Итак, вы на конгрессе?

Аудитория: Да!

Без шуток. Вы действительно на конгрессе?

& Well, have you got a congress yet?

Аудитория: Да!

& Audience: Yes!

Вы здесь?

& No kidding. Really got a congress?

Аудитория: Да!

& Audience: Yes!

Что ж, сейчас я мог бы начать одитировать вас, но я не буду.

& Are you here?

Так вот. В данный момент мы снова оказались в безвыходном положении, поскольку у меня нет ни малейшего представления, о чем с вами говорить. Я просто... одна из таких ситуаций, знаете. Я просто засиживаюсь допоздна каждую ночь и готовлю заметки, готовлю заметки, готовлю заметки.

& Audience: Yes!

Однако мне в голову приходит одна мысль; мне в голову приходит мысль о том, что вам, возможно, хотелось бы послушать о технике клирования 1947 года. Вы хотели бы послушать об этом?

& Well, I could start auditing you at this time, but I won't.

Аудитория: Да.

& Okay. Right now, we're again at that impasse that I haven't a clue what I should be talking to you about now. I just - one of these things, you know? And I just sit up night after night after night, you know, preparing notes, preparing notes, preparing notes.

Уверяю вас, кто-нибудь обязательно попытается сделать это, но если такое произойдет, что ж... и вы будете преклиром... что ж, отправьте его в МАСХ, и мы еще раз воспроизведем для него запись первой и второй лекций этого конгресса, они будут у нас на пленке, понимаете?

& However, a thought does occur to me; a thought does occur to me that you might like to hear about the clearing technique of 1947 Would you like to hear about that?

Но отправьте одитора к нам, чтобы он прослушал первые две лекции, в которых рассказывается о том, какими навыками должен обладать одитор, ведь, когда мы используем эту технику, о которой я вам сейчас рассказываю... я не знаю, как я сам проводил все это. Как мне удавалось это делать, я не знаю. Я оглядываюсь назад, вспоминаю все это с благоговением и думаю: «Бог ты мой, насколько же плохо я стал одитировать».

Audience: Yes.

Кстати, примерно год назад или около того я проводил несколько сессий, применяя ТУ в точности так, как это должно быть, не изменяя их ни на толику. Я безупречно выполнял каждую часть сессии, все было идеально. ТУ были полностью в действии, понимаете. Преклир почувствовал себя в два раза лучше. Ну как бы то ни было...

& Now, I can assure you that somebody is going to go and try to do this, but if that happens, why - and you're the pc - why, you send him down to the HASI and we will have replayed the first and second lectures of this congress which will be there and available on tape, you see?

Что требовалось... что требовалось для использования этой техники, так это, безусловно, понимание, и эта идея захватила даже меня. Так что давайте займемся делом и посмотрим, что же все это такое. Сегодня мы дадим этому название, и вы еще не раз услышите его сегодня. Эта вещь называется конфронтированием. Вы еще очень много услышите об этом предмете. На самом деле всю теорию одитинга можно вывести из этого предмета под названием конфронтирование, на нем можно построить всю теорию одитинга.Это очень интересный... очень интересный предмет. Это ТУ 0. Это первое, что вы просите сделать студента, который учится быть одитором. И это первое действие, которое вы просите его сделать, является ключом практически ко всему остальному. Оно вплетается в каждое... оно является частью любого другого ТУ. Если вы не выполняете ТУ 0... то есть конфронтирование, конфронтирование преклира... если вы не выполняете его в то же время, когда вы выполняете ТУ 2, то есть даете подтверждение, у вас не получится выполнить ТУ 2. Вот так все просто, понимаете. ТУ 0 является частью любого другого ТУ.

& But send that auditor down to listen to the first two lectures concerning the skill required of the auditor, because to run this one I'm just talking to you about - I don't know how I ran it myself. How I got this good, I don't know. I look back with considerable awe and say, „Boy, how my auditing has deteriorated.“

Таким образом, это становится частью всего, что существует в разуме. Это становится данным, сравнимым по значительности с выживанием. Это большое, важное данное – конфронтирование.

& By the way, about a year or so ago, I ran several sessions exactly using the TRs, not varying one hair on the TRs, you know. Doing each part of the auditing session perfectly, you know, right down the groove. Total TRs, see. Pc got twice as well. Well, anyhow...

Так вот, сейчас вы можете подумать о двух или трех вещах, которые вам не хотелось бы конфронтировать в ближайшие пару секунд. Подумайте об этих вещах. Подумайте о чем-то, что вам действительно очень не хотелось бы конфронтировать в ближайшие пару секунд. У вас есть что-то такое?

What it required - what it required to use this technique was undoubtedly an understanding which engulfed even me. So, let's go on with this and take a look at what it was. Today we will call it by a name, and you will hear more of this today. It's called confrontingness. You'll hear a great deal of this subject of confrontingness. As a matter of fact, the whole theory of auditing can be derived from and based on this thing called confrontingness. Very interesting - very interesting subject. It's TR 0. That's the first thing you ask a student who is learning to be an auditor to do. First thing you ask him to do is actually almost the answer to everything. It weaves in as every - is part of every single TR. If you don't have TR 0 running - which is confrontingness, confronting the pc - running at the same time you have TR 2, which is acknowledgment, you don't get any TR 2. It's as easy as this, you see. TR 0 is part of each other thing.

Аудитория: Да.

And so it becomes part of everything there is in the mind. It becomes a datum really of comparable magnitude to survival. It's a great big important datum, confrontingness. Now, you can think at this moment of two or three things which you wouldn't want to have to confront in the next couple seconds. Think of some. Think of something that you really hate to confront in the next couple or seconds. You got some?

Вы подумали о чем-то?

Audience: Yes.

Аудитория: Да.

You thought of some?

О, некоторые из вас отлынивают. Я этого не разрешаю. Хорошо. Итак, у вас есть парочка таких вещей, а?

Audience: Yes.

Аудитория: Да.

Aw, there's a couple of you dogging off here. I don't permit that. All right. Now, you have got a couple of things, hm?

Почему? Давайте же, подумайте об этих вещах снова. Почему? Почему вам очень не хочется конфронтировать эти вещи?

Audience: Yes.

Послушайте, я разговариваю с вами, а не с вашими украшениями. Все тэтаны носят с собой украшение, называемое телом, и на него они навешивают украшения, называемые одеждой. Когда они надевают на него одежду, фрейдовский психоанализ иногда начинает работать. Они собирают всякую всячину и разные безделушки и побрякушки. Они используют оплату в рассрочку и собирают разные вещи. Они собирают запонки, серьги и золотые зубы. Однажды в Клондайке одна девушка собрала себе целый передний ряд бриллиантовых зубов. Она хотела иметь ослепительную улыбку, и она ее получила.

Why? Come on, let's think this thing over again. Why? Why would you hate to confront these things?

Итак, подумайте сейчас о тех вещах, которые вам не хотелось бы конфронтировать. Почему вам не хотелось бы их конфронтировать? Это правда, что вы... что вы не смогли бы их конфронтировать? Или что если бы вы как тело конфронтировали их с помощью ваших бриллиантовых зубов, одежды, украшений и тому подобных вещей, то вы бы – фшить! – или с вами произошло бы что-то еще? Это правда?

Now look, I'm talking about you, not your ornaments. All thetans walk around carrying an ornament known as a body, and they put ornaments on it known as clothes. Now that they've put clothes on it, Freudian psychoanalysis works sometimes. They collect odds and ends and bits and pieces They use hire purchase and keep collecting things, you know? They collect cuff links and earrings and gold teeth. Girl up in the Klondike one time collected totally diamond teeth all the way across the front. She wanted a flashing smile and she got one.

Аудитория: Да.

Now, think of those things now that you thought that you wouldn't like to confront. Now, why wouldn't you like to confront them? Now, is it true that you - that you couldn't confront them? Or would it be that if you, as a body, confronted them with your diamond teeth and your clothes and your ornaments and that sort of thing, you'd go poof or something would happen to you. Isn't that correct?

От этого пострадает ваше украшение, не так ли? А поскольку вы очень старательно защищаете это украшение, то от этого чертовски пострадаете и вы сами, в силу различных мыслезаключений. Не правда ли?

Audience: Yes.

Аудитория: Да.

It's the ornament that would get hurt, right? And because you're busily protecting the ornament, you, by various considerations, would hurt like hell, probably. Isn't that right?

А? Таким образом, эта ужасная боль сразу же скажет вам, что вы не оберегали свой бриллиантовый браслет, понимаете? Улавливаете идею?

Audience: Yeah.

Аудитория: Да.

Huh? So, this hurting like the dickens would keep you immediately informed of the fact that you weren't protecting the diamond bracelet, see? You get the idea?

Это предупредительный механизм. Вы могли бы сказать: «Этот робот, которого я таскаю за собой, представляет для меня такую ценность, что мне нужна система заблаговременного предупреждения об опасности, которая работала бы таким образом: если к роботу прикасается что-то, что может его уничтожить... если это продолжается, то я буду испытывать боль». Вы знаете, что телу никогда не бывает больно? Больно бывает именно вам. В следующий раз, когда у вас будет болеть зуб, не допускайте ошибку и не говорите, что у вас болит зуб. На самом деле зуб не может болеть. Откуда вы знаете, что у вас болит зуб? Больно вам! И пока вы не осознаете, что вам больно и что это предупреждение о том, что вы можете потерять один из ваших бриллиантовых зубов... На самом деле я не знаю, зачем вам бриллиантовые зубы! Но это... это загадка.

Audience: Yes.

Как бы то ни было, испытывает боль вовсе не зуб. Понимаете, боль причиняет ваша идея о том, что у вас болит зуб. Вы устроили все это превосходным образом. Бог ты мой, промежуточные точки, умственные машины, зигзагообразные контуры, огоньки, сигнальные фонари! Звоночки, небольшие сирены. Вот тут появляется небольшая дырочка, и один из ваших автоматизмов говорит: «Мы сейчас потеряем зуб». И вы услужливо начинаете испытывать боль! Я полагаю, это очень любезно с вашей стороны.

