Мне сказали, что было несколько людей, у которых были здорово задеты кое-какие кнопки.

Well, I hope you survived the last lecture.

Послушайте, вы можете говорить мне об этом. Конечно, в большинстве случаев я уже и так об этом знаю.

I was told there were some people — some people that had their buttons pushed.

Итак, наш конгресс продолжается?

Look, you can tell me. Of course, in most cases I know already.

Аудитория: Да.

Well, you still got a congress?

Рады, что пришли сюда?

Audience: Yes.

Аудитория: Да.

Glad you came?

Отлично. О, скажите это громче. Вы рады, что вы здесь?

Audience: Yes.

Аудитория: Да!

All right. Oh, say that louder. You glad you came?

Вот это лучше, лучше. Мне тут надо малость приободриться, понимаете.

Audience: Yes!

Так, а прошлая лекция не была для вас излишне крутой в техническом плане?

That's better. That's better. Got to wind me up here just a little bit, you know.

Аудитория: Нет.

Now, was that last lecture much too technical for you?

Не была, ага?

Audience: No.

Аудитория: Нет.

It wasn't, huh?

Просто задела несколько кнопок. Отлично.

Audience: No.

Я объясню вам причину. На этом конгрессе я впервые хочу выпустить решение проблемы, которую можно обнаружить еще в Книге Один, и которая, вероятно, представляет собой главную причину неизменности вашего графика на тестах. Она пригвождает ваше личность прямо на этом месте, хотите вы этого или нет.

Just pushed a few buttons. All right.

Я хотел бы рассказать вам об этом, потому что это совершенно новый материал, совершенно новое открытие. Это не очень сложная вещь, и я хотел бы выпустить это прямо здесь, в Австралии.

Tell you why. I'd like to release for the first time at this congress the solution to a problem which you will find as far back as Book One and which is probably the main thing that keeps a profile or your graph on tests and so forth right where it is. Keeps your personality pegged there whether you like it or not.

Этот предмет — вейлансы. Вейлансы.

I'd like to tell you about that because it's brand-new material, brand-new discoveries. It's not very complicated and I would like to release it right here in Australia.

Этот предмет не является чем-то эзотерическим. Как раз таки, это штука совершенно заурядная. И такой вещи, как "ваш собственный вейланс", не бывает.

Well, the subject is valences. Valences.

То и дело мы склонны поддаваться соблазну использовать это выражение. Но это просто вы. И вы не становитесь вейлансом, до тех пор пока вас не подберет и не наденет кто-нибудь другой.

This is not a very esoteric subject. It's an awfully common one. There is no such thing as „your own valence.“

Вот, скажем, у нас есть мама, которая очень и очень склонна к критике, и каждый раз, когда мы пытались что-то создать, она это разрушала. Или, скажем, каждый раз, когда у нас появлялась какая-то новая идея, она говорила: "Нет, нет, нет!". И каждый раз, когда мы пытались стать самими собой, что ж, мы оказывались сокрушены. Каждый раз, когда мы пытались быть самими собой, кто-то другой говорил: "Нет, нет, нет!. Будь кем-нибудь другим".

Every once in a while we fall into the liability of using the phrase. There's just you. And you don't become a valence until you're picked up and worn by somebody else.

Я как раз общался с вами по поводу общественных ценностей. И когда вы в конце концов приходите к убеждению в том, что ваши ценности и ваши способы смотреть на вещи совершенно неправильны, то у вас есть выбор. Вы можете либо просто прекратить существование, или схватить вейланс, который, очевидно, будет приемлемым. Именно это мешает вам быть самим собой, когда вы прекращаете быть самим собой.

Now, let's say we had a mama who was very, very critical and every time we tried to create something she destroyed it. Or let's say that every time we tried to originate something she said, „No, no!“ And every time that we tried to be ourselves, why, we get „overwhumped.“ (That's a Scientology technical term.) Every time we tried to be ourselves somebody else says, „No, no, no! Be somebody else.“

И большинство графиков, которые составляются по вашим ответам, и большинство тестов, которые вы выполняете — это картинка вейланса, или совокупности вейлансов, которые вы позаимствовали в тот или иной момент, так как они представлялись вам приемлемыми, и именно их вы отмечаете на бланке для ответов.

Well, I've just been talking to you about social values. And when you at last became convinced that your values or your ways of looking at things were totally wrong, then you had a choice. You either just ceased to exist or you grabbed a valence that was apparently acceptable. And that's what kept you from being you when you ceased to be you.

До тех пор, пока вы не измените вейланс преклира, вы не измените преклира.

And most of the profiles which you answer up and most of the tests which you answer up is a valence or a composite of valences which you borrowed at some time or another that you thought were acceptable, and those you mark on the scoreboard.

Если одитинг легко может изменить вейлансы, то вы очень просто можете изменить график, реакции преклира на жизнь, его способность справляться со своим окружением. Если вы можете изменить его вейлансы!

Until you change a preclear's valence, you don't change the pc.

Если вы можете продолжать снимать с него вейлансы, до тех пор пока он не выкопается наверх — то, когда он окажется наверху, вы получите весьма поразительную личность. Эта личность будет давать стабильно высокий график, и оставаться в таком состоянии.

If auditing could shed valences easily, you could change a graph, the responses of a pc to life, his ability to handle his environment, with great ease. If you could change his valences!

Есть множество способов определения Клира и наблюдения его. Но технически самый лучший способ рассмотрения Клира заключается не в кучке механики. Это просто вопрос о том, стал человек самим собой или нет. Если ответ — да, то тогда можно сказать, что он стал Клиром.

If you could keep pulling valences off of him until you dug him up — and when you got him dug up you'd find you had quite a person. And that's the person that'll register high on a graph and stay there.

А если он — если это "я", заново открытое, очищенное от примесей, восстановленное, потом улучшается до состояния, в котором оно может, понимаете, расслабиться и сказать: "Ну, я как личность могу действовать на значительном расстоянии и при это достигаю действительного прогресса", и так далее, то вы получите ОТ.

There are many ways of defining or looking at Clear. But technically, the best way of looking at Clear is not in terms of a bunch of mechanics. It'd just be whether or not the person had become himself. Then you'd say he'd be Clear.

Вот очень простой способ рассмотрения того, что есть Клир. Просто отбросьте все эти механические идеи, и скажите: "Нам надо просто сделать парня самим собой, чтобы ему не мешали наложенные поверх него личности".

Now, if hi — that self which was uncovered, unblended, straightened out, was then improved to a point where he could, you know, relax and say, „Well, I dare reach as myself to a considerable distance and I dare actually progress,“ and so forth, you'd have an OT.

Вы когда либо слышали выражение "старый школьный галстук"?

That's a very simple way of looking at Clear. Just sweep away these mechanical ideas and say, „Well, we've gotten the fellow to be himself, unimpeded by superimpressed personalities.“

Аудитория: Да.

Now, you ever hear of the „old school tie“?

Это вейланс.

Audience: Yeah.

Есть даже люди, которых отправляют в Оксфорд (это не тот "Ааксфорд", который вы знаете, это "Оксфорд") — так вот, их отправляют в Оксфорд…

That's a valence.

Это очень забавно. Мои малыши теперь ходят в английскую школу, и все слова, которые они знают с Америки, они все еще произносят с американским акцентом. А все новые слова, которые они изучили, совершенно новые слова, в Англии — чертовская смесь, какую только можно услышать.

There are even fellows who have been sent to Oxford (it's not „Oxford“ you know, it's „Oxford“) — there have been fellows sent to „Oxford“...

Эти оксфордские выпускники очень часто просто отправляются в Оксфорд для того, чтобы приобрести вейланс. Фактически, у них это есть. Это часть расписания. Предполагается, что они должны приобрести там тон и поведение. На самом деле я не хочу сказать ничего плохого против Оксфорда. Это просто тот факт, что это часть этого бизнеса.

It's very amusing. My little kids are now going to school in England, and all the words they knew from America, they still pronounce with an American accent. And all of the words they have learned, the brand-new ones in England — darnedest mishmash you ever heard!

На самом деле, это означает, что у них, должно быть, уже имеется какой-то паршивый вейланс, раз им так нужен следующий, который можно было бы наложить поверх данного.

These Oxfordian graduates have very often simply gone to Oxford to get a valence. Factually, they have that. That's part of the curriculum. They're supposed to — they're supposed to pick up a tone and behavior. Now, it's nothing really against Oxford. It's just the fact that that's part of the business.

Такова судьба того, кто теряет самого себя. Он получает вейланс поверх этого, и ему он не нравится, так что он берет другой вейланс поверх предыдущего, потому что ему и этот не нравится, и он берет другой вейланс поверх предыдущего, потому что ему и этот не нравится — но ему и этот не нравится, и он берет другой вейланс. И получается некая мистическая серия вложенных друг в друга сфер — просто один вейланс за другим — каждый из них представляет собой пакетную личность. Каждый из них представляет собой пакетную личность. Ее реакции такие-то и такие-то в отношении того-то и того-то.

Well, it already means they must have had some kind of a lousy valence to want the next one superimposed on it.

От того, кто учился в Оксфорде — просто для приобретения тона — всегда можно ожидать, что в случае аварии он скажет: "Ничего нет". Немедленный отклик. Потому что так диктует вейланс. Он говорит: "Никаких аварий не происходит", — понимаете.

And that's the fate of somebody who loses himself. He gets a valence over the top of that and he doesn't like that one, so he gets another valence over the top of that one because he doesn't like that one, and he gets a valence over the top of the next one because he doesn't like — and he doesn't like that one, so he gets another valence. And you've got some sort of a mysterious series of concentric spheres here — just valence after valence after valence — package personalities, each one of these. Each one is a package personality. Its reactions are so-and-so and such-and-such.

