Мы здесь очень интересно проводили время последние шесть лет, не так ли?

Мы здесь очень интересно проводили время последние шесть лет, не так ли?

(аплодисменты)

(аплодисменты)

О черт, все было гораздо интересней! (громкие аплодисменты)

О черт, все было гораздо интересней! (громкие аплодисменты)

И я надеюсь, что это ничто по сравнению с тем, каким интересным все будет следующие шесть лет. (очень громкие аплодисменты)

И я надеюсь, что это ничто по сравнению с тем, каким интересным все будет следующие шесть лет. (очень громкие аплодисменты)

Так вот, я хочу кое-что прояснить. К штатным сотрудникам подходили люди и говорили: «А что это такое Рон говорит о том, что исследования закончены? Да, я это уже слышал. Это неправда».

Так вот, я хочу кое-что прояснить. К штатным сотрудникам подходили люди и говорили: «А что это такое Рон говорит о том, что исследования закончены? Да, я это уже слышал. Это неправда».

В сущности, это не то, что я сказал. Я сказал, что критический этап исследований... я этого не говорил, но я хотел бы сказать четко, ясно и без лишних слов: критический этап исследований был пройден. Это так. Критический рубеж был пройден всего несколько недель назад, когда я получил данные о том, что происходит с кейсами различных типов в различных регионах и в руках различных одиторов.

В сущности, это не то, что я сказал. Я сказал, что критический этап исследований... я этого не говорил, но я хотел бы сказать четко, ясно и без лишних слов: критический этап исследований был пройден. Это так. Критический рубеж был пройден всего несколько недель назад, когда я получил данные о том, что происходит с кейсами различных типов в различных регионах и в руках различных одиторов.

Если одитор был обучен – как следует обучен – в особенности, если он прошел то, что мы называем «Обучением повышенного уровня», которое будут проходить участники предстоящего ППК, то я думаю, что теперь... я знаю, что я это уже говорил, но сейчас то, что я говорю, – это факт... я думаю, что теперь не найдется ни одного преклира, который все еще дышит и говорит на том же языке, что и вы, – или не говорит, это уж как получится, – чей кейс сможет сохранить свой статус-кво при прохождении современного одитинга. Я не думаю, что такие кейсы существуют. Это заявление не требует от меня особой смелости: я говорю не о себе. Я мог бы вам сказать то же самое несколько лет назад, потому что я не знаю ни одного кейса, который я не смог бы разрешить.

Если одитор был обучен – как следует обучен – в особенности, если он прошел то, что мы называем «Обучением повышенного уровня», которое будут проходить участники предстоящего ППК, то я думаю, что теперь... я знаю, что я это уже говорил, но сейчас то, что я говорю, – это факт... я думаю, что теперь не найдется ни одного преклира, который все еще дышит и говорит на том же языке, что и вы, – или не говорит, это уж как получится, – чей кейс сможет сохранить свой статус-кво при прохождении современного одитинга. Я не думаю, что такие кейсы существуют. Это заявление не требует от меня особой смелости: я говорю не о себе. Я мог бы вам сказать то же самое несколько лет назад, потому что я не знаю ни одного кейса, который я не смог бы разрешить.

Но сейчас я говорю об одиторе как следует обученном и знающем свое дело; такие одиторы больше не испытывают трудностей с кейсами.

Но сейчас я говорю об одиторе как следует обученном и знающем свое дело; такие одиторы больше не испытывают трудностей с кейсами.

Возникает очень, очень интересный вопрос: сколько времени потребуется на разрешение кейса. Вот в чем проблема: сколько на это уйдет времени? Сколько мы сможем успеть за определенное количество часов?

Возникает очень, очень интересный вопрос: сколько времени потребуется на разрешение кейса. Вот в чем проблема: сколько на это уйдет времени? Сколько мы сможем успеть за определенное количество часов?

Исходя из своего опыта... и я уверен, что в ближайшие несколько месяцев вы обнаружите, что это так и есть... я не могу сказать, насколько трудным должен быть кейс, чтобы с ним возникли проблемы, потому что я таких кейсов не видел.

Исходя из своего опыта... и я уверен, что в ближайшие несколько месяцев вы обнаружите, что это так и есть... я не могу сказать, насколько трудным должен быть кейс, чтобы с ним возникли проблемы, потому что я таких кейсов не видел.

Вот что удивительно. Кейс может изо всех сил сопротивляться процессингу, но когда вы устраняете это сопротивление, вы обнаруживаете, что оно мешало и преклиру, и он очень рад тому, что вы это устранили.

Вот что удивительно. Кейс может изо всех сил сопротивляться процессингу, но когда вы устраняете это сопротивление, вы обнаруживаете, что оно мешало и преклиру, и он очень рад тому, что вы это устранили.

Таким образом, если вы можете устранить то сопротивление, которое преклир оказывает уничтожению его кейса, что ж, отлично. Дальше будут «хорошие дороги и хорошая погода». Преклир не спорит с вами, вот и все. Он не спорит с вами.Это должно вас обнадежить. Многие кейсы у нас двигались еле-еле. Так быть не должно, по крайней мере сейчас, и я надеюсь, что так не будет.

Таким образом, если вы можете устранить то сопротивление, которое преклир оказывает уничтожению его кейса, что ж, отлично. Дальше будут «хорошие дороги и хорошая погода». Преклир не спорит с вами, вот и все. Он не спорит с вами.Это должно вас обнадежить. Многие кейсы у нас двигались еле-еле. Так быть не должно, по крайней мере сейчас, и я надеюсь, что так не будет.

И если говорить о будущих исследованиях и будущих результатах одитинга, то здесь критический этап можно считать пройденным.

И если говорить о будущих исследованиях и будущих результатах одитинга, то здесь критический этап можно считать пройденным.

Я поясню. Есть люди, считающие, что единственное направление, в котором они сейчас могут двигаться, – это вниз! Вам это понятно? Они сомневаются в том, что им становится лучше, или в том, что их состояние может улучшиться. Вы понимаете, в чем они сомневаются?

Я поясню. Есть люди, считающие, что единственное направление, в котором они сейчас могут двигаться, – это вниз! Вам это понятно? Они сомневаются в том, что им становится лучше, или в том, что их состояние может улучшиться. Вы понимаете, в чем они сомневаются?

Если вы проведете такому человеку какой-нибудь современный процесс, это приведет к огромным изменениям, поскольку человек поймет, что ему может стать лучше и это осознание чрезвычайно высокого уровня. Возможно, пройдет восемь или десять часов, прежде чем человек осознает это. Но это произойдет, и тогда он будет знать, что на свете есть что-то, что может вытащить его из того болота, в котором он увяз. Это само по себе очень сильно обнадеживает, очень-очень сильно, это само по себе просто замечательно.

Если вы проведете такому человеку какой-нибудь современный процесс, это приведет к огромным изменениям, поскольку человек поймет, что ему может стать лучше и это осознание чрезвычайно высокого уровня. Возможно, пройдет восемь или десять часов, прежде чем человек осознает это. Но это произойдет, и тогда он будет знать, что на свете есть что-то, что может вытащить его из того болота, в котором он увяз. Это само по себе очень сильно обнадеживает, очень-очень сильно, это само по себе просто замечательно.

Люди годами... кейсы, находившиеся на низком уровне, стояли на месте, они не двигались вперед. Сейчас наступил тот этап в наших исследованиях, когда таким кейсам можно помочь и они теперь могут начать двигаться вверх. Это просто замечательно.

Люди годами... кейсы, находившиеся на низком уровне, стояли на месте, они не двигались вперед. Сейчас наступил тот этап в наших исследованиях, когда таким кейсам можно помочь и они теперь могут начать двигаться вверх. Это просто замечательно.

А что это означает для Саентологии? Во-первых, это означает, что профессиональный одитор может получить гораздо больше реальности относительно своих возможностей, поскольку сегодня процессы пересекли некий рубеж и вышли на новый, совершенно изумительный уровень.

А что это означает для Саентологии? Во-первых, это означает, что профессиональный одитор может получить гораздо больше реальности относительно своих возможностей, поскольку сегодня процессы пересекли некий рубеж и вышли на новый, совершенно изумительный уровень.

Несколько месяцев назад мы могли бы сказать – мы намекали на это, – что одитинг не должен рестимулировать. Никому не должно становиться хуже просто потому, что он одитирует. Сейчас это достигнуто, и это очень важно. Сегодня одитинг достиг того уровня, на котором он стал терапией.

Несколько месяцев назад мы могли бы сказать – мы намекали на это, – что одитинг не должен рестимулировать. Никому не должно становиться хуже просто потому, что он одитирует. Сейчас это достигнуто, и это очень важно. Сегодня одитинг достиг того уровня, на котором он стал терапией.

Это очень важный фактор, очень важный. Ведь одна из причин, по которой одиторы перестают одитировать и прекращают профессиональную практику, заключается в том, что они не могут больше терпеть то, что с ними делают преклиры. Одитору попадается один за другим несколько очень трудных преклиров, и внезапно он чувствует, что он не хочет одитировать следующего преклира, что он предпочел бы пойти поиграть в гольф.

Это очень важный фактор, очень важный. Ведь одна из причин, по которой одиторы перестают одитировать и прекращают профессиональную практику, заключается в том, что они не могут больше терпеть то, что с ними делают преклиры. Одитору попадается один за другим несколько очень трудных преклиров, и внезапно он чувствует, что он не хочет одитировать следующего преклира, что он предпочел бы пойти поиграть в гольф.

У всех вас было такое ощущение. У меня было такое ощущение. Бывало, кто-то заходит ко мне в кабинет и говорит: «Рон, тут есть один человек, и он хочет, чтобы ты его проодитировал». Такое бывает довольно часто. А я сижу и вспоминаю последнего преклира, который у меня был. И я говорю: «Я очень занят: я пишу книгу». А мне отвечают: «Но, Рон, организация разорена».

У всех вас было такое ощущение. У меня было такое ощущение. Бывало, кто-то заходит ко мне в кабинет и говорит: «Рон, тут есть один человек, и он хочет, чтобы ты его проодитировал». Такое бывает довольно часто. А я сижу и вспоминаю последнего преклира, который у меня был. И я говорю: «Я очень занят: я пишу книгу». А мне отвечают: «Но, Рон, организация разорена».

Знаете, я никогда не получаю плату за одитинг. Когда речь идет обо мне, платы за одитинг не существует. У меня самая паршивая профессиональная практика в Саентологии. Ужас! Если я одитирую, то это делается в исследовательских целях, а если мне приходится одитировать в организации, то я за это не получаю ни единого пенни. Все деньги похищает организация. Я их никогда не вижу. Мне говорят: «Но, Рон, знаете, знаете, эти новые питьевые фонтанчики... они такие дорогие». – «Да, – говорю я, – но у моего автомобиля шины уже почти не держатся на колесах. Могу я что-то с этим сделать?» И мне отвечают: «Ну да. У нас тут есть еще один преклир».

Знаете, я никогда не получаю плату за одитинг. Когда речь идет обо мне, платы за одитинг не существует. У меня самая паршивая профессиональная практика в Саентологии. Ужас! Если я одитирую, то это делается в исследовательских целях, а если мне приходится одитировать в организации, то я за это не получаю ни единого пенни. Все деньги похищает организация. Я их никогда не вижу. Мне говорят: «Но, Рон, знаете, знаете, эти новые питьевые фонтанчики... они такие дорогие». – «Да, – говорю я, – но у моего автомобиля шины уже почти не держатся на колесах. Могу я что-то с этим сделать?» И мне отвечают: «Ну да. У нас тут есть еще один преклир».

Я одитировал на протяжении многих часов, очень многих. Ха! Ого! Трак времени... трак времени. На сегодняшний день я уже одитировал французов, испанцев, итальянцев, китайцев, африканцев, англичан, мексиканцев, канадцев, гавайцев, японцев... должна быть еще какая-то национальность. Ах да, американцы!

Я одитировал на протяжении многих часов, очень многих. Ха! Ого! Трак времени... трак времени. На сегодняшний день я уже одитировал французов, испанцев, итальянцев, китайцев, африканцев, англичан, мексиканцев, канадцев, гавайцев, японцев... должна быть еще какая-то национальность. Ах да, американцы!

