Итак, вы на конгрессе?

Аудитория: Да!

Well, that does my heart good; I see I'm welcome in Great Britain still. Thank you. Thank you very much. So, have we got a congress here?

Без шуток. Вы действительно на конгрессе?

Audience: Yes!

Аудитория: Да!

Very good. Very good.

Вы здесь?

I'd like to tell you today, here at this first lecture, I'd like to tell you something of the story of Dianetics and Scientology. Some things I've never I confided to anyone before. Would you like to hear that?

Аудитория: Да!

Audience: Yes.

Что ж, сейчас я мог бы начать одитировать вас, но я не буду.

Well, the start of this story is probably a long, long time ago. And those who don't believe in past lives will not be offended, because we won't go that far back. We'll just take this lifetime.

Так вот. В данный момент мы снова оказались в безвыходном положении, поскольку у меня нет ни малейшего представления, о чем с вами говорить. Я просто... одна из таких ситуаций, знаете. Я просто засиживаюсь допоздна каждую ночь и готовлю заметки, готовлю заметки, готовлю заметки.

The story actually starts back when I was about twelve years old and I met one of the great men of Freudian analysis - a Commander Thompson. He was a very great man, an explorer And it's very fit that we mention his name here in this particular hall, because after all, all the great explorers of Great Britain more or less are haloed here.

Однако мне в голову приходит одна мысль; мне в голову приходит мысль о том, что вам, возможно, хотелось бы послушать о технике клирования 1947 года. Вы хотели бы послушать об этом?

And this man was responsible for a great many discoveries out through the world, hut he was also interested in the human mind, and his name, as I said, was Thompson. He was a commander in the United States Navy and his enemies all called him Crazy Thompson and his friends called him Snake Thompson.

Аудитория: Да.

He was a very careless man. He used to go to sleep reading a book and when he woke up, why, he got up and never bothered to press and change his uniform, you know. And he was usually in very bad odor with the Navy Department. He was rather looked down on. But he was a personal friend of Sigmund Freud's. He had no boys of his own, and when he saw me - a defenseless character - and there was nothing to do on a big transport on a very long cruise, he started to work me over.

Уверяю вас, кто-нибудь обязательно попытается сделать это, но если такое произойдет, что ж... и вы будете преклиром... что ж, отправьте его в МАСХ, и мы еще раз воспроизведем для него запись первой и второй лекций этого конгресса, они будут у нас на пленке, понимаете?

What impressed me: He had a cat by the name of Psycho. This cat had a crooked tail, which is enough to impress any young man. And the cat would do tricks. And the first thing he did to me was teach me how to train cats. But it takes so long, and it requires such tremendous patience that to this day I have never trained a cat. You have to wait, evidently, for the cat to do something, then you applaud it. But waiting for a cat to do something whose name is Psycho ....

Но отправьте одитора к нам, чтобы он прослушал первые две лекции, в которых рассказывается о том, какими навыками должен обладать одитор, ведь, когда мы используем эту технику, о которой я вам сейчас рассказываю... я не знаю, как я сам проводил все это. Как мне удавалось это делать, я не знаю. Я оглядываюсь назад, вспоминаю все это с благоговением и думаю: «Бог ты мой, насколько же плохо я стал одитировать».

Anyway; at the Library of Congress in Washington, DC, where they have all the books on everything, he started shoving my nose into an education in the field of the mind. Now, that's a very unusual thing to do, to take a twelve-year-old boy and start doing something with the mind. But he really got me interested in the subject - up to the point where I was pretty sure that Freud didn't know what he was talking about.

Кстати, примерно год назад или около того я проводил несколько сессий, применяя ТУ в точности так, как это должно быть, не изменяя их ни на толику. Я безупречно выполнял каждую часть сессии, все было идеально. ТУ были полностью в действии, понимаете. Преклир почувствовал себя в два раза лучше. Ну как бы то ни было...

But actually Commander Thompson had a very open mind on this, and he used to tell me, „Well, if it's not true for you, it's not true.“ And I found out that he got this from a fellow named Gautama Siddhartha. Now, you really don't know Gautama Siddhartha as a man (but that's all he was) because better than two-thirds of the world population now considers him, a god. But the first thing that Gautama Siddhartha ever said about his own work was that he was just a man. This he tried to make very plain. And the other lesson, back there about 600 B.C., that he taught everyone is that if it isn't true for you, it isn't true. It was probably the first time that statement was ever made in this rather didactic universe. I find it's a very good statement. It agreed with my own personal philosophy very well, because if there's anybody in the world that's calculated to believe what he wants to believe and to reject what he doesn't want to believe, it is I.

Что требовалось... что требовалось для использования этой техники, так это, безусловно, понимание, и эта идея захватила даже меня. Так что давайте займемся делом и посмотрим, что же все это такое. Сегодня мы дадим этому название, и вы еще не раз услышите его сегодня. Эта вещь называется конфронтированием. Вы еще очень много услышите об этом предмете. На самом деле всю теорию одитинга можно вывести из этого предмета под названием конфронтирование, на нем можно построить всю теорию одитинга.Это очень интересный... очень интересный предмет. Это ТУ 0. Это первое, что вы просите сделать студента, который учится быть одитором. И это первое действие, которое вы просите его сделать, является ключом практически ко всему остальному. Оно вплетается в каждое... оно является частью любого другого ТУ. Если вы не выполняете ТУ 0... то есть конфронтирование, конфронтирование преклира... если вы не выполняете его в то же время, когда вы выполняете ТУ 2, то есть даете подтверждение, у вас не получится выполнить ТУ 2. Вот так все просто, понимаете. ТУ 0 является частью любого другого ТУ.

But on this very impressionable background I found, at least, that somebody had a hope that something could be done in the field of the human mind. And I think that was Freud's great contribution - that something could be done about the mind, Now, that doesn't mean - that doesn't mean, of course, absolutely and accurately that something will be done about the mind. It just means that there's a hope that something could be done, and I believe Freud really deserves a great niche in history just for that all by itself. Regardless of what he thought could be done with the mind or how he thought it could be done, he was really the first man that ever stood up and said there was hope for it without whips, clubs, straitjackets and the rest of the paraphernalia by which certain strata of this universe attempt to (quote) cure (unquote) insanity.

Таким образом, это становится частью всего, что существует в разуме. Это становится данным, сравнимым по значительности с выживанием. Это большое, важное данное – конфронтирование.

Now, there was a great humanitarian. That he concentrated so thoroughly upon sex was simply, I believe, a symptom of his own times. And I believe that the Victorian era, which was just ending at that time, had impressed everyone with this idea that sex was the main hidden thing. And in some other period, if you had something on the order of eatingness, you see, you'd find a Freudian philosophy - type of philosophy - invented on the subject of eatingness. You see, eating was very bad, it was very hidden, and therefore aberrated everyone. You see how that could be?

Так вот, сейчас вы можете подумать о двух или трех вещах, которые вам не хотелось бы конфронтировать в ближайшие пару секунд. Подумайте об этих вещах. Подумайте о чем-то, что вам действительно очень не хотелось бы конфронтировать в ближайшие пару секунд. У вас есть что-то такое?

And some other society which had nothing in the world and was totally dedicated to mystery, you see, would have a big cult on the subject of „mystery is something you must hide, so therefore all is mystery.“ And I believe the US and - particularly, and Europe in a much earlier period went through a mystery band. Religion, you know. And somebody in some other age might say that all that is wrong with man is religion, because it would be the most hidden thing - the one thing that you must never admit to would be sin.

Аудитория: Да.

And I suppose that the general semanticist, operating in the world of symbols, would hold out that symbols themselves, on a little bit higher band, would be the only thing wrong with people. And you could write a whole Freudian analysis around the subject of symbols, you see? And a Little bit higher, some working society might possibly come forth with, „All that's wrong with man is effort.“ And some other society might come out, or some other man or philosopher in that society might say, „The only thing that's wrong with man is emotion.“ And somebody else might say, „Well, the only thing wrong with man is thought.“

Вы подумали о чем-то?

And you would have the - really, the Know to Mystery Scale represented on every hand; that that which is the most repressed in the society, and that which is talked about the least, is that thing which becomes wrong with the society. And it would all break down to the fact „That thing which you mustn't communicate is what is wrong.“

Аудитория: Да.

Actually, that's all I ever got out of Freudian analysis, beyond the fact that if people remembered things they occasionally got well. And following this line along the line as the years went on, I found my own environment changed. And this environment became more and more complex as far as I was concerned. My father was an officer in the Navy, and he moved me from here to there. And I don't think to this day I've ever had a course in short division. It's quite remarkable. It's sometimes called to my attention by my banker that my arithmetic....

О, некоторые из вас отлынивают. Я этого не разрешаю. Хорошо. Итак, у вас есть парочка таких вещей, а?

But anyway, here we have a picture of a young man who was being moved around and seeing new and strange things and talking to interesting and new and strange people. And do you know that all that period it never occurred to me - never, never occurred to me - that somewhere there wasn't the total answer. This was not something I knew; I thought that everybody had the answer to this, but I was the stupid one. You know, I was the only fellow that was left out in the cold.

Аудитория: Да.

So I went around studying this and that, and I found myself in Asia and found myself able to contact and operate in the field of Asian mysticism. I studied quite a bit of mysticism. I'm always - I'm always offering staffs to do the Indian rope trick. I know how to do the Indian rope trick and I'm always making it - making a bid to do this. The only proviso I put on the line is there must be a very few of them that I pick out, and the Fee is a hundred dollars per person, and there must be no cameras present. The only people broadly for whom I have ever done the Indian rope trick widely, boldly and successfully has been a group of psychiatrists.

Почему? Давайте же, подумайте об этих вещах снова. Почему? Почему вам очень не хочется конфронтировать эти вещи?

