Сначала было открыто существование определенных явлений в разуме. С этими явлениями можно было что-то делать, и это производило весьма примечательные изменения у людей в плане психосоматических заболеваний. Эта система заключалась в том, что вы проходили и стирали инграммы – моменты физической боли и бессознательности, – вы стирали их из жизни человека, и вы стирали вторичные инграммы, то есть те моменты, когда человек был в горе или испытывал стресс.

Сначала было открыто существование определенных явлений в разуме. С этими явлениями можно было что-то делать, и это производило весьма примечательные изменения у людей в плане психосоматических заболеваний. Эта система заключалась в том, что вы проходили и стирали инграммы – моменты физической боли и бессознательности, – вы стирали их из жизни человека, и вы стирали вторичные инграммы, то есть те моменты, когда человек был в горе или испытывал стресс.

Так вот, на самом деле вы можете делать это и сегодня. Вы можете взять кого-нибудь, чьи замечания о мимолетности человеческих эмоций... вплоть до прошлого года человеческие эмоции всегда оставались чем-то постоянным и неизменным, так что если уж человек становился печальным, то он становился печальным. Что ж, если умирает чей-то лучший друг или самый близкий родственник и если поблизости есть одитор, то эта смерть определенно не вызовет неблагоприятных последствий.

Так вот, на самом деле вы можете делать это и сегодня. Вы можете взять кого-нибудь, чьи замечания о мимолетности человеческих эмоций... вплоть до прошлого года человеческие эмоции всегда оставались чем-то постоянным и неизменным, так что если уж человек становился печальным, то он становился печальным. Что ж, если умирает чей-то лучший друг или самый близкий родственник и если поблизости есть одитор, то эта смерть определенно не вызовет неблагоприятных последствий.

Вам доводилось наблюдать, что, когда кто-то умирает, его близкие начинают болеть, становятся печальными; вся жизнь пошла прахом. «С тех пор как бедняга Билл умудрился попасть в ту аварию, моя жизнь была... погублена». Понимаете, такого рода вещи. Это очень серьезно.

Вам доводилось наблюдать, что, когда кто-то умирает, его близкие начинают болеть, становятся печальными; вся жизнь пошла прахом. «С тех пор как бедняга Билл умудрился попасть в ту аварию, моя жизнь была... погублена». Понимаете, такого рода вещи. Это очень серьезно.

Но в Дианетике вы могли бы пройти с человеком такую штуку, которая называется вторичной инграммой... это момент, когда человеку сообщили о потере... вы могли бы взять и пройти всю эту штуку, восприятие за восприятием, до самого конца, и разрядить заряд горя, так что человек... он просиял бы, он стал бы веселым, радостным.

Но в Дианетике вы могли бы пройти с человеком такую штуку, которая называется вторичной инграммой... это момент, когда человеку сообщили о потере... вы могли бы взять и пройти всю эту штуку, восприятие за восприятием, до самого конца, и разрядить заряд горя, так что человек... он просиял бы, он стал бы веселым, радостным.

Я как-то видел одну женщину, которой на вид было, думаю, лет пятьдесят. Но мне сказали, что ей всего двадцать восемь. Надо же, она не выглядела на двадцать восемь, она выглядела гораздо старше – ее муж умер примерно за две недели до этого. Кроме меня, там было еще два одитора. И я сказал: «Сделайте что-нибудь для нее». Она ходила мрачная как смерть, с ввалившимися глазами. Если кто-то пытался ей что-нибудь сказать, она просто вся съеживалась и снова начинала плакать... она была в плохом состоянии, эндокринная система разрушалась. «Сделайте что-нибудь для нее».

Я как-то видел одну женщину, которой на вид было, думаю, лет пятьдесят. Но мне сказали, что ей всего двадцать восемь. Надо же, она не выглядела на двадцать восемь, она выглядела гораздо старше – ее муж умер примерно за две недели до этого. Кроме меня, там было еще два одитора. И я сказал: «Сделайте что-нибудь для нее». Она ходила мрачная как смерть, с ввалившимися глазами. Если кто-то пытался ей что-нибудь сказать, она просто вся съеживалась и снова начинала плакать... она была в плохом состоянии, эндокринная система разрушалась. «Сделайте что-нибудь для нее».

Ее муж был врачом и... он возлагал очень большие надежды на Дианетику.

Ее муж был врачом и... он возлагал очень большие надежды на Дианетику.

И вот в конце концов один из одиторов взял эту женщину, уложил ее на кушетку и сказал: «Давайте вернемся к моменту, когда вы узнали о смерти своего мужа» – и так далее.Потребовалось около девяти часов, чтобы разрядить эту вторичную инграмму, и еще три-четыре подобных смерти, которые были в ее жизни.

И вот в конце концов один из одиторов взял эту женщину, уложил ее на кушетку и сказал: «Давайте вернемся к моменту, когда вы узнали о смерти своего мужа» – и так далее.Потребовалось около девяти часов, чтобы разрядить эту вторичную инграмму, и еще три-четыре подобных смерти, которые были в ее жизни.

Я увидел эту женщину часа через четыре после того, как закончилась сессия. Она была в красном платье, на вид ей можно было дать примерно двадцать три года: она вся сияла от радости... жизнь была прекрасна.

Я увидел эту женщину часа через четыре после того, как закончилась сессия. Она была в красном платье, на вид ей можно было дать примерно двадцать три года: она вся сияла от радости... жизнь была прекрасна.

Кто-то заметил ей: «Ваш бедный муж, знаете ли, мертв» – и все такое.

Кто-то заметил ей: «Ваш бедный муж, знаете ли, мертв» – и все такое.

«Да, – ответила она, – мне придется как-то с этим справиться». Хорошо. Так что есть... это было эффективно.

«Да, – ответила она, – мне придется как-то с этим справиться». Хорошо. Так что есть... это было эффективно.

Что ж, все это нисколько не изменилось... ничуть... инграмма может оказать на человека такое вот воздействие. На самом деле вы можете взять что-то вроде Черной Дианетики... это очень простой предмет. Если у вас есть какие-нибудь враги, просто выслушайте внимательно то, что я вам сейчас скажу, я научу вас, как с ними поступать. Ударьте своего врага по голове, вколите ему в руку тиопентал натрия или что-нибудь вроде этого... крысиный яд, виски «Калверт», любой яд и... (с «Сигрэм» все в порядке, а вот «Калверт» – дрянь)... станьте на него, чтобы не осталось синяков или еще каких-нибудь следов. И затем наговорите ему какую-нибудь инграмму со всеми фразами, которые есть в «Дианетике», вроде «Это группер», «Ты сидишь в группере», «Ты в моем вэйлансе», «Ты не можешь подняться», «Ты там», «Ты застрял», «Ты спускаешься», «Вся твоя память – в настоящем времени», «Теперь это в настоящем времени», «Ты очень болен», «Ты хочешь быть больным», «Ты согласился с тем, чтобы быть больным», ля-ля-ля-ля-ля, понимаете? И «Все, что я могу делать, – это бегать по улице туда-сюда и кричать “Убейте меня, убейте меня, убейте меня”». Что ж, этот парень так и будет делать.

Что ж, все это нисколько не изменилось... ничуть... инграмма может оказать на человека такое вот воздействие. На самом деле вы можете взять что-то вроде Черной Дианетики... это очень простой предмет. Если у вас есть какие-нибудь враги, просто выслушайте внимательно то, что я вам сейчас скажу, я научу вас, как с ними поступать. Ударьте своего врага по голове, вколите ему в руку тиопентал натрия или что-нибудь вроде этого... крысиный яд, виски «Калверт», любой яд и... (с «Сигрэм» все в порядке, а вот «Калверт» – дрянь)... станьте на него, чтобы не осталось синяков или еще каких-нибудь следов. И затем наговорите ему какую-нибудь инграмму со всеми фразами, которые есть в «Дианетике», вроде «Это группер», «Ты сидишь в группере», «Ты в моем вэйлансе», «Ты не можешь подняться», «Ты там», «Ты застрял», «Ты спускаешься», «Вся твоя память – в настоящем времени», «Теперь это в настоящем времени», «Ты очень болен», «Ты хочешь быть больным», «Ты согласился с тем, чтобы быть больным», ля-ля-ля-ля-ля, понимаете? И «Все, что я могу делать, – это бегать по улице туда-сюда и кричать “Убейте меня, убейте меня, убейте меня”». Что ж, этот парень так и будет делать.

Затем он проснется; он не будет знать, что с ним произошло, и никто другой не будет этого знать.

Затем он проснется; он не будет знать, что с ним произошло, и никто другой не будет этого знать.

И между прочим, это не противозаконно. Единственный человек, который может пожаловаться, это он сам, но вы сказали ему, чтобы он забыл все это. Верно, это не противозаконно.

И между прочим, это не противозаконно. Единственный человек, который может пожаловаться, это он сам, но вы сказали ему, чтобы он забыл все это. Верно, это не противозаконно.

Если он придет к окружному прокурору и скажет: «Вы знаете, такой-то и такой-то привел меня в бессознательность при помощи виски “Калверт” и начитал мне инграмму, при этом он бил меня в живот» – ну и так далее, то ему скажут: «Да, да». Потом окружной прокурор пошлет за психиатром; психиатр приедет и скажет: «Это симптомы паранойи», он снимет свое «принс-не», посмотрит и так далее. «Да, именно так и ведут себя все параноики, именно это они и заявляют... будто бы кто-то накачал их наркотиками». И добавит: «Так вот, вы должны отправить его в сумасшедший дом». Этого парня отправят в сумасшедший дом, сделают ему электрошок, сделают ему префронтальную лоботомию.

Если он придет к окружному прокурору и скажет: «Вы знаете, такой-то и такой-то привел меня в бессознательность при помощи виски “Калверт” и начитал мне инграмму, при этом он бил меня в живот» – ну и так далее, то ему скажут: «Да, да». Потом окружной прокурор пошлет за психиатром; психиатр приедет и скажет: «Это симптомы паранойи», он снимет свое «принс-не», посмотрит и так далее. «Да, именно так и ведут себя все параноики, именно это они и заявляют... будто бы кто-то накачал их наркотиками». И добавит: «Так вот, вы должны отправить его в сумасшедший дом». Этого парня отправят в сумасшедший дом, сделают ему электрошок, сделают ему префронтальную лоботомию.

Инграмма – это инграмма. Это все, что я пытаюсь донести до вашего осознания сейчас. Вот что это такое.

Инграмма – это инграмма. Это все, что я пытаюсь донести до вашего осознания сейчас. Вот что это такое.

Но тут было еще кое-что, и это «кое-что» мало-помалу появлялось в поле зрения. Природа очень медленно открывала нашему взору свои маленькие драгоценности и секреты. Потребовалось более полутора лет, чтобы разрешить все загадки человеческого разума. Что ж, это очень большой период для Дианетики... полтора года. Перед нами целый мир, который нужно завоевать, а мы все еще валяем дурака, пытаясь убедить одитора в том, что будет гораздо лучше, если он не станет лупить преклира по голове.

Но тут было еще кое-что, и это «кое-что» мало-помалу появлялось в поле зрения. Природа очень медленно открывала нашему взору свои маленькие драгоценности и секреты. Потребовалось более полутора лет, чтобы разрешить все загадки человеческого разума. Что ж, это очень большой период для Дианетики... полтора года. Перед нами целый мир, который нужно завоевать, а мы все еще валяем дурака, пытаясь убедить одитора в том, что будет гораздо лучше, если он не станет лупить преклира по голове.

Это факт, что мы только сейчас подошли к систематизированной процедуре, которая столь проста и эффективна, что ее можно назвать двадцатипятичасовым процессом.

Это факт, что мы только сейчас подошли к систематизированной процедуре, которая столь проста и эффективна, что ее можно назвать двадцатипятичасовым процессом.

Около четырех месяцев тому назад я очень хотел издать приказ о продаже правительству Соединенных Штатов славного пакета одитинга, с помощью которого можно было бы быстро привести в форму всех его пилотов, возможных диктаторов, руководителей бюрократии и стенографисток. Нам требовался бы процесс, который можно было бы провести примерно за двадцать пять часов (вы не смогли бы одитировать их дольше двадцати пяти часов) и поднять этих людей довольно высоко. Ладно, допустим, что этот процесс будут проводить несколько неумело, и увеличим эту цифру до пятидесяти или семидесяти пяти часов. Но такая разница во времени обусловлена тем, что, проводя этот процесс, одитор просто будет терять какое-то время.

Около четырех месяцев тому назад я очень хотел издать приказ о продаже правительству Соединенных Штатов славного пакета одитинга, с помощью которого можно было бы быстро привести в форму всех его пилотов, возможных диктаторов, руководителей бюрократии и стенографисток. Нам требовался бы процесс, который можно было бы провести примерно за двадцать пять часов (вы не смогли бы одитировать их дольше двадцати пяти часов) и поднять этих людей довольно высоко. Ладно, допустим, что этот процесс будут проводить несколько неумело, и увеличим эту цифру до пятидесяти или семидесяти пяти часов. Но такая разница во времени обусловлена тем, что, проводя этот процесс, одитор просто будет терять какое-то время.

Мы получили этот двадцатипятичасовой или пятидесятичасовой процесс не просто за счет того, что научились сводить на нет идентность инграммы. В анатомии инграммы было нечто еще, чего мы раньше не видели. И это «нечто еще» было селф-детерминизмом. И это «нечто еще» было усилием.