Говорят, что я проодитировал больше людей в расчете... на квадратный метр инграммы, чем любой другой одитор. Может быть, это так, а может быть, и нет, поскольку я не одитирую неделями напролет. Возможно, кто-то меня уже догоняет.

Говорят, что я проодитировал больше людей в расчете... на квадратный метр инграммы, чем любой другой одитор. Может быть, это так, а может быть, и нет, поскольку я не одитирую неделями напролет. Возможно, кто-то меня уже догоняет.

Но недавно я одитировал нескольких человек, и я планировал провести сессию перед поездкой на этот конгресс, чтобы у меня немного лучше получалось работать с мокапами. И я запланировал очень интересную сессию. Я все рассчитал, и я стал работать с преклиром по одной из самых современных процедур. И я одитировал и одитировал преклира, и я подумал: «Это интересно» – и все продолжал и продолжал одитировать преклира. И неожиданно вокруг все начало проясняться, грязь и пыль Лондона стали уходить из моих тэта-восприятии, а я продолжал одитировать преклира, и я подумал: «Ну надо же! Вот это да! Сейчас... – не надо было мне рассказывать вам эту историю... там был нарушен Кодекс одитора... – Сейчас одиннадцать часов вечера, а я даже не устал». Преклир пошел домой, а на следующий день он пришел снова, и я одитировал, одитировал и одитировал его. Около двух часов дня преклир ушел, и я вышел прогуляться.

Но недавно я одитировал нескольких человек, и я планировал провести сессию перед поездкой на этот конгресс, чтобы у меня немного лучше получалось работать с мокапами. И я запланировал очень интересную сессию. Я все рассчитал, и я стал работать с преклиром по одной из самых современных процедур. И я одитировал и одитировал преклира, и я подумал: «Это интересно» – и все продолжал и продолжал одитировать преклира. И неожиданно вокруг все начало проясняться, грязь и пыль Лондона стали уходить из моих тэта-восприятии, а я продолжал одитировать преклира, и я подумал: «Ну надо же! Вот это да! Сейчас... – не надо было мне рассказывать вам эту историю... там был нарушен Кодекс одитора... – Сейчас одиннадцать часов вечера, а я даже не устал». Преклир пошел домой, а на следующий день он пришел снова, и я одитировал, одитировал и одитировал его. Около двух часов дня преклир ушел, и я вышел прогуляться.

Мой рыжик, Диана... она всегда приходит и говорит: «Я хочу пойти в магазин с папой». Она знает, что делает. Она умная девочка. Папа всегда покупает ей сладости. Ей уже почти четыре года. Как бы то ни было... она очень умная... она шла по улице рядом со мной и уже была готова налететь на тележку с фруктами. Знаете, толкотня на английских улицах. Англичане... многие из них носят очки, но я не вполне представляю себе, зачем они это делают, ведь они через них не видят. И двое человек прошли мимо нее: один – с одной стороны, другой – с другой, и от этого она завертелась, как юла. Затем, когда она перестала вертеться (а она почти бежала, чтобы поспевать за мной), она споткнулась и уже была готова налететь на тележку с фруктами. А я был на расстоянии трех метров от нее, и я развернул ее и поставил на тротуар, и мы пошли дальше по улице.

Мой рыжик, Диана... она всегда приходит и говорит: «Я хочу пойти в магазин с папой». Она знает, что делает. Она умная девочка. Папа всегда покупает ей сладости. Ей уже почти четыре года. Как бы то ни было... она очень умная... она шла по улице рядом со мной и уже была готова налететь на тележку с фруктами. Знаете, толкотня на английских улицах. Англичане... многие из них носят очки, но я не вполне представляю себе, зачем они это делают, ведь они через них не видят. И двое человек прошли мимо нее: один – с одной стороны, другой – с другой, и от этого она завертелась, как юла. Затем, когда она перестала вертеться (а она почти бежала, чтобы поспевать за мной), она споткнулась и уже была готова налететь на тележку с фруктами. А я был на расстоянии трех метров от нее, и я развернул ее и поставил на тротуар, и мы пошли дальше по улице.

И вдруг я сказал: «Так, минуточку. Минутку». Она тараторила, как сумасшедшая, и я не мог думать. Я сказал: «В этом что-то есть». И я стал очень внимательно наблюдать за людьми, которые ступали на бордюр, и среди них была одна старушка, которая собиралась ступить на бордюр, но ставила ногу мимо него. Поэтому я взял ее ногу и поставил на бордюр более устойчиво. И я внезапно осознал, что нет ничего трудного в том, чтобы контролировать любое количество тел, если проводить достаточно одитинга.

И вдруг я сказал: «Так, минуточку. Минутку». Она тараторила, как сумасшедшая, и я не мог думать. Я сказал: «В этом что-то есть». И я стал очень внимательно наблюдать за людьми, которые ступали на бордюр, и среди них была одна старушка, которая собиралась ступить на бордюр, но ставила ногу мимо него. Поэтому я взял ее ногу и поставил на бордюр более устойчиво. И я внезапно осознал, что нет ничего трудного в том, чтобы контролировать любое количество тел, если проводить достаточно одитинга.

Так вот, как это ни странно, то, что я вам только что сказал, – это правда. Это правда.

Так вот, как это ни странно, то, что я вам только что сказал, – это правда. Это правда.

Сейчас есть процессы – лучшие процессы, из всех которые могут быть проведены преклиру, они простые, их легко проводить, это лучшие из всех возможных процессов. Есть способы проводить эти процессы. Одиторам, однако, нужно воздерживаться от этого. Но, когда одитор воздерживается от этого, он попадает в очень интересную ситуацию.

Сейчас есть процессы – лучшие процессы, из всех которые могут быть проведены преклиру, они простые, их легко проводить, это лучшие из всех возможных процессов. Есть способы проводить эти процессы. Одиторам, однако, нужно воздерживаться от этого. Но, когда одитор воздерживается от этого, он попадает в очень интересную ситуацию.

Помните, я часто говорил, что при проведении 8-К вы можете контролировать тело преклира, не давая самому преклиру принимать какое бы то ни было участие в сессии? Вы знаете это? Это невероятно. Одитор сидит и говорит: «Подойдите и прикоснитесь к этой стене». Тело преклира подходит и прикасается к стене.

Помните, я часто говорил, что при проведении 8-К вы можете контролировать тело преклира, не давая самому преклиру принимать какое бы то ни было участие в сессии? Вы знаете это? Это невероятно. Одитор сидит и говорит: «Подойдите и прикоснитесь к этой стене». Тело преклира подходит и прикасается к стене.

«Подойдите и прикоснитесь к этой стене». Тело преклира подходит и прикасается к стене.

«Подойдите и прикоснитесь к этой стене». Тело преклира подходит и прикасается к стене.

Вам нужно добавить еще кое-что. Вам нужно добавить к этому процессу еще кое-что, чтобы сделать его хорошим процессом. Вам нужно сказать: «Так, а теперь подойдите и прикоснитесь к этой стене». И вы должны спросить: «Кто прикоснулся к ней? Это вы прикоснулись к ней? Вы уверены, что это вы прикоснулись к стене?» Вам понятно? Вы должны добиться, чтобы человек осознавал это и укреплять это осознание, иначе, если вы очень хорошо умеете делать подобные вещи, вы просто будете водить его тело туда-сюда и оно будет ходить туда-сюда. Очень забавно наблюдать это. Это нечто весьма примечательное!

Вам нужно добавить еще кое-что. Вам нужно добавить к этому процессу еще кое-что, чтобы сделать его хорошим процессом. Вам нужно сказать: «Так, а теперь подойдите и прикоснитесь к этой стене». И вы должны спросить: «Кто прикоснулся к ней? Это вы прикоснулись к ней? Вы уверены, что это вы прикоснулись к стене?» Вам понятно? Вы должны добиться, чтобы человек осознавал это и укреплять это осознание, иначе, если вы очень хорошо умеете делать подобные вещи, вы просто будете водить его тело туда-сюда и оно будет ходить туда-сюда. Очень забавно наблюдать это. Это нечто весьма примечательное!

Я уверен, что у некоторых из вас такое бывало. У нас есть один небольшой процесс, при проведении которого преклир имеет дело с предметом. И мы работали с каким-то предметом, и Смоки сказал: «Тут, должно быть, не обошлось без телепатии или чего-то такого. Преклир сказал, что прежде чем он собрался остановить предмет... Я сказал преклиру остановить этот предмет... но прежде, чем я сказал это, рука преклира остановила его». Я пытался объяснить Смоки, что есть довольно большая вероятность того, что он провел уже достаточно этого процесса, так что ему нужно избегать подобных ситуаций, иначе сессия будет сводиться к тому, что Смоки будет сидеть и управлять телом преклира. Вам нужно добиться, чтобы преклир осознавал, что он управляет своим телом, и тогда преклир почувствует себя лучше.

Я уверен, что у некоторых из вас такое бывало. У нас есть один небольшой процесс, при проведении которого преклир имеет дело с предметом. И мы работали с каким-то предметом, и Смоки сказал: «Тут, должно быть, не обошлось без телепатии или чего-то такого. Преклир сказал, что прежде чем он собрался остановить предмет... Я сказал преклиру остановить этот предмет... но прежде, чем я сказал это, рука преклира остановила его». Я пытался объяснить Смоки, что есть довольно большая вероятность того, что он провел уже достаточно этого процесса, так что ему нужно избегать подобных ситуаций, иначе сессия будет сводиться к тому, что Смоки будет сидеть и управлять телом преклира. Вам нужно добиться, чтобы преклир осознавал, что он управляет своим телом, и тогда преклир почувствует себя лучше.

Это кажется жутким, не так ли? Это кажется скверным. Это кажется наглым вторжением в частную жизнь! Кажется, что это нарушает селф-детерминизм преклира, не так ли? Ну, когда имеешь дело с определенным уровнем кейса, можно задать один каверзный вопрос: какой такой селф-детерминизм? Боюсь, что преклирам, получающим одитинг, придется улучшить свое состояние ради самозащиты!

Это кажется жутким, не так ли? Это кажется скверным. Это кажется наглым вторжением в частную жизнь! Кажется, что это нарушает селф-детерминизм преклира, не так ли? Ну, когда имеешь дело с определенным уровнем кейса, можно задать один каверзный вопрос: какой такой селф-детерминизм? Боюсь, что преклирам, получающим одитинг, придется улучшить свое состояние ради самозащиты!

Можете относиться к этому с недоверием, если хотите. На самом деле все гораздо хуже, только вы мне не поверите. Когда вы начнете брать ноги старушек и ставить их на бордюры, заставлять лошадей идти вбок просто для того, чтобы смутить конного полицейского; когда вы начнете нажимать на тормоза в машинах других водителей и останавливать все движение на боковых улицах, независимо от того, есть ли там знак «Стоп» или нет, просто ради того, чтобы вы могли проехать, – тогда я скажу, что мы камня на камне не оставляем от селф-детерминизма. Пора уже кому-то стать пан-детерминированным!

Можете относиться к этому с недоверием, если хотите. На самом деле все гораздо хуже, только вы мне не поверите. Когда вы начнете брать ноги старушек и ставить их на бордюры, заставлять лошадей идти вбок просто для того, чтобы смутить конного полицейского; когда вы начнете нажимать на тормоза в машинах других водителей и останавливать все движение на боковых улицах, независимо от того, есть ли там знак «Стоп» или нет, просто ради того, чтобы вы могли проехать, – тогда я скажу, что мы камня на камне не оставляем от селф-детерминизма. Пора уже кому-то стать пан-детерминированным!

Знаете, есть история о волках и зайцах. Появляется кто-то, берет несколько зайцев и превращает их в волков. И тогда другим зайцам приходится тоже стать волками. А когда и эти зайцы превращаются в волков, другие зайцы делают то же самое, а затем появляется кто-то и создает сверхволка. И тогда другим волкам, чтобы жить, нужно стать сверхволками. Ужасно, правда? Это было бы ужасно, если бы вы превращали людей в волков, но вы-то этим не занимаетесь!