It's a warning mechanism. You'd say, „This robot which I carry around is so valuable that I will have an advance warning system which when anything taps it which would destroy it, if it kept on, I will hurt.“ Do you know that a body never hurts? It's just you that hurts. Next time you have a tooth-ache, don't make the mistake of saying the tooth is aching. If you knew the truth of the matter, a tooth can't hurt. How do you know the tooth is hurting? You hurt! And until you realize that you hurt so you'll be warned about losing one of your diamond teeth.. I don't know why you had diamond teeth put in, as a matter of fact! But this - it's mystifying.

Вы удивляетесь, каким образом у человека может появиться психосоматическое заболевание просто из-за того, что он посмотрел на кого-то больного. Например, дедушка или бабушка или кто-то еще страдал от ламбозиса (это известное саентологическое заболевание – ламбозис); у этого человека был ламбозис, и вдруг во время сессии вы обнаруживаете у преклира невероятный ламбозис. Знаете, кто-то проводит процессинг этому преклиру, задавая ему вопрос: «Какой частью вашего дедушки вы были бы не против быть?» Это не очень хороший процесс, он приведет в паршивое состояние практически любого преклира. У дедушки был ламбозис, и вдруг вы обнаруживаете у преклира точно такой же ламбозис вместе со всеми соматиками. Что ж, это не должно быть для вас чем-то таинственным, ведь в конце концов вы единственный, кто испытывает боль. Если вы способны создавать боль, которую вы затем переносите на тело, то боль, очевидно, может распространяться на все динамики. А что вы скажете о девочке, у которой каждый год начинают кровоточить те самые места, в которые Христу вонзались шипы, а? Что вы скажете... такое происходит со многими кейсами, не так ли? Что вы скажете по поводу ваших преклиров, которые неожиданно вытягивались... А? Что вы скажете по поводу этих людей?

Anyway, it's not that tooth that is hurting at all. See, it's your idea of that tooth that is hurting. And you've got it all rigged up gorgeously. Boy, vias, machinery, zig-zag circuits, lights, flashing lights, you know! Bells, small sirens. Gets a little hole in it, your automaticity says, „We're about to lose a tooth.“ So you accommodatingly hurt. I think that's nice or you.

Говоря иначе, вы можете... вот вы смотрите на город, который подвергается в этот момент бомбежке или чему-то в этом роде, и вы знаете, что люди там взрываются, понимаете? И выдумаете: «Это, наверное, чертовски больно» – и услужливо, проявляя сочувствие, начинаете испытывать ужасную боль. Понимаете? Вам в какой-то мере нравится испытывать боль. На самом деле если вы проведете тэтану процесс «Растрачивать боль», то совершенно неожиданно обнаружите, что он совсем не возражает испытывать боль, это просто еще одно ощущение. Его девиз гласит: «Какая-нибудь боль лучше, чем никакой». «Какое-нибудь чувство лучше, чем никакого».

You wonder how people can get psychosomatic illnesses simply by looking at somebody who is ill. You know, Grandpa or Grandma or somebody or other had the lumbosis (it's a famous Scientology disease - lumbosis); they had lumbosis and you all of a sudden come up with a tremendous case of lumbosis in a session. You know, somebody's running through and saying, „What part of your grandfather wouldn't you mind being?“ That's not a good process, but it'd serve to louse up most any pc. And Grandpa's got lumbosis and all of a sudden, why, you turn up with this same case of lumbosis complete with all somatics. Well, there shouldn't be anything mysterious about it, because you're the only one there to hurt in the first place. And it you can manufacture pain that you extend to a body, obviously pain can go all the way up the dynamics. How about the little girl that bleeds every year at the exact places where the thorns pierced Christ, huh? How about that - those many cases that do that, hm? How about the pcs you've had that all of a sudden stretch out... hm? How about those people?

«Любое приключение лучше, чем ничего».

In other words, you maybe - someday you're looking at a town that's being bombed or something like that and you know men and women and children are blowing up, you know? And you say, „That must hurt like hell,“ and accommodatingly, sympathetically, you hurt like the dickens. Get the idea, hm? You have some penchant for feeling pain. As a matter of fact, if you run „Waste pain“ on a thetan, he finds out all of a sudden that he doesn't mind it at all, that it's just another sensation. According to his mottos, „Any pain is better than no pain.“ „Any feeling is better than no feeling.“ And „Any adventure is better than anything.“

Таким образом, это то... это то, что называется конфронтированием. Я просто спрашиваю вас, что произошло бы? И я снова задаю вам этот вопрос: Что произошло бы, если бы вы действительно конфронтировали то, о чем вы подумали несколько минут назад? Что произошло бы с вами? Я не сказал: «Если бы вы конфронтировали с помощью чего-то». Я не сказал: «Если бы вы украсили все это чем-то». Я не сказал:

So, here's this - here's this thing called confrontingness I just ask you, what would happen? I ask you now again. What would happen if you actually confronted what you just thought of a few minutes ago? What would happen to you? I didn't say confront it with something. I didn't say put an ornament up there. I didn't say hold a body up in front of whatever this thing was, see? But you just confront it. Now, think it over again. What would happen if you confronted it? Would anything happen?

«Если бы вы держали тело прямо перед этой вещью, чем бы она ни была», понимаете? Нет, если бы вы конфронтировали это. Итак, подумайте об этом снова. Что произошло бы, если бы вы конфронтировали это? Что-нибудь произошло бы?

Audience: No.

Аудитория: Нет.

Wouldn't that be boring! Nevertheless, that's the truth of the case, isn't it? Do you recognize some truth in this?

Разве не было бы это скучно! Тем не менее это правда, не так ли? Вы видите здесь некоторую долю истины?

Audience; Yes.

Аудитория: Да.

Hm? Anybody still feel that he'd blow up?

А? Кто-нибудь все еще думает, что он взорвался бы?

Audience: No.

Аудитория: Нет.

& Well, if there's anybody around that still feels that it'd be very painful, the address of the HGC is 87 Fitzroy and in Washington it's 1812 19th Street. Commercial.

Что ж, если здесь есть кто-то, кто все еще думает, что это причинило бы ему сильную боль, то НЦХ находится по адресу Фицрой-стрит, 37, а в Вашингтоне – 19-я улица, 1812. Это реклама.

Run, don't walk, to your nearest auditor. If he's a good auditor, you'll even walk away.

Бегите, а не идите, к ближайшему одитору. Если это хороший одитор, то вам даже удастся остаться целым и невредимым.

Anyway, do you see something now about confrontingness? Do you realize that you do have the ability to confront something? Hm? Well, where do you get the notion that you can't confront something above and beyond this idea of bodies and ornaments? Hm? Well, where do you get the idea that you can't confront something? Think it over. Where do you get the idea? Isn't it because things disappear? Hm? Things vanish, don't they? Can you think of something you had when you were a child? Hm?

Как бы то ни было, теперь вы понимаете кое-что о конфронтировании? Вы понимаете, что вы действительно способны конфронтировать что-то? А? Откуда у вас возникает чувство, будто вы не можете конфронтировать что-то, если оно выходит за рамки этой идеи о телах и украшениях? А? Откуда у вас возникает идея о том, что вы не можете что-то конфронтировать? Подумайте об этом. Откуда у вас возникает эта идея? Не происходит ли это потому, что исчезают вещи? А? Вещи исчезают, не так ли? Вы можете вспомнить что-то, что у вас было в детстве? А?

Audience: Yes.

Аудитория: Да.

Can you think of something you had when you were a child?

Вы можете вспомнить что-то, что у вас было в детстве?

Audience. Yes.

Аудитория: Да.

Well, where is the actual object now? Don't blow a grief charge; we haven't any floor auditors. Where is the actual object? Well, you don't know. Boy, you sure were a destructive kid, weren't you. But he truth of the matter is, isn't it, that you are not confronting it. It isn't that you can't confront it; it isn't that you've lost - you have lost the ability to confront it. It's simply that it isn't there! Isn't that right?

Что ж, где сейчас находится эта вещь? Не давайте волю заряду горя; у нас нет одиторов для аудитории. Где находится сама эта вещь? Вы не знаете. Боже мой, вы определенно были ребенком, который все ломал, не так ли? Но на самом деле вы не конфронтируете эту вещь сейчас, не правда ли? И дело не в том, что вы не можете ее конфронтировать; дело не в том, что вы потеряли... что вы потеряли способность конфронтировать ее. Просто этой вещи нет! Так ведь?

Audience: Yes.

Аудитория: Да.

Well, you know you can get so upside down about this that you believe that you can't confront anything. If you can't confront a boss, it's usually simply because you - sometime up and down the track, you've been missing bosses. How do you like that? You know, although it's traditional in the Anglo-American forces to hate officers, it's probably because there aren't many of them. In fact, I've looked around and found almost none, particularly since the last war. They died out two or three generations ago, I think. Oh, that was gentlemen. Excuse me.

Что ж, вы можете перевернуть все это с ног на голову и полагать, что не можете ничего конфронтировать. Если вы не можете конфронтировать своего начальника, то обычно это имеет место просто потому, что у вас... в различные моменты на траке у вас не было начальников. Как вам это? Знаете, хотя в англо-американских вооруженных силах стало традицией ненавидеть офицеров, причина, по которой это происходит, вероятно, заключается в том, что их не так много. Я посмотрел вокруг и не обнаружил практически ни одного, в особенности со времени последней войны. Я думаю, офицеры вымерли еще два или три поколения назад. О, я имел в виду – джентльмены. Прошу прощения.

Here's this fact, however, that somebody says he cannot confront authority. Well, there isn't very much authority around, to tell you the truth. Somebody snaps and snarls at you, you think you have to hang your head. Why do you think you have to hang your head? Why do you have to go „Nannah“? Why don't you just answer up with a cheery „aye, aye“? Hm? It sounds like an interesting thing to do.

Тем не менее мы сталкиваемся с тем, что кто-то говорит, что он не может конфронтировать представителей власти. Что ж, честно говоря, нам не так уж и часто встречаются представители власти. Кто-то рявкает и рычит на вас, и вы думаете, что вы должны повесить голову. Почему вы думаете, что вы должны повесить голову? Почему вы должны сказать: «Нээээ»? Почему бы вам не ответить весело: «Есть, сэр»? А? Эта мысль кажется интересной.