Проваливается крыша. Под его ногами трещит пол, а он должен сказать нечто типа: "Что такое, что за неприличные вещи?".

You can always expect somebody who has attended Oxford — just to get the tone — to, in the face of emergencies, say „There is none.“ Immediate response. That's what that valence says. It says, „There are no emergencies,“ see?

Предполагается, что он ответственен в одних областях и безответственен в других. Предполагается, что одни определенные вещи делают его счастливым, а другие — несчастным. У него имеется целый самосвал всяких "Я должен то-то и то-то". На любой данный стимул или стимулы у него имеется готовая реакция. И вы можете играть на нем как пианист на пианино, понимаете. Открываете крышку и жмете на клавиши. И каждый раз вы получите одну и ту же мелодию!

Roof falls in. The floor goes out from under him and he's supposed to say something like, „Bit of a disturbance, what?“

Для рабовладельца очень удобно иметь дело с таким человеком, потому что он полностью предсказуем и никогда не выйдет за рамки четко отчерченных линий.

He's supposed to have responsibilities in certain directions and be irresponsible in other directions. He's supposed to be made happy by certain things and unhappy by other things. And he gets a whole carload lot of „now-I'm-supposed-to's.“ And at any given stimuli or any given stimulus he has a pat response. And you can play on him like a player piano, you know. Put the roller in and start pumping the pedals. And you'll play the same tune every time!

Следовательно, с ним можно делать практически что угодно, и заставить его согласиться на что угодно. Вы можете заставить его делать что угодно, просто играя на правильных клавишах.

Now, to a slave master, that person is very safe to have around because he's totally predictable and will never step over the edge at all of the demarked lines.

И я не могу сказать, что в обществе, которое стремится быть свободным, независимым, в котором признается ценность каждого индивидуума, особенно в Австралии, где людей не так уж много, присутствует какая-либо необходимость в таком механизме. Я полагаю, что гораздо удобнее, чтобы люди были самими собой.

Therefore, you can do almost anything with him or get him to agree to almost anything. You can put anything across on him just playing it on the right buttons.

Конечно, я иногда чувствую себя страшно одиноким, с такими вот мнениями. Но я правда так считаю — что надежнее, чтобы люди были самими собой.

And I wouldn't say that a society that is trying to be free, a society that is trying to be independent, a society where each individual is worth something, and particularly in Australia where there aren't too many people, that such a mechanism is totally necessary. I think it'd be safe to have people be themselves.

Конечно, для того чтобы действительно взяться и распотрошить все эти вейлансы, и увидеть, что там, за ними, требуется немалая выдержка. Но почти всегда, даже при снятии пары вейлансов, под ними вы обнаружите более хорошего парня.

Of course, I sometimes feel very lonely in this opinion. But it is — it's safe to have people be themselves.

А когда вы устраните их все, вы обнаружите электростанцию. Когда мы говорим: "Человек в основе своей хороший" — при этом имея в виду также и женщин — мы имеем в виду, что если его или ее откопать, то она или он будут стараться следовать оптимальным решениям при любых данных обстоятельствах.

Of course, it takes a certain amount of nerve to actually get in and unbale the valences to see what's there. And you nearly always, even in taking a couple of valences off, find a better guy.

Только вейлансы удерживают человека зафиксированным на одной или двух динамиках. Потому что вейланс не может расширяться. Вейланс всегда сужает и притупляет.

And when you take them all off, you find a powerhouse. When we say, „Man is basically good“ — we also mean women — we mean that when you get him dug up, or her dug up, that she'll try to follow or he'll try to follow the optimum solution in given circumstances.

Как выглядит идеальный рядовой в армии? Идеальный рядовой? Над этим вейлансом сержанты работают не покладая рук. Вы наверняка слышали, как проходит эта работа. Любое мельчайшее отклонение от образа идеального рядового, любая попытка быть приличным парнем, любая инициатива, любая идея о практическом улучшении в том или ином плане, любое стремление следовать здравому смыслу — ага, они тут как тут со своими тяжелыми дубинками. "Вернись в строй. Забери эти якорные точки. Будь рядовым. Будь рядовым", — вот так.

Only valences keep people pinned down to one dynamic or two dynamics. Because a valence can't be expansive. A valence is a narrowing and a blunting.

И после многих, многих, многих лет вот такой жизни человек демобилизуется, приходит на гражданку, и ему требуется очень-очень много времени на то, чтобы перестать быть рядовым. Он обнаруживает, что приветствует людей и общается с ними так, как ему давно хотелось сделать с этим сержантом.

What's an optimum private to an army? The perfect private? Well, that's a valence that the sergeants dearly work on. And did you ever hear the sergeants work on it. Any slightest deviation from the perfect private, any direction to be a decent guy, any initiative, any idea of advancing along certain lines practically or getting something done obviously, boy, they're in there with brickbats. „Get back into line. Get those anchor points back. Be a private. Be a private,“ you know.

С армиями все в порядке. Армия — хорошая вещь — для учебника по истории! Армии на сегодняшний день, конечно, настолько страшно вышли из моды, что я просто поражаюсь тому, как у какого-то политика может хватить смелости выделять на военные расходы хоть какие-то деньги, сказать честно.

And after many, many, many years of that sort of thing, a fellow comes out of the army, goes into civilian life and it takes him a long, long time to stop being a private. And he finds himself saluting or treating everybody like he'd like to treat sergeants.

Конечно, это типичное политическое решение — как только армия перестала представлять собой какую-либо ценность, что ж, можно приступать к созданию большой и постоянной армии, понимаете?

There's nothing wrong with armies. Armies are a good thing — in history books! Armies today, of course, are so deadly outmoded that I wonder that any politician has the cheek to appropriate any appropriation for them, to tell you the truth.

Ассигнования на пушки, винтовки и пулеметы в наши дни похожи на трату денег на луки и стрелы. С таким же успехом можно выделять деньги и на них.

Of course, it's typically political, you see, that after armies have ceased to be any value whatsoever, why, then they have to have big standing armies, you know?

Кстати говоря, нечто подобное недавно раскопали в военном ведомстве США, кто-то спер у них сверхсекретные файлы, и выяснилось, что одним из суперсекретных оружий во второй мировой войне был лук со стрелами. На самом деле проводились разработки луков и стрел для использования коммандос, и эти проекты получили обозначение "сверхсекретных". И с того дня до сего момента лук и стрелы попали в разряд сверхсекретности для американской армии.

Appropriations for shotguns and rifles and machine guns these days are something like appropriations for bows and arrows. They just might as well make appropriations for bows and arrows.

А возьмите парня, которого делают генералом, обычно он получает некоторую обработку в некоем демократическом сообществе по поводу того, как быть идеальным генералом. Заранее и всегда известно, что должен делать генерал. Такой генерал — удобен. Потому что он находится в вейлансе генерала.

By the way, they dug out the War Department in the United States the other day. They were getting rid of some of the supersecret files and they found one of the supersecret war devices of World War II was the bow and arrow. Actually — they'd been developing bows and arrows for use by commandos and they had labeled it „supersecret.“ And from that day to this, bows and arrows had been supersecret to the US Army.

А потом, когда приходит война, они начинают ему пенять, что он не там отступает, не туда направляет войска, совершенно неспособен приспособить армию к ситуации, терпит поражения там и сям, ломает оборудование и так далее, и потом все это так или иначе приводит к гигантскому количеству людских потерь.

But you take a fellow who is made to be a general and he's worked over usually in some democratic body to be the perfect general. And you always know what a general will do. The parliament or the senators or whoever it is, they know what a general will do. He's a safe general. That's because he's in the valence of a general.

И они начинают расстраиваться по этому поводу. О да, конечно — ведь перед тем, как иметь лидера, надо иметь там личность. А у них вместо нее — вейланс под названием "генерал", с готовым набором точных реакций, которые приличествуют генералу — само собой, никакого лидерства там не получается.

And then they rail at him in wartime because he retreats at the wrong places and goes the wrong directions and never adapts the army to the situation and loses things left and right and gets his equipment chopped up and so forth and somehow or another muddles through at Lord knows how many casualties.

И в критическом положении там никого не оказывается. И это правда о вейлансе — там никого нет. В этом обществе на данный момент имеется гигантское количество весьма редко посещаемых тел! Вейланс, можно сказать — это упакованная серия откликов. Вейланс любит шпина*В этом месте в лекции имеется шутка, основанная на игре слов и непереводимая на русский: "And every time that we tried to be ourselves, why, we get overwhumped. (That’s a Scientology technical term.)". Слово "overwhump", видимо, образовано от слова "overwhelm" (подавлять, сокрушать) и "hump" (горб). -ОМ., не любит бифштекс; любит зеленые шляпы и не любит белых; считает полных женщин слишком полными, а худых — слишком худыми — все, что этот вейланс думает, становится мыслью. И никакой гибкости в отношении чего-либо.

And then they say, oh, they are very upset about this. Ah yeah, well, they — they've got to have a person there before he can lead anything. And when they have a valence called a general there who has the exact responses that you're supposed to get from a general, of course, they don't get any leadership.

И в действительности, вы можете изменить преклира, просто дав ему достаточное количество побед для того, чтобы он начал верить в то, что он может обладать какой-то ценностью и не нуждается во всех этих пакетных откликах. В конце концов он поверит и в то, что он сам способен иметь свое собственное мнение о различных ситуациях, с которыми он сталкивается в жизни. И вы увидите перед собой реального, живого человека. А не какую-то заводную куклу.