Мы получили этот двадцатипятичасовой или пятидесятичасовой процесс не просто за счет того, что научились сводить на нет идентность инграммы. В анатомии инграммы было нечто еще, чего мы раньше не видели. И это «нечто еще» было селф-детерминизмом. И это «нечто еще» было усилием.

Было обнаружено (и это очень легко продемонстрировать), что человек сам выбирает свои собственные сервисные факсимиле. Он сам делает себя больным.

Было обнаружено (и это очень легко продемонстрировать), что человек сам выбирает свои собственные сервисные факсимиле. Он сам делает себя больным.

Что ж, как же он делает себя больным? Он возвращается по траку, находит полное воспоминание в виде картинок того, как он был болен, и удерживает все это в настоящем времени, при этом он говорит: «Видите? Не бейте меня, я ношу очки. Посмотрите на меня, я иду отважно... с видом мученика, конечно же... я так или иначе справляюсь с делами; кое-как, несмотря на эту деревянную ногу, которая у меня, похоже, есть... хотя моя нога не деревянная... но я постоянно твержу об этом врачу. А он все вводит и вводит мне ACTH-azol, но ничего, похоже, не происходит. Так вот, я хочу, чтобы это вылечили!»

Что ж, как же он делает себя больным? Он возвращается по траку, находит полное воспоминание в виде картинок того, как он был болен, и удерживает все это в настоящем времени, при этом он говорит: «Видите? Не бейте меня, я ношу очки. Посмотрите на меня, я иду отважно... с видом мученика, конечно же... я так или иначе справляюсь с делами; кое-как, несмотря на эту деревянную ногу, которая у меня, похоже, есть... хотя моя нога не деревянная... но я постоянно твержу об этом врачу. А он все вводит и вводит мне ACTH-azol, но ничего, похоже, не происходит. Так вот, я хочу, чтобы это вылечили!»

И вы отвечаете этому парню: «Что ж, вы сами того хотели; так пожелайте теперь, чтобы это прошло». Если вы так скажете, то это будет невежливо, это будет прямо и грубо, и человеку это не понравится... но это будет правдой!

И вы отвечаете этому парню: «Что ж, вы сами того хотели; так пожелайте теперь, чтобы это прошло». Если вы так скажете, то это будет невежливо, это будет прямо и грубо, и человеку это не понравится... но это будет правдой!

Ну конечно же, у него была очень веская причина, чтобы хотеть этого. Он неожиданно потерпел неудачу в чем-то, и ему нужно было как-то оправдать эту неудачу. И как же он оправдал ее? Что ж, он сказал: «Ну, у меня болела голова». «Что ж, у меня так болела голова сегодня утром, что я не мог пойти на работу». Но вот что чертовски забавно: после того, как он выкинет этот финт примерно в пятый раз, у него появится головная боль! Спустя два года он приходит к врачу и говорит: «Я не знаю, что со мной случилось, но у меня болит голова, у меня мигрень, она просто начинает болеть и я ничего не могу с этим сделать». Так что врач дает ему ACTH-azol, он вкалывает ему то, дает ему се; присылает ему счета, присылает ему счета, присылает ему счета. Очень выгодное дело.

Ну конечно же, у него была очень веская причина, чтобы хотеть этого. Он неожиданно потерпел неудачу в чем-то, и ему нужно было как-то оправдать эту неудачу. И как же он оправдал ее? Что ж, он сказал: «Ну, у меня болела голова». «Что ж, у меня так болела голова сегодня утром, что я не мог пойти на работу». Но вот что чертовски забавно: после того, как он выкинет этот финт примерно в пятый раз, у него появится головная боль! Спустя два года он приходит к врачу и говорит: «Я не знаю, что со мной случилось, но у меня болит голова, у меня мигрень, она просто начинает болеть и я ничего не могу с этим сделать». Так что врач дает ему ACTH-azol, он вкалывает ему то, дает ему се; присылает ему счета, присылает ему счета, присылает ему счета. Очень выгодное дело.

Что ж, как бы то ни было, человек действительно желает, чтобы с ним случались такие вещи.

Что ж, как бы то ни было, человек действительно желает, чтобы с ним случались такие вещи.

Вот ребенок, который в одно прекрасное утро не хочет идти в школу. Он не встает с постели. Приходит мать... раньше мать все время заставляла его ходить в школу. Он понял, что ничего не помогает. Чем сильнее он протестует против того, чтобы подниматься с постели, тем сильнее мать стремиться поднять его и собрать в школу... фуражка, ботинки, штаны, пиджак – вперед. И это происходит с ним каждое утро, раз за разом. Спустя некоторое время это доводит его до отчаяния, так что однажды утром он решает: «Пожалуй, я скажу ей, что я заболел». (Разумеется, никто из вас никогда не делал ничего подобного.) Так что он решает: «Я... я скажу ей, что заболел», – так что, – «Я... у меня болит живот сегодня утром; я... я просто...»

Вот ребенок, который в одно прекрасное утро не хочет идти в школу. Он не встает с постели. Приходит мать... раньше мать все время заставляла его ходить в школу. Он понял, что ничего не помогает. Чем сильнее он протестует против того, чтобы подниматься с постели, тем сильнее мать стремиться поднять его и собрать в школу... фуражка, ботинки, штаны, пиджак – вперед. И это происходит с ним каждое утро, раз за разом. Спустя некоторое время это доводит его до отчаяния, так что однажды утром он решает: «Пожалуй, я скажу ей, что я заболел». (Разумеется, никто из вас никогда не делал ничего подобного.) Так что он решает: «Я... я скажу ей, что заболел», – так что, – «Я... у меня болит живот сегодня утром; я... я просто...»

Спустя тридцать лет этот человек... он теперь занимает пост исполнительного помощника исполнительного помощника исполнительного секретаря какой-то большой корпорации, несет на своих плечах всю тяжесть и нервное напряжение, связанные с тем, чтобы сделать «Дженерал Моторс», или «Витис», или какую-то другую корпорацию... теперь у этого человека язва. Откуда она у него?

Спустя тридцать лет этот человек... он теперь занимает пост исполнительного помощника исполнительного помощника исполнительного секретаря какой-то большой корпорации, несет на своих плечах всю тяжесть и нервное напряжение, связанные с тем, чтобы сделать «Дженерал Моторс», или «Витис», или какую-то другую корпорацию... теперь у этого человека язва. Откуда она у него?

«Что ж, это как-то связано с разумом. Вероятно, это теория либидо, которая уходит своими корнями в более или менее косые последствия второй хвиндихрюлины. Вам этого, конечно, не понять, все это очень сложно; если мы просто разрежем вам префронтальные доли, то с вами все будет в порядке. Эта операция стоит две тысячи девятьсот долларов, плюс всякие другие гонорары», – человек проходит через все это, но у него по-прежнему есть язва.

«Что ж, это как-то связано с разумом. Вероятно, это теория либидо, которая уходит своими корнями в более или менее косые последствия второй хвиндихрюлины. Вам этого, конечно, не понять, все это очень сложно; если мы просто разрежем вам префронтальные доли, то с вами все будет в порядке. Эта операция стоит две тысячи девятьсот долларов, плюс всякие другие гонорары», – человек проходит через все это, но у него по-прежнему есть язва.

Это слишком просто, понимаете? Это слишком просто. Этот парень вдруг сказал:

Это слишком просто, понимаете? Это слишком просто. Этот парень вдруг сказал:

«У меня болит живот». И когда он проделал этот финт в следующий раз, он увидел, что это сработало.

«У меня болит живот». И когда он проделал этот финт в следующий раз, он увидел, что это сработало.

В этот раз мама сказала: «Ох, бедный Ролло, тебе не нужно вставать; бедный мальчик. Я принесу тебе что-нибудь, чтобы твой живот перестал болеть». Замечательное сочувствие, так что он очень доволен собой. И вот примерено две недели спустя он говорит: «Очень плохо».

В этот раз мама сказала: «Ох, бедный Ролло, тебе не нужно вставать; бедный мальчик. Я принесу тебе что-нибудь, чтобы твой живот перестал болеть». Замечательное сочувствие, так что он очень доволен собой. И вот примерено две недели спустя он говорит: «Очень плохо».

Понимаете, когда человек говорит, какой будет его жизнь, он тем самым предопределяет, какой она будет. Человек говорит: «Я буду великим актером». Вот так появляются честолюбивые стремления. Человек видит в жизни что-то, чего он хочет добиться, и он постулирует, кем и каким он будет.

Понимаете, когда человек говорит, какой будет его жизнь, он тем самым предопределяет, какой она будет. Человек говорит: «Я буду великим актером». Вот так появляются честолюбивые стремления. Человек видит в жизни что-то, чего он хочет добиться, и он постулирует, кем и каким он будет.

С болезнями все происходит точно так же. Когда человек проделывает это во второй или в третий раз, это полностью становится на автомат. Человек говорит: «Болит живот», – и ей богу, он у него болит. Если он еще два-три года будет говорить людям, что у него болит живот, то не успеете вы и глазом моргнуть, как он забудет... поскольку он не знает, какой механизм тут задействован... он забыл, что когда-то притворялся, будто у него болит живот. Теперь так оно и есть!

С болезнями все происходит точно так же. Когда человек проделывает это во второй или в третий раз, это полностью становится на автомат. Человек говорит: «Болит живот», – и ей богу, он у него болит. Если он еще два-три года будет говорить людям, что у него болит живот, то не успеете вы и глазом моргнуть, как он забудет... поскольку он не знает, какой механизм тут задействован... он забыл, что когда-то притворялся, будто у него болит живот. Теперь так оно и есть!

Так вот, с ним происходит что-то ужасное, это просто кошмар. Он... в одно прекрасное утро он просыпается (к этому времени он уже студент колледжа или что-то в этом роде), на носу выпускные экзамены, а он не совсем понима... Он знает, что он завалит «монотонность».

Так вот, с ним происходит что-то ужасное, это просто кошмар. Он... в одно прекрасное утро он просыпается (к этому времени он уже студент колледжа или что-то в этом роде), на носу выпускные экзамены, а он не совсем понима... Он знает, что он завалит «монотонность».

Сегодня он должен сдавать экзамен, а у него болит живот. Понимаете, он просто не может пойти в колледж и сдать экзамен по этому предмету, вот и все.

Сегодня он должен сдавать экзамен, а у него болит живот. Понимаете, он просто не может пойти в колледж и сдать экзамен по этому предмету, вот и все.

И сосед по комнате говорит ему: «Ну-ка поднимайся. Ты же знаешь, что живот тут ни при чем. Ты просто не хочешь сдавать этот экзамен по “монотонности”».

И сосед по комнате говорит ему: «Ну-ка поднимайся. Ты же знаешь, что живот тут ни при чем. Ты просто не хочешь сдавать этот экзамен по “монотонности”».

«Да, но у меня действительно болит живот!»

«Да, но у меня действительно болит живот!»

«О, нет, он у тебя не болит!»

«О, нет, он у тебя не болит!»

Он отправляется к декану. «В чем дело? Ты притворяешься больным, чтобы тебе не нужно было сдавать этот экзамен?»

Он отправляется к декану. «В чем дело? Ты притворяешься больным, чтобы тебе не нужно было сдавать этот экзамен?»

«О, нет, ничего подобного. У меня действительно болит живот». И ей-богу, к этому времени живот у него действительно болит. Теперь он наказал себя самым что ни на есть замечательным образом, поскольку, чтобы сделать других людей неправыми, а себя – правым, ему нужно, чтобы у него всегда болел живот.

«О, нет, ничего подобного. У меня действительно болит живот». И ей-богу, к этому времени живот у него действительно болит. Теперь он наказал себя самым что ни на есть замечательным образом, поскольку, чтобы сделать других людей неправыми, а себя – правым, ему нужно, чтобы у него всегда болел живот.

Так вот, эти сервисные факсимиле используются так же, как игральные карты, только и всего. И они не более важны, чем игральные карты. Вы используете то, что вы пережили в прошлом. На самом деле личность человека – это совокупность всего, чем он когда-либо был. А если выразить это гораздо более точно, то личность человека – это все, чем он решил быть. Так мы подходим чуть-чуть ближе к существу дела.

Так вот, эти сервисные факсимиле используются так же, как игральные карты, только и всего. И они не более важны, чем игральные карты. Вы используете то, что вы пережили в прошлом. На самом деле личность человека – это совокупность всего, чем он когда-либо был. А если выразить это гораздо более точно, то личность человека – это все, чем он решил быть. Так мы подходим чуть-чуть ближе к существу дела.

Так вот, когда человек был молод, у него, вероятно, было очень обостренное чувство справедливости. Вот он играет с девочкой, которую зовут Агнес. Агнес забирается на вторую полку, тянет к себе вазу с печеньем, ваза – вдребезги, печенье – по всему полу. В комнату заходит мать этого мальчика, и он с торжествующим видом заявляет: «А эту вазу разбила Агнес».

Так вот, когда человек был молод, у него, вероятно, было очень обостренное чувство справедливости. Вот он играет с девочкой, которую зовут Агнес. Агнес забирается на вторую полку, тянет к себе вазу с печеньем, ваза – вдребезги, печенье – по всему полу. В комнату заходит мать этого мальчика, и он с торжествующим видом заявляет: «А эту вазу разбила Агнес».

