English version

Поиск по названию документа:
Поиск по содержанию:
АНГЛИЙСКИЕ ДОКИ ЗА ЭТУ ДАТУ- Opening Lecture (SMC-01) - L600101A | Сравнить
- Overts and Withholds (SMC-03) - L600101C | Сравнить
- Responsibility (SMC-02) - L600101B | Сравнить

РУССКИЕ ДОКИ ЗА ЭТУ ДАТУ- Вводная Лекция (КСЧ 60) - Л600101 | Сравнить
- Оверты и Висхолды (КСЧ 60) - Л600101 | Сравнить
- Ответственность (КСЧ 60) - Л600101 | Сравнить

СОДЕРЖАНИЕ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ Cохранить документ себе Скачать
1960 КОНГРЕСС СОСТОЯНИЕ ЧЕЛОВЕКА1960 КОНГРЕСС СОСТОЯНИЕ ЧЕЛОВЕКА

ОТВЕТСТВЕННОСТЬ

ОТВЕТСТВЕННОСТЬ

Лекция, прочитанная 1 января 1960 годаЛекция, прочитанная 1 января 1960 года

Это свиток.

Это свиток.

О! Нет, лучше я не буду читать то, что здесь написано. Я просто повешу этот свиток и не буду его читать. Хорошо?

О! Нет, лучше я не буду читать то, что здесь написано. Я просто повешу этот свиток и не буду его читать. Хорошо?

Здесь написано: «Л. Рону Хаббарду. От имени народов этой планеты в знак благодарности за то, что Вы сделали для человечества, дарим Вам этот глобус как символ солидарности саентологов всего мира. Первое января 1960 года. Центральные организации всего мира». И они все перечислены.

Здесь написано: «Л. Рону Хаббарду. От имени народов этой планеты в знак благодарности за то, что Вы сделали для человечества, дарим Вам этот глобус как символ солидарности саентологов всего мира. Первое января 1960 года. Центральные организации всего мира». И они все перечислены.

Это очень приятно, и это совершенно неожиданно и, вероятно, столь же незаслуженно.

Это очень приятно, и это совершенно неожиданно и, вероятно, столь же незаслуженно.

Это... у вас уже начался конгресс? Что ж, привет. Привет.

Это... у вас уже начался конгресс? Что ж, привет. Привет.

Хорошо. Спасибо.

Хорошо. Спасибо.

Ну хорошо, помните процесс «Хорошо, мама»?

Ну хорошо, помните процесс «Хорошо, мама»?

Вы знаете, я думаю, что здесь в отеле все еще говорят об этом. Это очень хороший глобус. Это очень хороший глобус. Я думаю, что он должен стоять в моем Вашингтонском офисе, не так ли?

Вы знаете, я думаю, что здесь в отеле все еще говорят об этом. Это очень хороший глобус. Это очень хороший глобус. Я думаю, что он должен стоять в моем Вашингтонском офисе, не так ли?

Хорошо.

Хорошо.

Невозможно выразить словами, насколько я счастлив быть здесь. Я... вы были бы крайне удивлены, если бы узнали, сколь «безобладательным» является мир в целом. Вы были бы просто ошеломлены. Это просто одна большая зона отсутствия обладания. А мы в Америке имеем так много всего, и мы так много можем со всем этим сделать ... если бы только у нас было правительство.

Невозможно выразить словами, насколько я счастлив быть здесь. Я... вы были бы крайне удивлены, если бы узнали, сколь «безобладательным» является мир в целом. Вы были бы просто ошеломлены. Это просто одна большая зона отсутствия обладания. А мы в Америке имеем так много всего, и мы так много можем со всем этим сделать ... если бы только у нас было правительство.

Но мы не будем предаваться ностальгическим настроениям. Однако довольно типично то, что у свободных наций поганые правительства. Это так и есть.

Но мы не будем предаваться ностальгическим настроениям. Однако довольно типично то, что у свободных наций поганые правительства. Это так и есть.

Однако правительства должно быть меньше, а не больше, и третья динамика не является предметом моей лекции. Вероятно, эти слова нужно вырезать, потому что я не должен быть нелояльным по отношению к правительству Соединенных штатов. Я должен поддерживать его, находясь за границей.

Однако правительства должно быть меньше, а не больше, и третья динамика не является предметом моей лекции. Вероятно, эти слова нужно вырезать, потому что я не должен быть нелояльным по отношению к правительству Соединенных штатов. Я должен поддерживать его, находясь за границей.

Люди подходят ко мне и спрашивают: «Почему они сделали это? – Понимаете? –

Люди подходят ко мне и спрашивают: «Почему они сделали это? – Понимаете? –

Уээээа!»

Уээээа!»

Конечно, сам я думаю: «А кто его знает?!» – и говорю: «Ну, на самом деле американский народ – это одно, а американское правительство – это другое. И американский народ настолько же не в ладах со своим правительством, как и вы – с вашим».И они говорят: «Да? Серьезно? Ну, тогда понятно».

Конечно, сам я думаю: «А кто его знает?!» – и говорю: «Ну, на самом деле американский народ – это одно, а американское правительство – это другое. И американский народ настолько же не в ладах со своим правительством, как и вы – с вашим».И они говорят: «Да? Серьезно? Ну, тогда понятно».

Но нас очень забавляют... нас в Америке очень забавляют размышления о том, что же нам делать с нашей продукцией и тому подобными вещами.

Но нас очень забавляют... нас в Америке очень забавляют размышления о том, что же нам делать с нашей продукцией и тому подобными вещами.

Зарубежом такой проблемы нет. Они размышляют... размышляют о том, что они будут делать без продукции. И практически единственный крест (и то небольшой), который вам приходится нести, – это бредовые идеи, источником которых является... является госдепартамент и тому подобные учреждения.

Зарубежом такой проблемы нет. Они размышляют... размышляют о том, что они будут делать без продукции. И практически единственный крест (и то небольшой), который вам приходится нести, – это бредовые идеи, источником которых является... является госдепартамент и тому подобные учреждения.

Например, интересно, знаете ли вы, что все, что нужно сделать госдепартаменту Соединенных штатов (Кристиану Гертеру и прочим), – это просто обратиться к правительствам Англии, Франции, Германии и остальным странам и сказать: «Мы хотим заключить договор, согласно которому обладание американским паспортом будет давать право свободного перемещения по территории ваших стран и будет эквивалентом гражданства, а граждане США, находящиеся на вашей территории, будут обязаны подчиняться вашим законам. И мы хотим, чтобы это было подписано как международное соглашение. Поставьте вашу подпись вот здесь».

Например, интересно, знаете ли вы, что все, что нужно сделать госдепартаменту Соединенных штатов (Кристиану Гертеру и прочим), – это просто обратиться к правительствам Англии, Франции, Германии и остальным странам и сказать: «Мы хотим заключить договор, согласно которому обладание американским паспортом будет давать право свободного перемещения по территории ваших стран и будет эквивалентом гражданства, а граждане США, находящиеся на вашей территории, будут обязаны подчиняться вашим законам. И мы хотим, чтобы это было подписано как международное соглашение. Поставьте вашу подпись вот здесь».

А они бы ответили: «Правда?» И дело было бы сделано – понимаете?

А они бы ответили: «Правда?» И дело было бы сделано – понимаете?

Звучит забавно, но мы находимся в точности в том положении, в котором находилась Римская империя две – две с половиной тысяч лет назад. Кто отказался бы стать гражданином Рима?

Звучит забавно, но мы находимся в точности в том положении, в котором находилась Римская империя две – две с половиной тысяч лет назад. Кто отказался бы стать гражданином Рима?

И хотя было несколько стран, где люди говорили: «Наверное, было бы лучше, если бы рядом не было так много граждан Рима, а то нас останется совсем мало», – они никогда не говорили этого очень громко, и они никогда в действительности не пытались возражать. Римская цивилизация охватывала всю Землю. Наша цивилизация

И хотя было несколько стран, где люди говорили: «Наверное, было бы лучше, если бы рядом не было так много граждан Рима, а то нас останется совсем мало», – они никогда не говорили этого очень громко, и они никогда в действительности не пытались возражать. Римская цивилизация охватывала всю Землю. Наша цивилизация

  • это следующая цивилизация после римской, которая может что-либо охватить. И мы
  • это следующая цивилизация после римской, которая может что-либо охватить. И мы
  • владельцы этой цивилизации.
  • владельцы этой цивилизации.
  • Они там ломают голову – там, в госдепартаменте, они ломают голову над тем, что им делать с международными отношениями. Что ж, в том то вся и беда: они думают, что есть какие-то международные отношения. Никаких международных отношений нет, есть одни лишь проамериканские настроения.

    Они там ломают голову – там, в госдепартаменте, они ломают голову над тем, что им делать с международными отношениями. Что ж, в том то вся и беда: они думают, что есть какие-то международные отношения. Никаких международных отношений нет, есть одни лишь проамериканские настроения.

    Страны даже перестали защищать свою культуру. Это было бы замечательно, было бы совершенно замечательно, если бы «хождение» американского паспорта было бы столь же свободным, как и «хождение» американского гражданина в любой стране этой планеты. Но у американского паспорта нет столь же свободного «хождения» только потому, что госдепартамент еще не догадался сделать его таковым.

