Я хотел бы поговорить с вами о незнании. Я уже говорил с вами о состоянии знания. То, что мы говорим с вами о незнании, кажется довольно странным, но любой саентолог знает: способность не знать важнее, чем способность знать.

Я хотел бы поговорить с вами о незнании. Я уже говорил с вами о состоянии знания. То, что мы говорим с вами о незнании, кажется довольно странным, но любой саентолог знает: способность не знать важнее, чем способность знать.

Приведу пример: почему пациент, потерпевший неудачу в различных психотерапиях, приходит к нам, почему он ищет саентолога? Что ж, это потому, что он не делает того, что ему следовало бы делать. Ему следовало бы попытаться вспомнить что-то, но он этого не делает, он пытается забыть. И хотя он будет сидеть и навязчиво перемалывать свои воспоминания, он считает, что они слишком болезненны и что он нуждается в определенной помощи, чтобы полностью избавиться от них.

Приведу пример: почему пациент, потерпевший неудачу в различных психотерапиях, приходит к нам, почему он ищет саентолога? Что ж, это потому, что он не делает того, что ему следовало бы делать. Ему следовало бы попытаться вспомнить что-то, но он этого не делает, он пытается забыть. И хотя он будет сидеть и навязчиво перемалывать свои воспоминания, он считает, что они слишком болезненны и что он нуждается в определенной помощи, чтобы полностью избавиться от них.

Наиболее широко распространенный в обществе способ, так сказать, справляться с психическими расстройствами состоит в следующем: люди забывают то, что не желают конфронтировать. Они оставляют все это позади. Этот механизм работает очень энергично, и я знал людей, которые, когда им кто-то не нравился, на самом деле забывали, как зовут этого человека, хотя хорошо знали его.

Наиболее широко распространенный в обществе способ, так сказать, справляться с психическими расстройствами состоит в следующем: люди забывают то, что не желают конфронтировать. Они оставляют все это позади. Этот механизм работает очень энергично, и я знал людей, которые, когда им кто-то не нравился, на самом деле забывали, как зовут этого человека, хотя хорошо знали его.

Так вот, механизмы разума действительно устроены так, что работают в направлении незнания, а не в направлении знания. Кто-то пытается преодолеть болезненность всего, что с ним произошло, изучая это или обучаясь тому, как с этим справиться. Это подход довольно высокого уровня – весьма, весьма высокого. А обычный подход, как вы обнаружите, состоит в том, что люди пытаются полностью забыть все, что произошло, и все, что с этим связано, и пытаются выкинуть все это из своего разума. Это реактивное использование незнания. Психотерапевты старых времен предпочли бы скорее промыть человеку мозги, чем восстановить его память. Они предпочли бы вырезать ему мозги, чем дать ему больше чего-то, с помощью чего он мог бы думать, понимаете? Вы обнаружите эту направленность к незнанию повсюду вокруг нас.

Так вот, механизмы разума действительно устроены так, что работают в направлении незнания, а не в направлении знания. Кто-то пытается преодолеть болезненность всего, что с ним произошло, изучая это или обучаясь тому, как с этим справиться. Это подход довольно высокого уровня – весьма, весьма высокого. А обычный подход, как вы обнаружите, состоит в том, что люди пытаются полностью забыть все, что произошло, и все, что с этим связано, и пытаются выкинуть все это из своего разума. Это реактивное использование незнания. Психотерапевты старых времен предпочли бы скорее промыть человеку мозги, чем восстановить его память. Они предпочли бы вырезать ему мозги, чем дать ему больше чего-то, с помощью чего он мог бы думать, понимаете? Вы обнаружите эту направленность к незнанию повсюду вокруг нас.

На это есть очень веская причина: это, по сути, постулат, созданный тэтаном, чтобы получить игру. Он не знает чего-то, чтобы иметь благодаря этому какую-то тайну, чтобы узнавать что-то об этом, чтобы делать что-то с этим. И ему настолько хорошо удается не знать, что он осуществляет незнание с автоматической скоростью, вероятно, 186 000 раз в секунду. То есть очень быстро.

На это есть очень веская причина: это, по сути, постулат, созданный тэтаном, чтобы получить игру. Он не знает чего-то, чтобы иметь благодаря этому какую-то тайну, чтобы узнавать что-то об этом, чтобы делать что-то с этим. И ему настолько хорошо удается не знать, что он осуществляет незнание с автоматической скоростью, вероятно, 186 000 раз в секунду. То есть очень быстро.

Основные машины, используя которые он действует, работают следующим образом: он не знает прошлое, не знает будущее и знает настоящее; не знает прошлое, не знает будущее, знает настоящее; не знает прошлое, не знает будущее, знает настоящее. Следовательно, как вы можете видеть, на протяжении какой-то конкретной жизни или конкретного отрезка времени он осуществляет в два раза больше незнания, чем знания. Он постоянно занимается незнанием.

Основные машины, используя которые он действует, работают следующим образом: он не знает прошлое, не знает будущее и знает настоящее; не знает прошлое, не знает будущее, знает настоящее; не знает прошлое, не знает будущее, знает настоящее. Следовательно, как вы можете видеть, на протяжении какой-то конкретной жизни или конкретного отрезка времени он осуществляет в два раза больше незнания, чем знания. Он постоянно занимается незнанием.

Как бы он мог увидеть стену, если бы он не осуществил незнание в отношение того, как она выглядела мгновение тому назад? Это элементарный вопрос, и как только вы сталкиваетесь с этим, вы, разумеется, сталкиваетесь со своими собственнымимашинами, которые все это делают, и вы зависаете на траке времени и начинаете ломать над этим голову.

Как бы он мог увидеть стену, если бы он не осуществил незнание в отношение того, как она выглядела мгновение тому назад? Это элементарный вопрос, и как только вы сталкиваетесь с этим, вы, разумеется, сталкиваетесь со своими собственнымимашинами, которые все это делают, и вы зависаете на траке времени и начинаете ломать над этим голову.

Существует упражнение, напрямую связанное с этим; это процесс, выполняемый вне помещения; в ходе этого процесса вы задаете преклиру вопрос о том, что бы он был не против не знать по поводу того или иного человека. Сам вопрос этого процесса подразумевает, что преклир знает что-то об этом человеке. Если он решит не знать то, что он и так уже не знает – понимаете, он не знает имя этого человека и так далее, – то в результате он окажется в замешательстве.