И мать ему отвечает: «Нет, это не она, ах ты, гаденыш; ты больше не будешь мне врать!» Трам-пам-пам-пам-пам-пам-пам! Бог ты мой, теперь у этого парня действительно шарики зашли за ролики. Это справедливость. У человека потрясающее представление о справедливости.

И мать ему отвечает: «Нет, это не она, ах ты, гаденыш; ты больше не будешь мне врать!» Трам-пам-пам-пам-пам-пам-пам! Бог ты мой, теперь у этого парня действительно шарики зашли за ролики. Это справедливость. У человека потрясающее представление о справедливости.

Если бы он действительно разбил вазу, если бы он действительно солгал об этом, то ему нужно было бы лишь сказать: «Ну что ж, ладно, это не сошло мне с рук». Но он не разбивал вазы, а его наказали!

Если бы он действительно разбил вазу, если бы он действительно солгал об этом, то ему нужно было бы лишь сказать: «Ну что ж, ладно, это не сошло мне с рук». Но он не разбивал вазы, а его наказали!

Наказание в этом случае было совершенно незаслуженным... его мать была неправа. Так вот, как же он может продемонстрировать, что его мать неправа? Что ж, он вспоминает момент, когда его мать проявляла сочувствие. На самом деле проявлять сочувствие – значит быть неправым. Замечательная штука – сочувствие. С помощью сочувствия можно убить человека быстрее, чем с помощью чего бы то ни было еще... включая атомную бомбу, ведь сначала ее нужно еще сделать... а сочувствие проявляют все.

Наказание в этом случае было совершенно незаслуженным... его мать была неправа. Так вот, как же он может продемонстрировать, что его мать неправа? Что ж, он вспоминает момент, когда его мать проявляла сочувствие. На самом деле проявлять сочувствие – значит быть неправым. Замечательная штука – сочувствие. С помощью сочувствия можно убить человека быстрее, чем с помощью чего бы то ни было еще... включая атомную бомбу, ведь сначала ее нужно еще сделать... а сочувствие проявляют все.

Так что этот мальчик говорит... этот мальчик говорит: «Мне плохо». Он уже перестал плакать и все такое, и вот после обеда он говорит: «Мне плохо».

Так что этот мальчик говорит... этот мальчик говорит: «Мне плохо». Он уже перестал плакать и все такое, и вот после обеда он говорит: «Мне плохо».

«Что ж, очень жаль, Тимоти. Очень жаль».

«Что ж, очень жаль, Тимоти. Очень жаль».

Этого недостаточно, понимаете? Так что он думает: «Когда она была действительно... я ей еще устрою... Бог ты мой, как-то раз я был очень болен... это когда меня укусила пчела. У меня болела голова». «У меня болит голова, мама».

Этого недостаточно, понимаете? Так что он думает: «Когда она была действительно... я ей еще устрою... Бог ты мой, как-то раз я был очень болен... это когда меня укусила пчела. У меня болела голова». «У меня болит голова, мама».

Она должна быть неправа. И вот он изощряется и так и эдак, и в конце концов ему удается сделать ее неправой. Но после того, как он делает ее неправой в течение некоторого времени, ему, возможно, надоедает эта игра. Допустим, ему захотелось подняться с кровати, выйти на улицу и поиграть. «О, нет! Ты болен. Оставайся в постели». Что ж, когда это с ним происходит, он на самом деле терпит неудачу.

Она должна быть неправа. И вот он изощряется и так и эдак, и в конце концов ему удается сделать ее неправой. Но после того, как он делает ее неправой в течение некоторого времени, ему, возможно, надоедает эта игра. Допустим, ему захотелось подняться с кровати, выйти на улицу и поиграть. «О, нет! Ты болен. Оставайся в постели». Что ж, когда это с ним происходит, он на самом деле терпит неудачу.

Возможно, он еще некоторое время будет продолжать все это и попытается получить сочувствие от кого-то еще. Возможно, он женился на девушке, которая напоминает ему мать, а чтобы управлять матерью, он вызывал у себя эту ужасную боль в спине. Это позволяло ему превосходно управлять матерью, однако эта девушка, на которой он женился, похоже, не испытывает никакого сочувствия к боли в спине. Это значит, что данный механизм потерпел неудачу. И как только данный механизм терпит неудачу, факсимиле, которое использовал этот человек, память о его собственных болях в спине... ведь все это было реальным, он действительно когда-то испытывал эти боли в спине; он использует те моменты, которые он действительно пережил, но он просто смещает их во времени, чтобы это помогало ему добиться своих целей. И как только этот механизм перестает срабатывать, человек оказывается подвешенным вместе с этими болями в спине, поскольку теперь ему нужно убедить эту девушку в том, что она неправа. Теперь он убеждает ее в том, что она неправа.

Возможно, он еще некоторое время будет продолжать все это и попытается получить сочувствие от кого-то еще. Возможно, он женился на девушке, которая напоминает ему мать, а чтобы управлять матерью, он вызывал у себя эту ужасную боль в спине. Это позволяло ему превосходно управлять матерью, однако эта девушка, на которой он женился, похоже, не испытывает никакого сочувствия к боли в спине. Это значит, что данный механизм потерпел неудачу. И как только данный механизм терпит неудачу, факсимиле, которое использовал этот человек, память о его собственных болях в спине... ведь все это было реальным, он действительно когда-то испытывал эти боли в спине; он использует те моменты, которые он действительно пережил, но он просто смещает их во времени, чтобы это помогало ему добиться своих целей. И как только этот механизм перестает срабатывать, человек оказывается подвешенным вместе с этими болями в спине, поскольку теперь ему нужно убедить эту девушку в том, что она неправа. Теперь он убеждает ее в том, что она неправа.

И он настолько увлекается в своем желании убедить ее в этом, что у него появляется люмбаго, спангбаго; он может дойти даже до того, что отправится к врачу.

И он настолько увлекается в своем желании убедить ее в этом, что у него появляется люмбаго, спангбаго; он может дойти даже до того, что отправится к врачу.

Так вот, в конце концов он доведет все это до такой степени, что принесет рентгеновские снимки, принесет медицинский диагноз, он принесет что-нибудь от какого-то большого авторитета, и там будет сказано совершенно однозначно: «Этот человек болен». Эти слова означают: «Он прав!» Так вот, в этот момент... что ж, предполагается, что тот, кого этот парень пытается убедить, должен сломаться и стать неправым. «Ты видишь, какие ужасные вещи ты со мной сделала? Ты делала мне все эти ужасные вещи, а ведь я был болен».

Так вот, в конце концов он доведет все это до такой степени, что принесет рентгеновские снимки, принесет медицинский диагноз, он принесет что-нибудь от какого-то большого авторитета, и там будет сказано совершенно однозначно: «Этот человек болен». Эти слова означают: «Он прав!» Так вот, в этот момент... что ж, предполагается, что тот, кого этот парень пытается убедить, должен сломаться и стать неправым. «Ты видишь, какие ужасные вещи ты со мной сделала? Ты делала мне все эти ужасные вещи, а ведь я был болен».

Так вот, я не просто объясняю вам природу ипохондрии. Весь человеческий род попадает в эту категорию, и порой человек делает все эти вещи, не осознавая, что он это делает, и все это проявляется в виде очков, в виде летних простуд, зимних простуд, осенних простуд, весенних простуд. Это проявляется в виде нарушения деятельности желез. Например, вы можете увидеть какого-нибудь ребенка... ребенок приходит в этот мир необыкновенно храбрым, а затем видит, что кто-то проявляет к нему сочувствие, когда он чего-то боится. И теперь он готов – теперь у него есть сервисное факсимиле. Он может обнаружить это случайно.

Так вот, я не просто объясняю вам природу ипохондрии. Весь человеческий род попадает в эту категорию, и порой человек делает все эти вещи, не осознавая, что он это делает, и все это проявляется в виде очков, в виде летних простуд, зимних простуд, осенних простуд, весенних простуд. Это проявляется в виде нарушения деятельности желез. Например, вы можете увидеть какого-нибудь ребенка... ребенок приходит в этот мир необыкновенно храбрым, а затем видит, что кто-то проявляет к нему сочувствие, когда он чего-то боится. И теперь он готов – теперь у него есть сервисное факсимиле. Он может обнаружить это случайно.

Или же он может сам запостулировать, что ему страшно, только так – кто-то рассказывает ему страшную историю, и ребенок из любезности говорит: «Оооой! Мне страшно». Теперь он готов.

Или же он может сам запостулировать, что ему страшно, только так – кто-то рассказывает ему страшную историю, и ребенок из любезности говорит: «Оооой! Мне страшно». Теперь он готов.

Так вот, может произойти что-то похожее на эту страшную историю, а он уже выработал у себя реакцию. Очень скоро все это будет происходить настолько автоматично, что он не сможет даже рассмотреть свои собственные мыслительные процессы, имеющие отношение к этому. Неожиданно что-то бум! – и он напуган. Что-то происходит – включается реакция страха. Нерационально. Это нерационально просто потому, что он не знает, что он сам постулирует это. На самом деле он постулирует все это настолько быстро, что он даже не в состоянии отслеживать свои мысли.

Так вот, может произойти что-то похожее на эту страшную историю, а он уже выработал у себя реакцию. Очень скоро все это будет происходить настолько автоматично, что он не сможет даже рассмотреть свои собственные мыслительные процессы, имеющие отношение к этому. Неожиданно что-то бум! – и он напуган. Что-то происходит – включается реакция страха. Нерационально. Это нерационально просто потому, что он не знает, что он сам постулирует это. На самом деле он постулирует все это настолько быстро, что он даже не в состоянии отслеживать свои мысли.

Так вот, вы можете отправить преклира назад по траку в один из таких инцидентов и медленно провести его по нему, и вы можете найти момент, когда он сказал: «Хорошо, я заболею».

Так вот, вы можете отправить преклира назад по траку в один из таких инцидентов и медленно провести его по нему, и вы можете найти момент, когда он сказал: «Хорошо, я заболею».

И вы спросите: «Почему? Почему вы решили заболеть в тот момент?»

И вы спросите: «Почему? Почему вы решили заболеть в тот момент?»

Он вдруг задумается и ответит: «Ну, меня уволили за три дня до этого». Вот вам и объяснение его неудачи. Он там.

Он вдруг задумается и ответит: «Ну, меня уволили за три дня до этого». Вот вам и объяснение его неудачи. Он там.

Иначе говоря, было обнаружено, что этот механизм селф-детерминизма... мы знали, что он существует, но мы не знали, насколько далеко это может зайти. Хорошо, теперь мы это знаем. Это может зайти настолько далеко, что человек убивает себя. «Ты пожалеешь, когда я умру».

Иначе говоря, было обнаружено, что этот механизм селф-детерминизма... мы знали, что он существует, но мы не знали, насколько далеко это может зайти. Хорошо, теперь мы это знаем. Это может зайти настолько далеко, что человек убивает себя. «Ты пожалеешь, когда я умру».

Скольких детей вы знаете, которые... вы, конечно же, никогда бы так не поступили... которые шли по улице или переходили лужайку, заходили за куст и говорили: «Они пожалеют, когда я умру. Они будут смотреть в гроб, будут смотреть на мое мертвое лицо, и они пожалеют о том, что так плохо поступали со мной и говорили мне такие ужасные вещи». Разумеется, никто из присутствующих никогда этого не делал. Я вижу, что некоторые пытаются вспомнить, было ли с ними такое. Что ж, могу вас уверить, это было с большинством из вас, так или иначе. В такие моменты вы напрашивались на смерть.

Скольких детей вы знаете, которые... вы, конечно же, никогда бы так не поступили... которые шли по улице или переходили лужайку, заходили за куст и говорили: «Они пожалеют, когда я умру. Они будут смотреть в гроб, будут смотреть на мое мертвое лицо, и они пожалеют о том, что так плохо поступали со мной и говорили мне такие ужасные вещи». Разумеется, никто из присутствующих никогда этого не делал. Я вижу, что некоторые пытаются вспомнить, было ли с ними такое. Что ж, могу вас уверить, это было с большинством из вас, так или иначе. В такие моменты вы напрашивались на смерть.

Так вот, очень скоро кто-нибудь... ребенок может делать такие вещи и более или менее справляться с этим, он может очень легко это преодолевать. Разум ребенка очень свободен, он очень пластичен. Ребенок может превосходно с этим справляться. Он находится в довольно хорошем состоянии. Он ведет себя совершенно безумно, но на самом деле он вполне душевно здоров он знает, что он делает.

Так вот, очень скоро кто-нибудь... ребенок может делать такие вещи и более или менее справляться с этим, он может очень легко это преодолевать. Разум ребенка очень свободен, он очень пластичен. Ребенок может превосходно с этим справляться. Он находится в довольно хорошем состоянии. Он ведет себя совершенно безумно, но на самом деле он вполне душевно здоров он знает, что он делает.

А затем люди начинают говорить ему, какая серьезная штука жизнь. Я не знаю, когда жизнь успела стать настолько серьезной. Лично я никогда не замечал, чтобы она была так серьезна. Я замечал это пару раз в прошлом, но все эти случаи были у меня сокращены и стерты, так что к черту все это.