Boss comes in and he says, „Hoo-doo ho, ho, ho,“ and other things that bosses are reputed to say, you know? Ah, now you're just being a victim of „now-I'm-supposed-to“; you're supposed to go like this, see? You're supposed to duck. Now, you're supposed to not quite look him between the eye.

Вот приходит начальник, и он говорит: «Ууу-дуу, у, у, у» – и всякие другие вещи, которые полагается говорить начальникам, понимаете? О, теперь вы просто жертва этого «а теперь я должен»; вы должны находиться в таком состоянии, понимаете? Вы должны склонить голову. Вы не должны смотреть ему в глаза.

Every once in a while, somebody gets absolutely flabbergasted in the HASI, you know? They crank their nerve up, see? There's something going wrong; there's a particle moving incorrectly in the comm lines. Happens every now and then, let me assure you. Sometimes you're the particle. And this particle's moving incorrectly and this poor staff member has just stood it, see, you know? Stood it, stood it. He keeps holding on to himself and saying, “Why? Why does the Director of Administration permit this sort of thing?“ and goes on handling misrouted particles, you know. And he says - says, „Well, I'll tell him. I'll tell him.“ And gets worked right up to it, opens the office door, goes in, and says, „Why do you permit these particles to move this way on this line!“

Время от времени какой-нибудь человек в МАСХ приходит в полное недоумение, понимаете? Ему приходится набраться мужества, понимаете? Что-то идет не так; по коммуникационным линиям движется какая-то частица, и это происходит каким-то неправильным образом. Такое случается время от времени, могу вас уверить. Иногда этой частицей являетесь вы. Так вот, эта частица неправильным образом движется по коммуникационным линиям; и вот этот бедный сотрудник выдержал это, понимаете? Он выдержал это, он выдержал это. Он держит себя в руках, и думает:

Director of Administration says, „What particles?“

«Почему? Почему начальник административного отделения позволяет, чтобы такое происходило?», и затем он обрабатывает эти неправильно направленные частицы. Он думает... он думает: «Ладно, я ему скажу. Я ему скажу». Он набирается мужества, открывает дверь кабинета, входит и говорит: «Почему вы позволяете, чтобы эти частицы двигались таким образом по этой линии!»

Fellow says, „These invoices for ruddy rods.“

А начальник административного отделения спрашивает: «Какие частицы?» И парень отвечает: «Эти инвойсы на хвиндихрюлины».

„What about them?“

«А что с ними?»

„Well, I have to handle them with four separate motions when it only needs one!“

«Ну, для того чтобы обработать их, мне приходится выполнять четыре разных движения, тогда как требуется только одно!»

„How? Well, let's see. Yeah, well, you only have to handle that with one motion. We'll change it up the line here, and we square it up here,“ and he'll handle it with one motion. So, what the hell? Boy, you certainly lost a good opportunity to confront there, didn't you? Hm?

«Как? Давайте посмотрим. Да, чтобы обработать это, вам требуется сделать только одно движение. Мы изменим эту линию вот здесь, и приведем все в порядок вот здесь», и он будет обрабатывать эти частицы, совершая только одно движение. Так какого черта? Он определенно упустил удобный случай поконфронтировать, не так ли? А?

In other words, they get the idea that they mustn't ever even talk up, and when they do talk up, why, they find out nobody barks them down. It's just an idea of not being able to confront. Do you get the idea?

Другими словами, у человека возникает идея, что он никогда не должен даже открывать рта, а когда он действительно его открывает, он обнаруживает, что никто не нападает на него. Просто у него есть идея, что он не способен конфронтироватъ. Вы понимаете?

Audience: Yes.

Аудитория: Да.

Hm?

А?

And once in a while they do this to me - although most staff feels - can talk to me about most anything, and often does. They go at it at a high scream sometimes, you know, just come in and practically beating the desk and so forth. They seldom go this high, you know. Then they walk out and said, „Well, I'll be fired. I'm finished. Scientology, done; I'm through. Certificates will be cancelled, thrown away Probably throw the body in the nearest garbage can. I wonder where the arrows are that point to the nearest between-lives area. And he'll probably zap me, you know,“ and so forth.

Иногда так поступают со мной... хотя большинство сотрудников чувствуют... что могут поговорить со мной практически о чем угодно, и зачастую так и происходит.

And then they say, „What'd he say? And what was he doing saying 'Good'? And what was he doing saying 'I'll look into it'? What was that all about?“ Practically spins them sometimes, you know? And all of a sudden they find out they can say anything they please and it doesn't cost them anything and after that they start communicating and doing a job. It's an interesting thing to discover.

Иногда кто-нибудь начинает пронзительно кричать, знаете; он просто заходит и чуть ли не стучит кулаком по столу и так далее. Но до этого дело доходит редко. И потом этот человек уходит и думает: «Меня уволят. Для меня все кончено. На Саентологии можно поставить крест. Я покончил с этим. Мои сертификаты отменят, их выбросят. Я, наверное, брошу тело в ближайший мусорный контейнер. Интересно, где же указатели, которые показывают, как попасть в ближайшую область между жизнями. Он, наверное, и мокрого места от меня не оставит» – и так далее.

First sergeants and other people, petty officers, very often cultivate quite the opposite idea. They say, „If you ever open your mouth in my direction, I know I must cure you of confronting in order to have an efficient crew member or efficient soldier,“ see? „Unless people have been cured totally of confronting, why, they are no good.“ Stable datum for the society. „If people are permitted to confront authority, why, they'll bash the whole thing in the head, you know? No telling what would happen if all the troops could confront the general.“

А потом он говорит: «Что он сказал? Что он имел в виду, когда сказал "хорошо"? И что он имел в виду, когда сказал: "Я посмотрю, что там"? Что все это значит?» Иногда это чуть ли не сводит человека с ума, понимаете? И совершенно неожиданно он обнаруживает, что он может говорить все, что ему захочется, и ему за это ничего не будет, и после этого человек начинает общаться и выполнять свою работу. Это интересное открытие.

I tell you what'd happen: they'd just win all of the victories that were in sight, that's all. That's what they'd do. They're only some good to you when they can confront something. Why don't you let them start in with you? It's a good idea.

Сержанты и другие люди, старшины очень часто навязывают совершенно противоположную идею. Они говорят: «Если ты скажешь хоть одно слово в мою сторону, я знаю, что я сделаю: я должен буду отучить тебя конфронтировать, чтобы ты стал эффективным членом команды или эффективным солдатом», понимаете? «Если людей не отучить полностью конфронтировать, от них не будет никакого толку». Стабильное данное для общества. «Если людям позволять конфронтировать представителей власти, то люди нанесут удар по всей этой системе. И кто знает, что произойдет, если все солдаты будут конфронтировать генерала».

People come in with complaints; they've buttoned these up, they've managed to get their nerve up, they've actually - went out and took a couple of quick shots of scotch, and they come in and they lay this complaint knowing they're going to be blasted out of the chair, and there's no blast. Well, that too, is a letdown. It gives - it gives less blast to confront.

Я скажу вам, что произойдет: они просто будут одерживать победы во всех сражениях, вот и все. Вот что произойдет. Вам от них есть какой-то прок, только когда они могут что-то конфронтировать. Почему бы вам не позволить, чтобы они начали с вас? Это хорошая идея.

But the truth of the matter is that the belief that one cannot confront does not rest on his own ability to confront. His own ability to confront is obviously infinite, isn't it? Now I want you to think of something that you couldn't possibly ever confront. Come on, think of it. Never in this world, ever in any other world, not even if you could go back up and down the time track could you confront it. Come on, think of something. We could spend the rest of the congress here, by the way, asking the same question. This is one of those trick questions.

Человек приходит с жалобой. Он решился на это, ему удалось взять себя в руки, он даже выпил парочку рюмок виски; и вот он заходит и выкладывает свою жалобу, зная, что его уволят, но ничего такого не происходит. Что ж, это тоже своего рода разочарование. Ему приходится конфронтировать меньше.

You ask somebody - I'll tell you a trick auditing question. This is good coffee shop auditing. There is good coffee shop auditing, by the way. We just never let students in on it so they use regular processes to audit in the coffee shops, you know? And They go in for fish and chips and sit there at the table and audit real processes, and they shouldn't do that because there's perfectly good coffee shop processes. And you can leave a person hung up in them and everything.

Но убежденность в том, что вы не способны конфронтировать, не основана на вашей реальной способности конфронтировать. Ваша реальная способность конфронтировать, очевидно, безгранична, не так ли? Я хочу, чтобы вы подумали о чем-то, что вы ни за что не смогли бы конфронтировать. Давайте, подумайте об этом. Что-то, что вы ни за что не сможете конфронтировать в этом мире, что вы ни за что не сможете конфронтировать в любом другом мире, даже если бы вы могли перемещаться по траку туда-сюда. Давайте, подумайте о чем-то таком. Кстати, мы могли бы потратить все оставшееся время конгресса на то, чтобы задавать этот вопрос. И это как раз один из таких хитрых вопросов.

But here's one of them, is „Look around here and find something that is unknown.“ That's the most gorgeous process. Here's another one: „Look around here and find something which is uninteresting.“ That's the most wonderful process you ever saw. I mean, it's one of These processes that never gets answered. See, he looks around and he says, „Well, that's a - well, I don't know, you know...” One of these fabulous things.

Вы спрашиваете человека... я дам вам один хитрый вопрос одитинга. Это хороший «одитинг за чашечкой кофе». Есть хороший «одитинг за чашечкой кофе», между прочим. Мы просто никогда не рассказываем об этом студентам, так что, когда они проводят «одитинг за чашечкой кофе», они используют обычные процессы, понимаете? Они заходят куда-нибудь пообедать, покупают рыбу с картошкой, садятся за столик и начинают проводить другому настоящие процессы, но им не следует этого делать, поскольку существуют совершенно замечательные процессы для «одитинга за чашечкой кофе». И когда вы их проводите, вы можете оставить человека зависшим в середине такого процесса и все такое.

Well, confrontingness comes under this heading something you could not possibly confront, see. You'd fish for it in vain. If you don't believe it. and I don't ask you to believe it; if it's true for you it's true and if it's not true for you it isn't true. Try and find something that it is impossible to confront, and after you get mired down totally, find an auditor. It'll wind you up in the soup if you pursue this thing infinitely without an auditor. Why? Because there were times when you must have believed that you couldn't confront something, otherwise you would never have joined the army or done other foolish things. Not that there's anything wrong with joining the army. The only thing wrong with joining the army is that you're in it.