Знаете, есть история о волках и зайцах. Появляется кто-то, берет несколько зайцев и превращает их в волков. И тогда другим зайцам приходится тоже стать волками. А когда и эти зайцы превращаются в волков, другие зайцы делают то же самое, а затем появляется кто-то и создает сверхволка. И тогда другим волкам, чтобы жить, нужно стать сверхволками. Ужасно, правда? Это было бы ужасно, если бы вы превращали людей в волков, но вы-то этим не занимаетесь!

Я видел, как преклиры начинают скандалить и превращаться в волков, и испытывать чрезвычайно сильное недовольство происходящим... можно было почти что видеть, как ликантропия возникает в виде искр у преклира над ушами, и он уже был готов оскалить зубы и дать волю своим чувствам... так бывало в тот момент, когда у преклиров брали плату за одитинг. На некоторых из них это оказывает определенное рестимулирующее воздействие. Но, конечно, теперь одитору очень легко сделать это. Нужно просто залезть к преклиру в карман и... Нет, все не так плохо.

Я видел, как преклиры начинают скандалить и превращаться в волков, и испытывать чрезвычайно сильное недовольство происходящим... можно было почти что видеть, как ликантропия возникает в виде искр у преклира над ушами, и он уже был готов оскалить зубы и дать волю своим чувствам... так бывало в тот момент, когда у преклиров брали плату за одитинг. На некоторых из них это оказывает определенное рестимулирующее воздействие. Но, конечно, теперь одитору очень легко сделать это. Нужно просто залезть к преклиру в карман и... Нет, все не так плохо.

Знаете, на самом деле есть одна забавная вещь, о которой я должен был рассказать в Англии. Я должен был рассказать там об этом, потому что это нечто невероятное... нечто совершенно невероятное. Вы думаете, что можно ухудшить состояние человека, так? Вы думаете, что можно ухудшить состояние человека, проводя ему одитинг. Мы выяснили одну вещь в 1950 году, и я вижу в этом зале людей, которые подтвердят мои слова. Каким бы скверным ни был одитинг, это было лучше, чем полное отсутствие одитинга!

Знаете, на самом деле есть одна забавная вещь, о которой я должен был рассказать в Англии. Я должен был рассказать там об этом, потому что это нечто невероятное... нечто совершенно невероятное. Вы думаете, что можно ухудшить состояние человека, так? Вы думаете, что можно ухудшить состояние человека, проводя ему одитинг. Мы выяснили одну вещь в 1950 году, и я вижу в этом зале людей, которые подтвердят мои слова. Каким бы скверным ни был одитинг, это было лучше, чем полное отсутствие одитинга!

Однажды я сидел, пытаясь разобраться в этом. И знаете, что я обнаружил? Человек в основе своей хороший. Мне страшно не хочется вам об этом говорить, потому что «хороший» и «плохой» – это просто прилагательные и это всего лишь мыслезаключения, о чем мы часто говорили. Но почему тогда человек согласен двигаться к хорошему, а не к плохому? Я не знаю. Этого я не знаю.

Однажды я сидел, пытаясь разобраться в этом. И знаете, что я обнаружил? Человек в основе своей хороший. Мне страшно не хочется вам об этом говорить, потому что «хороший» и «плохой» – это просто прилагательные и это всего лишь мыслезаключения, о чем мы часто говорили. Но почему тогда человек согласен двигаться к хорошему, а не к плохому? Я не знаю. Этого я не знаю.

Чтобы изменить человека, его нужно сделать лучше. И в этом весь успех Дианетики и Саентологии: они пошли в направлении, противоположном тому, в котором двигалась любая другая придуманная или предложенная кем-либо психотерапия и любое другое течение, имевшее дело с разумом. Это интересно. Мы пошли в прямо противоположном направлении.

Чтобы изменить человека, его нужно сделать лучше. И в этом весь успех Дианетики и Саентологии: они пошли в направлении, противоположном тому, в котором двигалась любая другая придуманная или предложенная кем-либо психотерапия и любое другое течение, имевшее дело с разумом. Это интересно. Мы пошли в прямо противоположном направлении.

Только не пытайтесь сказать мне, что мы должны быть терпимы. Не говорите мне, что я должен проявлять терпимость. Я уже устал проявлять терпимость! Начинать нужно с себя!

Только не пытайтесь сказать мне, что мы должны быть терпимы. Не говорите мне, что я должен проявлять терпимость. Я уже устал проявлять терпимость! Начинать нужно с себя!

Я недавно провел исследование и опубликовал его результаты в БПО. Я уверен, что многие из вас их уже видели. Статья называется «Критика психоанализа».

Я недавно провел исследование и опубликовал его результаты в БПО. Я уверен, что многие из вас их уже видели. Статья называется «Критика психоанализа».

Вы, наверное, подумали, что это было просто проявлением злонамеренности с моей стороны. На самом деле мне нужно было написать эту статью для того, чтобы сообщить одиторам, из-за чего работа с кейсами идет немного не так, как надо, и что представляет собой плохой одитинг. И я обнаружил, что все... по-моему, было около десятка вещей, которые делают психоаналитики. Я получил письмо из Швеции с протестом по поводу этого БПО. Я получил еще одно письмо с протестом из Швейцарии, и еще одно из Австрии, из Вены, и объяснения данного предмета во всех этих письмах были настолько бестолковыми, что их невозможно было понять.

Вы, наверное, подумали, что это было просто проявлением злонамеренности с моей стороны. На самом деле мне нужно было написать эту статью для того, чтобы сообщить одиторам, из-за чего работа с кейсами идет немного не так, как надо, и что представляет собой плохой одитинг. И я обнаружил, что все... по-моему, было около десятка вещей, которые делают психоаналитики. Я получил письмо из Швеции с протестом по поводу этого БПО. Я получил еще одно письмо с протестом из Швейцарии, и еще одно из Австрии, из Вены, и объяснения данного предмета во всех этих письмах были настолько бестолковыми, что их невозможно было понять.

Все критические замечания, которые я получил, невозможно было разобрать, независимо от того, на каком языке они были написаны. Что-то вроде того, что «Фрейд был добрым человеком. И все остальные были добрыми людьми. И сублимация эго – я

Все критические замечания, которые я получил, невозможно было разобрать, независимо от того, на каком языке они были написаны. Что-то вроде того, что «Фрейд был добрым человеком. И все остальные были добрыми людьми. И сублимация эго – я

– это настоящее «я» и это не «я», потому что «я» – это «я» – это ид – это «я» – это настоящее «я»». Там было написано что-то вроде этого. «И у вас нет никакого права критиковать, потому что критиковать, потому что критиковать, потому что критиковать. Искренне ваш». Да уж, вот кто действительно получал психоанализ!

– это настоящее «я» и это не «я», потому что «я» – это «я» – это ид – это «я» – это настоящее «я»». Там было написано что-то вроде этого. «И у вас нет никакого права критиковать, потому что критиковать, потому что критиковать, потому что критиковать. Искренне ваш». Да уж, вот кто действительно получал психоанализ!

Но вы бы сразу подумали, будто я опубликовал все это, чтобы сказать, что психоанализ делает людей больными! Я этого не говорил. Я просто сказал, что такие вещи были нечестными, и что они не дали бы кейсу двигаться вперед, и что из-за них у кейса возникли бы странные ощущения, если бы это делалось в одитинге.

Но вы бы сразу подумали, будто я опубликовал все это, чтобы сказать, что психоанализ делает людей больными! Я этого не говорил. Я просто сказал, что такие вещи были нечестными, и что они не дали бы кейсу двигаться вперед, и что из-за них у кейса возникли бы странные ощущения, если бы это делалось в одитинге.

Но похоже, в разуме есть некий механизм: когда он обнаруживает, что с разумом обращаются плохо, он разрывает связь. Это очень интересно. И это настолько верно, что если исключить хирургическое вмешательство и непосредственную установку инграмм, то так называемая терапия не может причинить разуму существенный ущерб. Все, что она может, – это сделать человека немного более осторожным или заставить его немного больше беспокоиться или расстраиваться. Но если говорить о снижении его КИ и показателей интеллекта, этого она не может.

Но похоже, в разуме есть некий механизм: когда он обнаруживает, что с разумом обращаются плохо, он разрывает связь. Это очень интересно. И это настолько верно, что если исключить хирургическое вмешательство и непосредственную установку инграмм, то так называемая терапия не может причинить разуму существенный ущерб. Все, что она может, – это сделать человека немного более осторожным или заставить его немного больше беспокоиться или расстраиваться. Но если говорить о снижении его КИ и показателей интеллекта, этого она не может.

Было продемонстрировано (я получил эту информацию из очень, очень ненадежного источника – из доклада психоаналитика), что проведение психоанализа на протяжении трех – пяти лет не приводит к ухудшению состояния кейса. Никакого улучшения, но и ухудшения тоже нет.

Было продемонстрировано (я получил эту информацию из очень, очень ненадежного источника – из доклада психоаналитика), что проведение психоанализа на протяжении трех – пяти лет не приводит к ухудшению состояния кейса. Никакого улучшения, но и ухудшения тоже нет.

Мне говорили, что многие люди кончают жизнь самоубийством после психоанализа. Но что интересно, они просто откладывали самоубийство, пока не поняли, что и психоанализ не дает результата. Так что нельзя даже утверждать, что причиной самоубийства был психоанализ.

Мне говорили, что многие люди кончают жизнь самоубийством после психоанализа. Но что интересно, они просто откладывали самоубийство, пока не поняли, что и психоанализ не дает результата. Так что нельзя даже утверждать, что причиной самоубийства был психоанализ.

Если кто-то говорит, что за нами тянется длинная вереница самоубийств, смертей, несчастий и тому подобного, то это пропаганда. Могу вам гарантировать, что если бы у нас было много таких случаев, то я бы об этом узнал.

Если кто-то говорит, что за нами тянется длинная вереница самоубийств, смертей, несчастий и тому подобного, то это пропаганда. Могу вам гарантировать, что если бы у нас было много таких случаев, то я бы об этом узнал.

Проблемы психотерапии были связаны не с плохой терапией, а с отсутствием помощи. Я понятно говорю? Дело не в том, что терапия была ужасно вредной, а в том, что людей обнадеживали, а затем их надежды так и не оправдывались. Надежды совершенно не оправдывались, и надеяться было уже не на что, и иногда люди кончали жизнь самоубийством, гибли и так далее. Но они просто пребывали в ожидании, и кейсы не ухудшались из-за терапии.

Проблемы психотерапии были связаны не с плохой терапией, а с отсутствием помощи. Я понятно говорю? Дело не в том, что терапия была ужасно вредной, а в том, что людей обнадеживали, а затем их надежды так и не оправдывались. Надежды совершенно не оправдывались, и надеяться было уже не на что, и иногда люди кончали жизнь самоубийством, гибли и так далее. Но они просто пребывали в ожидании, и кейсы не ухудшались из-за терапии.

Насколько я смог выяснить, даже высококвалифицированный одитор несколько месяцев назад не смог бы добиться ухудшения в состоянии кейса. Он мог бы поработать над этим. Он мог бы сделать с кейсом странные вещи. Но, знаете, я провел серию экспериментов... в трех разных случаях я провел серию экспериментов, чтобы выяснить, как можно привести человека в паршивое состояние. Добровольцы... они знали, что я мог вытащить их из этого состояния. Мы взялись за дело и попытались наломать дров, но у нас ничего не получилось.

Насколько я смог выяснить, даже высококвалифицированный одитор несколько месяцев назад не смог бы добиться ухудшения в состоянии кейса. Он мог бы поработать над этим. Он мог бы сделать с кейсом странные вещи. Но, знаете, я провел серию экспериментов... в трех разных случаях я провел серию экспериментов, чтобы выяснить, как можно привести человека в паршивое состояние. Добровольцы... они знали, что я мог вытащить их из этого состояния. Мы взялись за дело и попытались наломать дров, но у нас ничего не получилось.