А затем люди начинают говорить ему, какая серьезная штука жизнь. Я не знаю, когда жизнь успела стать настолько серьезной. Лично я никогда не замечал, чтобы она была так серьезна. Я замечал это пару раз в прошлом, но все эти случаи были у меня сокращены и стерты, так что к черту все это.

Как бы то ни было, люди начинают такую вот кампанию: «Это серьезно, Джонни, ты должен получить пятерку». «Это серьезно, Джонни, ты должен надеть галоши, иначе ты простудишься». «Это серьезно – ты должен заботиться о своем здоровье».

Как бы то ни было, люди начинают такую вот кампанию: «Это серьезно, Джонни, ты должен получить пятерку». «Это серьезно, Джонни, ты должен надеть галоши, иначе ты простудишься». «Это серьезно – ты должен заботиться о своем здоровье».

«Ты должен беспокоиться». «Ты должен быть хорошим мальчиком». «Ты должен быть осторожен». «Ты не должен попадать под грузовики». Они говорят ему самые что ни на есть очевидные вещи. Они убеждают его в том, что жизнь – серьезная штука.

«Ты должен беспокоиться». «Ты должен быть хорошим мальчиком». «Ты должен быть осторожен». «Ты не должен попадать под грузовики». Они говорят ему самые что ни на есть очевидные вещи. Они убеждают его в том, что жизнь – серьезная штука.

Ребенок попадает под грузовик – и что? Он попадает под грузовик – это его жизнь. На самом деле если бы он так думал, то, вероятно, к годам двадцати пяти, двадцать шести он стал бы довольно крепким орешком, с которым было бы непросто справиться.

Ребенок попадает под грузовик – и что? Он попадает под грузовик – это его жизнь. На самом деле если бы он так думал, то, вероятно, к годам двадцати пяти, двадцать шести он стал бы довольно крепким орешком, с которым было бы непросто справиться.

Так вот, разве не было бы интересно, если бы среди нас были люди, которые не были бы убеждены в том, что все так серьезно, и которые знали бы, что они сами все это спостулировали, и которые были бы очень неплохо отклированы. Вот президент ни с того ни с сего присылает такому человеку «поздравление», а тот берет его, царапает внизу ответ «Я слишком занят», и отправляет его обратно. Это было бы интересно, не так ли? Что можно было бы сделать такому человеку? Что ж, могу вам сказать, вы не смогли бы причинить ему много вреда, поскольку если бы так поступил один человек... но допустим, что так поступили бы десять миллионов.

Так вот, разве не было бы интересно, если бы среди нас были люди, которые не были бы убеждены в том, что все так серьезно, и которые знали бы, что они сами все это спостулировали, и которые были бы очень неплохо отклированы. Вот президент ни с того ни с сего присылает такому человеку «поздравление», а тот берет его, царапает внизу ответ «Я слишком занят», и отправляет его обратно. Это было бы интересно, не так ли? Что можно было бы сделать такому человеку? Что ж, могу вам сказать, вы не смогли бы причинить ему много вреда, поскольку если бы так поступил один человек... но допустим, что так поступили бы десять миллионов.

Начинается призыв в армию... «Жизнь – штука серьезная»... кто-то начинает доставать эти капсулы из ведер, чтобы спасти мир от плутократии или чего-то там еще. И парням по почте начинают приходить повестки в армию... а те берут и отправляют их обратно. И военные получают приказ: «Хорошо, кавалерия форта Майер должна атаковать призывной пункт на пересечении Девятой и Десятой улиц; соберите и приведите всех этих бунтарей». А кавалеристы говорят: «Мы этому не верим».

Начинается призыв в армию... «Жизнь – штука серьезная»... кто-то начинает доставать эти капсулы из ведер, чтобы спасти мир от плутократии или чего-то там еще. И парням по почте начинают приходить повестки в армию... а те берут и отправляют их обратно. И военные получают приказ: «Хорошо, кавалерия форта Майер должна атаковать призывной пункт на пересечении Девятой и Десятой улиц; соберите и приведите всех этих бунтарей». А кавалеристы говорят: «Мы этому не верим».

Понимаете, это было бы ужасно! Это бы означало, что в тот момент кому-то в правительстве пришлось бы проявить благоразумие. И их мозги, вероятно, сделали бы пток!

Понимаете, это было бы ужасно! Это бы означало, что в тот момент кому-то в правительстве пришлось бы проявить благоразумие. И их мозги, вероятно, сделали бы пток!

Что ж, понимаете... людьми очень легко управлять, используя страх. Вам нужно лишь вывесить ряд предписаний. Вы говорите: «Должен будешь сделать то-то и то-то, и должен прибыть в такое-то и такое-то место, иначе тебя расстреляют за малодушие, проявленное перед лицом врага». «Отправишься в такое-то и такое-то место», «Заплатишь налоги здесь... такую-то и такую-то часть своего дохода». «Должен являться на работу каждое утро в девять часов. Неважно, что ты делаешь, но ты должен прийти на работу. И ты должен уходить с работы каждый день в пять часов вечера, и мы все действуем как автоматы». Великолепно.

Что ж, понимаете... людьми очень легко управлять, используя страх. Вам нужно лишь вывесить ряд предписаний. Вы говорите: «Должен будешь сделать то-то и то-то, и должен прибыть в такое-то и такое-то место, иначе тебя расстреляют за малодушие, проявленное перед лицом врага». «Отправишься в такое-то и такое-то место», «Заплатишь налоги здесь... такую-то и такую-то часть своего дохода». «Должен являться на работу каждое утро в девять часов. Неважно, что ты делаешь, но ты должен прийти на работу. И ты должен уходить с работы каждый день в пять часов вечера, и мы все действуем как автоматы». Великолепно.

Все, что вам нужно сделать, чтобы получить группу автоматов, так это скрыть от людей данное о селф-детерминизме. Вам нужно замаскировать это данное. Вы просто говорите: «Тобой управляет твое окружение, приятель... не ты, а твое окружение».

Все, что вам нужно сделать, чтобы получить группу автоматов, так это скрыть от людей данное о селф-детерминизме. Вам нужно замаскировать это данное. Вы просто говорите: «Тобой управляет твое окружение, приятель... не ты, а твое окружение».

Психология. Кстати, мне в конце концов удалось вспомнить это слово. Психология утверждает, что человек должен приспосабливаться к своему окружению, чтобы выживать. Это способ не выживать. Если вы будете приспосабливаться к своему окружению, то вы покойник! Вот вы замечательным образом приспособились к окружению А-25, и что затем происходит? Кто-то изменяет ваше окружение. Ужасно, не так ли?

Психология. Кстати, мне в конце концов удалось вспомнить это слово. Психология утверждает, что человек должен приспосабливаться к своему окружению, чтобы выживать. Это способ не выживать. Если вы будете приспосабливаться к своему окружению, то вы покойник! Вот вы замечательным образом приспособились к окружению А-25, и что затем происходит? Кто-то изменяет ваше окружение. Ужасно, не так ли?

Что произошло с динозавром? Он нарастил себе целую гору плоти, а затем кто-то взял и изменил климат. И динозавру стало нечего есть. Отличная шутка. И динозавров больше нет.

Что произошло с динозавром? Он нарастил себе целую гору плоти, а затем кто-то взял и изменил климат. И динозавру стало нечего есть. Отличная шутка. И динозавров больше нет.

Вот вы замечательно акклиматизировались, вы полностью приспособились к тому, чтобы водить только Форд модели Т... и что с вами стало бы пусть даже к 30-ти, когда появилась модель А? Иначе говоря, армия – это единственная... это единственная организация в мире, которая может выживать, не изменяясь, когда изменяется окружение. Да, армия нашла способ: для этого нужно быть просто настолько тупым, чтобы никто не мог ничего с этим поделать.

Вот вы замечательно акклиматизировались, вы полностью приспособились к тому, чтобы водить только Форд модели Т... и что с вами стало бы пусть даже к 30-ти, когда появилась модель А? Иначе говоря, армия – это единственная... это единственная организация в мире, которая может выживать, не изменяясь, когда изменяется окружение. Да, армия нашла способ: для этого нужно быть просто настолько тупым, чтобы никто не мог ничего с этим поделать.

Например, в 1895 году военно-морские силы занимались строительством линкора с полным парусным вооружением. Кто-то в комитете Сената по расследованиям задал вопрос:

Например, в 1895 году военно-морские силы занимались строительством линкора с полным парусным вооружением. Кто-то в комитете Сената по расследованиям задал вопрос:

• Зачем вы его строите? И ему ответили:

• Зачем вы его строите? И ему ответили:

И этот человек сказал:

И этот человек сказал:

• Что ж, уже в течение сорока лет используется броня. Вам не кажется, что уже пора прекратить строить линейные корабли такого типа?

• Что ж, уже в течение сорока лет используется броня. Вам не кажется, что уже пора прекратить строить линейные корабли такого типа?

И ему ответили:

И ему ответили:

• Что ж, хорошо, – и прекратили строить этот корабль.

• Что ж, хорошо, – и прекратили строить этот корабль.

Уже в наши дни я как-то отправился в Сенат и задал сенаторам пару вопросов, я спросил их:

Уже в наши дни я как-то отправился в Сенат и задал сенаторам пару вопросов, я спросил их:

• Вы когда-нибудь слышали о такой штуке, как пропаганда? – Понимаете, с таким умным видом.

• Вы когда-нибудь слышали о такой штуке, как пропаганда? – Понимаете, с таким умным видом.

И мне сказали:

И мне сказали:

• Да, это плохая штука.

• Да, это плохая штука.

И этот человек отвечает мне:

И этот человек отвечает мне:

• Что ж, разве вы не знаете, чего от нас ожидают? Нам разрешено взять какого-нибудь парня и обучить его, и нам разрешено дать кому-то еще денег, чтобы тот сделал ружье; мы даем ружье парню и отправляем его стрелять коммунистов. Вот как это делается.

• Что ж, разве вы не знаете, чего от нас ожидают? Нам разрешено взять какого-нибудь парня и обучить его, и нам разрешено дать кому-то еще денег, чтобы тот сделал ружье; мы даем ружье парню и отправляем его стрелять коммунистов. Вот как это делается.

Иначе говоря, правительствам тоже трудно измениться.

Иначе говоря, правительствам тоже трудно измениться.

Одно правительство умудряется лишь на шаг обогнать другое в плане способов ведения войны, вооружений или чего-то еще – и кто-то умирает... притом быстро. Иначе говоря, человек должен уметь изменяться, чтобы приспосабливаться к своему окружению.

Одно правительство умудряется лишь на шаг обогнать другое в плане способов ведения войны, вооружений или чего-то еще – и кто-то умирает... притом быстро. Иначе говоря, человек должен уметь изменяться, чтобы приспосабливаться к своему окружению.

Что с вами происходит, когда вы создаете какой-нибудь постулат? Вы говорите:

Что с вами происходит, когда вы создаете какой-нибудь постулат? Вы говорите:

«Я буду...» Допустим, вы говорите: «Мне нравится “Форд модели Т”; я никогда не буду водить другие машины». А потом вы годами удивляетесь, почему у вас столько проблем с этим «Бьюиком». Понимаете, вы дали себе обещание, но если вы не верны сами себе, что ж, тогда вы не верны ничему, а значит, вы вообще не сможете управлять собой, так что вы должны быть верны себе. Таким образом, как только вы создаете постулат, как только вы делаете вывод, вы тем самым принимаете селф-детерминированное решение о том, что вы будете делать то-то и то-то или будете тем-то и тем-то.

«Я буду...» Допустим, вы говорите: «Мне нравится “Форд модели Т”; я никогда не буду водить другие машины». А потом вы годами удивляетесь, почему у вас столько проблем с этим «Бьюиком». Понимаете, вы дали себе обещание, но если вы не верны сами себе, что ж, тогда вы не верны ничему, а значит, вы вообще не сможете управлять собой, так что вы должны быть верны себе. Таким образом, как только вы создаете постулат, как только вы делаете вывод, вы тем самым принимаете селф-детерминированное решение о том, что вы будете делать то-то и то-то или будете тем-то и тем-то.

Так вот, проходит совсем немного времени, и вы оказываетесь в потоке времени, который находится под воздействием этого постулата, созданного вами, и теперь этот постулат воздействует на вас. Таким образом, чтобы измениться, вы должны изменить этот постулат.

Так вот, проходит совсем немного времени, и вы оказываетесь в потоке времени, который находится под воздействием этого постулата, созданного вами, и теперь этот постулат воздействует на вас. Таким образом, чтобы измениться, вы должны изменить этот постулат.

Что ж, мы знаем, что представляют собой факсимиле, мы знаем, что представляет собой память, мы можем работать с памятью, можем стереть ее, можем перевернуть ее вверх тормашками, вывернуть ее наизнанку, сегодня мы можем сделать с памятью почти все, что угодно, так что с этим все в порядке. Вы можете очень быстро изменить эти постулаты.

Что ж, мы знаем, что представляют собой факсимиле, мы знаем, что представляет собой память, мы можем работать с памятью, можем стереть ее, можем перевернуть ее вверх тормашками, вывернуть ее наизнанку, сегодня мы можем сделать с памятью почти все, что угодно, так что с этим все в порядке. Вы можете очень быстро изменить эти постулаты.

Человек, у которого есть много фиксированных постулатов, не может изменяться. Он сам себя подвесил. Его состояние просто ухудшается, ухудшается, ухудшается и ухудшается, и в конце концов его хоронят со словами: «Бедняга Джордж». Очень просто. Это простой механизм.