    Страны даже перестали защищать свою культуру. Это было бы замечательно, было бы совершенно замечательно, если бы «хождение» американского паспорта было бы столь же свободным, как и «хождение» американского гражданина в любой стране этой планеты. Но у американского паспорта нет столь же свободного «хождения» только потому, что госдепартамент еще не догадался сделать его таковым.

    На самом деле... на самом деле на Земле у нас все схвачено. Вот она. Она не моя, она ваша. И где бы мы ни были и что бы мы ни делали, очень жаль, что нас не поддерживает также и правительство.

    На самом деле... на самом деле на Земле у нас все схвачено. Вот она. Она не моя, она ваша. И где бы мы ни были и что бы мы ни делали, очень жаль, что нас не поддерживает также и правительство.

    Ну что ж, довольно об этом. Это немного беспокоит меня, и это немного беспокоит вас. Несколько человек из тех, кто здесь присутствует, были недавно за границей. Это очень интересно... это очень интересный опыт.

    Ну что ж, довольно об этом. Это немного беспокоит меня, и это немного беспокоит вас. Несколько человек из тех, кто здесь присутствует, были недавно за границей. Это очень интересно... это очень интересный опыт.

    В один прекрасный день вы обнаружите, что куда бы вы ни поехали, везде будет Чикаго. Или Нью-Йорк. Но, пожалуйста, только не Калифорния. Это мой железный занавес. Кроме шуток, я очень люблю Калифорнию, и когда-нибудь я заберу ее обратно. На самом деле дела там идут превосходно.

    В один прекрасный день вы обнаружите, что куда бы вы ни поехали, везде будет Чикаго. Или Нью-Йорк. Но, пожалуйста, только не Калифорния. Это мой железный занавес. Кроме шуток, я очень люблю Калифорнию, и когда-нибудь я заберу ее обратно. На самом деле дела там идут превосходно.

    Ну хорошо, давайте же поговорим о чем-нибудь очень важном. Да? Давайте поговорим о технологии. Я собирался отложить всю эту технологию на послезавтра. Как вы думаете, стоит ли мне делать это?

    Ну хорошо, давайте же поговорим о чем-нибудь очень важном. Да? Давайте поговорим о технологии. Я собирался отложить всю эту технологию на послезавтра. Как вы думаете, стоит ли мне делать это?

    Потому что, если бы я отложил ее на послезавтра, знаете, что бы произошло? У меня не осталось бы времени на то, чтобы рассказать все, что нужно. Так что, если я преподнесу вам все данные прямо сейчас – все в одной упаковке, мне потребуются следующие два дня на то, чтобы их объяснить. Хорошо?

    Потому что, если бы я отложил ее на послезавтра, знаете, что бы произошло? У меня не осталось бы времени на то, чтобы рассказать все, что нужно. Так что, если я преподнесу вам все данные прямо сейчас – все в одной упаковке, мне потребуются следующие два дня на то, чтобы их объяснить. Хорошо?

    Хотите этого прямо сейчас?

    Хотите этого прямо сейчас?

    Давайте же возьмем старт, как брали старт те гоночные машины с турбореактивным двигателем где-то тридцать тысяч лет тому назад, о которых вы мне рассказывали. Если это кого-то рестимулирует, то извините.

    Давайте же возьмем старт, как брали старт те гоночные машины с турбореактивным двигателем где-то тридцать тысяч лет тому назад, о которых вы мне рассказывали. Если это кого-то рестимулирует, то извините.

    Дамы и господа... Давным-давно у меня был один старый друг в Афинах, и у него был раб. У него был раб, и звали этого раба Диоген. И жил этот раб в бочке. И про него было много историй, но на самом деле, согласно современным книгам, он пытался найти честного человека. И он ходил с фонарем среди бела дня, пытаясь найти честного человека.

    Дамы и господа... Давным-давно у меня был один старый друг в Афинах, и у него был раб. У него был раб, и звали этого раба Диоген. И жил этот раб в бочке. И про него было много историй, но на самом деле, согласно современным книгам, он пытался найти честного человека. И он ходил с фонарем среди бела дня, пытаясь найти честного человека.

    Так вот, из-за того что провод у моего микрофона недостаточно длинный, я не могу пройти среди вас.

    Так вот, из-за того что провод у моего микрофона недостаточно длинный, я не могу пройти среди вас.

    Я мог бы найти честного человека!

    Я мог бы найти честного человека!

    Вне всякого сомнения, за последние две с половиной тысячи лет для этого не представлялось лучшей возможности и не было ни одной группы, которая более подходила бы для того, чтобы представить такого человека, чем та группа, которая находится здесь и сейчас. Не было ни одной группы, которая более подходила бы для этого, – но с другой стороны, я мог бы ходить между вами понапрасну. И это было бы весьма прискорбно. Это было бы весьма прискорбно.

    Вне всякого сомнения, за последние две с половиной тысячи лет для этого не представлялось лучшей возможности и не было ни одной группы, которая более подходила бы для того, чтобы представить такого человека, чем та группа, которая находится здесь и сейчас. Не было ни одной группы, которая более подходила бы для этого, – но с другой стороны, я мог бы ходить между вами понапрасну. И это было бы весьма прискорбно. Это было бы весьма прискорбно.

    Но на следующем конгрессе я смогу пройти среди вас и найти только честных мужчин и женщин. Потому что на самом деле, не будучи честным, человек теряет столько же, как если бы он лишился жизни.

    Но на следующем конгрессе я смогу пройти среди вас и найти только честных мужчин и женщин. Потому что на самом деле, не будучи честным, человек теряет столько же, как если бы он лишился жизни.

    Если я когда-нибудь встречу своего друга, как недавно я нашел Карла Маркса... если я... если я когда-нибудь встречу своего друга, о котором я говорил, я скажу ему, что Диоген может возвращаться и начинать свои поиски, и, может быть, он может быть они увенчаются некоторым успехом. Потому что сегодня «фундаментальным фундаментом» и «основной основой» процессинга является один простой, но ужасный факт: те, кто нечестны, не станут клирами, приятель.

    Если я когда-нибудь встречу своего друга, как недавно я нашел Карла Маркса... если я... если я когда-нибудь встречу своего друга, о котором я говорил, я скажу ему, что Диоген может возвращаться и начинать свои поиски, и, может быть, он может быть они увенчаются некоторым успехом. Потому что сегодня «фундаментальным фундаментом» и «основной основой» процессинга является один простой, но ужасный факт: те, кто нечестны, не станут клирами, приятель.

    Что мы подразумеваем под честностью? Когда речь идет о процессинге, мы подразумеваем, что человеку нечего скрывать.

    Что мы подразумеваем под честностью? Когда речь идет о процессинге, мы подразумеваем, что человеку нечего скрывать.

    Каждый преклир, которого вы потеряли, – то есть тот преклир, который не закончил получать свои интенсивы или не закончил получать свой процессинг и не стал клиром, – каждый преклир, с которым у вас были затруднения, каждый человек, который когда-либо сбежал с курса, каждый человек, который когда-либо сбежал с сессии, сделал это потому, что у него было нечто, что он должен был скрывать! И он не станет клиром до тех пор, пока не избавится от этого «нечто»!

    Каждый преклир, которого вы потеряли, – то есть тот преклир, который не закончил получать свои интенсивы или не закончил получать свой процессинг и не стал клиром, – каждый преклир, с которым у вас были затруднения, каждый человек, который когда-либо сбежал с курса, каждый человек, который когда-либо сбежал с сессии, сделал это потому, что у него было нечто, что он должен был скрывать! И он не станет клиром до тех пор, пока не избавится от этого «нечто»!

    И если бы мы были религиозной организацией, преуспевающей на поприще борьбы с человеческими грехами, сейчас наше дело было бы в шляпе! Каким адским пламенем мы могли бы грозить, с каким неистовством мы могли бы убеждать вас, грешников, покаяться, иначе вашим уделом будут проклятие и адские муки! Да, наше дело было бы в шляпе.

    И если бы мы были религиозной организацией, преуспевающей на поприще борьбы с человеческими грехами, сейчас наше дело было бы в шляпе! Каким адским пламенем мы могли бы грозить, с каким неистовством мы могли бы убеждать вас, грешников, покаяться, иначе вашим уделом будут проклятие и адские муки! Да, наше дело было бы в шляпе.

    К счастью, мы не являемся такой организацией. Так что мы можем кое-чего добиться. Наитягчайший оверт в мире – это делать других людей виновными в совершении овертов. Это наитягчайший оверт в мире – о чем мы еще поговорим позже. Так что не думайте, что сейчас я пытаюсь сделать вас виновными в совершении овертов! Единственное, что я пытаюсь сделать, – это добиться, чтобы вы стали клирами! Это все что я пытаюсь сделать . И это та причина, по которой никакое сопротивление Дианетике и Саентологии, никакие нападки на эти предметы за десять лет не привели ни к каким результатам. Потому что, в сущности, в том что касается этих предметов, скрывать было нечего. Поэтому мы все еще живы.

