Я просто хотел, чтобы мы начали этот конгресс салютом.

Как дела?

Хорошо. Спасибо.

I just wanted to make sure that we started this congress off with a bang. How are you?

Как у вас дела в этот день 4 июля? Да, выглядите вы хорошо. Выглядите вы хорошо.

Audience voices: All right.

Спасибо.

Male voice: We got a bang out of that, Ron. Good. Thank you.

У нас нет программы для этого конгресса, однако Стивз должен был что-то распечатать.

How are you doing this 4th of July?

Но, говоря серьезно, мы здесь кое-что отмечаем. Мы отмечаем не просто день независимости этой великой и славной страны. Ребята, я готов поспорить, что это говорили тысячу восемьсот... или будут говорить весь сегодняшний день... «за который боролись и проливали свою кровь наши деды, во имя свободы».

Audience voices: Wonderful!

Ну, а мы отмечаем кое-что другое. Знаете ли вы о том, что день рождения организации в Вашингтоне — 4 июля? Она была основана, сформирована, у неё был утвержден устав, и она была зарегистрирована как корпорация 4 июля 1955-го года, и сегодня ей исполнилось два года. Спасибо.

Well you look good. You look good.

Эта организация — довольно крепкий детеныш. Я часто говорю, что это наша первая организация. Я знаю это, потому что я могу бездельничать здесь. Я ничего не делаю в эти дни. Ничего. Я просто бездельничаю, вот и все.

Male voice: So do you.

Документы о регистрации Учредительной церкви города Вашингтона, равно как и документы о перемещении и переформировании МАСХ на Востоке, в действительности были подписаны 4 июля 1955-го года, и это означает необычайную независимость для нас. Эта была первая независимая, никем не притесняемая дианетическая и саентологическая организация за всю нашу историю. Она никому не должна была денег, ни перед кем не была в долгу, и ей ни перед кем не нужно было снимать шляпу.

Thank you.

И начиная с этого времени мы действительно движемся вперед на всех парусах. То, что мы сейчас выпускаем, отлито в бронзе, особенно преклиры.

Audience voices: Thank you.

Мы прекрасно провели время здесь, в Вашингтоне. Некоторые из нас жалуются на жару, но очень немногие жалуются на радиоактивную жару.

We don't have a program for this congress but Steve's had to print something up.

Более ранняя организация в Финиксе, штат Аризона, находилась в местности, которая располагалась очень близко к ядерному полигону. И из-за бомб, которые сбрасывало на нас правительство США, из-за радиоактивных бомб и бомб, которые запускала в нас АПА в квадрате — все они там отставшие от жизни консерваторы в квадрате, — и АМА и так далее... из-за этого в местности стояла радиоактивная жара. Поэтому мы решили вернуться обратно — туда, где должны торжествовать закон и порядок, иначе зачем вообще нужно было бы государство, понимаете? Так что мы вернулись обратно, туда, где все федеральные судьи находятся непосредственно под присмотром своих начальников, и им приходится брать слишком много за свои услуги, чтобы этим стоило заниматься.

But as a matter of sober fact we are actually celebrating something. We are not celebrating just the independence of this great and glorious nation. Boy; I bet that has been used eighteen hundred - or will be in the course of the day - „For which our forefathers fought, shed their blood in the cause of liberty.“

За эти два года в Вашингтоне мы разрослись: от одного небольшого здания на Р-стрит до пяти зданий, которые мы занимаем на данный момент. Это огромное количество зданий, огромное пространство. Но движение частиц, с которыми в настоящее время работает вашингтонская организация, превышает... кто-то приходит и интересуется, что произошло со всеми теми людьми в 1950-м... поток частиц, с которым мы работаем сегодня, превышает тот, что когда-либо был в организации Элизабет, Нью-Джерси, в 1950-м году.

Well, we're celebrating something else. Do you happen to know that the birthday of the Washington organization is July 4th. It was organized, formed, chartered and incorporated on July 4, 1955, and is today two years old. Thank you.

Это имеет огромное значение, поскольку это говорит нам о том, что больше людей проявляют искренний интерес — не мимолётный и не кратковременный, — больше людей сегодня проявляют искренний интерес к Саентологии, чем раньше проявляли к Дианетике.

It is a fairly brawny youngster. I often say it's the first organization we have had. I know this because I can loaf. I do nothing these days, nothing. I just loaf; nothing to it.

А теперь зададим такой вопрос. Мы задаём этот вопрос, когда разговор заходит о распространении, — вопрос о том, сколько людей интересуются предметом Саентологии, сколько людей по всему миру слышало о ней? Сколько людей по всему миру используют Саентологию?

The incorporation papers of the Founding Church of Washington, DC, as well as the transfer and reestablishment papers of the HASI in the East, actually were signed on the 4th of July 1955, and it meant a tremendous independence for us. It was the first independent, non-downtrodden organization which Dianetics and Scientology ever had. It owed no money, no favors, no hat tips to anybody.

Так вот, есть одна очень большая странность. Центральная организация никогда не вступает в контакт больше чем с 6 процентами этих людей. Если вы спросите у любого внештатного одитора, какова причина этого, он вам ответит: «Ну, все они пойдут туда на процессинг, и у меня не будет кейсов. Я потеряю всех своих преклиров!»

And since that time we've really been sailing. What we put in now goes in in concrete and basalt, particularly the preclears. We've had a wonderful time here in Washington. Some of us complain that it's hot, but very few of us complain that it's radioactively hot.

Но в действительности дело не в этом. Дело в том, что этот предмет распространяется за пределы освоенной нами территории.

An earlier organization existing in Phoenix, Arizona was in an area which is very close to the test sites. And between the bombs that were being thrown at us by the US government, radioactive bombs, and the bombs which wore being pitched us by the APA squared - they are all squares - and the AMA and so forth, the area became radioactively hot. So we decided to move back to where law and order would have to prevail or there wouldn't have to be any nation here at all, you see. So we moved back into an area where all of the federal judges are directly under the surveillance of their superiors and have to get too high a price for their services to make it worth anybody's while.

Я дам вам некоторое представление об этом. Хотите знать, как всё это началось? Как образовались эти организации? Что всё это собой представляло? Я думаю, что сейчас подходящее время, чтобы рассказать вам об этом. В далёком 1947-м году я написал маленькую книжку для нескольких своих друзей, чтобы объяснить им, что же в точности представляет собой то дело, которым я занимался и которое меня интересовало. Сегодня эта маленькая книжка существует под названием «Первоначальные тезисы».

In these two years in Washington, DC, we have gone from one small building down on R Street to five buildings at the moment. That's an awful lot of buildings, it's an awful lot of space. But the amount of traffic being handled at this moment by the Washington organization is greater than - somebody who goes around and asks what happened to all the people in 1950 - our volume of traffic today is greater than it was at any time at Elizabeth, New Jersey in 1950.

Эти первоначальные тезисы не выпускались в виде книги примерно до 1951-го года. Но я раздавал копии этих тезисов, сделанные с помощью гектографа и мимеографа, людям, которые проявляли к этому поверхностный интерес и которым хотелось узнать, чем же я занимался. И они делали копии с помощью мимеографа... это очень небольшая книжка... и они делали копии с помощью гектографа и отдавали их своим друзьям. И один или двое из этих друзей делали с помощью мимеографа и гектографа копии, и меньше чем три месяца назад ко мне обратился один человек из отдалённого уголка планеты и спросил меня о том, было ли сделано что-либо ещё в этом направлении.

This is very significant because it tells us that there are more people sincerely - not passing or faddishly - more people sincerely interested in Scientology today than there were in Dianetics.

Сейчас Книга Один... то, что мы называем Книгой Один, — это не Книга Один.

Now we ask this question, we ask this question when it comes to the dissemination, the spread, the number of peoples interested in this subject of Scientology: How many people throughout the world have heard of it? How many people throughout the world are using it?

«Первоначальные тезисы» — вот Книга Один. Очень забавно, что эта так называемая Книга Один была также написана потому, что я устал объяснять людям то, что они не могли понять в «Первоначальных тезисах». Я написал её отчасти под давлением; издательство, которое выпускало учебники по психиатрии, опубликовало эту книгу, она стала бестселлером, и это чуть... это чуть не прикончило нас. До этого момента дела у нас шли прекрасно. Понимаете?

And here is a great oddity. The Central Organization never contacts more than about six percent of those people. If you ask any field auditor why, he'll say, „Well, they'd have them come in here for processing, and I wouldn't get the case. I'd lose all my preclears!“

Потом заинтересовалась общественность. Бог знает, что мы имеем в виду под «общественностью», если не нескольких газетчиков, у которых отсутствует способность воспроизводить.

But that isn't really the truth of the matter. The truth of the matter is that this subject is progressing beyond the various frontiers that we ourselves touch.