Но вот один из этих процессов: «Посмотрите вокруг и найдите что-то неизвестное». Это самый великолепный процесс. Вот еще один: «Посмотрите вокруг и найдите что-то неинтересное». Это самый замечательный процесс, который вы только видели. Я имею в виду, что это один из тех вопросов, на которые вы никогда не получаете ответ. Понимаете, человек смотрит вокруг и говорит: «Ну, эта... ну, я не знаю, понимаете...» Такая вот великолепная штука.

It's not that you should be all out for peace; you shouldn't be. I can't consider anything more boring than to have totally peaceful existence. The only thing wrong with war is wait, as far as I'm concerned. That's just personal opinion. When there's something happening, there's something to confront, and when there's nothing happening it's just handfuls of nowhere. You say, „Well, way over there someplace there's something to confront, you know? And if they just let me go here then I would go like a hot rocket in that direction and I'd be able to stand there and confront it.“ Of course, when you get there, you find out what you're being asked to confront is a bullet or something like this. You're not able to go in and tell the enemy what you think of him. Next war I go to I'm going to get one of these megaphones. Anyway...

Так вот, конфронтирование относится к следующей категории: что-то, что вы ни при каких обстоятельствах не можете конфронтировать, понимаете. Вы будете тщетно пытаться найти что-то такое. Если вы не верите... и я не прошу вас поверить. Если что-то является правдой для вас, то это является правдой, а если что-то не является для вас правдой, то это неправда. Попытайтесь найти что-то, что невозможно конфронтировать, если вы совсем завязните, найдите одитора. Если вы будете продолжать до бесконечности заниматься этим без одитора, то в конце концов у вас начнутся неприятности. Почему? Да потому, что у вас, вероятно, были моменты, когда вы считали, что вы не можете что-то конфронтировать, иначе вы никогда не пошли бы в армию и не совершили бы другие глупые поступки. Не то, чтобы со вступлением в армию было что-то не так. Единственное, что не так, – так это то, что вы в армии.

The idea behind it is that man makes a game out of having possessions which go to pieces if they confront certain things. Now, let's go work out on the body side of it and talk about possessions for a moment. This might be more real to you. We start to confront the mains, see, and so we take - you better - better do this careful experiment. If you do this, you'll find out something about the body. You take and wrap a piece of copper wire around each of two fingers, see, and then shove them into the light plug, you see, and don't draw them out for a while. And then look at your fingers, and you'll find out they've been damaged. And if you're proud of this possession called hands and if you're very artistic in handling things and so forth, why, you'll no longer be able to excite the envy of your friends or sit down at the piano or something of that sort, you see? And that teaches you not to what? Not to confront things or not to let your body confront things? Which does it teach you? Not to let your body confront things.

Дело не в том, что вы должны ратовать за мир; вы не должны. Я не могу представить себе ничего более скучного, чем существование в полном мире и спокойствии. Единственное, что не так с войной, – это ожидание; такова моя точка зрения. Это всего лишь мое личное мнение. Когда что-то происходит, у вас есть что конфронтировать, а когда ничего не происходит, вы имеете дело просто с кучей «нигде». Вы говорите: «Ну, где-то там далеко есть что-то, что нужно конфронтировать, понимаете? Если только мне разрешат туда отправиться, то я помчусь во весь опор. и я смогу стоять там и конфронтировать». Конечно, когда вы оказываетесь на месте событий, вы обнаруживаете, что вас просили конфронтировать пули или что-то в этом роде. Вы не можете пойти и сказать врагу все, что вы о нем думаете. В следующий раз, когда я окажусь на войне, я возьму мегафон. Ну как бы то ни было...

Now, of course, a lot of people go around and say, „Well, that is the - a good excuse not to have a body. And that's why I'm trying to make nothing out of this body, so that this won't happen. So therefore, if I chop this body to pieces and mess it all up, then it won't ever get messed up or chopped to pieces.“ You work this out; I can't. It doesn't equate.

Идея, которая стоит за всем этим, заключается в том, что человек создает для себя игру: у него есть что-то, чем он владеет, а если он будет конфронтировать определенные вещи, тогда то, чем он владеет, разлетится в пух и прах. Так вот, давайте рассмотрим такой аспект, как тело, и давайте немного поговорим о вещах, которыми вы владеете. Возможно, это будет более реально для вас. Например, мы начинаем конфронтировать электрическую сеть, понимаете, и мы берем... вам следует... вам следует очень тщательно провести этот эксперимент. Если вы сделаете это, то вы узнаете кое-что о теле. Возьмите два кусочка медной проволоки, примотайте один к одному пальцу, а другой – к другому, затем засуньте их в розетку и не вынимайте в течение некоторого времени. А потом посмотрите на свои пальцы, вы увидите, что они повреждены. И если вы гордились этими штуками, которые вам принадлежат и которые называются руками, и если вы очень артистично делали какие-то вещи и так далее, то вы больше уже не сможете вызывать зависть своих друзей или играть на пианино или делать что-то такое, понимаете? И это научило вас тому, что вы не должны делать чего? Не должны конфронтировать или не позволять конфронтировать своему телу? Чему это вас научило? Не позволять конфронтировать своему телу.

So here's this thing called confrontingness. What is this thing called confrontingness, then? It comes down to defense and protection, problems of defense and protection. But that even - doesn't even have to enter into auditing to any great degree, if you don't want it to.

Конечно, есть много людей, которые говорят: «Ну, это... хорошее оправдание, чтобы не иметь тело. Поэтому я и пытаюсь превратить его в ничто, чтобы этого не произошло. Следовательно, если я изрублю это тело на кусочки и приведу его в ужасное состояние, то его уже нельзя будет привести в ужасное состояние или изрубить на кусочки». Вот и разберитесь. Я не могу. У меня не увязывается одно с другим.

You get the first clearing process, 1947, which I phrase this way: I gave the person confidence in looking at pictures. I showed him he could look at pictures. I would have him go out of the room and walk in and look at the room and then sit down, close his eyes and get the picture momentarily that he saw as he walked in the. room. And then we would go over the picture several times, and what do you know? It would disappear. This we call erasure, very improperly, I assure you. This is not erasure. So there's an improper phrase in Dianetics. It's an ability to confront up to a point where there is no necessity to have it. And all anybody evidently is trying to do is prove that he can confront something by having a picture of it, and that's about all there is to it.

Итак, у нас есть эта штука, называемая конфронтированием. Так что же представляет собой конфронтирование? Конфронтирование сводится к защите и охране, к проблемам, связанным с защитой и охраной. Но это не... это даже необязательно должно присутствовать в одитинге, если вы не хотите этого. У нас есть первый процесс клирования, процесс 1947 года, и вот его описание: я давал человеку уверенность в том, что он может смотреть на картинки. Я показывал ему, что он может смотреть на картинки. Я заставлял его выйти из комнаты, затем войти, оглядеть комнату, сесть, закрыть глаза и получить на мгновение картинку того, что он увидел, когда вошел в комнату. И затем мы просматривали эту картинку несколько раз, и что бы вы думали? Она исчезала. Мы называем это стиранием, хотя это совершенно неправильно, поверьте мне. Это не стирание. Так что в Дианетике существует неправильная формулировка. Это способность конфронтировать что-то до тех пор, пока у вас больше не будет необходимости иметь это. Все, что вы, по-видимому, пытаетесь сделать, – это доказать, что вы способны конфронтировать что-то, имея картинку этого; вот, примерно, и все, что можно об этом сказать.

So, I used to take somebody and I'd have him, by various mechanisms, get a lock, you know, a little, light mental image picture, maybe a lock, you know, on some experience that he had had, and get him to confront it. Only I'd get him to have confidence in being able to get the picture. And then I would cultivate sonic in the picture. I would cultivate perceptics of other types, tactile, so forth. And I'd get him to be able to confront this whole thing in picture form.

Так что, я брал кого-нибудь и с помощью различных механизмов добивался, чтобы он нашел лок, маленькую, легкую умственную образ-картинку. Это мог быть какой-нибудь лок, связанный с тем, что этот человек когда-то пережил. И я заставлял его конфронтировать этот лок. Но я добивался, чтобы у него появилась уверенность в отношении того, что он может получить картинку. Потом я добивался, чтобы в этой картинке появился соник. Я добивался, чтобы у него появились другие восприятия: тактильное и так далее. Я добивался, чтобы он был способен конфронтировать все это в виде картинки.

Now I'd have him get another picture. Oh, this'd take hours and hours and hours and hours. I'd coax him into confronting another picture and another picture and another picture, and pretty soon we'd pick up some sad moment in his lifetime when he'd just left and we'd get a picture of that. Usually this one would be black as ink, see, all messed up, so forth. And I'd find out what part of that he could look at, you see. And we'd gradually develop bits and pieces of this bit of ink, and it would turn out at first with a kind of a foggy two-dimensional black and white, you know? And then we would develop the emotional context of it, and the next thing you know, he'd spill tears like Niagara Fal1s. I wouldn't pay any attention to spilling tears. I'd just say, „now, let's find the grief in this thing until we can see the grief in it.“ The next thing you know, why; he could observe the grief and feel it or not, as the case may be, and he would be able to confront that grief. And he almost invariably found it was somebody else's grief in the picture. He was crying somebody else's tears, which is quite, quite remarkable. And he would never realize it until he'd run this what we call a secondary, see?

Затем я просил его, чтобы он получил еще одну картинку. О, на все это уходило много, много, много времени. Я уговаривал преклира, чтобы он начал конфронтировать еще одну картинку, и еще одну, и еще одну, и довольно скоро мы находили какой-то печальный момент в его жизни, когда он просто ушел... и мы находили эту картинку. Обычно такая картинка была черной, как сажа, понимаете; она представляла собой полную неразбериху и так далее. И я спрашивал преклира, на какую часть этой картинки он может смотреть, понимаете. И постепенно он восстанавливал эту черную, как сажа картинку, кусочек за кусочком; поначалу она выглядела как какая-то мутная двухмерная черно-белая картинка, понимаете? Потом мы восстанавливали эмоциональное состояние, которое сопутствовало происходящему, и у преклира вдруг начинали течь ручьем слезы. Я не обращал никакого внимания на слезы. Я говорил: «Итак, давайте найдем горе в этом инциденте, ищите, пока не увидите в нем горе». И неожиданно преклир находил горе, он мог чувствовать его, а мог и не чувствовать, в зависимости от обстоятельств, и он становился способен конфронтировать это горе. И почти в каждом случае преклир обнаруживал, что в картинке содержалось горе кого-то другого. Это были слезы кого-то другого, что очень, очень удивительно. Но он не осознавал этого, пока не проходил то, что мы называем вторичной инграммой, понимаете?