    К счастью, мы не являемся такой организацией. Так что мы можем кое-чего добиться. Наитягчайший оверт в мире – это делать других людей виновными в совершении овертов. Это наитягчайший оверт в мире – о чем мы еще поговорим позже. Так что не думайте, что сейчас я пытаюсь сделать вас виновными в совершении овертов! Единственное, что я пытаюсь сделать, – это добиться, чтобы вы стали клирами! Это все что я пытаюсь сделать . И это та причина, по которой никакое сопротивление Дианетике и Саентологии, никакие нападки на эти предметы за десять лет не привели ни к каким результатам. Потому что, в сущности, в том что касается этих предметов, скрывать было нечего. Поэтому мы все еще живы.

    Ну, это не означает, что я рассказал вам все. Это не означает, что не было случаев, когда я не мог бы подкинуть вам парочку жареных фактов обо мне, или об условиях, в которых нам приходилось работать, или о шатаниях из стороны в сторону в попытках выжить. И это не означает, что я сам не виноват в том, что время от времени скрывал что-нибудь от вас, потому что я виноват в том, что скрывал от вас очень многое. Но то, что я скрывал от вас, – это в основном то, как трудно нам приходилось. Я старался производить хорошее впечатление. Нам очень часто приходилось крайне трудно. И это я скрывал. Но что касается той ситуации, когда за словами человека стоят некие затаенные, противоречивые, сумбурные помыслы, – нет, здесь нам нечего скрывать.

    Ну, это не означает, что я рассказал вам все. Это не означает, что не было случаев, когда я не мог бы подкинуть вам парочку жареных фактов обо мне, или об условиях, в которых нам приходилось работать, или о шатаниях из стороны в сторону в попытках выжить. И это не означает, что я сам не виноват в том, что время от времени скрывал что-нибудь от вас, потому что я виноват в том, что скрывал от вас очень многое. Но то, что я скрывал от вас, – это в основном то, как трудно нам приходилось. Я старался производить хорошее впечатление. Нам очень часто приходилось крайне трудно. И это я скрывал. Но что касается той ситуации, когда за словами человека стоят некие затаенные, противоречивые, сумбурные помыслы, – нет, здесь нам нечего скрывать.

    Например, я мог бы очень многое рассказать вам о себе. Я очень многое мог бы рассказать вам о своем полном траке. И некоторые психиатры сразу начнут говорить:

    Например, я мог бы очень многое рассказать вам о себе. Я очень многое мог бы рассказать вам о своем полном траке. И некоторые психиатры сразу начнут говорить:

    «Вот видите, мы же говорили. Мы вам говорили об этом. Он верит, что он...» Но я это не он. Я тот, кто за ним стоял. Но что касается утаивания чего-либо, если речь идет о наших целях, если речь идет о любых ошибках, допущенных в отношении технологии за время нашей работы, если речь идет о данных или о чем бы то ни было, что могло бы сделать кого-нибудь лучше, или сделать кого-нибудь клиром, или помочь в создании лучшей цивилизации, – это никогда не было скрыто и это никогда не было овертом. Следовательно, мы все еще здесь. И это, кстати, единственная причина, по которой мы все еще здесь. Поскольку в противном случае – не думайте, что мы смогли бы пережить те нападки, которым мы подвергались.

    «Вот видите, мы же говорили. Мы вам говорили об этом. Он верит, что он...» Но я это не он. Я тот, кто за ним стоял. Но что касается утаивания чего-либо, если речь идет о наших целях, если речь идет о любых ошибках, допущенных в отношении технологии за время нашей работы, если речь идет о данных или о чем бы то ни было, что могло бы сделать кого-нибудь лучше, или сделать кого-нибудь клиром, или помочь в создании лучшей цивилизации, – это никогда не было скрыто и это никогда не было овертом. Следовательно, мы все еще здесь. И это, кстати, единственная причина, по которой мы все еще здесь. Поскольку в противном случае – не думайте, что мы смогли бы пережить те нападки, которым мы подвергались.

    Так вот, в тех случаях, когда какой-нибудь ваш преклир уходил с сессии, и говорил вам, что вы очень плохой одитор, и говорил, что вам не следует этим заниматься, у вас было достаточно оснований сказать: «Да, он прав, я не такой хороший одитор, каким я мог бы быть. У меня поганое ТУ 4. Поэтому то, что он говорит, оправдано, и, следовательно, я его отпущу. Я вернусь на обучение и научусь делать это немного лучше, или, может, я не буду одитировать так много. А может, я буду одитировать только легкие кейсы или делать еще что-нибудь в том же духе», – и было множество причин – множество причин – причины, причины, причины, причины, причины, – по которым он должен был сбежать с сессии.

    Так вот, в тех случаях, когда какой-нибудь ваш преклир уходил с сессии, и говорил вам, что вы очень плохой одитор, и говорил, что вам не следует этим заниматься, у вас было достаточно оснований сказать: «Да, он прав, я не такой хороший одитор, каким я мог бы быть. У меня поганое ТУ 4. Поэтому то, что он говорит, оправдано, и, следовательно, я его отпущу. Я вернусь на обучение и научусь делать это немного лучше, или, может, я не буду одитировать так много. А может, я буду одитировать только легкие кейсы или делать еще что-нибудь в том же духе», – и было множество причин – множество причин – причины, причины, причины, причины, причины, – по которым он должен был сбежать с сессии.

    Но была причина, которая лежала в основе всех остальных причин! И эта основополагающая причина целиком и полностью сводилась к одному единственному факту: у него как у человека было что-то, что он скрывал. Что-то, что как он чувствовал, он не смог бы вам сказать. Так вот, здесь этот преклир допускал серьезнейшую ошибку. Из всех групп на Земле, из всех людей на Земле, те, от кого меньше всего можно ожидать, что они плохо обойдутся с вами, из-за того что они что-то узнали о вас, – это те, кто занимаются Дианетикой или Саентологией.

    Но была причина, которая лежала в основе всех остальных причин! И эта основополагающая причина целиком и полностью сводилась к одному единственному факту: у него как у человека было что-то, что он скрывал. Что-то, что как он чувствовал, он не смог бы вам сказать. Так вот, здесь этот преклир допускал серьезнейшую ошибку. Из всех групп на Земле, из всех людей на Земле, те, от кого меньше всего можно ожидать, что они плохо обойдутся с вами, из-за того что они что-то узнали о вас, – это те, кто занимаются Дианетикой или Саентологией.

    Я уверен в этих людях, и я был уверен в них на протяжении десяти лет. Так что это должно было быть чем-то очень плохим, если он даже нам не мог рассказать об этом. Это должно было быть чем-то очень плохим!

    Я уверен в этих людях, и я был уверен в них на протяжении десяти лет. Так что это должно было быть чем-то очень плохим, если он даже нам не мог рассказать об этом. Это должно было быть чем-то очень плохим!

    Но многие такие вещи подобны микробу, когда на него смотришь через несколько увеличительных стекол. И этот парень говорит: «Я сделал то-то и то-то», – и помещает сверху большое увеличительное стекло, смотрит через него – и: «О господи! Этот микроб такой большой!»

    Но многие такие вещи подобны микробу, когда на него смотришь через несколько увеличительных стекол. И этот парень говорит: «Я сделал то-то и то-то», – и помещает сверху большое увеличительное стекло, смотрит через него – и: «О господи! Этот микроб такой большой!»

    А затем он думает: «Ну, на самом деле я вообще-то никому не должен говорить об этом, и как-нибудь я смогу обойтись без этого, и это будет очень умно с моей стороны, потому что я смогу их провести... я все равно смогу их провести, и тогда я однажды стану в достаточной степени клиром, чтобы просто воспринять все это «как-есть». «Вжик-вжик».

    А затем он думает: «Ну, на самом деле я вообще-то никому не должен говорить об этом, и как-нибудь я смогу обойтись без этого, и это будет очень умно с моей стороны, потому что я смогу их провести... я все равно смогу их провести, и тогда я однажды стану в достаточной степени клиром, чтобы просто воспринять все это «как-есть». «Вжик-вжик».

    И в тот момент, когда он сделал это, он взял еще одно большое-пребольшое увеличительное стекло и поместил его поверх всех остальных стекол. И теперь он смотрит на этого микроба, понимаете? Микроб уже вот такой, понимаете? У него волосы, зубы. И этот человек говорит: «Что ж, я, наверное, очень плохой человек, но я их всех обману. Я их всех обману, и я получу одитинг несмотря на это, и я буду жить, и я буду делать добро. И я сделаю достаточно добра, так что это не будет иметь значения!»

    И в тот момент, когда он сделал это, он взял еще одно большое-пребольшое увеличительное стекло и поместил его поверх всех остальных стекол. И теперь он смотрит на этого микроба, понимаете? Микроб уже вот такой, понимаете? У него волосы, зубы. И этот человек говорит: «Что ж, я, наверное, очень плохой человек, но я их всех обману. Я их всех обману, и я получу одитинг несмотря на это, и я буду жить, и я буду делать добро. И я сделаю достаточно добра, так что это не будет иметь значения!»

    И конечно, к этому времени у вас здесь появляется вот это большое-пребольшое увеличительное стекло – «бамс». И теперь микроб гораздо больше, чем сам человек. Куда бы этот человек ни посмотрел, он везде видит этого микроба.