Человек, у которого есть много фиксированных постулатов, не может изменяться. Он сам себя подвесил. Его состояние просто ухудшается, ухудшается, ухудшается и ухудшается, и в конце концов его хоронят со словами: «Бедняга Джордж». Очень просто. Это простой механизм.

Парень говорит: «Я ужасно не хочу быть молодым. Мне не нравится быть молодым. Я хочу быть старым». Он станет старым. Тогда же он сказал: «Старики ужасны. Мне не нравятся старики». Так что когда он становится старым, как он того и хотел, он не любит себя, поскольку он теперь старый. Это беличье колесо.

Парень говорит: «Я ужасно не хочу быть молодым. Мне не нравится быть молодым. Я хочу быть старым». Он станет старым. Тогда же он сказал: «Старики ужасны. Мне не нравятся старики». Так что когда он становится старым, как он того и хотел, он не любит себя, поскольку он теперь старый. Это беличье колесо.

Пожалуй, единственный надежный способ справиться с этим, так это просто находить постулаты, которые вы создали. Создавайте какие угодно постулаты, но помните, что вы их создали. Это просто, это очень просто. На самом деле это новый способ мышления. Вы можете быть сколь угодно серьезны. Вы можете выполнять свои обещания. Некоторые их выполняют.

Пожалуй, единственный надежный способ справиться с этим, так это просто находить постулаты, которые вы создали. Создавайте какие угодно постулаты, но помните, что вы их создали. Это просто, это очень просто. На самом деле это новый способ мышления. Вы можете быть сколь угодно серьезны. Вы можете выполнять свои обещания. Некоторые их выполняют.

Между прочим, это еще один фактор, который имеет место в данном обществе (чертовски интересная штука): общество настаивает на том, что человек, который выполняет свои обещания, достоин уважения. Какая чудная уловка из репертуара Черной Дианетики. Если вы сможете заставить человека всегда быть последовательным и всегда выполнять свои обещания, то на него сразу же начнут воздействовать все его постулаты. И как только вам удастся это, вы практически убьете его. Потрясающий фокус.

Между прочим, это еще один фактор, который имеет место в данном обществе (чертовски интересная штука): общество настаивает на том, что человек, который выполняет свои обещания, достоин уважения. Какая чудная уловка из репертуара Черной Дианетики. Если вы сможете заставить человека всегда быть последовательным и всегда выполнять свои обещания, то на него сразу же начнут воздействовать все его постулаты. И как только вам удастся это, вы практически убьете его. Потрясающий фокус.

Конечно, невозможно было бы заниматься бизнесом, если бы люди не выполняли своих обещаний, поскольку бизнес всегда ведется честно, этично и никак иначе. Вот почему все записывают свои обещания на бумаге.

Конечно, невозможно было бы заниматься бизнесом, если бы люди не выполняли своих обещаний, поскольку бизнес всегда ведется честно, этично и никак иначе. Вот почему все записывают свои обещания на бумаге.

Что ж, видите, что происходит, когда вы записываете их на бумаге. Вы подписываете контракт, приходит нотариус, ставит на нем печать, скрепляет его сургучом. Кругом подписи; там должны быть фразы «принимая во внимание» и «ввиду вышеизложенного», чтобы этот контракт имел юридическую силу. Вы знаете, ни один документ не имеет юридической силы, если в нем нет трех фраз «принимая во внимание» и двух фраз «ввиду вышеизложенного». И что вы получаете в результате? Контракт, то есть постулат.

Что ж, видите, что происходит, когда вы записываете их на бумаге. Вы подписываете контракт, приходит нотариус, ставит на нем печать, скрепляет его сургучом. Кругом подписи; там должны быть фразы «принимая во внимание» и «ввиду вышеизложенного», чтобы этот контракт имел юридическую силу. Вы знаете, ни один документ не имеет юридической силы, если в нем нет трех фраз «принимая во внимание» и двух фраз «ввиду вышеизложенного». И что вы получаете в результате? Контракт, то есть постулат.

Так вот, контракты, заключенные вами с собой, связывают вас в гораздо большей степени, чем контракты в бизнесе, поскольку в этом случае вы просто не сможете, придя в суд, избежать наказания.

Так вот, контракты, заключенные вами с собой, связывают вас в гораздо большей степени, чем контракты в бизнесе, поскольку в этом случае вы просто не сможете, придя в суд, избежать наказания.

Так вот, когда вам было три года, и вы сказали себе: «Я ей еще устрою. Я сделаю так, что у меня появится сыпь, как я это сделал на прошлой неделе. Я лягу на пол, я буду кричать, я ей покажу». Когда вам три года, вы очень хорошо знаете, что вы это делаете; когда вам исполняется семь лет, вы уже не вполне понимаете, почему все это происходит, а когда вам становится двадцать семь, что ж, вы... вот вам и пожалуйста. Ужасно.

Так вот, когда вам было три года, и вы сказали себе: «Я ей еще устрою. Я сделаю так, что у меня появится сыпь, как я это сделал на прошлой неделе. Я лягу на пол, я буду кричать, я ей покажу». Когда вам три года, вы очень хорошо знаете, что вы это делаете; когда вам исполняется семь лет, вы уже не вполне понимаете, почему все это происходит, а когда вам становится двадцать семь, что ж, вы... вот вам и пожалуйста. Ужасно.

Когда вам было три года, вы подписали контракт, и этот контракт все еще действует. Вот вам пожалуйста, он все еще действует. И единственный способ избавиться от этого контракта – это умереть. Если этот контракт не оправдывает ваших ожиданий... вы его заключили, а он не оправдал ваших ожиданий, что ж, жизнь все предусмотрела; для вас подготовили замечательную ловушку: когда этот контракт перестает приносить результаты и вы начинаете слишком сильно страдать из-за него, жизнь преподносит вам решение: вы умираете. Теперь у вас есть чистый лист бумаги, и вы можете заключить множество новых контрактов... если только вы не решите, что вам будут полезны некоторые из ваших старых контрактов, которые вы использовали на генетической линии.

Когда вам было три года, вы подписали контракт, и этот контракт все еще действует. Вот вам пожалуйста, он все еще действует. И единственный способ избавиться от этого контракта – это умереть. Если этот контракт не оправдывает ваших ожиданий... вы его заключили, а он не оправдал ваших ожиданий, что ж, жизнь все предусмотрела; для вас подготовили замечательную ловушку: когда этот контракт перестает приносить результаты и вы начинаете слишком сильно страдать из-за него, жизнь преподносит вам решение: вы умираете. Теперь у вас есть чистый лист бумаги, и вы можете заключить множество новых контрактов... если только вы не решите, что вам будут полезны некоторые из ваших старых контрактов, которые вы использовали на генетической линии.

И вот вы получаете... вы получаете человека, который находится вне вэйланса... человек перестает быть самим собой, он становится мамой или папой... и так далее. Вы ищете момент, когда он сменил один вэйланс на другой, и это произошло после того, как... допустим ребенок пытался дать отпор отцу так, как это делала мать... иначе говоря, ребенок взял вэйланс матери в виде некоторого ряда факсимиле и пытается дать отпор отцу, а отец так или иначе не допускает, чтобы ребенку это удалось. Никто не смеет разговаривать с ним подобным образом... кроме его жены, конечно... так что отец не позволяет ребенку вести себя таким образом. Что ж, в этот момент ребенок выйдет из вэйланса, поскольку он выбрал какой-то вэйланс, он знает, что он его выбрал, но теперь этот вэйланс потерпел поражение, так что он выходит из этого вэйланса и входит в какой-то другой вэйланс, которого, как он думает, он себе не выбирал. О, нет – он его выбрал. Он просто как бы умер. В этот момент он, так сказать, изобразил символическую смерть.

И вот вы получаете... вы получаете человека, который находится вне вэйланса... человек перестает быть самим собой, он становится мамой или папой... и так далее. Вы ищете момент, когда он сменил один вэйланс на другой, и это произошло после того, как... допустим ребенок пытался дать отпор отцу так, как это делала мать... иначе говоря, ребенок взял вэйланс матери в виде некоторого ряда факсимиле и пытается дать отпор отцу, а отец так или иначе не допускает, чтобы ребенку это удалось. Никто не смеет разговаривать с ним подобным образом... кроме его жены, конечно... так что отец не позволяет ребенку вести себя таким образом. Что ж, в этот момент ребенок выйдет из вэйланса, поскольку он выбрал какой-то вэйланс, он знает, что он его выбрал, но теперь этот вэйланс потерпел поражение, так что он выходит из этого вэйланса и входит в какой-то другой вэйланс, которого, как он думает, он себе не выбирал. О, нет – он его выбрал. Он просто как бы умер. В этот момент он, так сказать, изобразил символическую смерть.

Едва ли найдется хоть один живой человек, у которого не было бы с полдюжины подобных символических смертей на траке. Эти смерти просто бросаются в глаза. На самом деле здесь сейчас нет ни одного человека, который не смог бы вспомнить какой-нибудь инцидент, изменивший его жизнь; один инцидент, который изменил его жизнь, какой-нибудь значительный инцидент. Непосредственно перед этим инцидентом ваша жизнь, похоже, была одной, а сразу же после него она определенно стала другой. Что ж, в этом инциденте присутствует какое-то отсоединение. Там присутствует переключение вэйлансов, именно это и происходит. Это изменяет вашу жизнь. Что ж, вы в той или иной степени начинаете новую жизнь.

Едва ли найдется хоть один живой человек, у которого не было бы с полдюжины подобных символических смертей на траке. Эти смерти просто бросаются в глаза. На самом деле здесь сейчас нет ни одного человека, который не смог бы вспомнить какой-нибудь инцидент, изменивший его жизнь; один инцидент, который изменил его жизнь, какой-нибудь значительный инцидент. Непосредственно перед этим инцидентом ваша жизнь, похоже, была одной, а сразу же после него она определенно стала другой. Что ж, в этом инциденте присутствует какое-то отсоединение. Там присутствует переключение вэйлансов, именно это и происходит. Это изменяет вашу жизнь. Что ж, вы в той или иной степени начинаете новую жизнь.

Сразу же после операции, например, бывает очень трудно добиться от человека, чтобы он что-то вспомнил. Если бы вы (никто не проводил такого эксперимента)... если бы вы провели человеку тест на коэффициент интеллекта, а затем ему сделали бы какую-нибудь операцию, – а операция является потрясением для человека, – и после этого вы снова провели бы ему тест на коэффициент интеллекта, то вы обнаружили бы, что он утратил многие из тех данных, которые были ему известны. Его мышление начинается с новой точки. Теперь он мыслит в какой-то степени как другая идентность. Ведь эта небольшая операция была символической смертью. Человек потерпел неудачу, не так ли? Ему нужно было сделать операцию, не так ли?

Сразу же после операции, например, бывает очень трудно добиться от человека, чтобы он что-то вспомнил. Если бы вы (никто не проводил такого эксперимента)... если бы вы провели человеку тест на коэффициент интеллекта, а затем ему сделали бы какую-нибудь операцию, – а операция является потрясением для человека, – и после этого вы снова провели бы ему тест на коэффициент интеллекта, то вы обнаружили бы, что он утратил многие из тех данных, которые были ему известны. Его мышление начинается с новой точки. Теперь он мыслит в какой-то степени как другая идентность. Ведь эта небольшая операция была символической смертью. Человек потерпел неудачу, не так ли? Ему нужно было сделать операцию, не так ли?

Вы можете наблюдать такие явления на траке времени. Вы берете человека, который находится в огромной степени вне вэйланса, и отправляете его назад по траку. Вы можете найти моменты, когда этот человек, судя по всему, должен был бы быть в вэйлансе или, как кажется, был в вэйлансе – он не полностью вне вэйланса и так далее. А затем вы просто проводите его вперед-назад по определенному отрезку трака – вы обнаружите момент, когда он вышел из вэйланса. И вы можете вернуть его в вэйланс. Но вы не просто говорите ему вернуться в вэйланс – вы используете другие техники.

Вы можете наблюдать такие явления на траке времени. Вы берете человека, который находится в огромной степени вне вэйланса, и отправляете его назад по траку. Вы можете найти моменты, когда этот человек, судя по всему, должен был бы быть в вэйлансе или, как кажется, был в вэйлансе – он не полностью вне вэйланса и так далее. А затем вы просто проводите его вперед-назад по определенному отрезку трака – вы обнаружите момент, когда он вышел из вэйланса. И вы можете вернуть его в вэйланс. Но вы не просто говорите ему вернуться в вэйланс – вы используете другие техники.

Так вот, инграмма, тем не менее, может оказывать на человека то влияние, которое она на него оказывает, и вторичная инграмма может оказывать на него то влияние, которое она оказывает. Однако единственная причина, по которой поздняя инграмма или поздняя вторичная инграмма... заряд горя, момент умственной боли... единственная причина, по которой она может оказывать на человека то влияние, которое она на него оказывает, заключается в том, что гораздо раньше вы сделали свой выбор: вы решили, что на вас могут оказывать влияние подобные вещи. Гораздо раньше в этой жизни вы решили, что подобные вещи могут оказывать на вас влияние.

