Хорошо.

Хорошо.

Я сказал вам на этом конгрессе, что я буду беседовать с вами о дианезине, радиации и антирадиации. И я это сделал, так?

Я сказал вам на этом конгрессе, что я буду беседовать с вами о дианезине, радиации и антирадиации. И я это сделал, так?

И я говорил, что я расскажу вам о безумии, его причинах и методах исцеления... я и это сделал, так?

И я говорил, что я расскажу вам о безумии, его причинах и методах исцеления... я и это сделал, так?

Что ж, осталось еще кое-что, и это шкала обладания, вопрос осознания. Осознание – это очень интересный предмет. Если вы прочитаете книгу «Дианетика: современная наука душевного здоровья», вы обнаружите, что практически все зависит от осознания; там говорится о единице, осознающей осознание, об осознании того и осознании сего и так далее. Слову «осознание» там не дается определения. Мы жили шесть лет, не имея хорошего определения для слова «осознание».

Что ж, осталось еще кое-что, и это шкала обладания, вопрос осознания. Осознание – это очень интересный предмет. Если вы прочитаете книгу «Дианетика: современная наука душевного здоровья», вы обнаружите, что практически все зависит от осознания; там говорится о единице, осознающей осознание, об осознании того и осознании сего и так далее. Слову «осознание» там не дается определения. Мы жили шесть лет, не имея хорошего определения для слова «осознание».

Так вот, когда мы в Саентологии даем чему-то определение, это должно давать возможность разобрать то, чему дается определение, на составляющие. Вы можете сказать: «Эта колонна состоит из материи»... этим вы ничего не сказали. Вы ничего не сказали. Что такое материя? Эта дефиниция не позволяет вам построить колонну или разобрать ее на составляющие. Вместо «колонна» вы сказали «материя». Иными словами, определения обычно даются посредством замены слов, и если вы замените достаточное количество слов на достаточное количество других слов, то вы создадите достаточное количество замешательства.

Так вот, когда мы в Саентологии даем чему-то определение, это должно давать возможность разобрать то, чему дается определение, на составляющие. Вы можете сказать: «Эта колонна состоит из материи»... этим вы ничего не сказали. Вы ничего не сказали. Что такое материя? Эта дефиниция не позволяет вам построить колонну или разобрать ее на составляющие. Вместо «колонна» вы сказали «материя». Иными словами, определения обычно даются посредством замены слов, и если вы замените достаточное количество слов на достаточное количество других слов, то вы создадите достаточное количество замешательства.

И если вы скажете, что осознание – это смотрение, то вы не получите никакой дефиниции. Вы просто заменили одно слово другим. И я боюсь, что так вы ни к чему не придете. Вы скажете: «Люди осознают какие-то вещи, когда они смотрят на вещи». Что ж, на самом деле это не очень хорошая дефиниция, поскольку люди осознают и те вещи, на которые не смотрят.

И если вы скажете, что осознание – это смотрение, то вы не получите никакой дефиниции. Вы просто заменили одно слово другим. И я боюсь, что так вы ни к чему не придете. Вы скажете: «Люди осознают какие-то вещи, когда они смотрят на вещи». Что ж, на самом деле это не очень хорошая дефиниция, поскольку люди осознают и те вещи, на которые не смотрят.

Итак, мы приступаем к рассмотрению вопроса о том, что такое осознание. Чтобы разрешить проблемы разума и проблемы «психе»... это греческое слово, оно не принадлежит психологам; психологи – это единственная организация в мире, не верящая в существование «психе».

Итак, мы приступаем к рассмотрению вопроса о том, что такое осознание. Чтобы разрешить проблемы разума и проблемы «психе»... это греческое слово, оно не принадлежит психологам; психологи – это единственная организация в мире, не верящая в существование «психе».

Когда у вас есть осознание, что у вас есть? Что ж, у вас есть способность, у вас есть интеллект, у вас есть алертность. Ладно, а откуда все это взялось? Что ж, если вам хочется иметь интеллект, способность, алертность... если вам хочется иметь все это, вам необходимо иметь осознание. Хорошо, так что же это такое?

Когда у вас есть осознание, что у вас есть? Что ж, у вас есть способность, у вас есть интеллект, у вас есть алертность. Ладно, а откуда все это взялось? Что ж, если вам хочется иметь интеллект, способность, алертность... если вам хочется иметь все это, вам необходимо иметь осознание. Хорошо, так что же это такое?

Ну, это сложный вопрос. Это напоминает мне истории из фольклора индейцев племени Черноногих – одного из самых интересных фольклоров Америки. У них есть история о крысе-барахолыцице. И крыса-барахольщица... я уже рассказывал вам эту историю, потому что она всегда меня завораживала. Один шаман рассказал мне этуисторию, когда я был еще ребенком. Я много раз смеялся над ней. Он сопровождал свой рассказ множеством драматических жестов, чего я делать не буду.

Ну, это сложный вопрос. Это напоминает мне истории из фольклора индейцев племени Черноногих – одного из самых интересных фольклоров Америки. У них есть история о крысе-барахолыцице. И крыса-барахольщица... я уже рассказывал вам эту историю, потому что она всегда меня завораживала. Один шаман рассказал мне этуисторию, когда я был еще ребенком. Я много раз смеялся над ней. Он сопровождал свой рассказ множеством драматических жестов, чего я делать не буду.

Жила-была маленькая крыса-барахольщица, которая еще не была барахольщицей, и сидела она на берегу ручья. И она чувствовала себя прекрасно. Она полностью подготовилась к наступающей зиме, она запаслась едой, и все было в порядке.

Жила-была маленькая крыса-барахольщица, которая еще не была барахольщицей, и сидела она на берегу ручья. И она чувствовала себя прекрасно. Она полностью подготовилась к наступающей зиме, она запаслась едой, и все было в порядке.

И вот появился Старик. Так вот, вы должны знать, что у Черноногих Старик – это тот, кто создал всех животных в мире... у каждого народа есть кто-то такой. Он создал всех животных, он наделил их всеми повадками и всем остальным. И вот пришел Старик и увидел эту крысу-барахолыцицу (которая тогда еще не была барахольщицей), и он спросил:

И вот появился Старик. Так вот, вы должны знать, что у Черноногих Старик – это тот, кто создал всех животных в мире... у каждого народа есть кто-то такой. Он создал всех животных, он наделил их всеми повадками и всем остальным. И вот пришел Старик и увидел эту крысу-барахолыцицу (которая тогда еще не была барахольщицей), и он спросил:

• Что ты делаешь? И крыса ответила:

• Что ты делаешь? И крыса ответила:

Так уж вышло, что когда Старик сердился на животных, он делал с ними разные интересные вещи... например, давал им три хвоста или оставлял вообще без хвоста. На самом деле всеми своими странностями животные обязаны тем фокусам, которые он с ними проделывал.

Так уж вышло, что когда Старик сердился на животных, он делал с ними разные интересные вещи... например, давал им три хвоста или оставлял вообще без хвоста. На самом деле всеми своими странностями животные обязаны тем фокусам, которые он с ними проделывал.

И крыса сказала:

И крыса сказала:

• Ик! Буджум. (Интересно, что это за буджум?) Нет, а что это? Старик ответил:

• Ик! Буджум. (Интересно, что это за буджум?) Нет, а что это? Старик ответил:

И крыса затряслась от страха. И с тех пор... с тех пор госпожа Крыса стала крысой-барахольщицей. Она тащит к себе все отовсюду и складывает в надежде на то, что что-нибудь окажется буджумом.

И крыса затряслась от страха. И с тех пор... с тех пор госпожа Крыса стала крысой-барахольщицей. Она тащит к себе все отовсюду и складывает в надежде на то, что что-нибудь окажется буджумом.