Существует упражнение, напрямую связанное с этим; это процесс, выполняемый вне помещения; в ходе этого процесса вы задаете преклиру вопрос о том, что бы он был не против не знать по поводу того или иного человека. Сам вопрос этого процесса подразумевает, что преклир знает что-то об этом человеке. Если он решит не знать то, что он и так уже не знает – понимаете, он не знает имя этого человека и так далее, – то в результате он окажется в замешательстве.

Сначала в этом процессе использовалась обычная форма глагола «не знать», и она успешно использовалась при работе с тем, что находилось вне человека. То, что это было успешным, весьма интересно, но на субъективном уровне это обернулось полным поражением, поскольку замешательство само по себе состоит из ряда незнаний.

Сначала в этом процессе использовалась обычная форма глагола «не знать», и она успешно использовалась при работе с тем, что находилось вне человека. То, что это было успешным, весьма интересно, но на субъективном уровне это обернулось полным поражением, поскольку замешательство само по себе состоит из ряда незнаний.

Что такое замешательство? Замешательство – это масса, состоящая из объединенных незнаний. Если у вас достаточно незнания, то вы оказываетесь в очень интересном состоянии замешательства. Один из способов выйти из замешательства состоит в том, чтобы знать какое-то присутствующее в этой ситуации данное, которое вы не знали раньше, и тогда замешательство перестает быть замешательством. Это весьма интересно, потому что тут вы просто наблюдаете в действии стабильное данное и замешательство. Это выше уровня частиц.

Что такое замешательство? Замешательство – это масса, состоящая из объединенных незнаний. Если у вас достаточно незнания, то вы оказываетесь в очень интересном состоянии замешательства. Один из способов выйти из замешательства состоит в том, чтобы знать какое-то присутствующее в этой ситуации данное, которое вы не знали раньше, и тогда замешательство перестает быть замешательством. Это весьма интересно, потому что тут вы просто наблюдаете в действии стабильное данное и замешательство. Это выше уровня частиц.

Вы могли бы не знать, верна ли вам ваша возлюбленная, и вы могли бы не знать, куда она ушла, и не знать, куда она пойдет, и не знать, как долго продлится ее верность, и внезапно вы получаете какое-то проявление – что-то вроде ревности. Это просто совокупность этих неспособностей что-то узнать. И, таким образом, человек в такой ситуации выясняет... кстати, ревность – это одна из тех... одна из тех очень забавных вещей, очень глупых вещей. Она основывается на тех правилах в отношении доказательств, которые существуют в этой вселенной. И правила этой вселенной о доказательствах вполне могут быть записаны в конституции какой-нибудь страны: невиновный будет считаться невиновным, пока не будет доказано, что он виновен.

Вы могли бы не знать, верна ли вам ваша возлюбленная, и вы могли бы не знать, куда она ушла, и не знать, куда она пойдет, и не знать, как долго продлится ее верность, и внезапно вы получаете какое-то проявление – что-то вроде ревности. Это просто совокупность этих неспособностей что-то узнать. И, таким образом, человек в такой ситуации выясняет... кстати, ревность – это одна из тех... одна из тех очень забавных вещей, очень глупых вещей. Она основывается на тех правилах в отношении доказательств, которые существуют в этой вселенной. И правила этой вселенной о доказательствах вполне могут быть записаны в конституции какой-нибудь страны: невиновный будет считаться невиновным, пока не будет доказано, что он виновен.

На самом деле эта вселенная доказывает чью-то вину так: вы всегда можете найти доказательство вины. Другими словами, если кто-то что-то сделал, то есть доказательства этого. Но если кто-то не сделал чего-то, то доказательств нет. Мы можем установить, что он был где-то в другом месте и в этом может поклясться множество людей, но и в этом все равно можно усомниться. Однако, если человека застали на месте с окровавленными руками, что ж, он сделал это. Вот настолько это просто.

На самом деле эта вселенная доказывает чью-то вину так: вы всегда можете найти доказательство вины. Другими словами, если кто-то что-то сделал, то есть доказательства этого. Но если кто-то не сделал чего-то, то доказательств нет. Мы можем установить, что он был где-то в другом месте и в этом может поклясться множество людей, но и в этом все равно можно усомниться. Однако, если человека застали на месте с окровавленными руками, что ж, он сделал это. Вот настолько это просто.

Следовательно, есть такой странный факт: отрицательных доказательств не существует; на самом деле отрицательных доказательств не существует. Другими словами, мы предполагаем, что человек не виновен, мы доказываем, что он виновен, – во вселенной существует некоторый перевес в этом направлении.

Следовательно, есть такой странный факт: отрицательных доказательств не существует; на самом деле отрицательных доказательств не существует. Другими словами, мы предполагаем, что человек не виновен, мы доказываем, что он виновен, – во вселенной существует некоторый перевес в этом направлении.

Что ж, так и происходит с ревностью. Очень, очень легко доказать, что кто-то неверен, понимаете, очень легко доказать, что кто-то неверен, но практически невозможно доказать, что он невиновен. Парень отсутствовал два с половиной часа. Он может сказать, что он ходил за газетой, но где он был на самом деле? Тогда он говорит: «Ну что ж, ты можешь спросить Джо». Что ж, это совершенно не поможет. Джо непременно соврет, если речь идет об этом парне. Вы видите, как это может продолжаться, продолжаться, продолжаться и как это продолжается, продолжается, продолжается?

Что ж, так и происходит с ревностью. Очень, очень легко доказать, что кто-то неверен, понимаете, очень легко доказать, что кто-то неверен, но практически невозможно доказать, что он невиновен. Парень отсутствовал два с половиной часа. Он может сказать, что он ходил за газетой, но где он был на самом деле? Тогда он говорит: «Ну что ж, ты можешь спросить Джо». Что ж, это совершенно не поможет. Джо непременно соврет, если речь идет об этом парне. Вы видите, как это может продолжаться, продолжаться, продолжаться и как это продолжается, продолжается, продолжается?

Что ж, так происходит из-за тех правил о доказательствах, которые существуют в этой вселенной. И из-за этих правил становится очень трудно прийти к правосудию и справедливости. Но правосудие на самом деле – это то, к чему нужно прийти, а не то, что только написано в книгах о юриспруденции.

Что ж, так происходит из-за тех правил о доказательствах, которые существуют в этой вселенной. И из-за этих правил становится очень трудно прийти к правосудию и справедливости. Но правосудие на самом деле – это то, к чему нужно прийти, а не то, что только написано в книгах о юриспруденции.