And in a time of emergency there's nobody there. But that's true of valences — there's nobody there. In this society at this time you have more unhaunted bodies! But a valence, you might say, is a packaged series of responses. A valence likes spinach, dislikes beefsteak; likes green hats, dislikes white hats; thinks plump women are too plump, thin women are too thin — whatever the valence thinks, that is what is thought. And there can be no flexibility on the subject.

Конечно, в этот век машин страна почти полностью населена людьми, которые страшно привыкли к существованию этих машин. Они настолько привыкли к тому, что кругом работают одни машины. Надо просто нажать правильную кнопку, и тогда поднимается капот, отходят колодки — и мотор запускается… может быть…

And the way you change a pc's reactions around, actually, is to give him enough wins that he begins to believe that he might amount to something and doesn't need all these packaged responses. He believes, at last, that he himself is capable of making up his mind to the various situations which he confronts in life. And you've got a real, live person. You haven't got a wound-up doll.

Они настолько привыкли к машинам, что думают, что и люди тоже должны полностью состоять из механики. И очень расстраиваются, когда кто-то вырывается из стройных рядов.

Now, of course, in this machine age, the country is almost totally populated with people who are hard up against machines. And they get so used to running machines, you know. You press the right buttons and hoods go up and boots open and motors start and — maybe.

Однажды один мой друг (старый фантаст, Пол Эрнст), написал рассказ под названием "Он не любил супа". Возможно, вы уже слышали от меня об этом. Рассказ под названием "Он не любил супа".

And they get so used to machinery that they think people ought to be all machinery, too. And they get very upset when somebody goes off the line.

Там парень попадает в далекое будущее — сверх автоматизированное общество, понимаете, кругом сплошные линии сборки и ремни, и вообще суперсоциализм, никто не получает никакой платы. Каждый обязан появляться там-то и там-то, у него есть определенные трудовые задания, и он обязан проявлять такие-то и такие-то реакции, понимаете, и кругом все просто заведено и работает, как в кукольном театре. Этого парня выстреливают в будущее, и он попадает вот в такое общество. Должно быть, он был австралийцем — у него все еще сохранилась некоторая индивидуальность.

As a matter of fact, a friend of mine one time (old science fiction writer, Paul Ernst) wrote a story one time called „He Didn't Like Soup.“ Possibly you've heard of me mentioning this before. But „He Didn't Like Soup“ was the name of the story.

И его поймали, и отправили в столовую — чтобы накормить, понимаете — и вот заработали огромные ремни конвейера, на которых стояли гигантские тарелки с супом. И, естественно, как только тарелка подъезжала, каждый снимал ее с конвейера, и ставил ее перед собой.

This fellow goes way ahead into a supermachine age society, you see, that's all assembly line and the belts run and supersocialism — nobody ever gets paid, you know. They're supposed to appear here and do this and their jobs are that and they're supposed to respond this way and that way and, you know, it's just all mechanical doll sort of thing. And this guy gets shot ahead in time and gets into this society. Must have been an Australian — he still had some individuality left.

И во тон там стоит, подъезжает его тарелка с супом на ленте конвейера, тот его нюхает… и не снимает с ленты!

And they get hold of him and they put him in this mess hall and — to feed him, you see — and the great big conveyer belts are coming along with huge plates of soup on them, you know. And of course, everybody when his plate of soup comes by, he goes... and puts the soup down in front of him, you know.

Тарелка, конечно, едет к концу конвейера, валится там с грохотом, разбивается *Игра на произношении слов. ЛРХ любил шутить на тему отличия британского и американского произношения слов. -ОМ. а куски и останавливает всю систему лент и конвейеров.

Well, this guy is standing there and his plate of soup comes up on the conveyor belt and he says, „Sniff-sniff” He didn't take it off the conveyor belt!

И поскольку в этом обществе уже давно не было ничего подобного, там даже не осталось электрических пробок. Из-за этого поломка на кухонном конвейера приводит к замыканию на всех электростанциях в городе. И в конце концов этот дурацкий факт — что он не любил суп — приводит к тотальной разрухе всего этого машинного общества.

And of course, it goes to the end of the conveyor belt and it goes down with a clank, grinds to bits and stops the whole conveyor-belt system.

Если подумать над этим, то можно отметить, что век машин создает тенденцию обесценивания индивидуальный пристрастий людей. Возникает тенденция уравнивания и четкой стандартизации. И единственный способ, которым этого можно добиться — собрать кучу вейлансов и сказать: "Вот идеал человека, и ты должен быть таким человеком, и никаким другим, не должен иметь никаких других мнений, кроме его мнений, и вот таким ты и должен быть!". Далее для достижения этого используются разнообразные механизмы.

Well, nothing like this — nothing as individual as this had happened in that society for so long, they didn't even have fuses left, you see. And of course, this shorts out all the fuses in all the power plants in the city. Eventually it's all traced back — the total ruination of that whole machine society is traced back to the fact that he didn't like soup!

Семьи начинают работать над этим. И после того, как человек слишком много проиграл, его можно убедить в том, что он неспособен побеждать, а вместо него это может сделать некая пакетная тождественность. Поэтому он покупается на эту пакетную тождественность, которую ему предлагают.

Well, thinking in these terms, a machine age has a tendency to devaluate the individual likes and dislikes of people. And they want them all the same, and they want them all squared up. And the only way you can do that is to package up valences and say, „This is the optimum person and you must be this person and you mustn't be any other person and you must have no other opinion but this person's opinion and this is the person you are!“ And then they use various mechanisms to do this.

Способ заставить тэтана сделать это — просто открыто давать ему поражения, поражения, поражения. Сваливать на него вину за то и за это, за все эти провалы и предательства, и изобретать все больше и больше вещей, вину за которые он должен нести.

Well, families start working on this. And after a person has lost too many times, he can be convinced that he himself can't win, but that some other packaged identity can win. Therefore, he buys the packaged identity that's being offered to him.

Я не говорю о христианстве — забудьте об этом. Я оставляю человеческих богов в покое, они оставляют в покое меня, а я — их. Кстати сказать, сегодня я чуть не привел к вам — но потом подумал: "Ну, не буду я создавать ей столько головной боли" — богиню разрушения, Кали, которой со страшной силой поклонялись в Индии, когда я был там всего несколько дней назад. Фестиваль богини Кали. И я взял одну из них. Это поклонение разрушению. И они готовы объяснять вам множеством способов, зачем надо поклоняться разрушению, но все это сводится к тому факту, что их гигантский импульс в сторону созидания, в котором мы вчера говорили, создает автоматический импульс в сторону разрушения. И, вероятно, на сегодня это один из наиболее могущественных богов Индии — богиня Кали, разрушительница.

And the way you get a thetan to do this is just overtly give him loses, loses, loses. Make him guilty of this and guilty of that and guilty of other breaches and guilty of something else, and invent more things for him to be guilty of.

Именно она, хотя там, в Индии, я озадачил пару людей этим фактом — я спросил: "Но ведь она всегда была богиней удушителей, не так ли? Понимаете, убийц, парней, которые гуляли по большой дороге и убивали на ней прохожих".

By the way, I almost brought down to you today — and then I thought, „Well, I won't give her that much swelled head“ — the goddess of destruction, Kali, that was being worshiped at a mad rate in India when I was there just a few days ago. The festival of the goddess Kali. So I picked up one of them. And — worship of destruction. And they explain to you lots of ways why you have to worship destruction, but all it adds up to is the fact that their tremendous impulse toward creation that we were talking about yesterday gives automatic impulse toward destruction. And probably today this is one of the most powerful gods of India — the goddess Kali, the destroyer.

"О да, конечно, но на самом деле она — Божественная Матерь". Да и вообще, знаете: "Этот западник, что он вообще об этом знает, надо просто нагрузить его как следует, и все". И они поклоняются — они поклоняются Кали.

She, by the way, although I tagged a couple of people there in India with this fact — I said, „That used to be the goddess of the thuggee, didn't it? You know, the killer, the fellow who went down the highway and killed off all the pedestrians.“

А Кали, конечно, сама по себе представляет некий синтетический вейланс. Это богиня преступников. И большинство богов — созданных богов такого вот рода — это просто синтетические вейлансы того или иного рода.

„Oh, well, yes, but actually she is the Divine Mother.“ And, you know, „He's a westerner, he doesn't know his business, so we'll give him a bunch of business.“ And they worship — they worship Kali.

Очень часто они стараются поймать тэтанов. Они выставляют картины, которым надо поклоняться, и так далее, и говорят: "Тэтан обязан взять одну из этих картинок", и все такое. И через некоторое время вы оказываетесь в теле. Вот один из наиболее хитрых способов интеризации: заставить тэтана совершать оверты против тел, до тех пор пока он сам не станет телом. Это дает ему кучу вещей, чтобы ими быть и их делать.

Now, Kali, of course, is a sort of a tailor-made valence itself. And it's the goddess of a criminal. And most gods — made-up gods of this character — are simply tailor-made valences of some kind or another.

Для того, чтобы полностью освободить кого-то и восстановить его собственное суждение, на самом деле не требуется никаких рискованных трюков, как вы могли бы подумать, потому что только тогда, когда он совершенно деградировал, он начинает делать неправильные вещи, плохие вещи, и проявлять реакции разрушения и зла, и поклоняется, можно сказать, богине Кали.

Very often they try to trap thetans. They put up images and so forth that should be worshiped, you know, and they say, „A thetan ought to pick up one of these images,“ and so on. And after a while you've got a body. So, that's one of the trickiest methods of interiorization: to make a thetan have overt acts against bodies until he himself becomes one. It gives him a package of things to be and do.