Так вот, я боюсь, что осознание относится к вещам такого же рода. Все говорят вам: «Вы должны быть сообразительными, вы должны быть алертными, вы должны быть такими-то, вы должны быть сякими-то, вы должны быть осознающими, вы должны быть умными, вы должны быть такими-то и такими-то». И все это недостижимо. В прошлом это было настолько недостижимо, что в каждой книге о разуме (в книгах, претендовавших на то, что они имеют отношение к разуму, – согласно тому, чему обучали в университетах) говорилось, что интеллект не изменяется. Невозможно изменить качества личности. Личность является такой, какая она есть. И с возрастом личность меняется, чтобы соответствовать возрасту, но никак иначе.

Так вот, я боюсь, что осознание относится к вещам такого же рода. Все говорят вам: «Вы должны быть сообразительными, вы должны быть алертными, вы должны быть такими-то, вы должны быть сякими-то, вы должны быть осознающими, вы должны быть умными, вы должны быть такими-то и такими-то». И все это недостижимо. В прошлом это было настолько недостижимо, что в каждой книге о разуме (в книгах, претендовавших на то, что они имеют отношение к разуму, – согласно тому, чему обучали в университетах) говорилось, что интеллект не изменяется. Невозможно изменить качества личности. Личность является такой, какая она есть. И с возрастом личность меняется, чтобы соответствовать возрасту, но никак иначе.

Ничего невозможно изменить.

Ничего невозможно изменить.

Так вот, Саентология просто разносит это в пух и прах, так что кусочки взлетают выше крыши. У нас есть шкафы и ящики, в которых полным-полно документов, подтверждающих изменения, которые были зафиксированы при помощи самых лучших из общепринятых тестов. Так что мы взорвали все эти положения, и осколки взлетели до небес. Но это делает Саентология и ничто иное.

Так вот, Саентология просто разносит это в пух и прах, так что кусочки взлетают выше крыши. У нас есть шкафы и ящики, в которых полным-полно документов, подтверждающих изменения, которые были зафиксированы при помощи самых лучших из общепринятых тестов. Так что мы взорвали все эти положения, и осколки взлетели до небес. Но это делает Саентология и ничто иное.

Тем не менее мир считал, что невозможно изменить даже интеллект, что невозможно изменить подход человека, что невозможно никоим образом изменить качества личности, невозможно изменить способности... но они должны были у вас быть. Вы должны были быть способными! Вас нанимали и увольняли – иными словами, позволяли есть или не позволяли – в зависимости от того, оказывались ли ваш интеллект и ваши способности приемлемыми или недостаточными.

Тем не менее мир считал, что невозможно изменить даже интеллект, что невозможно изменить подход человека, что невозможно никоим образом изменить качества личности, невозможно изменить способности... но они должны были у вас быть. Вы должны были быть способными! Вас нанимали и увольняли – иными словами, позволяли есть или не позволяли – в зависимости от того, оказывались ли ваш интеллект и ваши способности приемлемыми или недостаточными.

Иначе говоря, человек в этом обществе мог быть приговорен к смерти за то, что у него нет некоторого количества буджума. Он не знает, что это такое. Вокруг околачивается кучка ребят, которые притворяются, будто измеряют его, но никто не знает, что это такое.

Иначе говоря, человек в этом обществе мог быть приговорен к смерти за то, что у него нет некоторого количества буджума. Он не знает, что это такое. Вокруг околачивается кучка ребят, которые притворяются, будто измеряют его, но никто не знает, что это такое.

Что такое интеллект? Что ж, один очень, очень умный профессор, который был бесконтрольным сквирелом-радикалом в сфере психологии, в конце концов сказал... он дал определение слову «интеллект». Он сказал: «Интеллект – это то, что измеряется при помощи тестов». По-моему, это самая лучшая дефиниция, какую я только слышал. Это то, что измеряется при помощи тестов. Я считаю, что это просто потрясающе, не так ли? Мне как-то раз сказал об этом один саентолог... он меня действительно просветил. Это самая лучшая дефиниция интеллекта, какая только существовала.

Что такое интеллект? Что ж, один очень, очень умный профессор, который был бесконтрольным сквирелом-радикалом в сфере психологии, в конце концов сказал... он дал определение слову «интеллект». Он сказал: «Интеллект – это то, что измеряется при помощи тестов». По-моему, это самая лучшая дефиниция, какую я только слышал. Это то, что измеряется при помощи тестов. Я считаю, что это просто потрясающе, не так ли? Мне как-то раз сказал об этом один саентолог... он меня действительно просветил. Это самая лучшая дефиниция интеллекта, какая только существовала.

И тем не менее, если у вас его нет, то вы идете ко дну! Так вот, мы знаем, что у разных людей он разный, и мы знаем, что можем его изменять, но что это такое? Буджум. Если у вас нет какого-то количества этого, господь знает, что с вами станется.

И тем не менее, если у вас его нет, то вы идете ко дну! Так вот, мы знаем, что у разных людей он разный, и мы знаем, что можем его изменять, но что это такое? Буджум. Если у вас нет какого-то количества этого, господь знает, что с вами станется.

Так вот, что такое способность? Что ж, способность легко измерить. Кто-то садится в самолет и летит: замечательно, он способен летать на самолете. Кто-то другой садится в самолет и – ха! – вот он, размазанный по земле на другом конце взлетной полосы. В чем разница? В чем разница? Один способен летать на самолете, другой не способен летать на самолете. Что ж, это факт, который можно наблюдать, не так ли? Так что мы можем принять это как само собой разумеющееся: некоторые люди могут это делать, некоторые – нет.

Так вот, что такое способность? Что ж, способность легко измерить. Кто-то садится в самолет и летит: замечательно, он способен летать на самолете. Кто-то другой садится в самолет и – ха! – вот он, размазанный по земле на другом конце взлетной полосы. В чем разница? В чем разница? Один способен летать на самолете, другой не способен летать на самолете. Что ж, это факт, который можно наблюдать, не так ли? Так что мы можем принять это как само собой разумеющееся: некоторые люди могут это делать, некоторые – нет.

Но что это за штука, которая так меняется? Что это за штука, которая так меняется? Почему? Мы говорим: «Ну, одного научили летать, а другого – не научили». О, нет!

Но что это за штука, которая так меняется? Что это за штука, которая так меняется? Почему? Мы говорим: «Ну, одного научили летать, а другого – не научили». О, нет!

Вы берете двух парней, даете им одних и тех же инструкторов, обращаетесь с ними одинаково непринужденно, проявляете к ним одинаковое внимание, но один из них способен летать, способен учиться, способен ухватывать суть, координировать движения и летать на самолете, а другой оказывается размазан по земле на другом конце взлетной полосы. Что же это за штука?

Вы берете двух парней, даете им одних и тех же инструкторов, обращаетесь с ними одинаково непринужденно, проявляете к ним одинаковое внимание, но один из них способен летать, способен учиться, способен ухватывать суть, координировать движения и летать на самолете, а другой оказывается размазан по земле на другом конце взлетной полосы. Что же это за штука?

И в тот момент, когда эту штуку отделяют от наблюдаемых фактов и отводят ей место в неведомой призрачной земле под названием «что же это?», в обществе возникают всевозможные предрассудки. Мы говорим: «Некоторые люди умеют рисовать, а некоторые – нет. Некоторые люди сильны в математике, а некоторые – нет. Люди, которые сильны в искусствах, не сильны в математике». Да ну? Я слышал такое. Я также слышал, что люди, которые сильны в искусствах, обычно сильны и в математике. Поэтому возникают предрассудки, связанные с мастерством. Появляется эта идея о талантах... «У этого человека огромный талант!» Это еще один буджум.

И в тот момент, когда эту штуку отделяют от наблюдаемых фактов и отводят ей место в неведомой призрачной земле под названием «что же это?», в обществе возникают всевозможные предрассудки. Мы говорим: «Некоторые люди умеют рисовать, а некоторые – нет. Некоторые люди сильны в математике, а некоторые – нет. Люди, которые сильны в искусствах, не сильны в математике». Да ну? Я слышал такое. Я также слышал, что люди, которые сильны в искусствах, обычно сильны и в математике. Поэтому возникают предрассудки, связанные с мастерством. Появляется эта идея о талантах... «У этого человека огромный талант!» Это еще один буджум.