Журнал «Тайм», который никогда не посылал... я на протяжении всей своей деятельности никогда не разговаривал ни с одним... который никогда не присылал ко мне репортёра, чтобы тот взял интервью у меня или у кого-нибудь ещё в организации, умудрился за тот год заполнить информацией о моей личной жизни и о Дианетике столько же газетных полос, сколько в то время посвящалось президенту Соединённых Штатов. Их интерес был отнюдь не искренним. Вы понимаете? Я имею в виду, их интерес так и остался лишь интересом; они никогда ничего не достигали. Они вызвали огромную суматоху, и они определённо чуть не прикончили нас. В то время организация была сформирована из ряда людей, и пока я мог использовать силу своего характера, я держал её в руках, хотя в организационном отношении она была вне моего контроля. В организационном отношении она разветвлялась в различных направлениях. И эти люди делали хорошую работу. Но поскольку имело место слишком интенсивное движение частиц, поскольку с ними было слишком трудно справляться, поскольку немного было известно и поскольку не было достаточного количества обученных одиторов и так далее — в результате каждый был перегружен работой. Около шести лет у нас ушло на то, чтобы оправиться от этой огромной популярности Дианетики.

I'll give you an idea. Do you want to know how this all started? How these organizations started? What this was all about? I think it is a fitting time and moment for me to tell you.

И сегодня я могу заявить, что мы пришли в себя.

Back in 1947 I wrote a little book to explain to some of my friends exactly what the work was on which I had been working and in which I was interested. That little book appears today under the title of The Original Thesis.

Итак, в данный момент здесь есть люди, которые пришли сюда, потому что когда-то давно они приобрели в книжном магазине экземпляр Книги Один и захотели узнать об этом побольше. Я думаю, что с такой же лёгкостью к ним в руки мог бы попасть экземпляр «Первоначальных тезисов». Я думаю, что вы пришли бы сюда независимо от того, что происходило в 1950-м году.

Now that original thesis was never published in book form until about 1951. But the original thesis was something which I handed out copies of in a hectographed, mimeographed way to people who were cursorily interested who wanted to know what I had been doing. And they made mimeographed copies of it - it's a very short book - and hectographed copies of it, and mimeographed and hectographed copies of it were given to their friends. And one or two of their friends made mimeographed and hectographed copies of it, and not three months ago I heard from somebody in a far part of the world who was asking me if any more had been done.

Удивительно в этом то, что мы никогда не слушали никаких советов на тему: «Мы должны прекратить исследования. Мы должны остановиться прямо сейчас, потому что это полезная штука». Все мы знаем, что это полезная штука, но мы относимся к этому несколько иначе.

Now Book One, what we call Book One is not Book One. That is Book One, that original thesis. It is very amusing that this Book One, so-called, was also written because I was tired of explaining to people what they couldn't understand in The Original Thesis. So, I wrote that rather under pressure, and a psychiatric textbook house published it and it became a bestseller, and that was almost - that almost did us in. We were doing wonderfully up to that time, you see.

Мы никогда не позволяли удерживать этот предмет на одном уровне, чтобы люди могли сказать: «Что ж, мы извлечём из этого пользу, чтобы достичь своих собственных целей, и чёрт с ним, с остальным человечеством».

And then the public got interested, and Lord knows what we. mean by this term „the public“ unless it is some newspapermen who can't duplicate.

Мы продолжали развивать этот предмет. Я столько раз называл себя лжецом, что даже не смог бы это подсчитать, просто потому, что я честно сообщал людям о своих исследованиях.

And Time magazine, without ever sending at any time - and nowhere in my career have I ever talked to one - without ever sending a reporter to interview me or anybody of the organization, managed to write in that year as many columns on my personal life and Dianetics as were devoted in that year to the President of the United States. This was intensely insincere interest. Do you understand that? I mean, it never went forward; it never did anything. It made a tremendous commotion, and it certainly almost did us in. An organization was formed at that time of a number of people and as long as I could keep my personality in high gear why, I could dominate it, but organizationally it was not under my control. And organizationally it branched out in various directions, and these people did a good job. But because there was too much traffic, because it was too hard to handle, because there wasn't enough known, because there weren't enough trained auditors and so on. it just overworked everybody. And it's taken us about six years to get over this tremendous popularity of Dianetics.

Когда всё начиналось... временами во мне пробуждался энтузиазм более сильный, чем это происходило в дальнейшем. Я говорил: «Вот оно! Вот оно!» Так это и было. Но что же мы имеем в виду под словом «оно»?

And I can announce to you today that we have recovered from it.

Ну что ж, под словом «оно» подразумевается одна очень простая вещь; очень, очень простая. «Оно» — это просто дальнейшее продвижение по нашему пути. И поэтому сегодня я мог бы очень сильно вас шокировать, сказав: «Вот оно». Но это именно то, что мне нужно вам сказать на этом конгрессе: «Вот оно».

Now, there are people here at this moment who are here because they picked up a copy of Book One out of the bookstores way back when and wanted to know more about it. I think a copy of The Original Thesis would have gotten into their hands just as easily. I think you'd be here regardless of 1950.

Ну что ж, последние семь лет были интересными... мягко сказано. Они были интересными. Последние семь лет мы работали весьма активно.

Now, what's amazing is that we never listened to any advice on the subject of „We must stop research. We must halt right here because this is a good thing.“ We all know it's a good thing but in a different connotation.

Время от времени какой-нибудь одитор говорит мне: «Послушай, почему бы нам не добиться известности? Почему нас не слышат?! Почему мы до сих пор не взяли крепость? Я только и делаю, что разговариваю, разговариваю и разговариваю с людьми, но я ни разу не слышал ничего в ответ! Вы не можете нанять кого-нибудь, чтобы они нас слушали?»

We have never permitted the subject to be totally, you might say, pegged at one level where people could say, „Well, we will profit by this for our own individual purposes, and the devil with the rest of mankind.“

Я скажу вам кое-что удивительное: их слышат. Вы просто недооценили то, насколько это много: два с половиной миллиарда людей. Это много людей, очень много людей.

We've continued its advance. I have called myself a liar more times than I would care to count just because I was doing an honest piece of reporting on research. In the early days I could ... I waxed more enthusiastic at times than later. I would say, „This is it! This is it!“ It was! But what do you mean by it?

Происходят поразительные вещи. Мы получаем самые разнообразные отклики. Один человек, который, кстати, приобрёл Книгу Один и стал одитором по книге, прошёл небольшой брифинг... он никогда не обучался в дианетическом центре... он вернулся в какое-то малоперспективное местечко в Техасе и с тех пор практиковал, не поддерживая никакой дальнейшей связи с центральной организацией. Он никогда не останавливался, чтобы передохнуть, он просто получал результаты, и дела шли просто прекрасно. Он даже не спрашивал меня, были ли получены какие-либо дальнейшие результаты! Он не спрашивал, добился ли я какого-нибудь прогресса в применении техник и в развитии теории! Как вам это нравится? Меня это оскорбило!

Well, it's very simple what you mean by it; very, very simple. It was simply a further advance on our track, And therefore I could rather startle you today by telling you „This is it.“ But that is just what I am here to tell you at this congress: „This is it.“

Знаете, хорошие дороги, хорошая погода: «Это замечательный предмет. Я определённо получаю хорошие результаты. Занимаюсь замечательной практикой. Всё прекрасно. Подлечил всех своих друзей. Всё идёт прекрасно».

Well, the past seven years have been interesting - mild understatement. Have been interesting. The past seven years we have been quite active.

Чем он занимался? «Соматическая лента... » Это всё, чем он занимался. Он гонял преклиров вверх и вниз по траку времени, стирая инграммы. Весьма примечательно.

And every once in a while an auditor says to me, „Well, why don't we get out? You know, why aren't we being heard! Why haven't we already taken the fort? I just keep talking to people and talking to people and talking and I never hear any of it coming back! Can't you hire somebody to listen to us?“

И мне пришлось его прервать и сказать: «Знаете, знаете, у нас появились новые материалы по этому предмету».

I'll tell you something very remarkable: They are being heard. You simply have underestimated how many two and a half billion people are. It's a lot of people, a lot of people.

«О, — говорит он. — Появились? Кстати, мне хотелось рассказать вам об одном интересном преклире, который был у меня в... »

The most amazing things occur. We get all sorts of feedbacks. Some fellow, by the way, who had gotten Book One, was a Book Auditor, had come in for a little briefing - he never did get trained in the Foundation - went back to some unlikely place in Texas and has been practicing ever since without any further correspondence with a Central Organization. He's just never breathed, he's just been getting results, and it's just fine. He didn't even ask me if there had been any further results! He didn't ask me if I'd made any advances in technique and theory! How do you like that? Was I insulted!

Я сказал: «Сейчас мы знаем, что собой представляют эти умственные машины. Мы знаем о таких вещах, как последовательность оверт-мотиватор». Ему это предстояло узнать. Понимаете?

You know, good roads and good weather, „This is a great subject I certainly do get nice results. Been keeping a nice practice going. Everything's fine. Got all my friends patched up. Even - thing's going along fine.“

А он говорит: «Зачем вам знать что-то ещё?»