And then we'd get the knife nicely sharp and we'd stick its point into the most obvious engram that contained pain and unconsciousness we could find and we would bring it up into view and get him to have confidence in looking at it. I never used the word confront. This makes this whole thing translatable. We can talk about it now; we've got this word confront. That means things. It never occurred to me. So, he could have confidence in looking at the picture, you see, and we'd take bits and pieces of this painful experience and one moment, why, he'd be feeling the whole injury again and then we'd get him to look this over. Now, I wasn't ever restraining him from feeling the injury. All I was trying to do was get him to look at the incident, totally. And we would again develop sonic and visio, and boy that took auditing. You practically had to stay in there with one knee on his chest right about that minute. And it was probably - I got away with it because I was just bigger than my preclears. One answer to smooth auditing. Anyway, didn't occur to them to get out of the chair.

И затем мы как следует затачивали острие ножа и вонзали его в самую явную инграмму, содержащую боль и бессознательность, которую мы только могли найти; мы вытаскивали ее в поле зрения и добивались, чтобы у преклира появилась уверенность в том, что он может на нее смотреть. Я никогда не использовал слово «конфронтировать». Благодаря ему все это можно объяснить. Теперь мы можем говорить об этом; у нас есть это слово «конфронтировать». Оно имеет определенные значения. Мне никогда не приходило это в голову.

Because you start developing sonic, hearing the sound again of an incident of the past in an area where a fellow has had his silly head caved in and he will of course start picking up the full somatic of having had his head kicked in. And you just have to keep that knee on his chest and let him get a head kicked in. that's all. That's it. And you'd eventually get him to a point where he could confront various parts of getting his head fractured. And then confront being unconscious, and he'd finally come up with some big cognition like „You know the reason I went unconscious?“

Итак, у преклира была уверенность в том, что он может смотреть на картинку, понимаете, и мы брали кусочки этого болезненного опыта; в какой-то момент преклир снова начинал ощущать всю травму целиком, и мы рассматривали все это. Я никогда не старался удерживать его от того, чтобы он ощущал травму. Все, что я пытался сделать, – это добиться, чтобы он смотрел на инцидент в полной мере. И мы, опять же, восстанавливали соник и видео; бог ты мой, какого же одитинга это требовало. В этот момент, можно сказать, приходилось встать коленом ему на грудь. Возможно, это... мне сходило это с рук, просто потому что я был крупнее, чем мои преклиры. Это один из факторов, благодаря которому одитинг проходит гладко. Как бы то ни было, у преклира не возникало мысли встать с кресла и уйти.

„What's that?“

Ведь когда вы начинаете восстанавливать соник, когда вы начинаете добиваться, чтобы преклир снова услышал звук, содержащийся в инциденте из прошлого, в том месте, где ему проломило его глупую голову, он, конечно, начнет ощущать все соматики, которые этому сопутствовали. И вам просто приходится встать коленом ему на грудь, чтобы он ощутил, как у него проламывается голова, вот и все. Это все. В конце концов вы приводите его в такое состояние, когда он может конфронтировать различные части этого инцидента, в котором у него была пробита голова, а затем конфронтировать состояние бессознательности; и в конце концов у него возникнет какое-нибудь значительное озарение типа: «Знаете, почему я впал в бессознательность?»

„Well, I just couldn't look at it anymore. I just quit; I just backed out on the whole thing.“ And of course I would accommodatingly say, „No?“ you know.

«Почему?»

Truth of the matter was that the more he could confront, the more he was able to confront. But something happened in 1947 that I couldn't explain for ten years: what happened to the rest of the bank? Once I'd done this, fixed him up so he could confront a lock, fixed him up so that he could confront charges of grief and misemotion and anger and things like this; after he was in a state where he could confront a painful picture with full sonic and visio and tactile and effort and everything else that was in the picture, bank disappeared. I had a Clear! Perfectly stable Clears. But I thought that was all there was to the bank. Hence, my later discoveries of the birth engram, of prenatals, of all sorts of incomprehensible things, of past lives. I was perfectly willing to discover these things. I was very interested in them. But where did it go, where did it end, how many pictures were there? And I got totally befuddled by the whole thing, because it was just so much. I got trapped into the idea of quantity.

«Ну, я просто не мог больше на это смотреть. Я просто ушел от этого; я просто начал уклоняться от всего этого».

But about that time I said, „Well, no matter how long it takes, I just better settle down and map the whole track from one end to the other and find everything there is in the mind - circuits and machinery and valences and anything else that might be in the mind”. Get the definitions of the physical universe, work this thing out. Get an actual working definition of life and, you know, went on and on and on. If we'd quit right there, actually, we wouldn't have been - ever been able to have understood it. And we would've been in the position of the fellow, the mystic he was a great master, who was teaching a neophyte, and the position of the neophyte is the one we're interested in. And he used to - the master used to teach this neophyte all about mysticism and demons and devils and everything. But when he would come in the room to teach his class, why, he would tie a cat to the bedpost. He'd tie the cat to the bedpost and he'd sit down and he'd teach this neophyte about mysticism, demons, devils and so forth.

И тогда я, конечно, любезно отвечал: «Да что вы говорите!»

So, the years went along and the neophyte decided that he was now a master and he decided to teach a new neophyte mysticism and demons and devils and everything. So, he says, „Now, the first thing we do is tie a cat to the bedpost.“ But we would've been in that position. In other words, any deviation from this would've brought about a flop. Why? Because we didn't have a total understanding. I didn't have a total understanding of what was happening. I thought that was all the bank there was! I made Clears, but I didn't understand why people got Clear.

На самом деле чем больше вещей преклир мог конфронтировать, тем в большей степени повышалась его способность конфронтировать, но в 1947 году происходило то, чему я не мог найти объяснение на протяжении десяти лет: куда девалась остальная часть банка? Когда я делал все это, когда я приводил преклира в такое состояние, что он становился способен конфронтировать лок, когда я приводил его в такое состояние, что он становился способен конфронтировать заряды горя, неадекватные эмоции, гнев и тому подобные вещи; когда преклир становился способен конфронтировать картинку, содержащую боль, а также все восприятия, включая соник, видео, тактильное восприятие, усилие и все остальное, что содержалось в картинке, банк исчезал. Человек становился клиром! И это состояние было совершенно стабильным. Но я думал, что это все, что представляет собой банк. Отсюда мои более поздние открытия инграммы рождения, пренатальных инграмм, разного рода непостижимых вещей, прошлых жизней. Я был совсем не против обнаружить все это. Это вызывало у меня сильный интерес. Но куда все это уходило, где все это заканчивалось, сколько картинок там было? Все это совершенно сбивало меня с толку, потому что этого было слишком много. Меня ввела в заблуждение идея о количестве.

& They didn't, they had proven to me and to them that they were able, we can say today, to confront mental image pictures, so they didn't have to have any more unless they put them there, you see? And they had no more reactive pictures because they could confront them all. And they didn't any longer have any need to confront them. There was no necessity to confront them. And if they felt like confronting them they could still put them back there again, you get the idea?

Но примерно в то же время я решил: «Неважно, сколько времени это займет, мне просто нужно сесть и составить карту полного трака от начала до конца и найти все, что есть в разуме: контуры, умственные машины, вэйлансы, – все, что угодно, что может быть в разуме. Мне нужно найти дефиницию физической вселенной, и разобраться со всем этим. Найти настоящую работающую дефиницию жизни» – и так далее, и так далее, и так далее. На самом деле если бы мы остановились в тот момент, мы не смогли бы... мы бы так и не смогли понять все это. Мы оказались бы в таком же положении, в каком находятся мистики: это были великие учителя, которые учили неофитов, а нас интересует именно положение неофита. И он... учитель обучал этого неофита мистике и рассказывал про демонов, дьяволов и всех остальных. Но когда он входил в комнату, где сидел его ученик, он привязывал кота к ножке кровати. Он привязывал кота к ножке кровати, садился и обучал этого неофита мистике, рассказывая о демонах, дьяволах и так далее.

& You only had to get them able to confront the worst varieties, the worst things that they could imagine in the current lifetime, and they said, „Well what the dickens. We could put these back, or have them or not have them as the case may be, we don't have to worry about it anymore.“ So they were clear. Get the idea?

И так шли годы, и в какой-то момент этот неофит решал, что теперь он должен стать учителем и обучать мистике какого-нибудь другого неофита, рассказывать ему о демонах, дьяволах и всех остальных. Так что он говорил: « Первое, что нужно сделать, это привязать кота к ножке кровати». Что ж, мы могли бы оказаться в таком положении. Другими словами, любое отклонение могло бы привести к полному провалу. Почему? Потому что у нас не было полного понимания. У меня не было полного понимания того, что происходило. Я думал, что это все, что представляет собой банк! Я делал людей клирами, но я не понимал, почему они становятся клирами.

All right, I tried to teach somebody else about this and I don't know the mainspring, see? I don't know exactly what the combination is. If that spotlight were to turn red at this moment, it could show that my face got red at that time. I was rather red-faced last year to find out that I hadn't known exactly what I was doing in 1947 when I made Clears. The remarkable thing about it is, in some unknowing, blundering way, I did know, but I couldn't phrase it. I couldn't describe it. And the more auditors I tried to teach in those earlier days - the more auditors I tried to teach, well, the more I fumbled it because I'd Q-and-A with them. See, they'd say, „Well, I did just what you said and nothing happened.“

Ладно, я пытался обучать этому других людей, но я не знал, какова основная пружина этого механизма, понимаете? Я не знал кодовой комбинации. Если бы этот прожектор сейчас загорелся красным светом, то вы увидели бы, каким красным было мое лицо. В прошлом году я довольно сильно залился краской, когда обнаружил, что я не знаю, что же именно я делал в 1947, что приводило людей к состоянию клир. Но вот что удивительно: каким-то образом, сам того не осознавая и как бы двигаясь на ощупь, я действительно знал это, но я не мог это сформулировать. Я не мог это описать. И чем больше одиторов я пытался обучать в тот ранний период... чем больше одиторов я пытался обучать, тем хуже у меня это получалось, потому что я вступал в В-и-О с ними. Понимаете, они говорили: «Ну, я сделал то, что вы сказали, но ничего не произошло».