Родители сажают маленького Роско за рояль и говорят: «Роско, играй!» Роско сидит за роялем, и спустя пять лет он по-прежнему терзает всем слух. И люди говорят:

Родители сажают маленького Роско за рояль и говорят: «Роско, играй!» Роско сидит за роялем, и спустя пять лет он по-прежнему терзает всем слух. И люди говорят:

«Что ж, у Роско просто нет таланта». Вот что в конце концов говорит учитель.

«Что ж, у Роско просто нет таланта». Вот что в конце концов говорит учитель.

Но вот за рояль сажают малютку Мэри и говорят ей: «Играй!» И она играет концерт Чайковского в соль-бемоль мажоре... с ходу, понимаете, бамс! И люди говорят: «У нее большой талант!» Что это такое? Это буджум!

Но вот за рояль сажают малютку Мэри и говорят ей: «Играй!» И она играет концерт Чайковского в соль-бемоль мажоре... с ходу, понимаете, бамс! И люди говорят: «У нее большой талант!» Что это такое? Это буджум!

Итак, один человек может играть, а другой – нет. У одного есть склонность к математике, у другого нет. Один может летать на самолете, а другой – нет.

Итак, один человек может играть, а другой – нет. У одного есть склонность к математике, у другого нет. Один может летать на самолете, а другой – нет.

Что ж, мы могли бы дать этому объяснение с точки зрения Дианетики: «Когда-то раньше на траке с людьми случались разные несчастья, когда они что-то делали, и когда эти люди оказываются в этой жизни, они обнаруживают, что не могут делать этого». Так вот, это неплохое объяснение, и на самом деле оно основано на фактах. Когда в одной жизни приобретаются какие-то навыки, они очень часто оказываются утраченными в следующей жизни, поскольку была утрачена эта жизнь. Однако это не является вопросом способности; это вопрос пережитого опыта, инграмм, рестимуляции и всех тех вещей, которые подавляют желание и готовность делать. Желание и готовность делать, желание и готовность быть. И мы в Дианетике и Саентологий уже давно поняли, что желание и готовность человека делать или быть может измениться под воздействием пережитого опыта... опыт изменяет его желание и готовность делать или быть... и что можно проследить этот опыт в обратном направлении, углубившись довольно далеко в прошлое.

Что ж, мы могли бы дать этому объяснение с точки зрения Дианетики: «Когда-то раньше на траке с людьми случались разные несчастья, когда они что-то делали, и когда эти люди оказываются в этой жизни, они обнаруживают, что не могут делать этого». Так вот, это неплохое объяснение, и на самом деле оно основано на фактах. Когда в одной жизни приобретаются какие-то навыки, они очень часто оказываются утраченными в следующей жизни, поскольку была утрачена эта жизнь. Однако это не является вопросом способности; это вопрос пережитого опыта, инграмм, рестимуляции и всех тех вещей, которые подавляют желание и готовность делать. Желание и готовность делать, желание и готовность быть. И мы в Дианетике и Саентологий уже давно поняли, что желание и готовность человека делать или быть может измениться под воздействием пережитого опыта... опыт изменяет его желание и готовность делать или быть... и что можно проследить этот опыт в обратном направлении, углубившись довольно далеко в прошлое.

Но мы знаем кое-что еще. Мы знаем, что тэтан, даже не имея этого опыта, который ему нелегко достался, может научиться делать что угодно. Что ж, это звучит так, будто мы в конечном итоге получили просто более сложный буджум. Но это не так, поскольку сегодня мы можем изменять этот фактор весьма легко... весьма легко.

Но мы знаем кое-что еще. Мы знаем, что тэтан, даже не имея этого опыта, который ему нелегко достался, может научиться делать что угодно. Что ж, это звучит так, будто мы в конечном итоге получили просто более сложный буджум. Но это не так, поскольку сегодня мы можем изменять этот фактор весьма легко... весьма легко.

Это связано со шкалой обладания. И позавчера вы делали первые на этом конгрессе упражнения по конфронтированию. Помните? Помните, как я одитировал вас в отношении конфронтирования? Хорошо.

Это связано со шкалой обладания. И позавчера вы делали первые на этом конгрессе упражнения по конфронтированию. Помните? Помните, как я одитировал вас в отношении конфронтирования? Хорошо.

Конфронтирование – это осознание. Человек может осознавать... это ответ на вопрос на восемь миллиардов и семьсот шестьдесят два доллара... человек может осознавать только то, что он в какой-то степени готов и желает конфронтировать. Необходимо некоторое желание и готовность конфронтировать, чтобы существовало явление, известное как осознание.

Конфронтирование – это осознание. Человек может осознавать... это ответ на вопрос на восемь миллиардов и семьсот шестьдесят два доллара... человек может осознавать только то, что он в какой-то степени готов и желает конфронтировать. Необходимо некоторое желание и готовность конфронтировать, чтобы существовало явление, известное как осознание.

Человек может осознавать те вещи, которые он в какой-то степени готов и желает конфронтировать. Прежде всего, если у него есть готовность и желание конфронтировать что-то – даже в какой-то небольшой мере – то он может начать осознавать это. Но если он не может это конфронтировать, если он не хочет это конфронтировать и если у него есть идея о том, что он не должен это конфронтировать, то спустя какое-то время это полностью исчезнет из виду и он больше не будет способен осознавать это. И в этом-то и заключены КИ, способности, талант и прочие подобные вещи.

Человек может осознавать те вещи, которые он в какой-то степени готов и желает конфронтировать. Прежде всего, если у него есть готовность и желание конфронтировать что-то – даже в какой-то небольшой мере – то он может начать осознавать это. Но если он не может это конфронтировать, если он не хочет это конфронтировать и если у него есть идея о том, что он не должен это конфронтировать, то спустя какое-то время это полностью исчезнет из виду и он больше не будет способен осознавать это. И в этом-то и заключены КИ, способности, талант и прочие подобные вещи.

Ну, скажем... человек идет по узкому проходу и натыкается на черную пантеру. Он кричит: «Яуууу!» – и убирается оттуда. Но помните, он видел ее, и он знал, что это черная пантера. Он знал, что это черная пантера.

Ну, скажем... человек идет по узкому проходу и натыкается на черную пантеру. Он кричит: «Яуууу!» – и убирается оттуда. Но помните, он видел ее, и он знал, что это черная пантера. Он знал, что это черная пантера.

Ладно. Если он знал, что это черная пантера, если он вообще мог ее видеть, то у него имелась готовность и желание конфронтировать ее. Вы понимаете? Даже если она напугала его до смерти, здесь все же присутствовало некоторое желание и готовность конфронтировать ее... иначе он бы ее и не увидел. Он не увидел бы вообще никакой черной пантеры.

Ладно. Если он знал, что это черная пантера, если он вообще мог ее видеть, то у него имелась готовность и желание конфронтировать ее. Вы понимаете? Даже если она напугала его до смерти, здесь все же присутствовало некоторое желание и готовность конфронтировать ее... иначе он бы ее и не увидел. Он не увидел бы вообще никакой черной пантеры.

Так вот, в этом и состоит секрет того, почему один парень может летать на самолете, а другой не может; почему один парень плавно взлетает, а другой оказывается размазанным по земле на другом конце взлетной полосы; почему тот маленький мальчик садится за рояль и спустя пять лет так и не умеет играть, а та маленькая девочка садится за рояль и тут же с легкостью начинает играть.

Так вот, в этом и состоит секрет того, почему один парень может летать на самолете, а другой не может; почему один парень плавно взлетает, а другой оказывается размазанным по земле на другом конце взлетной полосы; почему тот маленький мальчик садится за рояль и спустя пять лет так и не умеет играть, а та маленькая девочка садится за рояль и тут же с легкостью начинает играть.