You'll find, by the way, that the psychiatrists in the United States are of two opinions - two opinions. One, that Dianetics and Scientology are - they're very bad. They cut into their business, so it's very bad. They're very bad. And that it's regrettable that Hubbard is crazy, because he's a wonderful psychotherapist. And anything that happens in Dianetics and Scientology is because Hubbard is such an expert psychotherapist, you see, but the subject itself has nothing to do with it. Any time you tell a cult - I beg your pardon - any time - excuse me. Any time you tell a profession broadly - any time you tell a profession that anybody can do their job, you're in trouble. And that's in effect what the first book on Dianetics says. Well, the years rolled along - the years rolled along and this was a light hobby as far as I was concerned. Didn't occupy very much of things. I was a fiction writer, I enjoyed myself wonderfully at fiction writing and life was going along wonderfully. That's even before I was in college.

Послушайте, я разговариваю с вами, а не с вашими украшениями. Все тэтаны носят с собой украшение, называемое телом, и на него они навешивают украшения, называемые одеждой. Когда они надевают на него одежду, фрейдовский психоанализ иногда начинает работать. Они собирают всякую всячину и разные безделушки и побрякушки. Они используют оплату в рассрочку и собирают разные вещи. Они собирают запонки, серьги и золотые зубы. Однажды в Клондайке одна девушка собрала себе целый передний ряд бриллиантовых зубов. Она хотела иметь ослепительную улыбку, и она ее получила.

When I got in college I made a certain series of tests and experiments and found out that poetry, of all things, seemed to be poetry in every language to everybody else. That was a very peculiar Thing. Why is it that poetry - why is it that poetry is that musical rhythm which communicates? Why should it communicate? You read somebody a poem in Japanese, he can't speak Japanese, he says, „Aha,“ he says, „that's poetry.“ Why should he understand poetry in Japanese? Similarly, you read somebody almost any poetry but some of the more „modern“ poets in any other language and you'll find out they'll agree that this thing is poetry.

Итак, подумайте сейчас о тех вещах, которые вам не хотелось бы конфронтировать. Почему вам не хотелось бы их конфронтировать? Это правда, что вы... что вы не смогли бы их конфронтировать? Или что если бы вы как тело конфронтировали их с помощью ваших бриллиантовых зубов, одежды, украшений и тому подобных вещей, то вы бы – фшить! – или с вами произошло бы что-то еще? Это правда?

And this puzzled me. What is in the brain, the head, the makeup of man that makes him recognize poetry? So I tested it all out on a Koenig photometer - very elaborate physical experiments - and found out that poems in Japanese (which I spoke at the time and have forgotten since), poems in English - I got ahold of an Indian student, got him to come over and recite some Indian poetry - all made the same curve on a Koenig photometer. And I said, „Isn't this wonderful? We have discovered something - the aesthetic of language - which records on a physical instrument. And isn't this beautiful? And the people who know all about it over there in the psychology department had better know that you can test all this on a Koenig photometer.“ And at that moment I fell off the cliff.

Аудитория: Да.

I went over for the first time to the psychology department and found out for the first time in my life that there isn't anybody who knows all about it on Earth. That was a shock to me. You see, I'd never seen a mystic do anything but practice with confidence. And I had never seen an engineer express anything but confidence and know]edge of his subject when he was building railroad bridges. And I was used to a world where men were expert, where they were positive, where they could get results, make an effect and knew their business. And I had just put a foot in a morass which not only didn't know, but didn't care to know, really. And these experiments were simply looked at: „Well, that's quite interesting. Why did you do that?“

От этого пострадает ваше украшение, не так ли? А поскольку вы очень старательно защищаете это украшение, то от этого чертовски пострадаете и вы сами, в силу различных мыслезаключений. Не правда ли?

Well, I got interested enough after that ... There were some people - there were some people around who would do mathematics for me, so I did their psychology and English for them, and that's how I got through college because I was never in class. And I used to read the psychology textbooks and go over and take their examinations for them because it was very easy. There was nothing to it. All you had to do was name the parts of the brains and the parts of the heart. I don't know what the parts of the heart have to do with it, but it was in the textbook. And there was no attempt to understand thinkingness, there was just some wiggle-wiggles that synapsed on the relays and you put the rat through the maze and that was it. I'm being very sarcastic; there's undoubtedly more to psychology than that. But none of it includes any understanding.

Аудитория: Да.

In other words, here was a segment of human knowledge which was letting us all down. And at that moment I got very interested. It wasn't my ignorance of the subject. I studied hard before I found out that what those professors were telling me was true in their own mind: that there was no hope for it, that you could never change anybody, that people with an IQ retained that IQ forever and they'd had it, that stupid people remained stupid people and unable people remained unable people - and clever people were all crazy. And it was the degree of stuckness that they had on this subject of change in the human mind that particularly annoyed me. How stuck can anyone get?

А? Таким образом, эта ужасная боль сразу же скажет вам, что вы не оберегали свой бриллиантовый браслет, понимаете? Улавливаете идею?

I'd say „But look, I know when I go to class to take an examination ...” By the way, it was Prohibition in those days way back when, so of course there was much more drinking done. And I used to occasionally go out with some of my friends who were mostly newspaper reporters and so on, and we'd have a few drinks of bathtub gin brought in by the very best gangsters. And the next morning I knew for sure I was awful stupid. So I told them, „Look, if you could take a few drinks on the night before and become stupid the next morning, haven't you changed your intelligence?“ And they said, „That has nothing to do with it.“

Аудитория: Да.

So here was a segment of human knowledge which, as far as I was concerned, was left wide open.

Это предупредительный механизм. Вы могли бы сказать: «Этот робот, которого я таскаю за собой, представляет для меня такую ценность, что мне нужна система заблаговременного предупреждения об опасности, которая работала бы таким образом: если к роботу прикасается что-то, что может его уничтожить... если это продолжается, то я буду испытывать боль». Вы знаете, что телу никогда не бывает больно? Больно бывает именно вам. В следующий раз, когда у вас будет болеть зуб, не допускайте ошибку и не говорите, что у вас болит зуб. На самом деле зуб не может болеть. Откуда вы знаете, что у вас болит зуб? Больно вам! И пока вы не осознаете, что вам больно и что это предупреждение о том, что вы можете потерять один из ваших бриллиантовых зубов... На самом деле я не знаю, зачем вам бриллиантовые зубы! Но это... это загадка.

I kept on writing. I wrote more and more successfully. Everything was going along fine. Went down to Hollywood, wrote pictures, things like this. Had a very full life, as a matter of fact, professionally. And all the time I was hiding behind the horrible secret. And that is I was trying to find out what the mind was all about. And I couldn't even tell my friends; they didn't understand. They said, „Here's Hubbard, he's leading a perfectly wonderful life. He gets to associate with movie actresses. He knows hypnotism and so has no trouble with editors. He has apartments and stuff.“ They said - couldn't understand, every time I'd try to mention it, why I would be interested in anybody's mind or anybody's life. I used to plague them most awfully and ask them embarrassing questions.

Как бы то ни было, испытывает боль вовсе не зуб. Понимаете, боль причиняет ваша идея о том, что у вас болит зуб. Вы устроили все это превосходным образом. Бог ты мой, промежуточные точки, умственные машины, зигзагообразные контуры, огоньки, сигнальные фонари! Звоночки, небольшие сирены. Вот тут появляется небольшая дырочка, и один из ваших автоматизмов говорит: «Мы сейчас потеряем зуб». И вы услужливо начинаете испытывать боль! Я полагаю, это очень любезно с вашей стороны.

And by 1938, I thought I had a common denominator to all life. After all, I had associated rather thoroughly with twelve different native cultures, not including the people in the Bronx. And I had a pretty good idea - pretty good idea of what this study would comprise by that time. I found out that primitive man and civilized man had a great many things in common, but not all of them had one thing in common, except survival. Only survival did they all have in common, let me state it that way. They were all evidently trying to survive one way or the other, whether they were civilized or uncivilized, whether they were Tlingits up in Alaska or Aleuts or Chinese or Tagalogs or Chamorros. Whatever they were, they were trying to survive.

Вы удивляетесь, каким образом у человека может появиться психосоматическое заболевание просто из-за того, что он посмотрел на кого-то больного. Например, дедушка или бабушка или кто-то еще страдал от ламбозиса (это известное саентологическое заболевание – ламбозис); у этого человека был ламбозис, и вдруг во время сессии вы обнаруживаете у преклира невероятный ламбозис. Знаете, кто-то проводит процессинг этому преклиру, задавая ему вопрос: «Какой частью вашего дедушки вы были бы не против быть?» Это не очень хороший процесс, он приведет в паршивое состояние практически любого преклира. У дедушки был ламбозис, и вдруг вы обнаруживаете у преклира точно такой же ламбозис вместе со всеми соматиками. Что ж, это не должно быть для вас чем-то таинственным, ведь в конце концов вы единственный, кто испытывает боль. Если вы способны создавать боль, которую вы затем переносите на тело, то боль, очевидно, может распространяться на все динамики. А что вы скажете о девочке, у которой каждый год начинают кровоточить те самые места, в которые Христу вонзались шипы, а? Что вы скажете... такое происходит со многими кейсами, не так ли? Что вы скажете по поводу ваших преклиров, которые неожиданно вытягивались... А? Что вы скажете по поводу этих людей?

And this urge towards survival became a very definite study after 1938. And we all would have had this a lot sooner and it all would have been done much more neatly and there wouldn't have been so many vias on the line, if about that time a fellow by the name of Hitler, who had been mad since 1933 and had been screaming since 1933 - we all heard him. And somebody decided to take him seriously. Now, I don't know who first took him seriously, but it was a mistake. And the next thing you know, why; we were all involved in a common war, which evidently now has been totally undone and has to be done all over again - but that's the way wars are. Wars never solve anything, they just put the solution off a little further.

