Я провел жуткую бессонную ночь. Я ворочался, перекатывался с боку на бок и дергался. Время от времени мне казалось, что эта (...) девка уже у меня в руках. Я готов был голыми руками придушить ее, словно котенка.
Но было слишком поздно. Я не мог даже пальцем дотронуться до малолетней (...)!
Я проснулся с опухшими глазами и пожелтевшей физиономией. С помощью марихуаны — но без единой капли алкоголя — я с трудом привел себя в чувство. Мне удалось перевесить зеркало так, чтобы я был уверен в том, что ни один «голубой» не сможет ворваться ко мне, когда я, голый, занимаюсь сексом. Травка помогла мне кое-как удовлетворить девушек. Сам я почти ничего не почувствовал. За эти дни «радости секса» совершенно потеряли для меня свою притягательную силу.
Единственным, что мне запомнилось в это утро, было то, что у меня не болела голова. Но когда действие наркотика ослабло, меня снова охватил вихрь панического ужаса.
Трясущимися руками я приготовил бхонг и затянулся почти дюжину раз. Но вместо того чтобы успокоить меня, он только усилил чувство страха.
Я потратил почти полчаса, чтобы побороть дрожь в руках и заварить крепкий кофе. И залпом выпил его. Руки у меня задрожали еще сильнее.
Жизнерадостный голос потряс меня до глубины души.
— Привет, Инки. Я решила забежать к тебе по дороге в школу. Ну, парень, теперь я знаю, как надо (...)! Передо мной во всей своей красе стояла Крошка — с хвостиком, в обтягивающих штанишках и гольфах до колен. Она взглянула на часы с Микки Маусом.
— У меня есть пара минут. Я могу тебе кое-что показать.
— Не знал, что твоя фамилия «Буфер», — глупо заметил я. Я собирался сказать: «Это ты меня подставила, грязная, вонючая (...)!» Но мне надо было соблюдать осторожность.
— Да, — ответила она. — Мои родители — очень известные люди. Но я не люблю похваляться их именем. Они состояли во всех организациях мафии и переезжали с побережья на побережье. Они были самыми выдающимися преступниками, пока их не отправили в газовую камеру в Калифорнии за убийство губернатора. Но их имена будут жить вечно. Ну вот, раз мы теперь официально познакомились, как ты смотришь на то, чтобы лечь в кроватку? Я освоила действие еще одного мускула. Сейчас покажу. Начинается все с колена. Нужно поставить ногу парню на... сейчас я сниму ботинок и носок...
— Крошка, Богом клянусь, я очень расстроен и нервничаю. Беги лучше в школу, Крошка. — Мне хотелось сказать: «Ты подставила меня, грязная, вонючая (...)!»
— Нет, тебе так просто от меня, не избавиться. Я специально пришла рано. Вот, попробуй жвачку. Она снимает напряжение и вроде как заменяет секс с мальчиками. Так мне сказал психолог. Мне жаль, что теперь я не помогаю ему — я ведь рассказывала тебе.
Я сунул в рот жвачку. Вкус у нее был как у пластмассы.
Когда ты ее разжуешь, то растяни по передним зубам, подуй,и получишь пузырь. Господи, да не так. Клянусь, Инки, ты ведешь себя так, словно никогда в жизни не бывал ни в одном цивилизованно месте.
Она сунула пальцы мне в рот и заставила дунуть. Пузырь получился просто громадным.
И неожиданно лопнул.
Ошметки жвачки залепили мне лицо.
Крошка весело расхохоталась.
— Опоздаешь в школу, Крошка, — сказал я. А сам подумал: «Ты меня подставила, грязная шантажистка, (...) и я бы отдал половину жизни, — а благодаря тебе, мне не так уж много осталось, — чтобы убить тебя на месте».
Но я не сказал этого.
— Ладно, я пошла, — произнесла она. — Да, между прочим, ты меня как-то спрашивал, занимаются ли китайцы этим со мной. Я должна рассказать тебе, Инки. Можешь не верить, но трое из них «голубые»! Они ни за что не притронутся к женщине, даже не подойдут к ней. Я застукала их прошлым вечером и сказала об этом хозяйке школы — гонконгской проститутке, а та лишь спросила: «Правда?» и пошла смотреть. Поэтому мне ничто не угрожает, Инки. Я берегу силы для того, чтобы (...) тебя. Та-та-та. — И она ушла.
Неожиданно упоминание о «голубых» пронзило меня до самого сердца.
Я сидел без движения.
Лучи весеннего солнца полосами ложились на пол.
Полосы. Решетки.
Внезапно замигал экран Кроуба. У него шла консультация с двумя психиатрами. К операционному столу оказался привязан мальчик лет двенадцати: глаза его были широко раскрыты от ужаса, а рот закрывала хирургическая повязка.
— Бесполезно, — произнес один из психиатров. — Он не только настаивает, что воровать плохо, но и не желает присоединиться ни к одной из действующих в округе банд. — При этом доктор психиатрии покачивал перевязанной рукой.
— Совершенно антисоциален, — подтвердил другой психиатр. — Отщепенец. Не видит своей же пользы.
— Он безнадежен, — отозвался первый психиатр. — Его родители отправили его ко мне в пятилетнем возрасте. Прошло семь лет, но он не сумел продвинуться вперед. Он не желает покупать наркотики у учителей и, несмотря на повторные сеансы электрического шока, отказывается проявлять невротические наклонности.
— Он не сможет учиться в колледже, — заметил другой психиатр, печально качая головой.
— А теперь стал до того нервным, — продолжал первый психиатр, — что отказывается разговаривать! Когда я подхожу к нему, он вопит, что боится нас.
— Почему вы сразу об этом не сказали? — спросил Кроуб. — Консультация и так затянулась.
— Ну, вначале я сказал, — произнес первый психиатр, — что мы имеем дело с паническим синдромом. Я доставил его вам, чтобы вы могли его прооперировать. Я не могу. Я о него всю руку отбил.
Мальчик отчаянно пытался освободиться: он вертелся и пытался что-то сказать.
— Лежи смирно, — велел второй психиатр и профессиональным жестом стукнул его в солнечное сплетение. Мальчик потерял сознание.
Кроуб подал знак, и к нему подбежали два атлетически сложенных санитара. Один нес шприцы и лекарства, а другой толкал перед собой машину для электрического шока.
Первый, с лекарствами, воткнул иглу капельницы мальчику в вену. Другой присоединил к его голове электроды шоковой машины.
Контакты затрещали, и от электродов потянулся легкий дымок.
Оба психиатра улыбнулись и кивнули Кроубу.
— Уверен, — произнес первый, — что вы сможете сделать это так же, как я показывал вам на той женщине. Это очень простая операция: надо всего лишь перерезать нерв вагуса.
— Это ему поможет. Он уже ничего не будет бояться. Ваготомия — чудесное средство, — добавил второй.