Для того, чтобы быть достаточно хорошим, человек должен находиться в достаточно хорошей форме. Это верно всегда.

Now, to free somebody along the line and restore to him his own judgment is not really as adventurous as you think because it's only when he is totally degraded that he does the wrong things, the bad things, and reacts with destruction and evil, and worships, you might say, the goddess Kali.

Вейланс — это не какая-то бесформенная штуковина, как вы могли бы подумать. На самом деле у него есть и форма, и масса. Ему принадлежат серии картинок. У него есть целый ряд синтетических постулатов, "я должен делать …", которые относятся к нему. Он обладает более или менее целостной личностью. И преклиры покупают такие штуки. Они покупают их у папы, они покупают вейланс у мамы, они покупают тот, что со старым школьным галстуком, и тот, который знает, как быть хорошим младшим лейтенантом, хотя я ни одного такого не встречал.

A person has to be in pretty good shape to be pretty good. That's always true.

Вейланс — это тот профиль, который проявляет большинство людей. И есть даже трюизм о том, что на самом деле вы одитируете не преклира, вы одитируете вейланс. И если вы просто одитируете вейланс, и никогда, никогда, никогда, никогда не направляете внимание на проблему отделения преклира от этих вейлансов, конечно, все, чего вы достигаете — улучшаете вейланс.

Now, a valence is not the formless thing that you would think it was. It actually has form and mass. It has series of pictures that belong to it. It has whole series of tailor-made postulates, „now-I'm-supposed-to,“ that belong to it and so forth. It's a personality more or less complete. And preclears buy these things. They buy them off of Papa and they buy the valence off of Mama, and they buy it with the old school tie, and they buy it with how to be a good second lieutenant, although I never met one.

Вы просто берете несколько "теперь-я-должен-…" у вейланса. И преклир говорит: "О, мне стало лучше".

The valence is the profile response that most people react up to. And it's a truism that you are not really auditing the pc, you are auditing a valence. And if you just audit the valence and never, never, never address the problem of separating the pc out of these valences, of course, all you do is improve the valence.

Очень часто вы будете сталкиваться с человеком, который страшно обеспокоен по поводу вейланса — господи, он на самом деле является им! — и как только он начинает в одитинге от него избавляться, как вы начинаете замечать, что вы одитируете его, а он одитирует что-то другое. Никогда такого не замечали? То, что вы говорите, на самом деле попадает не к нему. Вы направляете это к нему, а он направляет это туда. И вы спрашиваете его, что это у него там, и он отвечает: "Ну, я не знаю. Какая-то масса или что-то такое исходит оттуда. У она отлично одитируется на этом процессе!".

You just take a few „now-I'm-supposed-to's“ off the valence. And the pc says, „Well, I feel better.“

На самом деле он улучшает или одитирует вейланс. Так что наличие процесса, который снимает вейлансы — это очень хорошая штука.

Very often you get somebody who's very obsessed on the subject of a valence — boy, he really is the valence! — and just as he starts to get audited out of the valence you will notice that you're auditing him and he's auditing something else. You ever notice that? What you're saying really doesn't address itself to him. You're addressing it to him, and he's addressing it to that. And as he's — you'll ask him what he's got there and he'll say, „Well, I don't know. There's some sort of a mass or something that's kind of coming off here. And it's doing very well with the process.“

Один из первых процессов, который резко снимал вейлансы, был, конечно, процесс, который убирал отстраненность.

He's actually improving or auditing a valence. So that it is a tremendous advantage to have a process that strips valences.

Что такое "отстраненность"? "Отстраненность" означает "Я не такой, как все" — различия между собой и другими. И когда эти различия достигают огромной величины, человек, конечно, не может становится партнером или общаться с другими людьми, независимо от того, насколько они важны.

Well, one of the first processes that abruptly stripped valences was, of course, a process which knocked out individuation.

Другими словами, возникновение отстраненности обычно происходит из-за вейлансов, если вы можете понять это.

Now, what's „individuation“? Well, individuation means „I'm different from everybody“ — the differences between self and others. And when these differences are tremendous, the person, of course, cannot associate with or communicate with other people, no matter how important they are.

Этот пк уже потерял себя в другом вейлансе, и этот вейланс, как он знает, весьма сильно отличается от всех других вейлансов. Поэтому он отстранился от всего вокруг. В то время как на самом деле преклир в совершенно хорошей форме может пойти и сесть у придорожной канавы, чтобы пообщаться с бомжами — пойти и поговорить с ними, о бомжевании и так далее, и при этом совершенно не испачкаться. Это не деградирует. Потом он может пойти и пообщаться с президентами банков, понимаете. Нет особой разницы. Он может общаться — общаться практически с кем угодно, без особых проблем. Только у вейланса возникают особые проблемы.

In other words, individuation, when it occurs, usually occurs because of valences, if you can understand that.

Человек в старом школьном галстуке, разговаривающий с человеком без такого галстука, конечно, деградирует. Вейланс запросто может проиграть, понимаете, но преклиру проиграть очень трудно. Для того, чтобы аберрировать преклира, надо здорово поработать. Для того, чтобы аберрировать кого-то, надо здорово, очень здорово поработать. Даже и не думайте, что его аберрации появились в этой жизни — нет. Над ними шла работа уже порядочное время.

The pc already has lost himself into another valence, and this valence he knew was very different than all other valences. So he's individuated himself around. Where as a matter of fact, a pc in perfectly good shape can go and sit down alongside the railroad track and talk to the tramps — he'd go down and talk to them, talk about tramping and so forth, and he doesn't get all soiled. It's not degrading. Then he can go up and talk to the bank presidents, you see. It doesn't make any difference. He can communicate — communicate with most anybody without terrific liabilities. It's only a valence that has terrific liabilities.

Отделение и отождествление, конечно, вещи более или менее сравнимой величины. Что такое отождествление? Ну, если я считаю себя этим микрофоном, или вон тем столом, то я себя с ними отождествляю. Окей?

Now, a person wearing an old school tie talking to a person who has no old school tie is, of course, being degraded. A valence can lose out, you see, but the pc has a hard time losing out. It actually takes a long time to aberrate a pc. Took a long, long time to get somebody aberrated. Don't ever think they got aberrated in this life — they didn't. They've been working on it for a while.

Иногда вы можете делать это постулатом. Вы можете сказать: "Хорошо, я — этот автомобиль. Что у меня сломано? А! Теперь я опять я", — обратно, и вы можете сказать: "Знаешь, у этой колымаги сломался коленвал".

Now, separation and identification are, of course, things of more or less comparable magnitude. What's identification? Well, if I think I'm this microphone or if I think I'm that table, I have identified myself with the microphone or table. Okay?

Вы не обязаны делать это настолько тупо-механически, для того чтобы познать и постичь автомобиль. Вы не обязаны впадать в вейланс автомобиля. Это просто метод выяснения, что с ним.

Now, you can do this sometime on a postulate. You can say, „Well, I am that automobile. What's wrong with me? Ah! Now I am myself,“ back off, and you can say, „You know, that thing's got a busted crankshaft.”

Знаете, хороший механик может как бы становиться автомобилем. Это точно — можете с ними поговорить об этом. На самом деле они не увидят ничего смешного в вопросе типа: "Как чувствует себя мотор со сломанными клапанами?". И прежде чем механик успеет подумать, о чем его спросили: "Ну, он чувствует себя малость раскрыто и скрипливо".

„Now, you don't have to do it that stupidly mechanically to find out and pervade an automobile. You don't have to go into the valence of the automobile. It is just a method of finding out about it.”

Однако ваша способность проникать в свое окружение, конечно, больше, чем способность общаться с окружением. Ваша способность переживать больше, чем ваша способность конфронтировать.

You know, you — a good mechanic can kind of be an automobile. That's right — it's right, you ask them. Yeah, they wouldn't really consider it a funny question if you said, „How does a motor with bad valves feel?“ Before they'd think about it, „Well, it feels kind of gappy and gritty.“

Если вы просто будете ходить и конфронтировать это окружение и говорить: "Ну, я буду храбрым и посмотрю на эту стену", — что ж, это довольно храбро.

But your ability to pervade your environment is, of course, a greater ability than your ability to communicate with your environment. Your ability to experience is greater than your ability to confront.

Но если вы вздумаете говорить: "Ну, я могу быть этой стеной", — вот это уже рискованно. Потому что если вы сидите в вейлансе, то вы знаете, что мама никогда не может быть стеной. Вы это просто знаете.

If you merely go around confronting the environment and say, „Well, I'll be brave and look at that wall,“ why, that's pretty brave.

Но как мы попадаем в вейланс с самого начала? Мы пытаемся быть отдельным от кого-то другого. И говорим: "Ни при каких возможных обстоятельствах, никогда, никогда, никогда я не буду этим человеком. Никогда! Никогда! Никогда!".

But for you to say, „Well, I can be that wall,“ boy, that's adventurous. Because if we're busily in a valence, we know Mama could never be a wall. We know that.

И вы начинаете упорно работать над этим, знаете — отделиться! Отделиться! "Изыди, бес!", — вот так. Но в конце концов, весьма скоро у вас заканчивается ресурс отдельности. Готово. И вы становитесь той же самой вещью.

But how did we get a valence in the first place? We tried to keep separate from somebody else. And we said, „Under no circumstances or conditions will I ever, ever, ever be that other person. Never! Never! Never?“

Люди склонны становиться тем, чему они сопротивляются. Почему?

And you work on that hard enough, you know — separate! separate! „Over there, Satan,“ you know. And next thing you know you run out of separateness. You do! And you're the same thing.