Говоря иначе, вы можете... вот вы смотрите на город, который подвергается в этот момент бомбежке или чему-то в этом роде, и вы знаете, что люди там взрываются, понимаете? И выдумаете: «Это, наверное, чертовски больно» – и услужливо, проявляя сочувствие, начинаете испытывать ужасную боль. Понимаете? Вам в какой-то мере нравится испытывать боль. На самом деле если вы проведете тэтану процесс «Растрачивать боль», то совершенно неожиданно обнаружите, что он совсем не возражает испытывать боль, это просто еще одно ощущение. Его девиз гласит: «Какая-нибудь боль лучше, чем никакой». «Какое-нибудь чувство лучше, чем никакого».

And during the war - during the war, I had some very interesting experiences on the subject of the mind. I was on one ship that had about seven hundred men on it, and we were getting two people a week going mad. Two people a week went mad on that ship. That's an awful lot of people going mad. But in view of the fact that we had no replacements, they were simply left on duty for the most part.

«Любое приключение лучше, чем ничего».

We particularly contested taking off duty one chap who had had the bad taste to want shore leave in the middle of the Pacific Ocean and had come up to request it of the executive officer, and had found the executive officer in a shower. The executive officer was not well liked on this ship. And the executive officer, from the lather and spray of his shower, said something coarse and uncouth to this fellow. And this fellow whipped out a knife, dived into the shower, chased the executive officer out, and we had the wonderful view of the executive officer running round and round the deck with this madman behind him brandishing a knife. I remember stepping out of my cabin with the gunnery officer where we'd been playing cards or chess or something, and watching this pair go by on their first round.

Таким образом, это то... это то, что называется конфронтированием. Я просто спрашиваю вас, что произошло бы? И я снова задаю вам этот вопрос: Что произошло бы, если бы вы действительно конфронтировали то, о чем вы подумали несколько минут назад? Что произошло бы с вами? Я не сказал: «Если бы вы конфронтировали с помощью чего-то». Я не сказал: «Если бы вы украсили все это чем-то». Я не сказал:

And the gunnery officer said, „Here,“ he says, „I've got a - I've got a gun. Let's stop this.“

«Если бы вы держали тело прямо перед этой вещью, чем бы она ни была», понимаете? Нет, если бы вы конфронтировали это. Итак, подумайте об этом снова. Что произошло бы, если бы вы конфронтировали это? Что-нибудь произошло бы?

And I said - I said, „Why?“

Аудитория: Нет.

About that time, why, two masters-at-arms entered the parade and it became very, very amusing. So we watched it go by. There hadn't been any amusement for a very long time and we - Finally we got tired of it and the gunnery officer and I checked the madman by putting out a foot, and the crew wouldn't speak to us for a week. But this fellow had to stay on duty.

Разве не было бы это скучно! Тем не менее это правда, не так ли? Вы видите здесь некоторую долю истины?

The medical doctor of that ship and I had the same cabin. And I'd been studying the mind for quite a while, and the men in the crew would come up to get bandaged up or something like that at all hours of the day or night. When the medical officer was out, they would get me, you see. And I'd process them one way or the other. And when he was there, why, he'd give them pills and sew them up. So they had a good time of it. And I had an awful lot of subjects matter to study. The medical officer turned it all over to me. He was kind of bored with it all anyway. He was on the verge himself.

Аудитория: Да.

And at the end of the war I had the misfortune of standing in the wrong place. It's always your fault, you know; you're standing in the wrong place at the wrong moment and something else arrives and tries to occupy the same space. This is always embarrassing. But the end of the war I spent about a year in the hospital recuperating from an accumulation of too much wartime Scotch and overdoses of lead and things like that, you know. Oddly enough, they gave me a psychiatric examination as they gave all veterans and found out... By the way, that scared me to death - scared me to death. I went in, took the psychiatric examination, and when he finished up - he was very pleasant - he started writing. And when he finished writing two pages worth - very interesting - he finished writing two pages worth. . You generally took your own records back to the ward. And I was watching this, you know, saying, „Well, have I - have I gone nuts after all?“

А? Кто-нибудь все еще думает, что он взорвался бы?

And he took these two pages worth and put them in my folder, and I said very smartly and happily - the way you get; you get to be an awful 1.1 after you've been around the armed services for a while - and I said, „Well, I'm going right back to my ward. I'll take the folder back.“ He said, „Oh no, it will be taken back by a messenger.“

Аудитория: Нет.

I didn't sleep much that night. Next morning after breakfast I said to myself, „Hubbard, think.“ So I thought for a while and all of a sudden realized that I had better cook up a toothache and get a dental appointment and have all of my records be given to me so I could take them over to the dental clinic. So they gave me all the records and I tucked them under my arm and I went out to the dental clinic - toward that direction. There was a nice little evergreen sitting outside the door. And it was out of public view, and as soon as I got near that evergreen, I just ducked, see, real quick and opened the records, you know. Oh, here it is, see. And this almost indecipherable scrawl goes on for two long, arduous pages. And I waded through these terrific technical terms, you know. I read it all very carefully and got to the last paragraph, and it said... Oh, there were words in it that long, and the page - and the page was only that wide. And I got to the end and it said, „In short, this officer has no neurotic or psychotic tendencies of any kind whatsoever.“

Что ж, если здесь есть кто-то, кто все еще думает, что это причинило бы ему сильную боль, то НЦХ находится по адресу Фицрой-стрит, 37, а в Вашингтоне – 19-я улица, 1812. Это реклама.

So I sat down weakly on a bench and said, „Well, I have evidently survived it, you know.“ And I was feeling very, very good, when at that moment a marine walked up to me, took me by the arm, and he says, „You have a dental appointment and I have been sent to find you.“ So they took me down and filled a tooth. Well, that's what you pay for curiosity. But during that last year, I studied at the Oak Knoll Naval Hospital library. And I found out by the simple expedient of taking off one collar ornament I became an MD, you see - very simple. And they don't let anybody in a medical library except doctors, you see, of the MD class. But by stepping up to the desk with only one collar ornament, you see, on the Left side - and for a couple of bucks having a marine on crutches come by and say, „Good morning, Doctor“ - I was able to get in a year's study at the medical library.

Бегите, а не идите, к ближайшему одитору. Если это хороший одитор, то вам даже удастся остаться целым и невредимым.

I studied the endocrine system and studied this and studied that and dreamed up a few experiments of one kind or another. I wrecked a whole research project, by the way. There was a doctor with the improbable name of Yankewitz, and Yankewitz was conducting a series of studies on prisoners of war who were being released by that time from German camps and from Japanese camps that had been overrun. And this Yankewitz was trying to fix them up with testosterone and other endocrine compounds. Well, I had all of his records available to me, because he and I were - we played dominoes and things together evenings. And all of his records were available and he was keeping very, very sharp metabolism tests and other things to show the results of endocrine fluids and extracts on prisoners, you see.

Как бы то ни было, теперь вы понимаете кое-что о конфронтировании? Вы понимаете, что вы действительно способны конфронтировать что-то? А? Откуда у вас возникает чувство, будто вы не можете конфронтировать что-то, если оно выходит за рамки этой идеи о телах и украшениях? А? Откуда у вас возникает идея о том, что вы не можете что-то конфронтировать? Подумайте об этом. Откуда у вас возникает эта идея? Не происходит ли это потому, что исчезают вещи? А? Вещи исчезают, не так ли? Вы можете вспомнить что-то, что у вас было в детстве? А?

Well, it's very simple. All I had to do was get the name of one of his series, take him out in the park, sit down and do some psychoanalysis and the beginnings of Dianetics and Scientology on him, pull the second dynamic apart and put it back together again, see, and then have him go in and take his metabolism test, you see - Yankewitz said to me one day, he says, „Good heavens!“ he said, „Something has gone wrong with these records.“ He said, „The cases just aren't turning out right; some of these fellows are getting well.“

Аудитория: Да.

Well, I found out by those experiences that function monitors structure, that thought monitors matter and that matter does not monitor thought. Because those people who were given injections and treatment in the absence of psychotherapy didn't recover; they went the same level. Was an interesting condemnation of the therapy; But those people that I had caught behind a tree or on a park bench and had slipped a few yards of Freud to - and a little bit of the beginnings of Dianetics and Scientology - would all of a sudden go up scale, you see.

Вы можете вспомнить что-то, что у вас было в детстве?

In other words, by treating thought and thinkingness, I found out that I could monitor the experiences and the condition of the person, but I found out similarly that the drugs did not. And that is a very significant series of experiments, which are unfortunately not totally available to us, but are probably still on file in a folder with a great big question mark on it in the Navy Department in Washington, DC - because it was a failed project as far as Yankewitz was concerned.

Аудитория: Да.

Now, if - this was the first - the first broad test of it all. Thought was boss. Thought was king. Thought could change structure, but matter could not really change matter - but thought could change matter. Isn't this fascinating? You could vary somebody's weight by changing his thinkingness. If you could do that, then, what did we study? Did we study more structure to make man well, change his behavior pattern, follow it through? Did we go on studying the brain? No, No, never. Never. It would only be thought.

Что ж, где сейчас находится эта вещь? Не давайте волю заряду горя; у нас нет одиторов для аудитории. Где находится сама эта вещь? Вы не знаете. Боже мой, вы определенно были ребенком, который все ломал, не так ли? Но на самом деле вы не конфронтируете эту вещь сейчас, не правда ли? И дело не в том, что вы не можете ее конфронтировать; дело не в том, что вы потеряли... что вы потеряли способность конфронтировать ее. Просто этой вещи нет! Так ведь?