Что ж, скажу я вам, некоторые их этих экспериментов были весьма жестокими. Некоторые из них были слишком жестокими, чтобы... ха, о-го-го! Человек делал тест на КИ. Затем он садился на кушетку. Его возвращали в рождение, проходили инцидент наполовину, обесценивали, высказывали оценки, рестимулировали. А затем он садился в кресло вот сюда, делал тест на КИ и результат был лучше!

Что ж, скажу я вам, некоторые их этих экспериментов были весьма жестокими. Некоторые из них были слишком жестокими, чтобы... ха, о-го-го! Человек делал тест на КИ. Затем он садился на кушетку. Его возвращали в рождение, проходили инцидент наполовину, обесценивали, высказывали оценки, рестимулировали. А затем он садился в кресло вот сюда, делал тест на КИ и результат был лучше!

Вы можете сказать, что в той комнате было хорошее намерение и он среагировал на него, но нет, его намерение было, чтобы его состояние ухудшилось. В конце концов мы обнаружили, что мы улучшали его обладание, интеллект и результаты тестов именно таким образом. Мы рестимулировали инграммы, и это делало человека умнее.

Вы можете сказать, что в той комнате было хорошее намерение и он среагировал на него, но нет, его намерение было, чтобы его состояние ухудшилось. В конце концов мы обнаружили, что мы улучшали его обладание, интеллект и результаты тестов именно таким образом. Мы рестимулировали инграммы, и это делало человека умнее.

Это факт. Вы встаете перед классом. Рассказываете им все о рождении, о пренатальных инцидентах, прошлом траке и обо всем остальном, и вы думаете, что у слушателей просто ум зайдет за разум. Что ж, время от времени вам будет попадаться кто-то, кто играет в такую игру: у него ум заходит за разум. Понимаете, человек жил такой жизнью и до этого. Входит мама, стирает пыль со стола. «О, ты меня убила».

Это факт. Вы встаете перед классом. Рассказываете им все о рождении, о пренатальных инцидентах, прошлом траке и обо всем остальном, и вы думаете, что у слушателей просто ум зайдет за разум. Что ж, время от времени вам будет попадаться кто-то, кто играет в такую игру: у него ум заходит за разум. Понимаете, человек жил такой жизнью и до этого. Входит мама, стирает пыль со стола. «О, ты меня убила».

Он был в школе, учитель стер мел с доски – и парень говорит: «Мм, мм, мм, мм». Одитор заходит в комнату – и слышит:

Он был в школе, учитель стер мел с доски – и парень говорит: «Мм, мм, мм, мм». Одитор заходит в комнату – и слышит:

• Ты нарушил кодекс. Одитор спрашивает:

• Ты нарушил кодекс. Одитор спрашивает:

Вы стоите перед этим человеком и читаете ему лекцию об инграммах электронного типа, и он говорит: «Мм, мм, мм, мм, мм» – то же самое. Иными словами, можно исходить из того, что этот человек будет говорить «Мм, мм, мм, мм». Ну и что?

Вы стоите перед этим человеком и читаете ему лекцию об инграммах электронного типа, и он говорит: «Мм, мм, мм, мм, мм» – то же самое. Иными словами, можно исходить из того, что этот человек будет говорить «Мм, мм, мм, мм». Ну и что?

Мы провели другую серию экспериментов. Мы хотели выяснить, насколько плохой была работа инструкторов. Это было в Финиксе. Некоторые из присутствующих участвовали в этом.

Мы провели другую серию экспериментов. Мы хотели выяснить, насколько плохой была работа инструкторов. Это было в Финиксе. Некоторые из присутствующих участвовали в этом.

Мы не делали практически ничего с целым ППК, кроме как учили. Провели немного группового процессинга – совершенно ничтожное количество, – а затем просто учили. Учили всему подряд, я читал лекции обо всем подряд, что только приходило мне в голову. И в конце у всех в этой группе состояние было лучше, и эта группа была более успешной, чем те группы, которые занимались одитингом.

Мы не делали практически ничего с целым ППК, кроме как учили. Провели немного группового процессинга – совершенно ничтожное количество, – а затем просто учили. Учили всему подряд, я читал лекции обо всем подряд, что только приходило мне в голову. И в конце у всех в этой группе состояние было лучше, и эта группа была более успешной, чем те группы, которые занимались одитингом.

Так что мы стали действовать дальше, чтобы выяснить насколько это плохо – рестимулировать людей с помощью саентологических данных. Мы начали заниматься этим в открытую: двадцать минут одитировали человека, затем двадцать минут высказывали ему свои оценки, затем одитировали еще двадцать минут, а затем еще двадцать минут высказывали ему свои оценки. Мы делали это с преклирами-добровольцами. Они хотели умереть. Они очень старались, но у них не получалось. Им стало лучше! Им действительно стало лучше.

Так что мы стали действовать дальше, чтобы выяснить насколько это плохо – рестимулировать людей с помощью саентологических данных. Мы начали заниматься этим в открытую: двадцать минут одитировали человека, затем двадцать минут высказывали ему свои оценки, затем одитировали еще двадцать минут, а затем еще двадцать минут высказывали ему свои оценки. Мы делали это с преклирами-добровольцами. Они хотели умереть. Они очень старались, но у них не получалось. Им стало лучше! Им действительно стало лучше.

Конечно, оценивание не приносит такого уж большого вреда, если оно не сопровождается большим количеством противоречия... то есть обесценивания. Но мы действительно сообщали людям разные вещи.

Конечно, оценивание не приносит такого уж большого вреда, если оно не сопровождается большим количеством противоречия... то есть обесценивания. Но мы действительно сообщали людям разные вещи.

Так вот, мы брали человека и давали ему какую-нибудь книгу вроде «Что одитировать». Знаете, названием этой книги... настоящим названием теперь должно быть «Что не надо одитировать». Но... о нет, извиняюсь, я только что вспомнил одну вещь. Когда-то эта книга называлась «Что одитировать», затем – «Что не надо одитировать», и теперь она называется «Что одитировать». Да, в конце концов книга стала называться так, как надо.

Так вот, мы брали человека и давали ему какую-нибудь книгу вроде «Что одитировать». Знаете, названием этой книги... настоящим названием теперь должно быть «Что не надо одитировать». Но... о нет, извиняюсь, я только что вспомнил одну вещь. Когда-то эта книга называлась «Что одитировать», затем – «Что не надо одитировать», и теперь она называется «Что одитировать». Да, в конце концов книга стала называться так, как надо.

Как бы то ни было, человек начинает читать эту книгу, знаете: «Ого, «Подбрасыватель», «Прыгун», «Моллюск»». Человек говорит: «О-о-о, какая у меня ужасная соматика. О-о-о, ох, я... О, я где-то застрял».

Как бы то ни было, человек начинает читать эту книгу, знаете: «Ого, «Подбрасыватель», «Прыгун», «Моллюск»». Человек говорит: «О-о-о, какая у меня ужасная соматика. О-о-о, ох, я... О, я где-то застрял».

К сожалению, застрявший, он умнее и у него результаты тестов лучше, чем у не застрявшего. Мы ему дали почитать книгу... преклиру, то есть добровольцу, мы дали почитать книгу «Что одитировать». Таких людей было четверо или пятеро, и они не знали о том, что они были участниками эксперимента, и им сказали: «О-о, лучше бы ты этого не читал. Понимаешь, в этот раз Рон зашел слишком далеко. Он зашел слишком далеко. Он хочет, чтобы ты прочитал это поздно вечером, не поужинав».

К сожалению, застрявший, он умнее и у него результаты тестов лучше, чем у не застрявшего. Мы ему дали почитать книгу... преклиру, то есть добровольцу, мы дали почитать книгу «Что одитировать». Таких людей было четверо или пятеро, и они не знали о том, что они были участниками эксперимента, и им сказали: «О-о, лучше бы ты этого не читал. Понимаешь, в этот раз Рон зашел слишком далеко. Он зашел слишком далеко. Он хочет, чтобы ты прочитал это поздно вечером, не поужинав».

На этот раз мы зашли слишком далеко, и человеку сказали, что потом он будет высказывать мне протесты, так что он был ужасно обеспокоен. Таким образом, было сделано практически все, что можно, чтобы заставить человека максимально участвовать в эксперименте. Знаете: «Ты вызвался быть добровольцем. Дело плохо. Дорога назад закрыта. Человечество, понимаешь ли, и все такое».

На этот раз мы зашли слишком далеко, и человеку сказали, что потом он будет высказывать мне протесты, так что он был ужасно обеспокоен. Таким образом, было сделано практически все, что можно, чтобы заставить человека максимально участвовать в эксперименте. Знаете: «Ты вызвался быть добровольцем. Дело плохо. Дорога назад закрыта. Человечество, понимаешь ли, и все такое».

И вот человек читал книгу, рестимулировался, сильно расстраивался, делал повторный тест – и результаты были лучше, чем в предыдущем тесте. Не знаю, что делать с этими людьми? В сущности, человек, конечно же, действует на основе постулата, что Саентология улучшает состояние людей, и в результате начинает чувствовать себя лучше. Я думаю, он не умеет делать ничего другого!

И вот человек читал книгу, рестимулировался, сильно расстраивался, делал повторный тест – и результаты были лучше, чем в предыдущем тесте. Не знаю, что делать с этими людьми? В сущности, человек, конечно же, действует на основе постулата, что Саентология улучшает состояние людей, и в результате начинает чувствовать себя лучше. Я думаю, он не умеет делать ничего другого!

Однако, что интересно, разум сам жмет на тормоза. Можно чувствовать запах горелой резины. Когда разум чувствует, что дело плохо, что тот, кто с ним работает, некомпетентен, разум жмет на тормоза, рестимулируется, вытаскивает себя из всего этого, остервенело сопротивляется одитору, а тот настаивает на продолжении, запихивает его обратно. Но у одитора ничего не получается, вот и все. В одитинге должно быть АРО, иначе никакого одитинга не будет. Вы все это знаете. Когда нет АРО, одитинга не бывает. Не может быть одитинга под дулом пистолета.

Однако, что интересно, разум сам жмет на тормоза. Можно чувствовать запах горелой резины. Когда разум чувствует, что дело плохо, что тот, кто с ним работает, некомпетентен, разум жмет на тормоза, рестимулируется, вытаскивает себя из всего этого, остервенело сопротивляется одитору, а тот настаивает на продолжении, запихивает его обратно. Но у одитора ничего не получается, вот и все. В одитинге должно быть АРО, иначе никакого одитинга не будет. Вы все это знаете. Когда нет АРО, одитинга не бывает. Не может быть одитинга под дулом пистолета.

Ну хорошо. На основании множества экспериментов мы пришли к выводу, что, когда людям сообщают саентологические данные, это их не аберрирует. Нам нужно было убедиться в этом. Иногда – до того как у нас появились ознакомительные курсы – у нас бывали случаи плохого одитинга на курсе НСА.

Ну хорошо. На основании множества экспериментов мы пришли к выводу, что, когда людям сообщают саентологические данные, это их не аберрирует. Нам нужно было убедиться в этом. Иногда – до того как у нас появились ознакомительные курсы – у нас бывали случаи плохого одитинга на курсе НСА.

Так вот, я знаю, что это позор, и мне очень неприятно об этом говорить, но я должен сделать это, потому что многие из присутствующих получали просто отвратительный одитинг на курсе НСА. Это так?

Так вот, я знаю, что это позор, и мне очень неприятно об этом говорить, но я должен сделать это, потому что многие из присутствующих получали просто отвратительный одитинг на курсе НСА. Это так?

Иногда одитинг был очень плохим. Знаете, в конце концов мы поняли, что при современном обучении... что одиторы, которых обучали так, как это делается сейчас, не знают, насколько плохим может быть одитинг. Без учебного одитинга одитор ничему не научится. Но в современном учебном одитинге, который проводится после обучения, вероятность плохого одитинга, несомненно, была сведена к минимуму, если не к нулю.

Иногда одитинг был очень плохим. Знаете, в конце концов мы поняли, что при современном обучении... что одиторы, которых обучали так, как это делается сейчас, не знают, насколько плохим может быть одитинг. Без учебного одитинга одитор ничему не научится. Но в современном учебном одитинге, который проводится после обучения, вероятность плохого одитинга, несомненно, была сведена к минимуму, если не к нулю.