Так вот, тут мы имеем дело с одним отдельно взятым случаем. Всем этим «не знаю» соответствует относительно небольшое количество «знаю». Просто распространите это на «не знаю» и «знаю», и мы выясним, что может существовать гораздо больше «не знаю», чем знаю. Например, то или иное данное больше не существует. «Кто именно это был... кто именно вытащил меня из реки?» – или что-то в этом роде. «Была темная ночь, а бой был жаркий, и когда я свалился в реку, кто-то вытащил меня, и я хотел бы поблагодарить его. Кто это был?» Что ж, этот человек не знает, что это были вы, а вы не знаете, что это был он, и на этом все кончается. Таким образом, у вас тут есть два соответствующих друг другу незнания, и они никогда не встречаются друг с другом или встречаются очень редко.

Так вот, тут мы имеем дело с одним отдельно взятым случаем. Всем этим «не знаю» соответствует относительно небольшое количество «знаю». Просто распространите это на «не знаю» и «знаю», и мы выясним, что может существовать гораздо больше «не знаю», чем знаю. Например, то или иное данное больше не существует. «Кто именно это был... кто именно вытащил меня из реки?» – или что-то в этом роде. «Была темная ночь, а бой был жаркий, и когда я свалился в реку, кто-то вытащил меня, и я хотел бы поблагодарить его. Кто это был?» Что ж, этот человек не знает, что это были вы, а вы не знаете, что это был он, и на этом все кончается. Таким образом, у вас тут есть два соответствующих друг другу незнания, и они никогда не встречаются друг с другом или встречаются очень редко.

Жизнь состоит из огромного множества прерванных или незаконченных историй. Нас всегда выбрасывает с трака времени, прежде чем мы успеваем обнаружить, что на самом деле произошло. Это не похоже на художественные произведения. Но этого достаточно для того, чтобы заставить человека стать писателем... он садится и заканчивает эти истории.

Жизнь состоит из огромного множества прерванных или незаконченных историй. Нас всегда выбрасывает с трака времени, прежде чем мы успеваем обнаружить, что на самом деле произошло. Это не похоже на художественные произведения. Но этого достаточно для того, чтобы заставить человека стать писателем... он садится и заканчивает эти истории.

Но если вы подумаете о захватывающих, будоражащих воображение отрывках различных историй:

Но если вы подумаете о захватывающих, будоражащих воображение отрывках различных историй:

• И она вышла из дому, хлопнув дверью.

• И она вышла из дому, хлопнув дверью.

Друг рассказал вам что-то по секрету. Он сказал вам, что у него ужасные проблемы. Его должны были посадить в тюрьму, или его собирались застрелить, или с ним должно было случиться что-то еще, и он по секрету рассказал вам о своих ужасных неприятностях и ушел. И год спустя мы все еще не видим этого человека. Мы не знаем, чем закончилась эта история. Быть может, мы никогда больше не увидим его. Попал ли он в тюрьму? Выпустили ли его?

Друг рассказал вам что-то по секрету. Он сказал вам, что у него ужасные проблемы. Его должны были посадить в тюрьму, или его собирались застрелить, или с ним должно было случиться что-то еще, и он по секрету рассказал вам о своих ужасных неприятностях и ушел. И год спустя мы все еще не видим этого человека. Мы не знаем, чем закончилась эта история. Быть может, мы никогда больше не увидим его. Попал ли он в тюрьму? Выпустили ли его?

Очень часто мы бываем сильно разочарованы, когда кто-то рассказывает нам об ужасно драматичном событии такого рода, а потом появляется спустя три, четыре или пять месяцев и говорит: «О, все, утряслось». И он просто перестает рассказывать об этом. Он заставил нас поволноваться.

Очень часто мы бываем сильно разочарованы, когда кто-то рассказывает нам об ужасно драматичном событии такого рода, а потом появляется спустя три, четыре или пять месяцев и говорит: «О, все, утряслось». И он просто перестает рассказывать об этом. Он заставил нас поволноваться.

Вот так все происходит в жизни, а в художественном произведении все происходит иначе. Если бы вы, работая над художественным произведением, описывали события так, как они происходят в жизни, то вы написали бы половину первой главы, затем пропустили бы остаток этой главы, переключились на другую группу персонажей и начали новую главу. Но вы бы начали новую главу не с начала – действие в ней уже бы шло... к тому моменту, с которого вы начали бы эту главу, действие в ней уже шло бы в течение некоторого времени, и в ней было бы много различных факторов, которые в этой главе совсем не объясняются. Эта глава заканчивается знаком вопроса. Следующую главу мы просто оставляем пустой. Это потому, что может существовать намного больше «не знаю», чем «могу знать». Почему? Да потому, что существует такой элементарный факт: существует ровно вдвое больше «не знаю», чем «знаю». И тэтаны сидят и придумывают разные вещи, о которых они могли бы что-то знать, а затем они забывают то, что они должны о них знать, и это тоже начинает сильно сбивать с толку.

Вот так все происходит в жизни, а в художественном произведении все происходит иначе. Если бы вы, работая над художественным произведением, описывали события так, как они происходят в жизни, то вы написали бы половину первой главы, затем пропустили бы остаток этой главы, переключились на другую группу персонажей и начали новую главу. Но вы бы начали новую главу не с начала – действие в ней уже бы шло... к тому моменту, с которого вы начали бы эту главу, действие в ней уже шло бы в течение некоторого времени, и в ней было бы много различных факторов, которые в этой главе совсем не объясняются. Эта глава заканчивается знаком вопроса. Следующую главу мы просто оставляем пустой. Это потому, что может существовать намного больше «не знаю», чем «могу знать». Почему? Да потому, что существует такой элементарный факт: существует ровно вдвое больше «не знаю», чем «знаю». И тэтаны сидят и придумывают разные вещи, о которых они могли бы что-то знать, а затем они забывают то, что они должны о них знать, и это тоже начинает сильно сбивать с толку.

Так вот, одним из самых мощных процессов, действие которых основывается на этом «не знаю – знаю», является процесс, о котором вы, вероятно, никогда не слышали, но это интересный процесс; он связан с... это... просто прохождение проблем.

Так вот, одним из самых мощных процессов, действие которых основывается на этом «не знаю – знаю», является процесс, о котором вы, вероятно, никогда не слышали, но это интересный процесс; он связан с... это... просто прохождение проблем.