Well, a short time afterwards, the government decided to give me all of my back pay. And they'd been holding my back pay from me. I'd been on combat duty for a couple of years without being promotable. Every once in a while I'd receive a set of orders and it'd say, „Go to the front lines,“ or the equivalent thereof you know, and I would say to the medical doctor, I'd say, „All right.“ And I'd say to the personnel officer, I'd say, „I'll go, but where's my other stripe? You're sending me to a job that requires an awful lot of gold lace, and if you inspect this carefully with a microscope you'll find there isn't very much on my sleeve. And it isn't the rank I worry about, but I've blown the fortune, you know, and that extra hundred or two dollars a month would come in handy.“ And they would say to me, the equivalent of „Orders is orders, Hubbard. I know you're not in fit condition to pass an examination for further advance in rank, but nobody said you weren't in a fit condition to go out and fight for your country.“ So I went out and fought for the country. Got bored after a while with that, too. But all of a sudden at the end of the war they decided to change their mind. By that time I was out of the service, so that, of course, was the time to be very helpful and promote a fellow's morale so that he would serve his country because he was no longer in the armed services. See how this works out? So they gave me a nice big thick sheaf of treasury checks. Well, in addition to that, I hadn't had it too bad; I'd sold a movie - Dive Bomber - you may have seen the thing. Wallace Beery, so forth, way back. And I'd sold it right at the beginning of the war and I'd opened up a safe deposit box and I'd never told any of my relatives about it and I'd popped ten thousand dollars in one thousand dollar bills into it and closed the lock tight.

Аудитория: Да.

So when I got out of the war I didn't take that for finance. I must confess to you that this subject „study of finance and advance“ was not really by the sweat of the brow. I took that and bought a yacht and went down for a cruise in the West Indies when the war was over. But when that was gone I realized I had to have some money. So I collected my treasury checks and that was what financed the first of the research from which we benefit now. It's very funny but that was what financed it. I went right down in the middle of Hollywood, I rented an office, got ahold of a nurse, wrapped a towel around my head and became a swami. And I said - oddly enough, I gave nobody my name, I didn't say what I was doing, and by 1947, I had achieved clearing.

Что ж, вы можете перевернуть все это с ног на голову и полагать, что не можете ничего конфронтировать. Если вы не можете конфронтировать своего начальника, то обычно это имеет место просто потому, что у вас... в различные моменты на траке у вас не было начальников. Как вам это? Знаете, хотя в англо-американских вооруженных силах стало традицией ненавидеть офицеров, причина, по которой это происходит, вероятно, заключается в том, что их не так много. Я посмотрел вокруг и не обнаружил практически ни одного, в особенности со времени последней войны. Я думаю, офицеры вымерли еще два или три поколения назад. О, я имел в виду – джентльмены. Прошу прощения.

I worked like mad. And in Los Angeles occasionally, the local operation there will once in a while, occasionally, receive a call saying, „You know, I've seen a picture of Dr Hubbard, and there was somebody who looked quite like him that operated over in Hollywood years ago and that did something or other with me and I have been quite well and happy ever since. Is it the same man?“ And, of course, they have orders to say no. They'd spoil the whole series. Those people were never told anything, and yet some of them were Clears.

Тем не менее мы сталкиваемся с тем, что кто-то говорит, что он не может конфронтировать представителей власти. Что ж, честно говоря, нам не так уж и часто встречаются представители власти. Кто-то рявкает и рычит на вас, и вы думаете, что вы должны повесить голову. Почему вы думаете, что вы должны повесить голову? Почему вы должны сказать: «Нээээ»? Почему бы вам не ответить весело: «Есть, сэр»? А? Эта мысль кажется интересной.

Now, those were the first Clears. And they were left there without further education or anything of the sort to act as a progressive series.

Вот приходит начальник, и он говорит: «Ууу-дуу, у, у, у» – и всякие другие вещи, которые полагается говорить начальникам, понимаете? О, теперь вы просто жертва этого «а теперь я должен»; вы должны находиться в таком состоянии, понимаете? Вы должны склонить голову. Вы не должны смотреть ему в глаза.

My office in Washington got turned upside down just a few weeks ago when I suddenly found out that the name and address of one of them had been lost. And there must have been something psychic about it all, because at the end of the week this person wrote in to me, not having written me for some years. Told me that they were fine, living a very successful life, everything was going along beautifully, gave me a full report on the case and so forth. And even my office started to look at me peculiarly.

Время от времени какой-нибудь человек в МАСХ приходит в полное недоумение, понимаете? Ему приходится набраться мужества, понимаете? Что-то идет не так; по коммуникационным линиям движется какая-то частица, и это происходит каким-то неправильным образом. Такое случается время от времени, могу вас уверить. Иногда этой частицей являетесь вы. Так вот, эта частица неправильным образом движется по коммуникационным линиям; и вот этот бедный сотрудник выдержал это, понимаете? Он выдержал это, он выдержал это. Он держит себя в руках, и думает:

But these people serve as the long series of cases, and they are not tampered with in any way; They were cleared; they've stayed that way - those that I'm still in contact with. Some of them have been lost in the shuffle.

«Почему? Почему начальник административного отделения позволяет, чтобы такое происходило?», и затем он обрабатывает эти неправильно направленные частицы. Он думает... он думает: «Ладно, я ему скажу. Я ему скажу». Он набирается мужества, открывает дверь кабинета, входит и говорит: «Почему вы позволяете, чтобы эти частицы двигались таким образом по этой линии!»

One of them was a psychiatrist. When Dianetics was first published in the United States, this chap said, „You know, a fellow processed me to a state called Clear some years ago, so it must be a very ordinary thing. He was down in Hollywood at the time. Of course, I've never done any psychiatry as such since, but I don't see what everybody's so excited about. This fellow Hubbard undoubtedly learned from this fellow in Hollywood.“ He was so right. Well, coming on up the track - coming on up the track, looking it over. Wrote a book finally in 1950 in the United States and put it out and the next thing you know it was a bestseller and it rode at the top of the list in the New York Times and everything was going along fine and it was a total boom and it was a tremendous success and it was sweeping]y, catastrophically successful - and I found out I had no administration, practically no organization, I had nothing. And the world fell in on our heads in the United States and we'd had it.

А начальник административного отделения спрашивает: «Какие частицы?» И парень отвечает: «Эти инвойсы на хвиндихрюлины».

Dianetics became very well known overnight. Very well known. A lot of people pitched in and started helping. And from that time on up to now, these wonderful people have continued to help, and it's stopped being a sort of an „only one“ deal. There are lots of names in the hat now and a lot of people in the game. Makes one feel rather good, because they're very good people. And what's happened, simply, is there was a hole in man's knowledge, you see. And somebody moved into the vacuum, you might say. But there were a lot of other people who became aware of the fact that there was a hole in man's knowledge, too, and who saw that the vacuum was being partially filled and who pitched in and gave it a great big hand in finishing it up.

«А что с ними?»

Now, from those beginnings (which are actually not very dramatic) until now, we've taken an enormous jump forward. And not even I recognize how big a jump. After - once in a while, I have to stand back and give myself a sales talk, you know? I say, „Well, Ron, things are certainly wheeling along.“ And I say, „Yeah, don’t be overconfident son. An awful lot of work to be done yet.“

«Ну, для того чтобы обработать их, мне приходится выполнять четыре разных движения, тогда как требуется только одно!»

Now, the truth of the matter is - the truth of the matter is that when you start to fill up a vacuum of this character, it rather tends to pull the people apart who are trying to fill up that vacuum. And people from the earliest times who have been auditors and who have worked forward with this have had themselves some rather dramatic experiences - probably much more dramatic than mine.

«Как? Давайте посмотрим. Да, чтобы обработать это, вам требуется сделать только одно движение. Мы изменим эту линию вот здесь, и приведем все в порядок вот здесь», и он будет обрабатывать эти частицы, совершая только одно движение. Так какого черта? Он определенно упустил удобный случай поконфронтировать, не так ли? А?

What have we done? We've stepped on the biggest stupidity button man had. This is almost totally unknowing unknowingness. Right on the middle of this stupidity button, here we come along and we tramp - not delicately nor lightly, you know. We don't pull it off the way the professors used to, which is just to this effect: We don't pull it off on the basis of „Well, we think, or we suppose, or possibly, or maybe, if you looked at the situation, you might discover that some portion of it, possibly, we think, might become - of course, you shouldn't be too rash about it - understood in some way, perhaps, if enough millions were poured into the research in the next fifteen or twenty thousand years.”

Другими словами, у человека возникает идея, что он никогда не должен даже открывать рта, а когда он действительно его открывает, он обнаруживает, что никто не нападает на него. Просто у него есть идея, что он не способен конфронтироватъ. Вы понимаете?

That crisp attitude actually does mirror the Ford Foundation and other corporations which have tried to do something in this particular field. I'm not decrying these people and saying they're all totally bad. They merely are. Because when these big organizations without drive, without sincerity and without great dedication step on this stupidity button, they simply get stupid. It overwhumps them, and you know overwhumpingness is far worse than being overwhelmed. It's much more so; it's by the cube.

Аудитория: Да.

And when these fellows come along and step on this stupidity button, they just go out of sight in the morass - they tend to.

А?

Well, of course, we don't do such a bad job of getting over-whumped ourselves now and then. We suddenly walk into some sector, we get too many people to handle, the popularity springs up too broadly, problems of organization, problems of social import come up, and we confront these things and they're brand new, and we try to apply solutions to them from Dianetics and Scientology, and we get sort of dazed ourselves. We're not doing a perfect job, not by a very long ways - not doing a perfect job at all. But by golly, we're trying and, by god, that's more than anybody else ever did.

Иногда так поступают со мной... хотя большинство сотрудников чувствуют... что могут поговорить со мной практически о чем угодно, и зачастую так и происходит.

We're trying hard. And the people who are in this, and the people who are working in this do a lot more things right than they do things wrong. And all you have to be to live successfully is just a little better than 50 percent right. If you're just a little bit better than 50 percent right all the time, you can't help but win - providing you're never wrong on the important points.

Иногда кто-нибудь начинает пронзительно кричать, знаете; он просто заходит и чуть ли не стучит кулаком по столу и так далее. Но до этого дело доходит редко. И потом этот человек уходит и думает: «Меня уволят. Для меня все кончено. На Саентологии можно поставить крест. Я покончил с этим. Мои сертификаты отменят, их выбросят. Я, наверное, брошу тело в ближайший мусорный контейнер. Интересно, где же указатели, которые показывают, как попасть в ближайшую область между жизнями. Он, наверное, и мокрого места от меня не оставит» – и так далее.