Ну, вчера я дал вам ответ на этот вопрос. Они никогда не будут создавать этого другого человека — никогда! Потому что он плохой. Никогда не создадут этого другого человека; такие люди нам не нужны на свете. Таким образом, они начинают продолжать существование этого человека. Они продолжают существование этой личности вместе с каждой из ее отрицательных характеристик. И потом они говорят: "Я никогда не буду таким", — и тотально фиксируются на этом. А хитрость состоит в том, что на самом деле там нет никакого пространства — пространство — это механизм, который существует только в наших с вами мечтах. И вы можете прикончить его ужасно быстро.

People tend to become what they resist. Why?

Потому что когда вы говорите: " Я никогда этим не буду. Я никогда этим не буду", — вы говорите: "Между мной и этим нет пространства. Нет пространства между мной и этим. Нет пространства. Нет про…. …. …. ". Теперь понимаете, как это срабатывает?

Well, I gave you the answer yesterday. They won't create the other person, ever! Because it's a bad person. Never create the other person; we don't want that kind of person in the world. So, they make that person persist. And they make that personality persist and they make the most objectionable characteristics of that personality persist. And then they said, „I will never be them,“ and they get totally fixated on it. And the trick is, there's no space anyway, really — space is a mechanism that thee and me dream up. And you can run out of it awful fast.

Иногда вы можете просто взять и сказать: "Между мной и этим есть пространство. Между мной и этим есть пространство. Между мной и этим есть пространство! Пространство! О, черт". Потому что пространство зависит от вашей способности обладать там якорными точками. И когда вы говорите, что там нет никаких якорных точек, то вы утверждаете, что там нет пространства. Так что, если вы говорите, что никогда не будете этим человеком, вы просто отказываетесь от собственности на якорную точку. И вы будете лишены какого-либо пространства между собой и этим человеком. Таким вот образом вы попадаете в переплет, и заполучаете вейланс. То, как все это срабатывает, выглядит хитрым и очень путаным, но на самом деле это очень просто.

Человек говорит: "Я не могу, я не имею способности быть этим человеком. Я не буду им. Я не способен. Я не могу". И все это сокращается до факта, что "Я не способен. Я не могу". Сталкиваясь с "злобными качествами" и тому подобными вещами, человек склонен выбрасывать их из области понимание, и вследствие этого они для него зачастую продолжают существование гораздо успешнее, чем хорошие характеристики. И он попадает в вейлансы.

You can sometimes get down and say, „There's space between me and it. There's space between me and it. There's space between me and it! Space! Oh, damn.“ Because your space depends on your ability to have anchor points out there. And when you keep on saying, „There are no anchor points out there,“ you're saying there's no space out there. So you're saying, when — „I won't be that person,“ you're disowning an anchor point. And you're not going to have any space between you and that person. That's the way it winds up and you get a valence. It's very tricky the way this thing works out and very complicated, but actually very simple.

Достаточно того, что вы видели немало мальчиков, которые ходят и являются девочками. Что это, как не простое переключение между парнем и девицей?

A person says, „I'm incapable and unable of being that person. I will not be that person. I'm incapable of it. I'm unable.“ And it all shortens down to the fact „I'm incapable; I'm unable.“ And faced with (quote) „evil characteristics“ and so forth, a person tends to exclude those out of his own area of understanding and therefore they very often persist much better than good characteristics to him. And he goes into valences.

Иногда можно увидеть и обратное. И что же это такое? Опять же, это какой-то заворот, связанный с вейлансами.

Well, let it be enough that you have seen boys going around being girls. Well, what's that but a snap between a guy and a girl?

Есть гораздо более очевидный и смешной пример, о котором довольно часто вспоминают: "Все англичане похожи на своих собак". Я в это, кстати сказать, не верю. Я думаю, что это собаки похожи на англичан.

And you've all occasionally seen girls going around being boys. Well now, what's that? That's a twist-up somehow or another on valences.

Это поразительно. Можете сходить в Гайд-парк и понаблюдать, если вы в это не верите.

A much more obvious and humorous one: It is very often remarked that „Englishmen resemble their dogs.“ I don't believe that's true, by the way. I believe the dogs resemble the Englishmen.

Вейлансы — характеристики вейлансов тем или иным образом перепрыгивают с одних на других. И навязчивая попытка поддерживать различие переключает отождествление или уподобление полностью на автоматику.

It's remarkable. You can go down to Hyde Park and watch it if you don't believe it.

Другими словами, человек никогда не берет никакой ответственности для подобия, и исчерпывает запас различий.

Valences — valence characteristics have snapped back and forth one way or the other. And trying to maintain an obsessive difference puts identification or similarity totally on automatic.

Говорит: "Я другой. Я — хороший парень, а тот — плохой". Да, и при этом он никогда не говорит: "Я тоже плохой парень", понимаете. Никогда не говорит: "Он тоже хороший парень", — понимаете? И эта вещь выходит из равновесия — очень сильно.

In other words, one never takes any responsibility for the similarities and runs out all the differences.

Он говорите: "Я другой, другой, другой, другой, другой. Сосчитай количество отличий меня от Джо. Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь". И забывает о том, что, по сути, у него есть столько же сходств с Джо, сколько и отличий, и он никогда не исчерпывает, не воспринимает как-есть и не делает ничего другого с этими отождествлениями, с этими подобиями. Он позволяет им оставаться на своих местах, и так вейланс обретает мощь. Это точное описание механики, лежащей в основе этого явления.

Says, „I'm different. I'm a good boy; he's a bad boy.“ Yeah, well one never says, „I'm a bad boy, too,“ you know? Never says, „He's a good boy, too,“ you see? And this thing gets unbalanced — very unbalanced.

Выставлять кого-то как абсолютного злодея — это неправильно. Не бывает абсолютных злодеев.

One says, „I'm different, different, different, different, different. Check over the number of ways I am different than Joe. One, two, three, four, five, six, seven, eight.“ And one forgets that basically one has trem — as many similarities to Joe as he has differences from Joe and never runs out, as-ises or does anything to those identifications, those similarities. And lets those sit there and so valences can snap. And those are the exact mechanics back of the thing.

Попробуйте как-нибудь походить и пообщаться со злодеями — они все вам скажут, что сделали это из самых лучших побуждений. Просто поразительно! У вас просто челюсть отпадет, если вы подойдете и поговорите с осужденным убийцей, и обнаружите, что ж, что он просто не мог этого не сделать, и на то у него были совершенно четкие основания, но этого почему-то никто не понимает. Это его испорченная, перекрученная, вейлансная версия того, "зачем он это сделал". И нас это очень сильно запутывает.

It's very wrong for one to make an absolute villain out of anybody. There are no absolute villains.

Мы говорим, что тогда получается, что хорошие намерения привели этого человека к преступлению. Да нет, это вовсе не были его собственные намерения — это были преступные намерения. Он был вейлансом. Он совершенно потерял контроль над ситуацией, в противном случае он бы поступил совсем не так, как у него получилось на самом деле.

You go around and talk to the villains and they all say, well, they did it out of the best possible intentions. It's amazing! Your jaw would drop to go and talk to a confirmed killer and find out, well, he just had to do it and the reasons why were all totally justified and nobody seems to understand him. Well, that's his corrupted, twisted, valenced version of „why he did it.“ And that's very, very confusing to us.

Конечным выводом из всего этого… Некоторым людям не нравится слышать, как я наезжаю на психиатров — да они просто ими не были. Не были. И одна из причин, по которой они берегут меня от этих моих высказываний, состоит в том, что они хотят защитить меня, понимаете, как бы уберечь от столь большого бурления. Конечно, я вовсе не возражаю против того, чтобы быть психиатром. Я, определенно, не психиатр.

We say, „Well then, a person's good intentions lead him into criminality,“ and so forth. No, they weren't his own intentions at all — they were criminal intentions. He was a valence. He no longer had control of the situation or he would have done quite differently than he did.

На самом деле, очень даже удивительно иногда прийти и пообщаться с психиатрами, и почувствовать, каково это — быть виновным в таком количестве овертов. Просто жуть.

But the final analysis is ... Some people don't like to hear me run down psychiatrists — they've never been to them. They don't. And one of the things they're trying to do is protect me, really, kind of, from doing some kind of a snap into that much grogginess. Of course, I don't mind being a psychiatrist. I'm certainly not one.

Но я не обязан отличать от них, понимаете? И я не обязан быть на них походить, и эта проблема не возникает. Однако каждого человека с раннего детства просят решить, хотят ли они быть похожими на папу или на маму, или не быть похожими на папу или на маму.

And as a matter of fact, it's very amusing to go around and talk to psychiatrists and feel what it'd be like to be guilty of that many overt acts. It's kind of weird.

Я встречал девушек — бедные девушки — они не умели ни готовить, ни шить, ни делать что-либо по дому, ни работать на работе, не могли ничему научиться, просто потому, что "не хотели быть похожими на мать!". А мать, к несчастью, умела готовить, шить, работать и учиться. И бедный ребенок вот так вот попадал! Возможно, у матери его была огромная куча отвратительных качеств. И несчастному малышу ничего не оставалось, кроме как решить, что "он не хочет быть похожим на это. Я не хочу быть таким гадким по отношению к людям. Следовательно, я должен выбросить все способности, которые есть у матери".

But I don't have to be different, you see? And I don't have to be like them, and this problem doesn't come up. But every person as a little child is asked to make up his mind — asked to make up his mind whether he's going to be like Papa or like Mama or dislike Papa or unlike Mama.

И очень часто вы обнаруживаете, что у мамы на самом деле были кое-какие отвратительные качества, и ребенок, стараясь избежать этих качеств, принял решение отказаться и ото всех хороших качеств тоже.