What was he doing? The somatic strip... That was all he was doing. He was running preclears up and down the time track running off engrams. It was quite remarkable.

Это было ужасно, не так ли? Знаете, у нас были значительные потери: мы потеряли огромное количество дианетических одиторов и публики, потому что Дианетика — это слишком хорошая штука. Она работает слишком хорошо. Понимаете? В действительности, дела не обязательно пойдут так, как они шли прежде, или так, как вы предполагаете.

And I had to wind up and say, „You know, you know there's been some more material on this.“

Вы могли бы подумать: «Ну что ж, есть куча провалившихся кейсов, и провалившиеся кейсы могут погубить нас, люди будут недовольны по этому поводу; они обнаружат, что это не работает в том или ином отношении, и поэтому больше не будут с нами связываться». Ну что ж, на самом деле, всё происходит совсем не так.

„Oh,“ he says, „there has? By the way, I want to tell you about an interesting preclear I had back in...“

Люди приходят к вам на сессию группового процессинга, и у них уонг-уонг, они оказываются на расстоянии одного метра позади своей головы или что-нибудь в этом роде, и они находят то, что можно иметь, и теперь они могут лучше работать, у них больше нет проблем с женой или с кем-то ещё, и они продолжают вести счастливую жизнь, вот и всё. И вы больше никогда о них не слышите — просто потому, что они не приходят к вам.

I said, „We know what this machinery is all about now. We know about things like overt actmotivator sequences.“ That was in his future.

Но они рассказывают о нас людям. Иногда мы сталкиваемся с каким-нибудь человеком — он появляется у парадного входа и говорит: «А вот и я».

And he says, „Well, why do you want to know any more?“

А мы отвечаем: «Отлично, вот и вы».

That was an awful state of affairs, wasn't it? And do you know that to a marked degree we have lost a great many Dianetic Auditors and a great deal of the Dianetic public because it's too good. It works too well. You understand that? This wouldn't really be the way it was, you see, or the way you would think of it.

Он говорит: «Я здесь, чтобы получить немного процессинга... чем бы он там ни был».

You'd think, „Well, a bunch of failed cases and so forth, and failed cases would cut us down on the line, and people would be unhappy about it; they found out it didn't work this way or that and therefore they wouldn't have any more contact with us.“ Well, that isn't the way it's working.

Мы говорим: «Ладно. Хорошо. Подойдите к регистратору».

People come into one of your Group Processing sessions and they go wong-wong, and three feet back of their head or something, and they find a havingness, and they can work better now, and they are not having any more trouble with the wife or something of the sort, and they go on living their life happily and that's that. And you don't ever hear of them again, simply because they don't come near you.

Он подходит к регистратору. Мы называем ему эту невероятную сумму, которую он должен заплатить за пару часов. Он их оплачивает. Идёт в комнату для одитинга, садится перед штатным одитором и получает интенсив.

But they tell people. Every once in a while we run into somebody, he shows up at the front door and says, „Well, here I am.“ We say, „All right, there you are.“

Как-то на днях я столкнулся с одним из таких людей. Я не мог точно разобраться, в чём дело, потому что этот парень абсолютно ничего не знал ни о технологии, ни о теории, он ничего не знал о номенклатуре. Одитору пришлось усадить его и сказать: «Сейчас вы преклир».

He says, „Well, I'm supposed to have some processing - whatever that is.“

А он: «Кто-кто? »

We say, „Well, all right. Okay. Go over and see the Registrar.“

Нет. Один из его друзей заметил, что дела у него идут не очень хорошо, и сказал: «Тебе нужно съездить в Вашингтон, в организацию, которая там находится, она называется Саентология. Саентология. Вот как это слово пишется; трудное слово, ничего особенного. Вот адрес организации. Иди туда, поправь своё состояние. Тебе следует туда съездить». И он просто... Он видел, что с его другом что-то произошло, и, похоже, его жизнь стала лучше, поэтому у него появилось некоторое уважение к этому слову, и он приходит и получает немного процессинга. Я имею в виду, такое происходило в последнее время, — и очень часто. Понимаете?

He goes over to see the Registrar. We tell him this fantastic figure for a couple of hours, you know. He pays it. Goes up to the auditing room, sits down in front of a staff auditor, runs an intensive.

Мы не полагаемся только на свои силы и не занимаемся только организационными делами. Два с половиной миллиарда людей — это много.

Ran into one of these fellows the other day. I couldn't understand exactly what it was all about because he knew absolutely nothing about technology, theory, he knew nothing about nomenclature. An auditor had to sit him down and say; „You are now a preclear.“ And he says, „A what?“

Как-то раз кто-то сказал, что если бы Христос стоял на берегу Галилейского моря с самого момента своего рождения и до сегодняшнего аня... хотя я думаю, у него были бы проблемы с этим во время рождения... и бросал в море по одному доллару каждую минуту, он бы к настоящему моменту не потратил бы и миллиарда долларов... колоссальная цифра.

No. Friend of his saw that he wasn't doing too well, says, „You have to go down to Washington, an organization down in Washington the name of Scientology. Scientology. This is the way you spell it; difficult word, doesn't sell worth a nickel. And here is the address of the organization. You go down there and get yourself fixed up. Now, you are supposed to go down there.“ And they just... They've seen something happen to this friend of theirs and he seems to be living a better life and so they have some respect for the word, and they come down and get some processing. I mean, we've had that happen lately - more often than not, You see that?

В Соединённых штатах приблизительно 170 миллионов человек. С каким количеством людей вы обычно разговариваете?

We are not just falling back on ourselves and taking in our own washing. Two and a half billion people are a lot of people.

Не с очень большим, но в совокупности эта цифра складывается в нечто порядочное. Вероятно, сейчас эта цифра выросла до миллиона, что-то около того, но не все эти люди пока способны разговаривать. Таким образом, мы имеем следующее: мы немного разговариваем с людьми, и они начинают шептать. Понимаете? А потом мы ещё немного разговариваем с теми же самыми людьми и добиваемся, чтобы они могли лучше общаться, и они начинают говорить немного громче, но люди, с которыми они разговаривают, шепчут. Вы поняли? И мы говорим больше и больше. Ведь вам не удаётся каждый раз вступать в контакт с совершенно новым человеком, у которого затем всё придёт в полный порядок и который будет готов к тому, чтобы действовать, просто потому, что вы с ним поговорили. Понимаете, вы разговариваете с ним снова.

Somebody said one time that if Christ stood on the shores of the Sea of Galilee from the moment of his birth until now - although I imagine he would have had difficulty at his birth - pitching a dollar every minute into the sea, he would not, from that time to this, have yet expended one billion dollars - a magnitude of number. It's about 170 million people in the United States. How many people do you ordinarily talk to?

Итак, вы получаете с помощью умножения число, показывающее, сколько раз вы бы поговорили со 170 миллионами человек, сколько раз вам пришлось бы поговорить с каждым из этих 170 миллионов; даже если это число будет возрастать в геометрической прогрессии, вы обнаружите, что вам необходимо поговорить с огромным количеством людей, так что давайте примемся за дело. Весьма примечательно. Количество людей, которые слышали о предмете, весьма примечательно.

Not very many, but the aggregate number adds up to something respectable. It's probably gone up toward a million now, something like that, but not all these people can talk yet. So what we get is you talk to people a little bit, and then they whisper. Got that? And then we talk to these same people a little bit more and put them in better communication and they talk just a little louder, but the people they're talking to whisper. Got the idea? And we talk more and talk more. So, you're not making a clean new contact every time who is then totally set up and in beautiful condition and ready to operate simply because you've talked to him. See, you talk to him again.

Также примечательно то, что за последние семь лет медицина изменила свою точку зрения на Саентологию.

Now, you multiply the number of times you've talked to 170 million people, the number of times you'd have to talk to each one of these 170 million even on an expanding geometric progression, you'll find out that you have to do a lot of talking, so let's get busy. It's quite remarkable. It's quite remarkable the number of people who have heard of this subject.

Не так давно один человек пришёл в больницу... по-моему, в этой больнице лечили туберкулёз или что-то в этом роде; дела у него шли нормально, дела у него шли нормально. Он забыл показать карточку священника, чтобы там успокоились... они грозились его вышвырнуть, но дела у него шли нормально. Он помогал этим людям, возвращая их в нормальное состояние, знаете, он просто работал в этой больнице. Он не был штатным сотрудником или кем-то ещё... он был одитором, он просто приходил и продолжал работать с этими людьми.

It's also remarkable the entire change that has taken place in medical circles with regard to Scientology in these past seven years.

Однажды его вызвали к главврачу этой больницы и спросили, чем он занимается, кто он такой. Они хотели увидеть его удостоверение, хотели с ним немного побеседовать.

A fellow walked in the other day up at a hospital, I think they were treating TB or something in this hospital, and he was doing all right, he was doing all right. He forgot to pull the minister's card on the fellow and straighten him up when he was... they threatened to eject him, but he was doing all right. He was helping these people, he was putting them back together again, and he was just working in this hospital, you know. He wasn't on staff or anything - he was just an auditor and he walked in and he kept working with these people and working with these people.