Понимаете, основной проблемой является «не знаю». И если вы добьетесь, чтобы человек начал думать над тем, что он собирается сделать с этой проблемой, если вы сможете добиться, чтобы он ощутил незнание в этой проблеме, которую он придумал, понимаете, он... «Можете ли вы представить, действительно ли это будет проблемой? Можете ли вы действительно начать представлять это?» Вам нужно попросить его, чтобы он делал это, потому что это вносит «не знаю» в проблему. И это очень хитрый момент, вы просто вводите состояние незнания в банк. Когда вы проходите проблемы, вы выводите состояние незнания из автоматического режима и делаете его селф-детерминированным усилием. (Я пошутил. Вы слышали об этом – о проблемах, – но, наверное, вы никогда не рассматривали их с этой точки зрения.)

Понимаете, основной проблемой является «не знаю». И если вы добьетесь, чтобы человек начал думать над тем, что он собирается сделать с этой проблемой, если вы сможете добиться, чтобы он ощутил незнание в этой проблеме, которую он придумал, понимаете, он... «Можете ли вы представить, действительно ли это будет проблемой? Можете ли вы действительно начать представлять это?» Вам нужно попросить его, чтобы он делал это, потому что это вносит «не знаю» в проблему. И это очень хитрый момент, вы просто вводите состояние незнания в банк. Когда вы проходите проблемы, вы выводите состояние незнания из автоматического режима и делаете его селф-детерминированным усилием. (Я пошутил. Вы слышали об этом – о проблемах, – но, наверное, вы никогда не рассматривали их с этой точки зрения.)

Так вот, есть еще один, несколько отличающийся фактор; это заинтересованность, любопытство. Вы просто говорите: «Что это? Что это? Что это? Что это? Что это?» Естественно, человек проявляет любопытство, любопытство, любопытство, просто... это просто равносильно целому ряду «не знаю», понимаете. Вы заставляете человека проходить незнание на уровне более низкой гармоники. Понимаете, все эти процессы находятся на одной и той же шкале. Ладно.

Так вот, есть еще один, несколько отличающийся фактор; это заинтересованность, любопытство. Вы просто говорите: «Что это? Что это? Что это? Что это? Что это?» Естественно, человек проявляет любопытство, любопытство, любопытство, просто... это просто равносильно целому ряду «не знаю», понимаете. Вы заставляете человека проходить незнание на уровне более низкой гармоники. Понимаете, все эти процессы находятся на одной и той же шкале. Ладно.

Мы ведем этого человека на улицу, и мы просим его посмотреть на другого человека и задаем ему вопрос: «Назовите мне что-то, что вы были бы не против не знать об этом человеке».

Мы ведем этого человека на улицу, и мы просим его посмотреть на другого человека и задаем ему вопрос: «Назовите мне что-то, что вы были бы не против не знать об этом человеке».

Он отвечает: «Я... я... я был бы не против не знать, как его зовут».

Он отвечает: «Я... я... я был бы не против не знать, как его зовут».

Неправильный ответ. Правильный ответ такой... человек одет в желтое пальто с розовым воротником или что-то в таком духе, и на нем оранжевая шляпа. И преклир говорит: «Я был бы не против не знать розовый воротник». Это должно быть что-то такое, что существует и что человек может не знать. Улавливаете идею?

Неправильный ответ. Правильный ответ такой... человек одет в желтое пальто с розовым воротником или что-то в таком духе, и на нем оранжевая шляпа. И преклир говорит: «Я был бы не против не знать розовый воротник». Это должно быть что-то такое, что существует и что человек может не знать. Улавливаете идею?

Что ж, просто поразительно. Вы начинаете действовать таким образом, используя градиентную шкалу, время от времени задавая ему вопрос: «Посмотрите на то, что находится вокруг, и назовите мне что-то, что вы могли бы иметь». Это исправляет обладание преклира. Вы понимаете, что если все в большей или меньшей степени основано на незнании, то, когда вы начинаете проходить незнание в большом объеме, ваше обладание начинает снижаться. Оно не просто снижается – предметы начинают полностью исчезать.

Что ж, просто поразительно. Вы начинаете действовать таким образом, используя градиентную шкалу, время от времени задавая ему вопрос: «Посмотрите на то, что находится вокруг, и назовите мне что-то, что вы могли бы иметь». Это исправляет обладание преклира. Вы понимаете, что если все в большей или меньшей степени основано на незнании, то, когда вы начинаете проходить незнание в большом объеме, ваше обладание начинает снижаться. Оно не просто снижается – предметы начинают полностью исчезать.

Вы были бы очень плохим одитором, если бы вы стали делать то, что делает почти каждый одитор, когда такое происходит с ним впервые: розовый воротник исчезает и преклир говорит: «Он исчез».

Вы были бы очень плохим одитором, если бы вы стали делать то, что делает почти каждый одитор, когда такое происходит с ним впервые: розовый воротник исчезает и преклир говорит: «Он исчез».

И вы спрашиваете: «Он... он исчез?» И преклир отвечает: «Да».

И вы спрашиваете: «Он... он исчез?» И преклир отвечает: «Да».

А вы... «Что ж, что еще вы были бы не против не знать? Что ж, давайте возьмем эту женщину вон там в лиловом платье. Что вы были бы не против не знать о ней?» – понимаете?

А вы... «Что ж, что еще вы были бы не против не знать? Что ж, давайте возьмем эту женщину вон там в лиловом платье. Что вы были бы не против не знать о ней?» – понимаете?

Он отвечает:

Он отвечает:

• Ну, лиловое платье... она исчезла!

• Ну, лиловое платье... она исчезла!

Одиторов это очень сильно расстраивало. Потому что не успеваете вы и глазом моргнуть, как люди, здания и – в значительно меньшей степени – одежда и орнамент начинают исчезать с бешеной скоростью. И если вы продолжаете проводить этот процесс, вы восстанавливаете в преклире способность просто не знать всю вселенную

Одиторов это очень сильно расстраивало. Потому что не успеваете вы и глазом моргнуть, как люди, здания и – в значительно меньшей степени – одежда и орнамент начинают исчезать с бешеной скоростью. И если вы продолжаете проводить этот процесс, вы восстанавливаете в преклире способность просто не знать всю вселенную

– бумс. После этого он должен запостулировать, что он знает о ней, чтобы снова увидеть ее. Так вот, для вас она не исчезает, так что зачем беспокоиться вам?

– бумс. После этого он должен запостулировать, что он знает о ней, чтобы снова увидеть ее. Так вот, для вас она не исчезает, так что зачем беспокоиться вам?