And I've seen girls around — poor things — they couldn't cook, couldn't sew, couldn't do anything around the house and couldn't work outside and couldn't hold down a job, merely because they „wouldn't be like Mother!“ And Mother unfortunately could cook, sew, work outside, hold down a job. Now, the poor kid's had it! Maybe Mother had lots of ability in a very nasty sort of way. And the little kid had to make up their mind, „I don't want to be like that. I don't want to be this mean to people. And therefore I must discard all those abilities that's Mama.“

Здорово, бедный малыш растет, проходят годы, она выходит замуж, и вдруг — щелк! Она все так же не может ни готовить, ни шить, ни чего другого, но зато переняла некий полукомплект всех отвратительных характеристик — и работать не может тоже. А потом она внезапно полностью перестраивается, и теперь уже умеет готовить, шить и работать, и делать все остальное, и при этом гадко обращается с людьми.

And you very often find that Mama did have some nasty characteristics and the child, in trying to avoid those nasty characteristics, has decided not to have any of the good characteristics at all.

И самое печальное во всей этой истории — то, что человек знает, что с ним не так. Он чувствует это. Спросите у любого человека, жалующегося на то, что у него куча проблем: "Каким ты хотел бы быть?". Обычный ответ: "Самим собой". Что-то типа: "Если кто-нибудь когда-нибудь меня откопает… Или я когда-нибудь откопаюсь… То, что я делаю — это не я, но кто это?".

All right, this poor little kid grows up, the years go on, gets married and all of a sudden snapped! Still can't cook, sew or anything, but has picked up some kind of semipackage of all the nasty characteristics, and can't work either. And then all of a sudden reforms totally and can cook and sew and work outside and do everything and is nasty to everybody.

Ну, это очень просто обнаружить с помощью Э-метра. Вы можете выяснить, кто это.

And the pathetic part of it is, is this person knows this is wrong. This person doesn't feel right. And you ask most people who are having a hard time, „What would you like to be?“ And the usual response is, „I'd like to be myself.“ It's sort of on the order, „If anybody ever dug me up... If I could ever dig me up... The things I'm doing aren't me — who are they?“

Вы просто проводите оценивание на вейлансы их этой жизни, которые человек принимал, оценивая на наибольшую реакцию стрелки широкие классы, типа "мужчины", "женщины", и вверх по динамикам, рассортировывая все возможные варианты по широким классам и обнаруживая тот класс, который дает большую реакцию на стрелке, чем все остальные. И потом этот класс с наибольшей реакцией вы начинаете сужать, и получаете тот вейланс, который является наиболее трудоемким в работе с этим кейсом.

Well, that's very easy to find out on an E-Meter. You can find out who they're being.

Вы просто сужаете его до конкретной вещи. Вы на самом деле можете эксплуатировать то, что я вам сейчас приведу в качестве наилучшего примера того, как это выполняется: восемь динамик. И вы просто берете — проходите эти динамики, описывая, что каждая из них представляет собой, не обязательно называя их первой, второй и так далее. Даете описание каждой динамики по очереди, и выясняете, которая из них дает явно отличное показание по сравнению с другими. Возможно, вы вдруг обнаружите, что это динамика пятая: "живые существа". "Человек" не дает падения, ничто другое не дает падения, кроме "живых существ".

And what you do is assess them for this — lifetime valences they've adopted by finding the greatest needle reaction on broad classes, like men, women, go up the dynamics, sort out all the possibles by broad classes and find some class that reacts on the needle more than others. And then that class which reacts more than others, narrow that class down and you'll find the valence which is the most difficult valence of the case to do anything with.

И вы вдруг обнаруживаете, что человек является деревом. Вы просто сужаете рассматриваемый класс. Из восьми возможный вариантов вы вычленили "живые существа", теперь вы сужаете этот класс, подразделяя его на классы: птицы, рыбы, звери, овощи, животные — что угодно в этом роде. И на одном из них вы получаете лучшее падение, и если вы действительно владеете Э-метром в совершенстве, то вы просто садитесь и обнаруживаете, что этот человек является кустом можжевельника! Это, к слову, реальный случай из практики.

You just narrow it right on down. You could actually exploit the thing I'll give you a better example of how you do it: eight dynamics. And you just take — run the dynamics describing what each dynamic is, not necessarily calling them first dynamic, second dynamic and so forth. Describe each dynamic in turn and find out which one of these seems to fall differently than the rest. And maybe you find suddenly that it's the fifth dynamic „living things.“ „Man“ doesn't fall, nothing else falls, but „living things.“

Другой реальный случай, в котором падение обнаружилось на пятой динамике, был собакой. Единственным другом этой малышки была собака, и эта собака ненавидела всех других собак. Как вы понимаете, это была та еще заморочка! Она не имела ни малейшей возможности быть собакой, потому что ненавидела всех собак. Да, ведь она была собакой, которая ненавидела всех собак. Улавливаете? Да, она в какой-то степени была сама собой, однако, являясь собакой, она ненавидела собак. Она не могла объяснить этого. Но небольшой процессинг помог ей сломать этот вейланс.

And you'll find out somebody's being a tree. And you just narrow the thing down. You've got living things out of eight possible choices, now you narrow down that one choice by dividing it up into classes: birds, beasts, fish, you know — vegetable matter, animals, whatever it is. And you'll get one of these drop better and if you're real clever on the E-Meter you'll come down and find nut. the person's being a juniper tree! That's factually, factually — I'm giving you an actual case.

Существует множество способов избавиться от вейланса, как только вы его выявили и выловили.

Another actual case that fell on the fifth dynamic one time was a dog The only companion of this little girl had been a dog and the dog hated all dogs. And if you don't think that wasn't a puzzle! She couldn't possibly be a dog because she hated dogs. Yeah, but she was being a dog hating dogs. Got the idea? Yet she was being herself somewhat, but being a dog, but she hated dogs. She couldn't explain this. But some processing knocked out the valence.

Один из старинных способов был "Как ты мог бы помочь собаке?", — или любому другому выявленному вейлансу. "Как ты мог бы помочь собаке? Как собака могла бы помочь тебе?". Это был один из самых первых способов сделать это.

And there are numerous ways to get rid of a valence once you've got the thing nailed down.

Можно применить пятистороннюю вилку, в которой вопросов больше. И человек, обнаруживая способы, которыми он мог бы помочь чему-то, и как это могло помочь ему, и так далее, будет обретать склонность к отстранению от этой штуки, и таким образом вы получите разделение вейлансов.

Some of the older ways is „How could you help a dog?“ you see — whatever the valence you found. „How could you help a dog? How could the dog help you?“ That would be one of the very old ways of doing this.

Это один из старейших, очень хороших "вейланс-расщепителей", как мы их называли.

You could go around a five-way bracket, numerous questions. And the person, in finding out how he could help something and how it could help him and so forth, would tend to individuate from this thing and you'd get a separation of valences.

Имеется множество других, еще более ранних, но этот настолько хорош, хорош и по сей день, что это первый процесс, который приходит в голову, когда вам надо найти очень эффективный вейланс-расщепитель.

That's one of the oldest very good „valence splitters,“ we've called them.

Вы выявляете этот вейланс, вы обнаруживаете, что это такое, вы обнаруживаете, кем является этот человек. Неважно, что именно вы обнаруживаете — он может быть гаишником, она может быть официанткой в отеле, или еще кем-то — всё равно. Затем мы прорабатываем этот вейланс по помощи: "Как ты могла бы помочь официантке в отеле? Как официантка в отеле могла бы помочь тебе? Как другие люди могли бы помочь официантке в отеле? Как официантка в отеле могла бы помочь другим людям?", — и так далее. И вы на самом деле получите изменение вейланса. Это на самом деле меняет вейланс, и это был первый очень и очень эффективный способ. Он был достаточно эффективен для того, чтобы его проведение могло привести — ну, чуть меньше половины кейсов — к состоянию, которое вы могли бы назвать "МЭСТ-Клир". Вот насколько хорош был этот процесс. Он на самом деле прояснял эти вейлансы, и все, что надо было сделать одитору — бац, бац, бац — потом взять следующий вейланс, пройти его, взять следующий вейланс, пройти его, и в конце концов они приходили к самому первому случаю, когда человек отказался от своей собственной личности и принял другую тождественность, и мы называем это "Рок".*Булыжник, скала. -ОМ.

There are many others earlier than that, but that one was so good and is so good today that it's the first one actually that you'd consider a very effective valence splitter.

Другими словами, мы в конце концов обнаруживали первый случай на траке, когда это произошло. Однако эта серия процессов работала не на каждом человеке — она все же оставляла некоторые кейсы совершенно незатронутыми.

You locate this valence, you find out what it is, you find out who this person is being. It doesn't matter what you find out — he's being a traffic cop, she's being a — she's being a waitress in a hotel, or — we don't care what it is. Then we run this valence on Help: „How could you help a waitress in a hotel? How could a waitress in a hotel help you? How could other people help a waitress in a hotel? How could a waitress in a hotel help other people?“ and so forth. You do get a valence change. That does change a valence and that was the first very, very effective one. And that was sufficiently effective that it led in — well, it's less than 50 percent of the cases — to what you might call a MEST Clear. It was that good — that good. It did clear off these valences and all the auditor had to do was get in and slug, slug, slug and pick up the next valence and run it and pick up the next valence and run it and finally they'd come down to the first time the person ducked his own identity and assumed another identity, and we call that the Rock.