Так вот, инграмма, тем не менее, может оказывать на человека то влияние, которое она на него оказывает, и вторичная инграмма может оказывать на него то влияние, которое она оказывает. Однако единственная причина, по которой поздняя инграмма или поздняя вторичная инграмма... заряд горя, момент умственной боли... единственная причина, по которой она может оказывать на человека то влияние, которое она на него оказывает, заключается в том, что гораздо раньше вы сделали свой выбор: вы решили, что на вас могут оказывать влияние подобные вещи. Гораздо раньше в этой жизни вы решили, что подобные вещи могут оказывать на вас влияние.

У ребенка есть большая цель: он хочет вырасти. Это достаточно большая цель, и ребенок концентрируется в большей степени на своем физическом развитии, чем на умственном... деятельность... в результате ребенку довольно легко, на раннем этапе его жизни, управлять своим разумом. Но ему трудно управлять центрами, которые контролируют двигательные функции тела.

У ребенка есть большая цель: он хочет вырасти. Это достаточно большая цель, и ребенок концентрируется в большей степени на своем физическом развитии, чем на умственном... деятельность... в результате ребенку довольно легко, на раннем этапе его жизни, управлять своим разумом. Но ему трудно управлять центрами, которые контролируют двигательные функции тела.

Представьте, что вас... прямо сейчас... взяли бы и отвезли на местный аэродром, посадили бы в четырехмоторный бомбардировщик и сказали: «Хорошо, подними его в воздух». Вы смотрите на все эти дроссели, на все эти приборы и вы думаете: «За что же я должен потянуть и на что нажать?» – и так далее. «Все это, несомненно, работает, но как мне этим управлять?» Это очень похоже на ситуацию, в которой находится ребенок. Перед ним находится очень сложная панель управления. Как же ею управлять?

Представьте, что вас... прямо сейчас... взяли бы и отвезли на местный аэродром, посадили бы в четырехмоторный бомбардировщик и сказали: «Хорошо, подними его в воздух». Вы смотрите на все эти дроссели, на все эти приборы и вы думаете: «За что же я должен потянуть и на что нажать?» – и так далее. «Все это, несомненно, работает, но как мне этим управлять?» Это очень похоже на ситуацию, в которой находится ребенок. Перед ним находится очень сложная панель управления. Как же ею управлять?

Вы когда-нибудь видели, как младенец гукает и так далее в течение первой недели или около того, а потом он вдруг обнаруживает свой палец. Он проходит через целый процесс, при котором... он перебирает мышцы одну за другой, ему это так же сложно сделать, как вам научиться шевелить ушами. Нужно найти правильную мышцу. Нужно найти правильное нервное соединение и так далее. И в конце концов вам удается пошевелить пальцем ноги, пошевелить ухом, вам удается скосить глаза и посмотреть наружу. На самом деле никто не довел этот процесс до конца. Вы могли бы пойти гораздо дальше, чем ребенок.

Вы когда-нибудь видели, как младенец гукает и так далее в течение первой недели или около того, а потом он вдруг обнаруживает свой палец. Он проходит через целый процесс, при котором... он перебирает мышцы одну за другой, ему это так же сложно сделать, как вам научиться шевелить ушами. Нужно найти правильную мышцу. Нужно найти правильное нервное соединение и так далее. И в конце концов вам удается пошевелить пальцем ноги, пошевелить ухом, вам удается скосить глаза и посмотреть наружу. На самом деле никто не довел этот процесс до конца. Вы могли бы пойти гораздо дальше, чем ребенок.

Вы могли бы научиться делать так, чтобы вот эта рука двигалась в другом направлении и с другой скоростью, чем вот эта. Так вот, человек, который умеет играть на пианино, учится таким вещам. Ему приходится потрудиться над этим какое-то время, но в конце концов он находит правильные контролирующие центры и вот вам пожалуйста. Он просто создает центры, контролирующие физические движения тела, ведь тело, в конце концов, – это просто углеродно-кислородный двигатель с панелью управления.

Вы могли бы научиться делать так, чтобы вот эта рука двигалась в другом направлении и с другой скоростью, чем вот эта. Так вот, человек, который умеет играть на пианино, учится таким вещам. Ему приходится потрудиться над этим какое-то время, но в конце концов он находит правильные контролирующие центры и вот вам пожалуйста. Он просто создает центры, контролирующие физические движения тела, ведь тело, в конце концов, – это просто углеродно-кислородный двигатель с панелью управления.

Так вот, есть еще один фокус, освоить который вам было бы несколько труднее, но, если бы вы захотели, вы могли бы сесть и попрактиковаться, и вы бы увидели, что вы можете этому научиться: вы можете замедлять и ускорять работу своего сердца, по собственному желанию. Это все равно, что учиться шевелить ушами. То есть вы должны найти правильные мышцы.

Так вот, есть еще один фокус, освоить который вам было бы несколько труднее, но, если бы вы захотели, вы могли бы сесть и попрактиковаться, и вы бы увидели, что вы можете этому научиться: вы можете замедлять и ускорять работу своего сердца, по собственному желанию. Это все равно, что учиться шевелить ушами. То есть вы должны найти правильные мышцы.

Группа индусов прибыла в Чикагский университет, или в Иллинойский университет, или куда-то там еще, и врачи... меня это очень заинтересовало, когда я прочел об этом. Там была куча врачей, и все они с изумлением смотрели на этих людей: эти индусы могли разрезать себе вену, а затем заставить кровь то течь из нее, то не течь – по собственному желанию. Туда пришло много гипнотизеров, и эти гипнотизеры думали: «Что ж, если бы вы сами себя загипнотизировали, то вы, конечно же, смогли бы это сделать». На самом деле гипнотизер знает, что он может взять человека, привести его в состояние транса, а затем замедлить его пульс или остановить течение крови. На самом деле при помощи гипноза можно сделать так, что вся кровь уйдет из кисти или из руки человека, так что рука станет холодной как лед и практически оцепенеет... гипнотизеры работают над этим.

Группа индусов прибыла в Чикагский университет, или в Иллинойский университет, или куда-то там еще, и врачи... меня это очень заинтересовало, когда я прочел об этом. Там была куча врачей, и все они с изумлением смотрели на этих людей: эти индусы могли разрезать себе вену, а затем заставить кровь то течь из нее, то не течь – по собственному желанию. Туда пришло много гипнотизеров, и эти гипнотизеры думали: «Что ж, если бы вы сами себя загипнотизировали, то вы, конечно же, смогли бы это сделать». На самом деле гипнотизер знает, что он может взять человека, привести его в состояние транса, а затем замедлить его пульс или остановить течение крови. На самом деле при помощи гипноза можно сделать так, что вся кровь уйдет из кисти или из руки человека, так что рука станет холодной как лед и практически оцепенеет... гипнотизеры работают над этим.

Что ж, эти индусы разрезали себе... и они по собственному желанию могли заставлять кровь течь. О, врачи в Соединенных Штатах были просто вне себя от изумления. Они чуть в обморок не падали. Нечто новое... нечто совершенно новое. Этому «новому» всего лишь три с половиной тысячи лет.

Что ж, эти индусы разрезали себе... и они по собственному желанию могли заставлять кровь течь. О, врачи в Соединенных Штатах были просто вне себя от изумления. Они чуть в обморок не падали. Нечто новое... нечто совершенно новое. Этому «новому» всего лишь три с половиной тысячи лет.

Я узнал об этих вещах, когда мне было пятнадцать лет, так что когда я прочитал все это о медицине, то да се, то да се... «новое грандиозное открытие и так далее, врачи взбудоражены»... Мне это было чертовски интересно. Тогда у меня появилось смутное представление о том, как плохо обстоят дела в Соединенных Штатах с такой простой штукой, как обычные наблюдения. Ведь любой из вас мог бы попрактиковаться в этом в течение некоторого времени, и в конце концов вы научились бы делать это, если бы только ваша кровь не разочаровалась в вас.

Я узнал об этих вещах, когда мне было пятнадцать лет, так что когда я прочитал все это о медицине, то да се, то да се... «новое грандиозное открытие и так далее, врачи взбудоражены»... Мне это было чертовски интересно. Тогда у меня появилось смутное представление о том, как плохо обстоят дела в Соединенных Штатах с такой простой штукой, как обычные наблюдения. Ведь любой из вас мог бы попрактиковаться в этом в течение некоторого времени, и в конце концов вы научились бы делать это, если бы только ваша кровь не разочаровалась в вас.

Чтобы научиться этому, нужно, конечно же, научиться по собственному желанию перекрывать поток крови в своей руке. Вы говорите: «Хорошо, какие мышцы позволяют перекрыть поток крови к этой руке?»

Чтобы научиться этому, нужно, конечно же, научиться по собственному желанию перекрывать поток крови в своей руке. Вы говорите: «Хорошо, какие мышцы позволяют перекрыть поток крови к этой руке?»

Так вот, нам говорили, что в теле существует множество автоматических реакций, которые... непроизвольных, произвольных, системы, контролирующие поток воздуха, или что-то в этом роде... когда маленькие нервы проходят там-то и там-то и обеспечивают выполнение непроизвольных действий. О нет, это не так.

Так вот, нам говорили, что в теле существует множество автоматических реакций, которые... непроизвольных, произвольных, системы, контролирующие поток воздуха, или что-то в этом роде... когда маленькие нервы проходят там-то и там-то и обеспечивают выполнение непроизвольных действий. О нет, это не так.

С вами когда-нибудь бывало такое, что вы обращаете внимание на то, как вы дышите, а потом, черт побери, вам приходится две-три минуты сидеть и дышать, пока вы наконец снова не сделаете этот процесс непроизвольным? Что ж, дыхание очень легко контролировать. Тут существует очень тесная взаимосвязь. Могу поспорить, что двум-трем людям в этом зале сейчас будет трудно дышать в течение пары минут.

С вами когда-нибудь бывало такое, что вы обращаете внимание на то, как вы дышите, а потом, черт побери, вам приходится две-три минуты сидеть и дышать, пока вы наконец снова не сделаете этот процесс непроизвольным? Что ж, дыхание очень легко контролировать. Тут существует очень тесная взаимосвязь. Могу поспорить, что двум-трем людям в этом зале сейчас будет трудно дышать в течение пары минут.

Так вот, уровень автоматизма в этой системе не столь высок, как вы могли бы подумать. Вы можете аналитически влиять на любую сторону своей жизнедеятельности. Любую. Например, вы можете создать мощный постулат: «Я начну жизнь сначала. После этого момента я стану совершенно другим. Я буду храбрым, сильным, красивым, здоровым и так далее» – понимаете, вы действительно могли бы это сделать. Что вам не понравилось бы делать, так это выбрасывать свои старые воспоминания. Если бы вы выбросили все свои старые воспоминания, понимаете... ведь вот что вы сделали бы еще... если бы вы проявили твердость и создали такой постулат, вы затем могли бы вернуться и вспомнить, что это был за постулат, и вы обнаружили бы, что в этот момент вы выскочили из вэйланса. Вы просто убиваете самого себя. Вот насколько это просто. Вы говорите: «Что ж, я мертв. Моего прошлого больше нет. А это нечто новое, это будущее. И начиная с этого момента есть только будущее, и ничего из того, что было в прошлом, больше не будет меня беспокоить».

Так вот, уровень автоматизма в этой системе не столь высок, как вы могли бы подумать. Вы можете аналитически влиять на любую сторону своей жизнедеятельности. Любую. Например, вы можете создать мощный постулат: «Я начну жизнь сначала. После этого момента я стану совершенно другим. Я буду храбрым, сильным, красивым, здоровым и так далее» – понимаете, вы действительно могли бы это сделать. Что вам не понравилось бы делать, так это выбрасывать свои старые воспоминания. Если бы вы выбросили все свои старые воспоминания, понимаете... ведь вот что вы сделали бы еще... если бы вы проявили твердость и создали такой постулат, вы затем могли бы вернуться и вспомнить, что это был за постулат, и вы обнаружили бы, что в этот момент вы выскочили из вэйланса. Вы просто убиваете самого себя. Вот насколько это просто. Вы говорите: «Что ж, я мертв. Моего прошлого больше нет. А это нечто новое, это будущее. И начиная с этого момента есть только будущее, и ничего из того, что было в прошлом, больше не будет меня беспокоить».

И что же это такое? Это не что иное, как цикл «жизнь – смерть», и вы можете спостулировать это в данной жизни, если хотите. Вы вполне можете это спостулировать. Вы всегда можете вернуться назад и вспомнить, что вы это спостулировали, вы можете найти этот постулат.

И что же это такое? Это не что иное, как цикл «жизнь – смерть», и вы можете спостулировать это в данной жизни, если хотите. Вы вполне можете это спостулировать. Вы всегда можете вернуться назад и вспомнить, что вы это спостулировали, вы можете найти этот постулат.

Таким образом, селф-детерминизм проникает очень глубоко. Но что позволяет селф-детерминизму человека так восхитительно управлять собой? Какую систему контроля использует селф-детерминизм, чтобы управлять мышцами? Это была еще одна часть общей картины. Мышцы, конечно же, имеют отношение к усилию. Разум... физический разум... имеет отношение к оценке усилий. Вот вы подходите к двери, вы говорите... вы просто выполняете автоматический расчет: «Какое давление придется оказать на эту дверь, чтобы открыть ее? Какое трение между своей рукой и ручкой двери я должен создать?» Время от времени вы оказываетесь удивлены: вы подходите к двери, уверенно протягиваете руку к дверной ручке, а дверь не открывается, и вы...