В чем разница? У мальчика не было готовности и желания конфронтировать музыку, а у девочки все это очень даже было. Вот в чем разница. Вот и вся разница, и никакой другой нет.

В чем разница? У мальчика не было готовности и желания конфронтировать музыку, а у девочки все это очень даже было. Вот в чем разница. Вот и вся разница, и никакой другой нет.

Я прошу прощения, если это сводится к чему-то столь простому. Я осознаю, что это лишает вас игры. Я, несомненно, осознаю, что это полностью уничтожает множество извинений и оправданий.

Я прошу прощения, если это сводится к чему-то столь простому. Я осознаю, что это лишает вас игры. Я, несомненно, осознаю, что это полностью уничтожает множество извинений и оправданий.

Очень интересно то, как удобно иметь в жизни оправдания. Они играют в жизни свою роль... они очень удобны. Например, время от времени наши родители говорят нам: «Я не могу купить то, и я не могу купить то, и я не могу дать тебе то-то, и я не могу дать тебе се-то». Когда мы были маленькими, папаша говорил нам: «Ну, я просто не могу это купить. Я трачу на тебя просто-таки целое состояние» – и так далее. «Ты всегда выпрашиваешь у меня деньги», что-то вроде этого.

Очень интересно то, как удобно иметь в жизни оправдания. Они играют в жизни свою роль... они очень удобны. Например, время от времени наши родители говорят нам: «Я не могу купить то, и я не могу купить то, и я не могу дать тебе то-то, и я не могу дать тебе се-то». Когда мы были маленькими, папаша говорил нам: «Ну, я просто не могу это купить. Я трачу на тебя просто-таки целое состояние» – и так далее. «Ты всегда выпрашиваешь у меня деньги», что-то вроде этого.

Конечно, очевидный ответ, до которого я додумался годы спустя, когда было уже слишком поздно, – это: «А почему бы тебе не пойти и не заработать побольше денег?» Очевидная вещь: «В чем дело, почему ты зарабатываешь так мало?» Совершенно разгромное утверждение, не так ли? Да, в чем дело? Если семье нужно больше денег, почему он не зарабатывает больше? Просто и напрямик... все! Это бы действительно его осадило.

Конечно, очевидный ответ, до которого я додумался годы спустя, когда было уже слишком поздно, – это: «А почему бы тебе не пойти и не заработать побольше денег?» Очевидная вещь: «В чем дело, почему ты зарабатываешь так мало?» Совершенно разгромное утверждение, не так ли? Да, в чем дело? Если семье нужно больше денег, почему он не зарабатывает больше? Просто и напрямик... все! Это бы действительно его осадило.

Что ж, может быть, он не зарабатывает деньги потому, что он не готов и не желает конфронтировать их. Он не очень-то хорошо осознает их. Может быть, он зарабатывает столько денег, сколько он осознает, или может осознавать, или готов и желает осознавать. Он полагает, что есть что-то ужасное в необходимости осознавать миллиард долларов. Есть что-то очень предосудительное в том, чтобы осознавать столько денег.

Что ж, может быть, он не зарабатывает деньги потому, что он не готов и не желает конфронтировать их. Он не очень-то хорошо осознает их. Может быть, он зарабатывает столько денег, сколько он осознает, или может осознавать, или готов и желает осознавать. Он полагает, что есть что-то ужасное в необходимости осознавать миллиард долларов. Есть что-то очень предосудительное в том, чтобы осознавать столько денег.

И если вы начнете проверять, каково обладание людей в отношении денег, вы обнаружите, что большинство ваших преклиров, которых вы вытащили с улицы, на самом деле не могут иметь больше, чем два-три цента. Это так. Таково количество денег, которое они могут осознавать, количество денег, которое они могут конфронтировать.

И если вы начнете проверять, каково обладание людей в отношении денег, вы обнаружите, что большинство ваших преклиров, которых вы вытащили с улицы, на самом деле не могут иметь больше, чем два-три цента. Это так. Таково количество денег, которое они могут осознавать, количество денег, которое они могут конфронтировать.

Что такого опасного в деньгах? Что ж, уверяю вас, на полном траке с деньгами было связано много опасностей. У вас был верный и преданный раб, чей уровень приятия в отношении денег составлял тысячу кропотников, и кто-то насыпал ему тысячу кропотников, а он насыпал вам в еду мышьяка. Иными словами, деньги – это нечто такое, что может уничтожить верность, нечто такое, что разлагает души, нечто такое, из-за чего вы изгоняете людей из храмов, деньги – это то, деньги – это се, деньги – это плохо, и вообще там все плохо.

Что такого опасного в деньгах? Что ж, уверяю вас, на полном траке с деньгами было связано много опасностей. У вас был верный и преданный раб, чей уровень приятия в отношении денег составлял тысячу кропотников, и кто-то насыпал ему тысячу кропотников, а он насыпал вам в еду мышьяка. Иными словами, деньги – это нечто такое, что может уничтожить верность, нечто такое, что разлагает души, нечто такое, из-за чего вы изгоняете людей из храмов, деньги – это то, деньги – это се, деньги – это плохо, и вообще там все плохо.

Для правительства республиканцев это стало таким плохим, что они теперь вообще боятся выпускать какие-то деньги. Но они полностью упустили из виду один чрезвычайно интересный момент, касающийся денег... упустили его из виду целиком и полностью. Они настолько поглощены идеями о бизнесе или идеями милитаризма, что они полностью упустили из виду главную функцию национального правительства, которая состоит в том, чтобы создавать деньги.

Для правительства республиканцев это стало таким плохим, что они теперь вообще боятся выпускать какие-то деньги. Но они полностью упустили из виду один чрезвычайно интересный момент, касающийся денег... упустили его из виду целиком и полностью. Они настолько поглощены идеями о бизнесе или идеями милитаризма, что они полностью упустили из виду главную функцию национального правительства, которая состоит в том, чтобы создавать деньги.

Бизнесмен получает свои деньги посредством торговли. Он забирает их у отдельных людей. Военный забирает их у бизнесмена и у отдельных людей под дулом пистолета. Он говорит: «Ррр! Плати дань!» Это метод, испытанный временем.

Бизнесмен получает свои деньги посредством торговли. Он забирает их у отдельных людей. Военный забирает их у бизнесмена и у отдельных людей под дулом пистолета. Он говорит: «Ррр! Плати дань!» Это метод, испытанный временем.

Когда в правительстве намешано слишком много бизнесменов и слишком много военных, то и те, и другие забывают, что первый принцип правительства требует, чтобы деньги создавались в достаточном количестве, с тем чтобы на них можно было покупать товары, существующие в стране. Вот что должно делать правительство; это часть его обязанностей. Об этом сказано даже в Конституции: Конгресс должен чеканить деньги.

Когда в правительстве намешано слишком много бизнесменов и слишком много военных, то и те, и другие забывают, что первый принцип правительства требует, чтобы деньги создавались в достаточном количестве, с тем чтобы на них можно было покупать товары, существующие в стране. Вот что должно делать правительство; это часть его обязанностей. Об этом сказано даже в Конституции: Конгресс должен чеканить деньги.

Между прочим, одна из основных причин американской революции... это очень интересно. Бен Франклин основательно приложил к этому руку. Британская корона, находящаяся по другую сторону Атлантики на огромном расстоянии, которое мы сейчас пролетаем за десять минут... по-моему, время полета сейчас снижается примерно до такого. Они оставляют в запасе достаточно времени, чтобы плавно приблизиться к месту прибытия; им всегда придется так делать. Им всегда придется оставлять время на плавное приближение, пока кто-нибудь не изобретет аэродром, принимающий самолеты автоматически.