The history of these organizations which have sprung up around the world is a consistent history of order coming into confusion. If you don't think that a quarter of a million interested people on one continent won't make a confusion, you should have been there - some of you were. Wham! Crash! „Let us know more about this.“ Well, the reason the first book got written was because I got tired of a mailbag of mail every morning, asking me more questions. And I got tired of dictating a letter, each one the length of several chapters of the book. So I sat down and wrote the book.

А потом он говорит: «Что он сказал? Что он имел в виду, когда сказал "хорошо"? И что он имел в виду, когда сказал: "Я посмотрю, что там"? Что все это значит?» Иногда это чуть ли не сводит человека с ума, понимаете? И совершенно неожиданно он обнаруживает, что он может говорить все, что ему захочется, и ему за это ничего не будет, и после этого человек начинает общаться и выполнять свою работу. Это интересное открытие.

The publisher received it in a very naive sort of way, by the way. He said, „Well, maybe sell five, six thousand copies.“ So he ordered that many and before publication date he was totally sold out. The American Book Company to this day remembers the flap of trying to get enough Dianetics: Modern Science of Mental Health published in the US.

Сержанты и другие люди, старшины очень часто навязывают совершенно противоположную идею. Они говорят: «Если ты скажешь хоть одно слово в мою сторону, я знаю, что я сделаю: я должен буду отучить тебя конфронтировать, чтобы ты стал эффективным членом команды или эффективным солдатом», понимаете? «Если людей не отучить полностью конфронтировать, от них не будет никакого толку». Стабильное данное для общества. «Если людям позволять конфронтировать представителей власти, то люди нанесут удар по всей этой системе. И кто знает, что произойдет, если все солдаты будут конфронтировать генерала».

When it was published over here, actually its circulation was stamped on rather hard by this again - a limited ability to issue enough books. And the sales fell off as a result.

Я скажу вам, что произойдет: они просто будут одерживать победы во всех сражениях, вот и все. Вот что произойдет. Вам от них есть какой-то прок, только когда они могут что-то конфронтировать. Почему бы вам не позволить, чтобы они начали с вас? Это хорошая идея.

But in 1952, I decided it was time that I went out into the world and left the insane asylum called the United States. Now, that's a cruel statement; most of the Americans in the crowd will be resentful that I would say that the US is a spinbin. But on the subject of psychotherapy, it's a real spinbin. You just mention the subject of the mind and everybody restimulates into a roaring psychosis in official quarters. Really mad.

Человек приходит с жалобой. Он решился на это, ему удалось взять себя в руки, он даже выпил парочку рюмок виски; и вот он заходит и выкладывает свою жалобу, зная, что его уволят, но ничего такого не происходит. Что ж, это тоже своего рода разочарование. Ему приходится конфронтировать меньше.

I decided I deserved a rest, so I came over to England. Came over here just in time to have a British subject as a daughter. Diana was born within a week of my arrival here. Mary Sue got along fine; the two of us got together with some of the people whom I see right before me, right this minute. We put together the first organization, we kept it running, we somehow or other kept it on the road. It didn't have a totally calm history. There were points in it that a critical observer would have considered rough. And there were moments when sitting on top of it was something like sitting on top of World War II. But that organization has grown from very, very small beginnings to rather imposing proportions. And all of that really, has been due to the sincerity, the dedication and the ability of the British and Scotch and Irish and Welsh around here - have not only helped put it together, but have kept it together and kept it rolling. And we're making a big dent in the society. We don't realize what a big dent we make in the society, but we certainly do make a dent, It's getting to be more than a dent now. Scientology is very well accepted in England compared to the mad controversial attitude that greets it still in the United States.

Но убежденность в том, что вы не способны конфронтировать, не основана на вашей реальной способности конфронтировать. Ваша реальная способность конфронтировать, очевидно, безгранична, не так ли? Я хочу, чтобы вы подумали о чем-то, что вы ни за что не смогли бы конфронтировать. Давайте, подумайте об этом. Что-то, что вы ни за что не сможете конфронтировать в этом мире, что вы ни за что не сможете конфронтировать в любом другом мире, даже если бы вы могли перемещаться по траку туда-сюда. Давайте, подумайте о чем-то таком. Кстати, мы могли бы потратить все оставшееся время конгресса на то, чтобы задавать этот вопрос. И это как раз один из таких хитрых вопросов.

But they used to get humorous on the subject in the United States when Dianetics and Scientology was mentioned. After a while they became very serious when it was mentioned. After a short time, I'd say about two years ago, they would get shouting angry when it was mentioned. And now the powers that be just cry a little bit when it's mentioned.

Вы спрашиваете человека... я дам вам один хитрый вопрос одитинга. Это хороший «одитинг за чашечкой кофе». Есть хороший «одитинг за чашечкой кофе», между прочим. Мы просто никогда не рассказываем об этом студентам, так что, когда они проводят «одитинг за чашечкой кофе», они используют обычные процессы, понимаете? Они заходят куда-нибудь пообедать, покупают рыбу с картошкой, садятся за столик и начинают проводить другому настоящие процессы, но им не следует этого делать, поскольку существуют совершенно замечательные процессы для «одитинга за чашечкой кофе». И когда вы их проводите, вы можете оставить человека зависшим в середине такого процесса и все такое.

It's perfectly all right for us to put them down all the way into apathy, because only we can pull them out.

Но вот один из этих процессов: «Посмотрите вокруг и найдите что-то неизвестное». Это самый великолепный процесс. Вот еще один: «Посмотрите вокруг и найдите что-то неинтересное». Это самый замечательный процесс, который вы только видели. Я имею в виду, что это один из тех вопросов, на которые вы никогда не получаете ответ. Понимаете, человек смотрит вокруг и говорит: «Ну, эта... ну, я не знаю, понимаете...» Такая вот великолепная штука.

Many other movements which have occurred in man's history have been much more sweeping, much more dramatic, stayed with man for a very long time and actually are not to be compared at all with Dianetics and Scientology, which is a rather calm, orderly progress without any attempt to become an overwhelmingness in the society under one symbol or another, but is sincerely dedicated to just making a better world out of it and making it possible perhaps for man to live a little while.

Так вот, конфронтирование относится к следующей категории: что-то, что вы ни при каких обстоятельствах не можете конфронтировать, понимаете. Вы будете тщетно пытаться найти что-то такое. Если вы не верите... и я не прошу вас поверить. Если что-то является правдой для вас, то это является правдой, а если что-то не является для вас правдой, то это неправда. Попытайтесь найти что-то, что невозможно конфронтировать, если вы совсем завязните, найдите одитора. Если вы будете продолжать до бесконечности заниматься этим без одитора, то в конце концов у вас начнутся неприятности. Почему? Да потому, что у вас, вероятно, были моменты, когда вы считали, что вы не можете что-то конфронтировать, иначе вы никогда не пошли бы в армию и не совершили бы другие глупые поступки. Не то, чтобы со вступлением в армию было что-то не так. Единственное, что не так, – так это то, что вы в армии.

There have been many efforts in man's history which are far more gallant, far more romantic, more colorful, more aesthetic. Take the work of Gautama Siddhartha, that man knows as Buddha. This man's work was spread out through Asia. This man evolved some ideas that were very acceptable to the people around him. He didn't have any communication networks. He didn't have much assistance. The next thing you know, he had brought civilization to 450 million people who before that had known only barbarism. The teachings of Gautama Siddhartha spread through into Japan and brought the first writing and the first arts, really, to the Japanese people. A world where it was dog-eat-dog became a place that man could live in. Half of the known world and two-thirds of its population had been totally changed in their quality and so forth by the simple activities of Gautama Siddhartha and his friends.

Дело не в том, что вы должны ратовать за мир; вы не должны. Я не могу представить себе ничего более скучного, чем существование в полном мире и спокойствии. Единственное, что не так с войной, – это ожидание; такова моя точка зрения. Это всего лишь мое личное мнение. Когда что-то происходит, у вас есть что конфронтировать, а когда ничего не происходит, вы имеете дело просто с кучей «нигде». Вы говорите: «Ну, где-то там далеко есть что-то, что нужно конфронтировать, понимаете? Если только мне разрешат туда отправиться, то я помчусь во весь опор. и я смогу стоять там и конфронтировать». Конечно, когда вы оказываетесь на месте событий, вы обнаруживаете, что вас просили конфронтировать пули или что-то в этом роде. Вы не можете пойти и сказать врагу все, что вы о нем думаете. В следующий раз, когда я окажусь на войне, я возьму мегафон. Ну как бы то ни было...

Now, that was a tremendous attack upon the barbarism of man. And that was a very romantic and a very gallant attack. I'm afraid we're in no such category; since we have the benefit of everything that's gone before. We have the benefit of knowing many of the things now that he found out, and they weave themselves through our lives and they weave themselves through Dianetics and Scientology without our even being able really to isolate them and say this and that came from this or that place. There have been easily fifty thousand years of thinking men, and from all of them you could not help but gain a little truth. And so we haven't done any springboard as a total single effort that leaps into plain view like flash and flame and illuminates everything. I'm afraid that we have been wise enough to benefit by all those other chaps that have had something to think and something to say down through the years. There have been lots of them and they've said a great deal.