    И конечно, к этому времени у вас здесь появляется вот это большое-пребольшое увеличительное стекло – «бамс». И теперь микроб гораздо больше, чем сам человек. Куда бы этот человек ни посмотрел, он везде видит этого микроба.

    И в один прекрасный день вы найдете этого человека, и вы возьмете этот маленький микробоискатель, этот Е-метр, вы дадите этому человеку в руки банки, и вы обнаружите этого микроба, которым заражен характер этого человека.

    И в один прекрасный день вы найдете этого человека, и вы возьмете этот маленький микробоискатель, этот Е-метр, вы дадите этому человеку в руки банки, и вы обнаружите этого микроба, которым заражен характер этого человека.

    И человек скажет вам: «О, нет, там ничего нет! Нет, нет, нет, нет, нет. Это я дышу. Я очень часто могу контролировать стрелку, потому что на самом деле я – ОТ. И каждый раз, когда вы говорите: «Женщины», – и стрелка ныряет, – это эмоциональная реакция, потому что я их люблю!»

    И человек скажет вам: «О, нет, там ничего нет! Нет, нет, нет, нет, нет. Это я дышу. Я очень часто могу контролировать стрелку, потому что на самом деле я – ОТ. И каждый раз, когда вы говорите: «Женщины», – и стрелка ныряет, – это эмоциональная реакция, потому что я их люблю!»

    Но теперь вас не обманешь. Вы заберетесь под эти увеличительные стекла, вы вытащите это существо и бросите его в карболовую кислоту. И кейсу этого человека придет конец, и он больше не будет сбегать с сессий. Он просто будет сидеть и получать одитинг до тех пор, пока не станет клиром. И именно так обстоят дела.

    Но теперь вас не обманешь. Вы заберетесь под эти увеличительные стекла, вы вытащите это существо и бросите его в карболовую кислоту. И кейсу этого человека придет конец, и он больше не будет сбегать с сессий. Он просто будет сидеть и получать одитинг до тех пор, пока не станет клиром. И именно так обстоят дела.

    У самого плохого кейса больше всего овертов и висхолдов по всем динамикам.

    У самого плохого кейса больше всего овертов и висхолдов по всем динамикам.

    Позвольте мне обратить ваше внимание на следующий факт. Только те кейсы... только те кейсы, которые совершенно не продвигались в одитинге, ни на йоту, которые не вернули себе никаких способностей или чего-либо еще, у которых вообще не было никаких улучшений того или иного рода, – только такие кейсы причиняли нам вред. Это были те люди, которые нас поносили. Но почему они вообще не продвигались в одитинге?!

    Позвольте мне обратить ваше внимание на следующий факт. Только те кейсы... только те кейсы, которые совершенно не продвигались в одитинге, ни на йоту, которые не вернули себе никаких способностей или чего-либо еще, у которых вообще не было никаких улучшений того или иного рода, – только такие кейсы причиняли нам вред. Это были те люди, которые нас поносили. Но почему они вообще не продвигались в одитинге?!

    Посмотрите, какую цену платили эти люди, – так и не выбраться из грязи. О, какая жалость. Ни один человек, занимающийся Дианетикой или Саентологией, не стал бы держать их в грязи. И если бы мы знали, насколько важным является то данное, которое я вам сейчас сообщаю, если бы мы просто знали, что оно лежит в основе всего этого, каким простым стало бы наше существование. Но, как однажды сказал бедняга Джо Винтер, который пошел по этому пути: «Какое чудесное двухметровое зеркало заднего вида у нас перед лицом, с маленьким глазком посередине, чтобы смотреть вперед».

    Посмотрите, какую цену платили эти люди, – так и не выбраться из грязи. О, какая жалость. Ни один человек, занимающийся Дианетикой или Саентологией, не стал бы держать их в грязи. И если бы мы знали, насколько важным является то данное, которое я вам сейчас сообщаю, если бы мы просто знали, что оно лежит в основе всего этого, каким простым стало бы наше существование. Но, как однажды сказал бедняга Джо Винтер, который пошел по этому пути: «Какое чудесное двухметровое зеркало заднего вида у нас перед лицом, с маленьким глазком посередине, чтобы смотреть вперед».

    Но в этом заключается история кейсов, потерпевших неудачу, в этом заключается история студентов, потерпевших неудачу, и в этом заключается история врагов Дианетики и Саентологии.

    Но в этом заключается история кейсов, потерпевших неудачу, в этом заключается история студентов, потерпевших неудачу, и в этом заключается история врагов Дианетики и Саентологии.

    Эти люди являются нашими врагами, потому что на протяжении последних десяти лет мы могли о чем-то узнать. И против нас выступают только те люди, которым есть, что скрывать. Это не мнение и не политизированное данное. Это железная технология, и эта технология очень хорошо подходит для того, чтобы производить эффект. Но это просто продвинутая Саентология без всяких эмоций и прикрас, и ничто иное. Тот кейс, у которого есть, что скрывать, будет сбегать – будет находить какое-нибудь оправдание, для того чтобы сбежать, – а затем будет сидеть и что-то бормотать, бормотать и бормотать о том, какой вы плохой, или о том, какие мы плохие. И такой кейс драматизирует то, что не в порядке с ним самим, то есть оверты против различных динамик, и он будет драматизировать это, говоря, что что-то не в порядке с одитором, что-то не в порядке с Саентологией, что-то не в порядке в существующей ситуации, что-то не в порядке... Что ж, мы не совершенны – но мы не пытаемся что-либо скрывать.

    Эти люди являются нашими врагами, потому что на протяжении последних десяти лет мы могли о чем-то узнать. И против нас выступают только те люди, которым есть, что скрывать. Это не мнение и не политизированное данное. Это железная технология, и эта технология очень хорошо подходит для того, чтобы производить эффект. Но это просто продвинутая Саентология без всяких эмоций и прикрас, и ничто иное. Тот кейс, у которого есть, что скрывать, будет сбегать – будет находить какое-нибудь оправдание, для того чтобы сбежать, – а затем будет сидеть и что-то бормотать, бормотать и бормотать о том, какой вы плохой, или о том, какие мы плохие. И такой кейс драматизирует то, что не в порядке с ним самим, то есть оверты против различных динамик, и он будет драматизировать это, говоря, что что-то не в порядке с одитором, что-то не в порядке с Саентологией, что-то не в порядке в существующей ситуации, что-то не в порядке... Что ж, мы не совершенны – но мы не пытаемся что-либо скрывать.

    Я взял один такой кейс, и, из-за того что он сделал что-то против организации, я не удерживал себя от использования наказаний. У меня есть глубоко укоренившаяся склонность к использованию наказаний, как и у большинства людей. Понимаете, если люди что-то сделали, вы должны что-то сделать им, понимаете? И это просто моя позиция: парень решил, что он будет жертвой, и я говорю: «Ну хорошо. Ты – жертва».

    Я взял один такой кейс, и, из-за того что он сделал что-то против организации, я не удерживал себя от использования наказаний. У меня есть глубоко укоренившаяся склонность к использованию наказаний, как и у большинства людей. Понимаете, если люди что-то сделали, вы должны что-то сделать им, понимаете? И это просто моя позиция: парень решил, что он будет жертвой, и я говорю: «Ну хорошо. Ты – жертва».

    Но этот человек, сказал, что это было плохо, и то было плохо, и еще вот это было плохо в той области, с которой он непосредственно имел дело, и это было плохо, плохо в той области, с которой он непосредственно имел дело, и я сказал: «Так почему ты ничего не сделал по этому поводу?»

    Но этот человек, сказал, что это было плохо, и то было плохо, и еще вот это было плохо в той области, с которой он непосредственно имел дело, и это было плохо, плохо в той области, с которой он непосредственно имел дело, и я сказал: «Так почему ты ничего не сделал по этому поводу?»

    А он говорит: «Ну, я не мог. Не в том положении, в котором был я. Я был не в том положении, я был в положении подчиненного. Я не был... нигде во всей организации не было никого, и я ничего не мог никому сказать».

    А он говорит: «Ну, я не мог. Не в том положении, в котором был я. Я был не в том положении, я был в положении подчиненного. Я не был... нигде во всей организации не было никого, и я ничего не мог никому сказать».

    Я сказал: «Так почему ты ничего не сделал по этому поводу?» Он ответил:

    Я сказал: «Так почему ты ничего не сделал по этому поводу?» Он ответил:

    «Но...» – «Бум!»

    «Но...» – «Бум!»

    С тех пор мы больше его не видели. Потому что любой тэтан потенциально способен сделать что угодно, для того чтобы исправить все что угодно и где угодно! И он знает об этом. И то, что он ежедневно совершает, – это грех недеяния, состоящий в том, что он не наводит порядок. И с этим в настоящее время живет любой кейс, каким бы честным он ни был.

    С тех пор мы больше его не видели. Потому что любой тэтан потенциально способен сделать что угодно, для того чтобы исправить все что угодно и где угодно! И он знает об этом. И то, что он ежедневно совершает, – это грех недеяния, состоящий в том, что он не наводит порядок. И с этим в настоящее время живет любой кейс, каким бы честным он ни был.