Кроуб взялся за нож. Он вскрыл брюшную полость мальчика, ногтем подцепил нерв и, взяв пару маникюрных ножниц, вырезал часть нерва.
Первый психиатр забрал у него удаленный кусок и принялся разглядывать.
— Он самый, вагус, — произнес он. — Но с ним нужно быть очень осторожным. Он может снова вырасти. Дайте мне вон ту дрель.
Первый психиатр очень профессионально просверлил дыру в черепе мальчика, после чего потянулся за ножницами и щелкнул ими.
— Теперь нервы между продолговатым мозгом и телом перерезаны. Нужно все доводить до конца, — сказал он.
— Подождите, — вступил в разговор второй психиатр. — Они могут снова срастись. Дайте мне ланцет.
Он внимательно обследовал горло мальчика.
— Когда-то я читал, что нерв вагус также проходит вдоль яремной вены. Сейчас мы это выясним.
Он сделал надрез.
Наверное, нож у него соскочил. Через надрез вырвался воздух, появились красные пузырьки.
— Ой, (...), — сказал второй психиатр. — Наверное, я промахнулся. Но я все-таки доберусь до него. — Нож снова погрузился в тело.
Выплеснулся фонтан крови и забрызгал его.
— (...)! — произнес второй психиатр. — Я сделал слишком глубокий надрез, и это будет стоить нам пациента.
— Ничего страшного, — отозвался первый. — Его родители все равно уже разорились, оплачивая мои счета. Ничего страшного, дружище.
— Спасибо, что показали, как это делается, — услышал я голос Кроуба.
— Теперь вы должны нам тоже что-нибудь показать, — сказал второй психиатр, направляясь к выходу-вместе со своим Коллегой. — Увидимся за обедом, Кроуб, старина.
Я только головой покачал, глядя на Кроуба. Он превратился в обыкновенного психиатра. Он даже не разрезал труп на части, чтобы использовать его части в целлологических целях.
Я снова вспомнил о Крошке. Только что она изложила мне новую версию истории о своих родителях. Кроме того, я сильно сомневался в тех неправдоподобных сведениях о такой респектабельной деловой женщине, как проститутка из Гонконга, которые она мне сообщила.
Минуточку. Такое поведение имеет специальное название. Отличник по психологии вроде меня просто обязан вспомнить его. И тут меня как ударило: Крошка была патологической лгуньей!
Меня осенило!
Я нашел выход!
Я могу отправить ее в Белльвью.
Любой психиатр сразу же покончит с ней как с угрозой для общества.
Суд, наверное, не станет возражать.
Господи, не зря я считался в Аппарате самым толковым.
Я могу решить проблему с Крошкой!
Неудивительно, что здесь, на Земле, психиатрия в таком почете. Это просто подарок судьбы! Можно избавиться от любого нежелательного человека, обезвредить его или уничтожить простым росчерком пера.
Я могу избавиться от Хеллера, Крэк, а теперь еще и от Крошки. И все благодаря неоспоримым гуманным достижениям психиатрии!
Зачем существуют достижения цивилизации если их не использовать? Не успел я до конца обдумать проект избавления от Крошки — исключая убийство, — как немедленно принялся за его осуществление. Я позвонил надежному и лояльному шефу охраны предприятий Роксентера и сказал:
— Это Инксвитч. Мне нужны сведения вашего досье на Крошку Буфер — ту девушку, которую вы позавчера спустили с лестницы. Она причиняет мне неприятности.
— Ну, это уже дело прошлое, — сказал он. — Но я посмотрю на компьютере, у нас ли еще ее дело. Подождите... Да, вот оно. Не будете возражать, если вкратце перескажу его вам? Оно достаточно объемное.
— Давайте, — согласился я.
— Родилась в Су-Фоле, Южная Дакота, пятнадцать лет назад. Родители, в соответствии с приведенными здесь донесениями, гангстеры-гастролеры, их имена — Хэйзел и Шейкер Буфер. Похоже, они объездили все Штаты — многочисленные аресты в разных городах. Я передам вам список.
— Разве они не умерли?
— По нашим данным, нет. Все еще гастролируют в Канаде. Они использовали Крошку как приманку с четырех до одиннадцати лет.
— Как приманку?
— Для того чтобы поймать кого-нибудь в сексуальной ситуации, сфотографировать его за этим занятием, а потом шантажировать. Но тут есть один нюанс. Они использовали ребенка. Оставляли ее в номере гостиницы с каким-нибудь парнем. Та провоцировала его, он валил ее на кровать или на пол, а когда дело подходило к развязке, врывались ее родители с фотоаппаратами и... попалась птичка. Я просматриваю записи. Множество арестов по подозрению в подобных делах.
Пять лет назад они переехали в Нью-Йорк и жили в свое удовольствие. А потом напоролись на члена Верховного суда Кувалдера Твиста. Он подстроил им западню, и, когда те заявились с фотоаппаратами, их уже ждала полиция.
Здесь сказано, что он присудил их к лишению родительских прав, а подросток Крошка перешла на попечение государства. С тех пор она не видела своих родителей.
Еще здесь сказано о проблемах с умственным развитием.
— Ага! — сказал я. И радостно воскликнул: — Продолжайте!
— Увы, только эта фраза, ничего больше. Сказано, что ее выгнали из школы около полугода назад. Начальник отдела кадров «Спрута» рекомендовал неполный рабочий день, потому что случай трудный. Уволена по личному распоряжению босса во время персональной проверки женского штата. Больше тут ничего нет, кроме огромного количества (...) номеров дел и судебных заседаний.
Хотите знать что-нибудь еще?
— Нет, этого больше чем достаточно. — Я дрожал от нетерпения. — Дайте мне номер школы, откуда ее выгнали, и данные о психиатрах или психологах, упомянутых в связи с проблемами в умственном развитии.
Он сообщил мне требуемые сведения и дал отбой.
Боже, наконец-то я попал в самую точку! Ребенок, замешанный в шантаже на сексуальной почве. И проблемы с умственным развитием! Я напал на верный след!
Я вспомнил, что судья Кувалдер Твист до завтра не уедет в Майами, и позвонил ему. Поскольку я больше не стал связываться с судебными клерками, а позвонил прямо домой, то мне повезло.
— Говорит агент ФБР, — сказал я, избегая упоминания собственного имени. — Не могли бы вы сообщить мне, что вам известно о Крошке Буфер?
— Крошке Буфер? Крошка Буфер? Крошка Буфер. Ах да, я припоминаю это имя. Кажется, она находится на попечении государства. Да. Я только что подписал постановление суда, чтобы помешать какому-то турецкому придурку убить ее. Иностранные (...). Знаете, они скоро всю страну изнасилуют.
— Эта девушка когда-нибудь вела себя странно по отношению к вам?