Вероятно, классическая ошибка здесь состояла в том, что этот процесс проводился как субъективный. Это вовсе не является хорошим субъективным процессом, это очень плохой субъективный процесс. Он просто пожирает вещи с бешеной скоростью. Но один преклир проходил его как субъективный процесс и сказал: «Ха! Подумать только! Я сделал это. Данное, которое я... я... я даже не могу вам о нем сейчас сказать. Оно исчезло!» И одитор услужливо сказал преклиру, что это было за данное. Мне очень не хотелось бы говорить вам, кто был этим одитором и кто был этим преклиром. Ну, как бы там ни было... Это было дико. Это стало причиной огромного расстройства. И на протяжении двенадцати сессий процессы незнания не давали результатов в работе с этим преклиром. Он был очень расстроен.

Вероятно, классическая ошибка здесь состояла в том, что этот процесс проводился как субъективный. Это вовсе не является хорошим субъективным процессом, это очень плохой субъективный процесс. Он просто пожирает вещи с бешеной скоростью. Но один преклир проходил его как субъективный процесс и сказал: «Ха! Подумать только! Я сделал это. Данное, которое я... я... я даже не могу вам о нем сейчас сказать. Оно исчезло!» И одитор услужливо сказал преклиру, что это было за данное. Мне очень не хотелось бы говорить вам, кто был этим одитором и кто был этим преклиром. Ну, как бы там ни было... Это было дико. Это стало причиной огромного расстройства. И на протяжении двенадцати сессий процессы незнания не давали результатов в работе с этим преклиром. Он был очень расстроен.

Его нужно было вывести на улицу и провести ему процесс незнания как упражнение, которое выполняется вне здания, именно так он и должен проводиться. Он должен проводиться вне помещения на предметах, и он должен сопровождаться чем-то вроде основной команды из «Трио»: «Посмотрите вокруг и назовите что-то, что вы могли бы иметь». И вы обнаружите, что это вполне работоспособный процесс.

Его нужно было вывести на улицу и провести ему процесс незнания как упражнение, которое выполняется вне здания, именно так он и должен проводиться. Он должен проводиться вне помещения на предметах, и он должен сопровождаться чем-то вроде основной команды из «Трио»: «Посмотрите вокруг и назовите что-то, что вы могли бы иметь». И вы обнаружите, что это вполне работоспособный процесс.

Что ж, поначалу его работоспособность является автоматической, но постепенно этот автоматизм оказывается под контролем. Но включается очень много специфических визуальных явлений, очень много. И вот одно из основных среди них: оно заключается в том, что ваш преклир может узнать кое-что об этой вселенной, и есть кое-что, что можно узнать об этой вселенной.

Что ж, поначалу его работоспособность является автоматической, но постепенно этот автоматизм оказывается под контролем. Но включается очень много специфических визуальных явлений, очень много. И вот одно из основных среди них: оно заключается в том, что ваш преклир может узнать кое-что об этой вселенной, и есть кое-что, что можно узнать об этой вселенной.

Дело обстоит так, что эта вселенная не состоит из множества хорошо освещенных объектов. Эта вселенная состоит из огромного количества пространства, в котором по большей части очень, очень мало света, а то и вообще его нет. Это черная вселенная. И, кстати, это вызывает ужас, когда вы только начинаете проходить это с преклиром. Вы проходите «Плотные объекты» таким образом: вы выключаете свет, задергиваете шторы, затемняете комнату и говорите: «Хорошо. Сделайте стену перед собой плотной».

Дело обстоит так, что эта вселенная не состоит из множества хорошо освещенных объектов. Эта вселенная состоит из огромного количества пространства, в котором по большей части очень, очень мало света, а то и вообще его нет. Это черная вселенная. И, кстати, это вызывает ужас, когда вы только начинаете проходить это с преклиром. Вы проходите «Плотные объекты» таким образом: вы выключаете свет, задергиваете шторы, затемняете комнату и говорите: «Хорошо. Сделайте стену перед собой плотной».

Он не видит ее. Как он может сделать ее плотной? Глупо заставлять его делать это. Чтобы сделать что-то плотным, он должен это видеть. Вы продолжаете процесс. Вы говорите ему: «Что-то справа от вас... эта стена справа от вас: сделайте ее плотной. Хорошо. Стена позади вас: сделайте ее более плотной. Хорошо. Стена слева от вас: сделайте ее более плотной. Хорошо. Теперь потолок: сделайте его более плотным. Хорошо. Теперь пол: сделайте его более плотным. Хорошо».

Он не видит ее. Как он может сделать ее плотной? Глупо заставлять его делать это. Чтобы сделать что-то плотным, он должен это видеть. Вы продолжаете процесс. Вы говорите ему: «Что-то справа от вас... эта стена справа от вас: сделайте ее плотной. Хорошо. Стена позади вас: сделайте ее более плотной. Хорошо. Стена слева от вас: сделайте ее более плотной. Хорошо. Теперь потолок: сделайте его более плотным. Хорошо. Теперь пол: сделайте его более плотным. Хорошо».

И внезапно ваш преклир говорит: «Дзз-зз-зз-зз-ззз. Мне это совсем не нравится.

И внезапно ваш преклир говорит: «Дзз-зз-зз-зз-ззз. Мне это совсем не нравится.

Я могу без этого обойтись».

Я могу без этого обойтись».

А вы говорите: «Хорошо. Продолжайте делать это. Стена, которая находится перед вами».

А вы говорите: «Хорошо. Продолжайте делать это. Стена, которая находится перед вами».

И он отвечает: «Но мне становится страшно». Сначала он, возможно, будет испытывать только апатию. Он поднимается по эмоциональной шкале. Но он проходит истину. Это истина. Стены действительно черны. Потолок действительно черный.

И он отвечает: «Но мне становится страшно». Сначала он, возможно, будет испытывать только апатию. Он поднимается по эмоциональной шкале. Но он проходит истину. Это истина. Стены действительно черны. Потолок действительно черный.

Кто-то выходит из своего тела, смотрит на него и говорит: «Это просто черная масса», и он абсолютно прав. Это действительно черная масса. А что же еще? Ведь пока на тело не упадет свет и оно не отразит что-то, оно черное. Ему вовсе не присуща способность испускать свет.

Кто-то выходит из своего тела, смотрит на него и говорит: «Это просто черная масса», и он абсолютно прав. Это действительно черная масса. А что же еще? Ведь пока на тело не упадет свет и оно не отразит что-то, оно черное. Ему вовсе не присуща способность испускать свет.

Тэтан может подойти к какому-то предмету и сыграть в светлячка – знаете, засветиться, – и он увидит этот предмет. Но эта вселенная устроена таким образом, что когда не светит солнце, когда электрические лампочки или какие-то другие средства не используются для того, чтобы предметы отражали свет, все предметы черны.