Идея, которая стоит за всем этим, заключается в том, что человек создает для себя игру: у него есть что-то, чем он владеет, а если он будет конфронтировать определенные вещи, тогда то, чем он владеет, разлетится в пух и прах. Так вот, давайте рассмотрим такой аспект, как тело, и давайте немного поговорим о вещах, которыми вы владеете. Возможно, это будет более реально для вас. Например, мы начинаем конфронтировать электрическую сеть, понимаете, и мы берем... вам следует... вам следует очень тщательно провести этот эксперимент. Если вы сделаете это, то вы узнаете кое-что о теле. Возьмите два кусочка медной проволоки, примотайте один к одному пальцу, а другой – к другому, затем засуньте их в розетку и не вынимайте в течение некоторого времени. А потом посмотрите на свои пальцы, вы увидите, что они повреждены. И если вы гордились этими штуками, которые вам принадлежат и которые называются руками, и если вы очень артистично делали какие-то вещи и так далее, то вы больше уже не сможете вызывать зависть своих друзей или играть на пианино или делать что-то такое, понимаете? И это научило вас тому, что вы не должны делать чего? Не должны конфронтировать или не позволять конфронтировать своему телу? Чему это вас научило? Не позволять конфронтировать своему телу.

And only their efforts in bringing about civilization, only their efforts at damping out barbarism, have made it possible for us to have enough leisure time now to really get a show on the road. We owe a great deal to these people - a great deal. We don't have to believe all the things they said. Like Gautama said, „If it isn't true for you, it isn't true.“ We don't have to take everything they learned or follow their cults or patterns. But we can certainly benefit from what they have done, and what they have done has not been inconsiderable. It's been a very great deal.

Конечно, есть много людей, которые говорят: «Ну, это... хорошее оправдание, чтобы не иметь тело. Поэтому я и пытаюсь превратить его в ничто, чтобы этого не произошло. Следовательно, если я изрублю это тело на кусочки и приведу его в ужасное состояние, то его уже нельзя будет привести в ужасное состояние или изрубить на кусочки». Вот и разберитесь. Я не могу. У меня не увязывается одно с другим.

We owe a great deal, then, to the past. We owe a great deal to our present civilization. We owe a great deal to those forces which have made it possible for us to have enough leisure, to think enough thoughts and to organize enough and write enough to do what we can do today. Gautama Siddhartha is the first person who said you can be Clear. And all he told you, however, was all you had to do was conceive mind essence. If you just conceive mind essence, you've had it. Ask those who have tried.

Итак, у нас есть эта штука, называемая конфронтированием. Так что же представляет собой конфронтирование? Конфронтирование сводится к защите и охране, к проблемам, связанным с защитой и охраной. Но это не... это даже необязательно должно присутствовать в одитинге, если вы не хотите этого. У нас есть первый процесс клирования, процесс 1947 года, и вот его описание: я давал человеку уверенность в том, что он может смотреть на картинки. Я показывал ему, что он может смотреть на картинки. Я заставлял его выйти из комнаты, затем войти, оглядеть комнату, сесть, закрыть глаза и получить на мгновение картинку того, что он увидел, когда вошел в комнату. И затем мы просматривали эту картинку несколько раз, и что бы вы думали? Она исчезала. Мы называем это стиранием, хотя это совершенно неправильно, поверьте мне. Это не стирание. Так что в Дианетике существует неправильная формулировка. Это способность конфронтировать что-то до тех пор, пока у вас больше не будет необходимости иметь это. Все, что вы, по-видимому, пытаетесь сделать, – это доказать, что вы способны конфронтировать что-то, имея картинку этого; вот, примерно, и все, что можно об этом сказать.

His goal comes true today in Scientology. It's not a new goal, but we can do it today. We can do it. We can make good many of the promises which have been made.

Так что, я брал кого-нибудь и с помощью различных механизмов добивался, чтобы он нашел лок, маленькую, легкую умственную образ-картинку. Это мог быть какой-нибудь лок, связанный с тем, что этот человек когда-то пережил. И я заставлял его конфронтировать этот лок. Но я добивался, чтобы у него появилась уверенность в отношении того, что он может получить картинку. Потом я добивался, чтобы в этой картинке появился соник. Я добивался, чтобы у него появились другие восприятия: тактильное и так далее. Я добивался, чтобы он был способен конфронтировать все это в виде картинки.

That doesn't mean we have to make good another man's promise. But it does mean that man has dreamed a dream for a very, very long time that he himself as an individual and he himself as a society could be free, that he himself could know and be in control of his own life to a marked degree. And man has dreamed this dream for eons and he has put a great deal of thought and effort forward in the direction of achieving that dream and that goal. And I can't say to you grandly that we have totally gotten it all wrapped up and that we will never hit any vagaries of any kind. That we will not hit any rough spots in the road, that from here on it's all smooth out.

Затем я просил его, чтобы он получил еще одну картинку. О, на все это уходило много, много, много времени. Я уговаривал преклира, чтобы он начал конфронтировать еще одну картинку, и еще одну, и еще одну, и довольно скоро мы находили какой-то печальный момент в его жизни, когда он просто ушел... и мы находили эту картинку. Обычно такая картинка была черной, как сажа, понимаете; она представляла собой полную неразбериху и так далее. И я спрашивал преклира, на какую часть этой картинки он может смотреть, понимаете. И постепенно он восстанавливал эту черную, как сажа картинку, кусочек за кусочком; поначалу она выглядела как какая-то мутная двухмерная черно-белая картинка, понимаете? Потом мы восстанавливали эмоциональное состояние, которое сопутствовало происходящему, и у преклира вдруг начинали течь ручьем слезы. Я не обращал никакого внимания на слезы. Я говорил: «Итак, давайте найдем горе в этом инциденте, ищите, пока не увидите в нем горе». И неожиданно преклир находил горе, он мог чувствовать его, а мог и не чувствовать, в зависимости от обстоятельств, и он становился способен конфронтировать это горе. И почти в каждом случае преклир обнаруживал, что в картинке содержалось горе кого-то другого. Это были слезы кого-то другого, что очень, очень удивительно. Но он не осознавал этого, пока не проходил то, что мы называем вторичной инграммой, понимаете?

But I will tell you today that we can, individual by individual achieve this goal of Clear. And I can tell you that it's well worth achieving. And it can be achieved broadly. And man can achieve these goals today of freedom for himself and his people through Scientology, providing he works hard, providing he works sincerely and providing he keeps the show on the road.

И затем мы как следует затачивали острие ножа и вонзали его в самую явную инграмму, содержащую боль и бессознательность, которую мы только могли найти; мы вытаскивали ее в поле зрения и добивались, чтобы у преклира появилась уверенность в том, что он может на нее смотреть. Я никогда не использовал слово «конфронтировать». Благодаря ему все это можно объяснить. Теперь мы можем говорить об этом; у нас есть это слово «конфронтировать». Оно имеет определенные значения. Мне никогда не приходило это в голову.

Thank you.

Итак, у преклира была уверенность в том, что он может смотреть на картинку, понимаете, и мы брали кусочки этого болезненного опыта; в какой-то момент преклир снова начинал ощущать всю травму целиком, и мы рассматривали все это. Я никогда не старался удерживать его от того, чтобы он ощущал травму. Все, что я пытался сделать, – это добиться, чтобы он смотрел на инцидент в полной мере. И мы, опять же, восстанавливали соник и видео; бог ты мой, какого же одитинга это требовало. В этот момент, можно сказать, приходилось встать коленом ему на грудь. Возможно, это... мне сходило это с рук, просто потому что я был крупнее, чем мои преклиры. Это один из факторов, благодаря которому одитинг проходит гладко. Как бы то ни было, у преклира не возникало мысли встать с кресла и уйти.

Ведь когда вы начинаете восстанавливать соник, когда вы начинаете добиваться, чтобы преклир снова услышал звук, содержащийся в инциденте из прошлого, в том месте, где ему проломило его глупую голову, он, конечно, начнет ощущать все соматики, которые этому сопутствовали. И вам просто приходится встать коленом ему на грудь, чтобы он ощутил, как у него проламывается голова, вот и все. Это все. В конце концов вы приводите его в такое состояние, когда он может конфронтировать различные части этого инцидента, в котором у него была пробита голова, а затем конфронтировать состояние бессознательности; и в конце концов у него возникнет какое-нибудь значительное озарение типа: «Знаете, почему я впал в бессознательность?»

«Почему?»

«Ну, я просто не мог больше на это смотреть. Я просто ушел от этого; я просто начал уклоняться от всего этого».

И тогда я, конечно, любезно отвечал: «Да что вы говорите!»

На самом деле чем больше вещей преклир мог конфронтировать, тем в большей степени повышалась его способность конфронтировать, но в 1947 году происходило то, чему я не мог найти объяснение на протяжении десяти лет: куда девалась остальная часть банка? Когда я делал все это, когда я приводил преклира в такое состояние, что он становился способен конфронтировать лок, когда я приводил его в такое состояние, что он становился способен конфронтировать заряды горя, неадекватные эмоции, гнев и тому подобные вещи; когда преклир становился способен конфронтировать картинку, содержащую боль, а также все восприятия, включая соник, видео, тактильное восприятие, усилие и все остальное, что содержалось в картинке, банк исчезал. Человек становился клиром! И это состояние было совершенно стабильным. Но я думал, что это все, что представляет собой банк. Отсюда мои более поздние открытия инграммы рождения, пренатальных инграмм, разного рода непостижимых вещей, прошлых жизней. Я был совсем не против обнаружить все это. Это вызывало у меня сильный интерес. Но куда все это уходило, где все это заканчивалось, сколько картинок там было? Все это совершенно сбивало меня с толку, потому что этого было слишком много. Меня ввела в заблуждение идея о количестве.

Но примерно в то же время я решил: «Неважно, сколько времени это займет, мне просто нужно сесть и составить карту полного трака от начала до конца и найти все, что есть в разуме: контуры, умственные машины, вэйлансы, – все, что угодно, что может быть в разуме. Мне нужно найти дефиницию физической вселенной, и разобраться со всем этим. Найти настоящую работающую дефиницию жизни» – и так далее, и так далее, и так далее. На самом деле если бы мы остановились в тот момент, мы не смогли бы... мы бы так и не смогли понять все это. Мы оказались бы в таком же положении, в каком находятся мистики: это были великие учителя, которые учили неофитов, а нас интересует именно положение неофита. И он... учитель обучал этого неофита мистике и рассказывал про демонов, дьяволов и всех остальных. Но когда он входил в комнату, где сидел его ученик, он привязывал кота к ножке кровати. Он привязывал кота к ножке кровати, садился и обучал этого неофита мистике, рассказывая о демонах, дьяволах и так далее.