— Вы имеете в виду, сексуально? Нет, конечно, нет. Единственное странное поведение, которое приходит мне в голову, — это поведение моего главного клерка. Каждый раз когда эта девица являлась с ежемесячным отчетом, он целовал ее в щеку. Но я положил этому конец. Я сказал, что ей нет необходимости отчитываться. Это привело его в чувство! — Судья Твист расхохотался. — Да, теперь я ее вспомнил. Но извините, мне еще надо собираться. До свидания.
Он повесил трубку. Какая все-таки лгунья эта (...) девка! Сказала, что судья держал ее при себе, чтобы развлекаться с ней. Случай самой настоящей патологии! Очень опасной!
Я позвонил школьному психологу и услышал:
— Крошка?.. Крошка... А, вы имеете в виду девочку, которую исключили полгода назад.
— Не могли бы вы мне сказать, за что ее исключили?
— С превеликим удовольствием, — ответил он. — Надеюсь, у нее крупные неприятности, (...) ее. Она заявилась в раздевалку перед самой крупной игрой сезона и занялась этим со всей футбольной командой. После чего они ослабели и проиграли, естественно. Господи, как все обозлились на нее. Я столько нервов на нее потратил.
— Вы не использовали ее как помощника в вашей профессиональной деятельности?
— Помощника! Господи, конечно, нет! Она какое-то время была моей пациенткой, но я просто продолжил то лечение, которое порекомендовал ее психиатр. Со школьниками мы всегда так поступаем.
— В чем выражался ее психоз? — спросил я.
— Об этом спросите ее психиатра. Извините меня. Сегодня у меня много дел с детьми.
Я повесил трубку. Наконец-то мне повезло. Всё это сказки насчет помощи ему и его пациентам. Господи, какая лгунья! И она опасна, потому что лжет честным, трудолюбивым профессионалам, которые работают как проклятые, чтобы превратить школьников в порядочных членов общества.
Удача меня не покинула. Психиатр не только оказался в своем офисе, но и отдыхал в, перерыве между посещениями пациентов.
— Всегда рад помочь ФБР, — сказал он. — Что бы стало с психиатрией, если бы правительство ее не поддерживало? Крошка Буфер? (...), у меня столько пациентов, (...) дети... Сейчас посмотрю свои записи. Не вешайте трубку... Сестра, где истории болезни?. А, вот они. Крошка Буфер. Тяжелый случай.
Я весело ухмыльнулся в трубку: — Какой у нее диагноз?
— Гиперактивность. Я сам его поставил, когда она каталась на скейтборде. Ужасно трудный случай.
— Вы назначили лечение?
— Конечно. Вы же не думаете, что я пренебрегаю своими обязанностями и не обращаю внимания на детей? Когда-нибудь могу продемонстрировать свои методы специально для ФБР.
Теперь я знал, что Крошка в моих руках. Прямо в яблочко!
— Что за лечение? — спросил я.
— Гиперактивности? Об этом написано в любом учебнике. Все по книге. Я начал курс лечения, а потом передал ее школьному психологу, чтобы тот продолжил его и завершил. Да, вот и запись об этом.
— Она когда-нибудь занималась с вами сексом?
— (...), конечно, нет! Лечение гиперактивности, естественно, состоит в сексуальном расслаблении. Вы кладете пациента на стол, привязываете и используете ручной вибратор. Если вы имеете дело с девочками, то можно начать с поцелуев, чтобы обеспечить оральную стимуляцию. Но я уверяю вас, с помощью вибратора можно добиться вполне приемлемого оргазма или эякуляции у любого ребенка. Это она сказала, что я занимался с ней сексом?
— Естественно.
— Чушь. Зачем мне маленькая девочка, когда у меня есть целая орава мальчиков, которых нужно превратить в гомосексуалистов? Зачем использовать для этого девочку, когда вокруг полно мальчиков? Никакого смысла!
— Значит, она врет, — заключил я.
— Конечно.
— Тогда вы, наверное, не откажетесь подписать ордер и отправить ее на обследование в Белльвью.
— Что? Конечно, нет! Я категорически против! Вы должны понять, что я прекрасно знаю свое дело. Вам не удастся замарать мою репутацию. Я поставил диагноз «гиперактивность». И это правильно. Был назначен стандартный курс лечения, который начал я сам, а закончил компетентный психолог. Здесь написано: «симптомы полностью подавлены». Не часто попадается ребенок с такими ввалившимися глазами и таким (...) видом, кожа да кости. Сэр, вы хотите сказать, что психиатрия — это наука, которая не ведет к исцелению?
— Нет-нет, — заторопился я. — Но...
— Может, вы и агент ФБР, сэр, но вы ничего не понимаете в работе мозга. Я буду всячески возражать против любых попыток изолировать ее от общества! До свидания, сэр! — Он бросил трубку.
Я уставился в пространство.
Слава Богу, с обследованием Хеллера и Крэк таких проблем не возникало. Судебные постановления были уже подписаны и ждали только исполнения.
Но Крошка Буфер?
С детства привычная к шантажу. Закоренелая наркоманка. Патологическая врунья, которая только и думает, как бы изгадить чью-нибудь репутацию.
Она запросто может добиться, чтобы меня стерилизовали и отправили в тюрьму, где меня будут (...) гомосексуалисты.
Она очень опасна! Сам Джек Потрошитель рядом с ней покажется ангелом!
Исчез последний шанс убить ее. Я не мог обезвредить Крошку, не рискуя угодить при этом в тюрьму, если она исчезнет.
Я вынужден был оставить ее в живых и ждать, пока она сживет меня со света с помощью вранья и фотографий. Увы, я не мог убить ее. У меня не было выхода.
Я чувствовал, что схожу с ума.
Я не мог остаться и давать представления для гомосексуалистов.
И не мог сбежать.
Но мне надо было сбежать.
Впрочем, если я сбегу, Крошка со своими доказательствами насилия все равно настигнет меня и прикончит, где бы я ни был.
Неожиданно я почувствовал приступ храбрости. Я понял, что не могу просто сидеть вот так и ждать, пока окончательно свихнусь.
Я должен что-то придумать. Я должен что-то придумать. Я должен что-то придумать!
Зкран Хеллера бросился мне в глаза, как откровенная насмешка. Там у него сияло солнце, стоял прекрасный, погожий день. Тишину и спокойствие нарушал только ветерок, слегка волновавший водную гладь. Пышные облака неподвижно замерли на небе, словно на картинке. Яхта была снабжена стабилизаторами качки, и на ней волнение вообще не ощущалось.
Хеллер стоял у поручня и смотрел, похоже, куда-то на запад, в сторону Нью-Йорка. Кругом простирался океан.
Подошел капитан Биттс.
— Доброе утро, мистер Хэггэрти, — поприветствовал он Хеллера. — Приятно видеть вас в такой хорошей форме, вы полностью оправились от ран.