А он ответил: «Я — саентолог». И тут же услышал: «О-о!» Тот человек был потрясён. Этот главврач был просто потрясён! Вот что странно: эта история отличается от того, что происходило в 1950-м и даже от того, что происходило в 1954-м или в 1955-м.

One day the front office of the hospital called him up and asked him what he was doing, what he was, wanted his credentials, wanted some conversation with him.

Он сказал: «Я думаю, что вы, ребята, — замечательная группа. Я думаю, что вы делаете отличную работу. Что касается меня, то я бы с радостью позволил вам в дальнейшем работать в этой больнице. Но я должен подумать о том, как я лично буду выглядеть в глазах Американской медицинской ассоциации. Мне жаль, но вы не можете здесь работать».

And he said, „I'm a Scientologist.“ And immediately „Oh.“ This guy was shattered. This medico director was just shattered at that moment.! Well, here's the oddity: this is a different story than 1950, 1954 even, or '55.

Вот другая история. Я вижу здесь двоих людей... они работали в одной из больниц в Финиксе, и всё, что с ними там делали в то время, — это спускали с лестницы. Так вот, их и сейчас спускают с лестницы, но при этом извиняются. Другими словами, дела идут всё лучше.

He says, „I think you people are a wonderful group. I think you are doing remarkable work. As far as I am concerned I would be happy to let you work in this hospital from here on out. But I have to think of my personal standing with the AMA. And I'm sorry that you can't work in the hospital.“

Знаете, День независимости — это великий день. На ум приходят всякие цитаты о героических поступках. Джон Пол Джонс сражался на «Бонхьюм Ричарде» против «Сераписа». «Сдаться? Но мы ещё не начинали сражаться». Знаете, такого рода вещи приходят на ум. «Не радуйтесь, ребята, эти сукины дети умирают». Вы знаете, такого рода вещи. День независимости.

That is a different story. I see a couple down here - they were working in Phoenix in a hospital and all they did in those days was just simply kick them down the front steps. Now, they still kick them down the front steps but they apologize. In other words, we're getting... in other words we're getting there. You know, Independence Day is a great day. All sorts of heroic quotes come to mind, you know. John Paul Jones fighting the Bon Homme Richard against the Serapis „Surrender? Wo have not yet begun to fight.“ Well, I... you know, that sort of thing comes to mind. „Don't cheer, boys, the poor devils are dying.“ You know! that sort of thing. Independence Day.

Но одна из этих цитат чертовски уместна. И это — «Мы ещё не начинали сражаться». Мы и не собираемся. Это же способ потерять всё.

But one of these quotes is terribly applicable. And that one is „We have not yet begun to fight.“ We don't intend to. That's how we lose everything.

Я расскажу вам об этом попозже, но самый верный способ потерять обладание — это сражаться с ним. Иметь обладание — это владеть им.

I'll tell you more about this later but the surest way to lose havingness is fight it. The way you have havingness is own it.

Но, в действительности, в прошлом мы не могли шагать с величественным видом, потому что, откровенно говоря, существовало некоторое количество кейсов, для которых некоторые одиторы не могли ничего сделать, и мы знаем, что это сущая правда. Эти кейсы не составляли большинство, но они были.

But we were not in a position, actually, in past years, to throw out our chests very grandly because, bluntly, there were numbers of cases which numbers of auditors could not do anything much for, and we know that as a complete honesty. They were not in the majority but they were around.

Мы проделывали некоторые удивительные вещи даже с теми людьми, которые были без сознания. Мы брали людей без сознания и вытаскивали их, мы приводили их в нормальное состояние, мы проделывали удивительные вещи. Но не забывайте, что та неизменность, которой я пытался добиться в 1950-м году, ещё не была вполне достигнута.

We have done some remarkable things even with unconscious people. We have had unconscious people and we've fished them back, we've straightened them up, we've done remarkable things. But remember the invariability with which I was trying to come up in 1950 was not entirely there.

Было несколько таких кейсов, которые не поддавались никаким усилиям одиторов. И это чистая правда. Это не значит, что не было одиторов, которые не смогли бы разрешить эти кейсы. Может быть, какой-то другой одитор смог бы. Но это значит, что этого часто не происходило. Ничего не происходило, понимаете? Так. Ладно.

There were some cases that resisted the best efforts of auditors. That's terrifically honest. Now, that doesn't say that there weren't auditors around who could have cracked those cases. Some other auditor maybe or something of the sort. But it does say that it often didn't happen. Nothing happened, you see. All right. All right.

Необходимо было поднять сам предмет и обучение одиторов на такой уровень, на котором это происходило бы неизменно, на котором не осталось бы никаких провалившихся кейсов. И после этого я был бы готов сделать что-то, что означало бы начало сражения. В действительности, мы лишь сейчас достигли уровня очень, очень сильной уверенности в том, что касается обучения одиторов, и, если процессы применяются должным образом, любой кейс может быть разрешён. Сейчас мы достигли этого уровня. Ещё в 1950-м году я говорил, что мы находимся на этом уровне, но только сейчас мы действительно его достигли.

It was necessary to get the subject and the training of auditors up to a level where it consistently happened, where there weren't any failed cases, And after that I was willing to do the equivalent of beginning to fight, see, We actually are just now up to a level of very, very good security on training an auditor, and processes addressed properly to any case will resolve the case. Now we are at that point. We were at it verbally from me in 1950, but we're at it in actuality today.

Это весьма примечательно. Весьма примечательно. Здесь есть люди, которые кое-что об этом знают, и люди, которые думают, что знают, но на самом деле не знают. Потому что за период времени между сегодняшним днём и днём, который был всего несколько месяцев назад, весь испытательный полигон того, что мы называем КОО, новая система процессов и тренировочных упражнений прошла проверку и завоевала положение, всё как следует.

It's quite remarkable. It's quite remarkable. There are people here who know something about this, and there are people here who think they do and really don't. Because between now and the slight backtrack of just a few months, the entire proving ground of what we call CCH, a new system of processes, and TRs met the test, took the fort, all straight.

В феврале я мог бы сказать: «Ну что ж, мы довольно близко подобрались к цели, должно быть». Но это не было доказано.

In February, I could have said. „Well, we're pretty close to there. Must be.“ But it wasn't proven that we were.

С тех пор мы достигли цели, и мы очень хорошо знаем, что это так.

Well, now what's happened since February is that we know pretty well that we are there. When you can take a day-old baby or an unconscious woman who has been lying in a state of coma for six months or a raving psycho and crack their cases rather easily without much stress, wouldn't you say we were there?

Если вы можете взять ребёнка, которому исполнился один день, женщину, которая находится в бессознательном состоянии и которая лежит в коме уже шесть месяцев, или буйно помешанного и разрешить их кейсы довольно легко и без большого напряжения, разве это не значит, что мы достигли цели?

Audience voices: Yes.

Именно это мы и делаем. Именно это мы и делаем, о чём я официально вам объявляю в этот День независимости 1957-го года.

Well, that's what we're doing. That's what we're doing; what I announce to you officially on this Independence Day of 1957.

Нужно очень многое знать об этом — о том, что мы называем КОО. Сегодня существует совершенно иной путь к состоянию клир и к достижению контроля, или как ещё вы хотите это назвать, или состояния хомо новис или чего угодно ещё. Существует совершенно иной путь, отличный от процессинга, и это — обучение.

There is a great deal to know about this thing called CCH. But there is an entirely different channel today to a state of Clear and control, or what ever else you want to have it, or Homo Novis, or anything else. There is an entirely different route than processing, and that route is training.

Если вы как человеческое существо сможете пережить обучение и завершить его, всё ещё оставаясь человеческим существом, тогда я уволю инструктора.

If you can live through training as a human being and emerge from training still a human being, I'll fire the Instructor.

Это невероятная штука. Мы никогда не ожидали, что это произойдёт, что неожиданно появится совершенно новый маршрут, который идёт в обход «Посмотрите на эту стену и провалитесь сквозь неё» и других процессов. «Кого вы были бы не прочь соскрести с этой стены?» Кстати, я вставил это просто в качестве шутки, но это чудесный процесс. Давайте-ка посмотрим, как он мог бы работать. Он не будет работать. Ну, ладно — проведите его вашим друзьям-психиатрам.

This is a tremendous thing. We never expected this one to happen, that there would be a sudden appearance of an entirely new route over here that just bypassed „Look at that wall and fall through it“ and other processes. „Who wouldn't you mind scraping off that wall?“ That by the way, I threw in as a gag process, but it's a wonderful process. Let me see, how would that work? It wouldn't work. Well that's all right - run it on your psychiatric friends.

Здесь мы добились чего-то совершенно потрясающего, чего-то весьма необычного. Мы получили технологию и то, что мы называем ТУ, которые представляют собой упражнения... то есть тренировочные упражнения... которые необходимы для того, чтобы освободить человека, привести его, волей-неволей, в настоящее время и дать ему возможность действовать, находясь полностью в настоящем времени, как в жизни, так и в одитинге.