Помощь на них работала, но сопровождающие ее процессы для избавления от остатка банка, называвшиеся "Шагом 6", делали банк более твердым и более неудобным. Так что это было не для всех.

In other words, we eventually found the first time on the track that this happened. But it wasn't for everybody, this series of processes — it still left a lot of people cold.

И с того времени — это был 1957 год, поздняя осень, когда я впервые сломал этот барьер — с того момента и далее у нас было немало подвижек в этом конкретном направлении, и мы были… Мы кое-что узнали о МЭСТ-Клирах, например то, что МЭСТ-Клир вполне способен обратно загнать себя постулатом в аберрированное состояние. Вот что случается с МЭСТ-Клирами.

Help worked on them, but the accompanying process to get rid of the rest of the bank, called Step 6, made the bank more solid and more uncomfortable. And so it wasn't for everybody.

Человек клируется до определенного момента — он обретает способность постулировать, но он еще не научился тому, что он способен на такое. Улавливаете? И прежде, чем он успевает постичь, что он способен делать постулаты или утверждения, создавать мысли, цели, мечты и так далее, и заставлять все это воплощаться, прежде чем он на самом деле успевает выяснить это, он иногда — не во всех случаях, конечно, но в некоторых так бывает — он делает обесценивающие постулаты.

And from that time — that was 1957, late fall when I first broke this out — and from that time on forward, why there have been many advances on this particular lineup and we've been ... We found out something about MEST Clears, by the way, that a MEST Clear still has it in his power to postulate himself into an aberrated condition. That's what happens to MEST Clears.

Он говорит: "Нет, я не так уж крут. У меня все еще есть банк", — раз, и он у него есть!

Person gets cleared up to a certain point — they can postulate, but they haven't learned yet that they can postulate. You get the idea? And before they learn that they can make postulates or make statements, make thoughts, make goals, make dreams, so forth and make these things stick, before they really find this out, they sometimes — this is not in all cases, but in some cases, why, they'll make invalidative postulates.

Те, которые находятся прямо на грани, запросто могут загнать себя постулатами прямо на дно — и очень быстро. Они, конечно, никогда не придут в состояние хуже того, что у них было раньше, однако сбросить себя с края состояния Клир — запросто.

And they'll say, „Well, I'm not so good. I still have a bank,“ — they got one!

Конечно, в этом плане нас больше интересует Тэта-Клир. Это гораздо более важное состояние, потому что Тэта-Клир является самим собой, и не обязан зависеть от тела, чтобы быть собой. И этому состоянию можно дать определение без каких-либо дальнейших механических разветвлений — вы говорите: "Ну, у этого человека есть тело, он живет, его опознают по этому телу, и он известен как такое-то тело, но на самом деле он не обязан зависеть полностью от характеристик этого тела для того, чтобы обладать личностью, идеями или мыслями".

Those that are just on the brink, they can postulate themselves right downhill again rapidly. They never get as bad off as they were, but they can dump themselves over the edge from Clear.

Уловили? Он знает о том, что он делает жизнь. Он не является рабом лампы или тела, понимаете? А тот момент, может ли он выходить их своей головы и входить в нее назад, как собака из конуры — это на самом деле не столь важно!

Now, Theta Clear, of course, is more what we're angling for. This is a much more important thing because a Theta Clear is himself and doesn't even have to depend on a body to be himself And that you'd kind of define without any further mechanical ramifications, you'd say, „Well, this person has a body, is living, is identified by a body and is known as a body but doesn't actually have to depend totally upon the characteristic of a body to himself have a personality, ideas or thoughts.“

Так вот, это состояние также достигается отделением вейлансов, и я открыл следующую важную особенность вейлансов: Вейлансы возникают из-за навязчивого отделения от чего-то — по любой динамике. Навязчивое отделение.

Got the idea? He knows he is doing the living. He isn't a servant of the lamp or the body, you know. Whether he can go in and out of his head like a dog in and out of a doghouse or something, that's — that's beside the point!

Человек говорит: "Не должен–не должен–не должен". И позволяет отождествлению работать на автоматике.

Now, that state is again achieved by the separation of valences and I have found this basic thing about valences: Valences occur because of obsessive separation from — on all dynamics. Obsessive separation.

Это может происходит и наоборот. Человек говорит: " Я — этот вейланс. Я — этот вейланс. Я — хороший парень. Каждый вечер, прежде чем ложиться спать, я буду говорить: "Я хороший парень", или "Я хорошая девочка". Каждый вечер, прежде чем ложиться спать, я буду говорить "Я хорошая девочка" двадцать раз, и в конце концов я стану хорошей девочкой, я буду такой, какой хочет меня видеть моя мамочка", — и так далее. А потом раз, и она начинает грабить банки. Что произошло?

Person says, „Mustn't-mustn't-mustn't.“ And leave the identification on automatic.

Она просто попала в навязчивое отождествление. И отделение и отождествление стали парой противоположностей. Вы либо отделены от чего-то, либо отождествляетесь с этим, или находитесь на грани первого или второго состояния в отношении всей вселенной.

Now, it can go reversewise. A person says, „I am this valence. I am this valence. I am a good boy. Every night before I go to bed I will say, 'I am a good boy“' or „I am a good girl. Every night before I go to sleep, I'll say, 'I am a good girl' twenty times and I'll eventually be a good girl, and I'll be the girl that Mama wants me to be,“ and so forth. And the next thing you know, why, they're out robbing banks. How did that happen?

Отождествление. Посмотрите Книге Один, "Дианетика, современная наука душевного здоровья", и вы там найдете A=A=A=A. Это рассказ о вейлансах. Все равно всему.

Well, they went on an obsessive identification. So separation and identification are the two opposites. One is either separate from or identified with or on the verge of becoming either one about the whole universe.

Другими словами: "Я равен телу". Понимаете? Это отождествление.

Identification. You look in Book One, Dianetics: Modern Science of Mental Health you'll see A=A=A=A. Well, that is the story of valences. Anything equals anything.

"Я — мама". Понимаете? Это отождествление.

In other words, „I equal a body.“ See? That's an identification.

Это неправильное утверждение. Мне все равно, имеет ли тэтан тело, у которого есть дети, тэтан мамой быть не может! Присмотритесь к этому на минутку. Этот тэтан является мамой. Небольшое такое отличие.

„I am Mother.“ See? That's identification.

Многие мужики очень волнуются по поводу бытия семьянином, потому что он должен все время говорить: " Я — отец. Я — отец. Я — отец. Я — отец", — понимаете. Это постоянно и непрерывно висит над ним. "Я — отец". Он не отец, он является папой. Его роль состоит в роли отца, и он пытается говорить, что он тотально отождествлен с этой штукой под названием "отец".

It's not a correct statement. I don't care if a thetan has a body that has babies, that thetan is not a mother! Look it over for a minute. That thetan is being a mother. Slight difference.

И если он не любил своего отца, понимаете, то он скажет: "Я не хочу быть отцом", — и, о-хо-хо, готово, приехали. Замешательство, замешательство, замешательство.

Many a man gets very upset about being a family man because he has to say all the time, „I am a father. I am a father. I am a father. I am a father,“ you know. It's borne down on him completely and continually, „I am a father.“ He's not a father, he's being a father. His role is that of father and he is trying to say he is totally identified with this thing called a father.

Но есть эти две противоположности — отделенность и отождествление. И есть простой процесс, который работает со этим состоянием.

Now, if he didn't like his own father, you see, he'll say, „I don't want to be a father,“ and oh, oh, well, here we go, you know. Confusion, confusion, confusion.

Вы проводите оценивание — это совершенно новая вещь, она никогда не выпускалась, по этому поводу даже нет БОХСов. Вы находите, с чем человек себя навязчиво отождествляет — человека или вещь, которой он навязчиво является — и вы найдете то, что он на самом деле быть не хочет быть тем, что он есть. Вследствие этого он ненавидит себя, не любит себя или чувствует себя негодным человеком. Вы находите эту вещь, что бы это ни было, и потом проводите в отношении нее очень простой процесс, который, конечно, совершенно очевиден. Вы выбиваете это навязчивое "должен не быть на это похожим", которое приклеивает его к этому.

But there's those two opposites: separateness and identification. There's a simple process that takes care of that state.

Работает это примерно так: вы произносите любую формулировку, смысл которой состоит в "Назови мне то, что отличается от этого объекта. Назови мне то, что точно такое же, как этот объект". — "Назови мне то, что ты делаешь не так, как твой отец", или "Назови мне то, чем ты от него отличаешься — любое отличие". любая формулировка. Я не хочу давать вам никаких готовых команд — я хочу, чтобы вы это поняли!

You do the assessment — this is brand — new, never been released, there's not even an HCOB out on it. You find the thing the person is obsessively identifying himself with — the person or thing he is obsessively being — and you will find the thing that he really doesn't want to be, which he is being. Therefore he hates himself or he dislikes himself or he feels degraded. And you find this thing, whatever it is, and then you run a very simple process on it and, of course, a very obvious process on it. You knock out this obsessive „got to be different from it“ that is keeping him in it.

• Назови мне то, что точно такое же, как ______ .

And it runs like this: You say any wording which adds up to, „Tell me something different from this object. Tell me something the same as this object.“ — „Tell me something you do differently from your father“ or „Tell me something you are different in — any difference.“ Any way you want to phrase it. And I'm not giving you any pat command because I want you to understand it.

„Now, tell me something the same as _______. Tell me something different from _______. Tell me something the same as _______. Tell me something different from _______.“ Got the idea?

You could say, „Tell me something that you are different from your father in,“ you see? „Tell me something that you are the same as your father.“

Get the idea? Difference-similarity; difference-similarity; difference-similarity.