— Все дело в покере, — произнес Хеллер. — Действительно замечательная игра. Очень поучительная и действует исцеляюще. Но мне кажется, капитан Биттс, что сейчас, когда мой долг возрос до восемнадцати тысяч пяти долларов, единственный способ получить деньги — это высадить меня в Нью-Йорке и позволить мне добраться до банка.
Неожиданно я понял, в чем заключается его коварный план. Он нашел способ перехитрить капитана Биттса! Поддавшись ему при игре в покер! Давай, Хеллер, продолжай в том же духе: если тебе удастся попасть на берег, тебя схватят и доставят в клинику Белльвью, благодаря Психо, Шизи, Словоблудингу и моей изобретательности.
Взглядом я гипнотизировал капитана Биттса, пытаясь заставить его согласиться. Тогда Хеллер попадет мне прямо в руки.
— Мистер Хэггэрти, — произнес капитан Биттс, — это очень благородно с вашей стороны. Но давайте обсудим ситуацию: враги Турции охотятся за вами; русские шпионы вынюхивают ваш след; у меня есть приказ от наложницы владельца яхты не пускать вас на берег. Сожалею, но, несмотря на то что это отрицательно скажется на моем финансовом положении, я отвечу «нет».
(...) его! Он считает, что Крэк — моя наложница, потому что она воспользовалась моей кредитной карточкой «Соковыжималки» для покупки яхты. А на самом деле он работает против своего собственного босса! Против меня.
— Ну ладно, — сказал Хеллер. — Не хотите, как хотите. Однако я что-то заскучал. Я когда-то слышал об игре под названием «кости». Вы можете научить меня играть в нее?
Капитан Биттс заверил его, что сделает это с удовольствием и именно этим они и займутся после обеда.
Я обдумал ситуацию. Я пытался найти зацепку, чтобы на ней построить план дальнейших действий.
Неожиданно меня осенило. Я схватил телефонную трубку и набрал номер государственного департамента в Вашингтоне, офис государственного секретаря. Я решил действовать под именем адвокатской конторы Роксентера.
— Говорит служащий фирмы «Киннул Лизинг», — сообщил я клерку.
— Слушаю, сэр! — Он мгновенно стал очень вежливым.
— В океане дрейфует яхта под названием «Золотой закат». На борту у нее находится опаснейший преступник, американский гражданин. Мне нужен ваш совет, можем ли мы обратиться к Военно-морским силам, чтобы они захватили яхту и арестовали его.
— Под каким флагом идет яхта, сэр?
— Под турецким, — ответил я.
— Мне нужно навести справки в отделе гражданских придирок. Пожалуйста, не вешайте трубку.
Я с нетерпением ждал ответа. Служащий вернулся.
— Мне ужасно жаль, сэр, но я не могу сообщить вам ничего утешительного. Мы, конечно, прилагаем все усилия, чтобы досаждать гражданам США везде, где бы они ни оказались, и обычно нам это удается: как раз сегодня мы добились, чтобы китайцы задержали мать-американку и двоих ее детей. Мы подсунули контрабанду в бутылочки для детского питания, поэтому не считайте, что мы зря тратим время. Но наш законодательный отдел представил сведения, что срок действия дополнительной договоренности между США и Турцией истек, и потребуется несколько лет бюрократической волокиты, чтобы его восстановить. Поэтому вторжение на борт яхты незаконно, и мы не можем схватить находящегося там гражданина США.
— Это плохо! — воскликнул я.
— Может быть, интересующий вас гражданин США совершил в Турции какое-либо преступление? Если да, то мы можем пригрозить сокращением военной поддержки Турции, — а без наших вооруженных сил они не заставят свой народ терпеть многочисленные репрессии, — и тогда турки, само собой разумеется; не откажутся арестовать и посадить за решетку этого человека.
— Боюсь, нам не удастся доказать, что он совершил преступление на территории Турции, — ответил я.
— Очень жаль, — отозвался служащий государственного департамента. — Конечно, обидно, что существуют граждане США, которых мы не можем арестовать. Обычно нам все же удается найти выход из подобного положения, если, конечно, речь не идет о каком-нибудь известном политическом террористе: их мы бережем, чтобы мир не жил слишком спокойно, а журналистам было о чем писать. Если он не является зарегистрированным террористом или известным наркодельцом, то государственный департамент найдет способ добраться до него.
— Он ни то ни другое, — отозвался я.
— Ага, подождите минутку. Как только вы связались с нами, мы сообщили в другие отделы, что «Киннул Лизинг» на связи, и глава разведотдела государственного департамента только что положил мне записку на стол. Он рекомендует вам связаться с президентом и добиться у него распоряжения, чтобы ЦРУ взорвало яхту. Это самый простой способ борьбы с подобными проблемами. Мы не можем допустить, чтобы граждане США находились вне страны и вне пределов досягаемости, и мы благодарны вам за заботу о национальных интересах.
— Всегда рассчитывайте на Роксентера, — ответил я и повесил трубку.
Я не мог воспользоваться данным советом по двум причинам: у Хеллера имелось удостоверение ЦРУ, где было написано, что он X. Хайдер Хэггэрти. Как только в ЦРУ услышат об этом, они тут же решат, что он один из их людей, и не станут ничего предпринимать. Вторая причина касалась лично меня. Я только сейчас осознал, что яхта на самом деле принадлежит мне!
На какое-то мгновение мне пришла в голову мысль, что я могу просто связаться с капитаном по радио и приказать ему направиться к берегу и войти в такой-то док, а там Хеллера уже будет ждать полиция. Но это было слишком просто. Аппарат всегда предупреждает, что не следует поддаваться соблазну воспользоваться самым простым решением. Кроме того, это не сработает, потому что капитан решит, что радиосообщение — фальшивка. Ему было сказано, что владелец яхты в Турции, а не в Нью-Йорке. Если я не появлюсь перед капитаном Биттсом лично, он подумает, что сообщение по радио не что иное, как происки врагов Турции. Он покажет его Хеллеру, и тот догадается, что в деле замешан я. Хеллер сообщит об этом Крэк, и Крэк выследит меня.
Цепочка моих рассуждений резко оборвалась при мысли о том, что графиня Крэк, возможно, уже в эту минуту напала на мой след и ищет меня.
Жуткая угроза!
Да, это был один из тех ужасных дней, когда все так плохо, что, кажется, дальше уже некуда, но ситуация все-таки становится еще хуже.
Графиня Крэк сидела в гостиничном номере и доедала поздний завтрак. В голову мне пришла мысль, что если я узнаю, какая это гостиница, то могу напустить на нее клерка с ордером раньше, чем она прикончит меня.
Но на серебряных столовых приборах не было никаких знаков. Я напряженно вглядывался в экран, надеясь, что она посмотрит на что-нибудь такое, что подскажет мне, где она находится.
В дверь постучали, и на пороге появился Бац-Бац. В руках он держал огромную охапку газет.