I wasn't smart in those days. Boy, I got - they smartened me up. Some of them are here right now that helped smarten me up, too, And this was the case, however. I would say, „You do so-and-so and so-and-so and so-and-so,“ and they would come back and they say, „I did so-and-so and so-and-so and so-and-so, but nothing happened.“ And I'd groan, and I'd say, „Well, we have to figure something else out.“

В то время я был не очень сообразительным. Бог ты мой, я... они заставили меня поумнеть. Некоторые из тех, кто заставил меня стать более сообразительным, присутствуют здесь в данный момент. Это действительно так и было. Я говорил: «Вы должны сделать то-то и то-то, то-то и то-то». Потом одитор возвращался и говорил: «Я сделал то-то и то-то, то-то и то-то, но ничего не произошло». И я тяжело вздыхал и думал: «Что ж, нам нужно придумать что-то еще».

So I would give them a newer and a better one, got it? A newer and better one. Well, within the last year I've gotten smarter. I don't give them a newer and better one these days. They come back and they say after I gave them this, and they say, „Well, I did it. It doesn't work.“

Так что я предоставлял одиторам что-то новое и усовершенствованное, понимаете? Что-то новое и усовершенствованное. Что ж, за последний год я поумнел. Сегодня я не предоставляю одиторам ничего нового и усовершенствованного. Одитор возвращается и говорит, после того как я дал ему что-то... он говорит: «Ну, я сделал это. Это не работает».

I say, „What didn't work?“

Я спрашиваю его: «Что именно не сработало?»

„Oh, what you told me.“

«Ну, то что вы сказали мне сделать».

„What did I tell you?“

«А что я сказал вам?»

„Well... well, you said, you said - um - you said you'd got the person to get a lock and then you'd fit it in a keyhole, see, and then - I don't know. What did you say?“

«Ну... ну, вы сказали, вы сказали... э... вы сказали, что вы просите человека найти лок, и потом вы подгоняете его под замочную скважину*Примечание переводчика: здесь ЛРХ использует игру слов. В английском языке слово «лок» (lock) означает также «замок»., а потом... я не знаю. А что вы сказали?»

And that's what I should’ve said eleven years ago. „What did I tell you?“ See? Because when it didn't work, they didn't hear. And we've got an awful case of deafness that's been going on.

Вот что мне следовало бы спросить одиннадцать лет назад. «Что именно я вам сказал?» Понимаете? Поскольку если что-то не сработало, значит, одитор не слышал меня. Мы имели дело с полной глухотой.

Well, you cure a case of deafness in various ways, and the first way is to find out yourself what you're doing. It took me a very long to time to find that out.

Вылечить глухоту можно разными способами. Первый способ заключается в том, чтобы самому понять, что ты делаешь. Мне потребовалось много времени на то, чтобы понять это.

You know, it's one thing to feel something is true and quite another thing to phrase it, to express it. Have you ever had that? Well, when you move out of feelingness into articulateness, you make a big gain. And it - really - if somebody had been doing this job other than myself who was much smarter than I was, it'd been more desirable because it wouldn't have taken him ten years to find out what to say in order to make people understand, see? And if I was a little brighter, why, we could've done it a lot faster, but you're hung with the fact that I'm just stupid. Get the idea? That's about what it amounts to.

Понимаете, одно дело – чувствовать, что что-то является истиной, и совсем другое – сформулировать это, выразить словами. Вы когда-нибудь сталкивались с этим? Когда вы можете четко выразить что-то, что вы чувствуете, вы делаете большой шаг вперед. И это... на самом деле... если бы это сделал кто-то другой, кто-то гораздо более сообразительный, чем я, то это было бы гораздо лучше, потому что ему не нужно было бы десять лет, чтобы определить, что именно нужно говорить людям, чтобы они понимали вас, видите? И если бы я был немного умней, то мы могли бы сделать все это гораздо быстрее, но вас тормозит просто моя глупость. Понимаете? Вот примерно и все, что можно об этом сказать.

Now, the funny part of it is that in the process of cooking up these new things all the time, oh, we just found out about all kinds of things. We found out about lots of things, you see? And we got what appears to be almost the total scope of beingness, at least for this universe and beings in it. Boy, what we don't know about the mind and its anatomy and that so - it isn't worth writing down. There's a big chest down to the HASI - there's a big chest, there used to be, anyway. Hardly anybody ever opened it, but it was a sort of a magic chest. Actually it contained nothing but lecture tapes by me that had been made to this class or the other class and so forth. And actually, that chest contains the best, most reliable research record of Dianetics and Scientology that is in Great Britain. Hardly anybody pays any attention to it. Some of the recordings are bad and that sort of thing. They get scattered around from time to time and recollected. But that's actually what they are.

Так вот, здесь есть кое-что забавное: в процессе постоянной разработки чего-то нового, мы узнавали о самых разных вещах. Мы узнавали о многих вещах, понимаете? И мы обнаружили то, что, по-видимому, составляет практически всю шкалу бытийности, по крайней мере для этой вселенной и обитающих в ней существ. Боже мой, чего только мы не знаем о разуме, о его анатомии и так далее... об этом даже не имеет смысла писать. В МАСХ есть большой ящик... такой большой ящик, и он там стоял. Вряд ли его кто-то открывал, но это был своего рода волшебный ящик. На самом деле в нем не было ничего, кроме записей моих лекций, которые делались то для одной группы студентов, то для другой и так далее. И на самом деле в этом ящике хранятся самые лучшие, самые достоверные исследовательские записи по Дианетике и Саентологии, которые только есть в Великобритании. Вряд ли кто-то обращает на них внимание. Некоторые из этих записей плохого качества. Время от времени они расходятся по разным местам, и потом их заново собирают. Но это на самом деле то, что в них содержится.

Boy, if there are any phenomena about the mind that you can't find in that chest, I would certainly like to know about it. And I really would like to know about it. You get the idea? We have just covered this universe. Now, this is me and thee, too, see? We have covered this universe. It's just some fantastic amount of bric-a-brac when you add it all up. Wow! Boy, what a thetan can't dream up isn't worth imagining. But actually, there are only five basic things that form this thing we call the mind. And those five basic things are simply these:

Если и существуют какие-то явления, связанные с разумом, о которых нет информации в этом ящике, то мне определенно хотелось бы о них узнать. Мне действительно хотелось бы о них узнать. Вы понимаете? Мы просто охватили всю эту вселенную. Это сделал я и вы тоже, понимаете? Мы охватили всю эту вселенную. Когда складываешь все это вместе, получается просто невероятная куча всякой всячины. Только подумать! Если тэтан не может что-то придумать, то это не стоит того, чтобы это придумывать.

These locks, which are analytically aware mental pictures, and the thoughts associated with them - this is a mind.

Но на самом деле существует лишь пять основных вещей, которые составляют то, что мы называем разумом. Вот эти пять вещей:

Secondaries, which are moments of misemotion: grief, apathy, so forth, and the thoughts connected with them. Mental image pictures containing misemotion and the thoughts connected therewith.

Локи, то есть умственные картинки, для которых характерно аналитическое осознание, и связанные с ними мысли... это разум.

Engrams, which is moments of pain and unconsciousness, and the thoughts connected therewith.

Вторичные инграммы, то есть моменты, когда человек испытывал неадекватные эмоции, горе, апатию и так далее, и связанные с ними мысли. Умственные образы-картинки, содержащие неадекватные эмоции, и связанные с ними мысли.

Circuits, which are really old valences of one kind or another, which inform and talk and which apparently put out thought. They're really parasitic circuits. You're talking into one phone booth and phoning it down to - up to Birmingham - let's say down to Birmingham and be different, shall we? And then you're getting them back in the next phone booth and you think they're brand new, only you just said them, you see. But this is a circuit. And there's these circuits and they apparently - they go off into various things: valences and demons and devils and all kinds of things, see that?

Инграммы, то есть моменты боли и бессознательности, и мысли, которые с ними связаны.

And then this additional thing incredibly enough, called machinery. Every once in awhile a student of Scientology will say; „Well, when you mean machinery, you know, you just got the idea of the bric-a-brac of the mind,“ you know. And one day he's sitting down in the chair and he's being audited, and all is going along very well, and all of a sudden he looks up and there's a big steam engine, you know; with wheels. And it's doing something, and it puts out thoughts this way and it shuttles pictures that way and it - you know? And he says, „When Ron says 'machinery,' he means 'machinery'.“ - It's a big shock to him that I mean what I say.

Контуры, которые в действительности являются старыми вэйлансами того или иного рода, и эти контуры сообщают человеку о чем-то, разговаривают с ним и, по-видимому, навязывают ему мысли. На самом деле это паразитические контуры. Вы находитесь в одной телефонной будке и звоните в... в Бирмингем... давайте предположим, что вы звоните в Бирмингем, для разнообразия. И потом это сообщение возвращается и вы получаете его в другой телефонной будке, и вы думаете, что это нечто совершенно новое, однако это то, что вы сами сказали, понимаете. Это контур. И в разуме существуют эти контуры, и они, очевидно... они могут иметь разный облик: вэйлансов, демонов, дьяволов и самых разных штуковин, понимаете?

Well, anyhow, that's right, though. Anybody here ever seen one of these things suddenly, you know? Look up and find things going? Once in a while, you find something that'll look like a clam bucket. It's going clomp, clomp, clomp, clomp, clomp, clomp. Every time you make up a picture, why, the clam bucket disposes of the picture, because the picture's liable to be harmful, and if - the way - best way to get the picture out of the road is to have a clam bucket arrangement which eats up and devours all the pictures. But then, of course, that makes a scarcity of pictures so you put another machine up over here which makes a lot of pictures, which feeds the clam bucket, which makes a lot of pictures. The mind's a wonderful thing.