Между прочим, одна из основных причин американской революции... это очень интересно. Бен Франклин основательно приложил к этому руку. Британская корона, находящаяся по другую сторону Атлантики на огромном расстоянии, которое мы сейчас пролетаем за десять минут... по-моему, время полета сейчас снижается примерно до такого. Они оставляют в запасе достаточно времени, чтобы плавно приблизиться к месту прибытия; им всегда придется так делать. Им всегда придется оставлять время на плавное приближение, пока кто-нибудь не изобретет аэродром, принимающий самолеты автоматически.

Так вот, Англия не высылала в колонии достаточно денег. Там было недостаточно фунтов, шиллингов и пенсов. И дело дошло до того, что в Пенсильвании стала невозможной всякая торговля, а ведь вы знаете, каковы пенсильванцы. Что ж, это было концом британского правления в Штатах. Это произошло на несколько десятилетий раньше, чем американская революция, но суть здесь в том, что денег не хватало. Что ж, в какой-то момент у кого-то не было готовности и желания конфронтировать некоторое количество денег и он не хотел их создавать. Возможно, это случилось в Англии, это могло случиться среди тех британских торговцев, которые вели торговлю с Пенсильванией, это могло случиться практически где угодно.

Так вот, Англия не высылала в колонии достаточно денег. Там было недостаточно фунтов, шиллингов и пенсов. И дело дошло до того, что в Пенсильвании стала невозможной всякая торговля, а ведь вы знаете, каковы пенсильванцы. Что ж, это было концом британского правления в Штатах. Это произошло на несколько десятилетий раньше, чем американская революция, но суть здесь в том, что денег не хватало. Что ж, в какой-то момент у кого-то не было готовности и желания конфронтировать некоторое количество денег и он не хотел их создавать. Возможно, это случилось в Англии, это могло случиться среди тех британских торговцев, которые вели торговлю с Пенсильванией, это могло случиться практически где угодно.

Но началась нехватка денег, и в какой-то момент король Георг III сошел с ума, и единственное... кстати, может быть, вы об этом не знаете, но на самом деле Георг III сошел с ума из-за американской революции. Это так, он совсем помешался. После американской революции он бродил по пустынным сырым коридорам дворца и твердил:« Где мои американские колонии?» Американцы, как правило, этого не знают. Он окончательно свихнулся.

Но началась нехватка денег, и в какой-то момент король Георг III сошел с ума, и единственное... кстати, может быть, вы об этом не знаете, но на самом деле Георг III сошел с ума из-за американской революции. Это так, он совсем помешался. После американской революции он бродил по пустынным сырым коридорам дворца и твердил:« Где мои американские колонии?» Американцы, как правило, этого не знают. Он окончательно свихнулся.

Ситуация здесь состояла в том, что не предоставлялось достаточное количество финансов. Кто-то отказался конфронтировать проблему, связанную с деньгами. Кто-то отказался конфронтировать сами деньги и создал их нехватку.

Ситуация здесь состояла в том, что не предоставлялось достаточное количество финансов. Кто-то отказался конфронтировать проблему, связанную с деньгами. Кто-то отказался конфронтировать сами деньги и создал их нехватку.

Посмотрите, насколько просто мы можем это сформулировать. Мы говорим:

Посмотрите, насколько просто мы можем это сформулировать. Мы говорим:

«Кто-то не хотел конфронтировать деньги, поэтому он не создавал никаких денег. Он не хотел конфронтировать деньги, поэтому он не выпускал никаких денег в обращение».

«Кто-то не хотел конфронтировать деньги, поэтому он не создавал никаких денег. Он не хотел конфронтировать деньги, поэтому он не выпускал никаких денег в обращение».

Один из способов не конфронтировать деньги – это положить их все в задний карман, накопить восемь миллионов долларов на банковском счету, никогда не глядеть даже на пенни, изъять таким образом все деньги из обращения... и это в значительной степени является мотивом некоторых капиталистов. Не иметь деньги, не покупать деньги, а изъять все деньги из обращения, чтобы людям не приходилось их конфронтировать. Вы думаете, я шучу, но вы перестанете так думать, когда проодитируете это у нескольких преклиров.

Один из способов не конфронтировать деньги – это положить их все в задний карман, накопить восемь миллионов долларов на банковском счету, никогда не глядеть даже на пенни, изъять таким образом все деньги из обращения... и это в значительной степени является мотивом некоторых капиталистов. Не иметь деньги, не покупать деньги, а изъять все деньги из обращения, чтобы людям не приходилось их конфронтировать. Вы думаете, я шучу, но вы перестанете так думать, когда проодитируете это у нескольких преклиров.

Папа, который не зарабатывал достаточно денег, не мог конфронтировать их. Поэтому он даже не осознавал, что он разорился! Он думал, что у него все в порядке, понимаете? Он как-то существовал на свои три доллара в неделю или сколько там ему платили. Он думал, что у него все в порядке; вот столько должен зарабатывать человек его профессии – может быть, он так думал. Он даже не осознавал, что ему их не хватает. Так вот, это невероятно. И вот насколько никудышным может стать конфронт денег.

Папа, который не зарабатывал достаточно денег, не мог конфронтировать их. Поэтому он даже не осознавал, что он разорился! Он думал, что у него все в порядке, понимаете? Он как-то существовал на свои три доллара в неделю или сколько там ему платили. Он думал, что у него все в порядке; вот столько должен зарабатывать человек его профессии – может быть, он так думал. Он даже не осознавал, что ему их не хватает. Так вот, это невероятно. И вот насколько никудышным может стать конфронт денег.

Есть много замечательных одиторов, у которых загвоздка заключается просто в том, что они не способны конфронтировать деньги. Поэтому они все время одитируют людей бесплатно, одитируют их бесплатно, одитируют их бесплатно, и в один прекрасный день такой одитор обнаруживает, что своим одитингом он не может заработать себе на жизнь, и прекращает одитировать людей, поскольку ему нужно зарабатывать какие-то деньги. Так что он бросает свою одиторскую карьеру и начинает заниматься какими-нибудь глупостями. Вы понимаете? Я хочу сказать, он просто не может конфронтировать эту идею. Он говорит: «Я не могу просить людей об этом».

Есть много замечательных одиторов, у которых загвоздка заключается просто в том, что они не способны конфронтировать деньги. Поэтому они все время одитируют людей бесплатно, одитируют их бесплатно, одитируют их бесплатно, и в один прекрасный день такой одитор обнаруживает, что своим одитингом он не может заработать себе на жизнь, и прекращает одитировать людей, поскольку ему нужно зарабатывать какие-то деньги. Так что он бросает свою одиторскую карьеру и начинает заниматься какими-нибудь глупостями. Вы понимаете? Я хочу сказать, он просто не может конфронтировать эту идею. Он говорит: «Я не могу просить людей об этом».

Что ж, давайте это проанализируем: он не может на это смотреть. Вы это понимаете? Я имею в виду, это можно проанализировать просто вот так: бам-бам! – запросто, понимаете? «Я не могу ни о чем просить людей; я... я просто...» – и так далее. Это просто сводится к тому... это даже проще, чем «Я не могу конфронтировать то, как кто-то сидит у меня и дает мне какую-то сумму денег». Это даже проще. Суть просто в том... что это за объект? Деньги. Что этот человек делает? Он их не конфронтирует, и на том конец. Он не конфронтирует деньги; у него нет желания и готовности делать это. Спустя некоторое время он перестает осознавать их. Они больше не существуют.

Что ж, давайте это проанализируем: он не может на это смотреть. Вы это понимаете? Я имею в виду, это можно проанализировать просто вот так: бам-бам! – запросто, понимаете? «Я не могу ни о чем просить людей; я... я просто...» – и так далее. Это просто сводится к тому... это даже проще, чем «Я не могу конфронтировать то, как кто-то сидит у меня и дает мне какую-то сумму денег». Это даже проще. Суть просто в том... что это за объект? Деньги. Что этот человек делает? Он их не конфронтирует, и на том конец. Он не конфронтирует деньги; у него нет желания и готовности делать это. Спустя некоторое время он перестает осознавать их. Они больше не существуют.