— Даже не хочется давать их вам, мисс Рада. Потому что от этого просто свихнуться можно.
Графиня взяла верхнюю газету. Заголовки!
«ВУНДЕРКИНДУ ПРЕДЪЯВЛЕНЫ ОБВИНЕНИЯ.
ПРОТИВ ИЗВЕСТНОГО ПРЕСТУПНИКА
ВЫДВИНУТЫ НОВЫЕ ИСКИ
Вчера на заседании Верховного суда произошла новая сенсация. Судья Куваддер Твист привел в действие международное соглашение, в соответствии с которым Уистер, он же Вундеркинд, может быть стерилизован и приговорен к пожизненному заключению.
Над головой прославленного преступника повишю тяжелейшее обвинение в изнасиловании малолетней.
Новые иски, выдвинутые Кукурузеллой Трахнер, Пупси Лупцевич и Долорес Пубиано де Копула, окончательно погубят разыскиваемого в настоящее время беглеца...»
Графиня Крэк схватила другую газету. Потом третью. Четвертую!
— Проклятье! — рявкнула она. — Нигде ни слова об отмене предыдущих исков и ложного обвинения в двоеженстве! Может, об этом говорили по радио или телевидению?
Бац-Бац покачал головой.
— Я не понимаю! — завопила графиня. — Читателей оставили в заблуждении, что эти обвинения все еще действительны!
— Ну, так уж устроены средства массовой информации, — заметил Бац-Бац. — Плохие новости — их бизнес. Они только это и печатают. С их точки зрения, хорошая новость —это не новость. Вы только взгляните на другие сообщения в газетах. Только неприятности, смерти и катастрофы. Они все помешались, считая, что раскупаются только газеты с плохими новостями.
— Но здесь даже не сказано, что эти шлюшки дали ложные показания и были за это отправлены в тюрьму!— воскликнула графиня Крэк.
— Может, они решили, что это хорошая новость, — ответил Бац-Бац. — Вам придется смириться с этим, мисс Рада. Журналисты все чокнутые.
— Я не верю, что все так просто, — сказала графиня Крэк. —Мне кажется, что эти новости кем-то сфабрикованы.
— Нет, вряд ли. Раньше мне приходилось встречаться с репортерами. Можете мне поверить, у меня свои счеты с прессой: однажды они в огромных заголовках написали, что я угнал машину, а петитом внизу сообщили, что я все еще сижу в тюрьме. Я поинтересовался у одного из репортеров, как это вышло. И он ответил, что, даже если журналист пишет, как было в действительности, главный редактор все равно все исправит по-своему. Газета держится на сенсациях вот что он сказал. Они не продают новости, а просто развлекают читателей. Так он мне заявил. Но теперь, когда я вижу, что они пишут о Джете и какую свинью они ему подложили, мне пришла в голову мысль поразвлечь их на самом деле: я угоню машины у крупнейших издателей и редакторов. Вы ведь не будете возражать, правда? — с надеждой добавил Бац-Бац.
— Ну что ж, идея действительно замечательная, — комкая газету, согласилась графиня Крэк. — Но боюсь, у нас нет на это времени. Мне надо покончить с этим и добиться, чтобы репутация Джеттеро не пострадала. Он очень деликатен в некоторых вопросах.
— Я как-то не заметил, — отозвался Бац-Бац.
— Но это так. Он джентльмен, и соблюдает приличия.
— Я не знал, — сказал Бац-Бац.
— Поэтому кто-то должен оградить его от этих женщин, — решительно продолжила графиня Крэк, — Вы меня понимаете, надеюсь.
— Нет, — сказал Бац-Бац.
— Он никогда не сможет применить оружие против женщины, даже такой, как эти шлюхи.
— О, — радостно воскликнул Бац-Бац, — вы хотите сказать, что мы возьмем мою пушку и потренируемся в стрельбе по целям?
— Нет-нет, — возразила графиня. — Это нам не поможет. Даже если бы они лежали здесь мертвыми, они все равно придумали бы какое-нибудь коварство.
— В это трудно поверить, — заметил Бац-Бац.
— Нет. Я знаю таких женщин. Они преступницы по натуре. Никаких женских чувств. Если мы их застрелим, — что, я считаю, они вполне заслужили, — то я знаю, как поступит Джеттеро. Ему станет жаль их. Нет, мы не унизимся до убийства этих мерзавок. Вы же сами предлагали идею получше. Вам удалось выяснить, где находится двойник?
— Я так беспокоился о том, как вы отреагируете на новости в газетах, что не сказал вам самого главного. Теперь я сам скрыл от вас хорошую новость. Он вынырнул на поверхность.
— Ага.
— Да. Мой знакомый репортер сказал, что сегодня утром девушки провели большую пресс-конференцию, — все о том, как Вундеркинд лишает женщин их прав. Это станет сенсацией дневных и утренних выпусков. А потом двойник появится в передаче АБВ «Таинственный мир», завтра в три часа дня, когда все домохозяйки смотрят телевизор.
— Бац-Бац! Это прекрасно!
— Да, я больше не буду читать газеты. Они мне разонравились! Так вот: двойник хочет воспользоваться передышкой, предоставленной ему судьей Твистом, и собирается поведать домохозяйкам, какой он хороший, или, как мне кажется, как вышло, что он лишил их женских прав, или что-то в этом роде. Но он будет выступать. В прямом эфире.
— То, что нужно! И у нас есть время подготовиться. Мало, но мы успеем. Быстрее, быстрее, Бац-Бац, мне кое-что понадобится. Подгоните фургон. Это будет просто здорово!
Бац-Бац бросился к двери, а графиня надела легкое пальто.
Я не стал терять время.
И позвонил в агентство «Орлиный глаз».
— Она у нас в руках! — завопил я. — Она будет в студии АБВ, на передаче «Таинственный мир» завтра днем в три часа, чтобы похитить Вундеркинда.
— Ладно, ладно! — ответил прокуренный бас. — Мои люди будут там. Они профессионалы. Теперь, когда нам известно, как она выглядит, ей не уйти! Пятьдесят тысяч у нас в кармане. Самый легкий из всех наших заработков. Вы получите свою долю.
Плевать мне было на мою долю. Неважно, что случится со мной, но я избавлюсь от графини Крэк!
И тогда уж займусь Хеллером.
Может, мне удастся придумать, как самому выпутаться из неприятностей.
Мне сразу стало легче.
Трудно поверить, каким отважным может сделать человека развитое чувство долга: я решил лично присутствовать на шоу, чтобы на все сто процентов обеспечить поимку смертельно опасной графини Крэк.
Это решение я принял в тот же вечер после второго бхонга, который я выкурил, чтобы успокоить нервы и приготовиться к встрече с двумя новыми девушками.