Но в те времена, когда у нас изредка бывали случаи действительно плохого одитинга, приходил кто-то и проводил... о, я не знаю... немного того, немного сего и немного чего-то еще, и говорил преклиру о том, что он делает, и преклир сильно расстраивался, и нам приходилось выслушивать те или иные протесты.

Но в те времена, когда у нас изредка бывали случаи действительно плохого одитинга, приходил кто-то и проводил... о, я не знаю... немного того, немного сего и немного чего-то еще, и говорил преклиру о том, что он делает, и преклир сильно расстраивался, и нам приходилось выслушивать те или иные протесты.

И мы тестировали студентов. И когда графики тестов опускались, нам нужно было знать ответ на вопрос: опускаются ли они из-за данных, которые давали человеку, или из-за одитинга, который он получал? Ухудшившийся график – страшное дело, просто ужас. График опускается от того уровня, на который он был поднят с помощью Саентологии, и, как мы выяснили, достижений, приобретенных благодаря саентологическому одитингу, можно лишиться, получив еще саентологический одитинг, но жизнедеятельность на протяжении двух или трех лет не ухудшает результаты. Это очень странно.

И мы тестировали студентов. И когда графики тестов опускались, нам нужно было знать ответ на вопрос: опускаются ли они из-за данных, которые давали человеку, или из-за одитинга, который он получал? Ухудшившийся график – страшное дело, просто ужас. График опускается от того уровня, на который он был поднят с помощью Саентологии, и, как мы выяснили, достижений, приобретенных благодаря саентологическому одитингу, можно лишиться, получив еще саентологический одитинг, но жизнедеятельность на протяжении двух или трех лет не ухудшает результаты. Это очень странно.

Только саентологический одитинг может свести на нет результаты саентологического одитинга, но даже саентологический одитинг не в силах привести кейс в еще худшее состояние, чем оно было, когда вы увидели человека в первый раз. Я не знаю... я просто даю вам данные. Они не обязательно должны быть логичными. Это факты.

Только саентологический одитинг может свести на нет результаты саентологического одитинга, но даже саентологический одитинг не в силах привести кейс в еще худшее состояние, чем оно было, когда вы увидели человека в первый раз. Я не знаю... я просто даю вам данные. Они не обязательно должны быть логичными. Это факты.

Иными словами, мы начинаем работать с кейсом, когда его график находится вот здесь внизу, мы одитируем его, и график поднимается вот сюда. И наш преклир... сейчас он проходит обучение, и он делает тест на КИ в середине обучения, и его график находится здесь. Иными словами, он находится выше своего первоначального уровня лишь вот настолько. Он был здесь. Иными словами, он потерял часть своих саентологических достижений. Вот что он теряет.

Иными словами, мы начинаем работать с кейсом, когда его график находится вот здесь внизу, мы одитируем его, и график поднимается вот сюда. И наш преклир... сейчас он проходит обучение, и он делает тест на КИ в середине обучения, и его график находится здесь. Иными словами, он находится выше своего первоначального уровня лишь вот настолько. Он был здесь. Иными словами, он потерял часть своих саентологических достижений. Вот что он теряет.

И мы выяснили, что невозможно понизить график человека, предоставляя ему какие бы то ни было саентологические данные. Учите его, чему хотите. Вы можете сказать... конечно, не следует обучать публику таким вещам, если мы хотим, чтобы эти люди остались у нас на курсе, предоставляемом для группы, но, допустим, вы сказали:

И мы выяснили, что невозможно понизить график человека, предоставляя ему какие бы то ни было саентологические данные. Учите его, чему хотите. Вы можете сказать... конечно, не следует обучать публику таким вещам, если мы хотим, чтобы эти люди остались у нас на курсе, предоставляемом для группы, но, допустим, вы сказали:

«Ну, я не знаю. Вы жили и раньше. И доказательством служит то, что вы, вероятно, в любой момент можете, закрыв глаза, увидеть перед собой свое последнее тело, после того как оно умерло».

«Ну, я не знаю. Вы жили и раньше. И доказательством служит то, что вы, вероятно, в любой момент можете, закрыв глаза, увидеть перед собой свое последнее тело, после того как оно умерло».

И человек отвечает: «Ой, а ведь это правда! О, какая ужасная смерть. Знаете, инструктор, это была ужасная смерть».

И человек отвечает: «Ой, а ведь это правда! О, какая ужасная смерть. Знаете, инструктор, это была ужасная смерть».

Неважно, чему вы их учите. Это не имеет значения. Потому что всякая аберрация – это незнание... это состояние незнания, и все, что человек узнает о себе, все, что он узнает о траке, всякое истинное данное о жизни поднимает его по шкале! И поскольку у него есть механизм, благодаря которому, человек знает, что такое ложь, он не верит лжи.

Неважно, чему вы их учите. Это не имеет значения. Потому что всякая аберрация – это незнание... это состояние незнания, и все, что человек узнает о себе, все, что он узнает о траке, всякое истинное данное о жизни поднимает его по шкале! И поскольку у него есть механизм, благодаря которому, человек знает, что такое ложь, он не верит лжи.

Он может опуститься по шкале, из-за того что он слишком долго играл в слишком много игр... и тогда они становятся ему неизвестны. Вот как низко человек может опуститься по шкале, и он в самом деле опускается по шкале на протяжении длительного времени под воздействием ужасного насилия.

Он может опуститься по шкале, из-за того что он слишком долго играл в слишком много игр... и тогда они становятся ему неизвестны. Вот как низко человек может опуститься по шкале, и он в самом деле опускается по шкале на протяжении длительного времени под воздействием ужасного насилия.

Однако я не думаю, что вы смогли бы писать о тех вещах, которые, как я обнаружил, действительно оказывают угнетающее воздействие в жизни. Вы не встречали на этой планете ничего столь же ужасного.

Однако я не думаю, что вы смогли бы писать о тех вещах, которые, как я обнаружил, действительно оказывают угнетающее воздействие в жизни. Вы не встречали на этой планете ничего столь же ужасного.

На прошлом траке преклира есть такие мощные штуки, что все эти мелкие игры, в которые человек играл последние две-три тысячи лет (за исключением некоторых великолепных игр в Древнем Риме, которые были весьма занятными), не аберрируют. И вы рассказываете человеку что-то о его прошлом траке, и человек притягивает картинку тут и картинку там и говорит: «Оппа! Погляди-ка на эту картинку ракеты». Бум! «У меня соматика». На самом деле он чувствует себя лучше, когда, по крайней мере, знает, что вероятно, это с ним происходило, чем когда не знает об этом вовсе! Как вам это нравится? Кошмар, не правда ли?

На прошлом траке преклира есть такие мощные штуки, что все эти мелкие игры, в которые человек играл последние две-три тысячи лет (за исключением некоторых великолепных игр в Древнем Риме, которые были весьма занятными), не аберрируют. И вы рассказываете человеку что-то о его прошлом траке, и человек притягивает картинку тут и картинку там и говорит: «Оппа! Погляди-ка на эту картинку ракеты». Бум! «У меня соматика». На самом деле он чувствует себя лучше, когда, по крайней мере, знает, что вероятно, это с ним происходило, чем когда не знает об этом вовсе! Как вам это нравится? Кошмар, не правда ли?

Так вот, ужасное насилие, пытки, увечья и... он теряет целую планету и 18000 лет падает через пространство, а следующие 10000 лет его заставляют штукатурить одну и ту же стену. В центральном управлении в баке хранится кусочек его плоти, и если он покинет эту стену, то все, что нужно будет сделать, – это вонзить иглу в этот кусочек плоти, и человек скажет: «Ай» – и явится обратно. Это было суровое испытание. Знаете, эти безобидные штучки с полного трака были суровым испытанием.

Так вот, ужасное насилие, пытки, увечья и... он теряет целую планету и 18000 лет падает через пространство, а следующие 10000 лет его заставляют штукатурить одну и ту же стену. В центральном управлении в баке хранится кусочек его плоти, и если он покинет эту стену, то все, что нужно будет сделать, – это вонзить иглу в этот кусочек плоти, и человек скажет: «Ай» – и явится обратно. Это было суровое испытание. Знаете, эти безобидные штучки с полного трака были суровым испытанием.

Но именно таким было прошлое вашего преклира, и дело не в том, что «когда я был маленьким... когда я был маленьким, одна девочка постарше... она сказала мне одно нехорошее слово – вот почему я сумасшедший». Ой ли?

Но именно таким было прошлое вашего преклира, и дело не в том, что «когда я был маленьким... когда я был маленьким, одна девочка постарше... она сказала мне одно нехорошее слово – вот почему я сумасшедший». Ой ли?

Таким образом, все, что он узнает о самом себе или о жизни и что, как он знает, является истинным, что, как он чувствует, является истинным, – все это приводит к тому, что он начинает чувствовать себя лучше.

Таким образом, все, что он узнает о самом себе или о жизни и что, как он знает, является истинным, что, как он чувствует, является истинным, – все это приводит к тому, что он начинает чувствовать себя лучше.

Человек, подвергаясь в своей жизни бог знает какому насилию, чувствует себя хуже, но требуются многие столетия, чтобы опустить его по шкале. Вот что мы обнаружили. Это очень важно. Действительно ли психоанализ... вы хотите сказать, что сидеть на кушетке и лгать... то есть лежать на кушетке... что это кого-то аберрирует? Нет. Нет. Это не так.

Человек, подвергаясь в своей жизни бог знает какому насилию, чувствует себя хуже, но требуются многие столетия, чтобы опустить его по шкале. Вот что мы обнаружили. Это очень важно. Действительно ли психоанализ... вы хотите сказать, что сидеть на кушетке и лгать... то есть лежать на кушетке... что это кого-то аберрирует? Нет. Нет. Это не так.

Я даже не знаю, вредит ли тэтану то, что у него вырезают лобные доли мозга. Однажды к нам пришел человек, у которого не было лобных долей, и мы поодитировали его некоторое время. И он забыл о том, что у него нет лобных долей, и был ничуть не хуже других. Такова истина. Мы сделали это прямо здесь, в НЦХ, в Вашингтоне. Одна из причин, по которой мы постоянно терпим неудачу в работе с психотиками, заключается в том, что мы не работаем с психотиками, это не наш профиль. У нас нет всего необходимого для такой работы, а другие люди при этом продолжают делать им уколы. Знаете, человека берут, накачивают наркотиками, проводят ему шоковую терапию или что-то вроде этого, а затем снова отправляют к одитору. И одитор говорит: «Что это с ним такое?»

Я даже не знаю, вредит ли тэтану то, что у него вырезают лобные доли мозга. Однажды к нам пришел человек, у которого не было лобных долей, и мы поодитировали его некоторое время. И он забыл о том, что у него нет лобных долей, и был ничуть не хуже других. Такова истина. Мы сделали это прямо здесь, в НЦХ, в Вашингтоне. Одна из причин, по которой мы постоянно терпим неудачу в работе с психотиками, заключается в том, что мы не работаем с психотиками, это не наш профиль. У нас нет всего необходимого для такой работы, а другие люди при этом продолжают делать им уколы. Знаете, человека берут, накачивают наркотиками, проводят ему шоковую терапию или что-то вроде этого, а затем снова отправляют к одитору. И одитор говорит: «Что это с ним такое?»

«О, я не знаю. Он просто...» – и так далее. Одитор выясняет, что человек побывал в восемнадцати сумасшедших домах. Одитор этого не знал. Он не может защитить себя. Одитор не имеет никакой возможности полностью обезопаситься от психотиков, которых ему навязывают, чтобы он их одитировал. Это не его профиль. Он не должен этим заниматься! И тем не менее нет закона, который защитил бы человека... нет закона, в котором было бы сказано что-то вроде: «Является противозаконным приходить и требовать обучения или духовного наставления, когда на самом деле тебе нужна психотерапия». Такого закона нет. В законе все наоборот. Но этот закон нас не интересует, мы думаем, что это чушь.