Целое общество может впасть в такое умонастроение. Это одна из самых смешных вещей, которая может произойти с правительством и происходила.

Целое общество может впасть в такое умонастроение. Это одна из самых смешных вещей, которая может произойти с правительством и происходила.

Знаете, когда-то был один парень, который сделал все деньги... между прочим, он был первым коммунистом... в Средиземноморье. Да-да, он был первым коммунистом. Оттуда-то и началась вся коммунистическая деятельность: Спарта.

Знаете, когда-то был один парень, который сделал все деньги... между прочим, он был первым коммунистом... в Средиземноморье. Да-да, он был первым коммунистом. Оттуда-то и началась вся коммунистическая деятельность: Спарта.

Это был первый коммунистический строй в мире, хорошо продуманный, и это замечательно зафиксировано в документах, и русские взяли это на вооружение целиком и полностью. Это спартанская философия. Один парень (по-моему, его звали Ликург) появился там и все продумал, я не знаю, кто это был. С него все и началось, но это был о-го-го какой парень. И он до такой степени перестал осознавать деньги, что решил, что никто не может их иметь, поэтому он сделал все деньги железными. Понимаете, он сделал такие огромные штуки размером с мельничные жернова целиком из железа, и никто не мог носить их с собой, и он заявил, что исцелит всех от любви к деньгам. По его мнению, именно в них и была проблема.

Это был первый коммунистический строй в мире, хорошо продуманный, и это замечательно зафиксировано в документах, и русские взяли это на вооружение целиком и полностью. Это спартанская философия. Один парень (по-моему, его звали Ликург) появился там и все продумал, я не знаю, кто это был. С него все и началось, но это был о-го-го какой парень. И он до такой степени перестал осознавать деньги, что решил, что никто не может их иметь, поэтому он сделал все деньги железными. Понимаете, он сделал такие огромные штуки размером с мельничные жернова целиком из железа, и никто не мог носить их с собой, и он заявил, что исцелит всех от любви к деньгам. По его мнению, именно в них и была проблема.

А в чем была проблема с ним? Он не мог их конфронтировать, поэтому он сделал их такими, чтобы их нельзя было конфронтировать. Никто не мог катать такие колеса. Они на самом деле были размером с колесо телеги. Вот такими были его деньги. И конечно же, они вышли из обращения, и коммунизм был неизбежен.

А в чем была проблема с ним? Он не мог их конфронтировать, поэтому он сделал их такими, чтобы их нельзя было конфронтировать. Никто не мог катать такие колеса. Они на самом деле были размером с колесо телеги. Вот такими были его деньги. И конечно же, они вышли из обращения, и коммунизм был неизбежен.

Коммунизм имеет место тогда, когда люди скатываются до того, что больше не могут конфронтировать деньги или товары, и они превращают и то, и другое в ничто. Они больше не могут конфронтировать ни то, ни другое. Вы никогда не увидите, чтобы при коммунизме особо много чего-то производили.

Коммунизм имеет место тогда, когда люди скатываются до того, что больше не могут конфронтировать деньги или товары, и они превращают и то, и другое в ничто. Они больше не могут конфронтировать ни то, ни другое. Вы никогда не увидите, чтобы при коммунизме особо много чего-то производили.

Нет, просто большое количество людей, сидящих наверху, становятся неспособны конфронтировать товары, становятся неспособны конфронтировать деньги, и они превращают и то, и другое в ничто. Когда вы начинаете превращать деньги в ничто, вы начинаете превращать товары в ничто, это верное дело. Понятно?

Нет, просто большое количество людей, сидящих наверху, становятся неспособны конфронтировать товары, становятся неспособны конфронтировать деньги, и они превращают и то, и другое в ничто. Когда вы начинаете превращать деньги в ничто, вы начинаете превращать товары в ничто, это верное дело. Понятно?

И как только у человека пропадает желание и готовность конфронтировать что-то, это что-то становится ничем для него. Это очень странно... он может до такой степени перестать осознавать людей, что будет смотреть прямо сквозь них. Он будет натыкаться на них на улицах. Вам когда-нибудь встречался человек, который постоянно на всех натыкался? Он просто не осознавал. Мы говорим, что он неуклюжий, что он такой-то, что он сякой-то. Нет, у него до такой степени отсутствует желание и готовность конфронтировать людей, что он вообще их не видит. Они перестали существовать. Вот куда пропало его осознание.

И как только у человека пропадает желание и готовность конфронтировать что-то, это что-то становится ничем для него. Это очень странно... он может до такой степени перестать осознавать людей, что будет смотреть прямо сквозь них. Он будет натыкаться на них на улицах. Вам когда-нибудь встречался человек, который постоянно на всех натыкался? Он просто не осознавал. Мы говорим, что он неуклюжий, что он такой-то, что он сякой-то. Нет, у него до такой степени отсутствует желание и готовность конфронтировать людей, что он вообще их не видит. Они перестали существовать. Вот куда пропало его осознание.

Возьмем парня, который размазался по земле на другом конце взлетной полосы, когда мы пытались научить его летать. Знаете ли вы, что если бы кто-нибудь взял его и спросил: «Что перед тобой?» – он ответил бы: «Ну, это... не подсказывайте. Это бетон!»

Возьмем парня, который размазался по земле на другом конце взлетной полосы, когда мы пытались научить его летать. Знаете ли вы, что если бы кто-нибудь взял его и спросил: «Что перед тобой?» – он ответил бы: «Ну, это... не подсказывайте. Это бетон!»

Кто-нибудь сказал бы:

Кто-нибудь сказал бы:

• Что? Самолет бетонный? А парень ответил бы:

• Что? Самолет бетонный? А парень ответил бы:

• Ну, это самолет, кто угодно это знает. – Он просто повторяет то, что сказал этот другой парень. Он, возможно, даже его не видит!

• Ну, это самолет, кто угодно это знает. – Он просто повторяет то, что сказал этот другой парень. Он, возможно, даже его не видит!

Интересная штука. Для него этот самолет расплывается перед глазами, понимаете? Он, так сказать, в тумане. У него есть детали, которых этот парень никогда не видит... знаете, ручка управления самолетом, элерон, руль направления. И вот вы пытаетесь научить его летать на чем-то, а он даже не знает, что это существует. И дело кончается тем, что он размазывается по земле на другом конце взлетной полосы.

Интересная штука. Для него этот самолет расплывается перед глазами, понимаете? Он, так сказать, в тумане. У него есть детали, которых этот парень никогда не видит... знаете, ручка управления самолетом, элерон, руль направления. И вот вы пытаетесь научить его летать на чем-то, а он даже не знает, что это существует. И дело кончается тем, что он размазывается по земле на другом конце взлетной полосы.

Маленький Роско сидит за роялем и собирается играть... на чем? Что находится перед ним? О, он скажет: «Все знают, что находится передо мной... ничего!»

Маленький Роско сидит за роялем и собирается играть... на чем? Что находится перед ним? О, он скажет: «Все знают, что находится передо мной... ничего!»

Возьмем различие звуков по высоте... различие между звуками. Некоторые люди осознают его, некоторые – нет. Различия между тонами.

Возьмем различие звуков по высоте... различие между звуками. Некоторые люди осознают его, некоторые – нет. Различия между тонами.

Да, но это сводится к гораздо более серьезной проблеме – проблеме осознания звука. Если у кого-то есть готовность и желание конфронтировать звук, он будет очень, очень хорошо проводить различия в нем. Если же у него нет готовности и желания конфронтировать его, то он услышит лишь полную тишину. А если у него есть лишь посредственная готовность и желание конфронтировать звук, тот просто будет его раздражать. И здесь мы видим шкалу тонов, которая располагается между полной готовностью иметь полное осознание и нижней частью шкалы: «Этого нет». И реакцию на что угодно, находящуюся в промежутке между этими двумя точками, мы называем эмоциональным откликом или его отсутствием.