Неожиданно по дороге из школы ко мне заглянула Крошка; она принесла для Адоры и Кенди пиццу с сосисками и клубникой, последнюю новинку в мире кулинарии.
Они сидели втроем, ели, и Крошка рассказывала, как проститутка из Гонконга обнаруживает гомосексуалистов, выкидывает их из своего заведения и вообще даже вида их не выносит — ну, полная противоположность тому, что она рассказывала мне день или два назад. При упоминании о гомосексуалистах у меня задрожали руки, и я выронил кусок пиццы.
— Только посмотрите на этого (...)! — воскликнула Адора. — Он трясется как собака, которая (...).
— Ой, я могу ему помочь, — заверила ее Крошка, быстренько соорудила бхонг, закурила его и проследила, чтобы я задерживал дыхание.
Почему-то я не впал в панику, а провалился в мягкий, серый туман. Потом она сделала еще один и потребовала, чтобы я глубоко затягивался.
Я перестал трястись и почувствовал себя необыкновенно храбрым.
Женщины вновь занялись пиццей, и Крошка принялась пересказывать им школьную лекцию о том; как не «попасться на удочку». Она заявила, что «просто смешно, насколько просто заманить женщину в ловушку».
Все остальное почему-то потонуло в густом тумане, но эта фраза засела у меня в памяти.
Ток-шоу!
Если я переоденусь старухой, возьму с собой видеоприбор Крэк и буду работать под прикрытием «Орлиного глаза», то мне удается убить двух зайцев сразу: во-первых, графиня Крэк не сможет ускользнуть от них, а во-вторых, из-за моего генератора помех гипношлем не станет работать в радиусе двух миль от меня. Если она попытается надеть шлем на Вундеркинда во время шоу, то ее усилия пропадут даром.
Когда графиня Крэк окажется в Белльвью, я смогу так или иначе покончить с Хеллером и уладить дела с Крошкой. Ага! На этот раз победа достанется мне.
Пришли две девушки, обе брюнетки. Они были полны энтузиазма. Я настолько увлекся своими блестящими проектами, что даже не обращал внимания, что Крошка стояла рядом и комментировала каждое мое движение. Но я должен признать, что почувствовал облегчение, когда она не смогла остаться до конца и отправилась на вечерние занятия по тайному и явному обольщению. Она потрепала меня по обнаженной спине и со словами «Действуй, Инки» засунула в рот жвачку и убежала, размахивая сумочкой.
Когда она ушла, я благополучно закончил начатое. Адора, как всегда обсудила вопрос оплаты, взяла с гостий клятву не связываться больше с психиатрическим регулированием рождаемости, и те ушли, довольные.
— Разве Крошка не прелесть? — спросила Адора. — Как она стремится закончить свое образование, с удовольствием делится полученными знаниями.
— Действительно, — отозвалась Кенди. — Она так внимательна к окружающим и так заботится о них.
Стены дома кружились вокруг меня, время остановилось. Я, пошатываясь, направился к себе, и вдруг...
Шлеп!
Нога моя поехала вперед, я подпрыгнул в воздухе и свалился на пол.
Бабах!
В глазах у меня сначала потемнело, а потом вспыхнули искры.
Я помню, что успел подумать, какой неожиданный эффект может произвести марихуана. И еще подумал, что же может случиться, если употреблять более сильное средство — гашиш.
Я ничего не видел!
Правда, я совсем ослеп!
Я лежал и ждал продолжения неизвестного ранее действия наркотиков. Марихуана, считающаяся слабым средством, может заставить человека перекувырнуться в воздухе, испытать слуховые галлюцинации и лишить его зрения, как это случилось со мной.
Откуда-то издалека донесся голое Адоры:
— Ах ты тупой (...)! Да ты весь ковер испачкал кровью! Сядь, (...) тебя! Кенди, принеси тряпку и попробуй отмыть это, пока оно окончательно не впиталось в белый ковер!
Она стала тереть мне лицо мочалкой для мытья посуды. Вскоре я прозрел на один глаз.
Прямо передо мной на боку валялся скейтборд Крошки!
В душе у меня творилось что-то невообразимое. Я почувствовал облегчение, что не ослеп от марихуаны, а просто мне глаза залило кровью, и одновременно ощутил приступ жесточайшей ненависти к Крошке. Эта забота об окружающих, за которую ее так хвалила Кенди, выразилась в том, что она оставила свой скейтборд посреди темного коридора, ведущего в мою комнату!
Сопровождая свои действия нудными, длинными нотациями о том, что я должен смотреть, куда иду, и думать о коврах, и не пытаться вывести себя из строя и избежать выполнения супружеских обязанностей, Адора отвела меня в травмпункт, где мне зашили лоб. К счастью, марихуана все еще действовала, и я не обратил особого внимания на их иглу.
В ту ночь я хорошо выспался. Несмотря ни на что я знал, что у меня впереди великолепный шанс поквитаться со всеми.
Утром я наконец-то схвачу неуловимую графиню Крэк!
На следующий день я, горя нетерпением померяться силами с самой судьбой, рано собрался и отправился на телевидение в шоу-зал АБВ.
Проблем с пропуском на шоу «Таинственный мир» у меня не возникло. Я позвонил директору агентства «Орлиный глаз», и он сообщил мне, что заказал для меня билет. Он очень хотел, чтобы я тоже присутствовал.
— Там будет полно моих людей, — сказал он, — но она уже один раз ускользнула от нас, поэтому будет неплохо, если под рукой окажется человек, способный ее опознать. Клерк с иском тоже будет там. В этот раз она не уйдет!
Мне не составило труда замаскироваться: голова моя была замотана бинтами, и я мог смотреть только через маленькую щелочку.
Яркий свет резал мне глаза, поэтому я не тратил время на разглядывание видеоприбора Крэк. Она собиралась на шоу, это было ясно. К черту подробности: даже она не сможет выскользнуть из такой ловушки.
В студии я быстро нашел сотрудника «Орлиного глаза». Это был высокого роста мужчина, одетый в хаки и обвешанный оружием. Он стоял в фойе, раздавал последние указания дюжине охранников и расставлял их по местам.
Я потянул его за рукав. Он раздраженно оттолкнул меня.
— Отстань, старая крыса, — сказал он. — Ты что, не видишь, я занят.
Я радостно ухмыльнулся. Я замаскировался под старуху в уродливой шляпке и замазал бинты черным кремом для обуви, чтобы казалось, будто у меня темная кожа. Он подумал, что я негритянка!
— Сам ты крыса, — произнес я. Я слышал, что у них плохо со зрением. — Я Смит, идиот, тот человек, от которого Психо и компания получают все указания.
Тот разинул рот:
— Боже мой!
— Не «Боже», а Смит, — сказал я. — Посадишь меня на место, как мы договорились?