    Так вот, если вы можете выдержать правду, вы будете жить. А если вы не можете выдержать правду, вы не будете жить. И те люди на этой планете, которые не живут, а блуждают, подобно зомби, в темноте по скользким переулкам, не могут выдержать правды.

    Так вот, если вы можете выдержать правду, вы будете жить. А если вы не можете выдержать правду, вы не будете жить. И те люди на этой планете, которые не живут, а блуждают, подобно зомби, в темноте по скользким переулкам, не могут выдержать правды.

    И здесь, на Земле, выполнялась операция, которая целиком и полностью посвящена тому, чтобы сделать правду о человеке совершенно неприемлемой для него. Так вот, я не буду называть имен, и я никогда не упоминаю названия этой организации, но ее деятельность состоит исключительно в том, чтобы сделать вас виновными в совершении овертов. Они говорят вам о том, что такое грех. Из какой такой черной трясины они говорят вам о том, что такое грех? Если бы они почаще мылись, их собственные руки были бы достаточно чистыми, для того чтобы они могли говорить вам о том, что такое грех.

    И здесь, на Земле, выполнялась операция, которая целиком и полностью посвящена тому, чтобы сделать правду о человеке совершенно неприемлемой для него. Так вот, я не буду называть имен, и я никогда не упоминаю названия этой организации, но ее деятельность состоит исключительно в том, чтобы сделать вас виновными в совершении овертов. Они говорят вам о том, что такое грех. Из какой такой черной трясины они говорят вам о том, что такое грех? Если бы они почаще мылись, их собственные руки были бы достаточно чистыми, для того чтобы они могли говорить вам о том, что такое грех.

    Как-нибудь, мы организуем фонд для сбора пожертвований. Мы соберем деньги, чтобы купить мыла для этой организации, чтобы их руки были достаточно чистыми, для того чтобы они могли говорить нам, что такое оверты. Неплохой проект, а?

    Как-нибудь, мы организуем фонд для сбора пожертвований. Мы соберем деньги, чтобы купить мыла для этой организации, чтобы их руки были достаточно чистыми, для того чтобы они могли говорить нам, что такое оверты. Неплохой проект, а?

    Так вот, я не стремлюсь обязательно вести себя жестко по отношению к вашему банку. Но последние несколько тысяч, несколько сотен тысяч, несколько миллионов, несколько миллиардов лет были периодом, проходившим под лозунгом «Будьте добрым по отношению к банку»! А теперь, я думаю, мы можем позволить себе иметь новый лозунг! Поскольку деятельность на основе лозунга «Будьте добрым по отношению к банку» не дала результата. Деятельность на основе лозунга «используйте банк для контроля» также результата не дала.

    Так вот, я не стремлюсь обязательно вести себя жестко по отношению к вашему банку. Но последние несколько тысяч, несколько сотен тысяч, несколько миллионов, несколько миллиардов лет были периодом, проходившим под лозунгом «Будьте добрым по отношению к банку»! А теперь, я думаю, мы можем позволить себе иметь новый лозунг! Поскольку деятельность на основе лозунга «Будьте добрым по отношению к банку» не дала результата. Деятельность на основе лозунга «используйте банк для контроля» также результата не дала.

    Поэтому нашим лозунгом на протяжении многих лет была математическая формула «нет банка = есть люди». И эта формула дает результат. Но как добиться состояния «нет банка». Как взять фрейдовское бессознательное, несознательное, засознательное и противосознательное и выполнить «разбессознавание» этого? Как вытащить ид из либидо? Как избавиться от реактивного ума? Как стереть, вытравить факсимиле и инграммы, которые омрачают его дни? Как избавить человека от них и выбросить их, как ненужный хлам? Как сделать это?

    Поэтому нашим лозунгом на протяжении многих лет была математическая формула «нет банка = есть люди». И эта формула дает результат. Но как добиться состояния «нет банка». Как взять фрейдовское бессознательное, несознательное, засознательное и противосознательное и выполнить «разбессознавание» этого? Как вытащить ид из либидо? Как избавиться от реактивного ума? Как стереть, вытравить факсимиле и инграммы, которые омрачают его дни? Как избавить человека от них и выбросить их, как ненужный хлам? Как сделать это?

    Что ж, на протяжении десяти лет у нас было множество технологий. На протяжении десяти лет мы были способны сделать очень многое в отношении этого. Я не думаю, что существует так уж много явлений, связанных с реактивным банком, которые мы еще так или иначе не обнаружили в тот или иной момент времени. Сейчас практически не осталось явлений, которыми мы бы еще не занимались. Но что не давало ему исчезнуть? Почему он оставался там, где он был? Почему, несмотря на все наши труды, у нас оставались люди, которые не стали клирами? И почему в награду за все наши усилия, которые мы прилагали как одиторы, для того чтобы удерживать кого-нибудь на месте, в то время как он продолжал говорить: «ыэээээ». Так почему это происходило? Почему это происходило? Почему у нас по прежнему были аберрированные люди, когда у нас должны были быть клиры, а?

    Что ж, на протяжении десяти лет у нас было множество технологий. На протяжении десяти лет мы были способны сделать очень многое в отношении этого. Я не думаю, что существует так уж много явлений, связанных с реактивным банком, которые мы еще так или иначе не обнаружили в тот или иной момент времени. Сейчас практически не осталось явлений, которыми мы бы еще не занимались. Но что не давало ему исчезнуть? Почему он оставался там, где он был? Почему, несмотря на все наши труды, у нас оставались люди, которые не стали клирами? И почему в награду за все наши усилия, которые мы прилагали как одиторы, для того чтобы удерживать кого-нибудь на месте, в то время как он продолжал говорить: «ыэээээ». Так почему это происходило? Почему это происходило? Почему у нас по прежнему были аберрированные люди, когда у нас должны были быть клиры, а?

    Я кое-что сейчас вам скажу. Это явление очень долго сопутствовало моему одитингу, и я просто был настолько ненаблюдателен, что не замечал его вплоть до недавнего времени.

    Я кое-что сейчас вам скажу. Это явление очень долго сопутствовало моему одитингу, и я просто был настолько ненаблюдателен, что не замечал его вплоть до недавнего времени.

    Я одитировал одного человека... как вы услышите в одной из лекций, если вы когда-либо будете слушать записи Мельбурнского ППК. И вот я одитирую этого человека, проводя демонстрацию одитинга. Я говорю: «Хорошо. Назовите мне что-нибудь, что вы могли бы мне сообщить», – или: «Подумайте о чем-нибудь, что вы могли бы мне сообщить. А теперь подумайте о чем-нибудь, что вы могли бы от меня утаить».

    Я одитировал одного человека... как вы услышите в одной из лекций, если вы когда-либо будете слушать записи Мельбурнского ППК. И вот я одитирую этого человека, проводя демонстрацию одитинга. Я говорю: «Хорошо. Назовите мне что-нибудь, что вы могли бы мне сообщить», – или: «Подумайте о чем-нибудь, что вы могли бы мне сообщить. А теперь подумайте о чем-нибудь, что вы могли бы от меня утаить».

    И он несколько раз очень бойко не задумываясь ответил на эти вопросы. «Тра-та-та-та-та-та. Тра-та-та-та-та-та». «Да, я мог бы скрыть это от вас». И вдруг он говорит «Вы знаете, утаивать от вас? Знаете, это не так-то просто!»

    И он несколько раз очень бойко не задумываясь ответил на эти вопросы. «Тра-та-та-та-та-та. Тра-та-та-та-та-та». «Да, я мог бы скрыть это от вас». И вдруг он говорит «Вы знаете, утаивать от вас? Знаете, это не так-то просто!»

    Это, вероятно, была единственная причина, по которой мои преклиры продвигались быстрее, чем преклиры других людей. Это был авторитет или что-то вроде этого, из-за чего человек не мог скрывать что-либо от меня. Вот почему... люди становились клирами, а я никогда не обращал внимания на этот факт, я просто думал, что они всем говорили эти вещи, понимаете?

    Это, вероятно, была единственная причина, по которой мои преклиры продвигались быстрее, чем преклиры других людей. Это был авторитет или что-то вроде этого, из-за чего человек не мог скрывать что-либо от меня. Вот почему... люди становились клирами, а я никогда не обращал внимания на этот факт, я просто думал, что они всем говорили эти вещи, понимаете?

    Но мне чаще, чем другим одиторам, приходилось выслушивать рассказы об излюбленных Фрейдом травмирующих переживаниях, связанных с ненормальным половым поведением в возрасте трех лет. Знаете, это просто удивительно, как человек мог посвятить всю свою жизнь исследованию ненормального полового поведения в трехлетнем возрасте. Я рад, что он сделал это, потому что он дал нам кое-какие факты и он оставил огромное поле, где вместо полного отсутствия знания было хоть какое-то знание. Но тем не менее, если вы подумаете об этом сейчас, – очень трудно заниматься чем-то, что можно назвать ненормальным половым поведением, когда вам отроду три года. Я приношу свои извинения тем более молодым тэтанам, которые находятся среди нас, за то, что я позволил себе пошутить на эту тему.