Тэтан может подойти к какому-то предмету и сыграть в светлячка – знаете, засветиться, – и он увидит этот предмет. Но эта вселенная устроена таким образом, что когда не светит солнце, когда электрические лампочки или какие-то другие средства не используются для того, чтобы предметы отражали свет, все предметы черны.

Таким образом, человек покупается на эту идею о том, что должен быть свет. Почему он должен покупаться на эту идею? Почему люди слепнут? Они слепнут потому, что начинают избегать света.

Таким образом, человек покупается на эту идею о том, что должен быть свет. Почему он должен покупаться на эту идею? Почему люди слепнут? Они слепнут потому, что начинают избегать света.

Вот самый грязный трюк, какой вы только можете проделать с тэтаном: вы начинаете облучать его энергией, в которой много света, до тех пор, пока он не начнет избегать света и не ослепнет. Вот и все. Почему он слепнет? А потому, что если у него есть неприязнь к свету, то нет ничего, с помощью чего он мог бы что-то видеть. Вот насколько это просто. Это одна из тех простых до идиотизма вещей, и она настолько идиотская и настолько простая, что на Земле сегодня нет практически ни одного тэтана, который это бы знал. Это именно такой уровень знания, настолько фундаментальный.

Вот самый грязный трюк, какой вы только можете проделать с тэтаном: вы начинаете облучать его энергией, в которой много света, до тех пор, пока он не начнет избегать света и не ослепнет. Вот и все. Почему он слепнет? А потому, что если у него есть неприязнь к свету, то нет ничего, с помощью чего он мог бы что-то видеть. Вот насколько это просто. Это одна из тех простых до идиотизма вещей, и она настолько идиотская и настолько простая, что на Земле сегодня нет практически ни одного тэтана, который это бы знал. Это именно такой уровень знания, настолько фундаментальный.

Все объекты черны, планеты черны, и солнца тоже черны – сразу под поверхностью. Вы не представляете себе, что сразу под бурным огнем, под ядерной реакцией, солнце является черным и никаким иным, оно несомненно... внутри него нет света. Я не знаю, насколько глубоко свет проникает в предметы, никто никогда этого не измерял. Об этом пишут в книгах, но никто никогда этого не измерял. Но это что-то порядка милли-милли-миллиметров. Свет падает на предмет и отражается назад, и вы все время смотрите на отражение... отражение, отражение. Теперь вы начинаете возражать против отражения.

Все объекты черны, планеты черны, и солнца тоже черны – сразу под поверхностью. Вы не представляете себе, что сразу под бурным огнем, под ядерной реакцией, солнце является черным и никаким иным, оно несомненно... внутри него нет света. Я не знаю, насколько глубоко свет проникает в предметы, никто никогда этого не измерял. Об этом пишут в книгах, но никто никогда этого не измерял. Но это что-то порядка милли-милли-миллиметров. Свет падает на предмет и отражается назад, и вы все время смотрите на отражение... отражение, отражение. Теперь вы начинаете возражать против отражения.

Вас когда-нибудь раздражал солнечный свет, блеснувший в окне проезжающего мимо автомобиля? Что ж, это только один маленький шаг на пути к слепоте. Вам не понравился свет. В этот момент вы сказали: «Мне не нравится этот свет». Поблизости сверкает молния, и неважно, имеет ли к этому Бог какое-то отношение или нет. По несомненно, что после этого ваше зрение было не в идеальном порядке. После этого ваше зрение стало немного хуже, потому что все склонно... оказываться на цепи этой молнии.

Вас когда-нибудь раздражал солнечный свет, блеснувший в окне проезжающего мимо автомобиля? Что ж, это только один маленький шаг на пути к слепоте. Вам не понравился свет. В этот момент вы сказали: «Мне не нравится этот свет». Поблизости сверкает молния, и неважно, имеет ли к этому Бог какое-то отношение или нет. По несомненно, что после этого ваше зрение было не в идеальном порядке. После этого ваше зрение стало немного хуже, потому что все склонно... оказываться на цепи этой молнии.

Почему преобладающим признаком ваших факсимиле является то, что в них присутствует свет? Почему они все светлые? Что ж, это потому, что они представляют собой изображения поверхностей различных вещей. И у вас на этой планете столько же (если не больше) факсимиле, в которых нет света, как и тех, что содержат свет. Вот настолько это просто.

Почему преобладающим признаком ваших факсимиле является то, что в них присутствует свет? Почему они все светлые? Что ж, это потому, что они представляют собой изображения поверхностей различных вещей. И у вас на этой планете столько же (если не больше) факсимиле, в которых нет света, как и тех, что содержат свет. Вот настолько это просто.

Так вот, возьмите вакуум... совершенно неожиданно – бабах! – весь этот яркий свет вливается в какой-то сверххолодный предмет прямо перед лицом человека, что-то вроде этого – бамс. Он говорит: «Мне это не нравится». И он сам создает некоторое количество черноты для того, чтобы закрыть весь этот свет, а потом удивляется, что случилось с его восприятием видео. Необходимым условием для восприятия видео является способность переносить черноту. И в той же мере необходимым условием является способность переносить фотоны или свет любого типа в виде текучей среды и частиц.

Так вот, возьмите вакуум... совершенно неожиданно – бабах! – весь этот яркий свет вливается в какой-то сверххолодный предмет прямо перед лицом человека, что-то вроде этого – бамс. Он говорит: «Мне это не нравится». И он сам создает некоторое количество черноты для того, чтобы закрыть весь этот свет, а потом удивляется, что случилось с его восприятием видео. Необходимым условием для восприятия видео является способность переносить черноту. И в той же мере необходимым условием является способность переносить фотоны или свет любого типа в виде текучей среды и частиц.

Я не буду сходу называть вам самый лучший, самый совершенный в мире способ исправить все это, но когда вы знаете, как что-то устроено, довольно легко принять на вооружение процессы, которые приводят все это в порядок.

Я не буду сходу называть вам самый лучший, самый совершенный в мире способ исправить все это, но когда вы знаете, как что-то устроено, довольно легко принять на вооружение процессы, которые приводят все это в порядок.

Неприязнь к яркому свету и неприязнь к темноте в равной степени разрушительны для зрения. Время от времени вы встречаете преклиров с черным видео- риколом. У меня был преклир с черным видео, у которого было очень острое обоняние и который мог ощущать запах инграмм. Это так. Он мог почувствовать их запах. Но он не мог получить видео, присутствующее в этих инграммах. Ладно. Неприязнь того или иного рода зависает таким образом на траке. Вы будете сталкиваться с преклирами, постоянно ощущающими ужасно неприятный запах. Вы будете сталкиваться с преклирами, которые непрерывно слышат звук.