Here we have achieved something quite startling, quite unusual. We have achieved the technology and what we call the TRs which are the drills which means Training Drills - necessary to free up somebody and bring him into present time willy-nilly and let him operate totally in present time in life as well as just auditing.

И это удивительно. Но это не то, что делает одитор. Это делает одитор, который является также инструктором. Это другой подход. Это нечто новое. Конечно, вся связанная с этим технология появилась в результате того, что я годами пытался обучить одиторов и испытывал при этом полное смятение. Я шучу, я делал довольно хорошую работу, и они тоже.

And this was an amazing thing. But it isn't something that is done by an auditor. It is done by an auditor who is also an Instructor. It's a different approach. It's something new. Of course all the technologies of it emerged from the utter dismay I have experienced for years in trying to train auditors. No kidding.. I've done a pretty good job and so have they.

Но здесь у нас есть набор совершенно новых «процессов» (в кавычках). Понимаете, это вовсе не процессы, это — тренировочные упражнения. И они обращены непосредственно и лично к человеку. Они не обращены к классу, который сидит и приходит в одурманенное состояние, слушая лекции.

But here we have a brand new set of (quote) „processes“ (unquote). See, they're not processes at all; they're Training Drills. And they're addressed immediately and intimately to the individual. They're not addressed to a class of people who sit there and dope off through the lectures.

Сегодня обучение стало выглядеть так: мы берём человека за шиворот, сажаем его на стул и говорим: «Делай это!»

Training today has become something whereby we pick up somebody by the scruff of the neck and we put him in a chair and we say. „Do it.“

Он говорит: «Я не могу».

He says, „I can't.“

А мы: «Делай это!»

We say, „Do it.“

И он говорит: «Вы пытаетесь меня убить».

And he says, „You're trying to ruin me.“

А мы отвечаем: «Правильно. Ты уловил суть. Верно».

And we say „That's right. You’ve got the point right there. That's correct.“

Итак, чтобы показать вам, что разница между процессингом, который находится на небывало высоком уровне, и просто обращением к человеку невероятно велика (ничто не отбросит в сторону процессинг или новые способы проведения процессинга, ничто их не отбросит в сторону). Но у нас теперь есть этот маршрут обучения. Это то же самое, как если бы вы долго ехали по дороге с однорядным движением и совершенно неожиданно оказались на шоссе с двумя полосами. Вы знаете, это огромное облегчение.

Now to show you the difference between processing - which is at an all-time high, and simple address to an individual is tremendously high - there isn't anything that is going to set processing aside, or the new techniques of processing. Nothing is going to set them aside.

8

But we have achieved this training route. And it's just like having been driving, you know, on a single-lane road, and all of a sudden you're on a two-pass highway. You know, it's a great deal of relief. We don't crack his case easily, we say he's - you know, he's one of these resistive cases, he's trained to be a tough case and so forth. We can always train him! It's quite remarkable.

Мы не можем разрешить его кейс с лёгкостью, мы говорим, что он — один из этих сопротивляющихся кейсов, он обучен быть трудным кейсом и так далее. Мы в любом случае сможем его обучить! Это весьма примечательно.

It isn't that we use training processes when we can't crack the case. And it isn't that we audit them when we can't train them. They're totally independent of each other. They don't have to interchange at all.

Это не означает, что мы используем тренировочные процессы, когда не можем разрешить кейс. И это не означает, что мы одитируем людей, когда не можем их обучить. Одно совершенно не зависит от другого. Эти вещи вовсе не должны заменять друг друга.

We used to do this: We used to bring somebody into class and he wasn't doing too well, so we'd give him processing and bring him back into class and he would do better. That isn't what we do now. We just bear down with both thumbs.

Обычно мы поступали так: приводили человека в класс, дела у него шли не очень хорошо, поэтому мы проводили ему процессинг и возвращали в класс, и дела у него шли лучше. Это не то, что мы делаем сейчас. Мы просто наседаем на него вдвое сильнее.

This is quite amazing to have two routes. And we are so accustomed to having the routes of processing and for this to have the subdivisions of individual and group processing, that this new thing that has moved in since February looks like a strange beast.

Весьма удивительно — иметь два маршрута. И мы настолько привыкли к тому, что у нас есть маршрут процессинга, который делится на индивидуальный и групповой процессинг, что эта новая штука, которая появилась в феврале, кажется нам каким-то загадочным зверем.

We say, „What is this thing?“ Well, we say. “Well, it's the same as processing except we run the process of doingness on the fellow.“ Oh. no, that isn't it at all.

Мы спрашиваем: «Что это за штука?» И мы говорим: «Это то же, что и процессинг, за исключением того, что мы проводим этому человеку процесс действования». О нет, это вовсе не то же самое.

Let me tell you that if you were to read the Instructor's Code, and then read the Auditor's Code you would know the difference. I advise you to get one of those ACC Manuals, and read the Instructor's Code in it.

Позвольте заметить, что, если бы вы прочли Кодекс инструктора и Кодекс одитора, вы бы увидели разницу. Советую вам взять одно из этих «Руководств по ППК» и прочитать в нём Кодекс инструктора.

It says „Never invalidate the preclear“ in the Auditor's Code, doesn't it? In the Instructor's Code it says „Never fail to invalidate the student.“ See, they're just mirror images of each other, just opposites.

В Кодексе одитора сказано: «Никогда не обесценивайте преклира», так? В Кодексе инструктора сказано: «Никогда не упускайте возможность обесценить студента». Видите, они просто являются зеркальными отражениями друг друга, просто две противоположности.

So if we can make auditors who can take care of such processes as are contained now in the lineup, and if we have processes which are good, why we've got it made across the boards, there's nothing to this. We've got both sides of it. We are always over this other stumbling block.

Поэтому если мы можем делать одиторов, способных проводить такие процессы, которые содержатся в программе, и если у нас есть хорошие процессы, что ж, тогда всё дело в шляпе; в этом нет ничего сложного. Теперь у нас есть обе стороны. Мы навсегда преодолели этот ещё один камень преткновения.

Well let me tell you how this adds up. If you had a technique which would crack up and end forever the case of a Homo sapiens, it would chew hell out of the auditor, wouldn’t it?

Позвольте вам рассказать, как всё это получается. Если бы у вас была такая техника процессинга, с помощью которой можно было бы взломать кейс хомо сапиенса и покончить с ним навсегда, то одитору тоже досталось бы, не правда ли?

Let's look that over. If the technique had enough dynamite in it to blow up and explode and knock to pieces one of these carefully nurtured seventy-six-trillion-year-old cases and do that over a period of something under a couple of hundred hours - I say „something under a couple of hundred hours,“ I'm being terribly generous - then who is going to apply it? Are we going to import some robots from Mars? Look. if it is a human being sitting in this chair auditing that human being - boom! Fourth of July.

Давайте это рассмотрим. Если бы в технике одитинга содержалось достаточное количество динамита, чтобы взорвать и разнести на куски один из этих кейсов, который старательно вынашивался на протяжении семидесяти шести триллионов лет, и если бы это можно было сделать менее чем за пару сотен часов... я говорю: «Менее чем за пару сотен часов», я чертовски щедр... тогда кто же будет это применять? Мы собираемся импортировать несколько роботов с Марса?

Let me tell you more distinctly what I'm talking about. The atom bomb, about which this congress is not and about which we couldn't care less ...

Смотрите, если на этом стуле сидит человеческое существо и одитирует другое человеческое существо... бах! Четвёртое июля.

I loved the headline that appeared the other day. They were counting off a bomb which didn't go off. And the headlines in the papers here in Washington said, „Five- Four-Three- Two-One-Zero-Thffst.“ When an Atomic bomb is no more a weapon than some of these flintlocks they used to make two or three hundred years ago - they'd hang them together with baling wire, a piece of iron pipe - and it was far more dangerous to fire one than it was to stand in front of one.

Позвольте мне рассказать вам об этом более понятно. Атомная бомба, которая не является темой данного конгресса и которая совершенно нам безразлична...

What happens if anybody uses this A-bomb? Boom! Boom! No boom's anymore. We bomb Russia, Russia bombs us. Within twenty-four hours of Russia bombing us there would be no Russia, there would be no us. Is this a weapon? No, No more than the old flintlock pistol was a weapon. And I think the A-bomb ought to be classified with it. It's a complete bust. They don't know what to do with it. They're now having a disarmament conference trying to get rid of it gracefully. They talk just as though they had something.

Мне понравился заголовок, который появился на днях. Они вели отсчёт для бомбы, которая не взорвалась. Здесь в Вашингтоне в заголовках газет писали: «Пять, четыре, три, два, один, ноль, пфс-с-с-с». В то время как атомная бомба является оружием не более чем некоторые из тех кремнёвых ружей, которые изготавливались двести-триста лет назад... их перевязывали проволокой, эти куски железной трубки, чтобы они не развалились... гораздо опаснее было из них стрелять, чем стоять перед дулом.