— О, конечно, сэр! АБВ всегда сотрудничает с властями. Мы перекрыли все выходы из помещения. Ведущий «Таинственного мира», Том Лицемерие, просто в восторге при мысли, что на его шоу может что-то произойти. Они поставили дополнительные камеры на каждом углу. У них даже есть переносная камера. Вундеркинд прибудет в бронированном грузовике. А что это у вас?
— Портативный телевизор. — Я решил не говорить правды. На самом деле это был видеоприбор Крэк — Я хочу смотреть шоу не только из зала, но и так, как оно пойдет в эфире.
— Ладно. Ваше место в среднем ряду с краю. А вот вам передатчик, с помощью которого вы можете связаться со мной, как только заметите кого-нибудь.
— Отличная мысль, — заметил я, беря передатчик. — Но вы тоже смотрите в оба. Я сегодня плохо вижу. И рассчитываю на вас.
— Не сомневайтесь, — ответил он, поглаживая свой автомат. — Я уже потратил часть денег, которые получу в награду. Да, и вот еще что: ребята с АБВ предупредили нас, что, когда загорится красная лампочка, надо сидеть тихо и держаться подальше от сцены, пока эта женщина сама не обнаружит себя. Тогда Лицемерие даст нам сигнал, и они заснимут все на пленку.
— Отлично, — ответил я и направился к своему месту.
Кругом было полно женщин, и никто не обратил внимания еще на одну юбку.
Я уселся. У меня оказалось хорошее место, откуда все прекрасно было видно. Телевизионная студия походила на театр, только прожекторов и камер куда больше. Но из-за бинтов мне было не так просто разглядеть окружающее. Все казалось затянутым розовой дымкой, и я заподозрил, что лоб у меня снова кровоточит. Но такие мелочи не могут помешать офицеру Аппарата. От меня зависела судьба Ломбара Хисста и всей Волтарианской конфедерации, не говоря уже об участи Земли.
Огромные часы, висевшие в студии, отсчитывали время, оставшееся до начала шоу. Играла музыка, а вокруг слышался оживленный шум голосов. Здесь собралась самая разношерстная публика, но в основном домохозяйки, желавшие взглянуть на Вундеркинда.
Я сосредоточился на экране Крэк. Глазам было больно.
Она сидела в маленькой комнате. Я почувствовал легкую тревогу. Ведь она должна была переодеваться, чтобы явиться на шоу. Но графиня Крэк была занята другим. Перед ней стоял маленький телевизор, а в руках она держала несколько микрофонов.
Где эта комната?
В этом здании? Далеко отсюда? Как мне не хватало видеопленки, чтобы записывать изображение и просматривать события, случившиеся ранее. Теперь я не мог узнать, как она туда попала.
Все это было очень странно. Шоу вот-вот начнется.
Но я решил не волноваться. Графиня не могла упустить шанс повидаться с двойником Вундеркинда. Ведь Крэк считала, что ей необходимо выяснить, кто стоит за исками против Хеллера.
Из видеоприбора донесся голос Бац-Баца:
— Я его представил.
— И он знает дорогу? — произнесла Крэк куда-то в темноту за телевизором.
— Дважды ему объяснил, — отозвался Бац-Бац.
Я слегка растерялся. Как мог Бац-Бац кого-то кому-то представить? Шоу еще не началось! Я решил, что Крэк наверняка немного опоздает.
Поднялся занавес. Зазвенели звонки. Вспыхнули красные огни. На огромной панели появилась надпись «Прямой эфир». Девушка в домашней кофте подняла огромный плакат, на котором было написано: «Аплодисменты».
Загремела музыка. На сцене, рассыпая воздушные поцелуи, появился Том Лицемерие собственной персоной. Он оказался пожилым мужчиной с кудрявыми волосами и фальшивой улыбкой.
— Добрый день, добрый день, американские домохозяйки, мои дорогие друзья, которые до блеска вычистили мою популярность, — заговорил он.
Девушка в кофте подняла плакат: «Смех».
— Только не зачистите ее до дыр, — произнес Лицемерие.
Девушка подняла плакат: «Смех громче».
— Приглашаю вас в «Таинственный мир»! — вскричал Лицемерие. — Уверен, что здесь вы почувствуете себя как дома!
Девушка подняла плакат: «Неудержимый хохот».
— Сегодня нам повезло: к нам придет мужчина, которым заняты сейчас все умы и юбки Америки. А вот и он, тайна, о которой вы даже не мечтали, известный преступник Уистер, Вундеркинд!
Девушка подняла плакат: «Пронзительный визг!»
Двойник Уистера выглянул из-за пальмы в кадке, быстро перебежал через сцену и спрятался за столом, а потом скрылся за пианино.
— Что это ты делаешь? — поинтересовался Лицемерие.
— Боюсь, что зрительницы перелезут через рампу и изнасилуют меня, — ответил двойник.
Девушка подняла плакат: «Восторженно скажите:
"О-о-о!"»
— Нет-нет, — заявил Лицемерие. — Здесь у нас охрана, поэтому им до тебя не добраться. Выходи-ка на свет.
— И никаких клерков с исками? — спросил двойник.
Девушка подняла плакат: «Визг и хохот».
Зрители завизжали, но Том Лицемерие лгал. Потрепанный человечек в потрепанной шляпе выглядывал из воротника своего потрепанного пальто, на расстоянии всего двух кресел от меня. Лицо у него тоже было забинтовано! Но он ждал графиню Крэк с официальной бумагой в руке. А потом я взглянул на места перед ним. Два санитара из Белльвью! Наверное, на улице их ждет машина скорой помощи.
Я повернулся к экрану. Графиня Крэк сидела и смотрела шоу по телевизору!
Камера приблизилась к визжащим домохозяйкам. Я видел это на экране телевизора графини Крэк. Среди прочих камера показала меня.
Я сжался на своем стуле. Господи, только бы она меня не заметила!
Ее телевизор, который я видел на своем экране, снова показывал сцену.
Вундеркинд выпрямился в полный рост. Он был одет в черное, словно герой вестерна, но вместо патронташа его костюм украшали нашитые красные тряпичные сердца. Его вставные зубы и очки плохо гармонировали с одеждой.
Он сел в подставленное ему кресло.
— Как твои дела? — поинтересовался Лицемерие. — Свел с ума всех баб, так что они бросились подавать миллионные иски?
— Думаю, это вполне естественно, — заявил двойник.
Девушка подняла плакат: «Смех и одобрительное "О-о-о!"».
— Как посмотришь на меня, сразу все ясно, — продолжал Вундеркинд.
Плакат: «Смех громче и "О-о-о" громче».
— Женщины по всей стране обезумели от тебя, — сказал Лицемерие. — Разве это не чудо?
— Это от тяжелой жизни, — ответил двойник. — И чем дольше они меня видят, тем тяжелее она становится.
Плакаты: «Визг и хохот», «"О-о-о", сопровождаемое визгом».