«О, я не знаю. Он просто...» – и так далее. Одитор выясняет, что человек побывал в восемнадцати сумасшедших домах. Одитор этого не знал. Он не может защитить себя. Одитор не имеет никакой возможности полностью обезопаситься от психотиков, которых ему навязывают, чтобы он их одитировал. Это не его профиль. Он не должен этим заниматься! И тем не менее нет закона, который защитил бы человека... нет закона, в котором было бы сказано что-то вроде: «Является противозаконным приходить и требовать обучения или духовного наставления, когда на самом деле тебе нужна психотерапия». Такого закона нет. В законе все наоборот. Но этот закон нас не интересует, мы думаем, что это чушь.

Каждый психиатр... я не пытаюсь опорочить психиатров. Я знаю, вы не любите, когда я ругаю психиатров. Я это знаю. Да, я это знаю. Вы не любите, когда я ругаю психиатров. Вы считаете, что это ниже моего достоинства, и я хочу поблагодарить вас за это. (аплодисменты)

Каждый психиатр... я не пытаюсь опорочить психиатров. Я знаю, вы не любите, когда я ругаю психиатров. Я это знаю. Да, я это знаю. Вы не любите, когда я ругаю психиатров. Вы считаете, что это ниже моего достоинства, и я хочу поблагодарить вас за это. (аплодисменты)

Но мы занимаемся этим по той причине, что это существует и это часть жизни, я имею в виду эту мелкую игру под названием «Уничтожь их». Это часть жизни. И если бы мы были настолько слабоумны, что нам казалось бы, будто мы должны избегать этой части жизни и еще вот той части жизни, то жизнь тут же сказала бы: «Они избегают меня. Вссссссссрпп» – и мы все стали бы психиатрами, а я не хочу, чтобы с вами это случилось. Так что нам приходится их немного ругать.

Но мы занимаемся этим по той причине, что это существует и это часть жизни, я имею в виду эту мелкую игру под названием «Уничтожь их». Это часть жизни. И если бы мы были настолько слабоумны, что нам казалось бы, будто мы должны избегать этой части жизни и еще вот той части жизни, то жизнь тут же сказала бы: «Они избегают меня. Вссссссссрпп» – и мы все стали бы психиатрами, а я не хочу, чтобы с вами это случилось. Так что нам приходится их немного ругать.

Но то, что мы обнаружили, очень и очень интересно, это странная иллюстрация к одной фразе из книги «Дианетика: современная наука душевного здоровья», очень странная иллюстрация. Эта фраза – «Человек в основе своей хороший». Чтобы ухудшить состояние человека, требуется такое огромное насилие над ним, что я думаю, коммунистам, участвовавшим в войне в Корее, не известно ни одного метода, с помощью которого можно было бы уменьшить КИ или ухудшить подлинные способности человека.

Но то, что мы обнаружили, очень и очень интересно, это странная иллюстрация к одной фразе из книги «Дианетика: современная наука душевного здоровья», очень странная иллюстрация. Эта фраза – «Человек в основе своей хороший». Чтобы ухудшить состояние человека, требуется такое огромное насилие над ним, что я думаю, коммунистам, участвовавшим в войне в Корее, не известно ни одного метода, с помощью которого можно было бы уменьшить КИ или ухудшить подлинные способности человека.

Так вот, вы слышали о промывании мозгов. Недавно мне удалось получить всю информацию, содержащуюся в книге, которая была написана Павловым для Сталина и до сих пор не покидала стен Кремля. У меня есть эта книга. Я пытался кратко изложить ее содержание в доступной форме, потому что это интересная книга. В ней говорится об исследованиях, проведенных одним человеком. Я не могу писать так плохо! Просто не могу. Вы думаете я шучу. Я не могу переписать эту книгу. Не могу кратко изложить ее содержание. Я внезапно начинаю дополнять ее недостающей информацией. Нет, это так. Вы бы сделали то же самое! То же самое!

Так вот, вы слышали о промывании мозгов. Недавно мне удалось получить всю информацию, содержащуюся в книге, которая была написана Павловым для Сталина и до сих пор не покидала стен Кремля. У меня есть эта книга. Я пытался кратко изложить ее содержание в доступной форме, потому что это интересная книга. В ней говорится об исследованиях, проведенных одним человеком. Я не могу писать так плохо! Просто не могу. Вы думаете я шучу. Я не могу переписать эту книгу. Не могу кратко изложить ее содержание. Я внезапно начинаю дополнять ее недостающей информацией. Нет, это так. Вы бы сделали то же самое! То же самое!

Объем ваших познаний о разуме настолько превышает то, что знал этот человек, что вы бы начали писать и вы бы сказали: «О, да он упустил вот это. На самом деле это должно быть вот так. И потом...» Я где-то четыре раза пытался кратко изложить содержание этой книги и выделить основные положения, на которые Павлов опирался в своей работе, поскольку я думал, что это может быть интересно людям. Я брал книгу в руки, и затем снова бросал ее на дальний конец стола. У меня не получается. В один прекрасный день я поубавлю свое самомнение и снова возьмусь за перо.

Объем ваших познаний о разуме настолько превышает то, что знал этот человек, что вы бы начали писать и вы бы сказали: «О, да он упустил вот это. На самом деле это должно быть вот так. И потом...» Я где-то четыре раза пытался кратко изложить содержание этой книги и выделить основные положения, на которые Павлов опирался в своей работе, поскольку я думал, что это может быть интересно людям. Я брал книгу в руки, и затем снова бросал ее на дальний конец стола. У меня не получается. В один прекрасный день я поубавлю свое самомнение и снова возьмусь за перо.

Но это правда. Кстати сказать, эта книга упомянута в... по-моему, автора зовут Эдвард Хантер... в его книге, посвященной промыванию мозгов, которая сейчас продается здесь, в Соединенных Штатах. И это удивительная книга. В ней 400 страниц, и в ней говорится о том, как все эти эксперименты Павлова с собаками можно применить к людям для получения определенного результата, – вот что содержится в этой книге.

Но это правда. Кстати сказать, эта книга упомянута в... по-моему, автора зовут Эдвард Хантер... в его книге, посвященной промыванию мозгов, которая сейчас продается здесь, в Соединенных Штатах. И это удивительная книга. В ней 400 страниц, и в ней говорится о том, как все эти эксперименты Павлова с собаками можно применить к людям для получения определенного результата, – вот что содержится в этой книге.

Эта книга оставалась в Кремле. Павлову не разрешалось покидать Кремль, пока он ее писал, и впоследствии он в той или иной степени находился под арестом, но он не осознавал этого до конца своей жизни. И эту книгу стали использовать в процессах над шпионами... нет, не в процессах над шпионами, а в процессах над деятелями коммунистической партии. Помните, в тридцатые годы весь мир был внезапно потрясен тем, как все эти российские лидеры стали признаваться во всем на свете? Ну я не знаю, признавались они или нет. Впоследствии никто ни в чем не признавался подобным образом... или из-за применения тех же материалов. И никто не делал этого во время войны в Корее.

Эта книга оставалась в Кремле. Павлову не разрешалось покидать Кремль, пока он ее писал, и впоследствии он в той или иной степени находился под арестом, но он не осознавал этого до конца своей жизни. И эту книгу стали использовать в процессах над шпионами... нет, не в процессах над шпионами, а в процессах над деятелями коммунистической партии. Помните, в тридцатые годы весь мир был внезапно потрясен тем, как все эти российские лидеры стали признаваться во всем на свете? Ну я не знаю, признавались они или нет. Впоследствии никто ни в чем не признавался подобным образом... или из-за применения тех же материалов. И никто не делал этого во время войны в Корее.

По этому поводу у меня есть собственные выводы... я хотел написать небольшую книгу под названием... техническую книгу по промыванию мозгов, и единственная причина, по которой я хотел сделать это, заключалась в том, что оно неэффективно. Промывание мозгов неэффективно. Я повторю. Оно неэффективно. Оно не дает результата.

По этому поводу у меня есть собственные выводы... я хотел написать небольшую книгу под названием... техническую книгу по промыванию мозгов, и единственная причина, по которой я хотел сделать это, заключалась в том, что оно неэффективно. Промывание мозгов неэффективно. Я повторю. Оно неэффективно. Оно не дает результата.

По всей видимости, некоторый небольшой процент людей можно свести с ума, просто чихнув на них, но эти люди уже сумасшедшие. И применительно к этим людям промывание мозгов дает результат. Но этот процент столь мал, что результат вряд ли оправдывает затраченные усилия.

По всей видимости, некоторый небольшой процент людей можно свести с ума, просто чихнув на них, но эти люди уже сумасшедшие. И применительно к этим людям промывание мозгов дает результат. Но этот процент столь мал, что результат вряд ли оправдывает затраченные усилия.

Количество человеко-часов, необходимое для промывания мозгов одному человеку, приблизительно в два раза превышает количество часов, которое уходило на работу с дианетическим преклиром в 1950 году! Две-три тысячи.

Количество человеко-часов, необходимое для промывания мозгов одному человеку, приблизительно в два раза превышает количество часов, которое уходило на работу с дианетическим преклиром в 1950 году! Две-три тысячи.

Так из-за чего мы все так боимся того, что называют промыванием мозгов? Это надувательство, чистой воды надувательство. Коммунисты никому не могут промыть мозги, если только человеку уже не были промыты мозги. Они не могут сделать этого, потому что не знают, как это делается.

Так из-за чего мы все так боимся того, что называют промыванием мозгов? Это надувательство, чистой воды надувательство. Коммунисты никому не могут промыть мозги, если только человеку уже не были промыты мозги. Они не могут сделать этого, потому что не знают, как это делается.

Вы можете усомниться в этом, поскольку вы очень много слышали об ужасах промывания мозгов. Вы слышали об этом даже от меня, и вы слышали об этом и от других людей, но мне нужно было взять и посмотреть на это как следует. И раз уж я сделал это, я вполне могу сказать вам о том, что я приподнял завесу тайны, заглянул за нее и обнаружил нечто... я думаю, гораздо опаснее класть маленькие петарды себе в рот и поджигать их. Вероятно, это гораздо опаснее, чем подвергаться промыванию мозгов.

Вы можете усомниться в этом, поскольку вы очень много слышали об ужасах промывания мозгов. Вы слышали об этом даже от меня, и вы слышали об этом и от других людей, но мне нужно было взять и посмотреть на это как следует. И раз уж я сделал это, я вполне могу сказать вам о том, что я приподнял завесу тайны, заглянул за нее и обнаружил нечто... я думаю, гораздо опаснее класть маленькие петарды себе в рот и поджигать их. Вероятно, это гораздо опаснее, чем подвергаться промыванию мозгов.

Они так плохо сделали свое дело, они так мало знают о разуме, что, когда это видит саентолог, у него возникает желание сказать: «Нет! Нет! Нам нужно показать им, как это делается!»

Они так плохо сделали свое дело, они так мало знают о разуме, что, когда это видит саентолог, у него возникает желание сказать: «Нет! Нет! Нам нужно показать им, как это делается!»

Промывание мозгов. Книга, которую я собирался написать, была кратким обзором данных о реальном воздействии, которое оказывало на кейсы промывание мозгов. Понимаете, я знал многих, кто побывал в плену у японцев. В конце войны я опрашивал довольно многих военнопленных, возвращавшихся из японских концлагерей. Я опрашивал этих людей и записывал их рассказы о том, что они пережили. Они не подвергались промыванию мозгов. Они просто голодали. Японцы с ними ничего не делали. И их состояние было хуже, чем у военнопленных, которых подвергали промыванию мозгов в Корее! И нам говорят о промывании мозгов!

Промывание мозгов. Книга, которую я собирался написать, была кратким обзором данных о реальном воздействии, которое оказывало на кейсы промывание мозгов. Понимаете, я знал многих, кто побывал в плену у японцев. В конце войны я опрашивал довольно многих военнопленных, возвращавшихся из японских концлагерей. Я опрашивал этих людей и записывал их рассказы о том, что они пережили. Они не подвергались промыванию мозгов. Они просто голодали. Японцы с ними ничего не делали. И их состояние было хуже, чем у военнопленных, которых подвергали промыванию мозгов в Корее! И нам говорят о промывании мозгов!