Anybody could blow up Earth. Just jokingly, any OT could go up to one of the nearby planets, pick up a flying saucer, come down here and stick a few rays into the core of molten earth, and that would be the end of Earth, but you wouldn't call that a weapon. That's just jokingly. But it wouldn't really work, would it?

Что произойдёт, если кто-то использует эту атомную бомбу? Бах! Бах! И больше никаких «бах». Мы бомбим Россию, Россия бомбит нас. Через двадцать четыре часа бомбардировки со стороны России не станет России, не станет нас. Разве это оружие? Нет. Это является оружием не более, чем старые кремнёвые ружья. И я считаю, что атомную бомбу следует отнести к разряду такого оружия. Это полный провал. Они не знают, что с ней делать. Сейчас они проводят конференции по разоружению в попытках красиво от неё избавиться. Они говорят о ней так, как будто у них что-то есть.

No, a weapon is something, according to nations, which must coerce obedience from some other nation or a „better attitude“ on their part toward the nation. That's a weapon. A weapon is supposed to accomplish something, not wipe out everything.

Любой мог бы взорвать Землю. Так, шутка, любой ОТ мог бы отправиться на какую-нибудь из ближайших планет, взять летающую тарелку, прилететь сюда и вонзить несколько лучей в расплавленное ядро Земли, и это было бы концом Земли, но вы бы не назвали это оружием. Это просто шутка. Но это, на самом деле, не очень-то сработало бы, не так ли?

Well, these new techniques couldn't really be pushed too heavily into people's laps or released too far, because they weren't techniques if they were run by people who would have been annihilated by them.

Нет, судя по тому, что говорят разные государства, оружие — это что-то, посредством чего добиваются повиновения или «лучшего отношения» со стороны других государств. Вот это оружие. Оружие — это что-то, что предназначено для достижения чего-либо, а не для уничтожения всего.

We all know the phenomena of an auditor sitting there and getting into something with the preclear which is so restimulative he can't keep himself in present time, you know. He says, „Well, mock up your mother.“ He had a bad mother himself or something like that. „Mock up your mother again. Mock up your mother again. Mock up your mother again. Mock up your mother again.“

Ну что ж, эти новые техники нельзя было совать в руки людям слишком настойчиво и выпускать в слишком большом количестве, потому что они не были бы техниками, если бы их проводили люди, которые потом ими же и были бы уничтожены.

Well, by the time somebody runs some of these CCH processes perfectly - and they have to be run almost perfectly to produce much of a result - if he himself hasn't been up the training route he can't run up the CCH route. I mean that's it.

Все мы знаем такие явления, когда одитор сидит и начинает работать с чем-то у преклира, что настолько сильно его рестимулирует, что одитор не может удержать себя в настоящем времени, вы знаете.

But we can put him up the training route, which leaves us in the interesting state of we don't have to have it work this way: I audit an auditor on CCH and that makes him clear enough to use CCH, so then he can audit somebody else on CCH, which makes that person clear enough. Get it? You know, if we could go theoretically on geometric progression of this character and so forth, who is going to audit me? You know, I'm in terrible condition. You've seer me staggering around for years. Hardly able to keep up. Hardly able to take it any more. Getting along in years. Have to use motorcycles to get around. Starting to read books instead of simply absorb their contents, Slipping. So, it wasn't really very feasible: it was much easier to invent TRs.

Он говорит: «Создайте мокап своей мамы». У него самого была плохая мама или что-то в этом роде. «Снова создайте мокап своей мамы. Снова создайте мокап своей мамы. Снова создайте мокап своей мамы. Снова создайте мокап своей мамы».

Now, the funny part of it is, that anybody can put somebody through those TRs. And somebody who has been put through the TRs can then use CCH processes. QED - nothing to it.

К тому времени, когда кто-нибудь сможет в совершенстве проводить некоторые из этих процессов КОО... а их необходимо проводить чуть ли не идеально, чтобы добиться крупного результата... если он сам не прошёл по маршруту обучения, он не сможет никого провести по маршруту КОО. Вот и всё.

If you can't audit totally in present time the beefiest process there is, the roughest process there is, there is no sense in even starting it. Because you re going to get lost in the backtrack someplace - going to be way back there somewhere. And that phenomenon which some of us knew back in 1950 whereby the auditor would gradually fog out (we were running an engram that he should have had run - that's why he told us to run it) and gradually he's going thud! thud! His voice is getting weaker and weaker. We get up off the auditing couch, put the auditor on the auditing couch, and say, „We will now begin a session.“ There are actually people present who have done this.

Но мы можем отправить его по маршруту обучения. И благодаря этому мы оказываемся в интересном положении: отпадает необходимость в том, чтобы это происходило таким образом: я одитирую одитора по КОО, и это клирует его до такой степени, что он может использовать КОО; так что потом он может одитировать по КОО кого-нибудь ещё, что в достаточной степени отклирует и этого человека. Понятно? Знаете, если бы мы даже и могли, теоретически, развиваться по такой геометрической прогрессии, то кто будет одитировать меня? Знаете, я в ужасном состоянии. Вы видели, как я годами ходил пошатываясь. Едва в состоянии держаться на ногах. Едва могу ещё хоть сколько-нибудь это выдерживать. Старею. Вынужден пользоваться мотоциклом, чтобы передвигаться. Начинаю читать книги вместо того, чтобы просто поглощать их содержимое. Расклеиваюсь. Так что это было, на самом деле, не очень-то осуществимо, гораздо легче было придумать ТУ.

Well, that’s no way to go about this business of clearing Earth. That's no way to go about it. We were actually falling over the fact that when we got very, very good processes, we would often fall back from them as too dangerous to touch. They were too restimulative to handle and instinctively we would turn away from them and have as little to do with them as possible. In this way a great many good processes were invented on the track which people didn't use very much.

Забавно здесь то, что любой человек может провести кого-либо через эти ТУ. И кто-либо, кого провели через ТУ, может затем использовать процессы КОО. Что и требовалось доказать — в этом нет ничего сложного.

And I'll let you in on a secret. There isn't a technique in CCH, really, which in some form or another hasn't been known for three or four years. They're all old processes. They're the best of the processes in all these years. But expertly administered they become very powerful processes, which tells you why nobody ever dared administer them with total expertness - he would have wiped himself out, too.

Если вы не можете провести самый мощный процесс, который только существует, самый трудный процесс, который только существует, находясь полностью в настоящем времени, то бессмысленно даже начинать его. Потому что вы заблудитесь где-нибудь на прошлом траке... останетесь где-то там, в далёком прошлом. И тот феномен, с которым некоторые из нас сталкивались в далёком 1950-м году, когда сознание одитора постепенно затуманивалось (мы проходили инграмму, которую нужно было пройти ему... поэтому он и сказал нам её проходить), и постепенно он — дх! дх! Его голос слабеет и слабеет. Мы поднимаемся с кушетки для одитинга, кладём одитора на эту кушетку и говорим: «Сейчас мы начнём сессию». Действительно, здесь присутствуют люди, которые это делали.

All right. Well, that's a very technical way to go about talking about things. I'm just discussing things with you here. I'm just telling you that something did happen between the last congress and this one, that a total new route of address to the problem of civilizing mankind - if that's the problem - a total new address to it has come up.

Ну что ж, это не тот способ, которым можно отклировать Землю. Это не тот способ, которым можно это сделать. На самом деле мы спотыкались из-за того, что, получив очень, очень хорошие процессы, мы часто от них отказывались как от слишком опасных. Они были слишком рестимулирующими, чтобы с ними работать, и, инстинктивно, мы от них отворачивались и старались держаться от них подальше. Таким образом на траке времени было изобретено огромное количество хороших процессов, которые использовались не очень часто.

You could probably have all sorts of organizations by just teaching people to audit, and then they'd never audit at all, you see? You could take a large group of people and do this with them and you've got Group Processing, you've got this new weapon over here in the Training Drills, and we've got all of these new alignments here with processing and so on, and boy, if we were using arrows and these things were arrows, this is about the fullest quiver you ever wanted to have anything to do with. You could hardy pack this one around, be so full. All kinds of arrows. In other words, for a long, long time, with many vicissitudes, with good days and bad ones, with hard work and sometimes not any work at all, we have accumulated a technology all amongst ourselves which belongs to nobody but us, maybe. Belongs to him who would know. We have found how to administer it. And there isn't anywhere anybody who can say, „Well, we will use this now only for profit,“ or „we will no longer research along that line because it might invalidate us with the public.“ I never met the public, by the way. I only know people.

Я открою вам тайну. В действительности, не существует такой техники КОО, о которой так или иначе не было бы известно уже три или четыре года. Все они относятся к старым процессам. Это самые лучшие процессы, которые существовали все эти годы. Но если эти процессы проводить со знанием дела, они становятся очень мощными, и этим объясняется то, что никто никогда не брал на себя смелость проводить их с полным знанием дела — он уничтожил бы этим самого себя.