    Но мне чаще, чем другим одиторам, приходилось выслушивать рассказы об излюбленных Фрейдом травмирующих переживаниях, связанных с ненормальным половым поведением в возрасте трех лет. Знаете, это просто удивительно, как человек мог посвятить всю свою жизнь исследованию ненормального полового поведения в трехлетнем возрасте. Я рад, что он сделал это, потому что он дал нам кое-какие факты и он оставил огромное поле, где вместо полного отсутствия знания было хоть какое-то знание. Но тем не менее, если вы подумаете об этом сейчас, – очень трудно заниматься чем-то, что можно назвать ненормальным половым поведением, когда вам отроду три года. Я приношу свои извинения тем более молодым тэтанам, которые находятся среди нас, за то, что я позволил себе пошутить на эту тему.

    Но если преклир садится и начинает рассказывать вам все, тогда то, что вам нужно делать, – это слушать, и ничего более. Это не значит, что, для того чтобы стать клиром, он должен рассказать вам все, что он когда-либо сделал, обо всех преступлениях, которые он когда-либо совершил, и обо всем своем предосудительном поведении. Нет, но это значит, что те, кто не очень хорошо продвигаются в одитинге или чей одитинг идет медленно... это говорит вам о том, что эти люди таят внутри себя что-то такое, что повергло бы в ужас представителей какого-нибудь общества борьбы за чистоту нравов. И вы, конечно, понимаете, что большинство членов такого общества

    Но если преклир садится и начинает рассказывать вам все, тогда то, что вам нужно делать, – это слушать, и ничего более. Это не значит, что, для того чтобы стать клиром, он должен рассказать вам все, что он когда-либо сделал, обо всех преступлениях, которые он когда-либо совершил, и обо всем своем предосудительном поведении. Нет, но это значит, что те, кто не очень хорошо продвигаются в одитинге или чей одитинг идет медленно... это говорит вам о том, что эти люди таят внутри себя что-то такое, что повергло бы в ужас представителей какого-нибудь общества борьбы за чистоту нравов. И вы, конечно, понимаете, что большинство членов такого общества

    – это очень суровые люди.

    – это очень суровые люди.

    Так вот, человек, который вообще не продвигается в одитинге, который вообще не получает никаких результатов, – о, да. Я должен сказать вам об этом, – между нами, саентологами, – я должен сказать вам вот что: этот человек виновен в совершении преступления, за которое он может сесть в тюрьму или понести наказание в этой жизни, если это преступление станет известным.

    Так вот, человек, который вообще не продвигается в одитинге, который вообще не получает никаких результатов, – о, да. Я должен сказать вам об этом, – между нами, саентологами, – я должен сказать вам вот что: этот человек виновен в совершении преступления, за которое он может сесть в тюрьму или понести наказание в этой жизни, если это преступление станет известным.

    Так вот, когда вы дойдете до этого уровня, вы влипли. Иными словами, он ограбил банк или сделал что-то вроде этого. Но это очень серьезное преступление, и за него человек может быть арестован и может понести наказание в настоящем времени, если это преступление будет разоблачено! И в том, что касается одитинга, человек, совершив это преступление, сам посадил себя в ловушку, и он будет оставаться пойманным в нее, если он тем или иным образом не уладит ситуацию и не очистит это, потому что, если он не сделает этого, в его кейсе не произойдет сколько-нибудь значительных улучшений!

    Так вот, когда вы дойдете до этого уровня, вы влипли. Иными словами, он ограбил банк или сделал что-то вроде этого. Но это очень серьезное преступление, и за него человек может быть арестован и может понести наказание в настоящем времени, если это преступление будет разоблачено! И в том, что касается одитинга, человек, совершив это преступление, сам посадил себя в ловушку, и он будет оставаться пойманным в нее, если он тем или иным образом не уладит ситуацию и не очистит это, потому что, если он не сделает этого, в его кейсе не произойдет сколько-нибудь значительных улучшений!

    В течение десяти лет мы наблюдали это явление и недоумевали, что же это означает. Мы недоумевали, почему мы не можем проводить ему никакого одитинга. Понимаете, он просто сидел там. «Да, – говорил он, – да».

    В течение десяти лет мы наблюдали это явление и недоумевали, что же это означает. Мы недоумевали, почему мы не можем проводить ему никакого одитинга. Понимаете, он просто сидел там. «Да, – говорил он, – да».

    Вы говорили: «А теперь создайте двойные парные терминалы собак». Он делал это. «Да, – говорил он, – да». Сессия подходит к концу. – Как вы себя чувствуете?

    Вы говорили: «А теперь создайте двойные парные терминалы собак». Он делал это. «Да, – говорил он, – да». Сессия подходит к концу. – Как вы себя чувствуете?

    • О, я чувствую себя ужасно.
    • О, я чувствую себя ужасно.
  • Спасибо. Закончили.
  • Спасибо. Закончили.
  • Почему? Почему? Почему? Что ж, мы уже знаем технологию: он получает одитинг, имея проблему настоящего времени. И это попадает под категорию технологии, которая у нас уже есть, то есть технологии работы с проблемами настоящего времени и с разрывами АРО.

    Почему? Почему? Почему? Что ж, мы уже знаем технологию: он получает одитинг, имея проблему настоящего времени. И это попадает под категорию технологии, которая у нас уже есть, то есть технологии работы с проблемами настоящего времени и с разрывами АРО.

    Так вот, он не может вступить в двухстороннее общение с одитором, и поэтому он не может оказаться в сессии! Он никогда не бывает в сессии, потому что он не может быть в двухстороннем общении. Он не может оторвать своего внимания от того, на чем оно зафиксировано, и направить его на какую-либо другую часть банка, потому что у этого человека постоянно есть проблема настоящего времени независимо от того, осознает ли он это или нет. Он не знает этого, он как бы «знает» это, понимаете?

    Так вот, он не может вступить в двухстороннее общение с одитором, и поэтому он не может оказаться в сессии! Он никогда не бывает в сессии, потому что он не может быть в двухстороннем общении. Он не может оторвать своего внимания от того, на чем оно зафиксировано, и направить его на какую-либо другую часть банка, потому что у этого человека постоянно есть проблема настоящего времени независимо от того, осознает ли он это или нет. Он не знает этого, он как бы «знает» это, понимаете?

    Его внимание постоянно зафиксировано на этом. Но это та единственная вещь, которую он не может вам открыть, а это представляет собой непреодолимое препятствие для проведение любого одитинга. И вот она там, и для него она подобна тюремной камере.

    Его внимание постоянно зафиксировано на этом. Но это та единственная вещь, которую он не может вам открыть, а это представляет собой непреодолимое препятствие для проведение любого одитинга. И вот она там, и для него она подобна тюремной камере.

    Я могу вам кое-что сказать. Лучше быть в тюрьме, чем в той ситуации, когда Саентология не дает результата. Не правда ли? Потому что это означало бы, что вы будете в тюрьме отныне и навсегда. Запертые в этой проклятой башке, не имея ни свободы, ни сил. Это, скажу вам, приговор, не так ли? И это даже не до тех пор, «пока смерть не разлучит нас». Но на веки вечные, до тех пор пока у вас еще есть хоть один эрг. Так долго. Парень уже сам вынес себе приговор.

    Я могу вам кое-что сказать. Лучше быть в тюрьме, чем в той ситуации, когда Саентология не дает результата. Не правда ли? Потому что это означало бы, что вы будете в тюрьме отныне и навсегда. Запертые в этой проклятой башке, не имея ни свободы, ни сил. Это, скажу вам, приговор, не так ли? И это даже не до тех пор, «пока смерть не разлучит нас». Но на веки вечные, до тех пор пока у вас еще есть хоть один эрг. Так долго. Парень уже сам вынес себе приговор.

    Но это не дает ему никакого права причинять своему одитору те неприятности, которые он ему причиняет, не так ли? А? Потому что он теперь винит одитора за то, что он сам не раскрывает, и говорит, что это вина одитора.

    Но это не дает ему никакого права причинять своему одитору те неприятности, которые он ему причиняет, не так ли? А? Потому что он теперь винит одитора за то, что он сам не раскрывает, и говорит, что это вина одитора.

    Что ж, по сути, с технической точки зрения это наша общая вина, состоящая в том, что мы не запустили наши проклятые пальцы поглубже в этот чертов реактивный банк, используя одно из этих устройств.

    Что ж, по сути, с технической точки зрения это наша общая вина, состоящая в том, что мы не запустили наши проклятые пальцы поглубже в этот чертов реактивный банк, используя одно из этих устройств.

    Эти устройства сейчас можно найти... в действительности они производятся на всех континентах. Классная штука. И они покажут вам истинное положение дел. Они будут работать на полную катушку. И сейчас есть... – сейчас, кстати, есть новая брошюра по этому поводу, новая брошюра по электрометру – и я прямо сейчас на этом конгрессе дам вам приложение к этой книжке, предметом которого будут функции вот этого конкретного триометристора с электронными примочко-проводами.

    Эти устройства сейчас можно найти... в действительности они производятся на всех континентах. Классная штука. И они покажут вам истинное положение дел. Они будут работать на полную катушку. И сейчас есть... – сейчас, кстати, есть новая брошюра по этому поводу, новая брошюра по электрометру – и я прямо сейчас на этом конгрессе дам вам приложение к этой книжке, предметом которого будут функции вот этого конкретного триометристора с электронными примочко-проводами.