Уловили?

Identification is composed of difference and sameness, and by getting both of these plowed out on alternate commands, you can make valences go zzzuppp. And they separate out and all of a sudden the fellow says, „Oh, do I feel degraded.“

• Вы можете сказать: "Назови мне то, в чем ты не похож на своего отца", — понимаете? "Назови мне то, в чем ты точно такой же, как твой отец".

You say, „What's the matter?“

Уловили? Различие-сходство; различие-сходство; различие-сходство.

„Well, I don't feel like I'm my father anymore.“

Отождествление состоит из различия и совпадения, и если как следует пропахать это попеременными командами, вы можете снимать вейлансы просто как вжжжжжж! И они отделаются, и вдруг этот парень говорит: "О, я чувствую себя униженным".

[Editor's Note: This small section of the original recording was damaged. Fortunately, another recording of this section of the lecture was located and has been restored to preserve the full text of the lecture.]

Вы говорите: "А в чем дело?".

You say, „Oh, you feel very, very degraded, do you? Now, why do you feel degraded?“

"Ну, я больше не чувствую себя похожим на своего отца".

„Well, I just feel degraded, that's all. I feel like a little kid.“

Вы говорите: "Ты чувствуешь себя очень-очень униженным? А почему это так?".

You've found the point where he lost himself and became the other fellow. You just run the process a while longer and he will at least get back the same morale he had when he was a little kid.

"Не знаю, просто такое чувство, вот и все. Чувствую себя как малое дитя".

Now, we've got to go a little further than this and find out somebody else he's busily being and chase it down on a new assessment and then run „same“ and „different.“

Вы обнаружили момент, когда он потерял себя и стал другим человеком. Вы просто проводите процесс чуть подольше, и он в конце концов возвратит себе тот же самый боевой дух, который был у него, когда он был ребенком.

„Tell me something that's the same as _______. Tell me something different from _______,“ until we get this next valence straightened out. Now we do another assessment and „same“ and „difference“ and we get that, so on.

Но мы должны пройти поглубже, и выяснить, кем еще он так деловито является, погнаться за этим, проведя новое оценивание, и потом пройти "то же самое" и "отличающееся".

Now, this particular type of process to an old-time auditor would seem to violate havingness. The individual is losing something, isn't he? He's losing valences; he's losing package responses. And that would seem to be an actual loss.

• Назови мне то, что точно такое же, как ______ .

No, the only valences you'll want and the only valences you'll take off are the things where he's so different from everything else that he can't have anything. And every time you take off a valence or improve the condition of the pc, you improve his havingness because the only way you can have anything is to kind of be able to be it.

For instance, if you're obsessively different from a wall, you certainly can't have the wall. And if you're a valence that can't have walls, you can never have walls. And the thing to do is to take off the valence that can't have walls and even though you've lost the valence, you've got walls now.

Теперь мы делаем другое оценивание, проходим "то же самое" и "отличающееся", получаем это, и так далее.

It's quite remarkable to find that valences do separate on something as easy as this. There's a great oddity about this: This is specially forbidden in old-time Buddhism. A Buddhist must never think of similarities and identities or separatenesses. He's not supposed to think separatenesses.

Одитору-ветерану может показаться, что этот конкретный тип процесс идет вразрез с обладательностью. Индивидуум ведь что-то теряет, не так ли? Он теряет вейлансы; он теряет готовые упаковки реакций. И это кажется настоящей потерей.

Boy, don't tell me some of these religions got into a trap, because that one was certainly a trap. If a person never thinks of separatenesses and never thinks of identities, he certainly can never get out of a valence, can he? And yet that was forbidden in this ancient religion.

Нет, единственные вейлансы, которые вам нужны, и которые вы снимаете — это те, где он настолько отличается от всего остального, что не может ничем обладать. И каждый раз, когда вы снимаете вейланс или улучшаете состояние преклира, вы улучшаете его обладательность, потому что единственный способ обладать чем-либо в какой-то степени связан со способностью быть этим.

But here we have ways and means, then, of finding the person. And the person became somebody else because he himself could no longer be himself because he conceived that he had to be separate from or he had to be the same as. And if you run out both sides of that, of course, you run out the valence.

Например, если вы навязчиво отличаетесь от стены, то вы определенно не можете ею обладать. И если вы — вейланс, который не может иметь стен, то вы никогда не можете иметь стены. И надо просто снять этот вейланс, и тогда, хоть вы его и потеряли, у вас появятся стены.

This is rather terrific — this is rather terrific processing and you'll want to try it out. It takes an E-Meter. It takes something that you run down. It's something that can be done in the HGC. The HGC will be doing that here in Melbourne very shortly — this week.

Довольно поразительно отмечать, что вейлансы на самом деле отделяются таким тривиальным способом. В этом есть великая странность: это было отдельно запрещено в старом буддизме. Буддист ни в коем случае не мог думать о различиях, тождественностях или отделенности. Он не должен был думать категориями отдельности.

You have to trace it out and find exactly what the thing is and then get all the reasons why, you might say, the fellow couldn't be it and had to be it. And the second that's all off, he breathes a sigh of relief and becomes that much more himself

И не надо мне рассказывать о религиях, которые стали ловушками, потому что вот вам реальный пример — реальная ловушка. Если человек никогда не думает об отдельности и о тождественности, он определенно никогда не выберется из вейланса, так же? Тем не менее, в этой древней религии было запрещено именно это.

Of course, it takes some nerve to do this because somebody sitting there well provided for with a fairly successful valence sometimes feels like he's taking his valence in his hands! And here we go.

Но вот у нас в руках способы и средства откопать человека. И этот человек стал кем-то другим потому, что он сам больше не мог быть собой, потому что принял, что он должен быть отдельным от чего-то или тождественным с ним. И если вы проработаете обе стороны этого, конечно, вы снимете вейланс.

One of the more difficult factors in running this just comes up against that. Whenever a person moves out of a valence, he moves into a feeling of degradation for the first few little times that he's tentatively being more himself

Это довольно ужасающий — это довольно ужасающий процессинг, и вы не можете упустить этого шанса. Для этого нужен Э-метр. И то, с чем вы будете работать. И это можно делать в ВЦХ. Здесь, в Мельбурне, это будут делать в ВЦХ очень скоро — на этой неделе.

All the degradation there is on a case is on self. And it starts coming off the second they start getting rid of valences.

Вам надо отследить и точно выявить, что это за штука, и потом получить все причины, по которым, так сказать, этот парень не может быть ею и обязан быть ею. И как только это от него отвалится, он вздохнет с облегчением, и станет самим собой в гораздо большей степени.

That's one of the reasons you hate to see people go away, because you see somebody go away and you instantly feel that you're kind of degraded. Did you ever notice that? Well, that same sensation of loss will overtake a person for a few commands after he starts to lose Papa.

Конечно, для такой работы требуется немалая выдержка, потому что если у кого-то имеется эдакий успешный вейланс, то иногда у него может появляться чувство, что он берет свой вейланс в свои собственные руки! И понеслась!

You know, he hated Papa's guts. If he'd — and yet, there goes Papa, you know, and — not too sure that's a good thing, you know. Because a little boy needs Papa! And then there goes the valence.

Один из наиболее трудных факторов при прохождении такого процесса может здорово помешать вам. Каждый раз, когда человек выходит из вейланса, у нему приходит ощущение деградации в течение первых робких моментов, когда он пытается быть самим собой в большей степени.

Well, I hope that information is of some use to you. And I wanted to have some new material to give you here at this congress so I carefully kept that one suppressed from the time I have learned it and handed it over to you.

Вся деградация, какая есть в кейсе, лежит на самом человеке. И она начинает улетать, как только вы приступаете к уничтожению вейлансов.

You won't think it's very good until you watch a pc's face start changing — „Well! Came in Papa in one session and went out Mama.“

Это одна из причин того, почему люди так не любят расставаться — потому что когда кто-то уходит, то вы мгновенно чувствуете себя каким-то потерянным. Замечали такое? Так вот, то же самое ощущение потери наваливается на человека в течение нескольких команд, когда он начинает терять папу.

Well, thank you very much, and I'll be talking to you shortly.

Он ненавидел этого папу до чертиков. И вот папа от него уходит, и — хм, он не так уж уверен, что это хорошо, понимаете. Потому что маленькому мальчику нужен папа! И потом отваливается этот вейланс.

[End of Lecture]

Очень интересно, насколько люди способны в поддержании этих штук, и не менее интересна их способность оставаться при этом безответственными за поддержание моделирования этих штук. Сам человек должен поддерживать моделирование их, для того чтобы там было хоть что-то. Верно. Но не вздумайте ожидать, что кто-либо когда-либо сможет принять такую ответственность. Люди могут справиться с ней только постепенно, обычно, с хорошими сессиями процессинга — тогда они смогут принять столько ответственности, а иначе это выглядело бы примерно как то же самое, что взять и поменять свое мнение и сказать: "Ну, я сам моделирую этот реактивный банк" — БУМ — и он пропал, теоретически. Это был бы Клир в один прием. "Так, посмотрим. Я все это делаю… хм… так, не найти ли мне одитора, чтобы это пройти! (смеется) ".

Итак, я надеюсь, что сообщил вам кое-что полезное. И я хотел бы на этом конгрессе выдать вам кое-какие новые материалы, поэтому вот это я так тщательно скрывал с того самого момента, как я это узнал — и теперь передал это вам.

Вы не поймете, как это классно — пока не увидите, как на ваших глазах меняется лицо преклира — "Ого! Пришел папой в одной сессии, и вышел мамой!".

Большое спасибо, и скоро у нас следующая лекция.