Таким образом, селф-детерминизм проникает очень глубоко. Но что позволяет селф-детерминизму человека так восхитительно управлять собой? Какую систему контроля использует селф-детерминизм, чтобы управлять мышцами? Это была еще одна часть общей картины. Мышцы, конечно же, имеют отношение к усилию. Разум... физический разум... имеет отношение к оценке усилий. Вот вы подходите к двери, вы говорите... вы просто выполняете автоматический расчет: «Какое давление придется оказать на эту дверь, чтобы открыть ее? Какое трение между своей рукой и ручкой двери я должен создать?» Время от времени вы оказываетесь удивлены: вы подходите к двери, уверенно протягиваете руку к дверной ручке, а дверь не открывается, и вы...

«Хррр!» Вы сразу же опускаетесь по тону, поскольку вы оказались неправы.

«Хррр!» Вы сразу же опускаетесь по тону, поскольку вы оказались неправы.

Вы оцениваете, какое усилие нужно приложить, чтобы что-то сделать. Обычно ваша оценка оказывается правильной, но иногда вы ошибаетесь. У вас есть дома стол, в котором заедает какой-нибудь ящик? Что ж, если человек мирится с тем, что в его столе заедает ящик, он напрашивается на неприятности, поскольку он опускается по тону каждый раз, когда оценивает усилие, которое необходимо приложить, чтобы открыть этот ящик, это не очень большое усилие. Он должен открыть ящик, взять оттуда что-нибудь... Он пытается его открыть (вздох) – бац! Хррр! Понимаете? И между прочим, через некоторое время он опустится до апатии в отношении этого, и он перестанет пользоваться всем тем, что лежит в этом ящике. Он больше не будет прикасаться к этому ящику.

Вы оцениваете, какое усилие нужно приложить, чтобы что-то сделать. Обычно ваша оценка оказывается правильной, но иногда вы ошибаетесь. У вас есть дома стол, в котором заедает какой-нибудь ящик? Что ж, если человек мирится с тем, что в его столе заедает ящик, он напрашивается на неприятности, поскольку он опускается по тону каждый раз, когда оценивает усилие, которое необходимо приложить, чтобы открыть этот ящик, это не очень большое усилие. Он должен открыть ящик, взять оттуда что-нибудь... Он пытается его открыть (вздох) – бац! Хррр! Понимаете? И между прочим, через некоторое время он опустится до апатии в отношении этого, и он перестанет пользоваться всем тем, что лежит в этом ящике. Он больше не будет прикасаться к этому ящику.

У него появится вот такая мысль: «Что ж, я...» Может быть, там... там лежит телефонная книга. И он думает: «Что ж, пожалуй, я не буду сейчас звонить этому парню». Если он задумается над этим, он поймет, что его нежелание звонить вызвано тем, что он не хочет открывать этот ящик. Этот ящик вечно ему сопротивляется.

У него появится вот такая мысль: «Что ж, я...» Может быть, там... там лежит телефонная книга. И он думает: «Что ж, пожалуй, я не буду сейчас звонить этому парню». Если он задумается над этим, он поймет, что его нежелание звонить вызвано тем, что он не хочет открывать этот ящик. Этот ящик вечно ему сопротивляется.

Так вот, он очень легко может справиться с этим ящиком, если скажет: «По моей оценке, чтобы открыть этот ящик, нужно приложить резкое и как бы крученое усилие, и на это требуется пара минут». Так вот, если человек поступит таким образом, этот ящик никогда не будет вызывать у него расстройства, поскольку он правильно оценит усилие.

Так вот, он очень легко может справиться с этим ящиком, если скажет: «По моей оценке, чтобы открыть этот ящик, нужно приложить резкое и как бы крученое усилие, и на это требуется пара минут». Так вот, если человек поступит таким образом, этот ящик никогда не будет вызывать у него расстройства, поскольку он правильно оценит усилие.

Но человек упорно продолжает использовать свою первоначальную оценку требуемого усилия. Он продолжает настаивать на том, что эта первоначальная оценка была правильной, и каждый раз, когда ящик заедает, состояние человека ухудшается. Это все равно, что сказать: «Мы подписали такой-то и такой-то контракт», однако этот контракт никогда не выполняется.

Но человек упорно продолжает использовать свою первоначальную оценку требуемого усилия. Он продолжает настаивать на том, что эта первоначальная оценка была правильной, и каждый раз, когда ящик заедает, состояние человека ухудшается. Это все равно, что сказать: «Мы подписали такой-то и такой-то контракт», однако этот контракт никогда не выполняется.

Хорошо, физическое усилие – очень интересная штука. Оно представляет собой движение. Оно имеет отношение к движению, которое хранится в теле и которое тело использует различными способами. На самом деле весь генетический шаблон, весь шаблон вашей физической структуры определяется теми усилиями и контрусилиями, с которыми вы имели дело в прошлом на невероятно длинной генетической линии.

Хорошо, физическое усилие – очень интересная штука. Оно представляет собой движение. Оно имеет отношение к движению, которое хранится в теле и которое тело использует различными способами. На самом деле весь генетический шаблон, весь шаблон вашей физической структуры определяется теми усилиями и контрусилиями, с которыми вы имели дело в прошлом на невероятно длинной генетической линии.

Что представляют собой эти усилия? Что ж, они содержатся в памяти. Они содержатся в факсимиле... мы назвали это «факсимиле»... мы просто говорим «факсимиле». Что ж, это удобный способ говорить о воспоминании, ведь, понимаете, память... никто не употребляет слово «память» так, как если бы это было нечто отдельное в ряду других вещей. Говорят: «Ну, я помню, что...» – или: «Моя память не очень хороша». Его способность вспоминать эти картинки, которые он создал и которые содержат все его восприятия... зрительные, звуковые, его слух и так далее... его способность доставать эти картинки, возможно, оставляет желать лучшего, но поверьте мне, они все у него есть.

Что представляют собой эти усилия? Что ж, они содержатся в памяти. Они содержатся в факсимиле... мы назвали это «факсимиле»... мы просто говорим «факсимиле». Что ж, это удобный способ говорить о воспоминании, ведь, понимаете, память... никто не употребляет слово «память» так, как если бы это было нечто отдельное в ряду других вещей. Говорят: «Ну, я помню, что...» – или: «Моя память не очень хороша». Его способность вспоминать эти картинки, которые он создал и которые содержат все его восприятия... зрительные, звуковые, его слух и так далее... его способность доставать эти картинки, возможно, оставляет желать лучшего, но поверьте мне, они все у него есть.

Все, что вы испытывали, все, что вы видели, слышали, чувствовали, температура вашего тела в любой момент вашей жизни... все это содержится в воспоминаниях, все это записано. Что ж, мы называем это «записями». И бог ты мой, как же замысловато выглядит это кино. Понимаете, в этих картинках содержится цвет, эти картинки трехмерные; в них есть запах, осязание, в них содержится речь. Это нечто потрясающее. Это огромный... факсимиле – это большой пакет восприятий. Что ж, мы называем это «факсимиле».

Все, что вы испытывали, все, что вы видели, слышали, чувствовали, температура вашего тела в любой момент вашей жизни... все это содержится в воспоминаниях, все это записано. Что ж, мы называем это «записями». И бог ты мой, как же замысловато выглядит это кино. Понимаете, в этих картинках содержится цвет, эти картинки трехмерные; в них есть запах, осязание, в них содержится речь. Это нечто потрясающее. Это огромный... факсимиле – это большой пакет восприятий. Что ж, мы называем это «факсимиле».

Что ж, вы чем-то заболеваете, но вы продолжаете записывать эти картинки. Такие картинки становится несколько труднее вспоминать, но это главным образом потому, что, когда вы были очень молоды, вы согласились не вспоминать те моменты, когда вы находились без сознания.

Что ж, вы чем-то заболеваете, но вы продолжаете записывать эти картинки. Такие картинки становится несколько труднее вспоминать, но это главным образом потому, что, когда вы были очень молоды, вы согласились не вспоминать те моменты, когда вы находились без сознания.

Вы получаете все это... различные вещи. Возможно, позже вы заключили такое соглашение просто – с самим собой, – поскольку вы увидели, что это несколько болезненно. Однако обычно это происходит примерно таким вот образом:

Вы получаете все это... различные вещи. Возможно, позже вы заключили такое соглашение просто – с самим собой, – поскольку вы увидели, что это несколько болезненно. Однако обычно это происходит примерно таким вот образом:

• Нет, Вилли. Садись в кресло к зубному врачу. Так вот, это хороший зубной врач, он хороший и...

• Нет, Вилли. Садись в кресло к зубному врачу. Так вот, это хороший зубной врач, он хороший и...

Полнейший абсурд. Это все записывается. На самом деле все это будет в полной мере доступно аналитическому вспоминанию, как только вы уберете этот самый ранний постулат. И когда вам никак не удается добраться до инграммы и разделаться с ней, знайте, что вы сражаетесь с одним из таких вот первоначальных постулатов. Вы обнаруживаете, что некоторые кейсы проходят инграммы совершенно легко. Что ж, такой преклир говорит: «Да, я всегда это знал». Он просто никогда не соглашался не помнить этого.

Полнейший абсурд. Это все записывается. На самом деле все это будет в полной мере доступно аналитическому вспоминанию, как только вы уберете этот самый ранний постулат. И когда вам никак не удается добраться до инграммы и разделаться с ней, знайте, что вы сражаетесь с одним из таких вот первоначальных постулатов. Вы обнаруживаете, что некоторые кейсы проходят инграммы совершенно легко. Что ж, такой преклир говорит: «Да, я всегда это знал». Он просто никогда не соглашался не помнить этого.

Ладно, вот эти моменты физической боли. Что ж, это просто еще один пакет восприятий. Это просто еще одно тэта-факсимиле. Пьете ли вы газировку, заедая ее мороженым, в какой-нибудь закусочной, или же вы находитесь в больнице и вам отпиливают голову – это все инграмма одного и того же типа. Тут нет чего-то особенного, я хочу сказать, что это факсимиле одного и того же типа. Одно из этих факсимиле мы называем «инграммой», поскольку оно содержит физическую боль, а другое мы называем «памятью». Что ж, называйте и то и другое «факсимиле», поскольку, в сущности, это одно и то же.

Ладно, вот эти моменты физической боли. Что ж, это просто еще один пакет восприятий. Это просто еще одно тэта-факсимиле. Пьете ли вы газировку, заедая ее мороженым, в какой-нибудь закусочной, или же вы находитесь в больнице и вам отпиливают голову – это все инграмма одного и того же типа. Тут нет чего-то особенного, я хочу сказать, что это факсимиле одного и того же типа. Одно из этих факсимиле мы называем «инграммой», поскольку оно содержит физическую боль, а другое мы называем «памятью». Что ж, называйте и то и другое «факсимиле», поскольку, в сущности, это одно и то же.

Так вот, допустим, в этой больнице есть хорошенькая медсестра и, возможно, парень чувствует себя довольно неплохо после операции, и вот он лежит на койке, а эта хорошенькая медсестра подходит к нему и спрашивает:

Так вот, допустим, в этой больнице есть хорошенькая медсестра и, возможно, парень чувствует себя довольно неплохо после операции, и вот он лежит на койке, а эта хорошенькая медсестра подходит к нему и спрашивает:

• Как вы себя чувствуете?

• Как вы себя чувствуете?

И этот парень думает: «Ого, то, что со мной сейчас происходит, тц! Бог ты мой, это ценная штука. Я в плохом состоянии. Понимаете? Я должен иметь... здесь сказано... сочувствие, постель, мне не нужно ходить на работу, не нужно появляться в офисе. Я буду болеть неделями – так сказано прямо здесь. Я когда-то прочитал в одной книге, что люди болеют неделями после того, как с ними такое происходит. Я готов». Нет никакой причины, по которой парень не мог бы выйти из больницы.

И этот парень думает: «Ого, то, что со мной сейчас происходит, тц! Бог ты мой, это ценная штука. Я в плохом состоянии. Понимаете? Я должен иметь... здесь сказано... сочувствие, постель, мне не нужно ходить на работу, не нужно появляться в офисе. Я буду болеть неделями – так сказано прямо здесь. Я когда-то прочитал в одной книге, что люди болеют неделями после того, как с ними такое происходит. Я готов». Нет никакой причины, по которой парень не мог бы выйти из больницы.

Вот что интересно: тагалам никто никогда не говорил, что, когда в вас попадает пуля, вы должны остановиться. Так что какому-нибудь тагалу три-четыре пули пробивали сердце навылет и еще одна попадала в голову, а он после этого пробегал семьдесят метров, хватал мачете и сносил голову американскому солдату. Это лишало самообладания наши войска во время восстания на Филиппинах. Так что мы заслали к тагалам множество людей, и те убедили их, что, когда в вас попадает пуля, вы должны умереть. И после этого тагалы уже никогда не вытворяли ничего подобного. Интересное данное: они больше никогда не вытворяли таких фокусов. Во время Второй мировой войны тут и там было много тагалов, в них стреляли, но никто из них уже не вытворял таких фокусов. В основе того, что произошло с тагалами, лежит явление, которое на самом деле имеет механическую природу.