And here we are arrived in a very happy state of being in this year of l957 - in a state of owing no favors, being under no security with our information, being in a position where no security could be. placed upon it because the silliest thing in the world would be to place security on anything known in Scientology today, since it is known in almost any nation on Earth.

Хорошо. Это слишком технический разговор. Я же здесь просто обсуждаю с вами различные вещи. Я просто говорю вам о том, что кое-что произошло в период между предыдущим конгрессом и этим, что совершенно новый подход к проблеме того, как сделать человечество цивилизованным... если это является проблемой... появился совершенно новый подход к этой проблеме.

People ask me, „Why do you keep slugging away at that Dublin Office? Its bank account is only 59 pounds! It takes up more administration around here.“

Возможно, у вас могли бы быть всякие организации, которые просто обучали бы людей одитингу, и потом они вообще не одитировали бы, понимаете? Вы могли бы взять большую группу людей и провести им это; у вас есть групповой процессинг, у вас есть это новое оружие — тренировочные упражнения, и мы по-новому скоординировали их с процессингом и так далее; и если бы мы использовали стрелы, а эти вещи являются стрелами, то это был бы чуть ли не самый полный колчан, который вы когда-либо видели. Вы едва смогли бы его носить с собой — настолько в нём много стрел. Всевозможных стрел.

And I say, „Well, make sure they don’t fall behind.“ Well. it's a whole experiment. It's a microcosm, you might say, that we're going on soberly along our way clearing the Irish nation. And we're doing it; we're succeeding, little by little by little. But Ireland has such good comm lines to anybody that's an enemy of England that anything known in Ireland, that it was known would invalidate putting it under security wraps anyplace else. It's known in Paris, known in Berlin, Egypt - all kinds of places around the world. The very funny part of it is, is most all the information which you have under your skull at this moment is also known anywhere any government would try to deny information to.

Другими словами, долгое, долгое время сталкиваясь с многочисленными превратностями судьбы, переживая хорошие дни и плохие, упорно работая, а иногда не имея никакой работы, мы накопили технологию, полностью своими силами, технологию, которая никому не принадлежит, кроме нас, возможно. Принадлежит тому, кто знает. Мы выяснили, как её предоставлять. И нет никого, кто бы сказал: «Что ж, теперь мы будем использовать это только для получения прибыли», или: «Мы больше не будем проводить исследования в этом направлении, потому что это может обесценить нас в глазах публики».

So anybody comes along and says, „You know! What's this do? This make pilots who could kill kill! kill! Ah, hah-hah-heh-heh-heh! Security! You mustn't breathe any more of this stuff. Shhhhh.“

Кстати, я ни разу не встречал публику. Я знаком только с людьми.

We can say, „What's the matter with you, Joe? This can't be put under security. The law which you have just put under security as not to be released was known two years ago in Moscow's largest stronghold, Cairo. It's well known in Cairo. It was printed in German, well circulated into East Germany. To whom are you trying to deny this information - the Martians?“

И вот... в этом 1957-м году мы пришли к очень счастливому состоянию существования, состоянию, когда мы никому ничего не должны, когда наша информация не засекречена, когда мы занимаем такое положение, что нашу информацию нельзя засекретить, потому что самой глупой вещью на свете было бы засекретить всё, что сегодня известно в Саентологии, так как об этом известно почти в каждой стране на Земле.

Actually the international character of Scientology is simply my effort - sometimes exaggerated - to keep the communication lines open so wide that it drives everyone into apathy at the thought of shutting them off. They do go into apathy, too.

Люди спрашивают меня: «Зачем вы всё возитесь с этим дублинским офисом? Его банковский счёт составляет всего 59 фунтов! Он только требует больше административных действий от всех нас».

I said to some fellow one time - he said. „Wel1, it would be very easy to close down the Central Organization in the United States, and you could no longer get out your stuff.“

А я отвечаю: «Ну добейтесь, чтобы они не были в числе отстающих». Что ж, вот весь эксперимент. Вы могли бы сказать: то, что мы спокойно продолжаем следовать этим путём и клируем Ирландию, — это микромир. Мы это делаем; и мы добиваемся успеха, мало-помалу. Но Ирландия имеет настолько хорошие коммуникационные линии с любым, кто является врагом Англии, что тот факт, что это известно в Ирландии, лишил бы всякой силы засекречивание этой информации где-либо ещё. Об этом знают в Париже, знают в Берлине, в Египте — во всех уголках Земли. Чрезвычайно странно то, что большая часть информации, которая в данный момент есть в вашей голове, известна везде, где какое-либо правительство попыталось бы запретить эту информацию.

And I said, „It doesn't come out of the Central Organization, United States.“

Так что кто-нибудь подходит и говорит: «Знаете, что делает эта штука? Она создаёт пилотов, которые могут убивать! убивать! убивать! А, хе-хе-хе-хе! Секретность! Вы не должны даже шептать о таких вещах. Ш-ш-ш-ш-ш».

He says, „It doesn't?“ I said, „No! It's ... all the Professional Auditor Bulletins are distributed from London, England.“

Мы можем сказать: «Что с тобой, Джо? Это невозможно сделать секретным. О законе, который ты только что сделал секретным, чтобы его нельзя было опубликовать, два года назад знали в самом большом опорном пункте Москвы — Каире. Об этом хорошо известно в Каире. Это было напечатано в Германии и широко распространено в Восточной Германии. От кого ты пытаешься скрыть эту информацию? От марсиан?»

„Ohhh??“

На самом деле, то, что Саентология носит международный характер, — это просто мои, иногда чрезмерные, усилия сохранять коммуникационные линии настолько широко открытыми, чтобы мысль о том, чтобы закрыть их, кого угодно загоняла бы в апатию. И они действительно впадают в апатию.

It's a funny thing. It's a funny thing to be standing here talking to you about security. You say, „Well, Ron's really reaching for it now.“

Как-то раз я сказал какому-то парню... он сказал: «Было бы очень легко прикрыть центральную организацию в Соединённых Штатах, и вы больше не смогли бы выпускать свои материалы».

Boy, there is only one thing that is not under security, only one thing now, today, really that is broadly spread about - that's your personal income. That's one thing the government doesn't want under security. But the more ... if governments of the world go mad enough to assume that weapons which are not weapons are weapons, if they go so mad as to believe that they can actually depend for their national security on such a thing as an atomic bomb, of course, the next biggest appropriation to the military would be the security.

А я ответил: «Их выпускает не центральная организация в Соединённых Штатах».

And then that reverses. They finally find out that the atomic bomb is no longer a weapon, so they stop appropriating for it and they simply appropriate for the security agencies. After that all they have to do to govern is just be secure; be more secure and more secure. After that why they test everybody's breath to make sure no information is getting out when he exhales.

Он сказал: «Правда?»

No, truly enough, in a world where science and scientific secrets are the stock in trade of the militarist, one has to be alert to the fact that developed scientific information such as that in Scientology continue to be free, continue to be available.

Я ответил: «Да! Все бюллетени профессионального одитора распространяются из Лондона в Англии».

It's too large a temptation for somebody to say, „Oh. hey! we can button this up. We've got it made here. We've got it absolutely made. All we've got to do is take all this technology, brainwash everybody and put up thought police towers in all the towns and it's all set, we've got a government.“

— А-а-а??

No, they haven't got a government as long as there are textbooks out there showing how fast you can undo this same thing called brainwashing and thought police. It's discouraging, you know, to brainwash somebody and then have his friend walk into the nearest bookstore and buy a manual of how to unbrainwash. It would seem sort of pointless, wouldn't it?

Забавная штука. Забавно стоять здесь и разговаривать с вами о секретности. Вы говорите: «Ну что ж, сейчас Рон действительно приближается к этому».

So, as security measures increase and as security tightens across the world on scientific matters, it is of great interest to us that the information we have and which has been developed with your help, your finance, your. interest, across a period of seven years, is today free. That hasn't been just a little bit of doing.

Есть только одна вещь, которая не содержится в секрете, только одна вещь, которая на сегодняшний день широко известна, — это ваш личный доход. Это единственное, что правительство не хочет держать в секрете. Если правительства Земли станут достаточно безумными, чтобы предположить, что оружие, которое не является оружием, — это оружие; если они станут настолько безумными, что поверят в то, что их госбезопасность действительно может зависеть от такой штуки, как атомная бомба, то, конечно, самыми большими ассигнованиями после ассигнований на вооружённые силы были бы ассигнования на обеспечение безопасности.

You're probably not aware of the fact that before the incorporation papers of the HDRF were filed in 1950, the Office of Naval Intelligence right here in Washington, DC, threatened to call me to active duty to use what I knew about the mind. And after that I made sure that the channels were so wide that they were very uninviting.

А потом это поворачивается в обратном направлении. Наконец они обнаруживают, что атомная бомба — это больше не оружие, поэтому они прекращают выделять ассигнования на неё, а выделяют их на содержание органов безопасности. После этого всё, что им нужно делать, чтобы управлять, — это просто находиться в безопасности, во всё большей и большей безопасности. После этого они проверяют дыхание каждого человека, чтобы убедиться, что никакая информация не выходит наружу, когда он выдыхает.