И так шли годы, и в какой-то момент этот неофит решал, что теперь он должен стать учителем и обучать мистике какого-нибудь другого неофита, рассказывать ему о демонах, дьяволах и всех остальных. Так что он говорил: « Первое, что нужно сделать, это привязать кота к ножке кровати». Что ж, мы могли бы оказаться в таком положении. Другими словами, любое отклонение могло бы привести к полному провалу. Почему? Потому что у нас не было полного понимания. У меня не было полного понимания того, что происходило. Я думал, что это все, что представляет собой банк! Я делал людей клирами, но я не понимал, почему они становятся клирами.

Ладно, я пытался обучать этому других людей, но я не знал, какова основная пружина этого механизма, понимаете? Я не знал кодовой комбинации. Если бы этот прожектор сейчас загорелся красным светом, то вы увидели бы, каким красным было мое лицо. В прошлом году я довольно сильно залился краской, когда обнаружил, что я не знаю, что же именно я делал в 1947, что приводило людей к состоянию клир. Но вот что удивительно: каким-то образом, сам того не осознавая и как бы двигаясь на ощупь, я действительно знал это, но я не мог это сформулировать. Я не мог это описать. И чем больше одиторов я пытался обучать в тот ранний период... чем больше одиторов я пытался обучать, тем хуже у меня это получалось, потому что я вступал в В-и-О с ними. Понимаете, они говорили: «Ну, я сделал то, что вы сказали, но ничего не произошло».

В то время я был не очень сообразительным. Бог ты мой, я... они заставили меня поумнеть. Некоторые из тех, кто заставил меня стать более сообразительным, присутствуют здесь в данный момент. Это действительно так и было. Я говорил: «Вы должны сделать то-то и то-то, то-то и то-то». Потом одитор возвращался и говорил: «Я сделал то-то и то-то, то-то и то-то, но ничего не произошло». И я тяжело вздыхал и думал: «Что ж, нам нужно придумать что-то еще».

Так что я предоставлял одиторам что-то новое и усовершенствованное, понимаете? Что-то новое и усовершенствованное. Что ж, за последний год я поумнел. Сегодня я не предоставляю одиторам ничего нового и усовершенствованного. Одитор возвращается и говорит, после того как я дал ему что-то... он говорит: «Ну, я сделал это. Это не работает».

Я спрашиваю его: «Что именно не сработало?»

«Ну, то что вы сказали мне сделать».

«А что я сказал вам?»

«Ну... ну, вы сказали, вы сказали... э... вы сказали, что вы просите человека найти лок, и потом вы подгоняете его под замочную скважину*Примечание переводчика: здесь ЛРХ использует игру слов. В английском языке слово «лок» (lock) означает также «замок»., а потом... я не знаю. А что вы сказали?»

Вот что мне следовало бы спросить одиннадцать лет назад. «Что именно я вам сказал?» Понимаете? Поскольку если что-то не сработало, значит, одитор не слышал меня. Мы имели дело с полной глухотой.

Вылечить глухоту можно разными способами. Первый способ заключается в том, чтобы самому понять, что ты делаешь. Мне потребовалось много времени на то, чтобы понять это.

Понимаете, одно дело – чувствовать, что что-то является истиной, и совсем другое – сформулировать это, выразить словами. Вы когда-нибудь сталкивались с этим? Когда вы можете четко выразить что-то, что вы чувствуете, вы делаете большой шаг вперед. И это... на самом деле... если бы это сделал кто-то другой, кто-то гораздо более сообразительный, чем я, то это было бы гораздо лучше, потому что ему не нужно было бы десять лет, чтобы определить, что именно нужно говорить людям, чтобы они понимали вас, видите? И если бы я был немного умней, то мы могли бы сделать все это гораздо быстрее, но вас тормозит просто моя глупость. Понимаете? Вот примерно и все, что можно об этом сказать.

Так вот, здесь есть кое-что забавное: в процессе постоянной разработки чего-то нового, мы узнавали о самых разных вещах. Мы узнавали о многих вещах, понимаете? И мы обнаружили то, что, по-видимому, составляет практически всю шкалу бытийности, по крайней мере для этой вселенной и обитающих в ней существ. Боже мой, чего только мы не знаем о разуме, о его анатомии и так далее... об этом даже не имеет смысла писать. В МАСХ есть большой ящик... такой большой ящик, и он там стоял. Вряд ли его кто-то открывал, но это был своего рода волшебный ящик. На самом деле в нем не было ничего, кроме записей моих лекций, которые делались то для одной группы студентов, то для другой и так далее. И на самом деле в этом ящике хранятся самые лучшие, самые достоверные исследовательские записи по Дианетике и Саентологии, которые только есть в Великобритании. Вряд ли кто-то обращает на них внимание. Некоторые из этих записей плохого качества. Время от времени они расходятся по разным местам, и потом их заново собирают. Но это на самом деле то, что в них содержится.

Если и существуют какие-то явления, связанные с разумом, о которых нет информации в этом ящике, то мне определенно хотелось бы о них узнать. Мне действительно хотелось бы о них узнать. Вы понимаете? Мы просто охватили всю эту вселенную. Это сделал я и вы тоже, понимаете? Мы охватили всю эту вселенную. Когда складываешь все это вместе, получается просто невероятная куча всякой всячины. Только подумать! Если тэтан не может что-то придумать, то это не стоит того, чтобы это придумывать.

Но на самом деле существует лишь пять основных вещей, которые составляют то, что мы называем разумом. Вот эти пять вещей:

Локи, то есть умственные картинки, для которых характерно аналитическое осознание, и связанные с ними мысли... это разум.

Вторичные инграммы, то есть моменты, когда человек испытывал неадекватные эмоции, горе, апатию и так далее, и связанные с ними мысли. Умственные образы-картинки, содержащие неадекватные эмоции, и связанные с ними мысли.

Инграммы, то есть моменты боли и бессознательности, и мысли, которые с ними связаны.

Контуры, которые в действительности являются старыми вэйлансами того или иного рода, и эти контуры сообщают человеку о чем-то, разговаривают с ним и, по-видимому, навязывают ему мысли. На самом деле это паразитические контуры. Вы находитесь в одной телефонной будке и звоните в... в Бирмингем... давайте предположим, что вы звоните в Бирмингем, для разнообразия. И потом это сообщение возвращается и вы получаете его в другой телефонной будке, и вы думаете, что это нечто совершенно новое, однако это то, что вы сами сказали, понимаете. Это контур. И в разуме существуют эти контуры, и они, очевидно... они могут иметь разный облик: вэйлансов, демонов, дьяволов и самых разных штуковин, понимаете?

И есть еще кое-что, что называется умственными машинами, как бы невероятно это ни звучало. Время от времени какой-нибудь студент, изучающий Саентологию, говорит: «Когда вы говорите об умственных машинах, вы имеете в виду просто всякую всячину, которая содержится в разуме». И вот в один прекрасный день он сидит в кресле, его одитируют, и все идет просто замечательно, и вдруг он поднимает голову и видит большую паровую машину с колесами. И она что-то делает, она выдает мысли таким-то образом и перемещает картинки таким-то образом, понимаете? И этот человек говорит: «Когда Рон говорит о машинах, он имеет в виду машины!» Для него это огромное потрясение – обнаружить, что, когда я говорю что-то, я имею в виду именно это.

Ну, как бы то ни было, все так и есть. У кого-нибудь из вас в поле зрения не появлялось ли что-нибудь подобное? Вы смотрите куда-то и обнаруживаете, что там что-то происходит? Время от времени вы обнаруживаете что-то наподобие грейфера. Он клац, клац, клац, клац, клац. Всякий раз, когда вы создаете картинку, грейфер избавляется от нее, потому что она может причинить вред, и если... самый лучший способ убрать картинки с дороги – это установить грейфер, который будет заглатывать и пожирать все картинки. Но в таком случае у вас, конечно, возникнет нехватка картинок, так что вы устанавливаете еще одну машину вот здесь, чтобы она создавала большое количество картинок, которые будут поступать в грейфер, в результате чего будет создаваться еще больше картинок. Разум это великолепная штука.

Вот и все, что содержится в разуме. Если называть это разумом. Разум – это определенная вещь, понимаете? И к этой вещи вы должны добавить то, что мы называем... то, что вы называете тэтаном... то, что вы называете «тетаном», а я называю «тэтаном». Просто мы говорим на разных наречиях греческого.

Так вот, у нас есть эта точка-источник; эта точка-источник. В конце концов мы обнаружили, что это и есть человек, и это все, что представляет собой человек. Это точка-источник для различных вещей, мыслей, и он может создавать что-то и поглощать что-то и так далее. Мы думали... мы обнаружили, что это именно тот, с кем мы разговаривали, когда мы с ним разговаривали. Вы понимаете? Мы обнаружили это, а затем мы разделили на составляющие то, что называется жизнью, и обнаружили, что форма объединяет жизнь и физическую вселенную. Эти две вещи объединяются, образуя определенную форму, и мы получаем живые объекты. Мы получаем живых насекомых, политиков и всякие другие вещи. Ну да ладно...

И еще у нас есть такая вещь, как физическая вселенная. Она просто состоит из материи, энергии, пространства и времени. И там, очевидно... кроме различных комбинаций этих элементов, в ней больше ничего нет. Так что у нас есть эти четыре общие категории, на которые разделяется все, что существует в этой вселенной, и пять составляющих разума... нет ничего удивительного в том, что вам было трудно найти что-то, что стоило бы конфронтировать! Понимаете?