Неприязнь к яркому свету и неприязнь к темноте в равной степени разрушительны для зрения. Время от времени вы встречаете преклиров с черным видео- риколом. У меня был преклир с черным видео, у которого было очень острое обоняние и который мог ощущать запах инграмм. Это так. Он мог почувствовать их запах. Но он не мог получить видео, присутствующее в этих инграммах. Ладно. Неприязнь того или иного рода зависает таким образом на траке. Вы будете сталкиваться с преклирами, постоянно ощущающими ужасно неприятный запах. Вы будете сталкиваться с преклирами, которые непрерывно слышат звук.

Звук в этой вселенной тоже представляет собой очень интересное явление, поскольку для его существования необходим воздух. И за пределами земной атмосферы нет никакого звука, кроме как в электронных вспышках. Если бы кто-то поблизости от вас взорвал электронный заряд и волны от этого взрыва достигли бы вас, эти волны несли бы с собой звук, независимо от того, был ли там какой-нибудь звук или нет. Так что звук у человека, по сути, ассоциируется со светом, и это не является такой уж редкостью, когда они перепутаны и он видит звуки и слышит свет, поскольку, когда человек впервые столкнулся со звуком и светом, он столкнулся с ними одновременно.

Звук в этой вселенной тоже представляет собой очень интересное явление, поскольку для его существования необходим воздух. И за пределами земной атмосферы нет никакого звука, кроме как в электронных вспышках. Если бы кто-то поблизости от вас взорвал электронный заряд и волны от этого взрыва достигли бы вас, эти волны несли бы с собой звук, независимо от того, был ли там какой-нибудь звук или нет. Так что звук у человека, по сути, ассоциируется со светом, и это не является такой уж редкостью, когда они перепутаны и он видит звуки и слышит свет, поскольку, когда человек впервые столкнулся со звуком и светом, он столкнулся с ними одновременно.

Так вот, если принять во внимание, что это будет отсутствием следствия в отношении тэтана... все следствия будут иметь место где-то там, все следствия создаются в отношении чего-то другого... вы, разумеется, проводите эти процессы так, что он создает следствие в отношении различных вещей и предметов. И вы обнаруживаете, что когда он делает это, то весьма вероятно, что его комплексы вины и много другой белиберды могут уйти из кейса. Это объективный способ использования данного процесса. Просите его делать предметы черными. Просите его сопротивляться свету. Просите его не допускать свет к определенным предметам и так далее, и вы получите многие из явлений, характерных для процесса по незнанию. С пренаталами так трудно что-либо сделать (и это интересно) потому, что в них нет видео- рикола.

Так вот, если принять во внимание, что это будет отсутствием следствия в отношении тэтана... все следствия будут иметь место где-то там, все следствия создаются в отношении чего-то другого... вы, разумеется, проводите эти процессы так, что он создает следствие в отношении различных вещей и предметов. И вы обнаруживаете, что когда он делает это, то весьма вероятно, что его комплексы вины и много другой белиберды могут уйти из кейса. Это объективный способ использования данного процесса. Просите его делать предметы черными. Просите его сопротивляться свету. Просите его не допускать свет к определенным предметам и так далее, и вы получите многие из явлений, характерных для процесса по незнанию. С пренаталами так трудно что-либо сделать (и это интересно) потому, что в них нет видео- рикола.

Для многих людей видеть – значит знать. Если они не видят, они не знают. И это очень глупо, поскольку многие представители животного царства узнают что-либо исключительно с помощью обоняния, с помощью слуха, и есть даже такие, которые узнают все только с помощью вибрации, возникающей при контакте того или иного рода.

Для многих людей видеть – значит знать. Если они не видят, они не знают. И это очень глупо, поскольку многие представители животного царства узнают что-либо исключительно с помощью обоняния, с помощью слуха, и есть даже такие, которые узнают все только с помощью вибрации, возникающей при контакте того или иного рода.

Если бы вы сказали: «Человек узнает о существовании какого-то удаленного объекта с помощью движения», то вы бы нашли общий знаменатель всех этих разновидностей восприятия. Общим знаменателем всех восприятий является движение. Когда человек не выносит движения, он в значительной степени неспособен к восприятию.

Если бы вы сказали: «Человек узнает о существовании какого-то удаленного объекта с помощью движения», то вы бы нашли общий знаменатель всех этих разновидностей восприятия. Общим знаменателем всех восприятий является движение. Когда человек не выносит движения, он в значительной степени неспособен к восприятию.

И давайте посмотрим на точку покоя, вокруг которой с обеих сторон присутствует движение, – картинка какого-то преклира, который сидит слишком неподвижно. Наверняка что-то слишком сильно двигалось рядом с ним и он попытался подать пример – почти все аберрации возникают из-за того, что кто-то подает пример. Преклир подает пример неподвижности, надеясь, что тот, кто движется, воспроизведет его и будет сидеть неподвижно. Он пытается добиться подражания, понимаете.

И давайте посмотрим на точку покоя, вокруг которой с обеих сторон присутствует движение, – картинка какого-то преклира, который сидит слишком неподвижно. Наверняка что-то слишком сильно двигалось рядом с ним и он попытался подать пример – почти все аберрации возникают из-за того, что кто-то подает пример. Преклир подает пример неподвижности, надеясь, что тот, кто движется, воспроизведет его и будет сидеть неподвижно. Он пытается добиться подражания, понимаете.

Таким образом, чем больше... если человек испытывает неприязнь к детям, то чем больше дети будут бегать по дому и чем больше они будут создавать суматохи, тем неподвижнее будет сидеть человек, понимаете, пока он не превратится почти что в бревно и с ним невозможно будет что-либо сделать. Он пытается остановить этих детей.

Таким образом, чем больше... если человек испытывает неприязнь к детям, то чем больше дети будут бегать по дому и чем больше они будут создавать суматохи, тем неподвижнее будет сидеть человек, понимаете, пока он не превратится почти что в бревно и с ним невозможно будет что-либо сделать. Он пытается остановить этих детей.

Вы обнаружите, что многие учителя пребывают в очень интересном состоянии. Они отключили свои восприятия, они полуслепы и так далее... рядом с ними происходит все это движение. Что ж, они не считают, что было бы правильно остановить значительную часть этого движения. Они знают, что они должны быть добры к детям, но они, в сущности, страдают, возможно, от колоссальной неспособности переносить такое движение, и, когда присутствуют оба этих фактора, им приходится ужасно трудно.