Nobody wants something that isn't a secret. There is nothing quite as unwanted by a government as yesterday's secret known today. A very amusing story connected with that attempt to seize Dianetics, a very amusing story from my standpoint anyway. Months and months and months before I had decided that the Navy and I had come to a crossroads and I had requested permission from the secretary of the Navy to resign my commission - my commission had been hanging fire since the end of World War Il - and he had granted permission. Now, that's the lengthiest amount of time consumed, trying to get a letter into a government office and get an answer to it. See, that's pretty long.

Нет, правда, в мире, где наука и научные секреты — это арсенал милитариста, человек должен постоянно быть начеку, чтобы информация, относящаяся к развитой науке, такой, как Саентология, оставалась свободной, оставалась доступной.

And I already had that. So this fellow, this officer from the Office of Naval Research, came to see me right here in Washington and he wanted me to go on as a civilian employee in order to use what I knew of the mind to make men more suggestible.

Слишком велик для кого-нибудь соблазн заявить: «Эй, мы это точно установили. Дело в шляпе. Безусловно, дело в шляпе. Всё, что нам нужно сделать, — так это взять всю эту технологию, промыть каждому мозги и во всех городах установить башни полиции мыслей, и всё готово, у нас будет правительство».

And I smiled a feline smile. And I said, „No.“

Нет, у них не будет правительства, пока существуют учебники, в которых сказано, насколько быстро вы можете избавиться от последствий того, что называется промыванием мозгов и полицией мыслей. Знаете, это обескураживающая штука — вы промываете кому-то мозги, а потом его друг идёт в ближайший книжный магазин и покупает руководство по тому, как вернуть эти мозги на место. Это показалось бы несколько бессмысленным, не так ли?

And he smiled like something out of Faust, and he said to me, „Well, all you have to do is saw 'No' and I will call you back to active duty because you still are an officer of the United States Navy.“ And with that purr he exited.

Итак, в то время как по всему миру усиливаются меры безопасности и строже становится секретность в отношении научных вопросов, чрезвычайно интересно то, что та информация, которая есть у нас и которая была получена за семь лет благодаря вашей помощи, вашей финансовой поддержке и вашему интересу, сегодня является свободной. Это потребовало немало работы.

So I dived into my briefcase and pulled forth the secretary's permission. I dashed down here and found out there was actually a naval command in this area - it's called the Potomac River Naval Command, I don't know what they run. Once I think they tried to run the battleship Missouri. But there it sat down there, and it had an admiral in charge of it and everything, and I found out that my papers were resident in two places. People thought I belonged in Washington, in Washington, and people in New York thought I belonged in New York, and I had two sets of papers. This admiral that had come to see me thought I was totally out of New York. So I went down here to the Washington Navy Yard, the Potomac River Naval Command, and I got my resignation accepted. And Thursday the admiral came back to see me, and he says, „Well?“ And I said, „Well?“ Fastest resignation on record. There wasn't anything he could do about it then. And I went back up to Elizabeth, New Jersey and the HDRF, the first research foundation, was formed, and we went happily on our way just throwing it all over the place.

Вероятно, вы не знаете о том, что, прежде чем документы о регистрации Дианетического исследовательского центра Хаббарда в 1950-м году были приняты, служба военно-морской разведки, которая находится прямо здесь, в Вашингтоне, угрожала призвать меня к действительной военной службе, чтобы использовать то, что я знал о разуме. После этого я обеспечил настолько широкий доступ к этой информации, что она стала выглядеть очень непривлекательной. Никому не нужно то, что не засекречено. Нет ничего настолько ненужного правительству, как вчерашний секрет, который уже известен.

The Bureau of Naval Personnel still has a form letter. If you want to know what it says, write them sometime and say, „Why don't you use Dianetics or Scientology? What do you know about these subjects?“

Очень забавная история, связанная с этой попыткой завладеть Дианетикой, — с моей точки зрения, очень забавная. Много, много, много месяцев назад я решил, что военно-морские силы и я подошли к переломному моменту, наши пути разошлись, и я обратился к министру ВМС с просьбой дать мне отставку... вопрос о моей отставке оставался нерешённым с конца второй мировой войны... и он дал разрешение, Я потратил огромнейшее количество времени, пытаясь добиться, чтобы моё письмо дошло до правительства и чтобы они на него ответили. Понимаете, на это ушло довольно-таки много времени.

They send you back a form letter, and it's very polite, and it's personally written. It's always the same letter: „We are keeping full records on this and are learning more and more about it. We do not know whether or not it's applicable to our work at this time. Sincerely yours, Soand-So, Chief of Naval Personnel.“ But they've got it on file! And meanwhile we go on and use it.

И оно уже было у меня. Так вот, один парень, служащий офиса военно-морских исследований, пришёл ко мне прямо здесь, в Вашингтоне, и предложил мне работать в качестве гражданского служащего, так чтобы мои знания о разуме можно было использовать для того, чтобы люди легче поддавались внушению.

In other words, here over a period of time, over a period of many year's working together, using our own finances, squaring things up, doing things ourselves in spite of anything that stood on the track, skipping the fact that we fell on our faces here and there organizationally, not paying any attention to the entheta and the upsets but going on doing our job developing Dianetics and Scientology, we have come to this day of July 4th, 1957 with, for my money, a very thoroughly developed subject which commands the field of human behavior and ability. And that subject and information is ours and it is free and it is not subject at any moment to any censure by anybody from anybody! And we can use it as we please. We have what we have fought for these seven years! And this too, I wish to tell you on this Independence Day of July 4th, 1957.

Я лукаво улыбнулся и сказал: «Нет».

Thank you.

И он улыбнулся, подобно какому-то персонажу из «Фауста», и сказал мне: «Ну что ж, всё, что вам нужно сделать, — это сказать нет, и я вновь призову вас к действительной военной службе, потому что вы всё ещё являетесь офицером военно-морских сил Соединённых Штатов». И промурлыкав это, он вышел.

I'm very glad you're here and in the next hour we'll get the congress started. Goodbye now.

Поэтому я нырнул в свой портфель и извлёк оттуда разрешение министра. Я ринулся сюда и обнаружил, что в этом районе действительно располагалось командование ВМС... оно называется «Командование ВМС Потомак Ривер». Я не знаю, чем они командуют. Когда-то, я думаю, они пытались командовать линкором «Миссури». Но там был этот офис, и там был адмирал, который отвечал за него и всё остальное, и я обнаружил, что мои документы находились в двух местах. Люди в Вашингтоне думали, что я из Вашингтона, а люди из Нью-Йорка думали, что я из Нью-Йорка; у меня было два комплекта документов. Этот адмирал, который приходил ко мне, был в полной уверенности, что я из Нью-Йорка. Поэтому я приехал сюда на эту вашингтонскую военную верфь и Командование ВМС Потомак Ривер и получил согласие на свою отставку. В четверг адмирал вернулся ко мне и сказал: «Ну?» А я ответил: «Ну?» Это была рекордно быстрая отставка. Он уже ничего не мог с этим поделать. И я вернулся в Элизабет, Нью-Джерси, и там был образован Дианетический исследовательский центр Хаббарда, первый исследовательский центр, и мы с радостью продолжили свой путь, просто распространяя всё это повсюду!

В отделе по работе с личным составом ВМС до сих пор есть некое стандартное письмо. Если вы хотите узнать, что в нём говорится, напишите им и спросите: «Почему вы не используете Дианетику и Саентологию? Что вы знаете об этих предметах?»

Они пришлют вам стандартное письмо, которое написано в очень вежливой форме и адресовано лично вам. Это всегда одно и то же письмо: «Мы собираем все данные по этим предметам и всё больше и больше узнаём о них. Мы не знаем, применимо ли это сейчас к нашей работе или нет. С искренним уважением, такой-то, такой-то, начальник отдела по работе с личным составом ВМС». Но это есть у них в досье! А мы тем временем идём дальше и используем это.

Другими словами, в течение какого-то периода времени, в течение многих лет; работая вместе; используя свои собственные финансы; улаживая различные ситуации; делая всё своими силами, вопреки тому, что было на траке; несмотря на тот факт, что в наших организациях то здесь, то там мы терпели фиаско; не обращая внимания на энтэту и неурядицы, но продолжая делать свою работу — развивать Дианетику и Саентологию, мы подошли к этому дню — 4 июля 1957-го года, имея очень тщательно разработанный (на мои деньги) предмет, который занимает господствующее положение среди других предметов о человеческом поведении и способностях. И этот предмет и эта информация принадлежат нам, и они свободны, и они не подвергаются никакой и ничьей цензуре! Мы можем использовать их так, как захотим. Мы получили то, за что сражались все эти семь лет! И об этом тоже я хотел вам сказать в этот День независимости, 4 июля 1957-го года. Спасибо.

Я очень рад, что вы здесь, и в ближайший час мы начнём наш конгресс.

До свидания.