На самом деле все эти вещи очень легко конфронтировать. Конфронтировать что-то становится трудно лишь в том случае, если вы не знаете, конфронтируете вы это или нет; или, может быть, этого не существует, и тогда вы не можете это конфронтировать; или вы не знаете, что это такое, и вы не можете точно сказать, как именно вы это конфронтируете, и хэээээ! В таком вот состоянии ума пребывает большинство аберрированных людей. Во-первых, они не знают анатомию существования. Они не знают анатомию человека и анатомию разума, так как же они... как они могут конфронтировать все это? Они даже не знают, что все это существует.

Если вы остановите какого-нибудь человека на улице и спросите его: «У вас есть разум?», он ответит: «А?» Мы даже не заходим так далеко, понимаете? Этот человек скажет: «А что с разумом? Что это такое, разум? Я всегда разумел моего отца».

«Нет, нет. Я имею в виду разум, понимаете?»

«Ну, конечно, у меня есть мозги. Что с вами?»

Большинство людей считают, что разум – это мозг. Я много, много, много раз пытался найти применение двум вещам: своему мозгу и своим глазным яблокам. Я мог бы гораздо лучше видеть через затылок, если бы у меня не было этих глазных яблок, блокирующих эти две дырки. И мне было бы гораздо легче сидеть в середине головы, если бы в ней не было ничего мешающего понять, где середина. Нам нужно будет основать «Общество любителей пустых голов и глазниц», но тогда скульпторы и эстеты... они создадут другие общества: «Общества протестующих против тех, кто протестует против глазных яблок» или что-то в этом роде. Началась бы полная неразбериха. Так что я смирюсь с этим... я смирюсь с этим. Люди считают, что у человека должны быть глазные яблоки и мозги, значит так тому и быть.

Но я еще не выяснил, для чего все это нужно, кроме как для того, чтобы не позволять вам конфронтировать черепа. Мне следовало принести с собой один из наших черепов. У нас в МАСХ есть много черепов. Обычно мы использовали их для процессинга «Изменение пространства». Мы экстериоризировали человека, и потом просили его, чтобы он оказался в черепе А, а потом в черепе Б, а потом в черепе А и в черепе Б, и через некоторое время, когда он привыкал к этому состоянию нахождения внутри черепа, он по-настоящему экстериоризировался, и это происходило очень быстро. И иногда он обнаруживал, что играет на сцене «Увы, бедный Йорик!».

Но в любом случае, было недостаточно просто знать этот процесс клирования 1947 года, о котором я вам только что рассказывал, если мы все еще не знали, что нужно конфронтировать, и если мы все еще не могли сказать: «Все, что нужно сделать,

– это добиться, чтобы у преклира появилась уверенность в том, что он способен конфронтировать различные вещи». Понимаете, мы могли сказать это одитору, и он ответил бы: «О, замечательно. Ура, ура, будет сделано». А потом он нашел бы какого-нибудь преклира, у которого грейфер работает задом наперед; после того как он сжирает одну картинку, он выплевывает картинку другого типа. И одитор сказал бы:

«Это что-то новое», и возникла бы невероятная хаотичность, у него появлялись бы картинки разных типов. Могу представить, что произошло бы, если бы одитору сегодня приходилось идти этим маршрутом и запоминать каждый из тысячи шестисот семидесяти двух объектов, которые существуют в разуме, понимаете? Все они отличаются друг от друга и в них нет ничего общего, понимаете? И единственный способ классифицировать все это состоял бы в том, чтобы разделить все эти умственные машины по типам. И тогда кто-то мог бы сделать невероятное открытие, обнаружив еще один тип машин. Дэээ, нам пришел бы конец.

На самом деле потребовалось десять лет, чтобы обнаружить то, что нужно конфронтировать. Существует ли что-то еще, что нужно конфронтировать? Что ж, вы можете попытаться найти это, но мы по крайней мере знаем, что у вас не будет никаких... никаких трудностей в конфронтировании чего-либо из этого. Одна из причин, по которой тэтан застревает в тэта-ловушке, объясняется очень, очень просто: тэтан не может конфронтировать тэта-ловушку. Почему он не может ее конфронтировать? Ну, потому что это очень плохая штука. Понимаете, это большое зло. В нее попадают тэтаны, и поэтому она является большим злом, и вы не должны иметь с ней ничего общего. Если вы видите тэта-ловушку, вы должны делать вот так и смотреть в другую сторону. Что ж, как только тэтан прекращает конфронтировать ловушку, он вжих! Ведь что такое пространство, если не конфронтирование? Пространство – это просто протяженность, которая образуется, когда вы смотрите на что-то. Так что если нет пространства, тэтан попадает прямо в эту штуку! Понимаете? Таким образом, если он смотрит на что-то, но не желает при этом создавать пространство, он становится этим! Просто? Боюсь, что это до идиотизма просто, это настолько просто, что вас водили за нос на протяжении 76 триллионов лет. И если вы думаете, что это было очень глупо с вашей стороны, то я бы хотел утешить вас тем, что вы были далеко не единственным.

Вот и вся суть того, что мы называем конфронтированием. На самом деле в этом все и заключается, к этому все и сводится. Если вы не можете на что-то смотреть, то между вами и этой вещью нет никакого пространства, тут-то вы и попались! Понимаете?

В мире орудуют торговцы неконфронтом. Единственный их товар – это: «Вы не должны конфронтировать». И вдруг нам становится понятно, что делают с людьми некоторые из этих милосердных обществ. Понимаете, они говорят: «Чай. Не пейте чай.

Он приводит к разложению мозга. Крах Империи вызван исключительно тем, что люди начали пить чай». Вы знаете, что подобное общество есть и здесь, в Лондоне.

О, вы и подумать не могли. Ну, я знаю об этом городе больше, чем вы. Хорошо. Как бы то ни было... почетный студент Оксфорда.

Как бы то ни было, это основное, что касается конфронтирования. Эти ребята говорят: «Больше никакого чая. Вы не должны конфронтировать чай. Вы не можете употреблять чай». И не успеете вы и глазом моргнуть, как их президент начнет глл, глл, глл, глл, глл. Понимаете, он больше не может оставить чай в покое. Он говорил всем:

«Вы не должны конфронтировать чай», так что стоит ему увидеть чай – он становится чаем! Бамс! Что такое алкоголизм, по-вашему?

Вы когда-нибудь пытались смотреть на испарения? Я спрашиваю вас, вы когда-нибудь пытались смотреть на испарения?

Аудитория: Да.

Так вот, если какой-то человек в баре не видит испарения, то между ним и алкоголем не существует никакого пространства. Его старательно приучали к тому, что он не должен пить, что алкоголь – это очень вредно, что он не должен смотреть на алкоголь, что он не должен иметь с ним ничего общего, что алкоголь – это большое зло, что алкоголь его испортит, что ему лучше перестать пить, иначе его это прикончит. Понимаете? И чем сильнее его поучали, тем сильнее он плюхается в рюмку всякий раз, когда он ее видит. И он становится алкоголиком.

Человек, страдающий алкоголизмом, не может сделать одного: он не может допустить, чтобы перед ним стоял наполненный стакан. Но поскольку он не может выйти из головы и как следует окунуться в него, он вливает его в... окружает себя этим. Так что вы наполняете этот стакан, он его опустошает; вы его наполняете, он его опустошает; вы его наполняете, он его опус... он не может конфронтировать испарения, поэтому он втихаря напивается.

Я не думаю, что алкоголь может привести вас в состояние опьянения. Я не знаю, каким образом он может привести кого-то в состояние опьянения. Я посмотрел... недавно я посмотрел на какой-то алкогольный напиток, и я был просто поражен, неужели он может повлиять на кого-то. Казалось невозможным, чтобы этот напиток мог вызывать какое-то ощущение. Я провел эксперимент и кое-что обнаружил: мне пришлось запостулировать, что я испытываю ощущение опьянения, и поскольку я находился на корабле, я мог воспользоваться тем, что корабль качается, и запостулировать, что я пьян. Но прежде чем я поймал себя на этом, я сказал: «Налей-ка мне чуток». Так что я просто распостулировал это, и все закончилось.

Вы понимаете, насколько глубокие вещи затрагивает конфронтирование? Если вы не в состоянии конфронтировать сломанные ноги, то в какой-то момент вы можете сломать ногу, вот и все. Если вам подвернется возможность сломать ногу, вы сломаете ее. Так что мы имеем дело с чем-то большим, чем просто «конфронтирование с помощью тела – это плохо». Это так, возможно, потому, что вы знаете, что конфронтировать с помощью тела – это плохо, конфронтировать с помощью тела – это плохо, понимаете? Вот насколько глубокие вещи это может затрагивать.

Что ж, в 1947 году мы знали все о том, как сделать человека клиром. В 1947 году мы могли это делать, еще тогда, правда мы не могли дать этому объяснение, мы не могли никого обучить этому, мы не понимали, как все это происходит, и мы думали, что в разуме не так уж и много всего, ну разве что парочка инграмм. Но совершенно неожиданно в поле зрения начали показываться прошлые инциденты, когда вас обезглавливали, сажали в Тауэр, топили или когда вы участвовали в космической опере и... многие другие вещи. По-моему, здесь присутствует один или два человека, которые в прошлом сталкивались с какой-то картинкой космической оперы или с чем-то в этом роде.

Начали происходить разные вещи, которые мы не могли понять, мы не знали, что, черт возьми, мы конфронтируем, и прошло много лет, прежде чем мы выяснили это. Так вот, теперь, когда мы снова разобрались со всем этим, мы можем вернуться в строй и снова начать клировать людей. Так что я хочу выразить благодарность тем из вас, кто прошел этот путь вместе со мной, кто помогал мне обнаружить, что нам приходится конфронтировать и как можно одитировать преклира с помощью конфронтирования, о чем я вам еще ничего не рассказал.

Спасибо.