Это один из инструментов пропаганды. Вот и все, что оно собой представляет. Нам говорят: «У нас есть ужасное оружие, называемое «промывание мозгов». И мы промоем мозги всем на свете». Ну, если бы они могли, то это было бы очень опасно. Но знаете ли вы, что в этом помещении нет практически ни одного человека, которому промывание мозгов нанесло бы непоправимый ущерб – если не считать вреда от голода и насилия. Иными словами, если вы поместите человека в тюрьму для военнопленных и будете его плохо кормить на протяжении двух-трех лет, то в конце концов он придет в неважное состояние, не так ли?

Это один из инструментов пропаганды. Вот и все, что оно собой представляет. Нам говорят: «У нас есть ужасное оружие, называемое «промывание мозгов». И мы промоем мозги всем на свете». Ну, если бы они могли, то это было бы очень опасно. Но знаете ли вы, что в этом помещении нет практически ни одного человека, которому промывание мозгов нанесло бы непоправимый ущерб – если не считать вреда от голода и насилия. Иными словами, если вы поместите человека в тюрьму для военнопленных и будете его плохо кормить на протяжении двух-трех лет, то в конце концов он придет в неважное состояние, не так ли?

Именно в этом заключалось воздействие промывания мозгов. И ни в чем больше. Если бы я сам не знал многих их тех, кто побывал в японском плену, не видел их, не разговаривал с ними, не опрашивал и не составлял официальных отчетов, я бы тоже был шокирован промыванием мозгов. Но не забывайте о том, что тем, кто попал в плен к японцам не промывали мозги, их просто держали в тяжелых условиях заключения как военнопленных, им давали очень мало еды, очень мало давали отдыхать и оказывали не так уж много медицинской помощи на протяжении нескольких лет. Это суровое испытание. Но состояние тех, кто побывал в плену у японцев, было хуже, чем тех, кто был в плену у китайских коммунистов и подвергался промыванию мозгов в течение двух лет! Тут есть о чем подумать, не так ли?

Именно в этом заключалось воздействие промывания мозгов. И ни в чем больше. Если бы я сам не знал многих их тех, кто побывал в японском плену, не видел их, не разговаривал с ними, не опрашивал и не составлял официальных отчетов, я бы тоже был шокирован промыванием мозгов. Но не забывайте о том, что тем, кто попал в плен к японцам не промывали мозги, их просто держали в тяжелых условиях заключения как военнопленных, им давали очень мало еды, очень мало давали отдыхать и оказывали не так уж много медицинской помощи на протяжении нескольких лет. Это суровое испытание. Но состояние тех, кто побывал в плену у японцев, было хуже, чем тех, кто был в плену у китайских коммунистов и подвергался промыванию мозгов в течение двух лет! Тут есть о чем подумать, не так ли?

О, они старались. И все, чего им удалось добиться, – это устроить хорошую игру, которая помогла развеять тоску, связанную с пребыванием в тюрьме!

О, они старались. И все, чего им удалось добиться, – это устроить хорошую игру, которая помогла развеять тоску, связанную с пребыванием в тюрьме!

Павлов говорит о том, как свести с ума собаку. Хотел бы я пожать лапу той собаке, которую свели бы с ума методы, изложенные в его книге.

Павлов говорит о том, как свести с ума собаку. Хотел бы я пожать лапу той собаке, которую свели бы с ума методы, изложенные в его книге.

Все эти ученые эксперименты, когда мы постепенно превращаем круг в квадрат, а квадрат – в круг и при этом бьем в гонг, и – дзинь-дзинь – звоним в колокола, и кормим собаку, и бьем собаку... Тьфу!

Все эти ученые эксперименты, когда мы постепенно превращаем круг в квадрат, а квадрат – в круг и при этом бьем в гонг, и – дзинь-дзинь – звоним в колокола, и кормим собаку, и бьем собаку... Тьфу!

Когда-то у меня был маламут. Очень здоровый пес. Единственное, что он мог принять в качестве подтверждения, – это удары поленом промеж ушей. Моя мама, которая была очень маленького роста, бывало, брала палку или цепь и била, била, била этого маламута, чтобы он перестал гоняться за коровами. И пес говорил: «Х-х, х-х, х-х, х-х, х-х, х-х». Он говорил: «Я тебя тоже люблю!»

Когда-то у меня был маламут. Очень здоровый пес. Единственное, что он мог принять в качестве подтверждения, – это удары поленом промеж ушей. Моя мама, которая была очень маленького роста, бывало, брала палку или цепь и била, била, била этого маламута, чтобы он перестал гоняться за коровами. И пес говорил: «Х-х, х-х, х-х, х-х, х-х, х-х». Он говорил: «Я тебя тоже люблю!»

Бывало, я возвращался домой после некоторого отсутствия. Это был очень свирепый пес. Он был наполовину маламут, наполовину шпиц, очень суровый пес. Он знал только одно: если вы сажали его на поводок и он чувствовал эту «упряжь» на своей груди, он начинал тянуть! И вы шли за ним, хотели вы того или нет. И он видел, как я подхожу к дому, и выбегал из ворот. Я отсутствовал месяц, два или три. И он выбегал из ворот, оскалив все свои клыки. И я ждал, пока он подбежит ко мне, хватал его за складки кожи с обоих сторон его рта и, используя его инерцию, швырял его где-то вот на такое расстояние. И он приземлялся, пролетев почти восемь метров – бум! Затем он вставал и говорил: «А, это ты, Рон. Как дела?» Пес был наполовину русским! И Павлов говорит, что если его немного подержать без еды, то он сойдет с ума.

Бывало, я возвращался домой после некоторого отсутствия. Это был очень свирепый пес. Он был наполовину маламут, наполовину шпиц, очень суровый пес. Он знал только одно: если вы сажали его на поводок и он чувствовал эту «упряжь» на своей груди, он начинал тянуть! И вы шли за ним, хотели вы того или нет. И он видел, как я подхожу к дому, и выбегал из ворот. Я отсутствовал месяц, два или три. И он выбегал из ворот, оскалив все свои клыки. И я ждал, пока он подбежит ко мне, хватал его за складки кожи с обоих сторон его рта и, используя его инерцию, швырял его где-то вот на такое расстояние. И он приземлялся, пролетев почти восемь метров – бум! Затем он вставал и говорил: «А, это ты, Рон. Как дела?» Пес был наполовину русским! И Павлов говорит, что если его немного подержать без еды, то он сойдет с ума.

Это неправда. Это неправда, что то крохотное количество насилия, о котором говорилось в имеющихся документах, могло бы хоть что-то сделать с кем бы то ни было. Был создан миф, в сердцах людей был посеян страх, что с их разумом могут что-то сделать люди, которые не знают, как это делать, и у которых в любом случае нет технологии для работы с разумом! И этот миф раздули до таких масштабов, что министерство обороны США и даже американская морская пехота – а это удивительно, ведь там у людей есть здравый смысл, – были готовы промыть мозги некоторым из своих людей, чтобы защитить их от промывания мозгов. С таким же успехом можно защищать человека от внезапного взлета с Земли и полета на Луну. Этого все равно не случится. Так зачем защищать его от этого?

Это неправда. Это неправда, что то крохотное количество насилия, о котором говорилось в имеющихся документах, могло бы хоть что-то сделать с кем бы то ни было. Был создан миф, в сердцах людей был посеян страх, что с их разумом могут что-то сделать люди, которые не знают, как это делать, и у которых в любом случае нет технологии для работы с разумом! И этот миф раздули до таких масштабов, что министерство обороны США и даже американская морская пехота – а это удивительно, ведь там у людей есть здравый смысл, – были готовы промыть мозги некоторым из своих людей, чтобы защитить их от промывания мозгов. С таким же успехом можно защищать человека от внезапного взлета с Земли и полета на Луну. Этого все равно не случится. Так зачем защищать его от этого?

Не было такой области знания – это все, что я пытаюсь вам сказать! Русские этого не знают: нет такой области знания, как промывание мозгов. Я ознакомился с их материалами и с тем, что они делали с людьми. Я внимательно изучил эти материалы. Я изучил лучшие из имеющихся материалов, которых в Соединенных Штатах просто нет. И такой области знания у русских нет, и они не промывали мозги людям, но они хотели напугать всех до смерти этим промыванием мозгов.

Не было такой области знания – это все, что я пытаюсь вам сказать! Русские этого не знают: нет такой области знания, как промывание мозгов. Я ознакомился с их материалами и с тем, что они делали с людьми. Я внимательно изучил эти материалы. Я изучил лучшие из имеющихся материалов, которых в Соединенных Штатах просто нет. И такой области знания у русских нет, и они не промывали мозги людям, но они хотели напугать всех до смерти этим промыванием мозгов.

В результате им удалось добиться одного, и это нечто ужасное. Нечто поистине катастрофическое: они заставили нас думать о промывании мозгов.

В результате им удалось добиться одного, и это нечто ужасное. Нечто поистине катастрофическое: они заставили нас думать о промывании мозгов.

Однажды, давным-давно, была такая страна – Россия, Российская империя. Думаю, когда-нибудь кто-то, возможно, так и скажет: «Однажды, давным-давно, была такая страна – Россия».

Однажды, давным-давно, была такая страна – Россия, Российская империя. Думаю, когда-нибудь кто-то, возможно, так и скажет: «Однажды, давным-давно, была такая страна – Россия».

Обладая почти безграничными возможностями изучения полного трака, включая возможность исследования каждого момента и события на полном траке на протяжении 76 триллионов лет – а это очень большой объем данных для изучения, – мы стали искать настоящее промывание мозгов, исходя из того, что, раз оно пугает людей, где-то на траке оно действительно должно было иметь место.

Обладая почти безграничными возможностями изучения полного трака, включая возможность исследования каждого момента и события на полном траке на протяжении 76 триллионов лет – а это очень большой объем данных для изучения, – мы стали искать настоящее промывание мозгов, исходя из того, что, раз оно пугает людей, где-то на траке оно действительно должно было иметь место.

Еслижеонодействительноимеломесто,должныбылисохраниться свидетельства этого. И они сохранились. Оно имело место, и есть свидетельства. Миллиарды лет назад было известно, как это делать. Единственное, чего могут добиться те, кто занимается промыванием мозгов сейчас, – рестимуляции этого, но тогда человек, которому промывают мозги, будет больше знать об этом и станет умнее.

Еслижеонодействительноимеломесто,должныбылисохраниться свидетельства этого. И они сохранились. Оно имело место, и есть свидетельства. Миллиарды лет назад было известно, как это делать. Единственное, чего могут добиться те, кто занимается промыванием мозгов сейчас, – рестимуляции этого, но тогда человек, которому промывают мозги, будет больше знать об этом и станет умнее.

Что я думаю по поводу факсимиле «Один»? Факсимиле «Один» – это ерунда. Это такой легкий инцидент, что я никак не пойму, как кто-либо мог позволить себе быть аберрированным из-за него. Ему, наверное, не хватало проблем!

Что я думаю по поводу факсимиле «Один»? Факсимиле «Один» – это ерунда. Это такой легкий инцидент, что я никак не пойму, как кто-либо мог позволить себе быть аберрированным из-за него. Ему, наверное, не хватало проблем!

Нет, методы промывания мозгов существуют, и их можно было бы применить прямо сейчас. Можно как следует промыть мозги человеку за двадцать секунд, и НЦХ потребовался бы час на то, чтобы избавить человека от этого воздействия. Мы могли бы заставить его полностью «отключиться», добились бы полной амнезии, а затем привели бы в себя, и он бы хорошо выглядел.

Нет, методы промывания мозгов существуют, и их можно было бы применить прямо сейчас. Можно как следует промыть мозги человеку за двадцать секунд, и НЦХ потребовался бы час на то, чтобы избавить человека от этого воздействия. Мы могли бы заставить его полностью «отключиться», добились бы полной амнезии, а затем привели бы в себя, и он бы хорошо выглядел.

Иными словами, русские кое-чего добились: они заставили нас думать.

Иными словами, русские кое-чего добились: они заставили нас думать.

Промывание мозгов возможно, но в России не знают, как это делать.

Промывание мозгов возможно, но в России не знают, как это делать.