    Есть масса данных, которые нужно знать по поводу этого устройства. Одно из них состоит в том, что у человека с наиболее тяжкими преступлениями наименьшая ответственность по всем динамикам, и Е-метр поначалу дает наименьшие показания при работе с таким человеком. Е-метр регистрирует то, за что преклир все еще хоть сколько-нибудь ответственен. Так что есть методы и способы работы с кейсом при помощи Е-метра, о которых мы раньше не знали. И можно сказать, что наихудшим приговором для кейса было бы то, что Е-метр не давал бы показаний при работе с таким кейсом. Е-метр слабо реагирует при работе с кейсом? Что ж, одитор знает, в каком направлении ему теперь двигаться.

    Есть масса данных, которые нужно знать по поводу этого устройства. Одно из них состоит в том, что у человека с наиболее тяжкими преступлениями наименьшая ответственность по всем динамикам, и Е-метр поначалу дает наименьшие показания при работе с таким человеком. Е-метр регистрирует то, за что преклир все еще хоть сколько-нибудь ответственен. Так что есть методы и способы работы с кейсом при помощи Е-метра, о которых мы раньше не знали. И можно сказать, что наихудшим приговором для кейса было бы то, что Е-метр не давал бы показаний при работе с таким кейсом. Е-метр слабо реагирует при работе с кейсом? Что ж, одитор знает, в каком направлении ему теперь двигаться.

    Еще один факт состоит в том, что... позже я расскажу вам об этом поподробнее,

    Еще один факт состоит в том, что... позже я расскажу вам об этом поподробнее,

    – но реакции стрелки не так важны, как перемещение тонарма. Перемещение тонарма как индикатор лучше, чем реакции стрелки. Интересно, а?

    – но реакции стрелки не так важны, как перемещение тонарма. Перемещение тонарма как индикатор лучше, чем реакции стрелки. Интересно, а?

    Так вот, конечно, эта машина передо мной... те представители молодого поколения, которые сейчас находятся в этой аудитории, наверное, будут жить в цивилизации, в которой, для того чтобы получить работу, нужно будет пройти проверку на электрометре и в которой не будет бессмысленных и разрушительных революций по той чудесной причине, что в обществе будет гораздо меньше преступников.

    Так вот, конечно, эта машина передо мной... те представители молодого поколения, которые сейчас находятся в этой аудитории, наверное, будут жить в цивилизации, в которой, для того чтобы получить работу, нужно будет пройти проверку на электрометре и в которой не будет бессмысленных и разрушительных революций по той чудесной причине, что в обществе будет гораздо меньше преступников.

    Так вот, посмотрите, в обществе есть масса людей, которые (цитирую) «творят добро» или «пытаются изменить общество», потому что у них самих есть должок перед обществом, который они пытаются возместить, действуя окольными путями.

    Так вот, посмотрите, в обществе есть масса людей, которые (цитирую) «творят добро» или «пытаются изменить общество», потому что у них самих есть должок перед обществом, который они пытаются возместить, действуя окольными путями.

    Я скажу вам кое-что очень смешное: это просто компульсия, которая ни к чему не ведет. Мы все чем-то обязаны обществу, если уж на то пошло. Мы все обязаны что-то делать для всех наших динамик. Но, когда мы должны делать это из-за компульсии, это не очень хорошо получается. Так что из-за этой идеи «парень пытается делать добро, потому что он был таким плохим» мы все, как правило, попадаем в переплет. Забавным здесь является то, что он сделает в десять раз больше добра, в тысячу раз больше добра, если он сам ни коим образом не будет должен творить добро. Это довольно примечательно.

    Я скажу вам кое-что очень смешное: это просто компульсия, которая ни к чему не ведет. Мы все чем-то обязаны обществу, если уж на то пошло. Мы все обязаны что-то делать для всех наших динамик. Но, когда мы должны делать это из-за компульсии, это не очень хорошо получается. Так что из-за этой идеи «парень пытается делать добро, потому что он был таким плохим» мы все, как правило, попадаем в переплет. Забавным здесь является то, что он сделает в десять раз больше добра, в тысячу раз больше добра, если он сам ни коим образом не будет должен творить добро. Это довольно примечательно.

    Так что нет никаких оснований для существования такого механизма за исключением того факта, что некоторые индивидуумы индивидуализируются и отделяются от общества, отделяются от динамик до такой степени, что они перестают быть людьми, становятся чем-то еще, чем-то неживым, что представляет собой некое синтетическое нечто, которое ползет по жизни и пытается каким-либо образом существовать.

    Так что нет никаких оснований для существования такого механизма за исключением того факта, что некоторые индивидуумы индивидуализируются и отделяются от общества, отделяются от динамик до такой степени, что они перестают быть людьми, становятся чем-то еще, чем-то неживым, что представляет собой некое синтетическое нечто, которое ползет по жизни и пытается каким-либо образом существовать.

    Когда вы пытаетесь одитировать человека, который виновен в совершении слишком большого количества овертов, он не продвигается в одитинге. Когда вы одитируете человека, у которого есть несколько овертов, о которых он не должен рассказывать, он продвигается медленно, и время от времени у него появляется желание сбежать, время от времени он пытается уйти, время от времени он пытается покинуть школу или покинуть сессию. И мы уже давно знаем о том, что если у человека почти нет овертов, когда-нибудь он расскажет нам о них.

    Когда вы пытаетесь одитировать человека, который виновен в совершении слишком большого количества овертов, он не продвигается в одитинге. Когда вы одитируете человека, у которого есть несколько овертов, о которых он не должен рассказывать, он продвигается медленно, и время от времени у него появляется желание сбежать, время от времени он пытается уйти, время от времени он пытается покинуть школу или покинуть сессию. И мы уже давно знаем о том, что если у человека почти нет овертов, когда-нибудь он расскажет нам о них.

    Это явление, которое можно было наблюдать в НЦХ с давних пор: человек приходит и говорит: «Тсс. Я эмм-мммм-мммм-ммм...» А выходя он говорит: «Уф! Говорите, кому хотите». Понимаете? Я хочу сказать, что в нем произошла перемена.

    Это явление, которое можно было наблюдать в НЦХ с давних пор: человек приходит и говорит: «Тсс. Я эмм-мммм-мммм-ммм...» А выходя он говорит: «Уф! Говорите, кому хотите». Понимаете? Я хочу сказать, что в нем произошла перемена.

    Что ж, мы знали это, но то, что мы на самом деле пытались найти, было противоположностью этого. Мы пытались найти человека, который делал что-то, понимаете, найти человека, который создавал нам какие-либо неприятности, найти человека, который не занимался созидательной деятельностью, найти человека, который не содействовал расширению деятельности. Это был человек, чьи действия были направлены на разрушение.

    Что ж, мы знали это, но то, что мы на самом деле пытались найти, было противоположностью этого. Мы пытались найти человека, который делал что-то, понимаете, найти человека, который создавал нам какие-либо неприятности, найти человека, который не занимался созидательной деятельностью, найти человека, который не содействовал расширению деятельности. Это был человек, чьи действия были направлены на разрушение.

    То, что вы здесь наблюдаете, – это будет предметом подробного рассмотрения значительно позже – но то, что вы здесь наблюдаете... то, что вы здесь наблюдаете, имеет весьма отдаленные последствия, это останется на многие тысячелетия. То, что вы здесь наблюдаете, имеет некий смысл.

    То, что вы здесь наблюдаете, – это будет предметом подробного рассмотрения значительно позже – но то, что вы здесь наблюдаете... то, что вы здесь наблюдаете, имеет весьма отдаленные последствия, это останется на многие тысячелетия. То, что вы здесь наблюдаете, имеет некий смысл.

    Любому человеку требуется всего одно озарение, для того чтобы просто взяться за дело, засучив рукава и воплотить в жизнь эту цель – мир без преступников, мир людей, которые могут действовать эффективно. Единственное озарение, которое им нужно... это озарение состоит в том, что последовательность оверт-мотиватор не обязательно должна быть частью игры! Как только у вас будет субъективная реальность в отношении этого, в ту же секунду вы бросите все остальное, что с этим связано, как горячую картофелину, просто «бррр». На самом деле, игра в последовательность оверт-мотиватор – «Ты виноват, мы наказываем тебя. Я виноват, ты наказываешь меня. Я жертва, значит ты сделал то-то и то-то. Ты жертва, значит я сделал то-то и то-то», – это ни в коей мере не является необходимым, для того чтобы получать удовольствие от жизни или для того чтобы у вас была игра, которая доставляла бы вам хоть какую-то радость!

    Любому человеку требуется всего одно озарение, для того чтобы просто взяться за дело, засучив рукава и воплотить в жизнь эту цель – мир без преступников, мир людей, которые могут действовать эффективно. Единственное озарение, которое им нужно... это озарение состоит в том, что последовательность оверт-мотиватор не обязательно должна быть частью игры! Как только у вас будет субъективная реальность в отношении этого, в ту же секунду вы бросите все остальное, что с этим связано, как горячую картофелину, просто «бррр». На самом деле, игра в последовательность оверт-мотиватор – «Ты виноват, мы наказываем тебя. Я виноват, ты наказываешь меня. Я жертва, значит ты сделал то-то и то-то. Ты жертва, значит я сделал то-то и то-то», – это ни в коей мере не является необходимым, для того чтобы получать удовольствие от жизни или для того чтобы у вас была игра, которая доставляла бы вам хоть какую-то радость!