И есть еще кое-что, что называется умственными машинами, как бы невероятно это ни звучало. Время от времени какой-нибудь студент, изучающий Саентологию, говорит: «Когда вы говорите об умственных машинах, вы имеете в виду просто всякую всячину, которая содержится в разуме». И вот в один прекрасный день он сидит в кресле, его одитируют, и все идет просто замечательно, и вдруг он поднимает голову и видит большую паровую машину с колесами. И она что-то делает, она выдает мысли таким-то образом и перемещает картинки таким-то образом, понимаете? И этот человек говорит: «Когда Рон говорит о машинах, он имеет в виду машины!» Для него это огромное потрясение – обнаружить, что, когда я говорю что-то, я имею в виду именно это.

And that's all there is in a mind. Well, if you call it a mind. A mind is a thing, you see. Now, to this you have to add the thing we call - which you call a thetan - which you call a „thetan“ and I call a „thetan.“ That's because we speak different brands of Greek.

Ну, как бы то ни было, все так и есть. У кого-нибудь из вас в поле зрения не появлялось ли что-нибудь подобное? Вы смотрите куда-то и обнаруживаете, что там что-то происходит? Время от времени вы обнаруживаете что-то наподобие грейфера. Он клац, клац, клац, клац, клац. Всякий раз, когда вы создаете картинку, грейфер избавляется от нее, потому что она может причинить вред, и если... самый лучший способ убрать картинки с дороги – это установить грейфер, который будет заглатывать и пожирать все картинки. Но в таком случае у вас, конечно, возникнет нехватка картинок, так что вы устанавливаете еще одну машину вот здесь, чтобы она создавала большое количество картинок, которые будут поступать в грейфер, в результате чего будет создаваться еще больше картинок. Разум это великолепная штука.

Now, here's this source-point; this source-point. And we found out eventually that was the person and that was all there was to him. He was a source-point for various things, thoughts, and he could generate things and he could consume things, so on. We thought - we found out that this was to whom we were speaking when we spoke to him. You get the idea? And we found that out and then we dissected and bisected this thing called life and found out that form carries on with the uniting of life and the physical universe. These two things unite in a certain form, and we get living objects. We get living, oh, insects and politicians and all kinds of things. Anyway...

Вот и все, что содержится в разуме. Если называть это разумом. Разум – это определенная вещь, понимаете? И к этой вещи вы должны добавить то, что мы называем... то, что вы называете тэтаном... то, что вы называете «тетаном», а я называю «тэтаном». Просто мы говорим на разных наречиях греческого.

And then we had this thing called the physical universe, and that's simply composed of matter, energy, space and time. And there, evidently, there - beyond the various combinations of this, there isn't anything else in it than that. And we got this thing knocked apart into these four broad categories for this universe and there're only five things in the mind - no wonder you have trouble finding things to confront! See? Now, the truth of the matter is it's very easy to confront these things.

Так вот, у нас есть эта точка-источник; эта точка-источник. В конце концов мы обнаружили, что это и есть человек, и это все, что представляет собой человек. Это точка-источник для различных вещей, мыслей, и он может создавать что-то и поглощать что-то и так далее. Мы думали... мы обнаружили, что это именно тот, с кем мы разговаривали, когда мы с ним разговаривали. Вы понимаете? Мы обнаружили это, а затем мы разделили на составляющие то, что называется жизнью, и обнаружили, что форма объединяет жизнь и физическую вселенную. Эти две вещи объединяются, образуя определенную форму, и мы получаем живые объекты. Мы получаем живых насекомых, политиков и всякие другие вещи. Ну да ладно...

But it isn't easy to confront something that you don't know whether you're confronting it or it's not confronting or it might not be there to confront, but you don't know what it is, and how you confront it you're not sure about and huhh! And that's the state of mind most aberrated people are in. In the first place, they don't know the anatomy of existence. They don't know the anatomy of people and minds, so how they - can they confront them? They don't even know they exist.

И еще у нас есть такая вещь, как физическая вселенная. Она просто состоит из материи, энергии, пространства и времени. И там, очевидно... кроме различных комбинаций этих элементов, в ней больше ничего нет. Так что у нас есть эти четыре общие категории, на которые разделяется все, что существует в этой вселенной, и пять составляющих разума... нет ничего удивительного в том, что вам было трудно найти что-то, что стоило бы конфронтировать! Понимаете?

You stop a fellow out in the street, and you say, „Have you got a mind?“ and he'll say, „Huh?“ We don't even get that far, you see? He'll say, „Well. what about a mind? What's this, a mind? I used to mind my father.“

На самом деле все эти вещи очень легко конфронтировать. Конфронтировать что-то становится трудно лишь в том случае, если вы не знаете, конфронтируете вы это или нет; или, может быть, этого не существует, и тогда вы не можете это конфронтировать; или вы не знаете, что это такое, и вы не можете точно сказать, как именно вы это конфронтируете, и хэээээ! В таком вот состоянии ума пребывает большинство аберрированных людей. Во-первых, они не знают анатомию существования. Они не знают анатомию человека и анатомию разума, так как же они... как они могут конфронтировать все это? Они даже не знают, что все это существует.

„No, no. We mean a mind, you know?“

Если вы остановите какого-нибудь человека на улице и спросите его: «У вас есть разум?», он ответит: «А?» Мы даже не заходим так далеко, понимаете? Этот человек скажет: «А что с разумом? Что это такое, разум? Я всегда разумел моего отца».

„Well,“ he says, „sure I've got brains. What's the matter with you?“

«Нет, нет. Я имею в виду разум, понимаете?»

Most people begin to think of their minds as brains. I've been trying and trying and trying to find a use for two things: my brain and my eyeballs. I could see so much better through the back of my head if I just didn't have eyeballs blocking these two holes. And it would be so much easier to sit in the middle of this skull here if there wasn't something around to confuse me about which was the middle of it. We're going to have to put together a Society for Empty Skulls and Eye Sockets, but then we'll have sculptors and aestheticists and - forming other societies, Societies for the Suppression of People who Suppress Eyeballs, you know, that sort of thing. It'd get pretty confusing. So I put up with it - I put up with it. People expect you to have eyeballs and brains, so that's that.

«Ну, конечно, у меня есть мозги. Что с вами?»

But I have yet to find out what they're for, you know, except something to prevent you from confronting skulls. I should have brought along one of our skulls. We have lots of skulls down in the HASI. We used to use them for a change of space. We used to exteriorize somebody and we'd have him appear in skull A and then appear in skull B and then appear in skull A and skull B, and after a while he gets so used to being in skulls, why, he really exteriorized in a hurry. And once in a while he found himself on the stage playing „Alas, poor Yorick.“

Большинство людей считают, что разум – это мозг. Я много, много, много раз пытался найти применение двум вещам: своему мозгу и своим глазным яблокам. Я мог бы гораздо лучше видеть через затылок, если бы у меня не было этих глазных яблок, блокирующих эти две дырки. И мне было бы гораздо легче сидеть в середине головы, если бы в ней не было ничего мешающего понять, где середина. Нам нужно будет основать «Общество любителей пустых голов и глазниц», но тогда скульпторы и эстеты... они создадут другие общества: «Общества протестующих против тех, кто протестует против глазных яблок» или что-то в этом роде. Началась бы полная неразбериха. Так что я смирюсь с этим... я смирюсь с этим. Люди считают, что у человека должны быть глазные яблоки и мозги, значит так тому и быть.

But anyway, it wasn't enough to know this clearing process of 1947 that I have just given you if you still didn't know what to confront, and if you still couldn't say; „All you have to do is get the preclear to have confidence that he can confront things.“ See, you could've told an auditor that and he'd say, „Oh fine. Cheery, cheery; aye, aye.“ And then he would've found preclears whose clam buckets were inverted, you see, and actually, after they had chewed up the pictures, turned out another type of picture. And he would've said, „This is something new,“ and we would have had all this tremendous randomness, you know, and various types. And I can imagine now an auditor today, if we'd pursued this course, having to memorize one thousand, six hundred and seventy-two various objects that occur in the mind, see? All different and no common denominator amongst them, you see? And all we would have been classifying is just machinery, types of. Then somebody would come along and make a tremendous discovery of another type of machine. Duh, we would've had it.

Но я еще не выяснил, для чего все это нужно, кроме как для того, чтобы не позволять вам конфронтировать черепа. Мне следовало принести с собой один из наших черепов. У нас в МАСХ есть много черепов. Обычно мы использовали их для процессинга «Изменение пространства». Мы экстериоризировали человека, и потом просили его, чтобы он оказался в черепе А, а потом в черепе Б, а потом в черепе А и в черепе Б, и через некоторое время, когда он привыкал к этому состоянию нахождения внутри черепа, он по-настоящему экстериоризировался, и это происходило очень быстро. И иногда он обнаруживал, что играет на сцене «Увы, бедный Йорик!».

The truth of the matter is, it took ten years to find out what there was to confront. Is there more than this to confront? Well, you're at liberty to find out, but we at least know that you're not going to get any - any difficulty confronting any of this. And one of the reasons a thetan gets stuck in a theta trap is very, very simple: he just can't confront a theta trap. Why can't he confront one? Well, it's so bad. You see, it's very evil. It traps thetans and therefore it is very evil and you shouldn't have anything to do with it. And if you see a theta trap, you should go like that, you see, and look the other way. Well, the second that he won't confront it, he goes snap! Because what is space but confrontingness? Space is simply the dimension which occurs when you view something. So if there's no space, he's in it! Do you see that? So if he looks at something but is unwilling to make space, he's it! Simple. I'm afraid it's so idiotically simple you've been falling for it for 76 trillion years. And if you think that's awfully stupid of you, let me reassure you by saying you've got lots of company.

Но в любом случае, было недостаточно просто знать этот процесс клирования 1947 года, о котором я вам только что рассказывал, если мы все еще не знали, что нужно конфронтировать, и если мы все еще не могли сказать: «Все, что нужно сделать,

Now, there's the long and short of this thing called confrontingness. There's actually all it is, all it amounts to. If you can't look at something, there's no space between you and it and you've had it! Get the idea?