— Большинство мужчин, — заявил двойник, — не понимают этого, а я просто с ног валюсь на своей работе.
Плакат: «Визг и хохот».
— Насколько я понимаю, теперь тебя хотят арестовать за изнасилование несовершеннолетней, — заявил Лицемерие. — Не думал, что ты способен опуститься до такого.
— Да, она действительно была невысокая, — ответил Вундеркинд.
Плакат: «Все стонут от хохота».
— Ну, если вместо отдыха после ограбления поездов и целых городов ты собираешься прыгать из одной постели в другую, — продолжал Лицемерие, — то, думаю, суммы твоих исков скоро возрастут до колоссальных размеров. Закон дорого обходится. Что ты будешь делать, когда станешь банкротом из-за своих постельных дел?
— Поступлю, как говорит мой адвокат, — ответил двойник. — «Ничто не удержит меня от искушения отведать прелестей плоти. Эта страна полна красивых женщин, которым нечего делать, когда их мужья уходят на работу». — И, наклонившись к Тому, едва слышным шепотом добавил: — Эй, ты отклонился от сценария.
— Ладно, — сказал Лицемерие, не обращая внимания на замечание двойника, — сейчас мы увидим, насколько ты подкован по части закона. Тут у,нас есть юрист, который хочет проэкзаменовать тебя.
Раздались еще какие-то звуки. Волтарианский язык! Я почувствовал, что сейчас сойду с ума. Но тут я понял, в чем дело. Звук шел от моего экрана. Графиня Крэк говорила в микрофон, который держала в левой руке: «Внимание. Иди к сцене по центральному проходу». Крэк говорила по-волтариански!
Лицемерие поднялся и сделал широкий приглашающий жест.
По центральному проходу шел мистер Калико!
Да, Лицемерие действительно отклонился от сценария.
На коте были черный фрак и большой черный галстук-бабочка. Зрители смотрели на него как зачарованные.
— Кресло справа, — сказала графиня Крэк по-волтариански в микрофон, который держала в левой руке.
Кот вскочил на второе кресло. Потом сел и взглянул на двойника Вундеркинда.
— Какого черта? — спросил двойник. — Это не юрист. Это кот!
Кот открыл рот. .
— Я кот-юрист, — произнесла графиня Крэк, на этот раз по-английски.
Девушка с плакатами застыла на месте. Все разинули рты.
Говорящий кот!
Что за ведьма эта Крэк! Теперь я понял, что она сделала. Она воспользовалась приборами фирмы «Глаза и Уши Врлтара» и спрятала в ухе кота наушник, чтобы управлять его движениями, а в галстуке поместила динамик, чтобы говорить с его помощью. Она даже обучила кота открывать и закрывать рот, когда тот слышал звук из микрофона. (...) ее!
И Лицемерие попался на удочку! Этот идиот купился на неслыханную сенсацию!
— Похоже, Вундеркинд сомневается в ваших полномочиях, адвокат Калико, — обратился он к коту. — Пожалуйста, объясните ему.
Кот — сейчас Крэк говорила в микрофон, который держала в правой руке, — ответил:
— Он должен понять смурысл закона. Девушка с плакатами ожила и подняла плакат:
«Смех».
Но зрители не видели плаката. Они переговаривались: «Говорящая кошка», «Она и вправду говорит», «Какой симпатичный кот», «Послушайте, что он говорит!»
— Лицемерие, — произнес кот, — у вас очень недисциплинированные слушатели. — Он повернулся к зрителям: — Тишина в зале суда!
Лицемерие ударил молотком.
— Извините, адвокат Калико. Продолжайте, пожалуйста.
Крэк, не отрывая глаз от экрана, нагнулась к микрофону, который держала в правой руке, и всем показалось, что кот произнес:
— Коты великолепно разбираются в законодательстве. Любое дело начинается с уголовного кодекса.
Девушка подняла плакат: «Смех». Но он не понадобился. Зрители и так хохотали. Откуда, черт возьми, она говорит? Я схватил передатчик и крикнул:
— Это она говорит вместо кота!
— Разберемся, — отозвался сотрудник «Орлиного глаза».
— Продолжайте, — обратился Лицемерие к коту.
— Закон против предвзятых мнений, — сказал кот. — Полиция играет с преступниками в кошки-мышки. Преступники как крысы выслеживают друг-друга. Судьям на все плевать. И в конце концов любое вмешательство закона оборачивается катастрофой.
Зрители без напоминания визжали от смеха.
— Но, Лицемерие, — говорил кот, — я докажу вам, что я на самом деле кот-юрист.
Крэк что-то приказала в левый микрофон.
Кот спрыгнул с кресла и вскочил на колени к двойнику Вундеркинда. Казалось, он что-то вытаскивает из своей сбруи, но на самом деле кот что-то вынюхивал в кармане Вундеркинда. Потом что-то положил туда? Или это мне показалось?
— Что вы делаете? — спросил Лицемерие
— То же, что и любой другой адвокат, — ответил кот.
Неожиданно он выхватил из кармана двойника кошелек, зажал его в зубах и бросился прочь со сцены!
Двойник кинулся следом.
Зрители просто умирали со смеху.
Я завизжал в передатчик:
— Догоните кота!
Не обращая внимания на красные сигналы, охранники толпой рванули на сцену и помчались за котом.
Я вскочил и бросился за ними.
Из-за их спин я успел увидеть дверной проем с ведущими вниз ступеньками и кота, который мчался вниз. Двойник несся за ним по пятам.
У самой лестницы стоял фургон, но не тот, который был у них сначала, а другой!
Черт! Кот сунул двойнику в карман компонент Б, на котором был компонент А! Поэтому-то Вундеркинд и бежал за ним!
Кот был уже около машины.
Шлеп!
Двойник, который бежал по ступенькам, внезапно поскользнулся и несколько раз перекувырнулся в воздухе. Обрушился на землю он уже внизу.
Он упал!
Охранники неудержимой лавиной неслись вниз по ступенькам.
Шлеп! Шлеп! Шлеп! Шлеп! Шлеп!
Они катились, словно с ледяной горки!
Я бежал за ними.
Вот я ступил на лестницу и увидел, как Бац-Бац, схватив двойника за воротник, тащил его в машину.
Охрана беспорядочной грудой барахталась внизу.
Шлеп!
Мне показалось, что ноги у меня заплелись в узел, и я со свистом съехал по ступенькам.
И приземлился на голову.
Вокруг валялись охранники.
— Запишите номер машины! — завопил наверху директор агентства и тоже бросился вниз.
Я посмотрел вслед удаляющемуся фургону. Тот набирал скорость и мчался вниз по аллее.
На нем не было номерных знаков!
Директор агентства с грохотом приземлился рядом со мной.
Что могло послужить причиной подобной катастрофы?
Я взглянул на ступеньки.
Только кот мог пробежать по ним.
Они были усыпаны банановыми шкурками!