн повернулась к человеку с докторской степенью по биологии и попросила:

«Пожалуйста, доктор, пожалуйста скажите мне, что ребенок в утробе матери не может слышать!» И он сказал ей это. Она была довольна. Вот только он сам этого не знал. Но все же он сказал ей. На самом деле врач, который занимается практикой и который хорошо знает свое дело, прекрасно осведомлен о том, что при помощи стетоскопа можно услышать, как ребенок плачет в утробе. То есть это легко сделать. И он прекрасно знает о том, что зачастую даже без всякого стетоскопа или чего бы то ни было еще можно услышать, как плачет еще не родившийся ребенок. Матери очень часто бывают поражены этим! Уж извините.

Эти люди не знали даже о существовании такого явления, как обостренный слух. Всегда, когда человек сильно напуган, его слух становится обостренным. Бумс! Возьмите обыкновенный гипноз. Просто при помощи гипнотического внушения вы можете обострить слух человека до такой степени, что он будет слышать подъезжающий автобус еще за два-три квартала до того, как это услышите вы, причем в обычных условиях слух у этого человека такой же, как и у других людей.

Вы можете проверить все это. Вы можете провести эксперименты и получить точный результат... обостренный слух. Что ж, это один из наиболее старых трюков, которым пользовались шарлатаны и мошенники, подвизающиеся в области разума, – обостренный слух. Но те ребята не знали этого. Так что к концу тех десяти дней я сказал: «Я жалею о том, что приехал в Вашингтон».

Я обратил в свою веру одного человека... доктора Бена Вейнингера. Доктор Бен Вейнингер и по сей день иногда присылает к нам преклиров. Он рекомендует людям заниматься Дианетикой. Он тут ни при чем – дело в том, у нас с ним есть понимание. Так уж получилось, что я знаю о мистицизме больше, чем его ментор – Кришнамурти. Я лучший мистик, чем Кришнамурти. (Это, кстати, означает, что как мистик я ни на что не гожусь.) Но это... это было что-то вроде «Сезам, откройся» – я потратил те дни впустую. С тех пор я всегда говорил: «Это время было потрачено зря».

Вы знаете, чем мы сейчас собираемся заняться здесь в Центре, просто ради будущей программы? Люди видят вещи либо белыми, либо черными: либо да, либо нет; либо свет, либо тьма. Человек не может видеть, и вдруг у него прорезается зрение... он знает, что что-то произошло. Автором такого подхода является Аристотель. И с тех пор люди всегда этому верили.

Мы собираемся заняться выполнением одной неоплачиваемой исследовательской программы, мы будем работать не покладая рук, чтобы... допустим, какие-то люди страдают артритом и поэтому находятся в инвалидных креслах, или же какие-то люди лишены зрения, но их зрачки не были удалены, ну и так далее, – такого рода кейсы, в которых имеет место полное перекрытие. Так вот, мы собираемся включить их восприятия.

Хорошо. Мы возьмем таких людей для работы с ними в рамках исследовательской программы. Так вот, лично я не знаю, сколько слепых людей... допустим, у нас будет сотня слепых человек... у скольких из этих людей восстановится зрение. Я не знаю, будет ли это десять человек, или двадцать, или пятьдесят – я не знаю. У нас не было возможности заняться сколько-нибудь масштабными исследованиями такого рода, поскольку это требует невероятных финансовых затрат, а всем известно, что в Соединенных Штатах деньги на исследования попадают к тем людям, которые могут сидеть в креслах, которые читают статьи, написанные другими людьми, сидящими в креслах, и которые передают эти статьи другим людям, которые сидят в креслах; они посещают все собрания своих ассоциаций, они содержат в порядке свои записи и файлы с данными. Вот, что представляют собой исследования в Соединенных Штатах. Это грубо, но это правда.

Вы нанимаете такого человека для работы и в рамках какой-нибудь исследовательской программы, проводимой Центром... я имею в виду, в колледже или что-то в этом роде... и он приносит очень мало пользы.

У нас есть эта книга по самопомощи. Что ж, благодаря этому мы впервые можем начать широкомасштабную исследовательскую программу. Мы, судя по всему, достигли достаточно глубокого понимания предмета, и наши техники достаточно совершенны, так что теперь мы можем изложить все это в такой вот форме и снизить до минимума количество часов одитинга. Все, что мы попытаемся сделать, так это просто сотворить кое-какие чудеса. Вот и все.

Центр сейчас специализируется в том, чтобы творить чудеса, так что если вы знаете кого-то, кому нужно чудо... я не имею в виду, что если человек умирает, то мы сделаем так, чтобы он продолжал жить; это не чудо. Публика всегда может сказать:

«Что ж, он, вероятно, и без вас не умер бы». Это не то, что я имею в виду, когда говорю «либо свет, либо тьма». Но просто все те вещи, которые можно отнести к категории чудес, – все это мы, вероятно, могли бы сделать здесь с величайшей легкостью.

И мы будем просто делать все это. А «Бикон» может продолжать печатать всякие лжесвидетельства и... Что ж, пусть печатают; каждый, кто работает на «Бикон», знает, что «Бикон» печатает очень... практически ничего другого и не печатает.

Американская медицинская ассоциация может продолжать свою болтовню, она может заниматься всякой всячиной. Вы знаете, огромное количество врачей в этом городе совершенно определенно... они следят за Центром, и это очень интересно. Кто-нибудь приходит к ним, чтобы пройти лечение, или чтобы ему сделали укол пенициллина, или чего-то в этом роде, упоминает о том, что он хотя бы в малейшей степени связан с Дианетикой, и этот врач как бы заглядывает под промокашку и говорит: «Что ж, вы знаете, меня это очень интересует. Я тоже знаю о прошлых жизнях; у меня было слишком много пациентов, которые делали странные вещи. Должно быть какое-то объяснение всему этому. Мы спорили обо всем этом вчера в госпитале. Да, буквально вчера об этом спорили».