Да, но это сводится к гораздо более серьезной проблеме – проблеме осознания звука. Если у кого-то есть готовность и желание конфронтировать звук, он будет очень, очень хорошо проводить различия в нем. Если же у него нет готовности и желания конфронтировать его, то он услышит лишь полную тишину. А если у него есть лишь посредственная готовность и желание конфронтировать звук, тот просто будет его раздражать. И здесь мы видим шкалу тонов, которая располагается между полной готовностью иметь полное осознание и нижней частью шкалы: «Этого нет». И реакцию на что угодно, находящуюся в промежутке между этими двумя точками, мы называем эмоциональным откликом или его отсутствием.

В сущности, это и есть шкала тонов. Это готовность и желание конфронтировать. Так вот, конфронт – это интересная штука, поскольку это лишь часть шкалы, которую мы называем шкалой обладания. Мы по-прежнему называем ее шкалой обладания, чтобы вам было понятно, о чем идет речь, но в действительности это не шкала обладания. Это шкала осознания, или шкала конфронта. Вы это понимаете?

В сущности, это и есть шкала тонов. Это готовность и желание конфронтировать. Так вот, конфронт – это интересная штука, поскольку это лишь часть шкалы, которую мы называем шкалой обладания. Мы по-прежнему называем ее шкалой обладания, чтобы вам было понятно, о чем идет речь, но в действительности это не шкала обладания. Это шкала осознания, или шкала конфронта. Вы это понимаете?

Так вот, это то, что лежит в основе интеллекта, способности, умения, таланта и так далее. Это готовность и желание конфронтировать, вот и все.

Так вот, это то, что лежит в основе интеллекта, способности, умения, таланта и так далее. Это готовность и желание конфронтировать, вот и все.

Даже если что-то пугает человека до посинения, он должен иметь некоторую готовность и желание конфронтировать это, чтобы он мог увидеть это и чтобы это могло его напугать. Понимаете?

Даже если что-то пугает человека до посинения, он должен иметь некоторую готовность и желание конфронтировать это, чтобы он мог увидеть это и чтобы это могло его напугать. Понимаете?

Так вот, у тех людей, которые не осознают того и не осознают сего, больше нет готовности и желания конфронтировать эти вещи... у них больше нет готовности и желания конфронтировать эти вещи. Они больше не желают конфронтировать политику, или политиков, или полицейских, или кого-то еще. И знаете, дело становится настолько плохо, что спустя некоторое время все правительство для них исчезает. Полиция для них исчезает.

Так вот, у тех людей, которые не осознают того и не осознают сего, больше нет готовности и желания конфронтировать эти вещи... у них больше нет готовности и желания конфронтировать эти вещи. Они больше не желают конфронтировать политику, или политиков, или полицейских, или кого-то еще. И знаете, дело становится настолько плохо, что спустя некоторое время все правительство для них исчезает. Полиция для них исчезает.

Я знаю целое государство, в котором полиция исчезла для населения. Это очень спокойное государство, поскольку там живут хорошие люди. Но у них там столько полиции и эта полиция настолько жалкая, что население больше не считает полицию полицией... оно просто надеется, что полиции нет. Они больше не дают себе труд соблюдать закон; они не дают себе труд как-то реагировать на полицию. Полицейские должны быть очень, очень настойчивы, чтобы привлечь к себе хоть чье-то внимание. Им пришлось одеть в другую форму дорожную полицию по всей стране, совершенно в другую форму, дать им другие знаки отличия и все такое, чтобы автомобили останавливались, когда постовой поднимает руку. Я не преувеличиваю; это Испания. Они там просто... «Нет больше никакого смысла соблюдать закон. Я имею в виду, мы... мы просто продолжаем жить так же, как жили многие годы, и обходимся друг с другом любезно, если можем, и в любом случае неизвестно, какие законы будут приняты» – так они это объясняют. Но они не находятся в состоянии осознания. У них больше нет желания и готовности осознавать полицию или вооруженные силы страны.

Я знаю целое государство, в котором полиция исчезла для населения. Это очень спокойное государство, поскольку там живут хорошие люди. Но у них там столько полиции и эта полиция настолько жалкая, что население больше не считает полицию полицией... оно просто надеется, что полиции нет. Они больше не дают себе труд соблюдать закон; они не дают себе труд как-то реагировать на полицию. Полицейские должны быть очень, очень настойчивы, чтобы привлечь к себе хоть чье-то внимание. Им пришлось одеть в другую форму дорожную полицию по всей стране, совершенно в другую форму, дать им другие знаки отличия и все такое, чтобы автомобили останавливались, когда постовой поднимает руку. Я не преувеличиваю; это Испания. Они там просто... «Нет больше никакого смысла соблюдать закон. Я имею в виду, мы... мы просто продолжаем жить так же, как жили многие годы, и обходимся друг с другом любезно, если можем, и в любом случае неизвестно, какие законы будут приняты» – так они это объясняют. Но они не находятся в состоянии осознания. У них больше нет желания и готовности осознавать полицию или вооруженные силы страны.

Это поразительно. Буквально несколько месяцев назад я был в Испании и спросил кого-то: «У них там в форте до сих пор есть мавры?» И просто показал рукой направление вдоль улицы.

Это поразительно. Буквально несколько месяцев назад я был в Испании и спросил кого-то: «У них там в форте до сих пор есть мавры?» И просто показал рукой направление вдоль улицы.

И парень ответил (вы не поверите):

И парень ответил (вы не поверите):

• Форт? Форт никем не занят.

• Форт? Форт никем не занят.

Я ответил:

Я ответил:

• Да нет, база... гарнизон. Мавры до сих пор несут гарнизонную службу в городе? Гарнизон, форт, казармы, армейский штаб... прямо там.

• Да нет, база... гарнизон. Мавры до сих пор несут гарнизонную службу в городе? Гарнизон, форт, казармы, армейский штаб... прямо там.

Он посмотрел в том направлении, и разговор угас. В тот момент я не понял этого явления. Я подумал: «Ну и рассеянный же этот парень». Он не боялся всего этого, но каждый день в полутора кварталах от его дома солдаты маршировали туда-сюда, отдавали честь, горны трубили, ружья стреляли и все такое – прямо в центре города, а этот парень работал в таком месте, что оттуда можно было все это наблюдать, но он не видел ровным счетом ничего из этого.

Он посмотрел в том направлении, и разговор угас. В тот момент я не понял этого явления. Я подумал: «Ну и рассеянный же этот парень». Он не боялся всего этого, но каждый день в полутора кварталах от его дома солдаты маршировали туда-сюда, отдавали честь, горны трубили, ружья стреляли и все такое – прямо в центре города, а этот парень работал в таком месте, что оттуда можно было все это наблюдать, но он не видел ровным счетом ничего из этого.

Этого парня основательно потрепало во время испанской революции, так что он больше не желал осознавать и не хотел конфронтировать что-либо из этого. И он, очевидно, создал постулат о том, что он продолжит жить в Испании и просто забудет обо всем этом. Иначе говоря, «забудет обо всем этом»... больше не будет конфронтировать какую бы то ни было часть этого. И в этот момент это прекращает существовать.

Этого парня основательно потрепало во время испанской революции, так что он больше не желал осознавать и не хотел конфронтировать что-либо из этого. И он, очевидно, создал постулат о том, что он продолжит жить в Испании и просто забудет обо всем этом. Иначе говоря, «забудет обо всем этом»... больше не будет конфронтировать какую бы то ни было часть этого. И в этот момент это прекращает существовать.