Вы обнаружите, что многие учителя пребывают в очень интересном состоянии. Они отключили свои восприятия, они полуслепы и так далее... рядом с ними происходит все это движение. Что ж, они не считают, что было бы правильно остановить значительную часть этого движения. Они знают, что они должны быть добры к детям, но они, в сущности, страдают, возможно, от колоссальной неспособности переносить такое движение, и, когда присутствуют оба этих фактора, им приходится ужасно трудно.

У нас однажды был один парень со слуховым аппаратом, он был учителем и, как правило, следил за комнатой для самостоятельных занятий в большой средней школе. И у него был слуховой аппарат, и громкость этого слухового аппарата почти каждую неделю приходилось увеличивать. И мы избавили его от необходимости пользоваться этим слуховым аппаратом, просто обнаружив один-единственный фактор... ничего другого для этого кейса не делалось, ему просто провели немного прямого провода и двустороннего общения. Помимо того, что он следил за комнатой для самостоятельных занятий, он был еще и тренером футбольной команды, и, как следствие, он не хотел, чтобы игроки его команды – когда они находились в комнате для самостоятельных занятий – слишком сильно расстраивались из-за его действий, поэтому он пытался добиться от них спокойного поведения, но при этом не бранить их по-настоящему и не делать ничего подобного, и он просто взял и выключил звук. Если бы он не слышал их, то у него, разумеется, не было бы оснований возражать против того, что они делали, так что он взял и хорошенько оглох. Но вы бы обнаружили, что это, в сущности, неспособность переносить движение.

У нас однажды был один парень со слуховым аппаратом, он был учителем и, как правило, следил за комнатой для самостоятельных занятий в большой средней школе. И у него был слуховой аппарат, и громкость этого слухового аппарата почти каждую неделю приходилось увеличивать. И мы избавили его от необходимости пользоваться этим слуховым аппаратом, просто обнаружив один-единственный фактор... ничего другого для этого кейса не делалось, ему просто провели немного прямого провода и двустороннего общения. Помимо того, что он следил за комнатой для самостоятельных занятий, он был еще и тренером футбольной команды, и, как следствие, он не хотел, чтобы игроки его команды – когда они находились в комнате для самостоятельных занятий – слишком сильно расстраивались из-за его действий, поэтому он пытался добиться от них спокойного поведения, но при этом не бранить их по-настоящему и не делать ничего подобного, и он просто взял и выключил звук. Если бы он не слышал их, то у него, разумеется, не было бы оснований возражать против того, что они делали, так что он взял и хорошенько оглох. Но вы бы обнаружили, что это, в сущности, неспособность переносить движение.

Если вы хотите временно включить у кого-нибудь ощущение безумия, просто синтезируйте его, смокапьте его. Вам не нужно скармливать этому человеку ЛСД или другие нелепые снадобья. Вам нужно просто-напросто добиться, чтобы они получили идею о том, что они должны до чего-то дотянуться, но не могут до этого дотянуться. Вы понимаете, если вы попросите их получить эту идею, это будет точка остановки... или идею о том, что они должны отдалиться от чего-то, но не могут отдалиться. Просто попросите их синтезировать это и получить усилие, направленное на то, чтобы отдалиться, и при этом получать ощущение, что они не должны отдаляться, и они ощутят то, что называется радостью безумия. Это ощущение на самом деле можно включить таким вот искусственным образом, а затем оно проходит, и на этом все кончается. Оно не причиняет никакого вреда. Тэтан должен быть способен делать все – даже сходить с ума и возвращаться в здравый рассудок. Хорошо.

Если вы хотите временно включить у кого-нибудь ощущение безумия, просто синтезируйте его, смокапьте его. Вам не нужно скармливать этому человеку ЛСД или другие нелепые снадобья. Вам нужно просто-напросто добиться, чтобы они получили идею о том, что они должны до чего-то дотянуться, но не могут до этого дотянуться. Вы понимаете, если вы попросите их получить эту идею, это будет точка остановки... или идею о том, что они должны отдалиться от чего-то, но не могут отдалиться. Просто попросите их синтезировать это и получить усилие, направленное на то, чтобы отдалиться, и при этом получать ощущение, что они не должны отдаляться, и они ощутят то, что называется радостью безумия. Это ощущение на самом деле можно включить таким вот искусственным образом, а затем оно проходит, и на этом все кончается. Оно не причиняет никакого вреда. Тэтан должен быть способен делать все – даже сходить с ума и возвращаться в здравый рассудок. Хорошо.

Другое действие является терапевтическим (это просто упражнение). Вы обнаруживаете какого-нибудь человека, который драматизирует душевное здоровье (и это имеет самое прямое отношение к вам, одиторам... самое прямое), у него не слишком хорошо с восприятиями, и он не очень хочет проходить процесс! У него возникает ощущение лихорадочности. Что ж, это просто движение. Он просто начинает... если вы вытащите его из точки покоя и затолкнете в движение, он начнет лихорадочно метаться.

Другое действие является терапевтическим (это просто упражнение). Вы обнаруживаете какого-нибудь человека, который драматизирует душевное здоровье (и это имеет самое прямое отношение к вам, одиторам... самое прямое), у него не слишком хорошо с восприятиями, и он не очень хочет проходить процесс! У него возникает ощущение лихорадочности. Что ж, это просто движение. Он просто начинает... если вы вытащите его из точки покоя и затолкнете в движение, он начнет лихорадочно метаться.

Но есть одна особая разновидность этого, о которой вам следует знать, и эта особая разновидность интересна... она очень, очень интересна. Это сумасшествие, его движение.

Но есть одна особая разновидность этого, о которой вам следует знать, и эта особая разновидность интересна... она очень, очень интересна. Это сумасшествие, его движение.

Так вот, сумасшествие, по всей видимости, является какой-то разновидностью очень хитрого импланта на траке. Это электронный инцидент, он не очень важен, но это нечто особое. Понимаете, сумасшествие – это не градиентная шкала, согласно которой «Когда я буду совершенно неспособным, я стану сумасшедшим». Это не так.

Так вот, сумасшествие, по всей видимости, является какой-то разновидностью очень хитрого импланта на траке. Это электронный инцидент, он не очень важен, но это нечто особое. Понимаете, сумасшествие – это не градиентная шкала, согласно которой «Когда я буду совершенно неспособным, я стану сумасшедшим». Это не так.

[Примечание: запись внезапно обрывается.]

[Примечание: запись внезапно обрывается.]