– это добиться, чтобы у преклира появилась уверенность в том, что он способен конфронтировать различные вещи». Понимаете, мы могли сказать это одитору, и он ответил бы: «О, замечательно. Ура, ура, будет сделано». А потом он нашел бы какого-нибудь преклира, у которого грейфер работает задом наперед; после того как он сжирает одну картинку, он выплевывает картинку другого типа. И одитор сказал бы:

Now, there are nonconfront merchants running around the world. They sell as their one product „You must not confront.“ And all of a sudden, we know what some of these merciful societies do to people.

«Это что-то новое», и возникла бы невероятная хаотичность, у него появлялись бы картинки разных типов. Могу представить, что произошло бы, если бы одитору сегодня приходилось идти этим маршрутом и запоминать каждый из тысячи шестисот семидесяти двух объектов, которые существуют в разуме, понимаете? Все они отличаются друг от друга и в них нет ничего общего, понимаете? И единственный способ классифицировать все это состоял бы в том, чтобы разделить все эти умственные машины по типам. И тогда кто-то мог бы сделать невероятное открытие, обнаружив еще один тип машин. Дэээ, нам пришел бы конец.

& See, they say, „Tea. Do not drink tea. It rots the brain. The downfall of the Empire is totally based upon the fact that people began to drink tea.“ You know, there is such a society here in London. Oh, you didn't think there was. Well, I know more about this town than you do.

На самом деле потребовалось десять лет, чтобы обнаружить то, что нужно конфронтировать. Существует ли что-то еще, что нужно конфронтировать? Что ж, вы можете попытаться найти это, но мы по крайней мере знаем, что у вас не будет никаких... никаких трудностей в конфронтировании чего-либо из этого. Одна из причин, по которой тэтан застревает в тэта-ловушке, объясняется очень, очень просто: тэтан не может конфронтировать тэта-ловушку. Почему он не может ее конфронтировать? Ну, потому что это очень плохая штука. Понимаете, это большое зло. В нее попадают тэтаны, и поэтому она является большим злом, и вы не должны иметь с ней ничего общего. Если вы видите тэта-ловушку, вы должны делать вот так и смотреть в другую сторону. Что ж, как только тэтан прекращает конфронтировать ловушку, он вжих! Ведь что такое пространство, если не конфронтирование? Пространство – это просто протяженность, которая образуется, когда вы смотрите на что-то. Так что если нет пространства, тэтан попадает прямо в эту штуку! Понимаете? Таким образом, если он смотрит на что-то, но не желает при этом создавать пространство, он становится этим! Просто? Боюсь, что это до идиотизма просто, это настолько просто, что вас водили за нос на протяжении 76 триллионов лет. И если вы думаете, что это было очень глупо с вашей стороны, то я бы хотел утешить вас тем, что вы были далеко не единственным.

& All right. Anyhow-more than a student at Oxford, anyway.

Вот и вся суть того, что мы называем конфронтированием. На самом деле в этом все и заключается, к этому все и сводится. Если вы не можете на что-то смотреть, то между вами и этой вещью нет никакого пространства, тут-то вы и попались! Понимаете?

Anyway, here is the main thing about confrontingness. This outfit says, „No more tea. You mustn't confront tea. You can't have tea.“ And the next thing you know; their president starts going gulp, gulp, gulp, gulp, gulp, gulp. See, he can't leave tea alone now. He's told everybody, „You mustn't confront tea,“ so all he does is see tea and he's tea! Boom What do you think alcoholism is?

В мире орудуют торговцы неконфронтом. Единственный их товар – это: «Вы не должны конфронтировать». И вдруг нам становится понятно, что делают с людьми некоторые из этих милосердных обществ. Понимаете, они говорят: «Чай. Не пейте чай.

Did you ever try to look at a fume? Well, I ask you, did you ever try to look at a fume?

Он приводит к разложению мозга. Крах Империи вызван исключительно тем, что люди начали пить чай». Вы знаете, что подобное общество есть и здесь, в Лондоне.

Audience: Yes.

О, вы и подумать не могли. Ну, я знаю об этом городе больше, чем вы. Хорошо. Как бы то ни было... почетный студент Оксфорда.

Well, that fellow down at the bar who can't see a fume has no space between himself and the alcohol. And he's been carefully taught that he mustn't drink, that drinking is very harmful, that he mustn't look at drink, that he mustn't have anything to do with drink, that drinking is very evil, that it degrades him, that he had better lay off the drink or it'll finish him. You get the idea? And the more he's taught, the more he goes splash every time he sees a pint. And he becomes an alcohol diver.

Как бы то ни было, это основное, что касается конфронтирования. Эти ребята говорят: «Больше никакого чая. Вы не должны конфронтировать чай. Вы не можете употреблять чай». И не успеете вы и глазом моргнуть, как их президент начнет глл, глл, глл, глл, глл. Понимаете, он больше не может оставить чай в покое. Он говорил всем:

The one thing a person who is suffering from alcoholism cannot do is have a full glass in front of him. But because he can't come out of his head and drown himself in it properly, he puts it in - around him. So you fill his glass, he empties it; fill his glass, he empties it; fill his glass, he empties - he can't confront the fumes so he goes doggo in the process. I don't even think alcohol would make you drunk. I don't know how it makes anybody drunk. I was looking - I was looking at some alcohol the other day, and I was amazed - amazed at the fact that it could do anything to anybody. It didn't seem possible that it could cause a sensation. I experimented and found out I had to postulate the sensation that I was drunk, and in view of the fact that I was on a ship, I could then use the motion of the ship to postulate the idea that I was drunk. And before I caught myself; I was saying, „Oh, give me a little drink, huh?“ So I just unpostulated and that was that.

«Вы не должны конфронтировать чай», так что стоит ему увидеть чай – он становится чаем! Бамс! Что такое алкоголизм, по-вашему?

You get the idea how far this confrontingness goes? If you can't confront broken legs, you're liable to get one someday, that's all. Get an opportunity to break a leg, you will. So it even goes further than just confronting with a body, as bad. It might be that because you know it is bad to confront with a body, it is bad to confront with a body, don't you see? Could go that far.

Вы когда-нибудь пытались смотреть на испарения? Я спрашиваю вас, вы когда-нибудь пытались смотреть на испарения?

Well, we knew all about clearing somebody in 1947. We could do it in 1947, clear back then, except we couldn't explain it, couldn't train anybody in it, didn't know how it happened and thought that there wasn't very much in the mind beyond maybe a few engrams. And all of a sudden when former beheadings and being put down here in the Tower and being drowned up there and being in space opera and - other things began to show up. I think there's a person or two here who has run into a picture of space opera or something of the sort in the past.

Аудитория: Да.

And these various incomprehensibles started to happen, we didn't know what the devil we were confronting and it took us years to find out. Well, now that we've found out again, we can go back to battery and start clearing people again. So I wish to express my thanks to those of you who have walked along this track with me of finding out what was there to be confronted. And how you audit a preclear with confrontingness, which I haven't told you at all.

Так вот, если какой-то человек в баре не видит испарения, то между ним и алкоголем не существует никакого пространства. Его старательно приучали к тому, что он не должен пить, что алкоголь – это очень вредно, что он не должен смотреть на алкоголь, что он не должен иметь с ним ничего общего, что алкоголь – это большое зло, что алкоголь его испортит, что ему лучше перестать пить, иначе его это прикончит. Понимаете? И чем сильнее его поучали, тем сильнее он плюхается в рюмку всякий раз, когда он ее видит. И он становится алкоголиком.

Thank you

Человек, страдающий алкоголизмом, не может сделать одного: он не может допустить, чтобы перед ним стоял наполненный стакан. Но поскольку он не может выйти из головы и как следует окунуться в него, он вливает его в... окружает себя этим. Так что вы наполняете этот стакан, он его опустошает; вы его наполняете, он его опустошает; вы его наполняете, он его опус... он не может конфронтировать испарения, поэтому он втихаря напивается.

Я не думаю, что алкоголь может привести вас в состояние опьянения. Я не знаю, каким образом он может привести кого-то в состояние опьянения. Я посмотрел... недавно я посмотрел на какой-то алкогольный напиток, и я был просто поражен, неужели он может повлиять на кого-то. Казалось невозможным, чтобы этот напиток мог вызывать какое-то ощущение. Я провел эксперимент и кое-что обнаружил: мне пришлось запостулировать, что я испытываю ощущение опьянения, и поскольку я находился на корабле, я мог воспользоваться тем, что корабль качается, и запостулировать, что я пьян. Но прежде чем я поймал себя на этом, я сказал: «Налей-ка мне чуток». Так что я просто распостулировал это, и все закончилось.

Вы понимаете, насколько глубокие вещи затрагивает конфронтирование? Если вы не в состоянии конфронтировать сломанные ноги, то в какой-то момент вы можете сломать ногу, вот и все. Если вам подвернется возможность сломать ногу, вы сломаете ее. Так что мы имеем дело с чем-то большим, чем просто «конфронтирование с помощью тела – это плохо». Это так, возможно, потому, что вы знаете, что конфронтировать с помощью тела – это плохо, конфронтировать с помощью тела – это плохо, понимаете? Вот насколько глубокие вещи это может затрагивать.

Что ж, в 1947 году мы знали все о том, как сделать человека клиром. В 1947 году мы могли это делать, еще тогда, правда мы не могли дать этому объяснение, мы не могли никого обучить этому, мы не понимали, как все это происходит, и мы думали, что в разуме не так уж и много всего, ну разве что парочка инграмм. Но совершенно неожиданно в поле зрения начали показываться прошлые инциденты, когда вас обезглавливали, сажали в Тауэр, топили или когда вы участвовали в космической опере и... многие другие вещи. По-моему, здесь присутствует один или два человека, которые в прошлом сталкивались с какой-то картинкой космической оперы или с чем-то в этом роде.

Начали происходить разные вещи, которые мы не могли понять, мы не знали, что, черт возьми, мы конфронтируем, и прошло много лет, прежде чем мы выяснили это. Так вот, теперь, когда мы снова разобрались со всем этим, мы можем вернуться в строй и снова начать клировать людей. Так что я хочу выразить благодарность тем из вас, кто прошел этот путь вместе со мной, кто помогал мне обнаружить, что нам приходится конфронтировать и как можно одитировать преклира с помощью конфронтирования, о чем я вам еще ничего не рассказал.

Спасибо.