Вот что интересно: тагалам никто никогда не говорил, что, когда в вас попадает пуля, вы должны остановиться. Так что какому-нибудь тагалу три-четыре пули пробивали сердце навылет и еще одна попадала в голову, а он после этого пробегал семьдесят метров, хватал мачете и сносил голову американскому солдату. Это лишало самообладания наши войска во время восстания на Филиппинах. Так что мы заслали к тагалам множество людей, и те убедили их, что, когда в вас попадает пуля, вы должны умереть. И после этого тагалы уже никогда не вытворяли ничего подобного. Интересное данное: они больше никогда не вытворяли таких фокусов. Во время Второй мировой войны тут и там было много тагалов, в них стреляли, но никто из них уже не вытворял таких фокусов. В основе того, что произошло с тагалами, лежит явление, которое на самом деле имеет механическую природу.

Очевидно, что человек не умирает сразу же, когда ему в сердце попадает пуля. Очевидно, что порой после этого проходит довольно немало времени, прежде чем он умрет. Все зависит от того, сколько жидкости он при этом теряет. Все зависит от того, сколько крови уходит из организма. Это все равно, что выпустить пулю в какой-нибудь аппарат.

Очевидно, что человек не умирает сразу же, когда ему в сердце попадает пуля. Очевидно, что порой после этого проходит довольно немало времени, прежде чем он умрет. Все зависит от того, сколько жидкости он при этом теряет. Все зависит от того, сколько крови уходит из организма. Это все равно, что выпустить пулю в какой-нибудь аппарат.

Но разум этого аппарата говорит: «Я могу умереть сразу» – или же: «Я могу немного подождать» – и истина заключается в том, что вы можете умереть или подождать. Большинство людей убивает себя, рассуждая таким вот образом: «Что ж, эта жизнь в любом случае не была такой уж хорошей» – бум!

Но разум этого аппарата говорит: «Я могу умереть сразу» – или же: «Я могу немного подождать» – и истина заключается в том, что вы можете умереть или подождать. Большинство людей убивает себя, рассуждая таким вот образом: «Что ж, эта жизнь в любом случае не была такой уж хорошей» – бум!

Намерение тоже имеет самое непосредственное отношение к умиранию; вот парень: он просто комок нервов, и в него что-то попадает, он мгновенно цепенеет. Бац.

Намерение тоже имеет самое непосредственное отношение к умиранию; вот парень: он просто комок нервов, и в него что-то попадает, он мгновенно цепенеет. Бац.

Это интересно. Он запостулировал, что он должен быть твердым и так далее, затем в него попадает пуля, и пток! – он мгновенно застывает.

Это интересно. Он запостулировал, что он должен быть твердым и так далее, затем в него попадает пуля, и пток! – он мгновенно застывает.

Во время гражданской войны это явление очень много изучали. Существуют кое-какие отчеты, существуют фотографии, сделанные Брейди – на этих фотографиях изображены снайперы... что-то в этом роде... которым вдруг между глаз попала пуля, когда они сами вели огонь... что-то вроде этого... и человек все еще держит свою винтовку, он держит ее на изготовку, все еще опирается о дерево, палец на спусковом крючке, у него абсолютно все на месте... он мертв.

Во время гражданской войны это явление очень много изучали. Существуют кое-какие отчеты, существуют фотографии, сделанные Брейди – на этих фотографиях изображены снайперы... что-то в этом роде... которым вдруг между глаз попала пуля, когда они сами вели огонь... что-то вроде этого... и человек все еще держит свою винтовку, он держит ее на изготовку, все еще опирается о дерево, палец на спусковом крючке, у него абсолютно все на месте... он мертв.

Что ж, в тот момент он был очень сосредоточен на том, чтобы с кем-то разделаться, так что это было невозможно, чтобы в него что-то попало, чтобы его что-то изменило или причинило ему боль. И вдруг он испытывает нервный шок противоположного рода, и от этого он просто застывает... просто... поскольку это совершенно противоположно тому, что он делает. Существует множество объяснений этому, но суть в том, что этот человек уже держится за что-то как одержимый, и он ухватится за любой входящий импульс, он держится за самого себя, и он просто застывает.

Что ж, в тот момент он был очень сосредоточен на том, чтобы с кем-то разделаться, так что это было невозможно, чтобы в него что-то попало, чтобы его что-то изменило или причинило ему боль. И вдруг он испытывает нервный шок противоположного рода, и от этого он просто застывает... просто... поскольку это совершенно противоположно тому, что он делает. Существует множество объяснений этому, но суть в том, что этот человек уже держится за что-то как одержимый, и он ухватится за любой входящий импульс, он держится за самого себя, и он просто застывает.

Вот еще один фактор, который тут имеет место: кто-то... после того как человек умирал в течение получаса или что-то вроде этого... в конце концов ему это надоедает, так что он застывает и останавливается. Возможно, он думает, что он останавливает боль или что-то еще, но на самом деле он просто останавливает движение. Он начинает цепенеть. Он становится твердым.

Вот еще один фактор, который тут имеет место: кто-то... после того как человек умирал в течение получаса или что-то вроде этого... в конце концов ему это надоедает, так что он застывает и останавливается. Возможно, он думает, что он останавливает боль или что-то еще, но на самом деле он просто останавливает движение. Он начинает цепенеть. Он становится твердым.

И чего только не желают себе люди. Полагаю, что сегодня здесь, возможно, находится кто-то, кто... может вспомнить, как он желал, чтобы с ним произошло что-то глупое. Я бы сказал с ходу, что, вероятно, в жизни человека был какой-то период, когда он не был настолько благоразумен, насколько он мог бы быть, например: «Я больше не пойду в школу, потому что...» – или «Я больше не буду с ним разговаривать, потому что...» – или «Я уйду от него, потому что...» – или еще какой-нибудь постулат в этом роде.

И чего только не желают себе люди. Полагаю, что сегодня здесь, возможно, находится кто-то, кто... может вспомнить, как он желал, чтобы с ним произошло что-то глупое. Я бы сказал с ходу, что, вероятно, в жизни человека был какой-то период, когда он не был настолько благоразумен, насколько он мог бы быть, например: «Я больше не пойду в школу, потому что...» – или «Я больше не буду с ним разговаривать, потому что...» – или «Я уйду от него, потому что...» – или еще какой-нибудь постулат в этом роде.

Так вот, одитор, которому приходится иметь с этим дело, может найти усилие в одной руке... иначе говоря, то, как человек получает движение, то, как он направляет движения вовне... он может убрать эти вещи из различных факсимиле. Вы обнаружите, что существуют движения, при помощи которых люди держатся за различные факсимиле.

Так вот, одитор, которому приходится иметь с этим дело, может найти усилие в одной руке... иначе говоря, то, как человек получает движение, то, как он направляет движения вовне... он может убрать эти вещи из различных факсимиле. Вы обнаружите, что существуют движения, при помощи которых люди держатся за различные факсимиле.

Человеку в лоб попадает бейсбольный мяч, и в тот момент, когда ему в лоб попадает мяч, у него есть тенденция оставаться неподвижным. Он хочет оставаться здесь, тогда как бейсбольный мяч говорит, что он должен оставаться вот здесь. У человека по-прежнему есть импульс твердо удерживать голову, и это на самом деле приводит к тому, что в эту инграмму привносится усилие, и это удерживает инграмму на месте. Понимаете, человек противодействует бейсбольному мячу, и он мог бы продолжать противодействовать этому бейсбольному мячу. И на самом деле, теоретически, он мог бы так или иначе продолжать противодействовать этому бейсбольному мячу до конца своей жизни, он бы так и сделал, но он будет удерживать это факсимиле лишь в том случае, если он раньше создал постулаты о том, что он должен удерживать подобные инциденты.

Человеку в лоб попадает бейсбольный мяч, и в тот момент, когда ему в лоб попадает мяч, у него есть тенденция оставаться неподвижным. Он хочет оставаться здесь, тогда как бейсбольный мяч говорит, что он должен оставаться вот здесь. У человека по-прежнему есть импульс твердо удерживать голову, и это на самом деле приводит к тому, что в эту инграмму привносится усилие, и это удерживает инграмму на месте. Понимаете, человек противодействует бейсбольному мячу, и он мог бы продолжать противодействовать этому бейсбольному мячу. И на самом деле, теоретически, он мог бы так или иначе продолжать противодействовать этому бейсбольному мячу до конца своей жизни, он бы так и сделал, но он будет удерживать это факсимиле лишь в том случае, если он раньше создал постулаты о том, что он должен удерживать подобные инциденты.

Так вот, он удерживает такие инциденты... чтобы обесценить людей, чтобы показать миру, что тот неправ, чтобы сделать то, сделать се... мы называем это селф-детерминизмом сервисного факсимиле; и мы называем эти инциденты, в которых присутствует боль, или инциденты, в которых присутствует жалость или что-то вроде этого и за которые человек держится и демонстрирует людям... мы называем их сервисными факсимиле.

Так вот, он удерживает такие инциденты... чтобы обесценить людей, чтобы показать миру, что тот неправ, чтобы сделать то, сделать се... мы называем это селф-детерминизмом сервисного факсимиле; и мы называем эти инциденты, в которых присутствует боль, или инциденты, в которых присутствует жалость или что-то вроде этого и за которые человек держится и демонстрирует людям... мы называем их сервисными факсимиле.

Что ж, таким образом, человек может решить на основе селф-детерминизма... он может сказать: «Что ж, я им покажу, что я был прав, – справедливость, все такое, – я им покажу, что я был прав, и вот... на мне остался шрам от этого» – и: «Вот что вы со мной сделали» – такого рода вещи, и человек начинает удерживать эти сервисные факсимиле, у него образуется целая цепь этих сервисных факсимиле. И одитору – теоретически – нужно лишь убрать селф-детерминированные решения человека держаться за эти сервисные факсимиле. А это психосоматические заболевания. Это привычка курить. Это очки, которые вы носите, и так далее. Где-то на траке вы сделали постулат о том, что вам нужно доказать чью-то неправоту или что вам нужно доказать, будто с вами обошлись несправедливо... что-то в этом роде... и вы сказали: «Ну я им покажу».

Что ж, таким образом, человек может решить на основе селф-детерминизма... он может сказать: «Что ж, я им покажу, что я был прав, – справедливость, все такое, – я им покажу, что я был прав, и вот... на мне остался шрам от этого» – и: «Вот что вы со мной сделали» – такого рода вещи, и человек начинает удерживать эти сервисные факсимиле, у него образуется целая цепь этих сервисных факсимиле. И одитору – теоретически – нужно лишь убрать селф-детерминированные решения человека держаться за эти сервисные факсимиле. А это психосоматические заболевания. Это привычка курить. Это очки, которые вы носите, и так далее. Где-то на траке вы сделали постулат о том, что вам нужно доказать чью-то неправоту или что вам нужно доказать, будто с вами обошлись несправедливо... что-то в этом роде... и вы сказали: «Ну я им покажу».

И вы много раз использовали плохое зрение в качестве оправдания своих неудач. Вы не прочитали, что написано на дорожном знаке, и проехали мимо, и вот вы говорите: «У меня плохое зрение». Это все объясняет. Никто не набросится на вас из-за того, из-за сего, из-за пятого, десятого. «У меня плохое зрение». И вот, что ужасно: с вашими глазами все в порядке. С вашими глазами абсолютно все в порядке. Используя процессинг селф-детерминизма, вы можете очень быстро добиться, чтобы человек перестал носить очки. Вы очень быстро можете этого добиться.

И вы много раз использовали плохое зрение в качестве оправдания своих неудач. Вы не прочитали, что написано на дорожном знаке, и проехали мимо, и вот вы говорите: «У меня плохое зрение». Это все объясняет. Никто не набросится на вас из-за того, из-за сего, из-за пятого, десятого. «У меня плохое зрение». И вот, что ужасно: с вашими глазами все в порядке. С вашими глазами абсолютно все в порядке. Используя процессинг селф-детерминизма, вы можете очень быстро добиться, чтобы человек перестал носить очки. Вы очень быстро можете этого добиться.

Но, вероятно, сегодня для нас будут несколько более важны... я сделал для вас обзор всего этого... и, вероятно, для нас будут несколько более важны данные об эмоциональной кривой и об эмоциях, о том, как проводить процессинг в отношении эмоций, какого рода эмоции существуют. Понимаете, я расскажу вам о небольшом процессе, который вы можете проводить себе сами. И если в течение следующих нескольких дней вы не улучшите свой боевой дух, свое состояние и свое здоровье процентов на двести-триста, если вы не сумеете сделать этого при помощи небольшого приемчика, о котором я расскажу вам сегодня вечером, во второй части этой лекции, то мне будет стыдно за вас.

Но, вероятно, сегодня для нас будут несколько более важны... я сделал для вас обзор всего этого... и, вероятно, для нас будут несколько более важны данные об эмоциональной кривой и об эмоциях, о том, как проводить процессинг в отношении эмоций, какого рода эмоции существуют. Понимаете, я расскажу вам о небольшом процессе, который вы можете проводить себе сами. И если в течение следующих нескольких дней вы не улучшите свой боевой дух, свое состояние и свое здоровье процентов на двести-триста, если вы не сумеете сделать этого при помощи небольшого приемчика, о котором я расскажу вам сегодня вечером, во второй части этой лекции, то мне будет стыдно за вас.

Хорошо.

Хорошо.