    Если вы посмотрите на это повнимательнее, вы обнаружите, что все игры, которые доставляли вам удовольствие, не имели никакого отношения к последовательности оверт-мотиватор. Это очень забавно.

    Если вы посмотрите на это повнимательнее, вы обнаружите, что все игры, которые доставляли вам удовольствие, не имели никакого отношения к последовательности оверт-мотиватор. Это очень забавно.

    Последовательность оверт-мотиватор – это и есть то, что прекращает все игры. Когда человек делает что-то другим людям и должен наказывать их и быть наказанным ими и так далее – это что-то вроде отчаянных усилий сделать что-нибудь недостойными средствами в надежде, что это кем-нибудь по ошибке будет принято за игру. Но где-то здесь все и заканчивается. На этом уровне у такого человека в действительности нет игры. Так что на самом деле такой подход устарел. Вы очень многого можете добиться, не будучи втянутым в это.

    Последовательность оверт-мотиватор – это и есть то, что прекращает все игры. Когда человек делает что-то другим людям и должен наказывать их и быть наказанным ими и так далее – это что-то вроде отчаянных усилий сделать что-нибудь недостойными средствами в надежде, что это кем-нибудь по ошибке будет принято за игру. Но где-то здесь все и заканчивается. На этом уровне у такого человека в действительности нет игры. Так что на самом деле такой подход устарел. Вы очень многого можете добиться, не будучи втянутым в это.

    Что ж, если эти мои высказывания кого-то расстроили, мне искренне жаль... их кейсы.

    Что ж, если эти мои высказывания кого-то расстроили, мне искренне жаль... их кейсы.

    Например, была одна молоденькая девушка, которая получала одитинг без особых успехов. Она была... она была самым обычным человеком из города, она не была саентологом. И она получала одитинг без особых успехов, и я заметил, что ее лицо как бы осунулось и ее вид по мере получения одитинга становился немного изможденным, и на самом деле ее одитинг проходил нормально, но по той или иной причине она не получала от этого особой пользы.

    Например, была одна молоденькая девушка, которая получала одитинг без особых успехов. Она была... она была самым обычным человеком из города, она не была саентологом. И она получала одитинг без особых успехов, и я заметил, что ее лицо как бы осунулось и ее вид по мере получения одитинга становился немного изможденным, и на самом деле ее одитинг проходил нормально, но по той или иной причине она не получала от этого особой пользы.

    Так что как-то на днях я присел у ее стола и сказал: «Знаешь, девушки очень много чего делают в жизни. И они думают, что все эти поступки весьма предосудительны. На самом деле я бы ничуть не удивился, если бы ты думала, что ты сделала что-то такое, что если бы доктор Хаббард узнал об этом, он бы тебя уволил». Я сказал: «Так вот, забавным здесь является то, – сказал я – что я не думаю, что ты могла бы совершить что-нибудь настолько плохое. Почему бы тебе не рассказать все своему одитору, когда ты в следующий раз будешь получать одитинг?»

    Так что как-то на днях я присел у ее стола и сказал: «Знаешь, девушки очень много чего делают в жизни. И они думают, что все эти поступки весьма предосудительны. На самом деле я бы ничуть не удивился, если бы ты думала, что ты сделала что-то такое, что если бы доктор Хаббард узнал об этом, он бы тебя уволил». Я сказал: «Так вот, забавным здесь является то, – сказал я – что я не думаю, что ты могла бы совершить что-нибудь настолько плохое. Почему бы тебе не рассказать все своему одитору, когда ты в следующий раз будешь получать одитинг?»

    Она так и сделала, и ее кейс взмыл ввысь – взззум! Это было что-то очень предосудительное. Что-то по второй динамике в восьмилетнем возрасте. Что-то очень плохое, знаете? Она утаивала огромный висхолд.

    Она так и сделала, и ее кейс взмыл ввысь – взззум! Это было что-то очень предосудительное. Что-то по второй динамике в восьмилетнем возрасте. Что-то очень плохое, знаете? Она утаивала огромный висхолд.

    Так вот, оверты и висхолды по любой динамике или по всем динамикам сразу – это единственная причина, по которой увязшие кейсы остаются на месте! И это возвращает нас к определению оперирующего тэтана, а именно: причина по отношению к материи, энергии, пространству, времени, форме и, конечно, мыслям и постулатам, которая осознает себя причиной и желает быть ею – оперирующий тэтан.

    Так вот, оверты и висхолды по любой динамике или по всем динамикам сразу – это единственная причина, по которой увязшие кейсы остаются на месте! И это возвращает нас к определению оперирующего тэтана, а именно: причина по отношению к материи, энергии, пространству, времени, форме и, конечно, мыслям и постулатам, которая осознает себя причиной и желает быть ею – оперирующий тэтан.

    Тот ужасный факт, с которым мы должны стать лицом к лицу, если мы собираемся получить какие-либо результаты, представляет собой следующее: мы сделали это. И я позже еще расскажу вам об ответственности. На самом деле мы не используем эту штуку, называемую ответственностью, для того чтобы вешать людей без разбора. Но вот именно то, что мы говорим и вот именно то, что говорю я: необходимым условием истинного восстановления бытийности человека является осознание им того, что он был причиной всех трудностей, которые у него когда-либо возникали. Это очень горькая пилюля. Настолько горькая, что, вероятно, потребуются сотни часов одитинга, для того чтобы вы набрались духу ее проглотить. Конечно, вы можете очень радостно выйти вперед, понимаете, и сказать: «Да, это так. Так сказал Рон. И тут ничего такого нет, и я сяду вот сюда в кресло для одитинга, сяду в это кресло. Ха! Так, за что я могу быть ответственен? Я могу быть ответственен за все трудности, которые у меня когда-либо были».

    Тот ужасный факт, с которым мы должны стать лицом к лицу, если мы собираемся получить какие-либо результаты, представляет собой следующее: мы сделали это. И я позже еще расскажу вам об ответственности. На самом деле мы не используем эту штуку, называемую ответственностью, для того чтобы вешать людей без разбора. Но вот именно то, что мы говорим и вот именно то, что говорю я: необходимым условием истинного восстановления бытийности человека является осознание им того, что он был причиной всех трудностей, которые у него когда-либо возникали. Это очень горькая пилюля. Настолько горькая, что, вероятно, потребуются сотни часов одитинга, для того чтобы вы набрались духу ее проглотить. Конечно, вы можете очень радостно выйти вперед, понимаете, и сказать: «Да, это так. Так сказал Рон. И тут ничего такого нет, и я сяду вот сюда в кресло для одитинга, сяду в это кресло. Ха! Так, за что я могу быть ответственен? Я могу быть ответственен за все трудности, которые у меня когда-либо были».

    И одитор скажет: «Ну, хорошо. Так, просто назовите мне одну из них, за которую вы можете быть ответственны».

    И одитор скажет: «Ну, хорошо. Так, просто назовите мне одну из них, за которую вы можете быть ответственны».

    «Ну, я мог бы быть ответственен за... Нет, я не могу быть ответственен за те трудности, которые были у меня в школе! Это она виновата!» И вот он, ваш поезд, идет прямо под откос, понимаете?

    «Ну, я мог бы быть ответственен за... Нет, я не могу быть ответственен за те трудности, которые были у меня в школе! Это она виновата!» И вот он, ваш поезд, идет прямо под откос, понимаете?

    Нет, у нас есть масса вещей – масса вещей, ответственность за которые мы не хотим брать на себя, но мы не пытаемся использовать ответственность, для того чтобы вешать людей. У нас есть масса таких вещей.

    Нет, у нас есть масса вещей – масса вещей, ответственность за которые мы не хотим брать на себя, но мы не пытаемся использовать ответственность, для того чтобы вешать людей. У нас есть масса таких вещей.

    И недолго думая, мы бойко так говорим: «Это все, что требуется для того чтобы стать клиром? Кто выслушает меня? Кто выслушает меня? Послушайте, я... я готов взять ответственность за все. Я был причиной всех своих трудностей. Приятель, я был...» – «бум!» И в этот момент вы падаете замертво.

    И недолго думая, мы бойко так говорим: «Это все, что требуется для того чтобы стать клиром? Кто выслушает меня? Кто выслушает меня? Послушайте, я... я готов взять ответственность за все. Я был причиной всех своих трудностей. Приятель, я был...» – «бум!» И в этот момент вы падаете замертво.

    Так вот, то, что я хочу сказать, очень просто: состояние клир – это состояние, когда человек признает, что является причиной по всем динамикам. И вы были причиной, но вы не признавали этого. И это работа одитора – добиться, чтобы вы сделали это.

    Так вот, то, что я хочу сказать, очень просто: состояние клир – это состояние, когда человек признает, что является причиной по всем динамикам. И вы были причиной, но вы не признавали этого. И это работа одитора – добиться, чтобы вы сделали это.

    Спасибо.

    Спасибо.