Так вот, мы знаем... мы точно знаем... что если бы мы сделали так, чтобы водитель конфронтировал автомобиль, а автомобиль – водителя и чтобы они прикасались, прикасались, прикасались, прикасались к различным вещам – просто 8-К,

Так вот, мы знаем... мы точно знаем... что если бы мы сделали так, чтобы водитель конфронтировал автомобиль, а автомобиль – водителя и чтобы они прикасались, прикасались, прикасались, прикасались к различным вещам – просто 8-К,

– мы бы получили более хорошего водителя. Мы могли бы брать людей, которые не могут сдать экзамен по вождению, и не особенно-то обучать их вождению, а просто просить их прикасаться к рулю, прикасаться к колпакам на колесах, прикасаться к задней части автомобиля, к передней части автомобиля... иными словами, мы провели бы им 8-К. Мы бы просили их прикоснуться к этому автомобилю, прикоснуться к этому автомобилю, прикоснуться к этому автомобилю, установить и разорвать общение, установить и разорвать общение, снова и снова, снова и снова. И если бы мы захотели пойти немного дальше, мы бы попросили его поездить немного на этом автомобиле. Но езда на автомобиле не важна.

– мы бы получили более хорошего водителя. Мы могли бы брать людей, которые не могут сдать экзамен по вождению, и не особенно-то обучать их вождению, а просто просить их прикасаться к рулю, прикасаться к колпакам на колесах, прикасаться к задней части автомобиля, к передней части автомобиля... иными словами, мы провели бы им 8-К. Мы бы просили их прикоснуться к этому автомобилю, прикоснуться к этому автомобилю, прикоснуться к этому автомобилю, установить и разорвать общение, установить и разорвать общение, снова и снова, снова и снова. И если бы мы захотели пойти немного дальше, мы бы попросили его поездить немного на этом автомобиле. Но езда на автомобиле не важна.

В таких экспериментах для меня самого это всегда было загадкой, поскольку я провел несколько таких экспериментов и обнаружил, что на людей оказывало положительное воздействие не столько обучение вождению, сколько контакт с транспортным средством. И я обнаружил, что это было большим шагом вперед. Когда они устанавливали контакт с транспортным средством и когда вы проводили их через этот процесс в течение долгого времени, дела у них шли замечательно. Но если вы тратили уйму времени на то, чтобы обучать их вождению – начать, изменить и остановить транспортное средство, – вы не так хорошо продвигались в своей учебной программе. Вы не продвигались так хорошо, как если бы вы просто просили людей прикасаться к автомобилю.

В таких экспериментах для меня самого это всегда было загадкой, поскольку я провел несколько таких экспериментов и обнаружил, что на людей оказывало положительное воздействие не столько обучение вождению, сколько контакт с транспортным средством. И я обнаружил, что это было большим шагом вперед. Когда они устанавливали контакт с транспортным средством и когда вы проводили их через этот процесс в течение долгого времени, дела у них шли замечательно. Но если вы тратили уйму времени на то, чтобы обучать их вождению – начать, изменить и остановить транспортное средство, – вы не так хорошо продвигались в своей учебной программе. Вы не продвигались так хорошо, как если бы вы просто просили людей прикасаться к автомобилю.

И что же это все значит? Что ж, все это сводится к конфронтированию. Вы показываете им, что они могут конфронтировать этот автомобиль. Вы показываете им, что конфронтировать что-то возможно; вы показываете им, что здесь что-то есть, и когда они это осознают, они осознают это настолько основательно, что теперь, конечно же, могут контролировать этот автомобиль. Вы заставили их осознавать автомобиль посредством конфронтирования. И это лежит в основе всех этих вещей, которые мы называем интеллектом и так далее.

И что же это все значит? Что ж, все это сводится к конфронтированию. Вы показываете им, что они могут конфронтировать этот автомобиль. Вы показываете им, что конфронтировать что-то возможно; вы показываете им, что здесь что-то есть, и когда они это осознают, они осознают это настолько основательно, что теперь, конечно же, могут контролировать этот автомобиль. Вы заставили их осознавать автомобиль посредством конфронтирования. И это лежит в основе всех этих вещей, которые мы называем интеллектом и так далее.

Так вот, «готовность и желание иметь» – это явление, связанное с конфронтом и находящееся ниже на шкале. «Растрачивать», «заменять на что-либо»... это все находится ниже на шкале. «Создавать» находится наверху шкалы. Но человек не будет создавать то, что он не готов и не желает конфронтировать.

Так вот, «готовность и желание иметь» – это явление, связанное с конфронтом и находящееся ниже на шкале. «Растрачивать», «заменять на что-либо»... это все находится ниже на шкале. «Создавать» находится наверху шкалы. Но человек не будет создавать то, что он не готов и не желает конфронтировать.

У этого есть и некоторые другие аспекты, которые имеют отношение к количеству, к тому, как именно предметы исчезают и как именно выглядит эта шкала, но в сущности, все сводится к этому: люди, которые не готовы и не желают что-то конфронтировать, не осознают этого. И их осознание целиком зависит от их желания и готовности конфронтировать. Их интеллект – это их желание и готовность конфронтировать. Ведь что такое интеллект, как не осознание, и что такое осознание, как не желание и готовность конфронтировать?

У этого есть и некоторые другие аспекты, которые имеют отношение к количеству, к тому, как именно предметы исчезают и как именно выглядит эта шкала, но в сущности, все сводится к этому: люди, которые не готовы и не желают что-то конфронтировать, не осознают этого. И их осознание целиком зависит от их желания и готовности конфронтировать. Их интеллект – это их желание и готовность конфронтировать. Ведь что такое интеллект, как не осознание, и что такое осознание, как не желание и готовность конфронтировать?

Таким образом, поскольку мы с большим интересом проследили все это и поскольку всякий раз, когда мы находили в Саентологии что-то работающее, мы бережно сохраняли это и продолжали это использовать, мы в конечном счете перешли к этой сфере и выяснили, что дело не в контакте, а в конфронте.

Таким образом, поскольку мы с большим интересом проследили все это и поскольку всякий раз, когда мы находили в Саентологии что-то работающее, мы бережно сохраняли это и продолжали это использовать, мы в конечном счете перешли к этой сфере и выяснили, что дело не в контакте, а в конфронте.

Существует много явлений, которые доказывают эту теорию. Существует много явлений одного порядка, которые основаны на этой доктрине о конфронте и демонстрируют ее, но одна из лучших демонстраций – просто попросить человека смотреть вокруг и находить что-то, с чем он готов общаться, или попросить его смотреть вокруг и прикасаться к предметам. В комнате становится ярче, его зрение изменяется, происходят другие вещи.

Существует много явлений, которые доказывают эту теорию. Существует много явлений одного порядка, которые основаны на этой доктрине о конфронте и демонстрируют ее, но одна из лучших демонстраций – просто попросить человека смотреть вокруг и находить что-то, с чем он готов общаться, или попросить его смотреть вокруг и прикасаться к предметам. В комнате становится ярче, его зрение изменяется, происходят другие вещи.

Разумеется, его зрение изменяется... ведь у него есть желание и готовность осознавать предметы, так что теперь он, естественно, может их видеть.

Разумеется, его зрение изменяется... ведь у него есть желание и готовность осознавать предметы, так что теперь он, естественно, может их видеть.

Так вот, в действительности дело не в том, что люди злонамеренны или просто упрямы. Дело не в том, что они своенравны, – не из-за этого они не желают конфронтировать. Существует другой механизм, стоящий за этим механизмом осознания, который чрезвычайно интересен, поскольку это просто идея о желании и готовности, но идею можно разрушить. И я расскажу вам об этом на следующей лекции.

Так вот, в действительности дело не в том, что люди злонамеренны или просто упрямы. Дело не в том, что они своенравны, – не из-за этого они не желают конфронтировать. Существует другой механизм, стоящий за этим механизмом осознания, который чрезвычайно интересен, поскольку это просто идея о желании и готовности, но идею можно разрушить. И я расскажу вам об этом на следующей лекции.

Спасибо.

Спасибо.