Существуют свидетельства того, что на полном траке проводилось промывание мозгов, но единственный, кто может понять что-либо с этим связанное или что-то с этим сделать, – это саентолог, а я никогда не встречал саентолога, настолько глупого, чтобы он стал промывать мозги кому бы то ни было.

Существуют свидетельства того, что на полном траке проводилось промывание мозгов, но единственный, кто может понять что-либо с этим связанное или что-то с этим сделать, – это саентолог, а я никогда не встречал саентолога, настолько глупого, чтобы он стал промывать мозги кому бы то ни было.

Все, что делают психиатры, проводя психиатрическое лечение, – это драматизируют более поздние методы промывания мозгов. Это у них плохо получается, так как это просто драматизация, а не лечение. Я говорю это специально, чтобы не показаться злонамеренным. Я имею в виду, что это технический факт, ведь, как только вы приводите психиатра в вэйланс пациента, он сходит с ума, бум! О чем хорошо известно в сумасшедших домах. Но вся эта область знания – промывание мозгов – слишком сложна или слишком проста, чтобы ее кто-то мог понять. Для этого нужно было бы знать все об инграммах. Нужно было бы знать все об электронных явлениях, связанных с телом, и нужно было бы обладать способностью внезапно и очень быстро сгруппировать весь трак, чтобы там уже ничего нельзя было разобрать. Вы понимаете?

Все, что делают психиатры, проводя психиатрическое лечение, – это драматизируют более поздние методы промывания мозгов. Это у них плохо получается, так как это просто драматизация, а не лечение. Я говорю это специально, чтобы не показаться злонамеренным. Я имею в виду, что это технический факт, ведь, как только вы приводите психиатра в вэйланс пациента, он сходит с ума, бум! О чем хорошо известно в сумасшедших домах. Но вся эта область знания – промывание мозгов – слишком сложна или слишком проста, чтобы ее кто-то мог понять. Для этого нужно было бы знать все об инграммах. Нужно было бы знать все об электронных явлениях, связанных с телом, и нужно было бы обладать способностью внезапно и очень быстро сгруппировать весь трак, чтобы там уже ничего нельзя было разобрать. Вы понимаете?

Но потом, конечно же, пришел бы одитор, провел процесс «Перед и после» – а это и есть тот процесс, который исправляет такие вещи, – и трак снова пришел бы в порядок. Зачем промывать кому-то мозги? Возможно, ему пошло бы на пользу... ему бы это немного повредило бы, поскольку внезапное потрясение, вероятно, расстроило бы его. Но ему пошло бы на пользу пребывание в компании одитора в течение одного или двух часов.

Но потом, конечно же, пришел бы одитор, провел процесс «Перед и после» – а это и есть тот процесс, который исправляет такие вещи, – и трак снова пришел бы в порядок. Зачем промывать кому-то мозги? Возможно, ему пошло бы на пользу... ему бы это немного повредило бы, поскольку внезапное потрясение, вероятно, расстроило бы его. Но ему пошло бы на пользу пребывание в компании одитора в течение одного или двух часов.

Я скажу вам кое-что ужасное. Все сводится к одному факту. Это чудовищный факт, и нам придется посмотреть ему в лицо. Почти невозможно ухудшить состояние разума! И почти что угодно, если это делается искренне, улучшает состояние разума. Но, если говорить о терапии, единственное доступное направление – это вверх.

Я скажу вам кое-что ужасное. Все сводится к одному факту. Это чудовищный факт, и нам придется посмотреть ему в лицо. Почти невозможно ухудшить состояние разума! И почти что угодно, если это делается искренне, улучшает состояние разума. Но, если говорить о терапии, единственное доступное направление – это вверх.

Иными словами, невозможно ухудшить состояние человека с помощью некоторого насилия. Потребовались бы тысячи лет, множество факсимиле «Один», много электронных инцидентов, много потерь и... о, я не знаю, человека два или три раза свергла с престола собственная мать, когда он был императором, и его заточили в темницу, когда он был узурпатором. Там должна быть драма, драма, драма, драма, игры, игры, игры, игры. Такого в комнате одитинга у вас не будет. У вас будет множество игр в комнате одитинга, но там не будет игр на несколько миллионов лет.

Иными словами, невозможно ухудшить состояние человека с помощью некоторого насилия. Потребовались бы тысячи лет, множество факсимиле «Один», много электронных инцидентов, много потерь и... о, я не знаю, человека два или три раза свергла с престола собственная мать, когда он был императором, и его заточили в темницу, когда он был узурпатором. Там должна быть драма, драма, драма, драма, игры, игры, игры, игры. Такого в комнате одитинга у вас не будет. У вас будет множество игр в комнате одитинга, но там не будет игр на несколько миллионов лет.

И когда вы в конце концов со всем этим покончите, он будет помнить это, у него будет весь этот огромный опыт и он будет гораздо умнее, чем когда он начал играть во все эти игры. Так что же он потерял? Мы-то здесь.

И когда вы в конце концов со всем этим покончите, он будет помнить это, у него будет весь этот огромный опыт и он будет гораздо умнее, чем когда он начал играть во все эти игры. Так что же он потерял? Мы-то здесь.

Причина, по которой френология так и не смогла изменить КИ ни у одного человека, заключается в том, что френологи не могли его ухудшить. КИ не ухудшается! Если бы они хоть раз попытались улучшить чей-нибудь КИ, они бы обнаружили, что нет ничего проще. Отсюда можно сделать вывод, в каком направлении они двигались. Драматизация игр. Такого рода вещи представляют собой драматизацию, понимаете? Это не наука, это драматизация научной деятельности.

Причина, по которой френология так и не смогла изменить КИ ни у одного человека, заключается в том, что френологи не могли его ухудшить. КИ не ухудшается! Если бы они хоть раз попытались улучшить чей-нибудь КИ, они бы обнаружили, что нет ничего проще. Отсюда можно сделать вывод, в каком направлении они двигались. Драматизация игр. Такого рода вещи представляют собой драматизацию, понимаете? Это не наука, это драматизация научной деятельности.

Итак, очень трудно ухудшить чье-либо состояние. Очень легко его улучшить. Все, что вам нужно сделать, – это изменить человека. Изменять кого-то – значит изменять его в направлении хорошего, в направлении лучшего, и тогда он будет меняться. Попытайтесь изменить его в направлении плохого – и он не будет меняться.

Итак, очень трудно ухудшить чье-либо состояние. Очень легко его улучшить. Все, что вам нужно сделать, – это изменить человека. Изменять кого-то – значит изменять его в направлении хорошего, в направлении лучшего, и тогда он будет меняться. Попытайтесь изменить его в направлении плохого – и он не будет меняться.

Так вот, это ужасно, и мне очень жаль, мне очень жаль, если это опровергает эту любимую сказку, которую мы рассказывали раньше про такую юную, хорошенькую, невинную шестнадцатилетнюю девушку, которая куда-то идет, выпивает свою первую рюмку, встречает парня, тот ее соблазняет, ломает ее жизнь и так далее, и из-за этого у нее все неприятности. Мне очень жаль, если это разрушает данный миф. Ведь как же она этого хотела! Вам понятно?

Так вот, это ужасно, и мне очень жаль, мне очень жаль, если это опровергает эту любимую сказку, которую мы рассказывали раньше про такую юную, хорошенькую, невинную шестнадцатилетнюю девушку, которая куда-то идет, выпивает свою первую рюмку, встречает парня, тот ее соблазняет, ломает ее жизнь и так далее, и из-за этого у нее все неприятности. Мне очень жаль, если это разрушает данный миф. Ведь как же она этого хотела! Вам понятно?

Улучшить состояние человека – это так просто, так невероятно просто, а ухудшить его – это так трудно. Направление, в котором следует идти, – к улучшению, к хорошему. А поскольку это проще, потребовался бы незамысловатый человек вроде меня, чтобы хотя бы попытаться двигаться в этом направлении, и то потому, что он, вероятно, был бы слишком глуп или слишком ленив, чтобы двигаться в другом направлении, и именно поэтому мы победили.

Улучшить состояние человека – это так просто, так невероятно просто, а ухудшить его – это так трудно. Направление, в котором следует идти, – к улучшению, к хорошему. А поскольку это проще, потребовался бы незамысловатый человек вроде меня, чтобы хотя бы попытаться двигаться в этом направлении, и то потому, что он, вероятно, был бы слишком глуп или слишком ленив, чтобы двигаться в другом направлении, и именно поэтому мы победили.

Все это промывание мозгов – самая крупная мистификация современности. Мне очень жаль, что мне приходится говорить вам об этом, ведь посмотрите, какую увлекательную игру мы создали. Я бы не стал говорить об этом нашему правительству.

Все это промывание мозгов – самая крупная мистификация современности. Мне очень жаль, что мне приходится говорить вам об этом, ведь посмотрите, какую увлекательную игру мы создали. Я бы не стал говорить об этом нашему правительству.

«Промывание мозгов, о-о!»

«Промывание мозгов, о-о!»

Правительство нельзя лишать такой игры. Для промывания мозгов понадобились бы мы, и, к сожалению, мы смогли бы устранить его последствия. Но в чем тогда его важность? Невозможно угрожать человеку болезнью, которую мгновенно можно вылечить. Любопытно, что если человеку действительно как следует сделать промывание мозгов, о котором я говорю, то он, вероятно, почувствует себя лучше.

Правительство нельзя лишать такой игры. Для промывания мозгов понадобились бы мы, и, к сожалению, мы смогли бы устранить его последствия. Но в чем тогда его важность? Невозможно угрожать человеку болезнью, которую мгновенно можно вылечить. Любопытно, что если человеку действительно как следует сделать промывание мозгов, о котором я говорю, то он, вероятно, почувствует себя лучше.

Вы погружаете его в полную амнезию – это промывание мозгов. И у него не будет жены, о которой надо переживать, не будет разных игр, о которых надо беспокоиться, ему не о чем будет беспокоиться, и он выйдет на улицу и скажет: «Вот это да! Какой чудесный мир. Интересно, где я взял это тело? Тут написано, что меня зовут Джо. Довольно... довольно странный способ появляться на свет, но вот он я. Интересно, будут ли меня учить заново?» Я хочу сказать, что произошло бы что-то вроде этого. У него была бы полная амнезия, вот и все.

Вы погружаете его в полную амнезию – это промывание мозгов. И у него не будет жены, о которой надо переживать, не будет разных игр, о которых надо беспокоиться, ему не о чем будет беспокоиться, и он выйдет на улицу и скажет: «Вот это да! Какой чудесный мир. Интересно, где я взял это тело? Тут написано, что меня зовут Джо. Довольно... довольно странный способ появляться на свет, но вот он я. Интересно, будут ли меня учить заново?» Я хочу сказать, что произошло бы что-то вроде этого. У него была бы полная амнезия, вот и все.

Потом он попал бы к саентологу, и тот заставил бы его вытащить хотя бы одну маленькую картинку того, что было до этого случая, и маленькую картинку того, что было после, картинку до и картинку после, картинку до и картинку после и картинки... вссссс-уп! И человек сказал бы: «О черт! Она же брюзжит не переставая!»

Потом он попал бы к саентологу, и тот заставил бы его вытащить хотя бы одну маленькую картинку того, что было до этого случая, и маленькую картинку того, что было после, картинку до и картинку после, картинку до и картинку после и картинки... вссссс-уп! И человек сказал бы: «О черт! Она же брюзжит не переставая!»

Я скажу вам, что является серьезным. Я скажу вам, что является серьезным, – это не иметь игры вообще. Это серьезно – когда вообще нечего делать, нет ни цели, ни направления действия. Когда приходится сидеть со всеми своими аберрациями, ничего не делая! Иными словами, то состояние, в котором сейчас находится человечество и из которого мы весьма успешно пытаемся его вытащить.

Я скажу вам, что является серьезным. Я скажу вам, что является серьезным, – это не иметь игры вообще. Это серьезно – когда вообще нечего делать, нет ни цели, ни направления действия. Когда приходится сидеть со всеми своими аберрациями, ничего не делая! Иными словами, то состояние, в котором сейчас находится человечество и из которого мы весьма успешно пытаемся его вытащить.

Спасибо.

Спасибо.